В  русской культуре меня всегда интересовал элемент утопизма и эсхатологии. Об этом я написал специальную книгу «Эсхатология и утопия», издал первую антологию русских литературных утопий, а затем сборник «Русская утопия в контексте мировой культуры» (2013). Всё это была чисто литературная работа. Но была возможность прикоснуться и к живой легенде. С этими интересами была связана моя поездка на озеро Светлояр в 1962 г. Здесь, согласно традиции, родилась одна из величественных русских легенд – легенда о граде Китеже. Два главных фактора стимулировали мой интерес к этой легенде. Во-первых, рассказы А. Ф. Лосева о том, как в юности, будучи еще студентом, он совершил поездку на это озеро, что в его время было довольно распространенным опытом среди интеллигенции, интересовавшейся духовной историей России. Во-вторых, мои успехи в подводном спорте. В 1960 г. я завоевал звание чемпиона России по подводному спорту. После того как я оставил занятия активным спортом, я стал заниматься подводной археологией. Легенда о Китеже могла бы стать предметом для исследования истории средствами подводной археологии, опыт которой я к тому времени уже имел.

В организации поездки на Светлояр мне помогла дирекция Большой советской энциклопедии. Она предоставила мне открытую грузовую машину и водителя. Остальных членов экспедиции я собрал из числа моих товарищей. У нас была довольно скромная аммуниция – акваланги, небольшой компрессор, водолазные костюмы. Но главным было то, что мне удалось узнать о легенде.

В истории России нет, пожалуй, более популярной легенды, чем легенда о граде Китеже. В ней сложно переплетаются исторические, религиозно-эсхатологические и эстетические мотивы: нашествие татар, борьба народа за независимость, способность к страданию и жертве, вера в воздаяние, любовь к родине. Этот комплекс идей, мотивов и надежд превратил легенду из местного предания с точно обозначенным географическим центром в общенациональный символ. Не случайно легенда о граде Китеже получила такое яркое отражение в музыке, поэзии, литературе, живописи.

Легенда и связанный с ней цикл идей с давних пор вызывали живой интерес в среде русской интеллигенции. В начале века к озеру Светлояру в Нижегородской губернии совершали паломничество известные русские писатели – Мельников-Печерский, Короленко, Гиппиус, Мережковский, Дурылин, Пришвин, Лосев. После революции поток паломников, совершающих путь к храмам Китежа, иссяк, а точнее, был пресечен. Похоже, что я был первым за последние полвека, кто вновь посетил место, связанное с истоками легенды.

О легенде написано огромное количество исследований и публикаций. Одним из первых легенду о граде Китеже исследовал житель города Семенова Нижегородской области Миледин, который еще в 1843 г. опубликовал статью о легенде в журнале «Московитянин». Небольшая статья послужила толчком для последующих многочисленных исследований. В 1862 г. в приложении к четвертому выпуску «Песен» Киреевского П. Безсонов впервые публикует текст летописи «Китежский летописец». Легенда о Китеже становится предметом пристального внимания П. И. Мельникова-Печерского, что получило отражение в его романе «В лесах». Вслед за Мельниковым на Светлояре побывал писатель В. Г. Короленко, который совершил три поездки на святое озеро – в 1900, 1901 и 1903 гг. По материалам этих поездок он пишет превосходный очерк «О Светлояре». Короленко в своих публикациях отделяет легенду от старообрядческих верований, которые были распространены в Керженских лесах. Он показывает, что образ невидимого града, ушедшего под воду, постепенно теряет мистическую окраску и превращается в мечту, сказку, отлично сочетающуюся с трезвым, практическим восприятием мира.

В этом отношении любопытен рассказ Короленко о старике, удившим рыбу в озере. Старик поведал Короленко легенду. По его словам, озеро и холмы на берегу – это одна видимость, а на самом деле на их месте находится древний город.

«Я, – рассказывает Короленко, – невольно засмеялся. Он посмотрел на меня и спросил:

– Чего ты? Не надо мной ли, дураком?

– Нет, дедушка. А только почудилось мне чудное…

– А что же, милый?

– Ведь озеро-то… Одна видимость?

– Ну-ну…

– И воды тут нет, а есть дорога и главные ворота?

– Это верно.

– Так как же вот окунь-то? Выходит, и он тоже видимость?

– Поди ты вот… А? – сказал он с недоумевающей благодушной улыбкой. И потом прибавил: – А мы-то, дураки, жарим, да кушаем».

Исследования русских историков и писателей дали науке богатейший материал, который позволяет проследить происхождение и распространение легенды в народных сказаниях. На основе этого материала можно проследить две наиболее типичные версии сказания. Согласно одной, град Китеж был скрыт от врагов не под водой, а под землей. Три холма, стоящие на берегу Светлояра, скрывают под собой три церкви – Благовещения, Успения и Воздвижения. Согласно второй версии, град Китеж исчез в водах озера Светлояр. Верующие утверждают, что иногда в зеркально чистой воде отражаются купола китежских церквей и слышен звон китежских колоколов. С этим связаны традиционные обряды: купание в озере, запускание щепочек с прикрепленными на них свечами и т. д. Вот как описывает эти обряды Короленко:

«Благочестивые люди на коленях трижды ползут вокруг озера, потом пускают на щепках остатки свечей на воду и припадают к земле, и слушают. Усталые, в истоме между двумя мирами, при огнях на небе и на воде, они отдаются баюкающему колыханию берегов и невнятному дальнему звону…»

Этот вариант легенды послужил основой для оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», написанной в 1904 г. на либретто В. И. Бельского. Эта опера впервые была поставлена в Мариинском театре в 1907 г.

Вот со всем этим багажом знаний мы отправились исследовать легенду о граде Китеже. Мы переехали Волгу, проехали город Семенов – крупный центр народных промыслов, и оказались в Керженских лесах. Наконец, миновав леса, мы подъехали к большому круглому, чуть продолговатой формы озеру. Мы вышли из машины и подошли к берегу. Оно показалось нам обыденным, каких много можно встретить на Руси. У берега в воде барахтались в воде мальчишки. Честно говоря, мы были разочарованы. Неужели это и есть святое озеро, скрывающее древний град с ушедшими под воду его жителями? Но тут наше внимание привлекла фигура старушки. Она ползла мимо колес нашей машины вокруг озера. Значит, это все-таки был Светлояр.

На южном берегу озера возвышались три поросшие сосновым лесом холма, в которых верующие видят три церкви. Мы обошли их и обнаружили в дуплах и на ветках деревьев клочки одежды, а иногда и еду, что соответствовало описанным обрядам общения верующих с жителями подземного города. Вдоль озера вилась тропинка, по которой ползли верующие в надежде, что их обряд поможет им реализовать взятый на себя зарок. На берегу озера стоят кресты, которые, как нам потом рассказали, председатель колхоза периодически вырубает, чтобы добиться победы атеизма над мистикой хотя бы в масштабе одного района.

Мы совершили несколько погружений на озере, в результате чего выяснился его подводный рельеф. Форма озера – эллипс, вытянутый с юга на север. Ширина озера 170 м, длина – 210 м. Наибольшая глубина озера 28 м – в самом центре водоема. Дно воронкообразное, ровно и отвесно уходящее к центру. В прибрежной его зоне лежат поваленные деревья. Дно озеро покрыто древесным илом толщиной в метр-два. Этот ил мягок как пух. Любой предмет, упавший в воду, уходит в ил, и обнаружить его практически невозможно.

Погружаясь сравнительно недалеко от берега, я нашел под водой деревья, явно подвергшиеся искусственной обработке – один брус был встроен в другой. Мы вытащили эти брусья на берег, что вызвало слухи у местных жителей, что мы нашли под водой крест. На самом деле это могло быть основание старинной купальни, которая стояла здесь в начале века.

Что удалось выяснить нашей экспедиции? Прежде всего то, что Светлояр – озеро карстового происхождения. Об этом свидетельствует воронкообразная форма озера, которую в свое время описывал Докучаев. В этом районе наблюдались неожиданные провалы почвы. Мы наблюдали в одном из соседних озер, что на дне его деревья остались стоять так, как они росли до появления озера. Вполне возможно, что Светлояр является тоже провальным озером, образовавшимся при внезапном и сильном вертикальном сдвиге почвы. Очевидно, народная память не случайно связала древние события русской истории с этим географическим местом.

Позднее я опубликовал несколько статей как о легенде, так и о нашей экспедиции (Легенда о невидимом граде Китеже // Вестник истории мировой культуры. 1963. № 5). Некоторые из них были перепечатаны в русских газетах в Париже и Варшаве. Главный художник Большого театра В. Ф. Рындин приглашал меня для консультаций при постановке оперы Римского-Корсакова, состоявшейся в 1973 г., и на первое представление его постановки «Сказания о граде Китеже». А главное, выяснилось, что легенда до сих пор жива в народной памяти.

Н. А. Бердяев, говоря о роли раскола в России, писал:

«В расколе была глубокая историософская тема. Вопрос шел о том, есть ли русское царство истинно православное царство… Народное православие разрывает с церковной иерархией и с государственной властью. Истинное православное царство уходит под землю. С этим связана легенда о граде Китеже, скрытом под озером. Народ ищет град Китеж».

Я тоже его искал.

После нас на Светлояре побывало еще несколько экспедиций, которые описали результаты своих поездок в прессе. В отличие от нас они были технически хорошо оснащены, но абсолютно лишены всяких сведений о самой легенде, ее истоках и связи с российской культурой: литературой, живописью, музыкой. Но интерес к Китежу был пробужден, и я надеюсь, что еще не одно поколение россиян будет интересоваться Светлояром.

Однако не могу не рассказать о совершенно скандальной истории, связанной с Китежем. В 2012 г. в Министерство культуры пришел новый министр, начавший погромную реформу науки о культуре. С собой он привел много людей, с культурой явно незнакомых. Об этом свидетельствует следующий факт. Энергичный молодой человек, транспортник по образованию, был назначен заместителем директора Института культурологии, в котором я тогда работал. Он начал с того, что повел атаку на теоретическую культурологию, которую он объявил ненужной и неэффективной. По его мнению, Российский институт культурологии должен был практическим, работать исключительно на министерство, готовя для него справки и всевозможные никому не нужные, но создававшие иллюзию бурной деятельности министерства отчеты.

В частности, отдел туризма министерства обратился в наш институт с просьбой указать на такие места в России, которые могли бы стать объектами туристических поездок отечественных и зарубежных туристов. Откликнувшись на запрос министерства, я написал для отдела туризма справку с предложением сделать одним из музейных центров России Светлояр. Мне кажется, что природная красота этого места органически сочетается с патриотической идеей, которую так культивирует наша пресса. Каково же было мое изумление, когда, прочитав мою справку, сотрудники отдела туризма спроcили: «Китеж? А что это такое?».

Это вопрос меня глубоко поразил. Люди, собирающиеся перестраивать новую культурно-туристическую карту страны, никогда не слышали слова «Китеж». Это значит, они незнакомы с классическим наследием русской музыки и никогда не слыхали об опере Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», которая наряду с оперой Глинки «Иван Сусанин» составляет наследие патриотического русского искусства. Это также означает, что они никогда не читали русскую литературу, в частности Лескова или Мельникова-Печерского, и, может быть, никогда не слышали их имен. И эти люди собираются реформировать русскую культуру и знание о ней? Почему дореволюционная студенческая молодежь отправлялась к святым берегам Светлояра, а постсоветские чиновники от культуры никогда о Китеже не слышали?

Но, быть может, это касается только мелкого министерского звена, которое, как говорили Ильф и Петров, «в гимназиях не обучалось». Но, к сожалению, это касается и самого господина министра культуры, о чем я расскажу несколько позже.

С поисками Китежа связаны и мои поиски религиозно-философских тем в русском искусстве. Мне удалось обнаружить неизвестную, но чрезвычайно интересную картину М. В. Нестерова «У креста». Этому я обязан посещению Духовной академии в Загорске.

Дело в том, что в 1975 г. я издал книгу «Музыкальная эстетика средневековья и Возрождения». В ней было много материалов, относящихся к церковной музыке и суждениям о ней отцов церкви. Эту книгу, находясь в Загорске, я подарил библиотеке Духовной академии. После этого передо мной открылись двери и в монастырь, и в академию. Я с интересом познакомился с учебным музеем академии, где помимо икон я обнаружил несколько ценных произведений живописи на религиозные темы. Одна из них называлась «У креста» и была подписана именем М. В. Нестерова. Картина поражала воображение. Композиционный центр картины составляло распятие, перенесенное на бескрайний нестеровский пейзаж, с березовым подлеском на берегу змеящейся речки.

Композиция фигур, стоящих справа и слева у креста, строго симметрична. Ближайшая к Христу фигура – коленопреклоненный Гоголь со свечой в руках. Вслед за ним стоит жена Достоевского, держащая в руках маленький гробик – символ страдания и утраты. За ней – фигура Достоевского со свечой. С левой стороны от креста изображены представители народа – крестьянин в длинной белой рубахе, женщина в цветном платке. Кроме того, в правом углу картины проглядывает еще одно изображение, но оно замазано зеленой краской. Вероятно, это философ С. Н. Булгаков, который в 1922 г. был изгнан из России. Все фигуры, изображенные на картине, обращены лицом к Христу. В их позах и выражении лиц и поклонение, и немой вопрос, и выражение надежды на спасение.

Я выбрал эту картину для иллюстрации одной из моих книг. Но выяснилось, что в списках работ Нестерова эта картина не значилась. Сам Нестеров ни в своих «Письмах», ни в «Воспоминаниях» никогда о ней не упоминал. Я обратился к специалистам по творчеству Нестерова, но они об этой картине тоже ничего не знали. Напрашивалась альтернатива: либо это неизвестная картина Нестерова, либо подделка.

Для того чтобы разрешить вопрос, я стал искать членов семьи М. В. Нестерова. Я выяснил, что в Москве живет дочь Нестерова, Наталья Михайловна, вместе со своим мужем Федором Сергеевичем, сыном С. Н. Булгакова, и внучка художника – Ирина Викторовна Шрёдер. К ней я и обратился.

Ирина Викторовна любезно рассказала мне историю картины. По ее словам, она всегда «стояла за диваном», Нестеров никому ее не показывал, никогда о ней не упоминал. Написана она была в конце 20-х гг., и выставлять ее в это время в СССР было и невозможно, и опасно. Противники Нестерова и так называли его «богомазом», упрекая за то, что в свое время он расписывал церкви. А эта картина, на которой помимо Гоголя и Достоевского присутствовал сосланный Булгаков, могла дать повод к самой ожесточенной травле художника. Поэтому она была сослана в «задиванье», где и простояла несколько десятков лет. Позднее она была подарена Духовной академии. Не попала она и на выставку Нестерова, когда праздновался столетний юбилей художника, не было ее и на выставке 1989 г.

Я опубликовал несколько статей об этой картине, которые получили международный отклик (У креста. К истории неизвестного шедевра М. В. Нестерова // Человек. 1994. № 3). Я рад, что таким, быть может незначительным, способом способствовал возрождению забытого духовного наследия России.