Находясь в Кембридже в 1992 г., я попытался найти преподавательскую работу в одном из университетов. Благо информация о вакансиях публикуется в газетах. Я послал свои документы по нескольким адресам. В конце концов, я получил предложение занять место приглашенного (visiting) профессора кафедры искусства в Институте высшего образования в городе Свонзи, Уэльс. Об этом сообщил мне декан факультета искусств Билл Гаскинс. Это приглашение было действительно только на один год.

К этому времени у меня уже были хорошие друзья в Уэльсе – Мартин и Сюзен Сэндс. Мы познакомились с ними в Лондоне, в день, когда Мартин вышел на пенсию и они собирались незамедлительно отправиться в путешествие. Мы выпили по чашке чая в знаменитом магазине колониальных товаров «Barnum and Mason» на Пикадилли. Мартин в прошлом был военным моряком, капитаном корабля, а Сюзен – художником и графиком. После получасового знакомства они ушли, оставив нам свою машину и ключи от нее. Это был царский подарок, которым я был несколько огорошен. Ведь я никогда не управлял машиной с правым рулем, не знал Лондона и даже не имел карты города. Тем не менее мы каким-то чудом выбрались из города и две недели путешествовали по стране. Эта история была характерна для Сэндов. Они всегда приходили на помощь в трудные минуты. С тех пор мы стали хорошими друзьями. Сэнды жили в Уэльсе, в районе старинного города Пембрук, откуда пошла династия Тюдоров. Мы часто навещали впоследствии их сельский дом.

Получив приглашение в Свонзи, я купил машину, старую черную «Ауди-100». Никто не знал, сколько тысяч миль она прошла. Владелец не давал мне гарантий, что она будет работать. Но она двигалась. Наступил день, когда мы расстались с женой. Она поехала в аэропорт, чтобы вернуться в Москву, а я направился по шоссе М-4 в Свонзи. Дорога была замечательной, но после Кардиффа началась жуткая гроза, видимость снизилась до 20 метров. Это был кромешный ад. Не помню, как я добрался до города.

Мне сразу понравился Свонзи, университетский город, расположенный на юго-западной оконечности Уэльса. Английское слово «Swansea» звучит как знакомое русскому уху «Лебединое озеро», но на самом деле не имеет ничего общего ни с лебедями, ни с озером, ни с балетом. Скорее всего, это название происходит от норманнского «Swain’s eye» (глаза Свайна), превратившегося впоследствии в «Свонзи».

В начале XX в. Свонзи был индустриальным городом. Из его порта уходили пароходы, груженые углем и металлом. На западной оконечности города, на живописном полуострове Мамблз жили богатые и очень богатые люди. Бедный и рабочий люд селился ближе к порту на узких улочках, взбирающихся круто в гору.

Теперь угольная промышленность исчезла. Свонзи превратился скорее в туристический город, куда приезжают на летний отдых. Но в нем есть университет и институт, куда я поступил. Город этот имеет свою историю. В центре его стоял старинный норманнский замок, но в него во время войны попали немецкие снаряды. В этом городе родился известный поэт Дилан Томас, о котором я расскажу позже. Институт находился на самой высокой точке города, стоящего на холме. Отсюда открывался вид на залив и полуостров Мамблз. Институт представлял собой викторианское здание из красного кирпича. Рядом с учебным корпусом было общежитие. Я получил кабинет с компьютером и вскоре приступил к своим обязанностям.

Мы рассчитывали, что Лена, моя жена, вскоре вернется ко мне. Но посольство не давало ей визу в течение полугода. Всё это время я вынужден был оставаться без семьи. Два обстоятельства помогли мне пережить одиночество. Во-первых, теннисный клуб, в котором я нашел друзей – Лена Роудена, Терри Литтл, Ричарда Шервуда. С ними мы регулярно сражались на теннисном корте, а потом пили пиво, разговаривали. Я очень обязан моим друзьям-теннисистам. Потом я отблагодарил их, привезя 20 человек в Москву, где их принимал теннисный клуб в Подмосковье. А во-вторых, мои друзья Сэнды жили неподалеку, в 60–70 милях. В конце недели я приезжал к ним и возвращался в Свонзи только в понедельник. Благодаря Сюзен я узнавал больше об английском искусстве, как классическом, так и современном.

Уэльс – это золотое место для английских художников. Многие из них бросали Лондон, чтобы жить на берегу моря и рисовать живописную природу края с его замками, скалами, морскими приливами и отливами. Здесь я познакомился с художником, носящим итальянское имя, – Артуром Джирарделли. Он получил художественное образование в Оксфорде и Лондоне, а затем перебрался в Пембрукшир. Купив брошенное здание школы, он превратил его в мастерскую и выставочную галерею «Золотой ястреб». Она находилась недалеко от танкового полигона, где упражнялись в стрельбе из пушек. Периодически домик вздрагивал от очередного залпа танковых пушек. Но зато кругом не было никаких поселений, только дюны, скалы и море.

Когда я познакомился с ним, он возглавлял группу художников, которая называлась «Группа 56 Уэльс». Члены этой группы регулярно выставлялись вместе, демонстрируя стиль и достижения валлийского искусства. Артур Джирарделли попросил меня написать каталог для этой выставки. Для этого надо было объехать около 20 мастерских, разбросанных в разных местах полуострова. Я охотно взялся за эту работу, она позволяла познакомиться с художниками персонально, а не по каталогам. Среди членов группы были незаурядные художники – Питер Прендергаст, Глен Джонс, Том Пайпер, Уильям Уилкинс, Девид Тинкер, Джозефин Кой. В результате я написал каталог, назвав его «Уэльсские образы и образ Уэльса». В этом каталоге я попытался объяснить особенности валлийской природы и валлийского искусства, употребив термин «Wеlshness» как аналог того, что определяется словом «Englishness». Выставка успешно прошла в художественной галерее Кардифа. Позднее, уже в Москве, я опубликовал статью об искусстве Уэльса, очевидно, первую статью на эту тему на русском языке (Искусство Уэльса сегодня // Творчество. 1994. Лето – осень).

После шести месяцев ожидания приехала моя жена, которой наконец выдали визу. Мы получили комнату с огромным балконом и чудесным видом на море. Нигде, даже в Венеции, я не видел таких красочных восходов и заходов на море. На этом балконе мы организовывали вечеринки с русским борщом, на которых приглашали наших друзей. Наша жизнь была наполнена встречами, посещениями музеев, выставок.

Большим открытием для нас было посещение деревни Хэй-он-Вай. Эта деревня представляет собой сеть букинистических магазинов. Здесь всё подчинено книге. Сюда приезжают туристы, чтобы днями рыться в книжных развалах и находить неожиданные издания. Это какой-то книжный Байрёйт, книжное царство, утопическая страна Гутенберга. Основал этот бизнес человек, который купил развалины норманнского замка и объявил деревню независимым королевством, благо она находится на границе Уэльса и Англии. Ничего подобного нет во всем мире. Я привез оттуда десяток замечательных книг.

Мы много путешествовали по берегам Уэльса. Однажды мы приехали в городок Манорбир, где высятся руины замка, основанного в VII в. Мы шли по тропинке, вьющейся над морем. Впереди нас шла женщина с собакой. Мы помогли ей перенести собаку через изгородь. Она спросила нас:

«Вы иностранцы? Откуда вы?»

«Мы русские…»

«Правда? Нам нужны здесь русские. А что вы здесь делаете?»

«Мы в гостях у наших друзей-художников».

«Да? Мой муж тоже немножко художник. Не хотите зайти к нам в гости?»

Так, совершенно случайно, мы познакомились с Филипом Саттоном, действительным членом Королевской Академии художеств. Даму с собакой звали Хэзер. Саттон рисовал большие пейзажи сочными, импрессионистичными красками. Он тоже бросил дом в Лондоне, чтобы жить на природе. Филип был поклонником Шекспира и рисовал много сюжетов на шекспировские темы. В разговоре выяснилось, что он считает лучшей постановкой Гамлета фильм Козинцева с Иннокентием Смоктуновским. И очень обрадовался, узнав, что Смоктуновский наш сосед по загородному дому и что мы дружим с ним.

С Филипом и Хэзер мы дружим до сих пор, часто у них бываем. У них была замечательная библиотека, которой я часто пользовался. Нас связывал с Филипом не только интерес к живописи, но и любовь к Шекспиру, которого он превосходно знал и часто иллюстрировал. Помню, как однажды мы смотрели постановку «Генриха V» под открытым небом, на развалинах старинного замка. Шел проливной дождь. Актеры и публика были совершенно мокрыми, струи воды стекали и с тех, и с других, но никто не покинул спектакля. Благо можно было согреваться во время антрактов красным вином.

Во время моей жизни в Свонзи я много раз посещал мемориальный центр поэта Дилана Томаса. Там существует экспозиция, рассказывающая о его жизни, там продаются его книги и книги о нем. Позже я обнаружил, что чуть ли не каждый день проходил мимо дома, где он родился и провел свое детство.

Сознаюсь, поначалу я мало знал о жизни и творчестве Дилана Томаса. Но со временем я узнал о нем больше и стал его поклонником. Теперь я с уверенностью могу сказать, что Дилан Томас – выдающийся валлийский поэт. Своей поэзией он возвел маленький Уэльс в ранг мировой поэтической державы. Конечно, Дилан Томас писал на английском языке, но в своей поэзии он отразил многие образы валлийской народной мифологии, народные предания, традиции, образы и национальные характеры. Поэтому, немотря на то что поэт много работал в Англии – в Лондоне, а затем в США, где получил широкую известность как поэт и драматург, он является прежде всего национальным поэтом.

Дилан Томас сложно относился к городу, в котором он родился. Ему принадлежит парадоксальная, но довольно меткая метафора, адресованная ему, – «безобразно-милый город» (ugly-lovely town). Действительно, в этом городе, как в прошлом, так и сейчас, сочетаются красота и убожество, живописное и прозаически-банальное. Город расположен на живописных холмах, откуда открывается прекрасный вид на залив. Но с другой стороны, этот город – средоточие нищеты и убогости. Когда-то в нем жили шахтеры, но шахты закрылись и в городе поселились нищета и безработица. В убогих кварталах, контрастирующих с величавыми пейзажами, ютятся безработные, эмигранты, бедняки. Отсюда – скука, насилие, воровство, мещанство.

Должен сказать, что всё это я почувствовал на себе. Именно в Свонзи с охраняемой университетской стоянки у меня угнали машину. Ее нашли в сильно изуродованном виде на следующий день. А всё потому, что на машине были лондонские номера.

Эти контрасты, очевидно, имел в виду Дилан Томас, когда называл этот город «безобразно-милым». Он не мог не признать Свонзи «милым» городом, ведь здесь прошли его годы юности, воспоминания детства и юности остались в его творчестве на всю жизнь.

Дилан Томас родился 27 октября 1914 г. в Свонзи на улице Комдонкин-драйв, 5. Из окна дома открывался живописный вид на залив, а напротив начинался небольшой городской парк, в котором Дилан впервые почувствовал потребность писать стихи. В этом доме он провел 20 лет своей жизни и написал три четверти своих произведений. Я в течение года проходил через этот парк, мимо дома Дилана Томаса.

Его отец Дэвид Томас окончил университетский колледж в Аберсвиче и был преподавателем английского языка и литературы. Он читал сыну пьесы Шекспира. Поэтому еще в детстве Дилан проявлял интерес к литературе. В 1925 г. он поступает в грамматическую школу, но, не окончив ее, в 1931 г. становится репортером вечерней местной газеты. Работа в газете послужила трамплином для его переезда в Лондон, где он быстро становится одним из ведущих поэтов молодого поколения. Одним из первых опубликованных им поэтических произведений была поэма «И смерть не будет властна». Можно удивляться зрелости девятнадцатилетнего поэта, который размышляет о смерти как истинный философ-стоик:

Молодой поэт публикует один за другим несколько поэтических сборников: «18 поэм» (1934), «24 поэмы» (1936), «Карта любви» (1939). Несколько сборников его поэзии появляется и в США. В течение одного десятилетия Томас становится известным поэтом как в Европе, так и в США.

Переезжая в Лондон, Дилан Томас не теряет связи с Уэльсом. Фактически он живет между Лондоном и Уэльсом. В 1937 г. Дилан женится на Кэтлин Мак-Намара, и молодожены находят пристанище в небольшой рыбачьей деревушке Ларн в районе Кармартена, и эта деревушка надолго становится предметом его поэтических и прозаических изображений. Именно она является прототипом Лареггиба, города, который изображается в пьесе «Под сенью Молочного леса». Дилан покидает Ларн только в 1943 г., когда получает работу на лондонском радио. В Лондоне он много работает для кинематографа, готовя сценарии документальных фильмов. В 1949 г. он возвращается в Уэльс и живет последние четыре года своей жизни в Ларне, в доме на высоком берегу у океана – «Ботхаузе». Рядом с домом Дилан строит маленький деревянный сарай, в котором он, глядя из окна на море, пишет свои стихи.

В послевоенные годы Дилан Томас совершает три поездки в США – в 1950, 1952 и 1953 гг. Эти поездки стимулировали его творчество. Он много ездил по стране, выступал с лекциями в Колумбийском университете Нью-Йорка, в университетах Флориды, Чикаго, Сан-Франциско. Здесь он встречался со своими коллегами по перу – Уистеном Оденом, Кристофером Ишервудом, Джоном Давенпортом. Американской публике нравился темпераментный валлийский поэт, который перед лекцией говорил о себе: «Я – валлиец, пьяница и любитель человечества, в особенности его женской половины». В США Дилан Томас много работал и много зарабатывал – ведь у себя на родине он постоянно нуждался в деньгах.

Но Америка во многом была ответственна за раннюю гибель поэта. Здесь Дилан чувствовал необходимость играть роль преуспевающего поэта, которому во всем сопутствует успех и которому море по колено. Он неумеренно пил, стремясь установить рекорд по количеству виски, выпиваемого зараз. Неумеренная работа вкупе с неумеренной выпивкой привели к трагедии. Ему делали уколы кортизола, и врач предупреждал, что при этих уколах нельзя принимать алкоголь. Но Дилан продолжал пить, хотя комбинация кортизола и алкоголя действовала разрушительно на организм. В результате он впал в кому и умер в больнице, не приходя в сознание, 9 ноября 1953 г. Его похоронили в Ларне на кладбище Св. Мартина.

Смерть наступила через несколько дней после того, как ему исполнилось 39 лет. Незадолго до этого он завершил работу над пьесой для радио «Под сенью Молочного леса», которая прозвучала в эфире уже после его неожиданной смерти.

Эта радиопьеса представляет картину жизни маленького приморского городка в Уэльсе в течение 24 часов. За это время не происходит ничего существенного, все персонажи, а их более двадцати, заняты своей повседневной жизнью: торгуют, рыбачат, судачат, гадают, мечтают, сочиняют стихи, пьют пиво, любят или ненавидят друг друга. Фактически это микрокосм вселенной, в ней обитают разные люди, как бедные, так и богатые, живые и мертвые, юные и старые, умные и глупые, ленивые и одержимые какой-нибудь идеей, эксцентричные и обыденные, поэты и лавочники. Но все в целом они составляют гармоническое целое, одержимое жаждой жизни, проникнутое витальной энергией, выражающее дух нации, ее достоинства и недостатки, пороки и добродетели.

Можно с полным правом сказать, что эта пьеса – вершина творчества Дилана Томаса. Она необычна по жанру. Ее действие происходит в маленьком городке в Уэльсе в течение одного дня, начиная с середины ночи до середины следующей ночи. Название городка вымышленное – «Лареггиб» (Llareggub). Если прочитать его задом наперед, то получится английское слово «Bugger all», что означает «еретики все» (англ. bugger происходит от слова bulgarus – еретик, содомит).

Проза пьесы поэтична, в ней чувствуется определенный ритм, поэтические ассоциации, а иногда прямые цитаты из Шекспира, Чосера, Германа Мелвилла, Джеймса Джойса, Ли Мастерс и популярных детских стихотворений, она насыщена пышными гирляндами образов, сравнений, метафор, аллитераций. Поэтических вставок в драматический текст сравнительно немного, их около десяти, но они прекрасно иллюстрируют характер персонажей и смысл драматических коллизий. Поэтому поэзия легко переходит в прозу, а проза читается как поэтическое произведение, имеющее ярко выраженное музыкальное звучание. Поэтому всё это произведение в целом чрезвычайно поэтично, оно может быть названо стихотворением в прозе.

Но, пожалуй, главная особенность текста «Под сенью Молочного леса» – его нескончаемый юмор. Он пронизывает всю пьесу. Иногда этот юмор перерастает в сатиру, в гротескные образы и карикатуру: Орган Морган превращается в пеликана, заглатывающего рыбу, перед читателем предстает портрет женщины с бюстом в обеденный стол, покрытый скатертью, эротические мечты Госсамер Байнон рождают образ маленького человечка с пушистым хвостом. Но в целом юмор, царящий в пьесе, создает атмосферу языческого обожествления природы, оптимистического приятия жизни и любви к человеку, несмотря на все его недостатки. Все персонажи пьесы разные по характеры – добрые и злые, открытые и лицемерные. Но они не разделяются по принципу греховных и добродетельных. «Мы не ангелы, но мы и не бесы», – говорит в своей поэтической молитве к Богу преподобный Эли Дженкинс. И он просит у Бога снисхождения, в конце концов, должно же быть у Создателя чувство юмора, позволяющее снисходительно относиться к своим творениям.

Это юмористическое, но не лишенное трагического, восприятие жизни прекрасно передает фраза проститутки Полли Гартер: «О, разве жизнь не ужасна, слава тебе господи».

«Под сенью Молочного леса» была поставлена только после смерти Дилана Томаса на радио в январе 1954 г. Впоследствии она была записана на кассету в исполнении известного актера Ричарда Бартона, который мастерски читает, сохраняя валлийский акцент Дилана Томаса.

Для русского читателя это произведение может ассоциироваться с творчеством Марка Шагала, у которого, так же как и у Дилана Томаса, превалируют фантазия, юмор, образы народного быта, ставшие символами религии и великой философии жизни. Я попросил английского профессора Арфона Риза, знающего русский язык, посмотреть мой перевод перед печатью. Он сделал ряд замечаний, но перевод похвалил.

«Я прочел Ваш перевод “Под сенью Молочного леса” с большим интересом. Мне кажется, Вы верно ухватили дух этой поэмы и ее юмор. Мне нравится Ваше сравнение Дилана Томаса с Марком Шагалом, у них общие мечты об утраченном детстве. Я думаю также, что чувство юмора и любовь к экстравагантным характерам роднит эту поэму с “Амаркордом” Феллини. Замечательно, что теперь это произведение будет доступно для русской публики. Между русскими и валлийцами есть много общего, в частности любовь к абсурду и неприятие претенциозности. Хотелось бы увидеть эту поэму в печатном виде».

Я издал ее в петергбургском издательстве «Эйдос» в 2009 г., правда, мизерным тиражом. Хотелось бы увидеть или услышать «Под сенью Молочного леса» на русском языке, на подмостках русского театра.

Память о Дилане Томасе в Уэльсе жива, его стихотворения здесь постоянно переиздаются, а драматические произведения ставятся в театре его имени. В городе Свонзи существует культурный центр Дилана Томаса и общество его памяти, которое издает книги и документы о его жизни и творчестве.