Глава 14

На борту «Божьего суда»

Каролину не оставляло ощущение неправдоподобности происходящего. Она словно видела себя со стороны, стоящей на корме корабля со зловещим названием «Божий суд», корабля, уносящего ее прочь от Порт-Рояля, вернее, от того, что от него осталось. Каролина смотрела вниз, на пенную дорожку за кормой. В ней что-то надломилось: человеческий рассудок отказывался понимать происходящее. Погибли тысячи людей. Мертвые тела плыли по воде. Но и оставшимся в живых грозил голод. В довершение всех бедствий разлившаяся Кобра затопила тягучей грязью черепашьи кладки, похоронив под слоем ила несчастных созданий, составлявших основную пищу островитян. Жалкие остатки домов занесло илом. Река подмыла берега, расположенное в верховьях реки кладбище стало достоянием моря. Надгробья затонули, деревянные кресты и гробы, полуразложившиеся трупы плавали в море далеко за пределами того, что еще вчера называлось городом.

Вот какая жуткая, внушающая суеверный страх картина открывалась перед взором Каролины, а построенный на песке город продолжал медленно сползать на дно морское. Там, где были улицы, жадно шныряли акулы. Скоро все должно было исчезнуть без следа: мачты некогда нарядных кораблей, трубы, из которых некогда валил дым, все… Трем сокрушительным землетрясениям, выпавшим на долю Порт-Рояля, суждено было предрешить судьбу пиратской столицы и самого пиратства.

Губернатор Уайт был удивлен и раздосадован, когда вместо его приятеля капитана Симмонса к нему пожаловал его сын. Юный Симмонс был неопытен и горяч. Отец его два дня, вернее, две ночи назад умер во сне, и сын вынужден был принять на себя командование кораблем. Именно вынужден, ибо работа капитана отнюдь не была ему по душе и по силам. Бесчинство матросов, грубовато-простодушная сердечность старшего помощника — здоровяка и великана, как и его мощное рукопожатие, сдержанность его ровесников — младших командиров — все раздражало его.

Юный Симмонс был перепуган тем, что увидел в Порт-Рояле.

— Кругом мертвецы! — истерично восклицал он. — А где пристань, где склады? Где город, в конце концов?

Он согласился взять Каролину на борт — за тройную плату. Возможно, можно было бы начать торг и урезонить обнаглевшего юнца, что Каролина и собиралась сделать, но тут кто-то шепнул страшное слово «чума», и Симмонс совсем потерял рассудок. На все просьбы губернатора взять еще пассажиров он ответил категорическим отказом и в спешке, покинул негостеприимный порт.

На закате они уже шли к Наветренному проливу между восточной оконечностью Кубы и северо-западной частью Эспаньолы. Каролина встретила закат в капитанской каюте, куда ее пригласили на обед. Сюда же по ее просьбе принесли иголку и нитки, чтобы она могла привести в порядок свое изорванное платье.

— К сожалению, у меня нет женской одежды, которую я мог бы вам предложить, — извинился молодой капитан, с явной симпатией глядя на хорошенькую пассажирку, выглядевшую весьма соблазнительно в своей желтой ситцевой юбке, сквозь многочисленные прорехи которой светилось голое тело.

— Естественно, раз у вас нет женщин на борту, — со вздохом сказала Каролина.

— Но я мог бы вам одолжить что-нибудь из моего платья, — предложил капитан и вспыхнул при этом.

Каролина пребывала в нерешительности. Она не очень-то дружила с иглой, а наряд ее требовал основательной починки… С другой стороны, будучи единственной женщиной на борту и чувствуя пристальное внимание к собственной персоне, она понимала, что, появись она на палубе в брюках, ее легко смогут поставить на одну доску с некоронованной царицей Нью-Провиденс, не отличавшейся особой разборчивостью в нравах, а этого бы ей не хотелось.

— Нет, думаю, я смогу обойтись тем, что есть, — торопливо ответила Каролина.

— Ну что же… Как вам угодно. Не хотите ли полынной настойки?

— Нет, благодарю, — сказала Каролина, не любившая горького пойла, столь популярного в Порт-Рояле.

Молодой капитан был разочарован. Он успел наслушаться историй о Серебряной Русалке и надеялся встретить более раскрепощенную, если не развязную женщину.

— Что случилось с вашим мужем? — как-то спросил он. — Капитан Келлз был в Порт-Рояле, когда началось землетрясение?

— Нет, — ответила Каролина; солгать было не трудно, тем более что она уже отрепетировала эту версию с губернатором. — Поскольку наш дом оказался разрушен, я посчитала за лучшее вернуться в Англию и подождать там, пока он за мной пришлет.

Молодой человек за столом напротив задумчиво вертел в руках бокал. Только сейчас он, кажется, сумел оценить преимущество, которое дает командование кораблем. Этот корабль был его собственностью, и ему не составляло труда воспользоваться радостями, которые обещало общество этой соблазнительной женщины.

Каролина угадала его мысли.

— Говорят, — как бы невзначай обронила она, — что мой муж — лучший фехтовальщик здесь, на Карибах. А вы какую шпагу предпочитаете — длинную или короткую?

Каролина видела, как вздрогнул тщедушный юнец.

— Честно говоря, никакую, — сказал он и деланно рассмеялся. — Я убежденный пацифист. — С этими словами он налил себе еще бокал абсента.

— В самом деле? — ответила ему смехом Каролина. — И с такими убеждениями вы решились выйти в море? Наветренный пролив — опасное место. Он кишмя кишит пиратами с Нью-Провиденс. Скажите мне, сколько у вас на борту пушек?

Отец нынешнего капитана Симмонса был храбр до безрассудства. Его рассказы ужасали сына, особенно тот, о корабле с мертвой командой, поэтому он с такой быстротой ретировался из порта. Когда сквозь опасные воды корабль вел отец, младший Симмонс все равно не мог отделаться от страха, но теперь, когда командовать придется ему самому… К тому же эта наглая особа его еще и дразнит!

— А вам случалось проходить сквозь Наветренный пролив? — с некоторым нажимом поинтересовался он.

Каролина кивнула.

— Конечно. Тортуга будет справа от нас, когда мы станем проплывать мимо Эспаньолы. Я жила на Тортуге.

«Кажется, это было в другой жизни».

Капитан Симмонс-младший еще глотнул вина.

— Вы должны рассказать мне об этом острове, — капризно заявил он. — Я никогда там не бывал и вряд ли буду.

— Я слишком устала, чтобы сегодня беседовать с вами, — вздохнув, сказала Каролина. — Можно мне уйти к себе?

Капитан Симмонс уже почти решил предложить ей разделить каюту с ним, но словно вскользь брошенные Каролиной слова о редких боевых навыках ее мужа поколебали его решимость.

— Я позабочусь, чтобы вам приготовили все необходимое, — пробормотал он, удаляясь.

«Итак, я была права, — мрачно заключила Каролина. — Он решил не только содрать с меня три шкуры за провоз, но и заставить греть его постель!» Теперь она должна поддерживать в нем, да и в прочих желающих воспользоваться ее благосклонностью, уверенность в том, что Келлз жив. Так и только так сможет она защитить себя. «А я еще что-то говорила про Порт-Рояль! Что он полон опасностей для одинокой женщины!» — едва не воскликнула она с горечью.

Уставшая донельзя, Каролина была рада воспользоваться приготовленной для нее каютой. Одарив капитана несколько вымученной улыбкой, она захлопнула дверь перед его носом и упала на койку. Каролине казалось, что, оставшись одна, она тотчас же разрыдается, но усталость взяла свое, и она провалилась в сон, едва голова коснулась подушки.

Сон пришел, но это не был ни спокойный, мирный сон, ни мертвый сон без сновидений. Ее мучил кошмар: она вновь переживала землетрясение. Все повторялось в ужасающих омерзительных подробностях.

Во сне она стояла на крыше дома, точь-в-точь как это было в действительности, но только падение было более быстрым и более страшным. На этот раз перед ней разверзлась земля, и она вместе с остальными полетела в расщелину. Дом ее каким-то чудом летел на дно пропасти вместе с двумя соседними, а она отчаянно цеплялась за перила, стараясь остановить стремительное падение.

Каролина закричала, чувствуя, как песок набивается в рот, не давая дышать. Вот-вот ее поглотит земля… нет, вода. В отчаянии она осознала, что находится в воде и вокруг нее катятся волны.

И тут перед ее взглядом предстало зрелище, которое ей уже не дано забыть, зрелище, затмившее все кошмары Порт-Рояля.

Она видела перед собой похожую на птичью лапку руку, торчавшую из воды. Руку, сжимавшую колье с рубинами и бриллиантами. И вдруг сквозь шум и грохот до нее донесся голос Келлза. Он шел откуда-то издалека, возможно, сверху. Он говорил каким-то несвойственным ему, тусклым голосом, почти бубнил занудно: «Я думал воспользоваться твоим колье как последним резервом…» А потом в темных глубинах она увидела его лицо и глаза, полные укоризны.

Ее разбудил собственный крик, не крик даже, а отчаянный вопль, словно сама ее душа превратилась в крик. А затем стук — и этот стук оказался реальностью: кто-то отчаянно колотил в дверь. Своим криком она разбудила еще кого-то.

— Простите, — не открывая, ответила она дрожащим голосом, — меня мучил кошмар.

За дверью недовольно пробурчали что-то и затем донесся звук удаляющихся шагов. «Наверное, сейчас капитан уже пожалел о том, что взял меня на борт», — подумала Каролина.

Сон странно подействовал на нее. Он загадочным образом послужил встряской. Только теперь с потрясающей отчетливостью она осознала, что она живет, только теперь одна, без Келлза.

«Келлза не стало. Я осталась одна. И навеки останусь одинокой».

И вот тогда пришли слезы. Словно прорвало плотину. Каролина не могла остановить их. Она проплакала весь этот день и весь следующий.

Капитан Симмонс был крайне разочарован. Он ждал, что красивая женщина, отказавшись украшать собой его ложе, по крайней мере скрасит его одинокую трапезу и составит компанию в прогулках по палубе. Но надежды его оказались призрачны. Между тем корабль шел прежним курсом: прямо к Наветренному проливу, а прекрасная леди предпочитала оставаться в каюте.

С этим надо было что-то делать, и Симмонс нашел способ вытащить ее из добровольного заточения. Он распорядился, чтобы ее не кормили.

 

Глава 15

Мера возымела действие. Каролина была молода и здорова, и голод дал о себе знать. Она решила подняться на палубу и выяснить, почему ее перестали обслуживать. Неужто капитан, этот юнец, решил заставить ее делить с ним каюту под угрозой голода? В конце концов, она заплатила за свое место на его корабле, и он обязан кормить ее — как пассажирку.

Сверкая глазами, она подошла к двери капитанской каюты. Слезы ее наконец высохли, и она решила: жизнь продолжается.

В этот момент корабль качнуло, он накренился, и Каролину швырнуло к стене. Не удержавшись, она упала.

Но тотчас же, поднявшись на ноги, одернула платье и пошла по направлению к трапу, ведущему на палубу, откуда лился дивный солнечный свет. Утро выдалось замечательное — солнечное, с легким приятным ветерком. Но Каролина не успела вдоволь насладиться красотой тропического утра. Внимание ее привлекло оживление на корабле. На палубе происходило что-то необычное: матросы сновали туда и обратно — по-видимому, шли какие-то серьезные приготовления. Но к чему?

Каролина осмотрелась. Странно, но солнце должно было находиться совсем с другой стороны. Боже, они шли на северо-запад, а не на северо-восток, как следовало согласно маршруту.

Увидев капитана, она подошла к нему.

— Капитан Симмонс, мы что, сменили курс? Что случилось?

Глаза капитана бешено сверкали.

— Неужели вы не видите вон те корабли?! — воскликнул он, показывая куда-то на восток. — Это испанцы!

Каролина прикрыла ладонью глаза и внимательно посмотрела в указанном направлении. Действительно, на горизонте виднелись два крохотных кораблика.

— Откуда вы знаете, что это испанские корабли? — спросила она осторожно.

Надо заметить, что развевающиеся красно-желтые полотнища существовали только в воображении трусливого капитана, но он настолько крепко поверил в то, что видит именно испанские флаги, что вопрос показался ему оскорбительным.

— Это же очевидно! — презрительно фыркнул Симмонс. — Я видел корабли в подзорную трубу.

Каролина взглянула на него с усмешкой.

— Они больше похожи на соляные суда с Турецких островов, да и идут они оттуда. Кстати, раз уж мы встретились… Не могли бы вы объяснить мне, почему юнга перестал приносить мне еду?

До сего момента юный капитан Симмонс намеревался лишь сделать небольшой вираж — увернуться от кораблей, скорее всего испанских, прошмыгнуть через пролив Крукед-Айленд и повернуть на восток, в Атлантику, чтобы дальше уже без препятствий плыть в Англию. Но сейчас, поддавшись панике, уверив себя в том, что испанские суда непременно нападут на его невооруженный корабль, он вдруг принял другое решение.

— Я передумал идти в Англию, — холодно усмехнулся он. — Мы держим курс на Филадельфию.

— Но я заплатила за то, что меня доставят в Англию, — возразила Каролина. — Вы же не…

Капитан смотрел на эту островную красавицу со смешанным чувством — он желал ее и ненавидел. Как смеет она выглядеть столь возмутительно беспечной, когда их вот-вот могут потопить одним залпом испанской пушки? И еще этот вчерашний сон — он почти наяву стягивал с нее это плохо зашитое желтое платье, ласкал эту шелковистую кожу, сжимал рукой полную грудь… И кто помешал ему вдоволь насладиться грезами? Она же сама… Своими истеричными воплями.

— Ваши деньги будут вам возвращены! — вырвалось у него. — Когда мы прибудем в Филадельфию, — добавил он, немного поостыв.

«И там же я продам эту посудину, — подумал он. — И больше никогда в жизни не выйду в море! Господи, да я едва избежал смерти в Порт-Рояле — если бы прибыл туда чуть раньше, мой корабль разлетелся бы на куски, как все суда, застигнутые стихией в этом проклятом порту!»

Каролина даже отпрянула, столько злобы было в его взгляде. Потом поняла, что злоба эта — следствие страха. Она вздохнула. В конце концов, какая разница, откуда плыть в Англию, отсюда или из Филадельфии? Да, времени уйдет побольше, но ведь капитан Симмонс вернет деньги, а их с лихвой хватит на путешествие в Англию, да еще и останется на покупку приличной одежды. И ей не придется ходить в Лондоне в наряде нищенки!

— Хорошо, — примирительно сказала Каролина. — Филадельфия так Филадельфия. Но, поскольку до сих пор завтрак мне никто не подал, позвольте спросить: не хотите ли вы уморить меня голодом еще до прибытия в Филадельфию?

Юный капитан принял надменный вид.

— Найдите юнгу и велите, чтобы принес вам завтрак. Только имейте в виду, горячей пищи на борту не будет до тех пор, пока не минует опасность!

С этими словами капитан красноречиво указал на корабли, видневшиеся на востоке.

Каролина вспоминала, как управлял кораблем Келлз, и сравнение было далеко не в пользу капитана Симмонса. Ни слова не говоря, она пошла искать юнгу, который смог найти для нее только сыр и галеты. Между тем крохотные кораблики понемногу увеличивались в размерах.

К полудню все знали, что капитан оказался прав. То были испанцы.

Каролина надеялась, что к ночи корабль успеет проскочить пролив Крукед-Айленд и выйдет в открытый океан. Но капитан в силу неопытности или, возможно, побоявшись, что ветер окажется недостаточно сильным для того, чтобы выполнить эту задачу, повел корабль в самую гущу мелких островов, то был настоящий рай для пиратов. Эти острова, Багамы, здесь называли по-своему — «мелочью». Прямо по курсу находилась бухта Мертвеца, по правому борту — Ромовая бухта, сами названия за себя говорили. Вероятно, в порыве отчаяния Симмонс метнулся на запад, надеясь достичь Флоридского пролива, и едва не посадил корабль на мель.

Глядя на совершенно растерявшегося капитана, Каролина в конце концов решила, что ему нужен совет.

— Будь на вашем месте Келлз, — сказала она как бы между прочим, — он заманил бы преследователей на мель, петляя среди островов.

— Точь-в-точь как я говорил вам, капитан, — пробормотал кто-то из младших офицеров.

Симмонс, нахмурившись, взглянул на Каролину, потом на своего подчиненного. Капитан был слишком молод и неопытен для той ответственности, которую ему пришлось принять на себя в связи со скоропостижной кончиной отца, так и не успевшего передать ему ничего из собственного опыта.

— И что вы сейчас мне посоветуете? — в страхе закричал он пожилому офицеру.

Лицо Симмонса посерело, глаза расширились, он с ужасом смотрел на приближающиеся корабли с гордо реющими под мачтами багряно-золотыми флагами.

— Я бы взяла круто вправо мимо мыса Дьявола и оторвалась от них, огибая Кошачий остров, — сказала Каролина, у которой, впрочем, никто совета не спрашивал.

Мужчины повернулись и уставились на нее во все глаза.

— Конечно, — весело добавила она, — только Келлз может совершить такой ловкий маневр — обогнуть Кошачий остров и оказаться у них за спиной, чего никто не ожидает. А вам надо поскорее выйти в открытое море.

— Убирайтесь отсюда и займитесь каким-нибудь делом! — взорвался молодой капитан. — Вести корабль — мужское дело.

Каролина, пожав плечами, удалилась. Однако заметила, что после недолгого совещания корабль сменил курс. Вскоре к ней подошел офицер, присутствовавший при ее разговоре с капитаном.

— Мы все полагаемся на вас, леди, — тихо, чтобы не услышал Симмонс, проговорил он. — Капитан слишком молод и неопытен, чтобы командовать кораблем. И этого не случилось бы, не умри так внезапно его отец. Старый Симмонс непременно последовал бы вашему совету и выскочил бы в открытое море. Но наш капитан несколько… трусоват. Он слышал сказки об инквизиции. Может, там все так и есть, не знаю, да только он ужасно боится угодить в лапы «донов». Он хочет обогнуть Кошачий остров и затем, направив корабль к острову Элевтерия, рвануть в Филадельфию.

— И что вы думаете о его плане?

Офицер пожал плечами:

— Я думаю, он всех нас угробит. Но приказ капитана есть приказ.

Каролина, опираясь на перила, задумчиво смотрела на приближающиеся галионы. Море было ярко-синим, небо — лазурным. Они шли так близко от островов, что слышно было щебетание лесных птиц. Над Каролиной гулко хлопали белые паруса, и даже не верилось, что с ними может случиться несчастье. Тем не менее галионы явно преследовали их. Если бы только капитан мог проявить твердость и волю… Но он был лишен и того, и другого.

Весь день они играли с испанцами в кошки-мышки, огибая Кошачий остров с востока. А ночью оказались у опасных рифов изрезанного мысами берега Элевтерии. И тут капитан решился наконец взять севернее, на Филадельфию. Ночь выдалась на редкость темная, безлунная. Их словно накрыли одеялом. Паруса повисли в безветрии, и судно едва тащилось. Оставалось лишь гадать, где окажутся испанцы утром. Каролина задавала себе этот вопрос, когда ложилась спать. А что, если их захватят испанцы? Какая участь ждала ее в этом случае?

Каролина старалась об этом не думать. Впрочем, не думать об испанцах оказалось совсем не трудно. Теперь, когда оцепенение прошло, стоило ей остаться одной — и мысли неизменно возвращались к Келлзу. Но Келлз погиб, и теперь даже испанский плен казался не таким уж страшным. Каролине вдруг стала почти безразлична собственная судьба. Не все ли равно, что с ней случится, если Келлза не будет рядом?

Жить ей или умереть — решит провидение.

Вот уж не зря говорят: не родись красивой, родись счастливой. Каролина могла добавить к этому, что богатство тоже ничто по сравнению с удачей.

Но ни она сама, ни ее старшие сестры не были любимицами фортуны. Пенни, старшая из них, красавица, девушка, как говорят, с характером — пропала много лет назад и, наверное, уже покоится где-нибудь в филадельфийской земле. Вирджи, средняя сестра, мало видела в жизни счастья, пока наконец не вышла замуж за брата Келлза. Впрочем, в своем нынешнем пессимистическом настроении Каролина не была вполне уверена в том, что семейная жизнь ее сестры в Эссексе так уж безоблачна.

Что же до самой Каролины, то ей довелось испытать немало всего, пока она не оказалась рядом с Келлзом. Но и потом не все шло у них гладко. Трижды между ними пробегала кошка: вначале они едва не расстались из-за взаимного непонимания, потом — из-за наветов и кривотолков, а теперь их навеки разлучила досадная, трагическая случайность. Если бы Келлз не вернулся в город в тот самый день, в тот час…

Более удачливый человек избежал бы такой нелепой смерти.

Женщина удачливее Каролины смогла хотя бы попрощаться с любимым по-человечески.

Губы Каролины сложились в горькую усмешку. Кто сказал, что добро торжествует над злом? Достаточно взглянуть на Робина, маркиза Солтенхэма! А чего стоят Реба и ее мать! Вот они действительно торжествуют в мире, где правит зло! Это они, а не Каролина роскошествуют в Англии, абсолютно уверенные в том, что Робину никогда не придется отвечать за свои преступления! Разве мучает их раскаяние от сознания того, что за него будет страдать невиновный, тот, кого они оболгали и заставили покинуть родину?!

А теперь Келлз мертв и никогда не сможет выступить против Робина, никогда не сможет восстановить свою репутацию честного человека.

Каролина смотрела в темноту с мрачной решимостью. Что ж, она возьмет на себя труд и смелость, сделает так, чтобы правда восторжествовала. Она должна это сделать во имя и от имени Келлза.

Перед ее глазами возник Робин, возник таким, каким она помнила его и каким некогда любила или думала, что любит. Каролина вспоминала время, когда едва не променяла Келлза на красавца маркиза. Как могла она, завороженная дьявольской красотой этого мужчины, не увидеть пустоты в его холодных серых глазах? Келлз и Робин — как похожи они внешне, но при этом такие разные. Робин был словно оборотной стороной Келлза. Келлз олицетворял собой свет, Робин — ночь. Две стороны Луны… Когда-то Каролина тешила себя мыслью, что сможет изменить Робина. Наивная дурочка! Ночь не превратить в день, черное не сделать белым…

Теперь Каролина стала старше и мудрее. Теперь она знала, что люди не меняются, меняются лишь обстоятельства.

Робин и ее подруга Реба, маркиз и маркиза Солтенхэм, смело шагали по трупам, не слыша стенаний тех, через кого они переступили, строя на телах поверженных фундамент своего собственного благополучия.

Жизнь — жестокая штука.

Упав на койку, Каролина закрыла голову руками. Ей хотелось уснуть навечно, навсегда покинуть этот жестокий и несправедливый мир с его уродливыми реалиями.

Так она и уснула — уткнувшись головой в подушку. И ей снилась маленькая девочка, какой она была не так уж давно… Ей снилась девочка, горько рыдающая о потерянной кукле, рыдающая от обиды на отца, который почему-то никогда не любил ее.

Сквозь слезы в туманной зыбкой дымке она вдруг увидела Келлза. Не зная, то ли спит, то ли бодрствует, Каролина поднялась на кровати, а затем снова провалилась в сон. Теперь ей снилась Тортуга, то время, когда она то любила Келлза, то ненавидела. И потом — по-прежнему во сне — большой белый корабль, покачиваясь на волнах, уносил ее вдаль, и Каролина знала, что там, вдали, ждет ее родной дом и счастье.

Впервые за долгое время Каролина, проснувшись, почувствовала себя отдохнувшей и свежей. Она вышла на палубу, когда небо еще было окутано розовой предрассветной дымкой; и в этом совершенно особенном, только тропикам свойственном утреннем свете море стало таинственно-лиловым. И вдруг Каролина поняла, что корабль снова развернулся.

Причина такого маневра была очевидна.

И дело не только в двух испанских галионах, плывших в отдалении, мимо коралловых рифов, окружавших берега Элевтерии, но еще и в том, что прямо на них, со стороны открытого океана, шли два корабля под французскими флагами. Симмонс развернул корабль к западу, надеясь проскочить мимо французов. Наверное, капитан не успел понять, что, следуя этим курсом, он загоняет себя в ловушку: мощным течением судно неизбежно снесет в пролив Провидения.

Молодой капитан рискнул — и проиграл.

Он сам признал себя побежденным, и этот приговор Каролина прочла в мрачном взгляде, которым окинул он стройную фигурку молодой женщины, стоявшей у борта, в развевающемся на ветру желтом ситцевом платье. Капитан Симмонс был слишком тщеславен и недостаточно умен, чтобы признать свою несостоятельность. Как все слабые люди, он предпочитал искать виноватых в собственных неудачах; в данном же случае часть вины, если не всю вину за свое поражение, капитан возлагал на нее — Серебряную Русалку, подругу флибустьера.

«Мы могли бы обогнуть остров Абако и уйти от преследователей, если бы не твой совет», — читала Каролина в его взгляде.

Но у Каролины возникло какое-то почти мистическое ощущение: ей казалось, что, какой бы маршрут они ни избрали, их ждал один конец. Что ни предпринимай, на пути у них все равно возник бы грозный военный корабль, не тот, так другой. Будь то у Черепашьей бухты или у Пенсаколы, конец все тот же — здесь повсюду были пираты.

Каролина, а вместе с ней и все те, кто в этот ранний час оказался на палубе, молча смотрели, как корабли, два испанских и два французских, загоняют их судно, словно строптивую овцу, в пролив, ведущий к пиратскому порту Нассау на острове Нью-Провиденс.

— Что намерен предпринять капитан Симмонс? — спросила Каролина у пожилого офицера. — Разве он не знает, куда мы плывем? Почему он не возьмет круто вправо и не попробует проскочить между островом Берри и бухтой Горда, чтобы, минуя пролив Провидения, попасть во Флоридский пролив? У нас нет другой возможности миновать гибели!

Офицер с уважением взглянул на молодую женщину, так основательно знавшую карту.

— Хотел бы я, чтобы капитаном были вы, — пробормотал он, приглаживая жесткие седоватые волосы. — Наш капитан совсем раскис. Смотрите, весь трясется от страха.

— Но кто-то должен вывести его из этого состояния! Иначе мы пропадем!

— Вряд ли он станет слушать других. Наверное, в наказание за грехи Бог надоумил меня подписаться на этот корабль!

Офицер отошел, бормоча что-то себе под нос. Каролина задумалась.

Она понимала, что капитан, мягко говоря, недолюбливает ее, но в этих обстоятельствах он мог бы прислушаться — жизнь всех людей, находившихся на борту, зависела от того, какое решение примет капитан. Едва ли им удастся спастись, окажись они на острове Нью-Провиденс.

Поеживаясь от неприятного предчувствия, Каролина подошла к капитану. Стоявший к ней спиной, он являл собой жалкое зрелище.

— Капитан Симмонс, — заговорила Каролина.

Тот не обернулся. Казалось, он ее не слышит. Опустив голову, он делал вид, что сосредоточенно изучает древесный узор на досках палубы.

Каролина хотела снова заговорить, но в этот момент сверху раздался отчаянный крик впередсмотрящего. Капитан и пассажирка, вскинув головы, увидели мачту огромного корабля, неожиданно появившегося из-за острова Абако, справа от них. На мачте реял голубой флаг с золотыми французскими лилиями.

«Что бы в этом случае предпринял Келлз?» — спросила себя Каролина.

— Капитан Симмонс! — крикнула она. — Берите вправо! Попытаемся проскочить! Вы еще можете успеть выйти во Флоридский пролив!

Капитан в оцепенении смотрел на приближающееся судно — единственную преграду на пути к свободе.

— Слишком поздно, — глухо произнес он. — Нам мимо него не проскочить.

Каролина готова была заплакать от злости. Неужели у него не хватает самолюбия, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление? Неужели он хочет сдаться без единого выстрела? Ропот команды вскоре стих — время действительно было упущено. Французский корабль вырос перед ними во всем своем грозном великолепии.

Капитан Симмонс повернул следом за французским судном, и «Божий суд», плененный флотилией, состоящей из четырех кораблей, послушно потащился навстречу гибели — к острову Нью-Провиденс.

 

Глава 16

Добро пожаловать в Нассау!

Весь день плыли они под безоблачно-синим небом по лазурно-синему морю. И за все это время не было сделано ни единого выстрела. В самом деле, к чему стрелять, если «Божий суд» приспустил флаг еще до того, как это потребовали?

Каролина стояла на палубе вместе с мрачными моряками. Корабль шел между коралловыми рифами, на поверхности которых сверкал ослепительно чистый песок. В морской глубине, подсвеченной солнцем, сновали рыбки-попугаи и морские щуки. Теперь уже к конвою присоединились и другие суда, и вся флотилия в торжественной тишине направлялась к острову Нью-Провиденс.

Никто на борту не понимал до конца, что же происходит, почему французские и испанские корабли вместе шли к Нассау, но у Каролины возникло ощущение, что ловушка вот-вот захлопнется.

На море быстро опускалась тропическая ночь, и только сейчас впереди показались голубоватые в наступавших сумерках прибрежные утесы. Корабль приближался к острову Нью-Провиденс. Уже видны были огни города, состоящего из множества бараков и хижин, того города, каким в то время был Нассау. В гавани же, в удобной прибрежной бухте, порой стояли на якоре несколько сотен пиратских кораблей — грозная стража и непробиваемый щит.

Природа также покровительствовала жителям Нассау. Длинный песчаный мыс Хог-Айленда с немногими исковерканными ветром деревьями представлял собой естественную преграду на пути чужаков. Сейчас, в свете заходящего солнца, белые паруса множества небольших шхун окрасились розовым.

В этот момент где-то у берега заговорила пушка, и капитан Симмонс в панике дал приказ ложиться на другой галс.

Маневр оказался не из самых удачных. Содрогнувшись, судно внезапно остановилось — село на мель.

Каролина так никогда и не смогла понять, что именно происходило на берегу той ночью. Беспорядочная стрельба, вспышки огня, крики, доносившиеся с проходивших мимо кораблей. Апофеозом же стал взрыв оружейного склада, расположенного у самой воды, — искореженные куски металла взметнулись вверх и разлетелись, словно стрелы, в черные воды бухты. Луна освещала песчаный мыс, ровный и прямой, словно шпага. Каролина слышала, что в гавань Нассау имелось два входа, однако не сомневалась, что флотилия, столь умело отрезавшая «Божьему суду» путь к спасению, перекрыла оба входа.

Наступление утра было отмечено новыми залпами пушек. Пираты на своих быстроходных плоскодонных судах пытались пробить блокаду. Некоторые из пиратских шхун были затоплены; команды же затонувших судов взяли в плен — с тем чтобы с помощью живого щита войти в Нассау. Каким-то чудом «Божий суд» не получил ни единой царапины. Глубоко сидевший в песке корабль упрямо сопротивлялся всем попыткам снять его с мели.

По мере того как поднималось солнце, картина становилась все более отчетливой. Каролина попросила у одного из моряков подзорную трубу и с любопытством взглянула на берег. Город, больше похожий на палаточный лагерь, протянулся узкой полосой вдоль берега. Далее начинались джунгли, а за ними возвышались коралловые утесы, на которых, без сомнения, стояли дозорные. Каролина подумала о том, что если бы пираты не были накануне мертвецки пьяны, то они наверняка заметили бы приближение столь внушительной эскадры и заблаговременно приняли бы меры.

Теперь бой шел на берегу. Испано-французская флотилия уже заставила умолкнуть пушки форта, но некоторые орудия продолжали огрызаться. Каролина видела бегущих мужчин, а иногда и женщин — босых, простоволосых, в ярких развевающихся юбках.

Джилли когда-то была одной из них. Так легко было представить эту рыжеволосую бестию, бегущую по песчаному берегу пиратского порта… Одна из женщин, тоже рыжая, как и Джилли, повернулась и погрозила Кому-то кулаком. Можно представить, что она сейчас кричала, какие употребляла выражения… На ее месте могла бы быть Джилли… Но Джилли лежала на дне моря.

Каролина стиснула зубы. Не время сейчас скорбеть о прошлом, не время гадать о том, что могло и чего не могло бы случиться.

С одного из испанских галионов к ним направлялась шлюпка. И вот уже мрачного вида испанский офицер поднимается на борт.

Так случилось, что на борту только Каролина понимала по-испански, и ей пришлось стать переводчицей.

Капитан Жозе Авилла потребовал формальной сдачи корабля за вторжение в суверенные испанские воды. Он также потребовал, чтобы капитан Симмонс снял и отдал ему шпагу, но, поскольку таковой у капитана не оказалось, пришлось ограничиться отстранением капитана от командования кораблем.

— Спросите их, куда они нас отведут, — просипел капитан Симмонс, лишившись от страха голоса.

— Он сказал, что нам будет отведено надлежащее место, — с невозмутимым видом ответила Каролина.

— Скажите ему, что я настаиваю на другом переводчике! — завизжал капитан Симмонс.

Каролина, болезненно поморщившись, взглянула на своего соотечественника. Но перевела его просьбу — слово в слово. Испанский капитан в изумлении приподнял бровь и что-то прошептал своему адъютанту по-испански. Авилла потребовал, чтобы Каролина зачитала ему список команды и манифест.

К тому времени, когда она закончила, у них уже был новый переводчик, молодой человек с меланхоличным и бледным лицом. Он напряженно вслушивался в каждое слово, и было очевидно, что это — его первое профессиональное задание, быть может, он совсем недавно закончил обучение. Молодой человек ужасно нервничал под пронзительным взглядом своего командира.

— Скажите своему капитану, что этот корабль не нарушал суверенитета Испании, — проговорил Симмонс, обращаясь к переводчику. — Мы везем в Англию важный груз, и этот груз мы готовы передать испанскому послу для дальнейшей перевозки в Испанию.

— И что собой представляет этот груз? — осведомился испанец.

— Мы везем Серебряную Русалку, ту самую, о которой вы, должно быть, слышали. Это женщина капитана Келлза, который любит ее настолько, что ради ее освобождения сдался испанским властям.

В толпе моряков послышался ропот, но Каролина держалась так, будто речь шла не о ней. Скорее всего ей просто не верилось, что человек способен на такое вероломство. Найдя в себе силы посмотреть на отчаянно потевшего молодого капитана, Каролина решила вмешаться.

— Все верно, я действительно Серебряная Русалка, — сказала она Авилле на прекрасном кастильском. — Как верно и то, что я навеки останусь женщиной капитана Келлза! Но…

— Как случилось, что вы так превосходно говорите по-испански, сеньорита? — прищурившись, спросил испанский капитан.

— Однажды на побережье в Виргинии, откуда я родом, мы нашли испанскую девушку — жертву кораблекрушения. Она оказалась единственной оставшейся в живых из всех, кто плыл на галионе. Мой отец связался с испанским послом, и ее отправили в Испанию. Но те несколько месяцев, что потребовались для улаживания формальностей, она оставалась у нас. Тогда я и выучила ее язык. Позже, на Тортуге, я подружилась с испанскими пленниками, приносила им фрукты, беседовала с ними и передавала вести от друзей.

Испанский капитан, не лишенный, как и всякий испанец, известной галантности, смотрел на красавицу со все большим восхищением. Неожиданно он отвесил ей глубокий поклон.

— Здесь, сеньорита, вы в безопасности, — сказал он. — Мои люди не тронут вас.

Повернувшись с хмурым видом к английскому капитану, которого поклон испанца, несомненно, насторожил, он приказал переводчику:

— Скажи этому мозгляку, что мы конфискуем его корабль для транспортировки пленников с пиратского форпоста, который мы только что взяли.

— Но у нас есть Серебряная Русалка! Мы предлагаем вам ее в обмен на нашу свободу! — чуть не плача воскликнул капитан Симмонс.

— Скажите молодому капитану, что у него слишком длинный язык. Если он и дальше будет распространяться на эту тему, я велю укоротить его немного.

Капитан Симмонс в страхе метнулся к своим людям, и Каролина не без удовлетворения смотрела, как они расступились, тяготясь таким соседством. Повернувшись к Авилле, Каролина присела в низком реверансе и, одарив испанца ослепительной улыбкой, сказала:

— Вы настоящий испанский кабальеро, капитан.

— А вы опасная девица, — вполголоса проговорил тот, и взгляд его, казалось, добавил: и при этом весьма привлекательная.

Между тем к кораблю прибывали шлюпки с пленницами. Каролина поискала глазами другие лодки, которых, несомненно, должно было быть больше — шлюпки с сотнями мужчин, оборонявших город. Но других лодок она не заметила.

На вопрос Каролины испанец лаконично ответил:

— Убиты.

— Как, вы не берете пленных? — удивилась Каролина.

— Только женщин, — ответил капитан. — Не будете ли вы любезны, сеньорита, взять на себя обязанности переводчицы? Ни одна из них не говорит по-испански.

— Хорошо, — глухо пробормотала Каролина.

«Все мертвы», — думала она, не в силах поверить в то, что это правда. Келлз никогда не делал подобных вещей и когда захватил Картахену, и когда брал испанские суда. Он брал их в плен для получения выкупа, но убивать — никогда.

Каролина вынуждена была отвлечься от своих мыслей при появлении первой женщины — неряшливой и толстой, со щербатым ртом и с красной повязкой на непомерно большой голове.

Одна за другой женщины поднимались на борт, некоторые плакали, некоторые смеялись, а иные строили глазки и покачивали бедрами. Но самое большое впечатление произвела на Каролину последняя из доставленных на корабль пленниц.

Она взошла на борт с грацией дикой кошки, залепив пощечину молодому офицеру, обхватившему ее за талию, как ей показалось, слишком фамильярно, хотя молодой человек всего лишь хотел помочь ей.

— Куда руки тянешь? — закричала она.

Капитан Авилла не без удовольствия наблюдал эту сцену. Его темные глаза, возможно, даже помимо его воли, выражали одобрение. Он искренне восхищался, любуясь этим прекрасным образчиком зрелой красоты. Сильная, гибкая, отчаянно независимая, эта женщина обладала фигурой древнегреческой богини и божественной осанкой. Мужской костюм лишь подчеркивал стройность форм. Сквозь прорехи белой батистовой рубахи проглядывала светлая гладкая кожа; высокая и крепкая грудь натягивала тонкую ткань. Темные бриджи сидели на ней как влитые, ноги же красавицы были босы. Темно-синие глаза горели праведным гневом, и копна вьющихся рыжих, похожих на пламя волос служила чудесным обрамлением на редкость красивому лицу. В точеных чертах угадывалась натура властная, привыкшая повелевать.

— Это, сеньорита, и есть знаменитая Руж, — без тени улыбки сообщил Каролине Авилла.

Но Каролина, во все глаза уставившаяся на рыжеволосую женщину, казалось, не слышала слов капитана.

— Пенни?.. — пробормотала она слабым голосом. — Господи, да это действительно ты! Ты — Руж?!

 

Глава 17

В Гавану!

— Так ты — Серебряная Русалка? Ты, моя маленькая сестричка? Я знала, что Кристабель Уиллинг и Серебряная Русалка — одно и то же лицо, но и в самых страшных снах представить себе не могла, что Кристабель Уиллинг — это Каролина Лайтфут!

Пенни едва не задыхалась от смеха.

— Мне и самой верится с трудом, что ты — та самая женщина, которую зовут Руж, — пробормотала Каролина.

Сестры сидели в каюте Каролины, которая тут же попросила капитана разрешить новой пленнице жить в предоставленной ей, Каролине, каюте, а не в трюме, где находились остальные островитянки. Пенни, лениво развалившись на кровати, закинув босую ногу на стол, что, с точки зрения Каролины Лайтфут, являлось верхом неприличия, насмешливо смотрела на Каролину, неловко сидящую на краешке стула. Очевидно, Пенни находила ситуацию весьма забавной, а страх и недоумение, которые читала в глазах сестры, просто смешной глупостью. Впрочем, Каролина не только удивилась, но и обрадовалась. Как бы там ни было, она обрела сестру, которую считала погибшей.

— Что случилось с тобой, Пенни? Почему ты не давала о себе знать?

— Мне пришлось многое пережить, — со светлой улыбкой отвечала Пенни. — А насчет того, чтобы дать о себе знать… Как по-твоему, семейство Лайтфут восприняло бы известие о том, что Руж с Нью-Провиденс в самом деле их дочь? Что бы сказала мама? Тем более отец… А тетя Пэт? Да зачем далеко ходить — ты-то сама?..

Пенни разразилась смехом.

— Я думаю, мы попытались бы тебя вызволить, — с мрачным видом заявила Каролина. — И Келлз непременно нам бы в этом помог.

Темно-синие глаза Пенни, такие же беспокойные, как у матери, сверкнули.

— А если бы я не захотела, чтобы меня вызволяли?

— Думаю, что мы бы все равно попытались это сделать. А уже потом ты бы сама смогла дать себе отчет в том, что ты делаешь со своей жизнью.

— О, перестань! — воскликнула Пенни. — От кого-кого, да только не от тебя ждала я этих ханжеских речей!

Каролина пыталась придать своим высказываниям вес.

— Но ты не можешь не признать, что Нью-Провиденс — ужасное место. Так все говорят.

— Даже Келлз?

— Особенно Келлз.

Пенни прыснула.

— Никогда его не видела, знаешь ли… Но мне говорили, что он наведывался на остров. Жаль, в то время я жарила другую рыбку.

— Да, он говорил мне, — сухо заметила Каролина. — Он рассказал мне, что ты пыталась стравить двух мужчин, побуждая их убить друг друга, а когда они все же решили разойтись, ты погналась за ними с ножом!

— Да, вероятно, так оно и было, — пожав плечами, согласилась Пенни. — У меня, видно, был обычный приступ раздражения. Не думаю, что кто-то в самом деле пострадал. Кстати, — Пенни пристально взглянула в глаза Каролине, — где же Келлз сейчас?

— Он мертв, — тихо ответила Каролина. К горлу ее подкатил комок, мешавший дышать. — Его корабль, — продолжала она, — прибыл в Порт-Рояль, когда началось землетрясение. «Морской волк» пошел ко дну, и он погиб вместе с кораблем.

— О, Кэрол, мне так жаль! — с искренним участием воскликнула Пенни. — Я слышала, что у вас был настоящий роман.

— Это верно, я очень его любила, — кивнула Каролина. Она едва удерживалась от слез. — Впрочем, хватит обо мне, Пенни. Расскажи, как получилось, что ты оказалась в этом Богом забытом месте. Мы знаем о тебе только то, что ты убежала в Мэрридж-Триз с Эмметом, а оттуда в Филадельфию. Где вы обвенчались — в Мэриленде или в Филадельфии?

— В Мэриленде, у самой границы. Как раз тогда, когда мы доскакали до Мэрридж-Триз, разыгралась буря. Представь, один из дубов свалился в нескольких футах от нас, едва не придавив своей тяжестью. Но мы все же нашли священника, который согласился совершить обряд. Нам, правда, пришлось разбудить его. Он упрашивал нас подождать до утра, пока уляжется буря, но я наставила на него отцовский пистолет и заставила прочитать нужные слова. Если честно, этот плут схитрил, сократив молитву, но я на него не в обиде.

— А отец решил, что пистолет украл кто-то из слуг, — в ужасе прошептала Каролина. — Ему и в голову не могло прийти, что это сделала ты!

— Ну да ладно… У Эммета были свои достоинства, но защитник из него оказался неважный. Я подумала, что будет лучше, если оружие окажется у меня — вдруг нам придется встретиться с разбойниками.

Пенни рассмеялась.

Каролина смотрела на сестру во все глаза. Эта стройная фигура, эта самоуверенность, эта поза отдыхающей тигрицы… Пенни была чертовски красива, но в ее красоте было что-то хищное.

— Никогда я не могла понять, почему ты вышла за Эммета, — вздохнув, сказала Каролина. — Лично мне он никогда не нравился. Глаза у него слишком маленькие и такие… расчетливые. Кажется, он смотрит на тебя и прикидывает: что с тебя можно получить и как тебя использовать?

— Ты его раскусила, — пробормотала Пенни.

Водрузив и другую ногу на стол, она подложила себе под спину подушки и закинула руки за голову. Огненные волосы обрамляли ее задумчивое лицо.

— Я убежала потому, что хотела быть свободной, — продолжала Пенни, — хотела стать хозяйкой своей судьбы. Но я действительно решила выйти замуж за Эммета назло родителям, которые намеревались выдать меня за какого-нибудь скучного типа, который заботился бы обо мне… — Пенни рассмеялась. — И все ради того, чтобы выйти замуж за другое ничтожество, который к тому же ждал, что я буду о нем заботиться!

Каролина вовсе не удивилась. Эммет не был человеком чести.

— Мама отправила за тобой в Филадельфию человека, когда выяснила, что ты была там. Найти Эммета труда не составило. Но мы добились от него лишь одного — узнали, что вы поссорились и что ты его оставила. Он так и не рассказал, что послужило причиной вашей ссоры.

— Неудивительно! — воскликнула Пенни, сверкнув глазами — темными сапфирами, обрамленными ресницами цвета ржавчины. — Эммет был недотепой, ленивым и неповоротливым — абсолютно во всем. Он жаловался, что я слишком к нему требовательна, имея в виду, разумеется, постель. Сказал, что я его совсем измотала! Представляешь, — с возмущением в голосе проговорила Пенни, — он заявил, что если будет кувыркаться со мной всю ночь, то наутро не сможет работать!

Каролина легко могла себе представить, что так оно и было. Чутье подсказывало ей: Эммет не очень-то мужественный человек. Тем не менее следующая реплика сестры была для Каролины настоящим откровением.

— Но он нашел выход, — с горечью продолжала Пенни. — Поскольку я оказалась, по его выражению, горячей девчонкой и поскольку, опять же по его словам, «доводила его до изнеможения», он решил, что я могла бы с пользой тратить излишнюю энергию, если бы согласилась принимать ухаживания некоторых джентльменов, которых он будет для меня подыскивать и приводить домой ко мне в постель!

— О нет! — простонала Каролина. — Надеюсь, ты до этого не докатилась!

— Ты права, я отвергла его план. Но из-за этого мы поссорились.

— Он сказал, что ты его чуть жизни не лишила, — припомнила Каролина.

— Сначала я решила, что он шутит. Но в тот же вечер он привел к нам одного господина, и тут… я взорвалась. Набросилась на Эммета с бранью и кулаками, швыряла в него чем придется, подбила ему оба глаза и едва не сломала нос.

— Неудивительно, что он не рассказал, где тебя искать. Наверное, боялся, что его поступок станет достоянием гласности, и тогда…

Пенни разразилась довольно неприятным смехом.

— Меня не удивляет его упорное молчание. Не такой Эллиот дурак, чтобы признаться в том, каким образом он решил осуществить возмездие. Не стал бы он говорить вам, что решил продать меня одному капитану, плывшему в Ирландию…

— Не может быть! — в ужасе воскликнула Каролина.

— Очень даже может. Эллиот подкупил двух здоровяков — сыновей хозяйки дома, в котором мы жили, и те, засунув меня в мешок, доставили прямо к причалу. Он сказал им, что я сварливая ведьма, настоящая мегера и он собирается вернуть меня в родительский дом. Разумеется, они ему поверили. К тому же у них имелись причины не любить меня — обоим в свое время было отказано в маленьких радостях, о которых они меня просили. Один крепко держал меня, пока другой связывал. Затем они засунули меня в мешок. — Пенни брезгливо повела плечами, словно до сих пор ощущала колючее прикосновение грубой ткани. — В общем, выбраться из мешка я смогла лишь спустя несколько часов после отплытия. — Пенни невольно вздрогнула. — И, скажу тебе, натерпелась я страху, пока сидела в мешке! Когда же освободилась, увидела перед собой рыжебородого гиганта, который сказал мне, что давно мечтал обо мне, хотя я отказала ему.

— Так, выходит, этот капитан и был одним из джентльменов, которых Эммет надеялся с твоей помощью развлечь?

— Совершенно верно. И никогда мне не забыть эту колючую рыжую бороду, которой он чуть всю кожу с моего лица не содрал! Он заявил мне, что купил меня всю с потрохами и что сделка есть сделка. В ответ я пнула его ногой — так, что он согнулся пополам. Тогда он дал мне сдачи, да так, что я потеряла сознание.

Каролина подалась вперед. Она не верила своим ушам. Неужели все эти мерзости происходили с той, которая лучше всех в округе танцевала менуэт, с той, чье аристократическое происхождение чувствовалось во всем — в фигуре, в походке, в умении держаться. Каролина свято верила, что Пенни достойна стать супругой по меньшей мере губернатора!

— Когда я пришла в себя, оказалось, что я привязана к койке и он делает со мной то, о чем давно мечтал.

— О, Пенни! — в отчаянии воскликнула Каролина.

— Три дня он держал меня по преимуществу связанной, — с мрачным видом продолжала Пенни. — И почти не кормил. Когда я уже едва держалась на ногах от слабости, он разрешил мне подняться на палубу. И сказал, что научит меня кое-чему…

— Научит? — в недоумении спросила Каролина.

Пенни с улыбкой подмигнула сестре, что в данный момент выглядело довольно странно.

— Поверишь ли ты, сестричка, если я скажу тебе, что благодаря этому рыжебородому капитану я почувствовала вкус к мужчинам? Я хочу сказать, что Эммет был ничтожеством — заставлял меня делать все самой, что иногда очень утомительно. Но Рыжая Борода трудился неустанно, трудился с радостью — я отказывалась подыгрывать ему, даже несмотря на то что он меня поколачивал. К тому времени, когда судьба свела меня с рыжебородым, я уже почти поверила в то, что мужчины — сплошные ничтожества и не стоят наших волнений, не стоят наших усилий понравиться, но тогда я знала только Эммета. Но в объятиях Рыжей Бороды, даже презирая его, я поняла, что существует нечто еще, нечто большее, чем мне было дотоле известно. Я познала радости, которые прежде были мне неведомы, даже не знала, что они существуют.

В темно-синих глазах Пенни вспыхнули огоньки, то был дерзкий огонь натуры, жаждущей приключений.

— В объятиях Рыжей Бороды, — продолжала Пенни, — я обнаружила в себе вкус к мужчинам вообще, не только к нему одному.

Каролина только покачала головой, не в силах понять и принять все услышанное.

— Так, значит, Рыжая Борода и был тем человеком, что привез тебя на остров?

Пенни тряхнула рыжей гривой и потянулась, скрестив длинные стройные ноги.

— И что с ним было дальше? — спросила озадаченная Каролина.

Пенни усмехнулась.

— Пропал в море, — с многозначительным видом заявила она. — У Рыжей Бороды был красивый старший помощник. Я решила, что он мне нравится больше, чем капитан. Я и стала с ним флиртовать, и он попался на крючок. Уж не знаю как, но все это привело к мятежу. А после весьма романтического плавания из порта в порт он стал пиратом и взял меня с собой в Нассау.

— Так ты действительно…

Каролина хотела было спросить Пенни, действительно ли та стала причиной гибели капитана, но Пенни перебила ее:

— Да, я действительно была против того, чтобы меня покупали и продавали, точно призовую кобылу! И еще мне не нравилось, что меня связывают и насилуют когда вздумается. Кроме того, мне не нравилось, когда меня бьют. Вот поэтому я сделала так, чтобы его убили. И мне стало намного легче. Я почувствовала себя свободной. Хотя, конечно, не была свободной. Старший помощник ясно дал мне это понять. С помощью своих кулаков, разумеется.

— О, Пенни, если бы мы только знали! Мы бы тебя как-нибудь выручили… — Каролина осеклась.

Женщины прислушались — раздалось какое-то шуршание.

— Прилив — сейчас море поднимет нас с мели. Как это ваш капитан вообще умудрился посадить на мель корабль?

— Этот капитан — размазня, как твой Эммет, — поморщившись, сказала Каролина.

— Ты не знаешь, куда они нас везут?

— Я слышала, что они говорили о Гаване.

Пенни кивнула:

— Наверное, так и есть, хотя мне бы хотелось попасть в Европу — в Париж или в Марсель. В конце концов, это была совместная акция — французская и испанская. Но даже Толедо будет радовать разнообразием после жизни на этих островах!

— О, Пенни, ты желаешь попасть в Испанию? Нас же сожгут на костре — как язычниц!

— Да нет, ты преувеличиваешь, — со смехом отозвалась Пенни. Прислушавшись к звукам за бортом, добавила: — Вот мы и в море. Но ты мне ничего еще не рассказала о нашей семье. Как дела в Левел-Грин?

— Как всегда — деньги текут сквозь пальцы. Вирджиния написала мне, что они могли лишиться дома, и я кое-что предприняла, чтобы этого не допустить.

Каролина рассказала Пенни историю о колье де Лорки и о том, как отправила его Филдингу и матери для уплаты долгов.

Пенни расхохоталась.

— Вот уж действительно оказала папочке услугу! Он пренебрегал тобой все эти годы, а теперь некому, кроме тебя, прийти ему на помощь.

— Я не стала бы судить строго, — с досадой заметила Каролина. — Они нуждались в помощи, и я…

— И ты, как добрая фея, разрешила все их проблемы — точно волшебной палочкой взмахнула! Хотела бы я посмотреть на это твое колье. Или по крайней мере на копию, о которой ты говорила. Как жаль, что у тебя не осталось подделки, все бы подумали, что это и есть оригинал!

Каролина помнила обстоятельства, при которых ей довелось в последний раз увидеть копию колье, эти кроваво-красные рубины и бриллианты, которые сверкали в похолодевшей руке Джилли. Наверное, ей вовек не избавиться от ночных кошмаров, в которых она вновь и вновь будет видеть эти рубины и бриллианты…

— Во всяком случае, приятно узнать, что Лайтфуты по-прежнему шикуют, — с самодовольной улыбочкой заметила Пенни. — А что слышно о Вирджи? Она наконец вышла замуж?

— Да, все закончилось благополучно. Сейчас она замужем за братом Келлза Эндрю и живет в родовом поместье в Эссексе. Она написала мне, что в конце лета ждет второго ребенка.

— Малышка Вирджи, — пробормотала Пенни. — Замужем, с детишками, а я по-прежнему представляю ее себе не иначе, как школьницей.

— Мы все уже взрослые, за исключением Деллы и Фло, — сказала Каролина. — И нам с тобой уже никогда не стать такими, какими мы были раньше.

— О, что до меня, так я вовсе не хочу возвращаться в прошлое, — поспешно проговорила Пенни. — Я хочу идти только вперед. И уверена, что впереди меня ждет нечто лучшее, по-другому и быть не может. — Пенни, поджав губы, обвела взглядом каюту. — Честно говоря, — продолжала она, — я даже рада, что Эммет так со мной обошелся. Я хочу сказать, что таким образом он порвал все связывавшие нас нити. Да и в самом деле, — пожав плечами, заметила Пенни, — если бы я и вернулась к нему, он бы вновь меня продал — только и всего, разве что на этот раз продал бы подороже.

— Знаешь, Пенни… — Каролина немного помолчала — она все же не была уверена в том, что новость, которую собралась сообщить сестре, не расстроит ее. — Эммет мертв.

— В самом деле? — с равнодушным видом спросила Пенни. — И как он умер? Папочка его пристрелил?

— Нет. Он утонул. Это случилось прошлым летом. Он ловил рыбу и свалился в воду. На нем были тяжелые сапоги, и его потащило на дно.

Пенни вновь рассмеялась.

— Как это в его духе. Как жил, так и помер — нелепо и непристойно.

Каролина невольно поежилась, только сейчас осознав всю глубину перемен, произошедших с сестрой. Она стала циничной и холодной. Куда только делась та восторженная девочка?

И, словно в подтверждение ее мыслей, Пенни с беззаботной улыбкой проговорила:

— Ты, наверное, помнишь, как я была наивна в то время, когда только узнала Эммета. Можно сказать, он познакомил меня с темной стороной жизни. Думаю, за это я должна быть ему благодарна и в благодарность носить по нему траур.

— Так ты жила в Нассау с тем помощником капитана? — поспешно сменила тему Каролина.

— Какое-то время — да. Мне нравилось спать с ним, когда он не был пьян или докучлив. Но он был… слишком уж собственником и почти так же груб, как и Рыжая Борода. Мне не нравилось постоянно ходить с синяками, поэтому я стала искать путь к свободе и наконец нашла его.

— Нашла? — нахмурившись, переспросила Каролина.

— Да, — с солнечной улыбкой ответила Пенни; ей нравилось поддразнивать младшую сестру. — Я решила, что если один мужчина с ним не справится, то двое — наверняка. Вот я и приняла предложение руки и сердца от двух пиратов, чем обеспечила себе прекрасные апартаменты в лучшей части Нассау…

— Погоди, о чем ты говоришь, ведь это…

— Старый флибустьерский обычай. Когда один пират уходит в море, мужем тебе становится другой. Впрочем, — продолжала Пенни, — по твоим глазам вижу, что ты с этим обычаем знакома.

— Знакома? Да я чуть было не оказалась в твоем положении! Если бы Келлз не спас меня…

— О, разумеется, Келлз тебя спас! — усмехнулась Пенни. — Да только рядом со мной не оказалось душки-флибустьера, который спас бы меня.

Каролина смотрела на сестру так, как будто видела ее впервые. Такая Пенни была для нее чужой. Каролина, конечно, знала о существовании старого пиратского обычая. Когда два пирата хотели одну и ту же женщину, а женщина была не против или, как это нередко случается, не могла решить, кто ей нравится больше, они бросали монетку, и тот, кто проигрывал, женился на ней. Второй становился «мэтлотом» — когда мужа не было, он заменял его в ее постели.

Пенни с улыбкой смотрела на сестру, и Каролина решила, что Пенни уже ничем не проймешь.

— Поскольку то один, то другой обычно бывали в порту, я в полной мере наслаждалась положением подруги короля. Честное слово, приятно было стать королевой Нью-Провиденс!

Так вот, значит, как Пенни видит свое положение — она мнит себя королевой! Странное дело, то, что в устах других прозвучало бы как несусветная глупость, не казалось таковой со слов Пенни. Каролина легко могла себе представить, кто был истинным хозяином (или хозяйкой?) положения. Пусть эти двое пиратов полагали себя на коне, Пенни крутила ими, как хотела. Звание королевы досталось ей по праву. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять: она никому не позволит помыкать собой.

— Мне не очень-то жаль покидать Нассау, — проговорила Пенни, прищурившись глядя на Каролину. — Мне там порядком надоело.

— Но твой муж… Твой мэтлот! — воскликнула Каролина. — Я слышала, они перебили всех мужчин на острове!

— О, Карсон в море, да и до Джека им не добраться, — пожав плечами, ответила Пенни. — Когда я видела Джека в последний раз, он бежал в джунгли и звал меня с собой. Я уверена, остался жив.

— Странно, почему ты не пошла с ним. Тебя ведь могли убить.

Взгляд синих глаз из-под полуопущенных рыжих ресниц был весьма выразителен.

— Кэрол, — наставительно проговорила она, — мужчины не убивают женщин, которые выглядят так, как я.

Каролина вынуждена была молча признать правоту сестры.

Пенни деликатно зевнула.

— Они смотрят на нас как на трофеи. Именно это пришло мне в голову, когда я едва не последовала за Джеком в джунгли. Я выбросила свой нож, разорвала рубашку на груди и начала расчесывать волосы. Вокруг меня дрались мужчины, но никому и в голову не пришло тронуть меня, пока некий французский офицер не подошел к дереву, в тени которого я отдыхала, и, поклонившись вежливо, не спросил меня на ломаном английском, не соглашусь ли я любезно последовать за ним. И вот я здесь.

Каролина покачала головой.

— Пенни, такой, как ты, не сыщешь во всем свете!

— Не хотелось бы мне, чтобы повсюду расхаживали мои двойники, — с ухмылкой заметила Пенни. — Право, не понимаю, почему тебя так удивляет мое желание перемен. Мне надоело жариться на этом солнце. Мне надоело носить мужское платье. Мне надоело все время таскать при себе нож — на случай, если придется обороняться от желающих украсть меня и передать в полное распоряжение изголодавшихся по женщине пиратов.

Пенни передернула плечами и тут же улыбнулась без тени грусти.

— Мне хочется чего-нибудь новенького, хочется новых нарядов, я хочу жить в большом красивом доме и выезжать в карете, запряженной шестеркой лошадей!

— Ну что ж, — резонно заметила Каролина, — там, куда мы направляемся, у тебя будет немного шансов заполучить желаемое. Скорее всего нам предстоит стать рабынями.

— Как знать, — с беззаботным видом протянула Пенни, лениво потягиваясь. — Может статься, я стану любовницей самого губернатора!