Высушенный хвост белого кролика с пришитой свинцовой пластинкой назывался жосточкой. Хвост должен быть только белым, иначе это не жосточка, а так себе. Жосточку надо было буцать, то есть, подбрасывать внутренней стороной голеностопа, чтобы она взлетала вертикально, не улетала в сторону. Для этого приходилось поднимать голеностоп выше поясницы, отводя колено в сторону. Вот попробуйте и тогда поймёте, что это не так уж просто – буцнуть несколько раз подряд. А были мастера буцать по сто и более раз подряд одной ногой.

Буцали, как правило, на щелбаны разного вида: сухие, мокрые, с оттяжкой, с замахом. Иногда буцали на “а слабо?!”, но редко.

Мама жосточку ненавидела. Ну как можно толпой стоять и смотреть, как не выучивший уроки балбес машет ногой, что в этом интересного? Столько книжек нечитанных лежит в библиотеке, столько у нас дома, а вы стоите с одурелым видом и смотрите, как буцают жосточку. Она даже вместо “бить баклуши” говорила “буцать жосточку.”

Эта жосточка изменила всю мою жизнь.

В те времена я страстно мечтал стать лётчиком-истребителем, летать быстрее звука. Мы с Витькой взахлёб читали многочисленные популярные брошюрки, в которых в доступной форме описывали принципы работы и устройство реактивных, турбореактивных, турбовинтовых и прочих подобных двигателей. К нашему сожалению, построить модель турбореактивного или подобного двигателя было невозможно, а для ракетного не было пороха. Вот сразу после войны его было полно в патронах, снарядах, найденных в лесу. Всякого-разного. Мы жгли его десятками килограмм. А теперь его уже не было. Кто же мог тогда подумать, мы же малышнёй были. Это сейчас уже в пятом классе, соображаем, что к чему.

Эти брошюрки подсовывала мама, стараясь оторвать нас от буцания жосточки. Поскольку пороха не было, ей это удавалось слабо. Мечту невозможно было воплотить без пороха. Оставалось только буцать жосточку.

Среди подобной научно- популярной литературы нам попалась “Занимательная химия” Перельмана..

Занимательные математика, физика, геохимия, астрономия, ботаника и прочее такое нас не заинтересовали. Вот разве что радиотехника, но там были трудно решаемые проблемы с изготовлением детектора и устройством антенны. Для усилителя нужны были батареи и лампы, то есть, деньги. А вот химия это да! Там можно было самому сделать порох и даже взрывчатку! И без денег.

Порох плохо горел, гораздо хуже, чем тот, найденный сразу после войны в лесу. Об изготовлении бездымного пороха там было рассказано в общих чертах, не разгуляешься. Нужны были компоненты, в том числе концентрированные кислоты, целлюлоза. А где взять? Химическую посуду, допустим, можно попытаться спереть в школьном химкабинете, так нас туда ещё не пускают. И в школьный кружок не принимают, только с седьмого класса. Обидно, потому что занимались они там сущей ерундой, о порохе даже не думали. Не говоря уже о ракетных порохах. И мы решили сделать свои собственные ракетные пороха. Мы изобретали “новые технологии” получения порохов. За этим интересным занятием мы не заметили, как перешли в шестой класс.

В книжке Перельмана было написано, что очень мощно взрывается очень простое соединение йода, и как его получить. Только там было сказано, что после фильтрования этого соединения надо осадок выбросить в раковину и смыть водой, а взрываться будет высохшая фильтровальная бумага. И взрыв будет красивым. Если же осадок не выбросить, можно потерять голову. Как раз на это мы обратили особое внимание. Немножко позже, потом.

А у нас была очень нелюбимая учительница географии Таисия Тимофеевна (Таська в нашей интерпретации), особа истеричная. К тому же, она говорила по-украински с русским акцентом. “Не може мовити, як усi люди”, - говорили мы, потому что “усi люди” по-русски и по-украински говорили без акцента. Только по-русски разговаривала учительница русского языка и литературы, но мы её в этом не обвиняли, потому что она была нашей любимой учительницей. А вот с Таськой предстояло разобраться. А то чего она, в самом деле! Вот пусть попрыгает.

Провели дома эксперимент и полюбовались фиолетовым облаком взрыва промокашки. Так здорово!

Перед уроком географии мы с Витькой разбросали влажные клочки промокашки под учительским столом и вокруг стула. К середине урока все они высохли. Таська зацепила ногой промокашку и та щёлкнула довольно громко. Таська взвизгнула и вскочила. У неё под ногой щёлкнула ещё одна промокашка, поползло фиолетовое облачко. Потом ещё одно, ещё одно. Она завизжала. Мы были счастливы, весь класс наслаждался. Таська боялась сделать шаг в любую сторону, не понимала, в чём дело.

Уроки были сорваны. Об этом мы как-то не подумали. Тамара Ивановна, химичка, сразу сказала: “Йодистый азот! Кто, признавайтесь!” Ну да, конечно. Вот так, прямо сейчас, только шнурки погладим, а то неудобно в неглаженых. Дежурного по классу долго мурыжили, и зря. Просто мы разбросали свёрнутые в комок промокашки сразу после звонка, когда все входили в класс.

Мы сразу убедились в могуществе химии и решили стать химиками. О жосточке мы забыли на некоторое время, не до неё было. Надо было делать порох и запускать ракеты.

Всё осложнялось широтой наших интересов. Вернее, не осложнялось, а просто приходилось отвлекаться на изготовление приборов управления. Не может же ракета лететь просто так, без управления. И надо было решать, как она будет приземляться. Иначе ракет не напасёшься.

Стали делать передатчик и приёмно-командное устройство. И начали с антенны передатчика. Установили её на крыше, привязали к трубе и закрепили растяжками. Провод от будущего передатчика спустили в окно. Всё было нормально, но вмешалось Что-то или Кто-то, не знаю наверняка. Но вмешательство было, это точно. “Оно” не допустило изобретения нового мощного ракетного пороха. Его изобрели другие, не мы.

Нам как раз потребовалась большая порция йодистого азота, но насколько большая, мы не определились. Поэтому изготовили около двух чайных ложек. Надо было его слегка подсушить, а чтобы ничто не мешало, положили его на крышу, на трубу и прижали камушками. Одного камушка не хватило, положили кусочек хлеба.

Нас позвали обедать. Ну какой тут обед, когда решается такое дело!

У Витькиной матери был приймак по прозвищу Мышко дурный, так себе человечишка. Но после войны с мужиками было туго. Так вот, Мышко дурный сидел под окном и читал учебник водителя, имитировал руками-ногами переключение передач. Это было его любимое занятие. Смотреть было смешно. Он злился, когда это видел, хотел нас побить. Только вот меня стукнуть боялся из-за моего отца, а стукнуть Витьку не позволяла его мать.

Надо было лезть на крышу снимать порошок, а то, если высохнет, к нему даже притронуться нельзя – взорвётся. И тут прилетела ворона, села на трубу. Мы остолбенели. Ворона клюнула кусок хлеба – и исчезла в грохоте взрыва и осколках разлетевшейся трубы.

Мышко дурный в испуге вскочил, зацепился за провод антенны, потянул его на себя. Остатки антенны упали на электропроводку и Мышко дико заорал. Мы видели, как его трясло. Витька опомнился, схватил древко антенны и стянул его с проводов. Мышко упал, где стоял.

Выскочили мои родители и сразу всё поняли. Отец снял свою портупею и вздрючил меня, приговаривая: “Вот тебе химия, вот тебе твоя химия, вот тебе ещё пару раз.” Мама хватала его за руку: “Хватит, перестань, что ты делаешь, ему больно.” Сидеть я не мог.

Витьку пытался поколотить Мышко дурный, вдохновлённый примером моего отца, но Витька схватился за топор: убью, только подойди. Спать он лёг, оказалось, с ножом. Ночью Мышко, взяв ремень, врезал раз по спящему Витьке и получил ножом в ногу. Обозлённый неудачей, Мышко днём избил Витькину мать. Правда, она не жаловалась, но видно было. Витька шипел: я ему не прощу, вот будет момент, будет.

Нам пришлось опять перейти к жосточке. Только это было уже неинтересно. А что ещё делать? Мы начали читать фантастику, а там всё про космические корабли. Опять же, реактивные двигатели. Сплошная тоска.

Вскоре мы переехали, я потихоньку принялся читать химическую литературу. А Витька, оказалось, увлёкся математикой.

Ему очень не повезло. Как-то пьяный Мышко замахнулся на Витькину мать горячим утюгом, Витька ударил его по голове колуном. Отсидел в детской колонии, отслужил в армии и приехал домой. Итого шесть лет. Мышко был ещё живой. Парализованный, немой, отёкший весь, лежал на Витькиной кровати. Витька сказал: “Мама, а давайте я его добью, чего Вы с этой… мучаетесь!” Мышко замычал, посинел. Ночью он умер. Витькина мать заплакала: “Господи, избавил Ты меня, наконец. Столько лет!”

Когда мы с ним снова встретились, он сказал: “Если ты совсем дурак, можно и химией заняться, а чего. Некоторые даже стихи пишут.” Я ответил: “Конечно, а то есть которые в математику подались.”

Мы оба засмеялись.