Юрку прямо с работы увезли в горбольницу и в выходной пошли его проведать я и Жорики. С нами увязалась Лена, имевшая виды на Юрку.

Юрку уже распороли и зашили, мы побазарили, отдали, что принесли и пошли домой, в смысле, в общагу. Да, а Жорикам захотелось, извиняюсь, в туалет, а больнице не разрешили. Поэтому мы стали идти быстрее, там по дороге будка стояла “М-Ж“. Лене об этом говорить было нельзя. Она не то чтобы считала, что все размножаются делением и питаются безотходно, амброзией, но вела себя именно так. Оскорблять её не стоило. И когда Жорики начал отставать, делая вид, что у него нелады со шнурками, Лена притормозила: давай подождём.

В это время Жорики вскочил в будку, невтерпёж уже. Как на это реагировать, Лена сразу не придумала, поэтому даже остановилась. Что бы она сказала, неизвестно, потому что из будки раздался хохот. Мы с Леной были в недоумении: ну что там может быть смешного?

Жорики вышел, застёгивая пальто, и Лена стала заводиться. Ведь он не только зашёл при ней в будку, но и что-то там делал, да ещё пальто расстегнул. Как можно при ней! Очевидно, сама она никогда в жизни в подобные будки не входила.

Я это всё сбил, спросивши: “Чего ты там ржал?“ –Жорики, с учётом присутствия Лены, сказал: “А там написано… – и в хохот, отсмеялся и договорил, - …смешно, дефекации способствует. Правда, очень смешно, хотя юмор фекально-генитальный”.

Лена таких слов не знала, что за юмор такой новый? И стала приставать к Жорикам, чтобы ознакомил её. Мы оба не знали, что ей говорить и кое-как доползли до общаги.

Кто ж мог знать, что Лена пойдёт в читалку и узнает значения этих слов, а потом, как стемнеет, пойдёт, прихвативши подругу для храбрости, с фонарём в эту будку. Подруга согласилась: да, ус…ся можно. Лена была в ярости: мало того, что этот подонок носатый-усатый, этот Жорики, человек без имени (вообще-то его звали Витькой) позволяет себе в её присутствии запросто входить в эту будку, читает там всякую мерзость и выдаёт это за юмор, так и этот очкастый урод вместе с ним смеётся! При ней, не обращая внимания! И оба ленинградцы, носители культуры! Вот она Юрке всё расскажет, чтобы знал, с кем в комнате живёт!

Узнав о ситуации, Юрка отсмеялся, держась за живот, и пытался объяснить Лене, что юмор – это когда смешно, он бывает разный, что для всякого юмора своё место. Для фекального юмора место в будке, для подзаборного – на заборе. Ведь фекальный юмор никогда не будет звучать ни на сцене, ни по радио. И если тебе не смешно – не смейся. У каждого человека свой диапазон восприятия юмора. Ну, в зависимости от образования, интеллекта, опыта жизни, прочее такое. Ведь Жорики не рассказал ей, Лене, что там было написано. Ведь она сама пошла читать.

Такого хамства она вынести не могла: как можно такие слова говорить, а ещё ленинградец! Жорики ляпнул: а с чего она, Лена, решила, что Юрка ленинградец? Он новгородец, из Окуловки. А что живёт с нами, так просто хороший парень.

Ну, Жорики, всегда он…

Лена почувствовала себя обманутой и оскорблённой. Она имела виды на Юрку и не скрывала этого, а он так подло с ней поступил! Даже взвизгнула слегка. Видимо, это было рычание. И ушла. Жорики произнёс трагическим тоном: “Всё порвато, растоптато и травой позаростато.“

Жизнь показала, что Юрка был неправ. Фекально-генитальный юмор вышел на широкую дорогу, включите “ящик”.

А вот интересно, когда сейчас отовсюду унитазно-фекально-генитальный юмор хлещет, как бы вела себя такая Лена? Или таких теперь не делают? И ещё. Я готов посочувствовать людям, выступающим с таким юмором: это сколько надо общественных туалетов обойти, чтобы набрать на одно, хотя бы, выступление! Крутые профессионалы, что ни говори.