Оговорюсь сразу: я не верю в гороскопы и прочую «херомантель». Как могут влиять день, час и место рождения на судьбу человека? Хорошо, если он родился в роддоме, тут, хотя бы можно говорить о месте рождения. А если, к примеру, человек появился на свет в самолёте? Согласитесь, за время родов младенец в самолёте пролетает не только города, но и часовые пояса. Что у нас получается? Опоздай мамаша к самолёту – и… Ребёнок будет от этого тупицей или гением? И тем не менее я убеждён в том, что там, наверху, всё же есть кто-то специальный, кто следит, чтобы со мной ничего плохого не случилось. В этом я убедился, служа в тогда ещё нашей родной армии.

Мне объявили отпуск – десять суток без дороги. Что должен делать счастливый отпускник? Правильно, накрыть поляну, проставиться. Проще говоря, счастливый отпускник должен напоить друзей, что я и сделал. Качественно напоил всю бригаду и водителя грузовика, который должен был доставить нас в часть. Места в кабине мне не досталось, и я устроился на щитах для сборной казармы. Это деревянные щиты размером два на четыре метра. Они довольно тяжёлые, к тому же обледенели, что добавляло веса. Таких щитов подо мной было четыре – тонны две с половиной общим весом. На одном из поворотов я почувствовал что-то неладное. В последнее мгновение успел развернуться по ходу движения. Дальше – темнота. Глаза не открыть, морда в снегу. Где-то над головой голоса: меня ищут. Нашли, вытащили из-под щитов. Наудачу мимо проезжал наш кран. Вытащили из кювета машину, погрузили щиты. Инцидент, за исключением потери моих очков, обошёлся малой кровью. Я благополучно отбыл отпуск. Дождавшись лета, пошёл на поиски очков. Очки я нашёл. Они очень аккуратненько лежали… точно посередине между двух остроконечных валунов высотой метра полтора. Это значило: почувствуй я что-то неладное на долю секунды позже – некому было бы писать «Байки старого еврея». Мне могут резонно возразить: один пример – не доказательство. Вот вам второй пример. Под конец службы в Череповце я на «законных дедовских» правах ушёл в самоход. Выглядел я, мягко говоря, как мечта любого патруля: на ногах отожжённые кирзачи, галифе ушиты, гимнастёрка неуставная – старого образца, со стоячим воротничком, пилотка старшинская, засунута за ремень, во рту сигарета. Итак, Мой внешний вид тянул минимум суток на пятнадцать гауптвахты или на один расстрел. И вот, в таком виде прогуливаюсь по городу. Перехожу через дорогу. Поднимаю голову. Прямо передо мной – красная табличка «Гарнизонная комендатура города Череповец». Превозмогая естественное желание пуститься во весь опор куда-нибудь подальше, спокойно захожу за угол и прыгаю в, несомненно, посланный «Им» автобус! Вы думаете, я успокоился? Нет, моя мятежная душа искала приключений, и я второй раз за день ушёл в самоволку, теперь уже на танцы. Там, познакомившись с двумя симпатичными девчонками, стал им заливать о своей нелёгкой службе. Служил я в ВСО, то есть военно-строительный отряд. Какой-то остряк расшифровал это как воздушно-силовая оборона. И вот я в лучших традиция охмурёжа рассказываю им о моей службе в воздушно-силовой обороне, в гренадерской роте. Процесс идёт по принципу: я знаю, что вы знаете, что я знаю. Они прекрасно понимают, что я им вешаю лапшу на уши, но виду не подают. Одна из них, думаю, забавы ради, говорит: «Гренадеры были при царе, и брали туда мужиков ростом не ниже метра восьмидесяти, а в тебе еле метр семьдесят». Отвечаю: «Сведения устаревшие, вышел совершенно секретный приказ о восстановлении гренадеров. Но это я вам говорю, нарушая подписку о неразглашении». Вдруг сзади строгий голос: «Гренадер, ко мне!» Не поворачиваясь, отвечаю: «Собакой своей командуй». Одна из объектов охмурёжа говорит: «Ты влип, это патруль из училища связи». Армия, как любая составляющая социалистического общества, жила по законам соцсоревнований, главным пунктом которых были показатели. Хорошие показатели в данном случае заключались в том, чтобы как можно больше отловить чужих самовольщиков. Помощи ждать было неоткуда. Возможно, если бы старшим патруля был не этот мальчик – младший летёха, ещё не налюбовавшийся своим отражением в зеркале, а нормальный, скажем, капитан, которому уже обрыдла служба, я бы имел хоть какие-то призрачные надежды, но – увы. Оставалось только одно – сохранить лицо. И когда старший патруля строгим, как ему казалось, голосом потребовал предъявить документы, то говорил я, больше обращаясь к девчонкам, чем к нему: «У нас в роте гренадеров есть рояль, вот на нём я их и оставил». Понятно, что я ему хамил и этим, возможно, добавлял себе лишних суток ареста, но не мог же я вот так просто сдаться. К тому же по привычке тянул время. И не зря! К нам приближалась группа ребят, явно уже отслуживших. Один из них, обращаясь ко мне, спросил: «Боец, домой скоро?» – «Дембель прёт, спасу нет!» Он, уже обращаясь к старшему патруля: «Как же ты, микромайор с дедушкой-ветераном разговариваешь? Тебе ж, как медному котелку, лямку тянуть, нехорошо!». Их, пацанов, было человек десять. Что мог сделать этот мальчик в погонах? Во всём парке (я не в счёт) их было трое: он и два курсанта. Поэтому они не стали мешать моим избавителям, обступившим меня кольцом, и, развернувшись, молча ушли.

Но я всё-таки добился своего – ночёвки на губе! Не специально, конечно. А случилось следующее. Мои спасители, угостив меня стаканчиком «сухаря» и снабдив сигаретами, проводили до выхода из парка. Немного не доходя до части, я увидел, как в армейский воронок садится старлей-двугодник. Нас познакомил мой друг, служивший в соседнем стройбате. Представил как приличного человека, земляка, человека абсолютно штатского, оказавшегося в армии после института. Я счёл своим долгом с ним поздороваться: «Моё вам почтение, уважаемый Виктор!» Он поворачивается ко мне. И я явственно вижу на рукаве его кителя повязку патруля! «Забирайте его», – сказал он. Конечно, он был прав. Он при исполнении, я же, в расстёгнутой гимнастёрке, с сигаретой во рту, протягиваю ему руку. Он что, должен был сказать своим солдатам: «Поздоровайтесь с моим корешем»? Видно, и у него, моего ангела-хранителя, есть предел терпения. Никаких обид, прав старик!