Глава 18

Гавана, Куба

Лето, 1692 год

В сопровождении нескольких галионов, сверкавших на солнце золотом и пурпуром, «Божий суд» входил в узкий пролив, ведущий в гаванский порт. Впервые за долгие годы на борту этого английского судна оказались столь необычные пассажиры, вернее, пассажирки. Бедняге кораблю на склоне лет выпало нелегкое испытание. Если бы корабли умели краснеть, «Божий суд», вероятно, побагровел бы от стыда. Уже у берегов Нью-Провиденс случилось первое несчастье: две женщины, еще в Нассау, подрались, не поделив мужчину. На борту корабля драка вспыхнула вновь: в ход пошли бутылки с остатками рома, которыми дамы старались ударить друг дружку по голове. Матросы попытались спасти содержимое бутылок, но один из них в схватке погиб, — дамы проломили несчастному череп.

Осознав, что сотворили, потаскушки мгновенно протрезвели. На том бы инцидент и закончился, если бы в трюме, куда поселили пленниц с Нью-Провиденс, они не наткнулись на запасы рома. Тризна по покойному плавно перетекла в новую попойку. Напившись, разудалые жительницы Нассау повалились на палубу кто в чем, иные полуодетыми, иные совсем нагие. Что же до моряков, то многие из них соскучились по женской ласке, так что с удовольствием предались пороку. Испанскому капитану оставалось лишь бормотать проклятия, переступая через тела слившихся в объятиях пар.

Каролина и Пенни мирно беседовали внизу, в каюте, они не подозревали, что надвигается беда. Каролина рассказывала старшей сестре о своей учебе в Лондоне, о Ребе и маркизе Солтенхэме, о матери Ребы и о том, какую неблаговидную роль сыграло это семейство в ее жизни. Но веселье на палубе не стихало, и вскоре не замечать грохота стало невозможно. Палуба показалась бражникам тесной. Крики и ругань доносились уже из коридора.

— Что это, не мятеж ли? — встревожилась Каролина.

— Нет, — со смехом ответила Пенни; тем не менее она поднялась с койки, чтобы помочь сестре забаррикадировать дверь. — Думаю, это наши дамы резвятся. Не сыграть ли нам, Каролина, в карты? Это отвлечет тебя от ненужных мыслей.

Каролина в изумлении наблюдала, как ее сестра вытащила из-под рубашки потрепанную колоду карт. Странно — учитывая сложившиеся обстоятельства, — что она прихватила с собой не что-нибудь, а именно карты. Как бы там ни было, колода оказалась кстати.

— Знаешь, Пенни, — в задумчивости проговорила Каролина, глядя, как сестра раздает карты, — я познакомилась в Порт-Рояле… с человеком, которого ты знала.

— В самом деле? И кто же это? Готова держать пари, что он недурен собой. К тому же прохвост. С иными я не зналась! — насмешливо глядя на сестру, сказала Пенни.

— То был не мужчина. Я знала девушку по имени Джилли.

Пенни в удивлении приподняла бровь.

— Я была знакома с Джилли, — призналась она. Бросив на сестру пытливый взгляд, добавила: — Но странно, что и ты была с ней знакома.

— Я… спасла ее. За ней гнались две шлюхи, утверждавшие, что она стащила их белье.

— Клянусь, они говорили правду! — расхохоталась Пенни.

— Я взяла ее в дом служанкой.

— Вот этого не надо было делать, — пробормотала Пенни, сосредоточенно изучая свои карты.

Каролина со вздохом взяла свои.

— Вот и Келлз мне об этом говорил. — Лицо Каролины исказила гримаса боли, но она быстро овладела собой и добавила: — И тем не менее я взяла ее в дом.

— Ты слишком добрая! — со смехом сказала Пенни. — Держу пари, Джилли стянула твои серьги и прихватила еще кое-что, что плохо лежало!

Каролина укоризненно взглянула на сестру.

— Мне казалось, — с упреком проговорила она, — что Джилли тебя боготворила. Когда один мой гость отозвался о тебе дурно, она стала тебя защищать.

— Неужели? — с видимым удовольствием спросила Пенни. — Хотя верно, она за мной хвостом ходила, умоляла научить ее шулерским приемам. Должна признаться, я умею привязывать к себе людей. Но я допустила ошибку, выручив ее из беды в тот раз, когда она впервые появилась в Нассау. Один мерзавец собирался продать ее другому… Впрочем, тот случай ничему ее не научил. Она связалась с другим негодяем, ничем не лучше первого.

— Джилли умерла, — тихо сказала Каролина.

— В самом деле? — спросила Пенни, поднимая глаза от карт. — Верно, ее зарезала какая-нибудь шлюшка вроде нее?

— Нет. — Каролина зябко повела плечами — она видела перед собой мертвую Джилли. И все же испытывала потребность поделиться с сестрой.

Пенни, выслушав рассказ об обстоятельствах смерти своей знакомой, не особенно огорчилась.

— Так, значит, смерть застала ее на месте преступления? Послушай, другая на твоем месте не стала бы скорбеть о ней.

— Быть может, она, напротив, хотела сохранить для меня колье, — запальчиво проговорила Каролина; она и сама не могла бы сказать, почему так упорно защищает Джилли, едва ли заслуживавшую ее покровительства.

Пенни брезгливо поморщилась:

— Джилли удрала из Нассау, прихватив с собой кое-что из моих вещей. При всей ее любви ко мне она не постеснялась стащить два моих серебряных браслета. Каролина, твое добросердечие граничит с глупостью!

На это нечего было возразить. Каролина и сама понимала, что сестра по-своему права. Она сосредоточилась на игре, временами прислушиваясь к доносящемуся сверху шуму.

— Вижу, у тебя была возможность попрактиковаться, — заметила Каролина, когда Пенни в два счета ее обыграла.

Пенни весело рассмеялась.

— Разумеется! Перед тем как продать меня, старина Эммет пристроил меня работать в игорном доме! Да и в Нассау у меня была неплохая практика. К сожалению, — со вздохом добавила Пенни, — мне придется зарыть в землю свой талант, едва ли у меня появится шанс воспользоваться своим искусством.

— О, Пенни! — воскликнула растроганная Каролина, с надеждой глядя на вновь обретенную сестру. — Ты в самом деле хочешь направить жизнь в доброе русло!

Пенни прислушалась к очередному, особенно громкому женскому крику, сопровождавшемуся топотом и грязной руганью какого-то пьяного матроса. Затем послышался грохот падения, и где-то, совсем рядом с дверью каюты, раздался истерический женский смех.

— Погоня, бросок, промах — и возвращение ни с чем, — с глубокомысленным видом изрекла Пенни. — Что же касается ответа на твой вопрос, Кэрол, то вряд ли мне удастся изменить себя. Да и как вообще можно знать заранее, тот ли путь ты выберешь или иной?

«Вот я точно знала, что Келлз — моя судьба и я на верном пути», — мысленно возразила сестре Каролина. Но, слыша, как резвятся те, кого принято считать отбросами общества, Каролина невольно подумала о том, что они, наверное, счастливее, чем та, что обрела счастье только для того, чтобы потерять его.

— Но если я найду в жизни свою половину, — сверкнув белозубой улыбкой сказала Пенни, — то уж точно буду об этом знать!

— Пенни, тебе трудно будет найти мужчину себе под стать, но уж если ты кого полюбишь, он перед тобой не устоит, — заверила сестру Кэрол.

— Не устоит — это точно! — засмеялась Пенни. — Но кто знает, когда он появится и появится ли вообще, а я пока терять время не стану! На свете множество мужчин! — Пенни подняла голову, прислушалась. — Похоже, танцы закончились, — сказала она. — Пьяных до бесчувствия обливают морской водой, чтобы вернуть к жизни, а дамы возвращаются к себе в номера — отсыпаться.

— Ты так спокойно обо всем говоришь, Пенни! Если бы мы не забаррикадировали дверь, нам пришлось бы стать участницами этих мерзостей!

— Я привыкла к этому, — усмехнулась Пенни. — Видела оргии и похлеще. Хочешь, чтобы я описала какую-нибудь из них?

— Не хочу, — брезгливо поежившись, ответила Каролина. — Только сейчас я поняла, насколько надежно была ограждена от всей этой пакости на Тортуге и в Порт-Рояле. А теперь… Надеюсь, — продолжала она, — Рамона Валдес все еще в Гаване. Она, кажется, была невестой губернатора.

— Да… — протянула Пенни, — я совсем забыла о Рамоне. Ты думаешь, она нам поможет?

— Конечно, поможет! Мы же помогли ей, когда их корабль потерпел крушение. Разве не благодаря нашему отцу она вернулась в Испанию?

Пенни как-то странно посмотрела на сестру.

— Кто знает? — медленно проговорила она. — Быть может, Рамона вовсе не так уж счастлива в этой своей Испании. Может, она пожалела о том, что не осталась в Англии. Что, если губернатор оказался не в ее вкусе? Кстати, кроме нее, ты никого в Гаване не знаешь?

Каролина положила карты на стол.

— Не могу точно сказать. Я подружилась со многими испанскими пленниками на Тортуге. Некоторые из них возвратились на Гавану. Но кто именно, я не знаю, как, впрочем, не уверена и в том, что они меня помнят.

— Не сомневайся, — с уверенностью проговорила Пенни, — тот, кто тебя увидит, уже не забудет.

— Может, ты и права, но те, кто меня не забыл, могут не пожелать меня вспомнить.

— Не исключено, — кивнула Пенни, тасуя карты. — Давай же, Кэрол, возьми себя в руки! Ты проигрываешь без борьбы, а я этого не люблю!

Что верно, то верно, Каролине трудно было сосредоточиться на картах. Хотя, учитывая обстоятельства, сопутствующие партии, ее вполне можно было понять.

Пенни в задумчивости посмотрела на сестру.

— Ты думаешь, Рамона поможет нам освободиться? — с надеждой в голосе спросила она.

— Конечно! — воскликнула Каролина.

— Хотела бы я быть такой же наивной, — пробормотала Пенни. — Я-то знаю, что люди меняются.

— Рамона не забыла о том, как мы ей помогли, — настаивала Каролина.

Пенни окинула сестру насмешливым взглядом.

— Или, что тоже возможно, Рамона не забыла о том, что мы еретики и заслуживаем того, чтобы нас сжечь, подвергнуть аутодафе. Во имя Господа, конечно!

Каролина вздрогнула.

— Ладно, не принимай близко к сердцу! — улыбнулась Пенни. — Ты же знаешь, у меня своеобразное чувство юмора.

Каролина не посмела возражать.

И снова Пенни без труда обыграла ее.

Между тем веселье на палубе утихло окончательно. Испанский капитан каким-то образом сумел навести порядок до того, как они прошли Собачьи скалы и бухту Мертвеца. Заковав добрую половину команды в цепи, он провел корабль мимо Флоридских ключей, в Мексиканский залив и наконец вошел в гаванскую гавань.

Словно выросшие из коралловых рифов, отвесные стены крепости Эль-Морро придавали городу вид грозный и неприступный. Галионы были встречены приветственным залпом пушек. К западу от форта сверкал нарядный белый город, построенный из местного кораллового известняка.

Каролине Гавана показалась городом сплошных крепостей. Рядом с Эль-Морро возвышалась другая крепость, Пунта. Главную площадь города со стороны моря охраняла еще одна крепость — Ла-Фуэрса.

Женщины-пленницы по-разному проявляли свой страх перед будущим: некоторые были угрюмы и печальны, другие щеголяли показной бравадой. Каролина же вновь погрузилась в тягостные раздумья. Она не столько думала о будущем, сколько вспоминала Келлза, и слезы, время от времени появлявшиеся в ее глазах, были слезами по погибшему мужу.

Вскоре сестры спустились в большую шлюпку, в которой женщин доставили на берег. Гавана в этот день праздновала триумфальное возвращение флотилии, праздновала со всей торжественной пышностью, принятой в испанских владениях. Город чествовал своих героев, праздник уже был в самом разгаре. Галантные кавалеры, позванивавшие серебряными колокольчиками, прикрепленными к седлам; элегантные сеньориты и сеньоры в каретах; солдаты из фортов; простолюдинки, проститутки из портовых борделей, зазывающие клиентов; слуги-индейцы с блестящими влажными глазами и непроницаемыми лицами; торговки и торговцы рыбой, лавочники — все были там.

Каролине становилось тошно при мысли о том, что ей придется пройти сквозь всю эту толпу, чувствуя на себе взгляды — то насмешливо-презрительные, то откровенно похотливые. Еще хуже было то, что, владея испанским, она прекрасно понимала каждое слово, обращенное к ней и к ее огненно-рыжей сестре.

— Нас ведут на невольничий рынок, — пробормотала Пенни. — Вон видишь, впереди колокол. Держись, Кэрол! Веселого будет мало!

Каролина в отчаянии огляделась. Неужели ее продадут в рабство?! До сих пор ей не верилось, что такое возможно. Она все же надеялась, что их будут держать как пленниц в каком-нибудь доме, но Рамона быстро вызволит их. О том, что Рамоны может в Гаване не оказаться, Каролина и думать не смела. Но в действительности все оказалось куда проще. Испанцы хотели получить прибыль немедленно — ни к чему даром кормить пленниц. Кто угодно мог теперь стать ее господином. Какой-нибудь плантатор мог приобрести ее в качестве служанки или наложницы, хозяйка борделя могла бы купить ее для услады клиентов, владелец судна — чтобы увезти бог знает куда…

Каролина, скользнув взглядом по веселой толпе, заметила живописную троицу — пожилого седовласого господина, дородного и солидного, сурово оглядывающего народ из экипажа, и рядом с ним юную девушку в белой мантилье, с черепаховым гребнем в густых черных волосах, отливающих синевой. Девушка, чуть перегнувшись через борт экипажа, беседовала с высоким кабальеро, гарцевавшим на изрядно нервничающем коне.

Внимание Каролины привлек именно всадник. Он был в элегантном черном камзоле с серебряной отделкой; шею же украшал белоснежный кружевной галстук. Широкополая шляпа с серебряной лентой отбрасывала на выразительное лицо легкую тень. Впрочем, наряд его был вполне обычным для испанского гранда — очевидно, он собрался на прогулку.

Зато лицо этого всадника было весьма примечательным. Во-первых, глаза. Серые, холодные, казавшиеся особенно светлыми на загорелом лице — такое бывает у людей, много времени проводящих на солнце, у моряков, например, с утра до ночи находящихся на палубе корабля, где негде укрыться от палящих лучей.

И вот сейчас этот всадник пристально смотрел на Каролину, в числе других гонимую к рынку. Он даже перестал разговаривать с девушкой.

И тут губы Каролины приоткрылись, ей казалось, что она вот-вот задохнется… Тот, на кого она сейчас смотрела, мог быть призраком, ибо это смуглое лицо было лицом человека, которого она любила, которого потеряла.

Келлз!

Каролина не могла объяснить того, что видит, но все было именно так. Она смотрела в лицо человека, который осветил ее жизнь, который неизменно приходил к ней во сне.

Келлз был жив… и находился здесь, в Гаване. Он восседал на рослом гнедом жеребце и, глядя на Каролину, совершенно не узнавал ее. Потрясенная, она пошатнулась; все поплыло у нее перед глазами. Еще мгновение, и она лишилась бы чувств.

Пенни шла рядом с сестрой, и, казалось, ей все нипочем — и крики, и насмешливые взгляды, и палящее солнце. Бросив взгляд на Каролину, Пенни заметила, что сестра побледнела, что неотрывно смотрит на всадника в черном.

— Кэрол, ради Бога, не теряй голову! — воскликнула Пенни. Подхватив сестру под руку, чтобы та не упала, она прошептала ей на ухо: — Не унижайся перед ними!

Каролине удалось взять себя в руки. Келлз никак не давал ей понять, что узнал ее, но, с другой стороны, он был человеком осторожным и умел держать себя в руках. Уже тот факт, что он находился в Гаване, говорил сам за себя. Что-то затевалось! Ныряльщики солгали — они не нашли тела в каюте. Они солгали, чтобы побыстрее заполучить денежки. Их с Хоуксом надули! Тот корабль, что входил в гавань Порт-Рояля, возможно, вовсе не был «Морским волком»!

Каролина лихорадочно соображала. Что могло привести Келлза в Гавану? Неужели он собирался захватить город? Хотя почему бы и нет? На его счету немало взятых испанских городов. Несомненно, он задумал какое-то дерзкое предприятие. Как же искусно скрыл он свое удивление, не подал виду, что узнал ее. Каролина гордилась им, но, скажите на милость, когда она не гордилась своим возлюбленным? Казалось, сердце ее вот-вот выскочит из груди. Залитые солнцем улицы внезапно задрожали перед ее глазами, подернулись золотистой дымкой; Каролина почувствовала себя так, словно уже обрела свободу. Она вскинула голову и радостно улыбнулась. И тут же весело и беззаботно рассмеялась. Этот смех достиг ушей пожилого дородного господина, которому случилось в ту пору занимать пост губернатора Гаваны. Он с удивлением смотрел на странных невольниц — они были настоящие красавицы: рыжеволосая, с фигурой античной статуи, и миниатюрная стройная блондинка, так весело смеявшаяся.

Губернаторская дочь также обратила внимание на женщин, от которых не могли отвести глаза ее отец и кавалер.

— Отребье, — прошипела она.

— Да, но какие красавицы. Будьте справедливы, донна Марина, — приятным баритоном проговорил высокий кабальеро, в котором Каролина признала Келлза.

Губернатор кивнул в знак согласия, и донна Марина нахмурилась. Она была очень молода и строптива, и, к несчастью, росла без матери, так что никто не мог научить ее кротости. Жена губернатора умерла молодой, и с тех пор он так и не женился.

Правда, в доме губернатора жила еще и его незамужняя тетка, состарившаяся в девицах, но она не справлялась с капризной внучатой племянницей.

— Вы должны ее незамедлительно выдать замуж! — не раз говорила она губернатору Коррубедо. — Как бы она вас не опозорила!

Но губернатор был снисходительным отцом и закрывал глаза на некоторые недостатки дочери. Более того, он предоставил ей свободу, какую редкие счастливицы могли иметь в то суровое время.

— Мое почтение, донна Марина, — сказал, склонившись в вежливом поклоне, всадник в черном и ускакал.

— Дон Диего что-то поторопился нас покинуть, — с усмешкой заметила Марина, глядя вслед удаляющемуся красавцу.

— Да, дочь моя, — с рассеянным видом проговорил губернатор, — наверное, хочет посмотреть аукцион.

— Или кое-что купить! — фыркнула юная испанка.

Губернатору тоже пришла в голову мысль поторопиться с покупкой. И блондинка, и рыжая выглядели весьма соблазнительно. Каждый мужчина провожал их взглядом. Губернатор скосил глаза на дочь. Она тоже смотрелась вполне зрелой женщиной. Хотя Марине не исполнилось и пятнадцати, ее пышная грудь уже приковывала к себе взгляды мужчин. Губернатор вздохнул. Он надеялся повременить, но ухажеры уже слетались в просторный дом на площади де Армас, который он любил куда больше, чем свою официальную резиденцию в старой крепости Ла-Фуэрса. Марине же ни один из поклонников не пришелся по вкусу, ни одному из них она не отвечала взаимностью.

Так уж сложилось: если перед Мариной открывались две дороги, она непременно выбирала ту, что с колдобинами и рытвинами, — например, из двух мужчин непременно предпочитала того, кто менее всего подходил ей. Бедняжка была напрочь лишена рассудительности. Возможно, вспышки необузданного гнева являлись ее своеобразной реакцией на постоянные ошибки. Вот и сейчас ее выбор пал совсем не на того человека, которого ей следовало бы выбрать. При богатом выборе воздыхателей, готовых ради нее на все, Марина, похоже, всерьез увлеклась надменным высоким испанцем, очевидно, совершенно равнодушным к ее особе. Этот загадочный смуглый господин оказался темной лошадкой. Он появился в Гаване недавно, при весьма странных, почти мистических обстоятельствах. Высокого господина звали дон Диего Вивар. А что, собственно, было известно об этом господине? Только то, что он храбрец и герой, если только верить тому, что о нем говорили. Но слухи о его геройстве пришли из Испании, а здесь, на Кубе, его никто не знал.

Лучше бы Марина подыскала себе более подходящую пару, например, выбрала бы того, кого присмотрел для нее отец, — дона Рамона дель Мундо. Все, как говорится, было при нем: молодость, красота, богатство, фамильные земли в метрополии. Дон Рамон ясно дал понять губернатору, что прибыл в Гавану лишь для того, чтобы прославить свое имя, доказать, как положено настоящему мужчине, свою доблесть и отвагу служением короне. Губернатор знал о его миссии в Порт-Рояле и приветствовал намерение дель Мундо вернуть Испании принадлежавший ей некогда город, ныне оплот английских флибустьеров. Рамон дель Мундо во всех отношениях был завидной партией.

Но дону Рамону фатально не везло. Сколько сил и энергии отдал он для претворения в жизнь своего плана, как рисковал, отправившись во вражеский город на разведку. Кому, как не ему, следовало возглавить операцию, которую он продумал во всех деталях! Но нет! Ему переходят дорогу! И кто? Какой-то чужак из Испании, совершенно незнакомый с местными условиями. Пока дон Рамон рисковал жизнью в Порт-Рояле, в Гавану прибыл корабль, капитан которого вез послание губернатору. Послание непосредственно касалось дона Рамона. Это был ответ короны на рапорт, отправленный доном Рамоном для рассмотрения королевским советом. Итак, возвратившись из Порт-Рояля, дон Рамон узнает, что испанские власти выбрали для осуществления плана, столь блестяще задуманного молодым храбрецом, другого человека, нового фаворита двора. Именно этот новый любимец короля был отправлен на Ямайку, а дону Рамону отводилась второстепенная роль. Ему приказано было находиться в резерве. Когда новый любимчик короля сделает свое дело, дон Рамон придет к нему на помощь с небольшим отрядом. Однако вся слава достанется другому. Где же справедливость?

Итак, дон Рамон упал духом. Где уж тут взяться любовному пылу? Губернатор уже стал задаваться вопросом, не утратил ли дон Рамон интерес к его дочери.

И вдруг нежданно-негаданно и при весьма загадочных обстоятельствах появляется дон Диего Вивар — смуглый красавец с таинственным прошлым, к тому же поселившийся в доме губернатора! Неудивительно, что Марина была очарована им.

Заботливый отец, губернатор не мог не заметить растущего увлечения дочери. Благо дон Диего Вивар, похоже, не из тех, кого можно назвать коварным соблазнителем. Впрочем, так же трудно было бы отнести его и к разряду женоненавистников. И тут губернатора осенило — у него возникла замечательная идея, и он, как человек действия, решил немедленно осуществить задуманное. Решил поехать на аукцион, причем незамедлительно. Карета покатилась.

Однако ехать в экипаже сквозь толпу и не передавить при этом добрый десяток людей — задача невыполнимая. Раздраженный вынужденной задержкой, губернатор прошептал что-то вознице и, покинув экипаж, зашагал к помосту.

Каролина, прислонившись к столбу, поддерживающему тент, натянутый над помостом, наблюдала за приготовлениями. Рядом с ней стояла Пенни, внимательно оглядывавшая площадь. Товарки по несчастью вели себя по-разному. Некоторые из женщин уже не первый раз участвовали в подобных торгах, и сейчас, не теряя времени даром, кокетничали напропалую, надеясь привлечь внимание достойного, с их точки зрения, покупателя. Каролина же, приподнявшись на цыпочки, искала в толпе того, кто мог бы ее вызволить. Ах, вот и он, Келлз! Он здесь, явился помочь ей! Но Боже, как искусно он играет роль стороннего наблюдателя! Его внешняя (разумеется, только внешняя) невозмутимость даже немного пугала Каролину. Впрочем, долой сомнения! Сейчас он сделает то, что должен сделать: выкупит ее, увезет с собой, и все пойдет у них по-старому.

Но как же Пенни?! Кому, как не Каролине, прийти сейчас на помощь сестре? Келлз должен ее понять!

— Мы сестры! — закричала Каролина. — Нас должны продавать вместе.

— Что это ты раскричалась? — спросила Пенни. — Чего ты от них хочешь?

Пенни, демонстрировавшая недюжинные способности к карточным играм, не была столь же талантлива в освоении иностранных языков. Возможно, она просто ленилась учить чужие языки. Так что Каролине пришлось пояснить:

— Мы ведь сестры, Пенни, и нам желательно попасть в одни руки. Об этом я и кричала.

— Сомневаюсь, что они примут во внимание твои пожелания.

— Кое-кто примет, — с загадочным видом проговорила Каролина. — Вот увидишь.

Каролина уже хотела поделиться с сестрой радостной вестью о том, что Келлз жив и готов прийти к ним на помощь, но, взглянув в его сторону, внезапно осеклась. Келлз, пробираясь сквозь толпу, приближался к помосту, пристально глядя на сестер. Его взгляд, взгляд холодных серых глаз, в которых не было ни тепла, ни сочувствия, насторожил Каролину. Может, он хотел таким образом дать ей понять, чтобы она молчала, даже Пенни не говорила о том, что он здесь? Ну конечно! Пенни могла бы громко крикнуть, позвать его по имени — и тогда конец! Все так, но откуда такое равнодушие в этих серых с прищуром глазах?

— Наивная девочка! Ты всегда видела все в радужных тонах, а жизнь куда более мрачная штука, поверь. Да нас здесь и за людей никто не считает! Станут они думать о том, кто здесь сестры, а кто тетя с племянницей! Смотри, какой сброд здесь собрался. Вот этот — наверняка сутенер, а от тех двоих вообще избави Бог! Гляди, как облизываются, извращенцы чертовы! Кэрол, нам еще повезет, если мы доживем до утра!

— О, я уверена, что нас купит какой-нибудь приличный господин, — с беспечной улыбкой откликнулась Кэрол.

«Наверное, Пенни считает, что я сошла с ума, — подумала Каролина. — Но, с другой стороны, как еще приободрить сестру, не раскрывая инкогнито Келлза?»

Пенни в ужасе взглянула на младшую сестру. Уж не лишилась ли бедняжка рассудка? О чем она говорит? О каком приличном господине мечтает? Неужто она полагает, что кто-то станет церемониться с рабыней? Чуть что не так, есть верное средство — кнут! Кнут — штука на редкость убедительная, ей, Пенни, пришлось испытать это на собственной шкуре. Надо бы Каролине спуститься с небес на землю и готовиться к тому, что еще до заката солнца ей придется отведать подобное угощение. Зная сестру, Пенни не сомневалась: Кэрол, как и она сама, как любая из женщин, носящих фамилию Лайтфут, не сможет покориться без борьбы! И тогда — дай Господь ей сил и терпения.

— Ты так торопишься стать чьей-то вещью? Уверяю, в этом мало счастья. Сама увидишь… Да ладно, не вешай нос, сестричка, — по-своему истолковав беспомощный и виноватый взгляд сестры, сказала Пенни. — Нас, кажется, не собираются продавать тотчас же. Мы еще успеем побывать в роли зрителей. Лови минуты счастья!

Между тем на помост вытолкнули блондинку со щербатым ртом. Не протрезвев еще с Нассау, она, пошатываясь, смотрела на толпу остекленевшими глазами.

— Торг обещает быть занятным, — пробормотала Пенни. — Флосси стоит хороших денег. Кстати, ты не знаешь, о чем они толкуют?

— Они говорят о том, что нас надо рекомендовать как домашнюю прислугу, что большинство слишком слабосильны, чтобы работать на плантациях, — отозвалась Каролина, непрестанно улыбаясь Келлзу, который смотрел прямо на нее с загадочным выражением лица.

— Да уж, как прислугу, — усмехнулась Пенни. — Смотри, тот парень, что купил Флосси, уже щиплет ее за зад, а она хохочет!

— Ну что же, наверное, она права: чем лучше удастся наладить отношения с хозяином, тем меньше ей придется работать, — с рассеянным видом заметила Каролина.

Пенни в недоумении посмотрела на сестру. Должно быть, солнце расплавило ее мозги. Хорошо бы и впрямь они достались одному человеку — за сестрой потребуется присматривать!

Рыжую замарашку продали за бесценок, затем настала очередь девчонки с опухшим от слез лицом, потом — черед жгучей брюнетки. Торг оживился.

— Я думаю, следующими будем мы, — сказала Пенни, глядя, как толпа расступается перед экипажем губернатора.

Возница подошел вплотную к аукционисту и что-то шепнул ему на ухо. Тот явно был озадачен, но кивнул. Затем ведущий торги поманил к себе Каролину и Пенни и велел им следовать за возницей. Дождавшись, когда женщин отведут в сторону, аукционист вышел на помост и объявил:

— Две женщины снимаются с торгов.

Толпа разочарованно ухнула. Аукцион лишился главных лотов.

— Что это значит? — пробормотала Пенни.

Каролина, взглянув на Келлза и увидев, как он нахмурился, в смущении прошептала:

— Не знаю.

Она оглянулась и заметила, что Келлз, развернув коня, повернул в ту же сторону, куда вели их с сестрой. Келлз пытался не упустить их из виду — но удастся ли ему это?

— Кажется, дело принимает дурной оборот, — сказала Каролина.

— Перестань говорить загадками, — проворчала Пенни. — Не хочешь ли ты сказать, будто только сейчас заметила, что с нами не все в порядке? Могла бы догадаться раньше, когда увидела, что нас ведут продавать. Уже тогда все стало ясно как день. Нам еще повезло, что пока мы вместе… А впрочем, — философски заметила Пенни, — может, все пошло вкривь и вкось еще раньше, много лет назад…

В этот момент возница губернатора заметил в толпе нужного ему человека.

— Мигель! — позвал он. Тот подошел.

Мужчины говорили шепотом, так что Каролина, как ни старалась, не расслышала ни слова. После этого обеих женщин передали Мигелю. Мигель, невысокий плотный мужчина с простоватым лицом, по всему видно, был слугой. Взяв каждую из сестер за руку, он повел их сквозь толпу, с любопытством взиравшую на двух красоток, способных составить гордость любого аукциона.

— Слуга губернатора, — сказал кто-то в толпе, и Каролина невольно вздрогнула. Быть может, кто-то признал в ней Серебряную Русалку, и ее, а заодно с ней и сестру, ведут в тюрьму, чтобы потом казнить?

Каролина вздохнула с некоторым облегчением, — миновав рыночную площадь, они направились в противоположную от крепости сторону. Их вели к небольшому двухэтажному особняку на площади де Армас, на той самой, через которую еще совсем недавно они шли на аукцион. Этот дом располагался рядом с другим, повыше и попредставительнее. Тот, другой, вполне мог быть резиденцией какого-нибудь высокопоставленного лица. Если бы их повели туда, поводов для беспокойства было бы больше, но этот двухэтажный особнячок особых опасений не вызывал.

Молодых женщин привели в просторный холл с красивым каменным полом. Затем они вышли во внутренний двор и их подвели к открытой двери, ведущей со двора на кухню. Кухня была небольшая, с низкими потолками, каменным полом и закопченными стенами. Со двора просматривалась еще одна приоткрытая дверь. По-видимому, за ней располагались каморки для слуг.

Молчаливый конвоир крикнул:

— Хуанита!

Несколько мгновений спустя откуда-то из глубины кухни вышла пожилая дородная женщина в фартуке. Внимательно осмотрев сестер, она спросила о чем-то Мигеля. Тот ответил.

— О чем они говорят? — спросила Пенни.

— Они говорят, что я должна остаться в этом доме, — упавшим голосом проговорила Каролина. — А ты будешь жить в доме губернатора.

— Ну, что я тебе говорила?! — подмигнув сестре, воскликнула Пенни. — Все, как предсказано: я стану возлюбленной губернатора!

— О, Пенни! — воскликнула Каролина. — Как ты можешь шутить в такое время!

Между тем беседа слуг переходила в ссору. Каролина прислушалась.

— Эта женщина, кажется, недовольна тем, что я должна остаться в этом пустом доме, — сообщила Каролина. — А мужчина говорит ей, что дом не будет пустовать… — Каролина поежилась. — Говорит, что губернатор собирается передать этот дом в распоряжение дона Диего Вивара! О Боже, Пенни! Губернатор дарит меня этому дону Диего!

— Спроси, какой он из себя, — тут же посоветовала Пенни. — Да не стой ты столбом, о чем еще они говорят?

— Так, пустяки. Старуха спрашивает, что я здесь буду делать, а мужчина отвечает, что не знает и ей не советует проявлять любопытство, не то губернатор прикажет ее выпороть. А она отвечает, что у губернатора слишком доброе сердце, чтобы кого-то бить, иначе он давно бы приказал выпороть самого этого мужчину.

— Ну что ж, хорошие новости, — с улыбкой проговорила Пенни. — Все же лучше, если хозяин добр сердцем. Наши дела не так уж плохи.

Мужчина, приведший сестер в дом, указал на деревянную скамью. Каролина опустилась на нее. Затем слуга схватил Пенни за руку и потащил к выходу. Она оглянулась и крикнула сестре:

— Удачи с доном Диего!

Каролина ничего не ответила — лишь бросила на сестру хмурый взгляд исподлобья. О каком доне Диего может идти речь, когда Келлз в городе?

Тем временем человек, известный в Гаване как дон Диего Вивар, пробрался наконец сквозь толпу и подъехал к экипажу губернатора.

— Добрый день, ваше превосходительство. Здравствуйте, донна Марина. Не могли бы вы сказать, что случилось с двумя женщинами, которых сняли с торгов?

— О, дон Диего, как хорошо, что вы об этом сами спросили! — воскликнул губернатор, дружески хлопнув своего молодого друга по спине. — Капитан Авилла, тот, кто командовал одним из галионов, участвовавших в штурме Нью-Провиденс, сказал мне, что они сестры и что блондинка оказала некоторую помощь нашим соотечественникам. Я подумал, что следует проявить милосердие по отношению к бедняжкам, поэтому решил избавить их от унизительного участия в торгах, где их могли бы продать какому-нибудь жестокому хозяину. Рыженькую я беру к себе в услужение, а блондинка пусть будет служанкой в вашем доме, тем более что вы, как я заметил, положили на нее глаз!

Лицо сероглазого смуглого красавца оставалось непроницаемым.

— Но я и так живу в вашем доме, и мне не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой и щедростью…

— Оставьте, дон Диего. Мне принадлежит небольшой особняк рядом с моей резиденцией, и с тех пор как семейство Мендоса уехало в Испанию, он пустует. Он ваш до тех пор, пока я не найду подходящих жильцов. Холостяцкое жилище, разве плохо? — Губернатор вновь похлопал дона Диего по спине. — Кроме того, — продолжал губернатор, — одной старой Хуаниты вам недостаточно. Такой кавалер, как вы, нуждается в горничной, не только в кухарке. Конечно, Хуанита может по-прежнему вам готовить, но подавать на стол должна женщина поприятнее и поопрятнее. К тому же кто-то должен стелить вам постель… и прочее… Вот я и отправил блондинку в ваш новый дом. Она ждет вашего возвращения.

— Ах, — несколько смутился дон Диего, — вы слишком ко мне снисходительны. Вы относитесь ко мне, как к сыну.

— Перестаньте, мальчик мой. Если бы у меня был сын, похожий на вас, я был бы счастлив, ибо какой отец не гордился бы таким героем?

— Я перед вами в долгу, — без тени улыбки проговорил дон Диего. — Одежда, конь, стол, теперь вот еще и этот дом. Могу лишь обещать вам: как только я получу возможность распоряжаться собственными средствами, возмещу все ваши расходы в двойном размере.

— Нет, нет… — Губернатор надеялся унизить этого человека в глазах дочери, выставив его нищим попрошайкой, и достоинство, с которым тот принял подарок, не отвечало тайным планам губернатора. — Мы потом поговорим об этом, дон Диего. А теперь поспешите осмотреть ваш новый дом. Тот самый, что…

— Я понял, о каком доме идет речь, — сказал дон Диего. — Что ж, позвольте откланяться.

Губернатор помахал на прощание своему молодому другу. Но не успел он еще опустить руку, как Марина принялась выговаривать отцу:

— Папа, как ты мог? Отослать дона Диего из дома — и к тому же снабдить его шлюхой!

— Я не знаю, шлюха ли она, — как ни в чем не бывало ответил губернатор. — Знаю лишь, что она женщина какого-то пирата. Капитан Авилла сказал, что она была милосердна с нашими пленными солдатами на Тортуге.

— Могу себе представить, в чем выражалось это милосердие!

— Марина… — Губернатор неожиданно нахмурился. — Похоже, ты забываешься! Если бы ты была воспитанной девочкой, ты бы выказывала отцу больше уважения и не осуждала бы мои действия.

Донна Марина закуталась в мантилью и все дорогу до дома провела в угрюмом молчании. Отец девушки полагал, что поступил разумно, отдалив дочь от дона Диего — по крайней мере до той поры, пока о нем не станет известно больше.

Каролина между тем пребывала в тревожном ожидании.

— Кто такой дон Диего? — спросила она у Хуаниты.

— Кабальеро, живущий в доме губернатора.

Каролина, казалось, была сбита с толку.

— Но тогда почему…

— Я сама ничего не понимаю, и вам бы лучше в это не лезть, сеньорита. Но я, как и Мигель, исполняю приказы. Когда губернатор сдавал этот дом одной семье, я готовила для них. Теперь, наверное, я буду готовить для дона Диего. Какая разница?

Пожав плечами, женщина села чистить бобы.

— Можно мне осмотреть дом? — явно нервничая, спросила Каролина.

— Делайте что хотите. Вы увидите, что я держала дом в чистоте. И при этом обходилась без помощников!

Каролина вышла во двор. Первой ее мыслью была мысль о бегстве. Но куда бежать? Внезапно она вспомнила о Рамоне Валдес и вернулась на кухню. Служанка с удивлением подняла глаза от миски.

— Не могли бы вы рассказать мне о донне Рамоне? — смутившись, попросила Каролина. — Где она?

Хуанита смотрела на молодую женщину с недоумением.

— Рамона — жена губернатора, — пояснила Каролина.

— Ах, эта донна Рамона! Так ее уже давно здесь нет. Ее муж заболел, врачи посоветовали ему сменить климат, и он уехал в Испанию. Уехал и жену увез с собой. После него сменилось уже два губернатора. А теперь у нас губернатор Коррубедо.

Не слишком обнадеживающее известие. Наконец-то Каролина осознала всю шаткость своего положения.

— А нынешний губернатор женат? — спросила она неожиданно, подумав о том, что Пенни, обладавшая редкой интуицией, возможно, предсказала собственную судьбу.

— Жена его давно в могиле, да только он все равно не женился, и никто не понимает почему.

«Слава Тебе, Господи, за то, что создал болтливых слуг!»

— А дети у него есть?

— Только одна дочь. Такая избалованная… Хочет, чтобы все ходили перед ней по струнке. Иногда на нее посмотришь, так кажется, будто девчонка не понимает, отчего солнце встает и садится, не спрашивая на то ее соизволения! Давно бы надо нашему губернатору жениться. Да на женщине, какая смогла бы научить девчонку уму-разуму! А то ведь он только портит дочь, исполняя каждое ее желание.

— Сколько ей лет?

— Кому? Донне Марине? Лет пятнадцать, точно не знаю.

«И тебе от нее достанется, Пенни», — подумала Каролина.

— А как он выглядит, этот дон Диего?

— Красавец. Настоящий кабальеро! Храбрец!

И скорее всего охоч до женщин, подумала Каролина. Интересно, сколько раз на день придется ей утолять плотский голод этого храбреца? Каролина закусила губу. На буфетной полке над столом лежал кухонный нож. Каролина подошла поближе, делая вид, что осматривает кухню.

— Кухня в идеальном порядке. Вы прекрасная хозяйка, Хуанита, — вкрадчиво проворковала Каролина.

Старая служанка подняла голову, окинула собеседницу проницательным взглядом. Эта молодая женщина, которую привел Мигель, — красавица, хоть и одета в рванье. Старая Хуанита умела видеть суть за оболочкой. «Бьюсь об заклад, — подумала старая испанка, — совсем недавно эта женщина носила шелка и атлас, и дон Диего, да и любой другой на его месте, был бы готов на все, лишь бы добиться ее расположения. Не исключено, что и в нынешнем своем незавидном положении эта иностранка заставит дона Диего плясать под свою дудку».

— Стараюсь, — лаконично ответила служанка.

Теперь Каролина оказалась совсем рядом с буфетом.

— Опишите мне его внешность, — попросила она.

— Высокий. Смуглый. С военной выправкой.

Каролина смотрела на нож. Вот она, деревянная рукоять, такая удобная… а клинок длинный и острый, осталось лишь руку протянуть.

— А женщины, он любит женщин?

— Думаю, не больше и не меньше, чем другие мужчины. — Хуанита захихикала. — Вот что я наверняка знаю, — продолжала она, — так это то, что женщины его любят. Дочка губернатора от него без ума! Мне слуги рассказали. Говорят, что она ходит за ним как тень, все не налюбуется. И даже будто бы приходит в ярость, когда к нему приезжает донна Химена Менендес.

Хуанита, хитро прищурившись, взглянула на собеседницу, и в темных глазах старой испанки Каролина прочла: «Не бойся, дурочка, тебе не придется трудиться слишком много, другие с удовольствием будут выполнять твою работу!»

— А дон Диего сам-то увлечен этой донкой Хименой? — спросила Каролина, успев спрятать за спиной нож.

— А кому она не понравится? — пожав плечами, сказала испанка. — Волосы у нее черные, как ночь, а глаза — ярче не бывает, словно звезды горят. Зубы же белые-пребелые, таких зубов больше ни у кого в Новой Испании не сыщешь.

— А она замужем? — спросила Каролина, спрятав нож в складках юбки.

— О да, замужем. За самым богатым человеком в Гаване, за доном Карлосом Менендесом.

— И как на все это смотрит дон Карлос?

Каролина боялась, как бы кухарка не заметила пропажи ножа.

— Дон Карлос ничего не думает на этот счет. По крайней мере ничего не говорит. Он слишком околдован красотой своей жены, чтобы в чем-то ей перечить!

— Значит, говорите, у донны Химены не один любовник?

— Не один, это точно, — снова захихикала Хуанита.

Каролина уже успела подкрасться к двери.

— Но дон Диего — постоянный, так? — продолжала расспрашивать Каролина. Как видно, служанка любила посплетничать, и разговор про донну Химену ей явно нравился.

— Насчет этого не знаю, — заявила служанка. Поджав губы, она продолжила шелушить бобы.

Пусть эта светловолосая кокетка сама разбирается, любовники они или нет. В конце концов, все, что Хуанита знала об отношениях дона Диего и Химены, относилось к области слухов.

Каролина же принялась осматривать дом. Как ни взволнована она была предстоящей встречей с доном Диего, любопытство все же взяло верх.

На первом этаже располагался лишь холл, просторный и прохладный, с каменным полом и узкими зарешеченными окнами под самым потолком. Каролина оценила предусмотрительность архитектора, расположившего окна так, что в холле все время создавался легкий сквознячок, способствующий прохладе. Из холла можно было пройти в патио, внутренний дворик с таким же, как в холле, полом. Из патио вела дверь на кухню. Это натолкнуло Каролину на мысль, что здесь принято завтракать, обедать и ужинать не в комнатах, а прямо на свежем воздухе, в тени пальмы. Посреди дворика был устроен фонтан, радовавший глаз. С одной из сторон ко внутреннему дворику примыкала открытая галерея, располагавшая к приятным прогулкам в прохладной тени каменных колонн. Прямо из патио вела на второй этаж выложенная керамической плиткой лестница.

Каролина решила отнести нож наверх. Если этот неотразимый дон Диего, тот, за которым увивается столько женщин, надумает ее домогаться, нож может оказаться весьма кстати.

С этими мыслями она легко взбежала на второй этаж, туда, где находились спальни — всего две. В одной из этих комнат имелась дверь — отсюда вела вниз, на кухню, еще одна лестница. В большую же из спален можно было подняться прямо из патио.

Каролина присела на кровать — волосяной матрас показался ей довольно жестким, но приятно упругим. Внезапно она поймала себя на мысли о том, что оценивает достоинства матраса, на котором ей, вполне вероятно, придется провести ночь со своим господином. И Каролина тотчас же вспомнила про нож. Пожалуй, самое надежное — спрятать его под матрас. Но приподнять матрас оказалось не так-то просто. Каролина встала, задумалась. Куда же еще можно спрятать нож, спрятать так, чтобы тотчас же достать в случае необходимости? Она так и не успела ничего придумать — внезапно послышались шаги. Причем это была не Хуанита, ходившая, как успела заметить Каролина, почти бесшумно в своей мягкой обуви. Судя по всему, то были шаги крупного мужчины в окованных железом тяжелых сапогах.

Дон Диего!

Каролина замерла в ожидании. Он поднимался быстро, и молодая женщина, не долго думая, сунула нож в складки юбки. Сердце ее бешено колотилось; в голове шумело. Надо быть вежливой и любезной, мысленно повторяла Каролина. «Господи, зачем только ты сделал так, чтобы наша первая встреча состоялась в его спальне!»

 

Глава 19

Дом на площади де Армас

Дон Диего Вивар вошел в просторную комнату, главным и почти единственным украшением которой служила внушительных размеров резная кровать. Он тотчас же увидел Каролину — и та от удивления и неожиданности выронила свое оружие. Нож ударился о каменный пол и отскочил в сторону. И тут же раздался до боли знакомый голос:

— Сегодня оружие вам не понадобится, мадам. Я не собираюсь брать вас силой!

— О, это ты! — воскликнула Каролина. — Я так боялась, что это будешь не ты!

Она бросилась к нему на шею и крепко обняла его. Ему ничего не оставалось, как тоже обнять ее. Каролина зарыдала, прижимаясь к широкой и такой знакомой груди; она слышала, как бьется сердце любимого.

Когда я увидела тебя на рынке… — заговорила Каролина, то и дело всхлипывая. — Боже, ты не представляешь, как я обрадовалась! Я была уверена, что ты выкупишь меня, я не могла дождаться…

Она принялась целовать его и почувствовала, что ее поцелуи распаляют Келлза, почувствовала, что сердце в его груди забилось быстрее, что восстала плоть…

Прерывисто дыша, он стал расстегивать ее лиф. Черт бы побрал эти многочисленные крючки на спине! Вот наконец он может прикоснуться к ее шелковистому телу. Вот уже поглаживает ее плечи и спину, целует лицо, шею, грудь… Еще мгновение — и платье падает на пол…

Глаза Каролины оставались полузакрытыми, и слезы счастья сверкали на ее длинных ресницах. Лицо ее, еще недавно покрытое мертвенной бледностью, порозовело, грудь бурно вздымалась.

— Когда меня увели с торгов, — задыхаясь, говорила она, — я боялась, что ты не сможешь меня найти… О, ты думаешь, можно прямо здесь, без белья?

— А почему нет? — спросил Келлз, и она, взглянув в его серые глаза, увидела в них столь знакомый ей огонь страсти.

— Да, конечно, — пробормотала Каролина; она рассмеялась и воскликнула: — О, я ждала так долго! Целую жизнь!

— Значит, дождалась.

Он подхватил ее на руки — обнаженную, трепещущую нимфу. Распахнув рубашку на его груди, Каролина целовала смуглую грудь. Келлз, шагнув к кровати, уложил Каролину на матрас, достоинства которого она уже успела оценить. Постельного белья на кровати не было, но грубая ткань матраса совершенно не мешала ей чувствовать то, что она чувствовала, — ее переполняло счастье.

Она была счастлива потому, что руки, обнимавшие ее, были теми самыми руками, и губы, заглушавшие ее стоны, — теми самыми губами; а мускулистое тело мужчины, дарившее такое неземное наслаждение, было телом ее флибустьера!

Он вошел в нее — и она вздрогнула. Распаленная страстью, Каролина подхватила его ритм, отвечая ему со всем жаром изголодавшегося по мужчине юного тела. Все страхи ее тотчас улетучились, горе уходило прочь, оставались лишь его сильные руки, его губы, его плоть, их с Келлзом любовь.

Эти мгновения, эти чудесные минуты любви казались вечностью. Да, она потеряла его, но обрела вновь! Сердце Каролины пело от радости. Она, которая поклялась забыть само слово «любовь» на веки вечные, сейчас любила со всей страстью, на которую способна женщина.

Ни море, ни земная твердь не смогли отнять у нее возлюбленного, он вновь был с ней, в ее объятиях!

Но всякая радость имеет конец, и вот наконец ее пылкий любовник неохотно откатился в сторону, продолжая лениво ласкать ее юное тело, все еще сотрясаемое спазмами наслаждения.

Каролина перекатилась на живот и, приподнявшись на локтях, склонилась над Келлзом. Грудь ее касалась его груди, а ее роскошные волосы разметались по подушке, укрывая его плечи шелковым покрывалом. Она смотрела на него любящим взглядом, смотрела — и не могла насмотреться. Ей все еще не верилось, что все это — не просто чудесный сон.

— О, Келлз, — прошептала она. — Я думала… мы все думали, что ты умер. Даже Хоукс в это поверил. Да и я тоже! Разбитый корабль, который выглядел точь-в-точь как «Морской волк», вошел в гавань как раз в ту минуту, когда началось землетрясение, а потом его выбросило на берег, прямо в город, на дома.

Каролина говорила быстро, не давая ему возможности вставить слово, словно боялась, что не успеет сказать всего, что хочет:

— И Хоукс нашел кого-то якобы из твоей команды — вероятно, этот человек все выдумал… Так вот, он рассказал страшную сказку о том, что «Морской волк» дрался с «Санто-Доминго» и еще одним галионом, и, конечно, мы все поверили, поскольку тот человек рассказывал об этом, умирая. Тогда я оставила Хоукса в Порт-Рояле, а сама отправилась в Англию, но наш корабль оказался в ловушке: мы проплывали у берегов Нью-Провиденс как раз тогда, когда совместный франко-испанский рейд разгромил Нассау. Вот так мы с Пенни попали сюда и… Келлз, не могу поверить, что это действительно ты! Я столько дней проливала по тебе слезы, я была уверена, что больше никогда тебя не увижу!

Каролина порывисто обняла его и, охваченная волнением, не сразу поняла, что объятия ее не вызвали в нем ожидаемого отклика. Осторожно, но настойчиво он отстранил ее от себя и приподнялся. Глядя на нее с жалостью, он встал с кровати, поспешно привел в порядок свою одежду.

— Сеньорита, — с сожалением в голосе проговорил он. — Похоже, вы заблуждаетесь.

Каролина в недоумении уставилась на любовника.

— Как это… заблуждаюсь?

— Вы заблуждаетесь в том, что знаете меня.

— Но ведь это так!

— Когда я увидел вас на улице, вы пристально смотрели на меня. Я заметил живой блеск в ваших глазах, и… — Он окинул одобрительным взглядом прекрасное тело молодой женщины. — Я, к сожалению, ошибся, полагая, что именно мое мужское обаяние так распалило вас. — Дон Диего вздохнул. — Похоже, вы просто приняли меня за другого.

Каролина онемела. Она во все глаза смотрела на стоявшего перед ней мужчину. Не может быть! Это всего лишь дурной сон!

— Верно то, что я находился на борту «Санто-Доминго», — продолжал дон Диего, — но во всем остальном вы ошиблись. Вы мне явно польстили таким приемом, но я вас никогда прежде не видел.

Казалось, мир перевернулся.

Где-то за окном прокричала морская птица. Снизу, из патио, доносился монотонный плеск фонтана, слышался шелест пальмовых листьев.

Каролине казалось, что она погружается в какую-то пучину. Сознание отказывалось принимать его жестокие слова, сказанные сразу после столь страстного соития. Мысли Каролины путались. Казалось, что все вокруг подернулось дымкой. Если бы не это спасительное бесчувствие, она бы лишилась рассудка.

Должно быть, это была очередная ухмылка судьбы, кривая усмешка фортуны, не первая в ее жизни.

— Келлз, — взмолилась она, — не шути так со мной! Я едва не сошла с ума, когда узнала, что ты погиб. Я…

— Как вы меня назвали? — спросил он ледяным голосом.

— Я назвала тебя Келлзом! Твоим собственным именем!

— Келлзом? — Он повторил это имя так, словно произнес проклятие. — Это тот ничтожный пират, что промышлял в Карибском море?

— Да, он самый прославленный флибустьер, держащий в страхе своих врагов! И ты об этом прекрасно знаешь!

Дон Диего провел ладонью по своим темным вьющимся волосам. Он стал мрачнее тучи, на его лице отражалась борьба чувств, по-видимому, самых противоречивых. Наконец, овладев собой, он отрывисто проговорил:

— Тогда как же зовут вас?

Каролина отшатнулась от него.

— Ты не помнишь? — в ужасе спросила она.

— Просто не знаю, — поправил дон Диего.

— Каролина! Я же Каролина! — воскликнула она, вскочив с кровати.

— А фамилия у вас есть? — осведомился дон Диего.

Каролина откинула назад голову, словно от пощечины. И вдруг осознала, что стоит нагая перед ним, одетым. Ей стало мучительно стыдно и горько. Схватив рубашку, она поспешно надела ее. Надевая платье, с нескрываемой горечью проговорила:

— Не хотите ли вы также сказать, будто не помните, что меня звали Каролиной Лайтфут до того, как я вышла за вас замуж?

— До того как?..

Ее недавний любовник смотрел на нее как громом пораженный.

— Да, до того, как я вышла за вас, — повторила она. — О чем я уже начинаю сожалеть!

Каролина теряла самообладание, пальцы ее дрожали, крючки на платье не поддавались.

Мужчина помотал головой, словно стараясь собраться с мыслями.

— Сеньорита, — официальным тоном заявил он, — я полагаю, ваша оплошность вполне объяснима. Вам столько пришлось пережить…

Вот тут Каролина испугалась по-настоящему. Холодок ужаса пробежал у нее по спине. Она готова была поверить в то, что сходит с ума.

— Ерунда! — с жаром воскликнула она. — Если мне и довелось испытать немало бед, они не помутили мой рассудок! Не пытайтесь уверить меня, что я повредилась умом! Я еще способна узнать собственного мужа, и для меня совершенно не важно, при каких обстоятельствах нам пришлось встретиться!

— Тихо, — сказал он, осторожно, без грубости, прикрыв ладонью ее губы.

Только теперь Каролина поняла, какую страшную ошибку совершила. Ну конечно, ведь не зря говорят, что и стены имеют уши. Господи, да она же могла раскрыть его инкогнито, и тогда… Страшно подумать, что могло бы случиться тогда! Как могла она оказаться такой дурой? Ну конечно, он лишь притворяется доном Диего, и где-то, быть может, за панелью этой спальни, в соседнем доме, в доме губернатора, их разговор уже подслушал враг!

— Прости, — пробормотала она сквозь прижатые к ее губам пальцы.

Теперь он говорил с ней ровным, спокойным голосом:

— Я не желаю вам вреда, но вы должны попытаться вникнуть в то, что я говорю. Кажется, вам пришлось много страдать, и я вам сочувствую, но Бог свидетель, я — Диего Вивар, родом из Кастилии. Вы, сеньорита Лайтфут, достаточно красивая женщина для того, чтобы навеки остаться в памяти любого мужчины, тем более так близко знавшего вас, и, если я вас не помню, следовательно, мы никогда прежде не встречались.

— Да — да, конечно, — поспешно подтвердила Каролина, невольно озираясь, словно в поисках невидимого соглядатая. Взгляд ее упал на широкую кровать с матрасом жестким, но вполне удобным. В надежде на то, что ночью они смогут поговорить, не опасаясь шпионов, она спросила:

— Где мы будем спать?

Каролина еще успела подумать о том, что следует расспросить про постельное белье, и тут услышала поразивший ее ответ.

— Я буду спать здесь, — заявил ее собеседник. — А вы, сеньорита Лайтфут, можете занять комнату в другой половине дома. Давайте прекратим эти детские игры в узнавания, ведь на самом деле нам некого узнавать. Сегодня мы поужинаем вместе, и, если ваши манеры меня не оттолкнут, я позволю вам и впредь делить со мной стол. Но я хочу, чтобы вы знали: я допускаю близость лишь с той женщиной, которую выберу сам, и никогда не стану делить постель с той, которая принимает меня за другого.

Губы его исказила гримаса — гримаса, слишком хорошо знакомая Каролине.

— Я хочу, чтобы меня любили за то, что я собой представляю, я, а не кто-то другой, понимаете? И вы впредь будете звать меня доном Диего, ибо я — дон Диего Вивар из Кастилии.

И вновь Каролину словно обдало могильным холодом, только на этот раз лед проник в самое сердце.

Этот мужчина выглядел как Келлз, держался как Келлз, занимался с ней любовью так, как это делал Келлз, даже на ощупь он был такой же… И тем не менее он не являлся Келлзом. Так он сказал. И говорил так убедительно, что трудно было ему не поверить.

Выходит, у Келлза отыскался испанский двойник? И этот двойник прибыл в Гавану… Только сейчас Каролина до конца осознала, что отдала себя не Келлзу, а его двойнику из Испании. Отдала, думая, что отдает себя Келлзу.

Последний монолог этого человека оказался той самой последней каплей, которая переполнила чашу. Не в силах вынести разочарования, Каролина побледнела, свет померк в ее глазах.

Высокий незнакомец, как две капли воды похожий на Келлза, подхватил ее на руки и отнес на кровать.

 

Глава 20

Каролина пришла в себя и тотчас же увидела лица склонившихся над ней дона Диего и Хуаниты. Пожилая женщина, брызгая ей в лицо водой, ворчала:

— Ну вот, совсем недавно держалась молодцом, а тут, смотри, грохнулась в обморок…

Каролина попыталась улыбнуться, и служанка кивнула:

— Но вот, снова в порядке.

Дон Диего осторожно подложил подушку Каролине под спину и, обращаясь к прислуге, сказал:

— По-моему, ей надо поесть.

— Ужин скоро будет готов, — проговорила Хуанита таким тоном, что все поняли: с ужином придется немного подождать.

— Тогда принеси нам вина.

— Для этого надо зайти в соседний дом, к губернатору.

— Тогда я пойду сам.

С этими словами дон Диего поднялся. Старая Хуанита, дождавшись его ухода, заметила:

— Да ты и впрямь какая-то странная. — Смерив взглядом лежащую без сил девушку, служанка наставительно проговорила: — Смотри, будешь выглядеть такой измотанной, не спать тебе в его постели.

— Довольно, Хуанита, — нахмурилась Каролина, твердо усвоившая непреложную истину: слуги должны знать свое место, иначе они сядут вам на шею. — Я просто немного перегрелась, вот и все.

— Ну, раз ты так говоришь… — насмешливо протянула Хуанита.

— И еще… — с ясной улыбкой добавила Каролина. — Мы с доном Диего, пожалуй, найдем вам помощницу — трудно управляться одной в таком доме.

Хуанита пошла вниз, покачивая головой. Девчонка кует железо, пока горячо, времени даром не теряет. Вот будут хихикать девчонки — служанки из соседнего дома, когда старая Хуанита им об этом расскажет. Вот будет потеха, когда эта девушка с волосами цвета белого металла сойдется с губернаторской дочкой и донной Хименой! Морщинистое лицо старой служанки расплылось в улыбке.

Дон Диего вернулся довольно быстро. Он принес бутылку светлого вина и два бокала.

— Очень хорошее, Канарское, — сообщил он. — Попробуйте. Это придаст вам сил.

Каролина пригубила золотистую жидкость.

— Я бы предпочла поесть, — слабым голосом проговорила она.

— Слуги губернатора сейчас принесут нам ужин. Прислушайтесь — они уже внизу. О, губернатор еще шлет вам вот это.

Только сейчас Каролина заметила, что через руку дона Диего перекинуто огненно-красное платье с легкой вуалью и желтой нижней юбкой.

— Не знаю, где он раздобыл такой яркий наряд. Его дочь носит только белое, но он дарит эти вещи вам и просит принять их в благодарность за то, что вы помогали испанским пленным, а следовательно, Испании. Скажите, каким именно образом вы им помогли? — с искренним любопытством спросил дон Диего.

— Не знаю, можно ли считать, что я оказала услугу Испании тем, что носила фрукты испанским солдатам на Тортуге и подружилась с одной потерпевшей крушение испанской девушкой, волею судьбы оказавшейся в Виргинии, неподалеку от нашего поместья.

— У вас доброе сердце, — растрогался испанец.

Каролина смотрела на дона Диего и никак не могла заставить себя воспринимать его как чужого человека. Он был просто… возмутительно похож на Келлза! Неужели он не Келлз?

— Не знаю, может быть, и доброе, может, и нет, — пробормотала Каролина.

Дон Диего усмехнулся.

— Я велю приготовить вам ванну. Если после нее вы найдете в себе силы облачиться в этот наряд, жду вас внизу. Поужинаем вместе.

Каролина уставилась на дверь, уже закрывшуюся за ним. Сходство было просто поразительным, сходство буквально во всем. Походка, манера щуриться, чуть склонив голову набок… Каролина никак не могла заставить себя поверить в то, что этот человек — не Келлз.

Вскоре в спальню принесли ванну, воды, полотенце, губку, душистое мыло, а также свежую нижнюю рубашку, которая, увы, оказалась коротка и слишком просторна.

— Это рубашка дочери губернатора, — прыснув, сообщила молоденькая горничная. — Нам велели ее принести, вот мы и сделали, что велено, но, увидите, Марину придется связать, чтобы она не разнесла весь дом, когда узнает, кому отдали ее белье.

Каролина смерила служанку надменным взглядом. Пусть не думают, что ее можно равнять с остальными женщинами, которых продавали сегодня на рыночной площади.

— Спасибо, здесь все, что требуется, — ледяным тоном проговорила она. — Вы свободны. Хотя, постойте, еще кое-что… Не может ли губернатор прислать нам постельное белье? Требуется белье для двух спален: этой и второй, в другой половине дома.

Девушка была оскорблена до глубины души.

— Да, ваше высочество, — сквозь зубы проговорила она, склонившись в шутовском поклоне.

— И, пожалуйста, не забудьте закрыть за собой дверь, когда будете уходить, — с невозмутимым видом добавила Каролина. — Кстати, как вас зовут?

— Лу, — ответила девушка, надув губки.

— А я — сеньорита Лайтфут, Лу. Спасибо за то, что приготовила мне ванну. Скажи мне, та женщина, что была со мной, та, с рыжими волосами, как она устроилась?

— Думаю, вы сами сейчас все узнаете. Она как раз поднимается по лестнице с вашим постельным бельем! — фыркнула Лу и хлопнула дверью.

В следующее мгновение в комнату влетела Пенни. Сестра Каролины очень изменилась — ее рыжие кудри были тщательно убраны под розовый шелковый тюрбан, а мужские бриджи и рваную рубаху сменила плотно облегающая стан блуза с удивительно глубоким, особенно по испанским меркам, декольте. Должно быть, это платье было результатом влияния островной культуры. На стройных бедрах Пенни ловко сидела пышная черная юбка, колыхавшаяся вокруг обнаженных лодыжек — Пенни по-прежнему была без туфель, видимо, не нашлось подходящей пары.

— Я видела дона Диего! — воскликнула она еще на пороге. — Тебе ужасно повезло, он умопомрачительно привлекателен!

— Да, умопомрачительно, — со вздохом призналась Каролина и бросила на сестру тоскливый взгляд.

— Насколько мне помнится, — протянула Пенни, щуря свои пронзительно-синие глаза, — дон Диего — и есть тот самый кабальеро, которого ты заприметила на площади. Только не говори, что ты влюбилась в него с первого взгляда!

Каролина проглотила подкативший к горлу комок.

— Так ты… Каролина, он что, похож на кого-то? — спросила Пенни, пораженная страшной догадкой.

— Да, — выдавила Каролина. — Он напомнил мне…

— Келлза, — подхватила Пенни. — Помню, мне говорили, что он высокий и смуглый, с темными волосами. Конечно же, дон Диего вполне подходит под это описание! Но нельзя же всю жизнь оплакивать усопшего, Кэрол. Дон Диего, кажется, весьма обаятельный мужчина. Вот пусть и заменит тебе покойного мужа, пусть возродит в тебе женщину. Кстати сказать, он пользуется у женщин успехом. Взять, к примеру, дочь губернатора… Она готова следы его ног целовать! Представляешь, я видела, как она его встречала! Стоило ему появиться, как она начала глупо улыбаться и краснеть, очевидно, думая, что он пришел только ради нее! Ты бы посмотрела, что с ней приключилось, когда дон Диего объявил, что тебе стало плохо от жары, попросил немного вина, чтобы привести тебя в чувство. Кстати, судя по тому, с какой готовностью губернатор обустраивает ваше гнездышко, дон Диего — важная птица и губернатор имеет на него какие-то виды.

Каролина чуть было не рассказала Пенни обо всем, что ей удалось узнать, но вовремя передумала. Сначала следовало лучше приглядеться к дону Диего. Каролина все еще тешила себя призрачной мечтой о том, что дон Диего все же окажется Келлзом, что, выбрав удобный случай, он заключит ее в объятия и развеет все ее страхи и сомнения.

— Как тебе понравился губернатор? — спросила Каролина, спросила лишь из вежливости; сейчас она была слишком поглощена собственными проблемами.

— Насчет губернатора пока не знаю, не успела с ним близко познакомиться, а вот насчет его дочки могу сказать: это настоящая фурия. Интересно, сколько раз в день она закатывает скандалы, если я уже стала свидетельницей целых двух? Про второй я тебе уже рассказала, а до этого был еще один. Ни с того ни с сего она стремглав вылетела из холла и, запершись у себя в спальне, принялась бить все, что могло разбиться. Кажется, она не оставила целым ни одного флакона духов.

— А дон Диего еще был у губернатора в тот момент? — спросила Каролина.

— Да, кажется.

— Ты не заметила, когда Марина еще была в холле, никто не приходил?

— Так, припоминаю… Она убежала как раз тогда, когда слуга доложил о том, что к ним прибыла с визитом донна Химена.

— Ах, тогда понятно… Донна Химена — жена самого богатого человека в городе, — пробормотала Каролина.

«Что там говорила Хуанита? Марина старается не упускать его из виду и впадает в бешенство, когда донна Химена заезжает в гости».

— За короткое время ты успела многое узнать, — с удивлением заметила Пенни.

— Да, порой о некоторых вещах узнаешь совершенно неожиданно, — туманно пояснила Каролина. — Пенни, как ты думаешь, тебе придется не слишком туго?

— Наоборот, весьма вольготно, — сказала Пенни. — Если бы только не вопли губернаторской дочки и не ее дурной характер. Она чуть не запустила в меня вазой.

— Это все потому, что приехала донна Химена, — заметила Каролина.

— В самом деле? Должна сказать: кем бы ни была эта дама, она своим появлением вселяет в Марину дьявола.

«Совершенно верно, — подумала Каролина. — Очевидно, и мне суждено вселять в Марину дьявола своим появлением, хотя поводов для ревности ко мне, возможно, будет меньше, чем к донке Химене».

— Как бы там ни было, в дом уже несут все необходимое: постельное белье, посуду, полотенца, подушки, канделябры, свечи. Залезай в ванну, пока вода не остыла. Я закрою дверь.

— Как ты думаешь, зачем все это нужно губернатору? — поинтересовалась Каролина, сбрасывая одежду, больше похожую на лохмотья.

— Зачем он так усердно опекает дона Диего? Мне сказали, что он герой и прибыл в Гавану едва живой. Говорят, к жизни его вернули именно в губернаторском доме. Губернатор очень гордится тем, что помог вытащить дона Диего с того света.

— Или, — осторожно предположила Каролина, — он думает, что в один прекрасный день дон Диего может стать мужем его дочери.

— И это возможно, — согласилась Пенни, вытягиваясь на кровати. — Говорят, губернатор обращается с ним как с собственным сыном.

— Зятем, — нахмурившись, поправила Каролина.

Пенни с интересом взглянула на сестру.

— У тебя что, тоже виды на дона Диего? А он и в самом деле душка!

— Мы с доном Диего пришли к взаимопониманию, — заявила Каролина. — И мы договорились, что он будет спать здесь, а я — в другой спальне, через холл.

— О, но холл нельзя считать непреодолимой преградой! — со смехом заметила Пенни. — Это ты ему поставила такие условия?

— Нет, это его идея, — призналась Каролина и покраснела, вспоминая обстоятельства, предшествующие этому его предложению.

— В самом деле? — с удивлением приподняла Пенни свои рыжеватые брови. — Дон Диего упал в моих глазах. Мне-то казалось, что в его жилах течет кровь погорячее.

— У него кровь достаточно горячая, — сказала Каролина. — Тут я виновата, сказала… кое-что не то.

— И что же ты ему сказала? — спросила Пенни.

Каролина, уже успевшая намылиться, встала во весь рост, поднимая над грудью кувшин.

— Не помню, — проговорила она с рассеянным видом.

Можно представить, как развеселилась бы Пенни, если бы узнала, что Каролина всего-навсего спросила его о том, где они будут спать.

— Позволь мне помочь тебе, — предложила Пенни, принимая из рук Каролины кувшин.

— Ужин накроют через несколько минут, — сообщила Пенни после того, как ополоснула сестре спину. — Думаю, тебе не стоит слишком засиживаться, приводя себя в порядок. Мы ведь не хотим заставлять дона Диего ждать?

Каролина не ответила — ей не хотелось говорить о доне Диего.

— Надевай. — Пенни взяла рубашку, чтобы подать сестре, но, развернув ее, протянула: — Да это сшито на какую-то толстушку!

— На дочь губернатора, — уточнила Каролина.

— Не сказала бы, что она — толстуха.

— Она не толстуха, просто довольно упитанная и округлая, — согласилась Каролина.

— Вполне распустившийся бутон, — усмехнулась Пенни, и сестры расхохотались.

— Ей всего пятнадцать, она еще может подрасти.

— В каком направлении? — поинтересовалась Пенни.

И они снова рассмеялись — Пенни удалось разрядить обстановку. А может, дело было в теплой ванне и чистом белье? Как бы там ни было, Каролина приободрилась.

— Допустим, рубашка коротка, но кто увидит ее под нижней юбкой? — резонно заметила Пенни, критически осматривая Каролину.

— Как раз это меня не смущает, — немного нервничая, заметила Каролина. — Было бы куда хуже, если бы она оказалась длиннее, чем надо. Не хотелось бы, чтобы платье и нижняя юбка волочились по полу.

Действительно, трудно выглядеть элегантной, если все время приходится думать о том, как бы не упасть, запутавшись в складках.

— Ты хочешь сказать, что шить так и не научилась? — догадалась Пенни. — Вот и я тоже. Но стоит ли переживать из-за слишком длинной юбки? Уверена, у губернатора в доме найдется опытная портниха!

К счастью, и нижняя юбка оказалась чуть короче, чем нужно.

— Ну, дорогая, молись, чтобы платье подошло! — проговорила Пенни, застегивая крючки.

Каролине пришлось задержать дыхание, пока сестра застегивала корсаж — платье сидело на ней как влитое, только в груди оказалось слишком уж тесным.

— Опусти его пониже, вот и все! — предложила Пенни, пристегивая вуаль к волосам сестры.

Заметив, что Каролина в нерешительности, Пенни уверенным движением потянула лиф вниз. К счастью, ткань выдержала этот рывок, и лиф опустился, декольте — тоже; в результате полная грудь Каролины чуть обнажилась.

— Я бы не стала надевать кринолин, — посоветовала Пенни, обходя Каролину кругом. — Хотя нижняя юбка сшита не из шелка, а из простого батиста, — рассуждала Пенни, — этот желтый, просвечивающий из-под красного, выглядит весьма соблазнительно, и пусть складки падают свободно, чтобы ткань играла оттенками…

— Как пламя свечи, — подхватила Каролина, закружившись по комнате.

— Ты чудесно выглядишь, сестричка! — воскликнула Пенни.

«И умеешь делать хорошую мину при плохой игре, малышка, — добавила Пенни уже про себя. — Думаешь, я не вижу, как тебе плохо? Крепись, малыш!»

И тут Пенни заметила нож, лежавший на полу.

— Откуда здесь эта безделушка? — спросила она у сестры. — Любим играть в ножички или перепутали спальню с кухней?

— Я украла его, когда Хуанита отвернулась. Думала использовать как оружие. Но когда я увидела его… я выронила нож, — призналась Каролина.

Пенни с удивлением посмотрела на сестру.

— Представляю себе беднягу дона Диего… Прийти в собственный дом и увидеть, что его поджидают с ножом!

— Я об этом не подумала, — пробормотала Каролина.

— Улыбайся, когда пойдешь вниз, Каролина! Не забывай, что нам повезло: нам выпала козырная карта. На такое мы и рассчитывать не могли!

— Да, — кивнула Каролина и зябко поежилась. — Страшно даже подумать, что ждет всех остальных!

Пенни с усмешкой приподняла бровь.

— Какая бы судьба им ни выпала, это все равно лучше того, что ждало их в Нассау.

— Не хочешь ли ты сказать… — Каролина пристально посмотрела на сестру.

— Перестань, сестренка, — сказала Пенни. — Признайся хотя бы самой себе: тебе вовсе не хочется быть посвященной в мрачные тайны Нью-Провиденс. Оставайся в неведении, оно тебе лишь на пользу!

Тут в дверь заглянула горничная и сообщила, что ужин готов.

— Что она сказала? — спросила Пенни. — Как я жалею теперь, что пренебрегла изучением испанского! Я ведь ни слова не понимаю из того, что они говорят!

— Она сказала, что пора ужинать, — сказала Каролина. — Пойдем со мной, Пенни, я представлю тебя дону Диего.

Пенни, пожав плечами, согласилась, и сестры стали спускаться вниз.

К этому времени уже сгустились сумерки, темно-лиловые сумерки тропиков. В тяжелом металлическом подсвечнике горели свечи. Одетый в черное с серебром мужчина, поджидавший внизу, с интересом оглядел сестер, представлявших собой весьма интересное сочетание: Пенни — высокая и статная, отчаянно синеглазая и соблазнительно смуглая, в облегающем ослепительно белом корсаже; и рядом — миниатюрная блондинка в огненно-красном, женщина, напоминавшая горящую свечу, лишь очень светлые волосы в лиловых сумерках казались сотканными из лунного света.

— Дамы, — низким голосом произнес испанец, — я польщен.

Пенни изящно присела, очевидно, весьма довольная таким галантным обхождением, от которого уже успела отвыкнуть.

Каролина склонилась в низком реверансе.

— Пенни, — сказала Каролина по-английски (впрочем, с доном Диего она говорила по-английски с первой минуты знакомства), — это мой покровитель, дон Диего Вивар. Позвольте представить мою сестру, урожденную Пенсильванию Лайтфут.

— Руж, — криво усмехнувшись, пояснила Пенни.

Дон Диего никак не отреагировал на последнее замечание.

— Это всего лишь прозвище, — поспешила пояснить Каролина. — Дома мы зовем ее Пенни.

— Сеньорита Пенни, — без тени улыбки проговорил дон Диего, — не согласитесь ли вы разделить с нами ужин? Господин губернатор прислал всего достаточно, хватит, думаю, человек на десять. Нам столько не съесть.

— Я бы с удовольствием, — с милой улыбкой ответила Пенни, — но, боюсь, губернатор и сам будет ждать меня к ужину.

Пенни незаметно подмигнула Каролине, которой оставалось лишь гадать, правду ли говорит сестра или только желает проявить такт.

— Надеюсь увидеть вас завтра, — сказала Пенни и, откланявшись, удалилась, изящно покачивая бедрами.

Дон Диего придвинул Каролине стул.

— Вы чудесно выглядите, — сказал он. — Ваш флибустьер — счастливчик.

— Был им, — поправила испанца Каролина, глядя ему прямо в глаза. — Был счастливчиком.

Дон Диего ответил ей долгим взглядом.

— Пусть был. Зачем вы повторяетесь? Хотите подчеркнуть, что сейчас вы одиноки? — спросил он, наливая даме бокал вина.

— Нет, конечно, нет, — поспешно возразила Каролина. — Я больше не буду говорить на эту тему.

Дон Диего удовлетворенно кивнул и пригубил из своего бокала с портвейном.

— Может, вы предпочли бы мальвазию? — спросил он.

— Да, пожалуй, — ответила Каролина.

— Завтра я поговорю об этом с губернатором. Его винные погреба, кажется, неисчерпаемы. Расскажите о вашей жизни на Тортуге. Или вы жили в Порт-Рояле? Я не совсем понял.

— И там, и там, — охотно ответила Каролина. — На Тортуге я была очень счастлива, но поняла это лишь после того, как мы покинули остров. А в Порт-Рояле я совсем не была счастлива, но старалась этого не показывать.

— И в чем заключалась причина вашего несчастья?

— Из-за предательства и козней злоумышленников моему мужу вновь пришлось заняться флибустьерством.

Взгляд дона Диего выражал живейший интерес.

— В самом деле? Расскажите поподробнее.

— Потребовалось бы слишком много времени, чтобы рассказать вам обо всем. Скажу лишь, что Келлз получил прощение за занятие флибустьерством. Получил от самого короля, когда маркиз Солтенхэм от имени Келлза потопил несколько английских кораблей. Позже, по моей просьбе, Келлз пощадил маркиза.

Перехватив недоуменный взгляд собеседника, Каролина поспешила объяснить:

— Видите ли, моя подруга любила этого Солтенхэма, и я не хотела, чтобы ее возлюбленного убили. У ее отца было столько золота, что купить прощение для Солтенхэма ему не составляло труда, но мать Ребы наняла лжесвидетелей, которые под присягой поклялись в том, что маркиз невинен. Келлз же оказался вне закона.

— Печальная история, — заметил дон Диего. — Я вам сочувствую.

— Я не прошу сочувствия, сэр. Мне было бы достаточно вашего понимания.

— В самом деле? Я приложу все усилия к тому, чтобы вы его получили, — сказал дон Диего и занялся ужином.

В качестве первого блюда подали горячее острое рагу из мяса и овощей. Но Каролина, которой еще совсем недавно казалось, что она голодна как волк, ела без всякого аппетита. Ей хотелось узнать о доне Диего побольше…

— Как вы попали сюда? — спросила она неожиданно.

Он пожал плечами:

— Случайно. Все в этой жизни совершается по воле случая, сеньорита. А этот Келлз… Так ли он был хорош, что вы по нему убиваетесь?

К глазам Каролины неожиданно подступили слезы.

— В нем была вся моя жизнь, — пробормотала она сдавленным голосом.

— И я так на него похож?

— Смотреть на вас — все равно что смотреть на него. Вы с ним похожи… как две капли воды.

— И он тоже говорит по-испански?

— Бегло. На кастильском наречии. Он довольно долго прожил в Испании.

Дон Диего нахмурился.

— То, что он там пережил, — продолжала Каролина, — заставило его возненавидеть всех испанцев.

— Да, — со вздохом согласился дон Диего, — так часто бывает в жизни. Если на нас нападает человек в зеленом, то в следующий раз зеленую одежду мы станем воспринимать как цвет врага, пусть даже тот, кто надел зеленое, — наш друг.

— Все несколько сложнее, чем вы хотите представить, — заметила Каролина.

— Понимаю. Вы будете защищать его всеми средствами. Что ж, ваша верность делает вам честь. Вы мне все больше нравитесь, сеньорита Лайтфут. Красота не единственное ваше достоинство.

— Почему, едва увидев меня, вы заговорили по-английски? — быстро спросила Каролина.

Дон Диего с улыбкой откинулся на спинку стула.

— Вы хотите поймать меня на слове? Но мне сказали, что вы англичанка, сеньорита. Вы думаете, я должен был обратиться к вам на языке, которого вы не понимаете?

— Но вы же слышали, что я говорила по-испански на аукционе. Я кричала, что мы с Пенни — сестры и нас нельзя разлучать.

— Простите, разве мог я что-то услышать? Там стоял такой шум…

— Но вы слышали! Вы были совсем неподалеку, вы смотрели прямо на меня!

— А… вы меня все же заметили, а я начал было опасаться, что мне показалось, — с усмешкой проговорил дон Диего.

— Конечно! Трудно не заметить всадника среди пеших!

— Я собирался на прогулку в горы, — объяснил он. — Собирался, но передумал, когда увидел толпу и вереницу женщин, гонимых к рынку. Мне стало интересно.

— Уверена, губернатор все вам разъяснил, — с горечью заметила Каролина. — Сказал вам, что это ведут шлюх с Нью-Провиденс!

— Напротив, — чуть наклонившись вперед, возразил дон Диего. — Губернатор отметил ваше изящество. И, — улыбнувшись, добавил дон Диего, — он оказался прав!

— Глядя на вас, — протянула Каролина, — я начинаю думать, что у Келлза был брат, о котором я ничего не знала!

— Возможно, у Келлза действительно есть брат, но только не я. Скажите, этот Келлз к одевался как я?

— Нет, — призналась Каролина. — Келлз любил серый цвет. Впрочем, он придавал мало значения одежде.

— Как и я, сеньорита, — весело проговорил дои Диего. — А сейчас… прошу вас, отдайте должное ужину.

Каролина заставила себя проглотить несколько кусочков. И тут же почувствовала, что еда придала ей сил.

— Хотела бы я знать, — спросила она, — почему губернатор все это делает? Согласитесь, в наше время трудно ожидать от людей подобной широты души.

— Полагаю, — с улыбкой ответил дон Диего, — наш губернатор хитрее, чем хочет казаться. Я думаю, что он хочет заставить меня совершить глупость, безрассудный поступок…

Каролина во все глаза смотрела на собеседника. Он был не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Умен и проницателен… как Келлз!

— Каким же образом он может принудить вас совершить глупость?

— С помощью дамы, — лаская Каролину взглядом, продолжал дон Диего. — Той самой, что пылает, как свеча.

Сама того не желая, Каролина покраснела.

— И зачем губернатору это нужно? — поинтересовалась она.

— Кто знает? Быть может, ему внезапно пришло в голову, что у него есть дочь, которая может влюбиться в человека много старше ее.

— Его дочери уже пятнадцать лет, что, согласитесь, не так уж мало для южанки! К тому же она, что называется, в теле! Все, как говорится, при ней — и бедра, и грудь. На мой взгляд, ей давно пора замуж. Иначе она растолстеет, будет больше походить на матрону, чем на юную девушку. Вот тогда губернатор действительно призадумается!

— О, да вы довольно жестоки в суждениях, — строго проговорил дон Диего, но глаза его при этом смеялись.

— Если честно, я ее не видела, но на мне сейчас ее рубашка, — с улыбкой призналась Каролина. — И она мне коротка и широка одновременно.

Дон Диего рассмеялся.

— И еще мне рассказали, что она в гневе бьет посуду и вообще все, что ей попадается под руку.

— Это верно, — вздохнув, согласился дон Диего. — Слуги на нее постоянно жалуются.

— И губернатор ее не ругает?

— Редко. Он весьма снисходительный папаша.

— Тогда он позволит ей выйти замуж за любого, кто вскружит ей голову.

— Не обязательно. Он может потакать ей во всем, но в этом вопросе может и заупрямиться. Наш губернатор способен временами проявлять недюжинную настойчивость. Дон Коррубедо хочет для дочери достойную партию.

— Но вы — чем не партия? — вскочив, воскликнула Каролина; устыдившись своей несдержанности, она покраснела и опустилась на стул.

— Как мило с вашей стороны, — с улыбкой заметил дон Диего. — Но стоит ли об этом говорить.

— Конечно, нет, — поспешно согласилась Каролина, пожалуй, слишком поспешно.

Возникла короткая пауза. Первой заговорила Каролина.

— Мне сказали, что дочь губернатора очень ревнует вас к донне Химене Менендес.

— В самом деле? С чего бы ей ревновать?

— Думаю, вы это знаете лучше меня.

Только сейчас Каролина поняла, что говорит так, словно ревнует дона Диего. В этот момент подали десерт — заварной крем, залитый винным соусом.

— Думаю, мне нужно попросить у вас прощения, — проговорила Каролина, без всякой охоты пробуя изысканное угощение. — Я знаю, что мне не следовало этого говорить.

— Вы прощены, — с улыбкой ответил дон Диего. — В самом деле, довольно интересно узнать, что говорят за твоей спиной.

— Кухонные сплетни. И в то же время не все в них неправда.

— И не все правда.

Между тем тропический вечер сменился тропической ночью. Фонтан серебрился в лунном свете. Вуаль, покрывавшая серебристые волосы молодой женщины, играла, словно пламя костра. Легкий ветерок шелестел в пальмовых листьях.

— Тропики по-своему прелестны, но мне нравится более прохладный климат, — заметил дон Диего, поправляя жабо.

— Климат Эссекса? — быстро спросила Каролина.

Дон Диего покачал головой.

— Климат Кастилии, — уточнил он, сверкнув белозубой улыбкой.

Как все это напоминало их с Келлзом ужины на Тортуге, думала Каролина. Не надо иметь богатое воображение, чтобы представить, что этот незнакомец напротив — Келлз, вернувшийся из морского похода, и что вскоре зайдет Кэти, чтобы пожелать им спокойной ночи.

— Сеньорита Лайтфут, — сказал дон Диего, вставая. — Не хотите ли прогуляться со мной перед сном?

Каролина поймала себя на мысли о том, что именно так поступил бы сейчас Келлз. Она встала из-за стола.

Они вышли в патио, и тут дон Диего неожиданно остановился возле пальмы. Он оставался в тени, в то время как Каролина словно купалась в лунном свете. Воздух был напоен ароматом бугенвиллей и роз. Глухо закричала какая-то ночная птица.

Каролина ждала, не смея дышать.

И вот это случилось — прикосновение его губ к ее губам, сначала легкое, потом все более настойчивое. Она чувствовала крепкое кольцо его рук, и в этом кольце, точно птице в гнезде, ей стало хорошо и уютно.

В ее поцелуе была тоска, было томление, желание.

«Я лишь представлю, что он — это Келлз, я только представлю себе это…»

Язык его обжигал ее нёбо, даруя чудесное возбуждение. Его руки заставляли ее трепетать от желания, и Каролина крепко прижалась к нему. Он же, внимая призыву гибкого юного тела, все смелее ласкал ее.

Потом он принялся целовать ее стройную белую шею, ее полную, чуть приподнятую тесным лифом грудь. Каролина тихонько застонала, не в силах сдерживать переполнявшие ее чувства.

— О, Келлз, — простонала она. — Келлз…

Мужчина замер.

И вдруг все кончилось. Он внезапно отстранился, и Каролина, подавшись ему навстречу, едва не упала. Он взял ее за плечи и легонько встряхнул.

— Госпожа Лайтфут… — проговорил он хриплым от желания голосом, заглядывая ей в глаза, словно стремился заглянуть в душу. — Я не любитель столь острых блюд. Я не стану заниматься любовью с той, которая, закрыв глаза, представляет на моем месте другого!

Каролина всхлипнула, отшатнулась.

— Разве я виновата, что вы с ним… на одно лицо?

— И я не виноват, — произнес он. — Ну что ж, мы еще узнаем друг друга поближе. А пока, госпожа Лайтфут, идите спать. Вы пойдете в свою спальню, я — в свою.

Он поклонился подчеркнуто вежливо. Затем проводил Каролину наверх и оставил у дверей спальни.

 

Глава 21

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Лето, 1692 год

Когда Каролина проснулась, дон Диего уже ушел, и она даже обрадовалась этому обстоятельству, — слишком уж противоречивые чувства ее одолевали. Одевшись, Каролина не спеша спустилась на кухню, и старая Хуанита посмотрела на нее так, как подобает слугам смотреть на господ, — преданно и подобострастно.

— Почему вы не позвали меня к завтраку? — спросила Каролина.

— Я хотела, — призналась Хуанита, — но дон Диего не велел вас беспокоить. Он еще сказал, — замявшись, добавила испанка, — что я должна выполнять ваши приказы так же, как и его собственные.

Итак, она стала хозяйкой в этом доме! Каролина заметно приободрилась. Похоже, рабыней ей пришлось побыть всего один день! Оставалось лишь надеяться, что и Пенни повезло не меньше.

— Я вижу, у вас появилась помощница, — сказала Каролина, заметив в углу кухни молодую островитянку с тюрбаном на голове.

— Целых две! — с гордостью объявила Хуанита. — Это Нита, а вторая — Лу. Я только что послала Лу с поручением, — добавила она.

Каролина предпочла бы не иметь Лу в служанках, она решила, что глупо возражать против ее присутствия в доме. Ведь судьба и так оказалась слишком благосклонной к ней. Еще вчера она была несчастна и одинока, успела почувствовать себя рабыней, не смевшей рассчитывать на чью-либо помощь во враждебном городе, а наутро проснулась хозяйкой дома с тремя служанками!

— Я хотела бы после завтрака пройтись по городу, Хуанита, — сказала Каролина пожилой служанке. — А вы могли бы быть моей дуэньей и сопровождать меня, — добавила она с веселой улыбкой. — Или вы предпочли бы послать Ниту?

— О нет, я пойду сама, — поспешно ответила Хуанита, ни за что не желавшая пропустить выход в свет этой роскошной девицы.

— Наденьте свое самое лучшее платье, — распорядилась Каролина.

Завтрак был закончен, и Нита, прислуживавшая Каролине, тихо ступая, не смея поднять глаз на хозяйку, отправилась мыть посуду. Хуанита же суетилась, предвкушая развлечение.

Однако недавние испытания не прошли для Каролины бесследно. Возможно, именно они послужили причиной очередного приступа раздражительности. На сей раз дурное расположение духа вылилось в своеобразный протест.

— Вы хотите выйти… в этом? — в ужасе прошептала Хуанита.

Каролина покружилась в своем ослепительно алом наряде, сквозь который просвечивал желтый батист. Она отдавала себе отчет в том, что один лишь цвет ее платья привлечет к ней всеобщее внимание, причем смотреть на нее станут отнюдь не как на леди. Здесь, в Гаване, женщины из высшего света не позволяли себе иных цветов, кроме черного и белого. Гавана была городом строгих черных шелков и кипенно-белого хлопка. Мимолетный взгляд жгуче-черных глаз из-под полураскрытого веера, выбившаяся из-под мантильи смоляная прядь… Все, что было сверх этого, уже считалось неприличным. Ну что ж, пусть себе считают ее куртизанкой! В нарушение всех канонов Каролина распустила свои роскошные волосы — их платиновый цвет в сочетании с ярким платьем лишь подчеркивал розовато-белый цвет ее кожи, столь необычный в здешних местах.

— Да, мне, кажется, понадобится еще кое-что, — пробормотала Каролина, оглядывая свою полуобнаженную белую грудь. — Если я не хочу загореть… Не могли бы вы, Хуанита, послать Ниту в соседний дом за зонтиком от солнца?

Хуанита выглядела несколько растерянной, но все же поспешила сделать то, о чем ее попросили. Нита подчинилась беспрекословно.

Так они и вышли из дома — Каролина была в платье цвета огня, с распущенными по спине волосами и с черным шелковым зонтиком в руке, Хуанита же — вся в черном.

— И куда мы пойдем? — спросила служанка, семенившая позади своей новой госпожи.

Каролине хотелось бы прогуляться по всему городу и вполне насладиться произведенным эффектом. Брезгливо поджав губы, она взглянула на свои видавшие виды туфли, пережившие землетрясение, потоп и еще бог знает что.

— Я думаю, нам надо пойти на рынок. Возможно, там я смогу найти пару сандалий.

— А как насчет денег? — не без ехидства спросила Хуана, полагавшая, что денег у Каролины нет.

— Я скажу, что дон Диего заплатит, — с беззаботным видом ответила молодая женщина.

Старая испанка лишь покачала головой — едва ли кто-то согласится продать обувь под честное слово.

Для Хуаны, рассчитывающей на скандал, начало прогулки обернулось некоторым разочарованием. Несколько кавалеров в широкополых шляпах оглянулись, босой монах ордена Святого Франциска в испуге скосил на Каролину глаза и перекрестился… Вот, пожалуй, и все. Но по мере приближения к рынку народу на улицах становилось больше, и Хуана старательно принялась покачивать зонтом над головой Каролины, стараясь сделать так, чтобы черный шелк особенно эффектно искрился на солнце. И она была вознаграждена за свои усилия: две элегантные дамы в черном едва не упали в обморок при виде такой вызывающей вульгарности. Давно уже старая Хуана так не веселилась, пожалуй, с того самого времени, когда повариха с ножом гналась за Мигелем по улицам города и вопила, что убьет его за то, что он завел любовницу!

Солдаты, направлявшиеся к форту, остановились и во все глаза уставились на Каролину. Монах Доминиканского ордена в черной мантии, белой тунике и белом наплечнике, похожем на фартук, неодобрительно взглянул на солдат и скорбно покачал головой.

Каролина, гордо вскинув голову, едва не касаясь плечом изумленных солдат, прошла мимо.

— Да проходите же, не стойте на дороге, — проговорил кто-то в раздражении.

Мужчина говорил по-испански, но голос показался Каролине знакомым. Она остановилась, замерла, ибо наконец-то в этом чужом городе встретила того, кого знала. И действительно, перед ней стоял давний знакомый, которого она как-то пригласила на ужин в Порт-Рояле. Но как он изменился! Куда только делась легкомысленная пестрота его французского наряда! Сейчас перед Каролиной стоял испанец до мозга костей. Одетый в черное, он казался тонким, как стрела. Медовые глаза его смотрели зорко и пристально. В том человеке, который только что обратился к солдатам, не осталось ничего от веселого повесы, встреченного Каролиной в Порт-Рояле.

И он сам едва не оступился, увидев Каролину. Оправившись же, вежливо поклонился.

— Доброе утро, красавица, — сказал он по-английски. — Идете завоевывать город?

— Пока только рынок, — со смехом ответила Каролина. — Так, значит, вы действительно испанец! Как я и догадывалась!

— Ваша проницательность не уступает вашей красоте, — отозвался галантный Рамон. — Позвольте представиться: дон Рамон дель Мундо.

— Так вы все же не монсеньор Раймон де Монд, что, как мне помнится, означает «человек мира»? — с кокетливой улыбкой спросила Каролина.

— Не француз и не де Монд, хотя дель Мундо по-испански означает то же, что де Монд по-французски. Позвольте, мадам, показать вам рынок. Это одна из достопримечательностей нашего города, — предложил испанец.

— Я уже знакома с вашей достопримечательностью, — сухо заметила Каролина. — Причем, как бы это сказать… изнутри. Меня едва не продали вчера на рыночной площади!

Рамон озадаченно посмотрел на молодую женщину.

— Возможно, мой английский не так хорош, как мне до сих пор казалось. Боюсь, я вас не понимаю.

— Я направлялась в Англию, когда испанский военный корабль начал преследовать наше судно. Мы были вынуждены сменить курс, и под конвоем нас доставили к Нью-Провиденс. Испано-французская флотилия разгромила пиратский порт. После того как все мужчины были убиты, женщин погрузили на наш корабль и всех нас доставили сюда, чтобы продать в качестве рабынь. Вчера корабль наш прибыл в Гавану, и нас, как и было задумано, доставили на рыночную площадь. Там и состоялся аукцион. Да-да, именно так.

— Неужели?! — воскликнул ошеломленный испанец.

— Вы хотите сказать, будто не знаете, что происходит в Гаване? — прищурившись, спросила Каролина. — Не может быть, чтобы вы пропустили вчерашний праздник!

— Я был в горах, — в задумчивости проговорил Рамон. — Охотился. А потом у меня началась лихорадка, замучившая меня здесь, в этом гнилом климате. Так что, простите, мне было не до веселья. Значит, вы сказали, что вам все же удалось избежать общей участи?

— Меня и мою сестру сняли с торгов. Она сейчас у губернатора. Меня же отправили в соседний дом в качестве прислуги к… э… — Каролина осеклась. — К дону Диего Вивару.

— К Вивару?! — нахмурился Рамон. Но тут же овладел собой и продолжал: — Я должен был догадаться. Вначале его назначают осуществлять разработанный мной план захвата Ямайки, а потом ему отдают мою женщину!

Каролина даже вздрогнула от подобной наглости.

— Я не ваша женщина! — воскликнула она, и в глазах ее сверкнул холод металла.

— Вы были бы моей, — вполголоса проговорил Рамон. — Если бы мне позволили осуществить мой план.

— Так вы обманом проникли в мой дом?! — оскорбилась Каролина. — На самом деле вы шпионили?!

— Я предложил даме свою защиту и помощь, — с неизменной учтивостью ответил Рамон. — И был приглашен всего лишь на ужин. Конечно же, вы не станете винить меня за это!

— Вы бы лишь потеряли время, если бы захотели сейчас воплотить свой план в жизнь, — заметила Каролина. — От Порт-Рояля мало что осталось! Сначала землетрясение, потом потоп. Весь город теперь на дне морском.

Дон Рамон покачал головой. С участием посмотрел на Каролину.

— Это значит, что вы лишились дома, — пробормотал он. — Больно слышать об этом.

Для Каролины потеря дома была самой малой из потерь, но она сочла за благо не посвящать в это дона Рамона.

— Что у вас за конфликт с доном Диего? — спросила она, чтобы сменить тему.

— Дон Диего — баловень судьбы, — пробормотал Рамон. — Во-первых — любимец короля. Его прислали из Испании возглавить задуманное мной предприятие. Затем губернатор привечает его — да еще и отдает ему вас. Святая Марина, если так и дальше пойдет, его назначат вместо меня командовать Эль-Морро!

— Вы командуете крепостью? — изумилась Каролина.

— Да. А что, это так трудно представить? — с коротким смешком ответил Рамон.

— Да нет, вовсе нет, — поспешно заверила собеседника Каролина. — Просто… когда мы проплывали мимо, я смотрела на все эти грозные пушки, на каменные стены… Мне трудно представить вас в таком мрачном месте.

— Мрачное место? Вы представляли меня совсем в другом окружении? Учителем танцев в бальном зале, не так ли?

— Я не это имела в виду, — покраснела Каролина. — Я хотела сказать… Наверное, не очень приятно большую часть дня проводить в таком угрюмом месте.

Рамон в ответ лишь пожал плечами.

Каролина же решила развить тему:

— Что же сталось с командой «Божьего суда»?

— Все они за каменными стенами Эль-Морро, — заявил Рамон. Он пристально посмотрел на Каролину. Нахмурившись, спросил: — А почему вы спрашиваете? Кто-то из них обидел вас? Если так, я прикажу убить негодяя!

Каролину словно обдало могильным холодом. Хотя капитан Симмонс обращался с ней не очень-то вежливо, она была не настолько кровожадна, чтобы требовать его смерти.

— Нет-нет, — сказала Каролина. — Это я так, из любопытства спросила.

— Губернатор собирается послать в метрополию запрос о том, что с ними делать. Боюсь, судьба их решится не слишком скоро.

За разговором они не заметили, как подошли к рынку. Прилавки ломились от всевозможных товаров. Торговавшие бананами индианки в экзотических нарядах сидели неподвижно словно изваяния. Негры и метисы отчаянно торговались, расхваливая свой товар. Каролина и ее спутник ходили меж рядов.

— Не хотите ли купить что-нибудь? — спросил дон Рамон.

— Если только пару сандалий, — призналась Каролина. — Мои туфли не выдержали испытаний!

Дон Рамон с восхищением взглянул на ее изящные ножки.

— Я отведу вас к сапожнику, — решил он.

— Но я не могу позволить вам делать мне подарки, — запротестовала Каролина. — Видите ли, — потупясь, пробормотала она, — я осталась без денег и думала объяснить торговцу на рынке, что дон Диего заплатит позже за пару не слишком дорогой обуви.

Но дон Рамон настоял на своем. Хуана увидела, что элегантный кавалер повел молодую женщину к мастерской сапожника. Затем принялся сам выбирать для нее туфли. Вкус у дона Рамона оказался отменным — он остановил свой выбор на паре очень красивых туфель с высокими красными каблучками. И, обращаясь к сапожнику, заявил, что заплатит сам, как только проводит даму домой. Сапожник, прекрасно знавший, кто такой дон Рамон, поспешил согласиться, хотя, как заметила Каролина, вид у сапожника был грустноватый.

Встреча с доном Диего произошла гораздо раньше, чем того хотелось Каролине. Минуту спустя у мастерской остановился губернаторский экипаж, в котором сидели дон Диего и губернаторская дочка.

Если дон Диего и был удивлен этой неожиданной встречей, то не подал виду, лишь без всякого выражения кивнул. Что же до пышнотелой дочки губернатора, то ее реакция оказалась куда более эмоциональной. Она даже выглянула из экипажа, очевидно, чтобы получше рассмотреть Каролину. На дона Рамона Марина взглянула с явным неодобрением. Он в ответ низко поклонился. Марина, вскинув подбородок, демонстративно отвернулась.

— Не хотите ли осмотреть Эль-Морро? — предложил Рамон, глядя на свою спутницу.

— Не сегодня, — с улыбкой ответила Каролина. — Но, быть может, как-нибудь на днях? Не знаю, можно ли об этом спрашивать, но я хотела бы повидать пленников.

— Это не положено, — пробормотал дон Рамон, чуть склонившись к ее душистым волосам. — Однако для вас, — он понизил голос, — я мог бы сделать исключение.

— Только для меня? — с кокетливой улыбкой спросила Каролина. — Вы, наверное, большой человек, дон Рамон, вершитель судеб.

— Что-то вроде того… — усмехнулся испанец.

Народу на рынке становилось все больше. Каролина с интересом смотрела по сторонам, разглядывая проходивших мимо людей — иезуитов в рясах, пьяных туземцев, охотников в кожаных одеждах. Но дон Рамон не замечал никого, кроме своей спутницы. Так и стояли они посреди бесконечного людского потока, неподалеку от сапожной мастерской. Дон Рамон не сводил глаз со своей спутницы. Он, кажется, всерьез решил провести с ней если не весь день, то все утро.

— Не хотите ли посмотреть набережную, сеньорита? Или вы все же позволите называть вас по имени?

— Конечно. Зовите меня Каролина.

— Каролина? Чудесное имя.

— Признаться, я уже видела вашу набережную.

— Но вы не видели здание таможни, оно как раз возле городской стены, рядом с воротами.

— Как-нибудь в другой раз.

— Тогда, может быть, вы выпьете со мной бокал вина?

Заметив, что Каролина колеблется, дон Рамон усилил натиск.

— О, не бойтесь донна Каролина, я говорю не о каком-нибудь грязном трактире! Здесь неподалеку есть вполне приличная таверна, там подают превосходную малагу.

Каролина задорно улыбнулась:

— Испанские женщины не часто посещают таверны, дон Рамон.

— Да, но ведь вы не испанка. К тому же день жаркий. Разве не приятно посидеть под прохладными сводами, потягивая вино? А уж потом можно пуститься в обратный путь в новых туфлях.

Напоминание о туфлях так развеселило Каролину, что она расхохоталась.

— Хорошо, дон Рамон, — сказала она, испытывая особое воодушевление при мысли о том, что, если она задержится еще на часок, дон Диего, вернувшись домой и не застав ее, заявится в таверну. Стоило рискнуть, чтобы проверить, как отреагирует дон Диего на то, что его дама пьет малагу в обществе самого коменданта Эль-Морро!

Каролина, задумавшись, спросила себя: почему ей так важно вызвать в доне Диего ревность? Быть может, потому, что он так походил на Келлза? Возможно, она просто пыталась внушить себе, что дон Диего и есть настоящий Келлз?

Отбросив ненужные мысли, Каролина, увлекаемая доном Рамоном, вошла в таверну. Дель Мундо взял вина и Каролине, и Хуане, державшейся так, словно она и впрямь являлась дуэньей при молодой сеньорите.

— Может быть, пришла пора рассказать настоящую историю дона Рамона дель Мундо? — проговорила Каролина. — Сказками про француза с Нью-Провиденс я уже сыта.

Дон Рамон непринужденно откинулся на спинку резного стула. Таверна была почти пуста. Испанец чувствовал неподдельный интерес этой красавицы англичанки к его персоне, и этот интерес льстил мужскому самолюбию. Прохлада и приглушенный свет располагали к откровенности. Дон Рамон с удовольствием рассказывал о своей родине, и в его медово-карих глазах Каролина видела отблески кастильского солнца. Он рассказал ей об усадьбе, красивой, но приходящей в запустение, описывал пасторальные пейзажи, где среди вечно зеленых дубов разгуливают черные поросята. Он говорил о бегущих с террас ручьях, о склонах, засаженных оливковыми рощами. И она видела все описанное так же, как видел он, — загорелых крестьян и тучные стада, звенящие в полуденном зное сотнями маленьких колокольчиков.

— Да это просто рай, — пробормотала Каролина, и глаза испанца потеплели.

— Да, я тоже считаю, что рай — там, — сказал он.

— И все же вы тут.

Дон Рамон поморщился, словно от зубной боли. Стоит ли рассказывать этой приглянувшейся ему женщине, что он отправился покорять мир лишь для того, чтобы найти себе богатую жену?

Вместо этого он начал рассказывать долгую историю о донне Анне, дочери Иоанна Австрийского, который повел христиан в поход против турок. Донна Анна имела несчастье влюбиться в сына принца Жуана Португальского. Любовь эта была обречена с самого начала, потому что принц имел двух сыновей — настолько похожих, что никто не мог их различить. Одного сына звали Себастьян, и он был сыном законной супруги принца. Другого звали Габриэль Эспиноса, и он был сыном красивой дочки поварихи. Себастьян стал законным правителем Португалии.

— И женился на донне Анне? — спросила Каролина, заинтригованная столь актуальным сюжетом. — Или она все же любила сына кухаркиной дочки?

— Кто знает, кого она любила? Известно одно: ни один из них не женился на ней. Вопреки всем советам Себастьян, взяв с собой Габриэля, отправился в поход в Африку, и в итоге живым на родину вернулся только один из них. Вначале все поверили в то, что погиб Себастьян, однако один человек, участник кампании, поклялся, что выжил настоящий король, но ему было так стыдно за проваленную операцию, что он решил скрыть, что остался жив.

— Как все запутано! — воскликнула Каролина. — И что же, они разобрались, кто есть кто?

Рамон усмехнулся:

— О да, конечно, разобрались. Филипп Второй, дядя той самой донны Анны, велел арестовать человека, который уже вроде бы и признался в том, что он и есть настоящий Себастьян. Донна Анна бросилась на колени перед дядей и со слезами умоляла пощадить несчастного. Ей было отказано, и сын принца — то ли законный король, то ли внук кухарки, теперь уже не узнать, — был удавлен.

— А донна Анна?

Дон Рамон поморщился:

— Ее дядя, ставший королем, прогневался на нее за то, что она опозорила его, якобы влюбившись в сына простолюдинки. Он запер ее в монастырь и лишил всех привилегий, полагавшихся ей по праву рождения.

Каролина зябко повела плечами. Судьба донны Анны действительно оказалась незавидной. Но гораздо больше ее занимали близнецы.

— И все-таки, узнал ли мир когда-нибудь правду о двух братьях?

— Никогда. Эта тайна так и остается одной из самых мрачных тайн в истории моей страны. Кто же погиб — самозванец или король? Непостижимая загадка!

— Кого же из двоих любила донна Анна? — пробормотала Каролина.

Страшная мысль поразила ее: «А что, если донна Анна любила обоих? Что, если они были настолько похожи внешне и характерами, что она не в силах была разделить их в своем сознании?»

Каролина почувствовала, что краснеет. Вино ли было тому причиной или рассказ испанца?

— Трудно представить, что они могли быть так… похожи, — запинаясь, проговорила она.

И вновь на ум приходила параллель — Келлз и дон Диего. Тряхнув волосами, словно желая освободиться от навязчивых мыслей, Каролина проговорила:

— Дон Рамон, я с радостью провела бы с вами весь день, но мне пора домой.

— Конечно, донна Каролина.

Испанец встал и галантно предложил ей руку.

«Он неспроста избегает называть меня сеньоритой, — подумала Каролина. — Не желает признавать мой брак с Келлзом». В Порт-Рояле это могло ее раздражать, а здесь, странное дело, нисколько. Почему? Возможно, потому, что она, как несчастная донна Анна, находилась в весьма щекотливом положении. Она потеряла того, кого любила, но на смену ему явился двойник, человек с иными воспоминаниями, с иным прошлым.

Двойник, повторила про себя Каролина. Всего лишь двойник. Еще одна прихоть судьбы — или ее жестокая шутка?

Дон Рамон проводил Каролину до дверей дома.

— Я возьму вас как-нибудь на прогулку в горы, — пообещал он. — Вы любите ездить верхом?

Каролина ответила, что любит.

— К тому же вы не видели и половины города, — добавил испанец. — Я покажу вам остальное!

— Возможно, позже.

На прощание дон Рамон поцеловал Каролине руку.

Дома же Каролину ждало разочарование — она не застала дона Диего дома. Наверное, он все еще развлекал губернаторскую дочку.

Встретились они лишь за ужином.

— У меня новые туфли, — объявила она, покружившись так, чтобы были видны ножки.

— Как я понимаю, подарок дона Рамона дель Мундо?

— Вы угадали. Он сказал, что вернется и заплатит за них, — пожав плечами, сказала Каролина. — Хотя я и возражала. Но потом подумала… быть может, вы захотите заплатить за них сами.

— Вы правы, — отчеканил дон Диего, — я предпочел бы сам заплатить за ваши туфли. И еще… Поскольку вы гостья в моем доме, я бы хотел, чтобы вы соблюдали элементарные правила приличия. Мне говорили, что до моего прибытия в Гавану дочка губернатора симпатизировала дону Рамону дель Мундо. Мне было бы приятно, чтобы между ними все продолжалось по-старому. Не становитесь у нее на пути.

Каролина усмехнулась:

— Дон Рамон — мой старый знакомый.

Дон Диего смотрел на нее во все глаза.

— Знаете ли, мы встречались до того, как я сюда попала, — продолжала Каролина. — Мы с ним вместе ужинали.

— Он ужинал с вами и вашим флибустьером? — изумился дон Диего.

— Нет, только со мной. Келлз был в отъезде. Подыскивал плантацию в верховьях Кобры.

Каролина напряженно вглядывалась в лицо мужчины, сидевшего с ней за столом. А вдруг он вспомнит?..

— Так, значит, вы возобновили дружбу, начавшуюся в Порт-Рояле, — медленно проговорил дон Диего. — Кажется, я начинаю понимать.

— Нет, вы не понимаете! — выкрикнула Каролина. — Дон Рамон обращался со мной как с леди! Если хотите знать, он единственный во всей Гаване относится ко мне как к настоящей леди!

— Разве я не…

— Вы повалили меня на кровать, едва увидели!

— Стоит ли напомнить вам о том, что вы были совсем не против?

— Но вы же знали, что я ошиблась! Вам должно быть стыдно!

Дон Диего словно ощупал ее взглядом.

— Полагаю, нет ничего постыдного в наслаждении столь прекрасным телом, — медленно проговорил он.

Так вот, значит, что она для него: просто женская плоть! Он смотрит на нее лишь как на источник плотских утех, и ему нет дела до женщины по имени Каролина Лайтфут, до женщины, которая любит его — или его двойника, что одно и то же! Любит так, что готова за него жизнь отдать! Любит в нем все: его голос, его дыхание, его жесты… Каролина чувствовала себя так, будто ее ударили по лицу.

Пошатываясь, она встала и повернулась к дону Диего спиной. И тотчас же услышала его голос:

— Вы останетесь за столом и поужинаете со мной, госпожа Лайтфут. Я не хочу ужинать в одиночестве.

Каролина с угрюмым видом села за стол и уставилась в свою тарелку.

Дон Диего снова заговорил. Причем так непринужденно, будто знал Каролину уже много лет. Он рассказывал о том, где был и чем занимался, о том, как общался с губернатором, как ему показали форт Ла-Фуэрса, которым его назначали командовать до получения дальнейших указаний из метрополии. Дон Диего был до мозга костей испанский гранд, и Каролина понимала, что он говорит с ней по-английски лишь из вежливости.

«Все верно, — говорила она себе. — Этот человек — действительно дон Диего из Кастилии». Сердце молодой женщины словно истекало кровью, она отказывалась принять очевидное.

— Вы не будете скучать по Испании? — в задумчивости проговорила она. — Не будете ли вы чувствовать себя здесь… точно в изгнании?

— Странно, что вы меня об этом спрашиваете. Я ведь оказался здесь по воле судьбы, которая неисповедимыми путями ведет меня к цели, хотя, клянусь жизнью, я еще не знаю, что это за цель.

— Вы говорите загадками.

— Да, наверное, именно так это звучит. Я родился лишь вчера, сеньорита Лайтфут. Хотя я действительно Диего Вивар, — поспешил он добавить.

— И что это значит?

— Это значит, что на «Санто-Доминго» я был с секретной миссией нашего короля. Галион, на котором я плыл, захватили пираты. Во время боя я был ранен, серьезно ранен в голову.

Он прикоснулся к шраму. Узкий розоватый рубец, почти скрытый волосами, едва виднелся у него на лбу. Каролина лишь сейчас увидела этот шрам.

— Ранение в голову? — переспросила она, глядя на дона Диего с напряженным вниманием.

— Да. И из-за ранения что-то случилось с моей памятью.

— Вы не можете припомнить некоторые события?

Дон Диего вздохнул.

— Все, что касается настоящего, я помню прекрасно, но из прошлого — ничего. Похоже, я всю жизнь прожил в Гаване, потому что не помню, как попал сюда и что было до этого. Но, конечно, — добавил он, пожав плечами, — обо мне многое известно другим. Губернатор получил письмо, где обо мне сообщают. И те, кто доставил меня сюда, вполне признают во мне дона Вивара.

Каролина смотрела на собеседника, затаив дыхание.

— Итак, — медленно проговорила она, — теперь я знаю то, чего вы до сих пор мне не говорили. По вашим же словам, вы родились лишь вчера. Вы знаете о себе лишь то, что вам сказали другие, и вы ни малейшего представления не имеете о том, кто вы на самом деле.

 

Глава 22

Дворец губернатора

Гавана, Куба

Благодаря своей осанке и непринужденным манерам Пенни уже на следующий день добилась права называться домоправительницей. Теперь под ее началом находились слуги, и лишь незнание испанского мешало ей немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. Губернатор был очарован рыжеволосой красоткой и в первый же вечер предложил ей поужинать с семьей. Марика, однако, разозлилась и отправилась спать голодной. Губернатор, бегло говоривший по-английски, оказался прекрасным собеседником. Таковой же ему показалась и Пенни, поразившая его своими смелыми взглядами на жизнь. В конце концов губернатор во время ужина объявил, что отныне она будет вести хозяйство в доме и сидеть за столом вместе с ним и его дочерью. Интересно, думала Пенни, как это понравится Марине?

После ухода губернатора Пенни принялась за разрешение труднейшей задачи: она должна была отдать распоряжения слугам, не зная языка. И при этом надо было не потерять лицо. Слугам, которые вначале восприняли ее как одну из служанок, теперь надлежало понять: она хозяйка. Стук в дверь застал Пенни в тот момент, когда она пыталась объясниться с молодой служанкой.

Пенни открыла. Перед ней стоял молодой коренастый офицер со смуглой, с сероватым отливом кожей. Он удивленно заморгал при виде рыжеволосой статной красотки, но быстро оправился от потрясения и по-английски воскликнул:

— Ах, вы одна из английских дам!

Обрадовавшись, что испанец говорит по-английски, Пенни одарила его улыбкой и объявила:

— Кем бы вы ни были, прошу, заходите. Я как раз пытаюсь объяснить слугам, что они должны делать, а вы будете моим переводчиком!

Несколько озадаченный ее напором, офицер тем не менее остался на высоте.

— Капитан Хуарес к вашим услугам! — сообщил он и поклонился.

Польщенная такой галантностью, Пенни снова улыбнулась. После чего схватила испанца за руку и потащила в патио, где принялась, с его, разумеется, помощью, отдавать распоряжения слугам, которых в доме губернатора было около дюжины. Капитан переводил четко и внятно.

Покончив с делами, Пенни сказала:

— А теперь велите вот этой девушке, Зите, принести нам вина. У губернатора очень неплохая малага.

Офицер едва заметно улыбнулся. Он прекрасно знал, какое вино у губернатора. Деликатно откашлявшись, он спросил, дома ли хозяин.

— О нет, он недавно ушел. Я думаю, он в форте Ла-Фуэрса.

Пенни повела гостя в галерею, к одной из каменных скамеек возле колонны. Стояла такая жара, что даже в патио, в тени пальмы, сидеть было неприятно.

— Удивительно, как вы не встретились с ним, — добавила Пенни, присаживаясь.

Капитан Хуарес покраснел, вернее, его оливкового цвета лицо потемнело. Он давно уже бродил у дома, дожидаясь, когда губернатор уедет.

— А донна Марина? — с робостью в голосе спросил капитан. — Она дома?

Пенни бросила на гостя внимательный взгляд. По тому, как нервно он стал поправлять воротник, словно тот внезапно сделался тесен и сдавливал горло, Пенни безошибочно распознала: капитан пришел вовсе не к губернатору, а к его пышнотелой дочурке.

— Нет, донна Марина ушла куда-то с дуэньей, — как ни в чем не бывало ответила Пенни. — Я не знаю, когда она вернется. — Пенни ухмыльнулась. — Но думаю, она вернется поздно. Ведь такая волнующая ночь! Под ее балконом впервые распевали серенады. Стоило только качать. Губернатор боится, как бы ухажеры не выстроились в очередь. Тогда уж от их кошачьего воя жизни не будет, пока он не выдаст ее замуж!

Капитан поднял на Пенни несчастные глаза. Ему очень неприятно было слышать, что о его возлюбленной говорят в таких выражениях. Но хуже всего было то, что губернатор не давал ему ни малейшей надежды стать мужем Марины. И в самом деле, что он мог позволить себе на капитанское жалованье? Разве к такому нищенскому существованию привыкла дочка губернатора, в которую капитан был влюблен без памяти?

— Я пришел справиться о здоровье дона Диего, — пояснил капитан Хуарес, опасаясь, как бы собеседница не подумала, что он пришел из-за Марины.

— Дон Диего сейчас живет в соседнем доме, — сообщила Пенни.

В этот момент принесли малагу, и капитан Хуарес, воспользовавшись возможностью помолчать, с удовольствием принялся за вино. Пенни не сводила с него пронзительно-синих глаз.

— Так вы всего лишь хотели справиться о здоровье дона Диего? — не удержалась она от вопроса.

— Ах, сеньорита! — воскликнул капитан, у которого от выпитого развязался язык. — Если у кого-то и есть повод беспокоиться за его здоровье, так это у меня, ибо это я доставил его сюда из Порт-Рояля.

— В самом деле?

Пенни оживилась. Ей пока так ничего и не удалось узнать про дона Диего. Можно представить, как обрадуется Каролина, если удастся разузнать кое-что о прошлом дона Диего! Пенни устроилась поудобнее и приготовилась слушать.

— Начало впечатляющее. Каково же будет продолжение? Расскажите мне непременно, чтобы я могла поделиться с Мариной.

Марина уже не раз слышала эту историю, но капитан был польщен. Такую историю можно слушать не раз и не два.

— Но, сеньорита, мне придется начать издалека.

— О, начинайте, откуда считаете нужным, — сказала Пенни и налила гостю еще вина.

У капитана, не избалованного женским вниманием, немного кружилась голова — как от близости красивой женщины, так и от вина. Немного помолчав, он начал свой рассказ.

И вскоре перед мысленным взором Пенни одна за другой стали оживать картины прошлого. Все началось задолго до землетрясения в Порт-Рояле. Все началось с того, что дель Мундо получил из Испании сообщение: командовать операцией назначен некий дон Диего Вивар, направляющийся в Гавану. Капитан рассказывал, что дон Рамон побагровел и схватил курьера за горло. Капитану, имевшему несчастье находиться в тот момент рядом с посыльным, стало страшно: а вдруг комендант Эль-Морро в гневе задушит несчастного? Пришлось вмешаться, и дона Рамона оттащили от посыльного.

— Представляю, как это выглядело! Я вам завидую: присутствовать при таком спектакле! — со смехом воскликнула Пенни.

Капитан лишь кивнул и продолжил свой рассказ.

Конечно, сам он, будучи офицером, мог понять дона Рамона. Разве не дон Рамон разработал план уничтожения английских пиратов? В самом деле, стоило лишь захватить их главный порт на Ямайке — и с ними покончили бы навсегда! Дон Рамон доверял капитану Хуаресу, и тот знал, что план захвата Порт-Рояля был представлен королевским советникам уже год назад. Дон Рамон уже отчаялся получить вести из Испании и, не дождавшись распоряжений, сам отправился в Порт-Рояль в качестве разведчика. А вернувшись в Гавану, дон Рамон незамедлительно принялся за дело. Передовой отряд должен был возглавлять капитан Хуарес собственной персоной. Дон Рамон с надеждой встречал каждый галион, прибывающий из метрополии; он ждал приказа о наступлении.

И вот дождался. В послании, доставленном капитаном одного из кораблей, говорилось, что королевский совет одобрил предложенный доном Рамоном план, но возглавить наступление должен человек поопытнее. Поскольку дель Мундо считался опытным артиллеристом, военный совет решил, что ему следует оставаться в Гаване, — командуя в крепости орудийным расчетом, он мог бы поддержать в случае необходимости флот. А капитану Хуаресу надлежало собрать передовой отряд для заброски в Порт-Рояль. Там им следовало войти в контакт с человеком дель Мундо — тот должен был их разместить. Членам отряда надлежало раствориться среди жителей острова, поэтому все люди, подобранные капитаном Хуаресом, должны были говорить по-английски так же хорошо, как и он сам.

В письме особо подчеркивалось: заброшенные на Ямайку люди не должны привлекать к себе внимания — только ждать. Ждать прибытия из Испании некоего кастильского джентльмена, того, кто впоследствии возглавит операцию. Имя этого кабальеро — дон Диего Вивар, и он являлся доверенным лицом как консула, так и самого короля. Дон Диего отправлялся на корабле «Санто-Доминго». Его должны были высадить вблизи побережья Ямайки, а в Порт-Рояль ему следовало добираться самостоятельно.

В письме сообщалось: люди из отряда капитана Хуареса узнают дона Диего по его сапогам — подарку испанского короля. То были обыкновенные охотничьи сапоги из черной кожи, но только отвороты голенищ у них ярко-красные, и на отвороте одного из сапог будет вышито ДВ — Диего Вивар. В голенище этого сапога будет вшит пакет, который приказано не вскрывать до прибытия в Порт-Рояль.

Между тем дон Рамон держался стойко, старался не выдавать своей обиды. Но в конце концов обида одержала верх, и капитан Хуарес не мог его за это винить. Окажись он на месте дона Рамона, неизвестно еще, как бы себя повел.

Но в тот момент, когда Порт-Рояль начало трясти и здания стали рушиться на глазах у капитана, он подумал, что дон Рамон, должно быть, родился под счастливой звездой. Не иначе как ангел-хранитель о нем позаботился.

До этого момента Пенни слушала вполуха, но о землетрясении она слышала от Каролины, и ей захотелось узнать подробности.

— Расскажите об этой ужасной катастрофе! — воскликнула она. — Говорят, там был настоящий ад!

Капитан Хуарес отпил вина и продолжил рассказ — сообщил, что ничего более ужасного в жизни не видел и ему удалось спастись лишь потому, что он прекрасный пловец. Капитану в конце концов удалось зацепиться за что-то, и он обнаружил, что держится за обломок носа корабля, выброшенного на берег. А вокруг плавали обломки множества других судов: обшивки, сломанные мачты, рваные паруса — и все это среди печных труб и уцелевших крыш.

И Каролина все это пережила! Что может быть более захватывающим, чем рассказ недавнего очевидца событий! Пенни подлила гостю еще вина.

Капитан Хуарес перевел дух. Он подходил к самому главному месту своего повествования. После многозначительной паузы капитан заявил, что сумел прочесть название одного из разбитых кораблей.

«Морской волк»!

Пенни так и не донесла до рта стакан. Чтобы не разлить вино, она поспешила поставить стакан на стол и с восхищением взглянула на капитана.

Наверное, ненависть к английским флибустьерам придала капитану сил, потому что он сумел-таки забраться на тонущие обломки корабля, который когда-то наводил ужас на все суда, появлявшиеся в карибских водах. Капитан Хуарес посмотрел вверх и увидел человека, висящего на такелажных канатах. Он непременно упал бы вниз, если бы не сапог, угодивший в снасти. Капитан бросился в воду и сделал это очень вовремя, ибо корабль тут же накренился и тот самый человек, что зацепился сапогом за снасти, тоже оказался в воде рядом с Хуаресом.

В тот же миг раздался треск дерева, надрывный звук, идущий изнутри корабля, звук, казавшийся Хуаресу в тот момент более жутким, чем рокот моря, — этот звук побудил капитана к немедленным действиям.

Стараясь не запутаться в хитросплетении канатов, ставших ловушкой для несчастного, Хуарес поплыл прочь, к ближайшей крыше, вернее, к трубе. Уже вскарабкавшись на трубу, он почувствовал: что-то держит его за сапог. Оказалось, тот самый канат. Испугавшись, что тонущий корабль может затащить его на дно, капитан Хуарес принялся стаскивать с себя сапог. И тут взгляд его упал на запутавшегося в снастях человека — вернее, даже не на него, а на его сапоги…

На ногах у несчастного — живого или мертвого — были те самые сапоги, черные, с красным отворотом. Капитан вытянул шею и разглядел на отвороте одного из них золотые буквы ДВ!

Не зря капитана считали человеком действия. Он подплыл к несчастному, приник к его груди — сердце билось. Значит, посланник короля жив! Рискуя жизнью, капитан стал освобождать от канатов обладателя королевских сапог. Быстро справившись с этой задачей, он снова поплыл к спасительной трубе, увлекая за собой пребывавшего без сознания дона Диего Вивара.

Не вдруг осознал капитан нелепость ситуации: как мог дон Диего Вивар прибыть в Порт-Рояль на пиратском корабле? Но, будучи человеком здравомыслящим, капитан Хуарес представил себе возможное развитие событий.

Дон Диего Вивар плыл из Испании на «Санто-Доминго», но корабль стал жертвой пиратов, а дона Диего пираты взяли в плен и доставили в Порт-Рояль для того, чтобы держать там в ожидании выкупа? Он не был в цепях, но разве это о чем-то говорит?

— Так, значит, вы узнали его по сапогам? — воскликнула Пенни.

Капитан, уже изрядно накачавшийся вином, кивнул с победоносным видом.

Потом Пенни с сияющими глазами выслушала рассказ о том, как губернатор приказал разрезать сапоги дона Диего и прочел приказ королевского совета. Дон Диего спал, и губернатор велел лекарям пустить ему кровь, однако дон Диего не Просыпался. Вскоре в дом губернатора явился дон Рамон — посмотреть на прибывшего, но тот по-прежнему не просыпался.

Когда же дон Диего наконец проснулся и схватился за отчаянно болевшую голову, он так и не смог ничего вспомнить, ничего из своего прошлого.

— Вы опознали его по сапогам… — в задумчивости пробормотала Пенни. — Всего лишь по сапогам…

К этому времени вернулась Марина в сопровождении дуэньи. Капитан Хуарес вскочил, расплескав на одежду вино.

— Донна Марина, — прошептал он и низко поклонился, едва не ударившись лбом о кафельный пол.

Девушка брезгливо поджала губы.

— Капитан Хуарес, — протянула она со скучающим видом, — как приятно вас видеть. — И бросила уничтожающий взгляд на Пенни.

Пенни, решив предоставить бравому солдату шанс, оставила молодых людей наедине, тем более что ей было о чем поразмыслить.

— По сапогам, вот, значит, как вас узнали, дон Диего, — пробормотала она, плюхнувшись на кровать. — Да, это многое объясняет…

 

Глава 23

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Было уже довольно позднее утро, когда Пенни, взлетев по ступеням в спальню Каролины, растормошила сестру.

— Вставай, соня! — закричала она. — Иди к окну, посмотри на свою соперницу!

Каролина помотала головой, сонно глядя по сторонам. Затем, очевидно, окончательно проснувшись, подошла к окну.

— Вот она! — воскликнула ликующая Пенни. — Донна Химена Менендес! С утра она нанесла визит губернатору и теперь уходит.

Каролина увидела, как сам губернатор галантно подсаживает в карету стройную темноволосую женщину. Со второго этажа трудно было разглядеть ее лицо, но двигалась она весьма грациозно и одета была весьма богато.

— Черный шелк, — пояснила Пенни, — самый лучший. И прекрасное черное кружево. В ушах — серьги с бриллиантами непомерной величины, а на шее — отборный жемчуг. Глаза… Вот это глаза! Какие огромные! Неудивительно, что дон Диего за ней приударил.

Каролина нахмурилась:

— Это мы еще посмотрим, кто за кем ухлестывает!

— Возможно, влечение взаимное, — улыбнулась Пенни. — Ах, посмотри, она машет рукой Марине, Чертова девка вниз не сойдет, но донна Химена знает, что она стоит где-нибудь у окна и наблюдает, вот на всякий случай и помахала.

Теперь, когда кружевная манжета платья отогнулась и обнажилась безупречной формы рука, когда блеснули влажные черные глаза испанки, Каролина убедилась: у Марины действительно имелись все основания для ревности. Старая Хуана, конечно, преувеличивала, называя донну Химену самой красивой женщиной в мире, но все же… Смуглое лицо, густые блестящие волосы, отливавшие в синеву под ярким гаванским солнцем… Красота испанки была яркая, броская — брови вразлет, огромные бархатные глаза, опушенные длинными черными ресницами. И при этом она казалась изящной и элегантной — истинная аристократка. Неудивительно, что бедная Марина так ее возненавидела.

— У нее голос сладкий, как мед, — продолжала подзуживать Пенни. — И она так садится в кресло, так лениво и грациозно, что, ей-богу, сразу представляешь, как она укладывается в постель. Разумеется, у нее множество любовников!

Что до Каролины, то ей было все равно, сколько любовников у донны Химены — хоть все мужчины в Гаване, кроме одного! Она не желала отдавать ей дона Диего Вивара!

— Слуги говорят, что донна Химена составила свое расписание так, что для дона Диего у нее находится время по меньшей мере три раза в неделю, — с ехидцей добавила Пенни, искоса глядя на сестру.

«Этому будет положен конец!» — пообещала себе Каролина. И тут же сказала:

— Сомневаюсь, чтобы он особенно беспокоился на ее счет, ведь для него она падшая женщина, а такие женщины, как правило, привлекают более робких мужчин.

— Мы, кажется, научились философствовать, — насмешливо протянула Пенни. — Уверена, что она находит твоего дона Диего занятным, ибо в нем есть некая тайна.

— Тайна? — с рассеянным видом переспросила Каролина, провожая взглядом карету.

Пенни отошла от окна и села на кровать. Сегодня она нарядилась на славу, что прямо-таки бросалось в глаза. Черный кружевной наряд согрел бы сердце любой испанки, а буйные огненные волосы были аккуратно уложены в высокую прическу и заколоты резным черепаховым гребнем.

— Вижу, ты заметила перемену, — улыбаясь, проговорила Пенни. — Кажется, мы с донной Констанцией одного размера. Он сказал, что я могу надевать все, что мне заблагорассудится, чем наряднее, тем лучше! — Пенни приглушенно засмеялась.

— Так, значит, ты с ним спишь, — со вздохом констатировала Каролина.

— Пока нет. Губернатор на редкость галантен. Он за мной ухаживает, а его дочка бесится!

— Не хочешь ли ты сказать, что он намерен на тебе жениться? — выдохнула Каролина.

— Может, он и собирается на мне жениться, да только я не собираюсь выходить за него замуж! — заявила Пенни. — В Испании жена должна во всем угождать мужу, а это не в моих правилах!

— Да уж, действительно не в твоих.

— Так что пока я зовусь домоправительницей и соответственно веду хозяйство.

— То же самое я могла бы сказать и про себя, — не без иронии заметила Каролина.

— Значит, нас обеих повысили в должности, — подытожила Пенни.

— Так скажи мне: что за тайна у дона Диего? — спросила Каролина.

— О, я же затем к тебе и пришла! Есть такой капитан Хуарес, который волочится за Мариной. Он говорит по-английски, и вчера, когда Марины не было дома, он рассказал мне про дона Диего.

Затем Пенни вкратце передала рассказ капитана о том, как он по сапогам узнал дона Диего на борту «Морского волка».

Каролина ловила каждое слово сестры. Сейчас она наконец поняла, что случилось, поняла, как Келлз, утративший память, оказался в Гаване под именем дона Диего Вивара.

Они, Каролина и Келлз, были вместе в Порт-Рояле! Пока она находилась на палубе «Лебедя», раненого Келлза переправлял в Гавану этот Богом посланный спаситель, принявший образ испанского офицера.

«Итак, он оказался в смертельной опасности, ибо живет во лжи и не знает об этом!»

— У тебя такой странный вид, Кэрол, — заметила Пенни. — Можно подумать, что ты знаешь что-то такое, о чем я не знаю!

Каролина вздрогнула. Мыслями она унеслась слишком далеко. В былое время она непременно поделилась бы с Пенни, взяв с нее обещание хранить тайну, но этой новой, более разговорчивой, непостоянной Пенни она доверять не могла. И при одной мысли о том, что случится, если все раскроется здесь, в Гаване, Каролине становилось жутко!

— Нет, ничего… Я просто подумала о том, как это странно: быть спасенным во вражеском городе, во время землетрясения… — затараторила Каролина.

Пенни смотрела на сестру с хитрым, чуть насмешливым прищуром.

— Губернатор разделяет твое мнение. Вчера он даже пробормотал что-то насчет того, что все уж слишком хорошо сложилось для дона Диего, так, будто его специально подсунули Хуаресу, чтобы тот его спас!

Каролина почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. Оказывается, опасность еще ближе, чем она думала, раз сам губернатор заподозрил неладное!

— Пути Господни неисповедимы, — сказала Каролина, заставляя Пенни гадать над смыслом этого высказывания.

— Да уж, — кивнула Пенни. — Только подумать — как судьба свела нас с тобой после стольких лет разлуки! А теперь главный вопрос: что ты будешь делать с донной Хименой?

«Сделаю все, чтобы отвадить ее от Келлза!» — подумала Каролина.

— А почему я что-то должна с ней делать? — спросила она, немного помолчав.

— Потому что, — растягивая слова, ответила Пенни, — и слепому ясно, что ты влюбилась в дона Диего.

— Да, он мне нравится, — призналась Каролина, чтобы не признаваться в большем.

— И как ты собираешься вырвать его из рук этой красотки? Заигрывая с доном Рамоном и заставляя Диего ревновать?

Каролина едва не задохнулась от возмущения, но Пенни лишь захихикала.

— Не думай, что здесь, в Гаване, ты можешь держать в секрете свои романы, Кэрол. Слуги губернатора только и говорят, что о тебе и коменданте крепости. Похоже, ты произвела фурор своим вчерашним выходом в свет. Как это тебе удалось заставить дона Рамона подарить тебе туфли, а потом сводить в таверну? Кстати, — добавила Пенни, скосив взгляд под кровать, — туфельки премиленькие. Надо не забыть сказать губернатору, что туфли его жены мне не совсем впору. Может статься, — расхохотавшись, заключила Пенни, — что у нас с тобой будет один сапожник!

Каролина попыталась улыбнуться. Почему-то сегодня смех Пенни казался неприятным. Как и ее намеки.

— Пенни, не поможешь ли ты мне достать рубашку потоньше? В той, что на мне сейчас, слишком жарко.

— Конечно! Если я не найду подходящей в сундуке губернаторской жены, одолжу у Марины.

— Вот этого не надо, — сказала Каролина. — Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Вот еще, — беззаботно пожав плечами, ответила Пенни. — Всю жизнь у меня постоянно возникали неприятности, и теперь уже поздно что-либо менять.

Каролина промолчала, но мысленно согласилась с сестрой. Той Пенни, которую она знала в детстве, уже нет, а эта словоохотливая отчаянная женщина действительно не могла обходиться без риска. Как ни больно в этом признаться, Пенни превратилась в куртизанку. Разве ей понять, что можно любить одного мужчину и не желать остальных? Пенни родилась не для верности, не для того, чтобы отдавать себя целиком единственному, она рождена, чтобы дарить радость многим, и ей самой, похоже, нравится такая жизнь.

— Что же ты будешь делать, Пенни, если встретишь мужчину, которого по-настоящему захочешь? — спросила Каролина.

Пенни смерила сестру насмешливо-беззаботным взглядом. Но в голосе рыжеволосой красавицы звучали металлические нотки:

— Ну что ж, тогда он станет моим, ты слышишь, он непременно станет моим!

Итак, Пенни все еще надеется найти свою любовь, пристально глядя на сестру, подумала Каролина. Надеется, но, может, так никогда и не встретит.

— Ладно, Кэрол, ты тут пока разбирайся со своими любовными делами, а я пойду. Хозяйство ждет! — со смехом бросила Пенни и, насвистывая какую-то веселую мелодию, удалилась.

Каролина улыбнулась ей на прощание. И еще долго после ухода сестры сидела на кровати, задумчиво глядя в пространство.

Вечером, за ужином, Каролина блистала. Настроение у нее было превосходное. Она весело щебетала с доном Диего, в личности которого теперь нисколько не сомневалась. Подливая ему вина, она улыбалась, показывая свои жемчужные зубки и охотно с ним соглашаясь, что бы он ни сказал.

Каролина надеялась произвести на дона Диего хорошее впечатление, хотя в глубине души ей казалось жутким и странным, что она вынуждена прибегать к подобным уловкам, общаясь с человеком, который был и остается ее мужем.

Она старательно избегала тем, касавшихся Испании, говорила лишь о том, что происходило в Гаване, о том, что сама успела узнать со слов старой Хуаны.

Сотрапезник смотрел на нее с известной осторожностью, очевидно, гадая, чем обязан такой радикальной перемене в гостье его дома. К тому же он не мог остаться равнодушным к ее красоте: ему нравилось в ней все — и как она держит ложку, и как деликатно ест. Он мог лишь дивиться, откуда взялась эта ноющая боль в сердце, возникавшая всякий раз, стоило ему пристальнее взглянуть на собеседницу. Его тянуло к ней, и в этом влечении было нечто большее, чем просто влечение полов. Так в чем же дело? Почему она успела так быстро и прочно зацепить его? Ведь это всего лишь пиратская девка! Он, испанский гранд, не мог испытывать к англичанам, промышлявшим грабежом, ничего, кроме презрения. Мало того что они разбойники — они к тому же еще и язычники, и эта женщина — одна из них. Надо быть с ней настороже.

Но в этот вечер Каролина была вся желание, вся женственность. Вот она, деликатно зевнув, встала из-за стола и сказала, что день был долгим и ей пора спать.

Мимо журчащего фонтана она пошла к лестнице, той, что вела на ее половину, пошла лишь для того, чтобы надеть прозрачную черную рубашку, которую раздобыла для нее сестра. Рубашка оказалась чуть великовата, но это не имело значения, важно было лишь то, что она совершенно прозрачная, что при свете свечей бледные соски просвечивали розовым, а бедра и стройные ноги казались даже более соблазнительными, чем если бы она предстала перед доном Диего нагой.

Каролина на цыпочках прошла в его спальню и, подойдя к постели, откинула покрывало. С продуманной небрежностью она легла так, чтобы вошедшему сразу бросилась в глаза ее обнаженная лодыжка, чтобы волосы, рассыпавшиеся по подушке, напомнили ему солнечные лучи. Она лежала, чуть согнув одну ногу в колене и раскинув в стороны руки.

И ждала.

Дон Диего не стал надолго задерживаться внизу. Вот она услышала его шаги и почувствовала, что вся трепещет в ожидании. Но она тут же напомнила себе, что ждет собственного мужа, и заставила себя расслабиться. Стоит ли его бояться? Не выпорет же он ее!

Дверь распахнулась, и дон Диего застыл на пороге.

Каролина лениво потянулась, вся — искушение, противостоять которому едва ли под силу мужчине из плоти и крови.

— Я устала спать одна, — сладко улыбнувшись, сказала она, чуть надув губки.

Темные брови дона Диего поползли вверх — он был явно удивлен; но серые глаза сверкали, выдавая желание.

— Я уже говорил вам, госпожа Лайтфут, что не желаю служить вам в постели заменой другому мужчине. А сейчас…

— Но я желаю только вас, — взмолилась Каролина. — Я думала о вас весь день. И вы тоже находите меня привлекательной, ваши глаза говорят мне об этом!

— Я нахожу вас чертовски привлекательной, — неохотно признал дон Диего.

— Тогда что же между нами стоит?

Каролина повела плечом, и рубашка спустилась с плеча, приоткрыв полную грудь. Наверное, игра зашла слишком далеко. Глаза Каролины потемнели, дыхание стало прерывистым. Он видел, что страсть ее не наигранная.

— Я обещаю не думать ни о ком, кроме тебя, — сказала она, чуть покраснев.

Господи, святой не устоял бы перед этой девчонкой!

В тишине, молча лаская Каролину взглядом, он разделся. Молча лег рядом с ней и молча обнял ее, стал целовать ее губы, грудь, живот, треугольник золотистых волос между ногами. Он целовал ее колени, руки, плечи, шею.

Наконец он подложил ладони под ее округлые ягодицы и, прижав к себе, вошел в нее. Из груди Каролины вырвался тихий стон.

Он молча улыбался, глядя на нее сверху вниз. Такая юная, такая горячая и такая податливая, так славно отвечавшая на каждое его движение. У него возникло ощущение, что они уже занимались любовью прежде, много-много раз.

Она тоже молчала. В тишине они делили радость.

Простыня чуть сбилась под спиной Каролины, потому что рубашка каким-то образом совсем соскользнула с плеч, к тому же задралась вверх, так что теперь напоминала роскошный прозрачный шарф, опоясавший тонкую талию. И, хотя оба забыли об этом иллюзорном наряде, Каролине он был весьма к лицу.

Она обнимала его, поглаживала пальцами его спину. Губы ее прижимались к его груди, она выгибала спину ему навстречу, и душа ее пела от невозможного счастья — от счастья снова оказаться с ним, снова испытать то, что уже не раз испытывала.

Какая разница, что Келлз не знал, кто он такой? Что с того, что они любили друг друга бессчетное число раз — днем под солнцем, а ночью под звездами? Сейчас он был здесь, с ней, и снова принадлежал ей. И он снова был в нее влюблен! Влюблен, пусть даже сам пока не мог себе в этом признаться! Но Каролина уже увидела ростки любви в его душе! Он вновь полюбил ту же самую женщину!

Затем страсть подняла их на своих мощных крыльях и понесла в поднебесье, в волшебный мир сияющего света. А потом, неохотно возвращаясь из этого чудесного царства желания и осуществленной мечты, возвращаясь в реальный мир, она увидела, что Келлз с улыбкой смотрит на нее.

— Ты чудо, — пробормотал он. — Какое наслаждение держать тебя в объятиях!

Каролина едва удержалась, чтобы не сказать: «Тебе всегда это нравилось!»

— Как ты думаешь, прислуга не будет слишком удивлена, если я останусь здесь на ночь? — спросила она с наигранным беспокойством.

— Я думаю, они давно этого ждали! — со смехом ответил он.

Она смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы.

— А что подумает губернатор, когда узнает?

— Я думаю, он будет в восторге! — ответил он.

«Хотя о дочке того не скажешь!» — Каролина, однако, не стала делиться своей последней мыслью.

— Итак, мы всем угодили, — сказала она. — А себе — больше всего.

Он с улыбкой повернулся на бок и уснул.

 

Глава 24

Минувшая ночь стала началом того, что Каролина позже вспоминала как их второй с Келлзом медовый месяц. Увы, мед сильно отдавал горечью, ведь теперь она уже не являлась супругой Келлза. Но и в качестве любовницы своего избранника Каролина чувствовала себя вполне счастливой.

Быть может, она еще не завоевала его окончательно, но была на пути к победе! Казалось, он никак не мог насытиться ее ароматным телом. Вот и сейчас: после страстных объятий они нежились в постели, пребывая в приятной истоме, приходящей после бурных любовных игр, и говорили о разном. Он с гордостью рассказывал ей об укреплении крепостей, и то была гордость испанца за свою державу, гордость за военную мощь Испании и оплота метрополии в Новом Свете — красавицы Гаваны. Каролина слушала и не смела ни намеком дать ему понять, что гордость его ложная, что он говорит от имени врагов и что эти ныне столь полюбившиеся ему испанцы не задумываясь повесили бы его, если бы узнали о нем то, что знала она.

И вот в субботу Каролина не выдержала терзавшей ее двойственности. Будь что будет, решила она. У Каролины хватило терпения дождаться, пока в доме все стихло и слуги уснули, ибо никто не должен был услышать то, что она собиралась сказать дону Диего. Она позволила ему вдоволь насладиться любовью и потом, пристально взглянув на расслабленного и умиротворенного дона Диего, сказала:

— Я хочу кое-что сообщить тебе. Советую прислушаться к моим словам. Имей в виду, у меня в руках твоя жизнь.

Дон Диего усмехнулся и погладил ее по животу.

— Я весь в твоей власти, моя девочка. — Он потянулся к ней, чтобы обнять, но она отстранилась.

— Погоди, постарайся сосредоточиться. Я хочу сообщить тебе нечто очень важное. Во-первых, расскажи мне о том, как капитан Хуарес узнал тебя. Мне говорили, будто тебя нашли без сознания, запутавшимся в снастях «Морского волка», в Порт-Рояле. До этого он тебя ни разу не видел. Как он узнал, что ты — это ты?

— По сапогам, — с обезоруживающей улыбкой ответил дон Диего. — Если тебе интересно, могу рассказать тебе об этих сапогах.

Дон Диего кивнул на стоявшие у кровати кожаные сапоги.

— Очень интересно, — ответила Каролина.

— Так вот, эти сапоги были заказаны королевскому сапожнику специально для меня. И в один из них зашили пакет.

— Они не вполне тебе впору, — поморщившись, заметила Каролина, мельком взглянув на черные сапоги с красным подбоем.

— Это потому, что прежняя пара тоже не вполне мне подходила. Кажется, я отдал старую пару сапожнику, и он сшил новые точь-в-точь по старой мерке.

— Странно… почему с тебя не сняли мерку? — поинтересовалась Каролина.

— Я послал сапоги сапожнику, и все тут! Ты что, хотела, чтобы я сказал, что они мне не впору и отказался бы от королевского подарка? Я не такой храбрец! Ты обо мне слишком высокого мнения! — со смехом проговорил дон Диего.

— В Порт-Рояле, — заметила Каролина, — остались твои новые сапоги, только сшитые. Мы поссорились, и ты ушел в старых. Думаю, что я знаю, как обстояло дело. К тому времени как ты взял «Санто-Доминго», соленый воздух и влага довершили начатое, и твои сапоги пришли в полную негодность. Поэтому ты снял обувь с мертвеца — дона Диего Вивара. — Слова эти походили на хлесткие удары по лицу.

— Итак, мы снова взялись за старое? — с угрозой в голосе спросил дон Диего.

— Келлз, послушай меня, — в волнении проговорила Каролина, — я была твоей женой, я хорошо тебя знаю. На твоем теле нет пятнышка, которое было бы мне незнакомо. Я могу сказать, откуда у тебя этот шрам на запястье. И тот — на боку. Они оба получены из-за меня, ты защищал мою честь.

— Но вы, мадам, еще не объяснили, почему я так хорошо говорю по-испански. И почему я так хорошо усвоил роль испанского кабальеро, — хриплым голосом — то ли от волнения, то ли от гнева — проговорил дон Диего.

— Ты жил одно время в Испании. В Саламанке. Ты рассказывал мне об этом времени, и там ты научился ненавидеть испанцев. Если хочешь знать, ты и флибустьером стал только из-за того, что пережил в Испании! Келлз, ты должен бежать отсюда, ты в опасности! В любой момент кто-то из пленных испанцев, тех, что были на Тортуге, может появиться здесь и узнать тебя. И тогда ты пропал!

— Но возможно и другое, — с ледяным спокойствием возразил дон Диего. — В любой момент из метрополии может прибыть галион, на борту которого окажется человек, который знал меня раньше. И тогда всяким сомнениям настанет конец: он подтвердит, что я и есть дон Диего Вивар, и восполнит пробелы в моей памяти.

— Нет, — в ужасе прошептала Каролина, — только не это! Мы погибли, если сюда явится человек, знающий дона Диего в лицо! Не дай нам Бог такого несчастья!

Как могла она забыть о том, что опасность грозит им и из Испании?! Он должен был опасаться не только тех, кто знал его как Келлза, но и тех, кто был знаком с испанцем доном Диего Виваром, в чей образ утративший память Келлз так прочно вжился!

Этот холодный прищур серых глаз был слишком хорошо знаком Каролине. Он не верил ни одному ее слову.

— И что вы предлагаете мне предпринять? — с язвительной усмешкой спросил мужчина, считавший себя доном Диего.

Он, кажется, решил включиться в игру. Это уже победа! Раньше он и слушать ее не хотел!

— Я предлагаю убраться отсюда как можно быстрее, использовать любую возможность: украсть лодку, пробраться тайно на какой-нибудь корабль, лишь бы исчезнуть с острова! В любой момент тебя могут узнать!

Он криво усмехнулся.

— А как вы объясните тот факт, что до сих пор никто, кроме вас, не увидел во мне этого вашего Келлза?

— Никому просто в голову не пришло отыскивать сходство! — без обиняков заявила Каролина. — Даже от Келлза никто не ждет подобной дерзости! Сам посуди: ты сидишь за одним столом с губернатором, выезжаешь с его дочерью. Но если бы кто-то увидел тебя без черного камзола, в распахнутой на груди рубахе и при ярком солнечном свете, если бы на тебе были твои любимые бриджи из оленьей кожи, а за поясом абордажный нож — не сомневайся, ты бы и глазом не успел моргнуть, как оказался бы в Эль-Морро! — Каролина умолкла — ее бил озноб.

— Так вы предлагаете мне оставить все и бежать? Куда? Для чего?

— Для того, чтобы начать новую жизнь. Начать где угодно, но только не в испанской колонии! У тебя золото в Англии, позволь мне отправиться туда и предъявить на него права!

— Так вот куда ты меня думаешь заманить, — пробормотал он. — Ты хочешь, чтобы я отправился в Англию…

— Нет, тебе туда нельзя, там ты объявлен преступником! Позволь мне отправиться туда вместо тебя. Позволь…

Она схватила его за руку, но он оттолкнул ее. Лицо его было словно каменное, в голосе звучал металл.

— Значит, всю эту неделю ты только и делала, что пыталась морочить мне голову! Теперь я знаю, что ты замышляла, лживая девка! Ты хочешь сдать меня своим английским пиратам! Какой же стервой надо быть, чтобы стремиться уничтожить того, в чьих объятиях ты стонешь от страсти!

— Я никогда не желала тебе зла! — воскликнула Каролина.

Он приподнялся на локтях и теперь нависал над ней грозной тенью.

— Разве? Ты же хочешь подать меня врагам… словно десерт на блюде?

— Пираты не враги тебе, а друзья! Хоукс…

— Вот оно, твое коварство! Сначала обольстить, потом подчинить своей воле, а там делай что хочешь!

Он был зол еще и потому, что ей почти удалось добиться своего. Он почти поверил ей!

— Келлз, поверь мне, я никогда не лгала тебе! Я пытаюсь спасти твою жизнь!

— Я ошибся в тебе, — тихо сказал он. — Я едва не бросил ради тебя другую, но ты всего лишь пиратская шлюха!

Каролина оторопела от такой грубости. Далее события развивались с молниеносной быстротой.

Дон Диего подхватил Каролину на руки и ударом ноги распахнул дверь. В несколько шагов преодолев расстояние между двумя спальнями, он занес Каролину в ее комнату и бросил на кровать.

— Не попадайся мне на глаза! — И дверь с грохотом захлопнулась.

От гнева и отчаяния Каролина зарыдала. Сквозь всхлипы она слышала, как с треском захлопнулась дверь большой спальни.

На следующий день дон Диего не вышел к завтраку. Чуть позже Каролина видела, как он выезжает с губернаторской дочерью. Но самое худшее еще ждало впереди. Как только он вернулся с прогулки, экипаж донны Химены остановился у дома. Саму донну Химену Каролина не видела, но вороных красавцев коней не узнать не могла. Вероятно, встреча была назначена заранее, потому что Келлз не заставил себя долго ждать. Он сел в карету, и донна Химена увезла его с собой. Глядя на отъезжающий экипаж из окна спальни, Каролина в отчаянии сжимала кулаки.

То, что он увивался за пухленькой губернаторской дочкой, по большому счету не очень-то беспокоило Каролину. Но в донне Химене она видела настоящую соперницу, и то, что Келлз сейчас угодил в лапы этой испанской красотки… Ах, это совсем другое дело!

У Каролины окончательно испортилось настроение. Она решила устроить сцену за ужином, но увы, оказалась лишена такой возможности: Келлз не вернулся ночевать.

На следующий день при встрече он лишь едва заметно кивнул — не сказал ни слова. А когда Каролина попыталась заговорить с ним, он захлопнул дверь перед ее носом.

Она не могла знать, каких усилий ему стоило выдерживать характер, какую борьбу с собой приходилось вести. Он лежал в объятиях донны Химены, соблазнительной и умелой любовницы, но думал о Каролине. Тело его и душа тянулись к этой продажной флибустьерской девке. Ночь он провел в таверне, пытаясь забыться в вине, но забвение не приходило. Боже мой, она отравила ему душу, она околдовала его!

Но он твердо решил: не сдаваться. И, черт возьми, он справится с этим наваждением, с этим колдовством. Просто надо больше времени проводить с Хименой… Если же сладкие губы донны Химены не избавят его от тоски по телу Каролины, ну, тогда он найдет еще дюжину потаскух, в конце концов, этого добра в Гаване хватает!

Так он уговаривал себя — и все же страдал.

Но Каролина этого не знала. Она жила в своем собственном аду, в страхе за него и за себя.

— Вот они, мужчины! — с горечью сказала она сестре.

— Да уж, черт бы их побрал! — со смехом согласилась Пенни. — Ты знаешь, я уже почти затащила губернатора в постель! Не знала, что он окажется таким застенчивым!

— Наверное, юн тебя просто боится, — со вздохом сказала Каролина. — На тебя посмотришь, так кажется, что ты можешь мужчину живьем съесть.

— Да перестань, Кэрол! Я вовсе не такая кровожадная! Эй, погоди, ты-то что скисла? Что у вас тут случилось с доном Диего? Неужто голубки рассорились?

— Больше мы с доном Диего не любовники, — сквозь зубы процедила Каролина.

— Ах, так он взялся за старое! Ну что тебе сказать, все мужчины таковы, — с глубокомысленным видом заметила Пенни. — Но всегда можно ответить им тем же — найти себе другого!

Каролина во все глаза уставилась на сестру. Иногда стоит прислушаться к советам опытных женщин! Вот оно, лучшее средство от болезни! Лечи подобное подобным! Дон Рамон наведывался почти ежедневно, и всякий раз она просила Лу сказать, что ее нет дома. В медовых глазах дона Рамона угадывалась затаенная страсть, и Каролина знала, что может заполучить его в любой момент, стоило лишь намекнуть, что она не против. Дон Рамон — это то, что ей нужно!

— Свет на твоем доне Диего клином не сошелся, — продолжала поучать Пенни. — Верен дон Диего или нет, мир все так же прекрасен!

— Так же? — эхом откликнулась Каролина.

— Конечно. За доказательствами далеко ходить не надо. Совсем недавно ты убивалась по Келлзу, а тут… смотри как взвилась, стоило какому-то дону Диего положить глаз на какую-то донну Химену!

— Возможно, так было назначено мне судьбой, возможно, дон Диего послан мне, чтобы я забыла про Келлза!

— Не горячись, это я так, вскользь заметила.

— Наверное, мне действительно стоит найти себе другого, — сказала Каролина.

Но сказать проще, чем сделать. Ведь в душе она была по-прежнему верна своему флибустьеру.

— Не понимаю, за что ты меня ненавидишь, я тебе всего лишь раскрыла глаза!

Так Каролина начала свой разговор с Келлзом на следующий день, когда он, расслабленный и приятно уставший, вошел в дом, очевидно, возвратившись с рандеву с донной Хименой.

Он остановился, окинув Каролину пытливым взглядом. Всю — с головы до ног. Под этим откровенно раздевающим взглядом Каролина почувствовала себя неловко, даже покраснела.

— Я не испытываю к тебе ненависти, — ответил он.

Он не солгал. Потому что действительно не испытывал к ней ненависти. Беда в том, что при этом он еще и не был к ней равнодушен — напротив, желал ее каждой клеточкой своего тела, желал так, что едва мог сдерживать себя. При одном взгляде в ее сторону он чувствовал, что в груди загорается пламя. Но и когда ее не было рядом, дело обстояло не лучше: он носил ее образ с собой, куда бы ни шел и что бы ни делал. Но предпочел бы умереть, только бы не выдать своих чувств.

— Тогда почему ты меня избегаешь?

Дон Диего набрал в грудь побольше воздуха. Он избегал ее потому, что чувствовал себя с ней так, словно его вот-вот свалит с ног штормовой волной. Она могла свести его с ума, и тогда, забывшись в ее объятиях, он пошел бы за ней хоть в ад. Ее серебристые глаза светились такой подкупающей искренностью, что он всерьез опасался за свой рассудок. Трудно было не верить ей, а поверить — значило бы перечеркнуть всю свою жизнь. Все, во что он верил, все, что осознавал как свое прошлое, — все это заставляло его ненавидеть таких, как бывший муж этой женщины, ненавидеть врагов Испании, язычников, грабителей и варваров — английских флибустьеров. Бороться за процветание Испании и истинной веры — в этом он видел свой долг дворянина, высшую цель своей жизни. Она же заставляла его отказаться от цели, презреть долг. Пойти за ней означало предать свои идеалы; пойти на сделку с этой красивой еретичкой значило для него предать самого себя и покрыть позором свой древний испанский род.

— Я избегаю тебя, — холодно заметил он, — потому что твоя ложь тянет меня в ад. Потому что я испанец и…

— Нет, ты англичанин, — с ожесточением в голосе перебила Каролина. — Ты был англичанином и англичанином остаешься!

— Но Келлз был ирландским пиратом, — заметил он с усмешкой. Наконец-то ему удалось поймать ее на слове!

— Келлз притворялся ирландцем для того, чтобы спасти от позора свою семью в Англии, — возразила Каролина. — Келлз на самом деле не кто иной, как Рэй Эвисток, старший из ныне живущих сыновей виконта, лорда Гейла.

— Не сомневаюсь в том, что вы знаете вашего мужа, — сказал дон Диего, пожав плечами. — Но я не Келлз. Забудьте о ваших фантазиях!

— Нет, не забуду! — воскликнула Каролина в отчаянии. — Не забуду, потому что ты в опасности! И с каждым мигом тучи над тобой все более сгущаются!

Его смех эхом отозвался в холле.

— Не могу поверить, что вы повредились умом. Следовательно, единственная цель всех ваших безумных рассказов — обмануть меня. А вот этого, любезная, не будет! Клянусь Богом, никому я не служил, кроме как испанскому королю. И не буду служить! — Голос его звенел от гнева, и его искренность возмутила Каролину до глубины души.

Она подбоченилась, вскинула голову — и мигом превратилась из несчастной, отчаявшейся женщины в надменную Серебряную Русалку. Сейчас Каролина была такой, которой ее знали на Тортуге и какой она редко кому являлась в Порт-Рояле.

— Ты топил их галионы и грабил их города, — бросала она ему в лицо. — Ты женился на мне по флибустьерскому обряду на борту «Морского волка», и на Тортуге все веселились на нашей свадьбе! Ты дрался из-за меня, и столько всего было еще! А теперь ты от меня отказываешься?

Он не мог не восхищаться силой ее духа. В конце концов, сказал он себе, она была в стане врагов, и кто может винить ее в том, что она старается укрепить свое положение?

— Если бы вы были мужчиной и заявили мне, что я Келлз, я бы вызвал вас на поединок и вы бы собственной кровью смыли нанесенное мне оскорбление, но вы женщина, и вы беззащитны. Мне очень хочется научить вас повиновению с помощью кнута, но я не стану этого делать, потому что у вас бесстрашное сердце. Откажитесь от сказанного, и мы снова станем друзьями.

Каролина беспомощно всплеснула руками. Ну почему он так упрям?!

— Ты болван, — с горечью проговорила она. — И твоя глупость будет стоить тебе жизни.

— По крайней мере я распоряжусь своей жизнью по собственному усмотрению, — заметил он с невозмутимым видом.

— Келлз, — взмолилась она, — что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?

— Если ты еще раз назовешь меня Келлзом, — проговорил он бесцветным голосом, — я задеру твои юбки и так отшлепаю тебя, что твой прелестный белый задик станет таким же румяным, как щеки.

— Ты не посмеешь! — воскликнула она, сверкая глазами.

— Ошибаешься, посмею.

— Ну что ж, я буду называть тебя Келлзом, когда захочу! И уж конечно, буду называть тебя Келлзом, когда мы будем наедине!

Каролина поздно поняла, что зашла слишком далеко. Она поняла это лишь тогда, когда роковые слова сорвались с ее губ.

Она не успела шевельнуться, вернее, не успела броситься наутек — Келлз накинулся на нее, словно кот на мышь, и, перехватив ее поперек талии, понес к себе. И напрасно Каролина вопила, колотила его ногами и молотила кулаками по каменной груди, она добилась лишь того, что разбила носки туфель о грубую кожу его сапог, а руки ее отчаянно заболели.

Хуана и Лу, привлеченные шумом, выбежали узнать, что происходит. С истинным наслаждением они наблюдали, как дон Диего, перепрыгивая через ступеньки, несет отчаянно сопротивляющуюся Каролину, закинув на плечо точно мешок.

— Что это он собрался с ней делать? — с удивлением спросила Лу.

Старая Хуана рассмеялась:

— Он намерен ее поколотить, но передумает.

По выражению лица Лу нетрудно было догадаться: она не очень-то верит Хуане. Старая служанка подтолкнула молодую локтем.

— Он ее любит, Лу. С чего бы иначе он приходил от донны Химены с таким видом, будто его пытали?

— Может, он боится, что муж донны Химены узнает? — предположила Лу.

Хуана снова рассмеялась.

— Я думаю, дои Диего не боится ни Бога, ни дьявола, а уж тем более ревнивых мужей, будь то муж донны Химены или чей еще.

Беседу прервал донесшийся сверху отчаянный вопль.

— Пошли на кухню, Лу. Они вернутся с улыбками, а нам ведь не хочется, чтобы нас застали за подслушиванием.

…Истошный крик раздался в тот момент, когда дон Диего со своей ношей вошел в комнату и, усевшись на кровать, перекинул Каролину через колено.

«Черт… Он и впрямь намерен меня отшлепать!» — Каролину обуяла ярость. Но где же ей справиться с доном Диего! Юбки Каролины взлетели вверх, а в следующее мгновение она почувствовала, как тяжелая ладонь дона Диего с размаху опустилась на ягодицы. Каролина снова закричала. Извернувшись, она умудрилась укусить его за руку, которой он придерживал ее.

Дон Диего вознаградил даму очередным шлепком, от которого ягодицы ее порозовели.

— Я всего лишь расставляю все по местам, пытаюсь показать, кто здесь хозяин. И ты не смеешь мне перечить и называть меня Келлзом!

С этими словами дон Диего внезапно перевернул Каролину и опустил на пол. Но тонкое платье не выдержало столь неделикатного обращения и расползлось по шву.

Каролина задыхалась от гнева и возмущения. Еще никто и никогда так не унижал ее. В этот миг она готова была убить своего обидчика. Дои Диего смотрел на раскрасневшуюся и растрепанную Каролину, сейчас, как ни странно, еще более прелестную и желанную… Но ее взгляд! Эта ненависть, это презрение… Казалось, она способна испепелить его взглядом.

— Ты не Келлз! — бросила она ему в лицо. — Может, ты и был им когда-то, но теперь… Ты не стоишь того, чтобы лизать его сапоги!

Каролина размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

— Вот так-то лучше, — примирительно сказал дон Диего и, не в силах сдержать желание, схватил Каролину за плечи и привлек к себе, пытаясь поцеловать ее.

Каролина отчаянно завертела головой, стараясь уклониться. Злость придавала ей сил, и она вырвалась из объятий, правда, порвала при этом рукав платья. Сверкая глазами, она взглянула на дона Диего.

— Я не желаю вас видеть! — дрожащим от гнева голосом проговорила она.

— Неужели?

Его темные брови взметнулись, и он снова привлек ее к себе. Самонадеянность дона Диего не знала границ.

— Твое тело говорит о другом, чертовка! — сказал он и наклонился, целуя мочку ее уха; потом принялся целовать ее белую шею, грудь…

Вот сейчас бы и оттолкнуть его, сейчас, когда он так уверен в победе. Но если эта мысль и пришла Каролине в голову, то была столь же мимолетной, сколь и запоздалой. Ибо она уже находилась во власти других ощущений. Вопреки здравому смыслу она действительно желала этого мужчину. Что поделать, если чувства берут верх над рассудком! Помимо воли Каролина расслабилась, ее охватила приятная истома; и, как ни старалась она проявлять благоразумие, дону Диего почти без усилий удалось добиться своего, добиться того, чего они оба желали. Словно в полусне она чувствовала объятия его крепких рук — это он нес ее на кровать; потом почувствовала приятную тяжесть его сильного тела, его руки, его губы, его влажный язык.

Каролина не протестовала, когда он осторожно, но настойчиво стал раздвигать ее ноги, не протестовала, когда он вошел в нее, не резко и грубо, как можно было ожидать, но все с той же осторожностью.

Еще мгновение, и ее решимость противостоять ему растаяла окончательно; она забыла и свой страх, и свой гнев и теперь стонала под возлюбленным, наслаждаясь его страстью. Она прижималась к нему, целуя его грудь и плечи, и шептала ему ласковые слова, шептала, не слыша себя, не придавая значения своим словам. Она чувствовала его горячее дыхание, чувствовала, как бьется в груди его сердце, и с каждым движением возлюбленного огонь в ней разгорался все жарче.

Все заботы, тревоги, волнения, опасности, все, что ее тяготило, ушло, по крайней мере на этот миг — весь мир с его мелкими радостями и печалями стремительно улетал прочь.

Ни один мужчина еще не любил ее так, как он, так яростно и в то же время так нежно. Ни в ком не встречала она такого любовного исступления — и отдавала ему всю себя без остатка.

Этот восхитительный полет закончился в миг самой чистой радости; и потом, расслабленная и обессиленная, она медленно возвращалась в мир реальности, в тот мир, где его рука поглаживала ее разгоряченное тело, превращая в маленькие язычки пламени те угольки, что продолжали тлеть в ней и после возвращения из мира сверкающих высот.

— О, Келлз, — простонала она, все еще пребывая в сладкой истоме. — Я так тебя люблю, я всегда тебя любила.

Мужчина замер. И тут же резко приподнялся.

— Сейчас, мадам, вы лежите в объятиях Диего Вивара, — сурово напомнил он.

Реальность обрушилась на Каролину подобно потокам ледяной воды.

— Келлз, не надо за старое… Ну не будь дураком! — в отчаянии воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что я не знаю собственного мужа?

Мужчина поднялся с кровати и пристально взглянул на нее.

— Господи, что мне с тобой делать?! — взревел он. — Нет, найду себе испанку, буду спать с ней!

Хлопнув на прощание дверью, дои Диего стал спускаться по лестнице.

Каролина уставилась в зеркало. Оттуда на нее глядела женщина с растрепанными волосами, раскрасневшаяся, злая, в разорванном платье.

Внизу хлопнула дверь, и Каролина, подбежав к окну, увидела Келлза, выходившего из дома. Уходившего от нее.

Она знала: домой он на ночь не вернется. Ей придется ужинать одной, и Лу будет тайком потешаться над ней, над ее горем.

Внезапно злость прошла. Каролина села на кровать и, обхватив голову руками, стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, стараясь ни о чем не думать. Сейчас она чувствовала себя птицей в клетке, птицей, только что пойманной и не успевшей привыкнуть к горькой участи пленницы. Сколько ни бейся грудью о железные прутья клетки, не пробить тебе путь к свободе, не сломать железные прутья. Можно изранить в кровь сердце, но железные стены тюрьмы никуда не денутся. Злость пройдет, и страх пройдет, останутся лишь боль и безнадежность.

Каролиной овладело отчаяние.

 

Глава 25

Пенни, влетевшая в комнату немного погодя, застала сестру в той же позе, в том же расположении духа, в котором оставил ее Келлз.

— Комната похожа на поле битвы, а ты — на поверженного врага, — заметила Пенни, покачав обвязанной красным шелковым шарфом головой. — Кстати, я видела, как дои Диего выходил из дома, и вид у него был такой мрачный, будто он направляется на эшафот.

Как знать, быть может, он действительно идет на встречу со смертью. И примет смерть как Диего Вивар — за грехи Келлза!

— Вижу, и у тебя настроение не лучше. Поспорили немного насчет того, как следует себя вести и как не следует? Глядя на тебя, трудно предположить, что ты вышла победительницей. Хотя, — подмигнув, ухмыльнулась Пенни, — возможно, ты и не проиграла?

— Мы не сошлись во мнениях, — пробормотала Каролина.

Пенни от души расхохоталась.

— Вот этого ты могла и не говорить! Лучше скажи, что так вывело дона Диего из себя?

— Не скажу. Это наше личное дело.

Что-то подсказывало Каролине, что доверять Пенни не следует, что верность в дружбе стала ей столь же чуждой, как и верность в любви.

— Личное так личное. Ну что ж, без одежды тебе все равно не обойтись. Это платье, что сейчас на тебе, вернее, то, что от него осталось… В общем, поищу-ка я у губернатора в сундуке, может, найду для тебя что-нибудь.

Каролина с благодарностью взглянула на сестру:

— Спасибо, Пенни. Не знаю, что бы я без тебя делала!

— Смотри, Кэрол! Если дело так и дальше пойдет, то и от рубашки ничего не останется, и тогда… Куда же это приведет тебя, сестричка?

Пенни рассмеялась и ушла. Но вскоре вернулась с черной шелковой нижней юбкой и черным костюмом для верховой езды. В дополнение к костюму Пенни принесла широкополую черную шляпу и белый пышный кружевной воротник.

— Но где я раздобуду лошадь? — в недоумении спросила Каролина. — Это костюм для прогулок верхом!

— Может статься, вам с доном Диего одного коня хватит на двоих, — лукаво улыбнувшись, сказала Пенни, и Каролина подозрительно взглянула на сестру, опасаясь, как бы та не начала кое о чем догадываться.

Если Пенни уже пустила по городу слух, Келлз пропал! И так казалось чудом, что его до сих пор никто не узнал.

При этой мысли у Каролины разболелась голова.

— Ты права, может, нам и одного коня хватит, — пробормотала она.

Наряд оказался не совсем впору: лиф был настолько узок, что Каролина едва в него втиснулась.

— Донна Констанция была гораздо стройнее в юности, чем после рождения Марины, — пояснила Пенни. — Этот костюм, видно, еще с той поры, поэтому я и решила, что тебе он будет впору.

— Рукава слишком длинные, — заметила Каролина.

— Их можно завернуть, — сказала Пенни.

Самой большой проблемой оказалась юбка из тафты, волочившаяся по полу.

— Ты думаешь, мне следует попросить Лу укоротить ее? — спросила Каролина. — Среди наших слуг только она управляется с иглой.

— Да, здесь я тебе не помощница. Я шью еще хуже, чем ты, Каролина.

— А если Лу понесет в губернаторский дом сказки о том, что я отдаю на переделку одежду, которая очень похожа на ту, что некогда принадлежала Констанции…

— Да уж, можешь не продолжать, — перебила Пенни. И вдруг просияла. — Вот тебе и решение!

Сорвав с головы красный шарф, она подлетела к сестре и обмотала шарф вокруг ее талии.

— Вот теперь никто не посмеет сказать, что этот наряд не сшит прямо на тебя.

Каролина медленно покружилась перед зеркалом. Если бы не такие светлые волосы и не глаза, серые, со стальным отливом, ее можно было бы принять за испанку. Тесноватый черный лиф делал фигуру еще стройнее, а красный шелковый пояс и белоснежный крахмальный воротник оживляли костюм, придавая ему особенное драматическое звучание.

— Жалко, что не удастся раздобыть для тебя сапожки для выезда, — сказала Пенни. — Слишком уж маленькие у тебя ножки!

— Не важно, — бросила через плечо Каролина, продолжавшая вертеться перед зеркалом. — Я надену туфли, что выбрал для меня дон Рамон.

— Кстати, как он поживает?

— Полагаю, неплохо. Он несколько раз наведывался в дом, но меня не заставал.

Пенни приняла это сообщение к сведению.

— Что-то он у нас не появляется, хотя, говорят, раньше он был частым гостем в губернаторском доме. До того, как…

— До того как Марина заинтересовалась доном Диего, — с язвительной усмешкой подхватила Каролина. Поддавшись искушению быть откровенной, она простонала: — О… я больше не выдержу!

Пенни решила, что причина дурного настроения сестры — ревность к пышнотелой губернаторской дочке.

— Не переживай, Каролина. У Марины появится новый предмет для размышлений. Сегодня она видела, как я выхожу из спальни ее отца в весьма фривольном наряде.

Каролина встрепенулась.

— Да, я была в одной из черных прозрачных рубашек ее матери. Ты бы видела, какое у нее сделалось лицо, я думала, она в обморок упадет. А потом она на меня зашипела и рванула прочь, да так, словно за ней гнался сам черт.

Пенни коснулась ожерелья из черного янтаря. Затем указала на такие же серьги.

— Эти безделушки лежали у меня на подушке, когда я тем же утром проснулась в своей собственной спальне. Что скажешь?

— Они идут тебе, — пробормотала Каролина.

— Идут, я согласна. Конечно, по-настоящему красивыми их не назовешь, ты понимаешь, что я имею в виду. Да только я уверена, что в шкатулке Констанции найдется немало вещиц, которые мне бы понравились больше: изумруды, например, или темно-синие сапфиры, которые так подходят к моим глазам.

Каролина внезапно припомнила собственные изумруды. Да только они были далеко, и вряд ли когда-нибудь она сможет снова их увидеть.

— Ну и что ты теперь думаешь о губернаторе? — спросила Каролина.

Пенни пожала плечами:

— Было довольно любопытно, но большого впечатления он на меня не произвел. Представляешь, в самый ответственный момент он назвал меня Констанцией!

Пенни поморщилась от отвращения.

— Может быть, поэтому он и подарил тебе эти украшения, — предположила Каролина. — Чтобы загладить вину.

— Эти безделушки? — Пенни небрежно коснулась сережек. — Это лишь начало! Я уверена, что он положил мне их на подушку в знак благодарности за столь роскошную ночь. Держу пари, у него уже несколько лет не было ничего подобного. Стоит посмотреть, что он будет дарить мне позже.

— Как ты можешь быть в этом уверена? — усталым голосом спросила Каролина.

— Он будет, Кэрол, непременно, — улыбнулась Пенни. — Подожди, когда я стану скупее на ласки, он заберется в шкатулку жены поглубже!

— Или, что тоже возможно, возьмет в руку кнут и поучит тебя хорошим манерам, — предупредила Каролина. — С женщинами здесь особенно не считаются, ты же знаешь!

Пенни рассмеялась.

— С такими женщинами, как мы, считаются всегда и всюду, где бы мы ни оказались. И если губернатор так не считает, то ему еще многому предстоит научиться!

Пенни со смехом удалилась, а Каролина задумалась. «Тебе хорошо так говорить, ведь губернатор для тебя ничего не значит. Он для тебя лишь пешка, завтра ты без сожаления сменишь его на другого. Но я люблю Келлза, всегда буду любить. И никогда не найду ему замены!»

Каролина мерила шагами комнату.

«Ну почему все это должно было случиться со мной? — спрашивала она себя. — Ну почему он не может мне поверить? Почему, когда я хочу лишь сохранить ему жизнь?»

Каролина собрала все, что осталось от ее наряда, и понесла вниз. Может быть, Лу все же удастся починить платье. Жаль, что любящее сердце, разбитое на осколки, уже не склеишь…

Лу с угрюмым видом приняла из рук Каролины изорванный наряд. Девушка надеялась стать личной горничной губернаторской дочки — завидная должность. А что до этой «госпожи», так она скоро исчезнет со сцены, ведь у дона Диего достанет здравомыслия понять, что губернаторская дочка сама с радостью разделит с ним ложе. Вот будет свадьба! И как было бы замечательно, если бы ей, Лу, доверили причесывать невесту! Да только все это лишь мечты… А вместо этого приходится работать судомойкой при этой дерзкой самозванке!

Лу украдкой взглянула на Каролину, пытаясь разгадать, что же стояло за недавней ссорой: Лу видела, как дон Диего, мрачнее тучи, вылетел из дома.

Каролина отвела глаза. Недоброжелательное любопытство горничной выводило ее из себя.

Она подошла к окну.

Где-то севернее, за гаванью, за Флоридским проливом, за Багамами, простирались американские колонии… Виргиния… Левел-Грин.

На Каролину волной накатила тоска. Мучительно захотелось домой.

Интересно, знала ли о землетрясении мать?

Узнай Каролина о том, что Летиции Лайтфут уже известно о постигшей Порт-Рояль участи, едва ли ей стало бы легче. Скорее всего она бы даже расстроилась, если бы узнала, каким образом ее матери стало известно о землетрясении. Так уж случилось, что Летиция Лайтфут услышала о катастрофе случайно, находясь среди чужих людей, вне дома, услышала из уст совершенно постороннего человека, даже не подозревавшего о том, что сказанное им может касаться кого-то из присутствовавших.

Летиция Лайтфут и ее муж Филдинг обедали с друзьями в таверне в Уильямсберге, когда капитан, только что вошедший в зал, гулким и грубым, похожим на громовой раскат голосом объявил: Порт-Рояль, тот, что на Ямайке, ушел под воду вместе со всеми жителями.

— Весь город пропал, — с мрачным видом рассказывал капитан своим спутникам. — Все погибли. Земля стряхнула с себя дома, а потом руины залило водой. Был город — и нет его.

Капитан совершенно не был готов к тому, что слова его произведут такое впечатление на стройную красавицу в лиловом атласном платье. Дама побледнела и встала из-за стола.

— Вы сказали, со всеми жителями, капитан? — спросила она.

— Все погибли, — кивнул моряк. — Весь город ушел под воду. Вначале прибрежные кварталы, потом и все остальное, улица за улицей.

Каролина жила как раз рядом с набережной! Каролина, ее любимая дочь, Каролина, так похожая на нее, такая непокорная, такая беспокойная, всегда готовая попасть в беду!

И вот беда пришла.

Летиция Лайтфут покачнулась, словно цветок на ветру, и упала на руки встревоженному Филдингу.

Конечно, этот случай не мог остаться незамеченным. О Лайтфутах снова заговорили.

Вернувшись в Левел-Грин, Летиция надела траур, однако не отказалась от визита к тетушке Пэт. Черное платье Летиции не осталось незамеченным в Уильямсберге, и по городу поползли новые слухи.

— Не думаю, что Каролина хотела бы, чтобы ты носила по ней траур, — осторожно сказала Летиции Петула, и слова тетушки были искренними, ибо она тоже любила Каролину. — Наша девочка любила жизнь и яркие краски.

— Ты права, — согласилась Летиция. — Траур мне не идет. Я вернусь домой и сниму это платье.

Когда Летицию увидели в городе в следующий раз, на ней было аметистовое шелковое платье и пурпурная шуршащая нижняя юбка — новый повод для сплетен.

— Ты выставляешь себя на посмешище, Летиция, — вскользь заметил Филдинг. — То надеваешь траур, то снимаешь траур, это просто глупо!

Черные глаза госпожи Лайтфут недобро сверкнули.

— Тебе бы следовало самому надеть черную повязку на рукав, Филд! Если бы не колье, которое послала тебе Кэрол, ты не смог бы расплатиться с долгами и начать строительство нового крыла!

Филдинг смутился.

— Каролина была тебе хорошей дочерью, — промямлил он. — Мне не в чем ее упрекнуть.

— Не мне одной! — воскликнула Летиция. — Она была нам хорошей дочерью, Филд! Она всегда тебя уважала!

Филдинг покраснел. Бросив на жену гневный взгляд, зашагал прочь.

Но в следующий раз, когда его видели в городе, он уже носил на рукаве траурную ленту. Сидя рука об руку в открытом экипаже, Лайтфуты проезжали по улице, кивая знакомым.

Петула лишь неодобрительно качала головой. Опять Летиции неймется! Возить Филдинга по улицам, демонстрируя его траур по дочери, которая ему вовсе не дочь! Снова по городу поползут сплетни!

Каролина, тосковавшая по дому, конечно же, не знала о том, какой шум наделала весть о ее смерти в Тайдуотере. Услышав голос Лу за спиной, она вздрогнула.

— Хуана спрашивает, на сколько персон накрывать стол к ужину: на двоих или на вас одну? Дон Диего вернется домой к ужину?

— Сомневаюсь, — процедила Каролина. — Но вы все равно должны на него рассчитывать, в конце концов, это его дом. Вернувшись, он должен увидеть, что стол для него накрыт, а если не вернется — что поделаешь…

Не в силах больше поддерживать этот неприятный разговор, Каролина ушла к себе. Близился вечер — тени удлинялись и становились темнее, свет из золотистого становился лиловым. Крыши Гаваны из терракотовых превратились в малиновые в лучах заходящего солнца. А затем настала ночь, скоротечная южная ночь, напоенная ароматами тропиков и чувственным шелестом пальмовых листьев, перешептывавшихся с ветром в серебристом лунном свете.

А он все не приходил.

Каролина заставила себя спуститься вниз и поужинать в одиночестве. Поужинать — сильно сказано, но у нее все же хватило мужества поблагодарить Хуану за отлично приготовленные блюда.

Потом она в одиночестве ходила по двору. Наконец, прислонившись спиной к колонне, слепо уставилась на журчащий фонтан. И в который уже раз задумалась о своей незавидной судьбе. Над ней в небесах драгоценной россыпью сверкали звезды. Внезапно закричала ночная птица, ей ответила другая. Послышалась серенада. Где-то за окном сверкали глаза той, кому была посвящена эта песня любви…

Каролина чувствовала волшебную силу этой ночи, и душа ее тянулась к любимому.

А он все не приходил.

Она в беспокойстве ходила по галерее, пока не устала. Все слуги уже спали. Вся Гавана спала.

А он все не приходил.

Наконец она пошла в свою спальню. И все спрашивала себя: где он, с кем? В таверне ли, за стаканом вина? Или с женщиной? Быть может, он произносит тосты в честь той, другой женщины и улыбается, глядя ей в лицо. А может, несет ее наверх, в спальню…

От этих мыслей сон бежал, но усталость все же взяла свое. Вконец измученная гневом и ревностью, Каролина забылась тяжелым сном.

Открыв же глаза, была ослеплена ярким солнечным светом. Это Лу раздвинула шторы.

— Вот ваше платье, госпожа, — сказала служанка, заметив, что от яркого света Каролина зажмурилась.

Лу положила платье на кровать. Негодование было в каждом жесте, в каждом слове горничной.

— Хорошо. Спасибо. Можешь идти.

Вдруг Каролине пришло в голову, что Келлз, возможно, уже завтракает.

— Помоги мне одеться, Лу, — сказала она, вставая с постели.

Лу молча подала хозяйке рубашку — Каролина спала нагая.

— Дон Диего уже позавтракал? — как можно беззаботнее спросила Каролина.

— Дон Диего все еще спит, — ответила горничная. — Хуана велела нам не шуметь и не будить его. Мигель сказал, что дон Диего был вчера сильно пьян и едва не разнес таверну.

Значит, она была права. Келлз решил утопить злость в вине. Отчего-то ей стало легче при мысли о том, что он предпочел утолить печаль этим способом, а не другим. Куда неприятнее было бы, если бы Лу сообщила, что он вернулся из борделя.

— Мигель сказал, что у него на каждом колене сидело по шлюхе и он поил их обеих. И целовался с обеими, — с удовольствием добавила Лу.

Каролина поморщилась, словно от зубной боли.

— Дон Диего с женщинами прямо порох, — подлила масла в огонь служанка.

Наконец Лу закончила застегивать платье. Но что-то с этим нарядом было не так… Каролина подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на себя.

Лу постаралась на славу — руками не пошевелить! Все было сделано кое-как, швы шли вкривь и вкось… И тем не менее Каролина знала: Лу — прекрасная портниха, она видела сшитые девушкой платья.

— Помоги мне снять платье, — приказала Каролина. — Распори и сделай все заново. Так не пойдет.

Лу буквально содрала с Каролины платье и опрометью выскочила из комнаты.

— Приготовь мне ванну! — крикнула она вслед горничной.

Каролина с наслаждением погрузилась в теплую ароматную воду. Она никуда не торопилась — была уверена, что Келлз еще долго проспит после столь бурной ночи.

Однако она ошиблась.

Каролина все еще нежилась в ванне, когда внизу раздался стук в дверь.

Наверное, в раздражении думала Каролина, это посыльный от Марины — интересуется, будет ли дон Диего сопровождать ее на прогулке! Каролина бросила губку в ванну, расплескав воду по полу. Похоже, она все-таки поторопилась с ванной. Келлза наверняка разбудили, и сейчас он, весьма вероятно, завтракает.

«Я выгляжу так, словно собралась на верховую прогулку, а не к завтраку!» — подумала Каролина, сбегая по ступенькам в своих туфлях на высоких каблучках.

Лу сидела во дворе — там было светлее — и распарывала платье. Услышав шаги, она подняла голову.

— Я слышала стук в дверь, — сказала Каролина.

— Да, стучали, — пробормотала Лу.

— Так кто это был?

Лу посмотрела на хозяйку со злобным торжеством.

— Прибыл экипаж за доном Диего.

— И что же дон Диего?

— Он вышел немедленно и тут же уехал, — с готовностью сообщила Лу.

Очевидно, роман Пенни с губернатором не слишком отвлек Марину от ее увлечения.

— Я буду завтракать, Лу, — заявила Каролина. Чтобы удостовериться в правильности своей догадки, она спросила: — Так это была карета губернатора, не так ли?

— Вы говорите про ту, в которой уехал дон Диего? — притворно удивилась горничная. — Нет, мадам. То был экипаж Менендес. Дон Диего не заставил себя ждать. Мигом выскочил.

Опять Менендес! Донна Химена послала за доном Диего, и он побежал за ней как верный пес! Каролина чувствовала себя так, будто ее окатили ледяной водой. К юной Марине она почти не ревновала, поскольку знала, как Келлз относится к ней, но красавица донна Химена — дело другое! С ней Каролина не могла смириться.

Каролина вдруг услышала доносившийся цокот копыт, и ей пришла в голову чудесная мысль — мысль о возмездии!

— Вот что, Лу, — проговорила она, тщательно подбирая слова, — пока я буду завтракать, сходи в Эль-Морро и скажи коменданту дону Рамону дель Мундо, что я сожалею о том, что он не застал меня дома. Скажи ему, что сегодня я свободна и с удовольствием отправлюсь с ним на прогулку верхом, если он того хочет. Передай ему мои слова в точности, Лу.

У Лу загорелись глаза. Она предвкушала скандал — скандал, благодаря которому она сможет вернуться в губернаторский дом, туда, где ей место. О, она с удовольствием передаст это послание. Если дона Рамона в крепости не окажется, она весь город обыщет, но послание передаст!

— Побыстрее, Лу, — поторопила Каролина.

После ухода девушки она задумалась. За последние часы так много всего произошло… Каролина с болью в сердце вспоминала последние слова Келлза: «Я найду себе испанку!»

И вот он уехал с донной Хименой… Удар был хорошо рассчитан и нанесен твердой и безжалостной рукой.

Но она оправится! Она найдет себе новую любовь. Она не станет жить в таком жутком положении, находясь между небом и землей, между адом и раем! Если Келлз не может любить ее, она найдет того, кто сможет!

Старая Хуана, прислуживающая Каролине за завтраком, заметила, как разгорелись глаза хозяйки.

Дон Рамон дель Мундо не замедлил откликнуться на сообщение Лу. Уже через час он скакал к дому на площади де Армас на рослом черном жеребце, а под уздцы вел белую арабскую кобылицу. Дои Рамон уже готов был оставить мысли о покорении Каролины, раз за разом выслушивая отказ от дома. А теперь, о небо, она сама за ним прислала! Расправив широкие плечи, дои Рамон постучал в дверь железным молоточком.

Каролина открыла сама. Она ослепительно улыбнулась и грациозно присела.

— Вы так скоро, дои Рамон!

Он обвел ее жарким взглядом.

— Вижу, вы уже совсем готовы к выезду.

— Верно, разве что с обувью не все в порядке. Каблуки высоковаты. Нет, нет, — со смехом замахала рукой Каролина. — Я не собираюсь опять тащить вас к сапожнику, дон Рамон. Мне вдруг очень захотелось посмотреть окрестности, но не сапожную лавку!

Итак, она хочет на простор, туда, где они останутся наедине! Медовые глаза испанца вспыхнули. Он-то именно этого и желал, но опасался, что все кончится прогулкой по Гаване.

Каролина поправила свою шляпу.

— Я не заставлю вас ждать, дон Рамон, — сказала она и, обернувшись к Лу, добавила: — Если дон Диего вернется, передай ему, что я уехала за город с доном Рамоном.

Каролина заметила блеск в глазах горничной. Уж это сообщение Лу непременно передаст адресату. В этот момент Каролина торжествовала.

Дон Рамон дель Мундо с гордостью провез Каролину по улицам Гаваны с ее красивыми зданиями в стиле рококо, с ее красными черепичными крышами и изящными ажурными балконами. Лошади шли шагом, и молодые люди беседовали. Дон Рамон рассказывал Каролине о Гаване и о тех, кто жил в том или ином доме. О каждом он знал что-нибудь интересное. Постепенно белокаменные дома сменились ветхими хижинами и винокурнями, у которых громоздились кучи мусора. Обитатели хижин — кто босиком, кто в сандалиях на босу ногу — сидели у дверей своих жилищ, с любопытством взирая на всадников. Наверное, дон Рамон являлся известной в городе личностью, а может, все дело в том, что они были очень красивой парой — хозяин Эль-Морро и его белокурая дама на белом коне. Они петляли по узким, грязным улочкам, заполненным голыми ребятишками и проститутками в умопомрачительно ярких тюрбанах, в пестрых юбках и блузах с обнаженными плечами и почти обнаженной грудью. Мимо то и дело проходили крестьяне с усталыми, пустыми глазами; они вели за собой мулов с такими же пустыми глазами. Потом и это прибежище нищеты осталось позади, и Каролина с доном Рамоном выехали на зеленый простор, и теперь уже никто не встречался им на пути.

Вокруг расстилались зеленые поля и холмы, на которых паслись стада, а с вершин холмов открывался вид на синеющее вдали море.

Теперь они ехали молча. Каролина смотрела прямо перед собой, и дон Рамон, оказавшийся прекрасным наездником, то и дело поглядывал на нее с загадочным выражением.

Она не могла знать, что он грезит о совершенно несбыточном. Сейчас он видел свою спутницу хозяйкой огромного роскошного особняка, который он купит для нее. Видел, как она изящно откинулась на сиденье роскошного экипажа, экипажа, которым ему, вероятнее всего, никогда не придется владеть. Он представлял, как они проезжают по Гаване и все с завистью смотрят на его спутницу. Он видел Каролину, украшенную жемчугами и бриллиантами, достойными ее красоты; она плыла в танце на балу у губернатора, нет, не здесь, а в Мадриде, при дворе! Он видел, как ее представляют коронованным особам, и видел себя рядом с ней.

Дон Рамон резко осадил коня у низкого холма, в тени пальмы. Справа от всадников раскинулось поместье с традиционной аллеей, ведущей к высокому дому с черепичной крышей, окруженному целой россыпью живописных строений.

— Это владения Переса де Кадалсо, — сообщил дон Рамон так, будто имя Кадалсо могло Каролине о чем-то говорить.

Она машинально кивнула.

— Перес де Кадалсо — отец донны Химены, — пояснил Рамон.

Каролина взглянула на дом уже с большим интересом.

— Значит, здесь донна Химена выросла, — пробормотала она.

— Да, они жили и здесь, и в Гаване — у них красивый дом в городе. У отца Химены еще два таких же поместья. Да плантация в джунглях.

— Тогда я понимаю, почему она вышла замуж за самого богатого человека в Гаване. Деньги, как говорится, к деньгам.

Спутник Каролины тоже смотрел на дом. Когда-то он горько сожалел о том, что не с тем обручилась первая невеста Гаваны, но теперь эта мысль перестала его угнетать.

Конечно, причиной этой перемены была женщина, которая ехала с ним рядом, женщина с серебряными искрами в глазах, сегодня отчего-то особенно грустных.

— Донна Химена благосклонна к дону Диего, — сказал он вдруг с грубой прямотой.

Пусть знает, если до сих пор еще не узнала, что его соперник увлечен другой женщиной.

— Знаю, — глухо отозвалась Каролина.

Рамон соскочил с коня и помог спешиться Каролине.

— Давайте отдохнем, а лошади пусть попасутся.

Каролина присела на траву рядом с доном Рамоном. День уже клонился к вечеру. Где-то рядом монотонно гудела пчела. Вдалеке послышался колокольный звон.

Дон Рамон, прислонившись к стволу дерева с раскидистой кроной, молча смотрел на свою спутницу. Ей стало не по себе от его жаркого взгляда.

— Никогда ни к одной женщине я не чувствовал того, что сейчас чувствую к вам, — без обиняков заявил Рамон. — Я готов был ради вас взять Порт-Рояль приступом, вы знаете об этом?

— А теперь и Порт-Рояль, и я вам недоступны.

— Порт-Рояль — согласен, но вы — здесь, со мной.

Каролина сидела потупившись, но что-то в голосе Рамона заставило ее поднять глаза. Он смотрел на нее с настойчивой пристальностью, и то, что не могли сказать уста, говорил взгляд.

Он потянулся к ней, и Каролина не стала сопротивляться, позволила ему взять себя за руку. Он поднес ее ладонь к губам и прижал к своей щеке.

— Меня тянет к вам так, как не влекло ни к одной из женщин, — пробормотал он с хрипотцой в голосе и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Каролина замерла. Надо было прервать эти излияния. Но там, впереди, высился прекрасный дом, дом донны Химены, и Каролина легко могла представить соперницу, идущую по коридорам, а рядом с ней — Келлза. Но конечно же, донна Химена не решится привезти любовника сюда, хотя как знать… Возможно, они и сейчас там… И занимаются любовью за одним из зарешеченных окон.

Каролина всхлипнула, и Рамон принял этот звук за всхлип желания.

Его сильные руки сомкнулись у нее за спиной, он привлек ее к себе и опрокинул на траву. Он целовал ее, и губы его были столь же нежны, сколь и настойчивы.

Каролина вдруг поняла, что он любил ее.

Дон Рамон почувствовал неладное и отпустил ее.

— Я слишком резво начал? — с грубоватой нежностью спросил он, и Каролина, приподнявшись, легонько оттолкнула его от себя.

— Да, слишком быстро, — в смущении пробормотала она. — Я… я сегодня очень расстроена, сеньор Рамон. Пожалуйста, только не спрашивайте меня почему.

— Мне не надо спрашивать, я и так догадался. Дона Диего рядом с донной Хименой видели сегодня в экипаже на площади де Армас.

— Лу вам об этом рассказала! Противная девчонка!

Дон Рамон пожал плечами:

— Да об этом весь город знает.

Он осторожно гладил ее по плечу, и она чувствовала пьянящую легкость от его прикосновения.

— Возможно, вы правы, — запинаясь, проговорила Каролина.

Наверное, она казалась ему жалкой и беспомощной. Ей, конечно же, нравился дон Рамон, но все-таки в сердце ее царил Келлз.

Рамон склонился над ней, и его смуглое лицо оказалось совсем близко от ее лица. Он взял ее за плечи и, глядя в самую глубину ее глаз, вдруг со всей очевидностью понял: эту женщину, которую он желал так, как не желал ничего на свете, он будет желать вечно.

— Скажи мне, — проговорил он, — какую власть над тобой имеет дон Диего? Ты ведь его почти не знаешь! Неужели он такой замечательный любовник?

Каролина насторожилась. Рамон дель Мундо не должен ни о чем догадываться. Если она и покинет Келлза, то никогда не предаст его!

— Он мне кое-кого напоминает, — сказала она, сама того не желая.

— Память о прежней любви? О, это так романтично! И вполне объяснимо. Как я сразу не догадался?

Дон Рамон откинулся на траву и захохотал. Только сейчас он понял, отчего что-то сжималось в его сердце при взгляде на донну Химену: она тоже напоминала ему девушку, в которую он был влюблен зеленым юнцом еще на родине, в Испании.

— Мы все жертвы давних воспоминаний, — сказал он, с улыбкой глядя на сидевшую рядом женщину.

— Да, это верно, — поспешно согласилась Каролина: она нервно теребила свою юбку.

Дон Рамон прищурился.

— Вы здесь всего лишь коротаете время, — внезапно сказал он, сказал так, будто только что открыл для себя эту истину. — Вы ждете, что ваш любовник-пират придет к вам на выручку!

Каролина нахмурилась.

— Муж-пират, — поправила она. — И он не придет. Он лежит на дне моря, там, где когда-то стоял Порт-Рояль.

«Как это похоже на правду! — с горечью думала Каролина. — Келлз умер, и дон Диего занял его место».

Рамон едва не подскочил.

— Вы видели его мертвым?

— Нет, но когда город затонул…

— Так вы не уверены! Насколько мне известно, в таких случаях много бывает всякой путаницы. Вы тешите себя надеждой, что он не умер, что он придет за вами.

Дон Рамон, опершись на локоть, пристально посмотрел на Каролину.

— Я все это очень хорошо себе представляю. Вы ждете, что он вдруг воскреснет, приплывет в Гавану, заставит замолчать пушки Эль-Морро, а заодно и Пунты и Ла-Фуэрса и заберет вас с собой. Как видите, я умею читать по глазам!

— Нет, — вздохнула она. — По правде сказать, я этого совсем не жду.

— Возможно, после того как вы увидели все эти укрепления, вы поняли, как наивны такие надежды? Возможно, именно сознание того, что воссоединение вам не грозит, подвигло вас на новую любовь?

— Да, — солгала она. — Это так.

Дон Рамон невесело рассмеялся.

— Вы лжете, — сказал он. — А я требую от вас правды и только правды. Вы забыли своего флибустьера! Вы влюбились в Диего Вивара!

— Я никогда не забуду моего флибустьера, — возразила Каролина, глядя прямо в глаза своему спутнику. — Но вы правы, Рамон. Я влюбилась в дона Диего Вивара. Но я хотела бы… — Голос ее дрогнул. — Хотела бы, чтобы все было не так.

— Тогда позвольте мне помочь вам забыть его. — Дон Рамон привлек Каролину к себе.

Она чувствовала, как бьется его сердце. В этом мужчине было нечто, заставлявшее ее трепетать. А Келлз, возможно, лежит сейчас в постели с другой, с донной Хименой…

Сгущались сумерки, близилась ночь.

— Рамон… — пробормотала Каролина.

Он почувствовал, что она готова сдаться, и приник губами к ее губам.

— Ты должна быть моей, — шептал он ей в ухо. — И однажды ты станешь моей навсегда…

Каролина закрыла глаза, она чувствовала, как по щекам ее катятся слезы.

— Рамон… — прошептала она. Но он, не давая ей договорить, впился поцелуем в ее уста.

Странное чувство охватило Каролину, она парила между небом и землей и, казалось, утратила собственное «я». Кто она, птица, пойманная в сеть? Чего искала в объятиях дона Рамона? Утешения, забвения ли? Но то, что она нашла, называлось страстью.