Ты как родник в лесу таинственный, Пока струя ясна до дна, Под гомон призрачно столиственный Неуловима и звучна. Ты сказка ночи, поздней вьюгою Сквозь хлопья брошенная вдаль, Чтоб с ней, с загадочной подругою, Делить и сумрак и печаль.

И покаяния немые, И скудный дар безмолвных слез Во дни страстей Твоих святые Прими, страдающий Христос. От бурь греховных нет возврата, Но к милосердию Креста Я в час усталого заката Прижму сожженные уста. Прижму в смирении и в вере, И в смертный миг – любви Твоей Прольется благостный без меры И утоляющий ручей.

Мир, отрекшись от Христа, Закружился в пляске дикой, Без вождя и без владыки, Без любви и без креста. Только здесь, на дне души Спит великое былое В неразгаданном покое, В недостигнутой тиши. И нетленна и чиста Та высокая поэма От вертепа Вифлеема До Голгофского креста.

Гаснет вечер трепетный и алый, Так безбрежно голубеет даль… Отчего ж душа твоя устала И в очах безмолвная печаль? Или всё, что бурей угрожало, Что в груди пришлося схоронить, Даже вечер трепетный и алый, Даже он не в силах погасить.

Сядем здесь на берег тихий. Ты послушай, как полна Точно вздохов, точно звуков Эта свежая волна. Говорливая, живая, То нахлынет, то сбежит, И каких нам сказок чудных Напоет и нажурчит.

Хорошо, покуда мгла Свежей грезою светла. Не дохнет, не прошумит, Только сердце знай стучит, Только сердце знай одно Видит: светлое окно, А в окне плывет луна, И повсюду тишина. Хорошо, покуда мгла Лунным сумраком светла…

Хороши лишь контрасты: угрюмое море И твоя, о мой друг, лучезарная нежность. Хорошо, когда в белую позднюю вьюгу Ты даришь меня свежим, как май, поцелуем. И тогда хорошо, когда хмурою ночью, На пороге грозящего вечности мрака Сердце вспомнит твою молодую улыбку Там, под яблонью белой, над сонной рекою.

Упрямый классик и старинный, Люблю, пока в груди легко, В твоей разглядывать гостиной Панно и кресла рококо. Вот люди: легкие печали, Точь-в-точь пролитое вино, Они безбольно растворяли, Чуть кинут взор на полотно.