На выходе из барака мы столкнулись с Хмырём в тамбуре. Как обычно: куда прёшь, не видишь! А Тиль по ленинградской привычке: извините, мол, темно, тесно. И бочком-бочком.

Тиль – это сокращённо от “Тилигент”. Его так прозвал один бывший зэк, которому Тиль, тогда ещё Валерка, внушал, что “употреблять нецензурные слова при разговоре с женщиной мужчина не должен”. Зэк аж обомлел и только произнёс: “О. б…, тилигент ё…й”. По всему видать, он хотел заодно съездить ему по очкам, но передумал. И очень правильно сделал, потому что пошёл бы на больничный. Хотя называл его только Тилигентом. А мы сократили до Тиля, как Мухаммеда до Мухи. (Это бзик такой был: мол, американцы все имена сокращают, так мы же не хуже.)

Тиль был из ленинградской интеллигентной семьи, в Сибирь попал попробовать

“тяжёлую мужскую жизнь”. Наверно, начитался Джека Лондона.

После работы делать было нечего, глухая тоска. Одна женщина на четверых, выпивка только по праздникам по предъявлению “Комсомольской путёвки”, кино один раз в неделю, читалка забита до отказа. А уж снега – так по самое некуда. Оставался спортзал, в который наша компания ходила два раза в неделю. Штанга, бокс, классическая борьба. Кому что. Баскетбол – волейбол не для нас, это женское барахло.

В тот день мы шли в спортзал втроём: Муха, Тиль и я, остальные опаздывали. Только не надо думать, будто у этих двоих были кликухи, а у меня не было. Всё как у людей. Да.

Так вот, мы прошли, а Тиль извинился. Муха говорит: “Послушай старшего, правду говорю, доизвиняешься на свою шею. Надо знать, перед кем.” Он был старше Тиля месяца на полтора. Только Тиль не воспринял. И зря. Хотя, смотря как оценивать.

Тиль занимался боксом, потому что его уговорил тренер. Тот считал, что у Тиля прекрасные природные данные, надо только работать и работать, а общая дохлость пройдёт. За те полгода, что Тиль занимался, она ещё не прошла.

Оказалось, Хмырь недавно поселился в нашем бараке и нам приходилось с ним часто встречаться. Его внимание привлекал Тиль, мы это заметили, но не поняли, почему. Понял Муха, а мы ему не поверили. Ну не могло такого быть, потому что такого быть просто не могло. Именно так, не иначе.

Так вот, Хмырь старался попасться Тилю в тамбуре, узком месте каком-то, чтобы толкнуть Тиля, наступить на ногу и услышать “извините, пожалуйста.” Мы некоторое время считали, что это всё случайно, а на слова Мухи не реагировали. Вернее, реагировали, но неверно.

Встречи становились жёстче, Тиль начал что-то понимать и просить Хмыря не толкаться. Мол, можно же пройти мимо. Ответ был, естественно: а я не хочу и что ты, падла, со мной сделаешь! При нас, конечно, такого не было. Только Тиль как - то жался, что ли, когда надо было выходить в коридор одному. А там, оказалось, буквально поселился Хмырь в ожидании момента наслаждения. Только Муха со своим горским менталитетом и обострённым чувством собственного достоинства унюхал, что ли. А мы – нет. Муха как-то сказал Тилю, мол, дай ему в рожу, и всё будет в норме. Так а за что давать, собственно, ничего же такого не происходит. Значит, спросил Муха, будешь ждать, когда произойдёт? Мы слышали этот разговор, не понимая его сути, а Муха не стал объяснять. Мол, это дело Тиля.

Потом произошёл случай в столовой. Мы стояли в очереди, когда вошёл Хмырь и узрел Тиля, сидящего за столом, а рядом стоял Муха. Хмырь подошёл к столу, вытянул губы дудочкой, собираясь плюнуть в тарелку Тиля. В этот момент Муха быстро развернулся, схватил стакан с горячим чаем и плеснул его в рожу Хмырю. Плевок не состоялся.

Мы подошли к столу, держа тарелки в руках, не понимая, что происходит. Муха подскочил к Хмырю. “Ой, Хмырь, извини, пожалуйста, я нечаянно, правда, не хотел. Так получилось, извини, Хмырь.” Конечно, Хмырь не стал возникать на четверых, посмотрел на Тиля и ушёл.

“Ну так и дальше будешь ждать, Тиль?” – спросил Муха. Тиль в недоумении: “Так а за что ты ему чаем? Он же горячий.” Муха махнул рукой и ушёл.

На следующий день мы пошли в спортзал, не дожидаясь Тиля. Он пришёл позже нас и сразу пошёл умываться. (Это сейчас на стройке раздевалки, а тогда мы переодевались в бараке.) Конечно, Хмырь не мог упустить момент, особенно после вчерашнего чая. И не упустил.

Тиль в одних трусах стоял, согнувшись, около умывальника, свои часы, подарок родителей, положил на бачок. Хмырь сунул руку между ног Тиля, прихватил рукой и Тиль буквально взвыл. “Да ты чего, тварь, не нравится, что ли? Пожди, ещё краше будет. Черножопого твоего нету, так ты у меня попляшешь.” Хмырю ситуация нравилась, только непонятно, на что он рассчитывал: мы ведь в любом случае придём. Видно, вчерашний чай…

“Ты гля, - обрадовался Хмырь, - бочата. Да противоударные, так поспробуем, ага?” – Грохнул часы о цементный пол, топнул каблуком по ним и с сожалением сообщил: “Cлышь, сучонок, не тот товар, не держут ударов, совсем.” Он явно наслаждался беспомощностью Тиля и немного расслабился. Часами Тиль очень дорожил и вид растоптанных подонком часов перевёл Тиля в другое психическое состояние.

Он потом рассказывал, что в голове будто стекло разбилось, звон тонкий такой, и будто мокрой тряпкой по мозгам слегка шлёпнуло.

Тиль нагнулся, ухватил большой палец Хмыря, резко отжал, тот вскрикнул. Тиль ударил локтем назад, развернулся и влепил Хмырю серию ударов, которая у него почему - то плохо получалась в спортзале. А здесь всё получилось.

Хмырь схватился за разбитое лицо и заорал. Выскочила дежурная Машка - дура, пыталась схватить Тиля за руку, тот рявкнул на неё, она в испуге отскочила и побежала за милиционером.

Озверевший Тиль с воем молотил Хмыря по печени, по сердцу, по поганой роже. Хмырь оседал по стенке, а Тиль, откуда силы взялись, вздёргивал его вдоль стенки и снова молотил. Потом, непонятно откуда, у него в руках появилась табуретка, которую он разбил о Хмыря.

Пришедшие с работы ребята только охали, глядя на Тиля и Хмыря, но никто не вмешивался, видя озверевшего Тиля. Хмырь всем осточертел, его всё равно отвалдохали бы. Просто Тиль сделал это раньше. По-моему, именно так обстояли дела.

Тиль не помнил, как очутился в комнате, зачем разбил стул, порвал наволочку. Потом все силы ушли, захотелось спать. Он лёг и заснул.

Ребята вытащили изуродованного Хмыря за ноги на улицу. Прибежавшему милиционеру они сказали, что “так всё и было ”. Тот вошёл в комнату, посмотрел на разбитые кулаки Тиля, хмыкнул и ушёл. Хмырь был поперёк горла и ему.

Утром Тиль молча пошёл на работу, а мы ни о чём не спрашивали. Так оно и шло до весны. Как - то забылось потихоньку.

Было уже совсем тепло. Мы играли в мяч, “буцали” его друг другу около барака. И Юрка, кажется, заорал: “Мужики, Хмырь, смотрите!” А мы уже и забыли о нём. Хмырь, какой - то жёлтый, с кривым носом, помогая себе палкой, подошёл Тилю и заискивающе улыбнулся: “Ну ты здорово меня ухайдокал! Думал, ваще загнусь. Теперь лягавые до - мой отпустили, я тут на поселении…был. Так я щас шмотки у Машки и на вокзал. Там и дождусь поезда. А ты мужик! Да.” - Хмырь пошёл к бараку.

Тилю было нехорошо. Хмырь его похвалил, а сам он так не сделал бы. По сути, Хмырь стал инвалидом. За это хвалить?! Тиль научился бить не из - за Хмыря, просто Юра, тренер, уговорил его заняться боксом. А чем ещё заниматься здесь, если не спортом?

Всё это Тиль изложил нам, когда мы сказали ему, мол, видишь, как всё просто: начистил рыло подонку – и всех делов. Нет, сказал Тиль, я сам такое же дерьмо, как Хмырь. Он сводит всё к мордобою, я тоже так сделал. Чем я лучше?

Мы пытались объяснить ему, что есть такие уроды, которые слов просто не понимают, они всех делят на сильных и слабых. И над слабыми издеваются. А ты тогда в тамбуре извинился, то есть, показал свою слабину. Значит, дал ему волю. Так что, сказал Тиль, я должен идти в детсад и топтать там малышню?

“Такой человек, - сказал Жорики, - блаженный, его не вылечить. Оставьте его в покое”. Может, надо было сразу Хмырю указать, Муха должен был нам растолковать, если сразу понял.

Конечно, Муха должен был объяснить, я считаю. С другой стороны, а что бы мы сделали? Ну, даже если бы поверили. Вот сошлись, скажем так, двое таких. Хмырь всё равно не отошёл бы, пока не получил по харе. И что дальше? Всё равно уже не

воспитаешь ни того, ни другого.

Да и вообще, стоит ли воспитывать таких, как Тиль?