В этот день вне всяких ожиданий случилась суббота, и на высочайшем завтраке, а именно где-то между яичницей и сладким творогом, было решено поехать всем двором на рыбалку.

— Потому что охоте нонеча не сезон! Учтите! — сказал его величество и высоко поднял палец. Все учли. Особенно приглашенный к завтраку воевода. Он, в виду экономии государственных средств, частенько совмещал охоту с учениями. Но после того как лесник обнаружил, что геройские чудо-богатыри постреляли из луков почти всех куропаток и тетеревов, его величество ругательным образом прогневался и повелел сие безобразие прекратить. Охоте были отведены сезоны и угодья, а учения государь, нимало не сомневаясь, предложил проводить на территории вероятного супостата. Под видом настоящей войны. После чего состоялось обсуждение в штабе, в ходе которого высший генералитет в лице воеводы высказал свои сомнения в целесообразности таких действий. Однако верховное главнокомандование в лице его обиженного непониманием величества настояло. В итоге пограничный инцидент с одним из вероятных противников, на всех шести сотках территории которого проводились учения, удалось замять только с участием архимандрита. Который, благословляя обоих царей на вечный мир между ними, пребольно стукнул каждого по лбу предлагаемой к целованью иконой. Таким образом, все проблемы в той или иной степени были решены, а воеводе государь пожаловал свежеучрежденный орден Моральной Победы и тем снял образовавшееся напряжение. Что же касается охоты и рыбалки, то под оные архимандрит предложил царю использовать территории вокруг своей пасеки. С чем государь милостиво изволил согласиться еще до того, как его святородие договорил. В результате все остались еще более довольны, а воевода авансом посвятил государю первый выстрел из лука и первый же заброс удочки.

— Без меня. — сказала, жуя, царевна. — И без матушки. Мы крестьянским детям рост пойдем замерять.

— Это еще зачем? — удивился царь.

— Дак сам же велел кандидатов в богатыри-то отыскивать! — напомнила царица. И вкратце пересказала государю его же личный устный указ от такого-то такого-то, согласно которому государственное поощрение богатырства разворачивалось в большую целевую программу. В результате осуществления каковой уже нынешнее поколение должно было начать жить при культуризме. Первое время после указа государь лично ходил по дворам и осторожно щупал мускулы у новорожденных. Шут же при этом проверял работу грудей в режиме кормления. Отметив несколько маленьких крепышей, государь тут же профинансировал их родителей, и на том программа благополучно бы завершилась. Если бы не царица, которой пришла в голову довольно оригинальная идея. Она обратилась с ней к государю, и тот с ходу издал очередной указ, по которому отмеченные крепыши стали почетными внуками государыни. Со всеми вытекающими в виде всяческого призрения и опеки.

— У Федорова вон дитяти аллергия на молоко. — посетовала, вся в своих заботах, царица. — Дак надо теперь козу ихнюю раздоить, чтоб взамен. А у ее, рогатой, у самой аллергия. Не поймешь на что. То ли "Шанель" не переносит, то ли маникюра боится...

— Ладно! — хлопнул ладошкой по столу государь, — Бабы к бабам, мужики к мужикам! Собирайся, превосходительство. Оно хоть и поздновато для ужения будет, однако ж не в результатах дело. Все равно та, которую не поймаем — тоже наша. Хоть и не подданная. И бояр пригласи. Думаю, казначея с декламатором довольно будет.

— А меня? — спросил шут.

— А на тебе мы поедем! — весело отвечал государь. Он вспомнил, что удочка у него новая, немецкая (голландский посол недавно всем подарил), а черви хорошие, английские (государыня в импортной муке обнаружила), и возрадовался.

— Верьхом али в корыто запрячь изволите? — поинтересовался шут. — Как обычно, унитазным кругом седлать али на корыто от ветра конуру собачью поставить?

— Пешком пойдем. — сказал государь. — Долго ль нам...

И все заметили тут же сменившую веселье легкую печаль на его челе. Да, в территориальном смысле владенья его величества не так чтоб были очень бы велики. Впрочем, как и всех соседских царей. Как и все соседи, он мог с легкостью пересечь свое царство в самом широком месте, не истоптав обуви и даже не запыхавшись.

— Рыба нонеча, сказывали, так косяком и прет! — молвила царица, отвлекая его величество от вероятных мыслей о возможной территориальной экспансии. — А ежли раков учесть — так и вообще раздолье! Ты, батюшка, щучек бы мне словил. Я бы ушицы такой знатненькой наварила — пальчики б вылизали!

— До костей... — промурлыкал шут. Ко всему рыбному он абсолютно был равнодушен. За исключением русалок, коих ему вполне заменяли купающиеся в реке бабы.

Забросив удочку и пару минут для приличия потаращившись на поплавок, его величество подмигнул колебавшемуся в воде отражению воеводы. Отражение тотчас исчезло и появилось минутой спустя с большой бутылью в одной руке, и с таковой же, но только огромной, в другой.

— Та-ра, та-ра, та-ра, та-ра! — пропел царь, вынимая из сапога складной ковшик. — Тара полная у нас!

— Па-ра, па-ра, па-ра, па-ра! — продолжил шут, извлекая свой. — Пара ведер — не запас!

Я не пью, и ты не пью, Оба мы непьюхи! Я те в ротик не налью, Только в нос и ухи!

Исполнив частушку, воевода низко поклонился, одновременно до краев наполняя подставленные ковшики, а казначей с декламатором, протягивая свои, хором завершили положенный ритуал.

Опа, да опа, Забастовала попа! Надоело ей сидеть, Хочет слушать и глядеть!

Поскольку первая бутыль была выпита в считанные минуты, а вторая была всего лишь огромная, а не гигантская, то спустя некоторое время стали наливать реже и говорить дольше.

— За то, чтобы никогда над нашей родиной не сгустилась ни одна туча! — говорил царь, организм которого устроен был так, что легко усваивал алкоголь не только через кровь, но и непосредственным всасыванием самой души. -За то, чтобы всяк противник завсегда должный немедленный отпор имел и в прах повергался независимо от количеств своих! За тебя, воевода!

Согласованно вылив внутрь дозы, тут же разливали по-новой и, сопротивляясь начавшейся качке, слушали ответный тост воеводы.

— Чтоб за то... — говорил, путая отраженье в стакане с настоящим государем, не особенно речистый военачальник. — ... чтобы они у их завсегда хужей, чем у нас... в смысле, силы... в смысле, вооруженные... до зубов... И ты, государь... чтоб не только завсегда во главе... тех наших, которы боле... А и чтоб они напали, когда мы трезвые! И не спим. Тоись, в смысле, никогда... Потому что миру мир, и все тут!

— Вот за то вот, чтобы всегда стоял! — говорил казначей, имея в виду отечественную валюту. Достав из кармана новую юбилейную монету с изображением конного государя, протыкающего пикой голландский гульден, он подбросил ее вверх, и она, покувыркавшись в воздухе, встала на ребро. Это была демонстрация новой защиты денег от подделки, недавно изобретенная окраинным самоучкой. -Чтобы у всех книзу, а у тебя, государь, тверже всех! И ассигнации наши чтобы наравне почитались! Чтобы банкиры ихние в рамочках заместо акварелей держали!

— За справедливость! — говорил декламатор, намекая на старшего по званию из присутствующих. Не так давно, во время официального приема делегации из Срединной империи, сей боярин, по совместительству и толмач, несколько искаженно объяснил цель их прибытия. А также посчитал имя главы делегации за слишком неформальное обращение к государю. В результате чего государь ответил ему тем же, и впридачу еще очень точно метнул туфлю, сделав нос прибывшего высокого гостя даже более плоским, чем он был от природы. Скандал с огромным трудом был улажен лишь благодаря расторопности казначея, который, плюнув на языковой барьер, одними пальцами моментально договорился с делегацией о возмещении моральных убытков. Лопухнувшегося же боярина государь велел на пятнадцать суток запереть наедине с длиннющим китайским свитком. Который боярин перевел, выучил и даже положил на музыку за двенадцать. После чего, удостоившись высочайшего присутствия при исполнении под гитару, был восстановлен в должности и помилован без занесения.

— За то, чтобы находилось всегда, за что! — говорил шут, поднимая свой сосуд выше своего верхнего бубенца. Этот его жест был не столь патетичен, сколь профессионален, ибо в силу обязанностей он пил не как все, а как только он. То есть опрокидывая ковшик над головой и ловя пролитое губами в падении у самой земли. Либо доставая сложенным в трубочку ртом до дна. Либо же стоя на голове при помощи одной разутой ноги. Либо все три номинации подряд за десять секунд, что бывало не часто и являлось зафиксированным региональным рекордом.

— А еще за то, чтоб где вы, там и я бы с ней! — выруливая из-за ближайшего дерева, говорил архимандрит, в руке которого несома была третья, совсем уже неприличных размеров бутыль. С такими пузатыми боками и широким горлом, что при желании ее можно было бы не только опустошить, но даже и посетить.

И они сидели дальше все лучше, лучше и лучше. А потом хорошо лежали, храпя и продолжая говорить тосты во сне. А поплавки не дергались и мирно паслись себе на волнах. Потому что рыба знала: пришли совсем не за ней...