В  моей жизни помимо научных занятий искусством и культурой большую роль играли занятия спортом. Мне всегда была необходима физическая нагрузка, она создавала напряжение, которое, в конце концов, приводило к катарсису, высвобождению физических и духовных сил. В детстве я не мог заниматься спортом, этому мешала война. Но зато в юности я попытался взять реванш. Уже в школе, живя в Дмитрове, я стал заниматься плаванием и выступал на молодежных соревнованиях по плаванию Московской области. Они были хорошо организованы, нам оплачивали проезд к месту соревнования и давали талоны на еду. Правда, больших успехов я тогда не добился, достигнув третьего разряда по плаванию брассом.

В то время в Москве было мало бассейнов, попасть в них было трудно. Поступив в МГУ, я стал заниматься в бассейне в новом здании МГУ, который возглавлял замечательный пловец Леонид Мешков. Но вскоре в Москве стал рождаться новый вид спорта – подводное плавание. Я окончил специальные водолазные курсы и получил права водалаза-спасателя при водолазной школе ДОСААФ. Большую помощь нам оказывал водолазный боцман Нил Васильевич Тимофеюк, проводивший занятия и подготовку подводников в московских бассейнах. Затем стали проводиться соревнования по подводному спорту, сначала на озерах и водохранилищах Подмосковья, а затем и на Черном море. Соревнования включали многоборье: ныряние на 40 м в ластах на скорость, плавание в ластах на 800 метров и подводное ориентирование с компасом. Была создана Федерация подводного спорта СССР, которую долгое время возглавлял Сергей Петрович Капица, сам любитель подводного спорта. Вместе с ним этим видом спорта увлекались академик Мигдал и итальянский физик-атомщик Бруно Понтекорво.

Довольно часто я приезжал на базу подводного спорта в Алушту. Я помню первое первенство мира по подводному спорту, которое проводилось в Алуште с участием многих европейских команд. Кроме того, у нас была база подводного спорта в Новом Свете в Старом Крыму, неподалеку от знаменитого завода шампанских вин. На одном из соревнований республиканского масштаба я занял первое место и стал чемпионом России. Занятия спортом требовали много времени, и совмещать науку и спорт становилось всё труднее. В конце концов, я отошел от активных занятий спортом, но продолжал заниматься подводной археологией. Мне посчастливилось находить в Черном море византийские амфоры и фрагменты расписной керамики с изображением фантастических сюжетов. Исследовал я и некоторые пресные водоемы. В старице реки Нерль, где так причудливо и многолико отражается церковь грациозная Покрова, я тоже погружался, так как по описаниям там должен был находиться древний порт. Порта я не обнаружил, но поднял со дна ручной крест и много элементов церковной утвари. О подводной экспедиции на озеро Светлояр, исследовавшей град Китеж, я уже рассказывал. Погружался я и в зарубежных водах, например в Калифорнии, у берегов Монтерея, где сказочно чистая вода и лес подводных водорослей. Это одно из лучших мест для подводного спорта в США.

В зимнее время года я занимался, да и сейчас занимаюсь, горными лыжами. В начале 60-х гг. мы катались в «Туристе». В то время нас, любителей горных лыж, было немного. Снимали мы избу у местных жителей, спали вповалку на полу. Но мы были молоды и отсутствие комфорта нас не очень смущало. Пользовались мы бугельными подъемниками, но чаще всего поднимались на гору пешком. Сегодня места, где мы катались, превратились в горнолыжные курорты с обилием подъемников, ресторанов и гостиниц.

Постепенно география горных лыж расширялась. Мы начали ездить в Бакуриани, Алибек, Терскол. Мне посчастливилось покататься и в Америке на известном горнолыжном курорте Сквовелью, где я был гостем местного Ротари-клаба, в котором принимали участие владельцы подъемных дорог, гостиниц, аэропорта. Им я рассказывал о горных лыжах в СССР, о чем американцы тогда имели смутное представление. Затем в сопровождении начальника спасательных служб я знакомился с трассами этого знаменитого горнолыжного курорта. Потом я ездил на горнолыжные курорты Польши, Словакии, Болгарии. Австрия и Франция мне были не по карману.

Но самое большое удовольствие я получал от Терскола, где можно было кататься на горе Чегет и двуглавом Эльбрусе. Организация горнолыжного спорта в этом районе обязана двум людям – Алексею Алексеевичу Малеинову и Юрию Дмитриевичу Анисимову. Они переехали из Москвы в Кабардино-Балкарию и многое сделали здесь для строительства кресельной горнолыжной дороги. Мы часто приезжали сюда с моей женой и сыном. Здесь мы повстречались и подружились с такими заслуженными ветеранами горных лыж, как Вадим Гиппенрейтер, Тимир Пинегин, с которыми мы и до сих пор дружим. Порой я жил не у подножья горы, а на самом ее верху, в кафе «Ай», откуда открывался волшебный вид на Эльбрус с одной стороны и на гору Донгузарун – с другой. Здесь, в кафе, построенном на вершине горы, были двухъярусные нары для спанья. Воду надо было добывать, разогревая снег, хлеб и продукты завозили снизу. Но зато по вечерам у камина здесь звучали под гитару замечательные туристские песни. А по утрам, пока снизу не прибывали туристы, мы чувствовали себя хозяевами горы, наблюдая восход солнца и космические виды гор.

Постепенно я пристрастился к еще одному виду спорта – теннису. Сначала я негативно воспринимал это занятие, ошибочно считая его элитарным. Затем стал немного играть, причем больше всего в освоении тенниса мне помогли мои грузинские друзья. В Тбилиси на стадионе Динамо есть замечательные корты, здесь я начинал. Потом мои занятия теннисом пригодились за рубежом – в США, в Англии, в Уэльсе. Великобритания – теннисная держава, количество теннисных кортов, доступных для игры, трудно сосчитать. Кроме того, здесь существуют клубы, в которых проводятся регулярные игры с постоянными партнерами. Должен признаться, что лучшее время в Великобритании я провел на кортах города Свонзи, в кругу друзей, которые помогли мне пережить вынужденное одиночество, когда я преподавал в Уэльсе. Я в долгу перед ними не остался и организовал приезд членов этого клуба в Москву. В то время туристический обмен между странами только зарождался. Поэтому для многих англичан поездка в Россию была открытием страны.

В Великобритании я написал книгу по истории тенниса, о том, когда и как родился теннис, как он существовал в течение многих веков в Европе, как был изобретен лаун-теннис, в который мы играем сегодня, кто был его изобретателем, как возникли правила игры и т. д. В Англии я потратил много времени на то, чтобы найти сведения об изобретателе современного лаун-тенниса, майоре Уолтере Уингфилде. Книга называется «История тенниса. От игры королей до королей игры» (М., 2000). Затем я издал литературную историю тенниса, использовав для заголовка строчку Мандельштама «В раю мы будем в мяч играть» (М., 2002). В этой книге я привожу многие поэтические описания тенниса от Шекспира до наших дней. Кроме того, ввиду отсутствия переводов мне пришлось впервые в жизни переводить стихи с английского языка на русский и с русского на английский. Это породило новое занятие – позднее я занялся переводом современной английской поэзии и издал несколько сборников на эти темы.

В книге по истории тенниса мне, как мне кажется, удалось проследить связь тенниса с культурой – с философией, поэзией и даже с религией. В Кембридже я встретился с доктором Роджером Морганом, который много лет занимался историей тенниса и написал солидный труд на эту тему. Он посвятил меня в некоторые тайны, связанные с происхождением этой игры, да и самого термина «теннис». На этот счет существуют две теории. Согласно первой, этот термин происходит от слова «tenez», что означает «держи». Так кричал подающий игрок перед тем, как подать мяч. Согласно другой теории, теннис происходит от слова «tamis», что означает «сито». Не случайно на старинных гравюрах теннисные ракетки изображаются в мастерских, где производились домашние сита.

В своей книге я рассказываю, что теннис – довольно древняя спортивная игра, история которой сегодня насчитывает более восьми веков. Как утверждают историки, во все времена теннис постоянно изменялся. В Средние века, начиная с XIII в., он был доступен всем, в него играли и в частных домах, и на площадях и улицах городов. В дальнейшем он стал королевской игрой и перешел с открытых общественных мест на закрытые частные корты, содержать которые было дорого, хотя и престижно. Ведь в теннис играли почти все европейские монархи, включая русского царя. Наконец, с изобретением лаун-тенниса, который модернизировал «королевский», или риэл-теннис, игра эта существенно демократизировалась, стала доступна миллионам любителей и профессионалов.

Очевидно, в прошлом теннис был чем-то бо́льшим, нежели популярная спортивная игра. В эпоху Возрождения он был значительным культурным институтом, проникающим во многие слои общественной жизни. Начать с того, что теннис был необходимой принадлежностью большинства европейских университетов. Как известно, университеты Франции, Испании, Германии и Великобритании строили теннисные корты, открытые для студентов. Не случайно Франсуа Рабле рисует следующий несколько шаржированный портрет студента:

Если ваши карманы набиты теннисными мячами, В руках ракетка, на голове шляпа с полями, В ногах – неуемная жажда танцев, а в мозгах – сплошная вата, Значит, вы вполне созрели до степени доктора или кандидата .

Несмотря на то что теннис был «королевской игрой» и в него, как правило, играли короли и придворная знать, теннис был доступен и широкой массе горожан. По документальному свидетельству венецианского посла во Франции, в начале XVI в. в Париже насчитывалось 1800 крытых кортов, очевидно, намного больше, чем сегодня. Сэр Роберт Даллингтон, посетивший Францию в 1598 г. и опубликовавший описание своего путешествия, подтверждает свидетельство венецианца о популярности тенниса в этой стране.

«Вся страна буквально усеяна теннисными кортами. Их здесь намного больше, чем церквей. Француз рождается с ракеткой в руке, во Франции теннисистов больше, чем у нас посетителей пивных пабов».

Впрочем, французская теннисная эпидемия довольно скоро распространилась и в Англии. В Лондоне, Оксфорде и Кембридже строились десятки теннисных кортов. Не случайно Шекспир называет теннис в числе предметов французской моды, вывезенной в Англию. В «Генрихе VIII» (III, 3) говорится об указе, вывешенном на воротах замка, с обращением к тем придворным, которые злоупотребляют французской модой.

Предложено им – так гласит приказ — Отбросить прочь все перья и причуды И прочую такую чепуху, Французские дуэли и петарды, Издевки над людьми умнее их Лишь на основе мудрости заморской, Страсть к теннису и длинные чулки .

Впрочем, сам Шекспир истолковывал теннис в глубоком философском смысле – как метафору судьбы человека, попавшего в бушующее море.

Бушующее море, что огромный корт, Где слабый человек – лишь мяч, Которым ветер и вода играют матч .

А в «Генрихе V» Шекспир сравнивает теннисный матч с военной битвой, наградой за которую является корона, право на царство.

Широкое распространение тенниса в европейской культуре в XVI–XVII вв., периоде, который принято называть золотым веком «королевского тенниса», во многом объясняет, почему эта игра привлекала мыслителей, писателей и поэтов, таких как Чосер, Шекспир, Свифт, Рабле, Монтень, Паскаль, Вивес, Эразм Роттердамский и многих других. Очевидно, динамический образ игры, быстрая смена побед и поражений и связанная с этим резкая смена контрастных эмоциональных состояний делали эту игру притягательной для философского и поэтического ума.

Должен сказать, что издать эти две книги о теннисе мне помог тренер нашей сборной команды по теннису Шамиль Тарпищев. Я получил огромное удовольствие от общения с этим спокойным, рассудительным человеком, замечательным стратегом в современных теннисных сражениях. У меня чувство вины перед ним. В начале книги по истории тенниса я предполагал напечатать его портрет и предисловие, но Валерий Епонишников, владелец теннисной академии «Валери», субсидировавшей издание, заставил выбросить эти материалы из книги, так же как и сведения обо мне как об авторе. Ему хотелось предстать перед публикой в гордом одиночестве, демонстрируя принцип «Кто платит деньги, тот заказывает музыку». До сих пор жалею, что я пошел на это. Пользуюсь случаем сказать, что Епонишников не был в состоянии ни слова внятно сказать или написать о теннисе, а опубликованный за его именем текст написан мной. Тарпищев отнесся к этому недружественному акту «нового русского» с большим спокойствием, но я до сих пор страдаю каждый раз, как открываю книгу. Тарпищев – человек большой выдержки, спокойствия и юмора. Мне жаль, что сестры Уильямс и наша Маша Шарапова обвинили его в женофобстве, он всегда был поддержкой и опорой отечественного женского тенниса.

Сейчас я почти ежедневно посещаю фитнес-клуб с ностальгическим названием «СССР». В нем много снарядов для укрепления и развития мышц, бассейн, три различных сауны. Посещение этого клуба компенсирует длительное время, которое я провожу за компьютером. А летом с ластами и маской плаваю в море, открывая для себя всё новые и новые подводные пейзажи. Я постоянно слышу зов моря, этой живой и прекрасной стихии. Когда я катался на лыжах в горах, мы пели песню: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал». То же самое можно сказать и о море.