Если сказать, что эта история необычна - значит, не сказать ничего. Не знаю, было ли еще с кем такое, как с Петькой. Точнее, со мной и Петькой.

Пятьдесят с лишним лет тому назад мы, комсомольцы-ленинградцы, строили на Алтае завод железобетонных плит для будущего химкомбината. Это был такой огромный забетонированный плац, по которому двигалось устройство, формущее длиннющие железобетонные ленты. Эти ленты разрезались на отрезки нужной длины и укладывались в пропарочные камеры, на которые на время пропарки надвигали полуторатонные крышки.

И, естественно, на этом заводе в административном корпусе были туалеты. Что такое туалет для рабочих, рассказывать не стоит. Поэтому мы, чтобы не бегать туда метров за двести и не вдыхать ароматы, при случае пользовались пропарочными камерами, поэтому крановщики все грозились закрыть нас крышкой и дать пар .Но, слава Богу, все обходилось. Тем более, что после пропарки запахи исчезали.

А тут под выходной должна была приехать комиссия из райкома на предмет проверки чего-то. По этому поводу рабочие туалеты вымыли и закрыли, чтобы комиссии представить их чистыми. И в тот же день дали получку. Раз такое дело, бригада сложилась и погнала нас с Петькой, как самых молодых, в магазин.

Набрали мы в авоськи по списку водки, вина, пива, закуски, выпили по бутылке лимонада и пошли потихоньку назад. Не торопясь, чтобы вернуться, когда комиссия уберется. Правда. после бутылки лимонада нам захотелось вернуться пораньше, а про закрытые туалеты мы еще не знали.

Пометались мы с Петькой , пометались, а лимонад нажимает, и бегом к камерам, так и не успев отдать авоськи. Только спрыгнули – он в одну, я в другую, как слышу, лебедки заработали, оглянуться не успел: крышка наехала.

Когда крышка громыхнула над головой и стало темно, мне показалось, что кто-то ойкнул: “Ой, мамочки!” Я закричал: “Кто здесь?”. Никто не ответил. Ну, думаю, попался. А с другой стороны, думаю, может, это чтобы комиссия не увидела. Уйдёт – откроют И авоськи, главное, при мне.

Успокоился, сел на ощупь на трубу, закурил, сижу. Накурил. хоть топор вешай.

Прошло сколько-то времени, слышу, покрышке стучат и голос глухо спрашивает: “Эй, ленинградский, сидишь?”.Ору: “Эй, открывай, Дышать нечем!”А он отвечает: “Я вам, гадам, сколько говорил, закрою и не открою. Вот и сиди до понедельника”. Я взвился: “Да ты что, рехнулся, олень безрогий! Замерзну!”. А он: “Ничего. Там крантик есть, парком погреешься. А за оленя ответишь”. Потом, слышу, в соседнюю камеру стучит, над Петькой поиздеваться. Все, думаю, придется зубами стучать почти двое суток. Вот же скотина этот крановщик. Вылезу – возьму лом и поломаю ему руки-ноги.

Постепенно успокоился и от нечего делать принялся орать во весь голос: “Как побил государь Золотую Орду под Казанью…” Проорал, и только хотел заорать еще что-нибудь, слышу, кто-то жалобно вслипывает. “Кто там ноет?”- говорю. Не отвечает. Зажег спичку и пошел вдоль камеры в другую сторону. Только дошел до угла, как оттуда жалобный голос: “Ой, не подходи!”. Спрашиваю: “Ты кто такая?” Она отвечает: “Я”.- “Кто я?” – “Ну, я, Ира”. “Ты как сюда попала?”,- спрашиваю. “Да я хотела выйти, а ты спрыгнул. Я и спряталась” – и снова в слезы. Хотел подойти поближе, а она: “Только подойди поближе, буду кричать”. Я говорю: “Главное, громче кричи, а то до понедельника не услышат”. А она за свое: “Не подходи. Я знаю, все вы, ленинградцы, такие”. “Какие – такие?”- говорю. А она: “Сам знаешь”. Ага, думаю, это уже кое что.

Сижу, темнота начинает давить. А эта скулит.”Ты что, так и будешь до понедельника рыдать?

Думаешь, откроют?” А она говорит: “Там Зина сидит” - .”Где,- говорю,- какая Зина?”.Оказывается, они с подругой спрыгнули, как мы с Петькой, в соседние камеры. Получается, она там с Петькой. Так ей жалко подругу, она такая красивая, умная и хорошая.

Понемножку разговорились. Они с подругой после ремесленного училища приехали позавчера из Новгорода по комсомольским путевкам на строительство химкомбината. И вот так им не повезло в первый же рабочий день. Ей недавно исполнилось восемнадцать, подруге столько же .Жалко, что холодно и есть хочется. У нее была газетка, я поджег и показал запасы. Она обрадовалась, и мы в темноте пожевали немного, запивая пивом.

Сидели, разговаривали. Потом опять поели. Стало совсем холодно. Поэтому единогласно решили погреться водкой, если я не буду приставать. Потому что мужчины всегда пристают, когда девушки выпьют.

Наверно, в такой обстановке это было неизбежно, потому что потом мы грелись более естественным образом. И, естественно, Петька в своей камере грелся таким же способом.

Как пишут в романах: “А в это время…” Так вот, в это время бригада не знала, где мы с Петькой.

Пришлось, поругавшись, складываться и посылать еще раз. Уже в общежитии, почти ночью, крановщик признался, что закрыл нас. Выпито было много, поэтому бригада посмеялась и легла спать. Утром понадобилось похмелиться, а в магазине выпивки не оказалось по случаю воскресенья. Вспомнили о нас и отправились на завод. Крышку открыли, я выбрался на белый свет, но лезть в драку с крановщиком мне не захотелось. Открыли Петьку, и мы пошли. Наши ночные подруги показываться бригаде на глаза не захотели. В общежитии мы рассказали, как провели эту ночь, но нам не поверили. Ну и ладно.

Я пытался потом найти эту Иру, но ведь не будешь всем на комсомольской ударной стройке рассказывать, да, может быть. она и не Ира вовсе .А лица ее я практически не рассмотрел при огне от единственного клочка газетки. Так и не нашел.

Через несколько дней после этого приключения мы познакомились с Зизи. Это Петька её так назвал: Змеища Зинка или, сокращенно, Зизи. Петька как ее увидел, так и обалдел. Как оказалось, на всю жизнь. Змеища была удивительно хороша, просто чудо. Но с Петькой она желала поддерживать только приятельские отношения, как и со всеми остальными парнями, которые увивались вокруг нее. Поэтому, когда у нее стал расти живот, все были в недоумении: кто? Она ведь никому не отдавала предпочтения. Рожать она уехала к матери.

Нас призвали в армию, и год мы прослужили вместе в учебке. После сдачи экзаменов меня оставили дослуживать, а Петьку отправили в Алабино, а затем на Кубу “трактористом”. Мы нечасто виделись и после дембеля: я поступил сначала в вечернюю школу, а затем на вечерний в Техноложку, а Петька сразу же поступил в Горный и стал геологом.

Через десять лет я снова приехал на Алтай. Просто так, повидаться со старыми друзьями. И однажды в компании рассказал про ночевку в пропарочной камере. Ответом был такой хохот, какого я не ожидал. Оказалось, что Ирина, которая сидела здесь же, и есть та самая Ира, и что эту историю она уже рассказывала, правда, с некоторыми умолчаниями. Потом мне показали несколько фотографий Зизи с ее сыном. Боже мой, та же ухмыляющаяся Петькина рожица, только Петьки-ребенка. Зизи была замужем около года, работала мастером на том же заводе, жила по соседству. Пошли к ней.

Она “полезла в бутылку”. “Я и так знаю, кто отец, но этот же гад даже не признался”. Можно подумать, она призналась.

Конечно они обе знали, кто Костин отец, но не знали ни фамилии Петьки, ни отчества, ни откуда он сам, даже места работы. Обычное знакомство в общаге, со всеми вытекающими.

Мы сели с Ириной, написали Петьке письмо, вложили фотографию. Петька этого письма не получал. Да оно и не нужно было. Потому что от Судьбы не уйдешь.

Он встретил сына этим же летом, когда их экспедиция поднималась по Оби на катере. Мальчишки из пионерлагеря, стоявшего на берегу, угостили их свежей рыбой. Все заметили поразительное сходство Петьки и Кости. От Кости Петька узнал, что живут они без папы, что маму зовут Зина, а друзья называют ее Зизи.

Петька все же женился на Зизи. Вот так.

Сейчас у Константина Петровича есть внучка, судя по фотографии, точная копия прабабушки в детстве.

Вот такая история.