Капитуляция

«Превращения дурнушки в принцессу – истории набившие оскомину, начиная с просмотренных в детстве индийских фильмов и сюжетов из детских сказок, услышанных на ночь еще в детстве. Этот же сюжет был своим – не придуманным и произошедшим в жизни Алексея. Этот лучик проникший из захолустья и несчастья жизни другого человека, пробив жесткорузлость корки, которой обросла зачерствевшая душа, не так уж давно, по планетарным меркам, потерявшая свое счастье, а после и, хотя бы, надежду на обычное обывательское благополучие, человека, представляющего сегодня сплав решительности, изворотливости и осторожности, и все это лишь для одной цели – не то, что бы мстить, но действовать, и таким образом напоить безудержную и нестерпимую боль потери и одиночества, скрепленные безысходностью и не сопротивлением, а может уже и нежеланием противостоять этому.

Со временем это состояние переросло в какую-то привычку, не несущую ничего. Убийства уже не были необходимостью испить кровь тех, чья вина лежала в основе его несчастья. Быть может он и был одержим, но не был сумасшедшим, а потому где-то в глубине сознания понимал, что изначально, предтечей всего был все же его собственный выбор.

Первоначально казалось, что убийство того человека, смерть которого решила бы все проблемы – вот правильный шаг, правда еще глубже сидело четкое, хоть очень слабое осознание именно своих поступков – целой череды, приведшей в конце – концов к трагедии.

Позволить овладеть собой таким мыслям, обуревающими его, «Солдат» не мог, считая их слабостью (слабостью ли), чем поставить под сомнение правильность устранения им этих монстров, пусть даже став таким же как они. Подобные сомнения привели бы в тупик, выхода из которого нет. Кто-то должен был противостоять тому, над тем чем он уже не особенно задумывался.

Однажды определив империю зла и тех, кто ей служит, этому человеку не нужно было что-то объяснять себе, или как-то оправдывать себя перед собой. Он и вины то за это в полной мере никогда не чувствовал, как на сегодняшний день и всего остального. Исключением стал сегодняшний, мощно всколыхнувший этим небольшим Божьим созданием, как оказалось женщиной, а вовсе не «Гаврошем», этот сбитый и твердый ком, в который превратилась его душа.

Да, именно ответственность – от куда-то Алексей теперь точно знал то, к чему он прикоснется, превратиться в пепел, обязательно и безвозвратно.

Отчетливо видя, что путь его дальше лежит двумя дорогами и однозначно заковыристыми и опасными: с ней и без нее, и снова делая «ошибку», «чистильщик» не нашел в себе сил отказать и оттолкнуть, но прижал и согрел, возможно тем самым пытаясь растопить и свое сердце.

Далеко не все люди имеют образ мышления подобный мышлению этого человека, хотя многим он понятен и многие сочтут справедливым содеянное им, и никто вообще, включая и его самого, не знает что он такое!

«Солдат» убивал, но не мог спокойно воспринимать лжи и предательства. Конечно в отношении предавшего или обманувшего он не предпринимал ничего экстраординарного, но тогда, несколько лет назад, Алексей почувствовал неправду, исходящую от своего шефа и Григорий перестал существовать для него, как человек.

«Сотый» все прощал по отношении к себе, но не мог позволить коснуться грязными лапам памяти Ии и их мальчика, хотя если говорить откровенно – главной болью была именно она! И месть, если это была месть… – нет это было нечто другим, скорее ритуалом, ведь даже происшедшее несколько лет назад в ресторане, где погибли основные виновники, можно назвать не чем иным, как «жертвоприношением».

Когда убийство нужно было шефу, он просто ровнял претендента с «Усатым» и переставал считать представителем «Hom– sapiens», но… но произойти так могло далеко не с каждым – это необходимо было «заслужить», и единственно чем – «людоедством», то есть жаждой необходимости или допущением уничтожать себе подобных, именно на этом выстраивая свой бизнес, ради достижения своих целей, а не самозащиты. Себя «чистильщик», кстати, причислял не к подобным падшим, но другого рода, единственного делавшего это, не то что бы с меркантильной целью, не ради зарплаты и других благ, но ради утоления боли. А деньги…, что ж деньги тоже играли свою роль и далеко не последнюю, но и не первую…

Далеко не каждого этот противоречивый, для взгляда со стороны, человек отправлял к праотцам, многих спасал, в том числе делая вид что промазал, или просто не мог найти возможности исполнить сложную задачу, мало того, у него была возможность выбора в принятии не только решения, но и пути, метода и количества затраченных времени и денег, а потому он мог и затянуть, и сослаться на массу сложностей: не хватки средств, чрезмерной опасности, а то и просто невозможности сделать именно сейчас.

Сущность характера Алексея была не мстительна и не кровожадна ему было просто нестерпимо больно, но из-за этого никогда не погибнет невиновный – так ему казалось, пока он не понял, что не все зависит от, размышляющего таким образом, субъекта. Человек занимающийся подобной работой, рано или поздно совершает ошибку, возможно даже не по своей халатности, но человеческий фактор и Провидение Божие расставляют все на свои места, как бы умен, прозорлив и предупредителен не был профессионал, люди, которым он вынужден довериться, всегда остаются людьми, впрочем, как и он сам, потому что почти все играют не в жизнь, а в существование, и не в войну, а в войнушку, совсем забывая, что наш земной путь конечен, и лишь дальше – настоящая жизнь!

Многие думают, что будут иметь время исправить то, что напортачили, а если повезет единожды, то и дальше будет так же. Да, по Чьей – то милости шансы исправить и исправиться человеку даются, как представляется, бесконечно, с одной лишь поправкой – пока мы живем, а потому приставка «бес» перестает играть роль всего лишь приставки, возрастая в имя собственное.

«Солдат» видел глаза, вдруг, понимающих под стволом пистолета, что этого шанса больше нет. Иные пытаются сопротивляясь, бороться, что бы постараться вернуть обратно, не только веру в свое эго, но и возможность в подобное, и умирают раньше на несколько секунд. Другие падают духом и не находят в себе силы, даже что бы попрощаться с этим миром, и умирают вовремя, но есть, как всегда исключения – они каются, и если покаяние их настоящее, то жизнь их меняется, а точнее они обретают новую, навсегда попрощавшись со старой, причем оставаясь на этом свете.

Таких всего двое и они не обрелись в виде холмиков в лесу, гонорар за их убийство, якобы все таки произошедшее, «Сотый» отдал им же, с условием, что они на всегда скроются, отойдя от прежнего, иначе ему придется доделать остановленную экзекуцию, а поскольку он стал уже настоящим призраком…, ну вы понимаете.

В жизни, до этого момента, этих парней, и одного, и второго, ничего не держало, ни семьи, не любимые, ни какие-то обязательства, и они благодарные и, само собой, понимающие, что они оставались должны, исчезали, опять таки не без его помощи, туда, где он всегда мог не только их найти, но и всегда воспользоваться теперь уже их помощью.

Оба они сейчас прихожане церковных приходов, верующие, не выделяющиеся, но благополучные в достатке и в семейном отношении. Первенцев своих они назвали Алексей и АлЕксия, соответственно мальчика и девочку, и понятно в честь кого, он же самый почетный и долгожданный гость, и самое главное – крестный отец малышек, хотя до поры до времени, плохо понимал, что это такое.

* * *

Вернемся к маленькому беспризорнику, в одночасье ставшему прехорошенькой девушкой, и надеюсь, что читатель не забыл, как и где. По ряду причин документов у нее не было, а прежнюю фамилию ей возвращать, как оказалось, было пока небезопасно. Вскоре заботами приютившего ее, она стала носить имя Ира – возможно из-за близкого созвучия с Ия, и фамилию…, впрочем это не так важно, потому что скоро она начала звучать на греческий манер, что позволило развиваться ее дальнейшей судьбе.

Чем дольше Алексей думал о ее жизни, тем больше девушка проникала в его сердце и отогревала там, хоть и маленький, но все же кусочек, все больше мешающий сосуществовать в этом эфирном теле тому злу, пусть и обоснованному с точки зрения мира материального, которое там поселилось. Все больше людей избегало участи, которую для них настойчиво желали ненасытное зло, и все чаще придумывались разные небылицы объясняющие существование оставшихся в живых, а то и вовсе недосягаемых.

Несмотря на это его профессиональная оценка со стороны «главшпанов», как и имидж супер-исполнителя не терял ни йоты, и прежде всего из-за сложности поручаемого ему, что было запредельно для других, из имеющихся в штате «профсоюза». А потому, если не получалось и у него, значит и вовсе невозможно. На самом деле возможно все, и это все решают только деньги, желание и наличие человека, умеющего это сделать…

Девушка же «росла» не по дням, и даже не часам, но по минутам, будто все учителя чувственности и обаяния объединились в стремлении сделать из нее роковую и неотразимую женщину, да и скорее часть из этого она уже и имела. «Солдат» даже не думал…, да что там – не представлял и не задумывался о том, как переступить порог их отношений, воспринимая ее как дочь или сестру, и не мог позволить себе думать о ней, как о женщине, мало того, был уверен, что не имел на это право.

По иному думала она, весь ее мир сузился до одного человек и все ее действия были направлены на него, как на мужчину-мечту, которая найдена и что бы ей завладеть остался только шаг. Он оказывался пока непреодолимым, но ее терпение было вознаграждено случаем, который резко поменял отношения этих двух людей.

Нужно оговориться о том, что «Сотый» изредка подключал ее к тому, что считал совершенно безопасным в своей работе, после того, как Весна-Ирина рассказала, что в день ее спасения видела, чем он был занят у окна. А занят он был выцеливанием «Лукаса», правда вместо этого пустил пару пуль в ее сторону, на чем короткий всплеск ее сознания и оборвался.

В первый раз это была просьба девушки, которой он совершенно не объяснимо для себя уступил, правда предпринимая все, что бы она не догадалась о сути. Все, что он ей доверял – это страховка, а точнее прикрытие в виде ее присутствия, разумеется после «отработки» и не в поле видения, а где-то на середине «отхода», для изображения влюбленной пары, что всегда отводило подозрение милиционеров, и помогало избежать излишнего их внимания.

В очередной раз, правда, в лютую стужу, Алексей попросил помочь. Прождав около пяти часов автомобиль с нужным человеком, и все же дождавшись, появившийся разрезающим воздух на скорости 70 км в час по среднезагруженной улице, «Сотый» сделал то, что должен – поразив цель.

«Скинув» ствол, он отправился совершенно замерзшим через дворы, где ждала оставленная Весна, как прикрытие на пустынной улице. Лишь только увидев ее, сидя прислонившуюся к подъездной двери, мужчина понял, что случилось что-то требующее моментальных действий. Совершенно околевшая, даже не в состоянии произнести и коротенького словечка, девушка плохо реагировала и производила впечатление человека находящегося в полузабытьи. Кое как они добрались до машины, умчавшую их к дому…

Электрическая печь установленная в парилке домашней бани, дублирующая дровяную, была включена еще перед отъездом – предполагалось, что замерзнут оба, но сразу в жару ей было нельзя.

За тридцать минут сумасшедших гонок, с минимум проверок «хвостов» – не до того, она так и не согрелась, хотя печка в «Ниве» работала на полную… правда прошло достаточно много времени, пока прогрелся двигатель автомобиля. В полузабытьи замерзшая свернулась калачиком под шубой и казалось не дышала. «Солдат» проклинал себя за глупость и невнимательность, обещая все, что угодно, орал и даже обещал жениться, исполнить все ее желания, выкрикивая в бессознательный холод массу эмоций, какими бы бредовыми словами они не звучали!

Наконец добравшись, влетели в гараж, задев крышей, не успевшую подняться полностью створку ворот. Через минуту он раздел ее в комнате отдыха бани на первом этаже дома. Включил подогрев мраморного лежака, разогрел водку, отпил сам и стал с силой растирать, ставшее за прошедший год, стройным и упругим, тело. Постепенно она пришла в себя, но силы всё же её покинули. По всей видимости проведенные несколько месяцев на морозе в виде бомжа не прошли даром и любое переохлаждение приводило к глубокому обмороку. Следующим было растирание подогретым оливковым маслом, и дальше парилка. Девушку он положил на нижнюю полку, сам же забрался на самый верх и спускаться уже не хотел – только там ощутив на сколько было приятным тепло проникающее в собственное промерзшее тело.

Воду на камни не подбавлял, поэтому совсем жарко не было. Лежа на животе, протянув руки вдоль тела, закрыв глаза и вспоминая сегодняшние события, ему хотелось думать о чем-то другом. Незаметно навалился дрем, перемещая то ли в другой мир, то ли в иное измерение. Игра воображения все глубже проникало в сознание, быстро превращаясь из мысли в видение…: «…Он целовал Ию, сидя за столом балкона номера гостиницы, любуясь её загорелым телом, только что принадлежащей ему женщины, дороже которой, для него в этом мире не было никого и ничего. Только он, она и море впереди, уходившее далеко за горизонт…» – какой-то шум вывел его из воображаемого в полудреме. Повернувшись он увидел свисшую с полока руку и свалившееся с этой рукой небольшое махровое полотенце, которым Алексей прикрыл наготу Весны.

Девушка лежала полубоком в красивой позе, одновременно говорившей и о беззащитности и о доступности. Дыхание стало ровным и все говорило о том, что все страшное позади – даже не заболеет.

Внезапно он почувствовал огромную ответственность за нее и еще что-то… – реакция здорового мужчины на понравившуюся женщину. Поначалу подумав, что виною тому сон, где он был не с «ней», но чем больше проходило времени, тем яснее становилось понятным – причина лежала в метре и чуть ниже.

Этот странный сон, с ощущением того, что приснившаяся Ийка, обычно в этих видениях не отходившая ни на шаг, в этот раз не просто удалялась, но отдаляла и его, словно прощаясь, подталкивая к шагу, о котором он даже никогда не задумывался.

Просыпаясь, ему показалось или послышалось:

«Прощай!». Возможно это был звук, прошуршавшего по дереву, падающего, полотенца. Все это представлялось сумасшествием, хотя что в жизни этого человека было нормальным, предсказуемым или ожидаемым!

Сейчас Алексей, ощупывая взглядом каждый миллиметр лица девушки, надеясь, что он хоть что-то скажет о ее характере, о себе же констатируя лишь одно: «Быть может, он и сам не был никогда нормален?!».

Понежившись, вбирая, пронизывающее все тело, тепло, через пять минут, он спустился, взял ее на руки, определив – килограмм пятьдесят! А ведь когда нес к машине умирающим подростком, казалось не больше 35. Уложил на кровать, стоящую в комнате, выделенной специально для нее, накрыл теплым, но легким одеялом и отправился делать глинтвейн – это быстро приведет в чувство.

Обнаружив на плите грибной суп и котлетки из курятины, почувствовал дикий голод – когда успела приготовить?! Глинтвейн последний год делала именно она, и он никогда не получался таким, как у Ии, что поделаешь – «Солдат» все сравнивал с ней, и скорее убеждал себя, что тогда все было лучше. Утоляя голод, все обдумывал приснившийся сон. Разлив напиток по глиняным чашечкам, потопал наверх…

Алексей закончил строить дом незадолго до того, как нашел «Гавроша», а планировал его, рассчитывая на уже погибшую к тому времени семью – так было легче переживать их отсутствие, тем более после покинувшей этот мир Милены и пропавшей дочери. Ярко выкрашенная детская была только одна и предназначалась для полуторалетнего Ванечки – именно в таком возрасте «Солдат» похоронил сына. Поэтому комната, где сейчас спала Ира, была отделана, как мальчуковая подростковая, в стиле фентази, с потолком со светящимся «Млечным путем» и расписанными стенами под иноземный пейзаж, с претензией на изображение рая, даже с некоторыми его обитателями.

Когда он впервые привез сюда «найденыша», на большой кровати лежали две розы – день назад была очередная годовщина, столько же белых лилий было и во взрослой спальне, где никогда не была Ия, и вообще ни одна женщина, но где всегда были цветы. Хозяин же ночевал, как должен помнить читатель, на диване в кабинете, и вообще в этом доме бывал очень редко – пару раз в месяц, живя в основном на постоянно меняемых съемных квартирах.

Мало того, всегда задолго до подъезда к коттеджу выключал телефоны и менял машину (сегодня было вполне объяснимое исключение), что бы, не дай Бог, высветить это жилище. Сейчас же снимая для жилья двухкомнатную квартиру, не считая рабочей, приезжал сюда чаще – пару раз в неделю с теми же предосторожностями, привозя продукты, да и честно говоря хотелось побыть с человеком. Да, да и такого монстра, как он тянуло к общению. Эти дни, проведенные в ее обществе, то же нелюдимой, и немного необычной девушки, были для них обоих отдушиной, возможно затянувшейся сказкой, написанной для двух потерянных, блуждающих в беспросветном в поиске чего-то своего, душ.

Именно нахождение в этом доме и в обществе этой молодой особы, приводили его к мысли: «пора уходить на покой». Но как?! Этот вопрос подымался все чаще и чаще, единственная возможность – убирать всех, кто может отдавать ему приказы и для кого он нежелательный носитель информации, но сейчас он еще не готов к этому, ведь досягаемы они только за рубежом, проживая там безвылазно, окружив себя кучей охранников – ни в чем, в общем-то, не повинных парней. Вот и приходится думать, как сделать дело, не зацепив ни их, ни родственников. Нннн-дааа, а здесь еще это чудо, кажется ставшее частью его сердца и уже не маленьким кусочком, а…

Открыв дверь в ее спальную комнату, он чуть не выронил кружки – Ирина лежала на животе поперек кровати, совершенно обнаженная, сбросив одеяло, подложив кисти рук, согнутых в локтях, под подбородок, как делала всегда, когда о чем-то задумывалась, и явно ждала его прихода:

– Накройся пожалуйста, неравен час заболеешь – только из бани. На вот, восстановит, завтра будешь в великолепной форме… – И чуть подумав, мельком бросив взгляд на выразительные формы ягодиц, добавил:

– Завидую твоему жениху… – Его моментально ужалили немного раскосые, но большие и выразительные, с кошачьим разрезом, глаза – видимо подарок «смесового» брака, в котором один из родителей был представителем востока, давший и изюминку, и неповторимые привлекательные черты лица, не имеющие ни одного изъяна. Совместное творчество отца и матери не менее обворожительно отозвалось и на пропорциях тела и на его формах, да каких формах!

Нет, к этому Алексей не собирался иметь никакого отношения и просто протянул, отвернувшись, подогретое вино. Его никто не взял, а вместо этого мужчина почувствовал горячий поцелуй в шею и довольно крепкие объятия. Ей явно мешал толстенный халат, одетый им после бани, но кружки были на ее стороне, занимая руки – благодаря им сопротивление выходило не таким успешным, как ему хотелось бы:

– Что ты делаешь?! Ну-ка прекрати…, вот Валькирия!.. Щас оболью!.. – Она не унималась, «Солдат» смеясь своему положению – его пыталась чуть ли не изнасиловать двадцатилетняя особа, спасенная им от голода и холода, которую он поначалу признал мальчиком, оказавшимся 19-летней девушкой, и какой!.. Он боялся признаться сам себе в том, что она ему очень нравилась и, наверное, гипотетически он хотел бы владеть ею, но что-то мешало:

– Прекрати…, все! Хватит! Слушай меня внимательно!.. – Он сам был разгорячен, и как только со слезами на глазах Весна (ах, как красиво звучит это имя) села на пол на против небольшой, но красивой немецкой печки, потрескивающей дровами и отбрасывающей цветастое игривое пламя на каждую вогнутость и выпуклость ее тела, принявшего красивую позу, выпил залпом глинтвейн из своей кружки, протянув ей другую.

«Солдату» хотелось рассказать все, но ничего не получилось, и все что он смог – не совсем уверенно произнести:

– Ты очень красивая, очень сексуальная, возможно даже идеал…, наверноеее, я даже тебя…, может иии…, понимаешь неее моооогу я переступить…, сложно все…, ты даже не представляешь как!!!.. – Кажется он почти сказал, что она ему не безразлична, но что он не может почему-то даже к ней прикоснуться. Происходящее напоминало какую-то картину из прошедшей жизни, чтото мистическое мелькнуло, обдав жаром, но пропало, уступив переживаемому сейчас:

– …ёкер-макер – глупее не придумаешь! Извини, чтото я не в себе…, извини… – Он уже уходил, сжав челюсти до скрежета в зубах, но она попыталась не позволить, бросившись вслед. Обвила руками ноги и выпалила:

– Я же не спрашиваю почему ты не живешь в этом доме, почему ты спас меня, думая что я мальчик, почему я живу здесь одна, в этой детской, да к тому же, мальчуковой спальне и пользуюсь всем, чем хочу!!! Ты приезжаешь и ведешь себя со мной, как с ребенком, а мне 20 лет через месяц будет! Двадцать! Протащил меня по всем врачам, вылечил от всего, что можно, неужели только что бы узнать что я женщина?! Спишь на маленьком диване, когда три спальни и все пусты!!! Эти цветы, фотографии – я не спрашиваю и не знаю кто это… – из живых здесь только я, ты и крыса, которую ты кормишь в подвале и то, лишь потому что она перестала, как ты говоришь, от старости подыматься к обеееду!!! Она и то счастливей меня!!! Я же вижу, что у тебя никого нет и не было несколько лет!.. – И стирая слезы, мчащиеся потоком, борясь с вырывающимся рыданием, потеряв последние силы, как обиженный ребенок, чуть слышно проговорила, прерываясь всхлипываниями на полуслове:

– Нууу…, ых…, обними меня пожалуйста, я так тебя…, ых… люблю, но… но чем ты… ых… ближе, тем мне хуже… ыыы… Не хочешь меня – ну просто побудь… ыыыых… рядом…, ну хочешь я одену всю… ыыых… одежду на себя, которая есть… ыыы… в доме и ты не увидишь… ыыых… даже сантиметра моей кожи…, зато я тебя… ыыых… буду видеть?! Ну… ыыых… пожалуйста!!! Ты ведь зачем то… ыыых… делаешь все это для меня…, и… иии сейчас пол дня… ыыых… отогревал, ну ты же мужик?!! Мужик ведь… ыыых…?… – «Солдат» давно не был в таком состоянии, а может и вообще никогда не был (ну может быть с Миленой что-то отдаленно напоминаемое).

Захлестнувшие его переживания подталкивали и подогревали желание сделать для нее все, что в свою очередь его вновь настораживало и даже пугало! Но через это он почувствовал, что нечто, долго державшее его эти годы, постепенно отпускает. Он становился другим, таким, каким должен быть нормальный мужчина, и все благодаря ей – этой женщине, пришедшей корнями с востока, возможно принесшей в себе часть тамошнего менталитета, который имеет своеобразную окраску по отношению женщин к мужчинам, вынужденной почему-то опуститься до бродяжки, хотя бродяжкой так и не став. Не давшейся никому, не позволившей надругаться над собой, и даже оставшейся на этом, невозможно сложном пути, не только девственной телом, о чем говорило обследование у гинеколога, но и душой, что чувствовал он сам, не давая прорваться бьющемуся ответному чувству, которое может спасти его, как спасательный круг, брошенный из проходящего лайнера нормальной жизни утопающему в утопии безысходности и мерзости. Так почему же он отталкивает его? Вопрос был задан, но ответ завис где-то в глубине сомневающегося разума, сопротивляющегося душевным порывам и зову тела. В этой борьбе выдавилось лишь:

– А?! Что ты…, что-то мне не по себе… ннн-да, мужик ли я? Что за глупость? Конечно. Что ты вообще имеешь в виду? С эрекцией по утрам все в порядке, честно признаюсь: на тебя, сегодня, пока массажировал, засмотрелся – еле выдержал… Глупость какая-то!!!.. Слово свое всегда держал… – Она прервала его вопросом, улыбаясь сквозь еще бегущие слезы (видно мысль пришедшая ей в голову превратила надежду в уверенность):

– Значит держишь, и если сказал – выполнишь?

– Хмм, разумеется… – Ответил Алексей совершенно не чувствуя подвоха, хотя переход явно был, как минимум, странен. Во взгляде «Гавроша» появилось торжество, говорящее, что хозяин положения теперь явно она и утирая последние капельки слез, девушка заявила:

– А кто кричал в машине, что если я останусь жить, то ты на мне женишься и будешь выполнять все мои прихоти!? А ну, настоящий мужик, марш в постель!.. – И видя его удивленные, но сдающиеся глаза, прыгнула на остолбеневшего от неожиданности, правда уже улыбающегося Лёлю, сбрасывая одеяло:

– Щас посмотрим, кто здесь главный!.. – Он поймал ее, сжал, что привело к трепетной дрожи, пробежавшей по ее телу, как разряд электричества, аккуратно положил и лег…

Валькирия затихла, но через минуту, продолжая вся мелко дрожать, шепотом спросила:

– И халат свой тоже снимешь?… – Халат полетел на пол, два человека, один отвыкший от прикосновений и женских ласк, а второй, будучи очень привлекательной женщиной, вообще, в свои почти двадцать, ни разу не познавшая сердцем серьезных отношений, а телом мужских объятий, слились воедино.

Время растерялось и пропало совсем, и прежде чем снова участилось дыхание, они еще долго шептались перемежая это поцелуями, резкими вздохами и продолжительными выдохами…

… Давно с Алексеем не случалось подобного – уже полдень, а он и не думал вставать. Произошедшее вчера, не укладывалось в рамки правил, выработанных за последние несколько лет. Некоторые контакты с двумя женщинами, после смерти Милены были, но один закончился быстро сами собой, а второй смертью, почти ставшего близким, человека – искали его, а погибла она! Такие финалы пугали, потому что других пока в серьезных отношениях с женщинами, не получалось.

«Чистильщик» уже давал себе зарок, что не будет больше пробовать, тем самым рискуя чужими жизнями, но кто же знал, что нищий мальчик, окажется прекрасной девой – ннн-да, человек предполагает, а Господь – располагает.

Слишком многое изменилось для Алексея за эти сутки, и слишком многое могло стать последствиями! Думать об этом ему не хотелось, и он решил, что лучше вкушать дары вдруг открывшейся и тянувшей к себе жизни, жизни настоящей, полной общения с небезразличной ему женщиной, сексом, вкусными обедами и всем, что к этому прилагается – ииии… кажется он был влюблен!..

… Проснувшись первый раз на большой кровати своего дома, он прислушался – показавшаяся полная тишина оказалась обманчивой. «Гаврош» отсутствовала на ложе, но где-то еле слышалось копошение – кажется в той спальной комнате, где еще не была ни одна женщина и где «Солдат» сам не разу не прилег на кровать, лишь иногда позволял себе задержаться на несколько часов, устроившись в тени на мягком, глубоком кресле, напротив фотографии Ии, весящей на стене над всегда застеленной постелью…

Обмотав вокруг бедер полотенце, и босиком тихонько подкравшись к двери, он заглянул в щелку: действительно – «восток дело тонкое». Весь возможный траур, пронизывающий еще вчера это помещение, пропал – она рисковала, но безупречно следовала своей интуиции, а та требовала кардинальных перемен, как и все остальное. Характерно, что и сам хозяин дома слышал то же самое и от своего внутреннего голоса!

Старых простыней как не бывало, появился стол, окно освободилось от темной тяжелой материи штор, красиво собранных по краям, что впустило непривычные для этого помещения, потоки света, льющиеся водопадом восторженного обновления и оживления.

Теперь здесь все: освобожденный от алькова, вышитого шелковыми нитями, витраж из цветных стекол над постелью, и зеркала на огромных раздвижных дверцах шкафа, картина, с обнаженной Валькирией, отдыхающей в Валгалле с недавно принесенным ей с поля боя погибшим героем-викингом, талантливо написанная с добавлением жирных штрихов, нанесенных мастихином, совсем не оставляющих неприятного осадка, но придающих объемность, до портрета, когда-то любимой женщины и их общей свадебной фотографии – все, где раньше чувствовался налет смерти, расцветала жизнь, исходящая из мощной живописи, через мелко и старательно прописанные образы двух воинов: женщины и мужчины.

Теперь лучащее из преобразившегося мальчика-голодранца, освещающее все, что касалось его жизни, с этого момента получало другое направление.

Художник, упрашивающий купить эту картину Алексея, видя что она ему понравилась, правда вешать ее тогда было совершенно не куда, даже сбросил вдвое цену, в конечном итоге взял произнесенной сакральной фразой, возможно случайно оговорившись, а возможно…, кто знает:

– Если бы это могла видеть ваша супруга, то ей обязательно понравилось бы… – Через пол часа «Солдат» уже вез этот трофей, еле поместившийся в машину, ибо размеры полотна были грандиозные – 1,8 на 2,5 метра…

…Стол был накрыт, не понятно как и когда, приготовленными, руками новой хозяйки, яствами. Все блестело: и стилизованные под старину, коричневого дерева балки, венецианская штукатурка на стенах, и уже упоминаемые зеркала, подсвечники, с еще нетронутыми свечами, и даже выпуклая на сборках ткань гобеленовых штор.

Балдахин и скатерть отдавали серебряными и золотыми блестками. В камине потрескивали дрова, и удивительно – на его приступочке грелись два огромных, любимых хозяином, больших бокала старого Богемского хрусталя, купленного в антикварном магазине и подходивших под коньяк. Она знает, что его пьют чуть подогретым – ничего себе бомжик!

Вообще эта девушка иногда поражала своей начитанностью, воспитанностью и знанием всего, что должна знать женщина в возрасте никак не меньше лет сорока с соответствующим опытом, причем, прожившая в более – менее аристократическом доме, бывавшая не только в России и прежних советских республиках – ну да это скорее огромный плюс, чем минус.

…Все это венчал, выбранный ей, во время одной из их редких вылазок в город, в магазине нижнего белья, почти прозрачный наряд в шотландскую клетку неизвестного клана, через который при желании можно было рассмотреть большинство подробностей по-настоящему очень женственного тела.

Все, от чулок, крепившихся к пояску, до цветочков, вставленных в простенькую прическу, уже успевших прилично за это время отрасти, иссине-черных густых волос, было продумано, сочеталось и было направлено на необходимость произвести впечатление на Алексея, столь же неизгладимое, как и шокирующее…

Полюбовавшись сквозь щель между дверью и косяком, первый мужчина в ее жизни, решил не нарушать неожиданность подарка, и отправился на цыпочках обратно. Тем более, ему нужно было подумать, как теперь строить их отношения, где жить, что рассказать о себе, хотя кажется она уже знала больше других, да и вообще о многом, а для начала, неплохо было бы отвыкнуть жить бобылем, или точнее сказать – бирюком. Иии…, теперь кажется становился понятным вчерашний сон в бане.

Удивительно, как легко (многое кажется легким, оборачиваясь назад) получилось переступить ту пропасть, разросшуюся за годы без Ии и Милены, и вчера так неожиданно, хотя и предсказуемо, растаявшая, как снежная крепость по приходу весны. Именно Весны – ведь отец с матерью дали ей именно это необычное имя: он японец и она полька, наверное ядерная смесь, настолько необычная, что семья их развалилась, как только отец окончил свою дипломатическую службу в посольстве Японии в СССР. Годы скитаний начались почти сразу и в четырнадцать лет совсем юная девушка осталась совершенно одна, после смерти матери.

Не понятно как окончив школу, поступила в институт, проучилась почти два года, где и настигла ее та детская и мимолетная, несмотря на кажущуюся избранность и мощь, влюбленность, что слепа и доверчива. Не успела она признаться в этом своему избраннику, как молодой человек «подставил» ее на следующий же день на покупке героина, будучи сам наркоманом.

Юная дева, ничего не понимая в этом, принесла не наркотик, а подложенную продавцом, вместо отравы смесь разного всякого, за что была избита и обрита наголо своим возлюбленным, а потеряв сознание после издевательств, выброшена с третьего этажа, от куда ее с поломанными ребрами, сердобольные милиционеры отвезли на территорию другого отделения милиции и…, в общем очнулась она в небольшом городе, недалеко от столицы, в компании сбежавших детей из детдома, которые не то что бы приютили, но не дали погибнуть, за что в виде платы обобрали до нитки и одели в лохмотья.

В довершении всего, уверенный в её смерти, возлюбленный, попав с покупкой очередной дозы в историю с арестом, перевел все вины на неё, предполагая таким образом разом утопить все проблемы. Так она оказалась в розыске и на самом дне этого мира, жестокого и немилосердного.

Вши стали самым меньшим злом, память возвращалась медленно, а возможностей больше не становилось. Нормальным состоянием стали болезни, побои, но не насилие – видимо бомжи, как и Алексей, не рассмотрели в ней с короткой прической, в мальчуковой перелатанной одежке, с оттеняющими кругами черно-синего цвета под глазами, женщины. Как мальчик она никого тоже не прельстила, а потому ее заставляли только убираться, попрошайничать и бегать за водкой.

В зимний день, когда «Солдат» нашел ее умирающей в подвале, она за неделю до этого убежала, поняв, что лучше голодная и холодная смерть, чем подобные издевательства. Три дня не пив, ела только снег, всю эту неделю не имела крошки во рту – так и не смогла себя пересилить, что бы красть.

Не вероятно, но причин не верить этому не было, ведь прожив в доме Алексея, где имелись и некоторые ценности, не позарилась ни на одну из них. Конечно он все проверит, попытается найти отца или могилу матери, на худой конец, нужно будет посмотреть, что можно сделать с ее настоящей фамилией – якобы на нее пытались «повесить» какое-то преступление и так далее. А пока сделанные усилиями Алексея документы есть, дальше же время покажет, ведь и он тоже, уже забыл свою фамилию…

На этой мысли дверь открылась, мужчина претворился спящим, но одним глазом подсматривал. Она вошла и все идеи, забивавшие его голову, смешавшись, «вылетели в трубу». Он почувствовал влажный, теплый поцелуй, сделал вид просыпающегося и затянул ее, слабо сопротивляющуюся в кровать… не надолго.

Притворные протесты были так же притворно приняты, и через пятнадцать минут счастливый, с почищенными зубами и в халате, по ее просьбе, на голое тело, «Солдат» вступил в новую жизнь, и первыми словами, которые он услышал были:

– Теперь спальня должна быть здесь!.. – Безапелляционный тон оттеняла поза с широко расставленными ногами и упертыми в бока руками – высокие каблуки, полупрозрачный наряд, прическа, запахи и она, в конце – концов, в этом «святом», до вчерашнего дня, месте, теперь смотрелись будто бы на своем месте, быв здесь всегда.

Как все быстро меняется, но главное, что еще вчера не мог предположить хозяин этого дома – сегодня все эти новшества приносили ему только радость и удовлетворение:

– Что еще, дорогая?… – В голове пронеслась мысль со смешинкой: «Как быстро в наше время становятся «дорогими». На самом деле, для него, и констатация факта необходимости ее присутствия продолжалась почти год!

Он упирался, сопротивлялся, мучая девушку, смиренно ждавшую и надеявшуюся хоть как-то пробудить в нем чувства к себе, прежде всего испытывая безграничную благодарность. Укажи он ей на дверь и она безропотно покинула бы этот оазис, памятуя о всем сделанном для неё, оставаясь, как ей сейчас казалось, на всю жизнь желающей отплатить хоть чем-то за его доброту и заботу. Но сейчас все было по другому, и им обоим казалось, что на всегда!

Переговоры продолжались, плавно перетекая из одних уст в другие посредством поцелуев, радостных взглядов и восторга от небывалого, которым распирало обе души, совершенно стирая грани между вчера – сегодня – завтра:

– Нуууу, ты не будешь кукситься, когда тебе не понравится еда, мною приготовленная…, ты не будешь меня обманывать…, пообещаешь когда-нибудь жениться и сделать нам дочушку, ведь доктор сказал, что все хорошо. Аааа еейще…, мыыы не будем праздновать восьмое марта, но обязательно, день, когда ты меня спас и вчерашний, когда ты оттаял… Если ты захочешь меня отшлепать за какую-то провинность, то положи вот этот поясок на подушку и я попрошу у тебя прощения так, что ты обязательно меня простишь. Никогда не бей…, потомуууу чтоооо…, потому что я твоя любимая женщина и лучше меня ты больше никогда никого не найдешь! А что бы ты хотел?… – «Солдат» даже не сразу понял, что монолог закончен – он сопровождался такими мимикой, жестикуляцией и переливающимися интонациями, что заставило залюбоваться, причем не только лицом и руками, но всем телом, пластично подвижным, удачно представляемым в ракурсе и свете, и кое где не явно конкретизированным, что только разжигало желание, сжигая последние капли терпения. Отгоняя от себя мысль, что такому, как ему повезти еще раз с женщиной просто не может, он скромно промямлил:

– Что бы хотел я?… Ну для начала тебя, а после то, что ты приготовила, потом бесконечно это повторять безо всяких правил и последовательностей!.. – Вместо ответа она сложила ручки под подбородком как дрессированная собачка, стоящая на задних лапках и затопала ножками, сопя притворно громко, как ежик, потом взяла бокалы с чуть теплым коньяком, и уселась ему на колени:

– Это немного, учитывая то, как я тебя хочу! Это все?… – Пристальный взгляд в глаза на самом деле говорил не о ожидаемом ответе, а о том, что она тоже еле сдерживается. Алексей медленно сделал глоток, подождал, и с наслаждением тихонечко выдохнул аромат напитка через нос, ощутив полностью весь букет, но ничего не было слаще ее губ и желания ее самой…

Чтобы насладиться видом ее тела, уже лежащего на самом краю огромной постели с балдахином, свешивающимся с самого потолка и огораживающего по периметру витраж, он всматривался в отражение в зеркале и не находил ни одного изъяна…, или не хотел находить.

Теперь пора – хотелось обнять ее так, чтобы обхватить всю, и всю, сразу прижав почувствовать только своей. Это желание буквально вопило, что глупо было сопротивляться чувству овладевшему им сразу и полностью. Он с жадностью не мог напиться ею, она же по восточному не жалела ни своей душевной влаги, не своей эмоциональной энергий. Он не думал о завтра, не вспоминал вчера, и хотел остаться только в сегодня…

Выводя эти строки, автор уже начал забывать что это такое, из-за отсутствия общения с женщиной при своем заслуженном положении, но кажется долгое времяпровождение в постели влюбленной пары обычно вызывает бешеный аппетит… Утолив его и плюхнувшись снова в объятия друг друга, Весна с притворным нетерпением повторила:

– Нууу…, ты не окончил – что бы ты еще хотел от меня?

– Никогда мне не лги…, пожалуйста.

– Знаю, знаю, а то убьешь, помню, помню, ты комуто по телефону это говорил. Ну и как, настоящий мужчина, выполнил свое обещание? Хотя не отвечай, ты вчера все доказал… Какой ты горячий…

 

Медовый месяц с горчинкой

«Аксель», в которого стрелял тем леденящим вечером Алексей, когда чуть было не заморозил Весну, что собственно и стало началом их серьезных отношений, остался жив, мало того, несмотря на точное попадание, отделался лишь легким ранением в голову. Будь вместо калибра 7.65 мм девятимиллиметровая пуля, карьера, как и жизнь этого незаурядного человека оборвались бы безвозвратно, не дойдя и до трети того, что положило Провидение Сергею.

Но в любом случае, предстоявшие две недели отдыха были неотвратимы, желание их использовать огромное, к тому же на сегодняшний день. Алексей уже не мог считать себя одиноким человеком, а потому подготовил эту поездку, как сюрприз…

…Влюбленную пару – высокого, возрастом за тридцать, крепкого длинноволосого мужчину и жгучую брюнетку восточных кровей, было заметно в аэропорту Шереметьево издалека, их сомкнутые руки и частые поцелуи, говорили не столько о проводах одного из них, сколько о притягивающем друг к другу магнетизме и сумасшедшей емкости разряде, проскакивающим между их сердцами.

Прощальный поцелуй у ВИП зоны и не желающие размыкаться руки (а «Солдатом» были разыграны проводы его в очередную командировку), выбили слезу у женщины-пограничника, с которой уже существовала заведомая договоренность, и Весну пропустили не только в зал ожидания, но и к самому самолету, и даже в салон «Боинга», где она наконец поняла в чем дело. Детский крик радости разорвал суету снующих между сиденьями пассажиров, заставив их, прислушивающимися, застыть на долю секунды.

Восторг этот не прекращался все две недели, потому как кроме этого поддерживался не только чувствами и утоляемой жаждой друг друга, но и покупками, поездками и ресторанчиками.

Пляж, купание, прогулки, уединение в узких улочках старых испанских городков, прямо таки пышущих историей и древностью, занимали все их время. Маленький «Сеат», взятый на прокат, не успевал заправляться, а нескончаемые дороги приводили влюбленных в места, где романтизм и чувственность возводились в квадрат сентиментальностью и счастьем, пылавших в душах Алексея и Весны.

Одно обстоятельство лишь слегка омрачило пребывание пары на Иберийском полуострове или на современный лад – Пиренейском, и было связано со встречей с Андреем в одном ресторанчике в отеле «Марбелье клаб», где в числе других, по секрету была затронута тема, озвученная несколько месяцев назад, касавшаяся именно девушки. Когда вторые половины, как это принято у женщин, вместе пошли пудрить носик в уборную, «Малой» высказал комплемент в адрес спутницы «Солдата», и сразу перешёл к сути:

– Лех, только пойми правильно, когда ты в прошлый раз приезжал…, ну когда мы тебя втроем встретили, помнишь…, так вот, «Лысый» вопрос тогда поднял, правда тебе ничего тогда не сказали, да и я че-то забыл предупредить. Короче, девочку эту твою менты ищут…, не знаю что там за делюга, знаю, что подставил ее Серегин пацаненок, он у него исполнитель – мясо безмозглое, к тому же наркоша. Дразнят его «Профессором»…

– Ну помню, такое тело – не мытое, не чесанное…

– Это он сейчас таким стал…, жить ему кажется не долго осталось, но вот…, кстати, он же ее и с наркотой подставил, правда говорит, что она его кинула…

– Тааак…

– Дослушай, не кипишуй… В общем, Серега этого стрелка «закопает», если уже не закопал, но кажется…, она о тебе то ничего не знает?… Где ты ее нашел то? Наверняка снова какая-то душещипательная история? Ладно, думай сам… Дааа… Так вот, если этим двоим покажется, что она опасна…, сам понимаешь, к чему это привести может.

– Ну и какой выход?

– Оптимально, конечно, расстаться, но тут все понятно – без вариантов…

– Я не знаю, Андрюх, какая у тебя в этом роль…, но я тебе доверяю, хотя бы потому, что больше не кому! Потому, и сам пойми, и этим передай: завалю любого, кто хоть посмотрит на нее косо. А так, как хочешь, так и говори…

– Леха, Леха, влюбленность заканчивается, а преданность будет или нет, кто знает, а здесь все же соратники…

– Соратник, ёкер-макер, ты историю моей семьи примерно знаешь, далеко не всё конечно…, а потому жить я буду только сегодняшним днем, потому как завтрашнего у меня просто нет! И тебе это лучше меня известно. Может, конечно, всего этого говорить не стоило, но я повторюсь – тебе я верю! Сможешь меня о чем-то предупредить, как сейчас – я твой должник… Ладно, ты то как, может переедешь в другую страну, рядом с этими двумя…, Андрюх, светанешься ты… Деньги есть, к комфорту ты привык, валил бы уж в какую-нибудь папуасию не за дорого, целее будешь, да и я за тобой следом, смотришь и жив останусь!

– Леха, да я вне криминала, ничего не сделал, все открыто, плачу налоги, под своей фамилией живу, скоро гражданство получу, ко мне претензий быть не может…

– Ты сам то в это веришь?!

– Да начальный капитал у всех в России криминальный, а я нигде не засветился, на мне не жизней чужих нет – вообще ни-че-го! Я и на Родине то был пять лет назад последний раз…, да неее, Лех, не о чем переживать, да и менты знакомые…, вон Дима Баженов с МУРа – не хухры-мухры, а начальник «убойного отдела», между прочем. Так он вообще, говорит, о нас ничего нет в информационных базах…

– А обо мне?

– Ну ты то вроде бы… блин, не буду врать, но лучше кажется не попадаться!

– Слышал такого Мартына Силуянова?

– Бывший «важняк» с нашего УВД, кажется под «Петрушей» хаживал…

– Угууу, сейчас в МУРе, и копает будь здоров… Интервью тут намедне его одно видел…

– И я его видел… – Лицо Андрея посерьезнело и в голосе появились напряженные нотки:

– Не на тебя ли он намекал?!

– Не знаю, но кажется не повезет тому, кто подпадет под его руку – все свалить на одного хочет, слышал сколько он жмуров навешал, правда с такими эпитетами, хоть бюст на родине за заслуги перед Отечеством ставь. Не нравится мне это.

– Да насобирал он – и десяток таких, как ты не справится… – Алексей посмотрел в глаза Андрея и не увидел никакой подозрительности, но про себя подумал: «Действительно, сложно представить, что бы все это один человек начудить мог, и здесь я для всех вне подозрения… Однако начудил же…, и здесь за аналитику бюст на родине нужно этому милиционеру ставить»…

Из-за угла показались барышни, и напоследок «Малой» сказал:

– Кто знает, я вообще не за убийства, но может выйти так, что другого выхода не останется…, дааамы, вы прооосто не отразимы… – Последнее сказанное Андреем было не типично для него, что и удивило «Солдата» – это не просто соскользнуло с языка, но было фразой выразившей внутреннее беспокойство, и на то, по всей видимости, были причины. «Сотый» прекрасно понимал – время все проявит, пока…, а что пока? – Фешенебельный ресторан, шикарный ужин, любимая женщина, относительное спокойствие…, жизнь во всех ее приятных проявлениях…, жизнь, пока они здесь…, и кажется «медовый полумесяц» удается ему на славу…

* * *

По возвращению в столицу, имея на руках новое задание по какому-то очередному авторитету, Алексей прежде всего пошел на поводу терзаемой его мысли, в отношении духовника, о необходимости которого говорил отец Иоанн еще пол года назад. «Солдат» совершенно не мог понять, как все это могло связаться в один клубок, ведь этому человеку придется узнать массу такого, от чего волосы не просто встанут дыбом, но выпадут, а гражданский долг заставит идти по известному адресу.

Поскольку спираль событий, как он заметил не раскручивалась, а напротив – скручивалась, и уже почти сжатая до упора, вот – вот могла лопнуть, и это состояние усугублялось новым моментом и витком жизни, в котором появился еще один человек, падающий в этот же штопор, поскольку Весна тоже, хочет она этого или нет, понимает или не понимает, но очевидно, что разделит его судьбу.

Интуиция и что-то более глубокое, внутренне независимое от его собственных желаний, толкали на встречу к предложению батюшки. В конце-концов решив, что от еще одного разговора от него не убудет, «Солдат» позвонил протоиерею и уже через пол часа сидел и пил чай с черничным варением в одной из служебных пристроек подворья храма.

Священник пребывал в хорошем расположении духа, и казалось ничего сказанное пришедшим не могло изменить его настроение:

– С чем пожаловали, дорогой Алексей?

– Отче…, пол года прошло…

– Дааа…

– Помните наш последний разговор о необходимости духовника?

– В общих чертах… – не уж то сподобились?

– Да кто меня знает!..

– Кому нужно – Тот знает! Господь – вездесущ и всевидящ…, положитесь на Него…

– Да яяя…, знаете ли грешным, как вы говорите, делом, задумался…

– Полезное занятие – дааа…

– И уж не знаю, как вообще…, ну скажем, священникам верить…, я на вашего брата насмотрелся – у иных и кортежи сопровождения больше чем у авторитетов, богато и даже роскошно живут, ну нет у меня, глядя на все это доверия, а есть церковь…, таккк там батюшке и вовсе как сыру в меду живется…, а чем выше сан, тем…, да что говорить то, сами все знаете!

– Смотрю я на вас и думаю, откуда такой молодой – и такой прозорливый. Все то видит, все то знает, во всем самую суть выделить может. Рассуждаете, мил человек, как святой и право осуждать имеющий. Одно «но», что-то я иконки с вашим то ликом в церквах не рассмотрел, может и есть где, да я не видел!.. Вы случайно о святом преподобном Силуане то Афонском – об одном из светочей православия, не слыхивали?

– Че-то вы батюшка резко берете… Не слышал…

– Почитали бы, есть там строки, дословно не помню, но суть в следующем – говорит он в защиту святого Иоанна Кронштадтского, и именно о том, что зависть людей, осуждающих его, основой своей имеет богатство протоиерея. Конечно, и тройка лошадей с каретой, одна из лучших, и одеяния, и еще что-то вызывали и зависть, и злобу у его противников, даже среди и воцерковленных, и среди сан носящих. Но вот слова сказанные в защиту издревле одинаково звучали, мол, обладающему Духом Святым богатство вредить не может! Такому человеку одинаково живется с достатком и без. Вспомним Иова многострадального, все отнято было: и дети, и богатство, и здоровье, и положение, и семья, а не пошел против Создателя, оставшись Ему преданным и возымел все вновь и многократно…, дааа… Синод тогда, кстати, вместо того, что бы защищать будущего святого, проверку за проверкой учреждал, ну… на то воля Божия… – тем больше и крепче правда просияла, теперь не опровержима святость его… дааа.

– Как же Дух Святой и в грешнике пребывать может?

– Так иии… безгрешен лишь Господь!

– Сложно пока это все, вы уж простите, если что-то ни так сказал и скажу! В общем кроме вас и довериться больше не кому… да только, как это будет выглядеть я не представляю…

– А я еще и не сказал, что в состоянии взять на себя тяжесть быть вашим духовником.

– Дааа, не поймешь вас, ну может быть правда и не нужно…

– А вы не кипятитесь, прежде чем принять какое либо решение, нужно попробовать заглянуть в вашу душу, а то может оказаться так, что слаб я для этого – в этом дело, а не в вас…, хотя врать не буду – мой духовник, старец…, благословил, но он и условие поставил – только через исповедь… Понимаю, понимаю – разные подозренияяя…, дааа…, но здесь либо верить, либо нет. Иии… еще кое что, вам придется выполнять каждое послушание, даже если оно покажется вам странным и нелепым…

– Не понимаю я, как это будет и, тем более, как это возможно?… Исповедь…

– Сделаем так…, все мы грешны пред Господом, все мы слабы перед князем мира сего… но, что нам может помешать, прямо здесь, перед этими святыми образами начать, Вам, как духовное чадо и мне, как Вашему духовному отцу… Я буду задавать вопросы, а вы односложно отвечайте. Только очень, очень думайте. Пока я буду читать молитвы…, вторите им про себя, вдумываясь в каждое слово…, я медленно читать стану… – Отец Иоанн встал, подошел к небольшому иконостасу в углу маленькой трапезной, освежил лампадку и прочтя «Царю Небесный Утешителю…», с Божией помощью начал…

…Алексей стоял рядом, свет поначалу поступал через маленькое окошечко, но после горящая лампадка и запах тлеющего ладана создали впечатление, будто весь свет дают лики обращенные своими взорами, как начало казаться «Солдату», прямо на него…

…В душе возникло небольшое беспокойство, но оно ушло вместе с произносимыми вслед за священником молитвами, а после и мысли покинули его, воспоминания напротив хлынули потоком, но все больше с осознанием чего-то не вязавшимся с этим местом, со стоящим рядом, чуть впереди, человеком.

В памяти всплывали все обиды нанесенные комунибудь, лица людей, которых он отправил в мир иной, оставив их без покаяния. Ложь, которой он окружил себя, закружила метелью, будя своим завыванием совесть. Постепенно в середине груди становилось тепло, а после и вовсе жар обжигал и плавил что-то вокруг сердца – оно горело, сжимаясь со стоном и плачем. Голову забивало пульсирующими словами, отражающимися от каменных стен, и еле доходящими до сознания, а после и вовсе проносящимися мимо. Сейчас только моменты из жизни, без понимания и определения их сути, по отношению к догматам церкви, проходили бесчисленными рядами, вторя произносимому на распев отцом Иоанном.

Помещение наполнилось невообразимым запахом смешанных трав и пахучих смол, витающим между дымком от кадила, от куда-то появившемся в руке у протоиерея.

Изредка глаза их встречались и можно было с уверенностью отметить, что с этих пор внутренний мир этих людей менялся, правда в разной степени. Предстоящее уже выглядело только моментом, который в виде первого испытания должен преодолеть один, и помочь ему это сделать должен был другой. Что дальше? А дальше…

…Батюшка положил на высокий маленький столик небольшое Евангелие и резное Распятие, сам встав сбоку, и жестом показал, куда лучше встать Алексею. «Сотый» не сопротивляясь порыву, опустился перед святыней и Символом веры на колени и прислушался. Тихий голос отца Иоана влился в мозг и словно раскрыл створки сердца, до того запечатанные:

– Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Ааамииинь… Исповедуется раб божий Алексий, Господу Богу и Спасу нашему Иисусу Христу, и мне недостойному слуге Твоему Господи, протоиерею Иоанну, о всех согрешениях его и злых делах содеянных, за всю жизнь до сего дня… – Посмотрев, на опустившего перед Распятием голову, Алексея, батюшка с содроганием в голосе, продолжил:

– Согрешил ли неимением любви к Богу и страха Божия, и неверием?… – Алексей поднял лицо с удивленными глазами, ожидая явно не это (хотя многие ли имеют представление об исповеди), но дошедший до сознание вопрос и вся тяжесть, которую можно было себе представить, исходя из познанного им только что, в глубине которого, отметилось мыслью – значит не убийство, есть страшнейший из возможных грехов, коль не оно первым прозвучало…, но вряд ли это было то, над чем стоило сейчас задумываться. Опустив голову исповедуемый произнес:

– Согрешил, отче.

– Громче, сын мой!

– Согрешил, отче!!!

– Согрешил ли гордостью и несмиренностью духа?… – Алексей снова удивился, ведь он никогда не задумывался над подобными вещами, кажущимися сейчас такими само – собой разумеющимися:

– Согрешил, отче!

– Согрешил ли неисполнением заповедей Божиих?

– Согрешил, отче!.. – Далее произносилось многое и многое, которое невоцерковленный человек никогда не относил на свой счет: богохульство, суеверия, не соблюдение постов, поминание имени Господа всуе, и вполне логичные, и даже простые в понимании ребенком, где были и маловерие, и тщеславие, и печаль, и уныние, и нецензурная ругань, и осуждение, блуд, чревоугодие, прелюбодеяние, лесть, человекоугодие, не уважение к родителям, не воспитание детей в православной вере, убиение своих деток, путем данного согласия на аборт, и еще многое, что запомнить сразу и не представлялось возможным.

Ожидаемое «убийство», стояло в этом ряду где-то по середине и когда он услышал это слово, то позволил себе взглянуть в глаза отцу Иоанну, тем самым давая понять о чем душа его переживает, как о своей вине более всего, но произнесенное:

– Согрешил многократно, отче!.. – Кажется не произвело на священника никакого впечатления. Но разве в этом дело? И исповедь продолжалась, пока не закончилась возложением епитрахили на голову стоящего на коленях, осенением четырьмя ощутимыми ударами трех пальцев, в виде крестного знамения, и полагающимися словами разрешительной молитвы, запомнилось из которой Алексею только одно «…прощаются…»!

Батюшка прочитал еще какие-то молитовки, но из них уже не одна не осталась в памяти понятной, зато нового пришедшего на ум было масса. И удивляло прежде всего то, что во время самого таинства были моменты, когда подступали еле сдерживаемые слезы, возможно через это ушла какая-то тяжесть, ранее может быть и не ощутимая, но точно копившаяся, а исчезнув, словно прочистила то, через что воспринимается окружающий нас мир.

Обретенная легкость вскружилась и тем, что рядом теперь была не только Весна, составлявшая на сегодня всю его радость, но и отец Иоанн, ставший за несколько минут, чуть ли не родственником, с которым хотелось делиться многим накопившимся за эти годы в душе, во всех подробностях… Сразу вспомнилось, мало того, ощутилось буквально физически, его нужность сестренке и отцу, что заставило буквально прокричать в душе:

«Господи, я же вовсе не один!».

Священник, с пониманием глядя, с улыбкой смотрел на меняющегося на глазах человека, давая ему время на то, что бы прейти в себя. Духовное чадо это заметило и не удержавшись поинтересовалось:

– Батюшка…, так, на всякий случай спрашиваю – когда вы произносили вопрос об убийстве, вы ответ мой расслышали?

– Видно ты забыл, что будучи в Липецке, посещал я и колонии, и тюрьму с их приходами, там столько и такого наслушался…, ну да не в этом дело…

– В чем же, тогда?…

– Слушал я и все слышал, и с каждым признанием твоим, радовался, что каждый из грехов ты в себе рассмотрел, признал их за собой, как вину, и покаянием своим смыл, что радостно мне и отрадно…, иии… что старец тоже озвучил наперед. Просьба у меня к тебе, чадо…

– Батюшка…, конечно, чем смогу, тем помогу…

– Да помогающих-то здесь воз и маленькая тележка, а вот спасающихся…, впрочем, и среди духовенства тоже…, ну не о том, не о том. Сдается мне не скоро я тебя увижу, дорог ты мне…, а теперь и перед Господом за тебя ответственность и я тоже несу. За вас с Миленой… иии несу…, дааа. Так вот…, вот тебе молитвенничек, там правила разные всякие, то есть молитовки, собранные… – утренние, вечерние…, ты хотя бы «Отче наш…» выучи и с утра, и вечером…, хотя бы это читай. Старец мой так и сказал: «Выучит если, то наверняка спасется». И всегда помни: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» – спасет и защитит, но помощь эту почувствуешь, не тогда, когда тебе покажется своевременным, но когда тебе это действительно будет необходимо…, иии еще – дааа… назиданий читать более не стааану, и не стану научать как жить, ибо не знаю что было до этого… Но! Одно все же скажу: как известно жизнь любого человека проходит двумя путями и оба они через грех – в сопротивлении ему, и в наслаждении им. Сопротивляйся, сопротивляйся и скорби. Сопротивляйся и будь то грех, даже возведенный в страсть и ставший непреодолимым навыком, с Божьей помощью отступит. Не бойся ничего – Господь с тобой! И благословив, отпустил с миром…

 

Всё то же

Наконец-то закончена была работа по доведению стрелкового комплекса до долгожданного конца и Алексей, заехав в Королев, где жил на сегодняшний день «Санчес», забрал его вместе с разобранным, упакованным аппаратом и всей, необходимой для испытания, электроникой. Достаточно приличных размеров, древний как мамонт, чемодан, куда было спрятано устройство, поначалу пугал своими габаритами, но сам агрегат появившись через час с небольшим усилиями Погорелова в собранном состоянии удовлетворил все вопросы, пусть и не своим неказистым внешним видом, но явной надежностью.

АК-74 покоился на, мощного вида, продолговатой тяжелой стальной станине, с одной стороны, у приклада крепившейся к находящейся ниже его раме мощными петлями, а с другой, точно под срезом ствола, соединялся ползунковым механизмом, который, в свою очередь, вращаемый по оси шестереночной передачей от небольшого электродвижка, мог въезжать резьбой в верхнюю станину, таким образом, опуская ее, что давало возможность перемещать прицельную планку и соответственно траекторию полета пули по вертикали. По горизонтали с подобной задачей справлялся такой же винт, только расположенный перпендикулярно первому и приводимый в движение таким же реверсным движком.

Оба механизма управлялись дистанционно, что требовало навески передатчиков и исполнительных устройств. К автомату крепился оптический прицел с шестикратным увеличением. Самую большую проблему вызвала подгонка переходника от него к видеокамере, сигнал которой передавался видеопередатчиком на экран небольшого размера, но с приличным разрешением.

Тяговое устройство, обычно крепящееся в дверь автомобиля для автоматического поднимания стекол, Саша приспособил к спусковому крючку. Усилия не хватало, если крепить петлю на него выше 1/3 от кончика, потому риска на спуске была видна из далека, а после проволочка и вовсе была приварена, а петелька уже крепилась к самой тяге, которая в свою очередь тоже приводилась в движение от поступающего дистанционно сигнала.

Все механизмы питались от двух или трех мотоциклетных аккумуляторов. Два (или один, как в день пробы), из которых предназначались для двигателей, а один подавал напряжение на электронику.

«Калаш» крепился жестко и практически не шелохнулся даже после произведенных из него десяти серий выстрелов, от трех до десяти патронов в каждой. Результаты более чем удовлетворяли. Мало того, все что нужно было делать – это менять магазины и играться с небольшим пультом от дистанционно управляемого вертолета, который «Солдат» приобрел, в принципе для тех же нужд, что и АК-74. Переделанный «Санчесом» он четко управлял всей конструкцией. Единственное что пришлось позже заменить это видеокамеру и монитор.

Комплекс был готов, хотя по началу разложенные электронные схемы на фанерных дощечках, не производили на Алексея впечатления надежности, но ГРУшник успокоил, объяснив, что на месте, куда придется крепить устройство, будь то машина, помещение или просто дерево, провода и детали будут убраны в, соответствующим образом закамуфлированный, контейнер, и переживать не о чем.

Действительно переживать было не о чем, все пули ложились в круг радиусом десять сантиметров с 50 метров и в 15–18 – со ста, причем выпущенные очередью из десяти патронов, а большего и не требовалось.

Уже на обратном пути «Сотый» поймал себя на мысли, как смакует применение этого «шайтан-прибамбаса» по очередному клиенту! Признаки гордыни улетучились мгновенно, лишь только всплыли воспоминания об исповеди и более всего о последних словах батюшки «…сопротивляйся греху и скорби…»!

Никак не вязалось сегодняшнее и то, что предстояло, ни с именем Господа, ни с сопутствующими словами, понятиями и догматами, вроде ненавязчиво произносимыми отцом Иоанном, но все равно не находящими пока места в сознании «чистильщика». Какими-то не современными они казались, хотя в келье, где он исповедовался, каждое произнесенное слово устами священника ложилось медом на сердце и уж точно было желаемым и своевременным.

Толи Алексей не был готов, толи власть, над каждым из нас, князя мира сего – сатаны действительно настолько сильна, что мы сами, преклоняя колени пред ним, даже не замечаем этого.

Убежденность в существовании единой вездесущей и всемогущей силы, являющейся первопричиной всего бытия, была и неотступно следовала во всех жизненных моментах, именно это и было Богом для Алексея. Но что это и как Его назвать, когда кроме этих слов больше в голову ничего не приходило. И оставалось одно: Сила сама по себе – он сам по себе. Что и есть не просто ересь, но самоубийство духовное.

«По делам твоим и по вере твоей и осужден будешь» – все это понималось не правильно, а гордыней и вообще отвергалось, как не нужное, ведь жизнь шла, он добивался своего, чего бы это не стоило, и чувствовал в себе неограниченные силы, а пока все обстоит таким образом и Бог не нужен. Хотя в глубине сознания ощущение было совершенно другим и становилось, порой, настолько сильным, что толкало в церковь, но не к отцу Иоанну – к нему не позволяла ложный стыд, а в любой храм или… почему-то на кладбище. Здесь ему казалось, что он приближается к Кому то, особенно это было ощутимо у могил мамы, Нины Ярославны, Ии и Ванечки…

Глядя на их, из черного мрамора, обелиски, Алексей обращаясь в никуда, задавался вопросом, заранее понимая, что ответа из пустоты не дождется. Он хотел докопаться до сути и возвращался к Нему снова и снова, но ведь не могли просто так эти, дорогие его сердцу люди, и даже Ильич перед самой своей смертью, да и Милена впоследствии – все они уверовали и воцерковились, каждый в свое время, и каждый придя к Богу своим путем…, ииии… все погибли, словно пожертвовав собой. Даже маленький Ванечка…, и ведь те слова, которыми Алексей объяснял причину смерти своего сына пятилетнему Павлу в больнице, тоже неспроста.

Нет, он еще не готов воспринимать это, ставшее почти очевидным, но пока не вжившимся в сознание, и не влившимся в кровь, как у них. Одно дело понять, но другое – принять, и совсем иное – верить по-детски, совершенно без необходимости каких-либо доказательств и фактов!

Разумеется, приходящая постепенно очевидность имела свое влияние на «работу» «Сотого». Но эта самая очевидность была искажена через призму множества событий прошлого и того, что ему пришлось испытать и пережить. И если быть честным перед историей его личности, то единственное, что удалось Алексею – это остаться самим собой. Глядя в глаза современности, каждый живущий сегодня и правильно себя оценивающий, может констатировать, что это очень даже не мало, может быть даже невозможно много и для условий более простых и легких.

«Солдат» часто задумывался о справедливости, и даже был не прочь ответить за содеянное. Для этого ему не нужен был Господь – так ему казалось, правда с одним «но». А именно – если вместе с ним в один ряд встанут все люди, и к каждому приложится то право, которое повлечет равную содеянному ответственность. Но кто же в такой ряд встанет сам?!

С высоты пережитого и узнанного он ясно видел, что невиновных не так уж много, а согласных со своей виной и того меньше. А потому, есть ли смысл быть честным? Для себя он оставался именно таким, но не собирался выставлять это на показ – ибо все выставленное мгновенно стало бы пищей всевозможным стервятникам от писателей и журналистов, до милиционеров и судей. Каждый урвал бы свой кусок, получив, кроме всего за уже поглощенное, еще и повышение, и награды, и уважение. Своей возможной участи он не боялся и на вышеописанное ему было плевать, пусть мусолят и перебирают как хотят, ведь он частично и сам был такой же, и поступал исходя лишь из видения части пути человека.

Мы всегда беремся рассуждать об индивиде по лишь небольшому отрезку известного нам, тем самым делая ошибку, не ведая всего полностью, не охватив всю причинно – следственную цепочку, и мало того – всегда находим оправдания такому подходу. Лишь историки пытаются не только познать, но и почувствовать – а как же все узнанное воспринималось самими современниками и почему.

Вера же, постепенно приходящая, подталкивала к надежде на волю Бога, при совершенном безразличии, как на всё будут смотреть и реагировать, другие. Здесь главное был сам человек, его поступки и именно его реакция на них. Совершил проступок, иди кайся, проси прощение и не думай, что за этим последует – ибо любое вытолканное совестью из мрака страха перед расплатой, всегда будет лучше, чем не признанное, нераскаянное и сокрытое во тьме, чем бы это не закончилось!

«Сотому» хотелось быть свободным человеком, свободным ото всего, но как быть таким, если прежде всего свобода – это ответственность за сделанный выбор, и при этом совершенно не важно, что подтолкнуло на подобный поступок со страшными последствиями, что было причиной и что могло произойти с самим человеком, не сделай он того, что сделал и так, как сделал.

Странная уверенность в милости Создателя постепенно формировало в Алексее готовность, когда это будет нужно, положить свою судьбу на весы правосудия, в независимости от того, чем это закончится. Разумеется на весы он сможет положить лишь свои вины, в признании которых не будут затрагиваться чужие судьбы, насколько это будет возможно. Сегодня, жертвенность, каждого из «Сотни», о которой говорил «Седой», крайний из нее видел именно так.

Дорога, сопровождаемая такими мыслями, вела в сторону Госпитального вала, а точнее на «Введенское кладбище» – именно там «чистильщику» нравилось проводить переговоры. Не многих он просил приехать туда, а приходившие, постепенно успокаивались, понимая, что никакой опасности это место не несет, но скорее наоборот – располагает к беседе. Для самого же назначающего это место встречи, было прежде всего напоминание о временности пребывания каждого из двух встречающихся в этом мире. Суть же заключалась в том, что бы напомнить об этом и себе, и собеседнику, а поскольку речь частенько шла об очередном убийстве или о прохождении подготовки к нему (хотя было бы нечестно не упомянуть о том, что подавляющее большинство времени в работе Алексея составлял сбор и анализ информации, другое дело, что изредка безапелляционные выводы и приводили к печальным событиям).

Так вот, навеянные ощущения временности своей жизни могли навести на мысли о других путях решения проблем, минуя смерть. Правда, откровенно говоря, такого никогда не получалось. Что касается самого «чистильщика», то он никогда не забывал о своей, могущей придти в любое время смерти…, даже не так: он все время был готов к ее приходу иии…, может быть даже обрадовался бы ей более ранней, хотя с появлением в его жизни Весны, кое что начало меняться, но лишь поверхностно и причиной тому была укоренившаяся привычка считать все новое временным…

…Саратов нервно прохаживался по центральной алее кладбища, никак своим поведением не вписываясь в умиротворенность здешних обитателей, которым по сравнению с ним некуда было спешить, и поздно о чем-нибудь переживать. Цвет лица полковника, своей землистостью, выдавал вчерашнюю попойку, а пиджак и легкое пальто, надетое поверх него, скрывали кобуру с пистолетом, с одной стороны, и достаточно большую, уже початую, фляжку с другой, что не ускользнуло от опытного взгляда шедшего ему на встречу и приветливо улыбающегося «Солдата»:

– Привет, Андрюш! Видишь, как хороши и полезны встречи на свежем воздушке. И алкоголь скорее выветрится и мысли упорядочатся…

– Зачем же выветривать то, что вчера столько стоило…, а мысли – тут ты прав. Приперся на пол часа раньше и обо всем уже успел передумать…

– Ты бы звякнул и я бы появился…

– Живешь, что ли, рядом?

– Сколько уже знакомы, а ты никак не привыкнешь, что я заведомо приезжаю, «поляну пропасти».

– И давно ты… пасешь?…

– Не переживай, за теми кому верю, не больше часа…, и то ради их же безопасности…

– Ндааа…, веселенький у тебя подход, я бы с таким и половины не успел. Ну че, есть новости?… – Новости были и Алексей протянул несколько микрокассет и с десяток фотографий, завернутых в два листка с напечатанным на них текстом – все перечисленное, как всегда было аккуратно завернуто в промокашку:

– Как всегда сжато и все самое важное, обрати внимание – грядут перемены, а потому если что-то предпринимать, то сегодня, край завтра. Кстати, к делу привлекают «наемника» – маститый журналюга, будет через печать «убивать» нашего общего знакомого… иии…, им есть за что зацепиться…

– А чего-нибудь жареное, чем через мое ведомство урегулировать можно?

– Ну, я же говорил – сынок наркоша и не чурается сам «банчить», дочка в схеме…, щас кидок готовят, хлопай – не хочу… Только тебе, я так понимаю, что-то неубиваемое необходимо. Дааа…, тяжело работать с таким уровнем, любую проблему за час в вашем министерстве «аннулирует» этот депутатик – кренделек, в вакуум превратит и скажет, что так и было… – это вам, батенька, не обывателей хлопать…, нечего сказать – правовое равноправие…

– Да ладно, Лех, а по-другому то ты где-нибудь видел? Что делать то, как думаешь? Если они по рукам стеганут…

– Слушай, ты мне про Буданцева рассказывал, сам говорил, что у него в этом секторе все схвачено, вот и скооперируйтесь…

– Не пойдет…, мы с ним еще с РУОПа в контрах…

– Ну тогда лети к кураторам, у них головы большие…

– Да это понятно…, но это в случае форс-мажора…, а это то текучка…

– Хороша текучка, на п…ц похожая!.. Ладно, ты чегото еще говорил…

– Михаил Жинило – знаешь такого?

– Лично не знаком, так… слыхом слыхивал, думаю не легко его достать…

– Вот, держи, тут кое что…, кое какие материальчики, не прощелкай смотри. Там два номера пейджеров, скорее всего секретарские, больно много на них сыпется. Обрати внимание на один из офисов в одном из зданий на Ленинском проспекте…, кажется дом 32 а…, ну два таких… с железными конструкциями на крышах, есть и еще офисы.

– Не он с Черными то сцепился?…

– Да там кого только нет: и Дерибаско, и Лисин, и…, да проще сказать кто не участвует, такой пирожище – либо зубы пообломаешь, либо рот порвешь. Тыыы это…, как его…, там написано, то ли Розенберг, то ли…, короче посмотришь, его сектор – уголь, найди где он живет… иии… вытащи из него все…

– Дааа, Израиль не дремлет…

– Ты не радуйся, у них у всех действительно Израильское гражданство…, кстати…, а ладно – все сам прочитаешь…

– Нормально сказал – одни иностранцы у нас богатеют…, или сначала богатеют, а потом от стыда иностранцами становятся…

– Народу скоро в этом месиве переваляно будет – мама дорогая…, новая – старая волна – алюминий, кокс…, ну не знаю, короче, что сможешь…

– Да что я, Андрюш, смогу?! Для таких оборотов и задач штат нужен от пятидесяти человек, вложений от миллиона в месяц, звание не ниже полковника и гаубицу в штанах… ну… – что смогу, что смогу…

– Финансово поможем, сам знаешь, а по поводу всего остального – каждый свой сектор капает и на своем уровне…

– Ну да ладно, не по зубам их сотне наша… – Забрав у Андрея такой же увесистый пакет, в котором оказались не только документы, диски с переговорами по мобильным телефоном, распечатки, кое-какие оперативки, но и две пачки «зеленых», что подлатает немного дырки в брюках не столько у Алексея, сколько у его парней.

* * *

Уже второй месяц «Сотый» гонялся за длиннющим «Мерседес-Бенсом», ему было приятно от осознания, что и такой «крокодил» теперь имеется в его коллекции целей. По сути, мишенью был чеченец – бизнесмен Джабраил Умаров – невысокого роста, с аккуратной прической средне-длинных, черных, пополам с проседью волос. Кроме всего прочего ему принадлежал и отель «Редиссон Слава», и «Смольный пассаж», где тот часто появлялся, так же он светился и в «Национале», и в «России», иии… и где он только не святился, будучи человеком публичным, медийным и жадным до тусовок.

Алексею не нравилось, что большинство, если не почти всё, что имело хоть какую-то ценность, уже принадлежало кому угодно, только не славянам, но лично к этому представителю гор, он ничего не имел. Правда это «ничего не имел» никак не отзывалось на разглядывание кавказца через оптический прицел, что делать – бизнес, в смысле – дело, и не подумайте, что всей жизни… – чьей-то жизни…

Итак, информации хоть отбавляй, но конкретики маловато. За все время этот подвижный человек никак не мог устационариться в каком-нибудь одном местечке. Пришлось «Солдату», познакомившись с одной из молоденьких продавщиц, работавшей в бутике, находящегося внутри «Славянки», разыграть буйный роман, и лишь так начать получать нечто интересное. Оказалось, что нужно было не так уж много.

После очередной встречи с фигуристой блондинкой, «Сотый» узнал о предстоящей встрече Умарова с американским партнером – соучредителем отеля. Обычно после следовало посещение магазинчика, что будет и в этот раз, поскольку появились две новые девчонки.

Само посещение не давало ничего, но вот одна из стен помещения, в котором располагались торговые площади, была стеклянной, мало того, выходила своей прозрачностью, через застекленное фойе главного входа, на улицу. А это уже что-то. Конечно, повторяться ПТРД смысла не было, а вот станок с АК-74 мог подойти вполне.

Просчитав толщину стекол и их количество, которые необходимо будет пробить пулям по пути к телу бизнесмена, «чистильщик» пришел к выводу, что при удачно выбранном месте для парковки микроавтобуса и нахождении человека, хотя бы две – три секунды на месте, второй десяток пуль из рожка вполне может гарантированно разнести голову цели.

Правда сии мысли совсем не давали возможности выжить попавшим в сектор обстрела. Еще появлялась боязнь того, что большое количество стекол, бликуя, может если не скрыть настоящее местонахождение кавказца, то возможно исказить его, и если невооруженным глазом он будет виден, то видеокамера, может упустить изображение.

В любом случае он решил пробовать и пытаться, поначалу выкатив «пустой» автобус, вооруженный только видеоаппаратурой, идентичной установленной на стрелковом комплексе.

В первые же минуты очевидными стали следующие детали: комплекс необходимо устанавливать под самым потолком – это было не сложно, так как крепить его можно непосредственно к ребрам жёсткости крыши, а сама конструкция ничего не теряла перевернувшись вверх ногами. Все что нужно было учитывать – это управление с дистанционного пульта, поменяв полярность команд, то есть «верх» становился «низом», а «низ», соответственно – «верхом».

Тоже касалось изменения «точка-места» по горизонтали. Второе, что прояснилось сразу – при включенном люминесцентного освящении, люди находящиеся как в фойе, так и в магазинах виделись как на ладони. Дневное же освещение делало точный выстрел проблематичным из-за смешивания природного и искусственного светов, мало того первый «съедал» освещаемое лампами помещений, делая более заметными стекла и отражения в них, чем то, что за ними находится.

Совершенно случайно, Алексей заметил, что зажжение дополнительного света в момент, когда в магазин входила большая группа людей, выделяло их в помещении почти так же, как и в сумерки. Все это определилось за один напряженный день, оставалось еще два, а впереди была не только установка, пристрелка и отработка слаженности электроники и механики комплекса, но и выработки понимания каким образом оставшись незаметным припарковать автомобиль, к тому же, в необходимом для этого месте и, что тоже не маловажно, – нужной стороной, и под правильным углом, ведь поворотные механизмы могли обеспечить движения в секторе шириной не более пятнадцати, максимум двадцати градусов, а это на расстоянии ста, плюс – минус десять метров, не так уж и много! Поэтому учитывать приходилось множество факторов, в том числе и тот, что место, пригодное для стрельбы, занять было не так просто.

Изучая и перепроверяя свой план многократно со всех точек, и снаружи, и изнутри помещения, при разном освящении, скоплении народа, возможности припарковаться в разных местах, «Солдат» искал оптимум, разумеется, в конечном итоге найдя, как ему казалось самый безопасный для окружающих вариант, хотя он и был изначально на поверхности. Только после этого «Солдат» почувствовал некоторую успокоенность.

Безопасность же эта могла быть достигнута сокращением времени стрельбы. Это возможно было сделать убрав заблаговременно хотя бы два стекла, и разумеется самых толстых. Как?! Да небольшим зарядом «пластиковой взрывчатки», сигнал на взрыватель которого поступит одновременно с поступлением сигнала на приемник тяги, прикрепленной к спусковому крючку, что даст возможность опередить первый выстрел взрыву ровно на промежуток времени срабатывания этой самой тяги.

Пробный взрыв, проведенный на природе на следующий день, буквально, за менее чем сутки до предполагаемого покушения, показал, что этой задержки хватает для того, что бы стекло превратилось в кучу маленьких падающих осколочков, если конечно это не триплекс. Первые две пули еще задевали стекляшки, и несколько рикошетируя от них, ложились мимо мишени величиной с голову, и это с расстояния в сто метров, но остальные разносили алюминиевый большой термос, китайского производства (просто больше ничего не нашлось), в хлам. Задумываясь над тем сколько патронов снаряжать в рожок, «Сотый» решил забить его полностью: много – не мало, а остановить стрельбу он всегда сможет, убедившись, что задача выполнена. Это и стало одной из нескольких косвенных причин гибели двух посторонних человек…

…Наступившее завтра, очень быстро ставшее, в нервозном ожидании, сегодня, торопило события воспаленной гордыней изобретателя новых средств достижения своих целей, в данный момент – смерти новой «мишени». Эта страсть пыталась опрокинуть и необходимость соблюдать осторожность, правила конспирации, пропускать необходимые мероприятия, не соблюдая очередность строго расписанного в плане, что вносило некоторый расфокус в концентрацию.

На всякий случай Алексей дублировал экран дисплея мощным биноклем с встроенным гироскопом, что позволяло быть вовремя предупрежденным о появлении цели и наблюдать за ее перемещением.

«Санчес» сидел рядом, горя ожиданием выступления своего детища. Он не думал, как большинство талантливых ученых, о последствии применения им сделанного аппарата – ему было важно лишь его безупречное срабатывание. Подобные мысли были у обоих, провернувших огромную работу для подготовки к сегодняшнему дню и сейчас ожидающих в минивене «Форд – Эконолайн 350» момента «Х», или времени «Ч» – это как кому угодно.

Машина такой же марки уже была припаркована в выбранном заранее месте, механизм в установленной «шайтан – базуке», был перепроверен неоднократно и прицельная планка точно попадала в центр определенного Алексея сектора. Теперь все зависело от двух факторов: появления Умарова и срабатывания техники…

…Вчерашнее свидание с продавщицей из того самого бутика, выглядевшее усилиями «Солдата» фееричным и чувственным, подтвердило реальность предполагаемого события. Девушке был подарен незабываемый вечер и такая же ночь. Стыда перед чувствами к Весне у него не было, хотя какой-то камушек в его протоках и заронился. В работе «Сотый» был фанатично привержен возникающей необходимости и если что-то, вставшее на пути к цели, могло воспрепятствовать достижению ее обычным и простым средством, то ничто не могло удержать его от изобретения и прибегания к каким угодно ухищрениям, лишь бы они сократили препятствие до минимума.

Кусочки пластиковой взрывчатки с дистанционно управляемыми взрывателями и малюсенькими аккумуляторами, были прикреплены к огромным стеклам в виде небольших переливающихся открыточек, в форме сердца, молодым человеком, обладающим пружиняще – приплясывающей походкой, с немного искривленными внутрь «х» – образными ногами, с дикой кучерявой шевелюрой, к которой прикладывались огромные, с розовыми стеклами, очки и бородка «испаньелка». Он представился в рецепшн волонтером от московской мэрии и с разрешения администрации отеля, весело крепил, с помощью присосок, небольшие поздравления горожанам, с каким-то праздником, что создавало впечатление акции городской думы.

Впрочем акция действительно проводилась и эти поздравления – наклейки действительно были развешаны по всему городу, и как не странно молодыми людьми в таких же комбинезонах, который еле натянул на себя Алексей, что впрочем, было ерундой по сравнению с попыткой вывернуть свои ноги в обратную сторону…

…Умаров, уже как два с небольшим часа был в здании отеля и некоторые из его сопровождающих даже мелькали в фойе и рядом с рецепшн, но самого его видно не было. Один раз Алексею показалось будто он мелькнул у входа в магазинчик, в котором работала девушка, за которой он показательно ухаживал, и даже видел ее саму. Но похоже в мужчине обознался.

Время шло, перегруженный несколько дней подряд эмоциями, «Солдат», уже был согласен на любое окончание, и как часто это бывало, у него появилась обманчивая уверенность необходимости закругляться на сегодняшний день, и буквально тревожило опасение на ближайшие несколько часов в предчувствии провала, в случае задержки здесь, хотя бы еще на пол часа. По опыту «чистильщик» знал, что все это порождения изношенной психики, латающейся одними усилиями воли и внешним спокойствием, что в свою очередь действует успокаивающе на нервную систему.

Он давно понял, что есть средства заставлять себя внутренне успокаиваться и повышать себе настроения внешним состоянием. Достаточно иногда показать себе язык в зеркало или улыбнуться самому себе, как это обязательно изменит количество негативных эмоций, заметно их уменьшив. Исключения составляла лишь мгновенная смена обстоятельств.

Время подходило к тому отрезку суток, который «Сотый» у гостиницы не отслеживал. Оказалось, что в эти часы наплыв посещающих увеличился в разы, а раз так, то оставалось уповать на то, что при появлении цели толпа рассосется или же будет что-то иное, что позволит минимизировать потери до одного человека.

В любом случае нельзя допускать посторонних жертв – это уже похоже на терроризм, а этих ребят он сам недолюбливал, хотя, скажем принципы борьбы баскской «ЭТА» ему импонировали. От них отдавало каким-то обреченным благородством, конечно, имеются в виду акции, не несущие жертвы, и прежде всего, по причине своевременного предупреждения властей о заложенных взрывных устройствах, что в принципе сводило почти все усилия боевиков на нет.

Итак, никаких случайных жертв быть не должно – это и было кредо всех его работ, не исключая и сегодняшнего грядущего покушения. «Сотый» совершенно четко понимал, что риск этого возрастает в случае применения еще одного звена в виде электроники и механики, вставленного между им и пулей, которую он должен не только послать в сторону известную ему одному, но и безошибочно направить ее. Уверенность была и прежде всего из-за имеющейся возможности прекратить стрельбу в любое время. Для этого необходимо было просто переключить тумблер ведения огня в обратное положение…

…Сегодняшний день не был тяжелым для бизнесмена и он наслаждался преклонением пред собой всех, кого встречал на своем пути, даже соплеменники, те из них, кто прошел пламя войны и подобных ему считавших слабаками, пользующимися завоеванными, в борьбе с «этими русскими», считая этих коммерсов клопами, возомнившими о себе слишком много, отдавали ему дань уважения. Виною тому была врожденная национальная гордость за себя перед любым и желание быть выше и сильнее всех остальных. Но уважающий себя человек, прежде должен научиться уважать других.

Сегодня почему-то даже боевики, перепахавшие все леса Малого Кавказского хребта благоговели, попадаясь ему навстречу. Хотя один человек смотрел все же на него свысока, ничего не боясь, с чувством собственного достоинства – этот америкашка Пол, ну этот-то своего дождется, тоже «дятел», он даже не чеченец, а считает, что имеет право на голос. Как говорят русские: «залез свиным рылом в калачный ряд!».

Сегодняшний вечер обещал быть приятным во всех отношениях. Несмотря на свою цивилизованность, образованность и тягу к гламурному бомонду, он любил «зажечь» так, что бы рушилось все окружающее его пространство. Кажущаяся улыбчивость и располагающая внешность не были обманчивы, но только на небольшие промежутки времени. Когда все надоедало, то действительно – надоедало. Этот разговор в настойчивых тонах с этим звездно-полосатым Тэймонтом уже набил оскомину, что не удалось преодолеть двумя смачными дорожками порошка, аккуратно рассыпанного по хрустальному, переливающемуся всеми цветами радуги, подносу…

…В совмещенных окулярах бинокля появилась группка мужчин, среди которых явно выделялся своей уверенной расслабленностью Умаров. Невысокий ростом, худоба и копна серебренеющих волос, с еще черными прожилками – не наоборот, как было в позапрошлом году, когда он случайно с ним столкнулся, и чуть было не допустил заварушку с его охраной из-за нежелания уступать проезд одним и невозможности сделать это у другого.

… Нудное для хозяина отеля сегодня уже прошло, осталось приятное, и начать нужно было с выбора одной из двух девочек, появившихся в одном из его магазинов, расположенных в фойе. Можно было просто их вызвать куда-нибудь и наслаждаться их вынужденной безотказностью, но так было не интересно, и Джабраил направился в сторону бликующей, от пола до потолка радужным блеском, стеклянной витрине…, стеклянную же дверь ему открывала прекрасная нимфа с длинными, мелковьющимися волосами, глаза ее буквально горели огнем бывалого хищника, готового заглотить его целиком, лишь бы что-то за это поиметь.

Он перевел взгляд, ища еще одну претендентку, по слухам та была недотрога – вот настоящая интригующая цель…

…«Цель» подошла к витрине – стене, часть ее открылась усилиями кокотки, поедавшей входящего глазами – этого не было видно, но ощущалось даже издалека и Алексеем. Еще шаг и «чех» попадал в сектор обстрела. «Сотый» вперился взглядом в экран дисплея, сжимая пульт, подстраивая джойстиками перекрестие к предполагаемому месту остановки – рядом с тоже блондинкой, в коротенькой юбке. Это была новая девица и судя по всему именно к ней, как к новому товару, «купец» и направлялся…

…Девушка что-то переписывала с витрины и чуть наклонилась, обрез короткой юбочки приоткрыл начало ложбинок бедер под ягодицами, что заставило резко остановиться кавказца. Не в силах оторвать глаза от мерно качающейся части тела, он проговорил с ленцой и почти незаметным специфическим акцентом:

– И чем сегодня порадуете?!

– Ой, простите, ааа… вы же…, ой, я сейчас позову…

– Не нужно никого, что я хотел – уже нашел… – После этих слов его мозг пронзило какое-то неприятное предчувствие, отозвавшееся горечью во рту у самого корня языка, что заставило сглотнуть слюну и поморщить нос…

…«Дааа, формы у барышни действительно – ничего себе, особенно то место, куда засмотрелся этот «гооост столыцы» – не зацепить бы… Ну пора…» – это то, о чем подумал «Сотый», уже перестав наводить на цель. Он не стал извращаться, выцеливая голову – слишком мало шансов, что она останется на месте после одновременных, пусть и маленьких, но взрывов, ведь она может дернуться от попадания осколка или воздействия от звуковой волны, а вот тело вряд ли за такой короткий промежуток времени сильно поменяет свое положение в пространстве.

Палец коснулся тумблера включающего передатчик на исполнительные устройства детонаторов и тягу спускового крючка. Интуитивный импульс, говорящий о своевременности гулким и жарким комком откуда-то из щитовидной железы, выбил небольшую слезу, одновременно с резким изменением положения маленького рычажка: «Дааа… – это вам не спусковой крючок, дергай как хочешь…»

…Джабраил поймал себя на мысли, что горчинка во рту появилась после того, как он мельком зацепил взглядом какую-то картинку в виде красного сердечка, прикрепленного к стеклу. Как-то все это… Он начал поворачивать голову к соблазнительной натуре, которой в мыслях уже обладал, впрочем его любвеобильность могла охватить и ту, которая ему открыла дверь… – на этой мысли что-то начало происходить… – картинка со стекла вдруг начала резко приближаться и приблизившись совсем близко…, кажется, начала разлетаться на куски, но как-то медленно…, иии следом, что-то обожгло грудь… Это обжегшее ощущение смешалось с мощным толчком, увлекающим его…, и куда-то удаляющимся потолком… Нет, не так – куда-то удаляющимся всем…

…Если бы видеокамера могла передавать все в замедленном темпе, то «Солдат» увидел бы медленно разлетающиеся на тысячи кусочков стекляшки, между которыми, словно пытаясь не зацепить их, старательно пробираются, вращаясь вокруг своей оси цилиндры сходящие на конус передним концом, некоторые из них, все же зацепившиеся, меняют свою траекторию на непредсказуемую, но продолжают настойчиво двигаться в сторону, стоящего и поворачивающего голову, мужчины, лицо которого пока выглядело недовольным, будто он раскусил что-то противное во рту…

Цилиндрики приближаются все ближе, некоторым из них удается пробиться, не касаясь блестяшек, а пятый и последующие вообще летят уже через пустоту, успевают вонзиться, войти в тело и изуродовать человека, прорывая дорогие пиджак и рубашку, передавая ему свою инерцию, толкающую, заставляющую, поменять положение в пространстве, удивляя, пугая, завораживая…, на самом деле, просто отбирая жизнь…

Умаров, на глазах изумленной барышни плюхается на пол, на его простреленную и изрешеченную грудь парашютиком опускается, надорванное в нескольких местах, как и его настоящее, красное сердечко, прикрывавшее еще секунды назад пластиковую взрывчатку. Лишь только бумага касается разорванной пулями материи одежды, как из под неё вытекает небольшая струйка бурого цвета, прокладывая тоненькую дорожку, по пути впитываясь мгновенно, исчезает, как и последний стук выталкивающего его, настоящего, сердца…

…Оружие продолжает стрелять… «Сотый» переводит тумблер в прежнее положение, но грохот не умолкает!!!.. Крупный мужчина от стойки рецепшн срывается с места в сторону, только ему одному известную, через два шага сталкиваясь с высокой женщиной, держащей за руку девочку-подростка, сбивает их с ног, как пушинки, которые в полете пересекают траекторию выстрелов…

…Алексей точно помнил и ясно видел, что на пути следования поражающих, все и вся пуль, перед выстрелами, кроме Умарова никого не было, остальное было не важно… Ему что-то показалось, но наверное лишь показалось, правда оставив ужасно неприятный осадок и какое-то предчувствие. Поделившись им с «Санчесом», глаза которого горели огнем почти испытанного оргазма, он услышал в ответ:

– Шеф, тут такое…, а ты по-доз-ре-ние, да мы в свое время о такой приблуде и не мечтали, вот это горизонты… – это же в любой папуасии любого президента, да что там…, да ты не расстраивайся, я приемник с твоим…, этим…, ну по-кадровым видеомагом законектил, так что все на пленке осталось…

– Сань, иди ка и посмотри…, ща я отъеду подальше и присоединюсь… – Повторяться было не нужно – какой же практик свой опыт в записи повторно просмотреть не захочет…

* * *

…Дверь в квартиру, которую он снимал уже второй месяц, открыла Весна в одной его рубашке, наброшенной на еще не высохшее тело – теплое и чуть влажное, прильнувшее к нему через майку во время поцелуя – это слегка заставило оторваться от тяжелых мыслей. Чмокнув «Валькирию», что-то весело уже через секунду щебечущую на кухне, Алексей переоделся, и поплелся на голос.

Усевшись на стул, с неудобной прямой спинкой, он попробовал помассировать движением плеч затекшую за день спину и шею, вдруг их взгляды встретились, и воздух разорвался:

– Представляешь какой-то гений из какого-то немыслимого аппарата расстрелял… ннн… забыла, представляешь до чего додумались! В машине никого, а из нее тра-та-та-та-та, а потом она и вообще загорелась… – инопланетяне прямо какие-то! Милиция шокирована, преступный мир валит все на госструктуры, а последние, как всегда…, молчат. Девочка только с мамой тоже погибли… Что с тобой?!..

… А что было с ним?!!! С ним, как раз таки ничего, а вот два человека – мать и ее дочка ушли из жизни его стараниями!!! Теперь он совершенно ничем не отличается от «Усатого» и других, да не от кого, из тех кровожадных персонажей, проходящих по его жизни бульдозером и которых он отравлял в след предыдущим.

Газеты, телевидение, его нынешний шеф Андрей, «Ося» и даже «Лыс», разрывались на следующий день такими звонкими комплементами, которые неудосужился услышать за всю свою жизнь ни Гитлер, ни Эйзенхауэр, ни Черчилль, ни Троцкий, вообще никто в пике своего влияния на массы…

…Даже Весна говорила о случившемся с некоторым восторгом. Разумеется Алексей понимал, что вряд ли кто-то еще будет так вкладываться для того, что бы уничтожить человека, что это действительно необычный способ…, иии даже, можно сказать, что талантливо воплощенный в жизнь… илиии… – в смерть, вот именно в смерть! Даже «Санчес», как бы увлечен он не был удачей своего детища, увидев повтор происшедшего, побледнел иии… Этот человек, тоже не мало видевший в своей прежней карьере, с содроганием в голосе произнес:

– Шеф…, скажи что они живы!

– Саша…, мертвее не бывает! Я конечно не знаю, куда попали пули и сколько – кажется две или три…, ну максимум четыре…, но у меня не зря было предчувствие, и я попросил тебя посмотреть запись. Я бы очень хотел, что бы они выжили… Сам посмотри…, кажется я такую ошибку сделал… Какая глупость!..

– Послушай…, шеф, но если бы не этот сумасшедший…, куда он дернул то…, все было бы пучком!

– Но он дернул, Саш…, и не его вина, что именно сегодня мы решили сделать то, что сделали. По большому счету, кроме меня никто не виноват…, и уж ты то точно не при чем!

– Чех то этот, стоящий того был?!

– Ни один человек не стоит, не то что бы жизни ребенка, но даже его слезы…, как-то тааак…

– Ну и чего теперь делать?

– Ёкер-макер – жить Саша…, жить…

 

Без конца

И жизнь продолжалась встречами, переживаниями и работой. Доходы становились меньше в виду факторов субъективных и объективных – ведь государство становилась все больше спекулятивным экономическим авангардом, таща за собою все гражданское обществом, почти ничего не производящим, но лишь добывающим из недр и распродающим это по всему миру.

Разумеется люди, населяющие страну, превращались все больше в потребителей, нежели строителей хоть чего-нибудь полезного на перспективу. И разумеется лишь одни «вершки» забирали самое лакомое, причем в размерах таких, которые переварить не возможно и за тысячи лет, а как известно столько не живут!

Общими усилиями «профсоюз» подходил к своему краху. Через того же Саратова милиционеры МУРа передавали ультиматумы, в особенности после того, как был арестован «Булочник», а точнее, он каким-то непонятным образом попался по «легкой» статье, его удалось «выкупить» из тюрьмы, а потом толи от испуга, толи с наркоманского кумара, Вова пожелал рассказать шокирующие подробности операм, отпихивающимися от него и поначалу даже не хотевшим верить в услышанное.

Он стал базой раскрутки всех остальных, правда за долю малую всего можно было избежать, но главшпаны предпочли лучше устранить перспективных пайщиков в милицейских погонах, чем совершили непоправимую ошибку, решив тем самым судьбы свои и тех, кто был рядом.

«Солдат» же был успокоен Саратовым, который заверял, что в любом случае «Сотня» прикроет, как и всегда прикрывала в подобных моментах своих людей, может быть так и было бы, если бы он не погиб в странной аварии, в которой окончил своё существование и еще один высокопоставленный чиновник из того же ведомства – генерал Лицепухов – отец того самого «Петруши», который обещался пытать убийцу его сына до самой своей смерти. Но эти события еще впереди, пока же «Ося», «Лысый» и их самые близкие, начали понимать, что люди выполнявшие их приказы и оказавшиеся по локоть в крови, на самом деле не сплоченная бригада, которую оказывается нужно еще и содержать, а свидетели и не нужный балласт. А раз так, то смысл в оплате их услуг отсутствует, и было бы рациональным просто закапывать их вместе с информацией, носителями которой они являются.

С этого времени закрутился маховик репрессий, сокращающий количество состоящих в «профессиональном союзе работников плаща и кинжала» до пяти в месяц. Можно было и больше, но подобное отношение могло подтолкнуть коллектив к массовому дезертирству и в основном в милицию с «явками с повинной».

Со временем Алексей тоже попал в этот список, но найти его или выманить представлялось проблематичным, а потому для него готовили особую ловушку, в которую ему суждено будет попасть через пол года…, но попасть или воспользоваться ей, останется пока тайной?…

…Постепенно проблемы Весны были решены при посредничестве того же Саратова, и девушка с радостью, выбрав себе направлении деятельности, начала работать…

…Никогда не подумал бы Алексей глядя на работы своей возлюбленной, что подобное может сделать женщина, к тому же та, к которой он испытывает крепкие чувства. Оказалось, что она обладает способностью выхватывать суть, там где ее мало кто видит. Ее отец увлекался фотографией, но сейчас никто не скажет – было ли это совмещено с дипломатической деятельностью, а значит скорее всего и с деятельностью разведчика, или просто это было настоящим хобби. В памяти дочери остались многочисленные съемки, поражающие ее воспоминания до сих пор.

Весна могла подмечать в любом объекте, причем не важно что это было, природное начало или созданное человеком, скажем любой индустриальный пейзаж, где не было ничего растительного, смотрелся удивительно вписывающимся на фоне, необычно подсвеченных на небе, облаков.

Чувство света, красок, ракурса и передаваемого настроения на ее работах всегда гипертрофировались каким-нибудь маленьким нюансом, не обязательно только заметным, но превалирующим в, словно специально созданной именно для него, мизансцене. Как удачно сказал об увиденном на ее первой выставке один из известных художников: «И маленький, запуганный и испачканный зайчик может сыграть у вас роль солнца в галактике!».

В арсенале «Сотого» было множество фото и видео аппаратуры, и начала девушка именно с нее, но позже пришлось докупать еще. Искусство действительно требует жертв и для начала одной из них стало время, которое они могли проводить вместе, потом в их мир постепенно вторгались посторонние люди, но таковые они были лишь для «чистильщика», и он не собирался их подпускать или даже, хотя бы изредка, присутствовать в их компании.

Любое лишнее общение было пагубой и опасностью, причем реальной и ощутимой. Что считал возможным, он объяснял, но новоявленная фотодива и слушать не хотела, а его отказы где-нибудь поприсутствовать, даже обижали ее.

Любимой ее темой, были ночные пейзажи, а потому не редкими стали случаи, когда Алексей уже запоздно не находил дома ни теплого очага, ни его хранительницу. Ему не придавали спокойствия и комфорта молодые люди подвозившие ее далеко за полночь, а поскольку он не любил дискотеки, ночные клубы и прочую тусовочную ерунду, после которых от девушки пахло и алкоголем, и аромотизаторами, и неудержным веселием, то их жизнь начала превращаться, в лишь ее подобие…

Надо отдать ей должное – ее увлечение достаточно быстро позволило ей зарабатывать неплохие деньги и вообще нужно сказать, что себя она начала делать сама, причем успешно и продуктивно. Пока не было причин волноваться о ее преданности и «Солдат», даже не задумывался об этом вопросе. Но вот ее мелькания в местах, где собирается элита и бомонд, часто с фотоаппаратом, а люди быстро начинают понимать кому лучше подставить себя и свою внешность, дабы неплохо выглядеть и в состоянии подпития, и не будучи фотогеничными, и вообще ценят, когда в них пытаются найти приятную изюминку, а не горячую пошлую перчинку, привели к тому, что на нее начали обращать внимание.

Знакомства Весны умножались в геометрической прогрессии, довольно быстро она становилась независимой, хотя это было скорее обманчивое впечатление, чем факт, основывающийся на имеющемся, месте быть действительно, уважении, и причем уважении людей известных и медийных.

Через полтора года занятий Весной подобным хобби, у «Солдата» возникла идея организовать ей фотолабораторию, где и даме сердца было бы легче работать, и ему, возможно с течением времени, после распада «профсоюза», найдется шанс легализоваться.

Сказано – сделано! Скоро появились и заказы разного рода, штат, который подбирала она сама, конечно, «чистильщик» там не появлялся, и не лез ни в какие дела, правда пару раз пришлось отбить охоту у слишком рьяных парней, желающих узнать, кто же там «крыша» и кому барышня платит.

Для человека, подобного Алексею с его «работой» слабость иметь постоянную женщину, а тем более допустить ее в свое сердце, вещи в принципе не допустимые, но так сложилось, а потому ему приходилось исходить уже из реалий сегодняшнего дня. Конечно, им ощущалась опасность, исходящая от их отношений, тем большая, чем известнее становилась его девушка. А ведь ее лицо уже начало мелькать в журналах и теленовостях. Кроме всего прочего, ее привлекательность и своеобразная красота, притягивали всякие проекты, а вместе с ними не только людей приверженных своей профессии, но и проходимцев, падких на чужое и халявное.

Все это вело к усилению второй половины, как, опять-таки, слабого места, что вместе с особенностями рода занятий Алексея, расшатывала и так почти убитую его нервную систему.

Постепенно миры, в которых они существовали отдалялись друг от друга, теряя общее. Ее, ставший утопически-фееричным, совершенно не мог сосуществовать с его откровенно-приземленным и по-настоящему страшно реальным, где почти ничего не давалось даром, а каждый предпринимаемый шаг требовал длительного обдумывания и осторожного воплощения.

Всё кричало о том, что им нужно расстаться, о чем говорили, ставшие не редкостью, перебранки и даже скандалы, правда всегда заканчивающиеся сумасшедшим и страстным постельным перемирием и наслаждением от его последствий.

Короткая дорога, для ищущих его оперов, от этой «Валькириии», могла стать реальной, требовалось для этого не много – всего лишь узнать кому следует, принадлежность этой женщины «чистильщику», как гражданской супруги. После этого не могли помочь не ухищрения конспирации, ни уловки и западни проверок, но только исчезновение от всего, что стало ему дорого, жизненно важно, необходимо, как воздух, на что он оказался, из-за ранее пережитых потерь, не способен!..

…Вот на таком фоне личных отношений состоялась встреча четырех человек, и одним из вопросов ими обсуждаемых была судьба, как раз Алексея. Приютил их один из ресторанчиков Барселоны, в прямой видимости собора «Саграда де Фамилия» (собор Святого Семейства). Из четверых читатель знаком лишь с двумя – «Осей» и «Лысым», оба были Сергеями, и за время своего главшпанства сумели выбрать себе по «тени», каждому безрассудно преданной и выполняющей любые приказания, совершенно не задумываясь не о морали и не о настоящих мотивах, тем и были дороги…

У «Оси» такой «тенью» стал Марат Польских, а у второго Сержа – Мишаня Олегов. Оба были неплохими стрелка, но использовали всегда только пистолеты, для верности сначала выпуская несколько выстрелов по туловищу, и лишь после «контрольный» выстрел.

Как правило, предпочтение простоте и надежности влекло за собой увеличение лишних жертв и остающихся в живых свидетелей, но эти люди жили сегодняшним днем, причем с верой в неизменности их положения в будущем…

…Начали с бокала красного вина и бурного обсуждения убийства Умарова, так необходимого «Осе», и теперь увеличивающего, через некоторые хитросплетения, сумму его прибылей на целую сотню тысяч долларов в месяц! И это было только началом отжимания части бизнеса, на которую он смог наложить свою лапу. Разговор касался смерти женщины с ребенком, в котором «Ося» говорил о том, что раз так случилось, то значит к лучшему, и вообще:

– Серега, не пыжи, в натуре на красоту исполнено, а телки…, да пускай знают, что нас ни чего не остановит!.. Кстати, и стряпчего своего, этого адвокатишку, поторопи…

– Да на хрена это надо было то, только ментов злить…

– Это ты сам себе скажи, вспомни-ка, как грека валили, а вместе с ним и пол площади…

– Да ладно там все его пацаны были… Ты ваще еще вспомни «птицинских» и скажи, что «Культик» не правильно тогда разрулил…

– Да хорош!.. Тогда «Иваныч» рулил…, вон… и все их виражи на погосте кончились…

– А так-то, конечно, красава. Вообще, теперь любого достать можно. Ух, перспективки… За адвоката помню, а вот че с «Булкиным» делать – тварь тухлодырая, валить его нужно было, вообще че-то душно стало с этим балластом…

– Слышь «Лыс», ну «Малой» то понятно не согласится, а у нас ведь безысход голимый – мусорков то валить надо…, вон, вспомни, одного в Одинцово, шесть лет назад «порешили» и с ним все проблемы…, хотя может и не все…

– Кого думаешь зарядить?

– «Солдата», только как Андрюху обойти, он у нас, видите ли, чистюля… Короче пустить мульку, типа этих делаешь и расход…, типа лимон баков в лапы – и забыли друг о друге… Или не поведеся?

– Без мазы, «Ось», – не станет он ментов валить… Нееестааанееет. Хотя мыслишка верная, а потом самого в расход, только как? Вот вопрос…

– Дааа, это еще та рысь, чуть почует и тебе голову откусит… – этого на хапок не возьмешь, чем он ща занят то?…

– Да хрен его…, ты ж знаешь – он весь на шифрах и сухарях. С хаты на хату, как белка с дерева на дерево перепрыгивает…

– А ты не перепрыгиваешь?…

– Нууу…, но ты же знаешь, где мой дом в Барселоне, а я твой в Малаге… И ваще – перезваниваемся, встречаемся…, а я как с ним встречаться, так через седьмое колено, и вообще, я как чего не понимаю…

– Андрюха только знает, что он делает и чем занят…, и то – думает, что знает…, и без него нам не обойтись!.. Может какую-нибудь «днюху» (день рождение, как приманку) замутить, и типа его пригласить?…

– Ты давно его на каком-нибудь сходняке то видел… неее – щас то понятно, а года три-четыре назад, я в натуре его не на одном не помню! Хотя если «Малому» намекнуть и в тихую этим воспользоваться… мож новый год замутить?!

– Короче, делай красиво!.. Тут кстати, парняга мой, ну тот, что забирал кассеты…, ну помнишь тогда в Греции, перед Солоником…, корочеее парень, у которого он забирал кассеты… – это пацан «Солдата», но через него мы вряд ли выйдем на Леху, нас увидит и… сквозанет, а то и перевалит… Короче…, в общем этот пацанчик бухает немерено и о делюге с «Валерьянычем» на весь кабак буробит – в натуре палево…

– Че думаешь делать?…

– Вывозим его…, на дыбу. Знает че – хорошо, а не знает – все одно на погост… «Солдату» говорить нельзя, он хоть и выгнал его, а все одно выручать полезет…

– Так может на том и его туда же прибрать?

– А вдруг через этого синюшного…, как его – «Чип», кажется…, вдруг через него и достанем…

– Давай, делай, Серег, если помощь нужна – шуми… Да, вот еще что, скоро будет, примерно через месяц, годовщина смерти кента одного – близкого «Акселя», обязательно там этот «длинный» будет… Шухат – фамилия этого упокоившегося, надо «Малова» навострить, пусть, пока мы «Солдата» не упаковали, хоть что-то заставит его сделать, если на ментов не пойдет, то этих-то они оба не любят, а Андрюха то и вообще подбздехивает… А с ментами… – раз они с нами перетереть хотят…, вот мы их сюда и вытянем… и Лехе деваться будет некуда – придется здесь отработать…

 

Встречи

О разговоре четверых, а точнее двоих, в присутствии еще двух молчащих, не узнал Андрей Рылёв и даже не подразумевал Алексей. Жизнь этих двух людей, в сущности во многом схожих по характеру, но различных в судьбах, протекала, если так можно выразиться, по привычному, для каждого из них, руслу. Но если для первого это была вялотекущая жизнь, уже много лет не меняющаяся ни своим распорядком, ни спокойствием, ни даже скоростью, то для второго – это был бурный поток, к которому он не был предрасположен и предпочел бы, пусть и быстротекущую, но однообразную и этим безопасную стремнину.

И того, и другого жизнь затянула в свои жернова, у кого-то они были из перины, а кому-то и каменные казались милостивым подарком. Так или иначе, семейная жизнь на собственной вилле, практически отсутствие поездок дальше границ самой Испании и полная зависимость от установившегося в доме матриархата, разнежила Андрея, и позволила забыть настоящую сущность взаимозависимости его положения в «профсоюзе», его доходов и ответственности за все, к чему он так или иначе был причастен, пусть и не всегда напрямую.

«Солдат» же напротив, не позволял себе не то, что бы забывать, но вынужден был напоминать себе и даже порой гипертрофировать опасности этого мира, свое место в обществе себе подобных, и нависшую тяжесть наказания в случае попадания за решетку.

Разум его, конечно, утрированно, представлял из себя не коридоры, где происходило нечто, до сих пор не понятное людям, но казематы, где то бурлило, то промерзало насквозь, замирая камнем, его сознание, почти никогда не допуская состояния тишины, спокойствия и душевного тепла. Здесь никогда, за последнее десятилетие, не было места комфорту и расслабленности! Все происходящее, даже выпавшие счастливые моменты, имели оттенок с оглядкой на освоенную профессию и сопутствующее ей, хотя профессией он не считал возложенное стечением обстоятельств. Другое дело полноценно выбранное самим…

А потому, если Рылёву, в принципе, темы обсуждаемые в Барселоне были не особы важны, то «чистильщику», понятное дело, в особенности то, что касалось его, было жизненно важным, мало того звучавшие не было неожиданным, но не приятным, требующим точных дат, в особенности заблаговременной информации.

Интуиция уже подсказывала о надвигающейся опасности и о необходимости принятия каких-то мер, но общая неустроенность и жажда, хотя бы внешне казаться самому себе нормальным человеком, заставляли прибегать к общепринятому и терпеть существующее положение вещей, исходящих от работы Весны, своего нелегального положения, подчиненности Андрею, необходимости выполнять какие-то поручения прежней направленности, истекающие из интересов «Сотни».

Провидение давало возможность переносить и справляться со всем…, пока справляться, с чем приходилось сталкиваться или проходя мимо по своей стезе, цеплять чужие…

…Сегодня должна была состояться встреча отца с сыном, которую устраивала сестренка Алексея. Батю он не видел уже лет восемь и даже не представлял, как тот выглядит.

Все, что было необходимо для соблюдения конспирации было соблюдено. Шашлычница, шипящая капающим на угли жиром, принявшая на себя заботу о приготовлении шашлыка, богатый стол и само место, буквально в ста метрах от дома, где провел последние несколько лет своей жизни, сходящий с ума вождь пролетариата в Ленинских горках, теперь носящих его незабываемое имя, из-за потоков крови пущенных им. Все это стараниями сестрёнки было приготовлено для свидания двух родных и любимых ею людей, давно ждущих этого. Суеты не было, зато забота, бившая через край, чувствовалась в каждом её движении.

Яства разложенные на бумажных тарелках, своим множеством, загораживали узор скатерти и аппетитно щекотали рецепторы обоняния, водка в запотевшем графине, начинала слезиться капельками по стеклу, а старые, как мир, судя по выдержке, виски привлекали играющими сквозь пузатую бутылку, лучами солнца.

Двое – отец и сын: Лев Георгиевич и, соответственно, Алексей Львович, не отрываясь смотрели друг другу в глаза, начал старший:

– Алеша, я так понимаю ты нынче на нелегальном положении?… – Старый вояка сумевший за время своей службы побывать не на одном континенте, видел все несколько в своем свете, но в сути ошибался редко. Алексей, на секунду виновато отвел глаза и легонько покачав вверх-вниз головой, ответил:

– Некоторым образом… да… – наверное можно сказать и так… Что сильно заметно?

– Да нет, просто ты соблюдаешь некоторые правила, а вот причина этого может быть именно твоя конфиденциальность. Надеюсь легенду подобрал приличную, а не бросовую?

– Не переживай, даже данные не вызывают подозрения…

– Причины не спрашиваю…, другое дело, если не против, конечно?… – Увидев кивок сына, продолжил:

– Надеюсь не все так серьезно и шансы вернуться достаточно велики? В остальном я тебе верю – значит на то была веская мотивация. Ты, кстати, в горячих точках нигде не отметился?

– В самом начале зачерпнул кое где…, не переживай, ничего с нашей фамилией не случится, все будет… не посрамлю… Ты то как? Мамин «уход» как пережил?

– Дааа… перепало нам, кстати, слышал – слышал, почти всех, кто участвовал и был виновен в том несчастье нашей семьи, что-то да постигло, видно от нашего брата никто не уходит…

– С чего ты взял что это я?

– Ну видишь ли… – ты ж знаешь о чем я…

– Да, догадаться сложно… Таккк…, как после мамы?

– Да тяжело, сынок, тяжело… Как-то все…, и Ия, и Ванечка, и Ярославна, ох…, и Ильич! А мама… Ох! Ох! Ох, Танечка, какой же я идиот, и как я об этом поздно понял…

– Дааа… – потеря!.. Я же… нееет, на сухую не могу – сам расслюнявлюсь…, давай полковник, держись… – Они выпили по чарочке, закусили тем, до чего рука дотянулась и продолжили:

– У меня ж, бать, дочка есть…, а значит и у тебя…

– Ну и где моя внучка, как ты мог не привезти ни жену, ни…

– Нет, батя, Милены – и ее та же участь, что и Ию постигла…

– Ооох… – Крякнул Лев Георгиевич, и даже сгорбился, поставил локоть на стол и облокотился на ладонь лбом:

– Алеша, Алеша, что ж горит-то все вокруг…

– Не горит… батя, не горит, а в пепел превращается…, а дочь… – Татьяна, кстати, и зачали ее в день смерти мамы нашей, аккурат через пять лет…, пропала она куда-то – тетушка мамы ее…, на ее глазах, мою Милену и убивали…, вот они куда-то и исчезли…, и правильно сделали… – правильно!!! Ну какую мне дочь?!!!

– Ну ка хорош дурить, внучка, значит внучка, вынь да положи! Ищи и стань отцом! А на судьбу не смотри и не пеняй, не зря она у тебя такая…

– Ка-ка-я – та-ка-я?…

– Увидим… О сестренка твоя…, доченька… – оооо гордость моя! Мужу твоему, как появится, скажу – береги, самое дорогое – у тебя. Алеха то охламон!.. Ничего, все образуется, дети мои…, все образуется… Ну, чем мужиков потчевать будешь?

– Папуль, все ж на столе, шашлык вот только доходит…

– Не может такого быть, что б и шашлык женщина готовила?!!!

– Пап да я все могу, вон стерлядь попробуй фаршированную – мамин рецепт…

– Я знаю, что все можешь, но шашлык – это мужское, да, Алеха?!

– Конечно, бать, нооо… шашлык она лучше делает!

– Лучше Шерстобитова старшего, что-нибудь может делать лучше, только другой Шерстобитов…

– Так оно и есть – воюем мы оба… ох ёкер-макер…, да не переживай, я мясо делаю…

Дальнейший разговор растянулся на полчаса и касался только перспектив образования семьи у Алексея. Уединиться отец и сын смогли лишь ближе к расставанию, правда сын, перенервничавший и не совсем рассчитавший количество выпитого, выглядел немного устало, а потому просто подарил на прощание часы Первой часовой фабрики со швейцарским механизмом, те самые с дарственной надписью. Лев Георгиевич посмотрел и поинтересовался:

– Золотые что ль?

– 67 граммов чистого золота…

– А написано тут… ну ка прочитай…, че то не вижу…

– «От президента Российской Федерации»…

* * *

Не успел еще вкус встречи с батей выветрится, как звонок Андрея Рылева напряг своей просьбой. Он хотел, что бы Алексей в экстренном порядке приготовил к перевозке какую-нибудь легкую и малогабаритную винтовку, а затем передал ее одному из его парней.

Что ж, на все про все было не больше суток и вариантов кроме старого, уже раз отработавшего, длинноствольного спортивного револьвера «Рюгер», калибром 5,6 мм, не было. Работать этой «машинке», как он понял предстояло за рубежом, и потому вторичное использование опасности не представляло, к тому же, насколько стало понятным, пуля вынутая экспертами из мозга «Кабана» не имела для экспертизы никакой ценности из-за своей поврежденности, а значит никакого выявления аналогий быть тоже не могло.

Гильзы, поскольку это револьвер, на месте выстрела не осталось, да, в общем-то, ничего не осталось, а из свидетелей даже никто не вспомнил о микроавтобусе.

Если же кто-то захочет воспользоваться им без «чистильщика», то мало что у него получится: мушки с целиком нет, пистолетная оптика скорее мешает, да и стрелять с него без привычки неудобно. Правда есть еще пару хитростей – настройку прицела он сбил, но если придется работать самому, то на этот случай «Сотый» возьмет небольшой винтовочный прицел, пристреленный до ста метров именно на этом револьвере и именно теми патронами, которые он передаст вместе с оружием.

На удивление, по прошествии всего лишь одного дня, «Малой» позвонил вновь и просил подскочить в Прагу, где он будет встречаться с «Осей» и двумя его коммерсами, там же предполагался еще один человек, работать по которому и было необходимо.

Еще через два дня в трехзвездочном отеле, куда Алексей устроился в тайне от всех, нарочно избегая дорогих и фешенебельных, где привыкли проживать и главшпаны, и приезжающие с ними.

На кровати лежала коробочка, по нетронутым на ней «признакам», было понятно, что ее никто не пытался даже вскрывать, содержимое в целостности и сохранности. Место работы уже было определено и квартира для покушения уже снята, как оказалось, даже раньше, чем ему приказали собрать и отправить ствол – естественно, это не могло понравится, а с другой стороны подобное отношение во многом подсказывало – надо ушки держать в остро.

Весьма возможно, что не только с ним играют в слепую, но и с Андреем, а потому нужно замечать вдвое больше и все перепроверять. Именно поэтому и должна была состояться сегодняшняя встреча с шефом – еще одна, уже после состоявшейся сегодня.

Спрятав «железо», Алексей, прихватив привезенный с собой оптический прицел, отправился брать в аренду автомобиль, предчувствуя, что без него не обойдется. Специально для этого он провез, через таможню еще один комплект документов и кредитную карту на еще одну чужую фамилию. Использовать ее придется только один раз, а значит, если не потратить все, то вся десятка тысяч баксов на ней сгорит…

…Андрей уже ждал, облюбовав место у окна водного трамвайчика, носимого по водам Влтавы любителей красивых пейзажей, ни с чем несравнимых водных прогулок и романтических встреч. Нет в мире ни одной реки, с глади которой город, делимый ей на части, представлялся бы одинаковым. Эти артерии всегда открывают перед вашим взглядом своеобразие мегаполисов с необычной и неожиданной стороны, раскрывая прекрасную изнанку, скрытую от взгляда сухопутного. Алексей был влюблен в такие поездки и всегда старался посетить в новых городах места, где возможно духовное уединение: храмы, кладбища, речные прогулки и нигде не встречал похожести, но только индивидуальность, а как известно, именно она есть одна из причин притяжения…

Именно поэтому, зная его скрытую любовь к подобному, «Малым» и была назначена здесь встреча на борту малогабаритного экскурсионного судна. Одев очки от солнца и панамку, он походил именно на человека старающегося скрыть свое лицо, так как объемные мышцы не скрываемые рубашкой выдавали его с ног до головы.

Но это была Европа и дела до него никому не было. Увидев ожидаемого им человека, он привставая, протянул руку и сыронизировал:

– Привет! Попробуем совместить приятное с полезным – прикупил по случаю трамвайчик. Вообще ни разу, кроме Москвы не катался на таком…

– Привет!.. Да в принципе, Андрюх, у меня всего пара вопросов, поэтому можем успеть соскочить до отправления…

– Неее…, я немного покатаюсь, а чего случилось… Ты чего пожаришь то?…

– Кто на сей раз клиент? У меня очень плохие предчувствия… – они вообще не хорошие…, мало того, кажется «Лыс» настолько сошелся с «Осей», что лично я начал чувствовать себя лишним, а ты знаешь что это у нас значит…

– Ты че с дуба рухнул и голову ушиб сильно?! Выбрось эти мысли, во первых они беспочвенны, я с ними каждый день на общухе иии… поверь, если что – узнал бы первым…

– Хорошо, хотя я больше неуверенного в твоем голосе слышу… Андрей, кто цель?

– Да все нормально, Леха…

– Ты хоть сам-то понимаешь, что этого человека вытягивают сюда нарочно и предполагали это заблаговременно… – об этом же миллион народа будет знать! Надеюсь не ты вытягивал?…

– Да неее…, об этом только четыре дня назад стало известно…, о приезде, я имею в виду…

– А каким образом тогда квартира была снята почти месяц назад…

– Месяц назааад?… Нууу не знаю, может совпадение какое?

– С кем встреча?! Андрюх, это очень серьезно, можно так в жир ногами въехать… Так с кем встречаются, и будут ли вообще они встречаться?… По моему – прокладон голимый…

– Да какой-то барыга «коптевских» – че-то «Зёма» отжать хочет на Петровско-Разумовском рынке, его и просьба…, дааа…, иии кажется «Ося» сегодня сказал, что надо двоих убирать…, ннн-да, что-то там не чисто…

– Андрюх работать уже завтра, а ни хрена не понятно: квартиру мне показали только снаружи; простреливается из нее целых три кабачка, в лицо я никого не знаю… – это похоже либо на тему у Краснопресненских бань, либо просто стрелка сдать хотят, и сдать хотят именно на «работе», и если ты свою голову не включишь, то я сделаю так, как посчитаю нужным…

– Да не колготись ты «Солдат», кипишуешь…, как девка на выданье…

– Стрелок – это я, а если ты до сих пор не понял, что ваш покорный слуга в твоем прямом подчинении, и ты тоже здесь, то это тоже не зря!..

– Ну да…, что-то я сам не понял зачем приехал…

– В общем так… – у нас сегодня еще одна встреча…, словно сразу обо всем договориться нельзя было, наверное должны будут расставлены акценты… Я сразу уеду готовиться, а ты пробивай поляну…, если что не так почувствуешь, маякуй…

…Четверо основных участника собрались вечером этого же дня в небольшом ресторанчике в центре Праги, времени оставалось крайне мало, а потому «Ося» начал сразу:

– Так, пацаны, терки-порки на потом…, Лех, дружище, завтра…, ну… в этой кафешке, которая точно напротив окна квартиры…, нууу такая, с красной вывеской и синими зонтами на улице, над столиками… – разберешься, короче…, так вот…, в 12.00 туда подвалит Алехандро, нууу… этот адвокатишка испанский… Он встретится с двумя комерсами – вот их валить и надо, причем обоих… – нельзя, что бы хоть один ушел… За каждого сотку зеленью «Зема» дает – забирай все себе… – Для Алексея сказанное сложилось в очевидную подставу, а 200.000 $ (а о деньгах заблаговременно вообще никогда разговор не шел да и не в них определяющая сила, хотя как правило судят по себе), лишь поставили в этом жирную точку, которая по мнению говорящего должна была сыграть на жадности, чего в сущности Алексея вообще никогда не прослеживалось, но для поддержания разговора и для пробы вытянуть еще чего-нибудь, ему пришлось поюлить:

– Серег, я все понимаю и деньги хорошие, и квартирку вы сняли, чем все упростили, и ситуация, видимо, сложилась так, что другого выхода нет…, но убрать обоих и еще гарантированно…, нет, конечно, невозможного ничего нет, но… – кто они хоть? Если люди подготовленные, то второй точно уйдет… Сам посуди, если сейчас кого-то из нас прямо здесь вальнут, ты ж не будешь ждать, пока и тебя…, другое дело «плюшки» какие-нибудь… Кто они – эти людишки-то?… – Оба Сергея смотрели на него исподлобья, взгляды их не выражали ничего, кроме неприязни. Подключился «Лыс»:

– Да хорошь, Лех…, ты че-то даже на себя не похож…, че, не уж-то не сможешь вальнуть пару за раз, да второй не успеет прочухать?… Ну хорошо – это близкие «Зёмины», хотят мутнуть чего-то без него…, лукнулись куда не надо, чужого мацнули…, сам же знаешь, и дальше, и до…, короче «Зёма» наш близкий и нужен нам…

– Ну вот и все нарисовалось… Все, пацаны, я отваливаю – мне еще готовится… Кстати, а адвокат то что?

– «Солдат», ты че не догнал что ли, стряпуха эта уйдет, а они типа другого дожидаться будут… – одни они будут, вот тут и шмаляй…

– Без базара…

…Вечером звонок Андрея подтвердил подозрения Алексея, хотя ясности не внес. Все, что сказал звонивший касалось только двух персон, которые назавтра должны стать мишенями. Как и предполагалось они не были «коптевскими», а сам «Зёма» о них вообще ничего не знал.

Андрей был шокирован, и прежде всего тем, что его обманули, мало того, очень упрашивали остаться до завершения завтрашнего дела, где в его присутствии совсем нужно не было!

«Сотый» же напротив настаивал на его немедленном отъезде, причем именно вечерним рейсом, а не утренним, что тот и сделал с радостью, ощущая поддержку со стороны человека, которого многие опасался…

…«Солдат» явно порадовался своей прозорливости – ибо завтрашний день, мягко говоря, не просто удивил, но буквально шокировал!

* * *

В местном магазине «чистильщик» заблаговременно приобрел парик из натуральных волос средней длины, превратившего его в почти поседевшего брюнета, борода была своя, пусть и не окладистая, но тщательно ухоженная, надежно прикрывающая часть лица, разумеется очки тоже стали неотъемлемой частью внешности. На блошином рынке, куда он сразу по приезду заглянул, на глаза попался арабский платок типа «арафатки» со жгутом, из волос, позаимствованных из конского хвоста. Продавец показал как правильно его носить, оказалось ничего сложного, а поскольку в городе проходил какой-то конгресс и «Солдат» уже не раз встречал арабов, и именно в подобных головных уборах, то ему показалось логичным в случае необходимости воспользоваться им.

Маловероятно, что это могло пригодиться, но некоторая страсть к переодеваниям, как необходимая часть работы, а скорее к перевоплощениям, прямо таки притягивала Алексея к подобным вещам. И надо сказать, что он не только их собирал, но и часто ими пользовался.

В квартиру «Солдат» даже не заглядывал, но приготовился во все оружии и выдвинулся ранним утром на заранее выбранную им другую точку, по его мнению, даже более удобную. До означенного часа было еще далеко и он не нашел ничего лучшего, чем перехватить два-три часа сна, оставив до ожидаемой встречи еще пару, что бы понять возможный карт-бланш, могущий создаться в этой непростой ситуации.

Да что говорить, он был просто уверен, что обязательно увидит знакомые ему лица, либо из «Осиных», либо кого-то из парней «Лысого»…

…Закрыв глаза, Алексей, почти сразу погрузился в забытьи, снов не было, как и мыслей… По пробуждению, казалось, сознание вернулось моментально, но на деле только через два с половиной часа – на 30 минут раньше необходимого. Лобовое стекло полностью закрывала специально для этого купленная пленка из фальгированной бумаги, наклеенная на мягкую пластмассу, в принципе именно для этого и предназначавшаяся.

Подняв спинку переднего сидения и перебравшись на заднее, откуда и предполагалось вести наблюдение, а в случае необходимости и стрельбу, «Сотый» занял наиболее незаметное со стороны улицы положение и застыл.

По бокам машина была прикрыта припарковавшимися автомобилями, а спереди и сзади просмотру салона с улицы мешала ранее прикрепленная бумага, закрывающая лобовое и заднее стекла – этим транспортное средство от других не отличалось и не выделялось, поскольку так поступали все автолюбители, избегая таким образом нагревания салона.

Сектор же просматривался через переднее боковое, чуть приоткрытое стекло, как раз ограниченный стойками своего автомобиля и рядом стоящего.

Спинка переднего пассажирского кресла была удобна для опоры рук и самого оружия, при котором траектория вылетевшей пули точно ложилась в щель приоткрытого стекла (сантиметров 10 – не больше). Через стеклянный люк в крыше, виднелись окна для стрельбы снятой квартиры и через боковое же стекло, только уже заднего сидения, по диагонали обозревался подъезд, через который нужно было бы проходить в это помещение и, соответственно, отходить после выстрела.

Сам узкий тротуар, проходящий вдоль ресторанов, просматривался так же, как и все подъезжающие машины, пока они не припарковывались.

За два часа до времени встречи, мимо ресторанчиков промаячили Марат и Миша – «тени» обоих Сергеев и продолжали дефилировать раз в пятнадцать минут, пока за полчаса до встречи куда-то не исчезли.

Возможно они высматривали Алексея, хотя тот предупредил заранее, что узнать его будет не возможно, и сказал это специально, на случай если захотят пропасти его вход в квартиру, в которую он совершенно не собирался посещать!

За двадцать минут, недалеко от места стоянки его «Форда», припарковался джип «Ламборгини» «Оси», в котором соответственно находился он сам и «Лыс». Они тоже подобрали очень удачно местечко для наблюдения, с которого было видно и ресторан, и подъезд, мало того они стояли дальше, чем «Солдат», а значит просматривали все поверх его машины, что заставляло быть еще осторожнее…

…Алехандро явился на пять минут раньше, означенные господа, как оказалось, ничего не подозревая и не опасаясь, появились ровно, минута в минуту, в оговоренное время. Сразу были принесены три чашечки кофе и три «терамису»…

… Алексей извлек револьвер, дабы заранее иметь понимание удобного положения для стрельбы, как по двоим, наслаждающихся кофе и слушающих адвоката, что-то очень бодро рассказывающего, и что-то чертящего на нескольких листках бумаги фломастером, толи графики, толи таблицы…, так и по двум другим, сидящим в дорогущем внедорожнике, и на всякий случай, что оказалось более неудобным, попробовал выцелить кого-нибудь на тротуаре, по пути к своей машине.

Удобнее всего оказалось стрелять по находящимся в ресторане, но именно здесь то появилось какое-то подозрение. Еще раз присмотревшись через оптику, «Сотый» был уже уверен, что одного из сидящих, помимо адвоката, он точно видел, не успела мысль оформиться до конца, как показавшийся знакомым встал иии… и Алексей понял – с таким ростом и такой неприличной худобой он знал только одного человека!

«Солдат» поморщился, с силой выдохнул, потер глаза, еще раз резко тряхнул головой и сделав глубокий вдох, снова приложился к окуляру: «Ёкер-макер, не может быть, этот то что тут делает?!» – и подумав еще секунду:

«Неужели приехал договариваться и, так сказать, брать под контроль «профсоюз»…, дааа…, наверное и о дольке в бизнесе говорят, потому и адвокат, потому и графики, и таблицы… Что делать, «Солдат», что делать?… Эх! Был бы «Седой»!!!» – неожиданно Алехандро встал и несколько раз поклонившись и пожав обоим руки, ретировался… Стало очевидно, что теперь выход «чистильщика», впрочем также очевидно, как и для самого него, что чистить нечего.

Мартын, а это был он с, уже известным, Пашей Крышниковым, приехали в сущности делать свою работу, кому-то это может показаться странным, а кому-то даже через чур вычурным, но всегда лучше контролировать, чем бороться – именно эти слова любил повторять его учитель, которого он называл «Седым». Ну а раз так, то и поправлять нечего…

Алексей уже хотел собираться и пробовать покидать это место, как вдруг ему пришла мысль, что Марат и Мишаня, здесь неспроста, их мишенью мог быть как он, так и, в случае его неудачной стрельбы, и эти двое. Наверняка эта парочка, по уши «заряженная», маячит где-то рядом. А раз так, то выходов, три: валить тех, кто в джипе, валить, их «тени» или просто уходить никуда не вмешиваясь. Но тогда можно только представить что сделают МУРовские, для того что бы найти всех участников иии…, а вот здесь воображение «Сотого» вообще не хотело работать, к тому же он даже не рассматривал вариант стрельбы по милиционерам… Хотя можно было оставить небольшой процент на то, что это могла быть и просто «коммерческая» поездка по собственному почину. Правда последнее никак не вязалось с тем, что он слышал об этом длинном опере…

…Неожиданно, сам для себя «Солдат» быстро напялил «арафатку» со жгутом и надел пиджак, все вместе смотрелось удивительно логичным, мало того, его загоревшее этим летом, как никогда ранее, лицо, было настолько темным, что издалека могло быть похожим и на физиономию араба, хотя кажется эти ребята белокожие, но время было мало, а потому он понадеялся, что неплохо продумал все заранее.

Стараясь не вызывать внимания, правда кажется своим видом он именно это и делал, но был заметен лишь как представитель другой культуры, что устраивало более чем, он предпринял то, что посчитал единственно возможным.

Не спеша и пытаясь держать лицо в другую сторону относительно людей, наблюдавших из джипа, Алексей прошел в ресторан и поклонившись, сложа кисти рук у груди на приветствие метродателю, знаками попросил позвать высокого господина, сидящего за столиком на улице, к барной стойке внутри помещения ресторана и пошел, якобы, заказывать виски к бармену…

Через минуту оба, высоченный и худощавый, и шедший за ним, почти квадратная гора мышц, Мартын и Павел, вошли с недовольными лицами внутрь и вопросительно глядя на человека в странном головном уборе, на которого показывал метродатель, направились к нему.

Подойдя с двух сторон, Мартын, попытался обратиться, но не зная ни языка, ни тем более, даже не понимая причины, по которой им пришлось зайти внутрь, коснувшись плеча, а стоящему спиной к нему было все хорошо видно в зеркало позади барной стойки, произнес:

– Эскьюзми…, ё моё, че ему сказать-то?… – Не глядя на говорившего Алексей улыбаясь во весь рот, но не говоря ни слова, аккуратно тыкнул указательным пальцем в грудь, высокому и показал следовать за ним к углу стойки, Паша двинулся за ними. На что «Солдат» покачав головой, раскрытой ладонью попросил остаться того на месте. Опер махнул рукой, мол «останься», и подошел к стоящему спиной «чистильщику», наблюдающему за происходящим в тоже зеркало. Поняв что они одни, он процедил сквозь зубы, довольно четко, но стараясь исказить свой голос:

– Вам не стоит оставаться здесь более ни минуты, никто не придет, кроме смерти. Просто уходите…, очень быстро… – На этих словах Мартын схватил говорившего за плечо и постарался развернуть, но получил резкий и короткий удар локтем в печень, что поубавило пыла, причинив боль, перехватившую дыхание, еле сдерживаясь в чуть согнутом состоянии, он спросил:

– Ты то кто?!!!

– Не важно…, хотя… – тот, кто должен был продырявить тебе и твоему товарищу башку… – Эта фраза раскрыла милиционеру глаза на происходящее. Наконец до него дошло, почему с ними не встретились в аэропорту, как предполагалось и почему нельзя было поговорить напрямую, а нужно было присылать какого-то адвоката, который не понятно о чем им говорил минут двадцать. Излишняя самоуверенность чуть было не сыграла с ними злую шутку…, и еще этот шут… гороховый.

Злоба вскипела и прежде всего из-за оскорбленной гордыни и обманутых надежд. А потом, все это выглядело так, будто их выставили дураками на посмешище всей Европе.

Мартыну почудилось, может и от боли, может и от обиды, а возможно причины были смешанные, но ему виделись улыбающиеся лица, смеющиеся рты в кривых гримасах хохота, пальцы издевательски указующие на него и даже Пашу, веселящегося и ржущего до слез над ним и над удавшимся розыгрышем!

Мартын схватил «Сотого» еще раз, теперь только за локоть, но поворачивать не стал, зато рявкнул, ставшим уже привычным:

– Ты арестован, я… я тебя сгною, падла…

– Я и не сомневаюсь в вашей благодарности…, но есть одно «но» – два архаровца, которых припасли на случай моей неудачи или, так сказать, для появившейся нужды добить вас. В этом же случае они будут валить всех троих, включая и меня. Но в отличии от вас, у меня нет грандиозных планов на будущее и я не так, как вы дорожу жизнью… удачи!.. Да…, и попросите вызвать себе такси… – Положив пятидесятидолларовую бумажку на барную стойку и вылив на нее принесенные виски, держа при этом стакан через салфетку, которую показательно забрал собой, дабы не оставить и шанса на отпечатки, «Сотый» аккуратно отцепил пальцы, сжимавшей его руки и не поворачиваясь, спокойно вышел.

Мартын быстро взял себя в руки, начиная понимать причину своего состояния. Нет, он не испугался, не растерялся, и даже не разочаровался, как показалось сначала от ошибки в ожидаемом… Нет, причина была в другом – в этом человеке, он чувствовал его душой, мало того, ему даже показалось, что он многое о нем знает, правда больше о внутреннем мире этого уходящего и, между прочем, только что спасшего им двоим жизнь, хотя получится это или нет, теперь зависит от них самих.

Пожалуй самый надежный вариант подсказал этот «араб», и расплатившись не выходя из ресторана, оба чуть ли не бегом запрыгнули в вызванное метродателем такси, промчавшись мимо явно растерявшихся Марата и Миши, так и не успевших выхватить пистолеты-пулеметы…

…Одновременно с этим маленький «Форд» покидал место своей парковки, за рулем которого сидел смуглый человек с седеющей шевелюрой и почти черной собственной бородой. Выражение его лица светилось удовлетворенностью, но при всем этом интуиция подсказывала, что тем же ему не ответят, а случай для этого обязательно представится в ближайшее время. Что делать – такова жизнь!..

…Оба Сергея были в гневе и всю свою злобу вымещали на своих «тенях», пропустивших обоих ментов и «Солдата», а того кто их предупредил вообще не отследили. Позже Андрей рассказывал как орали они, обещая разорвать Лёху на мелкие куски, реально понимая чьих все это рук дело! Ведь и с ментами договориться, даже при появившемся теперь желании, не удастся, а «Осин» знакомый, он же одноклассник «Зёмы», а по совместительству прямой начальник Мартына, предупредил, что не сможет не прекратить расследования, и не изъять материалы, так как дело со вчерашнего дня взято под контроль начальника МУРа.

Андрей же, узнав кого должен был убить Алексей, впал в уныние и неделю вообще не желал ни с кем разговаривать, а еще через две недели был арестован жандармерией Королевства Испания по обвинению в неуплате налогов. Понятно, что обвинение было надуманным – налоги он даже переплатил, что было подтверждено следствием и судом, постановлением которого он через полтора года был освобожден, но вновь арестован по требованию прокуратуры РФ, обвинявшей его в организации преступного сообщества, убийств и еще ряда преступлений, с требованием экстрадиции, что и было исполнено через некоторое время…

 

Неожиданности

По возвращении в Москву Алексей был вынужден обратиться к своим делам, многие из которых находились в подвешенном состоянии, а некоторые и вовсе требовали скорейшего разрешения. Это касалось не только работы, но и семьи, и Весны, и конечно, тех обстоятельств, в которых он оказался проходя по стезе, становившейся все уже и уже…

…Чаплыгин, отстраненный «Солдатом о работы за свои безобразия, просил о встрече. «Санчес», передавший эту просьбу, сообщал, что тот стоял буквально на коленях и умолял упросить, клялся что не будет пить, болтать языком, и больше ни разу не подведет. Глядя в глаза Александру, «Солдат» поинтересовался его мнением:

– Нууу…, а сам то как думаешь… – нужен он тебе?! Я спрашиваю не вообще – нужен ли тебе помощник с подобной профподготовкой, а именно этот?…

– Шеф, смотри сам, но с этим дерьмом, я работать не хочу! А потом ты ж знаешь, пока я в Греции был…, этот… жену мою охаживал… – я ему этот букетик с коробкой конфет и бутылкой…

– Угу…, помню, помню, а я потом вас из ментовки выкупал! Эх знал бы в чем дело… Что говорииить – дерьмо человек…, а значит не нужен… Как бы его люди «Лысого» не нашли. Он же до сих в этом казино в «Ленинградской» у «Трех вокзалов»…

– Да мы все там…

– Да в том то и дело… – он брешет, как собака чумная, а все на вас отразится может. Мало того Серегины пацаны иногда туда заезжали, правда давно это было…

– Извини, не сказал – совсем из башки вылетело. Недавно они были и «Чипа», кстати, искали…

– Че еще забыл?

– Да неее…, они так искали… – он им денег на такси дал… они типа вернуть хотели…

– «Чип»!.. Денег дал…, ооох… детишки с седенькой бородкой. Эти денег никогда не отдают!.. Где эта бесятина, где этот «Чип»! Так, Саня…, давай к нему, только… я тебя прошу осторожно, кто знает, что у них там на уме! Возможно ловушка!

– На нас?

– На меня, друг мой, на меня…

– Даккк, вы ж вроде бы близкие…

– Все люди близкие, а как через прицел на них смотреть начинаешь, то они еще ближе становятся…, но однажды им может это надоесть…, и тогда страх или точнее опасение превращается в фобию – вееещь не пред-сказу-е-муюююю… Тэк-с, поеду-ка я с тобой. А то вальнут тебя, а я потом переживать и мучится всю жизнь буду… – погнали… наши городских…

…«Чип» обнаружился в гаражах поселка «Чаплыгин», что на Осташковском шоссе, и пьянствовал с двумя полубомжами, рассказывая им в красках, как он единолично выследил киллера номер один – Солоника, и пытаясь вывезти его спеленованого по рукам и ногам в Россию для придания правосудию…, и ведь засранец причину придумал – друга он его убил!

По его рассказу выходило, что живого довести его не получилось, при попытке к бегству он его задушил причем шнурком из его же туфель. А вот тело довез и сдал куда следует. Деньги же на которые они пьют… – ну та одна треть его части, которой он сбросился на эту вот бутылку – это последнее с того миллиона долларов, которой его премировали. А чтобы товарищи не сомневались в его состоятельности, добавил, что половину из озвученной суммы он вложил в «Сбербанк» и получает ежемесячные проценты, а вторую пожертвовал в детский дом, который носит теперь его погремуху и погремуху, застреленного Солоником друга: «Чип и Дейл»…

…Все в общем-то было на лицо, и ниже падать было некуда… Несколько поразмыслив, Алексей обратился к «Санчесу»:

– Сань, он о тебе ведь знает почти все?

– Ну так…, нууу не все…

– Где живешь, знает?

– Пока нет, ведь только на новую квартиру переехал…, а че?

– Исчезнуть тебе придется на месяцок, снимешь другую квартиру, машину поменяешь завтра же…

– Шеф, да когда…

– Жить хочешь?

– Кхы, кхы… – ну так-то хотелось бы…

– Да не жилец он, парни «Лысого» именно поэтому его и искали, скорее всего и тебя, если рядом найдут, тоже зацепить захотят, а он тебя точно сдаст…, короче сегодня исчезнешь, телефон поменяешь…, так…, не совсем так. Старый оставишь, пока тебе «Чип» не позвонит – они что-нибудь колданут, что бы тебя, а может и меня за одно выцепить…

– А не бред это… ты ж для них столько?…

– Сань, здесь столько намешано…, короче, если позвонят, назначишь ему встречу, помнишь кладбище…

«Введенское», так вот меня тут просили на днях за одним мероприятием посмотреть, вот мы их в одну точку совместить и попробуем. Саня – это очень важно, запоминай день и час, это будет через неделю…, кстати…, ладно разберемся, а тебя я проконтролирую. Вот тебе две штуки зеленых, больше с собой нет, на них и квартиру, и телефон купишь… Три дня отпуска…, нет – неделю, и чтобы я тебя рядом с «Чипом» не видел…

…До предполагаемого дня действительно оставалось не больше недели, что предстоит сделать, увидев на кладбище у могилы почившего близкого «Акселя», в чем правда Алексей сильно сомневался, тоже виделось неясным. Но опытный лис, пути с которым пересекались уже не раз, был трофеем, если так можно сказать о человеке, которого к тому же еще и уважаешь, завидным и мало того – знатным!

Какой-то дисбаланс в психике «Сотого» чувствовался им самим уже несколько месяцев. Никаких отклонений в поступках, полны контроль действий, да и увеличения срывов заметно не было, скорее наоборот (или «наеборот», как говаривала его сестренка в младенчестве), он стал собраннее, расчетливее, еще более осторожнее, и если что-то новое и наблюдалось, то где-то глубоко внутри, а еще точнее исходящее из тех глубин, где настороженно ждала своего часа та самая сущность зла, проявление которой в судебно-психиатрической экспертизе называется «эйфорией», как раз то бессознательное состояние, когда человек подпадает полностью под действие этой страшной и беспощадной силы.

Вместе с этим у него появилось иногда всплывающее опасение, которое обычно предвещалось внезапно появляющимися помыслами, сопровождающимися диким желанием, сотворить что-нибудь кровожадное. Но эти появляющиеся потуги зла быстро гасились им вместе с причинами, возможно их вызывающими, и даже более того – подобные всплески никогда не имели никаких последствий. Но… природа бесконтрольного зла так же загадочна, как и пугающа. От этого несло запахом смерти, который ничего общего не имел и с самим запахом, физику которого мы и знаем, и понимаем – это же ощущалось помимо органов чувств, на уровне подкорки головного мозга, и возможность бороться с подобным явлением заключалась только в терпении. Только оно могло превозмочь вздымающееся рвение, взращиваемое скорее неуверенностью завтрашнего дня, шаткостью платформы, так и не ставшей жесткой опорой, на которою необходимо было не только опираться, но хотя бы и изредка отталкиваться от нее.

Ожидание, борьба и само появление подобного состояния не уравновешивало положение и отношение с людьми, которых он ценил, и особенно отношения с той, которой раскрыл свою душу и подарил все чувства, на которые только был способен. Редкий человек способен прежде всего думать о другом, если это, конечно, не мать и дитя. Эгоистические потребности толкают нашу сущность в удобную для нас сторону, которая часто совпадает и с пользой для других…, часто, но не всегда. И подобное естественно, ведь не возможно думать, а тем более нормально жить желаниями другого, к тому же, если они диаметрально противоположны твоим. Лишь любовь соединяющая, жертвенная и немеркантильная способна менять нас до неузнаваемости, делая незаметными все отрицательное; снисходительными к противостоящему нам в чертах характеров наших любимых, порой заставляя даже радоваться тому, что раньше вряд ли понравилось бы. Лишь ненавидя, мы замечаем все недостатки и превращаем в них достоинства.

В самих поступках ужасного мало – ибо они сиюминутны, страшны же последствия, предсказать которые, к тому же, редко бывает возможно.

Что толку в сожалениях, угрызениях совести и попытках исправить что-то, если конечно, эти попытки имеют место быть, для человека, которому уже причинена боль и его сознанию, и уму, которые мгновенно начинают осознавать, делать выводы и соответственно по-иному относится к источнику этой боли, кем бы и каким бы он не был! Правда многое может быть важно для самого «источника», но это уже другая тема и место, где она всплывает сама собой, и называется церковью и верой…

…Патриаршие пруды – кто же не слышал о них, не переживал происходящего на их территории, не притягивался их романтическим ореолом и исторической глубиной. Ни один автор постарался увековечить их в строчках своих трудов, а может и наоборот, и что уж говорить о том, что «…Аннушка уже разлила масло…» – эта Булгаковская небольшая фраза, пожалуй может быть применима ко многим и москвичам, и гостям столицы, хоть и трактуемая по-разному, но однозначно подходящая в той или иной интерпретации, понять которую, как и для героев «Мастера и Маргариты» возможно лишь после уже происшедшего и осознанного…

…Один из адресов, как раз в этом районе, временно привлек внимание «Солдата». Здесь появилась необходимость наблюдения за одним офисом. Проникнуть пока в телефонную сеть не удалось, из-за, буквально недавно, произошедшей замены обычного телефонного кабеля на оптико-волоконный. Люди, в таком случае помогавшие своими ресурсами и возможностями из «ФСБейки», из-за своей перегруженности были не в состоянии сделать необходимое, а потому некоторое время приходилось довольствоваться обрывками из перехвата сотовой связи, который был реален, но только с возможностью записи голоса лишь одного из двух абонентов.

Как выход, и при этом довольно простой, была необходимость проследить за одной из секретарш, как выяснилось, бравшей нередко работу на дом и соответственно часто созванивающейся с шефом, что давало массу поводов для дальнейшего.

Кто эта особа – одна из троих, как она выглядит и на чем передвигается, стало известно еще вчера, а потому Алексей вызвонив для страховки «Санчеса», на случай предположения обнаружения своего «Форда Эконолайн», на котором вынужден был сегодня выдвинуться, ждал появление клиента. Время подходило к ожидаемому, вечерело. Александр припарковался с другой стороны улицы, встав навстречу автомобилю «Сотого», так как не было ясно какое из двух направлений выберет женщина. Выбрала она неудобную для Алексея сторону, а потому отправился за ней напарник, его же шеф поехал кругом, чтобы не разворачиваться, корячась на своем монстре на узкой улочке.

В сущности подобную операцию с женским полом обычно проводили в одиночестве, но сегодня кроме всего прочего к этому подтолкнуло и какое-то предчувствие.

Проехав сто – сто пятьдесят метров, «Солдат» обратил внимание на знакомую машину – «Тойоту Рав-4», подаренную им Весне полтора года назад. Своеобразный кофр запасного колеса выдавал эту машину за километр. Сам не зная зачем мужчина «пошел» на второй круг, параллельно набирая номер телефона любимой и получил ясный ответ, что та проявляет в лаборатории пленки срочного заказа и сможет быть дома не раньше, чем через четыре-пять часов. Странно, но даже после этого никаких подозрений у него не появилось.

Наивная слепота, затуманенного чувством человека, поначалу требует сумасшедших доказательств, которых очень долго может не хватать, но осознание происшедшей измены, в последствии, если отношения чудом удастся сохранить, будут рождать чудовищные предположения, возможно не отступающие никогда. И только этому человеку, пошедшему на такую жертву прощения, ради чего-то высокого, хотя может быть и меркантильного, будь то женщина или мужчина, будет известно чего эти усилия, справиться со своими подозрительностью и ревностью, будут стоить, если конечно дело действительно в чувствах!

«Солдат» не стал проезжать мимо второй раз, а припарковался не доезжая, оставив для прикрытия, между «Тойотой» и «Фордом», еще несколько машин, что не закрывало видимости происходящего в салоне, благодаря высокой посадке минивена.

Вечер быстро прогонял природное освещение, меняя его усилиями человека, на искусственное. Именно оно и дало возможность заметить присутствие еще одного существа в салоне.

Позвонив еще раз, он буквально видел своими глазами, как во время ответов любимая им женщина, для которой он столько сделал…, да ни это в принципе важно…, дарила поцелуи, наслаждаясь острым моментом, новому возлюбленному!

Эти поцелуи не были прощальными, но медленными и горячими. Ответы ее были невпопад, а вопрос – единственный, который она задала: «Если нужно, я приеду прямо сейчас. Приехать?» – имел интонацию явной надежды на то, что необходимости в этом нет. Ее и не было…, зато появилось ощущение полной растерянности.

«Солдат» на столько растерялся, что даже не сразу понял из звонка «Санчеса», что тот от него хочет. Оказалось подчиненный докладывал об успешности проведенного преследования, мало того одновременно он смог узнать и точный адрес, вплоть до квартиры и уж, что было совсем неожиданным, предлагал поставить закладку на телефон безо всякой подготовки. В другом состоянии ответ был бы получен после двух-трех вопросов и разумеется в случае понимания реальности и безопасности предлагаемого, положительный. Сегодня же Саня услышал, что может поступить как считаем нужным, чего никогда не было, да и в принципе не могло быть!

Все же, что-то отметив про себя, Алексей начал постепенно констатировать видимое. А что собственно он заметил, какие-то поцелуйчики, и то в темноте – и более ничего, к тому же она предлагала приехать прямо сейчас, несмотря на «свою занятость»…: «…Как занятость?! Она ведь ничем, кроме поцелуйчиков не занята!!!» – нежелание признавать очевидность дошло до того, что он попытался оправдать, мол всего лишь поцелуи! А может ничего больше и не было, да и не будет.

«Чистильщик» не терялся почти никогда, его замешательства можно было пересчитать по пальцам и то, все они имели место быть в детстве. Никакой форс-мажор не мог даже на долю секунды ввести его хотя бы в тень задумчивости, но сейчас это оказалось неодолимо сразу и полностью.

Всплыла очевидная мысль – нужно узнать кто это и любыми методами выяснить что между ними было и есть! Но что-то параллельное толкало совсем на другое, а именно – оставить ее навсегда – подорвавшую свое доверие, а лучше и забыть, мало того, этого требует и обстановка, его работа и еще многое…, но как? Что останется?! И во что превратиться он сам? В зверя?! Ведь не даром он чувствует приближение этой черной массы изнутри, ей все тяжелее и тяжелее сопротивляться. Он чувствовал конец чему-то… и пол беды, если свой собственный.

Здесь Алексей вспомнил слова Андрея Рылева предупреждавшего по-дружески, о том что она, Весна, несет опасность, а «Ося» мол убежден в необходимости ее устранения. Скоро ему, сегодняшнему слепцу, начали с нарастанием представляться ее похождения, которые теперь в воображении росли и все больше терзали, хотя с реалиями вряд ли имели что-то общее, рисуясь в виде ее выбора все новых и новых мужчин из ее окружения!

Тогда, в скрытом противостоянии с главшпанами выгораживая и защищая свою женщину, нежданно-негаданно занявшую большую часть его сердца, он ставил условия, заставлял их делать выбор: или он и она, и их не трогают, или придется поиграть в войну, до тех пор, пока он не сгинет или же не перебьет всех их, и до сих пор, «Солдат» сам не понял, почему после такой дерзости остался цел.

Он вспоминал Весну еще «найденышем», и еще, и еще, и еще…, пока вдруг дверь «Тойоты» не открылась и из нее не вышли двое – мужчина и женщина, они сошлись у капота, взялись за руки, и пошли, после, уже обнявшись, к серого цвета «Жигули» девятой модели, дверцы которой открылись и… салон «девятки» поглотил обоих…

…Это взбесило! Что могло удержать человека, убившего уже стольких себе подобных, и могущего послать в след за этими еще как минимум половину от этого количества, будь он чуть кровожаднее… Так что могло удержать, этого становящегося в эти минуты монстром, от тарана своим тяжелым минивеном или просто… – душа металась, разрывая последние усилия воли, что-то еще держало это тело и основные мышцы были подконтрольны. Одни лишь кисти рук впились в рулевое колесо, кожаная отделка на котором начала лопаться.

Все пережитое разом обрушилось на силящегося удержаться мужчину… Со стороны он наверняка производил впечатление человека, испытывающего сильнейшую боль. «Сотый» не смог бы сказать ни сейчас, ни потом, какой бы исход был в сей минуте для него предпочтительнее, но явно одно – желание все забыть и остаться в вакууме, что бы не чувствуя ничего, пребывать где-нибудь, где нет даже и маленького ветерка, нет света, нет запаха, звуков – ибо все это сейчас стало раздражителями безусловными, и каждый из них, мог стать тем, что сдвинет эту, находящуюся на грани сумасшествия, машину смерти…

Да, да, да! Он хотел именно ее, «чистильщик» желал смерти и не важно своей или чужой… Отдаться ей всеми силами – пусть собирает, пусть жнет, пусть закрома ее переполнятся, его ли телом или с его помощью другими – это не важно!

Постепенно одержимость охватывала всего «Солдата», и лишь где-то, очень глубоко и очень далеко, слабый и бессильный голос, слыша который, он смеялся, но смеясь чувствовал, что именно он и есть спасение, именно в нем Свет Разума, и эта минута, а может и каждая секунда в ней, и последующая за ней в бесконечности и есть то, ради чего он жил и остался жив до сих пор.

Именно сейчас, оставшись совершенно один, в пустоте окружающей его ненависти ко всему, почти в беспамятстве, даже уже не имея возможность вспомнить, что вызвало такое состояние…, именно сейчас он должен сделать выбор: простить или убить! Причем выбор этот, кажущийся сейчас невозможным, несравненен с приложением сил для его исполнения в будущем… Какая-то глупость!

Почему все хорошее и доброе должно делаться с такими бешенными усилиями, с перешагиванием через себя, свое хочу, свою гордыню, ведь никто ради него, даже ради маленького кусочка его, 37 – летнего мужчины, испытавшего столько, сколько не перепало на всех его знакомых вместе взятых, с их родителями и прочими родственниками?! П-о-ч-е-м-у?!

Мозг разрывался от воплей, раскалывающих его на маленькие, сами по себе, кричащие разумы: «По-че-му, по-че-му, по-че-му!!! Как просто убить, просто и быстро… иии…, просто убить, пусть в наказание, пусть от несдержанности, почему я… ЯЯЯ должен терпеть! Зачем я должен сдерживаться… Ведь мне сразу полегчает, да, да, да – полегчает… – и что с того?! Даже если полегчает всего на секунду на момент… – не хочу, не хо-чууу!.. Нет, нет, нет, нет!!!.. Нет, не хочу – это слышать, не хочу ничего знать, не хочу ничего помнить. Почему я должен прощать? Кто простит меня?!.. Ведь это так сложно, это почти невозможно…, да никто не прощает… и я не прощу!.. Не ПРОЩУ!!!»… – вдруг перед глазами «Сотого» встала маленькая девочка…, лицо ее было обожжено, волосы растрепаны и частью слиплись от засохшей крови. Одного глаза не было – вместо него зияла пустота, не было и части черепа и серое с красным вещество выпирало, пульсируя под обвисшей и разорванной кожей. «Он» скривился в гримасе какой-то душевной боли, что-то резануло по всему сердцу, оказавшемуся больше него самого, Разрезанное ныло и кровоточило, но кровь, скорее была больше похожа на слезы, чем на настоящую красную, густую жидкость текущую в венах человеческих, хоть и была соленой на вкус, но прозрачной, именно как слеза:

– Это слезы моих родителей и тех кто видел, что со мной стало, здесь даже есть и твои… – я помню как ты плакал, запершись в ванной… – Девочка уже перестала быть похожей на призрака, Алексей всматривался и видел, что часть щеки отсутствовала, как и зубы с этой стороны, а шевелящийся маленький язык пытался не дать воздуху пройти через дырку, но направлял его через рот.

Странно, но слова должны были шепелявить, а были четкими, и хоть обладали детской интонацией, но звучали по взрослому:

– Не бойся, я прощаю тебя…, прощаю и буду за тебя молить Господа… Ты хороший, но падший…, ты очень сильный и добрый, но тебе остался всего один шаг и никакая милость Божия тебе после него не поможет…

– Кто ты, дитя…, кто тебя так… и за что ты меня прощаешь…, тебеее больно?… – Лицо девочки быстро заживлялось, и стало казалось почти ангельским, а как только прозвучало следующее сказанное ей, взгляд преобразился и стал будто с того Света, излучающий нестерпимый свет, какой-то пронизывающе-теплый и успокаивающий:

– Тогда, в гостинице, нас с мамой толкнул мужчина и мы попали под пущенные тобою пули… Мама год копила деньги, что бы купить мне платье, и мы купили его – я была именно в нем, и уже хотели возвращаться… К сожалению это были все наши сбережения, родственников у нас не было, а жили мы в другом городе… Нас похоронили как бомжей…, правда это оказалось к лучшему – мы попали, ради экономии, в один гроб…, я и мама…, мы и сейчас вместе…

– Я… убил… тебя…, тебя и твою маму?…

– Ты был одной из причин нашей смерти…, но мы с мамой тебя прощаем и будем о тебе молить Боженьку… – С последним словом все пропало и расточилось как маленькое облачко…

…Все увиденное и услышанное за это мгновение было настолько отрезвляющее и так поразило «Солдата», что совершенно лишившись сил и начав задыхаться, он пересиливая себя, кое как вылез из машины и хоть как-то попытался пошевелиться. Ноги еще держали, но руки, совершенно онемевшие висели просто безвольными плетьми.

На половину в бессознательном состоянии Алексей поплелся в случайную сторону, и сторона эта оказалась на пути к «девятке». Буквально ошарашенный, он мысленно уцепился за «прощаем», и как несомый волнами в безбрежном океане, отдался течению, не в силах сопротивляться Воле Божией…

… Кто-то у стены дома поставил толстую палку и «чистильщик» решил воспользоваться ей как опорой, пройдя, опираясь на нее еще метров двадцать он, проходя мимо «Жигули» серого цвета, совершенно отвлеченно бросил взгляд в салон, где девушка ласкала мужчину на разложенных сиденьях с опущенными спинками. Их тела были видны не очень четко, но си-лу-эты…

Память вернулась так же быстро и внезапно, как пропала. Организм почувствовал бешенный прилив сил, но «Солдат» все равно оставался слаб… Он узнал Весну и очевидность ударила в голову обжигающей волной заново… Дубина обрушилась на лобовое стекло, в нем и осталась… Другая рука открыла дверь, чуть не вырвав ее и схватила за горло ту, что еще час назад была дороже всего мира…, его спина наполовину выпрямилась и дикий оскал изверг животный рык, предвещающий быструю расправу. Одно движение и девушка, вырванная из машина, как снаряд, полуобнажённая и застывшая от ужаса, лишь стонала…, стонала, но не прикрывала свою наготу, только подаренную другому.

Водитель застыл, не думая шевелиться, приоткрыл рот и оперся взмокшей спиной на дверь со своей стороны, даже не думая вступаться…

Что-то мелькнувшее в сознании, заставило Алексея расслабить руки, полностью выпрямиться и развернувшись, направиться в сторону своего минивена. Губы его, не произнося ни звука, делали движения, по которым читалось «прощаю»…

За спиной слышался кашель, а между ним с надрывом произносимое его имя и мольбы о прощении…

 

По делам вашим…

«Солдат» верил в чудеса, и был свидетелем, как минимум одного – тот мальчик, Павел, к которому он поехал, как и обещал, через неделю после состоявшегося с ним в больнице разговора о вере и уверенности… Маленький человек, что не мог не только ходить, но и привстать без посторонней помощи…, да-да, именно через неделю после того, как он «учил» его стрелять, был выписан и покинул клинику, хоть и на костылях, но идя с высоко поднятой головой и, кажется, даже недюжинно повзрослевший, по крайней мере, внутренним миром.

Его сопровождала счастливая и помолодевшая мать, ничего не понимающая, а просто радующаяся произошедшему, как и весь персонал больницы, высыпавший провожать полюбившуюся всем пару.

Тогда Алексей вовремя успел к этому моменту, и сам немало порадовался, подвезя мальчика с женщиной с их не хитрым скарбом до дома, оставив им все деньги, бывшие с ним, пообещав иногда наведываться. Уехал он в задумчивости, вспомнив прозорливые слова ребенка еще при первой их встрече…

…Это первое, что пришло на ум, когда «Сотый» проснулся от звонка телефона:

– Доброе утро, шеф! Не поверишь, сегодня как раз тот день, о котором ты говорил…, ну там про кладбище и все такое… Представляешь и «Чип» только отзвонился…, похоже он под контролем, слезно умоляет устроить встречу с тобой – говорит вопрос жизни и смерти! Скотина, хоть маякнул бы…

– Так, Сань, ты о чем щас?… – Но лишь задав вопрос, сознание начало загружать по очереди, только ему одному известной, всеми обстоятельствами предыдущего разговора с Погореловым и пониманием, что именно сегодня день годовщины смерти некоего Шухат, и то, что место, близ его захоронения заминировано еще два дня назад. После вспомнилось и там же заблаговременно определенное место для встречи, в случае если «Чип» попадет в руки «Оси» и компании:

– Да, да…, все Саша…, все понял… Так, во сколько ты предполагаешь их туда направить?

– Шеф, ты сам смотри…

– Так, так, так… Давай-ка попробуем совместить их… и тех, и этих… Так, давай через три часа… О'кей?!

– Все, шеф…, значит через три часа…, значит ровно в десять нуль-нуль.

– Саня, сам вставай прямо сейчас, в видимости главного хода кладбища, я «возьму» задний…, все…, на связи… И не светись там – все очень серьезно, думаю будут «двухсотые», машину брось за пару кварталов или найди место…, вообще сам все знаешь… – Захлопнув крышку телефона, Алексей помотал головой, поняв сколько сегодня всего может произойти – времени совсем не оставалось, а плюс был только один – квартира, где находилось все подготовленное к встрече с «измайловскими» и «гальяновскими» на Введенском погосте, начиная от одежды и «макияжа», заканчивая оружием. Располагалась она в прямой видимости от места предполагаемых событий и была гарантией безопасного отхода…, но как развернуться события там, было непредсказуемым.

Сон не хотел покидать разум полностью, но сдавался, правда еще не произошло самого ужасного – лишь только сев за руль своего автобуса, который послужил сегодняшней ночью спальней, как на «чистильщика» навалилось произошедшее вчера на Патриарших прудах.

Тяжеленный моральный удар, выразился в новом обессилении и несколькими капельками крови из носа, чего никогда до этого не было. Глаза налились красными жилками, и за долю секунды все пространство мозга заняла только мысль. Он не мог думать больше ни о чем другом, но через силу заставлял себя делать то, что должен.

А ведь предстояло не только продумать массу нюансов, множество возможных направлений развития событий и, конечно, моментально реагировать на изменяющуюся обстановку, но на все это не было сил, а главное желания.

Состояние психики чередовалось в самых худших формах, резко перестраиваясь от апатии к гневу и обратно. На звонок Андрея и его вопрос: «Что передать «Осе» по поводу Шухат?» – «Солдат» выдавил из себя: «Все будет…, я уже здесь!» – правда в душе все же удивившись тому, что параллельно, Сергей пытается выманить и его самого, уже выкрав «Чипа». Хотя это может делать и «Лысый», посчитав не нужным координироваться, а значит, будучи не в курсе задумываемого самим «Осей».

Возможно эта операция проводится их «тенями». Да кто знает, почему бы Алексею не подъехать на встречу к своему, находящемуся в опале, подчиненному и после предполагаемых событий на кладбище. Человек предполагает, но Господь располагает!

Была еще возможность совмещения обоих событий, их одновременности и самое главное – совпадения места их проведения. Все это «чистильщик» продумал заранее, и любое предположение «Оси» или «Лысого» на этот счет, как и любые их мысли были больше выгодны ему, чем кому бы то ни было. Ему сразу стало понятным, что в совмещении этих пересечений одни выгоды, ибо три стороны, преследовавшие свои цели, хотят они этого или нет, во время перестрелки, которая обязательно развяжется, станут противовесами, которыми нужно лишь умеючи воспользоваться.

Именно потому, что все продумано заранее, «Сотый» и шел туда не обращая внимая на свое состояние, следуя четко плану… Одно «но» – когда этот план продумывался и составлялся, Алексею не была так безразлична собственная судьба…

…Никогда «Солдат» перед работой не был так не собран, все его естество было занято обвинением или попытками оправдания Весны, которая со вчерашнего дня стала скорее «осенью», и совсем не той ее порой, которая ему нравилась, а именно дождливой, слякотной и промозглой.

Тянуло позвонить и чуть ли не попросить прощения самому. Наверняка звонила и она, но телефон для общения только с родственниками и с ней был нарочно выключен. Действиями руководила какая-то маленькая часть мозга от той, и так небольшой, что управляет жизнедеятельностью организма и мыслительным процессом. Этот остаток, почти не тронутого мучительными переживаниями, где-то из далека, ограниченный терпением и волей, пребывал тоже в жутком напряжении, постоянно напоминая и возвращая, а то и заставляя переделывать уже сделанное.

Трижды пришлось переукреплять кобуры с «Браунингами», ножная кобура как следует, так и не затянулась. Маленькая бородка, немного отклеилась перед самым выходом, а запасные магазины к пистолетам вообще чуть были не забыты.

Уже перед самой дверью, пересиливая себя, «чистильщик» взглянуть в зеркало и ужаснулся цвету своего лица – то ли перебрал с тенью, толи действительно посерел от переживаемого, но ни сил, ни времени переделывать внешность не было.

Нацепив очочки, производства годов пятидесятых, своей формой смахивающих на пенсне, он попробовал вытащить из себя мимику и все остальное с голосом, интонациями и жестикуляцией, соответствующих созданному образу.

Вообще нужно сказать отдельно о собирании этих образов. В этом не было ничего схожего с сатирой и пародией, они должны были жить, совпадать с легендой, прописанной досконально и подробно с самого детства и до сегодняшнего дня.

Подобные легенды должны быть очень подробны, с выдуманными, а, может подсмотренными и выученными реакциями на разные ситуации, с объясненными мимикой, жестами, эмоциями, возникающими не случайно, а как и у любого человека, впитанными годами жизни, созданными им самим или перенятыми, осознанно или нет, у родителей, друзей, знакомых. Проживая свою собственную жизнь, Алексей часто пытался представить реакции выдуманных персонажей на только произошедшее – это успокаивало, порой веселило, ведь воображение человека способно подарить разные картины, от эротических сцен, до ужаса, прогоняющего по всему телу огромные мурашки.

В его жизни было достаточно минут и часов одиночества, когда такое занятие могло вытащить из любого морального коллапса или апатии, при которых многое им совершаемое, откладывалось в виде тяжелейшего груза, падающего на его сознание, как правило, без предупреждения и в самые неподходящие для этого моменты.

«Сотый» серьезно подходил к подобным нюансам, поскольку они представляли довольно большую часть его безопасности, выручая из создавшихся сложных ситуаций, иногда и спасая жизнь, хотя изначально были призваны просто скрывать собственно внешность.

Сегодня имидж должен был обманывать, расслаблять и даже давать встречному человеку при первом же взгляде чувствовать себя выше и сильнее. При удачной игре у встретившегося должно было появляться ощущение некоторой жалостливости и брезгливости по отношению к тому виду, которым облек себя «Сотый» – недоинтеллигент – неудачник, осознающий свою ничтожность и влачащий свое существование в вечных жалобах и осуждении всего окружающего, смотрящего на мир и людей с опаской и исподтишка, якобы пряча накопившуюся злобу, что бы выплеснуть ее в спину прошедшему только что человеку, и то про себя.

Эти образы Алексей собирал из жизни, обращая внимание прежде всего на те, что отталкивали или наоборот притягивали. Запоминал фразы ужимки, жесты, голоса, смешки, построения фраз, используя их не ради веселия, но совмещая с внешностью аккуратно и продуманно, и разумеется постоянно импровизируя.

Удачных было не много – два-три, ну так большего нужно и не было, зато отработанные, они никогда не подводили и всегда соответствовали моменту. Будет так же сейчас? Кто знает…

Выходя и сжимая в тонкой эластичной перчатке с названием «вторая кожа», купленные специально на размер меньше, пульт от взрывного устройства, покоящегося уже вторые сутки недалеко от могилы, «Солдат» вообще не думал, какими могут быть последствия от взрыва эквивалентного килограмму тротила, напичканного к тому же двумя-тремя килограммами поражающих элементов. Он конечно представлял и даже уверенно знал кто погибнет, а кто будет ранен на разном удалении от эпицентра, но сейчас это не имело никакого значения – буря эмоций настолько захватила его разум, что сопротивляться сил почти не было. А ведь еще впереди была встреча, назначенная на том же месте и в тоже время с теми, кого приведет «Чип», скорее всего и на свою погибель и на его.

С другой стороны каждый знает, что как бы сознание не было захвачено переживаниями, но если человек попадает в ситуацию, где включаются инстинкты самосохранения, то последние вытесняют все, что мешает выжить, включая адреналиновым впрыском не только механизмы силы, реакции и ловкости в разы превышающие норму, но и убыстряющие мыслительные процессы, вытесняющие это лишнее…

…Выйдя на улицу, и еще подпрыгнув несколько раз, дабы убедиться в удобстве и плотности крепления всего обмундирования «Сотый» включил рацию и, настроив на нужную частоту, вызвал «Санчеса»:

– «Санчес», «Собака» на связи, как слышишь, что видишь?…

– «Санчес» – «Собаке», все слышу и все вижу…, оба входа оцеплены…, задний – одним на колесах, возможно посторонний…, главный – серьезно, но все расслаблены, видно пока создают массу… «Пара» работает внутри, но на меня даже внимания не обратили. Короче до пика не близко…

– «Санчес», своих не наблюдал?…

– Пока нет, «Собака».

– Продолжай, я выдвигаюсь. Твой теперь задний вход, думаю пройдут через него. Цель «Чип» и сопровождающие, остальное второстепенно, как понял?…

– «Санчес» все понял…, рад, что ты ожил… Все сделаю – до связи…

– До связи…, может и ожил… – Действительно, корпус рации, и голос Александра, как прикосновение волшебной палочки со скоростью мысли, возвращали его к жизни, но нервы оставались, даже уже не на пределе, а надорванными и держались на последней нити. Некоторый холодок вносило обстоятельство начинавшегося осознания своего одиночества, наверное первого из спутников человека переживающего измену любимой. Это ли сделало из его нервной системы лохмотья? Разумеется нет! Но была еще воля и ее усилия, мощь которых восстанавливалась с каждой секундой, резко проявляя понимание грозящей опасности и того, что носитель этих мыслей сам прется в самый ее эпицентр.

Можно было бы взорвать и наобум – и этому главшпаны были бы рады, но во-первых – изначально он не собирался этого делать, считая подобное на кладбище подлостью. Дань уважения падшим – это то, что не могут перешагнуть даже милиционеры, а во-вторых те же самые деятели, за исключением Андрея, собрались его отправить к праотцам, осталось тому получить только физическое подтверждение.

Поста с заднего хода не было, находившийся в машине мужик в годах дрых и скорее имел отношение к церкви рядом, чем к чьей либо безопасности. «Чистильщик» прошел к заранее выбранной могиле, дозорная пара вяло шляющаяся по главной аллее, о которой докладывал Саша, так же не обратила и на него никакого внимания, и сгорбленная фигура с авоськой, набитой совочками, метелкой и водой – тем, что нужно для ухаживания за надгробием, плетущаяся шаркающей походкой (именно про таких говорят – наступает сам себе на «хвост»), проплыла за ограду старой не ухоженной могилки, впрочем, удивительным образом своим местом расположения позволяющая отслеживать большинство движений у стелы на площади, куда выходила и могила Шухат.

Достаточно безопасное расстояние давало гарантию и незаметности, и в любом случае, непоражения как осколками, так и пулями, поскольку спрятаться было за что, в отличие от стоящих на площадке перед колонной.

Серенький недоинтеллигент занялся делом, для которого, по всей видимости, и пришел, с тем и растворился меж плитами и надгробиями. Молодые люди в коже на широких плечах начали по нескольку подходить к означенному ранее захоронению, Алексей же привыкал и к роли, и к опасности, что оставляло место прежним переживаниям, постепенно снова завоевывавших место под солнцем его разума. «Санчес» иногда выдавал некую информацию, скорее предположения, нежели факты, сам же, в случае надобности, и опровергал ее.

Означенное время прошло, пролетели и еще почти полчаса, как вдруг на тропе к могиле «Шухат» появилась группа мужчин с букетами роз в руках. «Сотый» прислонив левую руку к шейной гарнитуре дал понять Александру о готовности, который вместо ответа сообщил о проявившемся движении и с его стороны.

Алексей разглядел «Акселя» – сколько же раз их сводила судьба, но так и не удосужилась не одним из них облегчить землю. «Солдат» пощупал пульт, но доставать не стал: «Дааа, постарел дружище. Ты мне как хороший знакомый, с которым все хочется встретиться, распить чарочку, да ни времени, ни возможности нет…, нет…, нет. Нет… – сегодня не твой день, а может быть и наоборот – твой…, в любом случае вернешься ты домой или нет зависит не от меня…» – а подумав еще немного, добавил так же про себя: «И вообще, пожалуй я расторгну контракт со смертью на твою жизнь… – пошли они все!..» – размышление прервал Саня, нервно теребя эфир:

– «Собака», «Санчес» вызывает…

– На связи «Собака»…

– «Чипа» выводят…

– Что ты видишь, сколько их и куда направляются…?!

– Две машины, пять…, нет… – шесть…, с «Чипом» семеро. Двое пошли в обход кладбища, через забор полезут, один пошел с этим козлом, остальные рассосутся… Как понял? Лохи какие-то, даже не посмотрели куда лезут…

– Понял тебя «Санчес» – всего семь: «Чип», два и два по фронту, четверо веером, оружие есть, что еще наблюдаешь?

– Да…, одни с «метлой» под курткой, остальные по ходу с «короткими», «Собака», мож помочь…

– После, друг, после… С наружи они никого не оставили?

– Никак нет…

– Если что там и выйду, готовься забирать…, переключаюсь на постоянную передачу…

– Есть…, понял, храни тебя Бог… – С этими словами на аллее, с обратной стороны, относительно той, с которой появился «Аксель» выплыл «Чип», совершенно пьяный и ничего не понимающий, он плелся, не громко что-то бормоча, рядом никого не было видно. Сергей привлек внимание «парочки», прогуливающейся там же – эти парни направились к нему. Задав несколько вопросов и начав ощупывать его, они привлекли всеобщее внимание, и на свою беду стояли спиной к заднему входу на кладбище, от куда и шли «Лысовские».

Один из этих двоих «измайловских» и ростом, и комплекцией был похож сзади на «Солдата». Алексей заметил это еще, когда входил, это же и показалось Мише Олегову – «тени», который оказался ближе всех к шумящей троице. Именно у него под курткой и был скрыт автомат.

Не долго думая, исходя из уверенности, что рядом с Чаплыгиным «Солдат» со вторым своим подчиненным, и все втроем они встретившись, что-то обсуждают, он вытащил «АК» и указывая остальным, кого видел, дал команду открыть огонь…

…«Аксель», пробывший минут пять у могилы почившего год назад близкого товарища, уже собирался уходить, как вдруг услышал крики и пьяную брань, дорога к выходу все равно лежала невдалеке, а усмирить алкашей в таком месте – обязанность любого уважающего себя и память усопших человека.

Уже разглядев, сразу выйдя из-за поворота на главную аллею, что это за люди и поняв, что происходит, он повернулся, и уже было направился в сторону выхода, как вдруг услышал щелканье затвора и чьи-то голоса. Пока он старался понять откуда звуки, раздались выстрелы… – все трое, от которых он уже отходил, упали…, а дальше все слилось: и крики, и вопли, и автоматные очереди и щелканье выстрелов пистолетов. Причем стреляли уже все, кто имел оружие, а было оно почти у каждого.

Выхватив своё, сняв с предохранителя и дослав патрон в патронник, «Аксель» начал искать цель, увидев крупного светловолосого парня с автоматом в руках, нервно менявшего магазин, и спрятавшегося так не удачно за дерево, что большая часть туловища торчала, авторитет крикнул в его сторону:

– Ты кто?!!!.. – В ответ раздался мат, смысл которого можно перевести следующим образом: «Ща узнаешь!!!». Договорить «измайловец» не дал и выпустил пол обоймы, благо, прежде чем спрашивать уже выметил цель.

Здоровяк грохнулся о корни, выступающие из земли и заорал во всю глотку от боли. Но это было только начало – с трех сторон в сторону «Акселя» раздались выстрелы из пистолетов близких людей тяжелораненого Олегова, одна из пуль задела щеку авторитета, ранив стоящего позади, заставила присесть, что бы перезарядить обойму…, но в это время приближающиеся выстрелы говорили об опасности непреодолимой, а патроны уже заканчивались, да их впрочем и не было – всего-то два магазина для ИЖ-71!

Парни «Акселя» постарались заслонить его и увлечь из предполагаемого сектора обстрела, но он упирался, потому как не мог уступить и бежать, к тому же помня о том, что только являясь примером, он имеет моральное право посылать людей на возможную смерть!

Первый незнакомец появился метрах в пятнадцати причем по его секундной растерянности было видно – сам он не ожидал, что выскочит на открытую площадку, но удивило не это, а сидящий и закрывающийся руками, пожилой человек, издающий какие-то мычащие звуки.

«Аксель» заметил его, еще когда только шел к могиле с цветами, в душе подумав: «Зачем такие живут?!» – и сейчас он воочию увидел – зачем…

…«Сотый», как только раздались выстрелы присел и изображая испуг, начал наблюдать. Надеясь, что две группы столкнуться и не разобравшись начнут палить в друг друга, на деле являясь настоящими противниками. Все примерно и разворачивалось таким образом. Миша очередью скосил и «Чипа» и двоих «измайловских» – первого на повал, остальные еще проявляли признаки жизни… Дальше началась не контролируемая перестрелка, в которой каждый ощущал себя окруженным, но в выигрыше были все же «медведковские», хотя бы потому, что пришли сюда убивать! Они и валили направо и налево каждого, кто встречался…

Наконец кто-то удачными выстрелами «уронил» Олегова, и тот больше не подымался. Вся мощь стрельбы направилась на стрелявшего, которым и оказался «Аксель», причем находившийся не в самом лучшем положении: отойти назад, к небольшой площади со стелой, он уже не мог, оставалось лишь двигаться в бок к главному входу, но это была совершенно открытая дорога, к тому же двое из четверых его сопровождавших, были ранены и лишь трое, из всех пяти, были вооружены.

Еще несколько секунд и на глазах Алексея произошла бы трагедия, до которой ему дела совершенно не было – это даже могло показаться красиво задуманным и исполненным планом, но этому человеку симпатизировал дерзкий и справедливый предводитель «измайловсих», Алексей даже чувствовал себе несколько виноватым, разглядев шрам на лице от пули пущенной им несколько лет назад…

Что-то взыграло, а может наложилась и вчерашняя, явившаяся в чудной полыхающей купине случайно убитая им девочка, но поняв, что патроны у «измайловских» закончились, а «медведковские» вот – вот исполнят давнюю мечту, правда случайно и даже не понимая этого – возьмут «трофей», который он «Солдат» так и не смог добыть…

…Рык раздался из-за ограждения оградки, за которой сидел, закрываясь от свистевших пуль, перепугавшийся недоинтеллигентик, на которого и посмотрел один из двух близнецов Павел Сергеевич – «медведковский боевик», но с ужасом увидел неожиданное – здоровенный ствол направленный на него буквально с пяти метров и вырывающееся из него пламя… это было последнее, что отразилось в его памяти об этом мире.

Две пули прошли: одна насквозь, обрубив оба зрительных нерва, вторая же прошила самую верхнюю часть уха, остановившись в двух сантиметрах от другого, пройдя почти весь мозг…

Следующие выстрелы раздались в сторону его брата и две пули почти одновременно вспахали грудь, а третья, на всякий случай выпущенная, разорвала одну из шейных артерий Вадима Сергеевича, равнозначного по месту, занимаемому в той же иерархии «профсоюза»…

После интеллигент куда-то исчез и сразу после этого с двух сторон раздались выстрелы в место, где только что виднелся его серый плащ…

…Ответные выстрелы парно били уже с другой стороны аллеи…

…«Измайловец», ошарашенный такими переменами, пришел в себя, после того, как на него свалился незнакомец с продырявленной головой и обливший его чем-то темно красным, ему показалось, что запах этой маслянистой жидкости ударил в нос, хотя это был самый настоящий выплеск артериальной крови, теплый и неприятно склизкий. Вытерев его голой рукой, «Аксель» почувствовал, как он мгновенно начинает густеть, а сгущаясь, скользит еще больше…

…Спасший его незнакомец, сделал еще с десяток выстрелов, впрочем, последние уже в отдалении, ближе к заднему выходу и двумя из них уложил одного из пытавшихся преследовать его «гальяновских»…

…«Санчес» подхватил «Солдата» через квартал от кладбища. Подходивший «шеф» немного похрамывал и лицом был страшнее смерти. Его вид говорил о том, что лучше лишних вопросов не задавать. Саша понимал, что произошедшее может круто многое изменить, но похоже был рад, что его жизнь останется прежней.

Он знал Алексея уже седьмой или восьмой год, и за это время не мог вспомнить хоть что-то, что могло поколебать веру в этого человека или его авторитет. Молчание господствовало в салоне автомобиля минут пять, чуть отдышавшись «чистильщик» в вкратце изложил суть происшедшего:

– Да, наворотили…, прежде чем ты забудешь о сегодняшнем дне…, ладно, извини, не мальчик уже…

– Да все нормально, шеф. Ты че хромал то?

– Ёкер-макер, зацепило кажется, давай заедем к «доктору»…, в общем так: «Чип» – «деревяшка»… – его больше нет, Мишаня пополам его разрезал…

– Как это?

– Очередью – тра-та-та…, и на две части…, фигурально выражаясь, конечно… Думаю еще жмуров семь, не считая задетых, у наших, кажется только один свалил… Какого… эти сунулись, сидели бы по норам…

– Кто?

– Да эти… поминающие – выбора мне не оставили, ну да ладно, хоть одно доброе дело сделал… – Он ведь действительно пока был уверен, и только об этом и думал – о добром деле, заключавшемся в спасении жизни «Акселю». Парадоксально, но смерть четверых, которых он застрелил только что, как-то закрылась фоном одной спасенной жизни. Эмоций в отношении гибели Чаплыгина вообще не было, тот нашел то, что искал.

С другой же стороны, если рассуждать рационально, то погибшие пришли что бы убивать, а потому действительно выходило, будто «Солдат» действительно защищал и защищался, правда будучи готов к этому, да и вообще ловушку эту он сам устроил, приготовившись во все оружии, не то что «измайловские» и «гальяновские».

«Поливал» «Сотый» с двух рук и не с ПМов, а из «Браунингов», имея по шесть магазинов на каждый, правда израсходовал всего по два, но и того хватило. Жаль ему, почему-то, было только двоих «гольяновских», прицепившихся за ним. Один из них подранил его, тогда и пришлось стрелять на поражения – шутки заканчиваются, когда речь идет о жизни…, хороши шутки – четыре человека, отправленных сегодня на «небеса»…, ведь их кто-то не дождется дома…

Размышления прервал напарник:

– Шеф, а мы не заигрались? Ё-моё, ведь сам еле жив остался! Там трупов наверное…

– Дааа, может ты и прав, по крайней мере исходя из того, о чем я сейчас думаю… может и заигрались… Кто бы знал, как это все надоело… – это все невозможно, и жить так нельзя, но выхода другого пока не вижу… Сань, ты то свободен, можешь уходить…

– С ума сошел, куда ты – туда и я! Мы с тобой вона сколько протопали…

– Саня…, я кажется в преисподнюю топаю и даже…

– По твоему виду, кажется что ты и так в ней…

– Во блин, совсем забыл…, давай к реке, и макияж этот убрать надо…, вид как вид… – «Солдат» вынул из запазухи пакетик, распаковал и начал смывать краску с лица, снял парик, нервно сорвал бородку и затолкав все, во что-то на подобии грелки, залил какой-то вонючей жижей… Саня поморщился испросил:

– У тя че лаборатория на колесах – кислотой воняет, я такой плата травлю?

– Она самая, зато теперь ни одна тварь не найдет и крошки от того интеллигентика… – Дальше проезжая вдоль набережной, он дождался отсутствия машин и начал выбрасывать постепенно разобранные части пистолетов, и в самом конце грелку. Обувь и плащ, в свою очередь, тоже пропали в разных помойках, и скорее всего на завтра будут уже продаваться не барахолках, таким образом поменяв незаметно своих хозяев.

Все было подчищено. Недалеко от ВДНХ Алексей пересел в автомобиль подъехавшего «доктора», через пятнадцать минут, тот уже накладывал швы на рваную рану под коленным суставом правой ноги «чистильщика». У него же в гостях и закончился этот нелегкий день, но с приятным вечером.

…Вовке (так звали хирурга), завтра предстояло пережить выходной, который всегда выходил более нервозным, чем любые рабочие будни, из-за потери контроля над восстановительным процессом, оперированных им больных. А поскольку он не отказывал никому, чем злил начальство, ведь бабушки и дедушки, которые, пардон, только ухудшали статистическую картину хирургии больницы своей повышенной смертностью, упокоевались гораздо чаще и порой на столе, во время операции, а значит, мало того, что входили в группу риска, но нуждались в более пристальных надзоре и уходе.

Выходной – есть выходной, и друзья не смогли отказать себе в удовольствии усугубить бутылочку настоящего армянского коньяка, преподнесенного одним из благодарных спасенных пациентов.

Алексей для Владимира был, нечто вроде эталона друга, и единственным человеком, с кем он позволял себе выпить. «Солдат», разумеется отвечал взаимностью и не мог в свою очередь отказать в просмотрах хирургических операций, записанных на видео. Подобные просмотры для хирурга были необходимы для поддержании квалификации и общего развитии опыта и, конечно, понимания куда же движется современная хирургия. Просмотры эти обычно проходили после застолья с рюмочкой аперитива и под бурные комментарии врача.

Не то, что бы Алексей был не в состоянии поддержать энтузиазма друга, просто не всегда можно было понять, даже после объяснений, что происходит на экране, да и честно говоря любопытство проходило быстро, а эстетического наслаждения подобные виды не вызывали, но традиции есть традиции, а потом в подобном могла быть и некоторая польза.

Крестница Екатерина – уже подросшая до второго класса, обожала общество отца и крестного, а если они собирались вместе, то этот день становился праздником. Вся семья любила вспоминать день крестин, когда в самом начале батюшка, проводивший Таинство, поинтересовался у родителей, сделав, кстати, для исключение, пустив их на это священнодействие:

– Родители, а сами то вы крещенные?… – Оказалось что отец не был крещен, на что отче пробасил:

– Ну что ж, могу вам предложить присоединиться к вашему чаду, да и из присутствующих, думаю, крестных отца и матерь вам подберем… – Несколько смутившись от предложения, а надо заметить, что Владимир увлекался бодибилдингом, и выступая на первенствах, выглядел весьма громоздко, что в сочетании с ужимками растерянности выглядело смешно.

Произнесенная же им фраза и последовавшая за ней реакция священника, напомнили о торжестве того мира, в котором мы живем:

– Батюшка…, да я как быыы…, наверное не могу…

– Что ж тебе мешает то, сын мой?…

– Да крови на мне много… – Даже удивившийся произнесенному Алексей, приподнял брови, совершенно точно зная, что его друг, если и касается крови, так только тогда, когда он спасает людей.

Священник не растерялся:

– Ну так все мы грешны…, для того и вера, чтоб спасаться… – Опомнившись и поняв, что «сморозил» и как это поняли, Вовка поспешил объяснить:

– Елки-палки, да я…, батюшка, в том смысле… – хирург я, и бывает больные прямо на столе умирают, а бывает…, да словом всякое бывает…

– Ну и слава Богу, а то я уж думал, что опять из этих… Мы ж как слуги Божьи, если настоящее рвение видим, то и помочь хочется…, иии нужно, на то здесссь и служим… таккк, а вам прямо таки не-об-хо-ди-мо, милости прошу… рядышком к дочери…

…Док сегодня не спрашивал причины раны, и так по ее характеру все понимая, а относился он к подобному проще: обязан помогать и спасать – спасай и помогай. Аура в семье была теплая, больше благодаря усилиям супруги Ирины и бегающей маленькой крестницы. Был еще и сынишка Павлик, но этот уже возмужал и стал красавцем Павлом, соответственно, как и почти любой юноша в его годы имел непреодолимую тягу к противоположному полу, который в прочем, почти всегда отвечал взаимностью…

Вечер заканчивался недолгой прогулкой, зашитая ранка на ноге не причиняла неудобств и даже не напоминала о себе. Веселая болтовня не о чем, позволила забыть пережитое сегодня на кладбище, но кажущаяся идиллия в этой интересной семье, возвращала на день раньше, а значит и окунала в новые переживания измены любимой женщины. Очень быстро они овладели всем разумом и сославшись на усталость, Алексей отправился спать в гостиную, где обычно заботливые руки хозяйки стелили ему постель.

Предварительно он сделал два звонка, из которых явствовало: первое – завтра рано утром предстоит лететь в Малагу к Андрею на день рожденье, куда приглашены и остальные, а значит и «Ося», и «Лысый», а потому разборок не избежать, что тоже не радовало! Не радовало мягко говоря – напрягало, особенно поспешностью и внезапностью! А второе – «Солдат» все же включил телефон предназначенный для родственников и Весны, и сразу напоролся на звонок последней.

Из всего, того, как и что она говорила, были видны и сильные переживания, и сожаление о своей глупости, что вылилось в любые обещания и условия с желанием хотя бы увидеть его. Слова прощения, правда, при этом звучали как-то слабо, немотивированно. В них не верилось, но ненасытная жажда, тянущая к любимой, заставляла не замечать этого.

Об оставлении работы, или прекращении рабочих отношений с молодым человеком, работавшим у нее курьером и по совместительству помогавшему проявлять пленки иии…, не было произнесено ни слова. Соответственно обрывании связей, как принято говорить, возможно порочащих ее в его глазах, вообще сказано не было. В любом случае встретиться сейчас не получится, а завтра, если только коротенько в аэропорту…

…Встав через три часа, «чистильщик», на вызванном еще с вечера, такси отправился собираться, затем встретился с курьером, передавшем ему билет и деньги, и к семи часам утра уже был в «Шереметьево-2», нервозно ожидая подъезда Весны.

Девушка прилетела, словно на метле, видно собираясь впопыхах, но с макияжем и на скорую руку сделанной прической. Бедра ее облегали эластичные белые брюки, расклешенные внизу, переходящие в полупрозрачные туфли на высоком каблуке, грудь третьего размера формировалась расшитым серебром бюстгальтером для открытого ношения, просматриваемого через почти прозрачную блузку, под накинутой сверху простеганной и распаханной кожаной курткой.

Смотрелась она неотразимо и несмотря на кажущийся вызывающий вид, любой мужчина, притягиваемый как магнитом, сталкиваясь со взглядом каменным и холодным, скорее осекался, чем все же, преодолевая себя, подходил знакомиться. Но так было сейчас. Понаблюдав за этим с десяток минут со второго этажа из кафетерия, Алексей все же сжалился и позвонив, направил ее в свою сторону:

– Привет… – Девушка потянулась за поцелуем, мужчина, слегка, интуитивно поморщившись, чмокнул ее не в подставленные губы, а в щеку и ответил нарочито сдержанно:

– Здравствуй… Что-то у тебя такой боевой вид?

– Да вся ночь под софитами – так подвернулось кое что для одного журнальчика…

– Судя по одежке – мужского…

– Зачем ты так…, хотя действительно мужского, но не скабрезного иии… – ничего пошлого…

– Это понятно, когда по-другому то было… – Слова так и хотели колоть и стегать, какая-то жажда сделать хоть чуть больно морально, выталкивала фразы даже более чем обидные, правда, правдивые и лишь подчеркивающие, и напоминающие ей о сделанной подлости. Хотя в нынешней современности подлость ли это?

«Солдату» пришло на ум, что и его отношения, которые он считал рабочими, знакомясь с женщинами для получения информации или внедрения туда, куда по-другому просочиться было не возможно (правда это было крайне редко и совсем безобидно для женщин), и где можно было раздобыть хоть крохи интересующего – тоже ведь измены, доходившие до постели и, до казавшихся очень теплыми и близкими, связей.

Но никогда он даже не помышлял впустить этих дам в свое сердце и никогда не изменял душой, правда при этом умудряясь дать им даже больше, чем они хотели. Расставаться с ними было просто, при этом ни одна из двух сторон не испытывала каких-то мучений или разочарований, сожаления – да, но ведь так бывает всегда, когда еще возможно продолжение, и мало того, оно желанно и логично…

Так что же он так злится на ту, которая смогла проникнуть в святая святых его души и закрепилась, кажется, навечно? Почему не простить и не продолжать наслаждаться?… Тут дело было не в прощении, хотя и это архисложно, если вообще возможно полностью, но в понимании пришедшей подозрительности и исходящей из нее ревности. Теперь каждый просто посмотревший на нее из знакомых по рабочим моментам или просто подружески, будет восприниматься болезненно, а поскольку чувство к ней никто не выключал, то и реакция будет соответствующая.

А женщина…, а что женщина – она останется женщиной и не станет сдерживать себя в ужимках, кокетстве и в любых других преподношениях себя всему белому свету. Цветком нужно любоваться, опылять, внимать аромат, им можно украшать и его можно дарить, но для всего этого, он должен привлекать, а значить соответственно выглядеть. Женщина не цветок, она способна заменить нам весь окружающий мир, а потому ко всему перечисленному необходимо прибавить самое главное – она должна прежде нравится самой себе и верить в себя!

Перебороть желание выглядеть лучше всех, собрать своим появлением все взгляды мужской части человечества, понимать, что она хотя бы на пол шага впереди всех остальных – это врожденные условия существования настоящей женщины, не поддающиеся изменениям, что правда никогда не мешала быть многим из них выдающимися людьми, хотя и не всегда признанными такими по факту.

Отказаться от этого, не блистать, не стараться соответствовать моде, не сканировать мужчин на предмет избранника, не флиртовать чисто интуитивно, даже не отдавая себе в этом отчет, делать все, чтобы нравиться себе, не может отказаться истинная женщина, никогда не забывающая кто она…, и слава Богу! Подобное выше их сил, а может быть и является составной частью не только хорошего настроения, женского характера, основой мощи пола, но и вообще сущностью безусловной, такой же, как и необходимость в части их, женщин, общения с нами – мужчинами. Возможно без этого и мир стал бы иным – скучным и блеклым, миром мужчин: безэмоциональным, рациональным и еще более порочным…

…Но произносить что-то следовало, а соответственно и сдерживаться. Четкое понимание необходимости выговориться, подталкивало его раскрыться и выплеснуть все сжатые в кулак чувства, но на это не было времени, а опыт подсказывал, что все это протечет сквозь пальцы, а собравшись у ее ног, будет растоптано, просто потому, что каждого из них окружала суета, для нее творческая и моногамно расцвеченная, а его черно – серая и однообразно неприятная, тянущая все ближе и ближе, к какому-то концу, чему он даже уже не понимал каким образом сопротивляться.

Она могла многое предполагать, но сторонилась, просто живя, потому как романтичным подобное выглядит только со стороны, а в жизни боязнь затянуть и необходимость все время сопротивляться, и быть сильным без отдыха и без поддержки, обычно пугает и даже отталкивает. Что возможно единицам, и что вряд ли им же самим нравится, не приемлемо тем, кто наслаждается видом этого из далека, читая книги и с увлечением просматривая кинофильмы.

Обман…, иллюзия…, и нестерпимая душевная боль… Весна была конкретна и до обидного лаконична, настойчиво предлагая выходы, чем создавала впечатление чуть ли не жертвы, но в то же время необходимые для нее же самой. Правда огромное желание быть именно и только его женщиной все же просматривалось и искрилось, даже через напускную сдержанность:

– Лель, ну нам ведь вместе хорошо, мы жеее… ну для друг друга…, ну давай, прошу тебя…, давай заново…, что ли. Хотя нет, не так…, не заново, просто продолжим… Глупость какая-то…, ну затмило все!..

– А мне ты предлагаешь как себя вести? И вообще, как реагировать в будущем на всех этих, вокруг тебя кружащих «профессионалов»…, лупить их, что ли, при первом подозрении…

– Может попробуем поступенчато?…

– Какие вы хорошие и хорошенькие в самом начале… – работу тебе бросать, понятное дело, нельзя…, а остаться на ней, значит… Давай так, я съезжу, приеду, а за это время каждый из нас обдумает, что может предложить другому, чтобы избежать случившегося в будущем, если оно, конечно, есть это… совместное будущее.

 

Начало конца

…По прилету, первое, что сделал Алексей – взял в аренду автомобиль, чтобы ни от кого не зависеть и не иметь возможности садиться в чужой. Маленьких, двухдверных не оказалось, а потому на три дня пришлось оплатить четырехдверный «Сеат Толедо». Наличие задних дверей, как возможность попасть на заднее сидение сторонних людей, а значит кому-то быть позади него, нервировало, но он надеялся отболтаться от возможных пассажиров или совсем не попадаться на глаза знакомцам.

После утреннего разговора с Весной, «Солдата» мучили многочисленные сомнения и первое из них – с какой стати вообще всплыл этот день рождения, когда он не был ни на одном предыдущем, ни вообще на других?!

Предположив, что здесь есть рациональное зерно и именно в Андрее, как третейском судье, если, конечно, им не пользуются в слепую, как было в Праге, он решил отталкиваться от этого, действуя в зависимости от обстоятельств.

Можно было попробовать не ехать совсем, но Рылев и слушать не хотел, а любые опасения отвергал, как нелепые. Но нелепым было поддаться на уговоры, к тому же еще не полностью представляя последствия перестрелки на кладбище.

А между тем «Лысый» узнав подробности, ревел как раненный медведь, снося все что попадалось под его руку в гостиничном номере. Единственный оставшийся в живых пацаненок, как не странно самый молодой и лишь недавно принятый в «профсоюз», чуть ли не заикаясь рассказал о происшедшем, и о смерти шестерых из семи приехавших на якобы встречу с «Солдатом». И трагедия, и фарс заключались в следующем – молодой человек не только не знал, как выглядит Алексей, но и вообще не имел понятия о цели встречи, а потому рассказывал, исходя из того, что досталось всем, только вот «Солдата» он, исходя из показанной до перестрелки фотографии, не видел.

«Измайловские» были, «перовские», «гольяновские»,…, даже кажется «Акселя» он узнал, был там какой-то еще непонятный, лет пятидесяти, с лицом покойника – он в основном и валил, причем всех без разбора. И еще – этот мальчик даже не мог понять зачем покойный Мишаня расстрелял «Чипа», и еще двоих…

Претензий «Солдату» выдвинуть никто не мог и причин тому более чем. Мальчика этого привезли к вечеру, он повторил свой рассказ, с кое-где, кем-то исправленными моментами, что произвело впечатление и на Андрея, и якобы, на бывшем не в курсе, «Сотого».

Вопросы посыпались градом, парировать же было не чем, в результате все запуталось окончательно. Чтобы выйти из этого положения, а точнее, чтобы показать и «Осю» в глазах Андрея, а скорее «Лысого», в ужасающе неприятном свете, Алексей задал им несколько вопросов, ответы на которые у него разумеется уже имелись, но вряд ли кто-то из присутствующих об этом догадывался, мало того спрашивая, он четко понимал, что в некоторых случаях он услышит лишь молчание:

– Да все замечательно, только я не понял…, Серег, ты говоришь, что вальнули пятерых твоих и один ушел, ааа пацанчик твой уверяет, что там был седьмым мой «Чип», и «трубу» он теперь не берет, и че он там делал, и почему они поехали на какое-то кладбище встречаться со мной одним, да еще такой компанией, заряженные по уши… Я правильно понял – у Мишани был АК, которым он ухлопал двоих «измайловских», а за одно и «Чипа»? Ты это не договариваешь? И воще, че за тема со мной? Если есть че предъявить, валяй? Только по ходу сегодня моя очередь…

– «Солдат», ты в натуре на холодную гнешь…

– Да ты хотя бы объясни мне невъезжающему, как «Чип» с вами оказался?… – Чувствуя неприятную ловушку «Ося» вступил в разговор на стороне Сергея:

– Лех, ты кажется тоже там же должен был быть… Не ты ли пацанов «Лысого» завалил… – Ты че творишь то?!..

– Я то там был, только до цели не дошел чуть, тобою, кстати, поставленной…, снаружи я «Акселя» ждал, да после выстрелов он как заяц метнулся, я и ойкнуть не успел, а килограмм тротила до сих пор на погосте лежит – сами теперь и доставайте его. Мой пацаненок, как увидел Мишаню с автоматом, так же сиганул через забор кладбища – очко то не же-лез-ное. Ему бы еще пол минуты, и осталась бы воронка на том месте от всех «измайловских». Какого хрена твои, «Лыс», туда поперлись?! А ты Серег, ничего себе набуробил…, не надо виноватить! Если хотели сами «Акселя» делать – надо было шумнуть…

– Да в натуре тухляк какой-то…, а че ты его не валил, когда он входил-то?

– Да потому, что пацанами своими он был закрыт, и вообще предполагалось его в небеса запустить, сам же просил, да сам же и отмазал…

– Да не я… – вон «Лысый»…

– Короче парни, правды здесь не найти…, я так понял, вопросы зависли, воевать или спрашивать я ни с кем не собираюсь. А «Чип»… «Чип» – косого впорол…, падла он, и что падлу эту выявили и вальнули, салям вам большой. Но в следующий раз без меня, моё не трогайте. И «Аксель» теперь не мой, сами делайте… Да и по поводу «стрелочников», которые хуже сами знаете кого…, подвязывайте, вроде бы близкие, нас и так мало осталось… – На этом пыл прошел, но вновь разгорелся, когда на следующий день стало известно, что Мишаня Олегов жив и лежит в больнице под семью замками, охраняемый спецами и операми… и якобы дает показания…

Оставшись вдвоем после официальной программы дня рождения, «Ося» и «Лысый» вызвонили двоих, бывших здесь же в Испании, парней: Марата, которого мы назвали «тенью» первого, и недавно вставшего в ряды «профсоюза» Надара – молодого человека очень крепкого телосложения, профессионального бойца, человека не глупого и хитрого, ясно понимающего куда он попал и что нужно делать, чтобы стать тем, без кого не смогут обойтись.

Этот Надар на ринге выступать из-за травмы больше не имел возможности, зато разноплановые поручения любой сложности выполнял легко и даже не задумываясь. За год, который он пробыл рядом с Сергеем, смог отправить на тот свет троих, что не стоило ему особых напряжений, зато принесло и уважение, и выросшую зарплату, и недюжинный авторитет.

Собравшись вчетвером, дабы обсудить тему, волнующую обоих Сергеев, они уже имели совпадающие мнения и, в сущности, оставалось выработать лишь план действий. Начал «Лысый», обращаясь скорее больше к приехавшим:

– «Солдат», знаете его?… Этот поц завалил и Мишаню, и остальных парняг… – лучше бы он этого Олегова в натуре раскромсал… Сливает Мишаня всех нас по дольке малой… Если мы Леху здесь не выцепим, то вопрос с ним нам не решить ни в столице, и ни где вообще. Вот вам парни задача – завтра он улетает, кроме как в тачке, выцепить его больше негде. Тачилу, на которой он здесь лётает, знаете? Мы бы с Серегой сами…, да он только срисует нас…, сквозанет – без мазы… Ночует он у «Малого», рейс у него дневной, около часу, с утра рано он двинет в Поэрто Банус – че-то купить хочет, стоянка подземная там одна… Либо там… Не, там палево… Тогда на выезде из нее, перед светофором…

– Да не, Серег, все это пурга – негде там…

– Марат, ну че тогда?

– Есть там по выезду от хаты «Малого» один поворотик…, короче, там шнырь…, нууу, охранник в вагончике сидеть должен, открывать шлагбаум, может как-нибудь здесь…, хотя тоже запалимся…, мож по ходу за ним прицепиться…

– Да дерьмом вы думаете, а не башкой… Я вот че… – ща наберу Андрюхе, попрошу что бы Леха передал в Москве какую-нибудь безделушку. Хочет он или не хочет, а встретиться, что бы забрать ее придется…

– Ага, умняшка, Андрюхе ты как потом объяснишь пропажу его человека?

– Если ты не подскажешь, то и объяснять не придется…, не тупи в натуре, ведешь себя, как целочка на панели – отмажемся как нибудь…, ничего и такое схавает, да и подопустить его немножко надо – «заворовался» «Малой», забылся кто есть на самом деле. Братулец его, покойничек, с мясной лавки вытащил…

– Че, в натуре мяском барыжил?

– Ладно… – это тогда было…, забыли, Андрюха нормальный пацан, в Москве просто давно не был… – План всех устраивал, осталось подобрать место и воплотить в жизнь…

…«Солдат», распрощавшись с Андреем и его супругой, полетел на набережную, где должен был забрать в магазинах некоторые вещи, оплаченные ещё вчера, но не подошедшие по размеру, на что администратор магазина «Версаче» обещала найти за оставшееся время необходимое. Если бы речь шла о его гардеробе, он бы плюнул, но душа просила отдушины и он не мог так просто порвать с Весной.

Платье и костюм предназначались именно ей. Он никогда не ошибался с размером даже нижнего белья, покупая его в подарок, руководствуясь железным правилом, по которому нижнее белье любимой нужно покупать именно мужчине, и нравиться оно должно прежде всего ему… Так вот, если «Солдату» казалось, что понравившаяся вещь явно будет мала, значит это и есть ее размер.

Закинув в багажник пакеты, он, несмотря на дефицит времени отправился в незнакомый маленький городок, где какой-то «Осин» пацаненок, должен был передать какую-то безделушку. В принципе все было по ходу движения, но обычно это подвозили в аэропорт. Андрей же не стал ни расспрашивать, ни объяснять, а просто добавил: «Ну, тебе же не тяжело?!».

Предчувствие было поганым, заскочив в магазин мелочевки, расположенный рядом с бутиком, Алексей прикупил небольшой ножичек с алмазной заточкой и прикрепил его к рукаву, таким образом, что бы и достать, и раскрыть, и применить его можно было одной рукой, не прибегая к помощи второй.

Предчувствие редко его обманывало и он, прежде чем сесть за руль, вынул специально сделанный мундштук, в котором было кроме отверстия под сигарету еще четыре маленьких, куда вставлялись иголочки, на тыльных концах снабженных подушечками. Когда все четыре впивались просто в кожу, то моментальная, не понятно от куда взявшаяся, боль заставляла бросить любое занятие человека, которому это удовольствие перепало…

Только остановившись в условленном месте, а это был перекресток, где не было ни одной машины и ни одной живой души, кроме двоих крепышей с букетом цветов и небольшим пакетиком, быстро подбежавших, и открывших обе двери…

…Букет и пакетик, поначалу немного ввели в заблуждение, но все остальные действия заставили воткнуть передачу и нажать на газ. К сожалению оба успели уцепиться за двери и, хоть с трудом, но вкарабкались внутрь салона.

Единственное спасение можно было предположить в скорости передвижения по трассе, которую наберет машина, но видимо это не стало причиной…

…Выпихнуть Марата ногой с переднего пассажирского сидения не удалось, в то время как Надар уже набросил шнурок, мягко говоря, неприятно поначалу прижавший к подголовнику, а потом и сдавивший шею.

«Солдат» поймал себя на мысли, что это не самый плохой выход, но вспомнив звонок Славика – друга детства и его слова, о том, что они с Максом, возможно нашли город, где живет его дочь…, и значит жить есть ради чего, а точнее ради кого!

«Чистильщик» повернул голову в сторону Марата, державшего его вокруг талии вместе с руками и спинкой кресла, головой же упираясь в живот. Это позволило, несмотря на черноту в глазах выставить под удавку левую грудино-ключично-сосцевидную мышцу шеи, возможности вдыхать больше это не дало, но снизило давление на подбородок, который он успел, наклонив подставить, в результате таким образом задушить его еще минуту будет проблематично, так как все усилия убийцы приходились на левую часть челюсти, почти разрезая ее, и выше означенную мышцу, и если и передавливали дыхательные пути, то лишь частично.

Давящая голова Марата в солнечное сплетение не давала вдыхать, а сердце, под воздействием адреналина вырывалось из груди. Еще пол минуты такой борьбы и он останется без сил!!!

Пришлось вспомнить, когда-то полученные навыки. Левая рука нервно пыталась нащупать рычажок откидывания спинки сидения назад, правая, лишенная свободы, ухватилась за ремень Полянских, в который и упиралась…, губы державшие не выпавший мундштук, направили его на покрасневшее ухо и последним воздухом с силой выплюнули сразу четыре иголки! Раздавшийся вопль, и на секунду ослабленная хватка, оказались достаточными, чтобы привести в недоумение Надара и позволить «Сотому» продолжить приведение плана своего спасения в жизнь.

Для начала рванув ручку опускания спинки кресла и надавив, со всей мощью своей спиной на эту опору, он прижал ей находящегося позади душителя, который вынужден был ослабить давление шнурка и искать опору самому… Дальше сразу, еле дотянувшись до ручки открывания двери и чуть распахнув ее, а машина не переставала ехать по достаточно широкой дороге со скоростью около семидесяти километров в час, рванул правой рукой за ремень Марата, что подтолкнуло того, не ожидавшего такого маневра, к образовавшейся щели. Разумеется вытолкнуть не получилось, но тому пришлось упереться руками, что бы в свою очередь не потерять равновесия и оттолкнуться внутрь салона – этого времени хватило, чтобы вытянуть и раскрыть нож, который и вошел в селезенку Полянских без всякого сопротивления.

Раненый издал очередной рев и уже бесконтрольно схватился за рану, в такой позе и вылетев через водительскую дверь, что возможно и спасло ему жизнь.

Освободившись от одного, «Солдат» вновь резко почувствовал железную хватку второго, который с матюгами, опять с силой потянул на себя удавку. Но это было уже проще. Успев впихнуть между толстым шнуром и кадыком развернутую ладонь, Алексей начал перебирать ногами сначала по торпеде, потом по потолку, пока не очутился с помощью такой «ходьбы», на заднем сидении рядом с молодым человеком, но в отличии от соседа не прижатый спинкой сидения.

Только почувствовав опору своей пятой точкой, «Сотый» начал почти хаотично наносить веерными движениями порезы ножом по всему выделяющемуся, причем и вниз, и возвращаясь, вверх, и с права на влево, и наоборот, до тех пор пока Надар не начал ломиться от него, и в результате не вывалился весь порезанный на асфальт. В конвульсиях, весь дрожа и истекая кровью, он скончался через несколько минут от потери последней.

Патологоанатомы насчитали более трех десятков резаных ран, четыре из которых оказались смертельными, так как перерезали крупные артерии, хотя и остальные в сумме «выкачали» достаточно жизни.

«Солдат» тоже чувствовал себя неважно – сил не осталось, кожа на подбородке, шее и руках местами была, где порезана, где содрана, а где просто почернела. Левый глаз начал заплывать, а все тело трясло, как в лихорадке. Мало того, ему казалось, что его до сих пор душат, хотя все хрящи вроде были целы.

Чудо было в том, что по прежнему трасса была пуста, а автомобиль продолжал движение, хотя и сбавил скорость до десяти километров в час. Возможно пустота объяснялась платностью трассы, ведь в это время и обычная была достаточно свободна. Перебравшись за руль и поправив спинку, опираясь на которую он мог, провести свои последние мгновения, выровнял машину и прибавил скорости.

Справившись с волнением, «Солдат» вспомнил последние минуты жизни «Женька», перед тем, как его расстреляли, когда «Сотый», что бы узнать интересующее его, надавил чуть сильнее, чем следовало проволокой на шею и организм водителя почувствовав начало асфиксии освободился от нечистот, чему тот был явно не рад. Потрогав свои штаны и констатировав, что у него самого в похожей ситуации по другому, истерически засмеялся, что продолжалось несколько минут до слез – ибо психика этого человека далеко заступила за пределы среднестатистических возможностей, вобрав из ситуаций последних нескольких дней годовую норму, тоже сверхчеловеческого, к которому «Солдат», если так можно выразиться, привык…

… Бросив машину в более – менее неприметном месте аэропорта и используя купленное в подарок оливковое масло размазал его по всему салону найденной тряпкой, уничтожив все отпечатки – на жирном ни одного снять не получится… Подумав еще чуть и посмотрев на часы, понимая что из-за, и так уже, опоздания на рейс (а ведь надо еще попытаться привести себя в порядок), большего сделать не получится, он взял кейс, пакеты, прихватил букет цветов, почему-то оставшийся не тронутым и поковылял в сторону второстепенного входа в здание самого аэропорта.

Ему повезло, он почти никого не встретил и беспрепятственно добрался до туалета. Сняв с себя все наружные вещи, омыл раны, и из аптечки, с которой никогда не расставался, достал все необходимое. Продезинфицировав раны и наложив повязки, постарался придать им вид, наложенным при оказании помощи в больнице.

Аккуратно одевшись в дорогой костюм, который взял на всякий случай, причесавшись, выбросив грязную одежду в мусорку, а оставшуюся уложив в кейс чуть прихрамывая, вышел через тот же вход, прошел к главному, где сразу же напоролся на чиновника – юную особу, которой чуть ли не на пальцах объяснил, что по пути сюда попал в аварию и пытается успеть на свой рейс. Молодая девушка прониклась сожалением и все устроила. Через две минуты его везли на инвалидном автомобиле, через портал первого класса, прямиком к паспортному контролю и далее к самолету…

…Растроганный пострадавший мужчина, по всему видно, имеющий у себя на Родине и положение и состояние, подарил на память и в знак признательности заботливой барышне букет цветов, который якобы купил для своей мамы…

Перед вылетом, уже сидя в салоне самолета, Алексей набрал номер Саратова, и попросил его о странной, на первой взгляд, услуге. Оригинальность просьбы удивила Андрея, но это был «Сотый» и раз ему так нужно, значит необходимо подойти со всей серьезностью.

Времени оставалось мало, а подготовка требовала именно его, а потому пробегая мимо секретарши полковник попросил найти своего заместителя – у того не отвечал мобильный телефон, бросил фразу, что до завтра не появится – будет отрабатывать какой-то сигнал, и упылил в неизвестном направлении…

Лететь Алексею предстояло чуть больше трех часов и как только самолет оторвался от земли он провалился в крепкий сон, чтобы проснуться уже на Родине с болями во всем теле и еще немного кровоточащими порезами.

За это время «Ося» узнал о происшедшем от проявившегося Марата, позвонившего из госпиталя, где его уже готовили к операции, и поняв в каком положении оказался, пришел к выводу, что единственным выходом для него было встречать «Солдата» в московском аэропорту и валить его прямо там, чего бы это его людям не стоило. Именно это и просчитал «чистильщик», для чего и принял соответствующие меры, позвонив Саратову.

«Ося» догадался, что Андрей Рылев, пока еще ни о чем осведомлен не был. Сергей очень надеялся, что «Малой» так ничего и не узнает, кроме расстрела какими-то отморозками его стрелка, в аэропорту, сразу по прилету.

Он послал в «Шереметьево-2» всех кто был свободен и всех, кто хоть что-то мог, назначив за голову «Солдата» 150 000 $, и стал с надеждой ждать, выпив за эти три часа три бутылки красного…

…То, что ему доложили по телефону о произошедшем после посадки самолета, ввело его в состояние полусумасшествия. Что-то похожее случилось и с Рылевым, когда «Ося» сообщил ему об услышанном и просил проверить по своим каналам…

А выглядело все следующим образом. Его ребятки, приехав и рассредоточившись по зданию всего аэропорта с минуты на минуту ждали выхода «чистильщика», к тому же о прибытии рейса уже объявили. Он и шел прихрамывая и еле находя в себе силы превозмогать боль и бессилие, но только он вышел и попал в сектор наблюдения сразу троих «Осинских», как со всего зала посыпались люди завалившие его на пол, закрутившие руки и буквально держа на весу умчались с ним, вопя: «Работает ФСБ!!!»

Стоящие на улице подчиненные «Лысого», доложили что «Солдата» закованного, с мешком на голове, в двух бронежилетах запихнули в бронемашину, и в сопровождении двух джипов и бронированного микроавтобуса увезли в неизвестном направлении.

Все попытки отследить направление движения кортежа, окончились неудачей, так как какие-то три машины и три мотоциклиста пресекли все попытки, хотя бы понаблюдать за направлением движения издалека…

…Сам же Алексей, как только попал в фургон весь «запеленованный», и как только понял что двери закрыты, заорал от боли! Сидящий в углу и с испугом смотрящий за мучениями «Сотого» Саратов, пытался приблизиться и поинтересоваться в чем дело, и вообще, в чем причина необходимости такого маскарада?! Да и что собственно говоря с его лицом и руками?…

Немного придя в себя и попросив хоть какую-нибудь аптечку, «Солдат» получив ее, заново обработал раны, правда в этот раз, протянутым для внутреннего употребления виски, которые не преминул отпить изрядное количество, в виде обезболивающего, после чего вкратце рассказал о покушении, но просил пока ничего не предпринимать.

Так окончилась эта поездка, в конце которой единственным призом оказалась Весна, ждущая дома с шикарным ужином и виноватым видом, который усилил раненный, если не убитый внешний вид «чистильщика».

Финалом возвращения был видеоматериал, показанный по всем центральным каналам, из которого явствовало, что был задержан крупный наркодиллер, и глава преступного синдиката, грек по происхождению… Названые паспортные данные, по которым Алексей сегодня проходил паспортный контроль – Ромайес Саридис. А это между прочем значило, что придется выбросить сей документ, стоивший, не много – не мало – 50 000 долларов.

Весна, обрабатывая и целуя его ранки вытирая параллельно свои слезы, заметила, что задержанный, показанный в новостях, странно похож на ее Леличку, и именно в сегодняшнем состоянии. Если бы она не видела его перед собой, то наверное сошла бы с ума. Хорошо, что она не слышала имя задержанного, ибо именно с Ромайеса и началось их знакомство, и читатель наверняка помнит почему.

Ее слова грели, накладываясь на выпитые виски, и ласкали, до безобразия провисшие до самого дна пропасти, изуродованные нервы, создавая ощущения нирваны, выделяя лишь сегодняшний день, а точнее именно эту минуту, которую хотелось затянуть на века, а может быть и уйти именно сейчас в вечность… С этим словом «вечность», в мыслях он и провалился почти на сутки в сон, глубины неимоверной и пользы неоспоримой.

Если бы вся его жизнь была сном, а сегодняшний вечер – явью…

 

Банкротство «Профсоюза»

…После поездки и счастливого избегания смерти, восстановиться Алексею за сутки сна не удалось. Он отправился на неделю в свою усадебку, куда его сопровождала и Весна. Установившаяся кажущаяся идиллия этой пары подняла бы из могилы и мертвого, а потому силы уходящие по вечерам, а если честно, то когда схлестывалось взаимное притяжение…, не проходящее никогда, возвращались в двойном объеме, что позволяло не только посещать постель с завидной для автора частотой, на сегодняшний день, благодаря отсутствию технических возможностей при отбывании наказания на строгом режиме…, но уже через неделю преодолевать бегом двадцатикилометровый кросс без особого напряжения.

О недавно произошедшем напоминали лишь маленькие свежие шрамчики, пропавшие совсем через полгода.

Но жизнь, как известно, не только «в выживании особей, в зависимости от везения, от избирания разных способов, прекрасна до омерзения», но еще имеет и особенность, несмотря ни на что, проистекать, а точнее протекать своим чередом, совершенно не зависимо от того, что об этом думают сами ею живущие!

…Тем временем Мартын Силуянов…, глупо было бы предполагать, что он забыл о происшедшем в Праге, прикладывал массу сил в разгребании «грязного белья» медведковско-ореховско-одинцовского «профсоюза», и надо сказать не безуспешно. Знай он и, мало того, имея такие, как сейчас доказательства, возможно и не отправился бы в Европу, или как минимум, задумался о других условиях взаимовыгодного сотрудничества под эгидой МУРа. Разумеется сейчас было поздно, о чем либо думать, и опер, где в тихую, где чего-то не договаривая, понимая что имеется утечка, готовился к удару по головам дракона. Благо эта «животинка» обосновалась на Иберийском полуострове, что все упрощало еще и имеющимися дипломатическими контактами.

На днях он должен был уехать на один из курортов этого рая, параллельно проводя встречи с местными силовиками, организуя ловушки для главшпанов, которые сами пытались недавно, что почти удалос, заманить и истребить его самого.

Сигнал о местоположении «Оси», «Лысого» и Рылева должны были передать из Москвы, вместе с ожидаемым подкреплением во главе, с уже известным, Пашей Крышниковым. Первые двое сайгачили нигде не задерживаясь надолго, но постоянный созвон с Дмитрием Баженовым, кстати прямым начальником Мартына, который и был главной утечкой, и телефон которого постоянно прослушивался в режиме «он-лайн», был отличным источником информации.

Времени на то, чтобы погреть пузо было предостаточно, к тому же поездку эту оплачивали, что веселило самого милиционера – бандюшки с противоборствующей «ореховским» группировки, правда будучи совершенно не в курсе, о настоящей цели поездки. Но как бы там не было, а от приятного ощущения сталкивания таким образом интересов крепких парней, отказываться не хотелось, и он убивал уже третьи сутки, наслаждаясь благами цивилизации вместе со всей семьей, что стало уже более менее привычным, после переезда его на Петровку 38.

Нечего и говорить, что все происходящее не могло не нравиться, и покидать эти уютные, теплые и расхолаживающие пенаты не хотелось, но приехал Павел, пока один, и представил расстановку сил. Из нее выходило, что Баженов тоже собирался посетить Испанию, причем совместив это со встречей с «Осей» – услышав подобное, Силуянов через смех, ударяя себя по коленкам, крякнул:

– Кажется лучшего совпадения и быть не может, будем здесь ластать…

– Мартын, да вроде бы как не очень корректно, твой шеф вроде бы как…, мож подождать?

– Ты че Паш, какой он шеф, у него в голове все перепуталось…, че он сюда едет – сам же сказал, чуть ли не на доклад…

– Не нууу…, всяко бывает, и мы не без греха…

– Не путай Божий дар с колокольней, мы к ним никогда ездить не будем… – запомни это: не мы с ними, а они под нами…

– Силыч, ты чей-то так разошелся то?… По мне все это одно и тоже…, да и… я ведь с некоторыми «босяками» знаком, ну знаешь наверное…, среди них нормальные мужики, у нас таких еще поискать надо… Эти хоть без масок – такие как есть, и за свое в ответе, и перед своими, и перед чужими, знают куда и за что прут…

– Паш…, хорош… а… Где мы – и где они? У нас хоть не принято друг друга валить, а у этих…, эх почитал бы показания… Вот как бы ты себя повел, если бы я тебе приказал твоего дружка закопать?!

– В смысле?

– Да в прямом…, ё моё!

– Да ну – бред какой-то…

– В том-то и дело, что вроде бы бред, а на деле реальная кровавая утопия. Я вот тоже не верил поначалу…, ну можно там понять, «подела» завалили, а то ж каждого третьего и без веского на то основания…

– Да я уж на все насмотрелся… ты че думаешь у «чехов» в чухляндии по другому…, да режут и своих, и чужих, нашего русака – брата, конечно еще больше не любят, но денежки наши и ртом, и ж… А что органов наших касается – так подсиживают, подставляют, прокладывают, что лучше б шмаляли…, а то засадят свои же…

– Паш, давай подвязывай – они преступники, мы менты…, жизнь все расставила так, что все предпочтения и симпатии по боку…

– Это ты оооб своем, оооб неуловимом… – хорош прикалываться… Если бы он такой был…, ну в смысле, если он такой «чистильщик» есть, то хрена лысого ты выловишь, а не этого санитара… ха-ха-ха…, ну если только по ящику объявишь, о награждении его золотым веником, а он поведется… хе-хе-хе…

– Между прочем, эти вот крендельки «медведковские», все как один, о каком-то «Солдате» талдычат, только кроме этого сказать больше ничего не могут…, и знаешь почему…

– Наверное, потому что на него все спихнуть хотят…

– От части…, но на самом деле, ни хрена они о нем не знают… – фантом какой-то. Одни говорят черные волосы, другие светлые, третьи рыжие; борода вообще, то с проседью, то с прожелтью, то вообще не пойми что! Не бывает такого, если только он не играет…, причем со всеми – и с ними, и с нами, а может и сам с собой…

– Ааага…, и со смертью, и с жизнью…

– Олегов этот, ну с кладбища этого, пассажир этот… – тоже, кстати, ситуация непонятная… Короче говорит, что чердак у этого «Солдата» сорвало после того, как его семью чуть ли не в полном составе расстреляли…, и что характерно, ведь на это кладбище они поперлись именно «Солдата» этого прибирать… И Мишаня этот, клянется что одной очередью и «чистильщика», и парня его срубил, правда потом и сам как-то под чьи-то пули попал. Говорит, что «Аксель» в него стрелял…, ну этот «измайловский». Откуда он там взялся, а если взялся, то почему они всемером не «Акселя» валить пришли, хотя всем известно их смертельная дружба…, в натуре… до гроба!..

– Мартын… Силыч…, ты вот сейчас столько и такого наговорил… – пойдем по пивку, а завтра этих…, хрен с ним… во главе с твоим, то ли шефом, то ли не шефом, возьмем, а там дальше все узнаем. Хочешь фантома или как там его?…

– «Солдата»… Знаешь, Паш, только не смейся…, я как о нем думаю, так перед глазами всегда всплывает…, ну этот…, в Праге, помнишь, ты его еще цивильным моджахедом обозвал, в арабском платке… Странно все это, он ведь и действительно на тень похож был, иии… нет не голос…, нет, нет… не голос, но интонации от куда-то из прошлого. Не могу отделаться от мысли, что… этот вот, папуас, который заставил тебя и меня поверить в то, что он нас с тобой мог и не завалил…, дааа, сдриснули мы тогда, а ведь Паш, мы ему жизнью обязаны…, Олегов Михаил, ну этот «недобиток кладбищенский», он ведь подтвердил, что они должны были именно меня в Праге валить, и того, кто со мной, то есть тебя, если у «Солдата», что-то не получится… он это был – ОН!

– Ну, если так, то и мы его при приеме буцкать не станем, если конечно… дааа, странную историю ты, Силыч, рассказал. Я ведь тоже за ним исподтишка, в том кафе…, пытался подсмотреть. Не араб это был, а вот «Солдат» или нет тут уж, кто его знает, одно точно – не обычный и не простой человек! Другой бы чик, чик и два трупика, а он и денежку получил, и вообще все бы затухло… – убили бы они этот вопрос своими деньгами, если бы тебя не стало – здесь возможно расчет верный! А так хрен его знает, почему он стрелять не стал, по всему ведь видно – мог бы это легко сделать, как минимум легче, чем к нам прийти и предупредить, может у него с башкой проблемы, ведь его ж свои за это хлопнуть должны… Может, как ты говоришь, они потому на кладбище за ним и пришли…

– С головой у него лучше, Паш, чему нас с тобой вместе взятых, но не на той он стороне… шашкой машет…, а стрелять не стал…, думаю…, может принципы не позволяют…, хотя что-то это как-то по-книжному… – искать надо, искать!

– Угу…, будет тебе и «Солдат», если его свои где-нибудь уже не прикопали…, хотя кто ему «свои»? Не может такой человек сам по себе – идея ему нужна…, ведь если такой есть на самом деле, а похоже, что есть…, ты представляешь сколько на нем душ…, и сколько он всего знает…, а может это все таки легенда?… Знаешь я где-то читал…

– Ооо…, ты читать умеешь?!

– Не поверишь… – я даже весь алфавит наизусть знаю…, а еще у меня высшее образование…, блин, не отвлекай, а то не посмотрю на твою вопиющую дистрофическую сущность… Так вот еще издревле, разные всякие там налетчики, и лесные бандиты, выдумывали о себе или о своих близких разные истории, кровожадные и ужасные – это помогало в боязни и дисциплине держать головорезов, а за одно и себя обезопасить…

– Думаешь и здесь тоже самое?

– Им, этим твоим…, наверняка всех в группировке пугали, да и этот тоже твой с кладбища – «недобиток», тоже поет: вроде бы убил, а вроде бы и…, кстати, трупы – то все опознали?…

– Да всех, и все известны…, кстати, почти всех застрелили из «короткоствола» – девять миллиметров, «Люгеровский» патрон. А по этой легенде «Солдат» палит с двух рук и именно… толи с «Глоков», толи с «Браунингов»…, хотя с чего он только не палит! Мало того, уже раненым, теряя сознание, Олегов слышал именно парные пистолетные выстрелы…, давай заказывай, пойду отолью… – Мартын, уходил в уборную, не на шутку задумавшись предположением, выдвинутым Павлом по поводу надуманности и легендарности, действительно, больно уж много на одного навешали, и какой-то он уж ненастоящий и артистичный…, что ли… – лохнесское чудовище какое-то!

…Наступившее завтра, принесло много нового. Еще двоих русских, испанцы согласились включить в российское усиление к Мартыну и Павлу, правда оружие им иметь не позволили, и вообще велели находиться поодаль, тут мол своих спецов хватает, на что Паша брякнул:

– Базара нет… – Правда переводчик перевел это как «жаль что нет распродажи», на что командир местного спецназа, с уважением поглядывая на 120 кг живого Пашиного обезжиренного веса, произнес:

– Загадочная русская душа…, я вот сейчас думаю, как бы с жизнью не распрощаться, а у него на уме…

…Русская же «делегация», находясь немного в отдалении, от возможно происходящих событий, ждала их начала. Недавно стало известно, что четверо: «Ося», Марат, «Лысый» и Баженов, сняли два номера в местном доме терпимости, и уже, как несколько часов кувыркаются, наслаждаясь прелестями местных красоток.

Находящийся в помещении агент – одна из барышень этого притона, уже сообщила, что отдых господ русских подходит к концу и их появления следует ожидать с минуты на минуту. Старший группы захвата согласился с предложением Мартына производить арест при выходе, дав возможность мафиози покинуть стены дома, но, не позволив выйти за забор на улицу.

Высокая стена, за которой и пряталось злачное заведение, доходила до конца улицы, где и расположились россияне. От них до калитки было не дальше пятидесяти метров. Местный спецназ рассредоточился в подъездах, за углами домов, и в двух микроавтобусах. В воздухе барражировал ведомственный вертолет. Именно с его борта должна была поступить команда к действию.

Бойцам предстояло преодолеть кому высокую преграду, кому ворваться через ворота, а кому буквально свалиться с крыши, которую несколько человек уже оккупировали. Смысл всего заключался в проведении операции по задержанию именно, как уже говорилось, во внутреннем дворике, при этом, не допуская ни выхода задерживаемых на улицу, ни возвращения их под сень крепких стен дома, где они могли взять заложников. А это значило, что все пройдет вне видения сотрудников московского уголовного розыска. Гордыня последних трепетала, ведь все лавры пройдут мимо и достанутся тем, кто и малой толики не приложил к разматыванию клубка, нити которого привели всех сегодня сюда. Правда с другой стороны, собранное воедино представляло пока ряд показаний, следственных экспериментов, эксгумаций трупов и множество выписок из, прежде закрытых по безнадежности, дел.

В принципе, среднего уровня адвокат может легко разбить обвинение, если предъявлять их основываясь на законе, и тем более будет не весело, если защита станет опираться на презумпцию невиновности.

А как доказать, даже опираясь на показания, что происходящее не выдумка преступника, желающего самому избежать наказание?

На деле это оказывалось не особенно возможно. Ведь кроме уже арестованных бандюшков, свидетелей больше не было, да и те лишь в свою очередь сами доказывали свои преступления своими же показаниями. В случае отказа от них у закона ничего не оставалось. Парадокс?! – Возможно. Если не считать особенности судебной системы признающей, даже те околофакты, на которые обращать внимание в принципе нельзя. Но одно из первых лиц государства на всю страну в приказном порядке дало указание помочь бороться с преступностью, а это значит всеми доступными, пусть и е законными, возможностями. А значит так тому и быть.

Надо сказать правду, а она заключалась в том, что самому Мартыну претило такое отношение вершителей закона, воспринявших несколько в искаженной форме, в общем то, вынужденное обращение, призвавшее не столько, хотя это очевидно и первостепенно, к самой законности, сколько к повышению профессионализма в исполнении своих обязанностей, прекращению волокит, рационализации исполнения законов и налаживанию продуктивных связей и отношений между всеми представителями, стоявших на страже закона и законности.

По сути это важное лицо не могло приказывать и даже просить ни председателя Верховного Суда, ни тем более председателя Конституционного Суда о чем либо, поскольку именно они и есть главная инстанция. Да и такое было бы абсурдом – ибо это и есть непосредственная их обязанность!

А значит и он, Мартын Силович Силуянов, являясь, пусть и маленькой, но все же частью механизма, призванного оберегать закон и поддерживать непоколебимость основ конституции, тоже есть частичка чего-то высшего и чистого…

Поначалу, он сам воспринял эту просьбу главы страны не совсем верно, ему показалось, что надо соблюдать не законность, а бороться с теми, кого обозначат преступностью, причем понимание этого пришло не сразу. Вот вам и источник нервозности – а на кого же может указующий перст направить усилия всей правоохранительной и законодательной власти? Если принять за идеал кристально чистого человека, не делающего ошибки и обладающего всеобъемлющей информацией, так тому и быть, но слишком хорошо он знал всю систему и людей, ее представляющих изнутри, чтобы не понять – хрусталь этот мутноват и хрупок…

Правда эти нестроения в своей морали он преодолел быстро, иначе и быть не могло, ведь работать предстояло именно в этой отрасли, и всегда лучше быть с косой и косить, чем без нее и косимым!

К тому же, в любом случае, он мент и опер по особотяжким, а с убийцами вообще все проще, здесь нет политики, а статистика…, а что статистика? Даже начинающий опер знает, что заказные убийства – это капля в море бытовых на всяких разных почвах, но принято говорить именно о громких и криминально организованных, потому как именно они и будоражат умы общественности, а количество обычных вообще никогда не затрагивается. Они то растут, то падают…, то падают, то растут… – и вообще эта синусоида, скорее, показывает уровень деградации общества и его психическое состояние в данный момент, и этот показатель за последнее время все хуже и хуже.

Бороться с этим могли либо при царе батюшке, либо при советах, и как не странно при разнице в государственном строе, причина была одна, но о ней читатель должен догадаться сам…

Мысли Мартына тянулись, а общее молчание оптимизма не добавляло. На вопрос, что об этом думает Павел, тот потрепал свою шевелюру, похожую на коротко стриженный стог сена и резанул:

– Думаешь в этой стране по-другому можно?…

– Страна у нас всегда, при любом правителе одна – Россия, и в ней так нельзя, если мы себя конечно австралопитеками или тригладитами не считаем, а вот в нынешнем государстве…, тут ты может и прав, но тогда бороться так нужно со всеми и одинаково справедливо, как при диктатуре в древнем Риме…

– Да только не забывай, что он пал…

– Угу…, простояв тысячу лет… – все и всё падает, друг мой…, но кажется как-то не так должно быть… Мы ведь… третий Рим!..

Вдруг, пустая до этого улица взбурлила, и черные камуфляжи начали мелькать в хаотическом порядке, взвыла сирена, раздались несколько очередей выстрелов, по всей видимости предупреждающих, и все смолкло так же резко, как и началось…

Кто-то сказал из рядом стоящих:

– Аккуратненько, вот чистюли… – Но не тут-то было. Взревел невдалеке мотор и мгновенно, ломая решетку, не полностью закрытых ворот, вылетел джип «Ламборгини». Врезавшись в черный воронок барселонского спецназа, он и не думал прекращать движения, напротив, протаранив его и протащив несколько метров, сорвался в «карьер», несясь на страшной скорости от этого места – один ушел.

Удивленный Мартын, видевший приготовления испанцев и сбившийся со счета принимавших в них участия полицейских, даже не мог себе представить, о таких развитиях событий. Он был уверен, что если всех участников поставить в цепь, то она дважды обовьет злосчастное место. На что только и смог сказать:

– Вооо… блин, даже загон не смогли сделать… Кажись «Лысый» тягонул… – Но это было еще не все. Через несколько секунд из ворот выскочил Марат, в руке он держал ЧЗ «Скорпион». Сначала побежав в одну сторону, но увидев спины, присевших на колени и паливших залпом по уходящему джипу спецов, круто развернулся и рванул на полусогнутых в другую, как раз на Мартына и его команду.

За ним уже выбежали, так что удачная смена направления его движения натолкнула беглеца на двоих в гражданском платье с пистолетами на перевес. Инерцией своего тела он сбил одного и заставил отскочить другого, и пронесясь вихрем, почти исчез за поворотом в переулке. Это происходило в двух десятках метрах от москвичей, поначалу расстроившихся, но быстро собравшихся и сообразившись, что пришло и их время славы.

Паша рванул с места, набирая обороты, за ним еще двое, интуитивно пытаясь нащупать кобуру, разумеется безуспешно…, но на скорость это не повлияло. Уже пролетел второй поворот, выбегая из него, он заметил, что ствол оружия стоящего на изготовку человека, направлен в его сторону, а потому не стал притормаживать, а напротив ускорился еще больше, что привело его к столкновению со стеной на максимальной скорости.

В поворот он не вписался…, но стена оказалась старой резной деревянной дверью, по всей видимости, переходящей вместе с наследством от поколения к поколению, которая и не думала оказывать сопротивление и разлетелась в щепки. В образовавшийся проем пролетели следом и остальные двое, удачно избежав пуль от длинной очереди.

Расплющившись о стену коридора Крышников со товарищами героически рванули вправо по широкому проходу, в конце которого был свет, оказавшийся окном, которое вылетело из рамы, так же как и дверь. Три тела русского спецназа, уже почему-то со второго этажа, рухнули на голову Марату, в душе уже радовавшегося своему избавлению от ареста…

…«Лысому» удалось уйти, но ненадолго, джип, через двадцать минут, преследуемый вертолетом, о котором тот и не думал, попал в засаду. В результате, за весь свой недлинный путь, совершив одиннадцать аварий, въехал в какое-то огромное дерево, которое к тому же оказалось культурным наследием нации, типа нашего «пушкинского дуба»…

…Из искореженного, дорогущего еще недавно, драндулета, Серега выскочил одуревший и попытался ковылять в сторону лесополосы. Из подъехавших полицейских машин выскакивали люди в форме и с оружием, невысоко завис вертолет, но ему казалось, что шансы еще есть. Сожранный без остатка организмом адреналин, кончился, выплеснувшиеся силы разом, оставили тело. Сотрясенный ударом мозг, пытался усилием воли справиться с желанием сдаться и боролся, направляя человека в сторону грезившегося спасения.

Мощный торс и большая боксерская практика нашептывали, что и обессилившим двоих-троих он сможет уложить. Тут он вспомнил о «Берете», выхватил ее из-за пояса и не разворачиваясь, сделал два выстрела. Чтобы выстрелить более прицельно, пришлось еще на пол оборота повернуть корпус…, в это время прозвучали несколько дружных залпов, и… иии бритая наголо голова ударилась о мягкую траву, следуемая, за потерявшим контроль, телом…

…Фойе «дома терпимости» заняли представители разных учреждений и ведомств, заполнялись кучи бумаг, постоянно звонили телефоны, а полицейские чины требовали уже наконец препроводить арестованных в камеры. Но…, но было несколько причин, по которым делать это поспешно не представлялось возможным, и первейшая из них – наличие в компании задержанных начальника убойного отдела МУР, арестованного вместе с бандюками.

Время тянулось, пока Москва решала, и выбирала куда его определить: в герои, который принимал участие в аресте или в задержанные, а выражалось это в переговорах на верхах министерства на Житной улице, среди которых были и те, кто поддерживал и тянул его изо всех сил и те, кто уже видел в его кресле своего человека и, соответственно, топил и унижал.

Дима сидел в углу особнячком, и от своих знакомых, и от своих же сослуживцев. Первые имели отметины единоборств, и скрученные за спиной руки, а вторые, кроме Мартына, смотрели сочувственно, понимая всю шаткость его положения и отсутствие гарантий у самих себя не оказаться в ситуации, если не подобной этой, то возможно тоже не приятной – все под Богом ходят!..

…Через день эта ситуация разрешилась следующим образом: Марату, «Осе» и «Лысому» (он оказался лишь ранен – единственная пуля прошла через мощные грудные мышцы, еле задев ребра), было предъявлено к их радости обвинение в хранении огнестрельного оружие и оказание сопротивления правоохранительным органам при аресте, в последствии суд королевства Испании вынесет приговор – каждому по восемь с половиной лет, с отбытием наказания в исправительных учреждениях на Иберийском полуострове, что было досадно для России и тем более для Мартына.

Баженова привезли на родину, временно освободили от исполнения обязанностей и посадили под домашний арест. Это была еще милость. Сразу после ареста в предместье Барселоны, «Ося», предполагая что их сдал именно Баженов, передал в виде мести в руки Мартына, а соответственно и органов, аудио и видео записи их переговоров с Дмитрием, сделанных тайно от опера, и назвал суммы и частоту их передачи, в виде платы за оказанные услуги.

В результате финал оказался не совсем ожидаемый, поскольку следствию было возможно работать лишь со второстепенными членами «профсоюза», и их же пока готовить к судам. Количество арестованных росло из-за отсутствия у них прежде всего средств к существованию, и соответственно проживающих по месту прописки. Большинство из них попадали за решетку прямо с кровати, на которой, мягко говоря, и выросли. Хоть скольконибудь состоятельных людей среди них не было, и даже семейные были вынуждены проживать с родителями.

Вот на таком фоне произошел перелом в жизни многих из тех, кого знал «Солдат». Он воспринял произошедшее, как возможность начала новой жизни, но осознал это не сразу. Алексей прекрасно понимал, что скорее всего искать будут и его, мало того весьма возможно, что именно он станет тем спасительным кругом для одного из главшпанов, ведь направь один из них следствие по верному пути, а именно к Весне, то сможет спасти и свою шкуру, и свое положение.

Так и произошло, правда понадобилось на это достаточно много времени, которое «чистильщик» потратил на необходимую, по его мнению, подготовку к возможному и невозможному развитиям событий.

 

«Пенсия»

Изменения были действительно через чур кардинальны, тем более усугубились арестом, чуть позже, и Андрея Рылева. Он правда тоже оставался под юрисдикцией Королевства Испания, и тоже не попал в руки москвичей, но могло ли это утешить самих арестантов – навряд ли, если только придать надежды на то, что по окончании отбывания срока им могут дать политическое убежище. В любом случае оставалось еще много времени и многое могло измениться.

Обезглавленная организация быстро расплылась и аннигилировалась, главным образом, разделившись на маленькие группки, которые разобрали «вершки»: палатки, маленькие магазинчики, лоточников, «лохотронщиков» или оставались на тех же местах, где их застал арест главшпанов.

Многие числились в ЧОПах ради возможности носить оружие официально, кто-то присматривал за порядком в офисах и «отшивал» предложения чужих «крыш», кто-то поддерживал связь финансовых потоков наличных денег, а кто-то просто собирал дань с каждого места на рынке и приносил в офис, получая за это четко лимитированную сумму.

Большинство из них продолжало заниматься выполнением и прежних задач, только теперь под более мелким начальством, так называемыми «звеньевыми», которые наладив давно отношения с администрацией и с самими бизнесменами, скорее начали работать уже на них, не забывая и о своих нуждах.

Ежемесячное денежное содержание упало, поскольку пропали основные артерии снабжения финансами, правда это чувствовалось не особенно, поскольку основную часть до этого самораспада, сжирали несколько старшеньких, держащихся за «руль», будучи одновременно и «ветрилами», а ныне закованные в кандалы.

Такие монстры, как «Золотце», даже несмотря на свою преданность в лице Симунина и еще нескольких ставленников Андрея и «Оси», предпочли постепенно отойти и забыть своих благодетелей, лишь изредка помогая, можно сказать, подачками. Хотя эти самые благодетели, неплохо были обеспечены, деля на протяжении почти десятка лет и основные потоки, и в том числе, «общак», который так и остался лишь закромами никому своим местоположением неизвестными и никогда полностью не наполняемыми.

Дорогие виллы, машины квартиры и счета в банках, разумеется не на их имена, остались нетронутыми, а значит была возможность содержать и себя, и адвокатов, которые, хоть и числились своими, но не побрезговали откусить кусочек пирожка, бывших надсмотрщиков – по-дилом, все возвращается, и дай Бог, чтобы в этой жизни!

* * *

Последняя встреча Саратова с Алексеем состоялась почти через год, после описываемых событий и к делам никакого отношения не имела, хотя конечно, некоторые темы были затронуты. Андрей к тому времени занимал пост начальника «контрразведки» ФСИНА РФ, и иногда снабжал «Солдата» необходимыми подробностями о ведении дела:

– Да Леха, грузят ваши ребятки старшеньких ваших… – с таким грузом эти «Боинги» далеко не улетят… Хм…, интересно, что о тебе никто ничего конкретного сказать не может. Уже по всей стране, разослали запросы, но все равно, даже рядом не топчутся. Одно плохо – Силуянов этот…, не на шутку задумался, какая-то в нем спортивная злость – все что может о тебе вытягивает…

– Ты ж знаешь, у меня только одно слабое место…

– Вот и избавься от него…, ну в смысле порвите вы…, ну хоть для отвода глаз… Ну я не, знаю разойдитесь наконец – не искушай, сам же знаешь – где тонко, там и рвется…

– Действительно рвется…, не знаю, я вроде бы как и работу нашел, и зарабатывать что-то начал…, ну не так конечно, как раньше, но зато без криминала. А милиция пусть лучше тех ловит, кто остановиться не может – их к стенке и прижимает, а тех кто сумел, может быть и оставят в покое…

– Я тебе как мент скажу, таких как ты, уже ставших общественно не опасными еще и приятнее брать, вы же уже возрастные, многое осмыслившие, терять вам есть чего, да и пожили уже, смотришь под нажимом совести…

– Ты что же подозреваешь меня в чем-то, или верить перестал?

– Не понял ты…, я о зрелости…, ааа, переживать то не чего – пока я жив, отмажем, потому и сам не волнуюсь. Ты у нас на особом счету. Но это не значит, что расхолаживаться можно, не теперь…, ты всегда помнить должен, что пожизненно гузку в кулачке держать должен…

– Да полноте…, когда шпана ментов боялась?! – Шутка, друг мой…, шутка… А ведь этот Мартын… – видел я его… и глаза его хорошо рассмотрел, сильно изменился с того времени, когда семья моя погибла…

– Ну так мы все…, ты то вона какой…

– Я не о том… – стремления у него теперь другие – карьера, «паровоз» на верхах наверняка появился…, огонек у него нехороший, хотя кто знает…

– Да видел…, понимаю о чем ты, попросили меня недавно к нему заглянуть, крепко прихватил, а ведь если бы не мы, не видать им ни Солоника, ни тетрадки этой с адресами «курганских», что через Баженова передали, да и ваших парней тоже… Эх, вырастут они на этом субстрате до генералов…, а такие как ты им в виде удобрения будут…

– Ну таккк, они и должны нас ловить…, тем и в отличие перед другими выходить…

– Не «нас», а «их»…, не надо «Сотый» свою голову класть на одну плаху с теми…, с этими…

– Эх… Андрюх, порой жалею, что не так как-то сложилось…, может и стоило подписать бумагу…, столько ведь душ на мне, а о случайных я и говорить не хочу!.. Что с этим делать?! Ведь обычный убийца…

– Не обычный…

– Угу… – талантливый…

– Я не об этом…, у тебя ведь в послужном списке нет ни одного, о ком общество пожалеть сможет…

– Только общество об этом не знает, а о некоторых из убитых, как о хороших людях и достойных гражданах скорбит…, да ладно не переживай, это мое… внутреннее – дальше не уйдет…

– Я знаю…, кстати, не хочешь заняться чем-нибудь?…

– Мы ж договорились, я на «пенсии», если поможешь изредка информацией… – мне там родственнику «плечо подставить» нужно – сам знаешь…, подонков море…, а так…, нет Андрей. Если войнушка какая… – другое дело, а так, больше чем уверен, у вас и молодых достаточно…

– Молодых…, дааа, да далеко им до тебя… Ладно пенсионер, тогда вот тебе «пенсия» – как договаривались, часть откладываем, а часть тебе…, а это распечатки НПОшников, как просил, надеюсь все живы останутся…

– Я же сказал… да и руки марать… – нет, все безвозвратно… – Уже распрощавшись, Алексей поймал себя на мысли, что Саратов не выпил, против обычного, ни капли спиртного и вообще выглядел, как-то странно – ни такой живой, как всегда… – «Пока он жив» – эта фраза будет вспоминаться еще долго и повиснет, как какой-то рубеж, за которым «Солдат» почувствует себя в одиночестве, против множества, а многие сказанные Андреем слова, да и «Седым» в свое время тоже, дадут возможность в трудные минуты не пасть духом и не начать считать себя уж совсем подонком…

…Через пятнадцать минут после того как они расстались, на перекресток, где Андрей встанет на красный сигнал светофора, вылетит машина, управляемая генералом Лицепуховым Семеном Яковлевичем, отцом того самого «Петруши» – полковника – братка, которого вместе с другими расстрелял «чистильщик» много лет назад. Удар придется в переднюю боковую часть автомобиля Саратова, как раз с его стороны – смерть будет мгновенной, и явно преждевременной.

Генерал тоже погиб, правда косвенно успев смертью Саратова отомстить Алексею, лишив его возможности решить полюбовно многие вопросы.

Узнал «Сотый» о гибели своего бывшего куратора, через несколько дней от его заместителя. С ним же через год попал и на кладбище, где упокоился прах Андрея.

 

«Ищите женщину»

А дома, то есть на очередной съемной квартире, где жил «Солдат» и его, по-прежнему возлюбленная Весна, царила атмосфера неуверенности и спонтанности. Оказалось, что из-за жалости, с ее стороны, отношение молодых людей, пойманных Алексеем на Патриарших прудах, не разорваны, хоть и ограничены. Девушка отправилась на девичник по приглашению своей подруги, выходящей замуж, который продлился несколько дольше предполагаемого, и как оказалось один мужчина, там все таки был, и разумеется не просто так.

Узнав о поддерживаемых отношениях «рогоносец» принял решение расстаться, но напоследок все же дать возможность объясниться, коль этого просили.

Разговор не принес ничего неожиданного, кончился, как было принято, вновь уступками и даже более чем, правда со временем был забыт, как и все предыдущие, оставшись в памяти только у «Солдата», всплывая иногда, как характеристика человека, все таки, пытавшегося что-то сделать, что бы спасти их отношения, по крайней мере, неоднократно переступавшего через свои обиды и гордыню, ради спасения этого союза. Все знают: там где есть союз, там всегда есть места не только жертве и жертвеннику, но и тому, кому эта жертва приносится.

Они встретились в ресторанчике на Ленинградском шоссе, носившем странное название «Е-95». Мужчина подъехал чуть раньше и томясь в ожидании за чашечкой экспрессо, вспоминал их совместные будни. Действительно оказывалось, что бывали моменты, когда он позволял себе вести по отношению к ней не совсем по джентельменски, мог даже оскорбить и повысить голос, обозвать и обвинить в чем-то не заслуженном, а было пару раз и совсем непотребное… Он был очень терпелив, но все же сорвался однажды толкнув ее, второй раз наотмашь бросив книгу, и конечно попав. За подобное было стыдно и хотелось исправить, но нужно было не допускать.

Сейчас он смотрел на, пока свободный, стул и понимал, что и она тоже, где-то в глубине своего сознания видит и свою вину, исходящую из характера, который имеет много особенностей, одна из них, а именно способность и, мало того, какая-то жгучая необходимость, пытаться вывести его из себя, приводящая к тому, о чем он только что думал.

Вспоминая какие-то подробности, он даже улыбнулся, некоторым из них – так явно выглядело все в прошлом, через взгляд из сегодняшнего дня. Почему он не мог сдержаться тогда, да и в любой другой момент? И сам же себе отвечал: «Потому что Весна очень отчетливо чувствует состояние его души, нервов и своевременность или несвоевременность, чего либо предпринимаемого, как им, так и ей самой, чем и пользуется».

Иногда ему казалось, что она добивалась какого-то энергетического выплеска и получив его, успокаивалась. Он же напротив – именно этот когнитивный дисбаланс заканчивался встряской, уже не нужной ей и ненавидимый им!..

…Весна подошла, грохоча на весь зал каблучками, обращая на себя внимание мужского пола. Когда-то Алексей совсем не замечал этой реакции, были времена, когда это забавляло, да и сегодня не особенно задевало. Но понимание, что подобное происходит тогда, когда его нет рядом и влечет за собой соответствующую реакцию со вполне возможными последствиями…, ну что же делать? Что делать, если в этом вся женская суть.

Она присела на краешек стула, который он ей подставил, снятое пальто, в стиле милитари – его любимом, легло на стул рядом:

– Что будешь…, я вот уже кофейку откушал… – Поддерживая его игривую манеру, Весна почти пропела:

– Благодарю, что с основными блюдами соизволил дождаться меня…

– Да-с, и все ради «десерта», которым вы, мадам, по всей видимости собираетесь меня огорошить…

– Ну мы можем и в виде аперитива, закажешь бокальчик красного…

– Какого-нибудь?…

– Да обычного…, сбегаю в уборную…

– Как всегда… – Впрочем все прошло быстро и Весна вернулась искрящаяся улыбкой и блестящая свежей помадой, будто собиралась именно ее и есть:

– Лель…, ну не будь букой…

– Хорошо, постараюсь…, а разве «буки» тоже бывают с рогами?… – Улыбку, с ее лица, как сдуло. Да действительно, начать лучше было сразу и не откладывая:

– Видишь ли, Зай…, дела мои, несмотря на внешний кажущийся лоск, не очень хороши, скорее наоборот. Произойти может всякое, настолько “всякое”, что перед тобой встанет выбор, утрированно – последовать за мной в тайгу женой каторжника или же продолжать привычный образ жизни, забыв обо мне, к чему ты прибегаешь, даже имея меня рядом…

– Я с тобой навсегда! Ты же…

– Звучит здорово, но зная теперь тебя более подробно…, глубже что ли, есть некоторые сомнения…

– Нет, ну конечно, на пытках я смолчать не смогу, так я и знаю не много…

– Дело не в этом. Пока мы вместе, найти меня через тебя, как… свистнуть – очень просто…

– А что уже ищут?…

– Всегда есть люди, которые меня ищут, вот ты например…

– Лелечкааа, я такая сволочь, хочешь я на коленях прощения просить у тебя буду…, хочешь до самого вечера – прости меня…, ты ведь сильный, а он умереть мог…

– Ёкер-макер, то ли я с ума схожу, то ли… да такое еще придумать надо…, заказывай – это будет приятнее звучать…

– Да у нас почти ничегошеньки и не было…

– Да, да – я собственными глазами видел…

– Это ни то, что ты думаешь, понимаешь мы…

– Не смогли сдержаться от дружеских чувств и решили все сделать в машине… сочувствую, что не добрались до постели…, я знаю что было и не раз…

– Нет, не то… ты не поймешь…

– Это точно!.. Не надо меня убеждать, что между вами ничего не было! И вообще – все не о том…

– Ну почти ничего…

– Да что ж это такое!.. Я твоего парня два месяца «слушал» и пас, как овечку, очень было интересно, что ты обо мне ему наговорила – у вас же, как водится «вода в сосуде не держится» – по огромному опыту это знаю…, и ты ему звонила, и он своим, как он говорит – «телочкам», и всё, что между вами происходило рассказывал… в превеликих подробностях…, брррр – гадость какая… иии, между прочем, я с ним только, как час расстался – имел за-ме-ча-тель-ную во всех отношениях пояснительную беседу… – Весна застыла, словно проглотила килограмм льда – это было во-первых неожиданно, впрочем как и прослушивание, а во-вторых, зная любимого (а она действительно когда-то любила «Солдата» – просто так глупо устроена, причем нами же, наша жизнь), она поняла, что «шутки» закончились, и тут вдруг вспомнила утренний непонятный и, мало того, очень не своевременный, звонок любовника, с которым ее в действительности связывало не так уж много. Он обращал на нее, как и любой в момент ухаживаний, много внимания, говорил много приятного, как и любой в первые дни, ласково льстил и делал вид, что сегодня она – это солнце, затмившее все, как и все, пытаясь добиться от понравившейся женщины ее, как минимум, расположения, ааа… а дальше как получится, как фишка ляжет, и обычно она ложится…, как нужно…

Разумеется постоянное нахождение рядом – ведь работали вместе, атмосфера и так сближающая без особых усилий, частое нахождение «тет-а-тет», а иногда и в подпитом состоянии, скажем на презентациях, банкетах, да и просто праздниках – все это в конце – концов сблизило их до расстояния поцелуя, что удачливый Дон Жуан достаточно быстро и развил до состояния постели.

Надо отдать ей должное, она сопротивлялась, но подошел момент, когда очередная ссора с ее Лелечкой, буквально швырнула Весну в объятия, готового успокоить ее, кавалера.

Красивая женщина, не отказывающая себе в удовольствии пококетничать и поужимничать, невольно «вызывает огонь на себя». Хотя кто их, женщин, знает – не нам мужчинам их осуждать, но любить и преклоняться, тем более если к этому ведет чувство всеобъемлющее и всепоглощающее…

…Итак, Весна от услышанного впала, ненадолго, в задумчивость, от чего одна фраза в виде мысли прозвучала в слух:

– Ах вот почему он так просил меня подъехать…, блин, он же так и сказал: «Твой подъедет!» – Вот дура!.. – Алексей же, не придав значения сказанному ею, продолжал в том же духе:

– Так что я во всех подробностях почти все знаю: когда, при каких обстоятельствах и даже в каких позах…

– И зачем тебе это…

– Что бы не поверить тому, что ты сейчас собиралась мне сказать…, другое дело – зачем ему, болтать об этом и мне, и другим… Слушай, женитесь вы, а! Со мной все равно никаких перспектив, одни мучения, тем более теперь. Хочешь я вам свадьбу оплачу, только сам присутствовать не буду…

– Лель…, ну не мучь меня, лучше убей, ну хочешь…, ну я не знаю! Ну получилось так…, он какой-то… понимающий что ли, интересующийся мной и сопереживающий…, а ты никогда ничего не спросишь, о себе не расскажешь, а я ведь человек…, яяя…, я ведь тебя люблю…

– Здорово… – опять я во всем виноват… ладно, отбросим обиды. Еще раз повторюсь. Сейчас я остался без прежнего прикрытия…, говорю открытым текстом, после моего ареста жить мне останется от одной секунды до одного дня, я даже уверен, что при «приеме» меня застрелят…, и наверное правильно сделают…

– Да что ж ты такого сделал…, ну отомстил кому-то за смерть семьи, но ведь за это же не расстреливают…

– Так…, я позволю себе продолжить… Ты, рядом со мной – единственная возможность для разных всяких…, включая и родную милицию, меня вычислить. Если мы останемся жить вместе, то это будет мне стоить го-ло-вы! Мне действительно без тебя до невозможности плохо, ты – пока все что у меня есть…, пока я не нашел дочь. Нет, конечно, и сестренка, и отец…, но я не об этом. Я, кстати, даже с ними должен был оборвать контакты… Доходит до тебя наконец…, даже если я останусь при аресте жив, ты же все равно позабудешь обо мне через год или два, так стоит ли мне так рисковать?!..

– Я не знаю…, и вообще, мне кажется… – ты как всегда преувеличиваешь…, мы ведь так много друг для друга значим, мы ведь…, ну прости меня пожалуйста… Ну, ведь, если бы я тебе не нужна была, ты бы не приехал сюда…

– Это точно…, ну почему все надо доказывать и именно своей судьбой?! На которую потом всем плевать будет…, но без тебя жизни совсем нету, и чееее я тебя тогда подобрал… – На эти слова ее руки потянулись через небольшой стол к нему… Алексей посмотрел на них, ведь только он понимал на какой риск он идет, ради своих чувств. «А катись оно все прочь и пропади все пропадом – ради чего жить, если не ради этого! Пусть и один день!» – Их руки сомкнулись, а души вспыхнули пламенем, равного которому не бывает у тех, кто бежит от любви и ничем не рискует.

Нооо…, не так ли должен был поступить мужчина, ведь и она его во многом прощала, конечно, не в таком, но все же… «Камень» в нее он бросить не смог, как и все остальные, иии… просто сделал, что должен – ради чувства и ради жизни сделал вид, что простил, пообещав стараться изо всех сил сделать это по-настоящему, если она окажется достойной этого…

А Весна…, может быть, многое и правда произошло, именно из-за того чем она оправдывалась…, в любом случае, глаза ее светились счастьем, правда буквально на следующий же день, она была увлечена работой, и казалось забыла о всех своих винах перед «Солдатом», но очень быстро влившись в прежнее русло, стала для него прежней, только чуть более возмужалой, Валькирией.

Они даже пытались «завести» ребенка, но как оказалось, ее репродуктивная функция, скорее всего, в связи с тяжкими испытаниями, пережитыми в период вынужденного бродяжничества, исчезли навсегда, что еще больше их сблизило, не только, как людей любящих друг друга, но и желающих найти Татьяну – дочь Алексея, которую Весна, на полном серьезе, начала считать своим ребенком…

 

Облава на охотника

…Ребенок – именно на нем сошелся свет клином – ничего удивительно, а на ком же еще?… Уже семь лет Алексей разыскивал свою дочь. В круг людей, ему помогающих включились почти все знакомые, а родственники и друзья увлеклись этим настолько, что со временем начали отказываться брать деньги, которые тратили на поиски.

Поиск сузился до Тверской области, теперь уже до двух городов: Кимры и Калязин. Алексей неоднократно бывал в обоих и даже приобрел участок на берегу Нерли, предполагая не только возвести там небольшой, но безопасный домик, но и свить там родовое гнездышко…, именно там, чтобы дочь, а в том, что она найдется он никогда не сомневался, как и в том, что между ними никогда не возникнет проблем в общении, так вот, чтобы дочка не отвыкала от природы и климата, коль выросла в этой области.

Он часто думал о ней, о том своем близком, но невозможно далеком человеке, которого никогда не видел, и о рождении которого узнал, чуть ли не самый последний.

Только успев родиться она уже спасала его, ведь если бы он, в очередной раз потеряв близкого человека, не осознал, что остался не один и что есть маленький человечек, нуждающийся в нем, смог бы он преодолеть, весь путь до сегодняшнего дня?! Кто знает, кто знает…

Такая чувствительность и сентиментальность, кажущиеся не просто лишними в его характере, но и не возможными, на самом деле присущи всем и каждому, но в разной степени. Эти мысли, наверное, были бы мучительны, но «Солдат» нашел противоядие и отсекал их аксиомой неизбежности такого положения, для подобных ему грешников. Правда, эта метода работала лишь на половину, ведь ребенок ничем не заслужил подобного и страдал за содеянное родителем, вбирая в себя все негативное, как некий искупитель, дающий только своим существованием шанс исправиться.

Каждый из людей должен понимать, что жизнь любого из нас не протекает по одному сценарию с любым из тех, кого мы любим, ценим, уважаем. Они могут быть параллельны, могут пересекаться и вовсе быть не прямыми, а синусоидами, а значит сходиться и расходиться сколь угодно раз. А раз так, то нельзя заставить человека думать так же как ты, а тем более жить своей жизнью, тем более когда этой жизни и в помине нет, но лишь существование.

В этом и было несоответствие, не молчаливое, которое можно было принять, но вопиющее, словно в тишине людского равнодушия – а можно ли этого маленького человека привлекать в свою судьбу, имея полную возможность стать для него единственным пятном в жизни. Другими словами – а имеет ли этот убийца право марать своим присутствием, не просто стезю постороннего человека, а единственного своего чада?!

Весна – уже взрослый субъект общества, сестра и отец – ну у них и выбора особенного нет, они могут лишь отказаться от родства с ним, друзья…, а что друзья, некоторые из них зная редкие подробности, не находят в них что-то из ряда вон… Может быть это и не нормально, но что нормально в сегодняшней морали?!

Не взирая на все эти думы «чистильщик», по сути уже перестав им быть, пер на пролом, будто предчувствуя…, да что скрывать – еще как предчувствуя, и даже уже понимая, что преследователи наступают на пятки, ломился сквозь буреломы обстоятельств, не оглядываясь и не отдыхая, боясь не успеть, хотя бы посмотреть на родного человека, а дальше, как Бог положит…

Оставалось несколько адресов, в двух, ранее озвученных городах, их поделили между собой Алексей и Вячеслав, отправившиеся в Кимры, а Макс, «Рыжий» и Дрончик, направили свои стопы в Калязин. Оба периферийных города были небольшими, а потому за день предполагалось объехать все и, в конце – концов, познакомиться с Татьяной.

«Солдата» очень беспокоило предстоящее, но это было ничто по сравнению с предполагаемой долгожданной радостью. Вячеслав заехал с рассветом за другом на своем «Ренж-Ровере». Еще в детстве, они вдвоем, как и остальные их друзья, защищали цвета армейского клуба, оба делали это в амплуа «защитников» (в двойне аллегорично, ведь с греческого Алексей – защитник, особенно памятуя о его бывшей «работе чистильщика») и научились понимать, еще тогда, друг друга с полуслова.

Дорога незаметно пробегала под колесами, разговор редкими фразами ложился на думы, у каждого свои, и по своему важные. Славка предложил поставить какой-нибудь интерес на то, кто первым увидит дочь – они с Лехой или Макс с ребятами. Проигравший будет готовить плов. Как бы не было, отец был согласен на что угодно, лишь бы закончить этот марафон сегодня и это казалось реальным, так как три адреса за день можно легко успеть проверить и за пол дня в Москве.

Первый оказался пустым частным домом, с заколоченными ставнями, второй заселяла семья молодых людей, только ждущих потомства, а третий, бывший к моменту, когда двое друзей подъезжали к четырехквартирному дому, последним из всех адресов в обоих городах, выглядел как раз таким, в каком, по мнению «Солдата», и могла проживать его дочь.

Строение, возможно, из-за керамической черепицы на крыше и аккуратно положенного кирпича, заросшего на две трети диким виноградом, смотрелось сказочным оазисом, утопающим во фруктовых деревьях, правда на сегодняшний день теряющих разноцветную листву, но тем самым создающих пестрый ковер, обнимающий дом своим непредсказуемым узором, по которому уже в воображении Алексея бегали ножки его дочурки…

…Номер телефона Весны прослушивался вот уже полтора месяца, через него вышли и на тот, по которому «Солдат» поддерживал отношения с родственниками и друзьями. Как так могло получиться? Как мог многоопытный и многое уже избежавший «тертый калач» попасться в сети?… Да собственно говоря и не в сети, можно сказать, что он в темноте включил лампочку у себя на голове и ждал пока на этот свет придет, тот, кто его ищет.

Собственно все произошло самой собой, как и бывает в подавляющем большинстве случаев. Один из двух арестованных главшпанов, знавших Весну, решил прибавить себе шансов и тем поправить, свое незавидное перед законом, положение. Он написал «явку с повинной», подробно изложив, все что знал об этой женщине и человеке, не согласившегося, несмотря ни на что, с ней расстаться.

Девушку и ее контактный номер телефона нашли в течении получаса, а через неделю, проследив все ее передвижения, знали и где она проживает, и адрес офиса, и вообще все, что можно было выяснить применив не только рвение, но и могучий административный ресурс. Иногда в поле зрения попадал молодой человек, на поверку дня оказавшийся, тем кого искал, но в кого уже перестал верить, Мартын. Когда его фотографию показали арестованным, лишь двое смогли сказать кто это, но все остальное было примерным и брать его собственно говоря было не за что, а очень хотелось!

Немного подумав, а было установлено, что он с двумя своими парнями прослушивает домашние телефоны нескольких бизнесменов, имеющих отношение к одному столичному НПО. В принципе зацепиться было не за что и здесь, ибо за это предполагался только штраф, и понятное дело, что из этого ничего не выгорит.

Но на то и опыт, чтобы находить выход, а оперативные предположения, чтобы появились лжефакты. В результате всплыли несколько заявлений от опасающихся не известно чего, которые в купе с обработанными, чудным образом, материалами слежки и прослушивания мобильных переговоров, впрочем приложить их к фактам не представлялось возможным, поскольку разрешений на них не было (но это мелочи в такой охоте на крупного зверя).

Состряпалось нечто вроде обусловленного предположения о якобы готовящемся убийстве, чего, понятное дело, и в помине не было. Прокурор с закрытыми глазами подписал, на основе поданного рапорта постановление об аресте и машинка закрутилась, затягивая в свои жернова очередную судьбу, правда до этого уже исчерпывающе определившуюся и принадлежащую человеку явно виновному, но…

«Солдат» уже несколько раз видел им же спасенных Мартына и его товарища, однажды у работы Весны, и совсем недавно у своего дома. Он долго наблюдал за ними, трудно было не понять смысл их приезда, но такова стезя каждого человека, что на все всегда находиться и объяснение, и причина, и мотив.

Еще через неделю, Алексей говорил по телефону с одним из друзей и произнес один из наиболее вероятных адресов, проживания дочери. Мартыр учел и психологическое состояние, в котором будет находиться отец, предвкушая долгожданную встречу с чадом, и маловероятное присутствие оружия и отдаленность от предполагаемых мест, где в случае неудачи Алексей мог бы схорониться.

В общем, чувства – враги, именно они и сыграли роковую роль в судьбе «Солдата», который когда-то сделал правильный выбор, пытаясь опереться на закон и его солдат, среди которых, тогда был и нынешний, уже подполковник, Мартын Силуянов. Тогда это привело к трагедии, повторившейся опять через несколько лет. А оставаясь оба раза один на один с происшедшим, человек, ставший «чистильщиком», выметал и из своей памяти, и из запылившихся коридоров общества, в принципе таких же как и он сам. Но выбор, есть выбор, и за любой из них приходится платить!

Платить своей судьбой, и тогда, и сейчас, всегда оставаясь вновь перед выбором никогда не легче прежних, но всегда один на один, потому что так должно быть, когда человек делает что должен, следуя своему выбору…, и пусть будет, что будет…

…Засада, занимала одну из четырех квартир в красивом сказочном домике, где три комнаты приобрела когда-то Элеонора Алексеевна, и где они вместе с внучкой Танечкой, проживали душа в душу вот уже почти семь лет.

Сегодня было воскресенье, и они обе были дома. Утренняя служба в церкви, куда бабушка ходила по убеждениям веры, а внучка… просто потому, что ее туда тянуло – там было тепло и светло. Тепло не телу, ведь дома тоже было не холодно, но вот теплота духовная, окутывающая всю душу, и исходящая от каждой иконы чувствовалась уже в притворе храма.

Молитовки святым, лики которых были изображены на каждой из них, она знала наизусть, а имея высокий и, не по-детски, мощный голос, учавствовала в церковном хоре, и как говорил батюшка, окормляющий в одиночестве весь приход небольшой церкви: «Была яки ангел».

Отец Андрей был частым гостем у пожилой женщины и маленькой, но очень смышленой девочки, не по годам прозорливой, и не взирая на свою природную неусидчивость, очень внимательную и серьезную при разговоре.

После окончании службы, а храм был невдалеке, протоиерей был приглашен по обыкновению, на пирожки с курагой, капустой и брусникой. Самовар, а именно им встречала гостей «Ляксевна», как величали Элеонору Алексеевну соседи, да и сам уже удобно устроившийся на огромном сундуке, и по старинке потягивающий с блюдца крепкий байховый напиток, отче. Разговор лился лениво и касался школы, где Татьяна начала проходить обучение в первом классе.

Против обыкновения, девочке нравилось и давалось с легкостью все без исключение, что и позволяло ей быть первой ученицей в классе. Непоседа по характеру, добрая нравом, она крутилась юлой на перемене и старалась быть самим спокойствием на уроках. Учителя не чаяли в ней души, мальчишки частенько дрались за право провожать ее из школы до дома и наоборот, а со временем начали делать это парами, поочередно таская портфельчик.

Несколько опережая в росте своих сверстников, дочь Алексея на уроках физкультуры возглавляла строй, и со многими упражнениями справлялась лучше мальчиков, что заставляло последних подтягиваться, впрочем не только по этой дисциплине. Эта девочка была прямым доказательством пользы совместного обучения обоих полов в одном классе и не хватало ей только одного, что было у всех учеников, но не было у нее – родителей!

Первое сентября или любые праздники, где присутствовали отцы и матери одноклассников приводили ее, на небольшое время, в печальное состояние, с которым она, впрочем, быстро справлялась, но было видно, что именно это и было самой большой болью!

…В это-то воскресенье и именно, когда отец Андрей потянулся за предложенным пирожком с новой, необычной начинкой из рыбы, к дому подъехал большой автомобиль, в марках из чаевничающих никто не разбирался, но все обратили внимание, что все вокруг застыло, будто время остановилось и весь Божий мир смотрел в ту же сторону. Дверь приоткрылась, из нее вышел высокий, крепкий мужчина с длинными, черными волосами. Он осмотрелся вокруг, сделал большой вдох, потом посмотрел на свои руки, прижал их к лицу, встряхнул головой и, прищурив глаза, посмотрел на окно, через которое увидел три лица, будто онемевшие в ожидании, сказал: «Да, да, именно так…» – потом посмотрел в окна рядом и быстро влез обратно.

Машина рванула с места, развернувшись, буквально на месте и исчезла так же неожиданно, как и появилась…

…Сердце Элеоноры Алексеевны сжалось. Давно неведомое чувство прежних переживаний нахлынуло и заставило глаза заслезиться. Она помнила этого человека и всегда ждала его появления, с одной стороны желая этого, но с другой – сопротивляясь всем своим естеством. Тетушка Милены, всего несколько раз видела, и то издалека Алексея, тогда племянница почему-то не хотела пока их знакомить, но даже издалека он производил очень хорошее впечатление – к нему тянуло, а его присутствие, даже на таком расстоянии, гарантировало спокойствие. Правда, исходившее от него кажущееся переживание, которое он старательно прятал, интуитивно подсказывало, что он постоянно находится на грани опасности.

На слезы обратила внимание внучка:

– Бабушка, у тебя такой вид, как будто ты кого-то с того света увидела?!

– Да нет… – это…, это в глаз попало… Ох доченька, кто его знает…

– Элеонора, чтой-то ты вся не своя, кто этот молодой человек… – Батюшка тоже почувствовал что-то, да и только спящий мог ничего не заметить…

– Скоро узнаем…, если Бог даст…, Господи, помилуй нас, грешных…

…Мартын, увидев уезжающий джип, чуть в окно не выпрыгнул и не побежал следом… машины наблюдения были расставлены на всех значимых местах, но эту иномарку, неизвестную никому, никто не ожидал.

Силуянов упал на колени на пол, обхватил руками голову и застонал:

– Он…, он, он, он… – ушел…, ушел! Ну каков, опять все обошел…, ну и чуйка, а…, хоть на живца лови!!!

– А мы на живца и ловим, если б не дочь его или ни эта… его краля, где б ты его искал бы?!.. – Паша, был тоже не в восторге от упущенной возможности, но ему в принципе не нравилось, когда играют на слабостях и пользуются то больными родственниками, то вот как сейчас…:

– Слышь, Силыч, а у меня вот тоже дочка… Ой как не хотелось бы, чтобы вот так вот, при ней взялиии… спеленалиии, как-то неее по-человечески…

– Паш, ну во-первых не спеленали, а во-вторых, вот представь…, будет он ко всему готов, положит пару-тройку твоих и столько же моих, как будешь потом в глаза их женам и детям смотреть, объясни им потом, что по-человечески, а что нет!..

– Ну так-то…, только ты ж сам сказал, что этот не из таких…

– Паша отринь а…, и без тебя тошно…, лучше подумай, что его предупредить то могло? Блин, даже телегу эту, вместо машины поставили?!..

…«Солдат» вышел из машины и почти сразу уперся взглядом в окно, где ему показалось три силуэта, один из которых явно принадлежал девочке. Внутри что-то, ёкнуло, будто сломалось – не было больше тех сил, которые все эти годы поддерживали терпение и уверенность, что этот день настанет.

Еще несколько шагов, и давняя мечта, может быть, пониманием которой он и преодолевал многое, наконец сбудется. Ведь именно предположение своей необходимости этому маленькому человеку, который в его глазах был больше, чем все остальные вместе взятые, и помогала преодолеть не только трудности и опасности, но и грозящую, да что там, уже приходившую за ним смерть, если, скажем, взять годовалую поездку в Прагу.

Все утро бывшего «чистильщика» не покидало ощущение какого-то надрыва и какой-то незаконченности, с каждым прошедшим адресом, становящаяся все тяжелей и тяжелей, душевная тошнота, отталкивала от последнего места. Он воспринял это, как психологический надлом, который нужно преодолеть, и причинами, которого были его черный шлейф содеянного, ну так ведь это позади, и опасность преследующая всех, кто смеет приблизиться к нему, став близким человеком.

Алексею казалось, что это интуитивное сопротивление воссоединения его с дочерью и рождает такой дисбаланс.

Правда были и другие версии, всплывающие в воспаленном мозгу – и основная из них опиралась на уверенность, что он уже в клещах оперов, и единственный выход – моментальное исчезновение. Но он был уверен, в своей гибели при попытке его ареста, а потому считал, что и переживать не о чем – это-то как раз таки его не пугало, и мало того, казалось неплохим выходом для всех! А бросить Весну и не увидеть, а точнее не забрать дочку (разумеется вместе с ее бабушкой), было вообще недопустимым.

А потому глядя на окно и уже будучи уверенным, что через стекло на него смотрит именно его чадо, им овладело чувство…, нет не страха, а какой-то неуправляемости и гонящего с этой улицы желания. Страха не было, но какое-то животное опасение, при котором у животных прижимаются уши к голове и шерсть встает дыбом, загнало обратно:

– Славунь, давай-ка до рынка доскочим, с пустыми руками, как-то…, хоть чего-нибудь купим…, да и дочке игрушку…

– Лелик, че-то у тебя глаза…, ты че там увидел то… Лех все нормально?!

– Да хрен его знает…, когда у меня что-то нормально то было?!

– Может повременить?!

– Нет, друг мой…, сегодня, здесь… и сейчас… Пусть будет, что будет!.. – Рынок был недалеко, а при наличии денег и понимании потребностей, покупки совершаются быстро и легко. Кое-какие продукты, букет цветов и огромный плюшевый крокодил, метра два в длину, не меньше…

…Для этого крокодила нашлось и еще одно применение, ради этого Алексей зашел в, имеющуюся прямо на территории рынка, мастерскую и попросил зашил разорвавшийся шов на игрушке, что и было сделано аккуратно и быстро… Почему-то, «Сотый» знал, что с этой игрушкой его дочь никогда не расстанется, и лучшего сейфа найти нем мог, запрятав в утробу плюшевого хищника герметично запаянную коробочку…

…Подойдя к дорогой машине и посмотрев на улыбающееся лицо Славика, предвкушающего радость друга, «Солдат» повернул голову и увидел три убитых «копейки» с шашечками на борту, ему подумалось, что это местное такси и на нем будет удобнее.

На самом деле не в удобстве была причина, и уже отъезжая на «жигулях» от удивленного друга, лицо которого приобрело выражение полного непонимания происходящего с примесью толи обиды, толи разочарования, он бросил:

– Славунь, так надо…, так надо…

…Мартын, вот уже пол часа сидел и смотрел не отрываясь в окно, он никак не мог оторвать глаз от этой девочки. Какой-то необычный ребенок, он уже знал кто ее отец, и знал о нем гораздо больше, чем она сама. В иной ситуации, может быть он бы и поступил по-иному, но сейчас не мог и не хотел. Выработанное годами ментовское равнодушие к страданиям чужих близких и к изменению судеб самих людей после ареста, которых он считал преступниками, а арестовав делал все, что бы не только доказать их вину, но и посадить!

Сегодня стены этого самого равнодушия, дали течь, и ему начало казаться, что эта девочка даже просто узнав, что хотел сделать дядя с ее папой, никогда не простит ему этого. Где-то в глубине души происходило столкновение выработанных за всю жизнь принципов. В самом деле милиционер, относился к тому клану, призвание которого было защищать и охранять спокойствие и законность, сегодня он должен «взять», если конечно «Солдат» еще вернется (а он обязательно вернется – такой характер), человека семью которого ни он, ни люди призванные помочь и уберечь, не смогли этого когда-то сделать, мало того, как сейчас стало уже известно, некоторые из них способствовали этому, в результате чего вся его семья погибла!

Дальше этот человек в одиночку боролся с целой системой, кажется второй раз потерял семью, от которой осталась эта вот девочка. И опять он сам, а не Силуянов с сотоварищи помогли найти ее…, он сам! И через столько лет, он не даст им встретиться, не найдя ничего более умного и «благородного», как воспользоваться именно таким моментом, и если быть честным, то не только потому, что был уверен – здесь «чистильщик» будет безоружен, но и потому что обломанная встреча с дочерью должна ввергнуть его в такое психологическое состояние, которое упростит его моральный слом.

Да именно так! Он опер, а это дело никогда не отличалось чистотой и благородностью в работе. И он твердо был уверен, что подобный подход обусловлен тем, что преступников, тем более таких, жалеть не нужно, несмотря на четкое понимание спасенной Алексеем своей жизни. Хотя при разговоре на эту тему с женой, та всегда заставляла его замолкать двумя вопросами:

– Что, и с родственниками также будешь поступать…, неужели и со своим сыном?… – На что он не мог ответить ни слова, ведь и супруга была не просто умным человеком, но в добавок еще и юристом, мало того, адвокатом, и все эти уловки знала на перечет, из-за чего и была не в восторге. Второй же вопрос вводил вообще его в состояние ступора, ибо он знал что она права:

– Неужели ты считаешь, что все преступники подлы, мерзки и скотообразны? Ты вообще-то отдаешь себе отчет, что почти каждый гражданин нашей страны может считаться преступившим закон…, и не по одной статье…, далеко! Хочешь я назову для тебя штук пять, которые потянут в купе лет на десять – и это минимум, да ты и сам знаешь. И я такая же. А сын наш после драки в прошлую среду… Если ты уж милиционер, так имей мужество признать, что и к тем, кого ты арестовываешь необходимо относиться, до суда по крайней мере, как к людям…, да и после нет ни одной причины, что бы относиться по иному!.. – Что он мог на это сказать, тем более сына действительно, что называется, еле отмазал, перехватив заявление потерпевшего буквально у самого УВД, хотя случай-то заурядный – кто ж из мальчишек в своей жизни не дрался?! А вот не будь он ментом, то по этому заявлению уже возбудили бы уголовное дело и «подсел» бы его сынуля на несколько лет, а после этого как бы сложилась его судьба – никому не известно, ведь тюрьма не исправляет, и уж тем более не перевоспитывает, но существующая в сегодняшнем состоянии, лишь озлабяет, отрывает от жизни и калечит психику – это уж ему известно наверняка. Но на это плевать и совершенно безразлично, когда судьбы чужие…

…Девочка собирала большие кленовые листья и раскладывала их по цветам, при этом, считая каждый цвет и еще умудряясь напевать какую-то песенку… или молитву.

Бабушка…, наверное бабушка, не выпуская спиц из рук, вязала шарфик и параллельно поддерживала беседу с пожилым священником с седой бородой и восковым цветом лица.

Что-то прошипела рация и из далека послышался рокот работающего пробитого автомобильного глушителя. Голос из рации еще раз предупредил о подъезжающем «рыдване», с кем – неизвестно…

На всякий случай дав команду занять каждому свои позиции и быть готовыми к проведению задержания, Силуянов поймал себя на мысли, что просит прощение у дочери «Солдата», но чувство долга, развитое в нем даже больше, чем появившаяся в последнее время жажда карьеризма, прогнало всякую сентиментальность и уже предвкушая победу большинства над одним, увлекся процессом…

…Выйдя из машины и не в силах сдержаться, Алексей сразу направился к светлому созданию, что-то мило напевавшему. Руки девочки были заняты кленовыми листами, разложенными по цветам. Она заметила незнакомого мужчину, посмотрела на бабушку, у которой задрожала нижняя губа и опять появлялись слезы, но на сей раз, кажется слезы радости…

Танечка аккуратно положила собранные листья и улыбаясь, наблюдала за приближающимся. Он был большой и красивый, наверное такой, каким должен быть ее отец, пропавший без вести на какой-то войне. Бабушка говорила, что «пропавший без вести» – это человек, который возможно жив, просто сейчас, по каким-то причинам не с нами, а потому она верила, что папа обязательно появится.

Еще один шаг и она уже была уверена, что это ее отец…, но он вдруг замедлил движение, улыбка исчезла с его уст, а лицо покрыла бледность, но секундой позже уголок рта улыбнулся…, и так и остался…

…«Солдат» периферийным зрением заметил враждебное движение, оно было слишком очевидным, о чем предупреждалось просто кричащим сознанием и уж совсем орущей интуицией! Понимая, что до дочери он если и дойдет, то подвергнет ее страшной опасности, он остановился – они обязательно будут стрелять и заденут ее, а значит лучше остаться на месте, в виде хорошей мишени, и на безопасном от Татьяны расстоянии.

«Солдат» положил крокодила на землю, раскрыл ему пасть и вложил в нее букет, получилась смешная картина, позабавившая дочку. Она сложила ручки вместе и захлопала в ладоши, раздался заливной смех ребенка, поддержанный… редкими выстрелами. Он опять улыбнулся и смотрел на нее не отрываясь, впитывая каждую маленькую черточку…: «Глаза мамины, стройненькая, высокая и подвижная…» – последнее, что он отметил про себя – ее улыбку, приоткрывшую передние зубки. Верхние были такие же как у него – с щелкой, между двумя передними…

Татьяна, не поняла, что произошло и почему папа не подходит к ней…, но крокодил (а она всегда сравнивала его с добрым крокодилом), с цветами во рту смотрелся забавно и казалось нес букет ей. Она весело засмеялась и захлопала в ладоши, бабушка что-то крикнула, и побежала к ней, за ней ринулся и священник, что-то крича, но все это было не интересно – папа, вот что стало центром внимания, а остальное…, она сделала шаг на встречу, подетски наивно и чисто улыбнулась…, но мужчина, бывший действительно ее отцом, вдруг куда-то исчез, а на его место стали падать какие-то дядьки в пятнистой одежде… Девочка наконец обратила внимание на вопли и ругань. Сжимавшая и уносящая ее бабушка шептала «Иисусову молитву», и она, и отец Андрей плакали, мокрые глаза были и у Алексея, но этого он уже не ощущал, последнее, что он видел его вполне устроило!

Он был уверен, что жизнь оборвана пулей, как он это и заслуживает, а увидеть напоследок дочь и быть провожаемым ее улыбкой, вообще счастье – отмучался…