Мне приснилось, что я — земля, От бездождья лежу в бреду. Ни былинкой не шевеля В черных трещинах, ливня жду. Жду неделю. И две. И три. Не стоят уже зеленя. Как в горячей золе, внутри Посерело все у меня. Пыль не выбить из трав-волос, Погрустнели сады мои. От горячих, сухих колес У дорог горят колеи. Я на тысячу верст лежу И сухие губы лижу, И ночную тучу молю: «Вылей дождик на грудь мою!» Я слежу за громом с тоской: Смолкнет он, отгремит вот-вот. Туча, налитая водой, Не открывши краны пройдет. А она ползет на меня И накрапывает слегка. Я по белым вспышкам огня Вижу, как она велика. «Ну, давай!» И она дала — На поля дала, на сады. И откуда она взяла Столько сладкой сырой воды? Я глотаю ее во сне, А она как попало льет — Бьет, колотит дождем по мне, По лощинам моим течет. И в бескрайней груди моей Ожил вечный великий труд: Биллионы качков-корней Воду в колос, в лист подают. А я сплю. И слышу сквозь сон: Дождик льет не только во мне — И снаружи колотит он. Два дождя! — И я рад вдвойне.