Положа руку на сердце, надо заметить, что не каждый день с людьми случаются такие передряги. Да, так бывает, когда один «хищник» видя свою победу на охоте, уже сжимая свою добычу, неожиданно становится добычей сам. Уже в чужой пасти он догадывается, что сам был целью чужого, заранее запланированного мероприятия.

Арон Карлович очень не глупый человек, будучи азартен, при этом в погоне за нужным и интересующем по работе, он знал, где и когда вовремя остановиться. Азарт — не значит тяга к игре, как таковой. Это качество для него было нечто большим. Он наслаждался «хождением по краю» рисков, а владея отточенным знанием на практике, а не в теории, психологии, обходил и опасные места, ни разу не попавшись в расставленные ловушки.

Исключением было только одно слабое место, о котором он знал и помнил прекрасно — женщины! При них он терялся, конечно, если в топке похоти возгорался огонь, разгоняя непреодолимую тягу. В нем моментально умирал рациональный человек, утягивая за собой и расчетливость, и прозорливость.

Однажды он нашел выход, как с этим бороться и иногда действительно избегал проблем, но и здесь не бывает одинаковости. С того дня он сразу предлагал акт «купли-продажи», и как не странно, не считался ни хамом, ни наглецом. Женщинам нравился такой подход, продолжавшийся ухаживаниями и заканчивающийся мирным расставанием, когда никто никому ничего не оставался должным.

Такого «камушка», о который споткнулся его ботинок, как Мария, ему еще не попадалось. Он умел признавать поражение и восторгаться талантами своих победителей, тем более, если терял то, на что не рассчитывал. Конечно, он бывал зол, вне себя — убеждал свою гордыню, что если только эта женщина попадется, он растопчет ее.

Сегодня же он не сомневался в том, что судьба сведет их еще не раз…

По характеру он был и отзывчив и открыт, как не странно, жадность не была его отличительным качеством. Держава охотно помогал: далеко не только своим соотечественникам, как принято думать о евреях. Скорее, это был человек, совсем не имеющий привязанностей к своему гордому народу, хотя иногда и гордился своей принадлежностью к нему.

Мы помним рассказ, некоторое бахвальство не очень выдающимися или честными поступками дедушки, но это была тень внутреннего убеждения, позволявшая поступать с людьми так же, как они поступают с другими.

Не то чтобы он был верующим, скорее имел правила, частично совпадавшие с законами религиозными, но он чтил их — почти никогда не переступал в свое время очерченных для себя границ нравственности. Мало того, Арон был добр! Это качество губило многие начинания, связанные с его соплеменниками иностранцами. Он в состоянии был отказаться от больших барышей, когда видел на пути их добычи необходимость прибегнуть ко злу. Хотя поступки, задевающие своей аморальностью и безнравственностью случались в его жизни особенно тогда, когда он не видел в них ничего плохого.

«В самом деле…», — рассуждал он. «Что может быть плохого в обмане, если он не принесет обманутому человеку ни убытка, ни беды?».

Современный человек, может спокойно кивнуть головой в знак своего согласия, совершенно не понимая, что ложь сама по себе и есть зло, прежде всего действующая против самого лжеца, хотя не явственно и не сразу…

Итак, мужчины, двигаясь навстречу друг другу, думали об одном и том же человеке. Эта женщина «зацепила» их обоих, но каждого по-своему.

Вспоминая о заключенном триумвиратом (пусть и устном) договоре Арон и Андрей ждали появления третьего участника.

Мы не станем размышлять о мистике, о связующихся не зависимо от самих людей, мыслях, не о зарождающихся помимо нас надеждах, но по большому секрету намекнем читателю — она тоже прониклась к каждому из них. Эта женщина была полна романтических переживаний, но всегда умела вовремя остановиться.

После каждого такого раза «Мармеладка», как звала ее мама в детстве, а по-настоящему Мариам Ренатовна Салех, хотя ничего соответствующего в ее внешности не угадывалось, девушка чувствовала тянущуюся за ней ненависть от обманутых похотливых мужчин. В этот раз, подобный шлейф отсутствовал, мало того она прекрасно представляла, что скажи она о желании просто лечь спать, оба эти человека и переживать бы не стали о своей неудаче.

Украденный перстень стал последствием нерешительности. Странно представить, но нерешительность эта была связана с возможностью возврата в эту компанию. Зная себя и взяв украшение, она предвидела, что захочет вернуться, поскольку интерес к этим людям и к их, теперь ставшей общей затее не утихал — тянул.

Вчера Арон рассказал ей, после ухода Андрея, и о городе и даже о примерном месте, правда, хитрец прекрасно понимал, что без него, все равно ничего не найти.

Главное — она поняла, что рассказанное чистейшая правда!

Справедливости ради, общую картину этой женщины необходимо добавить, чтобы понять, каким образом она встала на этот не совсем достойный путь.

Отец ее в советское время известный ученый востоковед пообещал своему другу, спасшему ему когда-то жизнь, в случае если у них родятся разнополые дети, то они обязательно породнятся. Так и вышло, хотя оба забыли о данной клятве. Пока случайно мальчик и девочка не повстречались.

Семья Мариам жила и уже давно в третьем или четвертом поколении в Москве, она не знала своего родного языка и национальных особенностей. Мама ее была русской женщиной: в детстве даже крестила ребенка с согласия отца. Сам же Ренат Салех был не верующим, но старался уважать религиозные воззрения своей супруги, которую любил больше жизни.

Семья же Рустема — сына друга Рената, проживала все время на исторической родине и с великим рвением предавалась религии предков.

Вы скажете, что разницы, если люди любят друг друга, нет. Я же вынужден констатировать, что, к превеликому сожалению, это далеко не всегда так!

Свадьба состоялась, когда девушке не исполнилось еще и восемнадцати, сразу по возвращении ее нареченного после службы в армии. Пока молодые жили в Москве, счастье не покидало их дом. Но настал момент, когда с неохотой молодоженам пришлось переезжать на родину Рустема.

Очень быстро православная девушка, а она привыкла посещать храм постоянно и беспрепятственно, начала ощущать давление со стороны родственников. Конечно, оно было и на мужа. Надо отдать ему должное он защищал ее, не давал в обиду, и был так же предан и внимателен. Но время в течении своем уступает «капающим» мгновениям, и чем тяжелее становится человеку, тем медленнее оно идет.

Постепенно Рустем стал ограничивать свободу Мариам, ему перестали нравиться свободолюбие и открытость жены. Становясь грубее, началом чему была ревновность из-за не скрываемых взглядов других мужчин, открыто любовавшихся чужой женой, считая ее доступной без хитжаба, он искал, на что опереться, чтобы заставить её соблюдать обычаи предков.

Выход нашелся сам собой и стал камнем преткновения, перекрывшим не только реку взаимопонимания, но и поток прежде бывшего бурного чувства. Молва расходилась, подобно нечестивому запаху, что не нравилось многочисленным родственникам. Они уже сами начали делать ей замечания, которым муж не противился…

Многое старалась претерпеть молодая супруга, но когда Ренат поднял на нее руку, а произошло это в присутствии многочисленных гостей, которые одобрили этот поступок, Мариам решила закончить свои мучения, расторгнув брак.

Это оказалось не простым занятием. Как только она посмела объявить о своем желании, солнце исчезло на ее горизонте, а ее место заняла совсем молоденькая девушка. С ней тоже не получилось наладить отношений, да и о каких отношениях могла идти речь, когда для православного человека эта ситуация имела жесткое и четкое определение. Выход оставался один…

Через неделю «чужая жена» предстала пред отцом. Несколько родственников ее мужа, уже несколько дней находились в столице. Предвидя возможный скандал, они сумели настроить его против дочери, что окончилось требованием вернуться к исполнению своих обязанностей.

Защиты искать больше было не у кого, мама, к тому времени упокоилась, и девушка вынуждена была подчиниться, к тому же стало понятно — эти могут увезти и силой.

На обратном пути, не доезжая до границы Российской Федерации, она соблазнила, конечно, не доведя соблазн до конца, родного брата Рената — Ильяса, заперлась с ним в купе, предварительно обобрав до нитки всех его родственников, сопровождавших жертву… Они думали, что жертву, на деле попав сами в ее капкан, опозорившись на весь род.

Настойчивый молодой человек на остановке, пытаясь получить обещанное, получил удар, чем-то тяжелым по голове и очнулся, когда от разъяренной Мариам и след простыл. С тех пор она, вот уже несколько лет жила, как одинокая рысь, не останавливаясь надолго ни в одном городе, продолжая, начатое тогда в поезде. Может, не верится, но полученное высшее образование в тогдашнем ВУЗе имени Патриса Лумумбы дало ей не только само образование, но многочисленные связи — на сегодняшний день рассыпавшиеся по Европе, Африке и Южной Америке.

К встрече с Ароном и Андреем ее волновали только два вопроса. Как можно скорее накопить необходимую сумму, которую она определила в сто тысяч, и в какую же страну податься? Ей осталось не так много, в ее распоряжении, конечно, на счетах иностранного банка, обретались 88000 условных единиц. В среднем, это еще полгода работы, но девушка была на пределе, предчувствуя надвигающуюся грозу. К тому же она не часто выходила на охотничью тропу, предпочитая не спеша, заранее все подготовить и продумать.

Теперь читатель может понять, с какими чувствами и надеждами она, лежа на диване в очередной, снятой на два месяце квартире, разглядывала ароновский перстень. «Чужая жена» получила бы от его продажи сумму в разы превышающую не достающую.

Но ей надоел расчет, дисциплина, зато нравилась предложенного предприятия, причем совершенно не имеющего и доли риска. Напротив, эта интрижка могла выглядеть, по крайней мере, из глубины комнаты очень заманчивой и приятной. К тому ей понравился Андрей. Что-то было в нем, не столько притягивающее или соблазняющее, а надежное и родное.

Не важно, каким образом эти чувства в ней зародились, да каковы причины их появления. Важно, что ей не встречался еще ни один мужик, так отважно отказавшийся от нее, одновременно проникшийся уважением и очевидным желанием помочь. Тому, с ее точки зрения, могла быть только причина — он почувствовал женскую душу и разглядел мучительные переживания, обуявшие сердце одинокого и совершенно беззащитного существа.

Ее тянуло к ним! К старику она относилась, как к отцу, которого считала предателем, по отношению к себе, а Светищев… — она хотела быть с ним, совершенно не думая о последствиях.

***

Теперь мы знаем достаточно об этой троице, понимаем, что ее может объединить и для чего этого хотел бы каждый из этого триумвирата. Состоится это или нет — время покажет. А пока вернемся в кафетерий, принадлежащий сыну главы администрации района, очень неплохому молодому человеку, а главное — перспективному.

Конечно, в предстоящей охоте обязательно будут участвовать и отец, и сын, и, разумеется, там состоится знакомство с Андреем Викторовичем. Но это может быть только завтра, к тому же очень рано…

Арон Карлович восседал в отдельном кабинете, представлявшем из себя просто обитую вагонкой небольшую комнату. Стулья были из пластика, как и стол. Стаканы, посуда из того же материала. Пища, выпивка оказалась настоящей.

Он сидел в задумчивости, ибо таких сложностей еще не встречал на своем пути, но что-то подсказывало — все получится. Ввалился Светищев с каким-то огромных размеров парнем. Оба упали на стулья. Под богатырем стул сломался, но это не помешало ему, удобно устроившись на полу, сразу заснуть.

— Андрюш, кто это?

— Хххде?…

— Вот этот, упавший Самсон…

— Фууу… Арон, честное слово, я не знаю даже где я… я очень давно так не выпивал, мне даже пришлось насильно стошнить дважды! Мне ведь нельзя пить! Совсем! Ну, кажется, без этого здесь не живут. Ооочень хорошие и гостеприимные люди…

— Ты пьян! Жаль, так мы не поговорим, к тому же этот…

— Он водитель главы администрации, без него я не смогу здесь найти и туалета…

— Ууу! Вот это уже дело, значит, я в тебе не ошибся, как и в этой замечательной женщине…

— Если женщина замечательная, значит о своей ошибке ты понял, только расставшись с ней. И с кем же ты…

— Я о Марии…

— Я тоже скорблю… Что-то в ней необыкновенное… Мне кажется, она очень страдает…

При этих словах он начал трезветь, ибо алкоголь не успел впитаться глубоко, от чего Державе начало казаться, что до этого он притворялся. Посмотрев на храпящего «водителя», Арон произнес в полголоса:

— Он не сможет тебя не то, что довезти куда-нибудь, но даже показать, в какой стороне находиться туалет!

— Ошибаешься! Он сегодня так уже третий раз. Шесть бутылок водки, и после каждых двух в лоскуты… на сорок минут ровно, засекай, если не веришь…

— Да ладно! Давай о насущном. Ты не передумал?

— Чего?

— Мы копаем… или я копаю?

— Однозначно, мне эта затея по душе. Арончик, а скажи, пожалуйста, что ты там хочешь найти?

— Если тебя интересует сумма, то там не меньше, чем на несколько миллионов…

— Несколько миллионов?! Хм, эээто не реально, ведь тогда это должен быть один алмаз, величиной с саквояж…

— Это произведения искусств, причем известных мастеров, и не забывай их историческую ценность…

Закончив, он вынул мятый листок, на такие обычно не обращают внимание, поэтому некоторые опытные люди, записывают важную информацию именно на них. Андрей взял протянутую бумажку, дрожащую в руках пожилого еврея, выражавшего взглядом небывалую надежду.

От прочитанных первых строк бросило в пот, хмель улетучился, взгляд помутнел:

— Арон, что это? Каталог музея?

— Мой дедушка был не только ювелиром, историком, честным мошенником, но и умным человеком, а потому понимал, что наибольшую ценность имеют те изделия, которые наиболее ценятся коллекционерами. И он знал, что будет цениться, когда его тугоумный внук, сидя с таким же другим, чьим-то внуком, неизвестного ему человека, за этим столом в забегаловке, станут искать выход из проблемы, решить которую поодиночке не возможно.

— Так… это что? Фаберже! Эту фамилия я знаю… но обычно за ювелирные изделия с этим клеймом голову отделяют от тела, если нет соответствующей охраны. А дальше… что это — Его Императорского Величества… Арон, ты что… извини, конечно, вместе со своим дедушкой… вы, кажется, кого-то ни того киданули!

— Они все давно мертвы… Я, кстати, об этом же подумал, когда прочитал…

— Да если мы и найдем это все. Уф!.. Если и найдем, то продать-то кому?!

— Это совсем не проблема, за такими эксклюзивами всегда очередь на теневом рынке. Не о чем беспокоиться.

— Что-то спина и… еще кое что… вспрели…

— Ты курточку то сними, здесь тепло топят…

— Тек-с… Хорошо, я в деле. Но я только драться умею, стрелять не очень, и главное — сидеть в тюрьме не хочу!

— Не в этом дело, проблема в другом.

— Ну ладно, если в другом… Давай-ка поближе…

Они приблизились и шепотом начали переговариваться:

— Место, указанное дедом, под асфальтом — это вообще… гм… вокзальная площадь, где-то сто на сто метров. На наиболее вероятном месте стоят три ларька, пусть и не работающие, но стоят!

— Как я понял, нужны деньги, ломы, там… лопаты, всякая дребедень и рабочая сила…

— Ннн-дааа… объемно… я бы сказал, масштабно мыслишь! Я в прошлый раз обошелся бульдозером, трактористом, а лопатой копал сам…

— Значит, привлекать будем административный ресурс…

— Полчаса об этом пытаюсь тебе сказать! То есть, нужно разрешение, а вот на что?

— Неплохо было узнать планы главы района на это место. Сможешь, если завтра будешь охотиться с ним?

— Ох, и не знаю! Это ж сколько выпить нужно! Мне совсем нельзя!

— Ну, я деньгами и картой, а ты печенью и другими талантами…

— Вот здесь и вспоминаешь о нашей красавице…

— В каком смысле?

— Мужчины при ней думать перестают и угодить пытаются. Эх, несчастный ее муж, ревнует, наверное… и к троллейбусу!.. Слушай, Арон, а она тебе ничего не говорила, что значит «чужая жена»?

— Эй! Ты случаем, молодой мой друг, не влюблен ли? Проникнуться к такой женщине, все равно, что погибнуть молодым, красивым и здоровым.

— Да нет… Наверное, она из категории тех, что остаются в памяти навсегда. Ну, согласись, что такого у тебя никогда не было…

— Дааа, так красиво меня никогда не… Ну ладно… О, смотри, неужели сорок минут прошло?

— Заметь ровно сорок!..

Спящий, за это время успел протрезветь. Сев прямо на полу, он поинтересовался временем, водичкой и местонахождением своего шефа — главы администрации.

Ровно в эту самую минуту раскрылась дверь и появился еще более крепкий молодой человек и огласил следующее:

— Отец просил вас подъехать, застолье не начинается — ждут вас. Андрей Викторович иии… не знаю как вас…

— Арон Карлович… — Парень присвистнул и, мотнув головой, продолжил:

— Мня, мня-м…, Карпыч, и вас тоже… раз так. Поехали — нельзя нарушать традиции…

***

Оказалось, ехали в баню. Это было небольшое по городским меркам строение, хотя и общественного назначения. Хватало ее площади с лихвой на всех желающих, и главная ее достопримечательность — парилка с электрической печкой. Полтора десятка тэнов, собранные в трубу большого диаметра, разгороженных, где металлическими пластинами, где керамическими пластинами, засыпанными сверху речным камнем, давали очень приличный жар, хотя и не сравнимый с привычной каменкой, оставлявшей больше кислорода.

По выходу из парной, в нескольких метрах располагались небольшой бассейн-купель с ледяной водой, между стоял огромный накрытый яствами стол. Как правило, здесь были представлены накануне добытая дичь с консервами домашнего приготовления.

При виде давно забытого, слюнки текли рекой. Пожаловавший гость, при этом рвался и к столу, и в парную. Лишним были только самогон и водка, зато в ассортименте всегда числились морсы, квасы, чаи и просто чистая родниковая вода…

Перед бывалыми охотниками предстали двое. Более молодой выглядел не то, чтобы спортивно и подтянуто, но стройно и без видимого лишнего веса. Замотанная на животе простынь, доставала до самых пят, и не давала делать шаги больше двадцати сантиметров в длину, поэтому со стороны его походка была похожа на походку японской женщины в кимоно. Он улыбался. Все ему нравилось и не многим отличалось от застольев спортсменов.

Привычный к подобному, он приблизился. Быстро перезнакомился, с кем еще не был знаком и потопал в парилку.

За ним широкими, не уверенными шагами шлепал полненький, кругленький, совсем белокожий, покрытый рыжеватыми волосами, большеголовый, плешивый Арон. По сравнению с его небольшим ростом — сто шестьдесят три сантиметра, размер ноги сорок шестой, особенно обращал на себе внимание, что дополняла его манера передвигаться. Его походка напоминала, переводящую через дорогу своих цыплят, мать-гусыню. Он также переваливался и непрестанно суетливо оглядывался по сторонам, будто кого-то высматривая.

Он также поздоровался, но не последовал за Андреем Викторовичем. Этот пожилой еврей, зная человеческую натуру, видя заинтересованность собой, хорошо понимал, что ковать нужно, пока железо горячее, а не когда интерес к нему остынет.

Через десять минут Светищев выскочил разгоряченный и сразу плюхнулся в бассейн. Выныривая он услышал разодравший помещение дружный смех. Присмотревшись, он увидел стоящего Арона в накинутой, будто тунике, через плечо простыне, на голове у того был наколпачен куль из-под копченой курицы с нарисованными лавровыми листами, чем и создавалось впечатление лаврового венка на голове.

В одной руке он держал кувшин с квасом, из которого непрестанно отхлебывал, делая это совершенно без ущерба для повествования. Конечно, он рассказывал о своем деде, имевшем усадьбу в помещичьем угодье с двумя обширными лесами, где любил охотиться. На сей раз, он вспоминал, рассказанную отцом историю.

Конечно, невозможно передать на бумаге весь артистизм погибшего в Ароне Карловиче сатирика, но что-то попробуем. Мы начнем с середины, ровно с того места, откуда услышал это повествование Андрей, вынырнувший из воды и присоединившийся к застолью.

Держава соответственно своей фамилии, уворованной еще при последнем царе батюшке, его прадедом, взамен бывшей и не очень благозвучной — Фаршманович, возвышался перед людьми не балованными и чистыми душой, принимающими многое за чистую монету, и сами, если и рассказывающие, то уж чистейшую правду, особенно о своих трофеях на охоте и рыбалке…

Речь его не умолкала, не имела разрывов и чередовалась, звуча то от первого, то от третьего лица без переходов, что всем, все равно было понятно. Застыв на мгновения, увидев выныривающее красное лицо Светищева, быстро справившись с завистью в отношении его здоровья и уже сделанного одного захода в парную, он, клацнув языком о нёбо, продолжил, оживленно жестикулируя:

— И вот, мой незабвенный, овеянный славой охотника, ни разу не давшего промаха, дедушка выдвинулся на охоту на вальдшнепа. А надо сказать, мужчина он был крепкий, больших размеров… я был чем-то похож на него в юности, но только отчасти…

При этом он своим взглядом обратил внимание публики на свои большие лапы, и, сняв сливки хохота, продолжил:

— Передвигался он быстро, порой, даже быстрее конных, так как мог бежать без передыху часами. Он не любил гипотетики, то есть любых «если бы да кабы», был рационален и никогда не предпринимал лишнего. Если бы он был революционер, то обошелся бы двумя залпами: в царский дворец и государственную думу… нет, все же был бы и третий — в дом Кшесинской, где собирались большевики. Он тайно был влюблен в эту женщину, которую обидели эти необузданные мерзавцы. Не подумайте чего, конечно, он не ухаживал за ней! Очень большая конкуренция…

Я к тому, что в патронташе у него были только патроны с мелкой картечью, которые употребляют на охоте на мелкую и слабую на бой птичку. Представьте себе, плотно пообедав, он топал большими, мощными шагами, какими ходят обычно очень деловые, имеющие мало времени люди, на совершение нового подвига, такими, наверное, передвигался барон фон Мюнхаузен… Так вот, после плотного обеда, перевариваемая пища начала наседать на прежде поглощенную и уже готовую к извержению из организма, как вдруг, мой дед это почувствовал. Время еще было, «тяга» не началась, и солнце еще предполагало побыть на горизонте.

Новый естественный позыв заставил свернуть в рощицу, ибо если приступ застал бы во время самой «тяги», то «королевская охота», как называют… хотя не мне вам рассказывать, пошла бы насмарку. В рощице оказался только один дуб, он был стар и не имел низко ветвей, зато его ствол был гигантским — в обхват не меньше пяти метров по окружности. К нему спиной он и пристроился.

Дедушка, знаете ли, любил, когда все проходило чинно, не спеша, и обязательно доводил все до логического конца, если тому, конечно, была возможность. Вокруг было множество желудей, сидя, он загреб кучку и начал кидать куда непоподя.

Метрах в пяти над землей ствол раздваивался и посередине образованный проем стал невидимый, поскольку был над головой целью. Попал или нет определялось просто — если желудь возвращался, то был промах. Я напомню — ведь он сидел спиной. Он загадал: сколько будет точных попаданий, столько будет и «взятых» вальдшнепов.

Где-то на десятом Мойша Аронович, мой дедушка, начал понимать, что находится у дерева не один. Его это заинтересовало, поскольку… а он был очень продуманный человек, и заглянул за дуб, но не увидел выкопанную кабанами яму, где не пересыхала грязевая ванная, которую те принимают за рай на земле… Ну здесь каждому свое! Каждый перелетевший желудь бил здоровенному секачу, наслаждавшемуся, этой самой, грязевой ванной то по глазу, то по губе, последний попал точно в ушную раковину и перепугал его не на шутку.

Испуганным он вскочил и помчался, куда глаза глядят, а глядели они в сторону единственного укрытия, которым мог служить только ствол дуба.

И вот драгоценный мой предок, сидя со спущенными штанами, боковым зрением видит вылетающую тушу, с неизвестными совершенно намерениями. «Вай вей» — вскричал дедушка, вскочил сам и бросился на утек…

Так думал он, но так не были уверены штаны. Моментально упав с мыслью: «А где же ружье?».

Он подставил спину огромным копытам, которыми этот нечистый зверь протоптал по ней тропинку, с явным желанием вернуться.

Как ни в чем не бывало, Мойша вскочил снова, подтянул штаны и бросился… конечно, вокруг дерева, надеясь оббежать его и схватив ружье, убить кабана.

Дикий порося не знал намерений моего деда, но нечаянно наступил на ремень, прислоненного к дубу оружия, зацепил его, испугавшись еще больше, рванул еще крепче. В результате ружье перевернувшись в воздухе, ударило его, приобретя центробежную силу, по самому носу. Это ему, кажется, не понравилось, и он ускорился. Ружье повторило кульбит, вновь нанеся удар, правда теперь не столь болезненный, но все равно вновь испугавший — никому не нравится иметь дело с невидимым врагом. Через два прыжка он остановился. За это время оружие сделало новый оборот и снова ударило по тому же, что и в первый раз месту. Тут страх перешел в не контролируемый гнев, и все окружающее превратилось во врага. Вепрь атаковал дерево, траву, корни, снова дерево, пока не увидел деда, державшего в руках портки.

В это самое время он пытался дотянуться до приклада, вытянув руку из-за изгиба ствола. Что, слава Богу, получилось. Пока зверь думал, чтобы это могло быть, и рыл землю копытом, Мойша вырвал двустволку и, направив прямо в сердце животного, выстрелил. Выстрел не состоялся, поскольку все патроны остались в патронташе. Дед додумался об этом первым, но не слишком опередил кабана, то есть, хочу сказать, что-то и не сильно-то думал, а просто рванул в сторону неудачливого, но проворного охотника.

Теперь перед человеком стояла необычная, я бы даже сказал, непривычная задача, подхватывая руками падающие постоянно штаны, он держал еще и ружье, пытаясь вынуть из патронташа патроны — вставить их в патронник, предварительно отомкнув стволы. И что вы думаете?! Ловкость рук превзошла все возможное: падая дед, все таки, выпустив штаны, выцелил — выстрелил. Кабан «ойкнул», лишился одного глаза, озверев совсем. Погоня началась заново, и снова Мойша проявил чудеса эквилибристики.

Так продолжалось до тех пор, пока хряк, наверное, на чистом идише не объяснил человеку, что этот номер дроби не в состоянии ему причинить большого вреда. Внезапно с пониманием последнего закончились патроны, остальные, по всей видимости, рассыпались. Что было делать Мойше Ароновичу, тогда еще Фаршмановичу? Тут он решил соответствовать фамилии: падая, а это я вам скажу, почти перед самой смертью, уже в ее объятиях, он прыгает, настигает ту самую свою кучи, что появилась после извергнутой переваренной пищи, зачерпывает и швыряет в лицо… в рыло демону, потом еще, еще и еще — дедушка всегда подходил серьезно к еде, которая имела такие же крупные последствия…

И что вы думаете?! Вепрь встал, как вкопанный, втянул непривычно не уважительный по отношению к ему воздух, учуял не столько вонь, сколько оскорбление от нее, и, находясь в состоянии крайнего стресса, что тоже иногда бывает близко к смерти, упал замертво, не пережив такого бесчестия…

Так мой незабвенный дедушка, память о котором не покидает меня никогда, умудрился совершить «чудо о вепре», у векового дуба — так мы называем этот подвиг, прославивший его…

— Арон, а я думаю, откуда у твоего деда такая мысль о… ну ты меня понял…

Андрей смеялся, вытирая слезы, параллельно пытаясь вытащить из-под стола совершенно ослабшего от смеха водителя главы администрации, упавшего туда, еще минуты три назад.

Смеялись все, но только двое поняли, о чем был намек Светищева. Это и стало сигналом на начало сближения обоих с главой района…

И самый короткий путь к успеху — ничего не объясняя, если только в общих чертах, взять его в пайщики, предложив стать соратником по «туалетному делу».

Разговор должен был состояться завтра после охоты, во время приготовления «свежатинки» на свежем воздухе, а пока предстояло решить, кому из двоих лучше этим заняться.

***

Голова, сжимаемая тисками непривычного внутричерепного давления, неприятный, мягко говоря, запах, исходящий из собственного рта, вялость, перемешанная с тошнотной ломотой глубоко внутри, отзывающаяся мурашками похмелья, как гири удерживали от любого не то, что бы движения, но даже мысли.

Вопрос, кому предстоит общаться с «Анатоличем» — главой администрации района, о которого и зависел успех предприятия, отпал сам собой — Арон был просто не в состоянии подняться с кровати, а потому остался валяющимся бревном в пропахшей перегаром комнате.

Маленькая, но живописная усадебка «генерала», как называли «за глаза» её хозяина, который и пригласил Светищева по делу, а за одно и на охоту, встретила вывалившегося из избы Андрея густым свежим воздухом, чуть ли не сразу, вбив, через легкие чувство облегченности.

Огороженный высоким деревянным забором участок, с разбитым примитивным садиком, тремя небольшими фонариками и асфальтированной дорогой, разбивавшей его посередине, звали остаться и насладиться природой. Слабость была обманчива, поскольку настоящая природа звала из более дальних уголков, что передавалось, через нескольких людей, сидящих в УАЗ, что-то кричащих и машущих руками.

Сзади кто-то легонько ударил по плечу. Чиновник обернулся. Димон, так звали водителя «Анатолича» — главы администрации, сунул двустволку в руки повернувшегося:

— «Хозяин», сказал тебе эту взять. Это «генерала».

— А он сам… гхы, гхы…

Городская гниль выходила неприятной мокротой. «Странно, откуда это, вроде бы бегаю и спортом занимаюсь?» — в промежутке подумалось Андрею, чудом удержавшегося вчера от выпивки.

— Он уже с «Анатоличем» на пойме, велел тебя чуть позже будить.

— А патроны?

— Там разберемся. Викторыч, не дрефь, все будет в лучшем виде…

С этими словами он забрался на водительское место. Светищев еле вместился на заднее сиденье третьим.

Мужики с любопытством разглядывали амуницию заезжего гостя. Их улыбки как бы говорили: «Чем моднее и навороченнее „прикид“, тем меньше толку».

— Что?…

Андрей подумал по их взглядам: что-то забыл или неправильно одел.

— Да больно ты нагрузился, Викторыч… Тяжко-то не будет все это на себе тащить?

— А что, далеко идти?

— Да нет, вообще идти не придется… ехать да…

— Ну, думаю, справлюсь. Ааа, наверное, кажусь елкой под новый год?…

Андрей понял причину такого к себе отношения.

— Мужики, вы не смотрите, это больше привычка с армейки…

— Где служил-то?

— В ДШБ…

Димон, обернувшись посмотрел с уважением. Зная, что это такое не понаслышке, кивнул и прибавил:

— Тогда понятно… «разгрузка», нож… все как на «выходе»… У нас здесь вояк то нету. Хотя «генерал» — то тоже из наших…

— А почему «генерал»? Сколько его знаю, ни разу такого не слышал…

— А кто его знает, здесь все его так кличут, и «хозяин» первый.

— Хорошая машина… если водила…

— Водила в порядке, еще увидишь… А машина… — главная еще впереди. Еще подивишься нашей технике…

Через пятнадцать минут, проехав через лесную дорогу, вышли на большак. Взору открылась колонна машин, во главе которой возвышался монстр на огромных колесах. Это был переделанный «Белаз» с колесами выше человеческого роста. Вместо кузова под раздачу удобрений стоял открытый кунг, уже принявший в себя с десяток охотников. Сидящие, возвышались на уровне четырех метров. Кто спал, кто тихонечко разговаривал, кто просто ждал. Все были знакомые, новеньким оказался только Светищев.

Он вышел и направился к Алексею, тому самому «генералу», стоявшему с «Анатоличем» и о чем-то увлеченно беседовавшими. С подошедшим поздоровались, поинтересовались здоровьем и продолжили. Разговор шел о футболе. Ну, здесь-то Андрей был в теме по всем вопросам, поэтому включился логично и своевременно.

Через десять минут все вскочили в машины. Троица загрузилась в «хозяйскую» «Тойоту», которая сразу рванула в сторону:

— Ща, Андрюш, за лесочком, вот тем посмотрим следы, там ручеек, в нем всегда остаются. Кажись, кабанчик зашел и не выходил. Если так, то там и встанем — на нас погонят… Это так для затравочки… Пойдет?…

Владимир Анатольевич был опытнейшим охотником, хватку не терял и при его руководстве охота никогда в пустую не проходила.

Сзади, в багажнике джипа, за сеткой своего часа ждали две русские лайки. Их, возникавшее при взгляде хозяина, спокойствие выражало дисциплину и выдрессированность, вокруг же себя они, поскуливая, излучали нетерпеливый восторг от предстоящего. Обе часто били хвостами об пол. Стоило «Анатоличу» отвернуться, сразу чувствовалось нетерпение — то подскакивая, то вновь ложась, они не находили себе места.

Андрей посматривал назад и находил, что и его нетерпение было схоже с их. Сейчас бы заговорить о деле, да Алексей, вроде бы как лишний, а получиться ли застать Владимира Анатольевича в одиночестве — это вопрос!

Присмотревшись к своему знакомому, он решил взвалить организацию аудиенции на него, ведь не зря же его пригласил; уже больше часа находится с «главой» вдвоем — наверняка, ему это не сложно…

Через двадцать минут они уже стояли на «номерах». Подъехали и другие. Расставились вдоль «большака» и в тишине почти застыли. Издалека, километрах в двух, слышались единичные выстрелы, улюлюканье чуть позже. Алексею и Андрею выпало затаиться вместе.

— Лёх, ты меня давно знаешь, еще со СДЮШОР…

— Угу…

— Мне бы с «хозяиным» на пару слов тет-а-тет…

— Так отзови в сторонку и вперед, здесь все по-простому. Или хочешь, могу… ну сейчас отстреляемся и организую. Только смотри не ври и не предлагай ерунду разную. Сразу к делу… он, кстати, хотел стадион из руин поднять, у вас же, наверняка, каких-нибудь покрытий или… там, сидушек б/ушных, которые вы либо списываете, либо уничтожаете, пруд пруди. Может, поможешь… — хотя это совсем не связано… и ты не связывай — он это не любит.

— Да не вопрос, у него, кстати, команда, ты говорил, есть, и пара парней достойных из подростков…

— Ну как… с ними работать нужно, но… короче посмотришь, сам все увидишь. Думаю завтра… А с «тет-а-тет» — либо сегодня, либо завтра. Сегодня гостей немерено — сам видишь два заместителя министра, один банкир, а чиновников… не спиться бы! Хе-хе… Придется, «Дрончик» (детская кличка, производная от Андрея — Дрон, Дрончик), поучаствовать.

— А стрелять?

— Да, о «стрелять» — пятьдесят вправо, столько же влево и не ближе, чем тридцать метров до нас… ближе не подпускай, а с большего расстояния… — тащить самим придется.

— А разделывать?

— Ты «завали» сначала. Патроны-то какие зарядил?

— Да картечь!

— Ставь пулю… так приближаются! Молчок… Ты первый, потом я.

— Ну никакого уважения, Лелик, это ж я…

— Знаю, знаю…

Выстрел самого ближнего к ним загонщика прозвучал совсем рядом. Разметав ветки в стороны, прямо на них выскочил средних размеров секач. Оба вспомнили вчерашний рассказ Арона. В воображении Светищева возник дуб, вокруг которого бегал Мойша Аронович без штанов, совершая чудеса эквилибристики…

Напряжение соседа передалось и ему, дыхание зверя уже, будто обжигало их лица. Он увидел мощь несущегося животного, что заворожило его. Огромными прыжками кабан приближался в их секторе. Все глаза охотников были устремлены в их сторону. Промазать нельзя — в этой среде такой фортель дорогого стоит, а нужно, чтобы уважали.

«Тогда первым выстрелом нужно срезать! В принципе, могу уже сейчас, но Леха сказал „тридцать“, значит не больше!» — мысль пронеслась одновременно с выцеливанием, палец плавно нажимал на спусковой крючок: «Длинный, ё-моё! Вот сейчас!». И ровно за мгновение до выстрела, прозвучал выстрел, откуда-то справа. Секач резко рванул в сторону. Второй — опять мимо. Леха ругнулся и начал подниматься.

Вдруг почти у его пояса прозвучал выстрел. Как подкошенный кабан свалился, сделал два переворота и застыл… Воцарилась тишина. Эфир тоже молчал, но не долго. По рации голос «хозяина» кого-то разносил в «пух и прах».

Успокоившись, ведь кабана все же добыли, он поинтересовался, чей был последний выстрел по «уходящему». «Генерал» с гордостью ответил, что Андрея. Выстрел действительно был непростой — на пределе возможной дистанции для этого оружия, по диагонали, да еще по уходящему в прыжке.

— Да, пуля, Лех, была в самый раз, картечь разошлась бы и… А кто пальнул-то до меня? Разве так…

— Да пошли они… Это министр. Ты видел его базуку, «четыреста восьмой» (колибр)! А оптика — на Луну смотреть можно! В натуре, чертополох!

Народ собирался у трофея. Загонщики — самые опытные из здешних охотников, поздравили с почином и пообещали чучело. Андрей отказался, но попросил научить его разделывать. Ему протянули маленький ножичек с лезвием не больше десяти сантиметров. Он удивился и начал…

К вечеру «взяли» еще двух косуль и лосенка. У самой речки по обрезу леска под названием «кругленький с дырочкой» из-за его формы и полянкой посередине, стоял огромный мангал с вертелом. Здесь уже суетились во всю, готовя от требухи, до шашлыка и копченого мяса. Димон ловил раков, причем весьма успешно. Кто-то проверил ночью поставленные сети, пахло ухой. Кроме овощей и зелени гарнира не было, а другого и не нужно под дичь.

Скамейку на берегу, под раскидистой ивушкой «плакучей», заняли два человека. Позади них стоял маленький столик с тарелкой парящегося мяса и бутылкой красного вина. Несколько помидор и два огурца, образовали горку в центре с солонкой. Чуть поодаль на бревне развалился Леха, наслаждающийся запахами, природой, свободой.

— А ты молодец, Андрюх, хороший выстрел. Случайно?

— Да нет, я же по профессии армейской снайпер…

— А работаешь…

— Ну, тут далековато от пальбы — чиновник в Футбольном Комитете РФ…

— Угу…

— Я хотел… Не то, чтобы просить… тут…

Он засмеялся от всей души, представляя, как умудренный опытом человек, ожидающий серьезного вопроса, будет озадачен подробностями «туалетного дела»…

— Да ты прямо, без обиняков. Мы люди простые, все больше деревенские… Участочек хочешь подобрать?

— О-но как! Даже неожиданно, как-то! А что можно…

— Да любой, только ткни пальцем. Друг Алексея, и мой друг! Так что поезди, посмотри, назначение земельки не важно…

Тут он начал вставать, что Андрея заставило играть в ва-банк.

— «Анатолич», а если земелька сразу за зданием вокзала, но не в вечное пользование…

Мужчина от неожиданности присел. Взглянув внимательно прямо в глаза, пожал плечами, взял со стола бутылку, наполнил стаканы.

Они молча выпили, «хозяин» выбрал на тарелке самый большой и прожаренный кусок, протянул Светищеву. Тот взял чисто автоматически, поблагодарил и, понимая, что нужны объяснения, открыл рот, но ни слова произнести не успел.

— Хорошо, завтра зайди ко мне… не уедешь же еще?… Хм…

— Владимир Анатольевич, одно слово.

— Я верю, верю, Андрюш…

— Нам нужно кое-что найти… И это кое-что под асфальтом, именно той земли…

— Не удивительно, у нас богатая земля, нужно только знать, как ей пользоваться… А стреляешь здорово… пойдем поучаствуем… И не переживай, я же сказал, Алексея друг — мне друг…

— Да, что-то есть хочется…

— А домик?

— Да я так… В принципе я не охотник, но надо посмотреть. Места у вас… необычно красивые…

— И для друзей наши объятия всегда открыты…

***

На следующий день Арон и Андрей явились в назначенное время, вкратце рассказав некоторые моменты предприятия и объяснив желаемое более подробно, они указали на карте, необходимый кусок земли, который хотели бы взять в аренду на год — меньше не получалось.

Все происходящее должно быть окультурено, не мешать жителям и по окончанию мероприятия принять, как минимум, прежний вид. Работы обозначили умными словами, выделили средства, и так далее, в общем, все, как всегда, кроме настоящей цели.

«Анатолич» помог с техникой, нужно было оплатить только солярку и работу, и со старожилами, которые помогли некоторыми воспоминаниями. Рассказываемое немного расходилось, но все же помогло.

Начать работы предполагалось через неделю — две. Как раз был прогал в сельскохозяйственных работах и у Андрея был отпуск, который он собирался провести на Гоа, но плюнув, решил хлебнуть родного экстрима.

Все срасталось, Алексей тоже хотел провести здесь неделю-другую, также желал арендовать технику, правда, под другие интересы, о которых пока молчал. Его усадьба располагалась в двадцати километрах от города, а потому предстояло наслаждаться тишиной, природой и плодами из садов и огородов местных жителей. Мяса всегда было в достатке, как и дичи. Рыба, раки, в общем, все удовольствия, причем задешево!

Переговорили с Владимиром Анатольевичем и по поводу футбольного поля и стадиона вообще. Через день оба уехали, оставив нового четвертого «соратника» в некотором недоумении, как и надежды на многое, в более чем трехстах километрах от столицы.

Ровно через неделю и Светищев, и Держава договорились встретиться на МКАД — вместе отправиться в Спас-Деменск. Почему-то обоих не покидала уверенность, что они еще встретятся с женщиной — «чужой женой». Высказав эту мысль, расстались…