Современная английская поэзия богата и разнообразна. Можно назвать десятки имен поэтов, которые популярны и широко читаются и в Англии, и за рубежом. Многие из них, как У. Б. Йейтс или У. Оден, хорошо переведены на русский язык. Но некоторые совершенно еще неизвестны и нуждаются в новых переводах.

Совершенно неожиданно для себя я стал заниматься переводом английской поэзии. Всё началось с тенниса. Я подготавливал литературную антологию тенниса, в которой планировал представить то, как теннис интерпретировался в художественной литературе и поэзии. Для этой антологии я обнаружил замечательные тексты. Но беда была в том, что переводы этих текстов не существовали или же они были устаревшими и негодными. Например, в русских переводах Шекспира, который несколько раз обращался к теннису, переводчик вводит вместо тенниса более понятную для русского читателя лапту. К сожалению, никто не хотел переводить эти тексты. Пришлось это делать самому, переводить на русский язык и поэзию барокко XVII–XVIII вв., которая богата на теннисные аллегории, и современных английских поэтов, тоже пишущих о теннисе. Более того, пришлось самому переводить с русского на английский Мандельштама и Набокова. Не думаю, что это совершенные переводы, но другого выхода у меня не было, и пришлось заниматься переводами самому не по призванию, а скорее по необходимости.

Но, очевидно, первый поэтический опыт придал мне смелости. Да и появился интерес к самому процессу перевода. В общем, когда я познакомился с существующими переводами Уистена Одена, я был поражен безграмотностью некоторых профессиональных переводчиков, отсутствием у них уважения к тексту. Конечно, перевод не должен быть простой калькой. Это банальная истина. Но это не означает, что английский текст должен служить поводом для фантазии переводчика, для его собственных ассоциаций. К сожалению, именно так переводили у нас Одена. Всё это заставило меня взять в руки английские издания Одена и самому заняться переводом. В результате получилась моя собственная подборка и перевод этого поэта, который вышел в формате билингвы под названием «Лабиринт» в издательстве «Литературный сад» (2003). Из всех английских поэтов Оден был самым радикальным, самым сатиричным, борцом со всяческого рода тиранией, как духовной, так и политической. В этом смысле показательна его «Эпитафия тирану»:

Совершенство – вот то, к чему стремился он, Стихи, что сочинял, понять мог даже идиот. Он знал людские страсти как свою ладонь. Его заботой главной были армия и флот. Когда смеялся он, сенаторы от хохота потели, Когда кричал – младенцы умирали в колыбели.

Характерно, что эта эпитафия высечена на здании английского посольства в Москве, очевидно как заклинание против тирании.

Оден довольно известен отечественной публике, его поэзия и литературно-критические статьи неоднократно издавались на русском языке. К сожалению, мало кто знает книгу Одена «Академические граффити» – серию сатирических четверостиший на великих людей прошлого, которые сопровождаются карикатурами Филиппо Санджаста. В этой книге замечательные зарисовки на Сократа, Фому Аквинского, Эразма, Канта, Гёте, Ницше, Уайльда и т. д. Остроумно он отозвался о философах Оксфорда и Кембриджа:

Философы Оксбриджа, чтобы мыслить классно, Воспитывались в яслях для среднего класса. Их аргументы должны быть просты, как пряник, И понятны даже для нянек.

На карикатуре Санджаста нарисована детская коляска, в которой с сосками во рту сидят философы Оксфорда и Кембриджа, сопровождаемые нянькой.

Затем я подобрал поэтов XX в., которые показались мне наиболее представительными для этого столетия. Среди них Руперт Брук – молодой поэт из Кембриджа, погибший в Первую мировую войну, Уильям Йейтс, Дилан Томас, Джон Бетчмен. Последний долгое время был поэтом-лауреатом, звание, которое, согласно вековой традиции, присуждается королевой. В Англии он наиболее популярный поэт, но в России почти что неизвестен. Мой перевод семи современных английских поэтов издало издательство «Азбука» под заголовком «И в одиночестве, и вместе» (2005).

Из этих семи поэтов самый, быть может, неизвестный у нас – Руперт Брук. Он учился в Кембридже, но, окончив университет, поселился в деревушке Гранчестер, в «Доме викария», о котором он писал, что это – «восхитительные руины с солнечными часами, но без канализации». У него в гостях были внучка Дарвина Френсис Корнфорд, художник Огастус Джон, философы Бертран Рассел, Людвиг Витгенштейн, Джон Мейнард Кейнс. Наверное, каждый англичанин знает поэму Брука «Дом Викария. Гранчестер», во всяком случае, ее окончание:

Здесь оставляешь без вниманья И истину, и ложь, и все страданья. Но чу! Церковные часы без десяти три отмечают. Найдем ли мы здесь меда к чаю?

На деревенской церкви в Гранчестере стрелки часов постоянно показывают без десяти три – время пить чай.

Наконец, уже на свои деньги, не дожидаясь помощи издательств, для которых издание поэзии не представляет коммерческой ценности, я в 2006 г. издал переводы оригинального и малоизвестного у нас поэта Чарльза Коусли. Книга называется «Я солнце большое». Коусли передает интонации и темы романтической поэзии, воспевает море, природу, рассказывает о старинных преданиях и легендах. Живя на берегу океана в Корнуолле, он мог говорить о себе:

На нежной плоти моей Обнимались огонь с облаками. Я ощущал силу вещей Своими руками. Я понимал слова Папоротников и трав, Написанных ярким светом, Как звуки музыкальных октав.

Надо отдать должное, у нас есть хорошая школа переводов английской поэзии, возглавляемая прекрасным переводчиком Григорием Кружковым. Он не только переводчик крупных поэтов Великобритании, в особенности Йейтса, но и теоретик перевода. В 2009 г. при поддержке Британского совета был издан сборник переводов английской поэзии «В двух измерениях. Современная британская поэзия в русских переводах». Безусловно, книга представляет собой интерес как сборник различных, порой экспериментальных переводов, включая многие имена малоизвестных английских поэтов, наших современников. Бесспорным достоинством издания является то, что к одному стихотворению дается несколько переводов, два, а иногда и три. Таким образом, можно различить нюансы различных стилей. Хотелось бы отметить прекрасные и точные работы мэтров перевода Г. Кружкова и М. Бородицкой (в особенности ее цикл «Сивиллы»), а также М. Виноградовой, А. Беляева, Е. Тиновицкой и др.

Но наряду с этим в сборнике встречаются переводы, которые, как нам кажется, удивительно равнодушны к переводимому тексту. В этом смысле крупно не повезло двум поэтам – Шекспиру и Одену. В особенности Шекспиру, что вызывает крайнее сожаление, так как шекспировская тема – самая важная в английской поэтической традиции. В сборник включено замечательное стихотворение поэтессы Кэрол Даффи «Энн Хэтауэй», посвященное жене Уильяма Шекспира. Прежде всего обращает на себя странное написание имени жены. Во всех справочниках ее имя транскрибируется как Хатауэй. Эпиграфом к этому стихотворению является известная фраза из завещания поэта, который оставляет жене «вторую по качеству кровать» («my second best bеd»). В свое время этот пункт завещания вызвал нарекания на Шекспира, обвинения в скаредности, плохом отношении к супруге и т. д. Но потом критика выяснила, что в шекспировские времена старая кровать считалась более дорогой и престижной, и поэтому Шекспир оставлял жене лучшее, чем он обладал.

Вот стихотворение Кэрол Даффи:

The bed we loved in was a spinning world of forest, castles, torchlight, clifftops, seas, where he would dive for pearls. My lover’s words were shooting stars which fell to earth as kisses on these lips; my body now is a softer rhyme to his, now echo, assonance; his touch a verb dancing in the centre of noun… In other bed, the best, our guests dozed on, dribbling their prose. My living laughing love — I hold him in the casket of my widow’s head as he held me upon that next best bed.

Чудесное стихотворение, своего рода признание в любви Энн Хатауэй своему мужу, которого она пережила. У Кэрол Даффи идет речь о кровати, которая наследуется вдовой поэта, и она говорит, что для нее и мужа эта кровать была бескрайним миром, вмещающим и леса, и замки, и моря. Здесь создавались стихи, которые поднимались до самых звезд, здесь создавались лирика и драма, так что Энн сама чувствовала себя созданием поэта, страницей поэзии в его руках. Другая же, «лучшая кровать» была ложем для гостей, где царствовала скучная проза.

Как же переводит это стихотворение переводчица? На мой взгляд, оно совершенно утрачивает смысл и сюжет оригинала. Вместо ностальгических воспоминаний жены Шекспира в переводе Я. Фокиной возникает какой-то сюрреалистический сюжет: поэт выглядит какой-то амфибией, он «ныряет с рифмою в зубах» (страшное зрелище), а вокруг только ямбы и ажамбеманы.

Земля была о четырех углах И балдахине, и она плыла. И, вынырнув с метафорой в зубах, он погружался снова. Рифмопад мне плечи щекотал. Упрямый ямб он мял о нёбо, и ажамбеман так долго точку ощупью искал… На другой, «лучшей кровати» спал гость: тот храпел на лучшем ложе, а во рту балласт ремарок пузырился…

Всего этого лингвистического кошмара в оригинальном тексте Даффи, слава Богу, нет. Непонятно, зачем Я. Фокина придумывает текст, которого не существует. Бедный Шекспир… Очевидно, переводчице надо было знать биографию Шекспира, чтобы правильно истолковать поэтические образы, с ней связанные. Странно, что руководитель поэтического семинара Кружков публикует такие искажающие оригинал переводы. Такая поэтическая школа ничему хорошему не научит.

Тем не менее Шекспир является одной из главных тем современной поэзии, и не только английской, но и мировой. Она трактуется и возвышенно, трагически, и порой в ироническом смысле. В этом отношении характерно стихотворение американского поэта Огдена Нэша «Письмо о неопределенности любви», которое я привожу в своем переводе:

Дорогая мисс Дикс, я юная леди из Скандинавии, нахожусь в затруднении. Я не то что расстроена, но пребываю в любовном сомнении, Я молода и красива, в талии шестьдесят, а бюст около девяноста пяти. Я встречаюсь с парнем из очень знатной семьи. Он принадлежит к интеллектуальному типу, что не смущает меня. Говорят, что из интеллектуалов получаются неплохие мужья. Вот и всё обо мне. Перед вами я как на ладошеньке. А что я имею? Ничего-ничегошеньки. Когда я чувствую, что глазами он меня раздевает, Он отворачивается и при этом зевает. Каждый раз, когда я волосы у него на глазах распускаю, Он начинает говорить сам с собою или с какой-то тенью. О чем, не знаю. Он говорит, что будет заботиться обо мне до капли последней крови, Лучше заботился бы о матери, будущей моей свекрови. Я предложила ему сжечь все мосты, но он стал рассуждать о греховности страсти. Его дядя и мать от моего приятеля в дикой ярости. Что до меня, мне наплевать, я слушать их не против, У них своя церковь, а моя церковь напротив. У возлюбленного моего на этот счет иной спрос. У него всегда два ответа на один и тот же вопрос. Что каждый мужчина имеет право на женщину, для меня не теорема, Но я чувствую, что для него я лишь патетическая дилемма. Обычно парень к своей любви несется, как паровоз, А мой приятель тащится неуклюже, как деревенский воз. Дорогая мисс Дикс. Я нуждаюсь в вашем совете и утешении. Без вас я неспособна принять никакого решения. Теперь, ожидая ответа, пойду на речку собирать цветочки, Если не найду розмарин, соберу камелии. Искренне Ваша, Офелия .

Чтение сборника возвращает нас к дискуссии о двух типах переводов. Я бы их назвал «близкими к тексту» и «далекими от текста», «текстостремительными» и «текстобежными», по аналогии с понятиями «центростремительный» и «центробежный». Об этом говорят составители в предисловии к книге. Очевидно, оба типа перевода имеют право на существование, но только в том случае, когда они, пусть разными путями, приводят к пониманию смысла оригинала. Но создается ощущение, что в книге присутствует тенденция делать перевод текста, которого вообще не существует в оригинале. Тогда «лучшая» кровать Шекспира становится «худшей».

Должен признаться, что как переводчик английской поэзии я, несомненно, дилетант, и вовсе не претендую на то, что мои переводы совершенны. Но они абсолютно точно передают смысл переводимого текста, что далеко не всегда соблюдается профессиональными переводчиками. Кстати сказать, о пользе дилетантизма идут извечные споры, и еще никто не доказал, что дилетантизм вреден. Я привожу в своих воспоминаниях убедительный пример – художественное творчество Уинстона Чёрчилля. Выдаюшийся политический деятель Великобритании занимался живописью и написал много полотен, которые не хуже работ профессиональных художников. Для оправдания своей увлеченности живописью Чёрчилль написал трактат «Живопись как времяпровождение».