…Весна, не привыкшая ждать, но сама, по характеру, будучи штормом и ураганом в «одном флаконе», решила, все же, незаметно капнуть самой, к тому же никто пока не обратился ни к ней, ни на нее внимание, после этого глупого демарша, проведенного за ее спиной, в блоке новостей. Неприятное ощущение, где-то нависшей опасности, немного пугало, но по прошествии времени, притупленное, вселило надежду в чрезмерность преувеличения действительного.

С чего было начать? Что-то она накопала сама, что-то подсказали знакомые, предполагающие, что она занимается журналистским расследованием покушения на Мартына. Это было неплохой информационной крышей, впрочем, кому нужно, понимал все и так.

Что бы делать следующие шаги, журналистке необходимо было своей работе придать нужное направление, а для этого основным могли послужить правильно выверенные выводы. Помочь в этом был в состоянии только один человек, идущий сейчас, полным ходом на поправку…

Первое, о чем подумал Силуянов, придя в себя после операции, и за что ему, как отцу и мужу, было немного стыдно – не пострадала ли Весна? Это не было странным, поскольку последняя мысль, перед предполагаемой гибелью, была: «С ней, наверное, тоже самое!»

Как может показаться, при поверхностном взгляде, чувств и отношений между этими людьми совсем не было. Их связывали некоторое деловое общение и хорошее отношение к известному человеку, частично перевернувшему их мировоззрение, и скрывшемуся в небытие своего сегодняшнего бессознательного состояния.

Мартын, сделав один звонок на работу, и не застав журналистку на месте, пока большего не смог.

Девушка имела огромный опыт пробираться куда угодно, не видела препятствий и здесь, хотя сложности определенные были. Необходимо проникнуть незаметно мимо главного входа, а это только через морг, далее травматология, потом хирурги я и лишь потом можно попасть в центр реабилитации, где и находился Мартын, причем под круглосуточной охраной. Два здоровенных спецназовца, с совершенно каменными лицами, обретались мраморными столбами, рядом с ним, даже на прогулке.

Идеальным было попасть в группу студентов-практикантов медицинского ВУЗа, что стоило одного звонка знакомому ректору, который выступал заправским экспертом в некоторых ее публикациях, был влюблен, хоть и женат, и всегда был рад, не только услышать ее голос, но и действенно помочь.

В результате в голубоватом халате, в колпаке, под который пришлось спрятать длинные волосы, в толпе возбужденных молодых людей, а это было первое, ознакомительное посещение медицинского учреждения студентами, доморощенный экспериментатор вступила на первую ступень сегодняшних испытаний, о которые даже не могла представить.

Думая, что видя в своей жизни не один труп, и не одно убийство или аварию, с этим-то она справиться, Весна была почти права. Но «почти» – не значит полностью!

В список студентов она была включена среди прочих, но совсем не обратила на них внимания. А зря!..

Татьяна была фанатично предана выбранной профессии, на что обратили внимание и в университете, и на работе в госпитале. Ее любознательность и прилежность смотрелись не совсем современно, а желание «пропадать» там, где можно принести пользу, стало не понятным и бабушке. Правда все изменилось с момента, когда пожилая женщина попала в больницу, где ей пришлось задержаться на некоторое время. По стечению обстоятельств Элеонора Алексеевна проходила лечение в той же скоропомощной больнице, и именно ее собиралась посетить внучка после окончания сегодняшней практики.

Обе девушки не заметили друг друга, среди четырех десятков одинаково одетых соратников. Каждая занималась своим делом. Дочь «Солдата» хвостиком ходила за врачами, была первая в любом мероприятии, с удовольствием брала, чью-то обязанность и забрасывала вопросами, причем по существу, часто неожиданных, поскольку подобное изучалось на более старших курсах, и при этом, не выглядела выскочкой.

Морг на Весну произвел странное впечатление, и прежде всего, произошедшей переменой отношения к человеческому телу.

Сначала молодых людей подвели к металлическому столу, с лежавшим на нем трупом. «Труп, как труп» – подумалось ей, при этой мысли она обратила внимание на рваную рану, полученную явно после смерти, в районе лобка. Воображение сразу нарисовало предполагаемое, а журналистское нетерпение рвануло в атаку:

– О! А что это у него в районе лобка?… – Патологоанатом, с невозмутимым видом поднял указательный палец правой руки, вооруженной резиновой перчаткой, вверх, качнул головой, и без слов пригласил всех в соседнюю комнату. Здесь больше пахло формалином и чувствовалась, какая-то густая перенасыщенность в воздухе. Дышать стало труднее, а ванны, в которых «отмокали» чьи-то тела, почему-то не хотелось восприниматься ваннами анабиоза из фантастических рассказов.

«Наверное, бомжи» – очередная мысль была ошибочна, но стала, как раз, той самой отправной точкой перемены в мировоззрении на человеческий прах. Лектор крикнул:

– Васяняяя, давай следующего!… Куда ты задевался опять?… У нас свеженькие!… – Имея в виду студентов и намекая, на необходимость произвести впечатление, дабы начать закалку будущих эскулапов.

Вася оказался здоровенным детиной, росто-весовые показатели которого, могли показаться причиной пропадающих в моргах трупов, то есть останков от них…, кто-то так и пошутил. Васе, наверняка понравилась шутка, к тому же так шутили каждый раз, и каждый раз все кончалось с шутниками примерно одинаково.

В руках громилы очутился здоровенный пожарный багор, красный цвет которого скоро получил свое объяснение. Его крючком он открыл одну из нескольких дверец холодильников, и со словами:

– Кто потеряет сознание, станет следующим… – Вонзил крюк в область живота и резко рванул. Характерный звук рвущихся и сопротивляющихся, когда-то живых тканей, оказался не столько знаком пришедшим, сколько противен и, буквально, сногсшибающь. Тело плюхнулось на лихо подставленную каталку, и не кем не тормозимое направилось в сторону студентов. Колесики грохотали по полу, не желая тормозиться, в результате каталка, развернувшись, уперлась в первых стоящих. Труп дернулся, перекатился и вернулся в прежнее состояние.

Измененная конфигурация формы головы бросалась в глаза не сразу, но была заметна. По всей видимости, причиной смерти было сдавливание головного мозга, скажем при аварии, но давление было настолько аккуратно, что кровоизлияние произошло внутренне и отразилось только на глазах, хотя черепная коробка и лопнула. Именно их и приспичило открыть самому храбрящемуся. Совершенно красные, они стали последней каплей, двое упало, двоих стошнило, еще один повис на руках товарищей.

Не обращая на это внимание, Вася вонзил, перед самым носом, молодых людей багор, еще раз, и потащил бывшего человека вглубь комнаты. Чуть подумав, и взглянул на, еле державшихся, студентов, показал пальцем на двоих, по всей видимости, не самых зеленых, и приказным тоном сказал:

– Ну-ка, мальцы, подсобите… – Оба нехотя погрузили в ванную с формалином тело, и держа руки в перчатках вытянутыми от себя, отошли обратно, еле сдерживаясь.

Подошедший патологоанатом, имел вид наконец-то, подоенной буренки. Его волоокие глаза выражали полное блаженство. Губы, растянутые в полуулыбке распухли, будто только поцеловали раскаленную сковородку, а красные впалые щеки сверкали заходящим солнцем, как у русской красавицы после натирания клубникой.

К извергающему спиртовой перегар рту, он часто подносил сигарету без фильтра, зажатую хирургическим зажимом, затягивался, и после выдувал клуб за клубом мерзко пахнущего дыма. Его слова сливались в одну тираду, без промежутков. Понимал его только Василий, и только ему нравилась смешанная вонь, основой которой был все тот же формалин.

Весна смотрела то на кожу, то на слипшиеся волосы, то на лицо с изменившимися чертами, и на голову с поправленной геометрией, ей казалось, что чего-то не хватает. Она представила, как когда-то, наверное, еще не так давно, кто-то гладил это женское, еще молодое тело, целовал, обнимал, хотел прижиматься и прижимался… То, что она видела сейчас, вряд ли, могло вызвать другое желание, кроме отвращения.

Каждый представлял себя на месте этого трупа, пытался почувствовать прикосновение формалина, багра, скальпеля и всего остального, что забегало по коже упокоившейся, уже в другой комнате, как сказал Василий – «разделочной».

Почти все забыли, зачем здесь находятся. Лишь Татьяна, не растерявшись, попросила некоторых объяснений, чем вызвала большое уважение и предрасположенность.

…

Дальше было вскрытие с подробными объяснениями и предположениями, которые, скорее всего, подтвердятся анализами. Большого энтузиазма это не вызвало, но перемены в душе бывшей супруги «Солдата», взволновали девушку. Она смотрела на свои руки, и замечала, что была не единственной, промелькнувшая мысль, царапнула догадкой: смерть – это не просто неизбежность, это норма! Она вспомнила бывшего гражданского мужа – он ведь, вот так же мог бы лежать, принимая в себя вот этот вот багор… Ужас!

Взглянув еще раз на ряд, лежащих, в ванных с формалином, тел, продолжила: «Дааа, он много приложил усилий, чтобы этот ряд увеличился… Что же с ним будет?!». Представив его всплывающим из ванны и протягивающим к ней руки, она поперхнулась и мотнула головой. Откашлявшись и высморкавшись, сказала про себя, что этого не хочет, ведь он единственный человек, всегда поступающих, по отношению к ней, по-человечески. Желание его долгой жизни, было не поддельным, и она неожиданно пообещала самой себе, что попытается сделать все, что бы вернуться к нему, при первой же возможности…

В задумчивости журналистка перешла в другой корпус, ни на кого не обращая внимания. Подойдя к стойке дежурной сестры, поинтересовалась в никуда: «До «Реабилитации» далеко?» – и из неоткуда получила ответ: «После «Хирургии»».

В операционной ее обоняние ждал тоже сюрприз – вскрытая брюшина, содержала прободенную язву. Соляная кислота, начавшая переваривать внутренности, распространилась своим запахом на все помещение. Ей пришлось смотреть на происходящее в разрезе, что понималось плохо, поскольку казалось одной консистенцией почти одного цвета. Ее добили вынутый для промывки зашитый тонкий кишечник, как раз в тот момент, когда второй хирург, укладывая все на место, с иронией произнес:

– К-хе-хе, кажется, перепутал… – Она тихонечко сползла по стеночки и опустилась аккуратненько на подставку для какого-то предмета, назначения, которого никто не знал.

Она очнулась от едкого запаха нашатыря, ударившего в нос. Медсестра, державшая ватку, показывала на оперирующего хирурга, который, все с той же иронией произнес:

– Мадам, нууу…, вы либо подойдёте и станете оперировать, либо «отнекаетесь», и станете для медицины как гинекологическое кресло… бэээсполез-ны!… – Все смотрели на нее, и волей-неволей пришлось напрячься, подойти и сделать пару стежек, превозмогая себя…

– Ну вот, другое дело, я вами доволен… Кстати, очень аккуратно, у вас медсестринской практики, милая барышня, нет?

– Нет, я как-то…

– Досадно, твердая рука, если что, милости прошу… Хи-хи-с, только каблучки снять придется! И как это вы на них…, понимаете ли, гарцуете, и никого не цепляете?!

– Ну я еще и не то могу… – Уже придя в себя, и уходя вслед удалявшимся студентам, она подумала, а ведь, как контакт может пригодиться, имея в виду этого врача.

Через пятнадцать минут она уже шла в сопровождении этого хирурга, проводившего лично для нее экскурсию, совмещенную с лекцией, с горящими глазами и повадками вытанцовывающего глухаря в брачный период. Легко понять, что вел он ее точно в нужное место, поскольку эту поразительную девушку, ранившую его сердце, интересовали огнестрельные ранения, что, конечно, было в его вотчине…

Мартын только перевернулся, устроившись поудобнее, как вошел здоровяк из охраны, и спросил: нужны ему студенты, или послать их? Тот поживал губы и, понимая, что этого хочет спасший его врач, согласился. Знакомый голос, затронувший давно молчавшую струну, заставил повернуться, благодаря чему, его пронзила множественная боль. Он крякнул и выдавил:

– Ничесеее…, здрасььье… – Доктор представил их и неожиданно для самого себя произнес:

– Воооттт, Мартын Силыч – это наш адъюнкт, очень многообещающий хирург, пишет диссертацию, как раз по вашей «истории болезни»… – Весна вытаращенными удивленными глазами посмотрела, сначала, на говорящего, тот утвердительно кивнул головой. Затем на Мартына, тот сделал своей три движения из стороны в сторону, мол – ну ты даешь! Растешь! Пожав плечами, она многозначительно сумничала:

– Хотелось взглянуть на «клинику»…, мня, мня… – Тут умные слова закончились, но были поддержаны по-своему каждым. Мартын:

– Может «клинику»…, эээ… в другом месте, здесь она…, «клиника», не рассмотрится?

– От чего же, Мартын Силыч, очень даже рассмотрится, коллега, наверное, имела в виду картину реабилитации… – Дальнейший разговор перестал понимать уже хирург. С трудом подбирали слова и Силуянов с Весной, которая быстро водила ручкой, что-то записывая. Эти оба точно понимали, что нужно обоим, и главное, чтобы произнесенное было не понятно окружающим.

Врача позвали, он убежал, обещая вернуться через пять минут, и сам лично отвезти коллегу, куда она пожелает.

К несчастью, хотя кто знает, все разговоры в этой палате писались, и было достаточно упоминания лишь нескольких имен и двух событий…

Она вышла ошарашенная, с наконец-то, сложившейся картиной и, теперь, четко понимая, куда ввязалась. Пока новый знакомый подгонял к главному входу автомобиль, к ней подошла давно поджидавшая, уже успевшая навестить Элеонору Алексеевну, Татьяна. Она узнала Весну, как раз на последнем действии в операционной – те самые две стяжки. Встреча обрадовала и обеим показалась промыслительной…

Поездку в ресторан пришлось отложить на следующий раз, а вот навестить отца Иоанна, захотелось обоим именно сейчас. Туда же должен был подтянуться и Павел, знакомство с которым, тоже не могло быть случайным…

Как говорят святые отцы – «в каждом змеится порок». Эта ипостась человеческой глубины, обиталища души, кладезя доброго начала и злого, многое включает в себя, собирая и храня все излитое и самим человеком по отношению к другим, и выплеснутое на него, каким бы оно, это выплеснутое, не было.

Скопленные чувства, порой, доходя до избытка своего, главенствуют над интеллектом и над душевными силами. «От избытка сердца уста глаголют»… Воля наша, даже у человека сильного и целеустремленного, часто зависит от этих переизбытка и заряженное™ энергии чувств. Даже холодное сознание не в силах перебороть их, и тайные желания наши. Будь они плохи или хороши, но толкаемые, будто бы плодами мышления и свободной волей, приводят каждого к поступкам, подчас, неожиданным. Злые, вдруг творят доброе, а доселе хорошие, не заметно для себя, перестав опираться на милосердие, подпадают под влияние злых духов.

Я видел из во множестве, около каждого, из живущих, на земле. Мало кто чувствует их влияние, так же как и Божию волю. Чудеса становятся лишь приятными и своевременными случайностями, а придуманная нами удача, не видится предтечей испытания.

Часто, даже не прогнозируемое нами, неожиданно проявляясь, из какого-то небытия, очень вовремя меняет наши планы, поначалу, зля, после удивляя, Чьим-то прозорливым вмешательством, что видится нам проявлением нашего же гения. В следующий раз, мы вновь, славя себя, рассчитываем наобум или авось, мол, кривая выведет…

…

«Ослябя» направлялся в офицерское общежитие, безошибочно предполагая, что его уже ждут. На последней тренировке Татьяны, он указал встретившимся знакомым отца именно это место, дав понять, когда следует ожидать встречи.

Павел прекрасно понимал, что может больше не вернуться к своей возлюбленной. На этот случаи он написал письмо с объяснением всех возможных вариантов развития событий, с подробными инструкциями на каждое из них. Письмо вскроют в случае, если он не появится в указанное время.

На КПП он представился именем брата, документов не потребовали, но выдали ключи от комнаты, предупредив, что второе место пока не занято, но в известное время сосед обязательно появится. Комната оказалась просторной, не заставленной лишней мебелью – только необходимое, очень светлой и давно не принимавшей посетителей. Такое впечатление, что она использовалась лишь в специальных случаях, подобно этому. Подождав с полчаса, Паша решил не терять время зря и растянулся на одной из двух односпальных кроватей.

Через несколько часов его разбудил осторожный шум за дверью – кто-то пытался повернуть ключ в замочной скважине, что не получалось, поскольку она была занята.

Глубоко вдохнув, он перекрестился, чего раньше никогда не делал, и решительно отпер дверь, распахнул ее, правда, сразу сделал два внушительных шага назад, желая иметь хоть немного времени для ориентации.

Секунд тридцать никто не входил, даже показалось, что в коридоре никого нет. Неожиданно скрипнула половица, и в проеме показался… отец!

Оба Ослябина ненадолго опешили, хотя очень желали этой встречи.

– Отец?!

– Без имен и званий…, сам понимаешь! Как же я рад тебя видеть!… – правую щеку старшего теребил непривычный нервный тик. Еще недавно ему казалось, что надежда, когда-нибудь увидеть сына, навсегда потеряна. Но радость быстро сменилась некоторым отчаянием. Стечением обстоятельств, теперь он, Лев Павлович Ослябин назначен куратором своего Пашки, который находился, на данный момент, под большим сомнением в профпригодности. Выбор был, но настолько минимален, что можно сказать – его совсем не было.

За последний месяц произошли изменения, главное из которых – генерал возглавил другое управление, что было с одной стороны небольшое понижение, с другой исполнением мечты. Неожиданно сын попал под его протекторат, это тоже учли, теперь их отношения и, как родственников и, как начальника, и подчиненного стали «лакмусовой бумажкой» по проверке преданности отношения обоих к службе.

Причиной беспокойств, стало поведение «отбившегося от рук «Темника»«. Его приключения не были скрыты и прежде всего от самого же Льва Павловича – именно он вышел с предложением его ликвидации, на что получил полный карт-бланш.

– Как… – Но генерал не дал продолжить, приложив указательный палец к губам, жестом пригласил за стол, придвинув оба стула почти вплотную. Появившийся небольшой предмет, похожий на маленькую плоскую акустическую колоночку, был поставлен так, чтобы оказаться между мужчинами.

После нажатия на небольшую кнопку, предмет начал издавать неприятное шипение, сбивающее с мысли, даже раздражающее, но немного пообвыкнув, родственники продолжили диалог, слышимый только ими:

– Здравствуй, сын! Уж и не думал тебя увидеть…, да, когда говоришь, старайся прикрывать рот, точнее шевеление губ…, понимаешь?…

– Конечно, не беспокойся… Я тоже уже думал, что никогда вас с мамой не увижу! Как она, кстати?! Как пережила мою смерть?! Долго еще все это?… – Генерал помрачнел, сжал плотно губы, взгляд его стал остр, как лезвие, крылья носа раздулись. Еле сдержанный гнев проступил сквозь озабоченное выражение покрасневшего лица, и задрожал шевелением скул. Кипя от гнева, он ответил сдержанно:

– У мамы был инфаркт, правда микро, мы до сих пор говорим через раз, она винит в твоей смерти меня… Теперь будет вдвойне сложнее… Ни сказать, не убедить…Мне порой, даже кажется, что она желает мне самому смерти… Но это еще далеко не все, через что нам с тобой придется перешагнуть!

– Бедная мама, неужели совсем ничего… Ладно… – об этом потом! Обрисуй мне общую картину планов, связанных со мной. Я совсем ничего не знаю, и понять не могу, что меня может ждать… Я в очень сложной ситуации, многое нужно тебе рассказать…

– Не так… О многом придется доложить… Ты в прямом моем подчинении, и я не знаю, что с этим делать! Ты давно имел контакт с «Темником»?

– Лучше бы совсем не имел! Он спятил…, он маньяк, генерал! И я очень жалею, что не убил его, когда была возможность!… – Павел, нервно потер шею ладонью, думая, что имей он вторую такую же возможность, то вряд ли бы смог ей воспользоваться…

– Тебе придется его найти и доделать начатое. Теперь он цель, а задача его ликвидации висит на мне. Надеюсь тебе не нужно объяснять, что это такое и почему это должен сделать именно ты?… – «Ослябя» не верил своим ушам, он никак не ожидал услышать подобного. В глупой надежде, что ему это послышалось, он переспросил:

– Чего мне придется?

– Хуже всего, сын, что любая оплошность в отношениях между мною и тобой… этооо, так сказать, ннн-даааа…, мягко говоря, гонения. Так случилось, что ты либо материал для лепки тебя в определенную деталь, либо негодное исходное вещество, должное принять…, я не смогу это даже сказать!

– Я все понял! Но как так могло получиться! Я же герой, я даже при жизни…, ну при той жизни, легендой, некоторым образом, смог стать! Почему нельзя объявить, что я выжил, и так далее… – Сын, напряженный, как тетива лука, перед выстрелом с вызовом смотрел с расстояния полуметра в глаза «опустившего руки» и сгорбившегося отца. Залихвацкая седеющая челка упала на глаза, желваки заходили, легкие потребовали кислорода, кровяное давление зашкаливало вдалеке от нормы. Сделав глубокий долгий вдох, пожилой мужчина, что вдруг, так неожиданно бросилось в глаза молодому, взялся за грудки своего отпрыска, и сквозь зубы, процедил:

– Я даже собирался покончить с собой! Я пытался дать приказ на окончание операции, но это не моя вотчина…, понимаешь?! Я залез так глубоко…, я не смог и теперь. Кое что сам не понимаю. Считается, что никакой операции не было, что это дезинформация, а ты… ты человек для специальных поручение, с очень приличным списком исполненных. Я сам видел твое личное дело. Я не знаю, чем вы там с «Темником» точно занимались, но если правда то, что там напи…, то, что я там прочитал, то ты настоящая машина для убийства…, иии…, и мясник! Мальчик мой…, ладно проехали! В любом случае, сегодня перед тобой…, перед нами сейчас задача – найти и устранить Артема!… – Немного помолчав, он добавил, пока сын собирался с мыслями:

– Ты действительно «перевалял» всех этих псов?!

– Не знаю, наверное, ты читал правда. Мы даже часто не отдыхали, не поверишь, сами рвались, многое сами предлагали, ааа сейчас, даже не верится!

– Я горжусь тобой, мальчик мой! Мы вместе попробуем сделать так, чтобы планы на тебя поменялись. Я с ужасом думаю о тебе, как о «ликвидаторе», я не для этого тебя растил! Мы. Что-нибудь придумаем… Но для этого нужно, чтобы Петр стал дипломатом – ваш тандем беспроигрышный вариант! Потрудиться придется… Надеюсь, у тебя нет привязанностей или других отношений? Что у тебя с твоей девушкой… Ты должен понимать, что пока никому нет место рядом с тобой.

– Если кто-то ее тронет…, отец, я убью любого, даже тебя!…

– Понимаю… – звучит, конечно… Это проблема! Этоооо проооблема! Но такой проблемы не должно быть! Ты понимаешь?…

– Мы повенчаны, остальное не важно!

– Уф! Ну, повенчаны – это еще ничего не значит…, хотя… да, это проблема!… – Генерал обещал подумать, было видно, что в этом вопросе включился механизм жесткого подхода, который правда сразу начал разрушаться пониманием нового появившегося родственника, которому заказана дорога в их семью, благодаря родству, о котором ранее упоминалось…

Сын ушел, дав обещание разобраться с «Темником», если его помогут найти. По странному стечению обстоятельств Артема «вели» люди «Седого», и по этой теме сотрудничество планомерно и взаимополезно развивалось.

Лев Павлович возвращался вечером домой с целым планом, не дававшим ему покоя. Многое казалось невероятным, но внезапно возникшее теплое чувство к неизвестному человеку, ставшему таким дорогим для сына, поддержанное желанием вернуть расположение супруги, которую он до сих пор безгранично любил, заставило придумать некий план, позволяющий решить задачу, озвучивание которой еще недавно, вывело бы его из себя.

Отец «Осляби» был жестким человеком, другой не протянул бы и года на должностях, выпавших ему. Жесткость его проявлялась не столько в общении, сколько в подходе принятий решений, принимаемых быстро, бесповоротно, рационально, где само зерно произрастало из необходимостей общественных, минуя любые личные мотивы, свои или чужие – разницы не было.

Так было до вчерашнего дня. Увидев сына, который оказался неожиданно потерян для него, он почувствовал тяжесть неискупаемого долга. Внезапно открылась перед ним неприглядная картина последствий его жизненного пути, отразившегося на семье. Это усугубилось еще и не сбывшимися планами в отношении Павла, вину за что, он полностью возложил на себя.

Спокойствие и умиротворение, до этого царившие в его доме, распылились по необъятным просторам служебной необходимости, которая, вдруг, приобрела, по сравнению с семейным счастьем, необходимость которого он почувствовал, величину мизерную, и при этом, стойкое грандиозное отвращение. Служба перестала быть всем на фоне ситуации и положения, в котором оказался отпрыск, а происходящие, то и дело повсеместно, прецеденты, родили мысль создать еще один.

Понимая, что это риск, генерал начал обдумывать нюансы и вскоре пришел к удовлетворяющему всех выходу. Возможно, он ошибался, и предвидя это, взвесил все шансы, в результате разглядев риск только для себя самого, что успокоило и устроило.

В самом деле, если принять во внимание, якобы, отсутствие в живых младшего сына, то появление в его семье гражданской супруги, ожидающей младенца, не вызовет подозрений. Здесь не будет играть роль, что она дочь человека из «Белого КРЕСТА», тем более, что она даже не представляет, что это такое. Не мало важно, что отец ее вряд ли выйдет из состояние комы, а если и выйдет, то никогда не сможет вести полноценный образ жизни, хотя и ухаживают за ним сейчас, как за младенцем.

Если у кого-то появятся вопросы, он легко сможет объяснить ее нахождение у себя в семье – заложник «на всякий случай». Как бы то ни было, а к этому толкало его духовное начало, совесть, честь, родительские чувства, долг супруга и главы семьи. Таким образом, он, хоть как-то, возместит матери потерю сына, частично вернет ему долг, а себе самоуважение!

Правда остались еще некоторые вопросы, но привыкнув не спрашивать чужого мнения, и не интересоваться их желаниями, он посчитал, что отсутствие пока беременности – дело наживное; согласие Татьяны – вопрос времени, а его супругу это точно должно обрадовать. При том, что нахождение девушки в их доме точно обеспечит ее безопасность, которая по его данным, находится под большим вопросом. Это, кстати, устроит и ребят, присматривающих за ее отцом, а значит, скорее всего, и за ней.

Зная проницательность своей жены, он понимал, что если уж говорить то все сразу, без тайн и оговорок, а потому начинать нужно было, все таки, с сына…

Павел уже два с небольшим часа ждал у батюшки Татьяну, и начиная нервничать, предчувствовал нехорошее. Дочь «Солдата», преданная всей душой выбранному предмету изучения, не смогла сдержаться, и несмотря ни на какие запреты, поехала на первое посещение медицинского учреждения в ранге не медсестры, а будущего врача. Это имело особое значение в ее профессиональном становлении, а потому она соблюдая все, кажущиеся ей необходимыми, предосторожности, отправилась на встречу со своим будущим – госпиталь не в счет.

Результаты не заставили себя ждать, через несколько дней в университет пришло сразу два запроса на нее, как на желаемого кандидата на прохождение развернутого курса практического обучение с частичной оплатой труда.

Но это уже было после, а сегодня Павел «изъел» себя всего изнутри, проклял свою судьбу и с минуты на минуту ждал вестей, мысль о которых, сама по себе, уже пугала. Его бесило веселое настроение священника, ведущего себя, будто ничего случиться не может. Ничего и не случилось, Татьяна появилась, как обещала, да и не одна, а со старой знакомой, которую, как оказалось, знал и отче.

Напряжение, как рукой сняло, «Ослябя» просиял, как мощный маяк, указующий дорогу заблудшим кораблям. Простив все переживания и неоправданный, с его точки зрения, риск, принялся наслаждаться ее обществом.

Влюбленная в него девушка, лишь ненадолго увлеклась рассказом о некоторых профессиональных подробностях из больницы, все остальное время, думая только о нем. Она не могла скрыть своего волнения по поводу их неясного будущего, но успокаивалась на время, когда муж появлялся рядом.

Паша не мог и не имел права рассказывать о встречи с отцом, которая больше внесла неясностей, чем ответила на имеющиеся вопросы. Пообещав разобраться с Артемом, он совершенно не представлял, каким образом это можно устроиться. Даже если того найдут и сообщат, что он сможет сделать? Понятно, что речь шла об устранении, но он не убийца, хотя, как он понял, в глазах отца именно таким и предстал.

Пока он ждал свою вторую половинку, размышлял и по поводу сказанного генералом в отношении его перспектив в виде двойника брата. Не совсем, а точнее совсем не ясно, что это такое, как может быть воплощено и какую пользу принести? Здесь отцу виднее, ведь он занимается подобными спецоперациями всю свою жизнь…