Несмотря на то что фасад «Викторианского отеля» увивал плющ, а в окнах виднелись кружевные занавески, не было в этой гостинице ничего викторианского, да и отелем, не покривив душой, назвать ее было трудно. Это был самый обыкновенный придорожный мотель с претензией на романтику. Джей-Джей попросил поселить его в самый большой номер и первым делом отправился в душ. Больше всего на свете ему сейчас хотелось смыть с себя дорожную пыль. «Всего несколько часов в этом городке, — подумал он, — и я уже весь в земле». Стоя под душем и изо всех сил надраивая себя, он проклинал крохотную гостиничную мочалку и миниатюрный кусочек мыла. Ну кто мог придумать такой идиотизм, и главное — для кого? Для детей не старше пяти лет? Уж точно не для взрослого человека среднего роста и веса.

Джей-Джей вышел из душа и, причесываясь перед зеркалом, стал продумывать дальнейшие шаги, которые должны были привести его к успеху. Неожиданно все здание мотеля вздрогнуло. Затем опять наступила тишина. Еще несколько секунд — и комната опять задрожала. Испугавшись в первый момент, Джей-Джей быстро успокоился: в его памяти еще сохранились воспоминания об этом проклятии придорожных мотелей. В свое время он провел в подобных заведениях немало дней и ночей и привык засыпать под грохот проносящихся в двух шагах от стены тяжелых грузовиков и под сверкание мощных фар, лучи которых легко пробивали насквозь тонкие нейлоновые занавески на гостиничных окнах.

А затем за окном послышался другой звук — столь же узнаваемый.

Цок-цок-цок.

Это было вместо фанфар, вместо крика глашатая, возвещавшего о прибытии в город Джона Смита. Впрочем, нет. Для тех, кто издавал этот звук, важно было другое: к ним приехал не какой-то Джон Смит, а — бери выше — к ним пожаловала сама Книга рекордов. Джей-Джей подошел к окну и посмотрел на улицу. На гостиничной парковке происходило именно то, что он ожидал увидеть.

Цок-цок-цок.

Дети всех возрастов — числом десятка два-три, не меньше, — собрались под его окнами и демонстрировали свое умение ходить на ходулях и прыгать на подпружиненном шесте с подставками для ног. Именно эти шесты пого, или «кузнечики», ударяясь об асфальт, производили характерный звук.

Цок… цок…

— Эй, мистер! — заметив Джона, прокричал ему веснушчатый мальчишка. — Вот, посмотрите, проверьте мой рекорд!

В любой стране, на любом континенте, куда бы ни приезжал Джон Смит в качестве регистратора рекордов, первыми узнавали о его появлении именно дети. Они же первыми выясняли, где остановился приезжий, и первыми начинали требовать к себе внимания. Очень уж им хотелось попасть в Книгу рекордов. Не имея большого опыта жизненных разочарований, они думали, что сделать это будет легко. Можно попрыгать на скакалке, можно понабивать футбольный мяч… Им казалось — немного усилий, и ты попадешь в историю.

Цок-цок-цок.

Джей-Джей не любил разрушать детские иллюзии. Слишком уж ранит порой правда жизни. Тем не менее ему приходилось расстраивать своих юных посетителей, хотя он и старался делать это так, чтобы они не совсем пали духом. Джон Смит открыл окно, и к нему тотчас же подбежал мальчишка со скобками на зубах.

— А я на «кузнечике» двести тридцать четыре раза прыгнул, — сообщил он гордо.

— Значит, тебе еще есть куда расти, — ответил ему Джей-Джей и пояснил: — Человек по имени Гай Стюарт поставил рекорд, подпрыгнув на «кузнечике» сто семьдесят семь тысяч семьсот тридцать семь раз за сутки.

Переваривая эту информацию и все еще отказываясь верить в свое поражение, мальчишки продолжали прыгать и подбрасывать в воздух мячи.

— Чтобы было понятнее, предлагаю посчитать по-другому, — обращаясь ко всей компании, сказал Джей-Джей. — Рекордсмен прыгал со скоростью семь тысяч четыреста пять прыжков в час, что составляет сто двадцать три прыжка в минуту, или по два в секунду, даже чуть чаще. И так целый день, с утра до вечера, а потом еще и всю ночь снова до утра.

Через пару секунд на гостиничной парковке стало тихо, как в пустыне.

— Можно попробовать поставить другой рекорд, — подбодрил мальчишек Джей-Джей, — придумать что-то свое.

Дети молча постояли с минуту, о чем-то пошушукались и бодрым шагом отправились куда-то всей компанией. Джей-Джей знал, куда они идут: в местную библиотеку. Так бывало всегда и везде. Сейчас они постараются найти себе другой рекорд, побить который им покажется делом нетрудным. Через некоторое время они вернутся и станут просить регистратора зафиксировать их достижения.

Воспользовавшись передышкой, Джей-Джей распаковал чемодан. Одежды он с собой взял в расчете на неделю. Учитывая характер командировки, он не прихватил ничего слишком модного или парадного, за исключением, разумеется, форменного блейзера. Надев футболку, свободные легкие брюки с накладными карманами и кроссовки, Джей-Джей положил в карман блокнот, закрыл за собой дверь номера и вышел в холл, к стойке администратора.

— Как вам понравился номер, мистер Смит? — поинтересовалась у него молодая женщина, сидевшая за стойкой. — Вам удобно? Да, забыла сказать: ваш телевизор подключен к пятидесяти двум кабельным каналам.

— Отлично, — сказал Джей-Джей.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила женщина.

— Видите ли, миссис…

— Наттинг. Меня зовут Мэг Наттинг. Так что я могу для вас сделать?

У нее было милое, даже, можно сказать, утонченное лицо с аккуратным острым носиком, а ее тонкая шея, казалось, вот-вот подломится под тяжестью копны роскошных темных волос.

Выждав буквально секундную паузу, Джей-Джей сказал:

— Я собираю информацию о человеке, который ест «Боинг-747».

— A-а, понятно, — медленно, чуть нараспев, протянула Мэг. — С Уолли дело такое… В общем, друзей у него мало, хотя ничего плохого о нем никто не скажет. Если хотите что-то узнать про него, спросите у мистера Скуфа. Он школьный учитель, ведет математику и всякую физику-химию-биологию. А кроме него… единственный человек, который мог бы вам помочь, — это Вилла Вайетт из нашей местной газеты.

— Вилла Вайетт, — повторил Джон, записывая имя в блокнот.

Мэг Наттинг немного подумала, а затем доверительно прошептала:

— Вы особо не раздумывайте. Вам нужна Вилла.

Первый звонок раздался спустя буквально несколько минут после того, как незнакомец заглянул в «Херефорд-инн». Какой-то доброжелатель сообщил, что человек, приехавший на «форде-таурусе» с номерами Омахи, настойчиво интересуется тем самым «боингом». За первым звонком последовал второй, за ним — третий… Через некоторое время все три телефонные линии редакции уже надрывались от поступающих звонков.

Вилла Вайетт повесила трубку и откинулась на спинку стула. Рано или поздно это должно было случиться. Шила в мешке не утаишь, и со временем такая сенсационная история неизбежно должна была просочиться во внешний мир. Но, несмотря на то что в жилах Виллы, фигурально выражаясь, текла не кровь, а типографская краска, ей эта сенсация была совсем не по душе.

Она закрыла глаза и пригладила ладонями светлые, песочного цвета, волосы. Затем, словно вдруг вспомнив о чем-то, она осмотрелась, нашла на столе старую резинку и быстро убрала распущенные волосы в хвост. От пачек газет, громоздившихся на столе и на полу, пахло свежей типографской краской. Вилле всегда нравился этот запах. Ее подружки любили ароматы цветов, кто-то восторгался запахом свежей выпечки, а Вилле всегда нравилось, как пахнет в типографии. Она привычным движением забросила ноги на стол — тот самый, за которым привыкла сидеть с детства, когда еще совсем ребенком наблюдала, как отец готовит к печати очередной номер местного «Экспресса». Он сам писал все статьи, проявлял фотографии, делал макет и набор, сам управлялся с полиграфическим прессом и сам же развозил газету подписчикам.

Раз в неделю отец словно обновлял маленький мир родного городка, доставляя последние новости прямо к порогу заинтересованных жителей. «Журналистика — благородное дело», — говаривал отец Виллы. В Супериор ежедневно доставляли прессу из столицы штата и из других городов, далеко за пределами округа Накелс, но ни одно из периодических изданий не могло сравниться с «Экспрессом» в том, что касалось освещения местных новостей. «Если газета становится слишком крупной и всеохватной, — говорил отец Виллы, — она утрачивает живую связь с читателями».

Вилла посмотрела на фотографию отца, стоявшую на письменном столе: очки в тонкой оправе, квадратный волевой подбородок, темные волосы, карие глаза… Отца сфотографировали сидящим на заднем опускающемся борту старенького пикапа, загруженного пачками газет. На этом самом «форде» 1967 года Вилла и по сей день развозила газеты по городу. «Какой смысл покупать новую машину, если старая на ходу?» — неизменно повторял отец.

Несколько лет назад он решил уйти на пенсию. Это решение он принял раньше, чем большинство мужчин его возраста. Сил у него еще было предостаточно, но он решил потратить их на то, чтобы написать книгу воспоминаний, попробовать себя в живописи, а главное — на то, чтобы почаще проводить свободное время, которого ему всегда так не хватало, с Мэй, своей женой. Решение оставить работу в газете далось ему нелегко. Несомненно, если бы Вилла не пошла по его стопам, он еще долго не передал бы управление издательской фирмой «Супериор паблишинг» в другие руки. Теперь же, спокойный за судьбу своего детища, он в свое удовольствие слушал прямые репортажи с бейсбольных матчей по радио, строчил что-то в толстых тетрадях и частенько выезжал с Мэй за город погулять. Время от времени, когда вся семья собиралась за ужином, он позволял себе высказать отдельные замечания по поводу макета газеты и подачи того или иного материала. Несмотря на отцовскую критику, Вилла прекрасно знала, что в общем и целом ему нравится, как она делает газету.

По правде говоря, она и сама гордилась своим «Экспрессом». Обычно еженедельник выходил на шестнадцати полосах. Иногда и это количество страниц приходилось сокращать вдвое, если рекламных объявлений оказывалось недостаточно. Как бы то ни было, детище Вайеттов получило несколько региональных премий и наград. Вилла заглянула в ленту новостей посмотреть, что происходит в мире. Нет, конечно, у нее и в мыслях не было бросить отцовскую газету и куда-то уехать. Но все же… Как бы сложилась ее жизнь, устройся она на работу в «Омаха уорлд геральд» или в «Сент-Луис пост диспэтч». Скорее всего, рано или поздно она поехала бы за границу работать иностранным корреспондентом, получала бы высокую зарплату, ей открыли бы солидный счет на представительские расходы, она бы дорого одевалась, перепробовала бы все самые экзотические блюда и обзавелась бы блестящими поклонниками. Вилла завидовала стильным, эффектным, уверенным в себе женщинам в элегантных костюмах и с идеальными прическами, которые с экрана телевизора рассказывали о войнах и голоде. Может быть, в один прекрасный день… А может быть, и никогда.

«Отсутствие новостей вовсе не является хорошей новостью», — любил говорить отец Виллы, опровергая известный постулат. В этот день писать было совершенно не о чем. «Кузнечики» — школьная команда, которую сама Вилла тренировала по вечерам трижды в неделю, — собирались на очередные соревнования Малой лиги. Но написать еще хоть пару строк на эту тему означало бы переполнить чашу терпения читателей. «Кузнечиками» все были сыты по горло.

У фермеров была горячая пора, все разъехались по полям, засеивая огромные пространства кукурузой и соей. Представитель окружной сельскохозяйственной инспекции обнаружил на территории района несколько очагов произрастания мускусного чертополоха — одного из шести сорняков, официально признанных властями штата Небраски «опасными и подлежащими уничтожению». Что ж, и эта «новость» не сходила с первой полосы «Экспресса» на протяжении уже нескольких недель.

В городе, словно вымершем на время посевных работ, за всю неделю случился только один маленький скандал, по поводу которого, пожалуй, стоило провести журналистское расследование. Дело заключалось в том, что владельца похоронного бюро Берла Граймса избрали в управляющий совет местной больницы. Старики брюзжали, что тут налицо «конфликт интересов». Не, странно ли, что один и тот же человек одновременно руководит похоронным бюро и учреждением здравоохранения. «Хоть лечи, хоть залечи — ему все выгода», — высказал кто-то из горожан общую мысль.

Вилла потянулась к телефону. «А что, — подумала она, — пора задать Берлу пару неудобных вопросов, достать его как следует, вывести на чистую воду». Если интервью пройдет удачно и публикация получится острой — глядишь, Берл Граймс и откажется от новой должности. Это была бы настоящая журналистская победа.

Что ж, так тому и быть.

От этих кровожадных мыслей Виллу отвлек зуммер громкой связи. В динамике послышался голос секретарши Айолы, в котором звучали незнакомые игривые интонации.

— Тут к вам посетитель… Мужчина.

— Какой еще мужчина? — удивилась Вилла.

— Вроде бы в Книге рекордов работает. Говорит, что хочет познакомиться с вами. — Пару секунд помолчав, Айола шепотом добавила: — А он ничего, симпатичный такой.

— Слушай, сделай одолжение, пошли его… В общем, скажи, что я занята, — произнесла в микрофон Вилла.

Знала она этих залетных столичных гостей. Слишком хорошо знала. В их захолустный городок частенько заглядывали всякого рода торговые агенты и коммерческие представители, и все они хищно высматривали легкую добычу. Все пытались произвести впечатление россказнями про другие города и страны. Обещали доверчивым провинциалкам красивую жизнь. Однажды, давненько уже, Вилла не устояла перед чарами одного такого проходимца. Тот парень занимался продажей дорогих книг в кожаных переплетах. Он не путал Йитса с Китсом и цитировал из «Илиады» по-гречески. Он много путешествовал и красочно об этом рассказывал. В общем, ему удалось пленить сердце Виллы. Но в один прекрасный день мистер Одиссей поехал отвезти заказ, да так в Супериор и не вернулся.

Тогда Вилла была гораздо моложе: она только-только вернулась в родной город после учебы в университете Небраски. Она долго, почти два года, приходила в себя после этого удара. Но прививка от наивности пошла Вилле на пользу: она повзрослела, стала сильнее и, само собой, дала себе слово никогда больше не попадаться на удочку.

Ее размышления прервал стук в дверь. Не успела она и рта раскрыть, как на пороге появился незнакомец. Выглядел он действительно неплохо: почему-то Вилла сразу обратила внимание на его глаза, голубизну которых выгодно подчеркивала густая синева блейзера с золотой вышивкой на нагрудном кармане.

Вилла машинально убрала ноги со стола и, не поздоровавшись, безразличным голосом сообщила незваному гостю:

— Если хотите сесть, сбросьте бумаги со стула на пол.

Незнакомец аккуратно переложил кипу бумаг, сел, чуть наклонился вперед и протянул Вилле визитную карточку.

— Жарко тут у вас, — сказал он.

— Кондиционер опять сломался, — ответила Вилла.

Не вставая со стула, она нагнулась, вытащила из розетки вилку радиоприемника и включила настольный вентилятор. Струю воздуха Вилла направила прямо на гостя:

— Так, наверное, полегче будет.

— Спасибо, — сказал он, — а то я прямо весь горю.

Вилла заметила, как блестит слегка облупившийся на солнце тонкий и прямой нос посетителя. Не ускользнула от ее внимания и блестящая золотая вышивка на нагрудном кармане его блейзера. Эффектно, ничего не скажешь.

— Ну что ж, господин регистратор рекордов, — произнесла Вилла, глянув на визитную карточку. — У меня сегодня много дел. Скоро очередной номер сдавать, так что времени почти нет. Говорите сразу, какое у вас ко мне дело.

Вилла потянулась к стоявшей на столе бутылке с водой и, поймав взгляд гостя на своих руках, мысленно пожалела о том, что ее ногти измазаны типографской краской, а не приведены в порядок в маникюрном салоне, как у всех нормальных женщин города. Она непроизвольно подняла руку к затылку, сняла резинку, которой были стянуты ее волосы, и энергично тряхнула головой.

— Хорошо, дело так дело, — согласился Джон Смит. — Буду краток: мне посоветовали обратиться к вам по поводу человека, который ест самолет.

— И кто это вас на меня навел, позвольте спросить?

— Мужчины никогда не выдают своих информаторов.

— А женщины — своей информации, — последовал незамедлительный ответ.

Оба рассмеялись. Похоже, первый раунд закончился вничью. Напряжение чуть спало, но, заметив, что взгляд гостя скользнул с ее лица вниз, на платье, Вилла снова насторожилась. Джон тем временем продолжил говорить:

— Я с утра успел повидаться с Уолли Чаббом. По правде говоря, без большого толка. Уолли не горит желанием мне помочь, как, впрочем, и другие, с кем я успел познакомиться в вашем городе. Вот я и подумал: раз уж вы представляете местную прессу, то, может быть…

— Подождите, а что это будет за рекорд? В какой, собственно говоря, категории?

— Люди и самолеты, — мгновенно нашелся Джей-Джей. — У нас в книге есть специальный раздел, посвященный всему необычному, связанному с авиацией. Поедание «боинга» пойдет, я думаю, сразу после рубрики, которая у нас называется «Перетаскивание самолетов». Несколько лет назад один австралиец по имени Дейви Хаксли сумел перетащить «Боинг-747» на расстояние двести девяносто футов и шесть дюймов за минуту и двадцать семь целых семь десятых секунды.

Лицо Джона преображалось и расцветало, когда он начинал оперировать цифрами. Вилле нравился тембр его голоса — глубокий, насыщенный. «Наверное, баритон, — подумала она, — хотя черт его знает».

— Командный рекорд был установлен группой из шестидесяти человек в Лондоне. Они перетащили «Боинг-747» на расстояние триста двадцать восемь футов за пятьдесят девять целых и тринадцать сотых секунды.

— Вы полагаете, эти цифры кого-то впечатляют?

— Конечно.

— Нисколько, — заявила Вилла. — Вся эта ваша статистика — просто мышиная возня.

— Такая уж у меня работа, — сказал Джон, смущенно вертя между пальцами карандаш.

— Извините, я не хотела вас обидеть, — тут же пошла на попятный Вилла. — Просто меня лично все эти цифры не впечатляют. И вы, пожалуйста, не считайте, будто все здесь только и мечтают, чтобы вы почтили нас своим вниманием.

При этих словах гость явно погрустнел. «Напрасно я так резка с ним, — подумала Вилла. — В конце концов, этот парень с тонким носом и приятным голосом просто делает свою работу». Ничего не поделаешь, после истории с мистером Одиссеем Вилла не жаловала залетных гостей из большого мира. С ними нужно все время быть начеку. Нужно стоять на страже интересов города — ну и собственного спокойствия тоже.

— Вы только объясните мне, очень вас прошу, — подавшись вперед, снова обратился к журналистке Джей-Джей, — почему Уолли ест самолет? Зачем ему это?

— А разве я говорила, что у нас кто-то ест самолет?

— Понимаете ли, мисс… — Джей-Джей выждал паузу.

— Зовите меня просто Вилла, — предложила она; что ж, как минимум это короткое перемирие.

Джей-Джей улыбнулся, отчего на левой щеке у него появилась очаровательная ямочка, и сказал:

— Вилла, я там был и сам видел: он действительно ест самолет. Я прекрасно знаю, что происходит на одинокой ферме посреди кукурузного поля. И по-моему, это невероятная, потрясающая история.

— Я так не думаю, — твердо отрезала Вилла.

— Человек поедает «боинг», и здесь это никого не удивляет?

— Нет, у нас это никого не удивляет.

— А мне кажется, это все-таки посущественнее того, о чем я прочел сегодня в вашей газете: «В воскресенье вечером миссис Бодкин собирается заглянуть к миссис Топпин на чашку кофе».

— Сделайте одолжение, избавьте меня от лекции по азам журналистики, — холодно сказала Вилла, вставая из-за стола и всем своим видом давая понять, что разговор окончен. — Выход найдете?

Джон, пошатываясь, выбрался из офиса редакции на залитую солнцем улицу. Он немного постоял, прислонившись к стене, опасаясь, что если сделает еще хоть шаг, то непременно упадет.

Она его заворожила, эта Вилла Вайетт, блондинка с глазами цвета карамели и с длинными загорелыми ногами. Едва переступив порог ее кабинета и увидев, как она сидит закинув ноги на стол, откинувшись на спинку кресла, Джей-Джей почувствовал, что дофамин так и хлынул в его вены. Струя воздуха от вентилятора только усилила пьянящее чувство, расстреляв Джей-Джея в упор потоком феромонов, которых мощный толчок крови доставил прямиком в мозг, в гипоталамус.

Во время недолгого разговора с Виллой Джей-Джей с трудом заставлял себя придерживаться интересовавшей его темы. Нет, он, конечно, помнил, что ему нужна информация об Уолли Чаббе, но больше всего на свете ему хотелось разузнать об этой женщине. О Вилле Вайетт, единоличной хозяйке, издателе и редакторе газетенки, выходящей в каком-то богом забытом городишке штата Небраска.

Джей-Джей прекрасно понимал, что этот всплеск эмоций закончится очередным разочарованием. Тем не менее стоило ему вспомнить о женщине, бесцеремонно выпроводившей его из своего кабинета, как все сомнения относительно природы его чувства вмиг исчезали и он понимал, что бороться с этим бесполезно.

Джей-Джей вдруг отчетливо осознал, что пропал: его угораздило не просто заблудиться, а навсегда сгинуть в этом крохотном городке с несколькими улицами и единственным светофором.

Супериор, без сомнения, знавал в своей истории и лучшие дни. Судя по всему, пионеры-переселенцы действовали с размахом, прокладывая широкие улицы с пропорционально широкими тротуарами. Джей-Джей бодрым шагом двигался по Четвертой Восточной улице по направлению к центру города. Господи, как же далеко он сейчас был от Четвертой Восточной улицы Манхэттена! Воздух здесь пах землей, зерном и кукурузой. Впереди, по левую руку, за железнодорожным разъездом маячили башни-близнецы — огромные, впившиеся в небо колонны элеватора. Джей-Джей прошел мимо основательного кирпичного здания почты. Висевшая на дверях табличка гласила, что почтовое отделение после полудня закрыто.

Все это, конечно, было занятно с точки зрения столичного жителя, может быть, по-своему даже мило, но Джей-Джей никак не мог взять в толк, что делает Вилла в этом захолустье. Неужели она не понимает, что этот город — дыра, из которой нужно выбираться во что бы то ни стало. Это ведь даже не город, а так, горстка домов на перекрестке двух шоссе. Наверняка большая часть молодежи уезжает отсюда в крупные города, как это происходит во всех без исключения городках и поселках на Великих равнинах. Здесь, в глуши, остаются лишь те, кому нечего делать на новом месте, — старики да привязанные к земле фермеры. Население таких вот провинциальных городков сокращается год от года. Это как медленная смерть от удушья: с каждым вдохом жизни в тщедушном теле становится все меньше и меньше.

Перед кафе, над которым красовалась вывеска «Замори червячка», были припаркованы несколько видавших виды пикапов. Обойдя машины, Джей-Джей открыл дверь с сеткой от насекомых и вошел внутрь. Он забыл, что наступило обеденное время, и никак не ожидал, что в небольшом зале окажется столь многолюдно и жарко. Старенький вентилятор под потолком бесцельно вращал лопастями, даже не пытаясь создать подобие ветерка. Джей-Джей увидел, что один из столиков освобождается: мужчина в клетчатой рубашке и бейсболке, натянутой на уши, выложил чаевые на клеенчатую скатерть.

Джей-Джей сел за столик и попросил официантку, симпатичное личико которой навсегда, казалось, приняло профессиональное выражение смирения и услужливости, принести ему кофе.

Звонко брякнув чашкой о стол, едва не расплескав кофе, девушка привычно добавила:

— Десерты и фирменные блюда — в меню на столе.

За соседним столиком сидели пожилая женщина и мужчина средних лет. Вдруг они оба оторвались от еды, и женщина, обращаясь к парню за кассой, спросила:

— А можно воспользоваться вашей мухобойкой?

— Разумеется, — с готовностью отозвался кассир.

— Джимми, пожалуйста, сходи принеси мухобойку.

— Хорошо, мамочка, — ответил ей мужчина и неуклюже поднялся со стула.

Он прошаркал к прилавку, снял с крючка висевшую на стене мухобойку и вернулся к своему столику.

— Ну давай, Джимми, разберись с ними.

Мужчина с удовольствием шлепнул по столу мухобойкой.

— Ну как, попал?

— Да, мама, — радостно ответил мужчина.

— Молодец, сынок, умница. Что-то их в последнее время много развелось. Вроде и дверь, и окна закрыты, а куда ни посмотришь — везде мухи.

Джей-Джей вдруг почувствовал, что уже не так голоден, как ему казалось несколько минут назад.

— Эй, приезжий, — произнес кто-то совсем рядом.

Поняв, что обращаются к нему, Джей-Джей оглянулся. Сбоку и немного позади от него стоял мужчина в рабочем комбинезоне. Этот человек, судя по всему, едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

— Ты насчет Джимми и его мамаши особо не парься. Они хоть и с тараканами, но смирные, мухи не обидят. — Радуясь собственному каламбуру, незнакомец рассмеялся во весь голос. — Не возражаешь, если я присяду? — Не дожидаясь ответа Джей-Джея, он отодвинул соседний стул.

— Пожалуйста, конечно садитесь.

— Меня зовут Райти Плауден, — представился незнакомец. — У меня тут ферма неподалеку, четверть квадратной мили своей земли, еще столько же арендую.

— Джей-Джей Смит.

Рукопожатие Райти было крепким до боли. Его шершавая, задубевшая ладонь на ощупь была точь-в-точь как наждачная бумага. Выглядел он лет на шестьдесят: седая борода, вокруг зеленых глаз — белые морщинки на загорелой коже. Из-под джинсового комбинезона выглядывал воротник старенькой рубашки, на ногах тяжелые ковбойские сапоги.

— Ты, надеюсь, не из этих будешь… не из вегетарианцев? — осведомился Райти. — У нас в «Замори червячка» таким особо и есть-то нечего. Здесь все, что вкусное, то, во-первых, от коровы отрезано, а во-вторых — хорошенько прожарено. Так что про диету и здоровую пищу можешь забыть.

Рядом со столиком материализовалась официантка, и Райти привычно заказал чизбургер и картошку фри.

— Вам с каким сыром? — спросила девушка. — С белым или желтым?

— Наверное, с желтым.

— Ну и мне то же самое, — решил Джей-Джей.

Дождавшись, когда официантка отойдет от столика, Райти наклонился поближе к Джей-Джею и прошептал:

— Она дома убирается и пылесосит всегда нагишом.

— Да ну? — удивленно и недоверчиво воскликнул Джей-Джей.

— Серьезно. Раздевается догола — и давай орудовать пылесосом. Ну, по крайней мере, мне так рассказывали. — Пальцы Райти клещами сомкнулись на горлышке бутылки с кетчупом. — У нас ведь здесь всяких психов и извращенцев не меньше, чем у вас в больших городах. Просто мы здесь все про всех знаем — ну и присматриваем за теми, кто с придурью, чтобы не натворили чего-нибудь.

Сказав это, Райти снова расхохотался и, неожиданно для Джей-Джея, не столько спросил, сколько уточнил:

— Ты, значит, к нам из-за самолета приехал.

— Ну да.

— И ты собираешься напечатать про это в своей Книге?

— Если смогу все проверить и подтвердить.

— С чего начинать собираешься?

— Для начала я бы хотел убедиться в том, что этот парень действительно ест свой «боинг».

Райти почесал бороду и сказал:

— Вот тут я тебе ничего определенного не скажу. Сам, своими глазами я этого не видел.

— А кто видел? Кто-нибудь может это подтвердить?

— Что-то я сомневаюсь, — задумчиво произнес Райти. — Наш Уолли — парень необщительный. У него на ферме мало кто бывает. Нет, мы, конечно, все слышим, как у него в амбаре каждый день молотилка работает. Продолжается это уже много лет — с тех пор, как самолет рухнул на его поле. Хотя кто его знает, может быть, Уолли просто тихо-мирно готовится к концу света, делает запасы на случай Армагеддона. Вот захватит ООН власть над миром — а у него все предусмотрено, попробуй возьми его.

— Вы сами верите в то, что сейчас говорите?

Райти откинулся на спинку стула и поковырялся в зубах зубочисткой.

— Ты ведь в командировке? — осведомился он. — В смысле, тебе обед оплачивают?

— Оплачивают, — подтвердил Джей-Джей, давно переставший удивляться подобной бесцеремонности.

Райти заказал себе еще один чизбургер и молочный коктейль.

— Уолли — хороший парень, — сказал он, — и, если честно, никто не знает, зачем он это делает. Наш врач думает, что это болезнь такая, как же он ее называл? Пика-что-то, пикация?.. пикацит?.. пикацизм?.. Ну, в общем, это как у детей, которые то мел едят, то землю в рот пихают. А Уолли ест самолет. Может быть, у него опухоль какая в мозгу, от этого, говорят, люди тоже чудить начинают. А вот Салли, моя жена, считает, что у Уолли проблема психологическая, так она выражается. Не то у него навязчивое отвращение, не то отторжение, не то еще что-то… — Осмотревшись по сторонам и понизив голос, Райти добавил: — Те из наших, которые в церковь ходят, говорят, будто он одержимый. Мол, в него дьявол вселился.

— Сколько людей, столько мнений, — уклончиво прокомментировал Джей-Джей. — Вы-то сами что по этому поводу думаете?

Райти опять откинулся на спинку и почесал бороду. Помолчав несколько секунд, он сказал:

— А что гадать-то? Дело ясное: у Уолли мозги от любви переклинило. Вот и все. Бывает.

— Что-то не верится, — задумчиво произнес Джей-Джей. — Неужели правда?

— Я зря говорить не стану. Это все началось, когда они еще в пятом классе, кажись, учились. Уолли по уши влюбился в одну местную девчонку, так до сих пор и сохнет по ней. Всю жизнь он пытается доказать ей свою любовь. Да он бы, наверное, дал себе руку отрубить, только бы завоевать ее сердце.

Джей-Джей спешно записывал все в блокнот. Человек поедает самолет из-за несчастной любви… Что может быть лучше для публики? С таким материалом продажи нового выпуска Книги подскочат до небес. Джей-Джей вновь обрел спокойствие и уверенность в себе. Эйфория и легкое помрачение рассудка, вызванные знакомством с Виллой, отступили на задний план.

— Вообще-то, мы давно перестали обращать внимание на Уолли, — продолжал свой рассказ Райти. — Его уже не переделаешь. Таким он вырос, таким и останется. А наше дело — жить себе да помнить, что рядом с нами есть такой странный парень.

Шмяк! За соседним столиком вновь взялись за мухобойку.

— Молодец, Джимми, умница, — похвалила сына пожилая женщина. — Вот видишь, еще одну убил.

Входная дверь распахнулась, и на пороге появилась сначала женщина в униформе медицинской сестры, а следом за ней — Вилла, легкое хлопчатобумажное платье которой солнечные лучи на миг просветили насквозь. Джей-Джею почудилось, будто он успел во всех деталях разглядеть стройный силуэт журналистки.

— А я думала, вы здесь проездом. Только притормозите в нашем городке — и сразу дальше, — обронила она, проходя мимо столика, за которым сидел Джей-Джей.

— Веди себя прилично, — по-отечески одернул ее Райти. — Человеку, может быть, у нас понравилось.

— Ну да, конечно, — отмахнулась Вилла. — Знакомьтесь: моя подруга Роза. Ну а это мистер Смит из Нью-Йорка.

У Розы были темные глаза и пухлые щеки, присыпанные щепоткой веснушек. Волосы, длинные и прямые, доставали ей до середины спины. Белая сестринская униформа была идеально выглажена, а на лацкане висел лаконично оформленный значок: желтый кружок со «смайликом».

— Рада познакомиться, — произнесла Роза.

— Очень приятно, — отозвался Джей-Джей.

Вилла взяла Розу за рукав и потянула ее за собой. Потом обернулась и бросила на прощание:

— Всего доброго, мистер Смит. И кстати, не верьте ничему из того, что будет рассказывать Райти. Ни единому слову. Если вы еще не поняли, так я вам объясню: он просто старый дурень.

Джей-Джей проводил ее взглядом. Женщины заняли столик в дальнем конце зала. Джон удивился себе: почему он не предложил им присоединиться к их с Райти обществу? В присутствии Виллы он словно оцепенел.

— Ладно, на чем я остановился? — донесся до его сознания голос Райти.

Ответа на этот вопрос у Джей-Джея не было. Он совершенно забыл, на каком месте их разговор был прерван появлением Виллы и Розы. Порывшись в своих записях, он пробормотал:

— Сейчас-сейчас… А, вот: Уолли ест самолет из-за неразделенной любви. — Отхлебнув холодного чая, Джон задумчиво произнес: — Из-за обыкновенной женщины так с ума не сходят. Наверное, она какая-то особенная. Наверное, мне стоит с ней познакомиться. Где ее можно найти?

— А чего ее искать? — хитро подмигнув Джону, сказал Райти и бросил взгляд в сторону Виллы. — Ты с ней уже познакомился.