Стряпня

На месте происшествия, после того как увезли всех пострадавших, родственников и невменяемых, остались оперативные сотрудники, криминалисты и другие представители следственных органов. До недавнего времени, обычный среднестатистический московский дворик, не так давно, еще бывший новостройкой, сегодня стал одним из источников «низких» новостей, потчующих страсти горожан. По стечению обстоятельств на месте происшествия остались лишь трупы мужчин, женщин же увезли ранее, предполагая то ли еще возможность их спасения, то ли…

Не в пример подавляющему большинству тогдашних случаев силовики работали споро и профессионально, будто заранее знали о возможном выезде. Прилетевшим же журналистам предоставили для их ненасытного любопытства три, уже остывших тела…

Все службы в основном были заняты составлением отчетов, рапортов и других записей, кроме двух, судя по их документам, оперативных сотрудников. Один, до неприличия высокий и худощавый, казался после второй бессонной ночи, и второго подряд суточного дежурства, неопрятным, что имело причиной большой объем работы и при этом абсолютный альтруизм характера, а потому все что он носил, вплоть до носков, было в единственном числе кроме шариковых ручек, стандартных листов в папке, немногочисленных купюр в древнем кошельке и сигарет в пачке, бывшей уже третьей за сегодняшний день.

Высокая луна высвечивала молодую лысину второго, только что вернувшегося и уже успевшего снять у кого-то показания. Густые, не сочетающиеся с плешивостью, брови, которыми он при всяком напрягающем его случае привык сдвигать к переносице крупного, длинного носа с греческим профилем, начинающегося буквально от самого верха лба, непомерно высокого и странно узкого. Такое впечатление, что его фамилия – Верхояйцев была им заимствована от определения формы его головы и было совершенно понятно каким именно местом он появился на свет. Его любознательность и осторожность предполагали что появившись, он высунул только голову и двинулся дальше не раньше, чем осмотрел все, что мог увидеть.

По всей видимости лишь только после этого оказавшись в руках акушерки он произвел все остальное в виде крика, полагающегося новорожденным. Тембр голоса его с тех пор не поменялся, но зато приобрел осмысленность в виде ловко складывающихся фраз, обычно удивительно не совпадающих, а точнее несколько опережающих мимику его лица. Человек он был неплохой, но считался фальсификатором уголовных дел, не по злому, правда, умыслу, а в виду невозможности устоять перед своей гордыней, а потому большинство раскрытых им преступлений были им несколько доработаны и являли сбор великолепно подогнанных к друг другу «доказательств», некоторые из которых часто могли быть подвергнуты низложению в, как говорят подобные мошенники, по другую сторону закона, «натуральный фуфель», а потому после описания, и занесения в протоколы, обычно исчезали.

Подобное устраивало всех, кроме отправляющихся за решетку, но после проведенных ими нескольких лет в колониях, переставало тревожить и оных.

Первый – высокий, конечно, в глубине души негодовал по поводу подобных фактов, к тому же ему не совсем был понятен источник небывало больших доходов для должности, которую занимал его сослуживец. А этот перстень, тянувший на целую сотню его окладов, причем вместе с премиальными, да пожалуй, и с зарплатой его жены, мог вывести из себя любого: «Скажите пожалуйста, каков пижон – черный и красный камень»… – Но в общем и целом все равно поддерживал его, потому что считал преступность непобедимой – ибо каждый человек есть преступник, в той или иной мере преступивший закон, даже такой человек как и он сам – безсеребреник и однолюб!

Все это не мешало им быть друзьями и совершенно откровенными в выражениях по любым ситуациям:

– Каких парней «вырезают», эти то тьфу…, а помнишь на прошлой недели три выезда… – красавцы, богатыри и явно не трусливого и не слабого десятка – двоих уже раненных, голыми руками… Сами себя, сами себя уничтожают… Кто Родину защищать – то будет?… – И переглянувшись с явным недоумением от вопроса, продолжил:

– Ведь допустят эти…, оставшиеся…, ооой придет какой-нибудь Ильич или Давыдыч.

– Дааа. То Первая мировая, то революция, то вторая… или уж третья, тьфу ты…, то голод… 20-30-ых, после опять война…

– Вот скажи ты мне, ведь те герои и кавалеры… ну, разных всяких там…, нууу… медалей… иии…, их же ведь в живых-то осталось сотая, а то и меньшая часть от тех достойных вояк, остальные-то… таааво… – гибнут, и между прочем среди пееервыыых же. А знаешь, кто об их подвигах рассказывает? А я тебе скажу – мне дед говорил…, между прочем, полный кавалер «Орденов Славы»…, аааа, кому я это…! Ладно…, так вот, я тебе скажу все таки кто эти те, кто подсматривал и после уже, рассказывая присоединился к группе погибших товарищей живым.

– И твой дед тоже…, что ли из присоединившихся?

– Что, мой дед?

– Ну… то же подсматривал, подслушивал, а потом…

– Ты что с дуба рухнул или генерала получил?!.. Так вот, я и говорю…, мы вот с тобой здесь, а лавры все кому после?… О как! И-е-рар-хи-я.

– Какая там иерархия, хорошо что… вон не на месте Саныча с дыркой в башке…, вон твой… герой валяется…, еще дымится – рассказывай теперь про него сколько хошь. Хотя… хоть что-то в жизни сделал…

– Ты дальше слушай…, правда Саша действительно…, да…, как-тооо… не удачно начал…, иии сразу кончил. Ну вот, кто думаешь сейчас в кабинетах штаны протирает? – Либо дети спрятавшихся, либо детки тех, кто руководил… гомофобы хреновы!

– Да полно те, нас не трогают и ладно. Сам то молчал бы уж…, у самого вон… «Мерин», даже красного цвета…, не кощунствуй…, хотя, конечно, во многом ты прав. Некому ни в революции поучаствовать, ни права свои отстоять, да и какие там права…, ни… – да гадьё одно! Ей Богу, этих бы пацанов в нужное русло…, так нет…, друг на друга натравливают! А в выигрыше кто?!

– Да явно не мы, работы только через край…

– Да ладно у тебя-то? Забыл как тебя кличут в отделе то?

– Так то ж от зависти – завистники, ты ж вот ничего…, да ну эти злые языки в их же задницу! Или чего?

– Угу…, ничего, вот именно ни-че-го, вон туфли – одна пара и те до шнурков протер. Если бы не пенсия через два года…

– О… товарищи генералы… будет тебе сейчас и вторая пара туфель, и содомия, и как следствие гонорея. А мафия, кстати, бессмертна, просто в другие места подается… Здравия желаем Семен Петрович, наконец-то, пожаловали в провинцию… своего сына…, так сказать…, да вот – одна печаль, однааа печаль… – Генерал, надо полагать, был родной отец «Петруши» – того самого полковника, бывшего в компании Григория, «Культика» и «Усатого» в бане, внимательно окинул взглядом обеих подчиненных, мельком местность, и нервно бросил, словно в пустоту:

– Майор, ты что разучился по форме докладывать или шкаф Петькин вместе с ним до конца наконец-то опорожнил… Ох, послал Бог сынка пьянчугу и подчиненных… – хитрожопых устриц… Слушаю доклад и почему больше никого, кроме вас нет?!

Пока майор докладывал по форме о произошедшем и уже о снятых, с одного из непосредственных участников событий, показаний, у генерала сложилась вполне понятная версия, и исходя из изложенного, а написанное он посмотрел, бегло конечно, стало ясно, что можно было «зажечь» прямо по горячим следам, и почему бы не воспользоваться прессой…, представ в очень выгодном свете…

* * *

…Григорий седел на своем любимом диване и свесив голову в нервном изнеможении слушал бессвязную речь, все время показывающего на свое разбитое колено «Юрка», вдруг по телевизору, заговорили о том же самом. Кадры были похожи на район боевых действий, толи уже из-за полной темноты, то ли действительно произошедшее там не поддавалось определению «тихий городской двор в спальном районе». Желваки Барятинского заходили, когда он услышал о сразу принятой версии следствием о будто бы уже пойманном организаторе убийства – бывшем спецназовце, будто бы «заказавшем» свою семью, и мало того, жестоким образом во всем этом участвовавшим. Говоривший об этом генерал был ему знаком, правда шапочно.

Эта версия, с одной стороны была не так плоха – больше никого искать возможно не будут, и этому обрадовано хихикал «Усатый», а с другой – с фотографии удостоверения личности офицера, как-то оказавшегося у дававшего интервью, смотрел ОН – тот самый Леха, за происшедшее с которым ему похоже прямо завтрашним ранним утром оторвут голову…

…ОН лежал, хотя явно не ощущал своего места нахождения в пространстве, не ориентировался в нем, ничего не хотел, ничего не мог и, в конце концов, ему все было совершенно безразлично. Мысли его блуждали ни кем не контролируемые, ни сколько не цепляя хозяина, разуму которого принадлежали, ни рассудку, поскольку последний ничего не раскладывал по полочкам и даже не пытался навести хоть маломальский порядок во всем этом бардаке.

Жизнь кончилась или, по крайней мере, на сегодня перестала иметь смысл. Никто не пытался переубедить в обратном, а поддержкой в данной ситуации могла быть только тишина. Неведомой и невидимой капсулой она существовала подвешенной внутри жизни военного госпиталя имени Бурденко в ожоговом отделении, в которое он, тесть и сын Ванечка, попали уже далеко за полночь.

Ильич, с забинтованными, по локоть руками и верхней частью головы, лежал под действием медикаментов, уткнувшись в потолок с полузакрытыми глазами. Оба родственника думали каждый о своем, но в принципе об одном и том же. По идее, тесть должен был спать, но полубред, мучавший его, зашвыривал видениями из прошлого… боевого прошлого, прошедшего не на одном континенте и не в одном боевом столкновении.

Когда-то он был у истоков создания диверсионных групп, в то время, как отец Алексея, еще капитаном, обучал взрывному делу, некоторых, из выбранных лично Виктором Ильичом, военнослужащих для этих подразделений. Они не встречались в жизни – ибо вся подготовка велась на основе взаимоисключения лишней информации не только групп, но и преподавательского состава. Длинная тема, но не об этом…, сейчас они были вместе, рука об руку, объединенные сначала любовью своих детей, теперь общим горем, и проходили это испытание вместе.

Мелькающее, в полудремлющем, сознании меняло времена, ситуации, участников – гибли те, кто оставался в действительности жив, а погибшие товарищи выступали в роли сегодняшних налетчиков, и они с Левой крошили их, но те, вечноживущими наступали, напирая, словно не замечая сопротивления с одной единственной целью: его жена, дочь и внук.

Причины отступления были понятны: не хватало третьего – Лешки, но он, почему-то стоял в отдалении, скрестив руки и опираясь на РПК, стоящем на прикладе и улыбался, покачивая головой… Кончились патроны, да они и не вылетали из стволов, а как-то лениво выползали и застенчиво падали перед самыми ногами наступавших. В ход пошли ножи, проволока, но вместо ран на телах врагов – товарищей, кровавые отметины появлялись на телах женщин и ребенка. Последнее, что оставалось – схватить семью и улететь с крыши, вдруг появившегося под ногами небоскреба, что они с Левой и сделали.

Полет продолжался долго и преследуемый погоней, никак не заканчивался. В каком-то образовавшемся промежутке все впятером успели перекусить в кафе при ленинградском БДТ, в компании актеров и самого Товстоногова, которых он и видел-то всего раз в жизни. Потом погоня продолжалась под водой и бегом, вода сопротивлялась, а преследователи передвигались по суше наверху. Вода закончилась, сопротивление же осталось… Впереди виднелась, казавшаяся спасительной, арка, в ней, в глубине проема, стоял все тот же Леха и махал приветливо рукой. У правой его ноги теперь стоял станковый пулемет «Максим» со снаряженной патронной лентой…, еще чуть…, руки людей или, теперь уже монстров, почти достают, уже рвут одежду, хватают женщин и почти забирают ребенка…, уже над их головами заносят свои кривые мечи…, но неожиданно, почему-то преследователи все бросают и растворяясь в воздухе исчезаю – оказывается свод спасительной арки, оказавшейся куполом Исакиевского собора, уже над головой!..

…Они все: Ильич, Лёвка, Ярославна, Ия и Ванечка, так ловко и быстро передвигающийся в свои годик, стоят у стены со связанными руками, и с грязными тряпками на глазах, смотреть может только он – Ильич. Против них пулемет, из которого Леха целится в них, делает очередь, не попадает, и явно специально…, встает и обращаясь к нему, развязывает руки, говоря голосом «Усатого»:

– Слышь, старый, че-то мне как-то неудобно, давай ты, тебе же привычно… – С какой-то надеждой Ильич ложится у пулемета, целится в откуда-то взявшегося «Усатого», тот улыбается, щелкает пальцами и прицельная планка сама переводится на остальных. Понимая свое бессилие и неизбежность, стараясь спасти дорогих и любимых им людей, он пытается хотя бы вынуть ленту, но пулемет начинает самопроизвольно выплевывать пули, летящие медленно и не падающие, как раньше у ног преследователей, а разрывающиеся в телах родных, предательски попадая точно в цель! Ильич вскакивает и кидается, что бы прикрыть собою дочь, но не успевает, слыша лишь:

– Спасибоооооо… – Следующая пуля должна разорвать его, но подлетая, останавливается и задирая переднюю часть острия, открывает, оказывается бывшее под ним, как под забралом лицо, которое сильно похоже на погибшего Сан Саныча, оно приближается вплотную, вырастает до размеров автобуса и:

– Бу! Что животное, думал не найдем и не узнаем, вяжи паскуду… – На последних словах тяжелые веки пришли в движение и через появившиеся щелки, будто еще во сне Ильич увидел, как четверо здоровых ментов ногами избивают не сопротивляющегося Леху, он словно мешок принимал в себя удары, выплевывая, будто выдавливаемую этими ударами из него, кровь…, молчал и выплевывал… Рядом переминался с ноги на ногу какой-то лысоватый с огромными бровями, он медленно повернулся:

– Во подонок… пригрел ты, батя…, ну ничего мы его на чистую воду выведем… О, кстати… – Пододвинув стул, Верхояйцев подсел к Ильичу, еле смотревшему на него черед затекшие и разбухшие веки, и с явным пренебрежением, совершенно не обращая внимание на его состояние, произнес:

– Пару вопросов и ты свободен… Пистолет там…, весь хромированный такой…, от куда взялся не знаешь? Так, фамилия твоя как?! Давай быстрей…, иначе забьем твоего…, этого… – И уже обращаясь к бьющим:

– Эй, гоблины, не переусердствуйте, мне его еще допрашивать…, давайте в машину, после закончите… – Повернувшись и увидев отсутствующие бессознательные глаза обожженного, пнул ногой его кровать, с ухмылкой поднялся и вышел. Уже идя по коридору, услышал раздающиеся с лестничного пролета протестующие голоса, принадлежавшие матери арестованного, сестре-хозяйке и доктору. Кричали они разное от предупреждения того, что нервный стресс от сегодняшних событий может подействовать необратимо, до:

– Как вы смеете, мерзавцы, дождитесь хоть завтра… – это же военный госпиталь… – фраза не успела закончиться, протестующие так и не дождавшись ответа, увидели отъезжающие милицейскую «буханку», и следом за ним красного цвета «Мерседес-Бенс», весь напомаженный и блестящий.

* * *

Не сопротивляющееся тело молодого человека, грубо затащили в отделение милиции и…, через минуту раздался грохот запирающегося замка двери темной квадратной комнаты – три на четыре метра, которая приняла постояльца на время не известное никому. Грязные, заплеванные стены, наверное единственный раз, еще при сдаче помещения, покрытые «шубой», и видевшие не одну голову, пытающуюся в подобной же ситуации расколоть себя пополам, и тем самым остановить жизнь на этом страшном этапе…

Ему уже не важно было где умирать, как это произойдет и что с его телом станет потом. Он нарочно, что бы сделать себе еще больнее, принял на деревянных нарах положение, при котором нестерпимая боль пронизала все его тело, и так и остался, но привычка втягивать эту самую боль внутрь собирая в одной точке, постепенно превратило ее в горячую попутчицу перипетий, которую даже стало жаль – все ее попытки досадить оканчивались неудачей и лишь помогали отвлечься от уныния и грядущего сумасшествия, в которое он впадал.

Возможно, именно это, через чур болезненное состояние и спасло его. Мысли начали оформляться, приобретать смысл и постепенно упорядочиваться. Одна из них заставила встрепенуться – врач сказал, что сыну требуется…, – что-то требуется…, а раз требуется, значит он жив!!! ЖИВ! ЖИВ! ЖИ-И-И-И-ИВ!!!

От этой мысли Алексей встрепенулся, попытался перевернуться, что бы больше сосредоточиться, но кроме того, что отец куда-то сразу упылил, ничего не вспомнил. Мама наверняка у Ванечки и не на шаг не отойдет. Мысли текли ледяным потоком, охлаждая жгучие воспоминания и восстанавливая события, которые он уже проговаривал иссохшим и окровавленным ртом, пусть и еле слышно: «Хорош отец! Сыну нужна была помощь, а я даже не понял этого!.. А может…, а может и Ия?» – ведь он так ничего и не знал о произошедшем. Все были настолько в шоке, что не смогли ни о чем говорить. Он точно помнит, что люди в машине, которая их везла, чем-то были заняты…, что-то делали, но ему не было видно!

Жена была накрыта простыней…, простыней…, ииии…, и точно – на ней не было пятен крови! Свешивающаяся рука Ии, которую он судорожно сжимал, была белой – не грязной, и ему сейчас казалось, что очень горячей и он чувствовал пульс, хотя в таких ситуациях можно «слышать» и свой. Подумав еще чуть, вспомнил, что был момент, когда ему показалось, будто ее рука сжала, не сильно, но сжала его кисть. И…, иии…, больше он не помнит ничего! Нииичееегооо!..

«Солдат» решил вспомнить все еще раз по порядку, до мельчайших подробностей. Раз за разом он прогонял события и они всплывали все четче и четче. ЧТО ПЕРВОЕ УВИДЕЛ, КОГДА ПОДБЕГАЛ И… КОГО? Именно «кого», ведь кроме родственников были, те кто заскакивал в машину, рванувшую с места перестрелки, он даже вспомнил часть номера, иии… навязчиво всплывало лицо человека, отставшего больше всех и сильно хромавшего… точно, перед самой посадкой он повернулся, но это Алексей видел боковым, периферийным зрением. Пусть так, но он руку на отсечение может дать – это был «Юрок», и это без вариантов!

Расстояние было метров 50 – многовато, что можно разглядеть, да иии…, может он ошибся? Это открытие многое объясняло, многое шокирующе меняло, но…, но не исправляло ситуации. В любом случае, важно одно – жива Ия или нет?! Остальное вообще пока не интересовало, даже то – зачем он здесь, и почему именно так с ним обошлись.

Он так и не смог себе представить ее смерть – такого не могло случиться! Ему казалось, что он чувствует ее присутствие среди живых и даже пытался каким-то образом нащупать супругу в пространстве. Начиная слышать какие-то голоса, наверное те, которые хотел и которые заставил появиться из подсознания. Поймав себя на мысли, что это похоже на сумасшествие, просто провалился в сон на несколько минут. Увидев в забытьи чтото мучительное, очнувшись понял, что должен хоть что-нибудь предпринять…

…Кое как он поднялся, появившаяся надежда дала силы – может все еще не так плохо и то, что сейчас с ним происходит – это самое худшее из происходящего в его семье. Он аккуратно поднялся, подошёл к грязной и обшарпанной двери, постучал и позвал, постаравшись привлечь к себе внимание. Каждый звук вырывающийся из его легких, да что звук, даже дыхание, вызывали боль – ребра видно поломаны, да он ещё и не отошел от последствий происходящего в ангаре.

Не страшно. Дико захотелось пить, но знать о настоящем положении дел гораздо важнее. Барабаня все громче и громче, после прислушиваясь и ничего не слыша, начинал заново, пока не начал приближаться шум, плавно перешедший в мат, ничего хорошего не предвещавший:

– Щас я тебя… научу чужой сон уважать…, ну ты, свиное рыло…, высунь-ка башку… – Маленькое окошечко открылось, Алексей опустил лицо на его уровень, открыл рот, с силой вдыхая воздух, чтобы выдыхая задать вопрос, и именно в этот момент получил заряд струи какой-то гадости из баллончика. Она попала и в глаза, и в глотку, и на руки. Дикая боль от слизистых покровов трахеи до слизистой оболочки глаз, разорвала криком небольшое пространство камеры, сквозь который слышался хохот человека, сделавшего подлость и явно получившего от этого удовольствие.

Не было ни воды, ни тряпки, руки в этой же гадости, боль все сильнее жгла и если хотя бы не попытаться смыть, то «привет» зрению или… С болью в избитом теле мужчина, скинув рубашку и экономно намочив ее собственной мочой – единственной доступной жидкостью, аккуратно попытался стереть хоть что-то или промыть уже выжимая ткань на открытые глаза запрокинутой головы. Что делать!!!.. Чем хуже и сложнее ситуация, тем быстрее он собирался с мыслями и концентрировался в поступках. Думать было некогда, на полную катушку работала интуиция…

Остатками прополоскал горло – никогда Алексей не думал, что будет экономить отходы жизнедеятельности собственного организма. Жидкость содержала соль, а потому хоть и разбавляла, и главное смывала консистенцию из баллончика, сама же продолжала разъедать обожженную слизистую, но уже ни так агрессивно, как сжиженный газ.

Ужасное состояние физическое усугубляла эмоциональная составляющая и еще больше отсутствие ответов на главный вопрос: «Что же с Ией и Ванюшкой!»

Глаза открыть было не возможно – распухли веки, слезились глаза. Каждый вдох и выдох причинял боль уже не только из-за поломанных ребер, но и по причине обожженных трахеи, слизистой полости рта и разбухшего языка. Все это требовало ухода и быстрейшего воздействия медикаментов, а не бездействия.

В результате к утру говорить он вообще не мог. Вся слизистая не просто покраснела и облипла, то ли слизью, то ли лейкоцитами, но и распухла так, что ни то чтобы слюну проглотить но и вдохнуть или выдохнуть составляло большую проблему – он уже начал задыхаться и хрипел, ловя сознанием последние утекающие мысли.

Впрочем, если бы не это состояние, в котором его обнаружили чуть живого, возможно Алексея забили бы до смерти еще до полудня, выколачивая нужные признания. А и не получив, тоже бы забили – другого не дано, ведь генералы не ошибаются!

«Солдат» был найден с утра в обмороченном состоянии, в почти коме, не способный дышать, с бурыми огромными распухшими веками, полностью сравнивающие глазные впадины со лбом. По всей камере кровь, как и он сам, и его разорванная рубашка – от куда в темноте и с обожженными глазами ему было знать, что в его моче больше крови, чем самой мочи!

Везение это или еще что-то – об этом он будет думать после, через несколько дней. Сегодня же бригада реаниматологов, приехавшая лишь через пол часа, хотя сам Верхояйцев ездил за ними, понимая, что если главный подозреваемый уйдет со сцены, его самого разорвут, а перед этим лишат «девственности», сразу взялась за дело, правда предупредив, что в случае летального исхода в документах напишут о состоянии больного, как о раненном и прошедшем через пытки и издевательства.

Состояние офицера, стало стабильным лишь к вечеру, но ни о каких допросах на три – четыре дня и речи быть не могло. Это спасло и его, и Ильича, но…, но поставило Алексея перед очередным выбором, который сделал его жизнь…, а жизнь ли?

* * *

Ничто не стоит на месте, тем более следствие, имеющее столь мощный стимул, и совершенно не разбирающее не только пути, но и человеческие судьбы – подобное отношение, ни в коем случае, не дань времени, а взаимоотношения закона с его исполнителями в случае отсутствия его – гаранта, то есть лица или лиц, имеющих возможность прогарантировать соответствие написанного в конституции государства…

…Найденный пистолет и очевидность произведенного из него, хотя бы и одного выстрела, не потребовали произведения экспертизы, хотя бы потому, что на наградном оружии находится маленькая табличка с обозначением кому и за что сей предмет преподнесен. Не составляло особого труда свести воедино показания очевидцев, которые, как не странно нашлись, и фамилию, имя и отчество хозяина оружия, с лежащим в госпитале Виктором Ильичом.

Не долго думая Верхояйцев выписал постановление об ограничении его свободы и взял с него «подписку о не выезде», предъявив для начала статьи «за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов», с подозрением на превышение мер собственной безопасности и покушения на убийство, не пожалев старика, доведя до него, что именно он убил собственную дочь! А так как пределов его воображению не было, так же как и границ самолюбия, то это было лишь начало, концом чего, могло стать все что угодно. Его даже не смущало пользоваться одними и теми же свидетелями и их же брать в понятые, где бы преступление или обыск не произошли: Алексея ли, на месте несчастья или допроса Ильича в госпитале, или обысков в квартирах родителей первого и его же однокомнатной – и там, и там, и там подписи были одинаковые, при том что настоящие понятые – действительно соседи, были только у родителей, правда эти честные граждане отказались подписать протокол с ложным перечнем, якобы найденного. А зачем утруждать себя. Пока «маховик» взведенной системы находится в движении, его не остановить. А когда он остановится, обладатель тучных бровей будет уже прохлаждаться на пенсии в лаврах, почете и уважении.

Подключившиеся сослуживцы Ильича заставили подойти к расследованию серьезнее, но пока результатов это не принесло – все ждали основного фигуранта…

 

В одном проценте вероятности

Григорий, после произошедшего, уже дважды имел встречу с «Седым», но как-то странно, не получил ожидаемого нагоняя, напротив, хоть и не похвалу, но разрешение на новый запускаемый проект и обещание помощи, если что-то пойдет не так. Алексеем же теперь тот собрался заниматься сам, впрочем предупредив чтобы «Усатого» не выпускали из видимости и пока вывели, вместе с участвовавшими в перестрелке «лианозовскими», из игры…

Сын Алексея был в стабильно тяжелом состоянии, если и витала надежда на его выздоровление, то только у родственников – все дыхательные пути мальчика были обожжены, хотя снаружи не было ни одного ожога, да и вообще ничего, что могло бы угрожать жизни. Если бы всего на пару минут раньше его вытащили из машины, то он отделался бы легким испугом, так как осознать потерю матери был еще не в состоянии.

Этот маленький человек, будто бы боролся со смертью сознательно, хотя бы для того, чтобы дать возможность отцу попрощаться с ним, еще не ушедшим в мир иной. Год жизни, который он прожил в совершенно счастливой семье, останутся всем, что будет напоминанием о жизни вообще Алексею, и о том, что она вроде бы, когда-то была еще долгое время, оставив огромный рубец на всю душу этого человека…

…Уже на третий день, когда все допросы еще были запрещены, а клиент ожогового отделения, охраняемый одновременно четырьмя сотрудниками новообразованного спецподразделения милиции СОБР, с пристегнутыми к кровати руками был посещен человеком, которого он узнал не сразу, а вспомнив, почему-то не был удивлен…

…«Седой», придвинув услужливо поданный стул к самому изголовью и присаживаясь, загадочно улыбался, глядя прямо в глаза больному, но это не выглядело издевкой, а скорее попыткой вернуть понимание многогранности и многополярности мира, в котором еще есть добро, надежда и спасение. Все, что нужно было человеку, одетому в белый халат посетителя – понять доходят ли его слова до сознания раненного арестованного или нет. Получив положительный ответ, моргнувшими глазами, гость начал, заранее попросив всех удалиться из палаты, очень внимательно глядя в, полуприкрытые опухшими веками, но смотрящие на него, глаза:

– Все очень неважно складывается, друг мой, единственный, кто может вам всем помочь, сидит сейчас перед тобой. Не верь ни единому слову, которые во множестве услышишь завтра. Хотя у Виктора Ильича то же далеко не все гладко – предъявленное обвинение в убийстве и…, но ни это главное, против вас включились силы, противостоять которым вам, в одиночестве, по крайней мере без поводыря, будет сложно. Суть – я предлагаю решение всех вопросов моими ресурсами в замен просто обещания подумать о предлагаемой мною службе…, не совсем государству, но Родине, кажется именно ты объяснял мне когда-то разницу между двумя этими понятиями. Я не требую ответа сейчас, просто… – Алексей с трудом зашевелил губами, что заставило пришедшего наклониться:

– Ииияяяя… – «Седой» сразу понял, что судьба супруги точно не была известна прикованному, в прямом и переносном смысле, к постели, а лучшим и полезным для дела станет только правда – по крайней мере сейчас:

– Алексей…, я не вправе лгать…, даже скрывать…, – эх…, ни я должен это говорить! Но раз так…, жив только твой сын, но состояние его не внушает надежд… – Глаза, внимательно слушающего, закрылись, мышцы расслабились распластав ноющее тело с растерзанной душой. Нет, слезы, такой киношной и такой нужной при описании и увеличении чувственности действия описанного, не было. Потухший огонек взгляда, как одиноко упавшая у камина искорка, еще каким-то образом жившая и дающая, пусть и микроскопический отблеск и даже не красного, а желтоватого оттенка, превратилась в пепел, как и все, к чему он теперь будет прикасаться…

Он не чувствовал ничего и не заметил как уходил «Седой», прежде вложив ему что-то в руку. Где-то вдалеке остались слова, произнесенные удаляющимся в никуда голосом о том, что с этим делать. Через какое-то время придя в чувства, Алексей вспомнил о них, взглянул на какой-то брелок, зажатый в ладони, но кроме светлого креста больше ничего не разглядел… Боль пронзила все тело, на немного задержалась в голове и медленно начала сползаться к груди, где все отчетливей проявлялась одной и той же пульсирующей мыслью: «Зачем мне все это, если ее больше нет?!»…

* * *

Следующий день показал правоту слов «Седого», правда на еле слышный вопрос о его жене, Алексей получал неизменный ответ:

– Да чо ты все о ней, забудь с твоим-то сроком и о бабе думать!.. – Правда, по мнению следователя в самый подходящий момент, чтобы расслабить и так уже выбившегося из сил и словно распятого на койке, как на кресте, что забавляло милиционера, он добил «Солдата»:

– А ты разве не знаешь, что твой тесть – «великий стрелок». Именно он первой же пулей и ухлопал дочь, аккурат в височек попал?!.. Нет?… Ну, тогда извини… – Такая ложь, правда, после оказавшаяся правдой, да еще в таком тоне, кроме негодующей ненависти больше ничего не могла вызвать.

Черствеющая душа уже более не могла противостоять желаниям мести, а виновность за происшедшее перекладывалась на сегодняшних мучителей. Ему все казалось, что не попади он сначала в отдел УВД, а после сюда, то смог бы что-нибудь предпринять, из того, что изменило бы ситуацию кардинально.

Совершенно не понятно было сказанное вчерашним гостем о состоянии сына, которое по его словам не позволяло на что-нибудь надеяться, но это была та самая малость, с которой человек начиная верить, убеждает себя, что все уже прошло и опасность миновала. А потом, он был уверен, что и мать, и отец, как бы им трудно не было, сделают все от них зависящее: нужно будет продать квартиру – продадут, нужно будет чем-то пожертвовать – пожертвуют большим, хоть самой жизнью. Но всего этого никому нужно не было – ни людям ни обстоятельствам, ни Господу, в непознанные планы которого ни оживление Ии, ни спасение Ванечки не входило:

– Что же тогда?!.. – Кричал он в своем сознании:

– Что! Почему он! Почему именно с ним все это произошло и происходит именно с ним!.. Происходит именно то, что в принципе не должно было произойти, на что любой разумный человек оставил бы один процент вероятности. Одииин!.. – Мысли, плескающиеся и бьющие по полушариям, причиняя небывалую боль – не физическую, на эту он уже не обращал внимания, а на ту, которая вела прямиком к безумству. Казалось, еще чуть-чуть и мозг отключит разум, оставив работающими лишь участки, отвечающее за жизнедеятельность в образе растения. Пусть так, пусть, лишь бы не чувствовать этой боли!

* * *

Действительно все, что с ним происходило три с половиной года после знакомства с Ией, казалось тоненькой дорожкой, лЕбезной и не видимой, и каждый следующий шаг он опасался делать так, чтобы не промахнуться, теперь же он много дал бы из того, что был в состоянии, чтобы путь его стал иным.

Но во-первых, кроме жизни и здоровья дать не чего, а во-вторых – из этого никому оказалось ничего не нужным, похоже даже следователю…

Прошло две недели после всего случившегося, «Седой» выполнил обещание – все обвинения были сняты, «настоящие» преступники найдены, правда, как оказалось среди них не было действительно настоящих. Сейчас же он стоял и еще слабой рукой держал ручку, которой только что подписал документ – он соглашался… «убить» своего сына, отключив его от аппаратов искусственно поддерживающих его жизнь. Шансов не было – мозг ребенка был мертв…

По левую руку от Алексея стоял отец, по правую бывший, хотя почему бывший, тесть – все в втроем были уверены только в своей вине и совершенной безвинности двух остальных присутствующих. Первым тишину нарушил батя «Солдата»:

– Чего ждем, господа офицеры, может на кладбище – надо все таки договориться о внуке… или нет, наверное сыне… Я никогда не был мстительным, но сейчас еле сдерживаюсь… – На услышанное уголки нижних век, расположенные у переносицы его сына, странно поднялись коснувшись слезными канальцами верхних век, так не понятно слегка опустившимся навстречу, непонятным образом немного уменьшив площадь глаз. Не сощурились, а именно уменьшились. Как это получилось – не известно, наверное само собой и в это время в глаза ему смотреть становилось крайне не приятно, что и заставляло отворачиваться:

– Давай, бать, а мне нужно долг отдать…

– Эээ… Алёх, ну ка погоди, ты что это задумал? А?… Мы с Ильичом… – короче, если уж что-то делать, так нам с Витей. Ты еще молодой… – Лев Георгиевич, в свои шестьдесят с лишним был довольно бодр, крепок, оптимистичен и сверкал взглядом как хищный стервятник, впрочем таковым его взгляд был всегда. Нос с горбинкой, черные глаза, волосы с проседью, тонкие черты лица, среди которых выделялись совиные брови и расплывающийся над ними широкий лоб мыслителя, со всегда спадающей, чуть длинноватой лихой челкой, формировали выражение лица человека прямолинейного, мужественного, не отказывающегося пред сложностями от задуманного, да и вообще никогда не меняющего однажды принятого решения.

Если серьезно, то знающие его прибавили бы озорной взгляд, проявляющийся только исподлобья и никогда не смотрящий так с поднятой гордо головы. Он любил в молодости покуролесить, но сдерживался в этом возрасте, хотя бывали иногда, в особенности, когда чувствовалась поддержка Ильича, дерзкие незлобные выходки, никогда не портящие настроение отдыхающего коллектива. Он обожал книги, взгляд его зажигался при виде незнакомого фолианта, которым он обязательно старался завладеть. Память его впитывала все до мельчайших подробностей, в нужное время вынимая из своих недр необходимое, удивляя собеседников редкой сегодня эрудицией.

Он был горделив, несносен в рассказах о предках, где мог что-то преувеличить, ибо хороший рассказчик не умер в нем, как и знатный насмешник, и прежде всего над собой. Средний рост никогда не смущал его, в случае обращенного кем-то на это внимания, он любил повторять: «Это ни я не высок ростом, а вы неоправданно длинны!» Он любил свою супругу, Татьяну Алексеевну, и был джентльмен. Он был настоящий мужик со своими положительными, и не очень, чертами, впрочем и то и другое считая необходимыми составляющими почти эталона, каковым в шутку себя называл…

§ Пааап, ты чо людей убивать что ли собрался? Вопервых – не дурите… Ну вы даете… А во-вторых, если думать об этом – у меня все равно, и именно по причине молодости, получится и быстрее, и надежнее… А в-третьих – я обещал одному человеку дать ответ и именно сегодня… – При этих словах он вынул брелок, оставленный «Седым» в день посещения им в больницы, покрутил в руках, и приблизив к глазам, прочитал, как будто начало римской проскрипции:

§ «ЧЕРНАЯ СОТНЯ»… Ннн – дааа… Часа через два буду на кладбище, а затем… найдемся…

Оставшиеся вдвоем мужчины, переглянулись – их озабоченность о сыне стала единственным важным занятием на сегодняшний день. Да, да о сыне – ибо для одного он был родным, а для другого стал то же тем единственным звеном, которое соединяло его со смыслом жизни. На самом деле Виктор Ильич Мороз из последних сил держался за это существование и в большинстве своем именно из-за Лёшки, которому было явно тяжелее и который кажется потерял основные ориентиры.

Судьба зятя была очень ему дорога и в тайне от всех он собирался оставить квартиру в Ленинграде именно ему, а сам… – а сам «отправиться» к Ярославне, Ии и Ванюшке. Правда был сон, которых он не видел уже лет двадцать, не считая конечно того бреда в госпитале, а этот прямо цветной, как наяву в котором они отталкивали его от себя, будто бы говоря:

§ Не вздумай! Если решишься покончить с собой, то мы никогда не будем вместе!.. – Он и не решался. Его девочки были верующими, а православие не только подобное осуждает, но и утверждает, что покончившие с собой, даже не захораниваются на кладбище, но вне ограды, и чуть ли не прямиком попадают в ад! А он был уверен, что те, кого он так любил, могут находиться только в раю.

Последнее время он ничего не планировал, только на завтра. Правда не завтра, а на днях он поедет в Рязань, к тому самому батюшке крестившего Алексея и венчавшего их с дочерью, просить направить его на путь… на какой-нибудь, он согласен на любой, указуемый священником, так как первый раз в своей жизни он не знал что делать. Лёвушка и Лёха не могли его поддержать. Лев работал и уже в эти дни отгулял все, что накопилось и даже возможное за будущее. Сын же пропадал днями на кладбище и не желал иного…, пока во всяком случае. Он просил не теребить его еще пару дней, с чем все согласились…

…Странным было то, что никаких последствий со стороны нападавших не было и никто не знал, что с этим делать. Скорее всего они просто попрятались и выжидают суда над теми, кого судят вместо них. Ужасно мало сил, а осознание бессилия делает тем временем человека, без мотива к сопротивлению этой навязчивости, слабым, податливым и апатичным.

Через пол часа, после расставания с отцами, хотя про это он уже забыл…, не то чтобы забыл, просто не обратил на это внимание, Алексей был на месте. Сегодня отсчет времени шел от момента подписания бумаги, которая освободила его сына от мук пребывания его души между тем духовным и нашим материальным миром – именно так он объяснил себе необходимость сделать то, что сделал. Но не желая отпускать Ванечку, пусть и такого, он не дал бы воссоединиться ему с матерью. Поняв это, ему сделалось еще больнее. Сегодняшнее же событие, как не странно, сбросило большой камень с его души…

…Сейчас, уже буквально перед входом в условленное ранее с «Седым» заведение, ему вспомнилось личико его мальчика, видневшееся через стеклянный кофр камеры, где тот находился. Несмотря на его младенческий возраст, выражение лица казалось осознанно-взрослым. Присматривающемуся через наворачивающиеся слезы, Алексею показалось, что младенец улыбался и радовался происходящей вокруг него суете по отключению всяких трубочек, резиночек, гофрированных шлангов и перевязочек с присосками и контактами. Возможно душа чувствовала приближение свободы…, но путь к ней лежал через потерю «Солдатом» последнего мостика со счастливым прошлым.

Он понимал, что сына сейчас увезут, после чего он сможет увидеть его лишь дважды: в церкви при отпевании и на похоронах. Представились физические последствия разложения, маленький гробик, ангельское личико, обрамленное кружевами и бутонами цветов – отец гнал от себя эти мысли, морщась и стараясь дышать глубже. Он пошатнулся, когда завернутое голенькое тельце пронесли мимо за стеклом бокса, хотел постучать и попросить, что бы…, но понял – нужно удержаться прямо сейчас… и навсегда…

…В ресторане никого не было, Алексей, подозвав официанта, показал оставленный ему брелок, как было условлено, последний кивнул, вернул вещицу и отошел, что бы через минуту пригласить к уже ожидающему господину. Им оказался сам «Седой»…

…Заведение было оформлено на китайский манер, восточной кухней, а еще точнее, именно стилизованной под эту самую кухню. В сереньком неприметном костюмчике, из легкой дорогой ткани, в некоторых местах плотно прилегающей к телу, тем самым дающей понять по выпирающим буграм мышц о физической подготовке его обладателя. Спортивность человека не вызывала сомнений, при чем не та, что имеет своей целью удивить окружающих, а та, что стала уже образом жизни и необходима для нормального функционирования организма, часто преодолевающего экстремальные нагрузки. Возраст, в отличии от подготовки был сложно определяем и помещался в предполагаемую вилку: 35–50 лет.

Сказать, что их отношения с Алексеем уже состоялись, значит не сказать ничего. «Седой» был из тех редких феноменов, которые обладают почти идеальной памятью и мгновенной реакцией на все происходящее, при всем при этом развитость этих качеств не была однобокой. Он идеально помнил не только то, что видел или слышал, но и что читал, а так же выводы вместе с анализами, в общем все, с чем когда либо носились в его сером веществе нейроны головного мозга.

Иногда он для большего воздействия на мнения собеседников и убедительности, пародировал… нет, скорее точно повторял не только голос и интонации, но и буквально буква в букву сказанное оппонентом в прошлом, после чего, как правило, необходимости убеждать больше не было. Ничего зазорного он в этом не видел, напротив, ссылаясь на историю, любил приводить в пример М.И.Кутузова, который в молодые годы, за подобное пострадал, и пострадал потому, как использовал свой дар не для дела, а смеха ради.

Обороты его речи были необычайны и прежде всего использованием их из разных времен и всевозможных притч, смысл которых был не всегда ясен. Правда все это не говорило о сложившихся отношениях между ним и «Солдатом», а ведь это отдельная тема, имеющая начало еще несколько лет назад.

Мы никогда не узнаем настоящих данных, этого опытного человека, серьезно подготовившегося к сегодняшнему разговору, кстати, что было совершенно ни к чему – ибо Алексей долги не только признавал, но и всегда возвращал, и к данному им слову, и не важно кому, относился серьезно.

Можно считать, что два этих человека на сегодняшний момент были в некотором смысле загадками друг для друга, все что было у них на душе – глубоко спрятано, несмотря на открытость и максимально допустимую откровенность. Изредка, внимательный глаз собеседника, участвующего в интересном обсуждении с одним из них, мог заметить, несмотря на всю увлеченность в беседе, его почти полное отсутствие.

Странным было, заметив подобное, наблюдать логичность мыслей непосредственно здесь, а так же живую, соответствующую моменту, мимику, нормальную реакцию на тему и на произносимое другими.

Собеседник, ловя себе на подобной мысли ощущал, вроде бы, его нахождение здесь, но при полном его душевном отсутствии, правда получая все интересующие ответы, невольно задавая себе вопрос – а если он не здесь, то где?

Итак, их отношения имели уже несколько лет, хотя представляли собой полное отсутствие общения в течении всего этого времени, но… все же «Седой» всегда помнил о курсанте, кое чем отличавшимся от большинства, из числа проходящих с ним собеседования. Привлечь его после выпуска из училища, значило не воспользоваться полностью потенциалом последнего.

Действительно, тогда селекция выглядела несколько иначе, если не сказать проще – выбрать лучших или же точнее более подходящих, подписать бумагу и по получению чина лейтенанта направить его на какое-нибудь местечко. Все было регламентировано и заранее определено: строитель – значит строить или содержать и обслуживать построенное…, хотя здесь тоже, как и везде свои нюансы, может одновременно и подсматривать и докладывать, правда последнее не для Алексея.

Вряд ли применимо это было тогда, но сейчас с его характером, качествами… – да даже дело не в них, а скорее в полном комплексе их и сочетания, подходил более чем.

У Алексея же не было особых причин вспоминать, а тем более думать о сегодняшнем собеседнике до попадании в больницу. В его жизни он появился, разумеется не случайно и, тем более, неспроста именно в это время. Он полагал, основываясь на своем убеждении, что все неизвестное когда-нибудь проявляется, и именно тогда, когда эта информация наиболее нужна одному и наиболее нежелательна своим открытием другому – всему свое время. На сегодняшний день «Покупатель» помог ему и его семье, то есть тому, что от нее осталось.

Совершенно точно понимая, что просьба, а точнее предложение, которое он сейчас услышит, будет адекватно оказанному одолжению, а значит отнюдь не участие в игре в футбол и не рыбалка, а нечто, что поможет достичь определенных целей, причем человек способный поменять местами обвиняемого, пусть даже огульно обвиненного, на такого же невиновного человека в самый разгар следствия, да еще не одного, наверное нуждается в услугах еще более серьезных. А потому Алексей шел с уверенностью в том, что вне зависимости от услышанного, согласие он все равно даст, чем бы этот возврат долга не обернулся.

«Седой» же, тоже в этом не сомневался, просто ответный шаг или плата за оказанную услугу, пусть даже это выглядело как возврат долга, как это определил для себя Алексей, не были его целью. Что же тогда? Работа на постоянной основе, но само предложение таило в себе опасность – ибо всегда существовало предположение: подобное «оружие» иногда стреляет не по назначению, а бывает даже поражает и хозяина. Потому все нужно было «обтяпать» таким образом, чтобы не выглядеть непосредственным собственником, оставив некую прокладку, от которой тоже, между прочем, возможно нужно будет избавиться.

Сейчас у «Седого» готов был план операции, выглядевший лишь звеном в целой партии, в алгоритме которой было заложено и уничтожение прежней, вышедшей из под контроля «машины», в виде недавно рассыпавшейся бригады «медведковских», некоторые осколки, которой создали свои, так сказать, структурки по отъему финансовых средств, крышеванию, и разного другого рода преступной деятельности. Сложилось так, что эта прежняя «шайка-лейка» попала в его поле деятельности и благодаря двоим участникам из этой среды – парни, сами того не понимая, выполняли задачи обусловленные целями поставленными «Седому» кем-то, находящемуся выше него самого. Могло бы это быть по-другому? Кто знает, но пошло именно так. Ведь на сегодняшний день почти ни одна структура не находилась в жестком подчинении одному лицу, а соответственно имела выбор, что порождало неуверенность не столько в завтрашнем дне, сколько, прежде всего, в доверии. С этого разговор и начался:

– Алексей, прежде всего, прими мои соболезнования, произошедшее ужасно! Я обещаю, независимо от финала нашей сегодняшней встречи, помочь тебе разобраться, найти виновных, ну а дальше, как сам решишь (неудивительно, ведь смерть этих «виновных» так хорошо ложилась в планы «конторского корректора»)…

– Спасибо…, ннн-дааа, не особо-то мы знакомы. Ну значит – так тому и быть… Спасибо, прежде всего за помощь, в этой ситуации… В общем, спасибо, чем смогу – послужу, рассчитывайте на меня, даже, наверное, так – я полностью ваш…

– Забегаем…, конечнооо…, ведь так говоря, ты даже не представляешь, что я могу попросить или какие планы строю с твоим участием…

– Ну почему же, человек обладающий такими неограниченными возможностями, которые вы продемонстрировали, обладает почти неограниченной властью, а раз так, то либо желает ее увеличить, либо удержать, что всегда сложнее. А это, как я понимаю, должно либо быть насилием, либо граничить с ним. Вы же тогда в училище не оловянных солдатиков собирать в свою коллекцию приезжали, хотя… кто вас знает зачем…

– Леш, давай так – прежде всего поговорим о взаимном доверии. Ведь доверие – консистенция не стабильная и больше газообразная, достаточно просто задуматься, и не правильно сориентировавшись, перестаешь верить. Даже у очень преданных людей может включиться механизм защиты, а у каждого он свой! Помнишь какие слова в житие у Николая Угодника, якобы им сказанные: «Золото испытывается огнем, а сердца верных во время искушений…»

– Возможно, но я эту часть истории вообще не знаю, и как мне кажется – это больше о верующих и об их вере…

– Именно, но все едино. А знаешь кто сказал: «Кто не со Мной, тот против Меня; и кто не собирает со Мной, тот расточает».

– К чему это все? К тому же я вообще ни с кем и не изза чего…, деньги не особо теперь важны, семьи нет, будущего тоже, дело доделаю… иии даже не знаю, чем жить дальше. Так что с вами, не с вами – это как получится, правда хотелось бы отплатить тем же…

– Вот именно – на важное нет времени, суета и печаль застили душу, а уныние поедает разум, что есть смерть при жизни. Между прочем…, гм…, в этой жизни почти все кажется настоящим…, до тех пор пока человек не встречается со смертью… – глаза в глазницы, и даже не со своей, а с чужой, тебе ли этого не знать?!..

– К сожалению так – подпишусь под каждым словом.

– Так вот по настоящему в этой жизни бывает только смерть, и чем ближе ты к ней, тем реальнее себя ощущаешь. Причем не только ты… А подходит время, когда для многих именно ты и становишься реальностью не оставляющей никакого выбора… В общем, Алексей, мне нужен человек, способный добывать информацию, обрабатывать, анализировать, находить, планировать, и осуществлять…

– И чего касается эта информация…, иии… осуществление чего?

– Жизни и смерти, друг мой… – Стало понятно, что сейчас беседа зайдет в русло, в которое нужно самому либо «заходить», либо отказаться, но «зайдя», выхода уже не будет.

– Другими словами найти и уничтожить, а кто же будет решать «кого», так сказать – «взвешивать и признавать ничтожным», или это вопрос доверия?

– Думаю, что так…, да кстати, фразу, которую я тебе привел – из «Евангелия от Луки», а слова эти принадлежат Иисусу Христу. Понимаю, что все вместе сказанное ни как не состыкуется. Возможно. Но не это главное.

– Что же?

– Придет время и состыкуется… – но это ты поймешь, лишь начав… – Их глаза встретились… Алексей знал причину, по которой взгляд напротив притягивал и поэтому фокусировал свой чуть глубже затылка, будто бы глядя сквозь, сам же уже автоматически сделал движение уголков век у переносицы на встречу друг другу. Этого последнего движения не ожидал «Седой», а точнее ощутил неожиданное – чем-то от этого резануло… какой-то неприятностью, а повисшая тишина создала неудобство неизвестности…

Просто Алексею или Лелику, как называли его только близкие и он сам, «про себя» разумеется, не было все равно. Он никогда не мстил, но сейчас при, рассмотрении нескольких фотографий, переданных «Седым», среди которых был «Усатый» и двое из «лианозовских», в нем боролись два чувства: воздать им должное, иии… не опускаться до этой грязи – сами свое найдут!

Первое подогревалось желанием опровергнуть свое бессилие, явно проявившееся в момент перестрелки, хотя его не было там, но он обязан был присутствовать, и убивать! А что же еще?! Тем более теперь, когда к этому подталкивало действительно чувство долга, а не долг…, долг выдуманный и подло образованный…

Еще лежа в больнице, «Солдат» дал себе слово: если «Покупатель» сдержит данное обязательство, то Алексей выполнит любой его каприз, даже если тот пожелает чтобы он сделал себе сёпуку – сделает, и с превеликим удовольствием.

Конечно принципы остались, но все происходящее выстраивалось именно так, что он имел возможность оправдать перед собой любой свой поступок, а ни это ли единственное необходимое условие? К тому же, он еще не встречал человека, который бы не произнес так или иначе фразу, узнав о его несчастье, о необходимости смерти тем, кто был виновен в произошедшем. Справедливости ради нужно заметить, что какая-то его часть сопротивлялась, наверное она называется совестью или душой. Но холодок начинающий замораживать чувства, оттеснил все сомнения.

Взглянув еще раз с неприязнью на фотографии, он произнес:

– Правильный расчет – они мне то же не нравятся, особенно вот этот, с усами. С чего и когда начинать?… – Вместо ответа «Седой» взял, лежащий на углу стола со стороны Алексея свой, оставленный ему в больнице, брелок, убрал его в карман, из другого вытащил коробочку из черного, тяжелого дерева с витиеватой инкрустацией серебром и золотом, с вплетенной в нее буквой «С», и протянул сопровождая словами:

– Римская цифра «С» – «100» – это ты. Я и те из немногих, которых я представляю, уже поняли и знают этот смысл, если увидишь у кого-то одну из цифр на подобном брелке, представляйся, как «сотый»… – И это означило, что теперь обратного пути уже нет. Затем вытащил из внутреннего, нагрудного кармана конверт и положил на стол:

– Здесь адрес, с которого можно начать. Достаточно одного «Усатого». Ни в действиях, не в выборе не ограничиваю. Если проблемы с «железом», скажи Григорию…, не смотри на меня так – у него нет такого предмета, как в этой черной коробочке, хотя и он, как и каждый из нас некий инструмент…

– Да, конечно…, впрочем, такой же как и я…

– Нет… не то, даже посыл не тот. Он служит двум господам… Между вами никогда не будет знака равенства. И не потому, что он другой – он не из нас. Скорее всего… я, ты, и другие погибнут, но со временем ты поймешь – это того стоило… Это и есть та причина, из-за которой не просто можно, но и нужно жить так – жертвуя всем. Вопросы?

– Национальный состав… вот с такими коробочками?

– Хм! Оригинально, но не лишено смысла – тебя устроит… Еще?

– Какая цифра у вас?… – Показывая на свою, на коробочке. Вместо ответа собеседник снял с указательного пальца правой руки перстень с прозрачным голубым камнем с обработкой «кабошон», сквозь который четко был виден мальтийский крест белого цвета, повернул обратной стороной, так что бы было видно латинскую буква L – «эль», означающую – «50».

– Не густо…

– Те, что предо мной – живут почти «вечно», то есть умирают своей смертью, и все же уходя, передают последующему… – Может все это и покажется интересно, и интригующе, но апатия, в состоянии которой находился Алексей или, как теперь «Сотый», было наилучшим состоянием, но все же не унынием, сопровождавшим его последние несколько дней. Сказать правду – восторга от услышанного у него не было, но появилась какая-то надежда в обретении смысла. Все что он понял из глобального: кто-то, с чем-то то ли борется, то ли противостоит чему-то, то ли…, в любом случае смысл должен быть, и он устраивает как минимум 99 человек и явно не самых глупых – либо все пройдет, как все проходит, либо наступит время, как наступает для всего, что имеет начало, пусть даже если это будет конец.

 

Разговор душ…

Был вечер, направление следование Алексея – Введенское кладбище, или как в народе его называют – Немецкого, так как расположено оно было в Лефортово, то есть в том самом районе, где «гер Питэр» впервые знакомился с европейскими обычаями, носителей которых и хоронили в этой земле. Расположено оно рядом с военным госпиталем имени Бурденко, что на Госпитальном валу. Когда-то в этом госпитале скончался его дед, которого он никогда не видел. Он тоже носил имя Алексей, и покинул этот мир за десять лет до рождения внука. Похоронили предка на Преображенском кладбище, где и сейчас можно найти могилу Алексея Михайловича, к которому присоединились многим позже Татьяна Алексеевна – его младшая дочь, а так же Манефа Николаевна – супруга заслуженного воина, сыгравшего не последнюю роль в Великой Отечественной войне и чуть ли не главнейшую в обучении китайских военных в овладении реактивными установками и, который, как и отец Алексея, был для него всегда примером.

Сегодня «Солдат» появился именно на этом кладбище – в детстве ему нравилось здесь бродить так же, как и по дорожкам Измайловского парка. Что его привело после такого разговора, повернувшего судьбу в сторону, не предполагаемую им никогда?

Сегодня, через улицу, от этого тихого места сделал последний вдох, пусть и искусственный, его маленький сынишка. Деды занимались делами похорон, он же, тем что пытался поговорить может сам с собой, а может и с душей Ванечки. Слова обращенные именно к ребенку, катились редкими каплями жгущих слез – он их не сдерживал и наблюдал, наклонив голову, за их падением.

В тишине и безлюдье, только при шелесте листвы старых деревьев и перешептывании стел и памятников между собой посредством перелетающего песка с одних и бьющихся об ограды и каменные тела других.

Вот в такой вот тишине целые тирады оправданий и обещаний наказать тех, кто повинен в происшедшем, изливались из глубины уже пережитого и из того, что предстоит пережить. Самым большим виновником был он сам, а понимая это, искал для себя хоть какого-нибудь наказания. Не находя выхода, отдался течению происходящего и, похоже, согласился со всем, даже с тем, что претило и казалось безумным – вот и наказание!

Чуть успокоившись и присев на одну из лавочек крытых захоронений, достав пакет, переданный теперь уже соратником, пока еще не известно на каком поприще (и соратником ли) и распечатал. Толстая пачка денег зеленого цвета выпавшая из рук, подняла новую волну эмоций – ну зачем ему столько сейчас, когда он один?! 10 000 $ – это даже больше, чем все сбережения отданные этому Петру Семенычу…, и что тот сделал за эту сумму, и что поможет сделать эта?! Милиционер стал еще одним человеком, выстроившимся в «очередь», но для начала он соберет о нем все, что сможет и подробно узнает о его роли до… и после трагедии. Что-то подсказывало – вина есть, а время, усилие и терпение сделают свое дело и сведут все воедино, осветя деяния каждого из персонажей, упомянутых в списке, где первую строку занимал, разумеется, «Усатый». Этим он займется завтра, сегодня же Алексей обещал быть на Преображенском кладбище, куда и отправился на трамваях с пересадками…

…Двое, уже далеко не молодых мужчин, сидели против двух свеженасыпанных могил, один – с частично забинтованными руками и с повязкой на голове; другой – держащий два пластиковых стаканчика с водкой, из одного из которых отпивал сам, а из второго пытался настойчиво потчевать отказывающегося выпить друга. Они сидели сгорбленные и убитые горем, одинаково страдающие, несмотря на то, что один потерял все, другой только внука. Сзади подошел, третий потерявший…, потерявший, но уже не потерявшийся, что-то буркнул, двое привстали и чуть подвинувшись, снова присели, освободив небольшой краешек скамьи.

Присев, Алексей, принял стаканчик, отпил и будто не заметив гадкого, показавшегося теплым, напитка, вернул обратно слегка качнув головой. Все зависло в тишине – будто ветви деревьев, качаясь от легкого дуновения ветерка, не шелестели; пробегающие муравьи между ботинками сидящих, делали это беззвучно и незаметно; лепестки же разных цветов свежеположенных на почву, которая погребла двух женщин, трепетали, вторя нервам и уходящим чувствам. Хотя нет, чувства не уходили, но видоизменялись, превращаясь в нечто законсервированное, и все таки живое: тихо, тихо, с еле заметным биением сердца, в каком-то глубоком, то ли анабиозе, то ли летаргии, и под покрывалом какой-то, пока слабо воспринимаемой, одержимости.

На других концах двух бугорков, лицом к сидящим, стояли две фотографии в деревянных рамках, наспех приделанных к брусочкам, воткнутых в землю. Взгляды мужчин были прикованы именно к ним, причем молодой не отрываясь смотрел на юную, улыбающуюся и всю светящуюся от счастья, девушку – то самое увеличенное изображение со свадьбы, когда жених одевал туфельку, стоя на одном колене перед невестой. Второй не отрывался от лица женщины, очень похожей на свою дочь. Третий не в состоянии остановиться, переводил взгляд от одной к другой – это занятие совсем не успокаивало, но выбирало, как казалось, последнее, воспринимавшееся живым, общение.

Им вспоминались события недельной давности, когда два гроба, стоявшие в прикладбищенской церкви, освещались лучами солнца, и эти же трое: молодой, еще еле державшийся на ногах, и двое, уже стареющих но подпиравших его мужчин, стояли сбившись в кучку, словно растерянные дети, наблюдая за происходившим и повторяя шепотом все, что нараспев говорил протоиерей, тот самый, из рязанского собора, где не так давно проходило венчание упокоившейся ныне и, вроде бы, пока еще живущего, молодых людей.

Он приехал отпеть и проводить в последний путь своих духовных чад. На его глазах иногда появлялись слезы, как потом он объяснял, от радости, ведь они сразу прямиком попадали в Царствие Небесное, а в подтверждении этого, при прохождении за гробами к могилам, в момент погребения шел легкий дождик с теплыми каплями и радугой в двух местах. Слова батюшки, сердечные и настоящие пастырские проникали в самую душу, оставаясь там и леча раны…, те раны, которые никогда не уйдут, а лишь слегка зарубцуются…

…Стемнело. Но две зажженные свечки под пластиковыми обрезанными на половину бутылками, понемногу освещавшие лица на фотографиях, своим игривым пламенем чуть оживляли выражения лиц, когда-то живущих и все еще любимых, женщин. Кто-то окликнул, все трое обернулись – оказывается кладбище давно закрылось, а боязливому сторожу было все равно, кто и о чем печалится. Они встали и молча пошли, сегодня домой, а завтра дорога каждого приведет их к своему пути, разной длины, испытаний и окончанию, причем для каждого неожиданного.

* * *

Ильич уехал на восьмой день электричкой, отец Александр настойчиво просил, буквально умолял быть у него на службе и принять даров Христовых, то есть причаститься, а перед этим исповедаться, словно что-то предчувствуя. После похорон целую неделю тесть постился и что-то читал из оставленного батюшкой. За эти семь дней он много изменился, даже не хотел пригубить из пластикового стаканчика вчера, отговариваясь просто:

– Батюшка не велел, сами знаете, строг он и прозорлив.

Уже перед сном он подошел к зятю, сидевшего на кухне и как в последний раз обнял его, после протянув папочку с бумагами, словно напутствовал:

– Сын! Хм…, надо ж не думал, что вот этими всеми перипетиями сына обрету… В общем, владей. Здесь дарственная на квартиру – вчера с Лёвой оформили, все бумаги о смерти наших…, ну в общем, думаю скоро пригодится… Лёха посмотрел на тестя, обреченность которого излучалась в каждой нотке сказанного и попытался поддержать:

– Бать, ты что, говоришь так, как будто собрался умирать! Ты оставь пожалуйста эти мысли, я же обещаю, что подумаю, может и перееду к тебе в Питер, хотя мне кажется, тебе лучше к нам, сам продай эту квартиру и…

– Не могу я – вся жизнь моя там, сам ведь знаешь. Там еще завещания Ниночкино и Ии…, им вторю то…

– Какие завещания?… – Алексей схватил папку перебрал бумаги, отложив в стороны не интересующие и жадно начал читал несколько листков, заверенных у нотариуса. Каждая строка вшибала в пот, потому что казалась будто написана была уже кем-то после произошедшей трагедии.

Ярославна указывала, что хотела бы быть похоронена рядом с дочерью (значит предвидела, как минимум смерть Ии, либо раньше, либо одновременно с собой…), а значит в Москве, мужу предписывалось переоформить после ее смерти квартиру не на кого-то, а именно на зятя. Почему не на внука, не на Ию или не на Ильича, в конце концов, и почему написано было так, словно дочь уже при смерти и сама она словно на ладан дышала? Да и вообще Ильич ведь жив:

– Чтооо… зааа… – что это Ильич? Почему это? Как?…

– Ты не удивляйся. Я тоже по началу привыкнуть не мог – она многое наперед знала, не точно конечно. Помнишь тогда…, после первой нашей встречи, как настаивала, что бы ты на такси ехал. Ты ведь пешком пошел и попал в неприятность, она так и сказала… А позже… – Слезы, одна за другой побежали по лицу, но он не замечая их, торопился рассказать:

– А позже говорит Ийке: «Счастливая ты…, жаль только судьба у твоего вот так сложится – не будет у него спокойной жизни, куда его только не занесет, одно хорошо – всегда Господь с ним будет и Ангел, безотступно! Лишь за «пятьдесят» обретет спокойствие и стабильность, но до этого, хлебнет, ой так хлебнет…» – я честно говоря не удивлялся, ведь военная служба легкой не бывает, а здесь оказалось другое. Верующим…, им, не то что бы проще… – они уповают на волю Божию и верят, что все к лучшему. Человек умер – значит ко времени – отмучался. Ох друг мой, не знаю что уж там тебе предстоит, но помни – после все будет хорошо. Ниночка никогда не ошиба… ется… – И не договорив, сел закрыл глаза…

…Завещание продолжалось небольшими подробностями: не дорогой памятник, одинаковый с Ииным, обязательно православный крест, поминание в день смерти каждый год и надпись под фото и годами жизни – «Будьте яко дети»… – (Евангелие от Матвея)».

Ийкино Алексей уже читать сам не смог, присел рядом с Ильичом, положил на стол бумаги и не в состоянии ни о чем думать, вдруг произнес:

– Да будет на все воля Твоя, Господиии!.. – От куда это у него взялось – не понятно, но все присутствовавшие кивнули и разошлись спать. Мама Алексея уходила самая последняя, подойдя к сыну, поцеловала в лоб, посмотрела ему в воспаленные глаза, обняла голову и прижав к своей груди, тихо и ласково сказала:

– Ох, сыночка, не для того я тебя рожала… ох, не для того! Хочешь, перееду к тебе на время, чем смогу – помогу, ведь тяжело в одиночку такое переживать…

– Спасибо, мам…, не знаю…, я сам не знаю чего хочу. Давай сначала Ванечку похороним…

– Ох, Лёшка…, Ванечка…, береги себя…, пожалуйста и не наделай ничего страшного, а то мы с отцом уже чего только не передумали… Будь мужчиной… Спокойной ночи…

…По утру мужчины проводили Ильича. Виктор был серьезно настроен на предстоящее. Завтрашняя утренняя служба, а сначала сегодняшняя вечерняя, представлялись для него неким неведомым испытанием. Времени свободного на глупости у него не оставалось, к тому же постоянно с ним рядом должна была быть Лёхина «крестная» – баба Лида, это внушало спокойствие за его душевное состояние. Она строга в церковной службе и тестю поблажек не даст. Завтра же к вечеру он должен вернуться с бабушкой на похороны внука, о чем ему, уже вошедшему на подножку, напомнил отец Алексея:

– Вить, не забудь о Ванюше, мы тебя ждем… – В какой-то прострации и уже отчужденности, Ильич посмотрел через плечо в нашу сторону, но явно мимо и произнес, не громко, но так, что мы услышали:

– Да, да, конечно, помолюсь и все Ванечке передам… – Таким мы его и запомнили, совершенно поначалу не обратив внимание на смысл сказанного о Ванечке…

… Все прояснилось через день, когда всех ошарашил звонок крестной. Исповедавшись и причастившись, уже возвращаясь домой, они вдвоем ждали у пешеходного перехода зеленого сигнала светофора, мимо летели «железные кони», уже загорелся «предупредительный» сигнал, транспорт начал притормаживать, кроме иномарки, еще более разгоняющейся по самой близкой к центру шоссе полосе, невидимой для пешеходов, за уже почти остановившимися машинами.

Народ двинулся не замечая опасности, впереди всех, так бывает, шли девушка с мальчиком лет трех, он не поспевал за матерью и она подняв его на руки, прижала к себе. Послышался визг тормозов, Ильич рванулся вперед, интуитивно предположив вектор возможного несчастья, схватил еще не зажившими перебинтованными руками мать с сыном, оттолкнув их изо всех сил от себя, и соответственно от летящей машины сам же остался на месте, моментально попав под страшный удар вылетевшего джипа…

…Смерть была мгновенной, поступок, приведший к ней – достойным, и судя из последних его слов, сказанных нам на перроне вокзала, им предполагаемые. Бабушка Лида на это сказала, что Господь угодников своих предупреждает о дне смерти заранее, и дарует ее быструю и легкую.

Это не было уже слишком – это просто было, потому что так должно было стать!

 

Шаги в преисподнюю

Прошло несколько дней, не принесших утешение никому из членов семьи, но унесших с собой в небытие несколько событий, которые в надеждах ими лелеялись последними, заканчивающими череду несчастий. Позади были похороны Ванюши и Ильича. Ребенка на том же Преображенском кладбище, а тело Виктора Мороза батюшка посоветовал хоронить на погосте при своей церкви, обещаясь служить по нему службу в день упокоения и поминовения погибших воинов, баба Лида поддержала – хоть о ком-то забота и не так одиноко. Спорить никто не стал, а других указаний никто не оставил.

Отец Алексея впал в уныние, но от водки совсем воздерживался. Слов успокоения не осталось, как и сил их произносить. Детский шум и топот торопливых ножек больше не будил взрослых и не мешал соседям. Ворох сложенных вещей малюсенького размера и немного пропавших дымом – огонь багажник почему-то не тронул, заполонивший комнату после сваливания их в кучу после неудавшегося отъезда, так и остался не разобранным. Касаться его никто не хотел и вообще, ни у кого не было желания посещать эту квартиру – она напоминала обо всем, что было еще недавно Лехиной Жизнью.

Лишь только приближаясь к ней, он начинал прислушиваться к передвижениям за дверью, чьей-то речи, детскому смеху и… ему казалось, что близость этого помещения сводит его с ума. Иногда он ловил себя на мысли, что начинал жить двойной жизнью, разговаривая про себя то с женой, то с сыном, вдруг обнаруживая себя совсем в другой ситуации – настоящей, той, в которой действительно протекало существование.

Становилось понятно, что если чего-то не предпринять в ближайшее время, все эти видения станут навязчивыми, ведь не один разум не выдержит такой бомбардировки. Собрав все силы, «Солдат» составил план и начал его проводить в жизнь, для начала пригласив три семьи из этого же дома, где только родились дети – это отчистило всю квартиру и не оставило ни детских вещей, ни мебели, ни игрушек. Иины вещи отдал матери для раздачи знакомым, правда, кое что все же оставил себе: настоящий китайский халат, туфельки расшитые золотыми нитями с загнутыми кверху носками, свадебное платье. Зачем? – Кто ж знает загадочную человеческую душу.

Ежедневно он начал изматывать себя кроссами, занятиями в спортзале, купил несколько книг, из которых в результате смог читать только истерические, не исторические романы, а именно написанное историками, так и увлекся жизнеописаниями Александра Македонского и всего, что касалось Эллады, времени до и после его деяний. Далее переехав из этой родительской квартиры в свою, где жили они с Ией до рождения ребенка, но через неделю не став себя мучить, снял другую, а эту попросил сдать маму за любую сумму или даже пустить туда на время каких-нибудь знакомых.

Время оставалось масса, и все его, без остатка, он посветил изучению адреса, который был в конверте с деньгами, переданный «Седым». Встреч ни с кем больше не было, да их и не хотелось. Единственный человек, с которым он общался, кроме редких разговоров с родителями, была та девушка, которую «Усатый» привез к ангару вместо его жены.

В те дни, покидая больницу, он незаметно проник в ее палату, к тому времени она только начала отходить, вкратце объяснил ей ситуацию, оставил какую-то сумму – впрочем это было все, что у него при себе было, и настоял, чтобы она при первой же возможности покинула это место, что та и не преминула сделать на костылях и буквально в больничном халате…

…Встретились они случайно позже, около глазного Федоровского центра. Алексей подъехал в этот район посмотреть машину, которую задумал приобрести, и в которой появилась надобность. Девушка же проходила лечение, и хоть и понимала опасность своего появления на улице, все же выхода другого не видела – по всей видимости такие раны быстро не проходят. Благоразумно рассудив, что если будут искать, то только в государственных медицинских учреждениях, приезжала сюда. На самом деле так и вышло и до этого центра «лианозовские» не добрались. Это было ее последнее посещение, целью которого был искусственный глаз.

Увидев молодого человека, девушка напряглась, но заметив лишь скользнувшую улыбку и сразу последовавшую за ней полную отстраненность, перестала переживать. Сделав, каждый то, за чем приехали в этот район, они встретились в какой-то кафешке неподалеку.

Более чем за полтора месяца все зажило – тело и лицо Милены, и это был не рабочий псевдоним «ночной бабочки», а настоящее ее имя, приняло прежний ухоженный вид, а небольшая серебристого цвета повязочка, как у заправского пирата, придавала ей больше загадочности и совсем не уродовала.

Еще не полностью привыкнув ориентироваться одним глазом, она часто крутила головой и Алексей, правда бесцельно, но все же имел возможность первый раз рассмотреть ее с близкого расстояния, не стесняя собеседницу. Он больше молчал, она же тихо журчала о своих страхах, и может быть, первый раз за много лет была откровенна… – ведь это был человек, переживший вместе с ней страшнейшую, в её жизни, трагедию. Подошел момент – что делать любая женщина, даже не одинокая и даже состоящая в счастливом браке, после 10 минут общения с мужчиной, начинает интуитивно, зачастую даже не замечая этого, примерять его на роль перспективного мужа, как следствие Милена поинтересовалась о реакции его жены на произошедшее.

Темная туча накрыла его сознание, еле выдавливая слова, глядя сквозь нее, потяжелевшим в мгновение ока взглядом, он сдавленным голосом, почти шепотом, произнес:

– Онааа не успела… онааа не успела об этом узнать…, ей повезло меньше чем тебе… – По изменившейся внешности, далеко не глупая девушка, поняла что речь идет о какой-то трагедии, вполне возможно несравнимой с произошедшим с ней, сегодня занимающей весь его разум, интуиция подсказала необходимость отвлечь этого человека, буквально спасшего ей жизнь…

Машину он не купил – оказалась развалюхой, зато Милена была «при колесах». Предложив прокатиться в место, где ей нравится бывать, получила одобрительный кивок, и молодые люди отправились слушать органную музыку в костел на Малой Грузинской улице. Мощные звуки, необычность обстановки и располагающее общество не просто интересного человека, но женщины, немного отвлекли его от навалившихся, ледяным свинцом, тяжелых мыслей.

Выходя из церкви, Алексей неожиданно сам для себя поинтересовался, что бы она сделала, при имеющейся возможности, с издевавшимися над ней людьми? Ответ шокировал его:

– Отдала бы оголодавшим «зечкам»… – и повернувшись к нему своим блеснувшим ненавистью живым глазом, добавила:

– Подруга мамина рассказывала, что те вытворяли в послевоенные времена – ужас… – И прислонившись к его груди всхлипнула, по всей видимости окунувшись в воспоминание того страшного дня…

Что у него, кроме этого мокрого привлекательного личика осталось?! Эта женщина была близка пережитым в период времени, когда все были живы, правда несмотря на это, ее близость не стала напоминанием чего-то неприятного или волнующего. Она искала защиты, он мог ее дать, но вряд ли был готов к близости физической, и совсем не потому, что перед ним стояла проститутка, правда уже бывшая, пусть и элитарная – как раз это-то и не волновало. И даже не то, что она стала инвалидом… Открытость, откровенность, доброжелательность и преданность, вот чем она светилась, а все ее поведение выражало желание быть рядом с этим несчастным, борющимся с непомерной тяжестью горя, сильным человеком. Они нужны были друг другу, и понимали это. Их привязанность, казалось, не могла быть роковой и в случае необходимости молодые люди могли расстаться, может и сожалея о прервавшихся отношениях, но не делая из этого трагедию…

…Некоторое время, по-прежнему живя отдельно, молодые люди встречались большей частью просто поддержать друг друга…, когда молча бродя по скверам или музеям, когда посещая театры, а когда устраивая вкусный ужин при свечах. Дальше не заходило, они могли уснуть и засыпали, не касаясь полуобнаженных тел: мужчина женщины, а женщина – мужчины, потому что оба не были готовы к большему. Пока, не были готовы.

* * *

За прошедшие три недели после встречи с «Седым», Алексей узнал все, что было необходимо, проанализировал все имеющуюся информацию и пришел к выводу, что единственный приемлемый вариант: переодевшись в одного из наркоманов, приносящих отсиживающимся по указанному адресу четверым «лианозовским» во главе с «Усатым», наркотики и пищу, проникнуть под его видом в квартиру и… будь, что будет. Он чувствовал в этом свою обязанность и его решимость была непоколебима.

Алексей купил идентичную носимой курьером одежду, пистолет ПМ остался у него еще со времен ЦДТ. Он отобрал это оружие у охранника Левона при последнем разговоре, когда бывший шеф пытался обвинить именно «Солдата» в проступках, к которым он не имел отношения. Коробка патронов была, плюс пустой второй магазин. Всего два снаряженных по восемь патронов, еще один в стволе и несколько россыпью в кармане на самый крайний случай. Даже при самом плохом раскладе хватит на всех, ну а если суждено остаться там, то уж «Усатого» то он точно «приберет» с собой прямиком в ад!

Расчет был в следующем: позволить курьеру занести героин с продуктами в квартиру, обычно тот уходил через пять минут, отсчитать еще 15–20, что бы они успели приготовить дозы, употребить и попасть под действие этой гадости. Вот здесь-то и сделать вид, будто курьер вернулся, что-то забыв.

Квартира находилась на первом этаже и имела одну особенность – погреб под лоджией с дальнейшим выходом в подвал этого же многоподъездного жилого дома, в котором и находилась эта квартира. Вот именно этим путем он и собирался отходить.

Курьер обычно появлялся около 15.00, соответственно уходил в 15.05–15.10. Сегодня в очень похожей одежде, в такой же бейсболке и с такой же сумкой, благо почти все закупались на одних и тех же рынках – понятие бутиков и фирменных магазинов только появлялось, благодаря чему Алексей стоял, не переживая о возможном описании своей внешности, которое может появиться со слов людей из подъезда дома, на лестничной клетке, где он сейчас в ожидании и расположился.

Юноша был пунктуален, и «Солдат», уже намереваясь, отправиться, услышал открывающуюся дверь на лестничной клетке, мимо которой ему предстояло пройти. Чуть задержавшись, специально, что бы его увидели и рассмотрели, разумеется все кроме лица, он двинулся по лестничному пролету вниз, а что бы заострить внимание, проходя мимо, нагрубил женщине и даже сделал вид, что попытался пнуть ее собачонку. Внимание и ненависть были обеспечены, пожилая женщина чуть ли не бежала за ним и должна была увидеть издалека в какой именно подъезд он вошел.

Прежде чем покинуть лестничную клетку, где он караулил курьера, «Сотый» высыпал из целлофанового пакетика два окурка, которые поднял вчера, следуя за курьером. Тот курил «Беломор-Канал», довольно редкие папиросы для молодежи, и как каждый уважающий себя курильщик сминал фильтр, как ему казалось, по-особенному, впрочем, сегодня вечером это покажется не только ему.

Войдя в подъезд, он поднял ворот водолазки до глаз, повернул кепку козырьком назад и опустил, заранее пришитую к кепке резинку, под подбородок, что бы бейсболка случайно не слетела, надел перчатки и уже хотел позвонить, как в замке послышался лязг открывающегося замка. Гость нырнул этажом выше, дверь отворилась и один из близких «Усатого» появился с ведром мусора…

Не заметив Алексея, он занялся своим делом. Мысли «Солдата» летели молнией… да, именно молнией, испепеляя все сомнения и освящая лишь одно правильное направление движения: «Надо пользоваться ситуацией, но если зайти сейчас, то в тылу останется этот парень и наверняка со стволом. Если стрелять в него здесь, а прибора для бесшумной стрельбы нет, всполошатся не только братки, но и соседи – все таки лестничная клетка! Нет сейчас внутрь…, пока открыта дверь…, успею отработать…, а не успею, значит так надо…» – при последней мысли он юркнул в оставленную щель – непростительная ошибка для ожидающих нападения – нужно было закрыть на замок. Одновременно снял с предохранителя пистолет, девятый патрон был в патроннике, взвел курок, продолжая про себя думать: «Так, всего девять патронов, иииии… – Сразу направо была кухня, где у плиты виднелись две спины. Явно не «Юрок». Ступая на полную стопу, бесшумно продвигаясь на полусогнутых ногах, до следующего дверного проема, на очередном шаге, отдался в волю больше слуха, чем зрения. Квартира буквально дышала звуками, стоило закрыть глаза и всплывала полная картина происходящего в трехмерной проекции.

Застыв таким образом на несколько секунд, он безошибочно определил месторасположение, издающих хоть какое-нибудь шуршание. Теперь можно продолжать – время не ждет…

В стекле одной из створок раскрытой двери, в отражении, был виден сидевший в кресле «Усатый», запрокинув голову с закрытыми глазами, держа между ног приклад куркового охотничьего ружья с горизонтальным расположением стволов, курки были взведены, а значит ружье точно заряжено иии… – он то ждет точно! Это был третий, четвертый выносил ведро: «Всё, все четверо…» – вдруг сзади открылась входная дверь и опешивший от вида незнакомого человека с пистолетом в руке, парень с грохотом выронил ведро, которое если и не разбудило, то только сдохшего гиппопотама на Мисси-Сипи. В замен ведра парень пытался выхватить пистолет из-за пояса, но… прозвучал выстрел:

– Раз!.. – Первая пуля выпущенная Алексеем, перебила одну шейную артерию и наполовину раздробила шейный позвонок, кровь хлынула пульсирующей струйкой, соответственно частоте сердечных сокращений, и остановить ее никому не удастся!

Приседая, «Сотый», заметил выглядывающее лицо из-за угла кухни и фаланга указательного пальца дважды плавно, но быстро нажала на спусковой крючок:

– Два! Три!.. – Лицо исчезло… Уже лежа, отталкиваясь ногами, стрелок передвигался в сторону дверного косяка комнаты, где он видел «Усатого». В том же самом отражении, он увидел целящегося в проем «Юрка», только сидел он не в кресле, а на корточках за спинкой кресла, в надежде прикрыться. Леха еще раз оттолкнулся, заранее выбирая угол относительно пола и совмещая с примерным направлением прицеливания… Вот и проем… – ружье наугад выстрелило первым, причем дуплетом – нервное напряжение плохой помощник концентрации, тем более без привычки. К моменту появления цели, свободный ход спускового крючка ПМ уже был выжат, «Солдат» немного скорректировал направление:

– Четыре!.. – Пуля полетела в горизонтально расположенную щель высотой около десяти сантиметров, между полом и низом кресла, которым прикрывался хозяин ружья, металл вошел в подъем левой ступни и вышел через ахиллово сухожилие, разорвав его. Боль подкинула «Усатого», судорогой заставив выпрямить ноги, после чего раненная нога не в состоянии удержать равновесие и служить опорой, подвернулась. Корпус потеряв под собой жесткую опору, согнулся вперед и подался через спинку кресла к сидению.

«Усатый» вопил от боли, все тело его трясло. Адреналином, из под действия наркотика, он вернулся к жизни и, как оказалось, не в самый приятный ее момент. Он висел на спинке, облокотившись на нее спереди тазом, не в состоянии перебросить через нее ноги, и не имея возможность вернувшись, спрятаться опять за спинку. Ружье вылетело из рук, да в нем, разряженном, и не было смысла искать помощи. Алексею не были нужны мучения человека, только его жизнь. Каким бы он не был, нужно всегда выбирать, либо одно, либо другое, никогда вместе:

– Пять!.. – Взгляд наполненный ужасом и обращенный в сторону стрелявшего, которому он причинил столько несчастья, потух в одно мгновение, голова с отверстием в верхней части лба, упала на сидушку и застыла. Тело размякло и неестественно удлинилось. Из дырки выдавилось поначалу немного крови, а следом, будто бы, надулся пузырек сероватого вещества, образовав небольшой шарик – может быть как раз та часть мозга, отвечающая за совесть и уже более не в состоянии, находиться с остальной массой поддавшейся власти наркотика.

Тоненькая слабая струйка сумела дойти до переносицы, остановилась, странным образом, поделившись на двое, образовав на этом месте, как у индусов, знак брачующихся, похоже в данном случае, со смертью, и не только здесь, на грешной земле, но и там, где вера переходит в очевидность!

Парень с ранением в шею задыхался, пол вокруг него, залитый его же кровью, скользил и не давал ни перевернуться, ни скрыться. Белоснежные белки его глаз, выделялись на перепачканном красном лице…, таком же красном, как и руки. Человека редко тошнит от вида чужой крови, другое дело своя! Но умирающему все равно, ужас охватывает его навязчивым пониманием овладевающей им смерти. Тем более это усиливается, когда все происходит неожиданно.

Еще минуту назад, он был уверен, что вернется, перетянет руку жгутом и темная жижа выдавливаемая из «баяна» (шприца), теплой негой растворит его сознание. Но он и не предполагал, что это будет не так как всегда, а ужасно страшно и совсем физиологично, с точностью до наоборот: вытекающая кровь забирала тепло, телу становилось холодно, а сознанию страшно – он умирал, и умирал очень быстро, не в состоянии сопротивляться этому, прощаясь с жизнью совсем молодым, в то время, когда собирался жить еще долго, правда забывая, что стремился убить себя, с маниакальной настойчивостью торопясь к смерти, напаивая свой организм «ширкой».

Он мог умереть каждый день, как уходят из жизни тысячи подобных ему от передозировки или последствий употребления. Он был к этому готов – так ему казалось. Но то, что произошло и происходит сейчас… – нет…, нееет…! Он так не хочет…, он так не готов!

Молодой человек, агонизирующим взглядом, посмотрел на осторожно приближавшегося, почти не обращающего на его состояние внимание, незнакомца. Последнее, что он почувствовал – формирующаяся мысль, глаза увеличились, голова повернулась в сторону кухни, где одного тошнило и он блювал стоя на коленях, держа руку с сжатым пистолетом в сторону проема двери, а второй, сидя на корточках за ним, будто прячась, пытался дослать патрон в патронник, забыв сначала снять оружие с предохранителя.

Губы захлебывающегося, шевелясь, старались произвести на свет какое-то слово, но какое понял только стреляющий – скорее имя человека, который не дав этого сделать выстрелил:

– Шесть!.. – Муки раненного прекратились, возмездие свершилось – пуля прошла через глаз, раздробив заднюю стенку черепной коробки и выплеснув часть ее вместе с кусочками мозга и сгустками крови на паркет, где и застряла в дереве. Это был именно тот юноша, который ради смеха выбил Милене глаз, вендетта была случайной, но лишь на наш, человеческий взгляд!

Оставалось двое, и обойму с тремя не израсходованными патронами Алексею показалось рациональным поменять на полную, что он и сделал. Щелчок вставшей на место затворной рамки, почему-то сорвал с места «тошнотика» и он с диким криком кинулся в проход двери из квартиры, стреляя куда попало. Оттолкнуться в луже крови товарища ему не удалось, не получилось и от его застывающего тела, и он со всей инерцией влетел, споткнувшись, о уже начинающий охладевать труп. Ударившись о стену лицом, он потерял ориентацию, но продолжал стрелять, правда уже в сторону ошалевшего от его поступка последнего четвертого:

– Раз! Два!.. – Беспорядочная стрельба прервалась прицельной, и третий застыл, облокотившись правой надбровной дугой, левыми же щекой и скулой о нежелающую уступать стену. Ноги упирались в труп первого, в результате прогнувшись несколько не естественно и перегородив вход в квартиру полностью…

…Оставался последний. В зеркале, весящим в коридоре и отражающим кухню, было видно только его плечо мерно подрагивающее – похоже рыдания съели последние силы и волю. Алексей было собирался сделать несколько не прицельных выстрелов высунув руку с пистолетом из-за угла, но… раздался выстрел и следующий за ним звук падающего тела. Все же два раза после этого выстрелив на случай возможной уловки, «Солдат» резко посмотрел и не стал убирать голову. Пуля стрелявшего в себя, вышла через макушку. По всей видимости покончивший с собой, вложил пистолет в рот – так и сведя счеты со своим существованием и со своей никчемной жизнью.

«Уходя – уходи, а не заостряй внимание, на том что нежелательно» – шептал уставший от напряжения мозг уже растворивший адреналин, но взгляд зацепил книжечку, похожую на еженедельник. Зацепив ее, «Солдат» исчез в погребе и был таков. По пути, в подвале дома, он вынул заранее приготовленный мешочек, переоделся в костюм строителя местного стройуправления и вынырнул через самый дальний подъезд от места, только что происшедшего, пропав, так никем и не замеченный.

* * *

Уже сидя в снятой квартире, приняв душ и утолив голод, «ОН» пытался собрать воедино цепочку событий, чтобы вклинить в свободные места, возможно заинтересованные в создавшихся ситуациях лица, но что-то не сходилось. Не мог сделать то, что сделал «Усатый» со своей шайкой по собственному посылу…, не мог! Тогда КТО и ЗАЧЕМ этим руководил?

Промучившись еще с пол часа, Алексей прошел в ванную, где были замочены еще с утра в порошке вещи, накопившиеся за несколько недель – каким бы занятым или отстраненным человек не бывает, а гигиена не должна отходить на задний план. Стирая и полоская, а параллельно следуя за текущей мыслью, он наткнулся на объяснение несостыковок – надуманное и мистическое вкрадывалось в реальное, мотивы становились неправдоподобны, а порой и непонятны.

Чтобы исправить положение, он изъял из цепочки себя, и перестал задумываться о причинах, приведших его к такому состоянию, в каком он был сегодня. Это позволило увидеть других в настоящем свете и не додумывать каждому психологический портрет, исходя из сегодняшнего своего, наверное, не совсем нормального.

В конечном итоге почти у всех определились цели, основа характеров и возможностей, от которых каждый, в достижении этих целей и отталкивался.

В открытую не «играл» никто, а значит и ему это было противопоказано. На сегодняшний день не понятна была позиция «Грини» – он несколько выпал из событий, возможно так только казалось, а еще точнее – это было обманчивое наваждение, рожденное отсутствием информации.

«Надо понимать» – пытался думать Алексей – «надо понимать, что «Седой» уже все о судьбе «Юрка» знает, но насколько все? Что он знает о Милене: происшедшее тогда у ангара и сегодняшние его с ней отношений…, хотя какие отношения?!.. Можно попытаться попробовать что-то разузнать наводящими вопросами при встрече – наверняка тот пожелает увидеться…, хотя нет – глупая затея. Лучше стараться в основном молчать, и для необходимости поддержать разговор, тому придется что-то говорить, быть может что-то, чему «Седой» не придает значение, просветит какую-нибудь мелочь, которая и станет отправным пунктом…»

…Опять таки, что Григорий? Он возможно поймет чьих дело рук «Усатый» со товарищи, мести не захочет, ведь он устроил бойню, и вряд ли по его указанию (если бы «Солдат» хоть на секунду бы подумал об источнике причины своего несчастья, исходящей от Барятинского, то того уже не было бы в списках живых), и наверняка постарается сделать соответствующее предложение, а может и просто скажет, как отрубит, безо всякого «может быть» или «хочу – не хочу», совершенно не оставляя никакого выбора. Размышления текли густым потоком все даль и все глубже проникая в хитросплетения истинного положения:

– «Седой» сказал, что Барятинский «не наш», а значит о наших с ним договоренностях рассказывать не стоит, мало того, даже отвечать на наводящие вопросы не имеет смысла. «Седой» – это «Седой», Гриша – это Гриша, а я – это я! Вот что нужно усвоить раз и на всегда. Ни друзей, ни товарищей, ни даже симпатий ни к кому из них – там где живут власть и смерть, друзей быть не может!..

«Солдат» решил пока не делать никаких шагов никому навстречу, но просто ждать, живя так, как начал жить до этого, оставив некоторые лазейки в виде появления в спортзале, правда уже не в «Бомбоубежище», но тоже знакомом обоим, и свою квартиру, где разумеется сейчас не жил, но появлялся ради предполагаемых встреч.

Так прошла неделя и началась вторая, пока он, может случайно, а может и нет, покупая продукты в магазине, не столкнулся с «Гриней» в сопровождении Димы «Хари» и водителя – Сереги «Пол порции». Оба сделали удивленные лица, правда «Сотый», лишь несколько секунд смог удержать это выражение, так как от вида и манер общения авторитета, которые кстати, не было присущи самому «Грине», а выработались со временем, в виде искусственной маски, уже прилипшей на уровне подсознания.

Ему стало тошно, да и последние два месяца Алексей вообще не улыбался – еще близко было напоминание о потери Ии и Ванечки. Память постоянно напоминала об их отсутствии на всегда, а убийство «Усатого» едва ли облегчило положение и лишь на время уменьшило переживания.

Приняв соболезнования и несколько неожиданно ошеломив собеседника вопросом:

– «Гринь», а от куда тебе это известно?… – И почемуто не получил внятного ответа, а что-то типа:

– Таккк… ииии все об этом только и бааазззарят…

– Что говорят-то? Что у меня семья погибла?… – На самом деле вопрос был не праздный, ведь узнать о том, что это была именно его, «Солдата» семья, он мог или от мента, или от «Седого», или от «Усатого», или знал все заранее сам. Имеется в виду вместе с теми подробностями, о которых он явно был в курсе. А потом, если даже Гриша узнал о случившемся из средств массовой информации, то почему не проявил себя и не пришел на помощь, ведь никто иной как «Северный» успокаивал и убеждал, что не только волноваться не о чем, и в случае осложнений Алексей может на него рассчитывать!

Лехе стало понятно, что Барятинский не готов к подобному разговору – не продумал свое поведение, не предполагая подобные вопросы, и не определил, чего можно касаться, а чего категорически не стоит. А раз так, то нужно пользоваться моментом и дерзать, общаться, общаться и общаться. Оказалось, что свободного времени у Григория не больше полу часа, что в принципе было достаточно:

– «Гринь», тебе не кажется, что есть смысл нам кое о чем поговорить?!

– Да, братишка, темки есть и перетереть надо, нооо… Так…, пойдем ка я тебе свое новое «корыто» покажу. Видал чо «Иваныч» по-босячи подогнал! Давай, залезай… – В машину – 140 кузов «Мерседес-Бенса» с объемом двигателя 6 литров и, конечно, купе белого цвета, они сели вдвоем, ребятки же остались болтаться снаружи. «Гриня» демонстрировал все возможности, Алексей слушал, на самом деле планируя разговор и через пять минут, позволив собеседнику увлечься, резко поинтересовался:

– Гриш, а где «Усатый»?! Ты же понимаешь, что у меня к нему теперь есть вопросы, хотя какие там вопросы – пули в лоб будет достаточно!

– Уже…

– Что… уже?!.. – Изо всех сил, пытаясь сделать удивленное лицо человека, неосведомленного в событиях полуторанедельной давности, ведь игра велась на самой грани. Григорий внимательно посмотрел и, не отрывая навязчивого взгляда, произнес:

– Вальнули Юрка по дикому, иии я думал, чтооо… – это твоих рук дело. Красиво исполнили: ни следов, ни очевидцев, все «стрелки» на какого-то барышку – добанчился. Красиво, красиво… Неужто не ты, Лех?

– Что завалили – это радует, жаль не я – руки до сих пор чешутся. Признаться, как услышал сейчас, подумал – ты, ведь он тебя подставил и не один раз, а человек ты, по всему видно серьезный, и подобного не прощаешь.

– Да, да, братух, так и должно было быть, только…, только кто-то больно ретивый опередил. И… – Глядя прямо в глаза «Солдату»:

– И… я бы этому замечательному стрелку, многое мог бы предложить…

– Ну что ж, дело нужное, правда мне казалось, что у тебя всего достаточно, это судя по численности народа…, а я наверное в Питер подамся, квартира там шикарная осталась…

Лех, давай на чистоту. Все эти «лясем-трясем» оставим… – мне доподлинно известно, что «Юрка» ты «прибрал». Даже могу некоторые подробности рассказать… – Слова резанувшие по, даже отдаленному ото всего, сознанию, особенно последней своей аргументацией, произвели впечатление, чего «Солдат» не показал, но задумался и понимал – на пушку берет…, но: «Может записали? Ну неужели так все продумали, и на столько все рассчитали?! Но если так, то все что делал «Усатый», как минимум с Гришиного одобрения, вообще «конторская» манера, а это резко меняет дело и по-иному расставляет вектора!.. А может на «понт берет»?! Тяни, тяни Лелик…»

– «Гринь», даже если постараться представить что я такой монстр, то после всего, что со мной произошло: и…, потом ментовка, потом больница, да я и на ногито твердо только две недели назад встал. А потом…, где «Усатого» убили?

– Да на одной хате… какая разница?

– Как какая?! Да от куда бы мне о ней…, об этой хате, знать-то?!

– Ладно, останемся «при своих» – сам потом въедешь, но ты мне нужен…, и ты должен понять раз и на всегда – я от своих идей не отступаюсь! И раз посчитав человека своим… короче, по-другому не будет!

– Да не хочу я ко всему этому причастным быть, а блатной этот мир вообще на дух не переношу и ты это знаешь!

– А тебе и не надо, всего-то делов, коси и коси… У меня многие так говорили…, а теперь… вон у Олега работу выпрашивают… А мне нужен свой, а не Олега или Андрея… свой, понимаешь, которого никто не знает и кроме, как подо мной ни с кем не работает, вкурил? И чтоб делал на красоту…, вот как «Усатого». И не гони, все шоколадненько будет… А слова «нет», я не знаю. Ты, кстати, еще «Иваныча» не видел, да ты еще вааащще ничего не видел…

– У меня жена, можно сказать на руках…, сын… – нет их больше!!!.. А потом вся эта чехарда… И вообще, после того, что ты позволил «Усатому» со мной сделать… Ты, чо думаешь я в состоянии все это проглотить и забыть. Да, я помню…, если б не ты, окочурился бы на этой дыбе, но если бы не ты, то и не оказался бы на ней!

– Ты чо гонишь… – ничо не попутал, «Ус» – животное и свое получил. Мы с ним ваааще краями – у них свое, у нас свое! И что бы такого…, ни как с тобой, ни с этой шлюхой больше не было, будешь «концы зачищать» – можно сказать благородное дело – шваль разную с улиц убирать! ЧИСТИЛЬЩИК…

– Любопытно, а в эту «шваль», женский пол тоже входит?… – Тяжелый взгляд, не терпящего отказов человека, лег и буквально придавил всю надежду, хотяяя…, а что, собственно говоря, терял «Солдат»? Ведь от информации его отодвинуть никто не сможет и уж точно – так он быстрее докопается до истины, а не это ли было на сегодня важнейшим:

– Может и договоримся, «Гринь», но…

– Слышь, «Солдат», не гневи, не делай вид, что в себя поверил!.. Для мелочей и разного «мяса», которое и детей валить за кусок хлеба станет, достаточно. Ты мне для серьезных делюг нужен… Да ты сам раскинь – ты же галимый «чистильщик». У «воров в законе» – исполнители их приговоров по гадью разному, а у нас и с «ворами», и с повыше «босяками» в генеральских погонах все пучиком – общаемся на высшем уровне, кого надо «греем», кого надо поддерживаем, вот недавно одного «жулика» всероссийского уровня на «Огненный остров» выкупать за «лимон зеленых» ездили – Вася «Брилиант», может слышал…, мусора спалили и…, ладно потом дотрем. А по поводу не ясностей там разных, ну типа… смог бы «Юрок» сам или не смог додуматься или сделать чего – вижу об этом кубатуришь… Лех, да я не спорю, есть моменты в натуре мутные, но остались же еще и «Женек», и «Артур», и они с «Иванычем» нет-нет да общаются…, да с кем только не в нормальных, постоянно в движухе, сам видел…

– Хочешь сказать «Иваныч»…?!

– Да при чем здесь «Иваныч»…, хорош, давай подвязывай с этим базаром. Обещаю, чо узнаю – скажу. А тебя прошу помочь в одной… темке. Если не сам, то парнишку научи, ну… подскажи там, я не знаю… Давай так, завтра у меня в офисе на «Пятого года», там и перетрем, братух, щас уже лечу.

На последок Григорий отсчитал десять штук «зеленых», что было Алексею кстати, и они распрощались.

* * *

После того, как четыре трупа охладели и тишина, воцарившаяся в квартире, была подчинена смерти, правящей здесь бал, человек все же посмел вклиниться в это царство – ибо таковы были правила этого мира, называемые – законом.

Разумеется соседи вызвали милицию и она на удивление быстро прибыла, а уже через пол часа на месте работала следственная бригада в полном составе.

Петр Семенович нервно мял фильтр сигареты, которую не мог прикурить уже минут пять. Он стоял ровно на том месте, от куда «Солдат» сделал заключительный выстрел в голову повисшего на спинке кресла «Юрка». Знакомый милиционера оставался в прежней позе и теперь молчал… – не ехидничал, как всегда в бане, а молчал! Это радовало – Семеныч всегда радовался, когда кто-то получал по заслугам, с его точки зрения, конечно. Полковника совсем не интересовало кто бы это мог продырявить башку недавнему знакомцу, не волновало точно также, как и причина происшедшего.

Анализировать он не умел, думать не хотел, вспоминать было лениво, да и все что ему было неудобно, начальник УВД никогда не вынимал из кладовых памяти, и всякий раз злился, словно взбалмошная девчонка, когда кто-то ссылался на его прошлые промахи или слова не соответствующие, по его мнению, истине, и совсем уж бесился, когда кто-то из близких пытался поправить ход его мыслей или, хотя бы, намекнуть на их не состоятельность. О будущем он вообще думать не любил, а скорее, выбравшись на свет редкой трезвости, просто боялся его пугающей яркости.

Сейчас «Петрушу», как называл его папа – начальник огромного управления в министерстве на Житной улице, дом одиннадцать, куда входили и заботы по «убойной части», трясло и подбрасывало – это была уже третья «групповуха» за два месяца и число трупов в ней только росло. Отец, вынужденный тоже здесь появиться, зная пагубную привычку сынка, злился и винил его в ухудшении показателей не только в росте преступности, но убийств в частности, тем более и их раскрываемости. Можно говорить все что угодно, что «заказуха» именно так и делается, чтобы остаться нераскрытой, а можно сослаться на не хватку чего угодно: кадров, времени, профессионализма, технического обеспечения:

– Глупости все это!!! Глупости! Я ни разу в своей карьере не встречал преступника умнее милиционера и не встречу, а раз так, то любой из вас сможет сначала понять, а потом пройти по следам этого самого… Что тут у вас?! «Петрушааа»!.. – Генерал появился незамеченным из того самого подпола. Перехваченный еще на улице услужливым Верхояйцевым, предложившим ему пройти предполагаемым путем отхода киллера, что и позволило застать всех врасплох. Начальству сей маневр пришелся по душе, и его успех он, конечно, приписал себе, а заодно и выявление пути, которым ушел убийца:

– «Петруша», мать твою… ах, какую хорошую женщину, сегодня… гхы, гхы…, отымею! Что у тебя снова?! Я тебе такую территорию вручил, а ты папе чем… – опять дырки в головах! Когда уж в твоей то появится?! Может тогда дурь улетучится!.. – Папашку несло тем больше, чем вид его сына, уже еле держащегося на ногах, был неувереннее, как у обезьяны на льду.

Алкогольные пары, в свою очередь, действовали сногсшибательно и на родителя, от чего того тоже тянуло на употребление, тем более вид, уже начинающих пухнуть тел, оптимизма не прибавлял:

– Ладно расслабься, давай сюда свою фляжку… – И уже другим подчиненным:

– Так…, товарищи офицеры, кто уже в состоянии доложить что здесь произошло? Сколько вы уже на месте, что сделали и что удалось разузнать? О…, опять… Яйцев… Давайте, товарищ майор…, только сигареты вынь из носа…

– Верхояйцев, товарищ генерал…, а сигаретки запах отбивают…

– Что?

– Фамилия моя правильно звучит: Вер-хо-яй-цев.

– В управление ко мне перейдешь, фамилию сменишь?

– Есть…, фамилию сменить, когда… разрешите начинать?… – И получив в место ответа положительный кивок, предварительно вынув из ноздрей «Винстон», одну из которых и закурил поморщившись, разошелся не на шутку:

– Предположительно преступников было двое: один открыл дверь изнутри, но после был тоже застрелен подельником или… это вон тот, на кухне, похоже сам себяяя… того… – застрелился. Второй, по всей видимости, чему есть подтверждение, в виде показаний гражданки из дома напротив, иии… они, кстати, подтверждаются косвенными уликами… по особому свернутые мундштуки папирос, что само по себе редкость…, нууу эти должны будут еще пройти экспертизу в лаборатории… Так вот второй, по всем выкладкам и описаниям – барыга местный, в принципе мелкий, на побегушках, за ним уже послан наряд, принес «отраву» и ушел, но… некоторое время подождав в доме напротив – свидетель подтверждает полностью – очень грубый человек, отнесся к ней оскорбительно, потому и запомнила… чуть собаку ее не убил…

– Где он?! – Терпение генерала подходило к концу…

– Кто, товарищ генерал?

– Курьер – упырь!

– Поехали на адрес – известная личность, если дома застали, то уже в отделении…

– Сюда везите, здесь допрашивать будем, прямо у жмуров… Если его работа, то может и не выдержит – расколется, а если нет…, то в другом месте расколоть до самой ж…ы!

– Гениальненько, кресло министра по вам плачет!

– Не плачет, а жаждет, но ход твоих мыслей мне греет душу, выполняйте… – бегооом…, да не ты Яйцеголовый, здесь продолжайте.

– Верхояйцев, товарищ генерал. Так вот… Курьер… «курьер – упырь», подождав некоторое время, по договоренности с «поделом»… этот отморозок вернулся, последний открыл дверь…, возможно это не осталось незамеченным и что-то пошло не так. Думаю здесь крупная партия была…

Рабочих версий несколько: первая – по нашим данным именно «Усатый» организовал расстрел семьи того офицера, которого мы чуть было… гм, гм…, того… хорошо, вы, товарищ генерал, вовремя ошибку рассмотрели – нам всем урок…

– Дальше майор – это не то, покороче, и хватит мне ж…у лизать – залижешь, ср…ь не через что будет!..

– Хи-Хи… Вторая версия – наркотики: если он принес партию, то где она?

– Не нашли «марафета»?!

– Никак нет, все чисто. А третий – … – Тут вмешался Петр Семеныч, чем удивил отца:

– А третий – мои источники…

– Твоооиии?!..Уууу – ничё сее и кто же это?… – Удивился Семен Яковлевич.

– Это могу доложить только один на один, источник сообщил о наличии книжки с полной бухгалтерией этой преступной группировки…

– Ого…! Группировки, «Петруш», ты чо съел то – думай! У нас в стране нет группировок – неееетуууу… – запрещены!

– Пусть так, но документ то серьезный, и боятся многие…, там не только пути денег, но и фамилии, и уверяю тебя, отнюдь не преступников, а… потом доложу…

– А вот это действительно тема… – мо-ло-дец! Ну-ка пойдем, прогуляемся… – Пока продолжалась прогулка, главной темой которой был список людей могущих оказаться в этом «кондуите». Отца даже ни сколько не заботило, что одним из первых могла быть указана фамилия сына – не страшно, сойдет за оперативную разработку с героическим участием настоящего полковника.

Судя по данным «Петруши», полученным разумеется от Григория, разумеется не по доброй воле самого авторитета, а с чужой подачи. Мало того, «Усатый» к этому документу никакого отношения не имел, «Гриня» вручил его, якобы на хранение, заодно чтобы выразить и свое доверие, и дать понять, что «Юрку» ничего не угрожает. Все как по нотам – данные там были настоящие, просто никогда никем не собираемые в одном источнике. Фамилии и суммы тоже фактические.

«Седой» предусмотрел все, внес туда всех бывших участников «медведковских», тех самых, которые уже распались, разделив и имущество и коммерсантов, а главное – так «зарубили» бы только развивающуюся структуру – бригаду, над которой он столько корпел, и которая должна была сыграть важную роль в становлении криминала и разделе им влияния не только в Москве – что Москва? Все крупное производство от добычи до переработки всего возможного сырья, будь то метал, будь то нефть или лес – все это на периферии, деньги скапливаются в столице, но это уже другое дело и за это отвечал другой «номер».

Таких бригад естественно была не одна, Их приходилось создавать, что бы противопоставить оголтелым и неуправляемым… И жалко было загубленную тему о продаже…, но это уже та информация, носители которой долго не живут.

В списке не было тех людей из бывших участников, кто остался ему предан или не мешал. Попадание этого еженедельника в руки органов, лишь начало большой игры. Там были фамилии людей и уже попавших в высшие эшелоны власти и те, кто скоро обязательно попадет, иии… еще многое интересное, что можно было после использовать, как аргумент уже не просто услышанного в кулуарах, но и официально оформленного как вещественное доказательство, изъятое с места ужасного убийства, к которому косвенно можно было притянуть всех перечисленных в этом списке!..

…Леха, Леха – импровизация вещь нужная и редкая в наше время, но часто не только приносит пользу, но и некоторые непредсказуемые неудобства. Правда Алексею повезло – в списке людей, которым мог попасть сей дневничок, он числился последним, а вот все представители силовых структур побывавшие на месте, стояли выше него, кроме, разумеется генерала. Этот раритет пропал до его приезда – именно так сообщали источники, бывшие на месте.

Петр Семенович еще раз прошел по квартире, и не мог насладиться бурлящими чувствами, вскипяченными переменой отца после доклада о, возможно бывшей тетрадке и ее пропажи, и если все это… – Он окинул взглядом уже остывшие трупы, прикованные кровью по всему полу, теперь разнесенную сотрудниками, и продолжал пытаться напрячь нетрезвые мозги: «… если вся эта бойня из-за этих бумаг… нет, нет, нет, нет, только не это» – дальше думать он не хотел, пощупал пиджак, и не обнаружив в привычном месте любимой, а сейчас и спасительной, фляжки, впал в еще большее уныние. Не замечая, что продолжает двигаться в сторону большой комнаты с застекленными дверями, от куда санитары забирали то, что осталось от «Юрка», и уступая им проход, буквально уперся носом в стекло, еще недавно отражавшее «Сотому» целящегося из ружья «Усатого».

Сфокусировав взгляд на гладкой поверхности, полковник вдруг отчетливо увидел, человека осторожно приседающего к полу, он был в бейсболке, одетой козырьком назад с воротом водолазки, натянутым до глаз…, до глаз – они приблизились…, они… – этот пронизывающий холодный взгляд, словно всматривался в глубь него самого, пытаясь там что-то рассмотреть, и рассматривая, что-то увидел – что ввело этого человека в гнев, буквально обдавший жаром Семеныча.

«Петруша» отскочил от стекла, сбив своей непомерной массой, стоявшего позади Верхояйцева, терпеливо ждущего, пока шеф его заметит. Шеф заметил и от померещившегося страха, спустил «собаку» на подчиненного. Сразу стало заметно легче, но еще более полегчало, когда тот, попав под прямой обстрел обезумевшего начальника, не нашел ничего лучше, как предложить свою фляжку, реакция была незамедлительной:

– В…яйцев (так его звали почти все, сокращая фамилию фактически до безобразия, на что последний, впрочем, не обижался), ну ты… – фу померещилось что-то…, насмотришься за день…, молодец, знаешь, что товарищу в трудную минуту нужно! Непременно, когда время подойдет, заберу тебя с собой в управление…, аааа… сейчас копай, копай миленький, даже не представляешь какие горы можно свернуть… – Уже возвращаясь в УВД, полковник никак не мог отделаться от неприятного ощущения произведенного видением в отражении от стекла.

Лица он не рассмотрел, лишь глаза – этот взгляд…, совершенно не объяснимый, и то место, за которое, гдето внутри зацепились эти два вонзенные жала, болело – где-то в области сердца, и даже не болело, но немного пульсировало, тошнотно напоминая о себе. Иногда проходя, боль, появляясь вновь, вытягивала из пугающих глубин сознания и этот взгляд. Начальник УВД, уже на следующий день, начал ловить себя на мысли, что всматривается в глаза подчиненных, да что там – всех, с кем встречался взглядами, но не находил и близко искомого. Каждый раз он подымал свой взгляд, напрягая со страхом зрение, и облегченно выдыхал, когда испытуемый оказывался ни тем, с кем не хотелось бы встретиться – парадокс, но факт.

* * *

«Гриня», встречаясь в очередной раз с «Седым», даже не знал, что ответить по поводу еженедельника – «кондуита». Ему казалось, что он так замечательно все устроил, а произошло то, что даже предположить было нельзя! Ну кому понадобился потрепанный предмет, обычно все кидаются на дорогое и блестящее, часто в подобных местах преступлений пропадали деньги, драгоценности – жить лучше хочется всем, и если не ты, то другой…

…Редкий мог противостоять соблазну, лишь Мартын Силуянов – тот самый сыскарь – сослуживец Верхояйцева. Длинный, худой и неказистый альтруист, на сегодня перспективный пенсионер, имевший острый глаз и великолепную память. Он зашел в квартиру в числе первых и мог отдать любую часть тела на отсечение, в гарантию того, что никакого еженедельника там, к его приходу, не было, но о подобных вещах всегда, до поры – до времени, предпочитал молчать…

…«Седой» тоже не мог понять – кому могла запонадобиться потертая тетрадь! Сидя напротив Гриши, один на один, он внимательно смотрел сквозь него, пока полностью не уверился в его честности по этому вопросу:

«Этот действительно все сделал, как было приказано… Что же тогда произошло?! Стоит поговорить с «Сотым», может он что прояснит. Кстати, давно пора, тем более предварительная встреча с «Северным» у них уже была, и «Солдат» вроде бы согласился работать на авторитета, при всем при том, даже не обмолвившись о нашей встрече – сумасшедшая выдержка и сообразительность. И это в такой-то напряженный момент его жизни, где каждый последующий день все тщательнее пытается свести «старлея» с ума. Как ему это удается – держать такие удары судьбы? А может просто что-то не заметил и чердак уже давно съехал?

Да нет – так отработать, не одного лишнего выстрела… или сейчас спокойствие…, хотя «Гриня» отмечал во время их разговора некоторую нервозность, а с другой стороны, как еще человек может воспринять подобное предложение – стать «чистильщиком»! Да при этом еще быть обвиненным в убийстве, пусть и нужном, «Усатого» и его близких… ННН-да! Не надо «Грине» подтверждать, что это работа «Сотого», пусть все останется на уровне хоть и уверенности, но зиждущейся лишь на предположениях, пусть и им самим, «Седым», высказанным. Да встречаться нужно и чем быстрее, тем лучше!.. Кстати, «Солдат» вне подозрений – «отлично, отлично» – Последнее слово он сказал не про себя, а вслух. Гриша, подумалось, что ему:

– Да вам-то виднее, а чо будем делать с Лехой, раз он теперь в обойме…, думаю что мне лучше его в темную использовать, а то захочет с Вами встретиться.

– Не захочет…, пусть так и остается,, нечего ему что-то знать… Что с ним делать?… – Холить и лелеять. Выдай ему подъемные, скажи что бы машину поменял, а то смотреть жалко, хотя может он и прав – не приметно, вообще… – чем дальше, тем больше он мне нравится. Не ошибся я в нем, нет… – не ошибся.

– С чего это такие выводы, правда мне он тоже кажется стоящим кадром, посмотрим, как отработает… – На том и расстались. (Интересно наблюдать из-за кулисы, как человеку читающему роман, а не участвующему в его перипетиях, как меняются люди, попадая в разные ситуации, общество, среду. Язык общения Барятинского разительно менялся в зависимости от собеседника. Он мог менять его даже с одним и тем же, полагаясь на интуицию, которая его редко обманывала…, – точнее будет заметить: пока он прислушивался к ней, все было в порядке.)

После встречи с Григорием, настала очередь Алексея.

«Седого» предупредили, что он появится на каком-то частном сервисе – гараже с новоприобретенным «рыдваном», куда он и отправился.

Но несмотря на все, вопросов связанных с ним было больше, чем ответов – непрозрачный человек, всегда остающийся хоть чуточку непонятным. Или может быть так – человек умеющий удивлять. Сам же «ОН» – «Солдат», себя когда-нибудь назовет «человеком одного процента вероятности»…

 

Человек этого одного процента вероятности

Милена посмеивалась, конечно по доброму, когда явно заслуживающий лучшей доли, Лёля, садился за руль, внешне ушатанной, шестой модели «Жигулей» – ей хотелось, что бы человек, приобретший для нее столько смысла, как никто другой в ее жизни, пользовался всем самым лучшим. Она предлагала свой спортивный «Ланцер» – все таки Митсубичи, мало того совсем новый. Но он, слегка улыбаясь, называл его красивой оберткой для привлекательной дамы, и отшучивался, мол такой брильянт, как он сам, необходимо прятать. Правда ходовые качества и надежность машины, хоть и российского производства, еще ни разу не подвели и считались им достаточными.

Молодые люди так и не жили вместе, хотя кое что в их отношениях изменилось, а именно статусность, правда подтвердившаяся пока лишь один раз, и то «Лелька» назвал ее дважды Иечкой, от чего сам напрягся, и ходил виноватым мрачнее тучи. Может быть странным покажется появления отношений между ними, но на деле это единственный, для них обоих, вариант, причем способный преодолеть ту боль, по разному специфическую для каждого, в отношениях с противоположным полом.

Он и она – если кто-нибудь захотел бы присмотреться к этим людям, в принципе еще совсем и не пожившим, но уже многое испытавшим, пришел бы к выводу, что ни девушка – бывшая проститутка и ни молодой человек, профессиональный военный, вставший на путь никогда им не предполагаемый, не могли выбрать эти жизненные дороги сами, хотя бы из-за своей не предрасположенности к подобным занятиям.

Их характеры были диаметрально противоположны решаемым, на этих стезях, задачам, пусть и с успехом. Именно по этому, за такой короткий промежуток времени, они уже воспринимали друг друга родственниками, хотя во времени ли дело – скорее в его насыщенности совместными переживаниями и вместе пройденными испытаниями.

В очередной раз встретившись просто поболтать, они подошли к той грани, где друзья становятся любовниками. Что лишний раз подтвердило обоим: между мужчиной и женщиной понятия дружбы либо не возможны, либо редки по причинам каких либо несовместимостей – это просто отношения либо до, либо после постели…, но иногда…

Он совсем не обращал внимание на ее повязку, скрывающую отсутствие того, что там должно было быть, и даже проводя по шелковистым волосам, говаривал, что именно этот предмет создает некую загадку, мало того, возможно так даже сексуальнее, но это не значит, что нужно возвращаться к прежнему.

Постепенно уверенность Милены в свои женские чары возвращалась, но явно не они действовали на единственного сегодня в ее жизни мужчину, правда так ни разу, по сей день, к ней и не прикоснувшегося.

Положение девушки по-прежнему оставалось подвешенным, но спокойный и весомый тон его слов убедил, что нужно время и кое-какие усилия, чтобы о ней забыли. Лично он видит ряд возможностей и кое что сам предпринимает. Она знала – этот человек никогда слов на ветер не бросает. На сегодняшний день бывшая «ночная бабочка», ставшая дневным мотыльком, ведя свое нехитрое домашнее хозяйство, в глубине души мечтала о чем-то большем. Свои дети не казались теперь фантастикой или утопией. После произошедшего не было больше причин сомневаться в том, что между ей прошлой и теперешней воздвигся непреодолимый рубеж.

Еще пол года назад она никогда не поверила бы в сегодняшнюю спокойную жизнь, без тусовок, надуманного азарта наживы, без неприязни к этим ненасытным и по своему не нормальным клиентам, отдававшим ей сумасшедшие деньги за аренду ее тела и за умение доставить удовольствие, причем зачастую путями, над которыми тот же «Сотый», не то чтобы рассмеялся, узнав подробности, но отнесся бы к ним с отвращением.

Со временем Милене начало казаться, что нормальные мужики водятся только среди военных и бандюков, может потому, что с первыми она никогда не спала, а вторые веселились и жили, как будто в последний раз. Правда были и исключения, но… Последние полтора – два года ее жизнь стала даже какой-то предсказуемой – десяток постоянных клиентов, привычки и желания которых она знала на зубок, от нежелательных она избавилась и лишь просьба подруги по «цеху», привела ее к случайности, обернувшейся трагедией. А причиной было всего-то ее не желание «разнюхаться» вместе с этими «лианозовскими». После чего, ее мало того, что «пустили по кругу», забрали все, что было, но и избили, сделав инвалидом. И если бы не присутствие Алексея и вмешательство «Грини», который, впрочем, жаждал ее до сих пор найти и уничтожить, как не желательного свидетеля, то все могло закончиться ямой в каком-нибудь лесу.

Подруга пропала, да с ней и не хотелось больше общаться, а эта ситуация скорее походила на подставу, которые не редко случаются либо по зависти, либо по желанию завладеть чужими клиентами… да мало ли бывает причин.

Для обслуживания избранных, которых она считала своими «священными овцами», приносящих и золотую шерсть со своего руна, подношения, и даже небольшие жертвы, в виде приглашения в заграничные туры или сопровождения в зарубежные командировки, от чего она старалась отказываться, довольствуясь нажитым здесь. Отдыхать предпочитала одна, не смешивая работу с наслаждением уединением.

Мужчин, желающих ей насладиться, не тянуло на разную ненормальную всячину. Те из них, с которыми она работала постоянно, а были они все люди с положением, вполне удовлетворялись человеческим…, ну максимум еще плюс одним мужиком, из числа своих друзей для нее, или еще одной девушкой для себя. Но секс втроем она воспринимала адекватно, как излишки специальности, к тому же все это оплачивалось отдельно.

К своему телу она относилась двойственно, то есть как к сменной одежде – рабочей и домашней, а «масок» в ее разнообразном гардеробе было хоть отбавляй. По окончании работы эти личины «снимались» и прятались в закоулках сознания, та же часть души, нежно сберегаемая, была скорее недотрогой, заботливой хозяйкой, женой, матерью, или кем еще положительным она себя могла представить, попав в свою небольшую, уютную квартиру.

Все эти личины и маски, и то «загрязненное» развратом тело, Алексей настоял «выбросить», одновременно избавившись и от специфических вещей, так и сказав, а точнее объяснив, что вместе со всеми причиндалами уйдет и вся мерзость, обволакивающая, как ему казалось, далеко не погибшую, чистую душу. Поверить ей в подобное было трудно, особенно в то, что и он сможет ее отчистить в своем сознании и воспринимать, как обычную женщину, а не как продажную шлюху.

Но вот как раз у него-то с этим проблем и не было. Правда настаивая выбросить, все до последнего предмета, Алексей позволил оставить лишь то нижнее белье, которое не участвовало в «работе», справедливо замечая, что не само расставание с привлекательностью дорогих кружевных шмоток, печалило ее саму, а скорее потеря того воздействия, оказываемого на мужчин этими вещами, надетыми на ее тело. Теперь же, что бы обратить на себя внимание, нужно быть просто естественной, что у нее так хорошо получается, и прислушиваться интуиции. А опасения – просто неуверенность перед непривычным будущим…

…Вкусный обед, приготовленный Миленой был съеден, они вместе, как всегда, убрали со стола. По привычке, Алексей взялся деловито мыть посуду, будучи уверен в том, что это не женское дело. Под журчание воды девушка в очередной раз говорила, что кажется, потеряла не только свой шарм, но и уверенность в том, что нравится мужчинам. Ей очень хотелось что бы он опроверг сказанное своим поведением или, хотя бы, блеском глаз, но все что она не предпринимала, правда не так явно, им словно не замечалось. Разумеется эта неуверенность гипертрофировалась, что бы он не говорил и не объяснял. Ей не столько был нужен сам секс, сколько именно мужское внимание, и именно этого человека.

Изредка оставаясь у нее на ночь, он засыпал, во-первых почти мгновенно, а во-вторых всегда выбирал в виде ложа все что угодно, но не ее кровать, на которой, засни он только, и она не оставила бы ему ни единого шанса ускользнуть не соблазненным – и проснуться бы не успел!..

…Недавно услышав по телевизору о страшном убийстве четверых человек, и увидев фотографии погибших, снятые с их документов, а потом мельком охваченную картину места преступления, она без «задней мысли» радостно бросилась его обнимать. Сильно прижавшись, Милена почувствовала жар его тела, и упругость мышц, особенно в одном…, причинном месте – он хотел ее, как минимум был возбужден! Хотел, но не подавал виду. Милена застыла от изумления и уже было ринулась в бой, но он как-то по родительски поцеловал ее в лоб, погладил по голове и сказал:

– Хороший мой – это еще не все твои враги, а только те, о которых ты помнишь… или еще помнишь… – Разумеется речь шла о показанном по телевидению убийстве «Юрка» с тремя «лианозовскими» – из новостей это было воспринято двояко…

…Ему нравилась эта «атаманка» – полудиван полукресло, сидя на которой он опять не хотел сдаваться. Что роилось в его голове не трудно было понять человеку, тоже потерявшему любимую женщину и ребенка и до сих пор не обретшему новую жизнь, которая могла стать счастливой, обрати он на нее внимание.

Наверное просто нужно было время и терпение с ее стороны, а с его… – вот здесь все было гораздо сложнее. Именно сложнее, как минимум потому, что решать сложнейшие задачи, работая на два фронта, не засветив не одного из них, противостоять унынию потери да еще думать, как спасти ту, которая так и льнет к нему, изо всех сил, стараясь привязать к себе и создать еще одно слабое место!

Ответить на это, когда везде мерещилась Ия – в воспоминаниях, сравнениях, противопоставлениях иии…, и еще многое, подсознательно не лежащее на поверхности, но бывшее таким же очевидным, как и опасность, грозившая Милене. У него начало появляться чувство привязанности к ней, и слейся он воедино в порыве чувств с ныне желанной…, конечно желанной девушкой, и страх потерять ее может достигнуть размеров шизофрении.

Он же пока, не был уверен ни в чем, свою жизнь считал подвешенной на волоске над самой пропастью и был прав, как будет в этом отношении прав все последующие десятки лет своих странствий по лезвию бритвы, на удивление себе и другим оставаясь живым, правда и таким же одиноким.

Одиночество его не будет выглядеть одиночеством, к которому привыкли все, кто об этом когда либо задумывался. Это не одиночество тела, или сознания, но души, где с каждым годом будет скапливаться все больше боли и усталости от неё. Он не сможет этого никогда выплеснуть полностью, хотя бы потому, что на это не хватит времени, а если бы и хватило, то вряд ли стало бы понято. Ибо понять возможно лишь пройдя тот же путь, тем же человеком, в тоже время и в тех же обстоятельствах.

Сегодняшние обстоятельства, подсказывали, что обретя эту женщину в душе и потеряй ее, как потерял Ию, он не сможет не просто жить хоть как-то, а вообще даже существовать. Хотя, как стало уже понятно – жизнь на пределе возможного стала его профессиональной особенностью.

«Солдат» постарался объяснить о своих опасениях, но не стал, да и не мог раскрыть все карты, а соответственно не был и понят девушкой, которая предположила было на мгновение – он боится!

Да нет, не может быть! Милена хорошо знала, как выглядят люди подверженные боязни, или чего-то опасающиеся. Этот же взгляд не выражал ничего подобного, встречаясь с ее, да и любым другим, застывал в чем-то, напоминающем маловыразительную улыбку, причем одними глазами, что создавало впечатление полного отсутствия опасности и внутреннего позитива. Что было понастоящему в этом сознании, могло сказать лишь время и то в виде предположений…

«Крепость» стояла, неуверенность барышни росла, как и не удовлетворенность собой, все это выражалось в эмоциях, которые мог видеть лишь один человек – тот, который был сегодня у нее в гостя, а других-то и не было, и не могло быть вовсе!

Конечно, он все это видел и все понимал, но дальше полумер пойти не мог. Что-то предпринять было необходимо или что-то дать взамен – эту самую уверенность, но только так, чтобы она пришла не из его доказательств и объяснений, а изнутри ее собственного сознания, так сказать интуитивно подтвержденное ей самой.

Осознав это, Алексей, уже домывая посуду и видя что отступать уже не куда прямо сейчас, предложил Милене небольшой эксперимент, обоюдополезный, и заключающийся в том, что бы девушка разделась, прося при этом снимать по одной вещи. Сначала это вызвало у нее злость и даже какое-то в нем разочарование, мол такой же как и все, хотя сама еле сдерживалась, чтобы не прыгнуть на него, еще пять минут назад.

Но он, не обратив внимание на эту реакцию, сел в кресло и как-то безразлично, отсутствующим голосом произнес целую неожиданную тираду:

– Дело не в том, что ты будешь ощущать при этом и какое именно произведет это впечатление, а в том, что именно сможет воздействовать на меня, как на мужчину, и тебе это нужно постараться прочувствовав, осознать в первую очередь. Почему-то я убежден, что нижнее белье, которое ты сегодня с утра одела, стоит в этом списке где-то в самом низу, а мой здоровый организм начнет реагировать еще до того, как ты снимешь джинсы… Прошу вас мадам, и включите какую-нибудь композицию с буйной экспрессией…, да…, самое главное – старайся это делать не как у шеста, а обыденно, будто ты одна…, совершенно одна…, но очень хотела бы, чтобы твое одиночество разбавили… – Сказанное ошарашило – еще никто не ставил над ней такие мудреные опыты… – нет, конечно, она и плясала и раздевалась, и по просьбе клиентов, и по подсказке своей интуиции, перед ними же, но никогда так, чтобы попробовать прислушаться к своим чувствам и ощущениям, в комплексе пытаясь разобраться, что же именно задевает в ней мужчин. И вдруг она поняла – осознание того, что цепляет не столько внешнее, поборет появившийся комплекс, связанный с увечьем.

В идеале каждая женщина должна не только знать, но и в совершенстве этим пользоваться, а значит, как минимум, владеть, причем не столько для кого-то, сколько для себя. Но как мы все можем убедиться, удается это единицам и то скорее не из-за совершенно точного понимания этого, а следуя подсказкам своей интуиции, что тоже, мягко говоря, очень редкая удача для женщины и большая опасность для мужчины.

Всегда все эти действа были рассчитаны на других. Это ее сковало и как-то заставило почувствовать себя не удобно – и это у себя-то дома:

– И как бы ты хотел, что бы я это делала?… В такт музыке?… Мы ж даже ни разу не переспали… – Но он почему-то не хотел этой темы касаться и заговорил несколько о другом:

– Ты очень привлекательная женщина, очень красивая и эта повязка совсем не лишняя, и не умаляет того, что тебе дала природа. Представь себе, что женщина более сексуальна, когда умеет прикрывать те места, куда стремится мужчина свей похотью и любопытством. Эта повязка всегда будет скрывать то, что никто не должен видеть…, и не увидит. Хотя не увлекайся этим, и не это, конечно, главная твоя загадка – найди ее в себе…, вынь ее, овладей и пользуйся, как секретным оружием, оберегая пуще зеницы ока. Обычно мужчины это называют «изюминкой» – это что-то, что привлекает, но всегда остается недосягаемым и не только в самой женщине, но и для нее же… Но и не это основное…

Ты можешь знать, что такое Солнце, видеть его и показывать другим, а можешь пользоваться им, скажем заслоняя жаркие лучи и создавая приятную и прохладную тень, а можешь наоборот убрать тень и позволить нежиться под теплыми лучами, а можешь взять лупу, сфокусировать в одной точке пучок света и обжечь до боли и ожога. И здесь очень важно знать, что именно нужно сделать, когда и как, то есть уметь… – Увлекшись не на шутку и увлекая за ходом своих мыслей Милену, он продолжал:

– Представь себе, что у тебя наконец-то получилось то, чего ты так давно добивалась, а впереди то, чего давно ждала…, иии до этого события осталось час или два – не больше. Тебе нужно выглядеть так хорошо, как ты никогда не выглядела… Ты одна в квартире, у тебя прекрасное игривое настроение, и ты только что пришла, но уже предвкушаешь грядущее наслаждение… Одно условие – ты можешь заниматься чем угодно, хоть порядок наводи в квартире, но делай это параллельно разоблачаясь от одежды…, не спеша…, хочешь в такт, хочешь пританцовывай, и постарайся разглядеть, что именно произведет на меня более сильное впечатление. Увидишь – это и придаст тебе уверенности, а заодно и прекратит твое отношение к подобным вещам, как к профессиональным действиям… Да, кстати, ты меня пожалуйста извини…, я потерял…, в общем… – это не важно должно быть для тебя…, и тем более сейчас.

Простоооо…, если ты думаешь, что не нравишься мне как женщина, то глубоко заблуждаешься…, я пока ещееее…, люблю другую, онааа…, она была…, была не лучше тебя…, она была просто любимой… – Милена слушала и успокаивалась. За звуком включенной разогревающей мелодии, слова его звучали приглушенно и ей приходилось вслушиваться.

Постепенно она поняла, что видит перед собой не парня, который хочет ее только отъиметь, а до этого как следует возбудиться, но очень несчастного человека, который превозмогая боль, режущую его изнутри, пытается помочь… ииии… ей просто нужно захотеть того же, о чем он говорит – найти недостающую часть себя, наверное, когда-то имевшуюся, но почти безвозвратно потерянную, задушенную или заваленную теми последними годами покалеченной жизни, после смерти матери, после всей этой грязи, которую ей пришлось пройти в начале этой карьеры… И он как раз тот, кто возродит ее, поможет отыскать и вернуть, даже если ни разу не коснется ее кожи, ни разу не поцелует и…:

– Попрооообуем… Да я знаююю, ииии…, и она никогда бы и не стала, той, кем стала я…, знаешь Лёль, ведь ты за последние несколько лет единственный мужик, которого я хочу как женщина… ииии, который мне безумно нравится, но при всем при этом я никак не могу тебя заполучить…, ни один устоять не мог…

– Может быть просто не пробовала по-настоящему, не фальшиво соблазняя по привычке, когда достаточно…, ну ты понимаешь…, когда клиент пришел за тем, за чем он пришел, а так, что бы выплеснуть все, что ты чувствуешь и все, что хочешь отдать… Я не тело имею в виду, а то, что там, гораздо глубже… – Вся эта ситуация, при всей внутренней расслабленности, настолько внешне напрягла девушку, что она уже минут пять теребила маленькие металлические пуговки на блузке, и по одной, не заметно для себя, отрывала их.

Вдруг, из-за его пристального взгляда, ей показалось, что тушь с ресниц ее единственного открытого глаза, слегка смазалась, и Милена повернулась к огромному трюмо, в одну из створок которого Алексей был хорошо виден и пробурчала, как будто обращаясь к самой себе:

– Из-за этого уродства хоть один плюс – экономия, теперь на один глаз подкрашивать надо меньше!.. – При этом непроизвольно покачивая бедрами…

Удивившись такой перемене, мужчина парировал:

– А мне вот… вообще нравится натуральный цвет, я кстати твоих ресничек без туши не разу не видел, и вообще… мне нравится больше, когда ты не накрашенная – зачем скрывать или менять то настоящее, что подарила природа, думаешь, можешь сделать себя лучше, чем тебе дано… Гм… пардон, конечно?…

– Лель, да моих ресниц вообще с их натуральным цветом видно не будет…

– Представляешь, я знаю человека, у которого строение глазниц и надбровных дуг создают странное впечатление…, на столько необычное…, – это притягивает, и пока ты не поймешь почему, оторваться не можешь своим взглядом от его глаз…, все смотришь и смотришь – так вот, ресницы у него на столько светлые, что кажутся прозрачными и их почти не видно. Воздействие этого очень сильное, думаю многие даже теряются… – Девушка задумалась на секунду, взяла какой-то тюбик, раскрутила и сделав несколько привычных и ловких движений кисточкой, всмотрелась в свое отражение и кажется поразилась тому, как необычно и вместе с тем привлекательно, выглядели серебристая повязка и теперь серебристые ресницы…

…Обычно, приходя домой, Милена скинув верхнюю одежду, расстегивала бюстгальтер – ей нравилось когда кожа груди начинала дышать. Наслаждаясь удачно произведенной переменой, без задней мысли, она расстегнула пуговичку спереди лифчика и лифы разъехались от центра, оголив красивую грудь, но все же, чуть прикрывая разбухшие от возбуждения розовые окончания. Все вместе произвело заметное впечатление и на молодого человека, что вместе с процессом постепенно начало увлекать ее все больше и больше.

Милена начала убираться, тем более это действительно требовалось, сняла джинсы, и накинула, по обыкновению, вместо блузки, оставшейся без пуговиц, легкий, полупрозрачный халат, который был наиболее уместен и к этому времени года, и к обстановке. Подмела и уже собиралась взяться вымыть пол, как заметила, может быть, из-за поменявшегося угла, падающего на Алексея из окна света, как у молодого человека периодически начинают нервно поигрывать мышцы под обтягивающей их рубашкой…

Ни один нормальный человек не будет перебарывать обуревающее его желание при имеющейся возможности его исполнения. Но «Солдат», разделился в себе – все тело и желания тянули к этой женщине, и он уже плохо понимал, как он сдерживается физически. Но та, с которой он привык быть счастливым, отсутствовала, и его разум, намекающий на подобный поступок, как на измену, вторил, что рядом не было и вообще не могло быть Ии, а раз так, то все это не уместно – бред конечно и это было понятно… Но спроси его сейчас – какого цвета нижнее белье у девушки – он не ответил бы без того, чтобы не посмотреть на нее – не обратил внимание! Какое-то сумасшествие, может быть нужна вспышка, хоть какаянибудь, но положительная…

Наблюдая за ее домашней суетой через одну из створок трюмо, он отмечал, что формам и пропорциональности ее фигуры позавидовали бы многие представительницы ее пола. Ноги были не просто прямые и с выраженными мышцами, но создающими «красоту целесообразности» переливающуюся в пластичную грацию. Мышцы есть у всех, но вот их форма и развитость как раз и создает ту животную притягательность, исходящую от предплечий, икроножных мышц и шеи, через легкие и плавные выпуклости, бугорки и выемки, перетекающие к центру тела. У Милены оно было подтянутым, и даже очень спортивно выглядевшим, не через чур, а именно на грани профессиональной спортивности, что еще больше выделял равномерный загар, тоже в меру…

Скованность ее спала и похоже все происходящее она воспринимала, уже не как игру, но необходимость…

…Алексей переставал контролировать себя и никак не мог совместить мучавшее его изнутри, происходящее здесь, и то желание, бывшее совершенно нормальным, мало того, исполнимым в данной момент. Но все никак не складывалось и мысль снова настаивала на том, что нужно было что-то предпринять: «Игра, игрой, но пора и идти – дел правда никаких нет, но и задерживаться вряд ли стоит…» – и уже вставая с пониманием того, что собирается не уходить, а убегать, будучи неспособен пересилить еще сильную зависимость от чувств к покойной супруге, не видя другого выхода, как бы оправдываясь, произнес:

– Ну вот видишь, все у тебя получается…, ну в смысле получилось… Что-то я себя…, пойду… – И уже почти поравнявшись с косяком межкомнатного дверного проема, услышал рыдания и ругань…, и кажется в свой адрес.

Не успев повернуться полностью в сторону девушки, почувствовал что в лицо ударило что-то мокрое…, потом еще и…, но от третьего удара тряпкой увернулся, наконец разобрал ее слова:

– Что, если б…ь, то уже и поиздеваться можно?! А я тоже человек!!! Скотина, скотина!.. – Бьющие кулачки лупили по всему, куда доставали, правда совсем не больно, но настойчиво и унизительно, а слова постепенно начинали напоминать больше мольбу, чем ругательства.

По началу Алексею показалось, что это крик гордыни и не удовлетворенной плоти, но и не вооруженным взглядом было видно, что пороки здесь ни при чем – одиночество, никому не нужность и просто необходимость быть желанной и любимой, а главное не одной, вырвавшиеся, сейчас наконец-то за столько лет, наружу!

Все… – бред сознания растворился и оставил «Солдата» один – на один с чувствами и желанием объявшими его, толкающими только в одну сторону – в объятия этой женщины:

– Так, ну как смирно!.. – Девушка застыла присев на корточках, успев руками только на половину запахнуть, в этом столкновении чуть не слетевший с нее, халат. Всхлипывающий носик, полускрытый челкой вместе с повязкой, требовал носового платка, Алексей присел рядом, достал свой, вытер ее слезы и снимая с себя намокшую от тряпки рубашку, уже улыбаясь, заигрывая, произнес:

– Так, постираешь и погладишь – за одно посмотрим на что ты способна… Ты сколько весишь?

– Ить, ить…, 55 кг – 90/60/90, натуральная блондинка…, может сказать сколько стоила…, ыыы… ить…?!.. – И совсем по детски захныкала. Этого вынести мужское сердце не смогло тем более… Подняв её на руки, он отнес ее в ванную комнату и глядя, как она с надеждой начинает суетиться, прижал к себе, чем девушка сразу воспользовалась и покрыла все, до чего достала, поцелуями, хотя на сколько он знал, «ночные бабочки» предпочитают этим не пользоваться, ну так то настоящие, а это уже мотылек, летящий на зов огня и совсем не думающий, что может сгорев, погибнуть… – «Так и стану звать ее» – и уже смеясь:

– А можно я буду звать тебя «Мотыльком»…

– Тогда я стану шатенкой!!!

– Заманчиво!.. Ладно, купаться будем в одежде!!!.. – Сильные руки увлекли ее вместе с собой в ванную, чему должна была уступить наполнявшая ее вода, избытки которой приняли на себя пол стены, зеркало и…

…Вечер проходил под эгидой смешанных чувств, но впервые в обоюдно приподнятом настроении. Временами он настороженно задумывался над тем, что не может иметь такого, как она, близкого своему сердцу человека, но взвешивая все «за» и «против», успокаивал себя тем, что не чувствовал сильной влюбленности – может еще рано, а может потому, что сейчас не хотел ни в чем разбираться…, что сделано, то сделано, и никакого сожаления.

За несколько месяцев это была первая ночь, когда в квартире, где он спал, был еще кто-то. Повязка сползала с ее лица, но закрытые во сне глаза, почему-то не выдавали ущербности, даже несмотря на небольшой провал на том месте, где обычно глазное яблоко придает закрытым векам шарообразную форму.

Милена была чудно хороша в лунном свете, проникающим через окно – свежа и совершенно не имела налета своей бывшей профессии, видно было то настоящее, что она хорошо прятала все эти годы, сумев сохранить и теперь «вынуть» на свет Божий. Он не мог ее воспринимать, как бывшую проститутку, не мог и не хотел! В постели она была просто…, просто любящим человеком…, очень любящим и…, и очень… – Но последнее было скорее плюсом, чем минусом, и пусть с ним кто-нибудь попробует об этом поспорить!

Проблема ее безопасности еще стояла, но от куда-то теперь была уверенность, что у него все получится, ведь у Алексея всегда все получалось и именно там, где остальные оставляли не больше одного процента вероятности на успех.

* * *

…Утро, а это было именно то начало дня, когда произошла последняя встреча «Грини» и «Седого», и именно после нее последний отправлялся в сторону какого-то гаража, где должен был появиться «Солдат».

Не надо быть наивным полагая, что для контроля человека необходима исчерпывающая информация, на самом деле достаточно и её небольшой части. Именно по этому «Седому» были известны лишь некоторые подробности, отношений с Миленой, так же не было известно, где находится снимаемая «Сотым» квартира. Не знал «Покупатель» и времени, и плана, которые стали отправными точками по уничтожению «Усатого» со товарищами по цеху. Его особенно это и не волновало, хотя посмотреть как тот работает было бы любопытно, но старый вояка всегда придерживался правила: лучше меньше, но надежнее и качественнее, нежели большой массив информации, но с мусором, из которого придется выгребать необходимое, и не факт, что получится это вовремя.

Итак, Алексей выезжая на импровизированный сервис, которыми в начале 90-х была покрыта вся Россия, был озадачен массой вопросов. Несмотря на свою молодость он прекрасно понимал, что ответов на многие из них искать бесполезно, а точнее и не стоит – те, что должны сыграть в его жизни важную, определяющую роль, появятся сами, причем, как нельзя вовремя. Это не значило, что нельзя спрашивать, просто делать это нужно осторожно и чаще не на прямую. Гораздо важнее не ошибиться с направлением их поиска и находить терпение, что бы сорвавшись, не упустить куш.

Один из таких вопросов касался книжки – еженедельника, который он, зачем-то следуя своей интуиции, захватил в квартире, где «Усатый» закончил свою жизнь. На всякий случай, первое, что он сделал – перлюстрировал (снял копию…) с нее всё до последней запятой. Понятно, что там содержалось много важного и правдивого, несколько озадачивали фамилии там мелькающие, но кто знает, с чем придется иметь дело, может и пригодится.

Спрятав ее в надежном месте – тайнике, подобные которому он будет менять одновременно со сменой квартир, Алексей решил помалкивать о бумагах до поры – до времени, по крайней мере до тех пор, пока не придет возможность их пустить в дело, скажем на что-нибудь обменять или пока они не подымутся в цене, если вообще таковую имеют. Если же это просто никчемная вещь, то тем более, и упоминать о ней не стоит.

Выходя из, снимаемой с недавних пор Миленой, квартиры и ловя себя на мысли, что перехваченный взгляд девушки теперь был совершенно другим, на последок вместо обычного «пока», негромко сказал:

– Береги себя…, все будет хорошо… – И в ответ услышал:

– Я буду скучать, помни – я всегда хочу тебя…, видеть… и чувствовать… – И услышав это, ощутил желание потянуться навстречу ее губам, со встречным поцелуем. Он опять сдался и чмокнув на прощание, погладил большим пальцем правой руки уголок ее губ, пообещав появляться гораздо чаще:

– Только…, только не требуй большего…, пока…, иии… я тоже…, мне тоже нравится быть с тобой. Кстати, какие цветы тебе больше всего хочется видеть в руках твоего кавалера?

– Нууууу… в твоих…, если ты будешь кавалером, тооо…, а какие любит твоя мама?

– Ну ты же не полюбишь те, что нравятся ей?!

– Ннн – да. Мне нравятся любые вишневые, толькоооо…, когда их много, или…, знаешь, такого рубинового цвета… – рубины мне то же нравятся…, только дарить их не надо! Ты лучше сам приходи, ииии… я буду твоей оправой…

– Как-то у тебя все наоборот, я всегда думал, что мужчина должен быть оправой женщине, и хранить ее, как драгоценный камень… – ведь чем надежнее оправа, чем она плотнее обжимает его, тем надежнее он сидит в…, хотя…, хм…, ааа ты не феминистка случайно? А то эти барышни, кажется, хотят странных свобод с выгодными обязанностями и равными правами…

– А что, здорово… гм…, гм… Прости… нет, я вполне придерживаюсь нормальных традиций, и мне безумно нравится, когда за мною ухаживают… и вообще мне нравится быть женщиной. А от хамства и рабства не спасет мнимое равноправие и… все это среди женщин, и среди мужчин, и друг к другу, и вообще… Я буду тебя ждать… иии, знаешь, если то, что вчера произошло, ты посчитаешь лишним в наших отношениях…, то пусть будет лишним…

– Все… побежал, а то сейчас до третьей мировой договоримся…, а вообще ты молодец…, ничего не бывает зря – все к чему-то!.. – И уже входя в кабину лифта, скорее для ее успокоения:

– В следующий раз встречай меня в том, вчерашнем халатике, и не вздумай сильно краситься… – Последние слова «съелись» звуком закрывающихся дверей, но не ушли от понимания интуиции Милены.

Сегодняшний ее мир такой маленьким и замкнутым, сейчас с приходом в него такого огромного, как ей казалось, её Лёли, стал достаточным и даже больше, чем был раньше, когда у нее было два глаза и она могла, этот мир обозревать весь, а не только половину. Есть тут зависимость или нет не это главное – ей было хорошо, и важным стало лишь время, когда он вернется, а он обязательно вернется – она знала и верила, что мужчины, подобные ему очень часто делают то, что не в состоянии сделать другие, именно делают, а не так получается само собой…

…Что бы «убить» время, да и держать себя в форме, она вставила видеокассету в новый, заморского производства, видеомагнитофон, пока еще редкость, и увлеклась на час аэробикой, выматывая себя, за тем еще час растяжкой, приседаниями и всем, что отложилось из физкультурно-спортивной жизни ее детства и юности…

* * *

Особых проблем в обслуживании автомобиля не было, но становилось понятным, что его нужно менять. Вообще, Алексей понимал, что надо завести привычку, если конечно, на то будут средства: иметь две машины, причем обе: и для бытовых нужд, и «рабочую», менять после каждого «дела». Не плохо было бы снимать и квартиру…, ннн-да сейчас все это казалось не возможным, ведь ни только финансовое положение его волновало, а вообще ЕГО положение пока было не понятным. В принципе не все, что хотелось, получалось и уж точно не все, как желалось или планировалось.

Решив…, нет, не отомстить – он так и не научится это делать, но наказать тех, кто повинен в смерти его родных, Алексей не довел дело еще до конца, а потому и был вынужден мириться с обществом этих людей, с их делами, их образом жизни. Уверенность в имеющихся и оставшихся в живых более важных виновников, а значит и несущих большую ответственность, нежели даже «Юрок», заставляла его закрывать глаза на многое, и не особенно задумываясь о последствиях, гнала лошадей его судьбы все дальше, все глубже, заставляя буквально застревать в условностях и зависимостях.

Каждый день становился все более тяжелее для осознания себя в обществе, и своего места в нем, но ему казалось, что дней жизни осталось не так много, а потому и задумываться о том, что может быть через год и более, не стоит – не его эта забота. Правда прибавилось новое, что он должен был решить – судьба Милены, но все, что он пока мог сделать – это попытаться решить ее сегодняшние проблемы. Когда его не станет, а это обязательно случится в ближайшее время, он не сможет ей помочь, не сможет быть рядом, быть опорой, а если и выживет случайно, то не сможет быть мужем, ведь оставшись живым сегодня, он скорее всего погибнет завтра!..

…Выслушивая замечания от автослесаря в отношение своего автомобиля, «Солдат» поймал себя на мысли, что кто-то стоит рядом и ждет, пока он освободится – мальчишка, лет десяти, протянул ему клочок бумаги, с надписью: «кафе напротив, как освободишься…» – под написанным стояла вместо подписи латинская «L».

Оставив машину на попечение мастера, он отправился по указанному адресу, пытаясь за одно осмыслить от куда «Седой» узнал, где его искать?

Тот кто мог дать на это ответ, через несколько минут именно с этого и начал:

– В этом районе всего три достойных гаража, куда ты захотел бы поехать…

– Мне кажется, я знаю больше…

– Нет, нет… ты не стал бы стоять в очереди – тебе нужно сразу, а раз сразу, значит дороже. Ты не стал бы спрашивать у кого бы то ни было из знакомых, что бы не светиться, где можно отремонтировать машину, а значит искал бы сам. Где и как? Конечно по пути следования, и скорее всего, недалеко от спортивного зала или магазинов, которые посещаешь. Круг сужается… – и вот результат… – Сказанное поразило не попаданием в точку, хотя спрашивать он действительно никого не стал и именно по указанной причине, а вот все остальное надумано, но вот ход и направление мысли, причем явно придуманной только что – это действительно интересно. Нужно взять на вооружение.

Почему «придуманной только что» – да потому Алексею было сразу понятно, что о его посещении кто-то подсказал, а выявлять все гаражи, выискивать оптимальный…, да и адрес снятой квартиры никто не знал, поскольку «Солдат» «проверялся», скорпулёзно прощупывая каждую возможность преследования и каждое подозрение, соответственно и пути следования никому не известны… Скорее наоборот – теперь отталкиваясь от этого гаража – сервиса можно попытаться найти его дом, но это еще та затея, поскольку глупо было бы с его стороны посещать сервис рядом с домом – это элементарное правило звучало примерно так: что не удобно тебе самому, не может быть удобно и просто желающему тебя найти… Да, да…, именно так, ведь в этой «шкуре» ликвидатора преподаватели либо те, кто хочет тебя убить, либо те, кого убиваешь ты…

И еще он понял, что информация по нему собирается, но далеко не полностью, а главное, квартира Милены «Седому» не известна, иначе место встречи было бы другим. Что подсказали – тем и воспользовались…, хотя он сам, имея бОльшую информацию, дабы не спугнуть интересующего его человека, воспользовался бы именно наименее ценной информацией, и сам бы устроил подобную встречу в самом отдаленном от адресов посещения месте. Но и это предположение опровергалось, поскольку место ремонта автомобиля и есть наиболее ценная информация, поскольку имеет статус часто и периодического посещения, мало того нет ничего проще заставить человека приехать туда в нужный день, заведомо испортив его машину.

В свое время именно так и именно сервис будет использован для устранения «Иваныча» – там заложат взрывное устройство…, впрочем, как и место подрыва, и само мероприятие, и количество присутствующих при этом его подчиненных, которые собственно и стали очевидцами его гибели, и первыми экспертами, установившими факт его смерти… Смерти «Бога», оставившего после себя огромную империю, как когда-то Александр Великий своим диадохам.

Не взирая на величину наследства в сравнениях, на самих последователях, да и на эпоху в целом, дележ перепавшего им, продолжением своим всегда выльется в кровопролитные войны, смерть, уничижение ранее достигнутого, воцарением других, зачастую более мелких, а то совсем ничтожных и временных владык, совсем не понимающих что, как, и с кем делать, и уже точно никогда не в состоянии достигнуть былой славы и величия ушедшего сюзерена, наводящего страх и после своего ухода, словно присутствуя рядом с живыми, держа скипетр и державу, владея короной, и иногда оживая, словно в виде издевательского напоминания о своем прежнем бессмертии…

Как правило они объединяются в одном – преклонении и обожествлении сплотившего и поднявшего их на небывалый уровень власти, но на сегодня усопшего «Царя царей»…

Очень интересно состояние духа эпохи, уровня морали и стремлений характеризуют надписи на надгробиях: «Поторопитесь восхититься Человеком – ибо упустите радость!» – так написали о нем современники, соратники, друзья…, в течении короткого времени перебившие друга, ради овладения тлена его дел, праха его планов и краха мнимой власти, уничтожившей его самого, а после и всех, кто к ней тянулся… Смешно, но история повторяется не дважды, а всегда! Что хотели они сказать? Кто может получить радость от созерцания гранитного постамента, каким-то образом выделившегося при жизни человека? Может быть те из них, кто получил большое наследство, имели в виду первую радость от осознания нечаянно свалившегося богатства…

…Хотя этот гараж и был недалеко от спортзала, который он иногда посещал, но все другие точки были не здесь, а почти на другой оконечности столицы. И в этом тоже был урок – не устраивать все, что ему нужно в шаговой доступности от места проживания или от очередной адреса работы. Это не удобно, не практично, наверняка съест много времени, но позволит не засветить Милену. Если конечно не будут использованы варианты слежения с помощью электронных средств, но он не считал «себя персоной равной Черчиллю» и прекрасно понимал, что из пушки по воробью лупить никто не станет – не дорос еще! Но ведь когда-то дорастет, если успеет, и вот здесь придется задуматься…

Опыт пополнялся, после этого дня он начал «проверяться» более тщательно и извращенно, изматывая себя получасовыми нелогичными поездками, искал арки, узкие проезды, тупики, проходные дворы, отмечал их в памяти, вспоминал и о том, что знал раньше, о чем-то читал и о чем-то додумывался сам. В его обиходе появились, так называемые «разведпризнаки». Алексей старался замечать все – сразу это не получалось, тогда самое необходимое, просто взращивая привычку, аккуратно и терпеливо воспитывая навык соблюдения средств собственной безопасности.

Подобное, ничего не гарантировало, но шансы на выживание возрастали, и возрастали тем больше, чем он серьезнее к этому относился…

…Беседа не клеилась, никто из обоих, в ней участвовавших, не хотел ничего рассказывать, по крайней мере, конкретного. «Сотому», это было на руку – он прекрасно понимал, что лишь ленивый теперь не станет пытаться собрать на него какой-нибудь компромат, что бы привязать еще покрепче! Собеседник же не желая начинать тему «Юрка «, предпочитая чтобы ее начал Алексей. Но на что готов был терпеть второй, не желал первый.

«Седой» очень нуждался в информации о пропавшем еженедельнике, и именно здесь и сейчас что-то можно было прояснить:

– Мне нужен от тебя четкий ответ, от него многое может зависеть, в том числе и для тебя. Интересует еженедельник, бывший на той квартире, ты разумеется, мог его и не заметить, но что-то мне подсказывает…, «Юрок» не знал его цену…

– Какой-то книжечкой тот, о ком вы упомянули, был занят…, ну не то что бы занят, больше другим…, она должна была остаться недалеко от него, если конечно…

– Что? Что «Если конечно»?!!!

– Кто-то не забрал… – Очевидная заинтересованность радовала – наконец-то у него есть предмет торга. Насколько и в чем это может помочь Алексею, он этого не знал. Пока было понятно, что это некоторая ценность. Но что за нее можно получить: услугу или пулю – оставалось выяснить:

– Ннн-да, еще сложнее – ничего не прояснилось… Ннничего больше не заметил?

– А что случилось? Вообще я совершенно не в курсе, кроме того, что собирался делать сам и того, что предполагалось. Может быть было бы по-другому, если бы я заранее ставился в курс дела…, хотя ваша воля.

– Наверное ты прав. Видишь ли, сама по себе книжица имеет цену не большую, пока не станет вещдоком совершенного преступления, то есть вещью оформленной официально, только тогда возможно будет иметь дальнейшие рычаги оперирования. Сейчас она где-то…, и этому человеку не понадобится…

– Если бы это знать заранее…, хотя что бы это дало? Честно говоря непонятно, что и сейчас дать может, ведь насколько я понимаю, протоколы уже написаны и заверены или что там…

– О протоколах не переживай…, в них – то как раз все есть – самого вещьдока нету!

– Что-то может принять не желательный оборот?

– Не важно, друг мой, не вааажжжно… Поговорим о Григории. Я так понимаю, тебе предложно чем-то заниматься?

– Странное у вас к нему отношение – вроде бы помогаете, а вроде бы только пользуетесь… Было такое. Предварительно я не отказался, но только предварительно, и «не отказался», то есть не дал еще согласия. Честно, сам не пойму, зачем это мне? Не лежит у меня к этому душа, не мое это, к тому же одно дело иметь отношение с вами, другое – к этими…

– Ты и имеешь только со мной, там же до поры, до времени. Вообще мне нравится, как ты работаешь, как мыслишь и вообще пытаешься выглядеть проще и глупее, чем есть на самом деле. Пока всего сказать не могу, но прошу: пролезь ближе к Грише, попробуй проконтролировать его отношения с…, есть такой Петр Семенович – полковник, эта двойка может натворить глупостей, особенно, если пойдет на поводу папашки милиционера. С осторожностью относись ко всем ставимыми перед тобою задачам, но в некоторых из них, наоборот, если начнут затягиваться, то выступи катализатором. Это касается тех людей на фотографиях, которые я тебе в прошлый раз показывал, напомнить?

– Не стоит… – это те, что раньше с Гришей в одной бригаде были?

– Ннн-да. Те, с которыми он был, причем далеко не с первым голосом. Эти Рылевы еще – присмотрись к ним, хотя сразу много…, лучше старайся уединяться и действовать в одиночку, а встречаться только с Барятинским. Стань «машиной», но только его.

– Он хочет, что бы я кого-то, чему-то научил, так что одному не получится.

– Это для твоего контроля, какой-то…, кстати, из «лианозовских» – придется потерпеть. Не глупый, но не «исполнитель», барышень в себя влюбляет, а потом все ценное из квартиры выносит – нет, такие не убивают, но про осторожность все равно не забывай. Если этот райончик за год не отчистим от этих беспредельщиков… «Удав», «Стас», Леня и иии… еще один «Леня» – эти не остановятся и… все выйдет из под контроля, правда это уже не твоя забота…

…Так…, вот тебе на первое время, пока «Гриня» не поймет, что ты достоин большего…, а здесь пару стволов – «чистые». Остальное требуй от «Северного», он конкретику любит, и разумеется веди себя, как человек сдержанный в расходах, но нуждающийся в деньгах, придумывай, фантазируй, расти, импровизируй. На всякий случай – место встречи ресторанчик, где мы пересекались в прошлый раз… Метродателя помнишь…, покажешь ему перстень, подаренный в прошлый раз – не потерял?… – Алексей перевернул ладонь вверх – украшение было одето сапфиром внутрь на указательный палец правый руки. Полупрозрачная притягивающая синева сыграла бликом, отразив на просвет белый мальтийский крест. «Седой» кивнул и улыбнувшись, продолжил:

– … так…, и обязательно с обратной стороны покажи, что бы видел «цифру»…, через день, в тоже время, в которое разговаривал с ним, встреча состоится… Ннн-да, ааа еженедельник…, вдруг что-то услышишь… Гриша тоже в курсе… И ещё…, я должен ответить тебе…, ради поддержания доверия… Ты хотел узнать, почему такое отношение к Григорию, и почему все выглядит, так будто я им пользуюсь… Так вот – его хозяева в другом месте…, понимаешь о чем я? Сейчас «контора» может быть одна и та же, но люди разные, а значит и задачи разные, даже до противоположности… Мало того…, у нас цели не меняющиеся столетиями… Ну это уже другой уровень… Скажем, если кто-то посчитает необходимым продать и распространить стрелковое оружие на Украине – это сейчас не желательно…, а кое кто это готовит… Нельзя служить двум господам… – нельзя! Впрочем, в прошлом любого из нас, под личиной полезного и значимого, хранится много пустого и безумного…

Многое для «Солдата» прояснилось, но не многое из этого стало понятным до конца, лишь некоторые направления. Руку отяжелял пакет с двумя пистолетами и, по всей видимости, патронами к ним – этим он займется завтра, а сегодня…

Алексей, уже в машине, открыл конверт – все та же сума, только удвоенная. Посмотрев на содержимое, он решил: «10 000$ положу в тайник, с остальными… – время покажет, а пока к родителям – обещал заскочить на пару часов, да и сестренку проведать – мадемуазель уже повзрослела, правда еще школьница, но кажется собирается выскочить за муж. Со всеми проблемами и бедами я совсем упустил это дело. А ведь старший брат, должен за всем следить, не дай Бог чего! Что хоть за парень выяснить бы?!» – с такими размышлениями Алексей покинул гараж и отправился в сторону улицы Плещеева, где жили родители.

А потом…, а потом…, всплыло лицо и улыбка Ии…, и мысли потекли, ставшим привычным за несколько месяцев, руслом минорного окраса. Иногда они прерывались отрезками мелькающей Милены, но она пока лишь неопределенное настоящее, в его, скорее всего, склоняющейся к закату жизни…

 

Мама

Чем стало сегодняшнее существование? Чем же пытается человек обычно заместить потери? Есть ли вообще этому хоть какая-то возможность?

Человек молодой, скорее всего, посчитает, что вряд ли – ибо прожитая до происшедшего несчастья жизнь, из-за своей краткости еще не позволила заиметь опыта и поверить в то, что время действительно – доктор, а не только враг, забирающий постепенно, с завидным постоянством, минуты жизни.

Алексей был на том удалении от постигшего его горя, где осознание потери уже давно пришло и медленно, но верно подталкивало к смирению с таковой. Как только подобное происходит, наступает вакуум. Что он втянет на место пустующее и разряженное, зависит от очень многих факторов, и уж если говорить о предположениях и возможностях, то явно не в этом случае.

Всегда опасен человек, не определившийся, так как своими метаниями способен сбить с панталыку великое множество, подпадающих под его влияние, людей. Знающий же чего именно хочет от жизни и как этого добьётся, скорее навредит больше себе, чем окружающим, поскольку имеет позицию твердую и открытую, то есть некие известные правила, по которым, если хочешь – оставайся и играй, а не хочешь, в случае неудовлетворенности ими – уходи и забудь. Конечно, здесь речь идет об «игре» открытой и бескомпромиссной.

Приняв решение, этот человек уже не сворачивает с выбранного пути и всегда обозначает рамки, которых будет придерживаться сам. Если окружающие его люди принимают и включаются в это действо, исходя из того же, а не из своих принципов и желаний, то все будет предсказуемо и гладко, пока кто-то не забудет о том, о чем забывать не следует, в вопросах и делах жизненно важных в прямом смысле, то есть о вопросах жизни и смерти.

Поняв что, мир его окружающий устроен таким образом, что возможно свершаться тому, чего быть не должно, и тем более усилиями людей, не имеющих на это право не только по рождению, но и по избранной стезе, Алексей решил поменять и свою, дабы попытаться что-нибудь исправить. Думаете это смешно, и ничего не зависит от человека? А как же выбор и следование ему?!

Его совершенно не волновало, что он не имеет на это право, даже после всего, что сделало его несчастным человеком и перевернуло всю жизнь, а теперь безвозвратно и безостановочно тащило туда, где выход становился все уже и уже, не говоря о входе, в который войти было легко, лишь переступив грань между добром и злом, а вот покинуть это поле, опомнившись или отрезвившись…

Что послужило принятию такого решения? Возможно то, что закон созданный людьми вроде бы был одинаков для всех – этому он учился, и был, разумеется, с этим согласен, но почему-то эта одинаковость через призму, именно его судьбы, виделась какой-то избранной. Мало того, он все время оказывался бессилен перед происходившим, а при некоторых стечениях обстоятельств, и вовсе не понимал что делать.

Встав на путь человека поворачивающего судьбы других людей к несчастью, а то и вообще останавливая их, он не особенно задумывался куда это его заведет, но был уверен в следующем: он будет стараться избегать случайных жертв, никогда не подымет руку на женщину или ребенка, и однозначно все это когда-нибудь закончится. На сегодняшний день «Солдат» отмерял себе от года до двух и откровенно был этим доволен.

Разумеется такая жизни не может быть спокойной или проходить в бурном общении. Круг знакомых необходимо уменьшить, родственников почти лишить своей персоны, и постараться не иметь слабых мест. Обреченность обреченностью, но зачем же делать врагам подарки! Правда не совсем было понятно, как можно поступить так с матерью, с сестрой, да и с отцом? Все это вызывало двоякую реакцию, к тому же они тоже переживали стресс, и в этом свете еще больше беспокоились о его судьбе.

Его мама попала под машину, и не без последствий – оперированная несколько лет назад раковая опухоль дала метастазы, и женщина чахла на глазах, правда прилагаемые ей не человеческие усилия, сделали эти муки почти незаметными для домочадцев, пока не настал день, когда скрывать это стало не возможным. Боли стали нестерпимыми, ноги уже не держали, а сознание, покидавшее периодически больное тело, мест для этого не выбирало.

Пока мать, любившая сына больше жизни, и лишь о нем и молившаяся, приближалась к уже видневшемуся концу своей жизни, ее чадо делало все, что бы приблизить смерть другого человека и именно поэтому не имевшее возможность видеться с ней. Это будет еще одной причиной, по которой «Сотый» позволит своей совести грызть себя в любое время дня и ночи, на протяжении всей своей жизни.

Красивая женщина, периодически сводившая отца с ума, причем при этом почти ничего не делавшая, и так же любившая его пол своей жизни, даже в минуты воинственного настроя и состояния войны, она признавала его лучшим из мужчин. Но что делать, два сильных характера, постоянные искушения и жизнь в частой разлуке – нет ни они делали существование вместе не всегда возможным, но не признание своей вины, как всегда сопутствующее осуждению и не прощению. А ведь лишь не имеющий грехов может бросить камень…, но именно Он всегда и прощает! Время все ставило на свои места и мучимые души находили друг друга в безвоздушном пространстве и снова соединяли тела.

Но настало время, когда душа одного из них собиралась покинуть свою физическую оболочку, с чем был совершенно не согласен Лев Георгиевич и их дети, но все имеющее начало, имеет и конец.

Алексей узнал от вышедшей только что замуж сестры, для поздравления с чем и встретился с ней и её мужем, о том, что мать попала в больницу. Особенного, поначалу, значения этому никто не придал – в это время она всегда ложилась на профилактику. Предпоследнее такое посещение было, как раз перед аварией, о которой Алексей узнал тоже случайно, и которое буквально сломало Татьяну Алексеевну.

Женщины, лежавшие вместе в одной палате, в предоперационном отделении Онкологического Центра на «Каширке» девять лет назад с таким же диагнозом, а было их семеро, умирали почти каждый год. На похоронах каждой, оставшиеся в живых, собирались, понимая, что не далек тот час, когда уход следующей из них станет причиной их очередного сбора. Оптимизма это не прибавляло, но давало какую-то силу и понимание, что не пресловутая избранность есть причина этого несчастья, и если не норма, то просто один из факторов, причем из множества возможных, укорачивающих человеческую жизнь.

Следующий после похорон ресторан, был не пессимистическим подведением итогов и констатацией готовиться к худшему, а признанием еще одного прожитого года, расцененного, как ДАР. К тому же врачи убеждали, давая с каждым годом все большую надежду, что если после операции пройдет 10 лет, то метастазы более не появятся. Так вот на предпоследнем посещении профилактики, Татьяна Алексеевна осознала, что осталась последней, а до заветного десятилетия не так далеко.

Прошло всего-то пол года и она вернулась сюда последний раз, что бы начать умирать… – какое странное словосочетание, казалось бы не сочетаемого, но кратко и лаконично передающее суть состояния человека в этот промежуток времени…

Ее Алешенька примчался с полусумасшедшим видом, явившись ни от куда, и поговорив с врачом, пока она приводила себя в порядок. Он понял примерную картину заболевания, и сделал соответствующий вывод о скором расставании «на совсем». Мать появилась в плачевном состоянии, буквально состарившись за несколько недель, исхудавшая, с впалыми, но по-прежнему горящими любовью к нему и жизни, красивыми зеленеющими глазами.

Ее вывезли на кресле – каталке, и он не в силах переносить это зрелище, аккуратно поднял ее на руки и перенес на мягкую кушетку, поближе к окну в уединенный уголок. Его переживающий, и даже испуганный, за нее, взгляд, стал нектаром на ее материнские чувства. Вопросы сыпались нескончаемо, от всех подробностей самочувствия до ее желания переехать в отдельный бокс. В результате она быстро устала и почти уже говорила шепотом. Почувствовав это Алексей просто взял ее руку и долго держал, периодически целуя, пока рассказывал о себе, придумывая на ходу всякие истории, конечно, избегая острых моментов.

Скоро пришел врач и попросил вернуться в палату для прохождения терапии. Перенося маму на руках до самой кровати под умиляющиеся взгляды несчастных женщин и прощаясь с ней, он заметил скольких невозвратно потраченных сил стоило ей даже слушать его.

Все что мог сделать заведующий отделением – направить сына к непосредственному начальству и пожелать удачи. Главврач сочувственно выслушал и объяснил, что не только свободных одиночных боксов нет, но и свободных мест, а крики умирающих и вонь – это неизбежные попутчики смерти раковых больных. Впрочем он может поговорить с главврачом нового корпуса, правда еще не «заселенного», то есть не сданного в эксплуатацию, если конечно, это, и соответствующая плата не смущает…

На следующий день все новокупленное: огромный телевизор, видеомагнитофон, напольный кондиционер и всякая всячина, окружала постель больной в светлой новой комнате – современном боксе, правда еще полностью не оборудованном даже подачей кислорода, но… здесь не было криков, стонов, никто не умирал и пахло свежо и приятно. Дежурившая сиделка выполняла все требования, правда их почти не было – Татьяна Алексеевна либо спала большую часть суток, либо находилась под действиями обезболивающего, приходя в себя лишь на час – два в моменты посещения родственников.

Ощущения от происходящего были тяжелые, хоть и смешанные – хоть Алексей уже и начал нести смерть, но привыкнуть к ней едва ли было для него возможным, тем более к смерти ни тех, кто ее искал, а как сейчас, близкого и любимого человека.

Семья собиралась вместе: бабушка – мать мамы, отец, дети, мамина сестра, шурин, и две её подруги: Таня Соколова и Люда Серова. Втроем эти женщины были настоящими друзьями и такого неподдельного чувства нужно было еще поискать между мужчинами. Все втроем подходили к рубежу всего-то 50 лет, что не так много, и достаточная часть жизни могла быть еще впереди, но красавица Танюшка, кажется собралась их покидать, а женщины, как и мужчины – не только не любят таких потерь, но еще и переживают их более тяжелее, ощущая и всю боль детей, остающимися сиротами, не в состоянии помочь.

Хорошие женщины и Алексею они всегда нравились, нравился и их маленький коллективчик, но сын умирающей тоже был бессилен, хоть и питал какие-то еще надежды. Надежды эти растворились с приездом, по его просьбе, друга – начальника хирургического отделения одной из скоропомощных больниц Москвы Локтева Володи. Жизнь их свела на почве занятия спортом, и в этом отношении врач был непререкаемым авторитетом, сумевшим в свое время занять пятое место «на Москве».

Приехавший переговорил «по-свойски» с докторами – все тайные пелены были сняты, и напрямую сказано, что матери «Солдата», в лучшем случае, осталось жить не более двух недель. Метастазы проникли везде и надо отдать должное мужеству женщины, терпевшей до самого конца и боли, и приступы бессилия, и это при полном-то понимании своей обреченности…

…Ровно через две недели и три дня состоялось отпевание в том же храме, при Преображенском кладбище, где отпевали Нину Ярославну, Иичку и маленького Ванюшу. На последнем пути упокоившейся к могиле так же шел легкий дождь, к чему, Алексей уже знал, но не мог понять, где сейчас находится его душа, только начинающая осознавать новую тяжелейшую утрату.

Убитый горем отец сгорбился и из последних сил пытался сопротивляться. Временами он бредил на яву, но все равно не сдавался. Еще год назад он имел полного жизни и планов друга и родственника – Ильича, тестя Лёхи, приятную в общении и загадочную Ярославну, сноху – красавицу и умницу Ию, внука, – смышленого и тянущегося к нему Ванечку и Танюшу – женщину всей его жизни…

…Все разошлись, у могилы остались стоять трое, как год назад, только с того момента место Виктора Ильича заняла сестра Алексея – Светлана, и сегодня вместо двух бугорков, был один, но человек, покоящийся под ним, приходился не просто всем им родственником по крови, но матерью двоим и супругой третьему, много определявшим для жизни каждого, из оставшихся стоять над ее могилой.

Отец, занявший место в центре, взял за руки детей и произнес:

– Ну…, сиротинушки…, нет больше мамы…, и как будто ничего нет… – Крупным слезам вторил мелким дождик, а тишина, как отсутствие звуков – отсутствию перспектив и надежд. Так было сегодня, но так не должно стать завтра.

В ресторане звучали теплые слова, хорошие воспоминания, откровенные соболезнования и увещевания о том, что такие люди, как Татьяна Алексеевна попадают прямиком в рай – все это не столько успокаивало, сколько отвлекало. По окончании тризны и выхода из помещения, оказалось, что дождь закончился…, и сил ни у кого не осталось. Такси развозили всех по домам и последним остался Алексей. Немного подождав, он вернулся, подошел к метродателю, который по «совместительству» был его другом детства, еще с самого детского садика и клялся, что отдавал ему свою порцию черной икры (от куда в детском садике черная икра – он умалчивал):

– Дрончик, спасибо тебе…, а ты вообще как часто тут работаешь?

– Три дня здесь, день дома… – заходи.

– Заскочу завтра – послезавтра, будет к тебе, некоторым образом, деловое предложение. Вкратце – нужен свой человек, так сказать глаза и уши, ничего опасного или не законного, но для меня жизненно важно, а для тебя еще и не бесплатно, это как некая сверхурочная работа, требующая обоюдного доверия… – надо друг другу помогать! Ладно…, увидимся… – «Пойманное» официантом такси ждало…, захлопнувшаяся дверь машины и трогание ее с места подсказали об окончании еще одного отрезка жизни и об очередном опустошении в душе этого человека.

Алексей вышел за два квартала до новой, только снятой квартиры, прошелся по скверику, но нывшая новая рана в душе требовала хоть какого-нибудь тепла и лечения. Обычно он заезжал к Милене не чаще двух, ну максимум трех раз в неделю, да больше и не получалось, хотя хотелось уже чаще. Его всегда встречал неподдельная радость и светящийся если не восторгом, то почти счастьем, взгляд единственного, но прекрасного глаза.

Созданный уют и обволакивающие его чувства окунали в атмосферу, из которой совершенно не хотелось уходить, а уходя, он тешил себя тем, что вернется, ведь она ждала его всегда – каждый час, каждую минуту…

Прибавив шаг, «Солдат», чуть ли не бегом, отправился в сторону квартиры девушки, которая все больше и больше становилась его слабым, даже болевым местом. Но не сдайся он тогда, может уже и сошел бы с ума – кто знает…, кто знает…

Быстрым шагом идти было не больше получаса, да так и спокойнее и безопаснее. Она открыла дверь, распахнув свое сердце, встретив его неописуемым восторгом ребенка с повышенным тонусом – двухнедельная разлука, хоть и вызвала небольшую обиду, но зато увеличило чувства.

Она не спускала с него глаз и не «слезала с колен», пока наконец не спросила:

– Как мама?

– Мамы больше нет…, мама…, мама упокоилась, и сегодня были похороны… – За окном опять шел дождь, и казалось, что разбивающиеся о подоконник капли, долетали до их глаз…, трех глаз, на них же и высыхая…

…Крепко обнявшись, они пролежали до полуночи в тишине, пока нервы не потребовали от обоих эмоционального выплеска. С первыми полетевшими на пол вещами, постепенно, правда частично, сползала и тяжесть сегодняшнего дня. Остальное растопило ее горящее тело и по особому сладкие поцелуи. Кажется сегодня Алексею первый раз показалась мысль о переезде к Милене, а скорее ее к нему, не такой уж и глупой, к тому же, вроде бы «Гриня» о ней забыл. Правда это мало успокаивало, но все же…, но все же она хороша и… кто знает, может быть со временем, если он останется жив, она и станет матерью его ребенка…

 

Смысл

Человек, которого по просьбе Григория необходимо было научить, как и каким образом уничтожить очередного авторитета, где-то перешедшего, кому-то дорогу, оказался неспособным на выполнение поставленной задачи, но зато явно хорошо справлялся с действительно возлагаемыми на него обязанностями. Будучи просто «хвостом», он пытался «вилять» тем, к кому был приставлен. Влияния этого не имело, прежде всего из-за нерациональности предлагаемых действий и необходимости результата.

На сегодняшний день его задачей было ждать в машине метрах в пятистах, от предполагаемого места покушения. Уже несколько часов «Сотый» лежал в подлеске, метрах в 50 от многоподъездного девятиэтажного дома на юго-востоке столицы.

Шел дождь, пузырящийся каплями в лужах, а значит явно не на один час. Его маскхалат типа «леший» был гарантией не обнаружения – сделанный собственноручно из тряпочных полосок, пришитых на сетчатую тканевую основу. Своими разными выцветшими тонами, от темнозеленого, до светло-серого, они создавали впечатление бесформенности и, бесцветности, что пропускал любой взгляд, особенно, когда это сливалось с чем-то, хотя бы отдаленно напоминающим гамму расцветок на этой одежке.

Уже промокло все до нижнего белья, но образовавшаяся лужица, под неподвижно лежащим человеком нагрелась его телом и теперь надо было стараться не выпускать эту воду из под себя, проще говоря, вообще не двигаться, что совпадало с привычной тактикой.

Выходящий парк прямо к жилому массиву, был замечательным прикрытием и гарантией безопасного отхода, и разумеется, не к ожидающему Павлу, тому самому приставленному человеку, а совершенно в другую сторону – через лес, к заранее припаркованной своей машине, стоящей там уже третью неделю. Вчера Алексей приезжал и подзаряжал аккумулятор – состояние же очередной новой «Нивы» не вызывало вопросов или сомнений. Он полностью оборудовал ее на свой вкус и на свое усмотрение. Дистанционный запуск двигателя, только появившийся в продаже, был хорошей проверкой на счет наружного наблюдения, надо было лишь не забывать ставить на «повышенные обороты» и снимать ручку переключения скоростей с передачи. И если кто-то вел за автомобилем слежку, то заведшаяся машина наверняка стала бы сигналом к началу их действию.

Но сейчас Алексей думал о другом – это была уже четвертая его «работа» и в случае «удачи» восьмой человек, которого он лишил бы жизни. Пока все шло гладко, но иногда, и именно в такие моменты, когда до выстрела могло остаться несколько минут, его посещали размышления, возможно рожденные муками совести, которые он старался сдерживать, заглушать, и как-то объясняя, оправдывать свои действия, что совершенно не составляло труда, ведь каждый человек занимается подобным оправданием каждый день, правда не по такому серьезному поводу.

Больше всего его волновал вопрос: имеет ли он право, причинять боль родственникам погибших и как к этому относиться, ведь застреленных им людей он не жалел – тут все было четко и понятно: каждый из них выбрал путь своей жизни и направил его по наиболее приемлемой для него стезе, в конце – концов они воспринимались, как просто мишени.

Все они отчетливо представляли, чем это грозит и всяческими способами пытались избежать возможной угрозы. Но так ли уж это зависит от самого человека? Ответ, имеющийся у него был – совершенно не зависит, и вовсе не потому, что он возомнил о себе, как о «биче Божием», но скорее отталкиваясь от своего прожитого и испытанного…

«Солдату» вспоминался Ильич – мог ли тот представить, что из своего наградного пистолета застрелит собственную дочь – из того самого оружия, которым гордился и не только не выпускал из рук, но и прекрасно владел им?! Нет не мог, так же как и не был в состоянии предвидеть все последствия и саму свою смерть!

На сегодняшний день, бывший зять считал его отмщенным, а точнее, людей повинных в случившимся тогда – наказанными, а значит и душу отца Ии, успокоенной. То, что эти понятия вообще не связаны, его совсем не беспокоило, скорее наоборот, узнай Алексей о каких-нибудь новых подлостях «лионозовских», и не убей их, смог ли он в последствии быть спокоен, понимая, что был в состоянии предотвратить подобное?

Но все это другое, все это не то. Родственники! Безусловно некоторые из них, не только не заметили бы исчезнувшего из семьи наркомана, но и перекрестились, а возможно даже, в глубине души сказали «спасибо». Но подавляющее большинство посчитало бы по другому, все предоставленное о жизни их погибших родственников, вообще не поменяло бы их отношения, как и не менялось еще при их жизни… Кто мы чтобы судить?!

О чем-то могли не подозревать родители, но жены?! Правда думая о себе, он понимал, что в случае чего, его близкие не должны знать ничего, иначе станут источником информации и скорее всего пострадают, но ни один нормальный человек не станет прикладывать столько усилий, сколько приложит он, чтобы скрыть или изменить о себе всю информацию, в конце – пропав и сам.

Те, за кем он охотился, сами все понимая, объясняли близким о возможности случиться чему угодно, но одно дело объяснить, а другое приучить к этой мысли. А как это сделать, когда сам человек, со временем начинает думать о своей избранности, так же, как и о невиновности, и о недосягаемости. Нет, положительно невозможно приучить близких к мысли о том, что их отец, сын, брат, муж ходит ежедневно по лезвию, с одной стороны, которого смерть, а с другой тюрьма. Каждый вечер его ждут, и если и сомневаются что он придет, то уж конечно по причине, которая завтра этому помешать точно не сможет, если, разумеется, в семье все в порядке. Но так не думает рассматривающий свою жертву через прицел и решающий когда остановить течение его жизни – сейчас или в более подходящее время для мишени.

Очень важно, чтобы этот стрелок не возомнил себя «бичом Божиим», или еще хуже – богом…

Представляется, что «Солдат» не очень-то думал о последствиях смерти человека, в которого угодила точно и расчетливо пущенная им пуля или которого разорвала на куски заложенная им взрывчатка – … просто мишень, ставшая ей по собственной воле, следуя собственному выбору!!!

Наверняка он задавал себе вопрос: «А не жестоко ли?» – и сам отвечал: «Если нет мук, то не жестоко». Да…, жестоко по отношению к родственникам, но это уже не его выбор, точно такое же отношение он ждал и к себе, после сделанного своего…

Гораздо худшим казалось, когда место захоронения для родственников оставалось тайной, в случае гибели в каком-нибудь лесу, болоте или озере, куда не возможно было прийти и навестить. Но это мнение было основано на своих ощущениях, а других он не знал, но догадывался, что именно так!

Не нужно думать, что многие, выбравшую стезю криминала, имеют другие понятия. Точно так же и теми же самыми словами, они говорят стоящему перед, выкопанной самой же жертвой, ямой на краю какого-нибудь соснового бора, в которую через секунду свалится уже бездыханное тело, только – только реагировавшее на услышанные слова дрожью, холодным потом, ознобом, гневом, а может и обмокшими штанами… Но каждый из стоящих и стоявших думал о своей исключительности, во что-то верил, или хотел верить, обманываясь на чей-то счет, что и привело к этому незавидному концу!

Сегодня кто-то говорит, возвышаясь и радуясь или делая это из-за кажущейся необходимости, лишая жизни вставшего на пути, а завтра сам слышит очень похожие интонации, сжимая в кровь завязанные руки, матеря судьбу, человека стоящего сзади с удавкой, ножом, пистолетом, то и просто металлическим прутом или битой, которую после содеянного, скорее всего не выбросит, но оставит для услаждения своей гордыни и напоминания о миге осознания себя не «тварью дрожащей, а право имеющей», мига, когда он смог переступить через страх Божий, даже не поняв что это такое! Переступить, чтобы потом, уже сидя на скамье подсудимых прийти к выводу что содеянное тщетно, и сделано в погибель души своей, и для испытания тяжелейшего, растянутого на всю жизнь, причем не только свою, но и многих близких, любимых, родных, и что тоже многое поменяет в их, предполагаемым иным, будущее.

Не было в нем сожаления к тем, кто позволял себе приговаривать к смерти и убивать других, и он точно знал, что не стал бы ничего менять, представься ему такой случай, но горе тех, кто остался, вызывало как минимум сопереживание и соболезнование. Именно это и не давало ему делать все хладнокровно и не задумываясь, но пропуская все через себя.

Слишком много он пострадал сам, и не понаслышке знал насколько это не переносимо! Тогда какой смысл?! Он ведь не считал себя не «санитаром», не спасителем и даже не имеющим на это право. Мог ли он остановиться после первого раза? Кто знает, обычно ответ на этот вопрос очевиден только после попытки. После устранения «Усатого» и его близких особенного облегчения испытанно не было, но…, но определенный самому себе долг, был выполнен, что и явилось подталкивающим, может быть и не необходимым, но точно достаточным, условием. К тому же было совершенно понятно, что не в своих только интересах «Юрок» предпринимал то, что предпринимал. А выяснить, и значит доделать до конца было возможным, лишь делая то, чем он, старший лейтенант в отставке, был занят, причем все время замечая – подобные действия присяги не изменяли, а присутствие «Седого», вроде как и придавало некоторый смысл, о котором, читающие могут лишь рассуждать и предполагать.

В результате всех этих измышлений разум, лежащего сейчас в луже и ожидающего своей очередной цели, «Солдата», приходил к одному и тому же выводу: «Смыслу этих убийств противоречило лишь следующее за ними горе для родственников. Товарищи же погибших в душе, зачастую, больше радовались, потому как со временем занимали их места с соответствующим повышением прибылей, доходов и долей, зачастую в десятки раз. А раз так, то на весах остаются одинаковые противовесы, ведь люди становящиеся его жертвами, как любил говаривать Олег Пылев «не дети из песочницы» и сами были причинами гибели других, а значит таких же бед и несчастий. А как известно, при прочих равных, «минус» на «минус», дает плюс!

Возможно и даже скорее всего – это ущербная философия, но прибегающий к ней имеет ли другие логические цепочки, рассуждая и находясь не вне системы, а в самом, что называется, ее центре. К тому же было и еще одно успокаивающее условие. Все кому не лень называли происходящее войной или немного принижая происходящее – войнами, а дальше каждый на свой лад: бригадными, воровскими, беспредельными, за «свое» и так далее… А это слово, как нельзя лучше было понятно «Солдату», и тем более закрывало вопрос о жертвах, ведь и не сведущему очевидно, что пока жива «голова» гибнут члены «тела», но лишь только убирается главный, как вопрос решается сам собой и смерти прекращаются.

ТАК НЕ ГУМАННЕЕ ЛИ СРАЗУ БИТЬ ПО ГОЛОВЕ И ПРИЦЕЛЬНО?! Скольких бед и несчастий можно избежать, сколько трагедий можно предотвратить и сколько сохранить жизней?! К тому же смерть одного может стать предупреждением для других, правда такое случалось не часто, и поначалу мерцающие, но сами плывущие в руки власть и деньги редких не смогли соблазнить.»…

…Размышления прервал шорох послышавшийся не вдалеке и вдруг затихший. Подождав две – три минуты, медленными движениями, почти не различимыми в темноте, «Сотый» приподнялся и почти на корточках двинулся выяснять причину.

Сегодня он ждал больше обычного – уже на два часа, ноги затекли, но слушались и не создавали нежелательного шума, очень осторожный и медленный шаг – один в 15–20 секунд. Метров через десять-пятнадцать начала различаться фигура прислоненная к дереву. Обходя ее с тыла, Алексей определил по очертаниям силуэта Павла:

«Что он здесь делает? Явно не ищет его, что бы поздравить с днем рождения… (тем более он зимой, а не осенью). Что же тогда?!» – Автомат остался на месте лежанки, ножа с собой не было, да и надо-то было всего напугать его, что бы подобное больше не повторилось, но это в том случае, если его привело любопытство…

Вдруг послышался звук двигателя и фары подъезжающего автомобиля резанули по лесу – возвращаться Алексею было поздно, да и казалось необходимым сначала выяснить, что этому «перцу» здесь нужно. Уже почти подкравшись сзади, он разглядел в левой руке чуть блеснувшую вороненую сталь, что интуитивно остановило:

«Пусть действует.» – Напарник двинулся прикрывая звуки своего движения работающим двигателем… Уже была видна лежанка, о точном месте нахождении, которой Павел знать не мог и скорее всего шел наобум.

«АК» Солдат оставил неприкрытым и тот установленный на небольшие «сошки», отбросил еле заметную, но определяющую лежанку тень, от света, все еще паркующейся машины, несмотря на то, что почти весь был обмотан старой ветошью.

Парень хоть и не обладал хорошим зрением и даже водил машину в очках, но что-то заметил. Быстрое изменение, заставило его застыть, а вновь пробежавший по лесу свет фар испугал в конец и он выстрелил с характерно приглушенным звуком в предполагаемого стрелка, исходя из местоположения оружия. Если бы «Сотый» лежал, то Павел не нашел бы ни его, ни оружие, но находясь под, пусть и приблизительным, прицелом, стрелок мало что смог бы сделать. Сейчас уже подкравшись сзади и разумеется все поняв, Алексей нанес сокрушительный удар под основание черепа, хозяин которого рухнул, словно никогда и не стоял. Еще два движения и бывший напарник или надсмотрщик – как угодно, успокоился навсегда, дальше мысль работала моментально, но казалось, что не быстрее, чем он двигался.

Прильнув к оружию и прицелившись в выходящего, из наконец-то, удобно припаркованного джипа, мужчину, опознав его как заданную цель, выстрелил. Прозвучал слабый, растворенный в воздухе, хлопок и почти одновременно клацанье, от возвращающегося и досылающего патрон в патронник, затвора. Невдалеке хлюпнула, упавшая, но не зарывшаяся из-за слипшейся под дождём листвы, отработанная гильза. Затем последовал второй выстрел, в почему-то не сразу бесконтрольно упавшего, но застывшего на коленях с опущенной головой и безвольно болтающимися руками, «авторитета», после чего тот сложившись пополам, упав, исчезнув из поля зрения стреляющего.

Далее, не ставя на предохранитель, аккуратно приладил отработавшее оружие к телу лежащего рядом, в позе стрелка, Павла, таким образом, что бы осматривающий место преступления человек, мог понять, что перед ним действительно стрелявший. Вложил боевую рукоять автомата в голую руку и именно в левую – погибший был левшой, вынул документы и очки из внутреннего кармана его куртки и, конечно, забрал пистолет. Необходимо было найти гильзы от ТТ, но на это не хватало времени и Алексей уповая на то, что милиционерам не нужны будут эти факты, ведь преступление раскроется по «горячим следам», и скорее всего гильзы пропадут, что бы не было лишнего, затоптал свои следы и рванул в сторону припаркованной за лесным массивом «Нивы».

Уже отъезжая, он осознал чего избежал, но это было позади, от чего остался лишь легкий мондраж. Прежде всего необходимо было вспомнить посекундно все происходившее за десять минут до смерти Павла, а после попытаться вспоминать все без исключения, связанное с «Гриней» и «Седым» по этому моменту. Было очень странным, то обстоятельство, что Павел подошел за пять минут до появления цели, спокойно прождав от обычного два лишних часа, и пришел, будто зная заранее время подъезда машины, и явно убивать. Причина должна быть, и причина веская!

* * *

Смысл! Опять поиск смысла. Для Алексея это стало какой-то навязчивой идеей. Причина, смысл, мотивация! Но ведь слова именно из-за того и разные, что смысл их разнится – может чуть, но другой!

Единственное место, где он мог спокойно подумать находилось в четырех километрах от Москвы, в никому не нужных Вешках, где он купил землю и потихонечку строил дом, то есть земля была уже с «коробкой», и даже накрытой крышей, а потому приходилось извращаться, чтобы вышло нечто путёвое и соответствующее его вкусу. До конца строительства оставалось еще долго, но одна комната, с готовой отделкой, а все строение уже отапливалось и вполне подходила для уединенной беседы с самим собой.

По пути, сразу после, пока представляющейся нелепой, гибели Павла и устранения очередного авторитета, отзвонившись Григорию и вкратце шифром объяснив суть произошедшего, отпросился до утра, сославшись на плохое самочувствие и еще что-то, чуть ли не легкое ранение. Барятинский не на шутку насторожился, и все же настоял на встрече, хотя бы через два-три часа, что тоже, в свою очередь, напрягало.

Опять «Солдат» стоял перед выбором: либо ехать и рисковать, либо податься в бега навсегда. На последнее готов он, но не все остальные, кто был к нему близок, хотя при чем здесь это, ведь изначально было понятно, что возможно придет время, после которого Алексей никого из них больше никогда не увидит.

Мало того, уже состоялся такой разговор со всеми, кроме отца, но почти никто так и не понял серьезности и прежде всего по причине невозможности раскрыть перед ними все карты. Сестренка опечалилась, Милена, оставаясь как всегда оригинальной, высказала все, что было в этот момент на уме:

– Леля…, ааа может ты научишь меня всему что умеешь сам, или… тому, чему посчитаешь нужным…, ну…, что бы я смогла быть тебе полезной. Я правда смогу жить где угодно и ждать сколько придется! Я не знаю чем смогу помочь…, ну хочешь я буду сторожить твою машину… Ииии…, ну конечно, ты в праве делать, что решишь, только ни говори, что делаешь это потому, что я тебе надоела, ведь если бы это так и было, ты прямо так и сказал?!.. – В конце концов, эта девушка стала ему единственным товарищем, на которого он мог положиться, так сказать, по совместительству деля с ним и кровать, и судьбу.

Удивительно терпеливая и нелюбопытная, даже иногда становилось стыдно, когда он ловил себя на мысли, что находится с ней в одной квартире уже несколько часов, но не замечал ее и даже не поздоровался, занятый вечными размышлениями, ошибка в которых могла стоить жизни. Милена называла его в этом состоянии – «котом – мыслителем», очень волновалась, когда замечала такую отчужденность и переставая дышать, ждала пока он очнется. Ну как можно ее оставить? Подумав, он произнес:

– Ну хорошо…, правда я не совсем понимаю чему особенному я смогу тебя научить, ведь ничем таким и не занимаюсь…, конечнооо…, не беспокойся ты не останешься без твоего молчаливого друга – «котейки – мыслителя», кто меня еще такого будет терпеть без объяснений и без явных перспектив на создание семьи, а тебе нужен только я, пока во всяком случае… Хочешь я построю тебе замок изо льда в Ледовитом океане и буду тебя часто навещать…

– Зайкааа, ааа… где-нибудь в Африке не получится?

– Не-а, ты же знаешь, я жару не люблю, а потом всех ублюдков именно в тепло и тянет – вон уже пол Греции и Испании оккупировали… Зато ты станешь Снежной королевой и на твой трон никто, из-за холода, претендовать не будет…

– Ладно, если ты будешь королем, я согласна…, кстати, не хочешь погреться?!.. – Этот разговор произошел всего неделю назад, и стал как будто сном в руку!..

…Что делать?! Поразмыслив и придя к выводу, что все же лучше сдохнуть, чем жить в неизвестности, Алексей, превозмогая пеленающий его сон, отправился к «Грине».

Уже подходя к дому, в котором Барятинский снимал квартиру (а машину он, по уже вполне сформировавшейся привычке, бросил за несколько кварталов), стало заметно, что «Северный» резко перешел на «военное положение» – что ж, это один из факторов, говорящий что произошедшее явно исходило не от него. Тогда от кого?!

«Солдата» встретили у подъезда старый знакомый «Харя» и таких же размеров Эдик:

– Здоров Лех. Тут это…, какой-то кипишь, мы делов не знаем, но «Гриня» приказал все валыны при входе сдавать, ты это… не обессудь. Ты вроде как с ним в близких, но если он узнает…

– Да не стесняйтесь, парни – долг прежде всего и… – теперь я точно выражу ему свое недовольство… – Последние слова заставили их остановиться и задуматься. А после того, как он рассмеялся их растерянности, Димон брякнул:

– «Солдат», да мы за тобой хоть на стрелу, хоть в тюрьму…, извини, братух, мож я че попутал. Его ж в натуре не поймешь – сегодня так, завтра по другому…

– Пацаняки, а в честь чего вас столько понагнали-то?

– Да вродеее… вальнули кого-то из наших. Мы думали тебя Гриша по тому же поводу тянет…

– А ты не думай, делай что должен, и пусть будет что будет. И вообще: чем меньше знаешь – тем больше шансов, что живым проснешься…

Григорий встретил Алексея в длиннющем махровом халате, поверх которого был надет ремешок с деревянной кобурой под АПС, сам «Стечкин» мирно покоился на столе рядом с огромным бутербродом бережно накрытым сверху огромным куском буженины. Мозг авторитета явно был перегружен, раз он пошел открывать дверь без пистолета, о чем «Солдат» и констатировал, получив в ответ:

– Да не…, современные технологии – вона рация, пацаны маякнули… Леха, а ты чой-то без валыны, все на кипише и стреме, и только ты, как лох – на спокойняке?

– А зачем? Ты ж знаешь, я сам оружие…, а главное, бегаю как метеор!

– Нууу… так-то да…, но ааа так-то… нет – мало ли что!

– Да, да – простооо ууустал! Лучше скажи, какие мысли по поводу Пашиного «выступления», причем в «кредит», может…

– Лех, а вы там, случаем не в контрах были?!

– Давай на чистоту – он бы тебе об этом в тот же миг доложил…, ну понятно же зачем ты его рядом со мной поставил.

– Нннн-да, слил бы точно…, что же тогда?

– Давай сложим наши мысли воедино, может картина и прояснится.

– Не получится, есть то, что…

– Что мне знать не нужно…

– Не совсем, скорееее – не полееезно… Короче – это либо «Женек», но… почему ты?!

– А может через меня тебя подставить хотят. Хотя меня никто не знает и даже если бы и нашли там мой труп, то ты все равно вне подозрений – кисляк какой-то!

– Не совсем. Если заранее предупредить о готовящемся покушении и пообещать выступить тем, кто опознает тебя…, но тогда получается, что тот, кто на это согласился уже переметнулся… – крыса…, я ему падле в тухляк по самую рукоять «справедляк» вгоню!!! Тварь тухлодырая! Псятина! Ливер свой же хавать заставлю! В натуре, Леха, в натуре, в самое яблочко!

– Да ты объясни…

– Васяня, да мы в такой замес попасть могли…, все ништяк, братулец, все ништяк…! Ты даже не представляешь, чо мы щас замутим, сссуки, сссукиии, сукиии, требуху свою на продол выкидывать будут – не прощу! Всю шкуру на ремешки сам реееезаать буууудууу. Леехаааа, ты в натуре крассссава! Точно все по твоему раскладу и было?! Давай все по порядку. Ништяяяк, я в натуре в тебе не ошибся!.. – В течении десяти минут Алексей рассказывал заново все по-порядку, при этом выдвигая свои версии и свои предложения. Григорий слушал внимательно, но лишь для того, что бы кому-то преподнести покрасивее то, что уже разыгрывалось в его голове, и явно было не известно «Солдату».

Уже одевшись и собираясь уходить, «Гриня» взглянул на него, залез в свою сумочку, достал несколько листов и протянул Алексею со словами:

– Теперь пора, но «прибрать» этих нужно быстро, еще вчера!..

– А по-другому когда-то было?… – На каждом был написан адрес, имя, «погремуха» и в лучшем случае фамилия. Повертев в руках, в недоумении Алексей поинтересовался:

– С этим быстро не получится, ты же не думаешь что я волшебник?… – Барятинский будто что-то вспомнил:

– Не волшебник, но многое можешь, я тебе к этому своего «Пол-порции» выделю, он остальное добавит.

– Ну спасибо хоть за «половинку». Кстати, «Гринь», я конечно не альтруист и потерпеть могу, но вот валыны без патронов даже плеваться не станут, так что позолоти ручку.

– Дааа, че-то я подзабыл…, да нет – это ты давно не заезжал. Давай так, с Серегой повстречаешься, у него и возьмешь, или до вечера потерпи, все равно подскочешь… ииии… еще – «Иваныч» хочет с тобой о чем-то перетереть…

– Да я его даже не видел ни разу…

– Увидишь, может завтра-послезавтра… – На этих словах Барятинский зашел в лифт в окружении пятерых здоровяков и умчался навстречу чему-то новому. «Солдат» же подождал, посмотрев, как отъезжают три машины: «Мерседес-Бенс» 140 кузова, белого цвета – купе, умчавший Григория, и два «Гранд-Чероки» – черный и зеленый. Красиво пошли, нечего сказать – хороших пантов нарезали, но слишком привлекательно! Подождав еще немного, на всякий случай, потопал сам – дел невпроворот, а спать хочется, как младенцу.

Договорившись с Серегой «Пол-порции» встретиться через три часа у «Садко – Аркада» на стоянке, Алексей сразу туда и поехал, что бы на месте, не тратя время, перехватить пару часов сна на заднем сидении своего «железного коня».

Водитель Гриши, почему-то очень спешил и толком они поговорить не успели, единственное, о чем этот не высокий и смешливый человек успел сказать, так это о том, что решается судьба «Женька», и будут думать, как его выманить, чтобы безопасно для себя, и навсегда надежно поставить окончательную точку в его жизни. Короче, ищут его все и по всей Москве.

Вот это Алексею не понравилось! Любимов, он же «Женек», точно знал кто еще, а главное как, был причастен к гибели его семьи. «Солдат» долго ждал этого момента, и кажется теперь мог опоздать, и тогда многое из того, что он сделал, не имело бы смысла. Именно смысла! За это время несостоявшийся отец и несостоявшийся муж, сумел собрать приличный объем информации о «лионозовских» и ничего не предпринимал, лишь потому, что необходимо было найти возможность переговорить с самим «Женьком». К нему лично, до сегодняшнего выхода на арену Паши в новом амплуа, претензий не было и его жизнь зависела от дальнейшего поведения, но так было день назад. Возможности пообщаться тет-атет, до сих пор не представилось, поэтому сейчас был последний шанс попытаться выловить его, и кажется, если он не ошибался, то главшпан из Лианозово должен был появиться через несколько часов у барыги, банчущего ширевом и возможно в одну харю – уж очень жаден.

Через час «Сотый» стоял невдалеке от Алтуфьевского шоссе, сразу после поворота на Бибирево, здесь был тайничок, где и происходил обмен. Женек захотел так сам, а поскольку клиент был постоянный и брал сразу помногу, то барышка, против обыкновения банковать в своей квартире, пошел навстречу, чем оба они упростили задачу не только друг другу, но и ждавшему их с нетерпением у этого тайника человеку.

Уже смеркалось, «продавец счастья» уже сделал закладку и вот-вот должен был появиться покупатель. Нервы «Солдата» гремели как надрывающиеся струны, не из-за переживаний. Скоро он сможет узнать недостающие звенья в причинах своей трагедии, которая совсем не забывалась, а кровоточила, съедая изнутри.

Он долго ждал и сегодня будет вознагражден, что делать дальше, будет видно из услышанного, но что-то подсказывало, что узнанное шокирует и, может быть, приведет в тупик. Но в любом случае цель поставлена и должна быть достигнута… Послышался визг поворачивающего в нужную сторону автомобиля, им оказался черный «Гранд-Чероки», на котором передвигался «Женек».

Поджидая приехавшего, Алексей пытался разложить все по полочкам в дилемме произошедшего между ним и Павлом, но это не получалось, слишком все не сходилось и кто-то, где-то, то ли не доработал, то ли дал осечку и этим человеком явно был не он. Попытка следовала за попыткой, но результат оставался прежним: «Если предположить, как думал Григорий, что «лианозовский» решил переметнуться со всей своей шайкой-лейкой к тем, против кого велись «боевые» действия, при этом желая продать себя, как можно дороже, то чтобы доказать причастность Барятинского, им необходим был я, вот только умереть должен был именно я и непосредственно перед приездом «Удава». Но если Женек продался именно ему, то приехавший вчера человек, которого я застрелил, совершенно четко должен был понимать, что увидит, или меня уже мертвого, то есть будет лицезреть предотвращенное на него покушение, либо…, но в любом случае он должен был быть уверен, что это получится!

А что же я видел? Человека, вышедшего из машины – «Удава», предположим не его самого, преспокойно направившегося в сторону своего дома и даже не думающего осмотреть работу Павла!.. Итак, либо это был не «Удав», либо Павел преследовал какие-то свои цели и никто никуда не переметнулся. Может быть зависть? От себя ли он это делал? Дааа, Женек может прояснить многое… Странно, если он знает, что его план провалился и Паша погиб, но что он тогда делает здесь – лично я на его месте уже давно куда-нибудь исчез!..

…Так, к действию варианта два, можно посмотреть куда он поедет дальше… Нет, нет – идти и прямо сейчас!» – Машина «лианозовского» была не заперта и «Солдата» тот не видел, что позволило Алексею юркнув на заднее сидение, там и затихориться.

Прошла ровно минута, водительская дверца открылась и наркоман буквально запрыгнул на свое место, сразу вставил ключ в замок зажигания и завел машину. Двери заблокировались, одновременно с этим «Сотый» перебросил латунную проволоку через голову водителю и притянул к себе, затем концы ее свел вместе и начал быстро затягивать, поворачивая по часовой стрелке, образуя таким образом петлю, снять которую без посторонней помощи не представлялось возможным. Таким образом авторитет оказался прижат к подголовнику затылком и чтобы убавить хотя бы немного давление на шею, «Женек» постарался его вынуть из отверстий в спинке, но сильная рука давила подголовник сверху, а вторая пропихнула короткий, металлический прут за петлю, в виде воротка, что бы удобнее было сдавливать. Попав в ловушку и получая все меньше кислорода через и так пережатую трахею, но все же получая его, близкий «Юрка» вновь судорожно пытался найти выход.

Руки нащупывали проволоку, старались ее разорвать, или найти узел или…, в это время чьи-то руки быстро его ощупали, и скорее самого хозяина обнаружили пистолет, чего и лишили, как последней надежды! Поняв что проиграл «Женек» поднял руки, надеясь на то, что жизнь ему оставят, ведь если бы хотели убить, то давно бы это сделали. Он услышал кого-то напоминающий голос:

– Поговорим?… – На что разумеется кивнув, разобрал следующее:

– Что должен был сегодня сделать Паша?

– Какой?… – Вороток сделал пол оборота, уменьшив петлю в диаметре, намекая на то, кто именно имеет право задавать вопросы и на то, что все должно быть понятно с первого раза. Допрос продолжился:

– Зачем тебе понадобилась смерть «Солдата» и ты приказал убрать его Паше?

– Да я этого гадёныша…, Пашу этого…, как прибрали «Уса», только раз и видел то. Последний две недели назад…, послуш…

– Когда последний раз говорил с «Удавом»?

– Твою…, да вообще не говорил! «Гриня» с ним в контрах, Пыли в хороших, и «Солдата» как огня боятся! Слышь, слышь, братух…, в натуре, роднуля…, у меня здесь десять грамм «три девятки»…, я…

– Отвечать, а не болтать, если жить хочешь! Кто причастен еще, кроме «Усатого» к убийству семьи «Солдата», хорошо думай…, и кто был в курсе?

– Жизнь оставишь?!

– Слово даю… – И немного подумав, добавив, скривив гримасу отвращения и к человеку, и к делаемому:

– Да все, в натуре, Васяня, все!.. – Вороток сделал еще пол оборота уже серьезно перекрыв дыхание, «Женек» замахал руками и замычал – вороток вернулся в прежнее положение:

– Вот, вот…, фуууу: знали и мент – он вообще пес при делах…, и мент сдохший… – «Солдат» понял, что «мент сдохший» – это погибший лейтенант, к поступку которого он проникся уважением… Вороток рванул на полный оборот:

– Врешь скотина, он жизнь свою положил за них!!!.. – Тело «Женька» выгнулось и вновь забрыкалось, запахло дерьмом, и вороток вернулся в обратное положение. Возобновившийся доступ кислорода огласился свистом втягивающегося воздуха, а после частыми конвульсивными вдохами:

– Еще раз – и не только «крыса лагерная» обосрёшься, но и сдохнешь в своем дерьме!

– Да, да, но он был не в курсе – слово «порядочного», он свои обязанности выполнял, этот «полкал» его науськал о всех движухах цинковать, и тем более об отъезде, чтобы безопасность якобы обеспечить…, в натуре весь в дерьме, во фаршманул ты меня паря…, ну тот и брякал по каждой движухе. «Усатый» пас хазу «Солдата», ну и когда, тот решил соскочить, «Полкану» цинканул летеха…

– А тот?!!! А тот кому, говори, завалю!

– Тот «Грини»…

– Какому «Грине», ты чо несешь, метла поганая?!

– «Северному», братуха, век воли не видать – это с начала его тема, сдался ему накой-то этот «сапог».

– И что «Гриня»?!

– Приказал задержать с отъездом служивого, только аккуратно, но «Юрок» же только ширяться и фуфло двигать может – дебил… – «Сотый», не веря услышанному, отвалился назад, все перепуталось, все тело размякло, захотелось убивать… убивать… убивать, всех от «полкана» до Рылей…:

– Кто такой «полкан»?

– Да мусор этот, «Семеныч», начальник УВД местного… – В это мгновение пролетела черная, такая же наглухо, как и джип «Женька», тонированная «девятка», почему-то Алексей обратил на нее внимание, и явно почувствовав что не зря. Проехав метров сто, она припарковалась, постояла, затем резко развернулась… «Женеек» по-прежнему о чем-то бормотал, кажется предлагал ширнуться, но взгляд «Солдата» не отрывался от медленно приближающихся черных «жигулей». Мелькнула мысль расслабить проволоку, стягивающую шею авторитета, но… заднее окно, едущей на встречу машины быстро открылось, от туда появился ствол… Женек все предлагал и предлагал – теперь уже забрать Алексею «Черокана» и всю «отраву»… Поравнявшись с джипом торчащий из окна ствол «выплюнул» пламя и заплясал, за чем последовали не видимые глазу, вылетающие пули калибра 7,62 мм дырявящие, что было уже видно, обшивку машины, начиная с капота, медленно приближались отметинами к лобовому стеклу, далее к рулю и, конечно к, притянутой проволокой, голове водителя «Гранд Чероки»…

«Солдат» не стал дожидаться, быстро раскрыл противоположную, от предполагаемых выстрелов, заднюю дверь и выскользнул в нескошенную траву, которая тут же его и скрыла. Дверь захлопнулась, оставив в салоне дрыгающееся от пронзающих тело, заостренных с одной стороны, металлических цилиндриков.

«Девятка» остановилась, стреляющий, на ходу меняя магазин, и досылая патрон в патронник, подбежал к изрешеченной машине и уже в плотную сделал еще десяток контрольных выстрелов. Затем осмотрев мельком свою работу, так же быстро ретировался, что бы исчезнуть в черном теле автомобиля, увезшего его с места расстрела. Алексей, еще не ощутив в полной мере, чего смог избежать, благодаря своей интуиции и не особенно задумываясь над тем, что произошло, подобрался к машине пригибаясь к земле, как можно ниже, открыл переднюю пассажирскую дверь, всю заляпанную изнутри стекающей кровью, кусочками вибрирующего от работы двигателя мозга, с прилипшими к ним осколками костей черепа и имеющую пробоины от последних выстрелов, заглянул в салон, уже бесхозного автомобиля, хотел отвернуть проволоку, но этого не понадобилось – вместо головы болтались бесформенные куски кожи, мяса. Артерии выплевывали сгустки артериальной крови, пульсируя в такт почему-то еще работающего сердца, обливая бесформенные края развалившихся челюстей. Тело в последних конвульсиях мелко подрагивало, подбрасывая развороченных попавшей в него пулей, но не оторвавшей полностью, язык над раздробленными костям основания черепа, поэтому петлю можно было просто снять через верх того, что осталось от головы и бросить тут же в салоне, все равно не поймут для чего она применялась.

Нет в смерти ничего красивого и возвышенного, таковыми могут быть лишь путь к ней или принесённая жертва, этим окончившаяся… Тела без души – тлен и прах, то есть мусор, быстро гниющий и съедаемый простейшими созданиями Божиими. Все мы станем такими и никто этого не избежит. Если о ком-то и запомнят, то след этот сотрется тысячелетиями, лишь Господь Всеведущий и Всемогущий знает о каждом из нас все…, в нашем прошлом, настоящем и будущем, причем еще до нашего появления…, и лишь ради этого стоит что-то делать!

Внутри салона все было так же заляпано той же кровью и теми же мозгами, перемешанными с другими шмоткАми органики и волос в уже застывающей темно красными сгустками слизи. Такое впечатление, что человеку вставили гранату, причем наступательного действия, в рот, а чеку с кольцом подарили на память, пусть и короткую, вложив в руку.

Времени оставалось мало, схватив окровавленную барсетку «Женька» и завернув ее в, тут же лежащую, почти не запачканную газету, тем же путем, он теперь уже выполз, а не выпрыгнул, и пытаясь не привлекать внимание любопытствующих, вылезших в проемы окон дома, находящегося на противоположной стороне улицы, неспешно удалился, надеясь, что сошел за просто прохожего.

В свою машину ему идти представлялось глупым, хоть она и стояла метрах в 100, но ее все равно могли «пропасти» – на что выпадал один процент, о котором «Солдат» всегда помнил, как и то, что вероятность его стези постоянно выбирает именно этот шанс!

Добравшись домой, «Сотый» быстро умылся, переоделся, снятую одежду упаковал покрасивее, что бы выбросить где-нибудь подальше от снимаемой квартиры, и желательно в большую помойку, где постоянно рыскают бомжи. Кровь с барсетки задела рукава лишь немного, но эта одежда – лишняя улика, в любом случае, подлежащая уничтожению…

…Почти все вставало на свои места. Теперь уже Алексей был уверен, что Паша действовал с подачи «Рылей» и это совершенно не требовало никаких доказательств, а его почти одновременный, с подъездом «Удава» приход – не что иное, как совпадение.

Вывод был прост и очевиден: своей близостью и подчиненностью только Григорию, а так же ювелирностью и надежностью своей работы, «Сотый» нажил смертельных врагов, о которых и сказать никому нельзя, и устранять пока тоже накладно. Но теперь все было уже гораздо проще, ведь предупрежден – значит вооружен! А сейчас необходимо быстрее выдвигаться в сторону «Северного», создавая себе алиби, ведь не дай Бог, как-то узнает, что он успел пересечься с «Женьком»! Ннн-да, и то, что он услышал от погибшего, действительно произвело нечто, сродни шока, но «Солдат» был вынужден быстро разогнать, завладевшие его разумом, темные тучи.

Все казалось каким-то нереальным, и «лианозовского» он обманул – не отпустил…, но здесь он уже был бессилен. Итак на сегодняшний насыщенный день, ему осталось выдержать лишь встречу с шефом. Поймав такси и назвав адрес за несколько кварталов от места проживания Барятинского, Алексей попросил водителя не будить его в течении часа, даже если они доедут раньше. Правда проснулся уже через 30 минут, как раз на подъезде.

Квартира «Грини» была забита молодыми людьми, лениво ничего не делающими, зато создающими своей массой видимость безопасности. На появившегося «Солдата» никто не обратил внимания, что было не удивительно – помещение напоминало дом Кшесинской в предреволюционный период, где большевики что-то пытались придумать и как-то подстроиться под ситуацию, чтобы хоть что-то урвать, сориентировавшись в хаосе. А что бы осознать себя в хаосе, надо самому стать им или же до этого самому создать его…

…Супруга шефа уже перебралась на другую свежеснятую квартиру. Муж же пытался урегулировать, сами по себе, меняющиеся потоки приходящей информации, раздаваемых задач и принятых решений – ибо успел не только, устать, но и запутаться в том, кому и что говорил.

Алексею пришлось подождать минут 15–20, пока шло большое «совещание» с присутствием обоих братьев, самого Гриши, «Культика» и «Дракона». Такая представительность о чем-то да говорила, а со временем обсуждаемое откроется и ему.

«Заседание» подходило к концу, когда выскочил «Пол порции». Поискав глазами, он подошел к «Сотому» и нагнувшись, на ухо прошептал:

– Леш, там… это…, тебя просят зайти… – какие-то непонятки, все на измене, че там было то?

– Где?… – «Чистильщик» сделал вид, что не понимает о чем речь, что уже давно вошло в его привычку – нужно будет, скажут другие. Серега же в недоумении попытался продолжить:

– Ну там, где «Удава», завалили…

– Сереж, я не знаю. Паша застрелился это факт…, а чо «Удава» ухлопали?

– Дааккк… эээ…, вроде ты ж и того…, его того…

– Ой Сееерееега, «того и того», че «того»-то? Я вообще только приехал… и тебе советую о том же всем рассказывать, а то можно и следом…, чих пых…, угареть. Ты будто в Африке живешь посреди пустыни, а здесь ушей больше чем донов Педро в Бразилии…

– Да я ж только с тобой, да и «Гриня» сам говорил…

– Он если и говорил, то тебе…, короче, хочешь чтобы тебе веры не было?!..

– Да что я, сссука что ли?! Ни шерсть какая-то! В натуре ты «Солдат»… – это…, в натуре солдат…

– Ладно, пошел я… – Все пятеро сидели за круглым столом, «Сотый» вошел и улыбнулся мелькнувшей в памяти аллегории: «Круглый стол короля Артура…, и кто ж из них Ланцелот?» – но кажется среди присутствовавших не было ни того ни другого…

…Сильный голос и поданная для приветствия рука, как всегда с примкнутым к ладони большим пальцем, Ананьевского прервал его размышления:

– Леш, приветствую дружище…, присаживайся. Не смотри, что нас так много – все в курсе…, расскажи как все было…, ну с этим…, как его…, да и кто в «Удава» все таки стрелял – ты или Паша?

– С чего начинать? С того, что у нас с Пашей добрососедских отношений не было? Или… – Барятинский по всей видимости хотел оставить некоторые подробности Пашиного наличия рядом с «Солдатом» в тайне и потому вмешался:

– С «или», с «или»…, ну там…, короче, что мне рассказывал, то и… повтори… – Рассказав с небольшими отступлениями и предложив свои выводы, разумеется без услышанного от покойного «Женька», Алексей, тем самым запустил небольшую интрижку, сформированную и произнесенную, как нельзя вовремя, заключавшуюся в мысли о том, что все это, может быть, имеет отношение только к нему лично, либо истекает из личной неприязни, либо из опасений какого-то иного порядка. Говоря все это и зная настоящую причину и виновников – братьев Рылевых, ему очень хотелось посмотреть на их реакцию.

Разумеется открыто никто на них и слова не скажет, тем более что и он только предположил, без указания на личности, но в головах эта мысль обязательно осядет и всплывет в подходящий момент, ведь любое произнесенное слово рано или поздно материализуется, нужно лишь о нем помнить, чтобы вовремя успеть им воспользоваться.

Только услышав об опасениях в отношении «Солдата», младший Рылев – Олег, вскочил и нервно жестикулируя руками, громогласно начал уводить тему в другое русло, рассказывая, как его парни, кстати «на красоту», исполнили сегодня «Женька» («вот кто» – пронеслось в голове Алексея – «значит подчищают концы, нечего сказать оперативно»), и что теперь касячить побаивается вся бригада, и что именно им Гриша теперь должен быть благодарен за дисциплину. Правда после немного спохватившись и обратив внимание на знаки, подаваемые братом Андреем, в попытке остановить его речь и сказать что-то самому. Но что произнесено, то произнесено и Гришей было услышано, и что, разумеется, не осталось без ответа:

– Братан…, ты ща про дисциплину в укор мне что ли втер? Твои «морозяки», конечно, многое делают, но и других усилия тоже надо учитывать. Че то ты с «жуликами» на терки в «Фиалку» не очень-то любишь ездить, «бубнилу» твою вообще не слышно…, а как твои головорезы, два рожка в темечко – любой высадить может… Ну сегодня, базара нет, красавцы: и прочухали быстро и на куски разорвали псятину…, ты там сам пацанов поощри и я от себя тоже выделю…

– «Гринь», о чем базар-то, я ж не терпилю…, братуха, и меня с удовольствием многие на погосте рады видеть были бы. А пацанов, конечно…, вон уже и Иришке в турагентство позвонили, на две недели на Канары поедут красавцы…, че уж, пусть оттянутся по полной и лавешек подкинем – да все правильно будет. А Леха вощщще молодчага – всех моих стоит, «Гринь», ты б ему Греческую ксиву справил… – Тут встрепенулся «Культик»:

– Да, «Гринь», давай расходы мы на себя возьмем, вон «Валерьяныч» с «Матроски» сквозанул, и уже какой-то там «Попандопулос», и операцию ему оплатили и дом сняли, давай…

– Да дел, Серега…, сам знаешь… – вон «Иваныч» с этим… из Логоваза закусился… забыл что ли, просил «сделать» – и кому, как не Лехе это поручать! А уж потом…

– Да, Иваны… – это точно…, но это послеее… завтра. Кстати, Лех, набери мне, «Гриня» циферки даст… А с этим я что-то и не понял… Что вопрос убит?… – Снова включился Олег, желая реабилитировать себя:

– А чо, «Гриня» правильно сказал – валить всех оставшихся, и эту мразь Артура, понтареза вонючего – только откинулся, звать никак и есть никто, а лезет везде, мало того, на «доляну» напрашивается…, весь на «мумрмулете»…, сопли пузырем…, да кто он в натуре, братуха, чо крепимся, чо ждем, благотворительный фонд что ли, чтобы разное гадье кормить?! Да на нож его, глянь, он «терпила» голимый, а «бродягу» из себя корчит, с «Женьком» на пару весь общак у «лианозовских» проколол, крыса пиканосая…

– Справедливо, Васянь, справедливо, но общак «лианозовских» – это дело «лианозовских», а у них там после сегодняшнего кипишь и дербан (волнение и суета с дележкой). Артур этот – в натуре «порожняк», но кто знает…, прикинь на терках руку жмет, а другой из кармана в карман валыну перекладывает, со мной бы такое сделал, в «бороду пропилил» бы…, но с «жульем», типа, на коротке, а «Иванычу» на него вооще по…, типа «ваши терки – вы и трите». Тихорнись малеха пока, хазы кнокай, а ко времени и копыта подпилим и роги пообломаем. Да Серег, надо пошевелить за него на «централе», есть кто в «Бутырках»?

– Конечно.

– Чешет, что на «расстрельном коридоре», на «Бутырке» три года чалился, может здесь фуфло двинул – тем и придавим… А с Пашей, думаю, пока точка, «Удав» представился, «Женек» сгинул – все путем, все ровничком… Ну чо братва расход по мастям… – Усталость валила с ног, все эти массовые мероприятия «Солдат» считал вообще лишними для себя, и всегда пытался избегать их. Сейчас, при первой возможности, он было схватил «мобилу», рассчитывая раствориться под шумок… Да куда там, «Гриня» окликнул и кратенько объяснив, что Алексея ждет «Сильвестр», и нужно дождавшись «Культика», ехать с ним к «Иванычу».

Избежать этого, как прежде не получалось, осталось только принять неизбежность, но постараться, что бы произошло это самым приятным и полезным образом. А вообще-то, на одни сутки все это было через чур! А все, что было «через чур» находилось в компетенции Милены, кому он и позвонил, на только что подаренную ей «трубу», такую маленькую – не больше ладони, серую «Моторолу» – закрывашку. Для звонка пришлось попросить Сергея по пути остановиться у телефона – автомата… – безопасность стала для «Солдата» вопросом номер один – не удобно, зато воздается сторицей…

…Услышав, ставший уже родным, женский голос, предупредил, что будет ночью, но когда не знает. Спросил что купить и получив в ответ радостный победный клич вместе с просьбой моря шампанского или ручеёк красного вин, а праздничным ужином она будет кормить его в приготовленной ванной, из своих рук, что успокаивало, умиляло и тянуло к ней еще больше – ну хоть где-то все нормально!..

* * *

Входя в ресторан «Арбатский», Алексей дал себе слово, что завтра или послезавтра перевезет Милену в только что снятую квартиру, в которую еще сам не успел перебраться, это будет ей подарком. Он нарочно искал с тремя комнатами, а не с двумя, как раньше. Место уютное, хоть и на одной из центральных трас столицы. В этом же доме размещался магазин «Мегаполис»: большой поток машин, много народа, железная дорога, в строении рядом контора «Михайлов и компания», где работал его друг детства Макс Корсаров или «Корсар», с которым их связывало не только бывшее футбольное прошлое, как и с остальными друзьями детства «Дроном», Славиком и «Рыжим», но и нынешние совместные выезды на пикники, рыбалки и охоты, которые он им изредка устраивал в недавно построенной маленькой усадебке в Калужской губернии, куда его однажды привез новый знакомый, казавшийся порядочным человеком и мировым парнем – Роман Глинский. Через него Алексей попал в узкий круг близких к главе местной администрации «Анатольевичу», а значит имел возможность делать все, что заблагорассудится, в рамках приличия, конечно, ибо другого этот человек не допускал…

Место расположения новой квартиры было еще и удобным с точки зрения и места, и собственной безопасности, и именно благодаря «железке», ведь что бы «провериться», можно было бросить машину по другую ее сторону и пройти через весь сортировочный парк, а можно припарковать машину у магазина и изображая покупателя юркнуть в арку рядом с входом – здесь как раз и подъезд, и третий этаж…

…«Культик» проводил в казино рядом с рестораном и попросил подождать… Через пол часа «Солдат», удивленный и озабоченный садился в такси, держа под мышкой пакет с деревянной коробочкой, скрывавший подаренный «Сильвестром» «Тульский Токарева», образца 1933 года. Несмотря на годы, совершенно новый и даже имеющий следы заводской смазки – бездонны склады МО. В некотором роде это можно было считать редким знаком отличия за добросовестную «службу» и, конечно, считать себя принятым в узкий круг его приближенных.

«Иваныч» Алексею понравился: ни одного лишнего слова, ни одного не нужного движения, какой-то необъяснимый, но точно не наркотический, блеск в глазах и создавшееся впечатление, что человек этот уже добрался до высот, с которыми приходится считаться всем, даже ему самому. Показалось, что он обладал тайной, к которой прикасались до него всего лишь несколько человек. Однозначно – личность, и разумеется ведущая вперед. Где он только этот «перед»?!

Он таки и сказал: «Дошедшие до конца, будут жить лучше богов!»

Алексей отказался от предложения работать с ним, и удивился этой некорректности по отношению к Грише, отговорившись, что и так выполнит любое его поручение, не противоречащее его принципам.

Возможно, в некотором роде, это была проверка, которую он прошел. Знакомство состоялось, в кармане лежал записанный номер телефона авторитета, что было увесистым аргументом во многих вопросах, и возможно одной из козырных карт в вопросе о судьбе Милены, ведь он так еще не решил его и строго – на строго запрещал ей выходить без особой надобности одной из дома, а в виде компенсации устраивал ей загородные прогулки и, конечно, брал на все мероприятия с друзьями, которые к ней прониклись теплым чувством, как к избранной им женщине.

По пути к Милене «Солдат» провалился в сон и проснулся от грохота упавшей коробки с пистолетом – хорошо водитель не видел, что выпало из нее. Собрав все причиндалы, он попросил остановить машину, как всегда минутах в пяти от дома девушки и подходя уже к подъезду, вспомнил о решении сделать предложение с переездом – это прибавило сил и прогнало сон, к тому же 20 минут «провала» сознания в такси, тоже чего-то стоило.

Дверь открыла свежо выглядевшая, несмотря на два часа ночи, Милена, она всегда таяла перед букетом роз – с вишневыми лепестками и пахнущими жизнью. Девушка сама казалась феей, то растворяющейся, то появляющейся, но всегда радующей и всегда ждущей. Присев на пуфик и сняв обувь, молодой человек попытался резко встать, но в голове помутнело, из-за резко оттока крови от мозга, страшного перенапряжения, приведших к сиюминутному сбою вестибулярного аппарата и как последствия сбившейся ориентации в пространстве – последствие более чем двухсуточного напряжения на голодный желудок и постоянный «недосып».

Осталась только фиксация памяти и возможность наблюдать за происходящим. Он упал на колени и поймал себя расплывающимся на мысли, что так наверное чувствовал себя и «Удав», когда пуля прошла на вылет через верхнюю часть головы. Алексей уже начал падать так же, как позавчера убитый – вниз лицом и подумал: «Хм, не ужели и я так же, вот бы на последок пощупать дырку в голове и понять по раневому каналу, направления выстрела… А зачем? Ааа… точно – чтобы посмотреть в глаза (почему-то представляя себя иногда убитым, он ловил себя на мысли, что хочет обязательно посмотреть в глаза убившему его)…» – на этом и очнулся, все так же стоя на коленях с опущенными безвольными руками и опираясь на испуганно стоящую… фею – «и правда оживила!». Из глазика катилась огромная слеза, нижняя губка немного дрожала, а пальцы настолько сильно вцепились в его волосы, что именно от этой боли он и пришел в себя. Тишина «разорвалась» ее шепотом:

– Лель, ты ожил?! Ты меня напугал, я так уже целую вечность стою, а ты все молчишь и стоишь, стоишь и молчишь… ты претворялся? Ты белый…, совсем…, как простыня…, ты больше не делай так, ладно… – И уже почувствовав возвращающиеся в его руки силы, начинающие обнимать ее талию, расслабилась и целуя, продолжала, еле слышно говорить, в промежутках вытирая хлынувший поток слез:

– Господи, какие холодные у тебя губы…, пойдем я тебя покормлю… Ты когда последний раз ел?… – И тут он вспомнил, что принимал последний раз пищу позавчера – батончик «Сникерса», когда лежал в ожидании «Удава», а пил…, чего-то вроде бы пил, часа за два до встречи с «Женьком». Плюс к тому, а скорее это минус, не спал полноценно больше трех суток! И все ради чего?! И это, когда все, что ему нужно находилось совсем рядом!!!

Он попросил бокал красного вина, которое купил 15 минут назад. Пока его спасительница ходила он припомнил, что и помыться у него возможности тоже не было, причем дольше, чем он не спал. Раздевшись и направившись в ванную «Лёля» столкнулся и захватил с собой растерявшуюся девушку. Уже лежа в теплой, быстро наполняющейся ванной, наслаждаясь ее прильнувшим телом, сказал ей о предложении переехать к нему.

Силы были явно не равные, а если честно, то никто и не сопротивлялся, а потому женский пол, в порыве всплеска чувств и желания, буквально изнасиловал мужской, после чего сил у обоих хватило, что бы лишь добраться до постели и моментально заснуть, даже не вытираясь.

Проснулись оба одновременно – черед полтора часа, а точнее их разбудил голод, утолив который, они возобновив сценарий, примерно тех же действий, произошедших почти два часа назад, любви и чувственности, вновь погрузились с наслаждением в царство Эроса, с вновь плавным переходом в соседнее королевство Морфея.

Так закончился этот марафон смерти, длившийся почти двух суток, успев вместить в себя события, которые у большинства людей Провидение распределяет на течение всей их жизни!.. И сколько еще их будет?

 

Суета

Утро следующего дня, а если быть честным, то уже день, бывший в самом разгаре, начался мощным вдохом и приятными ощущениями отдохнувших мозга и тела. Несколько секунд наслаждения давно не испытываемого – наверное последний раз в день смерти Ии, и с ней же, приятно пробежались по всему телу! Лишь только «Солдат» вспомнил это имя и все связанное с ним, а значит и с лучшими годами его жизни, прибывающие воспоминания начали накладываться мощными пластами в вперемешку с переживаниями и тяжелейшими мыслями, накопившимися в последние времена.

Крайний слой вчерашнего в памяти накрыл темной пелериной все впечатления легкости и приятности сегодняшнего пробуждения.

Узнанное вчера о подробностях самого страшного дня его жизни снова начало перевертывать конструкцию причинно-следственных связей окружающего сегодня мира. Григорий в своей статусности, выстроенной Алексеем, резко перебрался из человека, которого он, пока, вынужден был терпеть, в проявляющегося врага – человека, который возможно и стал причиной тогда произошедшего. Останавливало что либо предпринять в отношении его жизни лишь то, что именно он остановил расправу над ним и Миленой, но что-то теперь подсказывало, что им и организованную.

Вчера «Женек» успел сказать, что именно «Гриня» дал приказ «Усатому» задержать отъезд семьи Алексея в Питер, что и закончилось трагедией. Правда было якобы сказано, что пройти это должно осторожно, но как именно – это представить просто не возможно! Что значит «осторожно»?! То есть, кто-то должен подойти и запретить уезжать, и это обращаясь ко взрослым и свободным людям?! Да кто вообще что-то может запретить?!

Теперь уже «Сотому» все это казалось бредом, просто не реальным в принципе, но как-то произошедшем. Уже выходя на улицу, он никак не мог собраться, что бы прогнать от себя навязчивость противоречивости происходящего: те кто жить не имеют право – живут, а кто должен – умирают. Разумеется в число первых он справедливо зачислил и себя, правда с небольшой оговоркой – до поры до времени: еще не всех наказал, а дальше…

…По пути стояла старая церковь, почему-то потянуло войти в нее, как правильно это делать «Солдат» так и не усвоил, но его, проходящего мимо ларечка в притворе, окликнула служка и поинтересовалась не нужны ли ему свечи и объяснила, что вообще-то служба будет только вечером, на что молодой человек спросил:

– А просто постоять нельзя, знаете…, что-то на душе тяжело, прямо тьма какая-то.

– Тьма – это потому, что покаяния не имеешь. Исповедовался когда-нибудь?

– Да вроде нет…, да я даже не знаю с чего начать… Ну что, пройти то можно?

– Ну ка, подойди ка… вот тебе молитвенничек… – вот этот вот канончик прочти, авось полегчает. Только вдумывайся… и не хулиганить там! У нас протоиерей знаешь какой строгий… у-у-у… – иди, иди в уголочек встань…

– Спасибо, бабушка…

– Не спасибо – спасиБог… и тебя, милочек… Господиии!.. Какой молодой, а уже потерянный, спаси Господи, душу его грешную!.. – Последнее было сказано уже в след уходящему и расслышано мужчиной, сжимающему молитвослов, не было.

Выбрав уголок, недалеко от распятия, по совпадению (по совпадению ли) именно там, где приносят бескровные дары «за упокоение» и вставив в специальные углубления свечи, только что приобретенные и сейчас зажженные, неумело перекрестившись, подумал: «Что я делаю?!» – Алексей начал запинаясь, про себя произносить не спеша слова «Канона покаянного ко Господу нашему Иисусу Христу».

Слова читались, но не складывались в смысл и, как будто, пропадали где-то, так и не доходя до разума, мысли же текли самопроизвольно и плавно, обвиваясь вокруг образов Ии, сына, Ярославны, Ильича и почему-то Сан Саныча, того самого молодого лейтенанта. «Сотый» не мог найти успокоения, не находя его в наказании виновных, и не в любви Милены – женщины, к которой отношение свое понять пока еще не мог, но очень привязался и заботился о ней, даже больше, чем о сестре.

Он читал, и параллельно этому, перебирал в памяти все, что сделал не так или что вообще не сделал, хотя мог и должен был, где не сдержался, разозлился, кого обидел или оскорбил. Список всего этого был, каким-то нескончаемым и при каждом слове, обозначающем то, от чего совесть его восклицала самообвиняющим недовольством, а в груди все больше и больше накалялся комок, разогревая не сердце, а что-то за ним – не анатомическое, не материальное…, но он читал и читал, пока не заметил, что зациклился на каком-то странно звучащем абзаце, в конце которого была приписочка в кавычках (Дважды): «Како не имам плакотися, егда помышляю смерть, видех бо во гробе лежаща брата моего, безславна и безобразна? Что убо чаю и на что надеюся? Токмо даждь ми, Господи, прежде конца покаяние.» – Комок раскалившийся до предела, выплеснулся какими-то неконтролируемым потоком слез. Их и слезами-то назвать было нельзя – «Солдат» не мог их видеть, но явно чувствуя их солоноватый привкус, подумал: «Не кровь ли это…, Господи! Чем же я стал?!» – Ответом была раздавшаяся тишина, испугавшая каким-то вакуумом незаполненности, он огляделся – воздух казался не совсем прозрачным, но насыщенно густым.

Дом Господа не был пустым, и Алексей почувствовал, что не один…, оглянулся еще раз и вдруг, прямо в полушаге увидел стоящего батюшку, еще молодого или выглядевшего молодым, но взором явно казавшимся умудренным. Взгляд располагал к себе и к беседе:

– Человек не бывает один…, дааа, иии всегдааа, если захочет, то может почувствовать это. А у вас слезы покаяния – давно такого не видел у таких, как вы. Все мы грешны, брат мой, все, и не нам судить кто больше, а кто меньше…, дааа. А знаете у кого считается покаяние идеальным?

– Нет, батюшка… Вы извините…, я сейчас уйду…, знаю что не положено…

– Дом Божий для каждого открыт в любое время, а считать, что для покаяния нужно подбирать время удобное для кого-то вовсе – совершеннейшая глупость. Вот разбойник, распятый рядом со Христом – Господом и Спасителем нашим, не задумывался о времени раскаяния – как захотел, так и преступил, но на то была воля Божия. И его-то покаяние Святые отцы Матери-Церкви и считают идеальным. Представьте себе…, дааа…, вот так вот, всю жизнь свою зло творил, а перед самой смертью разглядел Спасителя и…, и между прочем первым в рай попал…, дааа…

– Непривычно у Вас здесь…, но как-то спокойно…, хотя я и делать-то не знаю что, и молитв не знаю… Да и вообще, честно говоря, как-то случайно… Вот мимо шел…, на душе что-то тяжко стало…

– Так-так, брат мой, случайно ничего не бывает, так же как и в церкви именно душу облегчить хочется…, дааа…

Сдается мне, что и место вы у распятия, не случайно выбрали, то есть не задумываясь…

– Ваша правда, отче… – даже не знаю…, распятие вот… и тут для свечей место…

– Таких мест в нашей церкви несколько – но именно это для поминовения усопших… дааа, знаете ли, сейчас редко родственников поминать приходят, а ведь для них каждая свечечка, каждая молитовка большое облегчение…, дааа…, и для самого пришедшего деяние большими буквами его Ангелом в книгу Жизни, записываемое…, дааа… А знаете, что даже если убийца за убиенного молится, то со временем и душа упокоившегося о своем убийце молить Господа начинает?! Они словно родственными становятся! Дааа… вот, а они-то за себя молить уже не могут… – только мы, ныне живущие. А чем заняты – одна суета, день ото дня не отличается, а проходят сутки, вспоминаешь, а оказывается и нечего припомнить-то… Вас вот как величать?

– Алексеем, отче…

– «Защитник страждущих» – стало быть. О как громко – хорошее имя, многих хороших людей, носящих такое же, знаю. А кто небесный покровитель?

– Даже… как-тооо не задумывался…

– Так то вот, чадо, так то вот… Спасаться одному негоже – все к погибели, дааа…

– Так Вы ж сказали, что Господь всегда рядом…

– Сказал и повторю…, только много ты к нему обращался-то?… Дааа… Отец ваш многим вам поможет, если вы его замечать перестанете, слушать прекратите, не поверите сказанному им о том, что помочь вам сможет, да и вовсе не попросите, а то еще хулить и ругать начнете, да и посмеиваться?! А к Господу нашему Иисусу Христу, не так ли относитесь?! Он то ждет, Он всегда рядом…, Десница Его всегда для помощи протянута, многие ли на Нее опираются…, дааа… А многие ли уповают, веря что по молитве дастся?! Вы вот случайно зашли и чудо на себе испытали, но поди и не заметили!.. – На этих словах батюшку позвали и он должен был идти, напоследок просил посетить его по возможности и напутствовал:

– Просите, просите уважаемый, только помните, что Господь дает не в ваше время, но в Свое – для вас же оно и есть более нужное, только узнаете вы об этом гораздо позже. Господь с тобой, чадо!..

Смешанные чувства, овладевшие Алексеем гнали его куда угодно, только не на встречу с «Культиком». Присев тут же, у храма, он задумался над услышанным. Действительно, слишком много совпадений: «… и свечи в нужное место, и время подходящее, и поп этот прямо в цвет…, да и с души скала упала, и мучащее перестало зудеть, многое прояснилось…, слезы еще эти – ннн-да, чуднннооо! Надо на кладбище съездить, да и действительно заходить…, а к батюшке-то и впрямь…, тяяянееет… Ох ни тем я занят…, ни тееем… Может как-то выскочить?! НЕЕЕТ! Нужно все доделать!..»

Как часто мы бываем в шаге от спасения, и кажется уже есть понимание, что именно нужно делать, но то ли кажущийся долг, то ли абсурдность открывшегося из-за не осознания сути простого, уводит нас в противоположную сторону. Именно, кажущаяся ненадежной или невероятной жизнь, проста, а привыкли мы, как раз, к усложненному, принимая мир нагромождением условностей, исключений, правил, не нужных необходимостей и всего, что с успехом составляет ежедневную суету, кажущуюся нам хорошо продуманным планом и логичной линией поведения.

Все же, как представляется – частности, в которые эта прямая зачастую утыкается, видятся нами чем угодно, и на кого же угодно и списываются, но принимаются в виде нормальных отклонений, в принципе объяснимых, и кажется решаемых, пока решаемых…, пока человек, подобно Алексею, не встает перед проблемой, которую оставшись прежним, решить сам не может, а потому вынужден делать выбор, который и оправдывает перед собой же всю свою оставшуюся жизнь…

Раздавшийся звонок телефона вернул «Солдата» на грешную землю – звонил Ананьевский, прося приехать не вечером, как договаривались, но прямо сейчас. То, что стало сегодня жизнью, продолжалось, и все дальше, и дальше отдаляло «Солдата» от нормальности ее восприятия, и от привычки видеть ее такой, какой она должна быть в действительности!

* * *

После встречи с «Культиком» Алексей торопился перевезти Милену на снятую им квартиру. Задача казалась легкой – вещей было не много, а адрес совсем близко от ее дома.

Управившись с основным, наняв «Газель», и «добив» оставшееся уже к позднему вечеру на своей машине, он вымотался как бесхозный пес в поисках съестного. Еле успев принять душ и немного разобрать перевезенное, как почти праздничный ужин был подан полуобнаженной богиней охоты, как он называл хозяйку «нового очага».

Девушка действительно без отрыва от ведения домашнего хозяйства умудрялась часа полтора – два уделять физическим нагрузкам и добилась за годы занятий, начиная буквально с детства, поразительных результатов. Хотя поразительным скорее было то, как ей удавалось подобную форму сохранять почти не выходя из дома. Когда на очередной вылазке на природу ее увидел в купальнике его друг «Доктор» – тот самый хирург разговаривающий с врачами о маме Алексея, то сразу начал уговаривать ее выступать профессионально в соревнованиях по фитнесу и все восторгался формой ее задней двуглавой мышцы бедра, как он говорил: «…такая форма – это же мечта многих не только женщин, но и мужчин в спорте».

Вообще нужно заметить, что Владимир был не столько бабник, сколько ценитель женского тела, и получал огромное удовольствия от красоты и шокирующей, но не навязывающейся пластичности, очаровавшей его спутницы, «Солдата», он даже не заметил ее увечье, и даже то, что его прикрывало.

Алексей ненамеренно пытался создать параллели с Ией, ведь и она была для него Артемидой, правда тогда все было другое, и сейчас, конечно, не могло быть по прежнему. Поначалу ему даже было больно такое сравнение, но после он привык, тем более, что для этой женщины было тяжело придумать что-то более подходящее, но если только Венеру, что казалось некорректным, не говоря уже о том, что статуи с изображением этой богини ему не очень нравились. Мало того, ему доставляло удовольствие наблюдать за ее занятиями, и не важно, в чем именно она упражняясь. В движении Милена казалась совершенством, хотя и в стационарном положении трудно было найти хотя бы один изъян.

Сегодня, после нелегкого, хотя не настолько, как вчера, трудного дня, Алексей наблюдая, за переливающейся пластичностью и грацией, овладевшей его вниманием нимфы, размышлял над тем, что эта представительница противоположного пола должна была бы достаться другому – более подходящему и более заслуживающему это. Он, конечно ценил, но не мог воздать ей должного, хотя бы потому, что не имел на обладание ею никакого права, а с сегодняшним своим положением Алексей вообще не должен был допускать рядом с собой кого либо, в ином случае обрекая человека, ставшего ему близким и дорогим, на смертельный риск.

Для поддержания хорошего настроения «Солдат» попытался рассказать хоть что-то, и случайно попал прямо в точку, интересовавшую и его подругу:

– Друг мой, а знаешь, где я сегодня был?

– Не друг, а подруга…, хотя и правда друг!.. И где же?

– Хорошо, моя обворожительная половинка, вобравшая в себя все, что мне нравится… только не егози!.. А был я сегодняяя… в церкви, что напротив. Представь себе…

– Странно, как тебя туда занесло?… Ну в смысле – здорово, даже очень – просто неожиданнооо… как-тооо…

– В том-то и дело – каким-то чудесным образом, иии… странно не это, и не то, как ко мне отнеслись, а как я к себе отнесся.

– Что именно?

– Я читал какой-то… не помню как называются, чтото там… покаянный…

– Канон?

– Угу…, хм, ну да канон. Иии даже потерялся в мыслях, а после и вовсе слезу пустил… – Она посмотрела на него внимательно, но промолчала. Он же не замечая пристального взгляда, продолжал:

– А потом, от куда не возьмись появился батюшка, такой высокий, с интересным лицом, немного монголоидного типа, но точно русский…

– Протоиерей Иоанн?

– Что?… Почему прото…, и почему Иоанн…, хотя кажется именно так его и…, ааа ты то от куда…?

– Вообще-то живу я здесь неподалеку…

– Благодарю вас мадемуазель, я заметил, просто тоже как-то неожиданно. Ты что тоже…

– Бывает даже на его службы хожу, а проповеди у него – заслушаешься… А еще…

– Только не говори какие-нибудь гадости, я все равно не поверю!

– Про него-то?! Никто и не скажет – не о чем. Он както странно угадывает, но не то, что ты от него ждешь в виде ответа, а то, что…

– И оказывается наиболее важным, причем ты это понимаешь уже после…

– А ты от куда знаешь?

– А тоже удивил? Что-то наподобие и у меня сегодня проскользнуло. Как-то вот…, он уж очень вовремя появился, и будто слушал мои мысли, ааа потом…, так говорил о том, в чем я «не в зуб ногой»…, и я не только все запомнил, но и понял. Признаться честно – я до их пор под впечатлением. Как-то все сказанное им вроде бы близкое сердцу, но какое-то непривычное и предопределяющее, будто, знаешь…, ну вот кажется, пока не взялся, никто не спросит и не накажет, но стоит только чуть этого коснуться – и то, что ты узнаешь и поймешь из «можно и нельзя» и «хорошо и плохо»…, уже не оставит без наказания…

– А может, через это и спасение?!.. – Он поднял взгляд и ему показалось, что на него смотрят два глаза, как-то внимательно, почти как Ийка когда-то, когда он касался ее отношений с церковью. Прежде чем ответить, она всегда старалась понять праздный это интерес или действительно, что-то зацепило ее Леличку и отвечать нужно серьезно и обстоятельно. Правда взгляд его покойной жены был пронизывающе глубоким и отрывался лишь когда нащупывал ответ. Милена же искала не то, на деле просто пытаясь понять этого человека, а еще точнее понять – здесь он, с ней или мысли его где-то витают, а основная жизнь проистекает в местах ей недоступных.

Но даже будучи «где-то там», Леля все равно был рядом, слушал ее, обнимал, улыбался, сопереживал, и даже, как ей казалось – любил, но именно иногда, как-то урывками, то ли когда мог себе это позволить, то ли когда могли позволить обстоятельства.

Большинство их общения он был нормальный мужик или как она говорила – «ее сбывшаяся мечта», но бывало грань нормальности, казалось, смывалась и проявлялась что-то отражающее то ли муку, то ли нечто неразрешенное и не разрешаемое, что давило до боли изнутри. В такие моменты его не становилось жалко – напротив, появлялась даже какая-то зависть к тому, как этот человек умеет все скрывать и, может быть, небольшая радость – ведь что-то глубоко запрятанное проявилось на его лице, именно потому, что он был с ней, как бы чувствуя себя возможным расслабиться хотя бы на чуть-чуть, а значит она для него чего-то да значит!

С ним она научилась понимать человеческие чувства без слов, потому что, как он говорил: «… выдавить из себя слово гораздо легче, чем сделать что-то, подтверждающее свое настоящее отношение…» – и она это без слов понимала, особенно когда он незаметно приносил охапку цветов, или один, но такой, что глаз оторвать было не возможно. Приносил и где-нибудь клал в незаметном месте, так что бы она нашла случайно, но обязательно нашла. Это вызывало восторг, и неожиданную радость от понимания того, как к тебе относятся. Сам же он с нетерпением ждал этого момента и видя восторг Милены от находки, радовался не меньше, правда сдержанно, но как всегда откровенно.

Был уже поздний вечер, день вышел снова перенапряженный, и совершенно не понятно, когда он успел купить и как незаметно завернул в ее халат, длиннющую розу с огромным бутоном, уже начинающую распускаться, и как всегда ее любимого цвета… Ей показалось, что такая красота будет лучше смотреться на фоне полностью обнаженного тела, в свою очередь покоящегося на почти черных простынях. И не ошиблась – любимый вошел в спальную комнату и…

 

«Гипотетика»

Встреча с «Культиком» была посвящена, как и было оговорено, небольшому экскурсу в истории отношений «Сильвестра» с неким Березовым, имевшим в своих активах треть советского легкого автопрома, банки и многие вспомогательные структурки. Вектор действий последнего был направлен не только на увеличение своего холдинга и прочего хозяйства, но и намечалось некоторое движение, пока слабозаметное, в сторону семьи президента, что вполне, со временем могло вознести его на вершины могущества. Сегодняшний же конфликт с «Иванычем» «весил» ровно сто миллионов и совсем не в американской валюте, которые авторитет считал своими, но кажется не совсем имел на них право. Далее следовали рассказы о нескольких встречах, с некоторыми подробностями и наконец суть – адреса, по которым этот человек появлялся.

Определенное неудобство, заключающееся в недавно состоявшемся покушении на него посредством направленного взрыва, при котором погиб водитель, что повлекло за собой усиление охраны и передвижение буквально «рысью», а соответственно и усложняло задачу многократно.

Смущало то, что этот гражданин не был похож на представителя криминальной структуры, но рассказанное о нем, представлялось еще более худшим вредом, нежели несли представители организованной преступности. Несомненно и «Седой» знал о готовящемся, и если не считал нужным что-то поправлять, значит все ложилось ровненько и в его планы.

Одно место, у какого-то малоэтажного дома с надписью «Банк…», торцом выходящего на Садовое кольцо, показалось интересным, но все равно, только для «работы» из машины. «Солдат» понимая необходимость делать срочно и аккуратно, поставил несколько условий: предупреждение о появлении клиента заранее (по возможности, конечно), что оказалось не всегда вероятным; предоставление автомобиля пригодного под эти цели, можно и старого, но надежного и желательно минивена с открывающимися окошками по бокам, именно салона; винтовку, в случае, если имеющиеся в наличии не подойдут и полное невмешательство, что выполнили частично и чуть было, именно этим «частично», не нарушили планы.

«Фольцваген Т-2» с задним расположением двигателя – не очень большой, но в хорошем состоянии, пришлось дорабатывать совсем немного, как раз с недостающим окошком. Все получилось, как нельзя лучше, правда бывшее в наличие СВД не помещалось на какието 10–15 сантиметров. Обрисовав необходимую длину и мощность патрона «Солдат» получил гражданского племянника этой снайперской винтовки – «Тигр».

Съездив в «леса» и сделав из него пару сотен выстрелов, чтобы понять плавность (хотя какая там плавность) нажатия на спусковой крючок и привыкнуть к его свободному ходу, да и вообще срастись с «машинкой». Все устраивало от точности боя, до размеров и других ТТХ, конечно, исходя из сегодняшней ситуации.

Через неделю «Сотый» начал выдвигаться на позицию, стараясь вставать на место ненадолго и мотивированно. Когда становилось известно, о появлении Березова заранее, вмешивался и Ананьевский пытаясь помочь, как координатор. Избавиться от него не получалось, а помощи особенной не было, если не считать 30 лишних секунд, на которые тот раньше замечал приезд кортежа, что особенной роли не играло. А вынужденная рация с гарнитурой для общения с ним, была лишним предметом и явным «запалом» в случае интереса органов, но…

Уже дважды они наблюдали прибытие бизнесмена и оба раза, не то чтобы, выстрелить или прицелиться, но даже разглядеть этого человека с его небольшим ростом среди окружавшей его и быстро передвигающейся охраной, было невозможно.

Алексей уже было задумался, а не поменять ли место, хотя вряд ли оно могло быть выгоднее: здесь и «отход» попроще и движение автотранспорта насыщеннее. А в случае невозможности уйти на автомобиле, в его распоряжении был «отход» пешим – просто великолепен: людская толпа и метро рядом.

Но ведь на то и интуиция, что бы к ней прислушиваться, а она подсказывала, что ждать нужно именно здесь. В очередной раз заранее предупрежденный о появлении клиента «чистильщик», «выставился» на привычной точке, ни что не предвещало чего-то неожиданного. Вчера вновь расстреляв еще сотню дорогостоящий боеприпасов, потратив на них приличную сумму – всяк пригодится: и навык оттачивается и уверенность укрепляется, а за одно и некоторые эксперименты пользу приносят.

Узнав степень защиты автомобиля на котором передвигался интересующий человек и по случаю достав боковую стойку от кузова подобного же, к одной стороне которой примыкало лобовое стекло, а к другой, при закрывании подходила вплотную дверь. Он попробовал выстрелом ее на прочность и оказалось, что даже не бронебойная пуля пробивает на сквозь этот компонент. Если его не ввели в заблуждение и бронирование салона не образовывало полностью «живую капсулу», то эта стойка действительно слабое место. Как этим воспользоваться – пока не ясно, но иметь в виду необходимо и прежде всего при разворотах, и поворотах, везущего «клиента», броневика.

В этот раз Алексей припарковался первым. «Культик» подъехал через четверть часа, дал по рации о себе знать и эфир застыл в ожидании гостя. Что-то предвидя шестым чувством «Солдат» вынул и собрал винтовку и заранее занял позицию, вставив оружие в приготовленные крепежи собственной разработки, крепящиеся к потолку и позволяющие, в случае необходимости, менять угол атаки на 10–15 градусов, при дистанции в сто – сто пятьдесят метров бОльшего и не требовалось.

При появлении Березова необходимо было лишь приоткрыть глазок на круглом окошке, и принять удобное для выстрела положение. Все это быстро и просто: к глазку, через маленький блок крепилась леска и достаточно было легко коснуться ее кончика, как отверстие освобождалось. То же движение возвращало небольшой кружок в исходное положение, ну а для занимания позиции необходимо было просто встать, упереть одно колено в сиденье дивана, вклиниться плечом между прикладом и боковой стенкой машины иии… и начинать…, целясь, выжимая свободный ход спускового крючка…

Сергей прошипел в рацию необходимость готовности к встречи, да Алексей и сам уже видел заполонивший всю улицу кортеж и ответив через горловую гарнитуру о готовности, занял позицию. Комочек напряженности начал нагреваться внизу живота, сделав десяток коротких вдохов в наклоне, всего при двух выдохах с сопротивлением, через почти сжатый рот, с упором рук в колени, насытив тем самым легкие кислородом, «Сотый» выгнал эту напряженность к щитовидной железе и медленно, вздохнув полной грудью, начал медленно, медленно выдыхать через нос, стараясь расслабить все тело, при этом глаза были полузакрыты, а голова опущена. Почувствовав облегчение, он пристроился к «Тигру».

Оставалось дослать патрон в патронник, предварительно сняв оружие с предохранителя… Подведя правый глаз к оптическому прицелу, стрелок увидел открывающуюся дверь и уже в предвкушении появившейся возможности, начал выбирать нажатием крайней фаланги указательного пальца первые миллиметры хода спускового крючка, одновременно совмещая верх угла галочки в центре оптики с перспективным местом появления головы цели. Но через чур суетливая манера Березова двигаться сыграла роль телохранителя – непомерная дерганность управляла этим человеком и он уже высунувшись, сразу убирался обратно и делал так трижды, пока не вылетел в кучу охранников, как воздушный шарик, так и не дав шанса выстрелить в себя.

Возможность была вновь упущена, и пришлось констатировать необходимость ждать выхода. Несколько часов, прошедших в ожидании, внесли свой окрас в характеристику человека, которого Алексей ждал. Вновь и вновь прокручивая в памяти моменты выхода «мишени» из автомобиля, стараясь уцепиться за какую-нибудь мелкую подробность, предшествующую появлению хозяина всей этой кавалькады, «Солдат» не находил ничего, и был вынужден признать, что движения были хаотичными и не вызывались логичной последовательностью, скорее всего, моментально меняющими друг друга мыслями, которым тот так же быстротечно следовал.

Очень не спокойная натура из-за попытки концентрации сразу на многом, одновременно многое и сделать, а значит шансов на статику почти нет, если только…, если только не стрелять приблизительно, через другого человека или во время движения к машине не произойдет какой-нибудь форс-мажорчик, или пришедшая гениальная мысль не остановит физически ее несущее тело…

…Дверь входа открылась, выбежал какой-то человек, что-то сказал водителю – на всякий случай Алексей занял позицию… – вышел другой, осмотрел местность, что-то сказал в рацию и исчез туда же, от куда вышел. Лихорадочные мысли в голове Алексея, именно лихорадочные, а не лихорадочно бегущие, ложились на основное. Смешивалось и кусками проявлялось недавно испытанное в церкви, даже вспомнились те строки из канона, на которых он тогда зациклился, за них цеплялись всплывшие в памяти радостные всплески Милены после переезда к нему и ее неожиданная просьба «сделать ей ребеночка»! Она не была глупой, и он не мог видеться ей бессердечным – о причинах этого нужно подумать… Тут же пронеслись последние разговоры с Ией – сегодня они казались с каким-то налетом обреченности… Ванечкатопатун, несущийся в руки отцу, и попавшийся в сильную хватку, смеющийся от удовольствия свободного полета под самым потолком и вцепляющийся маленькими пальчиками по приземлении в шевелюру родителя…

Какое-то шевеление и одновременно шипение в гарнитуре сфокусировало внимание на происходящем через стекла прицела. Быстро вышли несколько человек – похоже охрана, за ними еще и еще и…, и вдруг, не так ерзая по ходу движения, как раньше, с телефоном, прислоненным к уху, вышел какой-то расслабленный Березов.

Рядом, в полунаклоне суетился то ли клерк, то ли лизоблюд, но явно что-то выпрашивающий или неинтересно объясняющий, делая это постоянно, пересекая предполагаемую траекторию полета пули. Палец уже почти выжал свободный ход спуска и подошел к критической точки, как вдруг бизнесмен исчез наклонившись к открытой дверце – видимое левым, тоже открытым глазом стрелка, говорило, что уже поздно.

Если бы не мельтешащий проситель – все было бы уже сделано… Вдруг Березов выскочил из автомобиля, как прежде и кому-то махнул, снова попав под речи просителя и в перекрестие снайперской оптики. Палец опять двинулся и Алексей четко решил, что будет стрелять, даже если это придется сделать через чье-то тело. Рядом появился некто, кого жестом подзывал бизнесмен, и как-то не удачно опять же заслонил своего хозяина…, палец по-прежнему продолжал плавное, но уверенное движение. Очертания облысевшей головы замечательно угадывались, за двумя другими…, осталось чуть – малюсенькое движение, которое и не почувствуешь на ощупь…, но «Сотый» чего-то ждал…

В дико напряженной концентрации движения людей виделись чуть замедленными и ему верилось, что он мог предупреждать их, реагируя на начало и рассчитав их окончание, совмещал с линией полета маленького снаряда и… голова просителя уже отходила чуть в сторону, а у подозванного человека она начала отклоняться назад, правда так и не открыв прямую видимость, но зато позволив выпущенной пули провести свою траекторию, через челюсть второго. Далее по касательной, лишь задев черепную коробку первого, назойливо пристававшего, оторвав ему часть уха, влепиться аккурат в лоб Березова, проделав в ней чуть продолговатое отверстие, своим металлическим немного развернутым положением корпуса, от соприкосновения и рикошета с чужими телами. Далее, разворотив верхнюю часть мозга и вылетая, уже потеряв инерцию, а потому и вынося большой кусок кости и кожи из верхней части затылка, строго по центру.

Среагировавшая охрана, увидела троих падающих людей, один из которых делал это оторвавшись слегка от асфальта и уже не контролируя себя. Голова его, несколько не естественно, запрокинутая назад, потеряла свою форму из-за заляпанности лица чужой кровью раненного в челюсть и выплескивающейся своей, окрашивающую заднюю часть головы. Телефон летел рядом и казалось, выроненный из моментально разомкнутой кисти, с удивлением «наблюдал» за очень быстрыми изменениями, происходящими с его хозяином.

Если присмотреться на упавшее тело, то оно могло показаться чуть вытянувшимся, но это не вызывало удивления в сравнении с тем, что правый глаз оказался выбитым, несмотря на то, что пуля прошла на вылет через лоб – кость от челюсти другого раненного нанесла это увечье, которое в принципе особого значения, для уже погибшего, не имела…

В гарнитуру несся трехэтажный мат, закончившийся резким перепадом на спокойный тон:

– …ну значит так и надо! Красавец «Солдат» – уходим… Давай ты первый, подстрахую… – Но Алексей не спешил и просил подождать, хотя бы пять минут, иначе его отъезд могут воспринять, как бегство и возможно будет погоня. Он более чем был уверен, что из-за расположений строений не возможно будет на звук отраженного от них эха определить место положения стрелка, к тому же привычка ждать нападения снайпера сверху, заставляла очевидцев трагедии таращиться на верх…

…Быстро убирая в огромную люстру освещения в потолке минивена, сделанную на заказ, разобранный «Тигр», «Сотый» не отрываясь смотрел на происходящее на месте преступления. Охрана разбежалась и попряталась, сидящий на земле, в неудобной позе, человек с развороченной челюстью, но зато живой, смотрел на лежащих рядом второго, с непонятно чем, вместо головы, явно находясь в шоковом состоянии.

Третий, раненный в голову лежал контуженным без сознания и явно нуждался в срочной медицинской помощи. Все вокруг них застыло на минуту, точно так же резко, как и закружилось и завертелось через 60 секунд. Тело Березова подхватили, быстро забросили в лимузин. Площадка перед банком мгновенно отчистилась. Из зданий выходили люди, толпились, скучивались, обращаясь друг к другу с заведомо безответными вопросами: «А что случилось?»; «А вызвали ли милицию и врачей?»; «А этим кто-нибудь может помочь?»; «Куда милиция смотрит?»;

«А сколько он украл?»; «А сколько человек убили?» и так далее.

«Скорая» прилетела почти через 40 минут, когда остальных раненых кто-то уже увез в больницу. К моменту подъезда милиции от «Культика» и «Сотого» след простыл.

Расчетливый «Сильветр» незадолго до этого дня заключил вынужденный мир, и попросил Ананьевского ускорить это мероприятие – не собираясь прощать подобного, к тому же это был не единственный камень преткновения в отношениях между ним и Березовым!

Немного поразмыслив, «Иваныч» пришел к логичной мысли, что он в принципе в случившемся будет совершенно ни при чем, и не один здравомыслящий человек на него не подумает, к тому же договаривался он и мирился, разговаривая с бизнесменом из одного из «лубянских» кабинетов, соответственно, в присутствии тех людей в погонах с синими просветами, что были заинтересованы в мире между двумя, набиравшими силу монстрами.

Наш «герой» получил благодарность, денежное вознаграждение, разрешение покинуть на две недели Родину и направиться в какую-нибудь теплую страну. Разумеется он не стал упираться, а захватив с собой Милену, рванул за кордон по поддельным документам, и через три дня уже грелся на пляжах Турции в Фетхие. Почему именно там? Да потому что все остальные предпочитали другие места, и в этой стране он вряд ли с кем-то мог встретиться.

 

Белое и черное

Есть ли смысл перечислять и описывать все приятное из обрушившегося на эту пару, когда каждый читающий переживал подобное и, если не то же самое, то весьма близкое хоть раз в жизни. Для обоих это решение было неожиданным и не совсем логичным, если подойти с точки зрения безопасности. Но как известно все чувства со временем притупляются и обосновать, отталкиваясь от них, свою мотивацию все труднее и труднее.

В этом отношении «Солдат» был непонятным исключением, но что-то необъяснимое тянуло на эту поездку. К голосу интуиции он прислушивался и уважал его не меньше выводов разума: первая именно подталкивала к желаемому обоими молодыми людьми – вояжу, второй же был совсем не против.

Милена услышав просьбу дать свой заграничный паспорт, поначалу не поверила своим ушам, а после никак не могла избавиться от мысли, что это не шутка.

На самом деле нелегко понять женщину, а женщину далеко не глупую, образованную, красивую и до сих пор, очаровывающую мужчин, несмотря на увечье, наложившее неисправимый отпечаток, а скорее неизлечимую рану, и вовсе понять невозможно.

В нашем случае все достоинства ни причем, но вот появившийся физический недостаток гнал ее к поступку, результат которого касался обоих, и разумеется, принимать решение необходимо было тоже вдвоем. Но все, что Богом не делается – все к лучшему!

Уютные, фешенебельные номера, вид на море, отдельные домики, а значит и некоторая обособленность и уединенность, наконец само море и постоянное нахождение молодых людей вместе, подогреваемое ничего не деланием – все это подчеркивало их чувственное отношение друг к другу, а сильные и здоровые тела дополняли положение нормальным желанием друг друга, как у женщины к мужчине, так и наоборот. Мест, где можно было насладиться уединением хватало и все что им иногда мешало – это периодически посещающее их сожаление о кончающемся «отпуске».

Давняя мечта Милены – ребенок, могла воплотиться своим началом прямо здесь, на песках этого, насыщенного историей, моря. И как ей казалось – не может дитя, зачатое в таком месте и на таком всплеске эмоций, быть несчастливым.

Примерно месяц назад ее возлюбленный мельком затронул тему какой-то необходимой для него поездки за рубеж на довольно продолжительное время, чуть ли не на пол года (причиной было получение греческого гражданства, о котором Милене знать было ни к чему, пока во всяком случае), поначалу это опечалило ее, но теперь, понимая что забеременела и подсчитав время примерного его отъезда и возвращения, смогла предположить, что до времени предполагаемого отлета, ее положение будет хоть и на грани обнаружения, но не очевидно, а по возвращению Лёли, ребенок успеет родиться и возможно она частично сможет восстановиться.

В любом случае девушка решила рискнуть и причин здесь было масса: от его генов, которые, глядя на него, она считала идеальными, до возраста и чувств, в конце концов!

Почему бы не сказать ему? Да очень просто – любимый опасался обзаводиться семьей, по причине раны нанесенной гибелью Ии и сына, и она хорошо это понимала, как женщина прозорливая и опытная. Должно было пройти много времени и не факт, что этот маленький его изъянчик пройдет, а ведь время не ждет. И потом, она понимает – скорее всего он единственный, кто обратил на нее внимание и то, может быть, из-за вместе перенесенной трагедии – так ей казалось, и кто знает, права она или нет – ведь только время все расставляет на свои места…

…По появлению ребенка на свет, Милена собиралась побыть с ним до возвращения возлюбленного, а затем отвезти, как это водится у современной молодежи, их чадо родной тетушке, души в ней не чаявшей. Денег хватит в любом случае – из тех отложенных, что были накоплены у нее и тех, что постоянно, как-то не считая, давал бедующий отец. Получалось неплохая сумма. Сама же тетушка, хоть и не была скаредной, но жутко экономной, и сама работая в каком-то «совместном» предприятии, получала достаточно, поэтому финансовая сторона вопросов не вызывала.

В размышлениях о том, правильно ли она поступает по отношении к «Лёли», однозначного ответа у нее не было, ведь положение, в котором она находилась, было действительно двояким. Первый раз на ее «пробный шар», Алексей даже не ответил, наоборот молчал весь вечер, второго раза она просто опасалась, боясь показаться навязчивой. Если же со временем их отношения обретут иной статус, при котором появление ребенка будет желательным, тайна раскроется.

Какой будет его реакция не известно, но всегда можно «потрудиться» еще над одним чадом, в любом случае мужчинам это проще, а со временем, конечно, все образумится – все же своя кровь, а потом, зная своего Лёличку, она была уверена – проблем не будет. Но сейчас все выглядело иначе, а потому пусть будет тайна…

Алексей в свою очередь прекрасно понимал, что его женщина часто думает о ребенке, но не мог же он ей объяснить, что с его родом занятий не то, что ребенок не возможен, но и сама жена – опасность и слабость непозволительная.

По придуманной легенде, специально для нее, он работал наемным инспектором ЧОПов – профессия довольно редкая и заключалась в проверке их работоспособности и профессиональности кадров. То есть ее молодой человек был специалистом по созданию экстремальных ситуаций, причем близких к настоящим, для охраны всяческих объектов, телохранителей и применяемой ими спецтехники.

Разумеется Милена о подобной профессии никогда не слышала, но все звучало очень правдоподобно, а появляющиеся иногда приборчики, куча прослушиваемых им маленьких кассет и заполняемых после этого тетрадок, создавали вокруг него ореол человека, обладающего специальными навыками, чуть ли не спецагента, ну ни как не бандита и уж тем более не того, кем он был на самом деле. Правда на случайно обнаруженные у него, почему-то, сразу два огромных пистолета, он спокойно объяснил: «Один для тренировки, другой служебный, со специальными резиновыми пулями. А «флажки» предохранителей на разных сторонах, чтобы можно было тренироваться стрелять и с правой, и с левой руки.» – что тоже показалось логичным.

Честно говоря, закрадывались у нее некоторые подозрения, уж больно ловко и даже, наверное любовно, он обращался с этими железяками, ну а если уж разговор заходил об оружии вообще, то время можно было считать для женщины потерянным. Но заметив, он перестал когда либо касаться этой темы.

Но подозрения – подозрениями, а все о чем она могла пофантазировать, так это о борьбе с какими-нибудь мерзавцами типа тех, кто тогда распял его и чуть не убил ее. Между прочем их гибель она записала на его счет и искренне думала о содеянном, как о настоящем мужском поступке. В прямую же он этого никогда не касался, а она никогда не спрашивала.

Итак, в Москву молодая пара возвращалась уже не столько в вдвоем, но почти в втроем, ведь не только ктото уже начал формироваться в материнской утробе, но и к этому «кому-то» уже была присовокуплена душа, а значит уже полная человеческая единица, о которой правда так многие не думают.

Для Алексея Милена была почти идеалом женщины, правда из живущих, по понятным причинам. Но если Ию он любил, не представляя другого к ней своего отношения, то испытываемое к девушке, готовящейся стать от него матерью, что пока для него было тайной и не проявлялось в виде явной формулировки, возможно изза опасения ошибиться, было похоже на сильную привязанность, вытекшую из сопереживания и дружбы, пока не оформившуюся во что-то более мощное. Однозначно сравнивать два разных отношения к двум представительницам «слабого» пола было не возможно. Скажи ему сейчас, что карьере «чистильщика» конец и он свободен, наверняка через пол года – год «Солдат» предложил бы «руку и сердце», хотя кто знает, одно точно – задумался бы…, и задумался серьезно!..

* * *

…По возвращении Алексея с нетерпением ждал Григорий и несколько «работ», которые, как всегда нужно было сделать еще вчера. Отдых лишь чуть развеял и совсем не отвлек от тяжких мыслей, к тому же мужчиной, которого он ранил по касательной, правда ранение было не тяжелым, оказался действительно просителем, а еще точнее директором «загибающегося» детского дома для детей с умственными отклонениями.

Не известно получил бы он от Березова хоть копейку или нет, но точно, что стрелок лишил его этой возможности и оставил на время лечения и реабилитации детей без заботливого…, вроде бы заботливого, чиновника. Правда, через год с небольшим, совершенно случайно «Сотый» узнал из новостей, что раненный попался на какой-то махинации, связанной именно со средствами, выделенными одним из меценатов для этого детского учреждения.

Но почему-то легче не стало, так же как и от понимания того, что сумма, которую он послал на счет этого детского дома, скорее всего тоже сгинула в кармане доброго дяди – недобитка.

Григорий до сих пор находился в эйфории от манеры исполнения этого преступления и собирал лавры падавшие на него при каждой встречи с «Сильвестром» и его близкими. На радостях «Гриня» подарил Алексею подборку статей освещающих исполненное последним, с собственноручными резюме, что наверное должно было выглядеть помпезным знаком отличия, и добавил от себя же, правда лежащий в пластиковой коробке, австрийского производства «Глок 19». Это было уже интереснее, но правда говорило о том, что Барятинский испытывал некоторую ревность и пытался превознестись крутизной подарка над «Иванычем».

Это совсем не зацепило, мало того сыграло скорее негативную роль, особенно памятуя об узнанной от «Женька» информации. Унося подарки, первый из которых он сожжет через несколько месяцев, случайно обнаружив их при очередном переезде, а второй…, а у второго своя история, которая так и останется нам неизвестной.

Так вот покидая квартиру «Северного», получив и подарки и новую задачу, он пришел к выводу, что ее необходимо обсудить с «Седым», так как она не укладывалась в голове и прежде всего из-за просьбы «валить всех, кто будет на встрече». По словам «Грини» – «так будет проще потом решать вопросы».

Правда душу сверлил и еще один вопрос – причина гибель семьи. Теперь было ясно, что остался буквально шаг до разгадки, хотя и так все было почти очевидно. Алексей чувствовал необходимость переговорить с Григорием один – на один так, что бы рядом никого не было, ведь этот разговор может закончиться чем угодно. И именно это его сейчас заботило более всего.

Появилось мнение, преследующее его, при чем с каждым разом все более и более, обоснованное и заключающееся в укрепляющейся уверенности в виновности «главшпана». Скорее всего так оно и есть! Мучительные мысли окончились одной, и как показалось, очень удачной, а именно – задать этот вопрос «Седому». И сделает он это буквально завтра, так как сегодня условно сообщил о ее необходимости…

…«Покупатель» – «Седой» (Алексею больше нравилось первое – и появилось раньше, и к истине было ближе) обосновался в самой дальней комнатке, используемой обычно для обслуживания четырех персон и имеющей отдельный выход, предназначение которого, пока было не известно. Мужчина был чем-то явно озабочен, но старался скрыть это под маской неважного самочувствия. Пять минут беседа, начавшаяся с гибели Березова, имела подтекст сожаления им о его преждевременной кончине и еще большего разочарования попытки выхода бизнесмена из под контроля и желания стать фигурой самостоятельной, хотя каждому понятно, что желание подняться на очередную ступень по пути к власти сопряжена с массой обязанностей, невыполнение которых обычно чревато… Чем? Ну по-разному бывает, в этом случае так… А здесь еще удачно подвернулись несколько конфликтов, в том числе и с «Сильвестром», который правда успел уйти из под подозрений, мало того и свою карту разыграть умудрился. На вопрос «Сотого»:

– Неужели гибнут только не нужные и вышедшие из под контроля?… – Он услышал, будто заготовленный ранее, ответ:

– Ну во-первых не всегда гибнут, иногда…, хм…, и «садятся». А во-вторых – разве ты знаешь другие варианты?… – Немного поразмыслив, более молодой собеседник пришел к выводу, что имея, пусть, и небольшую информацию, опровергнуть только что услышанное не может, и даже скорее наоборот – похоже это так и есть.

Откушав один «капучино» и одно «Терамису», «Седой», посмотрев вопросительно, поинтересовался:

– Ну-с, Алексей, что же все таки на сегодняшний день вынудило тебя к встречи? На сколько я знаю, вокруг тебя тишь и благодать…

– Да в сущности пока три вопроса. На первый я уже получил ответ – то есть, если нет специальных указаний на встречу, то задачу, поставленную Барятинским или «Культиком» стараться выполнять однозначно.

– Нуууу… почти так. Но если есть сомнения, то их лучше развеять… – Произнесено это было с интонацией, подчеркивающей, что происходящее, а так же исходящее от этих двух людей уже одобрено, и им в виде разработанных планов с «небес» «спущено»… Алексей продолжил:

– Второе – как раз о сомнениях. Что вы скажите о «Шерхане» и…, иии о том, что «вместе с ним нужно валить всех», кто там будет.

– Не то что бы ты меня озадачил…, нооо начну с конца. Валить, то есть ликвидировать всех не нужно никогда…, даже тогда, когда это надобно… – На этом он немного задумался, еле слышно напевая строчки из гимна СССР, и через пару минут, глядя сквозь переносицу «Сотого» произнес:

– Аааа «Шерхан»…, а кто сказал, что он в колоде лишний?… – Странная перемена скорее произошла не из-за неосведомленности, а в виду услышанного нюанса «валить всех», из чего стало понятно, что кто-то пытается воспользовавшись ситуацией, убрать мешавших именно ему…, а вот кому? Это многое меняло, к тому же, если учитывать работу «Грини» еще на одну структурку, задачи с которой явно расходились в этом вопросе, векторы кажется начали меняться… «Солдату» показалось не лишним пояснить свою точку зрения, а за одно и опасения:

– Впервые я услышал от «Грини», а дует ветерок от «Иваныча», хотя кто знает… – может и не дует, а и его обдувает… Вам виднее, а мне не хотелось бы в «жир ногам въехать»! Ведь первым крайним, как не крути, мне быть!

– Разумно, разумно…, уууу-гу, а главное интуиция у тебя пугающая. У отца твоего, говорят, такая же…

– Не мне судить…, иии даже не мне спрашивать…, аааа кто говорит?…

– Да так…, сослуживец его один, ооочень хорошо отзывается… Так…, так, тааак… дайка мне один день… Наши за ним по следам «ходят» – лапа в лапу…, и врагов у него…, брата вот его недавно, «Культик» замечательный, между прочем того… Но это-то не лишнее было… – ослабить никогдааа не лишнее…, да и больно там много, из того, что не должно быть… Значит так, послезавтра в ресторане твоего друга, я тебе точно скажу что делать… Ты говорил три вопроса. И какой же следующий?

– Семья.

– Что семья?

– Вы обещали узнать некоторые подробности о том дне…, я конечно, со временем и сам узнаю…, вообщем-то… – «Гриня» меня интересует. Шепнул мне тут… одииин… навечно замолчавший…

– Алексей…, Алексей Львович…, я вот за тобой посматриваю уже не первый год, и сейчас смело могу констатировать, что в твоей голове, далеко не глупой, уже все разложено по полочкам, а мне ты это говоришь, чтобы узнать насколько потеря для нас этого человека, Барятинского я имею в виду, желательна или наоборот. Я тоже не очень глуп, а потому лгать тебе не собираюсь. Дикая самоуверенность ведет этого человека не совсем, для нас, в нужную сторону, мы постараемся его притормозить… своими методами…, пока так… – для тебя он неприкосновенен…

– Прошу прощения, пусть все «так». Но если бы не он, у них…, у моей семьи…, были бы шансы не попасть под «Усатого»?!.. – Сказанное задело «Седого». Не то чтобы это был бунт, хотя выражение чувств им явно не приветствовалось, а тем более их наложение на работу, но показавшаяся прозвучавшей нотка, позволила предположить возможность самостоятельно принятого решения на устранение Алексеем нужного пока «Северного», что было недопустимо и никак не входило в планы, а скорее наоборот – могло пагубно отразиться на их воплощении. Поэтому он постарался заговорить именно о раскрытом виновнике произошедшего тогда, одновременно радуясь отсутствию своего имени в «черных списках» своего подопечного, и не столько из-за страха, сколько в виду своего, чуть ли не отеческого, отношения к «старлею»:

– «Усатый» – его человек и не мне тебе это объяснять. Ты, друг мой, мне тоже нужен был и тебя я «пас» еще от первой встречи твоей с другом твоего командира, сразу после твоей демобилизации. Вина моя в том, что я упустил тебя из ЦДТ…, то есть, скорее она не столько моя, сколькооо…, другими словами тебя и направили туда специально, а этот… Левон все испортил, за то и пострадал…

– В каком смысле – «пострадал»?

– В привычном для тебя. Один «добрый» человек, за его ненужностью и дуростью, просверлил ему сквозное отверстие в голове… – «Нет ничего тайного, что не стало бы явным!»…

– Почему было прямо не сказать?

– Прямо? Умно, нечего сказать, а проверять тебя в «свободном плавании», как прикажешь? В теории часто не получается… Судьба, конечно, тебя трепанула, и именно тогда, когда я наиболее был удален. Ты долго ждал, я могу настоять или даже приказать, но в этой ситуации я просто прошу: подожди… Скоро все проявится. Нам нельзя совершить оплошность с «Шерханом» – важная фигура, ни незаменимая, конечно, но достаточно важная. Все личное после…, иии я хочу услышать, что так и будет.

– Так и будет…

Через день встреча состоялась лишь к вечеру. Задача поставленная «Седым» скорее оказалась из разряда фантастики, чем реализма и заключалась в следующем: работать по «Шерхану» нужно качественно и четко, но он должен остаться живым и здоровым, окружающие его не важны – этих можно убирать хоть всех, кто бы там не оказался…

…Через несколько дней Григорий при личной встрече дал указание приготовить винтовку для стрельбы примерно со ста – ста пятидесяти метров и быть готовым…, но вот к чему – не сказал! Понять было не просто, поскольку работа сразу велась по нескольким персонам…

Алексей, предполагая что подготовка касается именно человека, о котором шел разговор с «Седым», выбрал мелкокалиберный «Аншутц» с интегрированным глушителем и четырехкратной оптикой. Пули из нее ложились на этом расстоянии в пятачок, а при увеличении расстояния еще на 20 и более метров, буквально рассыпались по мишени, из-за потери пулей инерции. В крайнем случае он сможет сослаться на неправильный выбор, ведь если выстрел направить на предельной дистанции, то есть на излете попадая точно в цель, то ранения окажутся легкими и пули вынут буквально пинцетом с глубины в сантиметр, максимум – два. Могучее тело «Шерхана» обладало большим запасом толщины мышечной массы и жировой прослойки, но это было слабым успокоением. Если дистанция окажется 100 и менее, то как увильнуть, сегодня совершенно не понятно и придется ориентироваться на местности.

Прошло две недели и Алексей уже начал подумывать, что необходимость делать задуманное отпала, но поздний звонок Барятинского ориентировал его на завтрашнее утро. Было сказано буквально следующее:

– Леш, то что я просил, готово?

– Разумеется «Гринь».

– Хорошо, братух, не подведи меня завтра – подъезжай к 9.00. на Красную Пресню, там тебя найдут «Культик» и «Ося», покажешь им что ты приготовил, а дальше – что они скажут. Думаю просто хотят показать свою значимость – короче там увидишь. На всякий случай даю тебе «Пол порции» с машиной, располагай им как хочешь. Удачи братулец… если что, ну там какие непонятки, я на связи… Давай…, не лажанись… – Алексею не совсем было ясно зачем что-то проверять, ну раз надо, значит надо.

Винтовку целиком упаковать в заранее приготовленный синтезатор не получилось и пришлось отпиливать приклад, заменив его раздвижным из углепластика. Казалось бы утро, не предвещавшее ничего серьезного, с каждой минутой подгоняемое и предчувствием, и событиями становилось все более угрожающим. Одеваясь и готовясь к встрече, Алексей немного подумав, решил все же хотя бы наклеить бороду и взять сменную одежду, а за одно и машину оставить квартала за три, прибыв к указанному месту, воспользовавшись услугами Гришиного водителя и его автомобилем.

Как оказалось, все приготовления были не зря, так же как и предварительная встреча с «Седым».

Показывать самому ничего не потребовалось, зато показали ему… – заранее снятую квартиру и сектор обстрела, угол которого был крайне неудобен – пришлось бы высовываться для произведения выстрела из окна не говоря уже об отходе, через всего один имеющийся в доме подъезд, находящийся не дальше 50 метров от места обстрела – каким бы прытким не был «Сотый», но выходить прямо на тех, в кого только что стрелял…, ну просто верх неосторожности.

Точка на чердаке того же дома оказалась еще неудобнее и по тем же самым причинам.

Поиск места моментально взвалили на него самого, предупредив, что времени осталось не больше трех часов. Ему повезло, но не совсем – точку для стрельбы он нашел и даже очень подходящую, но от расположения позиции, до предполагаемого места появления цели расстояние было ровно сто метров, а значит, чтобы оставить человека в живых придется изворачиваться…, и пока совершенно не понятно как!

Все приготовив, и прежде всего пути отхода, введя в заблуждение всех разными вариантами, в том числе и водителя «Грини», Алексей занял исходное положение, тем более, что человек, в которого он должен был стрелять уже приехал и был показан «чистильщику». Крупный кавказец в окружении таких же здоровых и крепких мужчин – хорошие мишени, промазать трудно.

Путь же к исполнению задачи поставленной «Покупателем», случайно указал Ананьевский, настояв на том, что стрелять необходимо в область «солнечного сплетения». И еще было сказано, точнее повторено:

– Валить всех!.. – Пока не зная как, но Алексей предчувствовал, что все получится, конечно, жертв избежать не выйдет, ведь все прекрасно знают, как он стреляет и в промах никто не поверит. Но он уже и не собирался мазать, а жалеть, как его уверили, бандюганов, выбравших свою стезю, смысла не было, ведь в этом отношении выбор сделан и им самим, и давно…, хотя с другой стороны – а кто смеет утверждать, что среди них одни нелюди?

…«Шерхан» должен был выйти приблизительно через два часа отсчитывая от момента приезда. Оставалось минут пятнадцать, напряжение росло и в самый раз было приступить к дыхательной гимнастике, призванной насытить кислородом организм и немного расслабить тело, и нервы, а заодно и на чем-нибудь сконцентрироваться, что бы затем отстраненно перенести это на появившиеся цели.

Подогнув ноги под себя, усевшись на пятки, заранее вынув и положив перед собой маленький семизарядный «Вальтер ППК» 7,65 мм, с накрученным глушителем, о наличии которого у него никто и не знал, «Сотый» мысленно растворив все мышцы в воздухе задышал под счет: шесть счетов вдох, четыре задержка, шесть выдох, четыре задержка. Через две минуты промежутки увеличились на две единицы и казалось, что ощущается колыхание бродившего по чердаку легкого сквозняка, каждое шевеление было слышно и не только происходившее на улице, но казалось и в квартирах.

Судя по шуму кто-то вызвал лифт…, потом поднялся на нем на последний этаж и явно вышел, направляясь на чердак…, но пока это не важно… Отчетливо слышались приближающиеся шаги, но мысли «Солдата» была не здесь… Чердак имел форму буквы «П» и когда песок по полу начал скрести уже после поворота к его позиции, а медленные и осторожные шаги уже явно приближали опасность, его тело обрело подвижность и мозг единственную мысль – «оборона».

В темноте не было видно ни знакомого силуэта ни, тем более лица. Оставшиеся пятнадцать метров и крадущаяся манера приближения не оставила выбора… Мягко перекатившись через левый бок, в сторону, где было свободное место и сразу же разворачиваясь, перекатившись обратно, вместе с движениями всего тела снимая большим пальцем правой руки с предохранителя пистолет, досылая патрон в патронник другой, и выводя ствол на линию прицеливания, одновременно быстро, но плавно выжил спуск.

В момент, когда выходящий на свет человек совместился с траекторией полета пули, прозвучали два звука, не похожих на выстрелы, тело упало и…, упало таким образом, что лицо оказалось не только смотрящим в верх, но и хорошо освященным в луче света проникающим в слуховое окно, которое Алексей собирался использовать, как бойницу.

Застреленным оказался какой-то новенький из «одинцовских», бывший сегодня рядом с «Осей», к тому же переметнувшийся, толи из «курганских», толи из «измайловских», но думать об этом было поздно…

Подтащив убитого (и что ему тут было нужно – не понятно) ближе к винтовке, предполагая с ним сделать тоже, что и с Пашей, после выстрелов по «Удаву», а сейчас с бешенным сердцебиение устраиваясь у «бойницы» и уже видя начинавшуюся суету, «Сотый» постарался привести свои нервы и дыхание в порядок, и совсем не для точности выстрела – не та дистанция для беспокойства, но для быстроты и точности мысли. Кислорода не хватало, зато адреналина хоть отбавляй, его и нужно было «разбавить»! Двери бани, а это были именно «Краснопресненские бани», открылись и высыпала кучка из нескольких человек. «Шерхан» выделялся бежевым длинным кашемировым пальто, надетом на мощное тело, и лысеющей головой. Времени на обдумывании остались секунды, срежисировать что либо не в его власти и он решил начать с того, что имел, а именно с настойчивого указания «Культика» стрелять в область подвздошной артерии. Совершенно точно, что место, где она подходит к сердцу и чуть ниже, защищено и мощным хрящом и мышцами и в добавок тканью пальто, что в купе с дистанцией и слабым патроном даст гарантию всего лишь легкого ранения, особенно, если стрелять под углом.

Сомнений не было и как только пойманный в перекрестие оптического прицела замедлил движение, палец дожал спусковой крючок и, вместе с начинающим выдохом, послышался легкий хлопок, полностью оставшийся в помещении. Тело от попадания пули вздрогнуло, его нервные окончания сообщили мозгу о какой-то проблеме, природу которой нужно было еще осознать, человек сделал еще два шага, но ни у него и, что характерно, ни у стрелка, который готов был произвести следующий выстрел, мыслей по поводу следующего движения не было никаких. Но на помощь пришла реакция организма и «Шерхан» издан крик от боли, а может от понимания, что по нему стреляли!..

…Свободный ход спуска почти выбран, а в «полной луне» прицела, кроме не очень ясно видной гримасы, не видно ничего. Оба глаза: правый через оптику, левый свободно, вперились в небольшую площадку у стоянки, время говорило и даже настаивало на продолжении, интуиция умоляла подождать – умение ждать всегда приносит плоды, так было и в этот раз. Окружавшие своего шефа бросились кто куда, разумеется наобум, не понимая от куда ведется стрельба. Все, без исключения смотрели на дом, стрелять из которого Алексей отказался – и не зря! И лишь один, еще больший по размерам, чем его друг, человек, по виду телосложения борец, с мощной шеей, без растительности на голове и мощными надбровными дугами, бросился, даже не пригибаясь, толи к оступившемуся, толи… старшему товарищу…

«…Хороший путь к смерти для настоящего мужчины…» – пронеслась мысль у «Сотого» – «…и завидный поступок…, эх жаль…, но нет другого выхода. Если бы этот человек действительно знал весь расклад…» – огромная фигура заслонила раненного, мощные руки поддержали и оба собрались попытаться уйти из под обстрела… Второй выстрел прозвучал еще более тихим хлопком, пуля прошла над самым ухом и образовав маленькое входное отверстие, прошла треть мозга и теряя инерцию, трансформировала энергию в микроразрывы тела серого вещества, моментально причиняя повреждения не совместимые с жизнью.

Миша – вроде бы так его называл «Ося», прибавляя еще что-то, показывая на группу входящую в помещение бань. Михаил сраженный в голову наповал совсем маленькой пулей, которая не смогла преодолеть и трети его головы, рухнул подкошенным на, потерявшего равновесие, «Шерхана», совершенно закрыв его жизненно важные органы, что в последствии составило стрелку полное алиби в его невиновности. Но было еще восемь патронов в двух обоймах и несколько человек, которых приказано было убивать, а в случае же не выполнения этого, а теперь еще и казуса – оставившего в живых чьего-то злейшего врага, других вариантов не оставалось!

Выбрав наиболее не прикрытого и точно упоминаемого «Культиком», как близкого кавказцу, снайпер двумя выстрелами в шею и голову «завалил» его, и посчитав дело сделанным, на «мягких лапах» покинул неприветливый чердак, разумеется заменив себя на убитого им молодого человека, собрав гильзы от своего «Вальтера», который теперь придется выбросить и тем раньше – тем лучше и покинул, ставшее опасным, место.

Уходя, он оглянулся и по охватывающей его эйфории от увиденного, по телу пробежали мурашки холодка: из темноты фигура полусидящего с винтовкой была похожа на него самого и не факт, что так не должно было произойти с ним самим после выстрела, ведь зачем-то этот человек пришел и зачем-то делал это тихо и, как оказалось, с пистолетом за поясом брюк – это он обнаружил, когда устраивал покойника у «бойницы»…

Место преступления опустело – а как Алексей мог его еще воспринимать?! Именно так сегодня – завтра его назовут по телеэкранам, если конечно, это событие посчитают достойным упоминания. Так вот, уходя, и предпринимая все, что бы не попасть ни в засаду, и по глупой случайности туда, куда не следует попадать такому как он, «Солдат» пошел не к «Пол порций», и не в сторону, где «сильвестровские» обещали для его прикрытия поставить двух автоматчиков (а для прикрытия ли), а прямехонько в обход всей этой камарильи, к своему автомобилю, по ходу движения разобрав и выбросив в разные мусорные бочки пистолет, одежду, которую поменял в подходящем для этого подъезде и снятую искусственную бороду.

Проехав недолго и проверившись, Алексей остановил машину и поставил ее на пустынной улице в прямой видимости из кафе, находящегося метрах в пятидесяти, куда и зашел, что бы отдышаться и подумать, а за одно и понять – не ищут ли его «семерку»! С собой он захватил небольшого размера «Беретту» модели М1931, спрятанную в автомагнитоле, которую положил рядом на стол – это не вызывало подозрений, ведь каждый уважающий себя водитель забирал этот предмет, покидая своего «коня».

У «Сотого» было две таких автомагнитолы «Клерион», сделанных на заказ. Один под пистолет, второй под двухсотграммовый заряд тратила с электрохимическим взрывателем и дистанционным инициатором взрывного устройства, причем эта игрушка была совершенно независима от внешнего питания, а вставленные и одна, и вторая работали, как приемники, а не магнитофоны.

Сидя в ресторанчике, вмещавшем за раз не более 15 клиентов, и заказав полноценный обед, «чистильщик», как его называл «Седой» и приучал воспринимать именно так эту работу самого носителя этого смысла, обдумывал сложившуюся ситуацию. Пока он здесь, она не так волновала, но стоило представить себя в общении с любым из персонажей, завязанных на сегодняшней трагедии и все начинало видеться в другом свете, причем более тусклом, а значит и опасном. Все усугублял застреленный молодой человек, которого он оставил на чердаке. Надо «ждать время», но хоть Алексей и умеет это делать – его просто почти не было, а оставшееся протекает сквозь пальцы, оставляя все меньше и меньше шансов, а вот на что и кому, покажет тянущаяся за этой невидимой, но всеми ощутимой субстанцией, развязка.

Итак, остается попытаться представить произошедшее с точки зрения каждого из участников сегодняшних событий…

 

Причины и следствия

«Капучино» успел остыть и вообще – это была уже восьмая чашечка, каждая из которых отсчитывала получасовые промежутки. За эти четыре часа никто не позарился на транспортное средство Алексея, иное дело его жизнь. Три с половиной часа назад, то есть через сорок минут после последнего выстрела, «Солдат» все же позвонил Григорию и хоть не первый, но доложился со всеми подробностями. Суть подвоха была в высказанных опасениях по поводу поднявшегося на чердак «одинцовского» боевика, в неясности его намерений, да еще за минуту до появления цели (ну тут он немного сбрехнул, что казалось не только допустимым, но и необходимым, да и проверить этого никто не мог), к тому же у этого парня в руке был пистолет, а лица видно не было.

Другими словами заронив толику подозрений в тщеславную душу «Грини», заранее понимая, что шеф не станет ни с кем обсуждать, а саппелирует прямиком к «Сильвестру», тот же скорее примет именно их сторону, потому как и сам перебежчиков не любит.

То, что поставленная задача по «Шерхану» не выполнена – вина явно не стрелка, и это в последствии подтвердит наблюдатель, специально оставленный «Культиком» в снятой для стрельбы квартире. И как было сказано на разборках – остальную часть снайпер выполнил на все сто процентов. На вопрос же:

– Почему он не стал стрелять в голову?! – Алексей спокойно ответил:

– Я бы и стрелял, но мне четко ставили задачу – бить в область «солнечного сплетения». Вот ребятишки проверяли, подтверждают, что пуля легла ровно в указанное место, а дальше все просто пошло не так, как хотелось бы. Ну кто ж знал, что среди его близких есть достойные уважения люди… – вот этому здоровяку и досталось. Спросите у тех, кто видел…

– Да, пацаны, так и было. Здоровый такой… – перекрыл все что можно… В натуре…, своими глазами видел. Леха его лихо снял, подкосил что надо, тот и плюхнулся на грузина… А третьего он ваааще, красава, снял как в фильме…, ну в этом…, там еще Клинт Иствуд…, короче, я и до двух досчитать не успел… – смотрю еще один с погостом сравнялся… – Не выдержав такой тирады, вмешался «Культик»:

– Потом мы узнаем… Нас сейчас другое интересует… Ну ладно, с «солнечным сплетением» я лоханулся или Лехе надо было что-то мощнее выбирать…

– Сереж сказано было сто метров прямой видимости – для этого и «мелкашки» довольно…

– Во-первых, сейчас я договорю, а во-вторых – была бы, скажем, СВДшка, то не было бы этого второго «швили». Неее…, претензий никаких – отработал, все говорят, даже менты, высший класс! Но вот чего-то с этим «васяней», который от «курганских» переметнулся, и вроде бы проверенный был, непонятное ты намутил. «Гриня» тут предъявляет…, а чо за чо – лажа какая-то!.. – Не дослушав, в терки включился «Ося» на «ры»:

– Леха, ты какой-то, мутный, что ли, типа, не подозрительный, а… ну я все понимаю, но пацаненка то зачем вальнул, да еще к стволу притянул… не…, ну так-то все ясно, ну а так…, ну чо, не ужели не видно было! «Иваныч»…, да нас так всех по незнанке порешат. Че я теперь братве скажу!?

– А так и скажи, что не в бирюльки играем! Какого… он туда попёрся, ну вот зачем ты его туда послал, да еще за минуту до выхода этого… Вот и расскажи своим…

– «Иваныч», да я этого придурка за пол часа до этого послал – он сразу и ушел… – На что Григорий справедливо заметил:

– Ну и где же он пол часа бродил? Может куда зашел, с кем-то о чем-то перетер?!

– Так хорош рамсить!.. Всё, забыли!.. И всё было сделано профессионально, и нечего предъявлять, че-то из вас никто сам не взялся. «Солдат»-молодчага, а не «черт закатай вату», таких бы побольше! А этого добьем еще, но чуть позже, когда вернется с лечения, хотя говорят уже бегает вовсю…

…Таким образом, одним намеком на подвох, Алексей столкнул две гордыни: «Осину» и «Гринину» – разделяй и властвуй, но этот разговор состоится только поздним вечером в одном из помещений клуба «Арлекино», а сейчас мысли сбоили одна другую, почти складываясь, но после вновь разлетаясь, не находя себе скрепляющего, для полной ясности картины, фактора.

Начиная заново, по порядку, снова и снова, перебирать каждого, «Сотый» не унимался, пока наконец не пришел к удовлетворяющему выводу примерно следующим образом: «Сеедооой» – так…, этот всем будет доволен. На парня, оставшегося у винтовки ему наплевать. Скорее всего он перед «Гриней» примет мою сторону. Мало того, точно поймет мой ход мыслей и тогда, и сейчас, и обратит внимание авторитета, на то, что спускать такую «непонятку», как появление за момент до выстрела чужого человека за спиной стрелка нельзя! И не порядочно предъявлять за то, что профессионально подготовленный человек поступил практически по инструкции, во-первых убрав свидетеля, во-вторых предотвратил возможное нападение на себя, то есть продолжил операцию, когда времени особенно разбираться не было. А в третьих – упразднил возможную преграду, ведь никто так толком и не скажет, что он там делал. А раз так, то Барятинский скорее всего воспользуется всем этим, что бы поднять мой, а за одно и свой, рейтинг, уколов «Осю» его же просчетом, а это действительно просчет!

Таким образом после моего звонка шефу с подробным объяснением произошедшего, с вектором на волнение за свою безопасность, а значит и его престиж, и разговора Григория с «Седым», а он обязательно состоится, мало того – в ближайшие часы, я могу пользоваться ими обоими, как опорами! Правда «Покупатель» никогда не выйдет на «сцену», а значит фактически есть только Гриша – маловато!» – заказав следующую чашечку «Капучино» и порцию двойного зеленого чая, «Сотый» продолжил ход мысли: «Ося», без вариантов, займет позицию против меня и даже уступив, поначалу, затаит до поры до времени обиду, правда скорее виня во всплытии своего просчета не меня, а «Гриню» – как человека, который решил воспользоваться этой неудачей…

Дальше, дальше… давай, давай, давай… Как бы заронить недовольство от возможности просчитать следствием случившегося принадлежность этого убитого к «Осиной» бригаде. Это может быть очень опасным: ведь кого здесь выберут крайним пока не ясно, хотя Гриша, раз за меня впрягшись, уже не будет иметь места для маневра, а раз так, то всеми путями будет стараться придать себе вес бОльший, чем Сергей, да и масса у «медведковских» несоизмеримо больше, не зря же «Сильвестр» Тарцева с его рынками под нас поставил, пусть и с долями для тех же «одинцовских» и «ореховских».

Далее…, «Культик»!.. А что «Культик»?! Я ему явно импонирую, да и Дима «Плосконос» явно понимает выгоду моего присутствия, пусть и под «Грининой» волей. Итак, многое будет завесить от Ананьевского, и разумеется все от «Иваныча», а значит точно судьба моя сейчас в прямой зависимости от мнения этих двух людей в отношении моей работы по «Шерхану». А раз так, то здесь комар носа не подточит – все выглядит именно так, как я представил и не один человек, кроме «дорогого и любимого» в бассейн с акулами не бросит чтобы посмотреть – выживу или нет?! Хотя сделал я все именно так, как ему надо – это и есть гарантия, что Григорий им направляемый, будет упираться и ни за что не отдаст меня на «разрыв»! Да и не похоже сегодняшнее моё положение, на «разменную монету»… Ну а если что-то пойдет не так, придется стрелять…, и стрелять много и точно.

Что еще? Так-так!.. «Сильвестр» может быть не доволен ситуацией в виду не достижения…, точнее на сколько будет доволен тот, кто эту цель обозначил, на меня же злиться ему причин нет, даже если органы докопаются кому принадлежит труп на чердаке и в какой бригаде хозяин этих останков состоял…, впрочем тут может быть и хитрость – он вполне может сойти и за «курганца» – надо подсказать, а то в запарке пропустят простую мысль! Кто знает, ведь то, что на поверхности, часто не замечается.

Так…«Иваныч»…, «Иииваааныыыч», а что «Иваныч»? От этих «курганских» и «одинцовских» до него путь не очень далек и ему в принципе не особо важно «кто», хотя «курганские» к нему близки, а «Валерьяныча» (Солоника)… – так он вообще…, вот именно, меня наравне с ним воспринимает…, мало того, я для него «ювелир», и рядом с ним таких боле нет… Он очень рад будет. В крайнем случае примет под свою опеку. Хм…, ну да, и тогда убивать придется каждый день… Нет, думаю до этого не дойдет, но как запасной вариант принят. Да и Гриша никому не уступит, бояться будет, штаны от страха намочит, а не уступит. Именно так. – И раз это сейчас единственная надежная опора, то именно ее и укреплять надо, а за одно понять, кто еще на его, Алексея, стороне, прощупать на чем взять «Культика», хотя здесь-то все понятно – это пусть и жесткий, но честный человек и свои слова подтвердит, мало того рациональность – одна из движущих им, сильных черт характера, а именно сегодняшняя ситуация и выглядит до безобразия рационально. К этому тоже нужно подвигнуть шефа, буквально напичкав его этими словами и фразами, что бы повторял их, а когда именно – сам определит, с этим у него все в порядке»…

…Расплатившись, «Сотый» вышел, сделал на всякий случай круг пешком для проверки и прыгнул в машину, предварительно позвонив своему человеку «Санчесу» – капитану ГРУ на отдыхе, большому знатоку электричества и электротехники, отвечавшему в свое время за спецсвязь в одной из латинских стран. Саша «выставился» у рабочей квартиры Алексея, проверяя: есть ли у кого-то интерес к ней, а после и к поставленному рядом с ней автомобилю. Сам же «Солдат», пересев на его «Жигули» 2108, поехал в сторону жилища «Грини», чтобы пронаблюдать движение и постараться сделать хоть какие-нибудь выводы об обстановке у его квартиры.

В течение трех часов все было спокойно, наступило время, назначенное шефом на аудиенцию, куда наш «герой» и последовал. Сегодняшнее стремление выпутаться с помощью Гриши из создавшейся ситуации превозмогло все более растущую неприязнь к нему, которой никогда и ни к кому более не появилось.

Заходя в квартиру и обнимаясь, приветствуя авторитета, «Сотый» уже знал, что никто не сможет встать между ними и заслонить собой или своим ресурсом этого человека, чем помешать его смерти от руки жаждущего ее, отца и мужа, потерявшего и ребенка, и жену. Но что бы это сделать нужно преодолеть сегодняшние невзгоды, которые, кажется, никогда не закончатся!

Беседа была недолгой, и состояла из объяснения Барятинскому точки зрения подчиненного, с которой тот согласился. А также высказанной Гришей благодарности и не только от себя, но и от «Сильвестра», с которым тот уже не раз переговорил, и вообще общим восторгом от провернутой «Солдатом» операции. И еще «Северный» добавил:

– Леха, «Иваныч» сказал…, как бы поточнее, типааа:

«Таким качеством работы наш рейтинг растет гораздо быстрее, чем колличеством…» – че-то как-то так. И вообще, завтра поедем тебе выбирать машину – «Иваныч» сказал: «любую». А то, что не удалось… на то свое время, ну ты знаешь…

– Ну, «Гринь», ты ж понимаешь – что смог, то сделал. Если б еще не этот пацаненок – кто его знает, чего он там делал… Надеюсь претензий не будет.

– Хорошь, «Васянь», какие там претензии после такой «делюги»! Заметь, не к «курганским» за «Валерьянычем», а ко мне обратились и тебя попросили, а это знаешь ли, уже уважуха, брат, нашего уровня. Саня, да будет тебе известно в «Глобуса» у «ЛИС'С» из СВД с оптикой шмалял с 60 метров и в живот ему попал. Так что ни о чем не думай, все путем, братуха. Ладно поехали, «Иваныч» с братвой в «Арлекино» уже ждет…, вон звонит. Сегодня – гуууляяяяй рванииинааа!

…Уже выйдя из кино-концертного комплекса, через несколько часов, и поймав такси…, только тогда Алексей смог выдохнуть все напряжение сегодняшнего дня. Но груз с плеч не упал, потому что он только что слышал скольких уже «пожрала» эта ненасытная резня и скольких собираются принести ей еще в жертву, при этом говорившие совершенно не предполагали, а лишь изредка бравировали бесстрашием своей, возможной, смерти! Скольких еще заберет эта бессмысленная и невообразимая война!

Выйдя за квартал до своей припаркованной машины, «Солдат» зашел в ларек, работающий и ночью, купил цветы – 30 насыщенно вишневых роз на длинных ножках и усевшись в автомобиль, попробовал собраться с мыслями на завтрашний день. Прежде, чем вставить магнитолу, которую он возил с собой и к Грише домой, и которую пропускали через все металлоискатели, в том числе и сегодня в «Арлекино», он достал уже полюбившуюся, небольшую «Берету», в перчатках вынул магазин, экстракцировал патрон из ствола, вставил его обратно в обойму, которую вернул на свое место в рукоятке и поставил оружие на предохранитель – на сегодня все!

Захлопнув металлическую крышку корпуса, скрывавшую ствол, вставил магнитофон в предназначенное для него гнездо в «торпеде», включил, нашел нужную волну и под «Вальс цветов» Чайковского, отправился в сторону, где его с надеждой на его появление ждала Милена…

По прямой было ехать не долго, но проверяясь от предполагаемой слежки – минут сорок. Подумать было о чем, но почему-то вспомнилось показавшаяся небольшая полнота девушки, в принципе ни чуть не портившая ее фигуру – просто пропала рельефность, что даже нравилось больше, тем более округлость форм тоже изменилась в лучшую сторону. Возможно, это подействовала увлеченность домашними делами. Он, даже ради интереса, в тайне от нее, пытался найти хоть пылинку, но все тщетно, а ее праздники, устраиваемые для его живота, вообще нечто не сравнимы ни с чем! При всем при том, какая-то терпимость и не навязчивость интриговали, а загадочность ее всегда счастливого вида делала и его, если не счастливым – это вряд ли, счастлив он был лишь с одной женщиной и не одна больше не сможет повторить тех дней…, то по крайней мере, довольным сегодняшним положением в их отношениях.

Наивная мужская слепота и какая-то, наведенная будто злыми чарами, не прозорливость очевидного, делали незаметными для Алексея журналы о детях, беременности и воспитании, лежащие аккуратными стопками на журнальных столиках, а во время их выездов на природу, по пути, и обязательные посещения детских магазинов, которые якобы попадались случайно по дороге ко взрослым бутикам, которые они тоже посещали. Но как-то странно – ничего в них для Милены не покупали. Однажды, шутки ради, он спросил с улыбкой заглядывая ей в глаза:

– Друг мой, а мы не в «интересном ли положении»… знаешь, ты так аппетитненько выглядишь и прямо вся так похорошела… – ну вся светишься воплощенным счастьем?!

– Да?!..Ты заметил?… Дааа… – я такая не была пока одна жила…, я рядом с таким как ты…, ты, Лёля, даже не представляешь, как много мне дал. А ведь на меня такую даже никто и не смотрит…

– У-гу… – я заметил, между прочем, на тебя засматриваются добрых четыре пятых от попадающихся на встречу мужиков…, ты правда хорошенькая и я, честно говоря, уже забыл, что у тебя, якобы, что-то… А с этим модным протезиком…, если бы не чуть другой цвет зрачка, то и вообще бы забыл каким глазиком ты не видишь.

– Ну еще бы, столько денег отвалить…

– Извини, Малыш, я просто подумал…, иии мне показалось, что ты давно об этого хочешь…

– Перестань… Круче только тучи – здорово, что ты тогда меня спас и буквально выгнал из больницы. И как здорово, что мы потом встретились. Леля, а ты мне подаришь большую, плюшевую собаку?…

– А может я лучше неё…, я все таки настоящий…, ну если ты, конечно, хочешь… – И уже весело смеясь своей же шутке и обнимая за талию:

…Ну если ты захочешь, я могу надеть плюшевый костюмчик…, только не на долго…, и не рассчитывай, что сам таким же стану… – я кремень…

– Давай в честь твоего «кремня» по бокальчику красного – пить хочется… – Так проходил следующий день и еще много подобных, вплоть до его отъезда в Грецию, для получения тамошнего гражданства. Он уже поменял не меньше пяти фамилий и легенд, оставаясь для будущей матери его ребенка, о чем он даже и не подозревал, просто Лелей – а большего счастливой и влюбленной женщине и не надо…

Вино оказалось терпкое, дорогое, а главное полезное. И хоть бокалов было два, разделили этот красный напиток на троих, как оказалось по данным обследования УЗИ: третьим была девочка – маленькое и беззащитное существо, уже человек, но о существовании которого знали из этих троих только двое – и обе женского пола, из которых младшей из них еще предстоит сыграть важную роль в жизни, пока еще не подозревающего, о своем грядущем отцовстве, Алексея…

 

Охота

«Охота – это когда охота, а сейчас когда я проехал 350 гребанных километров, совершенно расстроив свои здоровья и нервы, я должен восстановиться! Ваше здоровье, девочки и мальчики!»… – Такой серенадой началось новое утро по приезду Алексея и его друзей детства, совершенно не имеющих никакого отношения к криминалу, но половину своей юности отдавших СДЮШОР ЦСКА, образца 1967 года.

Эти слова принадлежали «Рыжему», заботливо приготовившему свой фирменный коктейль, пока остальные, только проснувшись, силились понять где они находятся. Напиток состоял из мелко колотого льда, заполнившего пять пивных кружек на две трети, туда же были отправлены по двести грамм водки и выжаты по два лайма в каждую. Обалденный «опохмел» названный «Путики-путики» в честь иногда напеваемой «Солдатом» песенки, как нельзя лучше пришелся к сухому нёбу, обезвоженному организму и потерявшим «биогироскопы», головам друзей.

Присосавшись к кружкам, как младенцы к материнской груди, все, как один, осушили по половине, и немного помолчав, наиболее быстро отошедший от вчерашнего самогона Пал Степаныча – самого великого из здешних охотников, Макс, поинтересовался:

– Парни, а чёй-то?… – Имея в виду состав выпитого.

– Уже без разницы, пей, потом поймешь… – Олег «Рыжий», довольно крупный молодой человек, бывший в молодости полузащитником, немного беспардонный тип, за что и был дорог, со своим весом за центнер, переваривал любое количество спиртного, и всегда предполагал, что окружающая его среда, в том числе и его собутыльники, способны уничтожать такое же количество, как и он.

Опустошив целую кружку своего шедевра он с нетерпением ждал последствий, хотя «лечить» ему в принципе было не чего, о чем он и сообщил ребятам.

Время раннее – до рассвета пол часа и нужно было успеть добраться до поймы маленькой речушки, где на, наполнившимся при разливе ее водами, пространстве можно охотиться на всякую пернатую дичь. Вся развлекуха состояла в том, чтобы на резиновой надувной лодке, оборудованной бесшумным электромотором, пройти по руслу и незаметно подкрадываясь к уткам на воде или тетеревам на берегу, «брать» неосторожную дичь, пока еще сумерки.

В конце мероприятия, а точнее по окончании его, друзей ожидали уже разведенный костер с кипящей водой и лагерь, который заботливыми руками управляющего усадебки Алексея должен был быть создан из ничего и целого кузова вещей и приспособлений, разумеется заранее припасенных. Милена с девчонками – женами приехавших мужчин, должны были подкатить вместе с ГАЗ-66, как раз ко времени окончания охоты, которая их в принципе и не интересовала.

Но утро не задалось, даже, несмотря на поднявший дух, волшебный напиток «Путики-путики»…, и причиной был выводок крыс, который крысе-маме обязательно необходимо было разместить в прогрызенной лодке, причем в трех местах. Обнаружилось это у самой реки, и все что оставалось – это идти по воде в забродных сапогах. Разумеется утки и все кому не лень разлетались за километр, дивясь странной кавалькаде молодых людей, подбадривающих себя шутками и виски, заботливо прихваченными всеми ими в разных емкостях.

Поля были не ровными, а соответственно затопленные места чередовались сухими прогалинами, и вот на одном из них, правда, по другую сторону речки, были замечены тетерева. Двоих из них удалось «взять», но «взять» на языке охотников, не значит прижать к груди добычу, а застрелить и признать, как добытый трофей.

До добычи, мирно лежавшей на другой стороне реки, было в плавь не больше десяти метров и еще пешком 30–40. Счастливый фант выпал «Дрончику» и он разоблачившись до нижнего белья, а затем решив не мочить, сняв и последнее, что прикрывало срам, оставив лишь, обрезанную им же самим зачем то майке, и поплыл за трофеями.

Успешно справившись с первой половиной задачи, он отказался от второй, что не было глупо, напротив, смысла переплывать обратно не было никакого, ведь лагерь должны были разбить именно на его стороне, только километрах в трех – четырех от этого места. Согласившись с ним, друзья пообещали, через минут сорок уже добраться до брода, перебраться на ту сторону и забрать его на имеющейся там машине. Отходя от места, где его оставили, еще раз обернулись и посмеявшись открывавшемуся виду: «Дрончик» прохаживался, с перекинутым ему через водную преграду ружьем на плече, в короткой, до пупа майке ииии… ниже, вообще без штанов, зато сохранив сухими трусы и все остальные вещи, разумеется оставшиеся у нас, так как перекинуть их не представлялось возможным из-за кустарника.

Добравшись же до уже готовящейся шурпы, накрытого разборного столика, гости Алексея, во главе с ним обнаружили, что все это находится не на том берегу реки, на котором они рассчитывали, по сколько на предполагаемый, из-за чрезмерного наводнения, попасть было не возможно, а потому путь до их оголенного, но вооруженного друга, мог составить часа полтора в объезд. Но делать было нечего и «66» отправился в дорогу…

…В дохе, на голое тело и гордо держащего двух тетеревов, Дрончика привезли через три часа, довольного сытого и во хмелю. Молодые люди время зря тоже не теряли, и сабантуй шел полным ходом. Жануля – незабвенная супруга нашего единственно чиновника, получила своего мужа в целости и сохранности, и совсем успокоившись, поинтересовалась, на половину в шутку, на половину в серьез:

– Андрюшенька, а чем же ты, милый мой, занимался с этими двумя пернатыми?… – Муженек в карман за словом не полез и рубанул правду-матку:

– Жануля не поверишь! Ребята уехали, а я остался, и только начал понимать что зря не одел исподнее, как слышу за бугорком звук какой-то, вроде двигатель, ну думаю – вот это друзья, неужели бегом бежали?! Ну и потопал… гм-гм…, как есть, им на встречу, а звук все нарастает и нарастает. Чувствую, че-то не то – машина одна должна приехать, а тут кажется их несколько… Ну в общем закрыл причинное место птичками: одной задницу, другой…, гм…, гм…, передницу иии… сталкиваюсь «лбами» с УАЗом «Анатольича»…

– А кто это?

– Здравствуй, ж…а, новый год!.. – Глава местной администрации, а с ним все охотники, московские гости…, ну там генерал, зам. Министра какой-то иии… несколько иностранцев. Корочеее феерия с аншлагом полная и… при параде! Объяснять без толку – не поверят…, хотя зарубежным гостям растолковали, мол голый, что бы зверь не почуял запаха одежды, а совсем голый…, ну тут вмешался Пал Степаныч: «Так ведььь эта…, примета у нас, стало быть, такая: если на голый х… «возьмешь» зверя, весь год сытый будет.» – Изумленные охотники и «Анатолич» на него вперились, мол, чушь не неси, а его как волка прет:

– Так мы вчера маво «первача» (самогона) жахнули…, ну и это…, выбрали достойного и в «ночное»…, вот он красавец, весь год нам и обеспечил!» – И полез обниматься, как будто я и в правду его спас!.. – Тут «Дрончик» пустил слезу, вспомнив, что весь разговор проходил с оголенным задом, и лишь только после объятий с охотником ему дали с барского плеча вонючую, но теплую шкуру…

Шутка Пал Степаныча удалась, хотя иностранцы восприняли чудаковатость русской души за чистую монету и даже успели с героем охотником «щелкнуться» на память, до того, как на него успели что-то накинуть.

Настоящая история была воспринята гостями «Анатольевича», да и им самим, как розыгрыш над другом, а он в свою очередь напоен, накормлен, одет и благополучно оставлен заснувшим посреди огромного поля…

Именно поэтому Жануля и не унималась:

– Андрюшенька, а девочки там были?

– Конечно, какая охота без… – Но вовремя спохватившись:

– Жануль, да от куда там…, ты что, это только вы у нас – где мы, там и вы.

– Ладнеее… – дома поговорим… – Разговор дома не получился – Андрюха принял необходимое «на грудь» заблаговременно, и доказывал свою преданность фактическим методом, посредством прилюдного приставания, таки добился своего, за что был прощен даже поощрен разрешением одиночной поездки в следующий раз…

…Настоящая баня и веник привели всех в пригодное для разумного отдыха состояние, и все разбрелись по своим комнатам на необходимое время, так сказать – для уединения с любимыми женами, после чего собрались в зале и продолжили то, за чем приехали – нет лучше отдыха, чем с настоящими друзьями, на природе и вдали от забот.

Милена была в восторге от этих поездок, а ощущая себя хозяйкой компании раскрывала свои самые лучшие качества человека доброго и хлебосольного. Эта женщина, не легкой судьбы, всегда помнила кем она была и кто именно сделал ее поверившим в себя человеком, вытащив из болота. Это редкое качество, тем более у субъекта, который некогда рассматривал людей, как источник наживы, а свое тело, как средство для бизнеса. При этом обе стороны совершенно забывали морально – интеллектуальные качества, которыми обладала этот незаурядная представительница своего пола.

Алексей же напротив совершенно не придавал значения своим поступкам в отношении ее, обычными для мужчины, а то, что она была рядом с ним, скорее заслугой именно девушки, а не своей милостью. Считая Милену своей женщиной, «Солдат» будто забыл о гнетущем вторую половину прошлом, которое другие скорее всего почли бы неуместным и даже не возможным для своей супруги.

Жизнь этого молодого человека, а точнее ее насыщенность, подсказывали через прослушанные телефонные переговоры, наблюдения за разными личностями, да и просто знания, приобретаемые в процессе его существования, что лучше иметь не предающую и не обманывающую тебя женщину, пусть и бывшую проститутку, чем изменяющую, лживую и развратную шлюшку в виде жены, которая совершенно без зазрения совести коллекционирует ветви твоих рогов. Да и вообще Алексей не видел большой разницы между проститутками и шлюхами. В сущности и те и другие делают одно и тоже, с той лишь разницей, что одни сначала зарабатывают, а потом на заработанное приобретают необходимое, в том числе и удовольствие, а вторые – сразу получают и то, и другое очень часто не нуждаясь жизненно настолько, насколько нуждаются первые. Зато порочное прошлое одной особы, никак не может сравниться с порочным настоящим и будущим другой.

Тут позволим себе отступление, что бы представить, сколько жен и мужей изменяют друг другу не только телом, но и душой! Продажная же женщина имеет возможность, правда слабую, вторую ипостась сохранить, при этом обретя семью, по многим причинам предпочтет хранить верность – ибо понимает и цену доверия и зыбкость отношений, которые, как никто другой и чувствует, и умеет поддерживать. Но не нужно пытаться ориентироваться или искать подобие, потому что все это редкость, как и преданные жены, настоящие отношения и чувства, а еще реже долгие и готовые на продолжительное самопожертвование, так и достойные стать женами, представительницы самой древней профессии.

Возвращаясь с отдыха, «Солдат» по обыкновению высадил девушку в Королеве, где в десяти минутах ходьбы от станции жила ее тетушка Элеонора, с которой он знаком не был и не имел понятия, где именно находится ее дом или квартира.

Следующий пункт назначения был китайский ресторан, где работал друг детства «чистильщика», и где была назначена «Седым» встреча.

 

Подарок

Отдельное помещение, оборудуемое по необходимости прослушивающими устройствами, имело огромный аквариум с карпами и омарами, которых можно было заказывать себе в пищу.

Что бы не быть записанным на пленку самому, Алексей садился к самому стеклу, именно в том месте, где стоял мощный кислородный компрессор, работа которого создавала массу шума, забивавшего запись на пленке. Сегодня на этом месте уже устроился прозорливый «Покупатель», но не по недоверию к своему визави, а лишь по привычке:

– Здравствуй, здравствуй, охотник, и не жаль зверушек?

– Да я в крупных не стреляю, да и то, последнее время, как на двуногих начал охотиться, так меньших братьев вообще жалеть стал… Так, если только птичку на току или вальдшнепа на тяге. Рыбалка как-то больше цепляет, а вообще главное природа – она и тянет.

– Не поспоришь…, а про двуногих…, хм, надо бы запомнить. Неужели из этих никого не жаль?

– Из этих никого…, родственники – другое дело, никак к этому не привыкну!

– И не привыкнешь, и не пытайся…, собой оставайся и не ищи оправданий. Те, которых ты валишь, оправданий не ищут, мало того в них и не нуждаются… Да уж…, не стану я тебе рассказывать, сам со временем поймешь, что для современности, а точнее людей, которые в этой современности наверх карабкаются, морали нет, а соответственно и пути, и средства достижения целей чем гаже, тем лучше…

– Ну а мы то чем отличаемся? Вот вам пожалуйста: «взвешиваем», «определяем признанными ничтожным» и «негодными»… и в расход! А кто я, чтобы судьбы человеков решать?! В своей бы разобраться…, дико все и не определенно, живу, как в зеркально – перевернутом мире, кажется весь изнутри выгорел, дотлеть осталось. Хоть ввязывайся во что-нибудь, что б в пыль стерли…

– Что свою жизнь не ценишь и потерять ее не боишься, с одной стороны хорошо, толькоооо…, кажется мне, что инстинкт самосохранения, при всем при этом, у тебя более чем у многих других развит… Угу…, и мало того…, если интуиция тебе подсказывает, ты к ней прислушиваешься, ааа не вопреки поступаешь…

– Я еще не все долги роздал… – ваша правда, а против природы переть – себе дороже… другое волнует… – Алексей держал в руке только преподнесенные собеседником часы в золотом корпусе, с сапфиром, на кожаном ремешке и надписью на циферблате: «От президента России». На обратной стороне было крупными цифрами выгравировано «05/99», такие же были и у самого дарящего…, или передающего подарок.

На вопрос, что это значит, «Седой» ответил просто:

– Заслужил – носи… Других объяснений не будет… – Спрятав коробочку, с убранными в неё своими часами, и надев подаренные, приятно тянувшими тяжестью кисть к низу, Алексей с трудом снял с указательного пальца перстень с сапфиром же.

Проникающий от аквариума сквозь камень свет, отражался от белеющего под ним мальтийского креста и рассеиваясь по голубевшему телу драгоценного материала, создавал впечатление глубины и чистоты. Не раз «Сотый» всматривался в это чудное сочетание, не раз его увлекали необычные мысли, будто скопленные в воображаемом бесконечном мирке, так легко носимого на пальце…

«Покупатель» терпеливо ждал, прекрасно понимая необычную способность этих перстней…, он сам не знал, кто и когда их делал, от куда они, сколько им лет и какое количество избранных ими обладают, или они ими… Он даже не имел понятия, разлучатся ли они после его смерти, или их вместе положат под спуд земли и могилы… Однозначно следующее – если суждено пропасть без вести, а ведь на все воля Божия, то эта вещь достанется либо тем, кто это устроит, либо…, здесь ему всегда думалось: «может именно этот необычный перстень и есть проводник по его стезе» – ведь зачастую, как сейчас «Солдат», он принимая тяжелые решения, углублялся именно в глубины камня, растворяясь на поверхности креста, который, кстати сказать, не всегда был и виден… Не было случая, чтобы проявляясь из этого подобия транса, он не выходил с уже принятым решением, будучи уверен в его безоговорочной правоте…

Блуждающая в камне мысль, вернувшись голубыми с золотом искрами, прожгла взгляд и вернула сознание. Алексей встрепенулся от пробежавших по спине мурашек, перевел взгляд на «Седого» и глядя сквозь него, словно пытаясь донести до того хоть хвостик своих рассуждений негромко, но уверенно произнес:

§…Не пойму я что-то, к чему и почему все так усложнено, ведь все настоящее всегда простое и на виду… Вот этот предмет… – что это за цифры и почему мальтийский крест – не масонская же это общество?

– Да, дааа…, именно просто – потому и рассмотреть сложно. Ты ведь историей, вроде бы, увлекаешься…

– Да как увлекаюсь – читаю…

– Так вот, помнишь, что происходило в одном замечательном железнодорожном вагоне в Компьенском лесу…

– Кажется, кайзеровская Германия капитуляцию подписывала по окончании первой мировой…, так нас вроде бы лишили удовольствия быть среди победителей, Россия еще умудрилась и побежденной выглядеть…

– Алексей, суть не улавливаешь. А что в этом же вагоне и в этом же лесу через два с копейками десятилетия происходило?!

– Понятно… те же народы, только ролями поменялись. Их же дубиной, им же по темечку…, аналогии только не вижу…, не свастика же это, да где я, и где… нацизм.

– И правильно, здесь не аналогии искать надо, но пример очевиден – возвращение истории в туже точку…, да вот только ситуация…

– Все равно туманно.

– Понимаю, понимаю – это ведь про человеков в Библии написано, запамятовал только в каком месте именно…, ну да… примерно так: «Как же вам Господа невидимого, полюбить, когда вы друзей, ежедневно видимых полюбить не можете!» – суть примерно такая. Любовь – это то, что объединяет, и это ее основное свойство. Но для любви нужна вера без оговорок и сомнений – немотивированная к предмету своего чувства…

– Так вроде бы и в Библии…, и вообще не понятно, разве можно убийство оправдать Библией, правда как я вижу, многие за этим в церковь и ходят…

– Оправдать нет – и слово не правильное, и посыл не верный…, если ради освобождения Отчизны…, вспомни от Святослава и Дмитрия Донского до Великой Отечественной…, и о благословении подумай – о нем и речь!..

– Хм…, нооо это уже недосягаемые сферы и выше моих знаний…, н-дааа…, но благословение – это уже то, что можно не только понять, но и принять – ваша, правда… Только кто ж на такое благословит?…

– Не в этом дело…, все это касается только тех, кто либо уже обладает властью, либо стремится к ней… Тиран вот опасность, диктатор дело другое, но лишь тот, кто выбран, в свете римского права и римской же истории, конечно…, иии, который после ответить согласиться. В России только единоначалие…, ньюмонархия, если хочешь, где ответственность, и долг с молоком матери… Не знаю возможно ли такое, но жесткая рука точно нужна, пусть и скрытая, но к каждому одинаково прикладываемая…, к каждому! В общем работаем…, власть этого человека – единственная монополия, все остальное многосложное и соперничающее друг с другом, разумеется на основе закона, гарантия которого Государь – помазанник Божий и есть!.. Когда существует система противовесов, есть выбор, а значит и какие-то границы, переступив которые можно натворить дел и оказаться вне игры. Управлять этим процессом не возможно, но пытаться контролировать и не допускать до крайностей…, большего я пояснить не могу, да не многим больше и сам знаю. Могу тебе сказать следующее, что жертвами мы уже, да и не только мы – все…, стали, ну…, в смысле принесли себя… Но ты и я, в отличие от подавляющего большинства…, ннн-да…: «…Жертва Богу – дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит…»…

– Что, что?… Этооо…

– Ииизвини…, задумался… – это псалом 50 – … Псалтырь… Давид – царррь и пророк… в общем жертвенность наша нами же и выбрана, она должна осознаваться каждым из нас, и тогда и жить, и умирать гораздо легче…

– Не знаю умереть проще за семью, за любимого человека, за кусок земли, на которой родился, потому, что только здесь ты свой…, а сейчас я нигде ни свой, я уже забывать начал кто я, зачем живу… да я скоро убийство за норму воспринимать начну… Хотя может в этих условиях…, кто знает…, в любом случае – решение принято и я с вами – будь что будет. Может страна, которой я хотел служить, хоть на чуть, но чище станет – сейчас может быть по-другому и нельзя, а после пусть другие думают… А почему, кстати, не оставить все как есть криминал сам себя частично пожрет – перестреляют друг друга, ведь дележка – понятие постоянное, и если сегодня свое отстоять перед кем-то, возможно, то завтра перед другими нет!

– На самотек пустить не получится, «блатные» пока придерживаются понятий, хотя уже и отходят – время знаете ли, технологии, а о возможностях залезть в чужое или бывшее народное, и хапнуть – я вообще молчу. Представляешь себе, то жили за счет, так сказать взносов, и масть воровскую строго блюли, потому как кроме них силы более ни у кого не было, принципы там… все такое. А сегодня беспредельные морды с «калашами» на перевес – многое они им объяснят?! Не станут «жулики» такими же методами отвечать – не то воспитание, свои правила своей же кровью запивали. А авторитеты молоды, дерзки, кроме силы мало что понимают, пока конечно стараются придерживаться хотя бы внешне, но «законников» потихонечку валят исподтишка и будут валить, наберут вот таких как ты…, ну не таких…, но корочеее… наберут… армию и вперед «мясо»! Неее… придется уравновесить… до поры, до времени, так сказать систематизировать и распределить противовесы и меры, а потом все равно все под себя контора подомнет, которой тоже, в свое время, противовес понадобится – это же очевидно и по-другому не бывает. А мы, как всегда, в теньке останемся…, если будет кому, конечно, остаться.

– То-то и видно – пока славяне славян отстреливают, а третьи пытаются этот отстрел отрегулировать и «уравновесить», обязательно кто-то еще влезет. А об этом даже сил думать не хватает. А главное, что Русь многострадальная, со всем своим многонациональным народом благополучной не станет. Кто-то постоянно накрывает ее тканью из искусственных противоречий: все есть, а ничего нет; богатейшая держава, а народ нищий; умнейшие люди, а из них постоянно дураков делают. Все кто лучше, полезнее, крепче – самую элиту генов и мозгов или на погост, или вынуждают уезжать. Такого человеческого материала, конечно, много, но не безгранично же! Когда конец-то?! Государь? Го-су-да-рь – где он? Разве такое возможно, у нас ведь, как говаривал наш ротный: «Либо член пополам, либо вагина вдребезги!»… Но вам лично, без инициалов и фамилий…, просто «пятидесятому» верю…

– Благодарю – это, кстати, если заметил, взаимно. А конца, никогда не будет… Никогда!.. Видно крутой и справедливый ваш ротный был и о России правильно заметил…, правда с точки зрении иностранца и несколько поэтично…, хотяяя… Сегодняшний мир кровожаден, причем жадностью благополучия каждого из нас, в котором мы сами не видим предела, всегда и играют…, а лучшее, как известно, всегда враг хорошего. И чем дальше, тем больше. А ведь пробежит искра и… – От этих слов по спине «Сотого» повторным разрядом, словно под кожей, медленно и чувствительно проползли те же, что и прежде, мурашки… Фраза продолжалась:

§…и перестанет народ, этот самый, шутки понимать…, а между прочем, у нас в России и гражданская война – «Битва народов»!!!.. Живем в мире чудес и безобразий, совершенно не замечая даже на себе первого и с наслаждением увлекаясь вторым…

– Где-то в глубине разума мерцает мысль, что все правильно и по-другому никак, и ведь приносить себя в жертву, совсем иное, нежели приносить в жертву других.

– Понимаю…, тяжко. Кстати…, с этим… у бани, я тебя буквально на амбразуру бросил, извиняться не стану, потому, что порой правильное решение принять не зная всю обстановку не возможно, для этого и есть такие, как ты, с набором качеств, соответствующей подготовкой и образом мышления… – идеально отработал, а мои наставления и подсказки лишили бы тебя свободы действий и правильности выбора. Теперь, надеюсь, видишь… – Березова «сняли» с пробега, другого оставили…

– А не ошиблись…? «Иваныч», кажется это так не оставит…

– Угууу, и кого же пригласит в виде «исполнителя»?

– Да уж, в логике вам не откажешь… Знаете…, хотя если это все воспринимать, как некий контроль над криминалом, то все встает на свои места…, а вот все с диктатором связанное…, как-то, мягко говоря…

– Это потому, как ты римское право не изучал. По нему «диктатор», в определенное время развития Римской империи, конечно, лицо избранное, и не более, чем на год, с возможностью пролонгации полномочий, в случае, если его действия за этот год нашли поддержку в сенате, а если нет – ответит по полной…

– Нет…, что-то при сегодняшних условиях, я бы подобному не поверил…, что-то так…, как-тооо не реально звучит, тут и до «проскрипций не угодных» недалеко…

– По поводу диктатора – это мысли впитавшиеся у меня с кровью предков…, но это ни так интересно, хотя имеют и в современности некоторую подоплеку.

– И все же…, а что за цифры на обратной стороне хронометра, надо ж…, «От президента России»? Это ведь, как я понял, вещица не простая?

– Эээтааа точнооо. Начнем с того, что золотые, и опять с сапфирчиком…, считай тебе, как знак отличия за проведенную операцию. Не теряй и всегда имей при себе…, даже если на трупе твоем найдут – мы узнаем и выводы нужные сделаем, хотя достаточно и перстня… А цифры…, цифрыыы – «пятый», «пятерочка», на деле же код сложности операции – ты за все время пятый, справившийся с таким…, и этооо, что бы не забыл в свое время, зачем и почему сделал, что должен… Кстати, из пяти всего двое в живых после этого остались, ты второй…

– А 99?

– Всего таких, или около таких, как ты 99, только не думай, что ты к первому в четырех шагах…, тыыы в четырех шагах от смерти, а первый у нас – 99, хотя тоже не совсем все так просто…

– Где же тогда место «Сотому», если всего 99?

– Одно место у вас, в сфере криминала, всегда пусто… – «первое», наверное чтобы «главшпана» себе не искали, шучу…, не знаю почему так… Так и все, да и какая разница… «Сотый» – это, если тебе будет проще для понимания, как имя, данное родителями при рождении. Ааа… «5/99» – имя данное при крещении, и напоминающее о чем-то только тебе – одно известно всем, другое лишь тебе…, а можешь стать монахом и при постриге получишь третье, а при пострижении же в великую схиму, Господь дарует еще одно – оно и есть конечное, становясь единственным…

– Что-то как-то…, не в монахи ли вы собрались?

– Мысли есть, но лишь мысли… – слаб человек…, но Господь силен…: «Что не возможно человеку, возможно Господу!». Кто знает, если сподоблюсь, пропав насовсем и навсегда от этого мира…

– Далеко, далеко мне еще до этого, я даже понять не могу, как вы все это вместе совмещаете…, правда чувствую – подвоха нет, но умом не понимаю…, действительно – слаб человек!

– Вернемся к прежнему… А что сейчас, в середине то наших девяностых, делается не криминальным путем?! Везде, где серьезные вопросы и деньги – все только так. Много ли наворотили, народ спрашивая? Вон, поинтересовались по поводу раздела Союза, получили от граждан отлуп…, ну и что – испугались, а водки выпив, все равно сделали… не кон-сти-ту-ци-онннно! А значит незаконно. А Севастополь все равно наш будет – в первый раз что ли!!! Ну это я так. Надеюсь, вопросы закончились, остальное сам додумаешь… Так «Рыли» что-то замышляют. Учти, кстати…, у них есть ресторанчик, так вот там имеется аквариум, а за ним станковый пулемет… – и это не шутка… когда-нибудь пригодится. Вход в эту комнату через туалет в подсобке, а мусорный бак, припирающий потайную дверь-муляж.

– Пока не знаю, зачем это мне, но учту.

– Дальше…, с «Гриней» может случиться некоторая неприятность – не лезь, но постарайся воспользоваться этим для сближения с братьями, они же постараются тебя либо убрать, либо…, либо сделать своим. Будь осторожен, лишний раз не рискуй, если что я буду готов к встрече уже через пару часов по твоему запросу, просто скажешь время и место. Теперь по твоей «группе» – … давай ка ребят, и «Санчеса» и» Чипа», и этого третьего, подключай. Их задача – информация: прослушки, слежка и электроника, в курс дел не вводить. Ребята грамотные, умеющие, знающие… – профессионалы. Спуску не давай…, дисциплина и дисциплина. Подбирал тебе их со всей тщательностью…

– Да вроде бы за пол года претензий нет…, выпивают иногда, особенно «Чип», но пока вроде бы все безвредно, а умницы действительно… – молодцы, многое мне упростили…, правда теперь по четыре – пять часов приходится слушать телефонный бред… Надеюсь с Гришей случится не «на всегда»?

– «Сотый», я все помню. Случится то, что случится и не сомневайся. Заодно посмотрим, каков он будет, когда сам на дыбу попадает. Да, кстати, а что это у тебя за барышня такая появилась? Смотри, разумно ли это?!!!

– Она со мной, потому что без меня…, ну короче, так…, так случилось, убили бы будь все по-другому – долгая история. Надеюсь противопоказаний нет, и кстати, может по поводу нее ваша помощь понадобится…, или…, ну в общем, «Гриня» на нее виды имеет, и если узнает, что она жива – здорова, прикопает, а я не дам, потому как это даже наших дел не касается. И вообще, кто ее тронет либо меня должен будет убить, либо сам сгинет.

– Слабая точка! Не должно быть у тебя таких. Ох…, ну что ж – все люди, только терять их тяжко… Я ведь и сам когда-то, как и ты, примерно так же жену потерял – до сих пор один, никак не могу перешагнуть через одиночество иии… решиться. Дело твое, тем более, если как ты говоришь…, но помни и всегда имей в виду, что может появиться необходимость и ее придется оставить моментально. А так, чем смогу тем помогу… – На том и расстались, правда Алексей удивил «Седого» подарком – той самой тетрадкой, которая исчезла с места убийства «Усатого», сославшись на помощь при ее поисках, именно на Милену, что заимело для нее, в глазах «Покупателя», приличный бонус, правда, как и в чем она могла помочь, так и осталось для него загадкой…

Каждый обдумывая результаты, в принципе, остался довольным этой встречей, как всегда для обоих собеседников, принесшей не только ответы, но вновь вопросы, усилив, как не странно при этом и веру в общее дело, и доверие друг к другу – такие вот люди…

Грядущее что-то обещало и Алексей чувствовал перемены, а значит и все, что им может сопутствовать…

 

Неожиданности

Лето! Это разумеется было очередным, и если бы Алексей попытался вспомнить, чем оно отличалось от предыдущего, то скорее всего нашел бы не много различий и все они касались бы воспоминаний чьих-то жизней или смертей, но эти события не имели никакого отношения с законам природы, а значит и о самом времени года вспоминать было нечего. Причина была простой, даже банальной – некогда было смотреть и разглядывать окружающий мир прекрасного – ибо его полностью заслонял мутированный мирок, измененный до неузнаваемости самим человеком.

Но это лето он запомнит, и виной тому такие же события, только разворачивающиеся по более сложному и непредсказуемому сценарию. Началом стала ошибка, допущенная им самим, заключающаяся в «засветке» очередной снятой им квартиры, куда по просьбе Григория он пустил на пару недель «Пол порции». По понятным причинам жить там сам он не стал, но вот аппаратуру для прослушивания и спецтехнику, только приобретенную в непростой фирме «Ноулидж Экспресс», на сумму 50 000 $, а так же свои носимые вещи и некоторые личные документы оставил – девать их было не куда.

В этот день «Солдат» собирался приобрести четыре специально заказанных помповых короткоствольных ружья со специальной ременной обвязкой, что с успехом и сделал. Но проявив какую-то слабость, и позволив на несколько минут своему вниманию рассеяться, он не придал значения изменившем свое положение «разведпризнакам», которые обычно оставлял на двери, что говорило о проникновении в квартиру. Нельзя сказать, что это была халатность, так как с утра должен был заехать водитель шефа, он и мог это сделать.

Но «Сотый» спешил и положился на волю случая, тогда как в такие моменты необходимо проверяться, правда у «Пол порции» не было телефона, а ждать ответа с пейджера времени не было, да и возить с собой покупку не безопасно.

В общем бежал, даже летел Алексей от милиционеров из устроенной засады, которая оказывается ждала за этой дверью, не касаясь ногами ступеней лестницы…, и ведь ушел, правда открытая по нему вслед стрельба, зацепила двоих прохожих, что естественно списали на него.

За два дня до этого удалось уйти из подобной же засады Солонику. Сейчас же они смотрели друг на друга, а «Валерьяныч», естественно «прискакал» моментально – ибо как и Леха в случайности не верил, но звенья в одну цепь не ложились. Кто-то сдал, хотя круг был настолько узок, что и подозревать было либо не приятно, либо опасно.

«Солдат», оставшись без аппаратуры, с одним используемым комплектом документов и одним запасным, средней паршивости, буквально голым и безоружным, так как шмотки нужно было покупать, а оружие либо выкапывать, либо забирать в усадьбе, к тому же передвигаться сейчас было не на чем! Понимая все это, он предпринял следующее: залег на дно, соответственно спрятав и Милену, и воспользовался помощью «Седого», помогшего и финансово, и со стволами, мало того обещал дать на время человека, появление которого должно было удивить Алексея.

Чем-то, правда совсем мизерно, помог и шеф, отправив к старшему Рылеву, как содержателю «общака». Этой встречей «Сотый» воспользовался, как попыткой наладить хоть какие-то отношения. Андрей оказался разумным и взвесив каждое слово, сделал вывод, что собеседник настроен мирно по отношению к нему и брату, в отличие от «Грини», именно для создания такого мнения Алексей очень постарался!

Не прошло и недели, как поразило известие об аресте Барятинского, «Пол порции» и брата «Оси» – «Зомба». По всей видимости попытка предыдущих арестов и удавшийся этот – просто очередные ступени общего плана.

Подумать было о чем, в особенности почему «Седой» предупредил о неприятностях, зависших над Гришей, но не словом не обмолвился о «чистильщике» – подстава?! Но все размышления приводили к выводу: «Эти события не относятся к задумкам одного человека, как минимум попытка взять «Солдата» точно из другой оперы!

Солоник? А что Саня, у него своих проблем и врагов множество, к тому же у него гостей каких только не бывает, и без этого он жить не может, когда-нибудь эта привычка закончится неприятностью, может быть даже последней!»…

В принципе, отсутствие «Грини», из-за его ареста, давало возможность подобраться к Пылевым еще ближе, и здесь случайно завязанные отношения с Андреем, стали неплохим подспорьем, к тому же деньги забирать теперь приходилось именно у него. «Солдат» предпочитал в этой ситуации появляться неожиданно и инвестироваться сразу на большой промежуток времени. Никто не был против – доверие доверием, но встреча с человеком, способным лишить тебя жизни, приятной быть не может. А если еще «Гриня» узнает, когда выйдет, а он точно выйдет, что с его «ликвидатором» налаживают мосты…, а узнают, опять таки, обязательно, то закончится, может все плачевно.

То, что пока нет «руля и ветрил» его никто не тронет – было для «Сотого» очевидным, но привычка всегда предполагать опасность, чтобы ликвидировать ее или избежать, заставляла быть подозрительным, постоянно искать и анализировать, что, впрочем, давало свои плоды.

Иногда он сопровождал Милену, выезжавшую по делам или в магазин, но делал это незаметно для нее и соответственно для перспективного «хвоста». И как оказалось не зря. Уже через месяц после ареста шефа, Алексей «проведя» возлюбленную почти до подъезда, а так он поступал периодически – это была обычная практика безопасности, ведь следить за женщиной проще, а результат один…, и уже собираясь припарковать свою машину во дворе другого дома, как вдруг заметил, как к ней, вынимающей покупки из багажника, подскочили два парня и настойчиво, с толчками и издевкам, принялись к чему-то ее принуждать.

Растерянная и испуганная до шока, она выронила пакеты и буквально опустилась, опираясь спиной о стену дома, на асфальт и от беспомощности зарыдала. Конфликт, природа, которого была неизвестна «Солдату», сопровождавшийся начавшейся истерикой, были на лицо! Думать было некогда и «Сотый» несясь сайгаком, перескакивая и не замечая на ходу попадающиеся машины, поначалу предполагал, что с его женщиной уже что-то сделали. Он настолько разогнался, что останавливаться не стал, и всей массой в прыжке через капот «Митсубичи» Милены снес обоих, одного навсегда, размозжившего себе голову о тротуарный бордюр при падении, второй – ненадолго потерял сознание.

Пока «Леля», кратко с установкой интонаций, объяснял в конец обалдевшей девушке, что нужно делать и упаковывал обоих налетчиков в ее автомобиль, еще живой «второй», начал приходить в себя, что и показал своим шевелением, это была его ошибка. Уже отъезжая от дома, и хорошо, что это был поздний вечер – никто ничего не заметил, телодвижения очухавшегося заставили водителя остановиться и вежливо попросить бедолагу эти самые чувства на время потерять. Важно было не переборщить, потому как оставшийся, пока в живых, правда о смерти первого Алексей не знал, должен был о многом рассказать, а пока рассерженный кавалер связал обоих их же брючными ремнями.

Добравшись до одного лесочка, тайными тропами преодолев посты ГАИ, заехав поглубже и перетащив «пленнённых» в овраг, Алексей попытался выяснить: а собственно говоря, какого…, они пытались сделать?!

Приглядевшись к мертвому, и поняв, что тот уже не живой, «несущий смерть» узнал в нем одного из Гришиных пацанов. Это заставило задуматься, а заодно и составить ряд вопросов, задать которые, появилась нежданная возможность. Передавать происходящее смысла нет, тем более что избиений и пыток не было, а каждый вопрос получал длительное и подробное объяснение.

В целом картина выглядела следующим образом: ребятки искали именно ее – Милену по заданию «Грини», имея на руках какую-то, ветхую фотографию, правда помогла им и марка машины и приблизительный цвет, от куда-то у них появившихся. Найденную мадам нужно было не только найти, но и привезти в заранее обговоренное место – на строящуюся дачу Гриши, где разумеется, ее ничего хорошего ждать не могло. Одним из главных вопросов, который интересовал, оказывается авторитета – на сколько плотное отношение к ее исчезновению из больницы имеет «Солдат»? Это было неожиданным и настораживало. Мало того, те же ребятки пытались проследить несколько раз и за ним, но он все время уходил, не оставляя им не единого шанса – мальчишки, а все туда же! Сегодняшняя находка была случайной и о ней никому сообщить не успели. Странным еще было и то, что на сегодняшний день Барятинский был в местах отдаленных и недосягаемых.

Оказывается парень, кое что знал и о его семье, именно при нем Гриша давал команду «Усатому», задержать отъезд Алексея, но при этом просил «особо не разворачиваться». Немного потеряв нить рассуждений после услышанного и помолчав минут пять, что бы собраться с мыслями, «Сотый» задал два последних вопроса:

– Друг мой, значит сам ты тоже убивал?… И кого же?…

И скольких отправил на тот свет?

– Да ни кого я не убивал!.. – И уже совсем не выдержав зарыдал, уткнувшись лбом в ствол, подставленного напротив головы, пистолета, от чего вздрогнул, почувствовав холодный металл и заикаясь промямлил:

– Вот эта девка и есть моя проверка, только вряд ли я смог бы…, вот он меня затащил…, говорит: «Хорошие пацаны, хорошие «бабки», сила и все такое…». Гх-гх…, неее убивай…, а я все что хочешь…, – Глядя на этого мальчика, в принципе не на много младше самого «Солдата» – каких-то семь лет, Алексей силился понять, что толкает подобных этому, не глупых, но главное не готовых к подобным испытаниям, молодых людей, на такие шаги, как этот?! Ну ладно, он сам уже пропащий вместе со всей своей душещипательной историей, но эти-то совсем салажата. Правда, собираясь в кучу представляют себя волками, и как-то странно – «одиночками», хотя как раз в одиночку из себя что-то представлять и перестают.

Парень сидел, весь дрожа, со связанными за спиной руками и стреноженными ногами. Глаза, находясь на «мокром месте», и толи из-за боязни, толи из-за стеснения не сосредотачивал взгляда на задающего вопросы, а усердно уткнувшись в его ноги, не желали более ничего замечать.

Хлюпающий нос покраснел и стекающие вдоль него слезы, перескакивая пухлые губы, терялись в отпущенной редкой бородке – эдакой понтовой фенечке, предающей своеобразное отличие от других. По мнению тогдашних молодых людей, убивших хотя бы одного человека, или возомнивших о себе, как о уже состоявшихся киллерах, правда ведущих себя не соответствующим образом, носили как доблестную особенность – бородку в стиле Ильича. В придачу с очками она представлялась кажущейся безопасностью от милиции, а главное делала их внешность загадочной для окружения, чем собственно на самом деле и привлекала внимание внутренних органов, у серьезных же людей вызывая улыбку.

Человек, находящийся уже продолжительное время в розыске, живущий по поддельным паспортам и прошедший не одну проверку, и понимающий, что лишь легко и быстро меняющаяся внешность, надежная легенда, игра, равная актерской, конечно деньги, неприметные образ жизни и поведения – вот залоги успеха конспирации в нелегальной жизни и то, лишь в случае, если все это базируется на осторожности и терпении!

Парень своими глазами, которые, в моменты большего испуга, буквально таращил, напоминал «Сотому» обреченный взгляд косули, застрявшей в болоте, куда ее направили загонщики. Тогда он так и не смог выстрелить. Взгляд животного был полон жизни и ее желания – думалось, что люди так не сморят, потому что слишком много о себе мнят. Тогда на охоте из канатика он соорудил петлю, набросил на шею погибающей в трясине животине, вытянул на сухое место и опешил. Толи что-то понявшее парнокопытное, необычайно красивое и грациозное, толи просто из благодарности, она подошла вплотную, мотнула головой, сбросив веревку и, как показалось, медленно поклонившись до самой земли и лизнув в ухо, исчезла в ближайших зарослях.

Странно, но косулю больше не видели ни загонщики, ни стоящие на «номерах». Хотя все было перекрыто, обладательница огромных глаз и благодарного действа словно испарилось, правда навсегда оставшись в памяти человека, который иначе иногда относился к людям…

Посмотрев документы Михаила – именно так того назвали родители, стало понятно, что он здесь если не по глупости, то явно случайно попавший пассажир. Лишать его жизни, просто чтобы обезопасить свое существование, казалось не возможным – сдаст, так сдаст, не имеет он, «Солдат», на нее право, в принципе и на остальные то не очень, но там другое дело! Что ж – эту жизнь он может спасти, конечно, при условии, что Михаил сам ее впоследствии не загубит.

Посмотрев на обреченного вида молодого человека «пятый из 99» поинтересовался, чисто автоматически, уже заранее решив его отпустить:

– Что и исчезнешь, и в другой город к бабушке уедешь?… – Парень первый раз поднял на Леху глаза, в них отражалась надежда и зарождающаяся благодарность, которая находит своего благодетеля, даже через года, что не ускользнуло от цепкого взгляда решающего сейчас судьбу этого человека.

– Я…, я…, да…, да я в Карелию, к деду…, навсегда…

– Ты хоть понимаешь, что после того что наговорил мне, совсем не жилец, а Грише попадешься, так он из тебя ремни резать будет… и ты…, хороший мой, все обо мне расскажешь! Что ж с тобой делать то?!.. – Этот юноша, почти еще мальчик, которому не было еще и двадцати, вызывал доверие, «Солдат» ошибиться не мог – этот точно сквозанет, и не то что бандитствовать, но и красть теперь не будет.

Неожиданно выхватив, засунутый было за пояс пистолет и дослав патрон в патронник, Алексей выстрелил совсем не целясь – пуля прошла совсем рядом с виском, лишь чуть зацепив ухо:

– На всякий случай, что бы помнил – следующая твоя! Дашь мне адрес, где осядешь, соврешь – достану, увижу тебя в Москве – пеняй на себя, вообще услышу о тебе – копай могилу, уверяю – большую не успеешь… Да, и вот еще что, «Солдат», телку которого вы искали – это я…, и с коровами я не живу – это была моя женщина…, но тебя, с этого момента, это не касается…

– Ууууу… ууууу… эхм… спаааа… спас… си…их… бооо… – Уже в машине, парень отойдя от шока, клялся и божился, а в конце и вовсе обещался помочь если что. Правда вся его помощь, по его словам, могла заключаться лишь в предоставлении дедовского дома, пищи и рыбалки – а что еще надо?!..

Снабдив парня деньгами, гораздо большей суммой, чем нужно было на билет и посадив его на поезд, с обещанием обязательно приехать порыбачить и привезти хорошие новости, «Сотый» вернулся в лес и доделал дело до конца – перевезя труп человека, пытавшегося насильно увезти Милену, на МКАД, и положив тело под мостом, таким образом, что бы создавалось впечатление падения с этого моста, как раз на парапет головой. Ремни особых следов на запястьях не оставили, так как были надеты после смерти и поверх нижнего края рукавов пиджака. Почему именно так?… – Что бы нашли, да и потому что Алексей считал важным для родных знать, где покоится их родственник.

Может это и малопонятное рассуждение, но исходя из своего понимания жизни, мироощущения и желания, а он, не боящийся смерти, переживал скорее не о том, что могут убить, а о том что захоронят, как собаку в безвестном лесу. И переживал он не за себя – ему то будет все равно, где гнить, а вот отец, сестра и другие…, и знал это точно, будут маяться… Так что, лучше так, как он сделал. Авось и с ним так же поступят.

Доведя до логического конца не им начатое, отправился успокаивать будущую маму, по пути захватив две бутылки красного испанского и огромный букет ее любимых роз.

Вернувшись на, только два дня назад, снятую им квартиру, где ждала Милена, Алексей застал ее еще в состоянии близком одержимости шоком. Все было перевернуто вверх дном, слезы так и не кончились, дрожь раз от раза пробегала через все тело, всегда поражавшая своей натянутостью осанка «сломалась», голос осип, стал низким и хриповатым:

– Я больше так не могу жить, ниии мооогу, ни могу…, ни хочууу!!! Я не хочу ждать и переживать, не хочу оглядываться, я хочу здесь и сейчас…

– И чего же?… – Гримаса усталости, перемешанная с безысходностью, полоснула спокойное обычно лицо «Солдата» – это сразу привело девушку в чувство и напрягло, вернув память на три часа назад. Это испугало, но прекратило истерику:

– Господи! Ты же чуть не погиб, а я…, фууу…, а я вообще… – я так испугалась, когда увидела этого…, он же тогда в ангаре был… ужас, ужас… Я подумала что всё! И как это ты…, прям я и понять ничего не успела, и подумать не могла…

– Не ты одна, они тоже…

– А куда ты их отвез, ты же их не убил?… Хотя надо бы…, особенно этого… – так меня по животу ударил… ой, по груди…, посмотри какой синячище… воть…

– Не переживай, ты их больше не увидишь. Тот что тебя обидел сошел с ума, и я отвез его в клинику, пришлось правда потратиться. Представляешь, врач сказал, что это скорее не последствие удара, а чего-то содеянного. Что-то наподобие нервного перенапряжения, повлекшего отключение мозгом какой-то своей ооотчень важной части… – я не запомнил. Родственники не в претензии наоборот благодарны, что подобрал – он же ничего не помнит, а я быстренько чего-то придумал…

– А второй – совсем мальчик…

– «Совсем мальчик», пожелал заниматься сельским хозяйством и виноделием в предместьях Парижа у своего родственника… – вообще чего он тут делал!? Кстати, обещал в виде извинения присылать «до востребования», с каждого урожая ящик своей продукции, специально для тебя… – За все время пока он говорил не одна мимическая мышца не изменила своего положения, что породило в голове Милены непонятное впечатление, поселившееся ровно посередине между ложью и явной правдой. Губы ее открылись, но так ничего и не произнесли, все что он говорил, могло быть несомненно правдой, правда только в случае если с момента происшествия прошло бы пару недель, но так складно и вкрадчиво звучавшая речь, уже не останавливающаяся на протяжении пятнадцати минут, причем без запинки и с подробностями, придумать, которые, по ее глубокому убеждению, просто невозможно, что заблуждение стало паническим, резко перешедшим в гомерический смех.

Тем временем, видя что его рассказ достиг цели и наконец-то заставил выплеснуть энергию переживаний, он продолжал:

– Ты что, не веришь мне что ли?! Ты мне не веришь?!! Хорошо, вот смотри – он уже прислал две бутылки, не обращай внимание, что испанское, он просто по пути во Францию завернул к двоюродной бабушке в Севилью. Она, кстати, живет… представляешь – соседка Севильского цирюльника…, ну в смысле тех, кто сейчас занимает этот дом. Сущий, мамой клянус!.. Вот и письмо прислал… – Сил смеяться больше не оставалось и Милена уже икая, и слезно умоляя прекратить пытку, держалась за затылок, мышцы которого затекли от постоянного напряжения смехом. Нужна была концовка для полной разрядки и уже откупоривая бутылку из провинции Риоха, Алексей ляпнул совсем противоположное:

– Да не переживай, отомстил я за тебя – застыдил их в конец, и они вырыв себе одну на двоих яму, просто умоляли пристрелить их… Представляешь, стоят на коленях и умоляют, не можем, мол, с таким позором больше жить…

– Ха-ха-ха… и что же… ты же…

– А что я…, я бы с удовольствием…, да «пестик» свой на жвачку променял, хочешь попробовать?…

– Нуууу прааааавдаааа, я сейчас умру…, ну же, Леля!!!..

– Леля, Леля…, да живы они…, вон до сих пор на коленях стоят…, выгляни из окна увидишь… – Девушка было рванула, но после уже совсем без сил подошла на цыпочках, обвила его шею руками и уткнувшись в его плечо тихо, тихо произнесла:

– Почему ты такой хороший – все, все понимаешь, все умеешь…, я тебя очень… люблю… Ты можешь не отвечать… – и так хорошооо. Еще час назад с ума сходила…, а сейчас… уже не от горя и страха, а от тебя… пошли…

 

Из искры возгорится пламя

Найдя еще одного Гришиного врага и уничтожив его в спортивном зале недалеко от Белорусского вокзала, «Сотый» мог пока успокоиться, да и сам «Северный» в своих малявах из тюрьмы его постоянно упоминал и просил «Сильвестра» присмотреть за ним, и помочь в случае неприятностей. Все эти бумаги проходили через братьев и соответственно держали их не только в курсе дел, но и давали понять, что предпринимать можно, а что нельзя.

Прошло пол года с момента ареста Гриши, адвокатам дело развалить быстро не получалось, и все же момент освобождения «главшпана» хоть и откладывался, но сомнений не вызывал.

Какая-то необходимость, кажется, передача приобретенного «Солдатом» оружия, привела его в дом Олега Рылева, а точнее в квартиру, которую тот снимал. Неожиданно она оказалась, возможно на время именно его приезда, насыщена человеческим материалом постепенно перерабатываемым в машин – убийц. Каждый, из здесь присутствующих: Рома «Москва», Юра «Мясо», Леха «Кондрат», Вован «Булочник», Серега «Камбала» и Витас… – просто Витас, имел на своем счету по несколько человеческих душ, причем половина их «работ» выглядела ужасающими и нерациональными.

Скажем двое из них всаживали в головы своих целей по обойме, от чего те почти разлетались и становились малопригодными даже для похорон в открытых гробах! Один «красавец» имел привычку убивать не только указанного человека, но и всех, кто это мог видеть, а поскольку мест для стрельбы он не выбирал, то поле его деятельности зачастую носило вид массового убийства.

Исполнительность и неразборчивость в средствах были важнейшими для них качествами и ценились, хотя оплачивались «так себе». Зато многое спускалось им с рук, пока, во всяком случае, в том числе и наркотики, которые в скором будущем всех их, за исключением Сергея и Алексея, свели в гроб, разумеется не совсем естественной смертью.

Пока Олег был занят разговором с приехавшим «Петровичем», которого между собой называли «Слюнявый», за некоторую, вполне выходящую из погремухи, особенность нижней губы.

Ребятки расположившись в огромной зале с белым роялем, камином и барной стойкой, непринужденно забивали «касяки», каждый на свой вкус и со своими ингредиентами. Отравой потяжелей «убивались» к ночи, что бы днем быть работоспособными. Окружив со всех сторон Алексея, и признавая в нем чуть ли не учителя, которого младший Рылев уже всегда ставил в пример, засыпали вопросами и предложениями поучаствовать в раскурке:

– Не, пацаняки, от всей души… Я уже раз попробовал – до сих пор все болит…

– Чем же ты так раскумарился то?…

– Ну не знаю…, поехал с «Африканцами» – Юркой и Димкой в Загорск, на день рождения к «Дроздам», вроде бы пил умеренно, уже собирался свалить, да приехали какие-то, кому-то близкие, и привезли от «ганджубаса до паласа» и понеслась душа голыми пятками в сортирную дырку! Кому что, а у меня сосед слева, «торчубас» плановой конченный… – пыхает и пыхает, я уж и под дым попал и, вроде бы, из-за стола выполз, а он как хвостик все ближе и ближе, а косяк все больше и больше, мало того радостно мне так сообщает: «У меня еще целых два «корабля»…, планокур хренов…, ты кажись тоже не «винтовой», давай «накурю»… – голимый «Спайс», тут еще такого не пробовали!»… – Достал короче… Ну я и «дунул», все равно уже ехать. Сделал один напас, второй, на третий он остановил: «С него прихода не будет, зато плющит, как плюшевого мишку…, хорош пока, больше трех опасно – слона уволакивает»… – Сели мы с этим…«Слоном», голова тяжелеет, все звуки будто издалека, но воспринимаются…, как-тоооо…, все раздельно – каждый разговор, каждое слово, не смешиваются в какофонию, а как ноты в мелодию собираясь, образуют общий фон, не шум, а именно фон, и каждому я могу ответить, потому что каждого говорящего понимаю, вот только…, и тут ловлю себя на мысли, что все происходящее будто помимо меня – ничего себе «прихода не будет»! Вдруг исчезает свет, но я все вижу, правда, как в замедленных съемках, проходят в зал какие-то одинаково одетые люди…, думаю – прогнал скотина, намешал че-то, а сам прется, ржет, слюни разбрызгивая и этих, в камуфляже, водкой опрыскивает и крестит: «Чур меня, чур меня!» – говорит…, пока его под стол не запихнули и прыгать на нем не начал…

– А ты то че?

– Ни чё… – получил свое, били, пока все не отбили, до слюнявого поноса…, вместе с желанием вот эту гадость употреблять. Ну это так, к слову. И вам, красномолодцы, тоже не советую…

– Да ладно, Саныч (Олег Рылев) разрешает, да и сам приобщается…

– Ох выбьет из вас судьбинушка нелегкая всю дурь, смотрите только, как бы не вместе с мозгами!.. – Тут позвали «Солдата», и он захватив сумку с привезенным, удалился на аудиенцию. Молодые люди переглянулись и один из них глубоко затянувшись и подождав с пол минуты, выдыхая и кашляя, поинтересовался:

– Чей-то он – гонит что ли?!

– Да говорят, у него после смерти семьи ващщще крышняк сдуло, валит всех подряд. В день по два жмура – тииипа день с этого начинает, а без этого ваааще клинит. Ни бухло, ни вот это ни вшторивает. Кремень парень, гнет на холодную…, видал сколько у него валын, так это для разминки – всегда с ними ходит, в натуре «чис-ти-льщик»!

– Да ладно, не гони, Саныч вон базарит, что Леха правильный пацан…

– Ага. То-то он нас сюда столько нагнал… – боятся они его…, не управляемый он, в натуреее мааашшшина.

– А «Гриня»?…

– Его одного и слушает, чо тот скажет, то за положняк и держит. Знаешь, как с двух рук выджигеривает?

– Как… – Парень взял у другого косяк, затянулся с двух дуплетом, подержал и выдул сразу через нос и рот:

– Во как?… – Юное ржание выплеснуло накопившуюся негативную энергию и разговор принял обычное русло перемалывания косточек и обсуждения новостей криминального направления…

Алексей зашел в комнату напоминающую своими белизной и освещенностью хоккейную коробку. «Солдат» прищурился и присел… в уголок, так что бы тень падала на его лицо и хоть как-то прикрывала глаза. Олег и еще один человек, не отходивший от него ни на шаг, расположились на солнечной стороне, освещающейся светом из окна и отражающегося от белых стен и белого мрамора, покрывающего пол. Молчание не прилично затянулось и гость, расстегнув сумку, поставил ее на середину комнаты. Младший Рылев показал глазами и громила, опирающийся сзади него всей своей массой тела на стенку, оттолкнулся от нее спиной, подошел и начал вынимать и раскладывать стволы, один лучше другого – Леха специально покупал только эксклюзивы, сделанные по чьемуто заказу, но перепавшие именно ему за чуть большую цену. Глаза всех троих заблестели – какого мужчину не волнуют идеальные линии и строгие холодные формы оружия, назначение которого состоит в убийстве себе подобных. Этот культ, поддерживаемый любым, кто имеет не только «бороду и яйца», но в основном и дух воина, который как становой хребет в современности перестал быть нормой, потихонечку замещаясь увлечением всевозможными безделушками, цацками, шмотками и беспонтовыми, убивающими здоровье и интеллект, тусовками. Здесь же других не было, а потому все, кроме Алексея – он уже насладился в одиночестве сразу после приобретения, через минуту увлеклись рассматриванием, примеркой, прицеливанием и поглаживанием, позвав даже некоторых из большой залы…

Проникшись такими босяцкими подгонами, Олег разоткровенничался, на что и рассчитывал дарящий:

– Ну уважил, братух, ну уважил…, что ж отвечу… – молва о тебе Леха, прямо легенды, с кем не встретишься, все только о тебе и интересуются…, дааа мне бы такого… одного вместо этих…

– Да ладно тебе, Олег, головорезы – что надо, наверняка и не жалко…

– Да…, за исключением «Камбылы»…, а может другим и думать то и не надо… Андрюха просил поинтересоваться, все ли у тебя ровно, нет ли в чем нужды? Тут, кстати, двое Гришиных пацанов пропали – не расслабляйся…

– А от куда предположительно ветер дует?

– Да хрен его знает…, есть никто и звать никак, мож «бауманские», а мож «измайловские»…, как с документами, мож помочь?

– Да не, вроде бы все пучком, если че нужно звони, чем смогу – помогу.

– Ладно, правда номера твоего нет…, лучше ты сам позванивай…, а «варенье» – то!.. – И с этими словами вынув из портфеля крокодиловой кожи приличной толщины пачку купюр зеленоватого оттенка и протянул «Солдату». На том и расстались…

Мостик был положен, а недостающее восполнит время, если, конечно, оно у них будет, ведь все располагают разными его отрезками, о величине, которых имеют весьма смутные представления, впрочем, как и все мы, вместе взятые, и каждый из нас в отдельности!

* * *

Наконец настал день, когда чаяния воплотились в материализовавшегося на свободе «Гриню», постройневшего, осунувшегося, но довольного. Он был встречен как герой, хотя таковыми были скорее адвокаты, члены его семьи и парни, занимавшиеся его содержанием в заключении в славном городе Иркутске. Но как всегда об этом бытовом и ставшем теперь не нужным, история умалчивает, отдавая все лавры «главшпану», бывшему в явной печали все эти восемь или девять месяцев, и гневно требовавшего убыстрения его освобождения – ибо, по его словам это не только для его здоровья, но и общего дела, большая пагуба.

Встреча с «Иванычем» и его близкими: «Культиком», «Осей» и «Плосконосом», была скорее похожа на церемонию вручения «Оскара», от куда он уехал не только с дюжинной дорогих подарков, кредитной картой, с соответствующей суммой, но и на новом «Мерине», 140 кузова с максимальной мощностью двигателя, то есть в «шоколаде»…

Очередь Алексея подошла быстро, гораздо раньше братьев, что последних напрягло до полубезумия, но сказать, что такое внимание его обрадовало, вряд ли можно, и причины тому были. Во-первых на своего шефа с некоторых пор он поглядывал как на жертву, судьба которой уже решена, оставалось лишь дождаться удобного момента, а во-вторых показавшееся желание Григория побольше хапнуть и исчезнуть, просматривалось не только сквозь гладко выбритые, воскового цвета, щеки, но и по какому-то новому, всему не довольному и всего опасающемуся взгляду.

Разумеется, уходя он мечтал хлопнуть дверью, и желательно так, что бы она осталась стоять, причем закрытой, а все, что осталось вокруг неё – рухнуло! Позаботиться об этом и должен был «Солдат».

По плану для изымания и накопления денежных средств была придумана целая монстрообразная цепочка причинно-следственных связей, повлекших в ближайшее время отъезд Барятинского в… Киев, где якобы он собирался организовать бензиновый бизнес, который в основном заключался в высылании ему из Москвы огромных миллионных средств, причем в наличном варианте, то есть не учтенных никем, кроме него самого. Результатом чего стало появление большого дома на Канарах за миллион долларов…, остальное от глаз было скрыто, по причине занимания гораздо меньшего места, в портмоне «Грини», в виде кредитных карт.

Хотя есть и еще одна, не известная нам, сторона – Гриша Барятинский был зависим не только от «Седого», но и от еще одной структуры, о чем знал» покупатель», и именно поэтому не мог считать его преданным делу, справедливо предполагая противостояние, рано или поздно появляющееся в таких ситуациях.

Однозначно, после тюрьмы Григорий не желал продолжения прежнего и всеми силами старался отгородиться, и в конце-концов исчезнуть из этого мира, правда ему для этого нужен был «Солдат» ради устранения всех, не желавших как его исчезновения, так и его существования. Мерцая между двумя огнями, он двигался к заветной цели, что само по себе, может и не плохо, но не одна «лягушка» не может стать в этой бочке самостоятельной, и тем более, не в состоянии выбраться из нее сама!

Разговор же, состоявшийся при этой первой встрече, скорее носил вид монолога и начал его «Северный»:

– Братухааа…, хааа…, кааак яяя рад тебя вииидеть. Знаааю, все знаю… Красава… исполняешь тыыы… ващщще на красоту – по ходу один ты за меня здесь мазу тянешь. В натуре, Леха, пока на нарах чах, братишки эти… оба, все рамсы попутали…, на меня уже пацаны косяка давят и за фуфло безпонтовое держат – по ходу все под себя подмяли! Один ты правильный пацан…, ни чо, дай день – другой и всю эту шерстюгу в петушиную масть загонииим…

– «Гринь», чо случилось-то – весь на мурмулете… За ними чё, косяки какие…? Я вообще не в теме, ты поясни…

– Братуууха, из всей этой псятины только у тебя по жизни все ровно, ни чо, с каждого спросим…, гнуть на хааалодную бууудееем… Это гадье – Олег, двух моих штемпов на погост отправил и на тебя засматривался… – ничо, братулец…, «дыры» беспонтовые эти «Рыли», ща я дела на мази поставлю…, а расклад – нормалек, лавешек столько обломится, что ни в одном «воровском кармане» не вынесешь. Ништяк, братуха, ништяяяк!.. Так Леха, давай собирай все, чо у тебя есть, валыны готовь – работы немеренно, сукой буду – с каждого за пронос спрошу, за каждый косячок… прикинь, в общаке ни копейки, мне блевотину какую-то прогоняют, а сами на таких лайбах…, думают в общак нырнули, и еще падлы базарят, что на тюрьму и на мой суд все ушло – забыли, что стрелочник хуже гомосека! Я за то напомню…

– Да как скажешь, «Гринь»…, циферки то у тебя прежние, а то опять на следующий раз через «Рылей» связываться придется, думаю это не желательно. Иии, с твоего позволения, мне бы по конкретнее задачи знать… Так-то у меня всегда все готово – ты же знаешь!

– Таааккк…, значит…, значит… давай завтра у «Петровича» в офисе…

– Да, там народууу – чего светиться?…

– Завтра никого не будет, только «Иваныч» еще приедет… – Все было мутно, не понятно и казалось через чур преувеличенным и дерганным. Григорий явно был «на нерве», да что там на самом пике его, и явно не полностью отдавал себе отчет о произошедшем за время своего отсутствия. Боязнь, что его «отодвинули», и вышедшие из этого ошибочного представления мнения, вели его через, все более растущую боязнь, толи к тирании, толи к мании преследования, толи вообще к фобии потери власти.

Разумеется многое изменилось, но бразды правления вернулись к нему, как и раньше – их никто не позволил бы забрать, ведь кроме Рылевых в «бизнесе» были и «Культик», и «Ося», и наконец сам «Иваныч», которые о других вариантах и не помышляли.

Сам же шеф Алексея, кроме всего перечисленного, как ранее было сказано, решил попытать счастье и «соскочить» с поезда, который уже завез его один раз в тюрьму. Но для этого нужно было убрать почти всех, кто хотя бы раз упоминался в этой книге! И в этой части пьесы он собирался выпустить «Солдата», правда не зная, что одновременно он еще и «Сотый», к тому же уже держащий его самого в перекрестии своего прицела!

Лишь только «чистильщик» скрылся за углом, подъехала машина, в которую и юркнул «Северный». Путь его лежал в один из фешенебельных ресторанов в «Садко – Аркада», где его уже ждал незабвенный Петр Семеныч, выросший в чинах и не преминувший, по традиции, осушить пару стаканов «виски с колой».

Барятинский действительно не только считал, но и верил в преданность Алексея, и был убежден, что это единственный, правда, и достаточный, человек, на которого можно положиться. Следующий по доверию, среди своих был именно «Петруша», что тот прямо сразу и попытался доказывать, «докладывая» о всем чем мог, человеку, который на ряду с папой, буквально строил его судьбу:

– Ну наконец-то, тысяча шлюх, я уже думал тебе там начало нравиться! Что за привычка у вашего уголовного брата – хоть раз, но без тюрьмы обойтись не можете. С почином и со свободой! Ох и натерпелся я, за тебя переживая… ииии спасибо, что за конвертики не забыл… Ну давай сначала ты, а после я все расскажу – многим порадую.

– Здравствуй, здравствуй герой-любовник, как ненаглядная, уж больно хороша, братишь…

– Да уж пока ты чалился, я весь измочалился, даже задумался – может жениться?!

– «Петруш», ты чо, в натуре или гонишь!? Да я те порядочную найду, хочешь бывшую арестанточку, изголодавшуюся какую-нибудь…, знаешь какие есть… уууу!

– Нет уж, благодарствуйте, Григорий батькович, если ни эту, то уж какую-нибудь ментовочку, знаешь какие у нас старшенькие лейтенантики и капитанчики горячие имеются…

– Да видел я твою пресс-секретаря по ящику в хате, и загар ей идет… Спасибо тебе, Петь, за хлопоты и бате твоему передай, надо бы как-нибудь лично ему засвидетельствовать почтеньице. Устроишь? Менты то твои, при тебе пока?

– И «Силуяныч» и «яйцеголовенький» – все Гриш, при мне – такими кадрами… – знаешь как выросли, Верхояйцева батя себе забирать хочет, а там он попрет… Мама дорогая, да я и сам между прочем… на генеральское кресло уселся… пока ты баланду трескал, но все твоими и папиными молитвами… – все помню, дорогой… ВСЁ!!! Ну давай по стаканчику… А за батю не волнуйся – сделаем…

Петр Семенович немного слукавил, поскольку на генеральскую должность он, конечно метил, но пока лишь на этом и остановился, что правда не говорило о его бесперспективности и нерентабельности, просто семейный тандем «папа – сын» выжидал лучшего управленческого поста, вот-вот должного освободиться.

Относительно друг друга оба имели достаточно весомые планы: милиционера интересовали финансовые отношения, авторитета же больше мысли, которые он собирался воплотить в жизнь сразу после чистки, проведенной в рядах своих соратников, на поле официального бизнеса и даже политической нивы. И нужно отдать ему должное – ничего не выполнимого в этом не было, но…, но лишь после работы, которую он собирался поручить «Солдату»…

…А что же Алексей? Для него все складывалось наконец-то в прозрачных тонах и полной ясности. Определенность была непривычна и даже пугала, но сквозь нее проглядывались и окончание подобной жизни, и прощание с криминалом, даже, что его раньше смущало – возможная семейная жизнь. Препятствий было несколько в виде Григория, Петра Семеновича и возможно двух братьев – это все преодолимо! «Седой»? Что-то общее связывало с ним и что-то подсказывало: здесь сложностей не возникнет, хотя иногда и придется чтото делать, ведь это отношения двух единомышленников, которые, как теперь стало понятно, никогда не закончатся сами собой…

У «Сотого» создавалось впечатление, с одной стороны чего-то нового грядущего, но несмотря на это, очень знакомого и желаемого. Жаль, что нельзя все было пустить на самотек – не те люди, лишь что-то почувствуют и последствий не предсказать. А он отдавал себе отчет о том, что находится на грани своих нервно – психических возможностей. Нужна была передышка, и ей могла стать поездка в Грецию, ради получения эллинского гражданства, возможно сейчас вопроса номер один – ибо не одним хорошим документом, определяющим его личность он на сегодняшний день не обладал. Можно было, конечно в очередной раз воспользоваться возможностями «пятидесятого», но он предпочитал пользоваться чужими услугами, как можно реже – это сохраняло информацию, которую он желал оставить неизвестной.

Из вышеперечисленного вытекал один вывод – сначала Греция. Весь процесс должен был занять от четырех до шести месяцев. В процессе возможно придется приезжать либо для подготовки, либо для работы, как предполагал «Солдат», по Григорию и еще некоторым представителям мужского пола.

Итак, «коридоры» были заранее обговорены – все маршруты проложены через третьи страны, Милену он оставлял на попечение своего самого старого друга Макса «Сопрано». Странная приставка к директору ЧОП приклеилась еще в детстве, и друзья же только пользовали её. Параллельно с занятиями футболом, Максим умудрился учиться в музыкальной школе и вообще обладал изумительным сопрано, просыпавшимся в нем исключительно на дружеских застольях, причем только на свежем воздухе.

Поначалу он работал в банке, постепенно переросшим в мощную финансово-инвестиционную структуру. Немного набравшись опыта он доказал, что легко потянет сеть обменных пунктов и еще кое-какую структурку, и наконец возглавил мощный ЧОП. Лучшей кандидатуры было не найти и друзья «ударили по рукам».

 

Кровь с молоком

Последний день перед отъездом Милена и Алексей провели в снятом на сутки номере гостиницы «Метрополь», куда и заказали шикарный ужин, шампанское и десерт. Девушка немного прибавила в весе, что придало ей необычный шарм и какую-то взрослость, но не в смысле возраста, а какой-то внутренней осмысленности своего существования, предназначения и духовной мудрости, будто жизнь ее приняла некий крутой поворот, изменив все прерогативы в жизненном цензе, чем придала иной смысл. Конечно, это не осталось незамеченным, но то, что будущая мама уже перешагнула шестимесячный рубеж своего «интересного положения», и если честно, еще неделя и – и скрывать его стало бы не возможно, возлюбленный не знал, да и не мог даже подозревать…, ведь если женщина хочет…

Чем объяснить такую «слепоту» гражданского мужа? Причина может быть только одна – овладевшие им более серьезные мысли о их совместном будущем, о котором Милена и представить не могла! И все же большая часть разума была занята более близкими предстоящими событиями, информационной подготовкой, которой занимались «Санчес» и «Чип». Идеальным было бы поймать нужных фигурантов в одном месте, скажем на какой-нибудь «стрелке», и инициировав небольшую перестрелку, убрать «Гриню» и еще двоих бывших его близких – последних по просьбе «Седого». Но такое бывает разве только в кино.

Вечер казался волшебным, но оба его участника несмотря на расставание, были радостны каждый своими, известными только ему, перспективами. Взгляд девушки светился ярче двух глаз, любого счастливого человека, и вся благодарность за это обильно орошала её Лелю.

В свою очередь, молодой человек старался делать некоторые намеки на возможно грядущие изменения, чем немного напрягал, не совсем понимающую его Милену. Ей казалось, что он что-то заподозрил, о чем и пытается узнать поподробнее, только как-то странно. Но как бы все завуалировано не выглядело, оба решили по воссоединению все рассказать друг другу, так сказать, поставив перед фактом.

Эх, если бы человек знал, что его предположениям не только не суждено сбыться, а просто не возможно, и прежде всего по причине своей недолговечности, то наверняка он попытался бы все сделать иначе, а именно – прямо сейчас…

Вечер закончился тем, чем должен был завершиться запоминающийся на всю жизнь праздник, оставив в памяти, может и не фееричные, но очень приятные минуты. Правда при обращении к этому дню, в памяти окрашенному печалью, невыносимой грустью и сожалением, того, что он предварял отъезд «Сотого», вместо того, чтобы быть просто очередным праздником. А вот поездку следовало вообще отложить. Но человек предполагает, а Господь располагает!..

Наутро «Санчес» отвез обнадеженного Алексея в аэропорт, а замечательный и преданный Макс «Сопрано», Милену на новую снятую квартиру, специально в том же доме, где находился офис его ЧОПа – береженого Бог бережет! Максим сразу обнаружил беременность своей пассажирки и объяснив, что учитывать это важно для обеспечения ее же безопасности, сразу получил признание, естественно порадовался за друзей и посетовал, что подобные вещи от его товарища скрывать было нельзя – в конце концов это не просто обоюдное дело, но и радость, и счастье, принадлежащие им обоим! Правда дал слово никому, ничего не сообщать, а войдя в положении, пообещал помогать всем, чем только возможно.

Постепенно было решено, что наиболее спокойное место – частный, пусть и не большой дом тетушки Элеоноры в Королёве, а потому половину недели Милена проводила там, наслаждаясь уходом и заботой родного человека, тоже с нетерпением ждавшего этого ребеночка, а половину приходилось проводить все же в столице из-за наблюдения у врачей, всяческих подготовительных мероприятий и приятных хлопот, которыми молодая мама увлеклась не на шутку, наверное, все таки кое в чем перебарщивая. Подготовительные занятия для родителей Милена посещала и за маму, и за папу, впитывая все услышанное, как губка.

Здорово было и то, что эти курсы посещали и уже родившие, и даже откормившие грудью – хорошая и благоприятная тенденция, приучающая к присутствию малыша, а заодно и служившая наглядным пособием и за ухаживанием, и за воспитанием, а более всего показывающая, что опасаться нечего, что и вселяло уверенность, и придавало силы.

Всегда вместе с ней эту подготовку посещал и телохранитель, приставленный другом Алексея, он же был и водителем, и помощником в походах по магазинам, и поездкам в Королёв и обратно. Парню хорошо платили, а кроме того в его семье тоже ожидалось прибавление потомства и тоже первенец, только в его случае мальчик.

В одно такое занятие, когда и охранник, и его подопечная пытались запеленать правильно куклу – муляж, это заведение посетила Миленина бывшая подруга и бывшая «товарищ по цеху» – Анжела, как раз та, что подставила ее под «лианозовских», мало того, как раз та самая барышня, охаживавшая Петра Семеновича, и в которую тот был безнадежно влюблен.

Амплуа содержанки, столь модное нынче, было ей более по душе нежели работа проституткой, пусть и в «Космосе», но все же… Все деньги очень быстро перекачивались на счет рачительной любовницы, которая все больше и больше настаивала на замужестве, ради чего решилась забеременеть, что и подвигло посетить это, подготавливающее к материнству, заведение, где и встретились две бывшие «подруги».

Встреча не напрягла и не испугала не одну из них. Георгия, игравшего роль мужа Милены, сразу записали в идеалы мужчины, к тому же он единственный, кто был на занятиях из мужчин постоянно и действительно готовился стать отцом, выполняя более, чем берут на себя обычные папашки.

Это пересечение судеб не было отмечено чем-то выдающимся и окончилось обычными фиктивными поцелуями и расставаниями до следующего раза. На единственный вопрос, касавшийся увечья, супруга Алексея ответила давно придуманной историей какой-то болезни, поразившей зрительный нерв, а далее и весь глаз, ни словом не обмолвившись о произошедшем когда-то, по вине подруги, несчастии.

Анжелика, разумеется придя домой, поделилась с «Петюней» новостью о встрече, впрочем не произведшей на него никакого впечатления, но как и у каждого «следака», пусть в его случае и бывшего, отложилось где-то в глубине памяти…

…Тем временем Григорий перебрался в Киев, но иногда посещал на день – два Москву, ради встреч с «Иванычем» и его близкими. Последняя была буквально за несколько дней до смерти последнего, заодно «Гриня» умудряясь провести с десяток других, среди которых были пересечения и с президентом «Золотца» Тарцевым, которого Барятинский предпочитал курировать лично, никого не допуская и считая, чуть ли не своей личной дойной коровой.

С момента отъезда Алексея прошло уже более двух месяцев, но они уже успели раз повстречаться на нейтральной территории – острове Крите, от куда «Северный» отправился паромом в Италию в сопровождении «Культика» и Солоника, который уже не только успел посетить модный и недавно созданный, специально под содержание ГКЧПистов, тюремный централ, но и свалить с него, бежав как заправский скалолаз, утянув с собой и несшего там службу сержантика, правда, на его же погибель. Неделю назад вся компания провела неплохую и даже бурную неделю, всколыхнувшую не только их нервную систему, но и предместья Афин: Миниди и Варрибоби, где находились точки интересов и проживания молодых людей.

Алексей остался не столько ради продолжения оформления гражданства, сколько для «охоты» за предводителем «измайловский» «Акселем», который должен был посетить колыбель классицизма человечества по той же нужде, что и «Солдат»…

…Две недели назад погиб «Сильвестр», что и стало причиной смертельных противоречий между некоторыми его близкими подопечными и противопоставило «Культика» с «Осей», «Акселю». Эта смерть повлекла много изменений и переделов, что в свою очередь и стало предтечей новых убийств, расстрелов и пропаж – в общем-то вещей закономерных и предсказуемых, возрождающих именно те периоды жизни общества, когда профессиональные характеристики и умения, которыми обладал «Сотый» бывают нарасхват, как и услуги гробовщиков и служителей кладбищ, правда чаще в таких ситуациях к услугам последних не прибегают, тщательно своими силами удобряя телами своих врагов близлежащие леса и водоемы.

До «Акселя», живущего привычками рыси, дотянуться в столице было сложно, а потому и было решено привлечь Алексея. В помощь к нему вызвались «Валерьяныч» и «Ося», которые должны были подтянуться, через пару недель. Пока же «охотник» пытался вычислить ареал интересов и обитания «измайловского» предводителя в одиночку.

Пока первый блин оказался явно не у того, у кого нужно – просмотрев поворот такси, затерявшегося среди себе подобных, преследователь потерял «цель» и машина с шашечками, везшая «измайловского» авторитета, свернула в переулок незамеченной.

Милена же ровно в этот день благополучно родила девочку 52 сантиметров ростом и весом в три килограмма, шестьсот граммов. Через неделю фиктивный папа перевез их в Королев, куда привозил раз в неделю все необходимое, в течении ближайших трех месяцев.

Алексей звонил каждый день, но так и не узнал о настоящей причине всегда счастливого голоса женщины, которую начал постепенно считать своей второй половиной. Соблюдая слово, данное Максом Милене, он тоже ничего не говорил, хотя видит Бог, еле сдерживался каждый раз от поздравлений. Но, даже понимая, что может в случае утечки информации получить по-дружески бланш под глазом, все равно молчал, предполагая, что тому есть веские причины.

Место нахождения «Акселя» было случайно подсказано человеком встречавшим его и его спутницу в аэропорту, и по совпадению подружившегося с умевшим располагать к себе людей, «чистильщиком».

Ничего не собираясь предпринимать до приезда навязавшихся подельников, он спокойно наблюдал за передвижением пары, состоявшей из высокого, спортивно сложенного, брюнета и стройной, со вкусом одетой блондинки, но это в основном вечером, а до этого тратя все время на посещение музеев и памятников истории, подобных Парфенону, и местам частной торговли, типа барахолки, расположенной у основания горы, вершину, которой и венчал прежде указанный памятник.

Любовь к древностям, артефактам и истории, привитые еще отцом в детстве, притягивали и не могли сравниться, по понятным причинам, ни с местными увеселительными заведениями ни, тем более, с подготовкой к покушению, к которой Алексей отнесся явно халатно, заранее предполагая глупость задуманного, а потому решив лишь делать вид активной подготовки, «собирая» выдуманную из головы комбинацию проведенных мероприятий по слежке и поиску информации, где настоящим были лишь четыре или пять мест, где искомый объект действительно появлялся. Правда весомым доказательством его чрезмерного напряжения были три десятка уже отпечатанных фотографий, на которых действительно были лица и мужчины, и женщины, смерти которых так жаждали «главшпаны».

Две недели пролетели незаметно, причем как для Милены, так и для Алексея, ставшего отцом. Но эти результаты и направления деятельности родителей были диаметрально противоположны и вели к двум антагонистам – к жизни в первом случае, и к смерти – во втором.

«Ося» с «Валерьяном» вернулись и уже хотели окунуться с головой в процесс, как вдруг на следующий день, правда с предшествующим предупреждением от «Культика», появился господин неопределенной внешности и неопределенного рода занятий, напоминающий представителя «конторы» (бывшего КГБ), и, по всей видимости, до сих пор им являющимся.

Прибыл он не один, а в сопровождении дамы интересной профессии, представившейся как «гейша». Уже не молодая и вот-вот подходящая к моменту переспелости, но по прежнему интересная и способная увлечь собой две трети всего мужского населения земного шара, в переносном смысле, конечно. Ей кем-то увлекаться было не обязательно, а вот её, пока еще упругим телом, никто кроме «Солдата», не побрезговал. И дело даже не в этом – она оказалась интересным собеседником и прозорливым человеком, и была очень благодарна, за предоставленный отдых в номере Алексея, которому явно было не до нее, хотя все были уверены, что он то, задерживающий мадам, дольше всех, либо монстр, либо гигант.

В благодарность она оставила ему все привезенные книги, а в Греции с достойной печатной продукцией на русском языке есть некоторая проблема, и что не менее важно – не стала его подробно отмечать в своем рапорте по начальству, отозвавшись, как о простом клиенте, бывшем в компании. Заодно намекнула, что не следуют делать ни лишних движений, ни разговоров в присутствии ее провожатого.

Сопровождавший ее был выше среднего роста, далек от спорта, но достаточно крепок и явно умен. Цель его приезда была не до конца понята и самим «Осей», хотя чувствовалось их давнее знакомство, и скорее всего касалась ознакомления новыми, оставшимися после гибели «Сильвестра», «главшпанами». Он был весел, но не беззаботен, вроде бы ничем не занят, но постоянно «висел» на трубке своего мобильного телефона, очень любил шутить, но плохо понимал чужие шутки. «Солдат», иногда ловивший на себе его пристальный взгляд, начал чувствовать исходящую от него опасность, не сиюминутную, но все же безошибочно грозящую. В выражении его глаз, была явная беспринципность, бессовестность и бесчестность, а вместе с тем жгучее желание воплотить свою властность, которая была единственным его увлечением, и даже скорее тем воздухом, которым он мог дышать. Власть была для него всем, и он всем без разбора расплачивался лишь бы испытать это сладостное чувство. Но не все это пока понимали, видя в нем человека, на которого можно не только положиться, и частично доверить некоторые тайны, не без подстраховки, конечно.

А еще через день Алексей нашел записку под щеткой стеклоочистителя на лобовом стекле автомобиля, где был указан адрес и время. Вычтя из каждой цифры пять, он понял, что до встречи осталось не больше трех часов, а вот на «отвод» времени почти нет. А раз так, то нужно просто исчезнуть и объявиться лишь после мероприятия, сославшись…, скажем на любовную историю.

Подпись была в виде римской цифры «50», а потому ошибиться было сложно в лице написавшим эту записку.

«Солдата» ждали в одной из грязных забегаловок, куда не заглядывал не один его соотечественник, что и было гарантией безопасности. «Седой» выглядел, как-то, не совсем привычно, даже повадками и поведением походил на местных завсегдатаев и оказывается, знал местный диалект, насколько именно, понять было не возможно, но все равно это впечатляло. Теперь «Сотый» мог на практике впитывать пример работы настоящего профессионала. Очевидным было и то, что этот человек не на солнышке погреться приехал.

Взяв по тарелке барабули, оливки, хлеб и местное дешевое разливное вино, мужчины совместили приятное с полезным. Начал «Покупатель»:

– Не стану интересоваться как твои дела, меня интересует ваш недавний гость. Где он остановился?

– В одном отеле со мной, номер…

– Когда уезжает?

– Нет информации.

– А должен бы знать все… Ладно…, что за мамзель с ним?

– Да похоже из вашей же «конторы».

– По осторожнее, юноша – в мире много королевств… Наше с ним противостояние имеет долгую историю, еще с Афгана. Я его – подонка, еще там вывел на, «чистую воду». Вывернулся – помогли, но теперь вряд ли.

– Чем могу быть полезен? Так-то меня припрягли к «Акселю» – что-то подсказывает – надо тянуть и отлынивать.

– Одно точно – не здесь и ни сейчас, более конкретно ответить не могу, расстановка сил еще не закончена, после смерти «Сильвестра». Так…, возьми вот это и подбрось…, нууу скажеммм, на его место за столом во время обеда или у зеркала в уборной. И обязательно убедись, что он увидел…

– Может… – не нравится он мне и гадостью опасливой от него пахнет…, прямо какой-то мерзостью.

– Успокойся, старлей, эта гнида…, если чего почувствует, ни перед чем не остановится и скорее всего отравит, без всякого прямого столкновения. Так что после нашей встречи будь вдвойне осторожен, будет провоцировать и вынюхивать. О женщине сказать ничего не могу, но тоже поосторожнее…

– Хотел о «Грини» спросить, чувствую от него тоже опасность исходит, не говоря уже о том, что за ним должок… – Собеседник посмотрел на Алексея пристально, наверное, такой взгляд он испытывал впервые. Кроме проникновенности и жесткости, в нем была какая-то, не то что бы обреченность, но невозможность сделать или помочь в чем-то, в чем помощь явно будет нужна в недалеком бедующем.

На что-то этот человек шел и при чем явно раньше предполагаемого им. Что-то в его судьбе должно было произойти, что не позволит продолжить дело всей жизни – как-то вот так читался взгляд «Седого», но вместе с тем в нем была и уверенность, и готовность принести любую жертву, и даже радость, от наконец-то, настоящего дела, что было долгом, пусть и смертельно опасным.

– Этого я тебе разрешить не могу – не в праве…, нооо иии… запретить тоже… – действуй по обстановке, ты это умеешь… Ну все, будь внимателен, на сколько возможно…, иии до встречи в столице… – Что-то говорило «Солдату», что они больше не увидятся, а мизерный клочок игры, свидетелем которой он только что был, не просто громада, а недосягаема для понимания, а значит то, куда он ввязался глобально и явно выходит за пределы страны…

Позвонив, отъехав от места встречи на пол часа, и сообщив о своем появлении, и уже направляясь в сторону отеля, Алексей пытался понять одну из последних фраз сказанную с акцентом на особенное внимание и запоминание:

– «Контора» – это государство, но не все в ней работает для его пользы, часть и на благо страны. Помнишь, при первом нашем разговоре… ты понимал разницу между государством и страной. Но то, что ты изучал, имеет ряд, мягко говоря, неточностей… В общем, для правильной ориентировки: государство – это группа людей, структура, которую они создали и законы, которыми они оперируют, дабы оградить свою безопасность, благополучие, комфорт, а главное удержать власть – вот что такое государство. Все остальное страна. Государства меняются, следуя друг за другом, привнося с собой строй, но все это точно новые люди, которые могут быть и маской, но и она прикрывает тоже людей. Так вот ради этого государства я и пальцем не пошевелю, но если моя страна нуждается в моей жертве, даже если этого никто не увидит, а значит и не запомнит, я не задумываясь совершу необходимое. Вот и ты, мой друг, должен разграничивать одно от другого…, так сказать «Родину от Сталина»… – Теперь навалившееся предположение о последней встрече помогало пробивать туманность и зашоренность, возникшую после смерти семьи и до сих пор застилавшую часть горизонта сознания «Сотого». В этом свете сказанное о «в общем-то нельзя, но можно…» в отношении Григория звучало уже по другому и взваливало ответственность на него самого, давая понять, что игры закончились, впрочем, как и правила…

Следующий день начался с больной головы – ибо пришлось доказывать на деле свою беззаботность и разухабистость на местной дискотечке, закончившейся нежданно – негаданно в квартире двух голландок – стройных, крепких блондинок с обворожительной внешностью и по всему видно «проголодавшихся».

Подозрительность в отношении героя-любовника, страдавшего от явного похмелья была снята, а за одно и открылась возможность выполнить просьбу «Седого» и подбросить записку, которую он так и не прочитал.

Самым подходящим местом оказался «морской» ресторан, и клочок бумаги «всплыл», как раз в тот момент, когда «Солдат» находился в уборной, и соответственно выпал из подозрения, тем более, имея на лице выражение явного мученика в борьбе со змием, которая предстояла снова – ибо коллектив подобрался соответствующий, и планы были грандиозные. Единственным спасением был записанный номер телефона скандинавских красоток, правда получится им воспользоваться или нет, без знания языка – вопрос открытый.

Но стоило произнести несколько слов, хоть и в приличном подпитий и он был узнан, а через пару часов и обласкан…

Через день гости должны были уехать, но провожали только одну «мадам», явно нервничавшую по поводу пропажи своего «кавалера». Это мало кого интересовало, звонок «Культику» все объяснил, оказывается этот, как его называл Сергей, «куратор» имел привычку не только исчезать, но и появляться в только нужное и известное ему одному время… Правда что-то подсказывало Алексею, что это время ему навязали не только первый, но и последний раз, что значило – в списках живых не значится… и мертвых тоже, как и должно быть среди тех, кто и сам забыл свое настоящее имя…

«Теперь «Солдат» знал, что «Седой» тоже не «лыком шит» и многое умеет, а главное делает, и раз так, то его приказы теперь имеют другое значение. С Григорием придется подождать, пока не будет на то получено разрешение.

Дни шли, но ничего о гибели какого-нибудь российского туриста слышно не было, «куратор» сгинул в безвестную пропасть небытия, что бы быть всеми забытым, и что за одно помогло многим избежать участи, им приготовленной – это наверняка бы понравилось этим людям, знай они по-настоящему этого человека и его планы.

Тем временем поиски «Акселя» увенчались очередным успехом и было решено готовить покушение у одной гостиницы, которая к ужасу Алексея оказалась одной из центральных и находилась в очень не удобном, для подобных мероприятий, месте. Организацию взяли на себя «Валерьяныч» с «Осей». Когда все было готово, хотя оказывается никто особенно ничего не готовил, третьему участнику показали и объяснили «гениальный» план, после чего он понял точно – его участия в нем не дождутся.

Отель располагался своим центральным входом на пересечении большого проспекта и оживленной улицы. Вечером, когда предполагалось нападение, место было сильно освещено и все происходящее выставлялось словно на показ, все это усиливал маленький нюанс, совсем поразивший «Сотого». В центре крестообразного перекрестка проводились какие-то работы – это место было огорожено и, соответственно, вечером было совершенно свободно от работающих, чье место и предполагалось занять.

С точки зрения неожиданности и расстояния действительно все было великолепно, но засада, находясь буквально напротив стоянки такси, куда обычно не подходили выходящие из отеля люди, так как машины подгоняли непосредственно к самим дверям, не имела именно там смысла. Это был первый просчет. Второй же заключался в том, что для стрельбы пришлось бы вставать и возвышаться более чем половиной корпуса над маленьким заборчиком, и дело даже было не в нем, а в потоке машин, стрелять сквозь который, мягко говоря, невозможно. Паля из всех стволов, а именно так было решено устроить дело, стрелки полностью засветили бы свое место положение и свое предприятие.

Подельники, что бы проверить опровержение версии Алексеем, послали «Валерьяна», буйно ее отстаивавшего, в центр огороженной забором площадки, а сами поднялись на ступени главного входа.

Оказалось, что и сидящим его было видно, а главное – когда он встал, то стало очевидным – стрелять он не сможет, из-за своего роста, ведь пришлось бы целиться поверх машин и не смотря на высокого «измайловца», траектория прицеливания и полета пули проходила бы сквозь салоны, ну в лучшем случае, крыши проезжающих автомобилей. «Ося» тоже был не высок, да и потом, после увиденного сверху у него тоже пропало желание, выступать в виде приманки.

Расстроенный Солоник, передал бразды правления Лехе, заявив, что так мы «кашу не сварим»! Единственным вариантом оставалось проследить за очередной поездкой «Акселя» и работать либо в движении, либо по конечному адресу подъезда, последнее тоже вызывало вопросы, поскольку в салоне в это время находился и водитель, и сопровождающее лицо, и мадам, приехавшая вместе с «целью».

Одиночными выстрелам Саня бить отказался, назвав такой подход не профессиональным, а сидящий за рулем «чистильщик» заявил прямо обоим, что автоматическая стрельба в такой ситуации, однозначно приведет к их задержанию, из – за большого количества жертв, а еще скорее всего, из-за массы свидетелей, которых подчистить точно не получится. Решили попробовать, и у одного перекрестка на светофоре, подчиняясь указаниям обоих, Леха выехал на парапет мостовой, объезжая стоящие машины. Оставалось каких-то три – четыре метра и… «Валерьян» с Серегой уже приготовились к стрельбе, открыв окна, расположившись с двумя «ЧЗ-61 Скорпион», оставалось лишь поднять стволы, и выжать спуск, расстреливая в упор всю компанию в машине напротив.

Сознание «Сотого» терялось в вариантах, но разбиваясь о стену неизбежности, нехотя продолжало выполнять задачу, в случае выполнения которой будут неприятности и начнутся они уже здесь и сейчас!

Лица стрелков сосредоточились, кисти обняли боевые рукояти оружия, а указательные пальцы заскользили с боевой скобы в сторону спускового крючка. Головы начали опускаться к прицельным планкам, левые глаза закрывались – ибо никто из них не умел стрелять с обоими открытыми. Капот автомобиля преследователей поравнялся с багажником такси, перевозившего «Акселя» и компанию – еще метр и раздавшиеся выстрелы начнут посылать пули в сидящих напротив, и находящихся за ними в других транспортных средствах… Еще доля секунды…, и раздался нервный хохот водителя с одновременным торможением.

Трехэтажный мат, выражавший испуг и непонимание посыпались на «Солдата», но быстрая и короткая фраза:

– Мусора!.. – Сказанная как-то спокойно и обыденно, сняла напряжение, заставила предпринять некоторые телодвижения, что бы спрятать оружие. Неизвестно кому в этой ситуации больше повезло. Буквально в десяти метрах на другой стороне перекрестка стояла патрульная машина с тремя полицейскими, один из которых был мотоциклистом и опирался на свой двухколесный БМВ, его отличала красивая кожаная форма и сапоги. Вторым была молодая девушка приятной наружности, третий же представлял сплав разбитого здоровья и крепких напитков, окутанных местным табачным дымом. Все втроем, они не отрываясь смотрели на остановившуюся напротив них машину и удивленно ждали продолжения, ехать можно было только навстречу им, поскольку движение было односторонним, а значит избежать общения не получится.

Приняв мину беззаботности и виноватости, обалдевшего от увиденных достопримечательностей, туриста, Алексей вышел из припаркованного «Опеля» и быстро заговорил на смеси околоанглийского, отдаленнонемецкого и отборно русского, смачно заправляя все запомнившимися греческими словами, в основном названиями музеев и памятников культуры, давя на их национальную гордость. Видя что его плохо понимают, он попытался послушать оппонентов, но увы греков в мире крайне мало, и этот замечательный язык почти никому не известен.

На просьбу предъявить какой-нибудь документ, он протянул свой загранпаспорт, а за права попытался выдать членский билет КПСС, купленный в комплекте с этими же документами. Повертев книжицу с изображением всем известного вождя, пожилой понимающе покачал головой и начал быстро говоря, жестикулировать, объясняя таким образом, что так у них в стране ездить нельзя. С чем пришлось грустно согласиться и в свою очередь объяснить, причем попытка удалась, что молодые люди засмотрелись на местных красавиц, что «Солдат» сопроводил низким реверансом в адрес представительницы местных внутренних органов, и после нескольких слов был отпущен восвояси.

Уже по пути в ресторан, где собирались отметить невероятно везучий день, Саня поинтересовался, начав с комплемента:

– Ну Леха, ты в натуре, фартовый. А ты чего им набазарил то, вы ж вроде на разных языках говорили?

– А ты че не слышал что ли?… Да за тебя поднакидал, мол с двух рук стреляяяет, вооружен до зубооов, находится в международном роооозыске, обвиняется в 150 убиииийствах…

– Ты чо гонишь, какие сто пятьдесят… – Слушающие его двое остальных, взорвались смехом и не могли остановиться еще минут пять, заразив и «Валерьяна», подыгравшего удавшейся на славу шутке…

…На следующее утро появилась информация об отъезде «Акселя» через три дня. Решено было поймать его на отъезде из гостиницы, но на кануне этого дня произошел сабантуй и с утра подобных мыслей уже никто не имел. На самом деле все наконец-то поняли беспочвенность надежд на удачное покушения здесь, без возможности подготовки и выбора оружия, да и местность никто не знал.

Еще две недели оставалось до получения полного комплекта документов, дальнейший же путь лежал на Канары. Третий месяц парни жили на снятой «Осей» вилле, и чувствовали себя, надо сказать, замечательно. Ежедневные физические упражнения, небольшие кроссы по пересеченной гористой местности, стрельба из пневматических пистолетов – «рукоблудие», как называл последнее Алексей, но других возможностей для тренировки не было – все это, во-первых, «убивало» время, а, во-вторых, сближало молодых людей.

Редкие походы в рестораны или кегельбан раскрашивали будни уже заскучавшего москвича, когда вдруг Саня случайно узнав о его любви к русской бане, преподнес подарок в виде посещения частной парилки, чуть ли не единственной во всех Афинах, за что «Солдат» был благодарен, и желая отплатить тем же, устроил небольшой пикничок на кануне отъезда, который закончился откровенными разговорами о роде занятий и затуманенном будущем, а в конце – концов обещанием в случае чего стрелять в друг друга так, что бы убить сразу, и приложить все усилия, что бы труп обязательно попал к родственникам… На том и расстались, что бы в следующий раз… – ну да так и вышло!

Канары встречали жарой и приятным ветром с океана. Цель поездки – осмотр небольшого домика на третьей линии от моря, который обещал «Гриня» и слово свое сдержал. Недвижимость оформили на предоставленный Алексеем документ и в принципе больше ничего его здесь не держало. Были мысли вызвать сюда Милену, но это представилось опасным, к тому же он сам должен появиться в столице через неделю…

…Их дочке исполнилось уже три месяца и мама решила съездить с ней и с тетушкой в школу материнства, которую посещала до рождения ребенка. Предполагая пока не рассказывать отцу о его отцовстве, она должна была соответственно держать дочку у родственницы, создав ей великолепные условия, но перед этим все же показать свое чадо новым подругам.

За несколько дней до этого у Петра Семеновича произошел разговор с Анжеликой, после которого тот решился все же на свадьбу, тем более, что его приперли к стенке заявлением о беременности. Уже по утру собираясь на службу, его невеста предложила съездить вместе с ней в этот самый дом материнства, случайно упомянув и Милену с имевшимся у нее изъяном. «Петруша» слушая веселую болтовню сожительницы поймал себя на мысли, что эта ее подруга очень похожа на ту проститутку, которую он искал по поручению «Грини» уже второй год, но все безуспешно. О чем по приезду на работу и принятии своего необходимого лекарства и сообщил Барятинскому:

– Приветствую Григорий.

– Здравствуй, здравствуй, не ужели с хорошими новостями, а то все порожняк и лажа какая-то!

– А то! Шлюху ту помнишь, что ты просил найти, кажется нашлась, моя Анжелочка постаралась…

– Вот это…, хотя было бы странно, если бы не нашлась. Тааааак, и где же?

– Да в каком-то центре «Матери и ребенка».

– А че она там забыла? Развела что ль кого? Так давай завтра съездим и посмотрим, по ходу только я один ее рожу помню. Тваарь, нашлась…, попалась…

– Гришь, только без криминала, по крайней мере…, ну ты понимаешь…

– Макрухи не будет, так трепанем малеха…

…Милена подъехала пораньше, почти к открытию. Леля приезжал послезавтра, и многое нужно было сделать – столько ведь не виделись. Мондраж чувствовался в каждом ее движении, но все это списали на неумелость обращения с ребенком. Георгий все время оставался в машине – у него уже родился ребенок, и парень постоянно не досыпал. Попросив девушку позвонить перед выходом, что бы встретить ее, спокойно заснул. Мама, ребенок и тетушка пробыли уже более двух часов и одев девочку, Элеонора Алексеевна вынесла ее на улицу и немного подождав под козырьком, что бы ребенок привык к яркому солнцу и перестал щуриться, прошла к машине и устроилась поудобнее на заднем сидении. Светлозолотистые кудряшки девочки играли на свету, а голубые огромные глаза – особая гордость мамы, были наполнены спокойствием и ангельским теплом…

Подъехали три машины: два огромных «Юкона», сопровождавшие «Мерседес-Бенс» белого цвета с двумя дверьми, на котором пожаловали «Северный» и, пассажиром, Петр Семеныч… Девочка испуганно посмотрела на родственницу и проявила беспокойство…

Раздался звонок телефона, Георгий кивнул и вышел встречать Милену, не особо придавая значение подъехавшим машинам – здесь таких было масса, к тому же долгое спокойствие и отсутствие проблем порождает расслабленность, базирующуюся на убежденности, что все минует, да и настоящий муж приезжает буквально намедни. Милена вышла первой и сразу нашла взглядом глаза своего ребенка, и хотя было метров двадцать до машины, почувствовала в них озабоченность, что заставило ее поспешить – слышался начинающийся плачь дочки.

Охранник задержался сзади, вытаскивая подаренную подругами коляску, и отстал на десяток метров. Этого хватило, что бы его не восприняли, как угрозу, что может быть и было хорошо, если бы «Гриня» не взял с собой всех пятерых Олеговских отморозков… Милена почти подошла к машине и уже протянула руку к дверце, как со стороны отсутствующего у нее глаза, девушку кто-то сильно схватил за плечо, сбил с ног, поднял и закинув на плечо, потащил. Она пыталась сопротивляться, но получила наотмашь удар локтем в висок и обвисла в чужих мощных руках.

Георгий повернулся на шум и не сразу понял, что происходит. Лишь увидев бордовые сапожки охраняемой персоны, раскачивающиеся на весу, на фоне удаляющейся огромной спины, начал действовать. Левая рука поползла к телефону, набирать код нападения на объект, адрес в офисе знали – с этим было четко, правая выхватила из кобуры ИЖ-71 – не Бог весть что, но все же… Бросив уже не нужный телефон на землю и нажав на кнопку звонка, выведенную рядом с дверью, из которой они только вышли, что бы иметь свидетелей событий, присел на полукорточки, и громким голосом дал команду отпустить девушку. Вместо этого из машин поползли остальные… Раздался пронзительный детский крик, на который такие младенцы вряд ли способны!

Не делая предупредительных выстрелов – на Георгия «смотрело» уже три ствола, то есть минимум пятьдесят патронов, более мощных, явно пробивавших его жилет скрытого ношения «Визит – 3», да и пока он сделает один выстрел, ему ответят три… и все же понимая это, Георгий не мог бросить женщину, и тем более ребенка… В глазах встал свой малыш на руках любимой жены…, они звали…, он не должен, ведь его ждут… нет, он должен, ведь в его помощи нуждаются… И вообще, может именно для этой минуты он и рожден…

…Заранее определив для себя траекторию движения, перерезающую путь громиле с ценной ношей, и цели, которым собрался «бить» по ногам… по каким ногам?!! Этим, в лучшем случае, в пузо или на поражение – по-другому ситуацию не вывезти!..Ребенок уже «захлебывался» в плаче, Элеонора прижавшая его к худой груди, растерялась и не знала что делать, эта реакция, а точнее ее отсутствие, нормальное поведение обычного человека, придавленного, вдруг свалившейся огромной ответственностью, на подобие той, что была сейчас на тетушке – ребенок!

На секунду всех отвлек визг резины резко стартующей с места машины Григория – на всякий случай, что бы не стать очевидцем надвигающегося… Милена, быстро пришедшая в чувство – какая мать не очнется на зов своего чада! И предприняла единственно возможное в ее положении: схватила что было сил обеими руками за причинное место, несущего ее мужчины, и дернула что было мочи, а для гарантированного результата еще и впилась в него зубами. Ужасный вопль прорезал солнцем пронизанное голубое, чистое от туч, небо, что и стало еще одним отвлекающим фактором, которым и воспользовался Георгий…

…Первые две пули ушли в самого ближнего противника, остальные ложились в область таза и живота более удаленным. Складывалось ощущение, что все застыли в растерянности от происходящего с их товарищем, в пах которого впилась какая-то Мигера. Он метался пытаясь оторвать ее, пока в диком исступлении с разбегу не влепился в кузов рядом стоящего минивена. Девушка от удара обмякла и расслабила хватку. Обезумевший от боли «бык» схватил одной рукой за грудь, другой за ногу и начал с остервенением подымать ее над собой и с силой опускать на парапет любыми попадавшими по нему частями тела. После третьего удара кровь брызнула и окрасив асфальт с каждым разом увеличивалась размером лужи…

…«Мясной», а это был именно он, подымал на бицепс штангу в 75 килограммов на десять раз и сам весил 130, при своем росте 185 см. А потому этой, обезумевшей от боли, горе мускулов вес в 52 кг казался пушинкой и он быстро переломал если не все, то большую часть костей молодой мамы! Когда пули из сменного магазина пистолета охранника начали «ложиться» в него, Юра прыгал всей своей массой на проломленной грудной клетке девушки. Георгий уже был тяжело ранен, и лишённый возможности передвигаться, продолжал стрельбу оставаясь на месте, представляя собой идеальную мишень…, и не важно осознавал он в этот миг о последних секундах своей жизни или еще на что-то надеялся.

Он слышал лишь шлепанье пока «чужих» пуль о стены и дорожное покрытие, не улавливая звуков выстрелов, хотя ни один пистолет не был снабжен прибором для бесшумной стрельбы. Попадавшие же кусочки метала в его тело не причиняли боли, но отбирали силы, которые заканчиваясь скоропостижно, таким же образом вытесняя из него и жизнь. Сразу две пули попали в голову: одна в височную кость, другая сразу за ухом – это отозвалось последним сигналом посланным мозгу, и сообщавшем о не возможности нажать на спусковой крючок. Замирая, взгляд полоснул по изуродованному, словно в камнедробилке, телу Милены, и последняя фраза составленная мозгом:

– Прооостиии!!!.. – Адресованная толи Милене, толи жене со своим первенцем, толи Господу Богу, взметнувшись устремилась за отходящей душой…

…Высовывавшиеся из окон и выходящие из подъезда люди успели заметить двоих здоровяков помогающих залезть в машины троим раненным крепышам и после говорили о якобы одном ну очень большом, которого загрузили через заднюю дверцу джипа, тоже такого же огромного, марки, которого, разумеется, никто не знал.

Народ, кто со слезами, кто бледный и с дрожащей нижней губой, кто причитая, приближаясь, собирался вокруг двух тел молодых людей, между ними осталось не такое уж и большое расстояние – не более двух метров, но они погибли, отстояв одну, пока еще маленькую жизнь…

По странному совпадению никто не обратил внимание на «Митсубиcи», на которой приехали молодые люди и никто особенно не задумывался, что прибыли они сюда не одни, а с женщиной и грудным ребенком! Элеонора пыталась позвать на помощь, но вместо звуков вылетало слабое мычание. На десятый или двенадцатый раз она поняла, что не может говорить – комок в горле мешал образовывать внятные звуки, слышались только стоны.

В почти парализованном сознании и еще не способная осознать всего происшедшего, она интуитивно, тихо и незаметно, выскользнула из проема дверцы машины племянницы и…, ах эта спасительная женская интуиция, к которой многие из сегодняшних представительниц самого замечательного пола перестали прислушиваться, считая это сродни рудименту, полагаясь на зыбкие логику и рациональность…, иии исчезла, сама не понимая, как ей это удалось…

…Первыми, буквально через минуту, после исчезновения двоюродной бабушки и ее внучки, прибыли на место парни из группы быстрого реагирования ЧОПа Макса…, во главе со своим шефом, оказавшимся в это же время в офисе. Не прошло и пяти минут с момента поступления сигнала – великолепный норматив, но и это не спасло… Ребятки в черном оцепили всю территорию, а друг Алексея сидел на бордюре рядом с его гражданской супругой (хотя какая разница какой, если друг любил эту женщину, а он не выполнил данное слово), словно бы физически ощущая боль пережитую девушкой в момент помешательства и избиения «Мясным» Милены. Формы были изменены до неузнаваемости, а добавленные впечатления в виде ссадин, успевших образоваться опухолей и разрывов тканей, делали это зрелище вообще невыносимым!

Гладкая кожа и ухоженные волосы, местами пробивающиеся сквозь безобразную картину, по всюду будто специально, разлитой крови, напоминали о когда-то, пылавшей красоте на этом лице и этом теле. Случайный взгляд начальника ЧОПа проскользнув по одежде, почему-то остановился на чуть оголенном, через разорванную одежду, участке тела в области груди, что-то жидкое и густо – белыми капельками, выделяющимися из соска, еще недавно кормившего дочь, скатывалось по коже и падало, на уже стягивающуюся пленкой, кровь при касании о которую, разлеталось на кляксы причудливых форм – соединяя, но не смешивая жизнь и смерть… Внезапная осознание увиденного выбила толчком недавно съеденное, которое лишь со второго толчка оказалось на асфальте, вместе с последующими негодующими словами:

– Господи! Это же грудное молоко! Не-на-вижуууу, подонки!.. – Невдалеке стоящая женщина, уловившая смысл увиденного и сказанного, потеряла сознание и рухнула, падая зацепившись за мужчину из группы, приехавшей с Максимом и утянула его за собой, вызвав кемто сказанную фразу:

– Что за мужики пошли?!.. – Имея в виду…, а что тут можно было иметь в виду, когда во всем без исключения, о чем прочитал сейчас уважаемый читатель были виноваты именно они! Эх… мужики, мужики!!!

 

Тень

Через один день прилетевший «Сотый» с нетерпением и в предвкушении встречи с Миленой, по которой соскучился и уже точно понимал ее место рядом с собой, как спутницы своей жизни, ждал пока начнут вывозить на транспортер вещи пассажиров. Минуты тянулись как часы, складываясь, как казалось, в вечность. Он уже купил огромный букет, стоящий здесь в два раза дороже – ну и хорошо, она этого достойна! Выбрал и оплатил какие-то духи, коньяк, шампанское, вынул еще раз из внутреннего кармана коробочку с сережками, оформленными гранатом и брильянтами, как раз подходящие, по его мнению, к перстню, который он подарил перед отъездом в знак своего к ней отношения. Представляя сколько радости он доставит сегодня его девочки, Алексей ходил улыбающийся и довольный, совершенно не думая о предстоящих встречах с Григорием, Рылевыми и иже с ними – они и работа подождут, тем более теперь, когда он оттаял и отошел от потери своей прежней семьи, правда на это понадобилось почти года. Конечно ужасно то, во что он превратился…, но все представлялось объяснимым, тем более после последней встречи с «Седым «– вот его он хотел увидеть, и выразить свою признательность и уважение…

Легко подхватив появившиеся на ленте вещи, «Солдат» направился к «зеленому коридору», где его никто не остановил, и по выходу из которого его ждал преданный, правда чуть под шефе, «Санчес». Раньше Алексей не преминул бы сделать замечание, но сегодня не тот день – он бы и сам бы выпил. Что-то заставило обратить внимание на экран, попавшегося на пути, телевизора – диктор говорил об очередном ужасном преступлении, изуродованной женщине и убитом охраннике. Рядом кто-то сказал:

– Охранник – значит богатенькая или жена какогонибудь чиновника, туда им всеми дорога… – «Солдату» захотелось непременно ответить, но он почувствовал какое-то жжение в груди и подкатывающий ком к горлу, что-то запульсировало нехорошим предчувствием, заставившим осмотреться и задвигаться быстрее и осторожнее…, ибо предчувствие он отнес на свой счет.

Уже на пол пути набирая номер телефона Милены в двадцатый или тридцатый раз, ему показалось очевидным – предчувствие касалось не его, а именно ее и… и еще кого-то. Он явно ощутил между ними присутствие еще кого-то, но не мужчины, здесь он был уверен… Когото, но кого? Подумав немного, попросил остановиться и с телефона – аппарата набрал номер «Сопрано». Тот сразу поднял трубку, а узнав голос друга, осекся и попросил заскочить сначала в офис, где он все сможет объяснить, тем паче, что это в подъезде рядом со снимаемой ими квартирой…

Уже обращаясь к Саше, Алексей пристально посмотрел ему в глаза и поймал себя на мысли, что всегда общительный подчиненный не просто молчит, но не подымает даже глаз:

– «Санчелло», чо случилось, какое-то предчувствие у меня… Макс еще чудит, чего-то…, ну ка посмотри мне в глаза… – В поднятом взгляде не было ничего кроме страха и сострадания – Александр все знал, но не был в состоянии об этом сообщить, тем более зная всю тяжелую предысторию жизни своего патрона. Немного подумав, пассажир уже раздраженно поинтересовался:

– Вы тут без меня ничего не наворотили? Ты чего такой виноватый, косого впорол что ли?!.. – Сашка молчал и дальнейший разговор был бесполезен…

Почти доехав до места, где ждал Корсаров – остановившись буквально в двух кварталах от дома и распрощавшись с «Санчесом», «Солдат» с ручной кладью побрел в сторону, в которую хотелось бежать, но почему-то, что-то нависшее, будто молило не спешить. «Сопрано» высмотрел друга издалека…

Они обнялись, но радость встречи была только на лице приехавшего, моментально исчезнувшая после сказанного с печальным видом Максом:

– Лех…, дружище…, я не смог выполнить твою просьбу…

– Да ничего страшного…, а ты о чем собственно?

– Милена… – ее больше нет… – Казалось, после произнесенного пронесся ураган, сметя все эмоции и все, что было доброго и хорошего на сердце, заместив на обжигающий холодом лед, и охвативший ужас, который сопровождался по крайней мере шквальный ветром, несшим миллиарды иголок, в одночасье впившихся в душу с невыносимой болью, покрывших сознание непроницаемой тьмой – должно быть именно так выглядит ад…

…Максим широко раскрыл глаза и даже приоткрыл рот, ожидая теперь какую угодно реакцию, но только не провал в глубины подсознания, в пучины самого себя приехавшего, пусть и на короткое время. Алексей молчал, совершенно не проявляя никакой реакции, ни одна черточка не поменялась в его лице, даже наоборот показалось, что все они будто парализованы, а черты заострились, губы сжались, мозг же заработал многократно быстрее, закоротился, бегающими по кругу мыслями, не имеющими выхода. Нужно было во чтобы ни стало разорвать этот замкнутый круг, но не было, ни желания – зачем, когда все тщетно!

Только хозяин отсутствующей реакции знал что с ним происходит. Сдержанность была обманчива и все, что он пытался сейчас сделать – это не допустить увлечение паническими переживаниями, воплощающимися в образах потерянных близких и любимых им людей, понимая, что это приведет к сумасшествию. Весь окружающий мир исчез, схлопнувшись в точку. Образовавшийся вокруг неё вакуум, привел к полной отстраненности и страшной концентрированности своих чувств, остальное вообще не интересовало в ближайшие несколько часов. Именно по этому все движения его казались заторможенными, а реакция почти отсутствующей.

Лишь уже к середине ночи, глядя сквозь глаза вымотавшегося друга, который пытался хоть как-то помочь, и вывести Алексея из этого состояния, что-то осознанное начало проявляться, а разум проясняться и наполняться ответами на задаваемые вопросы повалившиеся, казалось бы бессвязно, но через еще пару часов проявившимися в виде упорядоченного анализа и удивительно точных выводов, высказанных монотонным голосом, будто звучащим с того света, без интонаций и привычной жестикуляции.

Корсаров с удивлением слушал, а после десяти минут высказанной безупречной программы, облегченно с выдохом произнес:

– Наконец-то, я думал ты умер, хоть и ходил… Вот фотографии с видео записью – от одного озабоченного автомобилиста перепало, у ментов нет ни того, ни другого. Посмотришь и все более точно поймешь сам. Есть еще одна запись… – видео, с совсем близкого расстояния, но думаю тебе не надо…

– Давай, и не думай!.. – Затем чуть помедлив:

– Как это все… иии… и почему именно те кого я люблю?!.. – Тому нечего было ответить, в замен он предложил бокал с виски, который Алексей принял, но пить не стал.

Далее директор ЧОП дал понять в какую сторону направилось следствие и что он сам собирается предпринять.

Слушая и одновременно внимательно просматривая записи, иногда пряча гримасу искажающую его лицо, «Солдат» что-то выписывал на листочке и застонал, когда на экране началось избиение Милены. Глаза его не отрывались и не моргали, постепенно наливаясь кровавым оттенком. Толстые красные прожилки бросали соответствующий отлив на белки, а увеличивающийся зрак сделал центр глаза непроницаемо черным, что смотрелось на фоне ало – розово и нечеловечески зловеще. По окончанию кассеты взглянув на друга и испугав его состоянием своих глаз, спросил:

– Еще есть что-то?

– Угууу! Что это у тебя?! Ух…, нууу показания очевидцев – у следока выпросил, там ведь и мой парень погиб, иии…, кстати, мой родственник…

– Я постараюсь чем-то возместить…

– Возместим мы сами, а вот иии… личная к тебе просьба…, что-то мне подсказывает, что так ты этого не оставишь… – я тоже, так что… мне не важно, что ты там сделаешь, но если без моего участия – обида на всю жизнь, и кружки пива с тобой не выпью…

– Не лезь… Не твое это… и не буду я тебе ничего обещать. Живи, как жил… Где она?

– Кто?

– Милена! Не тупи, не до того… Если знаешь где – поехали!

– Ннн-таккк время…

– Ей все равно, а мне нужно сейчас. Вези…

…Сторож морга немного посопротивлялся, по профессиональной привычке ровно до двух бутылок, то есть их денежного эквивалента… Макс позаботился о том, чтобы девушка выглядела хоть как-то похоже на прежнюю и телом, и… Завтра по идее нужно было везти труп в церковь на отпевание, но в какую еще не знали. Алексей, не думая, вспомнил об отце Иоанне, о его церковном приходе и о словах, сказанных когда-то Миленой в адрес батюшки. Она его духовное чадо, так там этому и быть… Простыню сняли и тело осталось прикрытым легкой бязью, почти просвечивающейся насквозь. Его оставили одного. Через двадцать минут «Солдат» вышел:

– Доктор, что за шов чуть выше лобка – раньше не было?

– Таккк… ведььь «кесарево»…

– Чего «кесарево»? Ты что бредишь, что ли? Да не была… – Только сейчас его настигла догадка:

– Ёкер-макер, какой же я…, уууу… – да что ж это… – И вдруг «взорвался»:

– Где ребенок?! «Сопрано»!!! Ты что же, скотина молчал!!!.. Я убью тебя!!!..

– Лёлик! Лёлик! Ради Бога! Послушай… – Но договорить не успел, получив крепкий удар в грудину, «собрав» все каталки с лежащими на них трупами, вскочил, но разу согнулся от боли и упав на колени прошептал:

– Да можешь ты послушать! Жива, ЖИ-ВА! Твою Богу душу…, убил же друга… – Леха остановился, тряхнул перегруженной головой…, пока еще не совсем поверив в смерть Милены, и тем более не осознал ее полностью, а тут еще…

– Что ты сказал?!.. – И сам в бессилье опустился на колени перед другом детства, вперив в него непонимающий взгляд:

– Ты что сказал?

– Успокоился?

– Не знаю!.. Говори…

– Три месяца назад она родила девочку 52 сантиметра, 3600 грамм с небесными цвета глазами и светленькими волосиками, я дал слово тебе не говорить… – она толи сама хотела, толи боялась…, короче по приезду вроде бы все должно было раскрыться – это уже ваши дела,… а девочка славная!

– А… ребенок то чей! Чё то я…

– Ты что совсем сбрендил что ли?… Твой конечно!..

– А почему «кесарево»?… Доктор, а почему «кесарево» то…

– Если бить не будете, смогу предположить…

– Если кольцо не отдашь, убью прямо сейчас… Могу выкупить…, без обид – все понимаю.

– Какое кольцо?

– С рубином – мой подарок, три тысячи долларов отдал сначала и три потом: и того шесть. Думай, вспоминай, а то руку отрежу…

– Я!.. Я!.. Да что ж такое, я только сегодня… – Уже в полуобмороке начал захлебываться уже пожалевший о выборе своей специальности патологоанатом. Но тут появился все тот же старик сторож:

– У меня колечко, уважаемый, как есть у меня… Считай, мил человек, на сохранение взял, ручку позолотишь, так ща и схожу… – Макс с хирургом рванули к сторожу, сопровождая свои короткие пути длиннющими тирадами из словаря ненормативной лексики…, но «Солдат» их остановил:

– Пусть идет, заслужил. Триста «баков» хватит?

– Ну за такие деньги и идти не нужно… – произнеся эту двоякую фразу старик залез в носок, вынул перстень, завернутый в тряпицу, с играющим на слабом свету камнем, цвета крови, подул на него, обтер о грязный передник, и протягивая, одновременно хватаясь за деньги почти просвистел:

– Благодарствуйте, и дай Бог вам здоровица. Вот еще крестик деревянной с ентой барышни… ууупал…, как есть упал…, угу… – сам… Ну когда привезли, я иии поднял…

– Спасибо, старик…, ее – точно!.. Ну и где ребенок? Мой ребенок…, где?! И не шутите со мной – я и так на пределе!

– Да в том – то и дело, что хрен его знает…

– Сколько можно, заново все что ли повторяется?!.. Так…, ладно, чуть позже… Дайте мне еще пятнадцать минут – … попрощаюсь…

…Уже дома с кипой видео и фото материалов «Сотый» сидел в кресле и никак не мог поверить во все то, во что вернулся. Все случилось именно так, как не могло быть. Как насмешка на журнальном столике стояла увеличенная копия медали выбитой в честь победы русского флота при Гангуте в начале 18 века, на которой по желанию Петра Первого было выбита фраза «Небываемое бывает». Это был подарок отца – им собственноручно сделанная чеканка на меди и подаренная на пятнадцатилетие, в память о спасенной Алексеем тонущей девочки. Почему именно так – «небываемое» – да потому что его сын тогда совершенно не умел плавать и чуть было сам не погиб в бурном потоке горной реки, но вместо того, чтобы утонуть, спас другого человека.

Очевидно, что отец имел в виду никогда не терять надежду, говоря, что чудеса бывают только с теми, кто в них верит. В его же жизни получалось именно так, как было выбито на круглом куске меди и пока имело черный оттенок.

Слезы не текли – они кончились еще тогда, после потери Ии и Ванечки. Тогда он долго не мог придти в себя и понять, что их больше нет, очень долго привыкал не только к их отсутствию, но и к тому, что это не временно!

Сейчас же он всего за ночь погрузился в то состояние – просто существования, а не полноценной жизни, с пониманием того, что жизнь почти потеряла смысл. Он опять все потерял и виной тому все тот же «Гриня»! «Чистильщик» отчетливо видел на видеоносителе и его машину и его людей и даже, кажется, угадывался его профиль, хотя этого в принципе быть не могло.

Что делать было понятно, и он не станет слушать «Седого», пусть даже и проникся к нему безграничным уважением. Завтра или, как только появится возможность он загрузится железом и… Раздавшийся звонок оторвал его от темнотучных размышлений. Звонок был настойчивым, хотя звонить в принципе было не кому. Взяв Браунинг «Хайпауэр» – один из двух, полюбившихся ему года три назад и которые он брал в случае, непонятно чем могущих кончится, встреч, подойдя к двери, посмотрел в видеофон, спросил:

– Один?! – «Сопрано» ответил:

– Да больше не с кем… – Дверь открылась, и два мужика предстали друг перед другом, явно не спавшие ночью и думавшие все это время об одном и том же. Макс захлопнул дверь, не снимая верхнюю одежду, прошел в комнату, вынул початую бутылку вискаря, снял с полки два стакана, разлил по «двадцать капель», убрал бутылку обратно:

– Помянем!

– Помянем… – Оба выпили не чокаясь и он продолжил, начав говорить о своём родственнике:

– Его звали Георгий…, – ты, конечно прости…, не сравнимая с твоей потеря…, нооо… мы воспитывались одними людьми… в общем, как братья, хоть он и младше на 10 лет… Я должен что-то предпринять и наказать…

– Хорошее слово «наказать» – на-ка-зать! И что, знаешь как и кому?!

– Ты не понял… С женой я развелся…

– Постой, у вас же полгода назад все было нормально!

– Угу! Казалось нормальным… Сын уже вырос…, не скажу, что Жорик (погибший Георгий) был очень близок, просто я его сюда затянул, и эту задачу поставил…

– Максик! Ну ладно, Милена… она – женщина все таки, что там у них в голове…, интуиция там, защита потомства,… но ты то какого хрена молчал?! Слово он дал!.. Я тебе, конечно, не все рассказал… и моя вина тут… – да что там, только я и виноват! А рассказать… – я тебе ни только чуть, но вообще ничего не могу! Эх, «Сопрано», «Сопрано»…, все бы я по-другому сделал! Всеее!.. Значит так надо…, так зачем-то должно быть… Ну значит и теперь я по-другому сделаю!!! И не вяжись ко мне, не уговаривай, не твое это, не твое! Хотя помощь какая-то понадобиться и может… А за парня твоего…, всему свое время – разберемся. Ты че так рано то? Ночь ведь еще.

– После обеда Милену повезут в церковь, мы с тобой, как бы единственные два родственника. Тебя я одного не пущу – могут эти нагрянуть. Хотя наверняка свои дырки зализывают – Жора их неплохо подрехтовал…, Царствие ему, Небесное! А сейчас поедем в Королев, дочь твою искать, не спокойно мне, всю твою семью просрал, а потому, пока не найду ее, не успокоюсь!.. Я поставил задачу все паспортные столы перевернуть, искать девочку возрастом около трех месяцев с фамилией твоей…, ну в общем Милены…, надеюсь уже зарегистрировать успели, хотя не факт, могла и тебя ждать… Эх…, Жооорик, знал где они обитают, а я как-то и не задумывался и ему записи запретил, на всякий случай, вести… Вот так вот! Вот так вот…, вооот… – И не договоривший Макс под расслабляющим воздействием алкоголя заснул. Расслабился и Алексей, и тоже на том же месте, где слушал друга детства…

…Королев оказался достаточно большим городом, а времени до отпевания оставалось часов пять – шесть. Никто, конечно, не надеялся на быстрый успех, но он не пришел ни сейчас, ни через месяц, ни через год – всему свое время.

Спалив бак бензина и вымотавшись до бессилия, мужчины отправились к храму в конце Алтуфьевского шоссе, чтобы присутствовать на отпевании и далее похоронить, то что осталось от женщины, которая могла стать счастливой, но лишь оставила загадку и о себе, и о их дочери, превратив Алексея снова во вдовца и виртуального папу неизвестного ребенка. И снова, как и в первый раз винить кроме себя было некого – опять он и его выбор отобрали тех, кто стал дорог, и буквально означал всю его жизнь, от которой вновь осталась лишь оболочка!

 

«Со щитом или на нем»

Еще вчера вечером созвонившись с отцом Иоанном и сообщив ему о смерти его духовной дочери, Алексей договорился и о службе, и о погребении, батюшка сказал, что поспособствует, и на кладбище обо всем договорится. С Божией помощью все и уладилось…

…Высокий и стройный протоиерей, отец Иоанн, стоял рядом с равным ему по росту, но заметно шире его в плечах, молодым человеком. Оба имели изнуренный вид – и не то, чтобы первый постоянными постами и молитвами в неусыпном бдение о спасении душ, своей и прихожан церкви, где он был настоятелем, а второй постоянными тренировками и напряжением, но думами и переживаниями об усопшей. Слишком рано и совсем не вовремя, как казалось Алексею, с чем впрочем, батюшка был не согласен, в чем и пытался ненавязчиво убедить молча внимавшего мужчину…

…Свежий холмик, покрытый темно – вишневыми розами на очень длинных и толстых стеблях, разделял их. Оба молча смотрели на фотографию жизнерадостной юной школьницы – единственный снимок, который быстро смогли найти. Стоящие друг к другу лицом и думающие каждый о своем, но касающимся только ее, прошедшей сложный и тяжелый путь, и если и испытавшей что-то хорошее, то только благодаря именно этим людям…, и еще одному маленькому человечку, которого предстояло найти…

Погост был при храме, настоятелем которого служил давний друг отче еще по духовной семинарии, и находился недалеко за МКАД по Осташковскому шоссе. Это было очень близко от дома, строительство которого «Солдат» пока заморозил, но сегодня решил, что будет продолжать. Зачем – пока сам не знал. Может, чтобы отвлечься, а может, чтобы просто поселившись там, уйти в себя…, и будь что будет!

Рядом со стоявшими находилась открытая, без ограды, могила со столиком и мраморной скамьей, за нее и присели. До вечерней службы священник был совершенно свободен, а это два с лишним часа. Он и начал:

– Знаете, Алексей, Милена была прихожанкой моей церкви и бывало, исповедовалась и причащалась… даааа. На исповеди далеко не всякий человек способен раскрыть душу. Я стараюсь, с Божией помощью, наставлять чад, доверивших мне свои тайны и печали… дааа. Онааа многое пережила, но еще большее переборола, научилась не лгать себе, а это знаете ли очень тяжкая победа… дааа… Вообще ведььь…, знаете как…, если не готов ответить или отстоять правду, тооо…, то не стоит и произносить ее – ибо правда… – нужно быть достойным ее, ведь произнесенная правда не есть истина для слушающего, но в глазах других лишь версия, возможно подвергающаяся сомнению, а потом далеко не каждый готов нести ее тяжесть! Только раскаивающемуся Господь дает силы на покаяние.

Почему, скажем, преступник боится признания? Думаете, боится последствий – ну это уж совсем падшие, между прочем, именно за них и бьются пастыри, пытаясь по Божией милости, хотя бы одного вернуть в лоно матери Церкви, и во сто крат рады им больше нежели, тем сынам ее, которые никогда ее и не покидали… дааа…

Нет, боится человек до тех пор, пока не чувствует необходимости ответить за содеянное, а появляется такое желание именно тогда, когда видит воочию раб Божий погибель свою иии…, как последствие содеянного им, ложащееся на плечи потомства. А правду – ее ведь еще выстрадать и выдержать надобно, а коль не готов, то…, но покаяние другое дело, здесь медлить нельзя, опоздал – не спасся! Хотя на все воля Божия! Так что правду лучше хранить в безценном молчании, чем произнеся ее, под ней же, не вынесшим ее тяжести, и погибнуть, а значит и душу свою в сожалениях о дне этом погубить, чем саму истину видоизменить позволить, как себе в лживом самооправдании, так и другим в страхе мирском, глупости и гордыни! Дааа… Не отвергать, конечно, но произнести слова, а после принять опровержение их еще хуже нежели соврать. Господь всеведущ и если в душе есть покаяние, а понятие это постоянное, а не единовременное, то и это уже возможно будет спасительным… Она – жена ваша, была готова…, то есть готова стала в последнее время, после рождения…

– И вы знаете, а мне вот…, папашка называется! И к чему вы все это говорите? Разве знает кто, где эта правда, где справедливость? Мне понятно – так и надо, меня уже вряд ли кто отмолит или отшепчет…, но она то…, как вы сказали с самого дна, «заблудшей овцой»… и вот…

– Тому были причины…, наверняка…, нооо раз вы не знаете о дочери, то наверное не имеете и понятие о ее крестинах… Вот ведь как, если о спасении душ говорить, то Господь может посчитать, что дальнейшие муки на земле грешной излишни и вместо мучений этих молит духовное чадо мое…, дааа…, о душе вашей, да и моей…, может…, хм, что греха таить. Все мы… Так же и с теми, в ком разглядит Он бесполезность здесь существования и по Провидению Своему не нужными в Своем замысле – тех тоже «изымает из оборота», прости Господи – опять мудрствую…

– Наверное, только все это… пока других касается, может, конечно, из-за нашего эгоизма…, ну ни как не могу я сейчас быть рад за нее, тем более, когда нет ее рядом… иии… так ужасно ушла она…, и пока этот гаденыш по земле ходит… Простите меня, батюшка… Отче, извините, если были крестины, то должны быть и крестные…, а кто они? И дочь то мою как зовут?! Это ж не тайна?!

– Для вас нет, конечно. Татьяна – с таким именем крестили чадо ваше.

– Татьяна – красиво, как матушку мою… Так же красиво, как и Милена. Спасибо отче, хоть имя теперь знаю!

– А я вот вам кум, так что мы, можно сказать, родственники, а кумой вам Миленина тетушка – очень набожная женщина… Так что молиться за нее есть кому, но родитель тоже нужен…

– А зовут ее как?

– Кажется Валерия… Да, так, именно так – Валерия…

– Как Валерия, ведь у нее только одна – …Элеонора…

– Такого в православных синодиках нет, по всей видимости Валерия ее имя, полученное при крещении, а так…, я честно говоря и не задумывался. Когда отмечается день этой святой сказать могу, тут должна быть зависимость… Иии брат мой, Алексей, вижу я ваши душевные муки… – нет на этот счет других советов, кроме как молиться и уповать. Понимаю – ни того, ни другого возможно делать не будете, просто запомните – всему свое время и у каждого свой, только ему одному, предназначенный путь! Не найдете ответа, заплутаете, станет невозможно тяжело или одиноко – милости прошу, памяти ради своей духовной дочери рад буду вам и днем, и ночью, и в радости, и на смертном одре. А сказанное сегодня Господь вложил в мои уста, чтобы вы услышали… Зачем – только Ему ведано, да вам…, может, когда известно станет…

– Да, да батюшка…

– Вот что, сын мой. Я ведь знаете ли липецкий, и именно там служить начал, приход первый там получил, дааа…, и вот что вам скажу, ведь случилось так, что Божьей милостью пришлось мне окормлять и несколько колоний…, иии знаете не видел я такого откровения, как у этих ущемленных в правах и униженных людей, более нигде!.. Я далеко не о всех говорю, но есть среди них люди с поразительной тягой к вере… Так вот, там я увидел проблески благодарности за малое благо, и это в нашем-то развратном времени. Скажем, кто-то мог улыбке моей обрадоваться и даже руки целовать, ну… образно…, так сказать, фигурально выражаясь… дааа… А ведь в малом – великое! Этааа девушка, Милена наша, ведь по синодикам такое не поминается, хотя я знаю, что русское имя…, ну в общем как Людмилу поминайте ее, дааа. Так и крестил… Эх жаль повенчать вас не успел! Так вот… – она умела… быть благодарной за малое – поразительным была человеком…

– Так отче, так… И ноготка ее не стою…

– Но о себе то вы… – душа у тебя, чадо, светлая и добрая, а вот делами своими губишь и себя и потомство свое, хотя на все воля Господа нашего Иисуса Христа…, дааа… Вижу и взгляд твой…, и ведь чистый у тебя взгляд…, и закрытость и борьбу с унынием, и жизнь то тебе кажется прошедшей, и не ждешь ты от нее уже ничего… – грех!

– Не знаю, отче, затмилось опять все…, опять – первую то семью тоже… – вон похоронил почти два года назад. С ней вот, только во что-то поверил и…

– Помоги тебе Боже! Господь с тобой – помни это…

– Что-то не жалует Он меня. Вот и первая супруга все в церкви, и в церкви, и мать ее Ярославна, а и они «ушли», а я вот зачем-то жив!

– Ну так ведь и ты Господа не жалуешь – ну так всему свое время. А причинно-следственную связь еще и при прежней власти признавали. На все они есть, эти причины…, дааа, но нам не понять, хотим вот сразу и сейчас, а нужно то… – вот когда действительно нужно Господь и дарует…

– Возможно…, только когда выбор человек делает, остается он точно один! И никто ему ничего по настоящему не подсказывает, хотя и советы дают, а отвечать именно самому приходится…

– У вас духовник есть?

– Это кому свои печали рассказываешь?!

– Нет. Это кто перед Богом за содеянное вами по его благословлению отвечает.

– Как это?

– Знаете что, вы вот приходите, Алексей, скажем…, дааа…, да в любое время приходите… Будет возможность, либо я, либо матушка, либо кто из прихожан…, нет, лучше я сам!.. Многое вам сказать есть что, мнооогое. Жаль мне души гибнущие, а вашу в особенности… На девять дней приходите, я поминать обязательно буду – чадо ведь мое. Чайку попьем с вареньицем…, только…, дааа… – берегите себя, хоть молитовкой «Иисусовой» берегитесь…

– И как же?

– «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного!». А можно короче, эту точно не забудете: «Господи помилуй!»…

* * *

Всё, после этого, не имело никакого влияния на происходившее в душе Алексея, конечно, кроме касающегося работы, а «наказание» виновных и стало сегодня основой этой работы. Не правильным было бы думать, что отсутствовала всякая реакция на окружающий мир, если человек жив, то живо и все присущее этому состоянию. Другое дело на поверхности это или глубоко спрятано, или как в нашем случае – загрублено на фоне пережитого, а потому и незаметно.

Зачастую все, что менялось в облике Алексея было лишь внешней вуалью, за которой пряталось глубочайшая печаль – глаза, их выражение, наверное опять, то самое, появившееся движений век, сводящихся словно тиком, но чуть замедленным, и только теми их частями, что были расположены у самой переносицы. Это было крайне неприятно для заметившего и достаточным с его стороны, что бы выразить свое отношение к происходящему.

«Солдат» и раньше относился не очень внимательно к чужому мнению о себе – ибо всегда помнил о его переменчивости и ошибочности, да и что кто-то мог знать о человеке, которого и толком-то разглядеть был не в состоянии. Иное дело его собственное – оно обязательно должно быть правдивым, то есть сегодня неприглядным. Прошло несколько дней и, наконец-то, предстояла встреча с Григорием. «Сотый» решил пользоваться любым моментом для его устранения, но прежде предполагал выяснить кто был вторым в «Мерседесе» в тот страшный для него день.

С этих пор внешность его перестала быть натуральной: парики, бороды, усы, шрамы, очки, цвет кожи, возможные изменения форм щек и крыльев носа, стали постоянными попутчиками и прежде всего из-за предполагаемой возможности «отработать» «Гриню» каждый день, при первой же появившейся возможности.

До встречи осталось пять с лишним часов… Одетый, на его короткую прическу, парик с натуральными светлорусыми волосами странно выделял некоторые черты лица, в то время, как скажем, свои иссиня-черные слегка оптически увеличивали нос, возможно меняя его и общую форму лица, то есть придавая ей настоящую. Странно, но если сравнить стремление женщин в изменении своей внешности за счет окраски шевелюры, то им наверняка приходилось учитывать эти аспекты и применять все свои таланты в макияже, чтобы скрыть явно не выгодно выделившиеся черты лица и подчеркнуть то, что потеряло свою выигрышную выразительность. Алексей же, напротив, старался еще более видоизменить в большую сторону свои, и без того крупные, нос и губы, если они высвечивались, или уменьшить, а то и совсем что-то скрыть искусственной растительностью, частями одежды или всевозможными причиндалами: курительной трубкой, мундштуком, очками или вырезанными из пластика вставками в щеки или за губы. Артистам это хорошо известно, но в отличие от них, у него не было возможности пользоваться гримом, по причине долгого освобождения от этой массы, тогда как времени на изменения внешности почти никогда не было – специфика, так сказать.

Сегодня был упрощенный вариант, а потому и излюбленный – парик средней длины очки от солнца, на мягких, гнущихся душках и с пластиковыми желтыми линзами, вписывающимися как раз в глазные впадины. Желтые линзы делали предметы более четкими, а встреча должна была состояться в частном клубе, где присутствовал постоянный полумрак. Этот цвет не скрывает взгляд, меняя цвет глаз, но на это длинная челка – взмах головой сваливал ее на глаза и закрывал от посторонних глаз не только его, но и само лицо, оставляя открытыми лишь улыбающийся рот или звериный оскал. О точном определении этого могли сказать лишь скрытые глаза и мимика верхней части лица.

Но все это на тот случай, если пропустят два его ствола – два «Браунинга – Хайпауэр», с удобным расположением «управления» под разные руки – левую и правую. Мощная, надежная, впаяно сидящая в руке, машинка, при любом количестве 9-ти мм патронов в магазине от одного до 13… В общем вещь! Единственные два минуса: все таки патроны заканчиваются и стоимость…, но это точно «Солдата» не интересовало. Приобретя сразу два, он начал подумывать, как именно оба и использовать одновременно, начиная от ношения и заканчивая перезарядкой, но со временем привык и проработал все до мелочей. Прежде всего заказав в НИИ «СПЕЦТЕХНИКа» кожаную куртку – пиджак, на основе келвлара в несколько слоев, которая скрывала все неровности и заодно служила легким бронежилетом. В брюки вставлялся пояс для крепления четырех магазинов и два еще были на специальном кордуровом ремне под брюками, примерно в местах сгибания ног в паху, между ними имелся карманчик с вставленным в него «мини» «Браунингом» на пять патронов, такой же был и в ножной кобуре, крепящейся к щиколотке. Секрет доставания «мини» и двух магазинов, заключался в заблаговременно отрезанных карманах брюк, так что засовывая в них руки, Алексей упирался на искомое. Решение же, как менять магазины, когда обе руки заняты, пришло само собой – просто вставляя пистолеты стволами за пояс, при этом напрягая мышцы, пресса кисти рук освобождались. Затем нужно было «снять» оружие, после вставления магазинов, с затворной задержки и продолжать стрельбу, считая дважды по тринадцать…

Большое значение имела привычка пользоваться именно таким расположением снаряженных магазинов, поэтому приезжая в лес, для тренировки или к знакомым в тир, «Солдат» наряжался именно так и отрабатывал не только стрельбу, но и вынимание и перезарядку, что в общем-то делают все уважающие себя стрелки. Еще одна кобура, с еще одним магазином, крепилась чуть с боку – спереди слева, вторая с восьмым магазином под левой подмышкой вертикально (конечно учитывая, что каждый пистолет уже снаряжен). Итого получалось 13 на 8 – всего 104 патрона, плюс два маленьких по пять, последние – для своего успокоения. Оборудованный такой «конструкцией», он выходил крайне редко, обычно передвигаясь безоружным, но обязательно с полным комплектом, включающим и длинноствольные варианты, как правило АК-74 и снайперский комплекс, в автомобиле, разумеется рабочем. В повседневном был лишь один ствол, и он менялся, правда потом, к нему присоединился, на всякий случай, длинноствольный, мелкокалиберный револьвер «Рюгер» для точной и тихой стрельбы до 80 метров.

Приехав на встречу с Гришей, Алексей застал картину «национальной розни», на сей раз заканчивающуюся в пользу местного населения. «Гринины» пацаны стояли у багажника «Линкольна Таун Кар» и весело слушали монолог кавказца, пытавшегося говорить помпезно и вычурно:

– Юважаемий, чито нюжьно здэлат Ослану, читоба вэрнутся такииимь жеее юважаемим, как ви ео зааабралы, иии нааа дожеее мэсто. Зкокааа эта дэнэг нужа?

– Чо за эпидерсия, 30 минут назад валить нас хотел, жути гнал, кошмарил… Чо, пиканосик, прочухал – коротыш те, мы тя на халяву и вывезем, и выпустим…, ты ж знаешь, нам ловешки твои… не уперлись и терять нам нэээ чэго… – Последние слова уже отражались от полированного металлического захлопывающегося багажника, откроется который, скорее всего, в каком-нибудь лесу. В шутку эту машину называли «катафалком», что и выдавало ее назначение. Вместительный багажник, имеющий честь быть использованным в виде перевозки обреченных, либо на смерть, либо испуга ради, вмещал иногда и по двое, а если нужно, то и троих, но последнее было сделано ради эксперимента, правда шутка не удалась и закончилась мордобоем.

Алексей, поздоровавшись, и кивком головы в сторону входа в клуб, произнес:

– Там?

– О, «Солдат». Леха, чо-то ты похудел… Гриоорий ждет уже…

– Если верить всем, кто мне говорил о моем похудании, то дОлжно мне уже до костей усохнуть. Димон, ты сам-то давно взвешивался?

– В самый раз – 110, как Дюймовочка…

– Смотри осторожнее, а то погремуху тебе поменяют… Ну ладно, будь… – «Харя» был добродушным и спокойным мастером спорта по вольной борьбе и с любым справлялся одной левой, но всегда предпочитал мирное решение проблем, за что и слыл слабовольным, до тех пор, пока не отвернул кому-то надоевшему шею. На деле он всегда оставался честным и хорошим человеком, просто выполняющим свои обязанности водителя и телохранителя, иногда передавая деньги или выполняя разные другие несложные поручения. Он не воспринимал себя бандитом, в сущности таковым и не являясь. Но каждый бывший в окружении что Грини, что Рылевых, да и им подобных окрашивался, очень быстро пристающим, и почти никогда не смывающимся оттенком криминальности.

Барятинский сидел в огромном кожаном кресле мебельного гарнитура «Честерфилд», о котором не так давно мечтал Алексей, но все как-то не доходили руки, да и куда его поставить?! Поэтому все внимание было отдано именно мебели, насмотревшись на которую, можно было заняться и делом. «Главшпан» устало рассказывал о новых событиях, пока не дошел до убийства Милены:

– Какой-то гомосек подстрелил ребят Олега, не слышал?!

– Да от куда ж? Только приехал, еще и не отдуплился… Разница, конечно… – Европа… – Делая завороженный вид от, якобы произведенного впечатления, гарнитура, и поинтересовался, без видимого интереса:

– А что случилось то?!

– Да там одна тема…, в общем парни не доработали, в результате не заметили стрелка… из лука репчатого, вот он им жопы на Андреевский военноморкой флаг и порвал! Давно хотел у тебя поинтересоваться…: ааа та бабенка… – Его пристально смотрящие глаза уперлись в, казавшийся беззаботным, взгляд Лехи, но тот вообще ни как не отреагировал и даже напротив, удивившись такому вниманию, сделал кивок навстречу, будто спрашивая:

«Что случилось?», Гриша же продолжал:

– …которую я за твою супругу принял – ну та сучка, что «Усатый» тогда, когда на дыбу тебя повесил, гандила, куда потом делась, не знаешь? Уж больно прыткая оказалась, и с «креста» (с больницы) как-то во время свалила?!..

– Что-то я не понял «Гринь», а ты чё за нее так сильно переживаешь-то, я вот даже не помню как она выглядит… Чё за интерес то, может, поделишься? Это что, как-то с Олеговскими парнями связано? По ходу я все самое интересное пропустил! А вообще, дело твое. Ты шеф – тебе и решать!

– То-то! «Артура» помнишь…, ну близкого «Женька»… – Барятинский взглянув мельком еще раз, решил перевести тему в другое русло, хотя подозрения его еще не полностью развеялись. Ведь если со своей гуманностью, сидящий напротив, хоть толику приложил к судьбе этой барышни, значит это открытое неповиновение, а в делах со свидетелями – это равносильно самоубийству.

Григорий что-то чувствовал, но не хотел оказаться правым в своих предположениях. Леха был ему нужен, и импонировал как человек и работник. Чувства, чувствами, но когда-нибудь придет время и от «старлея» придется избавляться – это тоже было понятно, нужно только сделать это вовремя.

Наверняка чувствуя какие-то угрызения совести в отношении своего негативного участия в судьбе собеседника (не думайте, что такого не может быть – на одно и то же обстоятельство люди смотрят по-разному, даже имея одинаковую информацию; порою, не желая, мы становимся участниками в последствии ужасающего нас самих), он сожалел о допущенной глупости, но не столько о гибели семьи «Солдата», сколько о допущении «Усатого» к его делу.

«Гриня» уже давно не играл в бирюльки, прекрасно понимал что делает, и что не всегда все получается по плану, но главное для него всегда было достижение конечного результата.

Будучи жестким человеком, он прекрасно понимал, что в выбранной им стезе другой дороги, кроме как по головам, порой и близких, просто нет! Беря в руки оружие, вы понимаете, что есть только одно его применение, и здесь все зависит от обстоятельств. В отношениях с Алексеем обстоятельства сложились именно так, и будь Барятинский на месте своего подчиненного, вдруг узнавшего о его роли в гибели семьи, нисколько бы не задумываясь, пошел бы тем же путем, что выбрал сейчас «чистильщик», конечно, если бы хватило духа! Вот в этом духе и была вся разница…

«Солдат» ощутил, обдавший его холодок сомнений, в очередной раз осознав правильность своего решения и ответил, еле сдерживаясь от, все больше охватывающего его, гнева:

– Конечно, помню – гнида конченная и чего его пригрели?…

– Нууук – «Иваныч» попросил за него, вот ииии… – найди его, а дальше сам знаешь…

– А как же «Рыли» – мы ж вроде в контрах?

– Здесь все меняется ооочень… быстро – покааа, типа, все ровно… Короче, не время щас, ни для них, ни для меня! Тут после смерти «Сильвестра» такая блевотина – всего месяц прошел, а уже «Дракошу» завалили, в «Культика» шмаляли, а эти… Виталик со «Слоном» – курганские, еле шкуры свои на «Икарусе» от Садко-Аркада унесли, в натуре – как волков обложили…

– Что ж ты тогда приехал то, сами решим все… – зачем рисковать то?

– Длинная история…, короче, братулец, связи «Иваныча» хочу на себе замкнуть. Всё не получится…, да всё и не надо. Там темок всяких разных…, в натуре Леха…, нам жизни не хватит…, ща раскрутим и в тину, пускай рамсят, а пока «Петровича» в депутаты, нас в помощники, после и банкиров наших Макса с Владом…

– Так они вроде Олеговские…

– Пока он есть, может и его… Пацаняки твои, кстати, че… набрали че-нибудь?

– Поооняяятно. А пацаняки то работают, работают, ко времени все будет – не переживай… – Здесь Алексей решил попробовать наобум «пробить» того милиционера, о котором за десять минут до смерти говорил «Женек» и небезуспешно:

– «Гринь», а ты все учел? Мент у них, говорят, какойто есть… и не маленький, как бы…

– Да нет у них никого, а «Петруша» мой в доску, с моих рук хавает…, тем более после этой перестрелки, вот у меня где, его «очко»!.. – При последних словах Барятинский сжал здоровенный кулак и потряс им перед своим портретом, весящим на стене, среди главных меценатов клуба…:

– Кстати, как тебе портретишка?… – Дальнейший разговор шел об «Артуре» и его возможных местах появления, но занимало «Солдата» вовсе не это, а часть фразы, касающаяся перестрелки – где именно? Мало того, к этому мог быть причастен и тот, и другой, и 99 и 9 %, что она могла быть только той, где пострадали архаровцы Рылева, то есть, в которой убили Милену. Но каким образом тот толстяк мог залезть в такое дерьмо, оставалось не ясным и нуждалось в уточнении. Очень нуждалось! Тут таилась какая-то развязка, но ни Алексей, ни Барятинский не отдавали себе отчета: первый – к каким выводам это приведет; второй же не представлял себе последствий, которые из этого могут последовать!..

Уже выходя вместе из старинного особняка, где располагался не столько модный, сколько закрытый мужской клуб по интересам, на входе оба притормозили – Григорию выдали, оставленный им ИЖ-71, официально оформленный, а вот собственность «Сотого», которую тому начали возвращать, заставила «главшпана» даже вспотеть:

– Это ты чё… зачем столько? И че… всем можешь пользоваться?

– Хочешь попробовать?

– Ты в натуре «Солдат» чудовище, ты где это все прячешь то! До хромой ялды дорос, а такого еще не видел!.. – Алексей спокойно все размещал по своим местам, но одумавшись попросил пакет и спрятал туда два «малька», на которых Гриша и не обратил внимание – зачем заострять, мало ли когда-нибудь пригодится. Посмотрев в спокойные глаза швейцара – по всей видимости видевшего подобное не первый раз, «чистильщик» произнес:

– Я что-то тебя понять не могу, сам говоришь – война! А вооружился «пуколкой» о восьми патронах, и наверняка даже не тренируешься…, и жилет этот вот на тебе – полное говно!

– Не гони, я сам шмалял с «Тентеля» (Тульский Токарева – в простонародье ТТ), пластину на груди не берет…

– С пяти метров наверное… Ничего не хочу сказать, но на этом расстоянии у пуль скорость еще далека до максимальной. Отойдешь на пятнадцать… и на сквозь!

– Че…, в натуре?!!!

– Натуральнее некуда…

– Сууукааа!.. Пусть себе яму копает… Нет…, хм… – я на нем это попробую…

– Циничненько, но справедливо, а яму все равно заставь выкопать – пригодиться… иии… все же надо быть всегда готовым…

– А ты на что?! А эти дармоеды?! Ты не переживай, у них все в поряде, ну конечно не так…

– «Гришань», ты ж помнишь: «Нормальные пацаны всегда на измене!». А я всегда на дикой! Лучше быть на стреме, чем стремным и мертвым!

– Ну так то да! Береги себя, братуха!..

«Артуром» заниматься Алексей не собирался. А вот просьба о личной безопасности шефа и его личного присутствия на некоторых встречах, причем в том роде, в котором «Солдат» посчитает необходимым – это Леху заинтриговало! Но более всего встреча, о которой «Гриня» обмолвился по телефону с Рылевыми, «Культиком» и «Петюней», возможно будет еще «Слюнявый» – по поводу его компании и собираются, «Сотого» заинтересовала. И даже ни то любопытно, что Барятинский не захотел светить своего «верного» пса, а то, где эта встреча должна была происходить – именно в том ресторане братьев, о котором упоминал «Седой», да еще с небольшим уточнением, о некоей потайной комнате с обзором зала и пулемете! Возможно, получиться этим воспользоваться!

Оставалось два дня и тот состав, который должен собраться, вряд ли еще где-нибудь соберется, но действовать предстоит быстро и возможно не так чисто, как Алексей привык! А значит могут понадобиться помощники. Один, то есть – «Санчес». Этот если узнает о такой теме, то даже обидится, если его не привлечь. Главное, что бы больше, чем нужно на грудь не взял! А вот со вторым… – к «Сопрано» обращаться Алексей не хотел, а точнее не имел права…, но…

 

Возмездие

…Вечером этого же дня, «Сопрано» по просьбе друга поднялся из своего офиса в прежнюю квартиру в подъезде рядом, еще снятую для Милены. «Солдат» пока не стал менять места обитания – не было времени! Жилище тяготило и расстановкой и женскими вещами, напоминающими о гибели близкого человека и об их отношениях. Режущее недовольство травмировало и то, чем еще осталось – не найденным ребенком, и с каждым днем надежды на успех таяли.

Макс прошел на кухню упал за столик к парящей ароматом чашке с кофе. Вид, присевшего на самый краешек стула Алексея напротив него, был не просто усталый, но изможденный, правда глаза горели и против физиологического их устройства, не моргали. Они молча выпили каждый свою порцию, хозяин встал и не спрашивая желания, начал ставить на плитку следующую в турке, и через пару минут, приготовив, на сей раз, сразу двойную, еле слышно спросил:

– Что Таня?

– Лёлик, а не может это быть только имя данное при крещении, а в паспорте прописано другое?

– Значит ничего!.. Пей разговор длинный…, пей и сразу уясняй – никаких лишних вопросов, все равно ответов не будет, и не потому, что я тебя не уважаю или не доверяю…, так должно быть и точка!.. – Макс кивнул в знак согласия головой и отхлебнув, обжегся горячим напитком. Айкнул, резко вдохнул более прохладный, чем жидкость, воздух, а после выдыхая, поинтересовался, показывая на пакетик с окурками, лежащий рядом с умывальником:

– Че закурил, что ли?

– Это твои, возьмешь и высыпешь, где покажу…, а там, в коридоре ботинки, мне не нужные – для тебя, специально бОльшего размера.

– Это, конечно, здорово…, но что-то я не совсем понял…

– Готов поучаствовать… в правом деле…, если нет – говори сразу, после поздно будет?

– Старик, куда ты – туда и я!

– Куда я не выйдет – сковородка на углях уже задницу запекает… Надеюсь, даже там, где я сейчас – уже не получиться тебе быть… И слава Богу!

– Да без разницы, что скажешь, то и сделаю! Лишь бы наказать… – я правильно понял?!

– Догааада… В общем оба мы должны проникнуть в одну комнату, причем заранее туда попасть не получится, мало того, даже я там ни разу не был…, иии еще хуже то, что точно не представляю, как туда проникнуть, но другого варианта не представится. Пока мы будем внутри…, судьбы наши на волоске – эти ребята ни шутить не умеют, ни шуток не понимают, а потому столкнувшись с ними, придется валить одного за другим, пока до «главшпанов» не доберемся – короче представляется возможность красиво к смерти приблизиться и в её объятиях сладко сдохнуть.

– А мне-то пистолетик дашь?

– Пистолет-пулеметик «Хеклер и Кох» МП-5, 9-мм и четыре рожка к нему иии…, вот еще… – Протягивая сумку с «железом», Алексей добавил к ней пакет со здоровой «дурой»:

– «Дезерт Игл» – «Пустынный орел» – скорее больше кувалда, но иногда и стреляет, другого нет, а закончатся патроны, будешь им добивать. Оставлять не разрешаю ничего, кроме гильз на полу и пуль в головах этих… – сам назовешь.

– Да здесь кг десять!

– Так… фууу…, перчатки я тебе…, значит дал…, или хочешь милиционерам подарок сделать… Макс, ты либо соберешься и не будешь делать ошибок или… выбирай.

– Лёлик, а сколько их там будет-то? Патронов то хватит?!

– Вот это другое дело! Количество нас не волнует, должны справиться с любым, остальное после объясню. Сейчас позвони и предупреди кого надо, что куда-то уезжаешь – расстаться мы с тобой теперь до самого часа «Ч» не сможем. Ну, можешь об алиби подумать…, хотяяя…

Насколько смог, Алексей узнал примерное расположение комнат ресторана и примерное местонахождение той самой потайной. Полной картинки не было – времени в обрез. Что бы уменьшить осечки пришлось учесть больше, чем возможно, скажем, не рассчитывать на пулемет, который, якобы находится в тайнике, а взять свой, да еще патроны к нему в достатке. Две сумки из под хоккейного обмундирования заполнились почти доверху, но их внешний вид «Солдату» не понравился и он вопросительно взглянув на, ошарашенного приготовлениями, друга от количеством спец. средств и оружия, и недовольно произнес:

– Как думаешь, в ресторан продукты в чем заносят?

– Столько, думаю не заносят… Тьфу ты чееерт! Ну наверное в ящиках… Слушай, а вот эти шарики с такой ежиковой шапочкой – это что?

– Это, друг мой, залог успеха и безопасности, под скромным именем «Заря-2» – свето-звуковая граната. Увидишь ее у меня в руках, если конечно вообще чего-то увидишь, закрывай глаза и желательно уши. Так… Ну что, привык снимать с предохранителя… Ну, понятно передергивать – то мастер, только делай это один раз и самый первый… Патроны закончатся, просто…, так молодчага… Вынул магазииин…, убрал в карман…, вставил следующий… куууда?!!! Я же сказал – досылать один раз – первый… вот правильно отстрелялся, ствол вверх… палец с крючка снял…, и давай все в движении, а то привыкнешь только на диване – моторика, Макс, моторика… Ну пойдем, перекусим, а потом еще пару часиков… – смотришь и привыкнешь, боец-молодец.

– Лелик, ну ты уж совсем. Я с АК, с «помпорем», да с ПМом…

– Думаешь их взять легкой походкой…, старичок, когда там все начнется, ты не только меня, но и себя потеряешь…, хотя, кто тебя знает… – Ужин состоял из яичницы, зеленого горошка, сосисок, помытых овощей, наваленных на скатерть и красного вина. Макс, почувствовав, приятно раздражающие рецепторы, запахи, воспрял духом и принялся за дело разлив вино. Подняв свой бокал, собираясь чокнуться, чуть было не поперхнулся от услышанного:

– «Пусть завтрак наш будет обильным – ибо обед наш будет у Аида»…

– …Хм… – и тебе приятного аппетита!.. – Оба поняли, что завтра будет не до шуток, хотя бы потому, что план приблизителен, а команда не сработана. Корсаров отхлебнув, обратил внимание на исписанный листок – быстрым небрежным почерком пробегали строки четверостиший:

– Твои?

– Мои…

– Что и сам пишешь?

– Угу.

– Можно?

– Если интересно… – И перед глазами побежали строчки:

– Ннн – дааа… какая-то аллегория?

– Жизнь… Вот – вот кажется все получается, вот – вот, как этот сокол достиг чего хотел… уже и когти почти впились в жертву, за которой охотился…, ну… – для него в жертву, для нас же…, для меня… Вот оно счастье…, а здесь, кем-то брошенный пращей камень… прямо в грудь… Я когда-то на охоте видел падающего…, может сокола…, хотя от куда?… В общем стервятника, не летящего, а именно падающего. Кто знает что там случилось, но он умирал…, падая умирал…, вроде бы бесчувственный, но вдруг встрепенется, только на крыло встанет… и опять в тряпку…, и так гордо и достойно у него это получалось…, а потом ааах… и всмятку! Вот и я так же, только ни телом, а душой…, и тело туда же тянется… В общем ладно…

– А мне кажется еще рано…, но написал то…, ух… здооорово – берет, берет за живое… но ты под такое настроение смотри не затащи нас… Я, кстати, тоже пишу…, нууу… – ну пописывал в смысле…

– Старик, я продумал все, что можно, мы ни так уж и слепы, и беззащитны, мало того, будет третий парнишка, он профессионал, так что в электронике сбоев быть не должно. Две камеры: одна в зале, вторая в коридоре, куда нам предстоит выходить, одна такая же граната, как ты видел, только с электродетонатором у входа, две по предполагаемому отходу, он же управляет и машиной, которая нас увезет, он же и прикроет, правда для этого нам сначала нужно отстреляться и выйти… Есть еще нюансы, но они уже не интересны… Ешь, ешь…

– Проголодался чего-то, будто в последний раз… Тьфу ты!.. Нюююааансы… Лёлик, да когда смерть в темечко клюнула нежно, и клюв свой вынимать не хочет, нюансов не бывает, что-то все кажется очень важным… и офигенно глобальным… Памперсов не припас случайно?…

– Ни дрейфь и не наговаривай, я тебя еще пару раз заставлю все проработать… Запомни: твоя задача – прикрывать мой тыл, что происходит у тебя за спиной, то есть у меня перед лицом, вообще тебя не касается! Это очень важно – ибо смерть любит любопытных и нетерпеливых – только отвернешься посмотреть, сразу получишь пулю… я не шучу…

– Да понял я все…, сам в армии служил, правда че-то такого не припомню…, а ты сам-то где служил? Аааа…, помню ВОСО…, ну что-то какие-то подозрения…, не не не – никаких подозрений… И что там?

– Ну Макс… И еще не снимай ни перчаток, ни гарнитуры от рации, ответы и услышанное дублируй и не забудь свой позывной – «Корсар», надеюсь с моим не спутаешь…

– Забыл…

– «Собака»…

– Хи-хи-с.

– Зря смеешься, если все получится, то завтра меня многие так называть будут… Да и тебя, пожалуй…, а то и хуже – надо привыкать…

Поутру, еще раз все проверив, Алексей дал, только что проснувшемуся Максу таблетку и посоветовал далеко от туалета не отходить. Слабительное продуло насквозь и пострадавший, ничего об этом не подозревавший, с обидой прошипел:

– Ну и какого хрена – все настроение испортил!

– Ты че, штаны снять не успел? Максик, а ты знаешь, кто такие «засранцы»?

– Такие, как ты, над своими друзьями перед серьезными событиями подшучивающие…

– Не угадал, дружище – это те, кто гадят не снимая штанов. Вот именно в такого ты с непривычки и мог превратиться. Обещаю, прижмет, и прижмет так, что сдержаться не сможешь – еще спасибо скажешь!.. – Раздался звонок по телефону – это подъехал «Санчес». Мужчины присели на дорожку, Алексей подошел к портрету Милены, посмотрел на последок и произнес:

– Что ж милая, либо ждите меня, хотя прямая мне дорога в ад…, либо… – И развернувшись бросил, подымавшему с пола сумки, другу:

– «Со щитом или на щите?»

– А как лучше?

– Да и так и так неплохо, но «с ним» – значит живым…

– Однозначно «с ним» – это как-то лучше в мои планы вписывается…

 

Неожиданная…

Погорелов – «Санчес», радостно встретил обоих и сразу сообщил, что теперь знает точно и где заветная комната, и как в нее проникнуть, мало того, даже был там – комната совсем пустая и часть одной стены действительно аквариум…

Хотя «Солдат» запретил ему это делать во избежание засветки, но, в конце – концов, благодаря этому их шансы увеличились.

Продукты обычно подвозили часам к восьми, два грузчика были одеты в красные робы, которые Саня тоже раздобыл вместе с ящиками, украденными на рынке, в точности исполнив указание шефа, данное еще ночью. По пути друзья переоделись, и переложили из сумок все добро, которое не смогли повесить на себя, в ящики.

Банданы, повязанные на шею, и бейсболки почти скрывали и шейную гарнитуру к рации, и волосы, и даже частично лица, что, при всем при том, совершенно не выделяло их из общей массы людей.

Припарковавшись в квартале от ресторана «Санчес» дистанционно включил, установленные, в заранее обговоренных с Алексеем местах, камеры, проверил аппаратуру и парни застыли в ожидании.

Через час подъехала колымага и двое в красных комбинезонах из нее потащили продукты. Лишь только они уехали, как появились еще двое в такой же одежде…

С закамуфлированной дверью все было так, как обрисовал «Санчес». Проникнув за нее и старательно прикрыв изнутри, мужчины опустили ящики на пол, и сами передохнув не больше пяти минут, продолжили подготовку.

Привыкнув к почти полной темноте – свет, пока его не включили в зале полностью, слабо проникал через огромный аквариум, рассмотрели всю комнату, оказавшуюся пустой. Единственным предметом, бывшим ее достопримечательностью, была стоявшая посередине тренога для стрельбы стоя, намертво прикрученная к полу, по всей видимости для предполагавшегося пулемета. Все помещение было отделано черным бархатом, на фоне которого черный камуфляж, спрятанный, до этого момента под рабочим комбинезоном сливался со стенами.

Минут пятнадцать – двадцать друзья в тишине, объясняясь в полутьме одними знаками – благо глаза привыкли, отрабатывали возможные форс – мажоры, главным из которых мог быть, прежде всего, чей-то приход. В этом случае заранее было решено схорониться на корточках за открывающейся дверью: Алексей сразу за ней, на случай, если придется действовать с ножом нападая сзади на вошедшего, Макс же чуть в стороне, в самом углу, где концентрировалась темнота. Все движения первым предпринимать должен был именно «Солдат», его друг вторит по обстановке, но старается не высовываться, если нет острой необходимости.

Если входящих несколько, то задача пробиваться через них и уходить. Если один – двое, то убрать и ждать появления целей. В любом случае, скорее всего навестить их кто-то должен. Не исключался вариант, что это потайное место Рылевы захотят показать, понтов ради, тогда «работать» можно не через аквариум, а на прямую – это самый нежелательный вариант, потому как уйти можно будет, лишь расстреляв всю охрану с подопечными, а там ребята тоже не лыком шиты и на все готовы.

Совершенно понятно, и «Сотый» это знал, потому как сам штудировал боевиков Гриши, что ребятки его оцепят все здание и все подъезды, но на этот случай, по выходу из подсобного помещения спрятана «Заря», она же и по выходу на улицу с заднего входа.

В любом случае и патронов у них с Максиком хватит надолго, а Санин боекомплект вообще не ограниченный, только вот стрелять он не любит…

В этой комнате не было вентиляции и довольно быстро стало душно и жарко. Она представляла собой квадрат со сторонами в пять метров, и высотой потолков не больше двух с половиной. Входная дверь находилась строго посередине стены, как раз напротив аквариума. Поэтому входящий, немного ослеплялся его светом, проходящим через стекло. Если он и повернется в ближайшие пол минуты, то не заметит двоих на фоне, поглощающего свет, бархата, лишь повернувшись спиной к свету, секунд через пятнадцать начнет различать чьё-то присутствие.

В зале появились первые охранники, старающиеся на предмет поиска чего-нибудь заложенного взрывоопасного, об их приближении еще к главному входу предупредил Саша. Порыскав и ни чего не найдя, двое из них остались наблюдать за накрытием столов, а двое – «Мясной», опирающийся на палочку и с перебинтованной рукой, впрочем это было не все – на голове лежала плотная повязка и вообще было очевидно, что ему тяжело не только передвигаться, но и стоять. Похоже Георгий напоследок почти «уработал» гиганта. Вторым был персонаж не известный, он и предпринимал большую активность, и как показалось Алексею, тоже мелькал на видеозаписи убийства Милены, хотя ее качество и оставляло желать лучшего.

До назначенного времени оставалось минут десять и друзья уже были во все оружии, вдруг в гарнитуре послышался предупреждающий сигнал о подходе кого-то к их месту нахождения, с единственным словом: «один».

После некоторого шороха, щелчка поворачивающейся ручки и скрежета открывающегося тайника, через образовавшуюся щель полоснуло светом, который сразу был почти заслонен огромной тенью вползшей фигуры с палочкой – Юра «Мясо». Дверь закрылась и здоровяк, обернувшись на секунду, побрел к аквариуму, но добрался только до треноги, о которую и облокотился задницей. Достав рацию и вызвав Олега, проскрипел:

– «Первый», все чисто… «Мясной» первому…: все – поляна чистая…

– «Мясной»…, «Первый» принял…, оставайся на месте до конца…, и рацию не отключайся… – Юрий покивал головой, крякнул, и будто зная, что находится на мушке у «Солдата», ненароком в воздух произнес:

– Ага…, конечно – вальнут здесь, а ты и не заметишь… Поправлю ка я здоровье… – И спрятав рацию в карман, оперев клюку о пах, достал серебряный флакончик, поцеловал его, открутив крышечку, ногтем мизинца достал немного белого порошка и прислонив к одной ноздре, с силой вдохнул, потом к другой, обмакнул еще раз и растер по деснам, застыл и через пол минуты помотав головой, сильно выдохнул через рот и нос с явными пробежавшими мурашками по всему телу.

«Сотый» ждал только одного, что бы наркоман отошел от аквариума, что тот и сделал. Как только линия начинающаяся от прицельной планки пистолета с ПБСом, проходящая через голову раненного миновала своей возможной траекторией, в случае если пуля насквозь пройдет голову, аквариум, послышался легкий и неприятный хлопок, повлекший за собой резкое исчезновение «Мясного» из поля видимости, сопровождающееся грохотом падения расслабленного человеческого тела весом гораздо больше центнера.

Подойдя осторожно к затихшей туше, «Солдат» повторил, проделав вторую дырочку над самым ухом и начал искать рацию. Найдя и ее, и заткнутый за пояс «АПС» с кустарным ПБС, порылся на всякий случай в карманах, но ничего существенного не нашел, кроме записной книжицы, на том и успокоился. Затем повернувшись к Максу, кивнул головой, тот в ответ, показал большой палец, а в доказательство достоверности того, что с ним действительно все хорошо, на цыпочках прошелся лезгинкой.

Время передышки закончилось быстро, появилось какое-то шевеление и посыпались охранники приезжающих, а через пять минут и сами предполагаемые «мишени». Друзья заняли позиции соответствующие своим заранее определенным местам. Каждый расчехлил свое оружие и дослал патрон в патронник.

«Сотый» стоял на изготовке напротив аквариума, держа РПК с упором на треногу, мысленно благодаря ее изготовителя – да ситуация… «Не рой яму другому – иначе обязательно сам в нее попадешь!». Для кого именно готовилась Пылевыми эта западня, оставалось тайной, сегодняшний же день может показать настоящее ее предназначение.

Макс стоял строго спиной к спине Алексея и не спускал глаз с места предполагающейся, но не видимой двери. Урока с «Мясным» ему хватило, чтобы все любопытство, как рукой сняло, да и Леха, как стало понятно, свое дело туго знает. Он был поражен его хваткой и, что греха таить, вообще всем, что увидел, услышал и понял за эти два дня, хотя если честно – чувства были смешанные…

Как Корсаров не силился, никак не мог понять, чем же его, так хорошо знакомый, еще с детских лет, товарищ, занимается сейчас: «Если киллер, то кто же оплачивает сегодняшнюю акцию? Ведь эти парни бесплатно не работают, а на разного рода месть вообще внимания не обращают, ведь за нее же не платят. Вообще-то он военный – может ГРУшник? Ведь не вероятно за такой короткий промежуток времени и собрать столько информации, и разработать план-схему. И совсем она не приблизительная. Конкретна до мелочей и в планировании и в подготовке… И вообще, Леха, его Макса за полтора эти дня просто загонял своими тренировками, аж пальцы болят. Даже заставил раз сто – не меньше, снаряжать магазин и столько же разбирать эту вот железяку… Правда теперь, как влитая! Наизусть теперь он помнил, где что находится и что сначала, а что потом нажимать или дергать – с закрытыми глазами разберется. Да и сами выпуклые и вогнутые части стали родными, будто выросли из его же руки.»

У Макса появилась даже какая-то гордость за обретенный, за такое короткое время, навык. Правда Алексей осек его на этом полуслове, объяснив, что это еще даже не первый месяц начального уровня подготовки, зато ему понравились обнаруженные черты характера у «Сопрано»: быстрая обучаемость, собранность, умение концентрироваться в экстремальной ситуации, остальное будет видно… Одно плохо – увлекаемость!..

…Далее мысли Корсарова перескочили в тот день, когда погибли Георгий и Милена, Максим сам, не желая того, восстанавливал события по имеющейся инфе – жуткое…, жуткое зрелище, особенно с девушкой: «…как Лелик вообще это смотреть смог? Хотя, кажется, если он чего-то необходимого не знает, то чувствует себя не в «своей тарелке» – ннн-да – железный чувак!»

Может потому он и доверился ему и пошел, не задумываясь на сегодняшнее… Надо же… – он совсем, оказывается, не знал друга…: «Как обманчива его внешность…, а глаза…!.. Нет, не обманчива, совсем не обманчива, просто все хорошее в нем просвечивает насквозь то плохое, что…, а что собственно плохое, сам вот я, Максим Корсаров, чем лучше?… Да «Ё»-моё, если бы со мной случилось хотя бы малая часть из того, что пережил этот человек, спину которого я сейчас прикрывает, и мало того, даже горжусь этим, каким бы я стал?! Дааа…, этот мир…» – но двойной толчок локтя в спину прервал текущие размышления Макса, что напрягло не только мышцы всего тела, но и нервную систему. Какой-то комок начал жечь чуть выше паха… Леха говорил: «Как почувствуешь это, начинай вдыхать чаще, не глубоко, и на каждый выдох пять быстрых вдохов без выдыхов, до тех пор, пока вдыхать больше не сможешь. Стоящему против двери захотелось в туалет, причем по крупному, сначала терпимо, а после… – спасибо другу за слабительное!..

…Казалось все происходящее слышится через аквариум, Алексей несколько переживал о возможности воздействия волны воды из разбитой емкости на его равновесие, ведь стоит упасть под ее напором и весь выигрыш, обусловленный неожиданностью, как ветром сдует…

Увидев «Гриню» входящего и свысока разговаривающего с Рылевым Олегом, вальяжно жестикулирующего кистью руки перед лицом последнего с огромного размера камнем на перстне, правда у «Петровича» был еще больше, но это не имеет значение, ему пока достаточно и этого – тем более подарок! Его довольное, выражающее полную уверенность, лоснящееся лицо и взгляд человека властного, и не терпящего возражений, смотрел на всех с Олимпа понимания своей недосягаемой величины и ничтожности окружения, ожидая в ответ признания, чуть ли не богом, и по крайней мере, как минимум, соответствующих жертв и подношений!

Скорее всего это было наигранно, более того, казалось Барятинскому необходимостью, причем наверняка оправданной…

Перед глазами «Сотого» замелькали картинки, они замедляли свое мерцание, и все более и более лица на них становились узнаваемыми. Они складывались в группы и далее в сцены далеких и близких событий, участником которых он и был, и не был. Чем ближе и роднее становились очертании грезившихся людей, тем свирепей становилась наращиваемая злоба к тем, кто напротив мелькал между рыбок и водорослей… Зашипевшая Юрина рация, неожиданно прокричала голосом Олега:

– «Первый» «Мясному». Первый «Мясному»… Опять косячишь, давай на связь… – Младший Пылев стоял напротив, буквально в двух метрах и запрашивал, глядя прямо на «Солдата»… – тот поднес руку с переговорным устройством ко рту и ответил:

– Здесь… – я «Первый», здесь… Все чисто… – В принципе все уже собрались, «Санчес» давал «отмашку» своей готовности, и ничего не мешало начать задуманное… Положив рацию «Мясного» в свободный карман, «Сотый» трижды аккуратно толкнул Макса локтем, тем самым дав ему секунду другую приготовиться и глубоко вздохнув, подержав немного спертый воздух в легких, начал медленно выдыхать через нос.

Как бы всем им погибшим, но по-прежнему родным и близким, представляя каждого в отдельности: Ии, Ванечке, Милене, Ярославне, Ильичу…, всем им он говорил про себя, показывая взглядом на сидевших напротив него, называя каждого по очередности занятого места за столом: «Видишь, во главе «Культик» – с ним как получится, «Ося» – будет видно; «Гриня» – глупый вопрос, он первый; мент, кажется «Петрович» – он второй и так далее…» – души усопших что-то говорили ему…, кажется, говорили, но он не улавливал сути, и подумал – если что-то важное, то потом, потом… Рация в кармане настойчиво что-то шипела, Олег стоял немного с краю, не мешая обзору:

– … обдолбался что ли?!.. «Четвертый», ответь «первому»!

– «Четвертый» – «Первому»… внимательно…

– Бегом к «Пятому», проверь – не отвечает…, как понял?

– «Четвертый» – «Первому»: иду проверять «Пятого»…

– «Четвертый» жду доклада…, до связи…

– До связи, «Первый»… – «Солдат», сделав выводы и уже почти выцелив первую жертву, передал по гарнитуре Максу:

– Встречай «Корсар» гостя – один, ты начинаешь, дальше я…

– «Собака»…: я начинаю, дальше ты, «Корсар» принял. Не бзди – это я, твоя «железная задница» – прикрою…

– Встретимся у Аида, друг!.. – Теперь тишину в эфире можно было не соблюдать, ничего не успеет измениться!

Дверь в комнату резко открылась, сразу четко обрисовав контуры появившегося в проеме Витаса. Макс, одновременно с выстрелом произнес:

– Какой большой!.. – Всадил в вошедшего пять или шесть пуль в область сердца…, и все смешалось: сзади Макса загудел пулемет отсекаемыми очередями… Фигура в проеме двери спереди немного подергавшись, схватилась за грудь и разразилась трехэтажной руганью, продолжая стоять… Макс опешив вторил:

– Сука, сука, сука… – И не понимая что происходит, а точнее почему после такой очереди, этот монстр не падает, как «Мясной», всадил в него еще столько же…, и еще столько же…, и только сейчас понял, что чем-то сбит с ног и падает. Осознал – это масса воды из разрушенного аквариума.

Сгруппировавшись и обретя, пусть и полулежа равновесие, подскочил, рывком занял прежнее место, параллельно ища здоровяка, но их оказалось два – оба лежали без движения… и кто из них кто, разобрать было не возможно.

Вспомнив, что Леха стрелял в голову и ему говорил, что если есть возможность, то стрелять надо именно в неё, сообразил, что пытавшийся войти наверняка в бронежилете, а поняв это, пока не поздно бросился исправлять и без разбора выпустил короткие очереди – сначала одному, потом другому, сразу после поменяв магазин и дослав патрон в патронник… На чем и успокоился, приняв прежнее положение с усилием всматриваясь в проем… и ловя себя на мысли, что не слышит выстрелов… и вообще ничего не слышит. Поворачиваться друг детства запретил, но по ощущениям и хлопающему воздуху тот «работал», а значит все нормально…

Кто-то схватил его за плечо и толкнул легонько трижды – интуитивно Макс понял что нужно повернуться, и повернувшись увидел отливающие мертвенной спокойностью глаза «Сотого», на что-то показывающего ему. Переведя взгляд и немного отшатнувшись от увиденного, скорее из-за неожиданной резкой перемены и ударившей в нос и глаза пыли и запаха пороха, а не представшей картины…

Быстро бросив взгляд и сделав пару очередей из пулемета сам, вновь посмотрел на друга… Тот что-то говорил, но он опять не слышал ни через гарнитуру, ни так… «Солдат» понимающе кивнул головой и сделал знак «делай, как я», дальше вынул два пистолета, у обоих передернул затворную рамку и показал на стену, прижавшись к ней.

И сразу из проема двери, куда нужно было выбегать, хлестанул встречный сноп света.

Лелик, сначала высунув здоровенный черный «Браунинг» в проем, выстрелил несколько раз и максимально пригнувшись пропал в нем, потом появился, удивленно махнул Максу, которому не нужно было второй раз повторять предложение, и…, и через пятнадцать секунд они вдвоем уже упали на пол минивэна, рванувшего от неприятного места…

Пролетев несколько кварталов и заскочив в арку заброшенного нежилого дома, они втроем, уже переодетые и почистившие друга от пыли, выскочили из машины, и просочившись через два «проходняка», вышли на одну из самых оживленных улиц. Пройдя метров двадцать, Алексей остановился вопросительно посмотрел на Погорелова и спросил:

– Я не понял – минивэн?!

– Обижаешь, шеф!.. – При этом он посмотрел на часы, досчитал до двенадцати и щелкнул пальцами, чему вторил слабой мощности шум взрыва, запаливший «засветившийся» автобус, со всеми причиндалами.

Отдав две сумки Александру, которые тот, свернув в подворотню, сразу спрятал в багажник, припаркованной там, своей машины и так же быстро уехал в неизвестном направлении уничтожать их содержимое.

Мужчины поднялись по небольшой лестнице и прошли в ресторан, сначала в туалет, где привели себя в порядок до идеального внешнего вида, убрав из своего имиджа то, что показалось лишним. Пройдя в зал и приветственно кивнув метродателю, выбрали столик у большого окна. Через минуту завсегдатаю, которым недавно стал здесь Алексей, официант услужливо предложил два бокала красного, что было отвергнуто в предпочтение сегодня графинчику водки, что и было исполнено сей момент.

За окном на другой стороне площади происходила какая-то суета: кого-то выносили и грузили в дорогие машины, которые срывались с места, расталкивали следовавшие по своим делам разного рода автомобили, а точнее находившихся в них людей. Мелкие аварии не имели значения для очумевших ездоков и они продолжали мчаться и почему-то в одну сторону, предположительно к «Больнице им. Склифосовского», где вряд ли кому-то из привезенных могли помочь. Но некоторых миновала чаша сия и они с видом умалишенных сами забирались в поспешно поданные лимузины, увозившие их столь же быстро, как и предыдущих.

Друзья не чокаясь выпили по первой, Алексей налил по второй, затем по третьей и лишь потом выдохнув, произнес:

– Урегулировали!

– О, кажется, слышу… Полностью?!

– Время покажет, я не доктор и чудеса бывают… – И что-то вспомнив добавил:

– Бывают, правда с теми, кто в них верит…

– Я теперь верю…

– С почином…, но… маленький совет – на этом и завязывай. И вот еще что. О происшедшем только что, говорим лишь сегодня… до 24.00., а потом забываем на всю жизнь… – Друзья… – теперь и друзья по оружию, пожали руки, обнялись через стол, и начали трапезу…, или тризну… Ну тут кому как…

Тщательно разжевывая в тишине кусок баранины, Алексей остановился и пристально глядя на «Сопрано», произнес почти его же голосом:

– Самая легкая смерть – НЕОЖИДАННАЯ…, и в этом смысле мы сделали им услугу…

 

По другому

Этот ресторан, напротив заведения принадлежавшего Пылевым, привлек внимание Алексея сразу после сказанного «Седым» – с этой точки было очень удобно наблюдать за многими сборищами, коих на дню могло происходить до трех. Он всегда приходил один, лишь иногда приглашая «Санчеса», и то в моменты, когда был перенасыщен работой, а другого места и времени для встреч не было. На лице «Солдата» при посещении заведения всегда красовалась борода, как и в этот день. Единственным отличием сегодня от привычного ранее, предстал такой же бородатый Макс, в жизни до этого растительности на физиономии никогда не имевший!

Отъехавшие кортежи с пострадавшими довольно быстро заместились милицейскими с мигалками, количество которых, с каждой минутой, только возрастало.

«Сотый», как ему показалось, разглядел даже нескольких генералов – не мудрено целого полковника застрелили, а может и уже тоже «ломпасника» (генеральский чин). Компания правда, в которой тот остался – не подобающая ни его званию, ни его положению – ничего пусть увидят правду, голую и неприкрытую…

…Семен Петрович, отец «Петруши», очумевший от постигшего его удара, носился по разгромленному залу ресторана, сшибая людей и мебель, постоянно о что-то спотыкаясь и хлюпая в лужах воды, обильно смешанных с кровью. Его хаотическое движение было не только бессмысленным, но и молчаливым. Как хвостик за ним следовал яйцеголовый Верхояйцев, недавно переведенный под крылышко генерала.

Высокопоставленный отец искал своего сына, а найдя его изрешеченное пулями тело с обезображенной, до неузнаваемости, головой, присаживаясь, всматривался, не узнавал, подпрыгивал с корточек и с криком: «Найдите его! Бездельники…, дармоеды…, очковтиратели…» – с соответствующей ненормативной лексикой, уносился на новый круг поисков, иногда останавливаясь и пристально всматриваясь в попадающиеся навстречу лица. Подобное поведение не смогли остановить ни прямые, ни непосредственные его начальники, пока эти вопли не смолкли за закрывшейся дверью специальной кареты скорой помощи.

Из известных нам ранее на месте оставался лишь повышенный по службе и в звании соответственно, начальник «убойного отдела» УВД майор Силуянов. Он деятельно руководил процессом и не слишком-то обращал внимание на приехавшего первым, генерала – ибо сразу понял его состояние. Вновь появившемуся высокому начальству он коротко и понятно доложил о примерной картине происшедшего и прозорливо поинтересовался:

– Товарищ генерал – полковник, а что по-вашему должно узнать из происшедшего общество…, через…, ну сами понимаете… – вон уже телевизионщики толкаются с оцеплением. Ведь с позволения сказать: полковник, сын уважаемого генерала… и в такой компании… – коррупция… мягко говоря…, и это даже на беглый взгляд… Представляете как раздуют… мол «полковник МВД был расстрелян участвующим в бандитской разборке». Считаю необходимым доложить свои соображения…

– Майор, давай не так быстро и по порядку: кто, чего, от куда…, воще кто это такие, я че то никого не узнаю, а у этих… воще жопы вместо рож – кто это?… – Генерал неприязненно концом лакированного ботинка постарался, ткнув в развалившееся лицо покойника, перевернуть его, но лишь испачкал обувь. Сплюнув и выругавшись, показал на пятно крови на обуви подчиненному, что тот исправил, метнувшись улыбающейся услужливой молнией. Начальник недовольно буркнул, продолжая прерванное:

– …ну ка давай заново!

– Есть, заново… Да тут будто Прокруст прошелся – всех поукоротил, кажется не одного не расстрелянного члена не оставил… Вон… эта… – вообще почти без башки… Принадлежность убитых восстанавливается, некоторых успели увезти свои до нашего появления, по всей видимости в надежде спасти. Но что-то мне подсказывает, что тот, кто это все устроил, не был намерен оставить кому-то хоть шансец, и если кто-то не умер, то так и было задумано – и мы это конечно учтем, весьма возможно, что мотив именно здесь и кроется…

– Не мудри, давай короче, а то подполковником не станешь… Больно у вас личный состав быстро сокращается… Давай, давай скоренько, у меня сегодня еще… с мером, да и баня – е…я еще эта…

– По документам и некоторым приметам точно удалось установить следующие личности:…ну наш незабвенный и ныне покойный Петр Семенович…

– «Петруша», что ль… – это вот… это вот?… Оно – это он?

– Гхы-гхы, так точно, это самое – он и есть…

– Ннн-да, не узззнать… – Тяжесть тела полковника сидящего на стула, не позволила инерции входящих в его пуль опрокинуть его со стула быстро, как это показывают в фильмах. Прежде чем он упал, куски метала, проходящие насквозь, разрывая плоть разбили этот предмет мебели в мелкую щепку.

Падая, а до этого просто меняя положение и угол наклона, человек принимал в себя заостренные цилиндрики, создававших раневые каналы далеко не параллельные другу, пересекающиеся и лишающие уже покинутые жизнью останки хоть каких-то ребер жесткости. Разумеется голова ничем не отличалась, Но поскольку снаружи этот орган все же кость, обтянутая кожей, получающая при своем разрушении инерцию, позволяющую осколкам разрывать мягкие ткани, обезображивая и до неузнаваемости изменяя Богом данные черты лица, постольку «Петрушу» узнать можно было лишь по костюму «Бриони», сшитому на заказ за неприличную сумму и, залитыми кровью, документам.

Докладывающий морщась продолжил:

– Далее, вот этот вот… Дима «Плосконос» – авторитет, правая рука погибшего «Сильвестра», хотя кажется, этот Шива был гораздо более многорук, по крайней мере с правой стороны…, следующий «Феликс», а может это и «Ося»?…, да нет «Феликс»…, аааа…, ну яж говорю – «многорук», тоже правая рука, того же…

– Майор, анатомией не увлекайся, я чай тоже кой че знаю…, вот этого уж точно, бывал у нас в министерстве…, хм…, по какой-то, понимаш, нужде – «Ося» и «Киса» были здесь» – то-то что были и уже не будут…

– Извините, не понял…

– Не понял, не понял. Первоисточники знать надо! Давай дальше, друг мой, считай ради повышения стараешься…

– Так точно… Следующий, несмотря на присутствие паспорта с греческим гражданством, определяется как Рылев Олег…

– Что еще?…

– Остальных, чувствуется, VIP – персон, не установили… Другие же не особо важные, так сказать охрана и обслуживающий персонал. Вообще, надо сказать «большое спасибо»: кто-то хорошо подчистил, буквально целый район…, хотя эти места пусты никогда не будут…

– Вот и займись назначением на эти, ха-ха, вакантные и привлекательные места следующих, все таки начальник оперотдела!

– Есть… За пару дней разгребусь иии… кое что уже… – так сказать на мази…, в смысле лояльные к нам пааацаны уже тянутся, предлагая свои услуги за поддержку…

– Ну и поддержи… Молодец, я и не сомневался…

Пошли кого-нибудь…, а то что-то во рту пересохло…

– Суть и причина перестрелки пока не установлена, но… точка, с которой всех валили однозначно была за аквариумом – вообще мысль конечно гениальна, но кажется кто-то просто воспользовался чужими разработками – забрался в чужой улей, прикинулся своим «солдатом»…

– Почему «солдатом»?…

– Даааа… нууу… просто своим… солдатом…, хотя странно…, у них же там…, в улье разделение: солдаты, ряботяги, матка и другая мня, мня…, гм…, ну как и у этих «бригад»… В этой комнатке, от куда производилась стрельба, обнаружено два трупа, один из них по всей видимости стрелок, второй прикрывающий, может, обидел их кто, а мож просто перетащили… Одного к этой вот треноге, где кажется пулемет стоял… – вот этого…, здорового…, кстати, единственное оружие, из которого возможно и убили этих двоих – вот этот именно ствол…, да-да… вот – АПС с глушителем…, ага… А еще автоматик был обнаружен в зале, другого огнестрела вынутого из кобур или из-за поясов не найдено, словно их всех парализовало. Ведь несколько секунд было, а может и больше, похоже что и присесть, и даже попрятаться кто-то смог, правда это не помогло, так что кому этот автоматик принадлежал еще придется установить…, и воды здесь из аквариума – она нам много следов попортила… ну хотя бы еще одного свидетеля, ведь остался наверняка, только сдриснул штаны отмывать… Ничего найдем, товарищ генерал-полковник, обязательно найдем. Опрос местного персонала и людей из всех окружающих построек проводим – людей снял ото всюду. Эксперты уже отработали, ждем взрывотехников – есть подозрения… – Мартын крутил в руке, держа двумя пальцами, остатки свето-звуковой гранаты и еще чего-то, назначение чего явно не понимал, но совершенно не сомневался, что обязательно поймет. Размышления его вслух продолжались в виде доклада, давно ставшего озвучиванием потока его мыслей:

– …вот из-за этих вот причиндалов, кажется это взрыватель… – электрохимический… или электрический, кто его знает…, а чего он рванул вообще не понятно. Вообще все странно, ведь этот ресторанчик, как бы база “Рылей” – так называемых…, оборудовали они, значит, потайную комнатууу, поставили туда пулеметииик и двоих головорезов-трансформеров, которые их и порешииили… Причем пулеметик исчез, а куча гильз осталась – вот так все на первый взгляд и выглядит!.. Ага… и Карлсончик с моторчиком в придачу подельником…

– Какой карлсончик, что за погремуха – не слышал… ну ка…

– Уф…, товарищ генерал… – это я так мнимого возможного подельника…, ну когда все друг друга убивают, а награбленное все равно исчезает…

– Не плохо…, хм…, чудак ты…, так майором и останешься в ожидании возвращения своего…, этого мнимого… Тааак – осталось только “Петрушу”…, как-нибудь из этой своры, либо случайным свидетелем, а еще лучше героем сделать…

– Это приказ? Конечно…, чести мундира ради…

– Вечером, со своим начальником… а йёёоо… – он же, того…, ну сам тогда давай к завтрашнему утру…, тааак…

Слушай сюда! Мммм…, – полковник героически сопротивлялся и погиб – представим посмертно к награде… – С тем генерал и вышел к прессе, повторив слово в слово, сказанное Силуянову минутой раньше.

Мартын стоял немного опешив, потому как не особенно любил сочинять…, но что-то придется, а вовторых именно он оказался на сегодняшний день чуть ли не единственный соображающий по этой убойной части из всего УВД. А значит и ему расхлебывать! Не дай Бог, еще начальником назначат…

Но начальниками таких не назначают, хоть и берут с повышением в управление – там ведь тоже не только папенькины сынки и другие «любимые люди», но и с “земли” профессионалы нужны, что бы специфику не по слухам, а по фактам и по натуре знали. Но туда Мартын не хотел, мечтой его был МУР, но мечтой…, не досягаемой, а управа – да ну ее эту суету на «Житной», с ее вечным лизоблюдством и преклонением – лучше пенсия…

* * *

… После ресторана друзья направились в квартиру, снятую Алексеем для Милены, на время своего пребывания в Греции – она уже давно пустовала, но поскольку была оплачена сразу на год, иногда использовалась. Макс только заскочил к себе ненадолго в офис, но там все работало как часики. Коллектив он подбирал сам, а двоих старых и преданных служак, дал ему родственник, в империю, которого и входил ЧОП.

Пока “Сопрано” или, как его называли за глаза с детства – “Динамо” – он единственный из друзей детства Алексея играл не в ЦСКА, а в «Динамо», причем по амплуа, ровно против сегодняшнего друга, был занят делами в соседнем подъезде, “Солдат” озаботился разбором вещей погибшей девушки и приготовлением легкой закуски, хотя знал – Макс с пустыми руками никогда не приходит.

Они устроились в большой комнате, поставив стол с кухни посередине, а по разные стороны от него два дивана, напротив друг друга – выпивать наверняка долго, так пусть это будет еще и удобно…

Алексей включил телевизор и поставил на подоконник небольшой приборчик, напоминающий маленькую акустическую колонку – генератор «белого шума», поначалу создававшего неудобство, но потом…, а потом на него перестали обращать внимание. Все эти приготовления были понятны и не воспринимались, как недоверие друг к другу, тем более после сегодняшнего. Просто профессиональная привычка – не более.

В углу появился ящик с водкой, увидев принесенное вошедшим, Алексею поплохело:

– Максик, не борщим ли?

– Лллёлллик, здесь, у тебя хоть лучше сохранится – больно хороша… (не использованная рекламная пауза), а то у меня в конторе два архаровца, прежней, еще Щелоковской, закваски, так им этого и на пару дней не хватит… Так что пусть будет…

– Смотри, на самом деле, если на душе не хорошо, то это только усугубит. А потом, кто-то недавно обещался и кружки пива со мной не выпить!..

– Ну то ж пива!.. Че-то много говорим, хотя чувствую придется заниматься этим целый день и вечер, наливай давай. И так, что бы я «бульки» слышал.

– Ну на этот случай «глушитель» еще не придумали, но если не слышишь, считай глазами… Вижу, что-то спросить хочешь?

– Хочешь? Ни то слово, ща погоди… – где у тебя фото с видео?… А во – нашел. У меня ведь, как ни странно, глаз на затылке нет, а потому я ничего не видел, да и ты поворачиваться запретил, так что хоть скажи, кого мы сегодня… из этих вот «отблагодарили»…, среди них есть вот эти три…, этот, этот и вот этот… – Макс показал тех олеговских, которые стреляли в его родственника, потом бросив фотографии на сторону друга, поднял рюмку и протянул навстречу:

– Ну что, за победу?!

– Давай сначала за тех, кого нет с нами…, и вообще не станем сегодня чокаться… Не поверишь – и легче тооо… не стааало!..

– Согласен… – они живут, пока мы о них помним!

– Сегодня даже милиционера того вспомнил, который погиб вместе с Ией и Ванечкой! Глупо…, глупо, а этот подонок – сегодняшний мент, и своего тогда не пожалел… Эх… земля вам пухом…, или как говорит батюшка… – человечеще, между прочим! Царствия вам Небесного!.. А из этих трех только двое были…, знаешь, возможно Жора твой, на покой третьего на совсем отправил! Не знал я его – наверное тоже хороший парень был. Нууу…, будь, Георгий!.. – С этими словами порция прозрачной жидкости перекочевала из стеклянной тары в организм, который сразу и согрелся, и разомлел, как на солнышке…

Макс посмотрел еще раз на фото, затем вопросительно на Лелика и продолжил:

– Я не спрашиваю, чем ты и как живешь, но кажется, имею право на некоторые сегодняшние подробности…, если посчитаешь не возможным…, попробую понять…

– Да я и не собирался отмалчиваться и ты имеешь право знать все, хотя бы потому, что доверился мне и прикрыл мою спину – нааадежно, надо сказать, прикрыл! Еще семь минут терпим – новости смотрим, и я сам тебе все рассказываю. По своему опыту знаю, что-то из того, что мы сейчас услышим может не просто удивить, а шокировать! Поэтому, что бы не прерывать беседы, давай сначала это, а потом и поговорим…

– Ты что, серьезно предполагаешь что-то увидеть по ящику?! Ха, ха, ха…, да и какие вопросы…

– О, начинается… – не предполагаю, а знаю. Смотри, только не выпади в осадок, думаю, если разрешат съемки, то зрелище будет не из приятных… – Как раз в этот момент диктор заговорил о новом страшном преступлении, совершенном почти в центре столицы. Диктор:

– Беспрецедентное по ужасающей картине событие потрясло воображение москвичей, видевших последствия, произошедшего сегодня в 11 утра, недалеко от метро «Новослободская»! Погибло точно восемь человек и еще предположительно троих увезли в близрасположенные больницы. Это не просто вызов обществу, и бросок правоохранительным органам «перчаткой в лицо», но прямо таки плевок в человечность…Мы послушаем, что по этому поводу скажет, прибывший на место трагедии заместитель начальника ГУВД Москвы генерал-полковник…

Генерал:

– Это действительно «брошенная перчатка», бандиты не просто на сей раз затеяли разборки между собой, но и буквально истязали нашего высокопоставленного сотрудника, одного из начальников УВД! Пока не известно, что именно послужило причиной перестрелки, но следующее остается фактом: на сходку авторитетов, так сказать, «последышей» недавно взорванного «Сильвестра», был привезен сын моего коллеги – тоже наш коллега…, гм… – оба при этом возглавляли, каждый на своем посту, борьбу с организованной преступностью… Так вот, полковника Лицепухова…, привезли в этот ресторан и начали пытать прямо средь бела дня в одном из залов, где в это же время шло бурное застолье отморозков. По всей видимости стараясь добиться чего-то, возможно освобождения своего товарища или прекращения преследования кого-то из них… Своеобразное расположение комнат позволило им разместить двоих головорезов, по-другому их не назовешь, за огромным аквариумом, который выглядел, как стеклянная стена… да что там стеною и он был, от куда и велась стрельба… Повторюсь, мы сейчас не знаем причины, по которым кто-то открыл огонь, по всей видимости какие-то внутренние разборки и привели к перестрелке, в которую, толи для того, что бы защититься, толи ради чьего-то спасения, а мы знаем, что с места преступления увезли раненного председателя компании «Золотце», которого, по всей видимости, тоже взяли в заложники… так вот Петр Семенович, и это доподлинно доказано, и дактилоскопической экспертизой и раскладкой на местности, обезоружил одного бандита, и воспользовавшись его оружием, смог двоих уничтожить, спася господина Тарцева, пожертвовав своею жизнью. Произошедшее не просто повод, но причина, и причина веская, к консолидации всех честных граждан и силовых структур в борьбе с преступностью…, и очень горько осознавать, что в первую очередь гибнут лучшие из нас.

Диктор:

– А теперь кадры с места событий, снятые нашими операторами, с комментариями, побывавших на месте преступления корреспондентов нашего телеканала… – На экране поползли действительно нелицеприятные кадры, визуальная восприимчивость, которых увеличивалась «удачно» «взятыми» ракурсами. Оптика камеры «наезжала» на самые ужасные места ранений, увеличивая их на весь экран телевизоров, где были видны не просто кровь и разверзшаяся кожа с оголенными кусочками мяса в местах пулевых ранений, но и проблескивающие кости, мозг, и будто специально задранные для съемок, пиджаки, рубашки, и приспущенные штаны, хотя надо признать, что последнее было сделано еще экспертами при выполнении их обязанностей по измерению ректальной температуры тела.

Смакующиеся ранения и нагоняющая жути интонация журналиста, создавали гипертрофированно страшную картину, представшую на экраны страны благодаря чуть ли не жертвам принесенным этими самыми работниками канала, которые будто сами были и участниками, и очевидцами случившегося, и при этом чудом выжившие.

Перепугав половину населения Москвы, которых обычно на деле это не касалось, хотя всегда бывают страшные исключения, которым нет ни прощения, ни объяснения, но они, как правило, капля в море и уж совсем не сравнимы с теми событиями, несущими за собой огромные жертвы, за которые, как правило никто не отвечает, хотя происходят по вине и явной преступной халатности чиновничьей администрации, а то и в прямую являясь последствиями их преступлений!

Смысла ждать другие программы не было, Алексей выключил записывающий видеомагнитофон и взглянул на побелевшего Макса:

– Никак уже жалеешь?

– Да ты что?! Просто в шоке от услышанного, если бы не видел своими глазами и не слышал сам – никогда бы не поверил! Что же они сказали о гибели Милены или Ии? Представляю…

– Не думай об этом, иначе если я тебе скажу, что изначально в их смерти – Ии и Ванечки обвинили меня, лично папа вот этого вот…, героя-полковника…, ааааа не хочу об этом! Все у них сладко, а на деле горечь…

– Слушай, Лелик, я так понял что тех двоих…, ну того, которого ты первого и того что…, того… пиф-паф… – их что ли предполагают стрелявшими?!..

– Их, их, друг мой, вот так-то вот, им так легче или удобнее, если хочешь – не в первый раз уже…

– Но это же не правда!

– А ты готов к тому, что бы сказали правду?!!

– Да я не о том, ведь он бред же натуральный нес, а его подчиненным теперь придется подстраиваться, все переделывать, а главное, что все, всё…, все ведь понимают! Ведь идиотом надо быть, что бы поверить в порядочность этого «полкана» и уж тем более, о его проявленном героизме, о нем пол Москвы правду знает… – бред какой-то! Эти журналюги – чего совсем что ли ничего святого нет?!..

– Это вообще отдельная тема – чем больше крови и жести, тем выше рейтинг, они нам с тобой по идее еще и заплатить должны. А стоит тебе или мне попасться – ууу, жуткого парня из тебя сделают… Хотя и среди них разные люди есть…, скажем фронтовые журналисты и… Ну есть наверное…, да зависимость у них правда – она и калечит их же в первую очередь!..

– Типун тебе на язык с мой кулак, да к тому же… Слушай до меня только дошло, что они и искать никого не будут, ведь уже все найдено: все стреляющие…, только осталось найти потерпевших, которые подтвердят версию следствия и героизм…, а этому… Тратарцеву…

– Тарцеву…

– Вот именно… – воще повезло! Вот фартовый – могли бы легко и в соучастники…

– Это, друг мой, живые деньги, которые скажут за сей шаг огромное спасибо, а еще, что-то мне подсказывает, что под это дело подсуетятся оставшиеся в живых… Нннда, а что… – так ведь и будет!

– Ё-моё, никак в себя прийти не могу, может, продолжим… ооо-ба-на, уже налито. Ну за правду!

– За правду, так за правду, только ты не забывай, что для нас с тобой она в том, что мы, дружище, одну из главных заповедей нарушили: «не убий», то есть мы с тобой, брат «Сопрано» – убийцы! Хоть и наказали справедливо, на наш взгляд, виновных, чем и общество освободили, которое, кстати, собирается против нас с тобой бороться…, от них самих и их будущих преступлений.

– Дааа, тут ты прав. Об этом я не подумал, но угрызений совести у меня никаких нет иии я… ни о чем не жалею, и никогда не пожалею. Я ПРАВ И ТОЧКА!..

– Моли Бога, что бы мнение твое не изменилось, когда жен, матерей, детей, родителей страдающими и плачущими, после содеянного тобою, увидишь…, и даже ни столько это…, сколько ощутишь душой горе, которым они охвачены. Мне вот иногда кажется, что люди, поступившие подобно нам, а тем более… ааа!.. Так вот, кажется мне, что пули эти ложатся аккуратно в сердца оставшихся родственников, а не убивают тех, в кого ты метишься…, а еще точнее – ложаться они в аккурат в наши же сердца, только вот входное отверстие – это сегодня, а выходное – это день завтрашний, а потому в разы больше… и в разы больнее будет…

– Понимаааю тебя, Лелик, много тебе пришлось страдануть…

– Да я не про себя…

– А про кого ж тогда?…

– Ах, Максик, Максик…, ладно, без обид. Приняли других за нас…, тех двоих, которых мы первыми к Аиду отправили, и ладно… Я тебе вот что скажу… Подлей-ка еще…: «Лучше быть «Маленьким принцем», чем «Королем Лиром»!»… Выпьем за одиночество, которого никогда не бывает!..

– Хм. Оригинально, но кажется… ты прямо в точку, я только как-то сформулировать никак не мог, знаешь…, какое-то тоже ощущение…, вот прямо…, вроде одииин, аааа вроде нет!.. Нет, не ви-но-ват я ни в чем, а родственники, пусть… этих, кто там остался во всем винят, ведь это же не мой выбор привел этих парней за грань, где почти человеческого ни хрена не осталось… Это ведь они сами… – эти вот громилы с пушками на перевес, все в «голде», в понтах, и этим самым одной ногой уже во гробе – это же их выбор… Нет, ни наш, а их – од-но-знач-но! А вообще, какая теперь разница, решение было принято до этого и тогда мною считалось не только верным, но и справедливым…, а щщщас и подавно ничего не изменилось… И правильно ты сделал, что меня взял, получил бы сегодня пулю…

– Эээт тооочно! Только…, только, смотри таким же как я… не стань, хотя вряд ли – слишком в тебе жизни много и тяги к ней… Такие как ты раз отхлебнув помоев, потом всю жизнь нос от них воротят… и слааавааа Бооогу… Ну а раз так, тогда слушай… – «Солдат» смотрел на друга детства, вот уже около полу часа пытаясь собраться с мыслями. Все увиденное по «ящику», все сказанное и происшедшее сегодня мало его трогало. Но вот человек, сидящий напротив был захвачен эмоциями. Мозг Макса скорее всего вряд ли мог переварить хотя бы часть того, чем был занят его собственный разум. Снова он приходил к мысли, что не в состоянии поделиться ни с одним человеком, мучавшими его самого мыслями, и не потому что не с кем, ааа… а из-за того что…, чтобы его хоть чуть начали понимать, нужно самим преодолеть хоть немного из пройденного им. Алексей уже не испытывал каких либо угрызений и не перебарывал себя, что бы убить, он даже перестал замечать разницу между просто стрельбой по мишеням и, к примеру, утреннем расстрелом. И там и там он искусно выцеливая, просто бил по мишеням… Тем более сегодня все было просто в техническом плане…

Он безэмоционально смотрел на друга, глаза которого блестели смесью чувства исполненного долга и ощущением своей силы и превосходства, над теми монстрами, которые сегодня с утра еще дышали и при возникшей необходимости, не задумываясь перестреляли бы и его, и всю охранную структуру, которой он командовал. Он перешел грань, перешагнув тот страх, не позволяющий уничтожать себе подобных, но он перешагнул, что бы сделать шаг обратно, но теперь явно гордился этой победой.

Это пройдет, уже через несколько часов, накрыв темной пеленой, и начнется это с вопроса: а всех ли нужно было убивать? Вспомнится, что почти всех, кроме одного, действительно угрожавшего в тот момент, убил Леха. Но это страшно лишь тем, что повлечет за собой попытку найти оправдание, и она найдется, затем следующая и еще, и еще, пока в конец сотканная из наполовину лжи и полуправды, версия не приживется и со временем постепенно забудется.

А сейчас, как рассказать этому человеку, которого он в принципе не имел права привлекать, впутывая в сети безумия и криминала, о своем личном перерождении в существо, в котором нет места более для рассуждений и сожалений о виновности, и не виновности. Как объяснить, что год назад погибшая девочка, чья-то дочка, им не замеченная, не жертва принесенная на какой-то алтарь, а просто халатность, да и кто может позволить кому-то решать: кому жить, а кому умирать.

Как объяснить, что эта, поначалу, казавшейся косвенной вина в смерти ребенка, не имеющая злого умысла, да и вообще никакого смысла, отобрало у кого-то дорогое чадо! И как он после этого может говорить о своих потерях или о имеющихся причинах убивать – есть ли они вообще, и имеет ли кто-нибудь право на месть или наказание таким образом, как совершенное сегодня, из ныне живущих. «Сотый» осознавал, что все эти мысли из его недалекого прошлого – теперь они не трогают его.

Все это утопия, не имеющая к нему никакого отношения! Не важно, что произошедший с утра перелом, перед самыми выстрелами, перелопатил всю его душу – важно, что он больше не слышал ее голоса. Не было больше больно или обидно, уже отсутствовало разочарование, появившееся по началу из-за не пришедшего облегчения, после постигшего расстрелянных наказания. Что-то произошло и сильно напугало, но постепенно привыкая, и пытаясь анализировать себя изнутри, он постоянно на каком-то этапе утыкался в стену – непреодолимую и невидимую. И страшно было не из-за отсутствующего выхода, а из-за того, что его – Алексея Шерстобитова, человека, который не мог и не должен был стать таким, поиск такового вообще перестал его беспокоить, по крайней мере, сегодня…

…После выполненной «Санчесом» команды инициации свето-звуковой гранаты, взрыв, которой «выключил», ничего не подозревающих людей минимум на пол минуты, он начал методично их расстреливать, начиная с «Грини».

Странная мысль посетила стрелка, именно за мгновение до этого. Он смотрел, буквально с расстояния пяти метров на своего злейшего врага, не желал думать не о чем более, кроме точки, которую обязан был поставить. Сколько судеб покалечено, в том число и его, «старлея», и самого Гриши, и еще многих…, он больше не позволит!

Но, всплывший образ «Седого», и понимание, что Барятинский все же в обойме, пусть и на два фронта…, но он не мог простить, а точнее перебороть злость и неприязнь к человеку, имевшему вину в смерти его родных! Вину не ощущаемую, не признанную, не важную, не расскаянную, но признанною необходимостью… – необходимостью, убившей две его семьи!

Что-то обожгло изнутри, и почему-то заставило опустить ствол пулемета чуть ниже… Грудо-полосная область покрылась несколькими маленькими, краснеющими на глазах точками, по своим местоположениям, избегающими попадания в жизненно важные органы… – «Солдат» все же оставил, хоть и один микроскопический, но шанс… Этого он не сможет объяснить себе всю свою оставшуюся жизнь.

После первых выстрелов все присутствующие оказались на полу сбитые потоком воды, ринувшимся из разбитого гигантского аквариума. Он сам еле устоял, они же не смогли подняться, потеряв слух, зрение и ориентацию, оглушенные не слышали звуков выстрелов и ослепленные не видели стреляющего. Никто из них даже не подумал о сопротивлении и лежа на полу получал свои порции в граммах.

Ему не было стыдно за такое неравное противостояние, ибо таким же оно было и в момент гибели любимых им людей. Только убийцами тогда были те, кто сейчас барахтался в потоках воды, разбавленной их своей же кровью.

Пули проходя сквозь в тела, рикошетируя от гранитного пола, и уже изменившие свою форму, скорее напоминавшую уже бесформенные куски металла, впивались в другие тела, уродуя все на своем пути, разрывая в буквальном смысле все, попадающееся, от обшивки мебели, до одежды и кожных покровов человеческих организмов. Почти сотня патронов разрядилась вылетающими пулями, посылающимися по траекториям, обозначенным его руками и гневом, впервые он видел вблизи не только предполагаемое место попадание, но и саму, моментально образующуюся рану – одну за другой, одну за другой и, казалось, этому не будет конца, пока вдруг это все не затихло.

Зачем то «Сотый» перезарядил пулемет и продолжил. Троих он оставил среди них живыми – «Осю», Тарцева и еще какой-то неизвестного типа… Зачем он это сделал? По всей видимости, так запланировал до этого.

На половине второго магазина он осекся и вспомнил о том, что не один! Дело было уже сделано и его плоды необходимо было показать. Лицо, повернувшегося Макса, не было со взглядом растерянности от представившегося взору, но скорее с вопросом: «Ну как я тебе?». Постепенно осознанность увиденного им, изменило эту фразу на более приземлённую: «И это все мы?». Но если его друг испытывал какие-то эмоции – это было видно после по дребезжавшему голосу, тремингу в руках и не находящим твердой опоры бегающим глазам.

«Солдат» не испытывал ничего, кроме ощущения рационально делающегося…, а еще точнее – уже сделанного, от него пронизывающе веяло холодом и ощущением неудовлетворенности, как от гранитной скульптуры, стоящей тысячелетие, и вдруг сдвинувшейся с места.

Лишь через пять минут после выстрелов Корсаров позволил себе расслабиться или скорее всего до его разума начало доходить не только содеянное, но и вся мера опасности, которой он подвергался. «Сотый» же желал молчать и его уже совершенно не заботило происшедшее с утра. Все что он делал, исходило из необходимости помочь другу. Это стало аксиомой и Алексей выбивался из сил что бы вспомнить, что он сам когда-то испытывал в подобной ситуации.

Теперь, вкратце рассказав постигшую каждого из убитых участь, он поинтересовался, в свою очередь:

– А тебя то, Макс, что больше всего задело или поразило?

– Уффф… Честно говоря, проще сказать, что не зацепило! Хм…, а ты знаешь, что у тебя цвет глаз изменился…, вот тот вот взгляд…, когда я повернулся… – ух и взгляд! Вот его я больше всего и запомнил… Какой-то ты, прям не ты…, бррр…, до сих пор мурашки под кожей… Странно как-то…, но вот именно от этого!

– Да ладно…, может давление?…

– Не знаю давление, шмавление! Вчера вот у тебя такого вот взгляда отсутствующего не было… Ты сам то хоть рад, а то морда каменная?

– А какая, друг мой, она еще должна быть? Может быть…, может быть… Ну представь…, что я вместе с потерей, сначала Ии…, ну иии…, теперь Милены…, почувствовал свою кончину, что ли…

– Ты чо, Лелик, гонишь что ли?! Давай завязывай…

– Тыыы не пооонял, а что бы объяснить…, да нет я не смогу…

– Ну ты хоть попробуй, чай я не тупой, вместе и разберемся, а то ведь и до… того… ку-ку, не далеко…

– Голос души своей я перестал чувствовать… неее слыыышууу – не чувствую… Исчезло то, что раньше казалось бесценным, но только сейчас настоящая бесценность осозналась… Понимаешь, когда пропала?… Ну что позволяло бояться что ли, опасаться…, не давало что-то переступить…

– Фуууу ты – эко невидаль, у нас так в России каждый второй живет, а чем выше по иерархической лестницы, тем меньше переживают об этой потери «опасения». А кто у кормила… там, где чины распределяют, да и сами, так сказать…, эти чины, от мала до велика. Я вот пока свой ЧОП оформил… – да ну об этом – надоело. Да и потом, не верю я, что самый душевный из моих друзей, у которого все по-настоящему, вот так «обезвожился».

– Не знаю, Максик, вот так вот вроде бы… – наверное ты прав, может завтра и пройдет. Все же ни каждый день теряешь свою жизнь, надежду, а потом убиваешь почти десяток человек и не чувствуешь никакого облегчения.

– Ннн-да…, прости. Че-то я действительно… Ну наливай тогда, что ли! А то на сухую то… – сам знаешь.

Так этот, непереносимо горячий день плавно перешел в слегка увлажненный вечер, а день следующего дня, ибо пропущенное утро просто было провалено в глубокий сон, начался тем, что каждый, из обоих проснувшихся, осознал себя несколько изменившимся, но предпочел об этом умолчать, ибо таков был уговор. В остальном же они остались прежними, а их отношения только укрепились.

 

Диадохи

[52]

Вчера, почти сразу после выхода из ресторана, в котором Алексей с Максимом отобедали, параллельно наблюдая за происходящим через площадь, первый задумался о необходимости своего алиби перед оставшимися «главшпанами». Даже ни это, а скорее тяга к получению информации толкнула его на звонок Андрею Рылеву. Тот остался жив благодаря привычке братьев никогда не ездить, по возможности, в одни и те же места вместе одновременно – так сложнее зацепить сразу обоих, что и сработало.

Отъехав на приличное расстояние, Алексей набрал номер телефона, трубку поднял «Культик». Сделав вид, будто не узнал его, Алексей извинился и попросил Андрея. Последовала пауза, а затем:

– Лех, ты, что ль?

– О…, а кто это…, Сергей?!.. – Прозвучавшее удивление в голосе должно было переориентировать поднявшего трубку на вопрос о реакции говорившего. Что привело к выводу – действительно ведь телефон-то Андрея. Поняв причину замешательства авторитет поинтересовался в свою очередь:

– Ты чо ничего не знаешь?!

– Шшшто… с Андреем что-то? Да вообще никого найти не могу?…

– С Андреем что-то… – в натуре что-то, не сможет он сейчас подойти… в «Гриню» и Олега стреляли…

– Кто?! Живы?!.. Да не тяни ты!!!

– Я жив…, правда сам не понял как, остальные в лоскуты! У Гриши надежды есть… пока… Ты где вообще есть то? Нааадооо… надо, надо… надо с мыслями собраться…

– Когда это произошло?

– Лех…, мы не на долго отъедем – пару дней…, а ты че хотел то?

– Да Гриша просил подъехать, а куда не сказал… Да теперььь каакаая разница! Ёкер – макер… да-да, Сереж, отъедите, дальше то что?… С Андрюхой никак не поговорить?… Иии че теперь с поставленными задачами?…

– Сейчас мы не встретимся – дел масса: менты, похороны…

– А как же их двоих то подцепили, они же вроде бы…

– «Солдат», да восмерых вальнули… и «Плосконоса» тоже и олеговских почти всех, до этого…, да воощщще… Короче, все что Гриша говорил – забудь, теперь другая тема. Так…, кстати, за Андрюху на два дня «Камбала»…, ну «Лысый» Серега останется… затихорись где-нибудь…, а во… Андрюха все же че-то хочет… – Из трубки несся еле слышный голос, как будто человека, еле сдерживающего рыдание, и прерывающего из-за этого свою речь на полуслове:

– Привет Лешь… Уххх…, вот так…, вот так вот…

– Привет Андрей, соболезную… Крепись…, обещаю, что ни попросишь – все сделаю… отомстим и за Олега и за «Гриню», за каждого брата… Держись и помни – я рядышком, поддержу.

– Спасибо…, спасибо… Вообще… не могу поверить… – как так… Лех, ты пока спрячься…, потом определимся и разберемся… Ооох как всё, деньги если…, звони Эдику, у него все будет… оооох… Давай… И береги себя… всё… всё…

– Понял, не переживай и ты… – разберемся… Спасибо, что не забываешь… – В трубке послышались шевеления, отдаленно удаляющиеся всхлипывания, наконец:

– Лех это я, Сергей…, измена лютая косит наши ряды, братух…, ты пока действительно притормозись, а деньги… – можешь завтра в «Балчуг» заскочить к вечеру, часам к семи…, давай., меня не будет, а Пашку узнаешь – друг другу надо помогать, разберемся и о плохом не думай, всех разорвем…, давай, братишка, береги себя!

«Культик» вызывал у Алексея не только уважение, но и мог быть неким примером. Этот человек, разумеется был выше всех, кого он знал, и интеллектом и напористостью, и рассудительностью, но особенным его достоянием были преданность слову, данного не важно кому.

Какой-то небывалый альтруизм – все свои сбережения он вкладывал в спортивную базу, которую строил за свой счет, будучи главным тренером России по силовому троеборью, и конечно в спортсменов, составлявших гордость страны. Он спокойно мог отдать заказанную бронированную машину «курганским», после покушения на них, сам же передвигаясь на «беззащитной» «Вольво»850, пусть и спортивной ее модели, но все же – именно в ней он и был в последствии расстрелян.

Сергей, конечно, ставил задачи об устранениях подобных себе, но с точки зрения правильных отношений между начальником и подчиненным, имел на это право – ибо и сам не отсиживался, исполняя не самые простые и ответственные поручения подобного же плана, не в пример Барятинскому и Рылевым, никогда рук не пачкавшим, зато вынуждавших на это других, часто беспричинно, без особой необходимости.

При всей своей кровожадности, «Культик» был жутко рационален и принципиален, начиная прежде всего с самого себя. Даже ощущая смертельную опасность, никогда не отступал перед своими обязанностями и взятыми на себя обязательствами, и не пасовал ни перед превосходящей силой, ни перед обстоятельствами бывшими выше него.

Он был из тех людей, которых никогда не сдают, и за которых страдания принимают с радостью, почитая за честь.

Андрея же Рылева Алексей знал плохо и считал, как всякую неизвестность, опасностью для себя, но познакомившись поближе, не пожалел, что тот не был в печальный, для его брата, день в том ресторане. Андрей оказался хорошим человеком, но не способным справиться с искушением и шел на поводу то Олега, то Григория, то «Оси». Бывает так, когда хороший человек совершает не присущие ему поступки. В подтверждение того осталось добавить, что ему совершенно не была нужна власть, мало того она его тяготила, прежде всего необходимостью участия принимать решения о судьбах людей, порой даже симпатичных ему. Со временем он все больше начал желать отойти от дел, жить в какой-нибудь спокойной стране, занимаясь бодибилдингом, читая книги, и наслаждаясь семейным спокойствием.

Братья разъединились навсегда в самое неподходящее для этого время – ибо оставшемуся и доверять стало не кому, и бросить все не возможно! Но брата заменил «Лысый», а «Сильвестра» – «Культик», и «пошла массовка», затмевая прежние подвиги и дела погибших сподвижников.

Прошло несколько дней, позади остались похороны, нельзя сказать, что всё и все успокоились, хотя и были перебиты в слепую первоочередные враги сообщества. Москва превратилась в подобие охотничьего угодия, а за удачными охотами следовали увы не пиршества, но тризны по погибшим, что в свою очередь влекло новые расстрелы и пропажи людей, зачастую выходя не только за территорию Московской области, но и распространяясь по всей России – Матушке!

Через неделю Алексей сидел в огромном кресле в гостях на веранде новопостроенного дома, недалеко от столицы, напротив замер Андрей, кроме них была еще его любимая женщина и водитель, но последние двое суетились, каждый по своим делам и общению не мешали. Тишина продолжалась уже более десяти минут, впавший в задумчивость Рылев, дал возможность и «Солдату» обдумать, не то, что бы неожиданное предложение, но все же могущее иметь серьезные последствия. Совершенно очевидно, что отказ значил бы открытие охоты на самого Алексея. Потому тот, разумеется, согласился, дав положительный ответ, как раз по прошествии этих десяти минут.

Условие, с его стороны, было только одно – подчинение единственному человеку и им должен быть сам Рылев, более общаться он ни с кем не желал – на том и порешили, так бывший «старлей» делал вид, что приобрел нового шефа.

Денежное содержание положено было в размере 50.000 $ в месяц – эта усредненная цифра, бывающая и больше, и меньше, более чем была достаточной, хотя и затраты предстояли не шуточные, но и они частично покрывались за счет бюджета организации.

Для Андрея «Солдат» был человеком – загадкой, тем более обросший всевозможными легендами, когда-то произнесенными устами, находящегося сегодня в коме, «Грини». Слухи расходились увеличиваясь и приукрашиваясь среди не только своих, но вообще по Москве, в конечном итоге менялись и возраст, и имя, и содеянное. Этим необходимо было пользоваться, как пользовались, к примеру «курганские». Несмотря на раздутый образ «Валерьяна», именно после ареста, напридуманное журналистами прижилось в жизни, и иногда было достаточно упомянуть в какой-то компании его имя, как многое становилось возможным. Разумеется на прожженных и уже орысившихся бандюганов это не действовало – у самих мордашки даже не в пуху, а в кабаньей щетине были, но флаг оставался флагом, пока совсем не сошел на нет и не сгинул, залитый в могиле кислотой, через три года после смерти.

Рылеву импонировало общение с человеком, о котором Григорий отзывался с уважением – причем о единственном среди своих. Пожалуй, он тоже не понимал его, но этого и не требовалось, достаточно было подчинения и виртуозного исполнения требуемого.

С последней встречи, что-то изменилось в Алексее, но что сказать было сложно, ведь все разы Андрей воспринимал «Солдата», как перспективного врага, не даром в свое время Олег уговорил его предпринять все, что бы убрать этого «Грининого» пса. И как же хорошо, что это не вышло. Несмотря на охватившее «Малого» (Андрея) несчастье с потерей брата, обладание этим человеком тешило гордыню. Но хотелось не только «владеть», но и стать товарищами, а еще лучше придти к доверительным дружеским отношениям.

Взгляд – этот взгляд, он вообще ничего не выражал, но правда и враждебен не был – просто говорил о добром расположение, оставаясь при этом не проницаем. И эта постоянная полуулыбка, даже еще меньше, живущая еле заметным морщинками в уголках глаз и в чуть измененной форме губ. Надо было продолжать разговор и попытаться понять его соображения по создавшейся ситуации, ведь он тоже что-то знал – то, что Григорий доверял кое что только ему, Алексею, но не озвучивал им с братом:

– Лех, а ты то что думаешь по этому ресторану?

– Наконец-то. Я уже думал, что никогда не поинтересуешься. А думаю следующее: слишком мало у меня данных, чтобы анализировать. Если ты или еще кто-то подскажет необходимые и недостающие нюансы, может что-то вместе и высветим…

– Ну что, например?

– Да самое элементарное. Скажем, что это за комната, где была найдена куча гильз… Ииименнно куча – почти 150 штук. Это из чего ж надо было палить, что бы столько выплюнуть. Если «АК», то это пять рожков, даже в два ствола, кто-то в зале да очухался бы, а как пишут, что никто даже своей валыны не пощупал, кроме какого-то пистолета – пулемета, опять таки – чееей он, откуда? Представить себе, что кто-то незамеченным проник в ваше с Олегом заведение, проторчал там сколько-то времени… и даже, если вообразить использование РПК, тооо… пардон! Ааа куда он собственно говоря делся?! Как там появился?! И что эти два кабана там делали, кроме как получили по дюжине дырок – друг в друга что ли шмоляли?!

И вообще, что это за комната, если она для подобных дел и предназначалась, то каким идиотом нужно быть, что бы кому-то о ней сначала проболтаться, а потом и дать ей воспользоваться?! Что это глупость?! Не похоже! Халатность, предательство или просто чистка территории, под которую человек все задумавшее, попал сам?! Последняя версия мне больше по душе, но Гриша пока овощ, и если бы это делал я, то работал бы ни на чужой территории, а на той, в которой ни у кого не было бы шанса соскочить. Эта же территория твоя и брата…

– Да ты чо… ни че себе гуся вывел!..

– Мы сейчас на одной стороне, – на ней и останемся. Говорю тебе это на всякий случай – эта мысль пришла мне, придет и другому… А потом объясняй, почему вы с братом никогда вместе не ездили!

– Ничего себе раскладец! А что ж произошло то на самом деле?!.. Это Олеговская мысль с этой комнатой, но о ней никто не знал, и оружия там никакого не было…

– Да-да, я заметил – одни гильзы!.. А эти два «осла говорящих» там как оказались, по незнанию что ли. Один из них кажется до этого раненный, весь прооперированный и забинтованный, че он там делал то?! Или понравилось ему, и фамилия его Пулеулавливатель – судя по количеству пуль, которые он словил за одну неделю!..

– Хрен его знает!

– Ну давай так, было две силы: вы с братом и «Гриня», третья есть?! И в чем может быть ее интерес – уменьшение пайщиков… и где? Может у Тарцев…, а может сам…

?! Он, кстати, вообще красавцем, причем сухим, из воды вышел, а мишень то за центнер весом!.. Заметь как-то странно, он даже записан этим генералом по телеку в пострадавшие – очевидцы!..

– Да ладно, не гони… Тут даже спец его зацепил бы…

– Так спец и зацепил – легкое ранение, у «Культика» вот ваааще ничего нет…, между прочем, он тоже себе поляну разгреб, и ничего себе разгреб, – убрали всех, кто ему мог противостоять, все сильные личности, подкрепленные личным составом «чистильщиков». Для него теперь вообще все красиво и ровно по всей жизни – ни первых, ни вторых, ну кроме «Оси», конечно…, и вся информация на полтора метра под землю – красовелло!..

– Да кто так может исполнить то?…

– То-то и оно, что из всего вашего окружения, я только одного человека знаю…

– Ты кого имеешь в виду… – кто это?!

– Ну ты то вроде умный человек…, я бы подобное мог сделать…, но слишком опасно, и мне потребовался бы еще, как минимум, один внутри и второй снаружи! Понятно объяснил?

– Но ты же этого не делал…

– У меня, во-первых алиби…

– А во-вторых?

– А во-вторых отсутствие мотива… Ну на кой мне это бы сдалось, при любом раскладе это ничего особо для меня не меняется… – ну вообще ничего, в отличие, между прочем от всех остальных. У всех можно найти мотив…

– Голова кипит, явно, что кто-то ошибся…

– Пусть все идет, как идет, я понаблюдаю из далека. Однозначно, что все оставшиеся в сегодняшней ситуации нуждаются в друг друге… и будут еще нуждаться довольно долго…

– Я ведь, Лех, собрался уезжать… навсегда, и домик прикупил… Олег должен был остаться… Все эти «пифпафы» – не для меня, а ему в самый раз… Но что уж теперь то…

– Кто ж тебе сейчас – то мешает, оставь «Лысого», он хоть и не родственник, но будет ни хуже Олега, не давай ему только сойтись со Тарцевым, греби его под себя… Да ты и сам все понимаешь… Нужно только посматривать за подольскими – «Шарпеем» да «Шульцем»… иии все. А олеговские, на сколько я понял, по их постоянно «убитому» наркотой состоянию, уже были почти отработанный материал, и как мне показалось Олежек подумывал о смене, так сказать поколений, вот и растите…, кажется у «Лысого» своя командочка уже есть, разбавь ее своими, зависимость от себя оставь, и все будет пучиком…

– «Культик» тоже самое говорит… У тебя – то, сколько народа?… Интересуюсь, чтобы понять сколько денег нужно…

– Еще пятнашечку (15 000 долларов) сверху и как раз на всех хватит… Да и потом, не переживай – двое из них технари, остальные…, остальные нужны тоже…, просто поверь на слово…, а стрелков у меня нет и не будет – сам справлюсь… Зато одновременно, всей командой, можем «обслужить» 4–5 точек, снимая полностью весь комплекс информации…

– Леха, я уже завтра улетаю, вот деньги – здесь в два раза больше необходимого – 150.000 $, разбирайся, обустраивайся, отдыхай. Я тебя через пару недель подтяну… – на Канары – там пока осяду…

– Нормалек…, как скажешь, ну а пока чего-то делать тоже нужно, хоть вектор задай…

– Думаю, «Шульц» и «Шарпей» – просто посмотри, куда они двинутся… Присмотри за «Лысым».

– Хитер ты, батенька, однако… – хорошшшо. Одна просьба, если хочешь предостережение, не пускай ни кого по моему следу, увижу – в пыль сотру, а потом прострелю насквозь урну с пеплом от сожженного тела… – дважды. Просто ради своей безопасности, извини привычка. Если будут вопросы или непонятки, лучше ответы искать сразу обращаясь ко мне – и проще, и безопаснее, да и по крайней мере, до сих пор я ни у кого недоверия не вызывал… – После этого Алексей и Андрей говорили еще долго и на разные темы, вспоминали и юность, и армию, находя много общего, что расположило друг их к другу и оставило хорошее впечатление от встречи на долгие годы. Под конец «Малой» попросил заехать к Григорию в больницу, проверить все ли в порядке с охраной, и так поглядывать. Беспокойство его было не праздным, «Гриня» ему был нужен. Правда, одной стороны, в его руках были сосредоточены некоторые связи, а с другой – он его побаивался…, как властолюбивого, жесткого и бескомпромиссного человека…

Ближайший год «Солдат» занимался сбором информации и охотой на «измайловского» «Акселя» и «подольского» «Лукоса». В свободное время, коего было не столь много, но достаточно, он продолжал строить дом в «Вешках» и с новыми возможностями вложений справился за десять месяцев. Строение было рассчитано не проживание минимум троих человек, а строилось оно для Ии, Ванечки и самого хозяина.

Разумеется они мертвы, и их воскресение было невозможным. Это не было сумасшествием, он собирался жить не с ними, но с памятью о них, и возможно потому, что жена и его мальчик напоминали каким он был прежде. Только в этом доме, который он мог позволить посещать себе не чаще двух-трех раз в месяц, «Сотый» становился любящим мужем и отцом, но стоило покинуть это убежище, как туман наползал заново, застилая простые человеческие эмоции, чувства, и даже хоть какую-то, маломальскую в них потребность.

Со временем в подвале завелась умненькая крыса, ради которой была оставлена без отделки одна комнатка в подвале, а на время отсутствия хозяина оставлялась пища на все предполагаемое время его отсутствия. Именно она, хотя на самом деле он, стал единственным членом семьи, в которой в принципе никто и не нуждался!

Особыми днями посещения были, когда-то бывшие семейные праздники и, конечно, дни рождения, именины, дни свадьбы, крестин, рождение ребенка, его зачатие, а так же дни смерти, и дни, когда гибли виновники несчастий.

По приезду в спальнях упокоившихся супруги и Ванечки всегда появлялись цветы, меняясь своей окраской в зависимости от дня воспоминания чего либо. Когда одиночество становилось невмоготу, «Солдат» «приглашал» из подвала крыса, которому позволялось делать все, что заблагорассудиться, но нужно отдать этому существу должное – он вел себя не только прилично, позволяя себе лишь изредка исчезать и то не на долго, но и старался действительно изображать компанию везде сопровождая хозяина дома, впрочем не надоедая и даже устраиваясь спать не на кровати кого либо из «домочадцев», а на стуле или кресле рядом.

Правда было не совсем понятно, как такое маленькое существо могло поглощать столько съестного, пока вдруг не выяснилось, что крысусов оказывается больше одного – трое. Обман вскрылся случайно. Основной самец объелся настолько, что не смог покинуть свое место и заснул, его же сменщик посчитал, что ждать, пока тот выспится не рационально, к тому же «Солдат», вроде бы оставил свое место за столом, но оказывается на время.

Вернувшись хозяин застал картину, которую обычно принято называть «Не ждали»: вновь пришедший четверолапый хвостатый не заметил появления великана и увлекшись поеданием пищи, в прочем культурным образом, находясь на поверхности стола только верхними конечностями, опешив, вытаращил глаза, когда в его поле видимости попал вернувшийся. К оцепеневшему от ужаса присоединился его пробудившийся собрат, видимо пытающийся спасти положение. Так что две пары глаз наглецов смотрели на Леху сначала испуганно, но после сообразив что прощение бывает только после принесенных извинений, с небывалым чувством вины начали выпрашивать его стоя на задних лапах «высокопарными выражениями» и на высоких тонах, постоянно кланяясь.

Поначалу это показалось галлюцинацией, затем наглостью, а после…, а после, несмотря на некоторое появившееся отвращение, они втроем были все же прощены. Втроем же, потому что почти сразу к униженно стонущим, под гнетом своей совести, присоединился и третий. Одно условие, которое «высказал» хозяин (ох уж эти условия), должно было выполняться беспрекословно – одновременно должен быть только один и никаких семей. Что и было принято и всегда соблюдалось несмотря на то, что было это не одним, а целыми двумя условиями…

…Сам же Алексей более всего старался найти свою дочь, но ни помощь многих людей, ни деньги, ни подключенный административный ресурс, ни большое желания не проливали свет хотя бы на маленький след от пожилой женщины и маленькой голубоглазой девочки. Последнее, что стало известно, – это то, что через неделю после смерти Милены, дом, где проживала Элеонора Алексеевна и Таня, был продан, а город Королев был ими оставлен, причем бесследно. Несмотря на редкое имя тетушки и узнанную фамилию, больше ничего не получалось узнать. Даже настоящие отчество и фамилию дочки, по всей видимости по причине оформления ее уже после оставления прежнего места прописки и обустройства на новом.

Алексей безумно скучал по ребенку, которого никогда не видел и не слышал. Но почему-то всегда знал, что соединен невидимыми нитями с этим дитём, и был уверен, что настанет время, когда не только их души будут общаться, но и они сами смогут существовать, как отец и дочь. А этот дом, именно то место, где мечты воплотятся в реальность. В любом случае, даже если это произойдет не здесь, то строение с землей, на которой оно стоит – неплохой капитал, который Алексей сможет ей передать, что бы с ним не случилось. Это понимание, что он хоть что-то для нее сделал, как то успокаивало, и давало почувствовать себя настоящим, а не только физиологическим отцом!

 

Изгои

Следующий месяц был перенасыщен работой, но не той, набившей оскомину и буквально вызывающую неприязнь, испытываемую Алексеем помимо своего к этому негативного отношения, а интересными процессами, происходящими в жизни новых формирующихся частях, на которые начало распадаться, когда-то огромное тело «профсоюза трудящихся плаща и кинжала».

Причины толкающие на это были прежние, и никогда не меняющиеся со времени появления подобных секторов человеческой деятельности. Причем разницы особой не было. Был ли это небольшой отрядец душегубов, промышлявших на лесных дорогах в смутное время царствования боярина Шуйского, ставшего на пару лет царем; или набеги спартанцев стройными рядами неповоротливых фаланг. Или как эти, только что расчленившиеся на группы молодых людей, перенявшие от прежней структуры армейскую дисциплину и централизованную власть, предводители которых застремились вперед на рискованные приступ и карабкание по иерархической лестнице, к самому ее, неустойчивому, пику.

К ней – этой безудержной и не контролируемой человеческим сознанием субстанции, к ней, сводящей с ума, и всегда приводящей к смерти – власти над другими жизнями в обмен на свою душу, толкала гордыня и тянуло тщеславие, в свою очередь подогреваемые, уже для каждого, своими чертами характера и увлечениями.

Превращаясь в амбициозных тиранчиков, не уступающих своими амбициями ни Наполеону, ни Гитлеру, ни Сталину, правда в микрополитике…, хотя здесь всему было и есть свое время – и тому каждый из нас свидетель и очевидец, с той лишь разницей, что ни каждый дает полный отчет в увиденном, а соответственно, и осознает по разному.

Не были исключением и «Шульц», и равный ему по личному составу и влиянию на него «Шарпей». Привлеченные когда-то «Гриней», а точнее кем-то из его команды в виде рядовых участников событий, они быстро выросли, скорее благодаря стечению обстоятельств, нежели своим, каким-то особенности или заслугам.

Но сегодня важно было ни это, но свершившийся факт, теперь стоящий на грани грозящей смуты, после гибели не только «главшпанов», а скорее людей, бывшими и гарантами дисциплины, и организаторами, и теми, кто в свое время раздавал, так сказать, «корма», в виде фирм, палаток, сервисов и других точек, с которых получали средства не только необходимые для жизни, но и для повышения ее комфорта. Сейчас, же эти «дойные коровы» начали восприниматься своей собственностью, а соответственно, при отсутствии «злого кулака», каждый обладающий кулачком, почуял и свою силу, и свою независимость.

Представилась возможность при обещании своим пацанам «свободы, равенства и братства» (безошибочных утопических приманок для людей, не желающих думать, но предпочитающих мечтать, причем приманок, как не странно, всегда находящих своих жертв в количестве ровно необходимом) организовать не только противостояние, но и попытаться захватить то, на что засматриваться смерти подобно.

Не сложно было Алексею узнать основную часть планов этих двоих, почувствовавших свое величие, возрастающих лидеров, а заодно понять и доказательно убедиться в преданности «Лысого» «общему» делу и тем, кто остался у руля.

Накопив информацию и сделав вытекающие несложные выводы, «Солдат» наконец-то отправился, откликнувшись на приглашение, Андрея, на Канарские острова, где доложив о нависшей опасности и возможных путях ее упразднения, позволил себе расслабиться сначала в одиночестве, а затем со, ставшей неожиданно вдовицей какого-то застреленного богатого коррупционера – миллионера, молодой особой, приклеившейся за ним как банный лист, еще в самолете. Утешить ее было делом не сложным и обязательным, к тому же не накладным – барышня доходила до слез, если он за нее расплачивался.

«Сотый» помог ей купить дом, автомашину, обзавестись несколькими кредитными карточками, познакомил с недешевым, но знающим меру адвокатом, ставшим со временем ее консультантом, правда… только консультантом, в связи со своей неординарной половой ориентацией. Себе же, в ее лице, «чистильщик» приобрел благодарного друга и не более того.

Вообще отношения с ней были не глубокими и отстраненными, можно сказать – их вообще не было, а вся подоплека физиологична, и на фоне предыдущих историй не могла быть иной – ибо вера в свою черную тень, накрывающую, все хорошее и ему полюбившееся, не только крепла, но и действительно испепеляла все, чего он касался. В этом свете Алексей начал задумываться над тем, что бы прекратить поиски своей дочери, дабы возможно таким образом спасти ее, освободив от своего губящего присутствия.

А между тем, Танечка была единственным связующим звеном с миром чувств и настоящих переживаний – видно и такой человек, как «Сотый» должен кого-то любить, что бы не остаться совсем равнодушным к жизни. Именно жизнь и дочь для него стали не только синонимами, но и взаимосохраняющими факторами его существования.

Алексея часто мучили своевольно появляющиеся попытки терзающегося сознания, представить как выглядит девочка, но все, что он знал – это приблизительный цвет волос и глаз… И еще то, что она похожа на Ангела… Странное дело, никто не видел Ангелов, ведь даже избранным они являются крайне редко, но каждый видевший ее непременно произносил, так или иначе, фразу о сходстве! Даже не о сходстве, а именно так и говорили: «Ангел»!

Этому отцу почему-то воображалось, что произнесенные ею слова обязательно должны быть с картавинкой, такой светлой и заставляющей улыбнуться, наверняка она уже щебечет на не совсем понятном языке, но ее все понимают, и понимали бы, даже если бы она молчала.

Взгляд этого родного существа может быть с поволокой, и возможно из-за этого, как бы накрывает чем-то мягким и теплым, внушающим спокойствие и умиротворение. Прибавляющиеся к этому чуть улыбающиеся уголками губки – наверное, они всегда такие, и своеобразный, открытый поворот головы к человеку, на которого этот взгляд направлен – все это должно было и успокаивать и удалять все тревожащие мысли.

Действительно, разве рядом с Ангелом есть место несчастью или, хотя бы, недоразумению.

Наверняка он когда-нибудь увидит именно такое создание, и даже если ошибается сейчас, то в худшую сторону. Задумавшись о дочери и пытаясь представить ее голос или взгляд, обращенные к нему, как слезные протоки в уголках век, становились горячими и начинали чесаться, оставаясь по прежнему сухими. Всегда после этого он превращался в мрачную тучу, и злился на себя…, только на себя – ибо другого виновника в происшедших несчастиях уже не видел.

«Солдат» познакомился с несколькими художниками, даже с каким-то телепатом и якобы провидцем. Все его просьбы к ним сводились к попытке угадать Татьянин облик, но все что они смогли, было просто изображением лица, коих миллионы, и при этом совсем постороннего человека.

Единственное место, где он мог отвлечься и немного успокоиться, был дом, но там наш «одинокий путник» подпадал под другое влияние, на сегодняшний день не воодушевленного, конечно, не считая, то ли крысиного выводка, толи семьи, толи просто…, что не удалось понять, поскольку уже поседевший на Лехиных харчах крысус, почему-то остался один, начал прихрамывать и бредил, конвульсивно дергаясь со стонами во сне.

Когда появлялся хозяин, это хвостатое существо, предпочитало не лишать его своего общества и всегда везде сопровождало, вплоть до парилки, пару раз даже посещая это жаркое место. Почему-то столь любимая процедура для человека не понравилась крысу и он оставался в предбаннике.

Видно животинка, тоже по какой-то причине, лишилась своих родственников и стала еще больше понимать переживания Алексея, принимая их буквально в глубины своего сердца.

Впрочем одно изображение показалось «папе Леше» похожим на его дочку – это была фотография Милены в грудном возрасте. Большой распечаток ее был вставлен в позолоченную рамку и препровожден в спальню – кабинет, или наоборот кабинет спальню – ибо больше нигде заснуть в этом доме у хозяина не получалось.

Кстати, это было единственное изображение мамы Танечки, которое использовалось в интерьере. Сама же Милена, странным образом, словно исчезла из прошлой жизни, лишь изредка появляясь в памяти. Ее место вновь заняла среди мертвых Ия, а среди живых, разумеется дочь. Это не мешало посещать кладбище и не только в день смерти и рождения, и было лишь отданием долга и подтверждением того, что период жизни у «Солдата» после смерти семьи все же был, и если в нем существовало что-то хорошее, то благодаря только этому человеку, которого он лишь начал признавать, как возможную вторую свою половинку, и которую тоже не смог сберечь от себя же самого!

* * *

Обещанное Андрею, «Солдат» выполнил и посетил палату Барятинского буквально на следующий день после разговора. Его появлению не удивились, а несущим службу представителям одного из элитных спецподразделений ВВ, нанятых Ананьвским, ничего объяснять не пришлось, поскольку его провела лично супруга Гриши, пришедшая навестить его с сыном.

Леха все внимательно осмотрел и сделал два вывода: жизнь Барятинского была вне опасности, но жизнью, по выздоровлению, полноценной и разумной быть не сможет. Если и была опасность, то исходить она может, лишь от обеспечивающих безопасность.

Сам он дал шанс этому человеку, и тот им кажется воспользуется…

«Солдат» присел напротив постели своего бывшего шефа, супруга и ребенок давно покинули палату, он остался один на один с виновником всех своих несчастий.

Злобы к этому человеку не было, как не было и удовлетворения после выстрелов, нанесших тяжелейшие ранения… Ни месть, ни наказание, как это не назови, не могут принести чувство успокоения, не могут вернуть бесценную потерю, тем более успокоить душу! Глядя на просто тело, цепляющееся за жизнь и борющееся за присутствие в себе души, пусть и такой, да в принципе, как у всех – грешной, Алексей пытался поставить себя на его место, еще того Барятинского, который всеми правдами и неправдами, старался сделать из него сегодняшнего монстра. Господь всем нам Судия и Спаситель! Не осуждать он пришел, но понять – смог бы сам сделать тоже самое и если стал, то зачем?

Рассуждения затянулись до вечера, окончившись ничем – ответа не было и по всей видимости никогда не будет! Причина проста. Каждый человек, в свое время, начинает искать причины и побуждающие факторы в чужих поступках. Ему кажется, что найдя их все и выстроив цепочку в привычный для себя алгоритм, он сможет завладеть правом рассуждать, делать выводы и констатировать найденную им, якобы, правду.

На деле же, ни один из нас не в состоянии занять, даже в воображении, место другого, хотя бы приблизительно, чтобы понять, как бы поступил он при том же представшем выборе, ибо даже его мы не можем не только ощутить эмоционально, начав переживать и искать именно в той психической конструкции индивида, накрепко завязанной с обстоятельствами, положением, временем, здоровьем, возрастом, но и представить его в долю секунды апогея переживаний или напротив, упадка.

Пусть это не особенно важно, пред глазами человека, пострадавшего от этого выбора. Совсем не важно, для испытывающего неприязнь или даже ненависть к существу, деяния которого превратили радость в несчастье, а счастье в скорбь. Не играет никакой роли это и назначенному судить поступки и выносить наказание, но мы все когда-нибудь, что-то решаем, кого-то наказываем, и снова делаем выбор… Мы всегда будем стоять перед выбором между добром и злом, ежедневно кладя на чашу весов свои шары, зачастую даже не понимая какого они цвета – черного или белого. Желаем выбор и иногда ловим себя на мысли, что простить гораздо сложнее, чем понять, и почти всегда не видим в первом возможности, а во втором необходимости. И только вдруг, неожиданно увидев холодную улыбку смерти, и увлекающий, бездонностью погубленных душ, взгляд через глазницы, мы ищем надежду, что ждущий нас Господь, поступит по-другому: захочет понять и постарается простить. Мы сами от испуга желаем этого, какой-то промежуток времени, после того, как смерть лишь посмотрев, уходит…, временно уходит, но обязательно вернется… Мы, скорее всего, забудем и обратимся в прежнее свое состояния, веря, что добры, милостивы и справедливы…

Хорошо представлять себя в роли героя, устроившись в мягком кресле, сытым и теплым. Достойно совершить запредельный по героизму поступок, длящийся минуту, но каково после этого вянуть и тлеть в ненужности и забытости инвалидом, пусть и со Звездой Героя на груди? Мы испытываем одни чувства, представляя момент подвига, и совсем другие, воображая пропасть забвения. Вряд ли мы узнаем, что переживает сапер, лишившийся обеих ног при разминировании автобуса с пассажирами, большая часть из которых, все же погибла, через пять лет, забытый, брошенный, ненужный. Какой подвиг дастся ему тяжелее: первый – минутный, или сегодняшний, не имеющий ни конца, ни края?

В убийстве нет подвига, в смерти нет героизма! Таковыми бывают лишь шаги к ним. Но название содеянному зависит не от прошедшего этот путь, а от того, кто имеет право решать, как именно его назвать. Сегодня будут говорить о минуте славы, завтра вспомнят о предыдущей жизни, не бывающей ни у кого гладкой и пушистой.

Или напротив – один последний поступок может перечеркнуть все достойное, чем восторгались современники и на что ровнялись соратники. Одна минута ошибки, не исправленной или не замеченной, или бесшабашная глупость, принятая за осознанное героическое решение, могут внезапно перевернуть все предстоящее и кажущееся незыблемым и надежным.

Когда поступок вытягивается длинною в жизнь, о нем перестают думать и воспринимать его, как нечто экстраординарное, Ежедневный героизм остается все тем же тяжким трудом для его носителя, для постороннего же наблюдателя, просто суетой, слава Богу, не коснувшейся его самого.

Ни Григорий, ни «Солдат» не были героями, но ежедневно принимали страшные, по своей сути и содержанию, решения, их жизни постоянно висели на волоске. Они стали исключениями из правил, редкими по свойствам души и чертам характеров. Но много было и похожего: обрубленные офицерские карьеры, сломанные судьбы, принятые решения, приведшие каждого к своему сегодняшнему дню и объединившая их смерть, одного из них…

Они не были и не могли быть героями, но многими воспринимались легендами. Они не были на прямую солдатами Родины, но Родина их терпела открыто. Ненависть к ним испытывали единицы, уважение – тысячи. Но со временем многое меняется и часто те люди, которым ты ничего не должен, вдруг начинают считать тебя обязанным себе, совершенно забывая о своём настоящем ничтожном внутреннем содержание. Жизнь и пути Господни, как правило напоминают им, обращая взгляд внутрь себя, но многие ли смотрят? Кто не верует в Бога, упав не подымается. Кто верит в себя и умеет терпеть, достоин награды и оправданной надежды, а потому имеет шанс, обретя веру хоть на мгновение. Забыв о ней, он потеряет душу, но обретает возмужавшую и возросшую гордыню, всегда посматривающую с высоты своей низости и недостойности на Жертву смиренного Спасителя.

Размышления у постели, стоящего на грани жизни и смерти, привели Алексея к сожалению и мукам совести. Он даже простил все, и теперь просил о прощении сам. Извинений не последовало, но остались в памяти слезы сына и супруги раненного. Они не были причастны к его тогдашним горю и трагедии, он же стал непосредственным виновником всех бед, обрушившихся сегодня на этих людей, а ведь есть еще и родители! Именно эти слезы и мучения безысходности перед ликом нависшей смерти, позволили прорваться голосу совести, но свои переживания, о своей потерянной семье с лихвой перекрыли все в отношении Барятинского, все же оставив слышимым по отношению к невиновным и страдающим.

Перепады и неожиданные переходы от сожалению к неприязни и обратно, не меняли мнения о правильности содеянного, хотя, видя он заранее предполагаемые муки родственников, кто знает, смог бы пересилив себя, сделать, что сделал.

Он произносил слова успокоения, но звучали они лживо, представляясь ему же самому циничными. Так нельзя жить, таким нельзя быть, но выход найти, пока, где-то не здесь…

«Солдатом» обуревало желание помочь, исправить, изменить, пусть и временно нахлынувшее, но… Он всплеском вспомнил погибшую семью, жестоко убитую Милену, пропавшую дочь – чувство гнева нахлынули вновь, но не заметив на земле среди живых ни одного виновника трагедии, кроме самого Алексея, выбилось слезами, холодным потом и комком в горле… Таким и застал его дежурный врач, в сопровождении охранника. Состояние молодого человека произвело впечатление на вошедших и они не посмели нарушить кажущееся отдание последних чувственных дружеских переживаний больному.

Вот так рождаются легенды о преданности и дружбе… В таких муках переживаний и сохраняется душа в ветхой лодке надежды, среди бушующего океана зла и насилия…

«Солдат» понимал, что Григорий возможно не желал развития таких событий, не хотел гибели семьи, но делал все, чтобы душа «старлея» превратилась в помойку… Злобы снова не было, потому что пришло осознание – то же самое с ней делал и он сам! С выстрелами, приведшими Барятинского на это ложе, душа Алексей стала грязнее, а его жертва,… – кто знает, что происходит с ними, ведь и мы жертвы, и прежде всего своих же поступков, страстей, слабостей, жертвы не понимающие своей жертвенности, и совсем не считающие себя таковыми…

Что с нами?!

Происшедшее за последние года, пережитое, понимаемое сегодняшнее положение, ведущее в неопределенное будущее, а теперь омываемое этими переживаниями, ясно говорили ему о его статусе изгоя, которому нет места среди людей с их счастьем обычного рутинного домашнего очага, надоевшего серого спокойствия, с нудными обычными человеческими дрязгами и проблемами, небольшими и редкими радостями, открытостью пред другими и, в конце концов, простого жизненного течения своего существования.

Алексею не было места в этом людском потоке, он чувствовал только свою вину, а раз так, то пусть его стезя прокладывается незаметно и одиноко, где-нибудь в стороне, проходя по подворотням, сточным канавам и темным подземельям, где не бывает света или хотя бы его отражения…

 

Бомжик

Принятые во время меры по привезенной Алексеем информации предостерегли возможную микро войну, правда сократили «профсоюз» ровно на двоих его высокопоставленных участников. «Шарпей» и «Шульц», улетев на неделю в солнечную Грецию, уже никогда от туда не вернулись, по началу, якобы будучи задержаны местной полицией, на деле же почили навсегда на дне Средиземного моря с прострелянными Лешей «Кондратом» затылками, кстати, единственным оставшимся в живых из «чад» покойного Олега Рылева.

Перед отъездом, отдохнувший «Солдат» заехал проститься к Рылеву – старшему на, еще пахнущую свежей краской, виллу и получил первый вектор, определяющий новые веяния организации.

Что-то направило его в сторону Подольска, а точнее авторитетного господина, объединившего под собой добрую часть «джентльменов с большой дороги», промышлявших на этом направлении, и уже в большинстве своем придерживающихся новых веяний времени, и становящимися «чисто бизнесменами». Еще одно направление, правда старое и уже хорошо разработанное, тоже осталось и требовало, по словам Андрея, еще более пристального внимания.

Но несмотря на это, развернувшиеся планы не выглядели прежними, подобными Гришиным, а напротив были предупреждающими методами и зачастую не просто откладывались, а отменялись.

Взявшись параллельно и за «подольского Лукаса» и за «измайловского Акселя», «Солдат» теперь имея больше времени, мог себе позволить и футбол, и поездки на ставшие традицией, охоту или рыбалку с друзьями детства, что во времена «правления Барятинского» носило лишь эпизодический характер.

Уже осень передала свои права зиме, уже встали реки и температура, стремилась своим падением к глубокому минусу. Это несколько усложняло работу, так как Алексей выбрал размещение «снайперской лежки» в подвале недостроенного частного дома. Это строение не обладало ни крышей, ни окнами, ни даже перспективой возобновления строительных работ с приходом весны.

Чуть больше двух месяцев ушло на сбор и анализ информации, и теперь «Солдат» знал многое о передвижениях, привычках, образе жизни и знакомых, посещающих принадлежащий «Лукасу» дом в частном секторе недалеко от Подольска.

Поставив необходимые «ловушки» и «признаки», которые обязательно нарушались при посещении этого подвала нежелательными гостями, «Сотый» начал наведываться уже не любопытства ради, а вооружаясь подходящим аппаратом, оборудованным и оптическим прицелом и ПББС. Его смущал не гуляющий сквозняк и совсем не опасностью заболеть – это уже произошло, но звуковые эффекты, рождающиеся в этом недострое и постоянно заставляющие нервничать и проверяться.

«Гнездо стрелка», внешне ни чем себя не выдающее, обставлялось с двух сторон зеркалами, для возможности не поворачивая головы контролировать тылы, и в случае необходимости стрелять, уже конечно, из пистолета, ориентируясь именно по отражение.

Очередной раз, казалось бы, такой же обычный, как и все предыдущие, отличающийся только более скверной погодой, пронизывающим ветром и совсем уже завалившейся за минус 30 градусов температурой, имеющие только один плюс – отсутствие на улице праздно шатающихся, а если еще точнее, то только сумасшедший мог выйти прогуляться без дела, да даже и оно могло подождать.

Уже более трех часов не было видно ни машин, ни людей, что радовало, потому как «Лукас» обязательно должен появиться и если он сегодня задержится, хотя бы на пять секунд вне машины, то шанса попробовать приготовленный дома ужин у него не будет – такова жизнь, которую каждый из них обоих выбрал сам!

Уже не первый раз Алексею показался какой-то посторонний звук, которого ранее он не слышал, и с каждым разом он становился все более отчетливым и все менее похожим на вой животного или на производную сквозняка или ветра на улице. Трижды стрелок проверял помещения, но не находил ничего подозрительного. Казалось, что источником шума является комната, где он обосновался, но все, что было кроме голых кирпичных стен – это неказистая деревянная лесенка из подвала на первый этаж и ворох мусора и какого-то грязного тряпья, который он безрезультатно пошерудил, потыкав палкой, здесь же валявшейся.

Начинал пробивать озноб, еще не до конца вылеченная простуда выталкивала глухой кашель, и даже хорошо продуманная одежда не спасала от промерзания насквозь.

Крепкий чай, с небольшим количеством коньяка в небольшом термосе, да маленькая, размером с сигаретную пачку, керосиновая карманная грелка – все что могло помочь. Но грелка предназначалась для «стреляющей руки», а напитком увлекаться не стоило, так как жидкость человеческий организм не только поглощает, но и извергает…

…Появились два луча фар, явно от «Вольво» «Лукаса», правая рука разогретая не в пример левой, легла сначала на выемку приклада, прикрыв большим пальцем «переводчик огня»… «Солдат» вентилировал легкие плавно и глубоко, буквально обжигая их ледяным холодом, а затем часто и резко вдыхая, выпуская уже воздух медленно и с усилием, через сомкнутые губы, чем невообразимо парил. Машина медленно подкатила к самым воротам. Эх если бы какой-нибудь заботливый о «чистильщике» человек, сейчас включил свет в салоне автомобиля… – для прицельного выстрела достаточно было бы и приборной доски, но к сожалению это освящение не позволяло сказать точно, кто сидел за рулем. Номера были грязные, а такая вторая машина существовала у друзей хозяина этого, и не хотелось Алексею повторять ошибку трехлетней давности, когда он подорвал лифт не с тем кем нужно. Тогда странная упёртость Григория, и не достаточная настойчивость «Солдата», привели к чудовищной ошибке, правда все остались живы, и со временем поправились, но приятного для пострадавших было мало! Характерно, что и этого хватило человеку, которому предназначалось взрывное устройство – он сделал все, что от него требовалось…

…Подсвеченная галочка, уголком вверх, плавно гуляла по слабо освещенной в салоне сидящей фигуре. Цель напоминала мишень формы называемой «коровой», то есть плечи и голова. За всю свою карьеру, начиная с первого учебного выстрела, еще будучи совсем ребенком, в классе втором или третьем, он ни разу не промазал по подобной со ста метров, причем целясь через открытый прицел, а с пятого класса бил только в голову. Сейчас тоже не было проблем, но сначала нужно понять – тот ли это человек?!

Послышался тот же звук, уже явно похожий на стон совсем близко, буквально за спиной «Сотого». Взгляд полоснул по зеркалам – ничего. Появилось еще два луча фар, от быстро едущей машины – человек явно торопился. Не выключая двигатель, остановившись, «Форд» купе, «выплюнул» высокого мужчину, который подбежал к «Вольво» и быстро в нее уселся.

В момент, когда открылась дверь и в салоне зажегся свет была прекрасная возможность для стрелка рассмотреть, кто же все таки находился в прицеле… Именно в это время большой палец опустил вниз планку «переводчика огня» на второе деление и уже проявляющиеся, хоть и из далека, формы лица не успели конкретизироваться из-за явного стона, даже показавшегося слова, кажется «пом…», или что-то в этом роде. Отвлечение на долю секунды спасло обоих пассажиров от выстрелов, так как закрывшаяся дверь разомкнула электрическую цепь и свет в салоне потух.

Ничего еще не было потеряно – оторваться от прицела не было возможности, голос же пока молчал. А если и раздавался до этого, то явно из другой комнаты, а это значит, что стоящего у слухового окна человека, никто не видит… – а остальное не важно.

Через три минуты оба вышли из автомобиля и встали в свете фар – лучшего не придумаешь: «ближний свет» не слепил, но зато великолепно выделял цели.

Палец лег на спусковой крючок и плавно, но довольно быстро потянул… Уголок галочки в центре оптического прицела «поглаживал» верхнюю часть шеи и пуля должна была пройти чуть выше уха или точно попасть в эту «раковинку»… Свободному ходу конец, вот и… стон у самого уха заставил резко оттолкнуться в предполагаемую безопасную сторону и разворачиваясь, еще в полете, дважды нажать на спуск, полоснув в темноту. Сгруппировавшись и сделав пару кувырков в одну сторону, затем сразу в обратную и выстрелив в темный проем двери – единственный вызывающий вопросы… «Сотый» присмотрелся, иии… и ничего не увидел.

Бросив взгляд в окошко и заметив уже отъезжающую машину, он понял что опоздал, рванул к другой комнате, но… что-то показалось не так в куче мусора. «Солдату» подумалось:

– Ну разумеется… – куча мусора и «чистильщик»! Надо выполнять свои прямые обязанности… – И уже собравшись выпустить туда пару пуль, попробовал все же еще раз пошерудить кончиком ПББС. «Глушитель» стянул кусок рубероида и…, и вдруг оголил небольшого размера старый ботинок. Через пять секунд из строительного сора предстал мальчик – бомжик, он был без сознания, если не сказать – почти мертв, потому что именно так выглядят трупы.

Подумав с минуту – другую, вспомнив о Ванечке и не в силах оставить ребенка умирать, Алексей снял куртку, набросил ее сверху, а шапку надел поверх имеющейся. Упаковав оружие и собрав гильзы, не состоявшийся убийца «Лукаса» аккуратно, со всеми мерами предосторожности, дошел до машины, находящейся метрах в трехстах-четырехстах, спрятал не пригодившийся «агрегат», захватил одеяло, всегда имеющееся в багажнике, завел двигатель для прогрева и закрыл «Ниву».

Через десять минут мальчик стонал на пассажирском сидении. Алексей, управляя машиной, думал каким образом определить этого малыша в больницу.

Все получилось само собой, когда оказалось, что привезший бомжика готов оплатить его лечения наличными. Через час вымотавшийся «Солдат» подъезжал к своей съемной «норе», а добравшись до подушки, рухнул как подкошенный, совершенно не подозревая, что спасенный человек таит в себе много сюрпризов, а само его появление в его жизни станет много определяющим фактором в судьбе самого спасителя!

Через несколько дней Алексей нашел время, что бы навестить врача, не столько ради самого мальчика – он перестал интересовать его сразу по отъезду от здания больницы, сколько по привычке держать свое слово, то есть что бы отдать остальную причитавшуюся часть денег за усилия медицины.

Доктор встретил мужчину учтиво, но как-то лукаво поглядывая исподтишка, после каждого задаваемого вопроса. Настойчивое предложение посетить больного не возымело никакого влияния, и потому они прошли в кабинет, где приехавший намеривался быстро закончить разговор, расплатиться и убраться восвояси, предполагая забыть вообще об этой истории. Но вопрос следовали за вопросом, и скорее они напоминали завуалированный допрос, нежели то, зачем эти два человека встретились. На очередную фразу о возрасте найденыша, Алексей, уже давая понять, что желает покончить с этим, с раздражением в голосе заметил:

– Доктор, мииилейший, скажите пожалуйста, к чему все эти вопросы? Как вы понимаете, я вообще мог не приезжать…, в конце концов, вы же должны понять, что жизнь этого бомжика мне, как и его судьба, вообще не интересны. Я вам уже несколько раз объяснил, что все, что нас объединяет – это остановка автобуса, на которой я его заметил, и если бы не необходимость, так сказать, справить нужду по дороге, и толи жалость…, ааа скорее сострадание, вы бы меня здесь не увидели, кстати, и этого паренька тоже…

– В том то и дело Ромайес (этим именем «Солдат» назвался – ибо в очередных документах с греческим гражданством было прописано именно оно), я то все понимаю, но именно необычность…, гм, гм…, знаете ли, не часто к нам привозят бомжей посреди ночи, и мало того, еще и оплачивают их лечение…

– Так, доктор, я пошел… Вот деньги – недостающие 500 зеленых, желаю здравствовать…, если конечно хотите…

– Эээ…, уважаемый, еще одну минуту… Как бы по мягче…

– Ну что еще?

– Тот, кого вы привезли, утверждает, что вы приходитесь ему родственником…

– Ты что совсем что ли заучился…, с ума сойти… – и кого после этого лечить нужно?!

– По идеи я не имею права оставить это просто так… – побои, истязания, слава Богу нет никаких следов сексуального насилия… – Это стало последней каплей в море терпения Алексея, тем более, что это был прямой намек на шантаж.

Через секунду худощавый доктор висел прислоненный к стене, со сдавленным на половину горлом и пытался извинительно что-то пропищать. Еще через несколько секунд Алексей почувствовал какую-то несправедливость к этому человеку со своей стороны и отступив, аккуратно опустив того на пол, попросил прощение за несдержанность и продолжил:

– Я что-то не пойму, больно смахивает на шантаж и какую-то, хорошо продуманную, подставу…

– Я…, я не это…, идите сами посмотрите…, яяя… вам не могу сказать, вы мне не поверите…, вам…, вам самому глядеть нужно…, гха, гха…, ну прошу вас, пойдемте – это ведь всего одна минута… – на этом же этаже…

– Ну хорошо, посмотрим, что ты мне там подстроил… – Пройдя в самый конец коридора, молодой человек открыл дверь и посторонился, пропуская «Солдата» вперед, на что тот без слов, чуть приподняв, молча втолкнул его первым… – на всякий случай, а затем вошел сам.

В боксе стояла одна кровать, напротив телевизор, рядом тумбочка с подносом с какой-то едой. Поначалу пробежала мельком не оформившаяся мысль подозрения, но как только стало понятно, что подвоха нет, все внимание было обращено на лежавшего под одеялом, в через чур женственной позе, коротко стриженного небольшого человечка.

На голове виднелись обработанные ушибы и ссадины различной давности, то же было и на выглядывающих руках, и шее…, шеи, какой-то для мальчика длинной и даже изящной, в принципе, как и пальцы рук. Даже несмотря на не ухоженность, было понятно, что бомжем это существо стало недавно.

Наконец взгляд Алексея, за которым с любопытством наблюдал врач, обратился на лицо…, и постепенно до сознания «чистильщика» начало доходить, что руки, шея и пластичность позы, не просто похожи на женские, а точно принадлежат представительнице слабого пола… Ресницы неимоверной длины, отсутствие «адамова яблока» на кадыке, и четко совершенно не мальчишечьи формы носа, губ, да всего лица!

Резко сорвав одеяло и увидев выделяющиеся груди под хлопчатобумажной сорочкой, да еще какие…, размер третий – не меньше! «Сотый» отпрыгнул, и в полный уверенности подмены, двинулся на хирурга. Почувствовав приближение последних секунд жизни, доктор протянул медицинскую карту с заключениями осмотров, пленок рентгена, ЭКГ и еще чего-то. Это несколько притормозило расправу. Бегло просмотрев, и ничего не поняв, Алексей, расставляя четкие акценты на каждой букве, произнес:

– Последний шанс тебе…, дохторрр… – Но повернувшись к больному, увидел сидящего…, сидящую побледневшую лицом девушку, с огромными глазами, как не странно имеющими форму некоторой раскосости. Черные, короткие волосы стояли дыбом, вдоль небольшого носика бежали крупные слезы. Это выражение эмоций, поведение доктора, да все это…, не вязалось, и не могло объясниться, кроме как стечением обстоятельств…

…Алексей поймал себя на мысли, что не в состоянии оторваться от этого взгляда, который постепенно переходил от испуга к любопытству и, в конце – концов, вылился в неожиданную фразу:

– А вы не будете мня бить…, а то последние пол года меня все бьют… – Что-то шевельнулось в сердце, крепко на крепко запечатанном страданиями и давно уже ставшем жестоковыйным и не замечающем чужие страдания, но эта беззащитность и очарование, овеянные совершенным одиночеством девушки, окрашенные очевидной безвыходностью и отсутствием перспектив, заставили маленький кусочек от заиндевевшей души растаять:

– Барышня, а вы собственно…, кто? Мы не можем быть ни родственниками, ни даже знакомыми…, уверяю вас, такую бы я запомнил…

– Я соврала…, со страху, что выгонят… Все меня гонят, но вы не переживайте, я отработаю…

– Хм… Это как же интересно?

– Я стирать, мыть, готовить…, я английский знаю…, я… я многое могу… – два курса в «педе» отучилась, печатать умею…

– Ничего себе бомжики пошли… А звать то тебя как, всеумейка неотразимая?

– Веееснааа… гха, гха… – Горький выдох вырвался вместе с кашлем, что заставило девичью упругую грудь колыхаться, а мужчин обратить на неё внимание. «Солдат» отвернул рукой лицо доктора в сторону, а сам наклонил немного голову в левую сторону и улыбнулся многообещающей теплой улыбкой.

Врач уже открыл рот, предполагая произнести прописное: «Врача и священника не стесняются.» Но почему-то осекся… «Чистильщик» воспользовался заминкой:

– Да кажется зима еще…

– Да нет, Ромайес, зовут ее так – Весна.

– Аббревиатура какая-то что ли?… Ну в общем думаю так… Хорошие мои авантюристы… обследуйте, лечите – это оплачу, ну а дальше… – хрен его знает, что дальше!

– Её…

– Что «её»?

– Я же женщина!

– Это бесспорно. Видишь ли…, у меня с вашим братом…, ну в смысле сестрой…, живете вы, видишь ли…, мало, а умирая… – посмотрим потом, может и помогу чем.

– Я могу быть прислугой, гувернанткой, воспитательницей…

– Да я сам, вроде бы как-то…

Уже уходя и прощаясь с врачом у главного входа в больницу, посмотрев ему пристально в глаза, Алексей сказал:

– Я не знаю что с ней делать, может женишься – экземпляр то… ух!

– Я женат, вот… папой собираюсь стать…

– Коляску-то тебе подарить, па-па?

– Вы лучше с ней чего-нибудь придумайте.

– А ты задайся вопросом, почему это она, будучи на втором курсе института, с такими знаниями и внешностью… да и в бомжики подалась. Задумайся, а как найдешь разумное объяснение, мне скажешь…, гм…, скажете – через неделю приеду, и ответ потребую от обоих, будьте здоровы…

– Постойте…, постойте, Ромайес, выыы… понимаете…, как быыы… вам дана возможность не только помочь, но и спасти человека… – это знаете… в комплексе нужно делать. Вы хороший человек… иии… – душа у вас добрая…

– Надо же, и как же вы это поняли?

– Ну во-первых чувствую, а во-вторых…, а во-вторых, вы за все время, пока я здесь работаю…, вы единственный человек, позаботившийся о совершенно незнакомом, а главное униженном и оскорбленном… – это вообще поразительно…

– Ннн-да, самому странно… Я понял вашу точку зрения, но далеко не все от меня зависит… Счастливо Марк… иии… здоровья, и благополучия вашему ребенку…

 

Перепетии

Уже отъезжая на почту, проверить свой почтовый ящик «до востребования», куда должен был прийти адрес и время встречи с тем, кто мог встретиться с ним вместо «Седого», Алексей поймал себя на давно забытом ощущении. Немного подумав, он понял, что это сомнения. Как долго не появлялось это чувство, вряд ли «Солдат» соскучился по нему, но оно вносило какой-то небольшой дисбаланс в его мысли, что забавляло и даже прибавляло какого-то азарта.

Думы касались «найденыша» и его, то есть ее, дальнейшей судьбы. Оговоримся сразу – в этой девушке он не видел и намека, как на женщину, с которой возможна какая-то связь. Одновременно он понимал, что и работница, и даже кухарка ему тоже не требуется, как впрочем и его знакомым. Стало понятным, что этой особе нет места в жизни рядом с ним, но вопрос оставался вопросом. На почте ждал конверт, где было указано ожидаемое.

Странно, что встреча должна была состояться сегодня вечером, причем в ресторане, где метродателем заправлял его друг детства. Разумеется случайностью подобные совпадения быть не могли, а раз так, то все только начинается или… или, напротив заканчивается.

Другого выхода не было и через несколько часов «Сотый» устроился на привычном своем месте, оставив стул на против, куда обычно усаживался «покупатель», новому гостю.

Пришедший, не заставивший себя долго ждать своим появлением, удивил Леху, хотя тот и ждал нечто подобное, правда не на столько. Место через стол занял его товарищ по училищу – хорошо нам знакомый Виталик Елисеев. Чуть прибавивший в весе, уже с проседью, но с оставшимся налетом прежней выправки с примесью небольшого молодцеватого разгильдяйства в движениях.

Его поведение, манера общения и немного жестикуляция, как и прежде, напоминали капитана Мышлаевского из «Дней Турбинных», правда на сыгравшего его Басова он вообще не походил ни одной черточкой, зато очень похож на описание этого героя в «Белой гвардии». Виталий не выглядел удивленным, хотя было понятно, что предупрежден его сокурсник был незадолго до встречи. Без предварительных бесед и рассказов о прошлом, мужчины преступили сразу к делу, но не раньше визуального обмена условленными ранее знаками.

Первые слова прямо таки огорошили, хотя ничего и не объяснили:

– Ну что, старый мой друг…, сразу, чтобы не было недоговоренностей, ввожу тебя в курс дела, а оно в следующем: теперь ты на «пенсии», но понятие это не совсем то, к которому мы привыкли…

– Да уж, объяснись пожалуйста…

– Пенсия – это значит привлечение только к оперативной работе, дело в том, что ведомый, потерявший ведущего…

– Что, «50» навсегда…?!

– Я не могу это обсуждать, но для тебя сделал бы исключение, да только не владею никакой информацией…, скажу так: я привлекался человеком носящим другой номер…, больше сказать не чего… Так вот ведомый без ведущего к акция не привлекается до обретения нового или прежнего ведущего…

– «Нового или прежнего»?

– Слушай, говорю то, что должен…, возможно то, что должен услышать ты… Дальше… За все акции проведенные самостоятельно несешь ответственность только ты, исключения могут быть, когда это совпадает с общественными интересами. Но как это совместить или хотя бы понять, не представляю…, так что будь осторожен. Вот пейджер…, понимаю, что не модно, зато безопасно. Из пришедшего, в виде сообщения номера телефона вычитаешь следующую комбинацию (1212121), оставшиеся цифры означают: первая – место встречи от единицы до девяти – это адреса, обозначенные ими; две вторые – число, без месяца, то есть текущего; остальные четыре время – часы и минуты. На всякий случай имей при себе книгу Карамзина «История государства российского», первые тома, издание коричневато-вишневого цвета это важно, поскольку возможен ими обмен. Так же просят передать, что соболезнуют о Григории…, но одобряют полностью. Предупреждаю – остерегайся «Тихого», и не жалей тех, на кого тебе скоро покажут.

– Пфууу… – С силой выдохнув, «Солдат» постарался прокрутить в голове только услышанное и продолжил:

– … додумывай сам…, типа…

– Ну, ты же знаешь…

– Ннн-да… Ты то как, слышал от ребят в милицию подался с наркотой бороться… шутку о вашем брате знаешь?

– Знаю, знаю… Мол не бороться, а контролировать и развивать…

– У тебя такое лицо, будто это действительно правда…

– Знаешь, мы – ты и я, каждый в своем секторе многое знаем досконально, но что именно истина, сказать не можем на 100 % – это и есть единственная правда! А если честно – то если и боремся, то с людьми, а не с поставками и с распространением… Вот – здесь все… – С этими словами Виталий протянул первую книгу Карамзина и посоветовал:

– Очень полезная, хотя и не простая литература, дерзайте…

– Благодарствуйте, я так понимаю, с ней и приходить в следующий раз…

– Именно так… Лех…

– Ты ж знаешь – без имен…

– Да-да… – просто рад видеть тебя с нами, а главное живым. Так…, из далека слышал, что из нашей «черной сотни» многие за последний год покинули мир здешний… Пойду зайду в уборную – иии…, рад был тебя видеть… – Он уходил, и как всегда подобные встречи оставляли больше загадок, чем необходимых ответов.

Появление Виталика внесло какую-то теплоту и даже дружественность, а его короткий отзыв о том, что он знает, говорили о рациональности предпринимаемого, в чем учувствовал и сам «Сотый»…

Любопытным для Алексея было то, что его предпринятое «злодейство» в ресторане, было найдено полезным и даже поддерживалось… По словам ушедшего, его ожидают несколько задач, которые тоже можно выполнять в целях сопутствующих планам общества, принадлежность которому его училищный товарищ тоже имел. Каким-то образом он ведь так же попал в это число избранных… Судя по числу погибших… избранных для смерти…

Весь остаток вечера «Солдат» кружил по городу, заметая следы, а затем пересел в «домашний» автомобиль, и уже к ночи добрался на съемную квартиру. Книга оказалась тайником, где были деньги, зашифрованные адреса девяти мест встреч, обозначенные номерами от 1 до 9, и маленький пистолетик «последний надежды», о котором он просил еще «Седого».

«Машинка» «Браунинг Номер 3», калибра 6.35 мм, помещалась в ладонь и несмотря на свою потертость и древность била с десяти метров точно, хоть не имела ни мушки, ни целика, да с такого расстояния и целиться не нужно – оружие самообороны или в некоторых случаях неожиданный единственный шанс на выживание. В общем подарок с «того света».

Там же были данные человека, за которым необходимо было вести плотное наблюдение, но лишь для добычи информации и распознавания круга общения, что и было главной задачей.

Тем временем надвигалось множество событий, проявляющихся там, где их вовсе не ждешь. В одной из перестрелок погиб муж сестры и молодая, привлекательная женщина, совершенно случайно познакомилась с банкиром. Лишь через четыре месяца стало известно, что этот человек никто иной, как Антон «Курганский», возглавляющий синдикат стрелков, специализирующихся только на заказах по устранению не важно кого, зато важно за сколько.

Приезжающая из Кургана молодежь, быстро обрабатывалась и пускалась в производство, где продукцией была в основном смерть. Отработавшие, либо, в случае оправдания своего присутствия в группировке, оставались на небольшом окладе в 500$, либо отправлялись домой, либо для сохранения информации в тайне прятались в земле лесов и разных водах на глубине не выше полутора метров, обычно в состоянии «конструктора», мастером по изготовлению которых был Паша Змеинин, как и у «одинцовских» Витя Отстовалов – всего-то дел, распилить сотоварища на части, упаковать в спортивную сумку и доставить посылку по месту назначения… под землю или под воду – чего в принципе не понимал и не одобрял «Солдат».

Острота отношений с «курганцами» перешла все разумные границы, заключенного когда-то, мира и Алексей был отослан сначала в Париж, а затем в Рим, где должен был появиться их предводитель, кстати, возможно с «Валерьяном», чего «Сотому» бы не хотелось, ведь в этом случае пришлось бы пытаться «убирать» обоих…

…Италия встретила ласковой весной, запахом «Капучино», вкусом рокколы и нескончаемыми спагетти, обычно в конце мягонько смазываемые «Терамису», запиваемым «Капучино». Устроившись в трехзвездочный неприметный отель, недалеко от вокзала, «Сотый» начинал свой день с посещения самого престижного спортивного зала на Via Venetta, который непременно должен был посещать и ставший мишенью, но не подразумевающий об этом, Антон «курганский».

Так и вышло. Он сделал это на второй день по приезду, чем сильно облегчил жизнь Алексею – ибо тому не нужно больше было заниматься по два раза в день по три часа.

Со временем обнаружилась и квартира, где обитал приехавший – недалеко от Ватикана, и по совпадению или по глупости та же, где проживал иногда и приезжающий из Греции, Солоник. Сначала было решено и планировалось напасть в переходе, но на это выпадало совсем мало шансов, так как промежуток, где можно было совершить покушение составлял всего не более десяти метров – остальное просматривалось камерами, что было рискованно, а потому допускалось, лишь в случае крайней необходимости.

Квартира оказалась тоже далеко не лучшим местом для подобного, а потому не имея на руках никакого оружия, кроме стилета, спрятанного в зонтике, Алексей принял решение попытаться нанести укол в толпе, скажем перед какой-нибудь встречей, о которой ему обещались намекнуть.

Ресторан, который облюбовал «курганский», не далеко от фонтана Треви, стал его постоянным местом посещения, куда он пытался затащить каждого, с кем нужно было встречаться – неплохое местечко, даже для собственной гибели. После обеда или ужина их участникам нравилось пройтись вдоль произведения таланта Никола Сальви, тем более что брошенная монетка, а именно их число обещает, многое от богатства до… до того, что сам себе пожелаешь.

Больше всего подходил вечер, так как это чудо архитектуры подсвечивалось, что еще больше впечатляло и создавало романтический ореол не только группами фигур, но и шуршанием воды. Постоянные вспышки фотоаппаратов слепили не только фотографирующих, но и видеокамеры наблюдения, чем и собирался воспользоваться «чистильщик».

В очередной раз Андрей посетил ресторан с темноволосой красавицей, показавшейся Алексею чем-то знакомой, но видел он входящих в заведение издалека, и то сбоку, в момент, когда девушка повернулась к нему огромной шляпой. Странное чувство посетило готовящегося к покушению, породив какое-то предчувствие, сродни сомнению, посеянному девушкой – найденышем с именем Весна.

Все что нужно – чтобы парочка прошла к освещенному фонтану и пробралась к самой воде. Дальше дождаться, когда соберется толпа туристов, много и не надо, а далее дело техники. Спина совершенно открыта для поражения, но это не очень культурно, да и потом, на нем может быть одет даже самый легкий бронежилет, который непреодолим для стилета. Остается шея и паховая артерия. Шея высоковато, а потому все внимание на область таза, это не повлечет мгновенной кончины, но она точно состоится в виду отсутствия помощи в течение пяти минут – это время и «выпьет» из этого парня всю кровь – так размышлял Алексей, пристально глядя на выход из ресторана. Важно не попасться «курганскому» на глаза, ведь он примелькался ему в спортивном зале.

Парочка вышла и направилась, как раз в сторону фонтана. На мужчине был льняной костюм темного цвета, а барышня фланировала в тонком полупрозрачном платье облегающем, почти скрывающем туфли, что сверху венчала длиннополая шляпа из легкой блестящей материи. Последняя часть гардероба почти полностью скрывала лицо попутчицы, но если это и волновало, то где-то глубоко интуитивно и не касалось вовсе дела.

«Влюбленные» подошли к самому бордюру фонтана, не дававшему перелиться, словно живой, воде. По всей видимости, выходной, достаточно теплый день, позволил наполнится улицам не только туристам, но и гражданам «Вечного города».

Вот именно с такой группой, весело болтающих италиков, «Сотый» в толпе постепенно и верно подбирался к цели… Оставалось несколько метров. Глубоко посаженная на глаза шляпа «аля Рокки» скрывала не только глаза, но и взгляд человека, вытащившего из ножен жало – длинное, сантиметров тридцать, в длину всего зонтика…, приплюснутое и остро заточенное только с одной стороны, так как вторая, более толстая, была ребром жесткости, и все это заканчивалось остриём. Мини шпага была накрыта чехольчиком от самого зонта, который при ударе должен был сложиться гармошкой, не помешав проникновению самого жала.

Группа подошедших встала, заблокировав подходы к мужчине, в этот момент, обнимающего девушку и что-то нежно нашептывающего, что в прочем ей почему-то не нравилось, и что влекло за собой движения, отстраняющие его руку. И стало заметно почему. Двумя пальцами он тянул вверх нижние волосы, растущие чуть ниже затылка, а потом и вовсе начал поддергивать, причем явно этим увлекаясь. «Сотый» мельком уловил движение пытающейся освободиться девушки и параллельно вытирающей слезы, но не обратил на это внимания. Осталось каких-то пару метров задние ряды начали подталкивать передние.

Виктор встал на парапет, что бы пропустить идущих и повернулся к ним лицом, затаскивая и свою спутницу. Его пах оказался в метре от убийцы, правда через огромных размеров итальянца, переваливающегося вразвалочку со скоростью черепахи. Алексей, возвышавшийся над ним почти на голову, был вынужден, чтобы не быть замеченным, приседать, одновременно пытаясь нащупать промежуток достаточный для удара.

В очередной раз толстяк перевалился, чтобы сделать шаг, «Солдат» легким движением навстречу, между ним и следом идущим, смотрящим в другую сторону верзилой, выбросил руку в бок, на встречу стоящему «курганцу», максимально при этом приседая. Пика прошла чуть ниже кости таза, где-то на уровни желез, точно в подвздошную ямку, в глубине которой и располагаются две артерии. Острие прошло туда еле задев большой кровеносный сосуд, но на обратном пути убийца сделал небольшое веерообразное движение, не только зацепившее, но и полностью перерезавшее подвздошную артерию.

Резкий удар в область паха заставил «жертву» подать таз назад, что нарушило равновесие и он падая ухватился за девушку. С нее слетела шляпка, и мельком взглянувший на нее «Солдат», увидел глаза…, родной сестры, увлекаемой за собой в воду смертельно раненным, издавшим уже дикий крик отчаяния!

 

Сестра

Ухватив Светлану за протянутую руку, брат резко рванул на себя и при этом сильно толкнул полного итальянца, тот в свою очередь разразился криком недовольства, но падающая от рывка девушка нашла именно в нем опору, чему тот несказанно обрадовался, когда наконец развернувшись, увидел в чем дело… – ну не каждый же день красавицы падают ему в объятия!

Счастье длилось недолго и увлекаемая быстрой, юркой фигурой, она исчезла так же неожиданно, как и появилась.

Пара, составляемая братом и сестрой, причем обоюдно удивленные взаимным появлением, да и вообще друг другом, так как Алексей уже года четыре скрывался, не только от милиции, но и родственников – ибо они первые, кто привел бы, не желая того, в лапы закона своей любовью, заботой и помощью. Прижав ее к стенке, после быстрой пятиминутной ходьбы братец, пытаясь говорить спокойно, поинтересовался:

– Привет. Разумеется…, ну где еще можно встретить свою сестренку, кроме как не в центре Рима. Разрешите полюбопытствовать… – И тут до него дошло, что все тело близкого ему человека, оставленного им, пусть и из-за сложившихся не лучшим образом ситуаций, что не снимает с него ответственности…, дрожит, а сама она на грани истерики и грандиозного нервного срыва! Да и сам он, между прочем, только что убил ее кавалера, что она скорее всего поняла, и что ей еще придется объяснить. А вот как это все свести воедино – вопрос огромный и не только важности, но и сложности, ведь для нее могут быть какие-то последствия, тем более, если они проживают здесь вместе.

Все это было уже через чур, да и не могло быть в принципе, потому что для этого должно было произойти слишком много совпадений…, но они произошли! Сейчас, глядя в ее полные несчастья и смятения глаза, Алексея вновь охватило, настойчиво возвращающееся в последнее время, угрызение совести – во многих ее сегодняшних несчастьях виноват и он, но зная свою сестренку, которая не из ваты сделана, он понимал, что нужно дать время ей собраться с мыслями, а потом постараться разложить по полочкам то, что Светлане можно знать.

Сейчас же краткий инструктаж, с объяснением тяжести ситуации, и естественно оказанием помощи и поддержки:

– Светик, мы с тобой…, сестренка, попали в ситуацию, в которую никто не попадал… Ты понимаешь что произошло?!

– Ничего не… их…, их…, по…и…нимаю, как ты здесь…, их…, и что там было?… Это ты… там?… – На огромных глазах зависали, ненадолго, крупные слезинки, обрывающиеся большими шариками на вздрагивающую грудь. Всхлипывания слились почти в один большой, но не продолжительный стон, что подтолкнуло комок к горлу брата, который пришлось преодолеть. «Солдат» продолжил:

– Так случилось…, и таммм… – это был я. Мало того, если ты себя не правильно поведешь…

– Тыыы их…, их…, ыыыыы…, пугайешь…, ыыы…, брат то жееее!!!

– Да нет же. Если ты не правильно себя поведешь, ну скажем не поедешь в гостиницу, то можешь попасть под подозрение. Я тебя отвезу и буду рядом.

– За что ты…, ыыы…, ыых…, йеегооо…?!

– Долгая история, он убивал моих друзей и не оставил мне выбора… – После этих слов слезы будто моментально высохли, а какая-то мысль пронзила ее разум:

– Он же…, он же банкир… – Лоб ее наморщился, а глаза блеснули недоверием. Алексей погладил сестру по волосам и повел к такси, по пути стараясь хоть что-то объяснить:

– Витя «Курганский», начал со своими головорезами работать под «Иванычем»… Ну в смысле «Сильвестром», Солоник Саша, слышала наверное такого – его близкий…

– Лллелик! Куда ты меня тащишь?

– В гостиницу, кстати, а в какой вы остановились?

– Твою… – я устроилась у друзей на вилле и спешить нам некуда! А этот бассейн… – Светлана мгновенно умела брать себя в руки и в любое время переходить от «сюси-пуси» к атакующим действиям. Уже улыбаясь, видя прежнюю сестренку, к которой он привык, Алексей поправил:

– Фонтан…

– Да и хрен с ним…, фонтан, да ресторан – единственные места, где мы с ним были, и вообще он маньяк! Если б ни ты его ухлопал, я сама бы это сделала, и… между прочем, несмотря на то, что он мне предложил руку и сердце…

– Фууу…, узнаю брата Колю…, вы мамзель, совсем не поменялись! Вот это кровь, вот это нервы…

– Лелик, может пойдем куда-нибудь, зайдем и чёёёнибудь выпьем за встречу и за твое воскрешение…, между прочем, пропавший без вести братец…, Да и есть че-то захотелось…, да ты не переживай…, я уже привыкла терять вторые половины, а этот и вообще только поначалу симпатии вызывал. Ну накормишь сестренку, знатный упырюга?

– Ннн-да, чем глубже в лес, тем пагубней желанья. Чувствуется жизнь тебя закалила… Огонь-баба! Светик, а где ж такие еще водятся?!.. – И они улыбаясь, взявшись за руки, потопали в ближайшее кафе или ресторан – что подвернется.

В небольшом уютном, как гласила вывеска, «семейном» кафе, отделанном в стиле «шале», что создавало вместе с мягким, рассеивающим светом атмосферу теплого домашнего уюта, спокойствия и гостеприимства, наши герои нашли приют для уединенного разговора, который нам удастся подслушать.

Два, уже пожилых, официанта, скорее похожих, на двух братьев, принимающих гостей, аккуратно и неторопливо приносили заказанные блюда, в основном сладкое, чай и кофе – рестретто, убойная доза которого прогоняла сон у одних и вгоняла в дремоту других.

Мужчина и девушка заказали по порции «карпачо» из сырого мяса с пармезаном и по спагетти с соусом «балоньезе», и то, и другое добротно запивая красным вином, предложенным хозяином ресторанчика, толи замещавшим, толи бывшим по совместительству, сомелье.

По лицам двух гостей – мужчины и женщины, похожих на счастливую итальянскую пару, бродили беззаботность, проглядывалась печать хорошего настроения, а улыбки, чередующиеся с тяжелыми глубокими вздохами, и плавными, длинными выдохами, безошибочно говорили о наслаждении от только что съеденного и выпитого. И вообще, знаете ли… – древний дух этрусского народа, до сих пор витающий над этой землей, дает возможность каждому почувствовать эту свободу, тем более русскому человеку, всегда свободному духом и не опасающемуся идти вперед, без оглядки на возможное ухудшение своего положения. В этом и сила, и национальный дух, и не восприятие другими, и даже их опасливость, в виду непонимания… А на деле все просто – к нам нужно приходить с миром…

Постепенно внимание их в друг друге начали привлекать детали одежды и внешности, конечно, изменившейся за время разлуки, и разумеется, аксессуарах: часах, кольцах, браслете, цепочках. В этом отношении мужчина был скромнее своей попутчицы и носил на левом запястье «Картьей-Паша» в стальном корпусе, но с тремя сапфирами – возможно единственными камнями, которые ему нравились. Часы эти были подарены Андреем и Олегом Рылевыми после, как он считал, спасения их жизни информацией, добытой Алексеем, и вовремя им же предоставленной.

На указательном пальце правой руки красовался небольшой перстенек белого золота оправляющего камень переменчиво – голубого цвета, с обработкой «кабошон» – сия «безделушка» была тоже подарком, толи погибшего, толи пропавшего ныне «Седого». Сам камень просвечивался насквозь и выдавал очертания, по всей видимости, мальтийского креста, надо понимать расположенного под переливающимся, на русский манер, «лазоревым яхонтом», то есть сапфиром.

Ворот рубашки прикрывал шнурок черного цвета, держащий, не видимое под тканью, серебренное распятие на наперсном кресте – это было личное, а потому хорошо скрываемое, как и должно быть для каждого. Появившийся на торсе, после произошедшего у фонтана, вишневый свитерок из тонкой шерсти, с рядом небольших пуговичек, застегнутых с низу до середины, прикрывал среднего размера ременную пряжку из чистого золота, поблескивающую из под материи самым краешком, которую хозяин не любил и носил лишь потому, что она была. Посередине из алмазиков в четверть карата была выложена латинская буква «S», по видимому что означающая. На этом перечень заканчивался и можно лишь уточнить, что наиболее ценные для «Сотого» были перстень и православный «Символ веры», которые он никогда не снимал.

Сестра его имела гораздо больший выбор и даже на первый взгляд предпочитала не громкие имена, за которые нужно переплачивать порой в разы, а чистые, качественно ограненные камни в замысловатой оправе. Сегодняшняя тема носила рубиновый оттенок, впрочем, что лишь подчеркивало черные волосы, и такие же глаза.

Длинные пряди, причем на сей раз, натуральные скрывали основную часть лица кавалера, но позволяли зорко следить за происходящим вокруг. Когда опустевшие тарелки были убраны, настал черед кофе и «чизкейка». Разговор, начатый за ожиданием блюд продолжился, и как джентльмен, Алексей пропустил в озвучивании вопросов даму вперед:

– Лелик, а скажи честно, первого моего мужа не ты убил?!

– Дааа… – я воообще жутко ревниииив и твоих мужиков не-на-ви-жу… Светик, я может быть и произвожу впечатление людоеда, но питаюсь, как и все, предпочитаю не отклоняться от принятых в приличном обществе правил. Нет, к твоему парню я отношение не имею, хотя не исключаю… – он же кажется был из «краснопресненских»…, так вот, я не исключаю нашего в этом участия. Многое, очень многое запутано так, что разобраться уже на этом этапе не возможно. И знаешь, что я думаю…

– Нечего сказать успокоил…, ну и чего ты думаешь?

– Если мы что-то и узнаем, то только из романчиков и детективов, написанных по исковерканным сюжетам… Ёкер-макер, сколько ж я тебя не видел! Что…, девочка моя, пришлось настрадаться?

– Да были ситуации. Мужики у меня – не успеешь познакомиться, так обязательно либо пропадет в какомнибудь лесу, либо дырку в голове кто-то проделает… Уж найти бы какого-нибудь спокойного комерсантика, что б не лез никуда, и обо мне, и о детях думал…

– Что б не пииил, ни курииил и лове домой носил…

– Угууу… Вам вон проще…

– Да ни проще…, не по себе…, у меня вон… Да что там!.. Ийку помнишь… – не сберег. А где теперь такую… Вон… – ношусь с чем попало на перевес, палю на право…, на лево… из лука реп-ча-то-го…

– Дааа, вам мужикам нормальную бабищу тоже сложно найти, а некоторым эннндак… и нормальной мало, еще и девственница должна быть! Я одному так и говорю: «Могу…, щас это сто долллеров стоит – хоть каждую неделю.» – Я то шучу, а его как волка прет. Во как!.. Да и девушка, способная интеллектуальный разговор поддержать, начитанная, с образованием…, в состоянии Ван Гога от Дали отличить…, хотя это и первоклашка сделать может! В общем девочки – умнички, самостоятельные и самодостаточные – ну чё еще надо?! Так нет – брат ваш пугается, может чувствует себя из-за этого не уверенно, или просто умных баб не любит, опасаясь квёленько выглядеть на их фоне…

– Светик, Свееетик…, ну осталось в лоб мне еще гранатомет направить, а лучше приставить… Уффф…, а у меня ведь дочка есть…

– Оооо… Ну и где ж она, как зовут… такая маненькаяманенькая…, а волосики какие… Лелик!.. а мама то кто?!

– Не везет нам с тобой со вторыми половинами – нет теперь ни мамы, ни дочушки… вооот…

– Ты чё, гонишь что ли! Что значит: то есть, то нет?…

– Милену убили, а я опять…, поддонок…, жив – здоров, а дочкааа… – пропала, бабуля ее с испугу взяла и спрятала, да так что… ааа!

– Ну а зовут то хоть как?

– Крестили Танюшкой…

– Ты что ни имени, ни… вообще что ли ничего не знаешь?! Ну семейка у нас…, теперь понятно че ты так людей не любишь.

– Да причем здесь люди? Просто узнал я о дочери на следующий день после смерти матери, и было ей уже три месяца. Милена хотела мне об этом сказать…, меня просто полгода в России не было… Хотела…, да не успела – кое кто раньше мня ее навестил…

– Во блин… представляю, что ты с ним сделал…

– Вряд ли… Ну, а этого… у фонтана, знал бы, что твой, может и ней стал бы, только, одно скажу, с этим типом, смерть рука об руку уже давно ходила… И не жилец он был, а равно и тот, кто с ним рядышком. Был бы на моем месте другой – и тя вальнул бы…, так и хочется сказать: слава Богу, что я!

– Лелик…, а зачем ты мне пинка дал…, ну когда я в седьмом классе была…

– Какого пинка?… Ты о чем, Светик?

– О сразу «Светик», а тогда: «Фекла, Фекла…, принеси то… да принеси сё» – и так по жопе – знаешь как обидно было?!

– Может и было, слушай, ну я ведь не знал, чтооо…, ну ладно, ну извини… Ну хочешь, можешь щас мне отвесить… – С этими словами «Солдат» встал и повернулся, ожидая пинка, которого правда не последовало, за то вместо него, послышалось хлюпанье носом… Повернувшись, он увидел вытирающую слезы сестренку:

– Ну что ты, Светик – виноват, признаюсь…, помнишь и 500 долларов тебе ни дал для оплаты института, в воспитательных целях. А потом и вовсе пропал… Да скотина я…, редкостная! Тогда думал – все правильно делаю…, хотел недельку подождать и, конечно, дать – обязан был, между прочем…, а потом как закрутилось…, и вообще пришлось исчезнуть. Не смогу я оправдаться, так увяз – по самое не балуйся…

– Да тебе и не в чем оправдываться, ты хороший, я знаю, и за меня любого порвешь…, заступался – помню…, за тобой, как за…, не то что другие… Мужиков море, всё клеятся и клеятся…, вон, даже один «вор в законе» – Костя…, жениться предлагал, другой миллионер – монополист…, а мне чего, а мне просто хороший мужик…, настоящий, вот как ты, нужен. Что за жизнь? Где таких искать? У тебя какого-нибудь завалявшегося нету, пусть и не богатого – заработаем…

– Ну не собираешься же ты его содержать – ну так нельзя, мужик должен…, ну хотя бы столько же получать и семью содержать, а если нет…, ну я не знаю…, а если не зарабатывает, ну не срослось, значит все на себя по дому и воспитанию детей взвалить должен…, наверное. Ну вы же женщины ведь такие, обязательно носом ткнете…, даже когда любите…

– Ооо… – понесло… Не далее, как пять часов назад мужа моего перспективного на тот свет отправил…

– Светик, не говори больше этого никогда или меня больше не увидишь…

– Ой, прости, во дура то… О! Смотри че-то по ящику в новостях показывают, вроде бы фонтан эээтот…

– Ты что итальянский знаешь?

– Сейчас, секундочку… конечно знаю… Говорят:

– «Пьяный русский забрался собирать монеты, которые бросают туристы, за год… за год, якобы, получается около 1 000 000 $ – ниии хрееена себе!.. Захлебнулся не имея возможности выбраться…, правда при этом потерял 90 процентов своей крови»… – Представляешь, все думали, что он дурачится…, а на самом деле… В общем говорят какая-то запутанная история… О тихо: «С ним была какая-то девушка, вот приметы…» – Хм…, Лелик, на меня вообще не похожа! Говорят, что француженка…, гм…, не плохо, а друзья говорят, что на итальянку похожа…

– Светик, переводи, пожалуйста, что точно говорят…

– Да чего говорят…, праздник говорят…, просят всех, кто в районе такого-то времени делал фотоснимки рядом, явиться в полицию…

– Значит у них ничего нет, а вот ты с ним минут пять стояла, могли и щелкнуть…, хотяяя…

– Чееего? Не пугай меня!..

– Да твоя шляпка все лицо скрыла, я ведь тебя в самый последний момент рассмотрел, и то когда она слетела… А вот платье выбросить придется…

– Блин, Лелик…, жалко – две с половиной тысячи долларов стоит, хотя я все равно собиралась от него уходить!..

– И чё?…

– Я когда ухожу, всегда все оставляю…

– И бронзулетки тоже?!

– Ну, может одну какую и оставлю, а так всеее…: и шмотки и машины, что я проститутка что ли?! Я себя люблю и уважаю…

– При чем здесь проститутка, ты что Светик, мало того что мужика бросаешь, так еще и унижаешь его! Не жестоко ли?…

– Ну не со всеми же так, не переживай. А потом, ты что думаешь, у меня их много что ли? Во первых больше одного за раз не бывает, а во-вторых все больше одна. Вон, с подружкой деньгу зашибаем на биллиарде в Центре Фирменной Торговли…

– Неужели на деньги играешь?…

– Ну в основном учим, но часто и играем, знаешь как мужиков задевает – тысячами проигрывают. По 50 долларов, по 100 ставят…, ну и набирается…

– И не лупят?!

– Да там же охрана, брат подруги и так далее… Да мы вообще там свои… – Алексей внимательно смотрел на непринужденно говорящую очаровательную женщину. Румянец покрывал ее лицо – это семейное. Глаза блестели…, на черном фоне крупных зрачков подрагивало чуть заметное пламя перевозбуждения сегодняшними событиями. Длинные темные, прямые волосы, спускавшиеся по плечам, повторяя формы тела, которых касались, ниспадали до пояса. Она немного, при возмущении морщила лоб, это придавало ей еще шарма. Светлана говорила увлеченно, будто ничего ужасного сегодня не случилось, и впереди ожидало нечто восторженное, наполненное радостью и, может быть, счастьем.

Он совсем не видел и не знал ее такой, но все было знакомо и совсем родное, только немного оформилось и «возмужало». Это была уже устоявшаяся личность с принципами, мировоззрением, менталитетом, чертами характера и сложившимися привычками. То что раньше было мягким и бесформенным, приняло нужную жесткость. Что было жестким и по детски неотесанным, научилось быть обтекаемым и привлекательным.

«Ннн-да, вырос человечек, превратившись в красавицу и умницу, такая в случае надобности и за меня умирающего или униженного вступится…» – подумав, «Солдат» улыбнулся фразе «униженного вступится»… и продолжил: «…от взлета до падения человека всего то время, нужное для перемены настроения. А бывает…, в нашем деле и одного подозрения хватает. Но это все к смерти…, а вот унижение – это тюрьма! Об этом не хочу думать, но это мерцает вдалеке перспектив, между ветвями событий, которые мне еще предстоит пройти…, конечно, если получится. Ннн-дааа, да и там тоже смерть!.. Какая разница где она встретится и какой она будет? Мертвому безразлично, что думают о его кончине, такими бреднями занимаются еще живые, но желающие умереть, инфанты и лентяи, представляя как их будут жалеть, восторгаться, пускать слезы, сожалея о том, что нельзя вернуть назад… – смешно и глупо – вид трупа скоро затмит всё! Жалеть будут, но это не воскрешает, что бы почувствовать… Живым нужны живые, а трупы растущим растениям, в виде подкормки.

И если стоит думать, то о душе…, неприкаянной, уже обожженной, тлеющей и смердящей…, а может ли смердеееть дуууша?» – в его разум вкрадывалась мелодия рассказываемого сестренкой. Она тоже была оптимистом, и очень его любила… Пропустив часть разговора, но возвращаясь, Алексей попал толи в тему, толи она все понимая, сориентировалась:

– И много таких лошариков?!

– Да почему лошариков то, нормальные мужики…, а мужики…, и не все одинаковые, что-то хотят, на что-то надеются…, воообщем вот так вот…

– Ннн-дааа…, батя то как?

– Батя. Батя женился на порядочной женщине, и уже весь в семейных заботах, о тебе постоянно вспоминает… – переживает жутко…, сказать то можно, что виделись?

– Лучше встречу как-нибудь устрой, а так вообще нужно письмо ему написать! Передашь?… – Разговоры, перемежающиеся с воспоминаниями продолжались до самого утра. Расставшись до полудня, после встречи, через несколько часов, излияния душ продолжались до вечера, пока «Сотый» не покинул стольный итальянский град, улетев в столицу России, обещая больше не пропадать…, и обещание свое сдержал – ибо именно между сестрой и братом сохраняются, чаще всего, настоящие дружеские отношения, ведь скреплены они одной кровью. По крайней мере в отношении этих молодых людей именно так, хоть и бывает по-разному.

 

Следующее

Москва не была столь приветлива, как ожидалось, правда, могло быть еще хуже. За день до отлета, Алексей разослал на пейджеры своим подчиненным кодированные сообщения о времени и месте встречи. Спустившись с трапа самолета и преодолев границу, в очередной раз, под чьим-то именем, отправился к ресторану, почти в центре города, где не только должны были ждать его парни, но и по прежнему работал один из друзей детства.

Попросив встретившего его приятеля, притормозить за квартал, в видимости заведения, «Солдат» сделал звонок, фраза произнесенная, чуть ли не шёпотом, на его приветствие, заставила понервничать и отбила всякую охоту поужинать предложениями китайской кухни:

– Лех, тут какие-то типы, вроде бы менты, твоих в оборот взяли, сидят тебя ждут. Вот так вот… – Услышанное разорвалось, как фугасный боеприпас под собственной задницей! В самом деле, понимание удачного избегания ареста, с одной стороны радовало, но не долго, потому как все сознание мгновенно занял вопрос: «Откуда дует ветер?». А поскольку направление могло быть любое, то и положение неуверенности в завтрашнем дне, усугубилось неизвестностью, и как следствие, усилением своего, и без того ограниченного и загнанного в угол, инкогнито.

Через час с небольшим сквозь вьюгу хлещущую мелким стеклянным снегом, «чистильщик» наблюдал за выводом «Санчеса», «Чипа», и еще двоих из его людей, препровождение их в местное отделение милиции. Решив не терять время, он вызвал единственного оставшегося на свободе своего подчиненного, поставив ему задачу, находясь около отделения, снимать всех отъезжающих, приезжающих ночью и утром, и сразу доложить о появлении в поле зрения соратников. Сам же договорившись о встрече, отправился к «Лысому».

Заместивший Олега Рылева не только на его рабочем месте, но и буквально пытаясь стать братом Андрею, Сергей добился многого и более всего в поддержании дисциплины. По началу меры не были драконовскими и касались либо финансовой стороны, либо смещением на менее престижное место или положение. Можно было легко слететь на контролерское кресло «собирателя» платы за места на рынке, с какого-нибудь теплого и понтового в фирме, магазине фирменной одежды или ресторане. Но как оказалось это не возымело должного воздействия, хотя скорее, так казалось самому «Лысому», ведь когда-то придя с «подольскими» простым «боевиком», он так и не смог отделаться от понибратовщины и товарищества, не будучи, как Рылевы, сразу «помазан» на это место. А хотелось регалий, реального уважения, а может и преклонения и безапелляционного подчинения, и даже страха в глазах, смотрящих на него.

Не видя и не ощущая от бывших сотоварищей ни того, ни другого, он решил этого добиться, и буквально сразу потерял меру. На происходящее поначалу не обращал внимание Андрей, да и как он мог, если в Россию не приезжал совсем, а значит потихонечку терял настоящее понимание вещей и их взаимосвязь, а раз так, то и своё влияние, оставляя все силовые меры под рукой Сержа.

Становящиеся постепенно репрессивными, их уже не в виде наказания, но предупреждения или под маской такового, поддерживал «Ося» – ибо сам такими же пользовался у себя. Постепенно редеющий состав «профсоюза», ковал в своих рядах профессиональные кадры, пользовал их, выжимая все до ниточки, до капельки, а истрепав в ежедневных испытаниях и коллизиях, считал себя имевшим право, по своему уразумению, а то и просто желанию уничтожать, когда за не надобностью, чуть позже – экономии ради, а затем, когда забрезжило зарево неприятностей – в виду необходимости уничтожения информации, пусть даже и вместе с ее носителем, и конечно, по старому принципу неудачников и идиотов, взявшихся не за свое дело: сделал дело – убил «полдела», пардон за тавтологию.

Ущемленную гордыню можно было поначалу подлечить и по другому, просто объяснить как нужно теперь воспринимать свое начальствующее лицо, но оно, это лицо, предполагало и совершенно обоснованно, что будет моментально поднято на смех, а за тем…, короче – лучше сразу валить, до тех пор, пока не поймут. Понимали ненадолго, и склоняемые своими характерами и своей гордыней, вновь расслаблялись и вновь попадали, по подошедшей очереди, в жернова репрессивной дисциплины, не нашедшей других мер воздействий, кроме как крайних!

Сегодняшняя встреча была посвящена другому, а именно необходимости тотальной «войны» с «курганскими», в свете чего Алексею было предложено выдвинуться в Грецию и «решить там вопрос» с «Валерьянычем». При этом разговоре присутствовали «Ося», что было удивительно при их с Солоником прекрасных отношениях, что и не замедлил отметить «Солдат». Ответ был короток и лаконичен:

– Так надо…, Лех, так надо… Надо сделать!

– Серег, я не лезу в общие дела, и вообще никуда стараюсь не лезть, но некоторые соображения выскажу…

– Давай, может чо не учли…

– Думаю Солоник не опасен, он уже отработанный материал…

– Да, но он «знамя»!

– Если под ним некому собираться, то пусть развивается, а потом, не через него ли проще найти тех, кого мы будем искать, может годами, если конфликт начнется…, а он уже начался, то ждать пулю на одном месте никто не будет…

– Нууу…

– А потом, Серег, он же живет в доме, снятым тобой…, по ходу в том же, где и мы с ним, в мою бытность получения первого паспорта, кантовались… Так ведь?

– Ну и че?…

– Да не станет он переезжать – и денег на это нет, да и насколько я помню, не очень то он себя с со всей этой сворой бешенной ассоциирует… Короче, он вряд ли может быть им полностью подконтролен, а вот с тобой дружен точно…, так тебе и карты в руки, выуди из него всю инфу, а потом делай что хочешь. Только…, только я к этому отношения иметь не желаю. «Этого» упокоившегося в Риме – пожалуйста…

– В натуре, красиво сделал… Я вот только не понял как?! Че прямо на площади?…

– Не совсем…, да не переживай, я тоже не особо понял – экспромт.

– Че?…

– На месте придумал, говорю. А по поводу «Валерьяныча» – облепи закладками весь свой дом и снимай все, что там происходит. У него в гостях, сам знаешь, и свои и чужие, только английской королевы не бывает. Ну как?

– И кто это будет делать? Серег сделаешь?

– Блин, «Ось», базара нет, жучок на телефон поставить можем…, ну там…, ментов напрячь на что-то серьезное, с мобильника распечатку взять…, но это голимый прокладон мусорской…, не-а…, не подпишусь… – «Солдат» посмотрел внимательно на «Лысого», затем на второго Сергея и поняв, что другого выхода, как работать самому – нет, предварил надвигающееся напряжение:

– «Лыс», дру-жжж-ба-нец, когда я все сделаю – возьмешь свои слова обратно, по поводу «прокладона», я имею в виду…, а дальше и сам на «подножке доедешь». А валить…, если решитесь – это сами, без меня!

– И че для этого надо?

– Техника…, найти и снять помещение невдалеке для пункта приема и сбора информации, с гарантией безопасности и соблюдения инкогнито для моих парней.

– Да ни вопрос, только покупай все сам…

– Я закажу, а после сумму объявлю – дешево не отделаемся…, да и доставлять «железо» я тоже не стану…

Уже прощаясь «Сотый» на всякий случай полюбопытствовал:

– Когда все это нужно то?

– На все, про все неделя… – крысы эти зашевелились… – «Ося» махнул рукой и продолжил:

– Это ж они «ореховских» вальнули с подачи «Акселя» – все только начинается, очень надеюсь на тебя, Лех, очень…

Сразу по окончании встречи позвонил парнишка и сообщил, что сделал с десяток фотографий и главное удалось узнать, что всех отпустят завтра, а их задержание, вроде бы как, носит случайный характер – просто ждали уже две недели пока кто-то появится. Через некоторое время стало понятно, что это отголосок смерти первого сестренкиного мужа. «Краснопресненские» попытались перевести стрелки на «Солдата», так как поначалу стали прессовать именно их, а единственное место, о котором они знали – этот ресторан.

По фотографиям стало понятно, что всем заправлял неприлично длинный, сухощавый и явно производящий впечатление неглупого, человек. Он тряс кипой бумаг перед носом «Санчеса» и пытался выведать хоть что-то об Алексее, но даже насильственные методы не дали никаких результатов.

Уже слушая рассказ из первых уст, «Солдат» сделал вывод, что хоть о нем и ничего не известно, а информация больше ложная и очень запутанная, этот Мартын, как называл его Саня, что-то чувствует. «Опытная гончая» взяла след и если им предстоит когда-нибудь пересечься, то нужно будет постараться быть поосторожнее. Он и раньше слышал о нем, но тогда тот служил в УВД и даже «поднялся» там до начальника «убойного отдела», сейчас же, по словам «Чипа», Силуянов защищал честь МУРа. Что ж, предупрежден – значит вооружен.

Приобретя все необходимое «железо», достав документы для обоих своих технарей, «Сотый» последовательно сделал три вещи: отправил технику в Элладу, через «Осиных» людей, через неделю проводил следом своих спецов с точными указаниями, и попробовал встретиться с кем-нибудь из «Сотни», как он теперь назвал для себя контору или организацию, которая кажется умудрялась держать руку на пульсе всего происходящего, и которую и пропавший «Седой», да и сам он, представляли.

На сей раз пришлось разговаривать с невзрачного вида и с не запоминающейся внешностью человеком, примерно лет сорока. Он постоянно взглядывал исподлобья, то ли пытаясь на чем-то поймать, то ли просто уже не в состоянии побороть эту привычку. Его монотонный голос пропадал в произносимой им же самим речи, в основном за счет полного отсутствия «пробелов» между словами и вообще каких либо интонаций.

Сообщив о готовящемся и, как всегда получив инструкции, которые скорее снова были похожи на белый лист, Алексей стал ждать обещанную «связь» из официальной структуры, которую ему пообещали в течении трех дней. Ей оказался один из начальников отдела РУОПа, по совместительству возглавлявший одну из двух группировок образовавшихся в этом ведомстве, чьи жизнедеятельность и противоборство раздирали изнутри недавно образованное, но уже имеющее дурную, а скорее пугающую, славу заведение.

Первая встреча была заранее назначена в офисе знакомого, пользовавшегося доверием Алексея. Ничем замечательным отметить ее нельзя, за исключением, может быть, обоюдной осторожности и попытки прощупать возможности друг друга…

…Подполковник Андрей Саратов, производил неплохое впечатление, несмотря на торопливую речь, не всегда ясное выражение мысли – возможно из-за нервозности, и часто алкоголизированное сознание. Схватывал он все с первого раза, никогда ничего не путал, но пообещав, мог переоценить свои возможности, что в конечном итоге оборачивалось, для людей знающих его, как не странно, хорошо – пользой превышающей необходимость, так как в пылу мытарств совести делал он гораздо больше, совершенно не задумываясь зачем это просящему нужно. Раз поверив человеку, Андрей больше в нем не сомневался, но мог рубануть с плеча, не проявив терпения – ибо этим качеством не обладал, зато всегда подбирал подчиненных, которые могли добавить именно то, что не хватало самому.

Тоненькая полоска усов на худощавом лице, немного дерганая мимика и постоянная привычка дублировать сказанное, будто бы половина его карьеры занимали должности диспетчера на железнодорожной станции или дежурного по УВД, все это создавало первоначальный ореол временности и обманчивой несерьезности занимаемой им должности, что со временем пропадало, оставляя внешнее – внешним, а настоящее – настоящим.

По служебной лестнице он пер как трактор через поле, по всей видимости имея «мощный паровоз». Услышав о Солонике, Саратов нервозно поерзал на стуле, разгладил усы и выпалил без всякого волнения о последующей реакции собеседника:

– Этот подонок моего друга завалил…, помнишь… – на Петровско-Разумовской…, ну там где его подстрелили. Там моего друга в упор… Он мне нужен!

– Андрей, он всем нужен…, но есть одно маленькое «но»…

– Да там кажется этих «но»… Мы его после побега во Владимирской области почти взяли, на день опоздали, а потом в Киеве…

– Андрюш, не расстраивайся так… – не был он после побега во Владимирской области, и на Украине был только проездом, так что вы его и там, и там вряд ли взяли бы…

– А ты откуда знаешь? Это не ты тот СВРовец…

– Знаю я это из его собственных уст, что было подтверждено…

– Чьих уст?

– Солоника… Назовем его «Переделанным»…, думаю общаться нам по этому поводу долго, так не будем привлекать внимание… Кстати, и друга твоего вряд ли он «прибрал», там второй был, именно он из троих двои застрелил… И вообще, если бы не он все по другому кончилось бы…

– Что ты еще можешь узнать?

– Суть в следующем. В ближайшее время я смогу получать некоторый массив информации… Всю передавать не смогу, иначе источник засветиться. Возможно я смогу узнать местоположения «Переделанного», но опять таки, сказать по той же причине сразу ее неее смооогу…

– Да не о чем переживать, я слово даю, как только он границу пересечет под моим конвоем и ствол в моей руке окажется…, слово офицера, якобы, при попытке к бегству всю обойму высажу в эту гниду!

– Да я и не сомневаюсь в твоей честности, и даже уверен что пристрелишь Саню возле «Шарика» в первой же лесополосе…

– А что же тогда?

– Если бы задача стояла просто убрать, я бы не предпринимал попыток уговорить, так сказать…, заинтересованных лиц, понаблюдать месяц – другой за этим пассажиром. Ты не представляешь сколько народу знает где он живет, но никто не может объяснить конкретно: то не ориентируются, то не помнят, то надуманно боятся и так далее, а вот просто позвонить от туда, что бы номер телефона определился – ума не хватает… – Алексей, зная точный адрес и даже прожив на этой вилле несколько месяцев, мог бы сказать, но считал это неразумным и нерациональным. Как ни странно, Солоник, на тот период, был хорошей, пардон, «разменной монетой», как, собственно говоря, и вся информация, которую предполагалось скачивать.

Если кому-то покажется странным или случайным тот факт, что «Солдат» предложил, якобы, от безысходности свою кандидатуру для слежки за этой персоной, то он глубоко заблуждается, поскольку лишь профан может отказаться от возможности воспользоваться такой ситуацией.

Посудите сами, судьба не зря готовит каждого человека к какому-нибудь событию, подымая его ценность в глазах общества, общины, семьи – здесь каждому свое! Но кто из людей в состоянии воспользоваться этим случаем? Редкий субъект способен это сделать сам для своей же выгоды, обычно все заканчивается всплеском обуревавшей его гордыни, зачастую оставляя еще и отрицательное послевкусие.

Пройдя свой пик, пусть и своеобразный, и не найдя возможность им воспользоваться, Солоник стал фигурой, которая заинтересовала многих, от силовых структур; таких же, как он сам, до журналистов, с одним маленьким нюансом – без пользы для него самого. Это, конечно, не могло повлиять на судьбы стран и человечества в целом, но на определенном уровне, выше которого сам «Солдат» предпочитал не подыматься, и следил за тем, чтобы не попасть в отражавшийся «свет» от знавших его высокопоставленных людей, играло достаточно серьезное значение.

Разговор затягивался, поскольку Алексей не мог пообещать достаточно быстро назвать Андрею место проживания «Валерьяна», даже несмотря на то, что их двоих в своих интересах свела организация, которой они оба были преданы. А с другой стороны и от Саратова «чистильщик» ничего не требовал, пока, во всяком случае.

Понимая, что что-то сделать необходимо, хотя бы запустить какую-нибудь затравочку, «Солдат», памятуя о предыдущем разговоре с человеком из «Сотни», напомнил об этом Саратову:

– Да, чуть сам не забыл, у нас, кажется, есть общая задача, для тебя Андрей, могущая вылиться в очередную звездочку раньше времени, ну а мы уж в теньке как-нибудь. Вот адрес квартиры в Риме – это не далеко от Ватикана, обещаю, что кроме тех бумаг, которые ты должен будешь туда положить, там уже есть и отпечатки пальцев и… все, что нужно… Повторюсь…, уверяю тебя, несмотря на прошедшее время они неплохо сохранились – от нескольких человек совершивших убийства на территории «Шенгена», несколько стволов, пару из них числящихся в картотеке Интерпола, некоторые документы иии…, думаю сотни две фотографий, в виде некоего архива. Это, так сказать, для начала наших отношений.

– Дааа… Что-то я увлекся Со… «Переделанным», ну все равно, по возможности держи меня в курсе. За любую мелочь буду благодарен.

– Да всегда пожалуйста…, лучше подумай, как рациональнее распорядиться информацией. А она начнет поступать через неделю – не позже… Ладно, сделаем так, сначала посмотрим, что будем иметь на руках, тогда и видно будет…

– Леш…, ну в принципе так-то я все тоже сказал…, ты вот тоже подумай, чем я могу тебе быть полезным…, да и я покумекаю… – Многое эти два человека за период знакомства сумели сделать и преодолеть: один, пользуясь административным ресурсом силовых структур, другой – возможностями и профессионализмом своего знакомого, который больше положенного не раскрывался и не переступал черту дозволенного.

 

Росток

«Вода мутнела» и рыба в ней ловилась разная, но даже каждый рыбак знает, что если удить, то не в одном месте и уж точно не останавливаться на каком-нибудь одном виде рыб. Хотяяя рааазные рыбари бывают!.. Еще интереснее менять места, совершенствоваться и обновлять снасти, не забывая о смене времен года и вытекающих из всего этого кардинальных изменений, не только в обстоятельствах и правилах лова, но и нюансах, которыми полны подобные хобби, если это конечно, увлечение, а не средство добычи пропитания, так как в этом случае все гораздо серьезнее.

Если в предыдущем абзаце поменять «рыбака» на «чистильщика» и вставить соответствующие инструменты, да пожалуй рыбу переименовать в «крупную рыбу», на которую, бывает, идет охота, то мы в состоянии будем понять, исходя из серьёзности подхода каждого рыбака к своему занятию, на сколько все должно быть сложнее у человека подобного «Солдату» в ремесле, которое стало его жизнью. Именно жизнью, так как все нити, пронизывающие не только сущность, материальную часть, силы, психику, любые связи с внешним миром, весь организм, но и время, и сиюминутное место нахождения, связывают и армируют существование этого индивида в единый клубок, в котором только и возможно существовать хоть сколько-нибудь безопасно, катясь по пути ужаса и кошмара, рассеивая подобное же, и имея возможность лишь надеяться и гнать себя безостановочно, без устали, покуда либо не станет не нужным, либо опасным, либо извернувшись, сумеет пропасть, потеряв в погибших связях все, что соединяло его с настоящим и человеческим.

Алексей уже редко оборачивался назад, почти не вспоминал прошедшее и не цеплялся за него, просто выполняя, почти автоматически, всякие формальности вытекающие из прошлого и установленные в основном в его доме, построенном…, построенном скорее для своего успокоения сразу после смерти Милены.

Жизнь же текущая представляла кучу других условностей, позволяющих за небольшой отрезок времени иметь возможность быть предупрежденным о грозящих опасностях. Все эти ловушки, уловки, проверки занимали много часов, выливаясь за прожитые годы в недели и даже месяцы, и заворачиваясь в шелестящие денежные купоны вылетали в трубу, оставляя жизнь…, но жизнь сожженную, разорванную в клочья, с мутирующими отростками сознания, требующими для своей купации огромных усилий и нервных затрат.

Сколько еще он так выдержит было не ясно, а задавая же сейчас самому себе вопрос: «Если все это, чьим-то чудным усилием, остановить прямо сейчас, и дать ему, Алексею Шерстобитову, шанс вернуться в прежнее русло, сможет ли он стать, или точнее быть, обычным, нормальным человеком?» – повторяя многократно эти слова, вдумываясь в них, он был не в состоянии ответить, хоть сколько-нибудь, определенно или хотя бы приблизительно. Неее мооог – и точка!

Нет, у него ни было комплекса, ни боязни чего-то подобного, ни несостоятельности и пожалуй единственное (за исключением того, что является кровавой диагональю, проведенной через всю книгу), что его действительно беспокоило – это казавшаяся невозможность возврата в обычную жизнь, которая прежней уже никогда не станет, но от которой «тошнит» подавляющее большинство обывателей – просто жизнь с «грязными пеленками», не ухоженными, пока дома, женами, противостоянием родителей и детей, собственной несостоятельностью, нанизанной на кризис среднего возраста, отсутствием профессионального роста, в прямую завязанного на недостаточной финансовой участи и странно не совпадающей с официальным ростом инфляции, и конечно, грядущими старостью и отсталостью от быстротекущей современности и импотенции, правда, скорее не физической, а моральной, опирающейся прежде всего на свои возможности.

А ведь во всем этом есть своя прелесть и именно в том, что она есть, а раз так, то и исправить многое здесь можно! А главный плюс в том, что даже несмотря на всю эту, кажущуюся непреодолимой, суету, человек знает, может быть правда перестает это замечать, а значит и ценить, а именно – ОН НУЖЕН!..

…Приезжая в этот, почти пустой дом, несмотря на существование там уже несколько месяцев другого живого существа того же вида, только другого пола – того самого «найденыша», оказавшегося на самом деле юной привлекательной особой, «Солдат» всё равно не чувствовал своей нужности кому бы то ни было, хотя вкладывал в этого человека души столько же, сколько среднестатистический отец вкладывает в свое чадо. Ответных чувств и позывов он старался не замечать, просто помогая, спасая, и что там еще, совершенно безвозмездно и совсем не понимая что с этим делать в ближайшем будущем!

Редкие встречи с сестрой и такие же с друзьями детства, оставляли его по-прежнему одиноким. В этом был свой плюс, и даже плюсы, но все они сходились лишь на том, что просто ни о ком не нужно было заботиться. Створки дверец его души не просто не открывались, но поржавели, а их хозяин совершенно не видел нужды в их, не только, открывании, но и смазки на всякий случай.

Многое из того, что затрагивало других, будь то радость или печаль, совершенно не задевало «чистильщика». Его внимание по-прежнему привлекали только оружие и животные, которые не умели лгать или ненавидеть, а последние убивали себе подобных лишь в крайнем случае, и то обусловленном врожденными, то есть безусловными рефлексами. Последнее время он начал замечать, как его внимание привлекают дети, почти в каждой девочке «Солдат» интуитивно пытался рассмотреть свою дочь, особенно если был подходящий для нее возраст. Он стеснялся сам перед собой возникающего нежного чувства и огромного желания хоть что-нибудь для них сделать.

Эта маленькая тлеющая искорка, зароненная на обросшую инеем скорлупу его души, постепенно прожигала маленькую дырочку, в которую когда-нибудь обязательно пробьётся семя жизни и развалит мрак начавшимся ростком – в это он верил столь же необратимо, сколь и безотчетно, но веря, совершенно не видел тому возможностей или хотя бы начала, хоть чего-то обещавшего путь – ибо зерно могущее стать ростком была только его Танечка, единственная его кровиночка, но затерявшаяся в мириадах подобных звездочек – детей, хоть и была для него самая яркая и единственно желанная!..

* * *

…На невысокой скалистой горе, чуть выше ста пятидесяти метров, на самом краю ее площадки, приютившей величайшие памятники истории Эллады, стоял высокий, с крепким телосложением мужчина. Длинные, несколько ниже плеч, черные волосы развевались на теплом ветру, визуально утягивая за собой белоснежную ткань льняного костюма, что создавало спереди видимость обтекаемых форм, образованных мышцами, а вид сбоку – бесформенную трепещущую структуру. Все вместе могло послужить художнику, озадачившемуся изобразить движение в будущее, неплохой натурой. Но творца, желающего запечатлеть, вышеописанное не нашлось, несмотря на то, что человек стоял неподвижно уже несколько часов.

Взгляд в сторону бескрайнего голубого простора, скрытый очками от солнца, наслаждался пейзажем, открывающимся с этого места. Текущие мысли, набегающими волнами набивали полосу выводов, создавая логическую цепочку, но все происходящее, не имело отношения к настоящему, касалось прошлого, и никак не ложилось на будущее.

Мечты – единственное на что он имел право, как на единоличное и принадлежащее только ему, именно они завладели на несколько часов разумом, но к сожалению ничего не могли изменить…

Сзади возвышался огромный грязно-желтый Парфенон, а впереди волновали просторы воображения, которые правда всегда, в конце – концов, упирались в реалии. Последние состояли в том, что цель этой поездки, бывшая диаметрально противоположной целям видений, в которые Алексей старался вжиться хоть на минуту – другую в состояния мира, благополучия и счастья, приводила сегодняшнюю жизнь опять на темную сторону его существования, туда, где господствовала смерть.

Несколько человек еще вчера прибыли из России, имея одну лишь задачу – убийство Солоника. «Солдат» же появился здесь раньше инкогнито и явно для другого. Через два дня ему исполнялось 30 лет, но юбилей не мог принести радости или удовлетворения, хотя бы потому, что праздновать его никто не будет.

Третий день он ждал человека, который единственный мог объяснить цель его приезда. Пока их встреча не состоялась, «Солдат» просто мог утешить себя тем, что его присутствие в Афинах есть некоторая гарантия безопасности его парней, обеспечивающих целостность собираемой информации с вилы «Валерьяна», хотя уже стало понятно, что необходимость в ней отпала, то есть не столько необходимость, сколько вообще ее поступление, потому что за два месяца работы выжито было все возможное. Все то, что имело хоть какую-то цену уже покоилось на жестких носителях и давно припрятано в Москве, в только одному ему известном месте.

Сегодня последний день и если встреча не состоится, то дорога домой открыта. Сообщать кому либо о своем месте нахождения, значит дать возможность привлечь себя к готовящемуся убийству, которое скорее больше будет походить на казнь, причем предательскую со стороны человека, предоставившего и убежище в виде своей виллы и вообще, считавшегося другом ныне перспективного мертвеца, но как бы то ни было, интересы, как будто бы требовали именно этого, а значит так тому и быть. Время подходило к закрытию музея Акрополя, когда чьи-то пальцы легли на плечо. Интуитивно Алексей прижал их с силой своей руки к плечу и приседая сделал поворот в сторону обратную направления большого палаца, стоявшего сзади человека, с упором предплечья второй своей руки в свое время, чуть выше локтя захваченной руки предполагаемого противника, что сначала потянуло, а после сразу толкнуло все тело гостя в сторону пропасти.

Уже не молодой грек, никак не ожидавший такого горячего приема, почти перевесил своим телом край обрыва, как руки того же человека, которого он без задней мысли коснулся, остановили уже, казалось бы, начавшийся полет. Одна рука Алексея вывернула ту самую, коснувшуюся плеча, и завела ее между своими прессом и бедрами, почти севшего на корточки «чистильщика», а вторая легла на шею спереди и сжала хрящ кадыка, своим движением еще и выворачивая голову в неестественную положение. При этом поза «растянутого» эллина была настолько неудобна и почти не имела опоры, что он сам давил этим самым кадыком на руку, как бы опираясь. При этом локоть зажатый животом русского ломило – кто бы мог подумать, что руку, оказывается можно сломать пузом! Хрустнувший сустав заставил прийти в себя и хоть что-то произнести:

– «Сотый», «Сотый»… уау…, «Сотый», виноват, виноват, я понимаю…, я не должен так… меня просили передать и показать… – Алексей с первым словом понял, что это долгожданная связь, а потому встал сам и поднял с извинениями говорившего.

Через пять минут они уже проходили по «блошиному» рынку и остановились у маленького, одного из десятков магазинчиков, где грек покинул его расплывшись в улыбке, а представший хозяин пытался сразу впарить какие-то безделушки, среди которых странным образом блеснул знакомый перстень отливающий белым золотом с «кабошоном» сапфира и крестом под ним, обратная сторона украшения резанула латинской цифрой «50».

«Солдат» вцепился в него и схватив за грудки торговца, прокричал ему в лицо:

– Где он, обезьяна хренова?!.. – Впрочем «хренова обезьяна» совсем не обиделась, и голосом «Седого» прошептала:

– Перед тобой, «Собака» страшная…

Не прошло и пяти минут, как они сидели в задрипанном трактирчике, имея перед собой тарелку с барабулей и что-то наподобие небольшой кружки, наполненной молодым местным вином. Старший из них не был так озабочен неожиданной встречей – ибо сам ее и организовал, а потому и начал первым:

– Знаю, многое знаю – нелегко тебе…, но ведь жив, хотя… соболезную… иии Господь свидетель – сожалею. Не мог тебя не поддержать, не помочь…

– Солоника с часу на час уничтожат… – так на всякий случай говорю…

– Это судьба любого «пушечного мяса» и отработанного материала, к тому же забывшего, кто он действительно на самом деле. Так тому и быть…, не об этом разговор…, кстати, надеюсь ты здесь не ради этого – не разочаровывай меня…

– Не вы ли устроили эту помпезную встречу, а теперь интересуетесь зачем я здесь!

– Давно тебя не видел, а потому и хочу посмотреть каков ты теперь, ладно времени в обрез – к делу. В сумке, которую ты у меня «купишь», найдешь несколько строк, написанных на обратной стороне кожи, там же фото, не удивляйся если это знакомое лицо – не я писал…

– Значит снова «ведущий»?!

– Пока это ничего не значит, и я такой же пропавший без вести – так надо…

– А кому… «так надо» – не понятно…, вот это мне и не нравится. Не чрезмерно ли?

– Не могу и не буду спорить…, прочтешь, посмотришь и надеюсь все поймешь… В двух словах: я не занимаюсь больше Россией, тружусь в «одиночном плавании», монашествую, между прочим – можно сказать сбылась мечта…, помнишь наш разговор?… Хм…, изредка происходит нечто, что заставляет прибегать…, сам понимаешь. То что в сумке, если хочешь – это мое недоделанное, но просьба не личная, такого у нас не бывает…, да и на прощание один совет: почувствуешь, что у вас все разваливается, схоронись и не меньше, чем на десяток лет, в этом тебе помогут… ииии смотри, не сорвись, помнишь как написано: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», – и еще написано: «…Бог гордым противится, а смиренным дает благодать…»…

– «Седой», ко мне то это как относится?… По мне, так я уже в геенне огненной горю, душа – так точно…, а с другой стороны…

– Вот о ней и помни, вот ей и живи…: «Ибо что такое жизнь ваша – пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий…». За всю свою жизнь, друг мой, я понял, что каждый из нас как «выглядывающий». В бесконечности Провидения, времени жизни нашей едва хватит, что бы даже не посмотреть, а лишь на то, что бы выглянуть…, даже не посмотреть, но именно выглянуть в Вечность – смотрящий хоть что-то успел рассмотреть…, а мы на что замахиваемся?! Через одного, уже и жизнь знаем, и суть ее раскрыли, мудрость постигли, на деле же запах лукавства только издавать или распознавать начали – тут каждому свое. А ведь в ней – в этой самой мудрости, печали много больше, чем жажды познания, а потому, лишь чуть узнавшие – молчаливы и проводят свои дни в молитве о гибнущих душах и об этом мире. Знания, лишь немного приоткрывшиеся им не путем эмпирическим или еще каким либо лабораторным способом, но только благодатью Божией. Правда приятность ее так же несравненно хороша, как и губительна для радости тяжестью ею привнесенного в сознание человеческое по неохватности и невозможности понимания данного нам разума. То, что мы с тобой делаем – скорее всего прямая дорога в ад, но в дикой нашей современности лишь жертвенностью и скорбями спастись возможно, но на то воля Божия! Не мне говорить и судить, если уверуешь – сам поймешь каким путем следовать и сам почувствуешь, когда и что «сказать» нужно будет… Была такая, как я уже говорил, идея «Черной сотни», при Царе – батюшке, да не так все сделано было, впрочем, я тебе об этом уже тоже рассказывал…

– Вам бы проповеди читать. Написано: «Ни убий!» – а я убиваю, и кажется уже радости для меня никакой не осталось, да и не надо, мету себе метлой – чищу…, да кажется, чем больше вычищаю, тем больше работы остается… ннн-да, а кто меня самого вычистит? Ннн-даааа: «… если свет который в тебе тьма, то какова же тьма?…» – …«Черная сотня» – дааа припоминаю, дед там ваш кажется, и сейчас из того, что мы делаем, многое там же корни имеет… Хорошую мысль еще воплотить…, а после и удержать достигнутое, нужно… Ладно, надо дело делать – в нем хоть какой-то просвет виден. И если каждый из нас жертва и она нужна, то пусть будет…

* * *

К вечеру следующего дня «Сотый» был уже в столице, и несколько часов, вплоть до часа ночи, не отрывал телефон от уха, проговорив по трем аппаратам около восьми тысяч долларов, по тогдашнему тарифу, и в основном с абонентами находящимися за рубежом. Результатом чего стало «всплывшее» тело, упокоившегося от асфиксии Солоника и еще многие подробности, будоражащие и лихорадящие не только печать, прессу и бульварную литературу на многие десятки лет, но и некоторые круги от силовых и бригадных структур, до некоторых персоналий в государственной думе и даже правительстве.

В информации, переданной «Седым», которую Алексей прочитал на внутренней части кожи развороченной сумки, в виде очередной цели был обозначен предводитель компании «Золотце» Тарцев. Действительная судьба этого человека была скорее фарсом, но как бы то ни было, задуматься было над чем.

Его смерть может привести к обнищанию «профсоюза» и не по этому ли «Седой» обмолвился о грядущем распаде его и о том, что в случае этого необходимо будет исчезнуть на десяток лет. Быстро это не сделать, а потому время еще есть…

Постепенное просеивание и фильтрование всего имеющегося в печати, в гламурных сводках, в архиве сообщений Интерфакса и разумеется в проштудированных компьютерных базах дало не особенно интересную информацию. Причина скудности ее была в невозможности предположить Алексеем этого человека в виде возможной цели, а потому особенного внимания на него он никогда и не обращал. «Заплывать» же к Андрею или Сержу с вопросами об этом персонаже было небезопасно, особенно предполагая его дальнейшую смерть.

Известные офисы этой фирмы не представляли никакого интереса для реальных предполагаемых событий и прежде всего из-за постоянно окружающей его многочисленной охраны. По месяцу «Солдат» наблюдал за каждым из двух наиболее посещаемых: в Щипковском переулке и расположенного на бугре, напротив Киевского вокзала, через Москву-реку.

Наученный горьким опытом, Алексей отказался снимать квартиру для стрельбы из неё, чердаки же жилых домов охраной такого уровня должны были проверяться, а соответственно зачем искушать?! «Конторские» носились со своим клиентом, как с несписанной торбой, и почти не оставляли никаких шансов для аккуратного «чистильщика», имеющего одним из принципов – никогда ни бить по силовикам.

Но тот же большой опыт и масса прочитанного усиливали надежду в обязательно имеющемся пробеле. Правда те, что находились, требовали долгой подготовки и в основном в техническом плане. Отсеяв два наиболее возможных варианта и взвесив всё «Сотый» решил пока остановиться на «Щипковском», правда для этого необходимо было сделать станок с поворотным механизмом, причем радиоуправляемым и способным передавать видеосигнал с оптического прицела.

«Санчес» загорелся поставленной задачей, наконец-то его уровня. Его не интересовало для чего и по чью душу, как и любому творческому человеку, ему важно было достигнуть научную цель, а не устранить физическую. До российских экранов фильм с подобным аппаратом еще не дошел, а потому аналога и подсмотреть было негде. В принципе поставленные Алексеем ТТХ были реальны, а неограниченные средства делали их достижения возможными вдвойне.

Сам же заказчик парил и зависал за кортежем Тарцева и подмечал всякие, порой небезынтересные мелочи. Необузданный интерес к женщинам, причем в основном проституткам, был не только слабым местом, но и мог оказаться тем путем, воспользовавшись которым можно было достигнуть результата. Но барышни, на которых выходил «охотник» к сожалению ничем не могли помочь не будучи введенными в курс дела, а этого делать никто и не собирался.

Дом в «Горках – 9», снимаемый этим богатеем, был так же не интересен, как и путь к нему, хотя одно место и понравилось «чистильщику», именно дорога перед самым пересечением МКАД с «Рублевкой». С расположенной неподалеку стоянки можно было сделать выстрел, тем более, что расстояние позволяло: всего-то сто – сто пятьдесят метров. Одна загвоздка – у «Сотого» не было ни одного вида оружия с мощным патроном калибров 12,7 или 14,7 мм. Знакомым «черным копателям» он давно уже заказал противотанковое ружьё любой системы и даже те звонили, но времени подъехать не было. Кучность, конечно, оставляла желать лучшего, но подумав и все взвесив, Алексей все же поехал.

Смоленская губерния, богатая на всякого рода находки времен войны удивила и в этот раз, предоставив на обозрения в одном из сараев отдаленной деревеньки, сразу два ружья на выбор. Одно германского производства завода «Маузер» под патрон 7,92 на 94 и наше родное ПТРД с калибром – монстром 14,5 мм с соответствующей длинной патрона, коих оказалось в тридцать раз больше, чем у немецкого образца – тридцать штук! Внешний вид пяти из них давал приличную гарантию отсутствия осечек.

После первого выпитого стакана было постановлено ехать на пробы, а после второго отстреляться прямо во дворе, что всего для пятерых селян, оставшихся в деревеньке, было привычно, к тому же двое из них были настолько глухи, что вряд ли что-то могли услышать.

Братья поставили три мишени на удалении 10, 30 и 100 метров. Первый выстрел был сделан младшим из них, а соответственно наименее ценным – субординация была соблюдена, второй – старший брат, и лишь потом начал стрелять гость. Приклад был без мягкой подушечки, предусмотренной Дегтяревым при разработке ружья, к тому же отсутствовал дульный тормоз, что не влияло на скорость и «целкость», но делало удар отдачи в плечо сильнее ровно на две трети. Грохот проникал и через опущенные уши шапки-ушанки, а значит если стрелять Алексею придется из тентованного кузова грузовика, то покидать его придется как, глушенному омулю, ничего не слыша – над этим ему и придется подумать. Вставлять же беруши противопоказано, поскольку слышать нужно все происходящее вокруг.

В принципе «стволяка» произвела впечатление, несмотря на свои 26 килограмм живого веса и двухметровую длину, а потому расплатившись и сделав еще пару специфических заказов, «Солдат» отправился разрабатывать новые планы.

Не известным был и уровень бронирования автомобиля, на котором передвигала «бизнесмен», но пробы по стеклу толщиной в 8 сантиметров, и стальной пластине в 20 см, не оставили сомнений в успехе использования ПТРД. А громоздкость калибра давали гарантии и при попадании не только в голову, но и туловище, к тому же плюс летящие осколки и так далее, и это при том, что кучность сама по себе была достаточно приличной для эксгумированного «трупа», которому выпало счастье прожить вторую жизни, снова неся смерть.

Грузовик, из которого предполагалось стрелять, был приобретен без всяких документов и даже без встреч, простым почтовым переводом на поддельный паспорт, а машина забрана в указанном месте, правда завелась не сразу. ГАЗ-66, почти без пробега, с тентованным кузовом, был поставлен на стоянку перед начавшейся стройкой, а потому не вызывал особых вопросов, несмотря на то, что трасса считалась правительственной. Правда, положив руку на сердце, можно констатировать, что скорее это было у съезда на правительственную трассу, которым сами представители правительства никогда не пользовались.

Для Алексея же представлял проблему не сам выстрел, а отход после него, так как все происходящее было буквально, как на ладони! Хотя благодаря шуму стройки, пусть и небольшому, и некоторому отдалению от предполагаемого местонахождения лимузина, а так же всем мерам предосторожности и безопасности всегда соблюдаемыми «Сотым», от подходящей одежды, до выдуманной и подкрепленной фактами легендой, отход упростится, но лишь тем, что удастся выиграть пол минуты – минуту лишнего времени, а вот что дальше? Пешком не уйдешь! А для автомобиля всего три направления: по МКАД, в одну или другую сторону или по самому шоссе в сторону города.

Это был единственный минус, но настолько существенный, что не позволял решиться сразу на акцию именно здесь. Все рекогносцировочные и установочные мероприятия были уже проведены и давали положительные выводы. Алексей дал себе неделю для принятия решения и усиленно искал еще какой-нибудь выход. Итак либо офис на «Щипковском» с аппаратом дистанционного управления и контроля, либо ПТРД, но в отличии от первого варианта с риском при отходе. До этого около месяца «Солдат» просидел у этого здания с австрийской штурмовой винтовкой «Steyr AUG» и был готов несколько раз выстрелить, но постоянно кто-то из охраны мешал. Мало того, больно быстрое прохождение по маршруту от машин к входу и постоянно в окружении телохранителей не оставляло не единого шанса для пули не зацепить кого-то из людей охраны, чего явно не хотелось бы! Грамотная постановка сбережения этого пухлого тела была организована человеком, как оказалось, впоследствии ставшим начальником личной охраны будущего президента РФ, что в принципе и не удивительно. Что ж, на все воля Божья, но выбирать приходится самому человеку! Впрочем, как и отвечать!

 

… И разные всходы

Выставленный заведомо за несколько сот метров до места предполагаемого нападения «Санчес», «нес вахту» с одной задачей – предупредить заранее о подъезде кортежа.

Коротенький сигнал на пейджер дал знать Алексею о приближающемся объекте. В этот раз громоздкие «Субурбан» и «Блейзер» шли: первый – чуть с опережением броневика, второй – почти в притык позади, и несколько с боку, третий джип в милицейской окраске болтался в самом начале, но особой роли не играл, поскольку важных и еще более важных персон тут хоть пруд пруди.

«Мерседес-Бенс» темного цвета, тонированный как ночь приближался в своем окружении. Алексей уже, не особенно волновался об отходе, но переживал о местонахождении самой цели, ведь возможности подсмотреть куда именно при отъезде села «мишень», не было, а значит и стрелять, все равно что тыкать пальцем в небо! Какое-то грандиозное предчувствие подсказывало, что делать все равно нужно, но никаких мыслей по точке прицеливания пока не появлялось, кроме виденной ранее. Обычно все заднее сиденье было в распоряжении Тарцева, но где он там зависнет – совершенно не ясно. Будь это просьба Андрея или «Оси», «Солдат» возможно и выстрелил бы наобум, хоть и считал это абсурдом. Но пришедшая сама собой мысль, а, как известно, «ищущий да обрящет», помогла шансам возрасти и всего-то заключалась в векторе приложения траектории выстрела.

Сегодня «Сотый» расположил свой ГАЗ-66 таким образом, что бы выстрел производить не в лоб и не по диагонали, а ровно с боку, перпендикулярно движению автомобиля, при такой постановке совершенно не важно, где именно – справа, слева или в центре, находился искомый персонаж – архиважно было не ошибиться расположением самого сидения в салоне!

На это «чистильщик» «убил» целый день, проторчав на сервисе знакомого, высматривая и вымеряя различные варианты, которые в результате дали таки, безошибочную линию прицеливания. Все упрощала мощность патрона, жаль конечно не удалось достать что-нибудь подобное «Баррету», но и это ружье, пусть и не по бронетранспортеру, но по тучному, кому-то надоевшему человеку, выстрелит и достаточно просто зацепить любую кость, да что кость!.. После прохождения пулей стекла достаточно будет и стального, хаотически вращающегося по воздуху, сердечника, что бы разворотить при попадании пол организма, а еще Алексей никогда не забывал о болевом шоке или, как в данной ситуации, о вряд ли здоровом сердце, да и вообще состоянии сердечнососудистой системы, которые подобного не выдержат.

Итак пересечение двух прямых: пути следования автомобиля и траектория полета пули, должны были совместиться под прямым углом, и именно это было зеленым сигналом к началу выжимания спускового крючка. Могло произойти несколько нежелательных совпадений, основными из которых были пресечение полета пули любым транспортом, встречно ли движущимся или прикрывающим джипом охраны, так же большая скорость движение, за которой неповоротливое оружие не успеет! И еще, что волновало «Сотого» – это непривычность и неотработанность спайки «человек – оружие»: сам спуск жутко жесткий, длинный, с непохожим на остальные в стрелковом оружии (что удивляться – это же маленькая пушка), свободным ходом, а значит сделать выстрел по ходу движения с предупреждением, точно будет архисложно, а еще точнее наверное и пытаться не стоит.

Все что получилось – это сделать пару десятков тренировочных отстрелов, но вряд ли мышцы запомнили, стрелок попытался описать после каждого произведенного выстрела короткими записями ощущения, и после постарался воспроизвести каждую мысленно, но это все виртуальные изыски сознания и вряд ли применимые на практике, хотя ему было интересно, а это в его, ограниченной возможностями развлечений, жизни, тоже не малое удовольствие.

Оставался единственный разумный смысл открывать стрельбу, в случае либо малой скорости движения, либо вообще полной остановки, ждать которую приходилось только в случае пробки. Все вместе давало совсем не большие возможности для выполнения задачи, но пока готовился станок автоматического устройства для стрельбы у Щипковского переулка, а на это должно было уйти, по подсчетам «Санчеса», еще не меньше месяца. Раз так, то не предпринимать ничего за это время вообще было не допустимым просчетом! Поэтому не убудет, по мнению Алексея, от него самого, если эти тридцать дней «Его Величество» проторчит под тентом грузовичка каждое утро с восьми до двенадцати.

Сегодняшнее было, как раз серединой этих трех десятков суток, и за две недели возможности так и не появилось, хотя каждое утро «Солдат» аккуратно провожал глазами кортеж президента «Золотца». Почему, собственно говоря «золотца»? Кто знает, лучше бы звучало «золота». Как бы это не выглядело, ситуации не меняло, а вопрос оставался вопросом.

Уже прошёл тот мандраж непривычности и настороженности, появляющийся на новом месте, и существование, которого обусловлено не знанием происходящего, привычек здесь обитаемого мира и, вообще, спонтанно образовавшихся правил, а они есть везде и всегда. К шумам, передвижению людей и машин «Сотый» привык и перестал напрягаться, поняв их причины и взаимозависимости.

Место перспективного преступления стало постепенно превращаться в рабочую атмосферу, а появления грузовика стало логичным и привычным для обитателей местной стройки.

Водителя, транспортного средства, впрочем, никто никогда так и не заметил, потому как он предпринимал массу предосторожностей именно ради желания остаться невидимкой. Все шорохи и звуки даже через брезент, как и голоса прониклись знакомыми нотками и не заставляли оборачиваться и задумываться.

Предупреждение напарника не подымало кровяного давления, так как, скорее всего, не несло за собой никаких действий и это начинало действовать расслабляюще, с чем нужно было бороться, и он боролся вплоть до сегодняшнего дня. Машины мчались непрестанным потоком и ничего не предвещало хотя бы уменьшение скорости передвижения.

Внезапно, где-то, чуть слева послышался визг резины и звук столкновения металлических частей и разбивающихся стекол.

Моментально насыщенный поток, превратился в застывающую массу, по инерции еще продвигающуюся немного вперед. Появился автопоезд с ожидаемым лимузином и вместе с его видом ожил и жгучий ком в центре подреберья, постепенно опускающийся книзу. Машины не в состоянии были обогнать друг друга и потому джипы набитые охраной, вынужденные оставаться только спереди и сзади, но не с боку, а раз так, то помешать в состоянии были лишь случайно вставшие между стрелком и целью встречные транспортные средства.

До границы сектора обстрела бронированному «Мерседесу» оставалось преодолеть не больше десяти метров.

«Сотый» застыл, стараясь слиться с громоздким ПТРД. Указательный палец нежно поглаживал холодную сталь, чувствующуюся через перчатку. Патрон уже находился «запертым» в патроннике, а приклад, доделанный кустарно, упирался резиной в плечо. Огромной длины прицельная планка, крепящихся на кронштейнах слева от ствола, совмещенных мушки и целика, уперлась в одну точку интересующего стрелка автомобиля и благодаря тяжести оружия, и его устойчивого положения, не могло даже пошелохнуться на цели.

Глаз, взглядом упирающийся в тонированное стекло дорогой иномарки, напрягся настолько, что казалось вот-вот разглядит свое отражение, даже несмотря на дистанцию в 150 метров – детской для любого длинноствольного стрелкового оружия, оборудованного оптикой, но не этого, и все из-за непривычности, хотя уверенность появилась, а значит для того была почва.

Граница для производства выстрела была наконец пересечена и пошел отчет выжима свободного хода, но выстрел не прозвучал – выскочившие из джипов охранники встали по бокам лимузина, по двое с каждой стороны и не столько закрыли своими, в принципе насквозь простреливаемыми, телами, шефа, сколько ориентир прицеливания!

Казалось появившийся шанс с каждым шагом начал мельчать. Уже подумав: «А не выстрелить ли насквозь?!» – Алексей отказался, но все равно продолжал постепенно вести цель, не отрываясь. К сожалению, сектор ведения огня, из-за огромной длины ружья, был небольшой, и заканчивался примерно, через десять-пятнадцать метров. Артериальное давление возросло, и все больше от предполагаемой неудачи – вряд ли такая возможность подвернется еще раз.

Неожиданно причину пробки начали убирать с проезжей части, и высунувшийся через открытое окно водитель впереди едущего джипа, чтобы посмотреть чуть с боку на происходящее, и исходя из увиденного лучше сориентироваться, слегка притормозил, что потребовало сделать идентичное движение и водителя следующего за ним лимузина, на что совершенно не обратили внимание телохранители, следующие по бокам «Мерседеса». Такое их поведение на долю секунды открыло вид на стекло боковой задней двери, которое к тому же оказалось, почему-то, приоткрыто на одну четверть…

…Прозвучавший выстрел не привлек никакого внимания, если бы не вылетевшее толстое бронированное стекло с обратной стороны, как раз смотрящую на лес. Последовало некоторое замешательство, а следом, через две-три секунды раздались оглушительные сирены, пространство вокруг прострелянного лимузина заполнил плотный дым штатной дымовой завесы, и все происходящее стало скрыто от постороннего глаза, правда… уже через несколько минут эфир кричал по всем радиостанциям о покушении на главу «Золотца», при котором он получил ранение, иии… к сожалению о большем массмедия пока сообщить были не в состоянии, ссылаясь на запрет следственных органов…

…Свет был пролит неясного качества двумя фотографиями, скорее всего сделанными каким-то папарацци, и которые облетели многие издания не только Москвы и России, но и зарубежные основные газеты, журналы и новостные программы. Одна запечатлела полного человека, а точнее то, что осталось от него, а именно все, кроме большой головы. В останках угадывался некто, на кого «охотился» «Сотый»… На второй же красовался один из «героев» Великой Отечественной – противотанковое ружье системы Дегтярева, образца 1941 года на фоне ГАЗ-66, с тентованным кузовом, брезент которого был прорезан и прострелян в нескольких местах…

* * *

…За свою жизнь Тарцев повидал многое и из хитрой «устрицы» превратился в большую хищную «акулу», умудряющуюся проплывать там, где других либо вылавливали, либо съедали более мощные хищники. Стезя вела его от мелкого мошенника, через подпольного производителя шмоток при «Союзе», суд, лагерь, где он ходил с красным «косяком» и понял что «касячить» вместо себя нужно заставлять других или, по крайней мере, стараться перекладывать разные рискованные, а возможно и ошибочные предприятия на чужие плечи. А потому был не просто рад, но счастлив, когда жизнь свела его с сильным мира криминального – «Сильвестром», предложившего ему «крышу» из «Медведковских» и познакомившего с «Гриней».

Эти парни брались за любую грязную работу, в то время как сам «Петрович» выступал в виде мецената, то для ветеранов, награжденных медалью «Герой Советского Союза», то детских домов. А став председателем одного из фондов носящего в своем названии аббревиатуру МВД, всячески пытался заработать балы перед министрами – силовиками. Бизнес разрастался, ребята в кожаных куртках не позволяли никому и пикнуть в сторону своего «кормильца», который через пару лет общей деятельности начал пытаться диктовать свои условия, а оставив для общения с этой армадой только одного Андрея Рылева, и вовсе начал зарываться. Правда тормоза все же были, и одним из них как раз и маячил «Ося». Людей по его просьбам валили не задумываясь, даже «Солдат» поработал по его нужде, но когда узнал настоящую причину, понял что лучше бы промазал – ибо защищать свою честь должен сам мужик, а не наемник!

Дошло до того, что «профсоюз» начал убивать устраняя некоторых своих участников, на которых приходилось сваливать вину за промашки президента «Золотца». Алексею было и самому достаточно этих причин, что бы оправдать перед собой убийство этого человека, и тем более весомой причиной была необходимость этого «Сотне».

К этому времени бизнесмен страдал скукой и недостатком эмоций, как почти каждый добившийся практически всего, кроме власти над страной. Его мало что интересовало, кроме молоденьких женщин, реальность времени отталкивалась от его желаний и нужд. Уныние, постоянно навещавшее его от того, что новое, могущее экзальтировать или доставить до того неизведанные удовольствия, все чаще и чаще навещало его и выражалось в отношении к подчиненным и обслуживающему персоналу.

Люди в офисе старались не попадаться на его глаза лишний раз, а время отчетов и подписей грозило, как минимум криком и унижением. Его ближайший помощник Михаил – кафолический священник, не имеющий никакого отношения ни к одной конфессии, заведующий черной кассой, поступавших, с семи огромных рынков Москвы, денег, а по совместительству педофил, балующий себя, в виде десерта, мальчиками возраста младших классов средней школы, предлагал побаловаться его товаром. Но, и надо отдать должное Тарцеву, худосочные тела детей из неблагополучных семей его не только не интересовали, но и увлеченность своего визави вызывала почти отвращение! Хотя не понятно, как таких уродов можно терпеть рядом с собой!

Любые занятия спортом он отвергал, так же как и любой активный отдых – ибо привык к тому, что все должно вращаться вокруг него, причем при его минимальных физических и моральных затратах, и менять этого не собирался…

…Этот день начался с привычного минета, в виде пожелания приятного дня от очередной содержанки, которые как и все остальные барышни надоедали ему через пару-тройку месяцев и получив кругленькую сумму с пятью нулями, машину по желанию и квартиру в центре города не меньше «трешки», скорее всего, в зависимости от виртуозности доставления удовольствия, выдыхали с облегчением – ибо и сами были не в восторге от подобного, пусть и супервыгодного знакомства.

Все как всегда и ничего не предвещало кровавого конца, пришедшего явно раньше предполагаемого, и предполагаемого ли? Медицина поддерживала потенцию, обеспечивая и здоровье, и долголетие, а остальное при таких деньгах не особо то и важно!..

…Случившаяся где-то впереди авария прибавила недовольство к, и так, неважному настроению, лимузин двигался со скоростью черепахи, а ведь ни мэр, ни министр ждать не будут, хотя…, хотя подождут… На переднем сидении застыл, словно не живой начальник охраны и изредка руководил своими вымуштрованными подчиненными, что-то омрачило его лицо, после очередного услышанного сообщения по рации и он потребовал четверым сотрудникам занять места по бокам «Тарцевоза», как он шутливо выражался в узком кругу. Команда была исполнена мигом… Зачем-то «Петровичу» захотелось открыть окно, он бросил водителю:

– Окно открой… – Тяжелое стекло поползло вниз и остановилось на одной четверти, теплый свежий воздух ударил в ноздри вместе со звуком жужжащих по МКАД автомобилей. Что-то потянуло туда… Тарцев переместился ближе к открытой щелке, но мешал низ маячившего пиджака охранника, он было открыл рот, что бы тот исчез, но предваряя эти слова человек, отвечающий за безопасность его тела, учтиво напомнил:

– Андрей Петрович, не рискуйте, почти стоим – та еще цель, да еще окно на распашку… Разгонимся, тогда уж…

– Сколько можно меня учить, да ты мне безопасность должен обеспечить даже если я захочу прямо щас жопой цветочки выйти собирать… Дармоеды!.. – Последнее слово было сказано почти шепотом и не предназначалось для чужих ушей… – не предназначалось, но дошло, что имело в душе будущей тени президента России, соответствующий ответ:

– Да что б тебе эту самую жолу на горшке разорвало!.. – Этому самому мягкому месту на пятой точке суждено было остаться целым и невредимым, а вот…

«Мерседес-Бенс» мягко притормозил, на что совершенно не отреагировали охранники, идущие по его бокам, благодаря чему открылся невзрачный вид вялотекущей вдалеке стройки. Внимание пассажира заднего сидения «броневика» привлекла задняя тентованная часть небольшого грузовичка, как-то не логично стоящего поперек других машин, кабина его была откинута, открывая двигатель для возможности ремонта… Взгляд лениво уперся в небольшое врезное окошко, странно поблескивающее. Расстояние составляло больше ста метров, но ему почему-то явно показалось, что он видит разлетающиеся вдребезги осколки этого стекла… Тент, закрепленный на кузове раздуло, пришедшее ему на ум предположение: «Будто внутри этой штуки, кто-то огромный испортил воздух…» – И это, к сожалению, была его последняя мысль!..

Какая будет у каждого из нас? Дай Бог успеть попросить прощения у Господа… Но у «Петровича» вот так – жил в дерьме и умер думая о нем…

…За секунды до этого, продолжающий ругать в душе своего шефа, начальник службы безопасности, фыркнул в гарнитуру, уходящим от окна подчиненным, но не успел договорить, как услышал гулкий звук мощного выстрела, одновременно боковое зрение отметило большой силы толчок, отбросивший подопечного, сидящего сзади и глядящего поверх открытого, почти на глухо, тонированного стекла. К этому присоединился еще один звук – продираемого через толстое бронированное стекло, летящим с сумасшедшей скоростью, куском железа.

Обернувшись на последний звук, ухватил взглядом, распластавшееся тело в неестественной позе с чем-то безобразно не хватающем в верхней части. Подумалось: голова, остатки которой изменили внутренние обшивку и отделку салона дорогого автомобиля, разлетевшись кусочками пазла, уже не поддающиеся сборке. Какая-то смесь мозгов, кожи, жира, редких волос и еще каких-то вкраплений костей черепа, перемешанных с темно-красно-бурым веществом на стенах и чуть светлее на стеклах.

Здоровенная дыра зияла на противоположном, относительно открытому, окне. Разбегающиеся от его эпицентра нити, по разному окрашенные, дополняли полную картину случившегося.

Гнев и ярость от осознания произошедшего мгновенно переполнили разглядывающего эту картину, и совсем уже добил вид болтающегося на сосудике, почему-то уцелевшего глаза! Рука ударила по тумблеру срабатывания дымовой завесы, тренированное тело напряглось и выбрало направление движения.

Открыв рывком дверь и набрав полные легкие воздуха высокий, крепкий человек, одной рукой выхватывающий табельный ствол, другой руководя тангентой скрытой гарнитуры и ей же показывая направления исходящей опасности, действовал быстро и размеренно. Каждый из его подчиненных знал свои задачи на случай происшедшего. Наблюдающий за сектором, где находился ГАЗ-66, доложил о наиболее вероятном нападении именно из этого грузовика… и – «пошла натяжка».

Не успели вызвать специальную «карету скорой помощи», сообщить по телефонам о случившемся, что бы воспользоваться административным ресурсом, как грузовик был окружен, предварительно обстрелянный издалека, буквально от самого лимузина, и осторожно обследован. Рядом обнаруженный, явно с «бодуна» бомж, ничего внятного сказать не смог, пока во всяком случае. Очевидным оставалось одно – стрелок ушел прикрываясь самой машиной. По его следу, буквально сразу были посланы несколько сотрудников и дана ориентировка на перехват. Путь отхода просматривался, но передвигающегося пешим человека никто не видел, и на звук, из работавших на стройке, выстрела никто внимания не обратил.

Бомж был быстро опрошен, вместе со всеми рабочими, которые что-то случайно могли заметить, да и не может быть, чтобы не заметили, ведь кто-то эту машину пригонял, но все это позже, а сейчас по горячему следу попытка обнаружения снайпера ничего не дала.

Зато какой-то полусумасшедший фотограф, работающий на несколько изданий и случайно оказавшийся невдалеке, пытался сделать несколько фотографий, после рассеивания дыма. Охрана поймав его, засветила пленку и разбила фотокамеру (по всей видимости хитрец смог обвести вокруг пальца бывалых служак, вовремя поменяв кассеты, изображения с которых и разошлись по всему миру, принеся немалую прибыль).

Алексей же через полчаса поворачивал на своем «Форд Краун Виктория», полицейского образца, со МКАД на Алтуфьевское шоссе въезжая в Москву. Взгляду его представился Крестовоздвиженский храм, который любила посещать Милена, где крестилась его дочь, и где служил, запавший в сердце, отец Иоанн. «Солдата» непреодолимо потянуло к этому человеку, но здесь ли он?

Вопрос, интересовавший постольку – поскольку, пока он покупал продукты домой, уже по выходу из универсама, приобрел неотложную необходимость, что заставило прямо сейчас пешком дойти до ворот двора храма, а дальше как Господь положит.

 

Провидению угодно

Протоиерей Иоанн, недавно закончивший утренний молебен, испивший с дьяком чайку с черешневым варением, имел впереди чуть больше часа свободного времени. Назначенная встреча с одним из ктиторов отложилась и батюшка выйдя на крыльцо, не смог удержаться от соблазна хотя бы десять минут понежиться на мягком весеннем солнышке.

Вдалеке вдоль парка, прямо к церкви шел мужчина, как ему показалось, чем-то напоминающий гражданского мужа его погибшей прихожанки, которой он в свое время согласился стать духовником. Ее постигла страшная, по мирским меркам, смерть, но он молился за нее и был уверен, что ее сегодняшней участи позавидовали бы (а точнее сказать – порадовались) многие молитвенники земли русской.

Было видно по твердой походке и легкому шагу, что человек полон сил, но по его торопливости, причиной которой была явно не спешка, а скорее духовное состояние, в душе его спокойствия не было. Чем больше сокращалось между ними расстояние, тем яснее становилось, что именно в этот момент они нужны друг другу…, и Провидению была угодна их встреча, ведь прошло почти два года, как они виделись и оба изредка вспоминали друг о друге.

Отец Иоанн прогладил сверху вниз редкую бородку, собственно говоря несколько десятков волосинок на подбородке и положив правую ладонь на наперсный крест, прочитал про себя молитовку «Царю Небесный Утешителю», как делал по обыкновению перед каждым благим делом, а других старался и не совершать.

Разумеется, шагающим был Алексей, застреливший два часа с небольшим назад господина Тарцева, о чем кричали и телевидение, и радио. Он забыл, как обращаться к священнослужителю и подойдя, запросто произнес:

– Здравствуйте, ааа я, собственно говоря, именно вас и искал…

– А я специально вас встречать и вышел…

– В смысле?

– Дааа… бывает так, делаешь и знаешь, что зачем то, но причины почему именно так и не подозреваешь…, дааа…, раб Божий Алексий…, кажется? Кстати, обращайтесь ко мне как хотите: батюшка, отче…

– Хорошая у вас память.

– Да как раз не совсем…, я знаете ли, по греческому переводу да и по аналогиям больше запоминаю. Мы вот с вами последний раз в аккурат после трагедии виделись… – супругу вашу… дааа… отпевали… иии хоронили… Царствия ей Небесного…

– Да не совсем супруга, по православному то не успели мы…

– Господь – Всевидец… все управит…, дааа…, так вместо венчания, значит, отпевали… тогда глаза мне ваши…, показалось их тьма застила – редко такие увидишь, с таким взглядом либо в петлю… и нет души, либо всю жизнь борются со своей печалью… Дааа… Ну так, и все борются…

– Ну а сейчас, что же с моим взглядом?

– Не знаю, пелены той, вроде, нет…, впрочем как и спокойствия в душе… Что это вас так к храму подтолкнуло то?

– Да я… и сам, как-то не знаю что… Кажется и не к храму…, вот все о вас думал… таккк иии к вам наверное…

– У Милены на могиле давно ли были? Никак я вас там не застану…

– Был…

– Ну так, что ж не ходите…

– Да не в том дело…, я просто не бываю в день… ну, в день, когда что-то произошло, то есть в дату… – на следующий день или через день…, судя по следам… значит это вы бываете, а я уж думал тетушка ее. Так ведь дочь свою… и не нашел… Вот так вот…

– Значит не время, значит вы не готовы к этому, или… кто знает, что Провидению угодно! Но вы кажется не из тех, кто в уныние впадает… «Будьте яко дети…»…

– Да-да, помню на надгробной плите… – сам же и писал…

– Алексей, а вы так непокаянным без исповеди и ходите по грешной нашей землице то?

– Исповедь…, ннн-дааа…, не знаю даже, о чем сожалеть, по идее о всем, но если о всем, то неправда это! Ия, Ванечка, Милена – ведь с ними…, ааа!!!.. Знаете, недавно поймал себя на мысли, что не вижу четкой грани между злом и добром, а часто и вообще кажется, что они местами перепутаны… Уж и выбор то делаю… – в общем делаю, что должен, а уж потом задумываюсь, а может уже и не задумываюсь…

– Вы хотя бы вопрос себе этот задаете…, не знаю уж какой вы там выбор делаете, а толькооо… отвечу вам пожалуй чужими словами: «Провидение не хочет зла, которое совершает человек, злоупотребляя данной ему свободой. Оно сделало его свободным не для того, чтобы он делал зло, но чтобы он, по свободному избранию, делал добро» (Эмиль Руссо. – примечание автора) – уж и не помню, где вычитал, а вот в память врезалось… – Повисла несколько неудобная тишина, ведь «Солдат» имел столько слов, чтобы высказать, и чтобы получить ответы, чтобы излить душу в конце-концов! Эта тяга была обусловлена не сегодняшним происшедшим событием, а давно накопившимся, набухшим как чирей и сегодня разорвавшимся, но… образовавшийся гной, мучавший душу, так и остался внутри – видно, как сказал батюшка – время еще не пришло. Посмотрев исподтишка и встретив теплый, прозрачный, до бездонных глубин добра, взгляд, излучающий океан света горящего в душе священника, Алексей сам не ожидая того, произнес:

– А как, отче, быть человеку, если его работа – смерть?… – Священник, словно ожидая этого вопроса и будто понимая все происходящее в душе «Сотого», без задержки, совсем не задумавшись и не меняя выражения лица, если только предваряя еле слышно простонав, произнес:

– Убивают все… – Здесь голос стал густ и низок, а слова тягучие и тяжелые, Алексей чуть осекся и зачем то вставил:

– Да, я помню – вы говорили в прошлый раз, но это не успокаивает… иии ничего не объясняет… – Впрочем отец Иоанн продолжал, будто не замечая:

– Я, может быть, не точно высказался илиии не досказал. Это смертельный грех, и ужаснейшее преступление и пред Богом, и перед законом, и перед человечеством…, я уж о родственниках не смею говорить! Но нет ни одного из содеянных грехов, которые Господь не прощает…, и смертельно ошибается кто этого не понимает! Это не значит, что то место, где было прикреплено к душе прощенное через раскаяние преступление, не будет болеть, так как кровоточит маленькая, но ранка. Говоря же…, что все убивают, я имел в виду, что все перед Богом равны, и что разные грехи их в очах Господа и одинаково мерзки!..

– «Одинаково равны»?…

– Именно…, именно! Он одинаково милостив к каждому из нас, правда больше радуется, если так можно сказать, «вернувшейся овце» – во сто крат драгоценнее душа потерянная и вновь обретенная!!!.. Дааа… что-то я не о том… Ах да. Если смерть – есть работа… Яяя не совсем понимаю…

– Скажем… – убийца… – Протоиерей Иоанн поднял глаза, посмотрел на лицо Алексея, на его же появилось выражение неописуемой боли… Глубокий вдох и долгий выдох сопровождали тишину, окончившуюся смиренным вопросом:

– Алексей, у вас есть духовник?…

– Нет, отче… Да и зачем он мне, что он сможет подсказать, если я и сотой части рассказать не могу – ни имею право… Я батюшка…, я кажется все потерял…, даже смысл жизни, зачем живу и то понять не могу! С одной стороны вроде бы нужное, и кажется…, да только все кажется – правое дело делаю, а с другой…, а с другой угольки на заднице ощущаю из «геенны огненной». И ведь ясно понимаю – не может этого со мной быть, но есть!!!..

– Сын мой, никто сам по себе ни спастись, ни даже дорогу найти, не может. Тысячи искуснейших соблазнителей по указке князя мира сего – сатаны, занимающихся тысячи лет губительством душ наших, имеют только одну цель – погубить, а ведь слабейший из них землю нашу ноготком перевернуть может, да Господь не позволит!.. Но не в этом дело. Таким, как вы неподъемна тяжесть принятия решения, я не имею в виду мирские вопросы, ну хотя бы возьмите границу добра и зла, хотя это вообще сложнейшая тема и единственные направляющие тому – Евангелие и совесть, но первое мало кто читал, а прочтя вряд ли понял, а голос второго сам человек редко слышит, именно этому научиться самому почти невозможно, а если вдруг появилась уверенность в этом, то уверяю вас – она от дьявола – ибо базируется на гордыне!

– Пока не пойму…

– Я же вам предлагаю разделить эту тяжесть, и по силам своим попытаться помочь увидеть, что Господь гораздо ближе, чем представляет человек…

– Слышал… «Внутри каждого из нас»…

– А вот это гораздо дальше, чем вам кажется… – Отче взял небольшую книжицу, покоящуюся у него на коленях, открыл, на заложенном одной из закладок месте, и перекрестившись, прочитал в слух с выражением наставления самому себе:

– «Когда советуют тебе искать Бога в собственном твоем сердце, тогда советуют искать Его как бы за пределами стран, самых отдаленных и не известных; ибо может ли быть что-либо отдаленнее и безвестнее для большей части осуетившихся и рассеянных людей, как глубина их собственного сердца? Знают ли они, что такое войти и углубиться в самих себя? Решались ли они когда-нибудь вступить на сей путь? Могут ли они даже представить в своем уме, что это за внутреннее святилище, что это за непроницаемая глубина души, где Бог требует поклоняться Ему духом и истиною? Сии люди всегда живут вне самих себя, в предметах своего честолюбия или своих забавах», – вот так сын мой, все гораздо сложнее и внутри каждого из нас свой микрокосмос, такой же бесконечный, как и макрокосмос. Нет, положительно, в одиночку и задумываться даже не стоит, хотя в любом случае начинать нужно…

– И чего это стоит?

– Простите, Алексей, я кажется недораслышал…

– Это вы меня простите, так брякнул на автомате – просто не понимаю как это все происходит…

– Сначала, подготовка и понимание сути «исповеди» – прощения нет без покаяния, затем «причастие»…, ааа дошло, наконец то, вот вы о чем. Ееесть у меня меркантильные соображения…, иии заключаются они в спасении хотя бы одной души человеческой – в этом спасение и моей грешной!

– А что, и у вас духовник есть?

– А нам без этого вообще никак, я даже шага без него ступить не могу, но это так… И у него свой духовник, и даже у Патриарха, и у духовника Патриарха. Мало того и ответственность за духовное чадо и духовник тоже делят перед Господом, но это уже… не о том.

– Дааа, батюшка, и я кажется слеп…, и через мои личины никто ничего не разглядит…

– Вижу я, в вас много хорошего и душа ваша чистая, но вот обросла ужасом и гноем содеянного. Там, глубоко, вы по сути ребенок, от того и беспомощны, а Господь рядом, даже десницу Свою вам в ладонь вложил – сожмите и не отпускайте… Вот вам мой номер телефона, как почувствуете, что готовы…, только не тяните…, ведь «В чем найдет нас Господь, в том и судить будет…». Спаси вас Бог!.. – На том им пришлось расстаться – за священником пришла служка и он вынужден был оставить «Солдата» не только в раздумье, но и в совершенном непонимании произошедшего, пока полном, но на то и время, и душевные муки, и загадочные планы Провидения Господнего…

…Поразительно, ведь «Сотый» открытым текстом выпалил о себе то, что не говорил никому и никогда, а этот отче и ухом не повел, словно действительно, по его словам «каждый убивает» и это чуть ли не норма. Над этим ему еще предстояло думать и многое понять, но это много после, а разговор этот не только заронил искорку в душу убийце, но и соединил этих людей на всю оставшуюся жизнь, правда ни один, ни второй об этом даже не подразумевают, но явно к этому стремятся.

Дойдя до машины в задумчивости, и уже проезжая мимо поста ГАИ, Алексей начал осознавать, что в сказанном протоиереем был заложен ключ от двери в тупике, в который он упёрся. Но если бы все было так просто! Сегодня, кажущийся, найденный выход, завтра представлялся утопией, а послезавтра и вовсе мог забыться. Снова и снова прокручивая услышанное у церкви и накладывая на заданные вопросы, «Солдат» заметил еще одну особенность, ответы батюшки сутью своей не всегда совпадали с вопрошаемым, но что было интересным – ложились как в «десятку» на мысли, крутившиеся тогда в голове! Как это получалось у священника – неизвестно.

«Форд» плавно плывя в сторону Вешек, приближал его к дому, куда он поселил того самого «найденыша». Надо сказать, что девушка все больше привлекала одинокое сердце, а своей смиренностью и ненавязчивостью прямо таки притягивала его неуспокоенную душу. Может в связи с этим, этот коттедж его «погибшей семьи» становился все больше дворцом тишины и благодати, где отступали все мучащие мысли и, начинающие становиться навязчивыми, идеи. Здесь он переставал думать о смерти, а вне этих стен она окружала его словно сеть, но странным образом, не своими ячейками, а лишь узелками, соединяющими нити.

Он мог пройти сквозь них, но судьба складывалась так, что «Солдату» казалось, будто это он опутывает этой сетью тех, за кем охотится, на деле, просто уже не в состоянии выпутаться из нее сам. Об этом и кричали слова произнесенные отцом Иоанном, хотя Алексей и не спрашивал, но прозорливец, напутствуемый Богом, в Которого, и Которому верил безоглядно, то есть по детски и не задумываясь, отвечал не на слышимое, но на требуемое его душе, причем зная наверняка, что смысл со временем дойдет и возымеет нужное влияние, принеся не просто покаяние, но и его плод.

Покаяние, то есть очищение и признание – вот над чем начал задумываться тот, кто считал себя самого чистильщиком не душ, но гниющей материи человеческого общества, к которой причислял и себя, правда не виня за это никого…

…Но легко было задуматься, сложнее понять, и почти не возможно объяснить и доказать самому себе необходимость подобного. Воистину, уже сейчас, по прошествии всего – то получаса «чистильщик» понял, что не в состоянии обойтись без духовника, но не ради спасения души своей, о чем постоянно говорил батюшка – это было не понятно, хотя он точно знал – после смерти однозначно есть какое-то существование и этим миром ничего не заканчивается, но начинается. Дальше мысли его не шли, не имея рациональности и приложимости…

…Уже выкладывая продукты под улыбку очаровательного, спасенного им создания, он, пытаясь ответить своей, немного искусственной, поймал себя на мысли, что совсем перестал понимать слова батюшки о его собственных, Алексея, чистой душе и добром нраве, как бы находящихся в окружении нечисти – это через чур сложно и снова требует объяснений, и он обязательно их получит, что бы это ему не стоило.

Протянув Весне небольшую прозрачную коробочку конфет «Фереро» в золотистых обертках, Алексей спросил:

– Скажи пожалуйста – какой я?… – Положив коробочку на бедра и облокотившись локотками о колени, а подбородком на ладони, девушка, подняв носочки и опираясь пятками о пол, совсем не задумываясь, произнесла:

– Хорооооший…

– Хороший?!

– Нууу… добрый, заботливый и какой-то, не посовременному, благородный…

– Ты говорила, что видела, чем именно я был занят в том подвале…, иии теперь ты говоришь, что такой человек добрый, хороший и благородный?…

– Я не говорю… – я знаю, а если не веришь в мою искренность, то и не спрашивай… Ты можешь – тебе все можно.

– Вот это… он мне и сказал…

– Кто и что?

– Да человек… один… очень хороший… – спаситель душ…, так сказать…

– Ууу… здорово, да ты не сомневайся, мы же женщины интуицией руководствуемся, и если не пытаемся думать, как вы – необтесанные мужланы, то никогда не ошибаемся… – шутка… А хочешь, я сварю кофе, как раз к этим «Фе-фе»?!.. – Что, что, а этот напиток она умела делать в совершенстве, и даже попросила где-нибудь найти плиточку с песком.

Аромат приготовленного кофе, из только поджаренных и перемолотых зерен, вытолкнул все мысли, по обыкновению сразу замещённые теплом, созданного девушкой, уюта и спокойствия, царящих вокруг нее…

* * *

В момент, когда «Сотый» выходил из машины «Чипа», который недалеко от «Рублевки» ждал и подобрал его на отходе, сразу после выстрела, майор Мартын Силуянов выезжал с Петровки 38, получив указание явиться на место преступления и попытаться хоть что-то сделать по «горячим следам». Прибыв на шоссе, первое что бросилось в глаза – это высокая, ставшая за несколько лет и необъятной, фигура генерала Лицепухова Семена Яковлевича – отца, погибшего в «неравной схватке» с бандитами «Петруши» (но это кому как), и шустро маячившего вокруг него Верхояйцева Петра Даниловича, ставшего не только звездами богаче, но и пузом плечистее, и ягодицами гламурнее.

Бывшие сослуживцы заметив друг друга издалека, незамедлительно направились в сторону обеспечивающую быстрейшую встречу, что было не легко, так как мешала не только траса забитая «вкопанными» в землю машинами, но и маячившие, между всем этим, люди, создававшие нечто похожее на муравейник, где правда не было не распределенных обязанностей, не направлений работы, а хаос безграничный и беспорядочный.

Пожав руки, знакомцы закурили: Данилыч «Давидовлайт», а Мартын – «Яву», к которой привык, и которая не сильно то била по бюджету семьи, ждавшей прибавления уже пятым ребенком, и это-то в трехкомнатной квартире, где проживали и теща, и тесть и в придачу часто наведывались другие родственники жены, приезжающие с Украины. Несмотря на ужатость в метраже и постоянную занятость уборной, майору нравились и дружность, и какая-то сплоченность. Все казалось уютным, а привычность и солидарность, скорее от безвыходности, чем от толерантности, заставляли вариться в этом, уже перезревшем соке, и думать, что лучшее может быть вряд ли. Мартын никогда не просил для себя, но данное супруге слово подталкивало на непривычное, и начать он захотел со старого знакомого, предполагая им же и закончить:

– Здорово, Данилыч, ты прямо таки, как гриб на теплом дождичке – что не год, то звездочка…

– Так и работы, сам знаешь… Петр Яковлевич ждать не любит, ему все прям с пылу с жару… Слышь, Мартын, что там с этим рестораном, где «Петруша» то наш геройски погиб, а то ведь мы обещали…

– Не обещали, а обещал, и между прочем, ты… ааа с кабаком эээнтим полный анус…

– В каком смысле?

– В геометрическом – дырка от бублика. Ты вот, друг мой, лучше скажи, очередь моя на квартирку как – вроде бы год назад первым был, а сейчас? Нас ведь, еще пару лет иии… дюжина уже жить на 53 малогабаритных метрах будет…

– Да не беспокойся ты так, сказал, сделаю, значит сделаю…

– Верхояйцев… в очереди я кааакой?!

– Нормальный…

– Я тебя прямо сейчас и прямо здесь ударю, ты мои методы знаешь…

– Двадцать шестой ты, двадцать шееестооой!!!

– Что-то мне твоя арифметика не нравится, пойдука я к генералу…

– Я щас сам схожу – напомню. Ты давай… Это… – делом занимайся… – Дел действительно было невпроворот, а произошедшее напрямую интересовало Мартына – ибо он был уверен, что здесь приложил руку тот же, что и в ресторане и еще кое-где, «чистильщик», как он его называл, а значит он еще жив и даже очень активен.

Силуянов тоже стал охотником, и поиск этого человека стал делом всей его жизни. Но не понятно как, он всегда избегал всех ловушек и даже умудрялся обходить их издалека. Такой продумывает все начиная с горизонта, а не с первого шага, и, возможно, даже знает о нем, майоре Мартыне Силуянове и о том, что тот стал его хобби.

Пока муровец ехал сюда, его одолевали следующие мысли, впрочем снова ничего не дающие – ничего нового, но лишь подбивающие уже имеющееся: «Нигде и никогда не повторяясь, этот спец имеет только одну очевидную привязанность – калибр 5,6 мм. На кого он работает – остается не понятным. Все слухи и проведенные мною и ребятами, в том числе и из параллельных ведомств, допросы разных всяких бандюшков тоже ничего не дали. И это странно, ведь скажем о Солонике только ленивый был не осведомлен…, а кстати, как этот Саратов умудрился выйти, пусть и уже на труп «Валерьяна» в Греции, мало того эти кассеты прямо с виллы, и фотографии, ведь Солоник на них еще жив, пока… был жив…, и девушка тоооже? А квартира эта в Риме, о которой якобы… – да нет, тут не без случайностей…, или наоборот… да-да, скорее здесь прослеживается четкая закономерность. Эх, побольше бы об этом информации, но кто-то ее дозирует, и свести все в одну точку не получается!

А про этого «чистильщика» – то как о мужчине, то как о женщине говорят, возраст от… и до…, единственно что точно, и на этом сходятся все – он бывший военный… иии-ллл-и из тех бывших военных, которые «бывшими» никогда не становятся!

И еще… Большую часть сложнейших и опаснейших операций по устранению всяких там авторитетов иии… надо записать на его счет, таким образом появится круг интересов людей, на которых он работает, но что-то подсказывает, что картины, даже примерной не выйдет, хотя он явно не наемник, слишком бережно относится к посторонним, правда и здесь бывают оплошности…» – мысли эти оборвались, как раз на подъезде к шоссе и продолжатся только после рекогносцировки места и полного сбора информации, хотя все уже затоптано и замацано!

 

Не исповедимы пути господни

Верхояйцев подошел к генералу и доложил о приезде Силуянова со спецами и кримгруппой, первые оцепили достаточно большой участок вокруг грузовика, лимузин почти сразу увезли на территорию Аносовского сердечнососудистого центра…, и осталось через пятнадцатьдвадцать минут узнать первые выводы и может быть оповестить общественность, на что Семен Яковлевич недовольным голосом буркнул:

– Ты что Верхояйцев, грибов тухлых объелся что ли? Уже вся страна знает кого завалили! Ты мне лучше скажи…, что там у этого…, Силуянова с гибелью моего сына… – что-то прояснилось… Поймаю сссуку…, вот этими руками мучить буду, пока буду жив, буду мучить… Че молчишь?!

– Так вы ж говорите… – нет у него ничего, да и дело вроде бы у него забрали иии…

– Ну так и узнай куда передали… Дааармоедыыы – ииидиоты… Ладно, Петь, не серчай, не хорошо мне чегото, и предчувствие какое-то. Поехали уже…, фляжечка то с собой?… – Разумеется об улучшении квартирных условий семьи Силуянова не было сказано ни слова – это вопрос решит, случайно узнавший, министр и то, кажется, больше ради имиджхода, но в этом случае, какая разница в чем причина, пусть даже и исключительная.

Мартын стоял, медленно покачиваясь, словно на ветру, что создавало с его высоким ростом и просто дикой худобой, впечатление взаимозависимости дующего и им колышимого. Смотрел он с интересом на такой же длиннющий как он, вплоть до сантиметра – ровно два метра, ноль, ноль…, как и его рост, только отработавший ствол.

«Нужно будет посмотреть, если это возможно конечно, у вояк, где этот номер, выбитый на железе, участвовал в боях – кто знает может и стрельнет. Дальше попытаться найти «копателей» – маловероятно, нооо «только идущий осилит дорогу»! – мысли его всегда текли, как бы сами по себе. Он проходил мимо чего-то, замечая предмет или нюанс, разум включался сам по себе. Доработав прежнее, переходил на следующее, раскладывая выводы по полочкам…, аккуратно архивируя и запоминая.

Рядом стоял зам. командира СОБР (ныне ОМСМ) Паша Крышников, вот будто бы ему майор и высказывал вслух, что думал про себя:

– И хватило же ума приспособить эту штуку… – бред все:… стечение обстоятельств…, открытое окно в лимузине, какая-то ааавария… Мы конечно все проверим, всех опросим…, но по мне все расчитано! Всё! Твооою мать, какой молодец!..

– Не то слово Мартын Силыч, не то слово…

– Что ты говоришь?

– Да соглашаюсь с тобой – красавец парень, гнет на холодную, а главное… – молодец короче!

– И ты так думаешь, Паш?

– Да чо думать то – все учел, точку нашел, дальше подбор оружия – и его решил, отход слабоват…

– Ты сам то случаем этим вот не промышляешь, а то может и ловим…, а он… опаанаа – рядом…

– Да может и промышлял бы, да времени нет, мои может и чудят, так если копейки платят, то и подзаработать не грех…

– Не чего сказать – хааа-рош! Смотри, другому кому не брякни.

– Да пошли они…, а сам-то чего думаешь про этого стрелка?… – Сзади подкрались несколько человек, явно журналистов. Наиболее ретивой оказалась девушка лет двадцати, она и ввязалась в разговор:

– Господа, если позволите, «Второй канал»…, Ксения Золотина… Действительно…, а есть ли у следствия, что-нибудь открывающее глаза на случившееся, ведь насколько я понимаю, преступление уникальное?

– Увы, сказать сейчас нам совершенно нечего, сами все понимаете…

– Ну может какие-нибудь предположения, может собственные догадки, возможно же иметь свое мнение о стрелявшем, может по вашему мнению это уже ни первый раз, а может это вообще… – Силуянов раздраженно повернулся к говорившей с уже готовой неприятной фразой, но от чего-то осекся…

На него смотрели огромные небесно-голубые глаза, с еле заметными ярко желтыми, буквально золотыми, прожилками… Он успел открыть рот, но так и остался. Осекшись, Мартын не мог отвести своего взгляда от ангельского создания парящего рядом с ним.

Он автоматически облизнул губы, и совсем не выдерживая такого натиска проникновенно-чистых глаз, начал опускать свои, причем вместе с головой…, и от вновь увиденного опять не смог отвести своего взора… Несмотря еще на не полностью прогревшийся воздух, он увидел коротенькое коктельное платьице в желтых тонах, край которого был…, он был! и лишь частично прикрывал кружева телесного цвета чулочков в мелкую клеточку и стройные ножки с красивыми коленками, поддерживающие, притягивающие внимание своей формой и пропорциональностью, бедра.

Майор сглотнул высохшую слюну…, и не в силах остановиться, продолжил. Задержавшись на бедрах, он поймал себя на непривычной мысли о этих стройных ножках на своей талии, а ее талию в своих руках… Вернулся к груди, частично выглядывающей в разрезе и обрамленной не только краем, но и узорчиками выглядывавшего лифа, ровно настолько, чтобы хотелось заглянут дальше. Взгляд милиционера заблестел, в уголках губ появилась еле заметная улыбка мартовского кота, та самая, живущая «сама по себе». Когда он увидел и осознал высоту каблуков – 13–14 сантиметров, брови поползли вверх, толкая к темечку коротко стриженный бобрик его прически.

Мартын понял, что подобного никогда не видел, хотя по роду службы навидался всякого. В девушке было все от скрытой слабости, неиспорченности и глубокого понимания своего достоинства, до очарования и, вместе с тем, предупреждения – «Не лезь!». Прямые черные длинные волосы обрамляли лицо не банально стандартной красоты, а той редкой, обладательницы которой остаются очень привлекательными в любом возрасте, имея не только обворожительность, какой-то присущей лишь ей изюминки, но чем-то светящимся изнутри, проникновенным и обожаемым с первого взгляда…

При втором взгляде стало понятно, что внешнее не очень соответствует внутреннему, и всего лишь выражение удивительного характера, своими чертами не имеющего ничего общего с легким поведением.

Хорошо поставленная речь, умело используемые интонации сливались не с лестью, ложью или желанием обманом, запутыванием и шантажом выудить любую информацию, имеющую смысл сенсации, но с четкими акцентами услышать желаемое.

Очень красивой формы губы, умели улыбаться разными улыбками – и очаровывали, и призывали, и отталкивали… – каждому свое. Тембр голоса, мимика вызывали желание не заканчивать разговор, но слышать…, слышать и слушать. Под влияние этого голоса подпадали и мужчины, и женщины, и как следствие обычно рассказывая необходимое, как правило, без грустных и печальных последствий для себя.

Эта девушка не могла быть подлой, нечестной, на все способной вплоть до унижения. Хорошо воспитанная, уже умудренная наблюдательностью, опытом общения и прекрасно разбирающаяся в людях, обладала способностью раз пообщавшись остаться в памяти навсегда. К ней тянулись, ее общества искали, были благодарны, желали помочь, ничего не прося взамен…, хотя всякие стремления имели место, но никогда не оправдывались, обманываясь надеждой.

Редкая преданность её души и закрытость сердца для похоти, сопровождались всегда готовностью прийти на помощь – вот ее настоящее, но раскрывающееся не сразу, и далеко не каждому…

…Мартын еще раньше обратил на нее внимание, в момент когда вся съемочная группа пыталась пробиться через выставленный кордон… Впрочем кроме нее он никого и не заметил… Удивившись грациозности лани на таких огромных каблуках и красоте виртуозной походки, он еще тогда подумал о невозможности существования таких существ, парящих, жизнерадостных, бесконечно энергичных, сильных и обаятельных, несущих счастье единицам, правда лишь тогда, когда эти единицы понимают, что рядом с ними ангел… Эти единицы, могут быть и одним единственным, любящим и любимым, где все зависит именно от него…

Силуянов заметил, что его задумчивость в созерцательности несколько затянулась, поднял глаза, встретив понимающую и прощающую улыбку, обдавшую его очарованием. Мартын, постаравшись собраться с мыслями, вдруг оказался готовым рассказать о сокровенных мыслях…, мыслях, зацепивших своей необычностью и прозорливостью многих, и в первую очередь, как не странно, именно саму Ксению. Но поймет она это не скоро – у Господа ведь все промыслительно…

Немного прокашлявшись, подавляя в себе нервозность, майор поначалу немного сбиваясь, начал:

– Все мы можем, но ничего не имеем…, хотя по поводу этого человека, кое что скажу…

– Ты чо Мартын, зачем тебе это?!.. – Паша, тоже попал под очарование необычной брюнетки, и говорил это именно для обращения хоть какого-то внимания с ее стороны на себя, а не ради предупреждения друга.

– А ты тоже, Паш послушай. Я хочу, что бы он – этот человек, слышал и знал, что я о нем думаю… Давайте, налаживайте свою аппаратуру. А вам девушка вот что скажу…

– Надеюсь, об этом киллере?!

– «Киллер», в нашем сегодняшнем понимании, насколько я смог понять, это не одно и тоже, что наемный убийца, хотя и есть дословный перевод… Есть среди них…, вот, скажем, вот этот, что выбрал для задачи, поставленной перед ним… вот такую вот базуку… Я лично и подходить к ней побоялся бы… Это его работа…, ооон сделал это не из злости, и даже не ради наживы или славы. Подобные ему «забирают» только необходимый минимум, словно хирург, вырезающий сначала злокачественную опухоль, а потом метастазы, стараясь при этом не трогать здоровые ткани, но… – Несколько задумавшись, и непроизвольно состроив гримасу словно от пронзившей его резкой боли, Силуянов, уже немного оправившись от произведённого впечатления девушкой, продолжил:

– … бывают и врачебные ошибки… Понимаешь… Он ведь даже не берет у убитых им ни золото, ни бриллианты, ни деньги, хотя очень часто мог бы…

– И почему же, ведь в конечном итоге все, все из-за денег?!

– Потому, что уже взял самое дорогое – жизнь. Конкретно у этого человека есть своя и философия и этика, и кстати, не факт, что наши с вами лучше, справедливее или правильнее…

– Как это, ведь как не крути, судя по тому, что и как профессионально он делает – он элита преступного мира!

– Нет-нет, он не относит себя к преступному миру, по крайней мере, как мы это с вами себе это представляем… – это исключение, порожденное самой государственной системой, давшей сбой…, нооо этот человек не болезнь, оннн неее то, что бы неее вписывается ни в одни симптомы… – ооон…, что ли, вообще их не имеет! Он рожден для некоего движения к жизни – именно так!.. Иии его цели всегда благородны, но стоит такого человека поставить в жесткие рамки выживания в беспределе, где, не дай Бог, пострадает кто-то из его близких…, и «чистильщик» начинает добиваться своего методами, продиктованными самой системой, в оборот которой он и попал!

– Вы что ж хотите сказать, что… эти вот убийцы все такие, и им нужно потакать и рукоплескать…

– Нет, конечно, ни то и не другое… Я вообще о другом, и именно, конкретно, о человеке…, стрелявшим сегодня вот из того монстра… И поверьте…, если получится выйти на его след, и остановить…, между прочем, именно «если получится», и именно стечением обстоятельств… Знаете, что-нибудь такое, чего не бывает у других, так сказать, чему оставляют один процент и мало в этот один процент верят…, ну…, что так может произойти… Так вот, если мне удастся поймать, я не оставлю ему ни одного шанса уйти от суда, и от заслуженного им наказания…, хотяяя у него всегда останется этот один процент!.. Всегда…

– Значит вы полагаете что это не «киллер», а «чистильщик» – что-то попахивает происками разных специальных структур или «спешл форс», или какой-нибудь «Белой стрелой», о которой все заявляют, но все отказываются. А может каким-то фантазерством…

– Может и так, но «поле» он нам неплохо «подчистил».

– Может месть?

– Такие как он не мстят – не умеют, но решив наказать, обязательно накажут, между прочем, более чем уверен, что нуждающемуся в защите человеку, он из нас троих: вас, меня и его, первым руку помощи протянет именно тот, о ком мы сейчас рассуждаем… вот так вот… – Последние слова произвели впечатления на Алексея смотревшего телевизор и случайно переключившего на одну из профильных программ. В другом кресле, сидящая Весна, смотрела не на экран, а на затуманенный взгляд «Солдата» – она никогда не видела такого у своего спасителя, но это совершенно не позволило ей провести параллель между этим человеком и тем, о котором говорил милиционер.

Задумчиво встав и взяв пульт, «Сотый» выключил телевизор и сказал, словно обращаясь к Силуянову:

– Может быть, может быть… По крайней мере я теперь это знаю…

 

«Пророк»

Раннее утро, настолько раннее, что только начали просыпаться птицы и другие…, если конечно поздней осенью, вообще есть хоть одно существо, кроме рыбаков, охотников и монахов, желающих предварить восход солнца за несколько часов своим появлением на улице.

«Солдат» поставил свой минивен, бывший на этот период рабочей машиной, невдалеке от дома, в котором его интересовал только один подъезд, а именно первый. Мужчину, которого он ждал, был когда-то «близким» покойного «Усатого» и принимал очень активное участие не только в шантаже Алексея, якобы, утерянным им оружием – это еще куда ни шло, за подобное не наказывают, но в трагедии, следствием которой стала гибель его семьи.

Сейчас «Кабан», ставший предпринимателем средней руки, и получавший в общем-то неплохой доход с двух магазинчиков, директоров которых: одного «прикопал» в забытой всеми лесополосе, а второго запугал настолько, что молодой человек отдал все, лишь бы про него забыли, что, как сами понимаете, от сегодняшнего отличается не многим, правда лесополоса может выгодно смотреться по сравнению с тюрьмой, а запугивание, в принципе другое, по сравнению с тем же арестом.

Современные гангстеры – это вам не доморощенные щеглы без административного ресурса, официальных статуса и оружия. Это «ого-го», на которое даже посматривать становится не безопасно!

Так вот, этот кабан, был размеров неприлично больших и одной из его определяющих повадок была уверенность в том, что доброта – есть слабость и если ему пожелали, ну скажем, «доброй ночи» или «приятного аппетита», значит этот человек ему явно должен. Рыжие волосы своей густотой создающие впечатление, будто растут один из другого, серые «рыбьи» глаза, большая голова и очень тонкие черты лица, делали его внешность отталкивающе неприятной, чем он неоднократно и пользовался.

Человеком он слыл грубым, резким и жестоким, на деле будучи трусливым и постоянно осматривающимся. Если на его пути встречался достойный противник собирающийся его одернуть и «поставить на место», то интонации приобретали смехотворно льстивый характер, прямо сказать, совсем не вяжущийся с его внешностью.

Уже второй месяц, как «Сотый» приезжал к пяти часам утра, поджидая ночного гулёну с какой-нибудь вечеринки или дискотечки. Несколько раз казалось, что вот-вот и их разговор состоится, именно разговор, потому как убивать Алексей его не собирался.

Время уже подходило к рассвету, но пока никто, даже чуть напоминающий «Кабана», не появлялся, и мысли понесли Алексея по просторам памяти, пока не уткнулись в, ближайшие от сегодняшней минуты, файлы.

Вчера он отвозил Весну на очередные процедуры, назначенные тем самым добрым доктором Марком из Подольска, в ту самую клинику, куда «Солдат» впервые привез девушку, представляя ее бомжиком.

Времени было предостаточно – около двух часов и сидя в коридоре, случайно оторвавшись от книги, «чистильщик» обратил внимание на мальчика, скучающего в боксе за стеклом, напротив. Огромные, голубого цвета глаза, длинные почти белые волосы, как будто седые, и прямые, как лучи света, совсем не вязались, с больницей, а тем более с каким-то тяжелым заболеванием.

«Солдата» и их историю с «найденышем» знал весь персонал клиники, а потому на вопрос о разрешении войти в палату к этому мальчику, он был сопровожден к нему самой сестрой – хозяйкой, которая все равно собиралась там, что-то делать. Ангельское создание увидев незнакомого человека, загорелось любопытством и преобразилось:

– Привет, а ты кто?… – «Солдат», даже немного растерявшись, не долго перебирая возможные варианты, все же ответил наобум:

– Тот, кто убивает скуку…

– Прикольно…, не знал, что это можно убить, и для этого кто-то есть…, мне пять лет и никто не знает чем я болею, говорят я альбинос, а мама уверена, что я ангел…

– Верь маме, все дети до семи лет ангелы, вы даже безгрешны…

– А что это – грех?

– Уууф…, ну может быть…, когда ты пообещаешь и не сделаешь…

– Маме?

– Не важно кому…, если не можешь выполнить – не обещай.

– Слишком просто, значит вообще обещать никому, ничего не нужно и будешь…

– Так не получается.

– Это точно… Я видел тебя с Весной, рассказывают, что ты перепутал ее с мальчиком…, хи-хи-хи!

– Можно сказать и так, но не все всегда кажется таким, как есть на самом деле.

– Она говорит, что ты военный.

– Ну раз говорит…

– А ты и стрелять умеешь?

– Умею.

– И в человека?

– Хм… Умею ли я стрелять в человека?… Ничего себе… Вообще уметь стрелять и выстрелить в человека – разные вещи… – Сестра – хозяйка выпрямилась и прислушиваясь, покачала головой. Алексей, заметив это все равно решил удовлетворить любопытство маленького затворника, к тому же, как он понял, на подобные темы того толкало отсутствие в семье отца:

– Знаешь, вернее будет сказать, что по долгу службы я стрелял в человека, который стрелял в меня – война, есть война!

– А зачем он стрелял в тебя?

– На этот вопрос существует слишком много ответов, но парадокс в том, что даже выбранный самим человеком ответ, редко его самого удовлетворяет. Ведь если я скажу, что тот, кого я убил, хотел убить меня, то это вызовет у тебя еще кучу вопросов…

– Наверное. Ааа может ты не хотел позволить ему чтото сделать?

– Друг мой, на войне все проще, есть приказы…, и какая разница, что ты думаешь и что ты хочешь…

– И что…, обязательно делать то, что тебе прикажут?

– Обязательно.

– А если не сделаешь?

– Ну тогда…, если тебя не убьет противник – он же не знает, что ты не хочешь в него стрелять…, так вот, если ты останешься цел, то по законам военного времени тебя вполне могут расстрелять свои.

– Что-то мне не хочется быть военным!

– А я и не сказал, что это просто… Между прочем это обязанность мужчины, мало того – это всегда будет…, нууу за редким исключением, когда в головах людей все перевертывается вверх дном, и мужик перестает желать, а то и вспоминать о том, чем он должен заниматься, начиная придумывать всевозможные оправдания, в то время как должен искать возможности. Короче – это самая подходящая и уважаемая работа для мужчины. И я уже молчу про то, что всегда была.

– А я вот почти всю свою жизнь вот так вот и никогда на войне не окажусь…

– Слава Богу! Ну я хотел сказать: славно, что не окажешься на войне… Хотяяя…, знаешь…, та война, о которой мы сейчас говорим – ничто по сравнению с борьбой человека с самим собой. Вот где война!!! В ней есть выигранные сражения, но не бывает полной и окончательной победы!.. Был такой в древности великий поэт Пиндар, давно это было…, он был любимым поэтом Александра Македонского, тоже великого…

– Поэта…?

– Нет человека, великого, невообразимо многого добившегося, но кажется бесполезно прожившего свою жизнь, ибо был несчастен…

– Странно…

– В человеческой жизни скорее больше странного, чем простого и объяснимого…, так вот, Пиндар писал: «Война сладка для тех, кто ее не пережил».

– Да я и не смогу…, дядя Ромайес, а тяжело научиться стрелять?

– Если захочешь, то нет…

– Я вот очень хочу… Мама вот говорила, что настоящий мужчина должен уметь все.

– Если ты мне объяснишь зачем тебе это нужно, то мы что-нибудь придумаем… – К слушателям постепенно присоединились и тот самый дежурный хирург, и еще один мальчик из соседнего бокса, которого привела его сестренка, а эти два человека все продолжали говорить на взрослые и серьезные темы, совсем никого не замечая.

Алексея этот мальчуган притянул возможностью представления общения со своим сыном…, как это могло бы быть, если бы… Да и просто что-то в этом пятилетнем ребенке было не от человека и не от мира сего, какое-то чистое, и даже несмотря на то, что тот говорил о войне и о смерти, было понятно, что исходили эти мысли из чего-то, что не могло быть плохим…, и вообще, с каждым словом Алексей все больше ощущал в себе что-то потерянное и необходимое, а если быть точным – очеловечивающее. И кажется этот разговор был нужен больше взрослому, в этой ситуации скорее мальчуган помогал мужчине, ведя его куда-то со всеми остальными: священником отцом Иоанном, «Седым», Весной, со всеми молящимися за него и на земле, и а небе…

…«Солдату» захотелось хоть как-то облегчить жизнь малышу и он решил предпринять все возможное, что и имело продолжение:

– Ведь должна быть какая-то причина…

– Конечно, ведь маму кто-то должен защищать! А кроме меня больше не кому!

– Это действительно веская причина. И я тебе в этом помогу!..

– Как…, прямо здесь?

– А ты что, не веришь в чудеса? Юный мой друг, ты должен знать, что чудеса сбываются лишь для тех, кто в них верит!

– Мама верит… иии… я верю…, а ты правда научишь попадать прямо в «десятку»?!

– Если ты мне дашь честное слово, то я научу тебя, как быть уверенным, что попадешь, а это все что надо для хорошего выстрела… – Тут вмешалась сестра-хозяйка:

– Мальчики, а вы мне стены здесь не попортите?… – Оба посмотрели на женщину, с удивлением, за одно обнаружив и остальных, сбившихся в дверном проеме, Алексей внимательно посмотрел в горящие любопытством, глаза Павлика и уважительно ответил женщине, даже не отводя своего взгляда от мальчика, весело заговорчески подмигивая:

– Что вы, конечно нет, да и стрелять мы не будем – не из чего… – После этой фразы Павлик посмотрел глазами обманутого человека, но произнесенное дальше сгладило в нем все сомнения, в том, что обещанное будет выполнено:

– Друг мой, а вы понимаете, что научившись стрелять вам придется иной раз сдерживаться, что бы не сотворить непоправимую глупость! Я говорю о правильности выбора и терпении. Что скажите? Сможешь ли ты пообещать использовать свои умения и таланты только защищая и защищаясь – вот об этом честном слове я и говорил?

– Но ведь я еще маленький, чего оно стоит, это слово…, да и как ты проверишь?

– А ты, братец хитер – хочешь все понять, ну так слушай… Наверняка мама уже говорила тебе, что ты мужчина, пусть еще и совсем молодой…

– Угу, так и сказала: «Ты единственный мужчина в семье!» – и почему-то заплакала…

– Это она от счастья, что ты действительно мужчина, знаешь как мало настоящих мужиков, хотя людей мужского пола хоть отбавляй. Смотри не обмани ее надежд… – Мальчуган посерьезнел, подобрался и даже попытался усесться, что как не странно у него получилось, от чего женская половина даже ахнула от неожиданности, так как мальчик, был совершенно расслаблен и без посторонней помощи мог только перевернуться на другой бок. Но чудеса случаются именно с теми, кто в них верит – Господь милостив к детям своим!

Впрочем, Алексей этого даже не заметил и продолжал:

– Мало того, я тебе раскрою одну тайну, хотяяя… здесь столько людей, ну ты им потом все объяснишь поподробнее. Так вот, настоящим мужчиной становятся, когда научают не только «держать», но и отвечать за свои слова…

– А как это?

– Скажем, ты мне сейчас пообещаешь, то о чем я тебя просил, и если сможешь сдержать свое слово, значит ты уже дорос до этого статуса.

– А если я когда-нибудь нарушу его?

– У мужчины нет такого права и не может быть никакого «если». Просто не обещай, раз не уверен в себе. А раз не уверен, значит нам рано еще о чем-то говорить… – Малыш задумался, выражение его лица приняло еще более сосредоточенный и серьезный вид, что даже прибавило ему на мгновение несколько лет, потом выпрямил спину и произнес:

– Я сдержу свое слово!

– Ну раз так – урок первый… Да, и вот еще что, я буду говорить кратко, остальное тебе придется додумывать… – К этим словам подошла мама Павла и удивленная происходящим и людьми, столпившимися в проеме и рядом с дверью, в полголоса поинтересовалась:

– А что тут происходит… – На нее обратил внимание только один сторож, тоже проходящий мимо, и заинтересовавшись, прибавился к слушающим:

– Кто-то кого-то стрелять учит… – Женщина не совсем поняла о чем речь, но решила не мешать – не часто ее сыну уделяют внимания.

«Солдат» увлекшись процессом и ведя мысленно своими объяснениями мальчика, продолжал:

– Павел, запомни – это должно быть внутри тебя, и ты должен стараться к этому не возвращаться, раз и навсегда поверив в свои силы. Все будет происходить само собой, если ты будешь обладать уверенностью в правильности своих действия. Ну скажем, ты же не думал сейчас, сможешь ты сесть или нет, просто взял и сел…, и между прочем до сих пор сидишь… – Мать услышав эти слова, но не видя положения сына, отбежала в коридор, и ахнула, увидев через стекло, что сын действительно сидит, и даже не просто сидит, но с прямой спиной и размахивает руками, а увидев, так и застыла, до самого конца разговора двух… мужчин.

«Чистильщик» продолжал, совершенно не задумываясь, какое впечатление произведет сказанное им на взрослых, сейчас для него существовал только Павел, очень нуждающийся в нем, а ведь по-настоящему для чего-то хорошего в нем редко нуждались:

– Ты даже не должен задумываться об уверенности – это само собой разумеющееся… Вот смотри…, покажи мне где выключатель… – Рука больного поднялась и застыла, что заставило округлиться глаза хирурга, который автоматически начал считать, сколько она продержится в таком положении. Произнесенное следом заставило всех поднять руки и повторить эксперимент (думаю, что, в том числе, и читателя):

– А теперь посмотри по направлению руки, куда она точно показывает и обрати внимание, что если провести прямую линию, продолжающую твой указательный палец, то она точно упрется в центр выключателя. В человеке заложено еще при рождении умение и точно целиться, и стрелять, но мы уже давно потеряли веру в себя, пора обретать заново дары Божии!

– Правда…, дядя Ромайес…, я куда не показываю, везде попадаю!!!

– Дальше техника: правильно брать оружие – всего-то добиться чтобы оно слилось с рукой, как указательный палец с остальной кистью, но его ты сам должен выбрать и потом постоянно тренироваться; плавный, но быстрый спуск и так далее…, поверь мне, это уже легко…, тренируйся…

– А ты сказал две вещи, которые тяжелы, какая вторая?

– Ты внимателен – молодец. А вторая – это сделать выбор. Гнев, злоба, обида, боль, гордость за свои умения, огромное желание его применить, быть выше всех, и еще многое – это то, что будет мешать тебе. И наоборот: терпение, желание помочь именно слабому, а не выступить на стороне сильного, которому и помощь твоя против слабого не нужна…, смирение, все это поможет сделать правильный выбор. Ты должен слушать свою совесть, и если она тебе говорит, что-то неприятное, то скорее всего то, что ты собираешься сделать – не верно. Он…, этот голос, всегда звучит вовремя…, всееегдааа…, правда, если ты хочешь его слышать и слушать.

– Так много ответственности…, так много нужно уметь, а я такой маленький, слабый и всегда один…

– Ну, во-первых, ты достаточно силен духом, если знаешь что сможешь сдержать слово! Поверь, у тебя его, духа, больше чем у многих, просто его не видно, а ты уже к своим пяти годам преодолел столько сложностей и препятствий, сколько и взрослый человек за всю свою жизнь может и не встретить! А тому, что не умеют, можно научиться. То, что ты маленький, поверь мне, пройдет. Ну а то, что ты всегда один – это вообще не правда. Посмотри на свою грудь, видишь вот это… – Алексей показал на маленькое серебряное распятие на кожаной бечевке и продолжил:

– Значит ты крещеный, и как только тебя крестили, помазали елеем и окунули в купель со «Святой водой», ты сразу обрел защитника, который сильнее любого живущего на земле и имя ему – Ангел-хранитель. Он всегда с тобой, даже когда ты спишь или болеешь, и одолеть его не может никакая сила, если ты только сам этого не захочешь и не отвернешься от него, увлекшись какой-нибудь страстью!

– А почему он непобедим?

– Потому что он слуга самого сильного Существа, победить Которого вообще не возможно, потому что Он воплощение добра, любви, вечности и Сам Вечность, перед Которой отступает любое зло… Зла в принципе вообще нет…, но есть отсутствие добра…, и такое бывает только в нас… – людях. Вот как раз Лик Одной из Его трёх ипостасей и изображен распятым…

– Нооо… кажется распятый, значит убитый, то есть мертвый?! Как это?! Ты же сказал, что Его победить нельзя…, а Его, выходит убили!

– Дааа, видно придется все объяснять, хотя сам то я… фууу!.. Конечно ты прав, нельзя делать дело на половину. Его не убили бы, если бы…, как бы это по точнее высказать…, ну что ли…, если бы Он Сам не был на это согласен. Понимаешь, мы… люди слишком увлекаемся, а увлекаясь, сами не понимаем, что губим себя, и что бы очнуться, нам необходимы мощные примеры, а они не бывают сами по себе, кто-то должен пожертвовать чемто. Чтобы спасти нас…, что бы мы обратили внимание на то, какими… плохими стали, Ему пришлось пожертвовать Собой и Он Сам допустил все, что с Ним произошло, но при этом Он дал каждому выбор – ибо свободен каждый человек…, я говорил тебе, выбирая и пытаясь понять где хорошее, а где плохое, нужно слушать свою совесть, люди распявшие Бога, слушали только свои желания…

– А чего они хотели?

– Власти! Того, против чего почти никакой человек сам по себе устоять не может. ВЛАСТЬ НАД СЕБЕ ПОДОБНЫМИ, БОГАТСТВО И СЛАВА, ОПИРАЮЩИЕСЯ НА ГОРДЫНЮ – вот трехголовый дракон, живущий в каждом из нас!..

– И во мне? Как же он такой большой помещается?! Как противно!!!

– И в тебе, и во мне, и в каждом другом, он силен, и никогда не отступает перед самим человеком, но бороться с ним можно – надо всего лишь прибегнуть к Ангелу, или попросить самого Бога, если ты попросишь от всего сердца – Он точно поможет…

– И я смогу ходить?!

– Как сказал мой знакомый – отец Иоанн, цитируя одну самую мудрую книгу: «Что не возможно человеку – возможно Господу!»… И еще умирая, что бы воскреснуть, Он показал путь для каждого из нас, мало того, Своей гибелью Он искупил перед Самим Собой и Вечностью все наши грехи, нам остается лишь признать их и покаяться…

– Как же это можно?

– Ну представь себе…, твоя мама так любит тебя и так хочет твоего счастья, что с удовольствием взяла бы все твои болезни на себя иии…, иии даже пожертвовала бы своей жизнью, что бы ты выздоровел… Неужели ты не ответишь за это благодарностью и не попытаешься за все это быть таким же хорошим, как мама, пожертвовавшая собой ради тебя?!

– Угу…, я слышал… – она когда молится всегда так говорит… – Мальчик опустил немного голову пряча нависшие, но еще не идущие слезы. Видя это, «Солдат» попытался немного смягчить тяжелую тему:

– У меня тоже была мама, она умерла…, иии когда случившееся до меня дошло…, до моего понимания…, нууу… что ее больше никогда не будет рядом со мной…, только тогда я осознал, сколько она для меня значила, и сколького я для нее не сделал…, а ведь сейчас уже поздно. А Господь всегда рядом, и как бы мы не бедокурили, Он всегда милостив к каждому из нас и всегда протягивает свою десницу, нужно лишь направить на встречу свою душу… – Говоря все это Алексей удивлялся, от куда все это в нем, он никогда об этом не думал, никогда не делал подобных выводов. Неужели все, что он говорит, произносится его устами, исходя из…, может быть, подсознания?

Чуть позже он понял, что все это, излитое из самых недр души, было не столько для подростка, сколько действительно для него самого, хотя кажется мальчуган усвоил гораздо больше – чудны дела твои Господи!

Павел внимательно слушал, иногда морща лоб, его уже не интересовало как попасть в цель. Что-то вошло в его душу, зацепило и он перекрестившись, потянулся к сидящему на краю постели «Солдату». Алексей наклонился, предполагая, что мальчик хочет что-то по секрету сказать, но ребенок обнял его и поцеловал в лоб, потом посмотрел огромными чистыми, как безоблачное небо, глазами и спросил:

– А где твои дети… – Странный вопрос, да и поцелуй как-то немного выбил мужчину из привычной колеи равновесия и понимания происходящего. По телу разлились тепло и какая-то непонятная легкая радость:

– Дети… Мальчик…, нооо оннн лучше меня. Оннн… умер, когда ему было полтора года.

– Почему лучше?

– Господь знает предстоящую жизнь каждого из нас, Он ведь всегда и везде: и в прошлом, и в настоящем, и в будущем, причем одновременно. Каждый из нас пришел в этот мир, что бы превозмочь себя, победить себя, а это задача очень сложная и трудно выполнимая. Но Бог знает все наперед, а зная, иногда предпочитает освободить от неприятностей земного существования своих любимых чад. Мой сын просто отлично справился бы с этой задачей и потому Господь решил понапрасну не проверять его… хотя, порою мне кажется, что Он попустил это ради меня, но почему – до сих пор понять не могу. Может это какая-то жертва ради…, скажем, спасения моей души…, что ли?… Жертва, а ведь батюшка тоже говорил о том же!.. – На этих словах зашел, удивившийся происходящим, доктор и объявил, что должен провести ряд процедур. Алексей и Павел попрощались. Обнявшись на прощание, первый обещал обязательно заехать через несколько дней и уже уходя, вдруг услышал голос мальчика:

– Ты обязательно найдешь свою дочь!!!.. – Не совсем расслышав, «Солдат» обернувшись, увидел сияющее лицо, ребенка:

– Чего?… Как?… Ааа ты откуда о дочери… – не может быть… – Дверь закрылась, и странное дело – никто не мог знать о его дочери из здесь присутствующих, и тем более, о разъединившей их судьбе! От куда же он, этот маленький человек узнал что-то, ведь Алексею не могло это послышаться, да и зашедшая за ним после окончания своих процедур Весна, тоже услышавшая сказанное Павлом, удивленно спросила:

– Не знала что у тебя есть дочка, может когда-нибудь познакомишь?

– Познакомлю…, может быть…, если найду.

– Расскажешь?

– Не сейчас, пожалуйста, а то что-то я в себя прейти не могу… – словно это был Сам Господь…

* * *

…Вспоминая это сегодня с утра рано, он так и не смог понять или объяснить произошедшее, ведь это был и не сон, и не вымысел, и никакое не наваждение, но реальность! Но почему-то последняя фраза о его дочери теперь не вызывала сомнений – так и будет. Так должно быть!!!..

…Подкатившее такси, к первому подъезду подъехать не смогло из-за загружающейся «помойки». Вышедший, покачиваясь человек, оказался «Кабаном». «Сотый» рассмотрел его во всех подробностях, так как происходило это в десяти метрах от его автобуса. Двор был пустынен, а потому два человека, как два перста посреди поляны не могли не заметить друг друга, и если Алексей видел и распознал здоровяка давно, то приехавшего, как разрядом молнии пробило не сразу, долго стоял он и всматривался в приближающегося мужчину. Алкоголь слабил не только рассудок, но и тело. Вместе с осознанием личности подходящего человека подкатила и рвота.

Бывшего «лианозовского» стошнило чуть ли не на армейские ботинки «Солдата». А после произошло непредсказуемое – «Кабан» выхватил из-за пояса пистолет, передернул затвор и начал палить в сторону подходящего просто для разговора.

Уже первое движение руки назад под плащ, заставило «чистильщика» сделать два шага в сторону столба, рядом с дорогой, который возможно и спас его от ранения, потому что расстояние было совсем небольшое, но вместе с тем успеть безопасно приблизиться и разоружить стреляющего не представлялось возможным!

Гуляка был труслив, а потому вместо того, что бы приблизиться к столбу и постараться доделать начатое, он стал отбегать, что позволило и безоружному Алексею рвануть к автобусу. Машина все равно уже была засвечена, поэтому он открыл задние дверцы, снял боковую крышку сабвуфера, повернул по оси огромный динамик и вынув его, достал мелкокалиберный револьвер, оборудованный пистолетной оптикой, что в принципе считалось моветоном, но на больших дистанциях, имеется ввиду для пистолета: 50-100 метров, наличие такого пречендала могло сыграть роль, к тому же для такого слабого патрона – 5.6 мм.

Подобная оптика имеет свою специфику, через нее целятся держа пистолет на вытянутой руке, ибо только так можно поймать «полную луну», а значит и избежать возможных визуальных изменений, в отличии от ружейного, где через оптику целятся, держа ее не дальше десяти сантиметров от зрачка, а лучше восемь!

Несмотря на малый калибр, ствол был толстостенный и весил прилично – так же как настоящий штурмовой пистолет, правда без патрон. «Сотый» попытался поймать убегающего в прицел держа оружие на вытянутых, чуть согнутых в локтях, руках, но «Кабан» был уже у самой двери, одной рукой держа ствол, выпуская очередную пулю в небо или в землю, расходуя уже второй магазин, а второй – пытался набрать код входной двери.

Найдя небольшую боковую опору о молдинг задней дверцы автобуса, «чистильщик» взвел курок, и положив последнюю фалангу указательного пальца на спусковой крючок, свободный ход которого был минимален, начал, одновременно с нажатием, совмещать перекрестие с местом, чуть выше уха, которое только угадывалось…

Очередной запрос на код входной двери ответил зуммером разрешения войти и металлическая дверь с шумом оттолкнулась от магнитного замка. На последок «Кабан» остервенело улыбнулся… Палец давящий на спуск провалился, послав боёк в бок тыльной части латунной гильзы, послышался хлопок… Мужчина у двери в подъезд своего дома наслаждаясь своей победой, выплюнув в сторону преследователя обильной слюной, повернулся, что бы сделать единственный шаг, полностью спасающий его от любой опасности, по крайней мере сегодня.

Подумать только – ушел от самого «Сол… Пуля пролетевшая почти 60 метров соприкоснулась с кожей и преодолев эпидермис, продолжала свой путь далее, через все, что мешает проникновению к святая святых человеческого существования – мозгу. Плющась о кости черепа, вошла в тело «серого вещества», мгновенно парализуя всю двигательную активность любого живого существа, вне зависимости от принадлежности к виду, полу и массогабаритных размеров…

Подкошенная цель рухнула, пропав из прицела, но левый глаз зафиксировал, полною мгновенную потерю обладанием контроля за своим телом, а это значило только одно – разрушение мозгового вещества и прерывания нейронных связей, при которых смерть гарантирована, хотя биологически упавший может просуществовать в состоянии комы даже несколько часов, а то и суток.

Проведя с пистолетом операцию обратную «выниманию из сабвуфера», закрыв колонку и задние дверцы фургончика, «Сотый» исчез с места, пытаясь понять, как только что сделанное уживается в нем с желанием проведать вчерашнего мальчика и попытаться сделать для него все, что бы помочь, стать полноценным человеком?!!!

Но это он сделает не сегодня…

 

«Ворота принца»

Марбелья – новое место убежища «главшпанов». Трое: «Ося», Андрей и «Лысый» купили себе по вилле на этом курорте, ставшем одним из самым фешенебельных в Европе. Считая жизнь состоявшейся, а такое положение – недосягаемым для российских спецслужб, каждый из них, по своему полагал, что судьба вошла в то русло, поворота из которого в худшую сторону никогда не будет.

Расслабленность и чрезмерная уверенность, позволяли перешагивать все новые границы установленных ранее правил своей безопасности и все больше ощущать себя хозяевами не только своей жизни, но многих других людей от подчиненных, до не угодных по разным причинам. Но до переполнения этого сосуда оставалось не так долго и каждая капелька крови, слез, переживаний да просто времени, а точнее времени в первую очередь, потому как его оставалось все меньше и меньше. Но эта субстанция не видимая, не осязаемая и не чувствительная, скажем по сравнению с кислородом для организма человека – его недостаток не проявляется в конвульсиях при удушии или повышением артериального давления, хотя бывают моменты заставляющие нервничать. Когда же очередной отрезок приходит к своему концу, вколачиваемый следующей вехой в судьбу человека, то и осознание, такового может прийти далеко не сразу, если конечно это, не потеря воли, моментально пришедшая болезнь (инфаркт, инсульт или страшное увечье), а то и вообще смерть.

На солнечном берегу средиземноморья, недалеко от Гибралтара, лишь это – солнце, комфорт и исполнение почти любого желания, казались реальными. Россия же приходящая, но именно потому, что приходящая по необходимости поддержания такого положения, казалась чем-то прошедшим и все более удаляющимся, хотя и заставляла постоянно возвращаться к ней для решения всевозможных проблем, а больше контроля над личным составом «профсоюза» и разумеется прибылями…

…Сегодня должен был прилететь «Солдат», а потому все втроем собрались обсудить и общие дела и отношение к этому человеку. У всех троих появились вопросы, требующие ответа. Главным из них был «Аксель», ходящий живым и здоровым по земле и совсем не желающий сам или с чьей либо помощью закопаться на метр – полтора глубже.

Местом для своих разговоров они выбрали престижный ресторанчик в старом городе, посвящен он был корриде, а завсегдатаями – постоянные участники «боя быков»: матадоры, пикадоры, бандерильеро и прочие участники национального действа, вплоть до выходящих на арену быков, правда последние всегда уже приготовленные в виде кулинарных блюд, по рецептам, известным только местному шеф-повару.

Стены здесь увешаны всем, что может привлечь взгляд увлекающегося корридой: плащи капоте и мулет, когда-то принадлежавшие выдающимся тореро, длинные пики пикадоров, украшенные бандерильи, шпаги видевшие пронзенными своим телом не одно могучее сердце зверя, готового распороть любого врага, попавшегося на пути, ляпы, бантики, огромные головы с рогами поверженных быков и множество фотографий сражений человека и горы мышц, правда не обладающих таким разумом. Все это напоминало троим вошедшим жизнь, где арена была судьбой миллионов, а участники не были столь благородны и вообще старались убивать тихо, исподтишка, без аплодисментов и помпы.

Заказав каждый, что показалось ему желаемым на сей момент, троица перешла к обсуждению сложившегося момента, начал «Ося»:

– Андрюх, ну и чё теперь делать то будем, «Петрович» «отъехал», стараниями «Акселя»…

– Почему «Акселя»?

– Да потому… Вон у Сереги поинтересуйся… – ты че не говорил что ли «Малому»?

– О чем?

– В натуре «спящие красавцы», батонами шевелить надо, а вы ими думаете… Да «Аксель» своих пацанов уже третий месяц на Пражский рынок толкает. «Бородуля» этот…, забыл, как его…, короче – пытается влезть в тему…, он же его и пихает. В натуре, нас двигают по всем позициям, а вы дро…те!..

– Серег, да все ровно…, что случилось – лучше и быть не могло, за нас кто-то все сделал…, да ништяк все, братуха.

– Может я, Серег, чё не знаю, вроде вместе прем… – чё я один по бездорожью что ли?… – Андрей, молчавший до этого, подключился, что бы объяснить сложившуюся ситуацию, не просто в лучшую сторону, а в самую что ни наесть удачную:

– Серег, значит все у нас «гут», и вот почему. В «Золотце», кроме Тарцева главный учредитель – его родная сестра, ей больше 50 % принадлежит, а у нас…, сам знаешь…, пока «Иваныч» был у руля ничего оформить было нельзя, после его смерти мы постепенно старались влезть, пристроили некоего Симонина…

– Ну помню – ты говорил…

– А мы без тебя ничего и не делаем…, таааккк… так вот, буквально год назад мы устроили заем на десять лимонов баков, под три рынка «Петровича», денег он не отдал и рынки наши теперь точно!!! Еще проценты и все это сейчас в руках нашего Симонина. Сестренку покойного он уболтал заложить еще три рынка, что бы хотя бы частично погасить проценты и отдать часть кредита…

– Не въехал, а лове то где, и при чем тут мы?

– Да кредиты то, даны через подставные фирмы и оффшоры нашим же банчком «Капитал-Прессом»…

– Это что мы столько бабок вбухали! А лове то где? Тарцев – красавчик, кредит жахнул и в пыль, а мы в…

– Эти кредиты шли на погашение прежних кредитов, данных таким же образом, к тому же давали их с нашей доляны с этих же самых рынков – сам себя он трахнул! А мы как имели, так и имеем, только рынки теперь наши и половину никому отдавать не нужно!

– Звучит сексуальненько, ну так иии сколько теперь моя доляна-то?

– Серег не пыжи, давай конца месяца дождемся, там все определится, тогда и…

– Да лады, лады…, только кто все таки, «Петровича» завалил?… – «Лысый» прожевав последний кусок бифштекса с кровью средней прожарки, отодвинул тарелку, аккуратно вытер салфеткой губы и на чисто русскотатарском, акцентируя на первом слове, ответил:

– Да х… его знает!.. А вообще интересно. Буквально из пушки пол башки снесли, дорого заплатил бы что бы посмотреть как она отлетает!..

– Может менты?

– Ага… у них для этого базуки посерьезнее есть, хотя хрен их знает, что бы из такой штуки в башку попасть…

– «Солдат» наверняка попал бы…, может он и стрелял?

– Без мазы – на кой это ему надо-то?! У него задач – мама дорогая!

– Кстати, он сейчас подскочит, Серег, ты что-то хотел сказать до того, как он приедет… – «Лысый» провел ладонью по коротко стриженным волосам и спокойно изложил суть:

– Леху…, а я против него ничего не имею… Так…, один мой парняга…, ну «Профессор»… видел его с одной шмарой, так вот, эта девка его шваркнула на «герыч» – может было, может не было, кто знает – он на ширеве плотничком…, но дело не в этом, ее по какой-то делюге сначала пиханули задним числом, как одного из «поделов» – бабища не причем, просто подставили, но ищут ее понастоящему. А через нее и пацаняку моего выцепят.

– Это не тот, что курганских расстрелял?

– Он самый…

– Закопал бы ты его «Лыс», на нем же еще мент… – и дело с концом…

– Да ща, дело доделает… – там по «измайловским» кое чё, и в яму, в натуре весь сширялся, уже кубами за раз «мажется»…

– Ну чё, Андрюх, «Лыс», мамзель эту с «карго», что от патриархии шагает, валить полюбасу надо.

– Ну и вали, мы то чего, у тебя вальщиков больше, чем сучкорезов…

– Да не хочу чтобы кто-то прочухал замут этот, мош «Солдат»?

– Вместо «Акселя» если только! Не гони Серег – делай сам!

– Да, пацаны…, че как не родные, давай че-нибудь ваше возьму, скажем Черкаса…

– Черкас теперь нужен, партнера его, Гусева – без базара, танцуй его и ужин твой, а барышня наша… – Андрей, слушая всю эту пургу, заметавшую сознание нормального человека и охлаждающего разум любого, не сдержался и все таки высказался не довольно:

– А нельзя как-нибудь без этого, зачем бабу-то валить, да и Гусев этот на кой вам сдался. А «Солдат» и так уже на пределе…

– Да че на пределе – все сбоит и сбоит, правда, надо отдать ему должное, накопал на «измайловских» столько, что ни съесть не переварить, в натуре красавец, повезло тебе с ним, «Малой»!

– Да если бы мифических задач ему не ставили, все получалось бы на красоту… – Андрей понимал, что все сказанное вряд ли возымеет воздействие, а потому не стал договаривать, предоставив поле для общения обоим Сергеям. В любом случае, когда дело коснется финансов, оба шашкомахателя будут слушать только его. Тем временем он взял лежащее рядом меню, мгновенно рядом нарисовался комарильо, как здесь называют официантов… На раскрытых страницах обратило на себя внимание блюдо стоившее вдвое дороже остальных, напрягши память «Малой» перевел – «Ворота Принца», готовится из копчиковой части хвоста… Прочтенное произвело впечатление съеденной тухлятины, официант удивился гримасе, но поняв причину показал на тарелку «Оси», который заказывал блюда исходя из их стоимости.

Андрей прыснул от смеха, а на вопросительные взгляды соратников показал меню, и объяснил, что Серж буквально поцеловал, да что поцеловал…, задницу быку, который по обыкновению перед смертью «делает кучу» (может последнее он и придумал). «Ося» прошипел, наливая полный бокал вина:

– Загасился…, так и до «петушатника» недалеко…!.. – Залпом осушил налитое, выдохнул и посмотрев на остальных участников застолья, издевательски с улыбкой поздравлявших его с удачей, добавил:

– Ну я вас тоже проложу…, в натуре, «Ворота Принца»!!!.. Ладно поехали встречать, до самолета полчаса, как раз успеваем…

…«Солдат» отказался работать по Сонниковой – той самой женщине – бизнес леди, которая мешала пробраться к льготам патриархии по карго, это получилось довольно просто, хотя и заронило в душу Оси» обиду, с этого дня начавшую копиться не по детски быстро, ему почему-то вторил второй Сергей «Лысый», и скоро это выльется совсем в неожиданное решение, вбивший клин между ими и Андреем, который, надо отдать ему должное, встанет именно на сторону Алексея, но это будет через почти два года, когда траектория существования «профсоюза» направится к его гибели.

Сегодня четвертым вопросом для обсуждения с «чистильщиком», после «Сотниковой», стали: необходимость ускорить работу по «Акселю», вплоть до того, что на все остальное забить и забыть до поры – до времени. И конечно, что явилось интересным сюрпризом для «Сотого» – тема ситуации с «Золотцем», положение в котором для братвы стало гораздо выгодней в пику им ожидаемого.

Почему-то о Весне (мир тесен, ведь именно о ней мы слышали в ресторане, как о девушке, якобы обманувшей одного из людей Сергея с наркотиками, в чем не было ни слова правды) разговор не зашел, может из-за его отказа, решили оставить на потом, или все сделать самим никого и ничего не спрашивая.

Таким образом опасность вновь нависла над прекрасным созданием, которому еще суждено сыграть далеко не последнюю роль, а может даже и гораздо большую, в жизни героя романа, но пока об этом не только никто не подозревает, но и не знает, и тем более, как сложится их судьба ни в ближайшее время, ни, тем паче, в более отдаленное от сегодняшнего дня, который закончился в гостях на вилле Андрея в семейном кругу четы старшего Рылева, в честности которого Алексей пока не ошибся…