По главной улице медленно шел гнедой пони с белой гривой. В его седле сидела маленькая девочка с косичками, торчащими из-под чепчика. День был теплый, солнечный, но не жаркий — идеальная погода для ежегодного парада по случаю Дня памяти и фестиваля в честь леди Вести.

Джей-Джей получил приглашение занять место на трибунах для почетных гостей. Эти трибуны, как обычно, установили на главной улице, на свободном незастроенном участке, напротив аптеки Менке. Джей-Джей с умилением смотрел на то, как девочка уверенно держит поводья пони и заставляет лошадку идти строго по желтой полосе разметки, прочерченной посредине улицы. Похоже, отец этой крошки уже научил ее держаться в жизни своей полосы.

Затем в его памяти вновь всплыл голос Писли, доносившийся из телефонной трубки: «У нашего регионального отделения из-за вашего рекорда начались проблемы». Настроение у Джей-Джея сразу испортилось. Разумеется, главный редактор регионального отделения умел подсластить пилюлю: дав Джону Смиту понять, что ему грозят серьезные неприятности, Писли тотчас же рассыпался в заверениях, будто сделает все возможное, чтобы начальство дало регистратору довести начатое дело до конца. Джей-Джей не слишком верил этим многословным обещаниям: такую хитрую лису, как Писли, еще поискать надо. Переживал Джей-Джей не только за себя. В конце концов, этому городу он, вольно или невольно, надавал немало обещаний. С одной стороны, в открытую он обещал только одно: «Если чудак Уолли съест свой самолет, то в вашем городе будет зарегистрирован мировой рекорд, что неизбежно привлечет к Супериору внимание прессы и публики со всего мира». Подобного рода известность Джей-Джей почитал за величайшее благо. Ему очень не хотелось, чтобы жители городка решили, что он их обманул. Да самому ощущать себя обманутым ему тоже не хотелось.

— Какой у нас в этом году парад! — все не мог нарадоваться сидевший рядом с ним Райти Плауден. Примечательной деталью праздничного гардероба Райти была соломенная шляпа, выглядевшая так, словно в один прекрасный день до нее добралась голодная коза, почти успевшая реализовать свою творческую концепцию фигурно объеденных полей до того, как люди, не способные оценить подлинного искусства, отобрали у животного художественно недожеванный головной убор.

Отвлекшись на мгновение от созерцания процессии, Райти пояснил свою мысль:

— Обычно у нас как это все проходит: несколько бортовых грузовиков, украшенных дурацкими бумажными ленточками. В кузов садятся ребята из местного школьного оркестра, их возят по городу, они играют музыку, и, собственно говоря, это всё. А сегодня — только посмотри! Я такого у нас не припомню.

К перекрестку Центральной и Четвертой улиц медленно и величественно подкатил золотистый «кадиллак-кабриолет» шестьдесят четвертого модельного года. За рулем сидел доктор Нуджин. Рядом с ним стоя приветствовал ревущую от восторга толпу зрителей не кто иной, как сам Уолли Чабб, которому в этом году была оказана честь командовать праздничным парадом. Казалось, все девушки города в едином порыве одновременно провизжали: «Привет, Уолли!» — а десятки детей замахали разноцветными флажками при появлении человека, который прославил их город.

— Повезло, ой повезло ему, — сказал Райти, кивая в сторону Уолли Чабба.

— Он это заслужил, — резонно заметил Джей-Джей.

Вслед за золотистым кабриолетом по улице промаршировала дюжина девушек, изящно жонглирующих маршальскими жезлами.

— Смотри, вон та — моя дочь, — гордо заявил Райти. — Тоже собирается когда-нибудь попасть в твою Книгу.

Тем временем с трибунами поравнялся сборный школьный оркестр, следом за которым куда как более стройно прошла небольшая колонна ветеранов Второй мировой войны. Эти старики действительно еще не растеряли порох и вполне могли дать фору молодым по части умения держать строй и идти в ногу.

По тротуару на другой стороне улицы бродил взад-вперед Отто Хорнбассел. Радуясь праздничной атмосфере, старый клоун в меру своих сил старался поддержать ее, раздавая встречным детям длинные надувные шарики, из которых тут же на их глазах скручивал фигурки разных животных.

Мучившее Джей-Джея беспокойство по поводу перспектив мирового рекорда Уолли Чабба на какое-то время отступило под натиском положительных эмоций, которые он испытывал, наблюдая, как отмечают государственный праздник в маленьком провинциальном городке в самом сердце Америки. Благостные впечатления подкреплялись и приятными вкусовыми ощущениями: Джей-Джей, забывшись, как ребенок, уплетал за обе щеки сладкий попкорн. Он вспоминал, как испытывал примерно те же чувства, когда еще ребенком наблюдал за парадом в родном Огайо. Скромное празднование казалось ему тогда сказочным по своей роскоши карнавалом. Впрочем, Джей-Джей прекрасно понимал, что подобные приступы ностальгии обычно бывают кратковременными. Сам он уже не мог представить себя живущим в маленьком городке. Ему как воздух нужен был Манхэттен, ставший для него почти родным: повышенная концентрация монооксида углерода в воздухе, глубокие каньоны, образованные отвесными обрывами уходящих ввысь небоскребов, и, само собой, энергетический эффект присутствия полутора миллиона человек, живущих буквально на головах друг у друга.

— На танцы сегодня пойдешь? — спросил его Райти.

— Какие танцы? Мне никто ничего не говорил.

— Сегодня вечером собираемся в «Лосях». Это буквально за углом, один квартал пройти. Приходи, будешь моим гостем.

— Да я, вообще-то, не танцую…

— Разве в этом дело, — отмахнулся Райти. — Приходи, и все. Весело будет. А главное… — Он сделал многозначительную паузу и, понизив голос, добавил: — Она там тоже будет. — С этими словами Райти ткнул указательным пальцем в сторону противоположного тротуара.

«Ну и ну, — подумал Джей-Джей, — как же я ее не заметил?» Там, у самого края проезжей части, вооруженная своим видавшим виды фотоаппаратом, действительно стояла Вилла. Ее празднично-рабочее одеяние состояло из шортов и футболки, а роскошные волосы были аккуратно убраны. В таком виде Вилле было удобнее выполнять работу фотокорреспондента.

У Джей-Джея екнуло сердце: он понял, что с ним случилось нечто непредвиденное. Как это произошло, оставалось для него непостижимым, но он вдруг почувствовал себя так, словно знает эту женщину уже давно и будет рядом с нею еще очень-очень долго.

_____

— Ну, что ты там копаешься? — воскликнула Вилла. — Опять из-за тебя опоздаем.

Роза заставила себя оторваться от старенькой зингеровской швейной машинки. Вокруг нее лежали груды отрезов и просто кусков ярких тканей и пачки выкроек «Баттерик».

— Не терпится с ним повидаться?

— С кем?

— Слушай, кого ты хочешь обмануть? — с усмешкой произнесла Роза. — Вот скажи, когда ты в последний раз надевала бусы? Причем не просто надевала, а перемерила все, какие у тебя есть.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отмахнулась от подруги Вилла и вылила остатки вина из бутылки в свой бокал. — Хватит болтать. Давай собираться, — добавила она.

Роза вновь склонилась над машинкой, не глядя нажала на педаль, регулирующую скорость привода, и легким движением подвела неподшитый подол платья к скачущей иголке с ниткой. Эта старая швейная машинка многое повидала на своем веку: она прошлась своим зигзагом по бесконечным милям шифона и шелка, ситца и крепа, тафты и габардина. На ней шили платья и костюмы для праздников, вечеринок и танцев несколько поколений жителей графства Накелс.

Сегодня Роза вновь пустила в ход старое и проверенное оружие: тонкий шелк легко скользил по полированной стальной пластине с прорезью для иглы. Можно было бы подшить платье и вручную, но времени уже не оставалось. Вилла все время подгоняла подругу и при этом не переставала вертеться перед зеркалом. Да уж, сколько лет прошло с тех пор, когда они были вынуждены подкладывать под платье подушечки, чтобы придать груди дополнительный объем! Сколько лет их уже никто не заставлял носить подростковую ортопедическую обувь, да и платья они теперь могли покупать, шить и надевать такие, которые им самим нравились, а не те, что выбирали за них родители. Шить обе подруги умели: когда-то давно они вдвоем ходили на курсы кройки и шитья, а потом постоянно практиковались в этом искусстве. Даже в таком безэмоциональном занятии, как шитье, проявлялась разница в характерах Виллы и Розы. Вилла всегда была более импульсивной и творческой натурой. Она смело экспериментировала с покроем и цветовой гаммой, лихо, порой рискованно комбинировала разные ткани и фурнитуру, никакие каноны и правила ей были не писаны. Роза же всегда отличалась терпением, настойчивостью и способностью методично выполнять любые, самые мудреные инструкции от первого до последнего пункта. Ее платья всегда получались несколько консервативными, но сшиты были при этом идеально ровно, как на лучшей швейной фабрике.

— Сыграем в «веришь — не веришь», — ни с того ни с сего предложила Роза, подмигнув Вилле.

— Да тебе сколько лет? Что за детство? — отозвалась та.

— Ну и что? Давай сыграем, как раньше. Только чур — отвечать честно.

— Ну ладно, — сказала Вилла и, видимо, для храбрости сделала большой глоток вина.

— Скажи мне, — все так же заговорщицки улыбаясь, произнесла Роза, — как ты думаешь, что было бы лучше: заснуть рядом с Джей-Джеем или проснуться с ним?

— Да ну тебя. Что за дурацкие вопросы?

— Ладно-ладно. Считай, что я пошутила. В конце концов, это ведь только игра. К тому же я не про «переспать» спрашиваю, а про «заснуть» или «проснуться». — Роза наклонилась поближе к швейной машинке и стала внимательно разглядывать последние сделанные стежки. — А если честно, то я, наверное, все-таки жаворонок. Даже когда у нас с Бобом все совсем разладилось, мне нравилось просыпаться рядом с ним: открываешь глаза, смотришь на спящего мужа, на его обветренное лицо и думаешь: «А может быть, все не так плохо?» — Оторвавшись от шитья, Роза посмотрела в глаза Вилле. — Пока лежишь так, можно помечтать. Вроде бы и новый день впереди, вроде бы все может наладиться. Каждое такое утро было для меня как глоток надежды.

— Знаешь, а я все-таки, наверное, скорее, сова, — задумчиво произнесла Вилла. — Я человек ночной, ну или, может быть, вечерний. Вот ты представь: день закончился, какие-то дела сделаны, какие-то отложены на завтра, ты ложишься в постель с любимым мужчиной, закрываешь глаза и чувствуешь, что вы вместе. Все, что там, за стенами дома, происходит, до завтра вас не касается. Сумасшедшему миру нет до вас никакого дела. Ты чувствуешь себя в безопасности, постепенно расслабляешься и начинаешь дремать. Спокойствие, уют, ощущение надежности — вот оно, настоящее блаженство.

Подруги несколько секунд помолчали, а затем Роза усмехнулась и сказала:

— Если бы Боб почаще приходил домой не под утро, мне бы, наверное, тоже нравилось засыпать рядом с ним. Как ты говоришь — надежность и спокойствие?

— Да уж, натерпелась ты с ним. За брак с Бобом ты заслужила самую большую и настоящую любовь.

— Ты свою тоже заслужила.

С этими словами Роза откинула фиксирующую планку и выдернула готовое платье из-под цепкой лапки швейной машинки. Откусив нитку зубами, она объявила:

— Все. Готово.

Шурша нижними юбками, они нарядились в новые платья. Вилла помогла Розе накраситься, Роза помогла Вилле причесаться. Затем подруги подхватили с пола туфли на каблуках и босиком выбежали из дома на улицу. Танцы действовали на них как в юности — сопротивляться этому мощному магниту не было ни сил, ни желания.

От мотеля до «Лосей» было рукой подать. Прогулявшись по тихой, почти деревенской улочке, Джей-Джей открыл дверь клуба, и на него обрушился шквал звуков разудалого, веселого кантри и гул множества голосов. На этот раз он заметил Виллу прямо с порога. Его взгляд мгновенно зафиксировал знакомый силуэт в толпе едва ли не сотни местных жителей и гостей города, танцевавших на блестящем дощатом полу в длинном и узком помещении.

Джон не мог отвести взгляда от Виллы: на ней было светло-розовое, словно светящееся платье, оставлявшее открытыми шею и плечи. Это платье тонко перехватывало ее талию и изящно облегало бедра. Лишь огромным усилием воли Джей-Джей заставил себя посмотреть в другую сторону — пялиться на Виллу не отрываясь было бы попросту неприлично. К тому же на танцполе она была не одна: ее крутил и поддерживал за талию высокий черноволосый парень — судя по всему, с одной из ближайших к городу ферм. Джей-Джей даже вспомнил, что видел его в компании других фермеров в баре. Судя по манере двигаться, этот деревенщина пытался подражать парням из мужских стриптиз-шоу, зато мышцы у него были такие, что любой из стриптизеров умер бы от зависти. Он легко раскручивал и подхватывал Виллу, и та в ответ самозабвенно отдавалась ему в танце, а улыбка на ее лице свидетельствовала о том, что она полностью доверяет своему партнеру. Джей-Джей прекрасно понимал, что его это никоим образом не должно волновать, но ничего не мог с собой поделать: смотреть на радостную и довольную Виллу ему было и приятно, и в то же время невыносимо больно.

Он протолкался через толпу к стойке и заказал себе «асфальт» — любимый коктейль Джона Смита-старшего. Бармен и знать не знал, что это такое, но с готовностью выполнил все указания по приготовлению смеси. Нужное количество бренди было смешано с кока-колой, сбрызнуто лимоном и подано со льдом. Джей-Джей почти залпом проглотил сладкий от кока-колы напиток и заказал себе вторую порцию. Теперь можно было перевести дух и оглядеться. В зале попеременно играли два оркестра: местная группа под названием «Куриные крылышки и пивко на халяву» ограничилась вполне достойной обработкой композиции Элвиса Пресли. На смену этому коллективу вышел дуэт Чака Бауэра. Двое парней начали свою часть концерта с живенького ритмичного переложения «Вальса Теннесси».

Неожиданно рядом с Джей-Джеем возникла Мэг Наттинг — администратор из мотеля. По-свойски хлопнув его по плечу, она без лишних церемоний спросила:

— Мистер Смит, не потанцуете со мной?

— Да-да, с удовольствием, — ответил Джей-Джей и добавил: — Если, конечно, у меня получится.

Для человека, не танцевавшего вальс, наверное, со школьных времен, он неплохо справился с задачей. К тому же вести Мэг было легко: для нее этот танец явно не был чем-то забытым и старомодным. Впрочем, их тур вальса был прерван досрочно: Джона опять кто-то хлопнул по плечу.

— Ой, а можно я вас сфотографирую, — не столько спросила, сколько заявила Хильда Криспин, автор «Поваренной книги реактивной авиации», отлично продававшейся в виде приложения к «Нью-Йорк таймс». В ту же секунду яркая фотовспышка на миг ослепила Джей-Джея.

Тем временем рядом с ним успел материализоваться Малёк, которого сопровождала высокая и дородная брюнетка, раза в два крупнее своего спутника.

— Это жена моя, Дот, — представил Малёк свою супругу. — Нам бы это… автограф.

Джей-Джей не смог сдержать улыбки.

— Вы отличная пара, — заметил он.

— Я ее со школы люблю, — признался Малёк, заглядывая в глаза своей ненаглядной Дороти. — Она для меня — как прохлада в жаркий день или теплое солнышко холодной зимой.

Джей-Джей наскоро расписался на протянутой ему салфетке. Времени придумывать пожелания у него уже не осталось, потому что к нему, танцуя, приблизилась следующая пара желающих пообщаться: Райти Плауден со всей возможной грацией вел по танцполу пышно завитую блондинку.

— Неплохой вечерок выдался, — заметил Райти, притормозив рядом с Джоном. — Самое время потанцевать и повеселиться. Салли, познакомься, это тот парень, про которого я тебе рассказывал. Джон, это Салли, моя невеста.

— Почему же вы мне не сказали, что ваша Салли такая красавица? — церемонно поклонившись, спросил Джей-Джей.

— Да, навести на себя марафет она умеет, — рассмеявшись, ответил Райти. — Зато потом от этой красоты не отвяжешься. Вот я и влип: затащить ее на сеновал оказалось проще, чем вбить ей в голову, что она меня достала и что я больше не хочу с нею встречаться.

При этих словах Салли весьма ощутимо шлепнула Райти пониже спины и почти бесстрастно прокомментировала его слова:

— Вообще-то, мы сорок лет как женаты.

— Вот-вот, — подхватил Райти, — это как горячий душ: сначала обжигает, а потом, когда ты уже почти сварился, вроде бы ничего, привыкаешь.

— Ах ты старый пень, все-то тебе шуточки шутить, — воскликнула Салли и ткнула мужа локтем в бок. — Горячий душ ему, видите ли, вспомнился. Да ты хоть знаешь, где у нас дома душ расположен? Ты сколько лет назад последний раз мылся?

В этот момент оркестр вновь заиграл что-то из старых бродвейских мюзиклов, и пожилая пара, закружившись в танце, скрылась из виду.

Сорок лет в браке. «А что, неплохо», — подумал Джей-Джей. Он огляделся: по другую сторону танцевальной площадки в окружении поклонников стоял Уолли. Старый клоун Отто рассказывал собравшимся какую-то историю, от которой вся компания покатывалась со смеху. Виллы нигде не было видно. Среди танцующих мелькала лишь Роза в своем эффектном ярко-красном платье.

Неужели Вилла уже сбежала из клуба со своим стриптизером? «Тогда какого черта я вообще сюда приперся?» — вертелось в голове у Джона. В этих «Лосях» он чувствовал себя изящным благородным оленем, случайно оказавшимся в стаде сохатых. «В конце концов, с меня хватит, — подумал он. — Обязанность посещать местные светские мероприятия, можно сказать, выполнена, а значит, и делать мне здесь больше нечего».

Он заказал себе очередной «асфальт» — уже третий по счету, быстро осушил бокал и стал пробираться к выходу, ориентируясь по зеленому огоньку, указывавшему путь на улицу. Не без труда протолкавшись через толпу гостей, стоявших по периметру танцплощадки, он почти уже добрался до цели, как вдруг до его слуха донесся знакомый голос:

— Уже уходишь?

Джей-Джей ушам своим не поверил: по крайней мере, справа и слева от себя он видел лишь стоявших парами малознакомых людей — местных фермеров, пришедших на танцы со своими женами. Пришлось оглянуться. Оставалось порадоваться за свой организм: даже в состоянии изрядного, по его меркам, подпития он не выдавал желаемое за действительное и не страдал от слуховых галлюцинаций — перед ним действительно стояла Вилла.

— Ну, в общем-то, мне пора, — сбивчиво произнес он. — Дел завтра много… да и устал я что-то. Хотелось бы выспаться.

— Ну-ну, понимаю… Но что-то мне подсказывает, что никуда ты не уйдешь, пока не пригласишь меня на танец.

Ее руки лежали на его плечах, он сам едва не утыкался носом в ее роскошные волосы. Оркестр играл «Когда ты рядом со мной» — песню, которую исполняли многие хорошие певцы, включая самого Фрэнка Синатру.

Вилла танцевала лучше, чем он: это стало понятно сразу, — настолько лучше, что ей даже удавалось немного подкорректировать замысловатую траекторию движения ног своего кавалера и сгладить его неуклюжесть. «Черт, если бы еще голова так не кружилась… — подумал Джон. — Интересно, сколько бренди этот мальчишка-бармен влил в коктейль?»

— Извини, что вчера я сразу уехала, — сказала Вилла. — Ну, я имею в виду, оттуда, от водонапорной башни. Ты молодец, огромное тебе спасибо. Ты ведь, можно сказать, моему брату жизнь спас.

— А, ты об этом… Ну да. Хороший парнишка.

Вилла чуть сжала ему руку и повторила:

— Спасибо тебе.

— Да не за что, — отмахнулся Джей-Джей.

Оркестр тем временем продолжал играть…

— Ты как? — озабоченно спросила Вилла, заглянув своему кавалеру в глаза.

— Сам не знаю, — был вынужден признаться Джей-Джей.

Мысленно он пытался подыскать сколько-нибудь убедительное и вместе с тем не позорное объяснение своему состоянию. Вдруг его осенило.

— Никак не могу вспомнить, в какой категории был установлен мировой рекорд, когда в одну шеренгу в ходе танца выстроились пять тысяч девятьсот шестьдесят шесть человек. Что это был за танец — кантри или гавайская хула…

Вилла рассмеялась и сказала:

— Ну и ну. Дожили. Регистратор рекордов не помнит того, что у него от зубов должно отскакивать.

Джей-Джей не то усмехнулся, не то фыркнул — в любом случае получилось это несколько громче, чем нужно. От этого он так засмущался, что в следующую секунду наступил партнерше на ногу. Вилла, казалось, ничего не замечала. Склонив голову на плечо Джону, она тихонько подпевала музыкантам, исполнявшим бессмертный хит…

— Спасибо, — сказала Вилла, когда песня закончилась.

Зрители стали аплодировать музыкантам, и от поднявшегося шума у Джей-Джея еще сильнее закружилась голова. Он инстинктивно схватился за руку Виллы и виновато произнес:

— Мне бы это… прогуляться… Подышать свежим воздухом.

_____

Рельсы сверкали в лунном свете. Железнодорожная ветка, начинавшаяся от ворот элеватора, уходила к горизонту. Две огромные башни зернохранилища нависали над городом. Свернув за угол и обогнув квартал, в котором находился клуб, они оказались в полной тишине.

Вилла придерживала Джей-Джея за руку, и эта дополнительная точка опоры была для него отнюдь не лишней. Кроме того, ему нравилось прикосновение пальцев и ладоней Виллы, а ей… ей нравился Джей-Джей, особенно такой, как сейчас, — чуть беспомощный, окончательно сбросивший с себя налет столичного лоска. Рядом с ним ей было так хорошо и так легко… И все же — расслабляться было нельзя. «Будь начеку, — раз за разом приказывала она себе. — Сердце — оно такое… не побережешь сама — другие тоже не позаботятся. А ему, бедненькому, и так уже досталось».

Вилла остановилась, сняла туфли и пошла дальше босиком.

— Ну вот, — сказала она, — так-то лучше.

— Слушай, — набравшись вдруг смелости, обратился к ней Джон. — Ты там с одним парнем танцевала… это — твой?

Вилла покатилась со смеху:

— Ты это про Барни? Вот насмешил-то. Да я еще девчонкой за ним присматривала. Меня его родители как няньку приглашали, когда им Барни не с кем оставить было. А теперь он у меня в газете работает. На нем и набор, и типографская машина. А парня… — Она сделала паузу и решительно добавила: — Парня у меня нет.

Вилла посмотрела в лицо Джей-Джею, пытаясь угадать, какое впечатление произвели на него эти слова. Судя по всему, в первый момент ему здорово полегчало, но затем он вдруг нахмурился, и Вилла уже с испугом стала ждать очередного вопроса, откровенного и достаточно интимного.

— Как же так получилось, что ты до сих пор не вышла замуж? — выпалил Джей-Джей.

«Прямо в точку», — подумала Вилла. Лучшего вопроса было не придумать.

— Ну, знаешь! Смею тебя заверить, желающие были, — попыталась отшутиться она.

— В этом-то я не сомневаюсь. Так почему же никто из желающих не стал счастливчиком?

— Спросил бы что-нибудь полегче…

— Извини. Похоже, этот парнишка… ну, который в «Лосях» за барной стойкой распоряжается… он, наверное, мне в коктейль кварту бренди влил — не меньше.

— Да ты не переживай. Вопрос как вопрос. Мне, в общем-то, и скрывать нечего, — успокоила собеседника Вилла. — Один раз я даже помолвлена была. Суженого моего звали Читом, и был он сыном начальника городского отделения банка. Все вокруг думали, что мы просто созданы друг для друга. Даже нас обоих в этом убедили. Вот только была одна загвоздка: он хотел, чтобы я во всем походила на его маму, то есть сидела бы дома и обеспечивала мужу очаг и уют. Ну а я, как ты понимаешь, вовсе не горела желанием бросить газету и провести остаток своих дней на кухне.

— Значит, ты дала ему от ворот поворот.

— Нет, вообще-то, он сам от меня ушел, — сказала Вилла. — Но это уже дело прошлое. С тех пор много воды утекло, а о том, чтобы выйти замуж, я как-то особо и не задумывалась. Ну а теперь… старовата я уже для местных парней, да и непросто любому из них со мной, как и мне с ними.

— Ну не знаю. Ничего сложного в твоем характере я не вижу, — заявил Джей-Джей и, поняв сомнительность прозвучавшего комплимента, поспешил добавить: — Ты… ты просто замечательная!

Он потянулся к ней, но она подалась назад и, отведя его руку, сказала:

— Эй, ковбой, полегче! Держись в седле, смотри не упади.

Джей-Джей не без труда восстановил равновесие и был вынужден признаться себе в том, что, одернув его, Вилла была абсолютно права. Разведя руками, он со смехом сказал:

— Ну и дела. Что-то я себе сегодня лишнего позволяю. Знаешь, подскажи-ка ты мне лучше, как до мотеля дойти. А завтра… я обещаю вести себя более прилично.

— Здесь недалеко, — ответила Вилла. — Давай я лучше тебя провожу.

В пьяном тумане, застилавшем ему глаза, Джей-Джей с трудом узнавал уже привычные кварталы маленького городка. Машины, проносившиеся мимо в темноте, неизменно пугали его шумом и ослепительно-яркими фарами.

— Ну а у тебя как так получилось? — спросила Вилла. — Почему мы не наблюдаем даже на горизонте никакой миссис Джей-Джей Смит?

Безуспешно пытаясь подавить икоту, Джон ответил:

— А что, я тоже был помолвлен. А потом Эмили сказала, что я ничего не понимаю в любви. И знаешь, она была права.

— Если я правильно понимаю, ты не испытывал по отношению к ней совершенно необходимого для настоящей любви особого чувства.

— Какого еще особого чувства?

— Как какого? Неужели не понимаешь? Ну, это когда внутри тебя все кричит: «Вот, вот этот человек, с которым я готов провести остаток своих дней!»

— А, ты про это. Смею тебя заверить, что это чувство ничего не значит и ничего не гарантирует. Я этой проблемой занимался достаточно серьезно. Так вот, Вилла, наука утверждает, что упомянутое тобой чувство сводится к трем физико-химическим факторам…

Вилла остановила его и сильным движением развернула к себе. Некоторое время они молча смотрели друг другу в лицо, и Джон вдруг понял, что хочет на всю жизнь запомнить это лицо и этот взгляд, сохранить их в своей душе навсегда. Из состояния оцепенения его вывел голос Виллы:

— Говоришь, много этой проблемой занимался? Неужели только в теории? А как с практикой?

У Джона земля ушла из-под ног. Он судорожно пытался вспомнить, на чем Вилла его перебила и что он ей собирался рассказать.

— Значит, говоришь, это чувство определяют три фактора… — напомнила она.

— Ах да, — спохватился Джон. — Разумеется. Итак, эти факторы: симметрия, запах и звук. Для нас важно, как люди выглядят, как от них пахнет и как звучат их голоса. Вот, собственно говоря, и вся тайна любви. Особые чувства, сердечные переживания — все это лишь маска, за которой скрывается природный инстинкт продолжения рода. Нужно передать гены следующим поколениям — такова задача каждого живого организма. Ну а что касается настоящей любви, крепкой дружбы или даже совсеми… совемси…

— Совместимости, — пришла ему на помощь Вилла.

— Вот-вот, совместимости, — удовлетворенно выговорил трудное слово Джей-Джей и подытожил: — Я во всю эту чушь не верю. Ничего этого нет, а миром правят одни инстинкты.

— Но-но, я бы попросила… Себя можешь кем угодно считать, но за все человечество не расписывайся. — С этими словами Вилла обогнала спутника на несколько шагов и, развернувшись к нему лицом, сказала: — У меня мама во время войны работала медсестрой в госпитале для ветеранов. Сам знаешь, это только название такое, там в основном раненых молодых мальчишек лечили. Так вот, у нее была целая коллекция пластинок с популярными песнями тех лет. Она поочередно приносила их на работу, и раненые вместе с врачами с удовольствием слушали любимые мелодии. В один прекрасный день часть пластинок, оставленных у проигрывателя в комнате отдыха, куда-то пропала. Впрочем, мама не успела испугаться или расстроиться: виновник обнаружил себя сам. Он даже и не пытался скрываться. Из одной палаты отчетливо слышалась музыка…

Джей-Джей быстро потерял нить повествования, но его это не слишком беспокоило. Ему просто нравился звук голоса Виллы, его мелодичность и перепады тона. Эта прекрасная женщина с асимметричным лицом освещала пространство вокруг себя, рассеивая ночную тьму. «Встретился бы я сейчас с нею неожиданно, — подумал Джей-Джей, — вполне мог бы и обознаться: принять ее за спустившегося на землю ангела — пара пустяков».

— Джей-Джей, ты меня слушаешь?

— Да-да, конечно, — извиняющимся голосом произнес он.

— Мама, естественно, решила высказать свои претензии молодому ветерану, который так бесцеремонно взял без разрешения ее пластинки. Подойдя к палате, за дверью которой звучала музыка, она постучала и, не дожидаясь ответа, резко распахнула дверь. Пациент лежал на кровати и подпевал оркестру Арти Шоу. Стоило маме взглянуть в его янтарные глаза, как она тотчас же забыла, зачем пришла в палату.

Вспоминая эту историю, Вилла загадочно улыбалась.

— И что же он напевал? — поинтересовался Джей-Джей.

Взяв его за руку, Вилла ответила:

— Да так… одну старую, всем известную песню Гершвина.

— Какую именно?

В ответ Вилла тихонько запела:

— «Когда вошла любовь — с тобой…» — шепотом повторил Джей-Джей, сам не понимая, каким образом за то время, пока звучала песня в исполнении Виллы, они оказались перед дверью мотеля. От того, что творилось у него в душе, циничному знатоку биохимической природы любви стало не по себе: поющая Вилла казалась ему такой хрупкой и такой ранимой… Ему захотелось привлечь ее к себе, укрыть в объятиях от опасностей окружающего мира, а потом… Ну хорошо, а что потом? Что ему с ней делать?

— Здорово, — сказал Джей-Джей. — Ты отлично поешь. У тебя замечательный голос.

— Нет, это песня замечательная, — с улыбкой ответила Вилла. — Мои родители уже тридцать пять лет женаты, и они по-прежнему так любят друг друга, что стоило мне уехать учиться в колледж, как они обзавелись вторым ребенком. Подкинули мне, видите ли, Блейка в качестве младшего брата.

В темноте мимо них прошли мужчина и женщина. Через несколько секунд эта пара скрылась за дверью мотеля. Судя по тотчас же приоткрывшейся занавеске на окне комнаты администратора, это были Мэг Наттинг и какой-то ее ухажер. Джей-Джей понял, что их с Виллой не могли не заметить и что теперь никаких необдуманных действий допускать нельзя. Пора было прощаться. И в то же время больше всего на свете Джону хотелось, чтобы этот вечер продолжался бесконечно.

— Похоже, моя история про настоящую большую любовь тебя не слишком впечатлила.

В ответ Джей-Джей только улыбнулся.

— Приходи завтра в гости. Я предупрежу родителей, что мы заглянем на ужин. Посмотришь на людей, которые по-настоящему любят друг друга. Придешь?

— Да-да, конечно, — поспешил ответить Джей-Джей.

— Завтра вечером.

— Договорились.

— Вот и замечательно, — сказала Вилла. — Как добраться — сообразишь. Помнишь, я тебе с холма показывала белый домик в викторианском стиле, рядом с ветряной мельницей? Тут у нас все недалеко. Подходи часам к семи.

— Хорошо.

Вилла отошла на несколько шагов, оглянулась и на прощание сказала:

— Спокойной ночи. Надеюсь, завтра увидимся.

Джей-Джей еще долго стоял у крыльца мотеля, сначала провожая взглядом уходящую Виллу, затем слушая стук ее каблуков, а затем просто вглядываясь в окутавшую Супериор туманную мглу.