Глава первая

Крутой поворот

Еще не закончился отпуск, как Петра через посыльного неожиданно вызвал на аудиенцию вице-адмирал Посьет.

Возбужденная Ксения с тайной надеждой напутствовала внука:

– Дай-то бог, чтобы все уладилось, Петруша!

– Бог не выдаст – свинья не съест! – отшутился тот, однако и сам был озадачен столь неожиданным поворотом.

* * *

Не успел он представиться, а Посьет уже с улыбкой приглашал, указывая на кресло возле своего огромного письменного стола:

– Проходите, присаживайтесь, Петр Михайлович…

У Петра отлегло от сердца: «Вроде как нагоняя не будет…»

– А вам идет «Георгий», – отметил адмирал, бегло взглянув на белый эмалевый крест, висевший на черно-оранжевой ленте на шее подчиненного.

– Спасибо, ваше превосходительство, – мягко улыбнулся Петр.

– Обращайтесь ко мне, Петр Михайлович, по имени и отчеству, как и положено флотскому офицеру, – заметил адмирал. – Как отдыхается?

– Благодарю вас, Константин Николаевич! Честно говоря, уже руки чешутся по делу.

– По какому делу, если, конечно, не секрет? – живо спросил Посьет, с интересом глянув на капитан-лейтенанта.

Петр смущенно посмотрел на адмирала, явно не готовый к ответу. Затем наконец решился:

– Меня интересуют вопросы борьбы с броненосными кораблями, Константин Николаевич.

Адмирал, не ожидавший подобного ответа, еще с большим интересом посмотрел на него. «Сказываются родовые корни, – решил он. – Воспитавший его дед был известным ученым… Но насколько глубоко этот молодой офицер подходит к такой весьма острой проблеме, которой уже, естественно, занимаются в Морском ведомстве?».

– Вы бы не могли, Петр Михайлович, вкратце изложить свой подход к этому вопросу?

– Безусловно, Константин Николаевич, – с готовностью ответил Петр, предчувствуя, что именно сейчас решается вопрос о его будущем. – Особого секрета здесь нет. Самые новейшие стальные орудия калибра 203 миллиметра, установленные, в частности, на фрегате «Александр Невский»… – он, словно споткнувшись, беспокойно посмотрел на адмирала, но, взяв себя в руки, продолжил: – Будут бессильны против броненосных кораблей. Это показал на Хемптонском рейде бой «Монитора» с «Вирджинией».

Адмирал согласно кивнул головой, словно и не заметил его заминки.

– Поэтому неизбежно развернется борьба между артиллерийскими средствами воздействия и броневой защитой кораблей. И чем она закончится, пока (во всяком случае, мне) не известно. – Петр сделал небольшую паузу, подойдя к главному пункту своих рассуждений. – В то же время подводная часть кораблей останется незащищенной. Поэтому должна быть изыскана возможность воздействия именно на эту, если можно так выразиться, «ахиллесову пяту» броненосных кораблей.

Адмирал откинулся на спинку кресла. Он был поражен простотой рассуждений капитан-лейтенанта и, как хорошо натасканная легавая, почувствовал всю перспективность такого подхода.

– Вы имеете в виду фугасы?

– Именно их, Константин Николаевич. Но с некоторым уточнением. Дело в том, что фугас – взрывное устройство, заложенное под каким-либо объектом для подрыва этого объекта. Здесь же речь идет о взрывном устройстве, которое каким-либо способом необходимо доставить к днищу корабля. Поэтому, с моей точки зрения, его правильнее было бы назвать миной. Кроме того, есть еще один аспект. – Петр вопросительно посмотрел на адмирала.

– Продолжайте, Петр Михайлович. Я внимательно слушаю вас.

– Эта мысль пришла мне на ум при посещении «Александром Невским» Севастополя. Еще до вашего прибытия на него. Когда я увидел памятник затопленным кораблям, то решил, что этих жертв можно было бы избежать.

Адмирал с удивлением вскинул брови.

– Ведь вместо затопленных кораблей, преградивших проход в бухты Севастополя паровым кораблям англо-французской эскадры, можно было бы установить на заданной глубине морские мины на тросах, незаметные с этих кораблей. А сами корабли, по большей части двухдечные, ох как бы нам еще пригодились при длительной обороне… – Петр замолчал, томительно ожидая вердикта.

Посьет задумался, пораженный словами капитан-лейтенанта. Тот, видимо, не знал, что еще в 1812 году выдающийся русский ученый Шиллинг предложил применять для взрыва подобных мин гальванический элемент, и во время Крымской войны, уже после трагедии в Севастополе, срочно изготовили подводные гальванические мины, установив их для обороны Кронштадта.

– Таким образом, речь идет о необходимости разработки и создания не только, по вашему выражению, мин, но также и средств их доставки к подводным частям бронированных кораблей?

– Совершенно верно, Константин Николаевич. Извините меня за нескромность, но с вами очень легко разговаривать, с учетом нашей огромной разницы и в возрасте, и в чинах, на столь новую и еще до конца не проработанную тему.

Адмирал строго посмотрел на него:

– В данном случае ни возраст, ни чины никакого значения не имеют. Ведь мы с вами беседуем ни много ни мало о будущем российского флота! Вернее, о новом виде вооруженной борьбы на море в новых условиях. У меня сложилось впечатление, что вы уже делились с кем-то этими вашими размышлениями. Не так ли?

Петр был поражен проницательностью адмирала.

– Вы совершенно правы, Константин Николаевич. Я беседовал на эту тему с моим другом, лейтенантом Долгоруковым. Правда, в самом общем виде. Остальное я домысливал уже во время отпуска. Благо, времени было более чем предостаточно.

– И как же друг оценил ваши мысли?

– Он обвинил меня в том, что я хочу стать мессией и сделать русский флот чуть ли не самым передовым в мире, – рассмеялся Петр.

– Вы, Петр Михайлович, явно недооцениваете мнение своего друга. Он не так уж и далек от истины.

Петр ошалело посмотрел на адмирала: «Неужто не шутит?!». Но тот уже думал совсем о другом.

Он вызвал капитан-лейтенанта, чтобы предложить ему должность старшего офицера на броненосной канонерской лодке «Русалка», которая достраивалась на Охтинской верфи. Однако сейчас, после беседы с ним, понял, что это явное расточительство. Ведь офицеров, способных управлять кораблями достаточно много, а человек с такими способностями в понимании потребностей флота в переломный момент развития, при переходе от строительства деревянных судов к броненосным, непременно должен заниматься именно теми новыми и чрезвычайно нужными для флота вопросами, которые они здесь только что обсуждали.

– Спасибо за интересную и очень полезную беседу, Петр Михайлович! Думаю, что через некоторое время я смогу сделать вам достойное ваших интересов предложение. Надеюсь, вы оправдаете мое доверие. Успехов в дальнейшей службе! – и вице-адмирал Посьет, этот нежданный покровитель, крепко пожал ему руку.

* * *

Вскоре после того, как Петр Михайлович по рекомендации вице-адмирала Посьета был только зачислен на должность старшего офицера одного из отделов Морского технического комитета, состоялся бал для членов комитета и их семей.

Петр Михайлович чувствовал себя несколько стесненно среди респектабельной и незнакомой ему публики. Поэтому, как можно непринужденнее обмениваясь мнениями с моложавым сослуживцем, который тоже был холост, он с любопытством наблюдал за окружающими.

Его внимание привлекла совсем еще юная девушка, стоявшая рядом с привлекательной женщиной, видимо, ее матерью, тоже внимательно смотревшей по сторонам. Неожиданно их взгляды встретились, и Петр Михайлович вздрогнул, пораженный блеском голубых глаз. Та тут же смущенно отвела взор.

Когда капельмейстер громко объявил «Мазурка!», Петр Михайлович, одернув мундир, решительно направился в сторону дам, привлекших его внимание. В Морском корпусе обучению танцам уделялось значительное внимание, и у него не было ни малейшего сомнения в своем умении по этой части.

Пока он подходил к ним, старшая дама, почувствовав намерения молодого офицера, уже успела опытным и ревнивым взглядом оценить его достоинства. Высокий, с прекрасной военной выправкой и аристократичными чертами лица… А крест Георгия на его шее? Она в течение многих лет была женой офицера и знала, что боевые награды, да еще в его возрасте, просто так не дают. К ее большому удовлетворению, он и по годам в отличие от других флотских офицеров, находившихся в зале, более всего подходил в кавалеры ее дочери для этого зажигательного танца.

Петр Михайлович галантно исполнил полупоклон, спрашивая разрешения у старшей дамы пригласить на танец девушку. Дама благосклонно кивнула головой, с легкой, но многоговорящей улыбкой посмотрев на дочь. Девушка, пытаясь скрыть волнение, изящно исполнила короткий реверанс и подала ему руку.

Танец захватил их обоих. Улучив удобный момент, когда они сошлись, держа друг друга за руки, он негромко представился: «Меня зовут Петр Михайлович», и его партнерша, бросив на него признательный взгляд, так же тихо ответила: «Александра Васильевна». Знакомство состоялось…

После того как смолкла музыка и они возвращались, возбужденные танцем и знакомством друг с другом, Петр Михайлович неожиданно замедлил шаг – рядом с матерью Александры стоял контр-адмирал, вместе с ней с улыбкой смотревший в их сторону. Девушка, перехватив настороженный взгляд кавалера, устремленный на адмирала, мило улыбнулась и успокаивающе произнесла:

– Это мой папа. Очень хороший и добрый человек…

– Благодарю вас, ваше превосходительство, за огромное удовольствие, доставленное танцем с вашей дочерью! – сказал Петр Михайлович, когда они с Александрой подошли к ее родителям.

– Зовут меня Василием Митрофановичем, а мою супругу – Ольгой Петровной. Неужто вы, Петр Михайлович, не успели получить столь ценную «агентурную» информацию от нашей дочери во время танца? – добродушно рассмеялся адмирал. – Или, как я полагаю, вам обоим было не до этого? – он испытующе глянул на смутившуюся Александру.

Петр Михайлович был поражен. Оказывается, адмирал знал его имя и отчество – полнейшая неожиданность! В то же время Чуркин понял, что тот является заместителем председателя комитета и, скорее всего, знакомился с его личным делом после ходатайства вице-адмирала Посьета.

– Извините, Василий Митрофанович, но я заметил вас стоящим рядом с Ольгой Петровной только после окончания танца и успел лишь узнать, что вы, по выражению Александры Васильевны, «очень хороший и добрый человек».

Адмирал пристально посмотрел на него, а затем на дочь.

– Для меня это высшая характеристика. Как для отца, разумеется, – уточнил он и снова рассмеялся: – Но, не дай бог, если допустите какое-либо упущение по службе! Тогда, уверяю вас, сразу же измените свое мнение о моей доброте.

– Хватит, Василий Митрофанович, пользоваться своим служебным положением и пугать кавалера нашей дочери! – шутливо упрекнула Ольга Петровна супруга, озорно сверкнув глазами. – А то она, чего доброго, засидится у нас в невестах.

– Мама! – вспыхнула Александра.

– Я уже почти двадцать лет, как мама. И я просто шучу, – обиделась та.

– В каждой шутке есть доля истины, Ольга Петровна, – поддержал дочь Василий Митрофанович и извиняющимся взглядом посмотрел на Чуркина, как бы говоря так хорошо знакомое Петру Михайловичу: «Ну что поделаешь? Женщина…»

В это время капельмейстер объявил следующий танец, и Петр Михайлович вопросительно посмотрел на Александру. Та, сразу же забыв о мимолетной размолвке с матерью, с радостью протянула ему руку…

* * *

Петр Михайлович находился в расстроенных чувствах. Он смотрел на себя как бы со стороны, глазами офицеров-сослуживцев: «Надо же! Не успел появиться в комитете, как сразу же “приударил” за дочкой товарища его председателя. Карьерист, желающий за счет высокого положения ее папаши устроиться на руководящую должность!». Конечно, «Георгий» дает ему некоторое преимущество, но ведь не настолько же! Чуркин раз за разом проигрывал сложившуюся ситуацию, и от самоедства ему становилось всё тошнее. Разве мог он объяснить им, что не имел ни малейшего представления об отце миловидной девушки, приглашая ее на мазурку?

Но когда он вспоминал об Александре, все эти переживания сразу же отступали на второй план. Петр Михайлович не мог забыть обворожительного взгляда ее голубых глаз, легкого дрожания руки во время танца, выдававшего волнение, и страстно желал видеть ее снова и снова. В то же время он понимал, что сделать это практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на очередной бал, который состоится невесть когда… Противоборство этих противоречивых чувств доводило его до исступления.

* * *

Василий Митрофанович был встревожен. Всегда жизнерадостная и непосредственная в поведении его дочь замкнулась в себе, постоянно думая о чем-то своем, недоступном для его понимания. И он обеспокоенно поделился своей тревогой с Ольгой Петровной.

Та, чувствуя свое женское превосходство по части сердечных переживаний, только мило улыбнулась:

– Да влюбилась наша Саша! Какой же ты непонятливый у меня, Васечка.

– В кого?! – оторопело спросил тот, никак не ожидая такой непростительной, с его точки зрения, опрометчивости со стороны своей дочери. – Неужто в Петра Михайловича?

Ольга Петровна откровенно рассмеялась:

– А в кого же еще?! Саша что, по-твоему, только и делает, что проводит время в обществе других кавалеров? – оскорбилась она даже возможности подозрения ее дочери в нравственной нечистоте.

– Но ведь они же встретились лишь раз, да и то на балу, в нашем с тобой присутствии! – никак не мог понять «коварства» дочери Василий Митрофанович.

Ольге Петровне даже стало жаль Василия Митрофановича, этого умного человека, много достигшего на своем веку, за примитивность его взглядов на внутренний мир трепетной женской души.

– Ты что, Васечка, разве забыл знаменитые слова Юлия Цезаря: «Пришел, увидел, победил!»? Или, по-твоему, Петр Михайлович не достойный избранник нашей дочери?! – в ее голосе звучала готовность самки защищать своего детеныша от любой угрозы до последней возможности.

И Василий Митрофанович, почувствовав это, стушевался.

– Почему же, Оля? – как можно мягче ответил он. – Петр Михайлович принадлежит к древнему дворянскому роду с устоявшимися традициями безупречного служения Отечеству. К тому же он обладает острым и пытливым умом, отмеченным вице-адмиралом Посьетом, воспитателем и наставником цесаревича.

Ольга Петровна тихо ахнула, пораженная, как громом, этой новостью, услышать которую никак не ожидала.

– И со временем, – продолжил ее муж, – Петр Михайлович возглавит новый отдел комитета, который будет организован для реализации идеи по созданию нового вида оружия, выдвинутой именно им.

– А ты не знаешь, за что он удостоен Георгия? – не удержалась она.

Василий Митрофанович, улыбнувшись неистребимому женскому любопытству, рассказал ей о подвиге, совершенном Петром Михайловичем при спасении команды фрегата «Александр Невский».

– Как раз тогда-то у него и появилась седая прядь в волосах, – в заключение пояснил он.

Ольга Петровна снова ахнула, прижав руки к груди и глядя на мужа широко открытыми глазами. Она с женской склонностью к состраданию прочувствовала весь тот ужас, который пережил избранник ее дочери, кого она уже воспринимала как близкого человека.

– Вот видишь, Васечка: девичье сердце не обманешь! – с тихой радостью за дочь заметила Ольга Петровна. – Дай, Бог, ей счастья! – воскликнула она так, как будто помолвка Александры с Петром Михайловичем была уже делом решенным.

Василий Митрофанович откровенно рассмеялся такой наивности:

– Ты, Оля, вроде как рассудила всё за Петра Михайловича. А ведь какое он сам примет решение по этому непростому вопросу, является тайной за семью печатями!

Ольга Петровна непонимающе посмотрела на мужа:

– Какие тайны, какие печати?! – воскликнула она. – Да разве я не видела, какими глазами он смотрел на Сашу? Поверь мне, дорогой: чувства у них взаимные. Никаких сомнений! Всё это можно считать делом решенным. Остальное – дело времени.

Василий Митрофанович уже не улыбался. Он из всех слов супруги своим цепким аналитическим умом вычленил главное – духовная связь между его дочерью и Петром Михайловичем состоялась. Сейчас его волновало другое.

– И какие возможности ты, Оля, видишь для поддержания их дальнейших отношений?

Та растерянно посмотрела на него. Она, в который раз, удивлялась способности мужа видеть скрытые технические проблемы по реализации ее «эмоциональных проектов», и тем самым ставить ее в тупиковое положение. Так случилось и на сей раз. Ольга Петровна лихорадочно просчитывала возможные варианты, и вдруг лицо ее озарилось радостью:

– Так ведь скоро же будут именины Саши, и ты, Васечка, найдешь повод пригласить на них Петра Михайловича!

Теперь уже Василий Митрофанович был вынужден удивиться способности Ольги Петровны находить выход из, казалось бы, безвыходного положения.

* * *

В доме Дементьевых, родителей Александры, Петр Михайлович чувствовал себя несколько стеснительно, хотя хозяин дома, надо отдать ему должное, встретил гостя в партикулярном платье, чтобы, как объяснил он Ольге Петровне, не травмировать психику «будущего зятя» черными орлами на шитых золотом погонах.

Чуркин был удивлен почти полным отсутствием гостей, за исключением двух подруг Александры по Смольному институту, который те только недавно окончили. Барышни весьма заинтересованно, с естественным девичьим любопытством, поглядывали на него, видимо, уже зная от Александры о его существовании, а может быть, даже и об ее отношении к нему. Он чувствовал, что то ли орденский крест, то ли седая прядь в его волосах вызывали у них одобрение выбора подруги.

А когда он преподнес имениннице подарок – сапфировый кулон на золотой цепочке в сафьяновом футляре, трепетно выбранный им в одном из лучших столичных магазинов, – то понял, что не ошибся. Александра не спеша, хотя на самом деле ей страсть как хотелось как можно быстрее увидеть первый в ее жизни подарок от любимого мужчины, открыла футляр, и ее лицо озарилось неподдельной радостью. Она совершенно неожиданно даже для себя самой, встав на цыпочки, благодарно поцеловала его в щеку.

Глаза Ольги Петровны наполнились слезами, и она многозначительно посмотрела на Василия Митрофановича: «Что я, мол, говорила тебе!». Тот только кашлянул в кулак, освобождая дыхание от перехватившего горло комка. Подруги ахнули, нетерпеливо глянув на подарок и одарив Петра Михайловича восхищенными взглядами…

Когда осушили бокалы после поздравительного тоста Василия Митрофановича и слегка закусили, Петр Михайлович почувствовал себя гораздо увереннее. И тут он вдруг почувствовал, как на его колено тихонько и очень трепетно легла почти невесомая ладонь Александры, сидевшей рядом с ним. Он осторожно накрыл ее своей рукой и нежно сжал девичьи пальцы…

Взгляд Василия Митрофановича, устремленный на него, означал: «Ваш тост, Петр Михайлович!» – и он, с величайшим сожалением освободив свою руку, взял ею бокал и встал, посмотрев на Александру. Та, словно завороженная, тоже встала с бокалом, призывно, как ему показалось, глядя своими голубыми глазами в его влюбленные глаза. У Ольги Петровны учащенно забилось сердце – все было предельно ясно.

– Я бесконечно благодарен судьбе за то, что она подарила мне встречу с вами, Александра Васильевна! Счастья вам в жизни… – он чуть было не сказал «вместе со мной», но вовремя спохватился.

Александра призывно приблизила свое лицо к нему, и он, подчиняясь ее порыву, нежно и коротко поцеловал девичьи губы.

Одна из подруг Александры вдруг разрыдалась, смущенно прикрывая рот ладонью. Неистребимая потребность уже вполне созревшей девушки в мужской ласке, даже просто в присутствии рядом человека, к которому бы она испытывала трепетные чувства, переполняла ее душу, и неожиданно прорвалась при виде влюбленного взгляда Александры на ее молодого человека и их невинного поцелуя.

В гостиной воцарилась мертвая тишина, нарушаемая чуть слышными всхлипами… Первым ее нарушил Василий Митрофанович:

– В этом случае положено восклицать «Горько!» – он сделал паузу. – Но это, как мне кажется, еще впереди…

После окончания пиршества молодежь отправилась на прогулку по вечернему городу. Через некоторое время подружки благополучно исчезли, смешавшись с фланирующей по набережной публикой, и влюбленные остались наконец-то одни.

Над Невой догорала вечерняя заря, уступая место белой ночи и навевая поэтическое настроение. Петр Михайлович и Александра не спеша шли по набережной, держась за руки. Им казалось, что никогда в Петербурге, где они родились и выросли, не было еще более прекрасного и чарующего, чем сегодня, вечера. Тишина, казалось, звенела. На еще сером вечернем небе – ни облачка. Настоящий рай для влюбленных.

Петр Михайлович, остановившись, решительно повернул Александру к себе лицом. А когда увидел ее полураскрытые, трепетно ждущие губы, самозабвенно приник к ним в долгом и сладостном поцелуе. Александра, прошептав: «Спасибо тебе, Петруша, что ты есть!» – приникла к его груди и беззвучно заплакала от нахлынувших на нее не изведанных ранее чувств.

Проходившие мимо пары понимающе улыбались при виде молодого флотского офицера, в объятьях которого тихо плакала от счастья юная девушка.

* * *

Сына Чуркины назвали Андреем.

– В честь деда, – заявил Петр Михайлович. – Пусть будет еще один Андрей Петрович. И дай бог, чтобы пошел в него!

Минуло уже более года после их встречи на балу, но чувство влюбленности их не покидало. Петр Михайлович, закончив дела в комитете, спешил домой, где его ждала любимая жена, и оба по-прежнему были рады встрече, как во времена первых свиданий. Ксения с Лизой конечно же видели это и, слегка ревнуя, тем не менее радовались таким отношениям, исповедуя принцип: что хорошо для Петруши, то хорошо для всех…

* * *

К этому времени вдруг неожиданно от острой сердечной недостаточности скончался Матвей Степанович. Елизавета Андреевна прямо-таки почернела, убитая постигшим ее несчастьем.

Матвей Степанович никогда не был лично для Петра Михайловича близким человеком. Но Чуркин знал, что тот был предан не только Андрею Петровичу до конца его дней, но и его семье. Во всяком случае, когда Петр после крушения «Александра Невского» спросил у Матвея, не намерен ли тот официально оформить свои отношения с Елизаветой Андреевной, Матвей Степанович, как показалось, благодарно посмотрел на него, но затем твердо ответил: «Хотел бы, да. И даже очень! Однако воля Андрея Петровича для меня – закон, преступить который я не имею никакого права». Найдя свою любовь, он тем не менее в силу сословных обстоятельств формально так и оставался холостым человеком – без семьи и детей…

Петр тяжко вздохнул. Тут же, постучав в дверь, в кабинет вошли Ксения и Лиза. Мать, с мольбой глядя на сына, призналась, что хотела бы после своей смерти лежать рядом с Матвеем. Петр Михайлович задумался над этой просьбой.

– Если строго следовать традициям, то ты, мама, должна была бы быть похоронена рядом с моим отцом в фамильном склепе рода Чуркиных.

Та протестующе посмотрела на сына.

– Но ты была замужем за моим отцом всего лишь три года, – продолжил Петр, как бы не замечая этого взгляда. – А все остальное время прожила в отчем доме, и в силу этого имеешь полное право быть похороненной в родовом склепе Шуваловых, – он сделал паузу, собираясь с мыслями. – В то же время Матвей Степанович формально не имеет никакого отношения к нашему роду… Поэтому, – он посмотрел на Ксению Александровну, – я хотел бы посоветоваться с тобой, бабуля: а как бы на моем месте поступил бы Андрей Петрович?

Ксения Владимировна, не ожидавшая такой хитрости со стороны внука, фактически переложившего на ее плечи решение важного вопроса, растерянно взглянула на него, а затем на дочь. Но она понимала, что Петруша все-таки прав: авторитет Андрея Петровича в их семье даже после его смерти оставался непререкаем – и обняла Лизу:

– Петруша прав. Матвей, так уж получилось, действительно не является членом нашего рода. Ведь как ты помнишь, твой отец по ряду известных тебе причин был против этого. А порядок захоронения в родовом склепе установлен еще нашими предками, и мы не имеем права нарушить его… Матвей Степанович, к сожалению, должен быть похоронен на общем кладбище.

* * *

Как гром среди ясного неба, грянуло сообщение о том, что броненосная канонерская лодка «Русалка» в штормовую погоду налетела на камни в финских шхерах. Происшествие было само по себе из ряда вон выходящим, но не одно оно так потрясло Петра Михайловича: во время попытки снять судно с камней при помощи верпа погибло несколько моряков, в том числе и старший офицер «Русалки» капитан-лейтенант Долгоруков Илья Николаевич…

Петр Михайлович, не находил себе места. Дело в том, что когда вице-адмирал Посьет во время их последней встречи сообщил о назначении Петра в Морской технический комитет, то он одновременно поинтересовался, нет ли у Чуркина на примете какой-либо кандидатуры на должность старшего офицера уже готовой к спуску со стапеля броненосной канонерской лодки. Петр сразу же, не раздумывая, назвал лейтенанта Долгорукова. Его предложение было принято, и вот теперь он считал себя виновником гибели единственного друга.

Петр Михайлович осиротел. И хотя оставался вполне общительным, однако близко никого к себе не подпускал, внутренне опасаясь быть непонятым. В свое время он полностью и безраздельно доверял только деду, потом Илье, а теперь у него, кроме, разумеется, Александры, не осталось близкого по взглядам и духу человека. Понесенная им утрата была тяжела вдвойне: ее еще только предстояло пережить…

«Прощай, Илюша! Я буду всеми силами стараться воплотить в жизнь то, что ты предсказал мне. Сделаю все возможное для этого!», – вот какой обет Петр Михайлович дал безвременно ушедшему из жизни другу.

* * *

Председатель Морского технического комитета вызвал в свой кабинет капитан-лейтенанта Чуркина.

– Вам, Петр Михайлович, принадлежит идея создания минного оружия, и пришло время заняться этой проблемой вплотную, учитывая в том числе и ваши наработки за время пребывания в комитете.

Сердце Петра учащенно забилось, но он всеми силами старался не показать этого.

– А посему поручаю вам подготовить структуру и определить задачи нового отдела, который будет создан в ближайшее время. Вы возглавите его. Желаю дальнейших успехов!

Петр Михайлович такого не ожидал. «То-то зашушукаются в комитете, – усмехнувшись, подумал он. – Не успел, мол, “обкрутить” дочь товарища председателя, как тут же получил отдел, специально созданный под него, со штатной должностью капитана 1-го ранга. И это в тридцать-то с небольшим!.. Ничего, пусть шушукаются. Ведь адмирал прав: и идея моя, и время действительно подоспело».

Самым простым решением было бы, конечно, обратиться за советом к тестю. Василий Митрофанович обладал не только глубоким умом, но и большим административным опытом. Он, безусловно, с готовностью согласился бы помочь зятю. Но что-то мешало Петру сделать это. То ли мнимое самолюбие, то ли нежелание нагружать тестя излишней заботой о своих, тем более служебных, делах. А, может быть, и то и другое вместе взятое. Так что, Петр Михайлович решил все материалы подготовить самому, а уже перед тем, как доложить о них председателю комитета, показать Василию Митрофановичу для просмотра и возможных корректив.

* * *

Василий Митрофанович наконец-то аккуратно сложил все документы в папку и поднял на него глаза.

– Ну что же, Петр Михайлович, поздравляю вас! Вижу перед собой уже готового начальника отдела. Думаю, у председателя комитета тоже не будет особых замечаний.

– Огромное спасибо за добрые слова, Василий Митрофанович! – облегченно вздохнул тот. – У меня как будто гора с плеч свалилась!

– Стало быть, переживали?! Это очень хорошо, когда офицер переживает за порученное ему дело, – удовлетворенно заметил контр-адмирал. – Однако у меня все-таки есть к вам один вопрос.

Петр Михайлович насторожился.

– Как вы представляете себе комплектование отдела сотрудниками?

Тот с недоумением посмотрел на него:

– Честно говоря, я считал, Василий Митрофанович, что этот вопрос не относится к моей компетенции.

Контр-адмирал задумался:

– Пожалуй, вы правы. Готовых специалистов в этой области, разумеется, нет. Поэтому, видимо, придется основательно «пощипать» другие отделы. Но это уже действительно не ваша забота.

– Меня несколько беспокоит только одно обстоятельство, – неуверенно произнес Петр Михайлович, смущенно глянув на контр-адмирала.

– Какое же, Петр Михайлович?

– Об этом могу сказать только вам, Василий Митрофанович. Ибо, как я понимаю, наш разговор носит неофициальный характер?

Контр-адмирал усмехнулся:

– Любой разговор с подчиненным по вопросам службы в кабинете товарища председателя комитета в принципе не может быть неофициальным. Но, как и в любом другом деле, здесь возможны исключения, – улыбнулся он. – Так что же вас все-таки беспокоит, Петр Михайлович?

После такой отповеди у Чуркина пропало всякое желание поведать свои переживания, и он, не отвечая на вопрос, с тоской смотрел в пол кабинета. Его даже не убедила поделиться наболевшим, как ему показалось, фальшивая улыбка тестя.

Это не ускользнуло от внимания Василия Митрофановича, и он, выдержав некоторую паузу, жестко произнес:

– Вы ведете себя, господин капитан-лейтенант, как обиженная институтка!

Петр Михайлович вскочил со своего места и, покраснев, встал по стойке «смирно». Теперь он в полной мере постиг слова контр-адмирала о его якобы «доброте», сказанные им во время их знакомства на балу.

– Вы еще только намерены стать руководителем отдела, а уже позволяете себе не отвечать на вопрос старшего начальника, – так же жестко продолжил контр-адмирал. – Спрашивается: вы намерены так же поступать и в дальнейшем, надеясь на продвижение по службе?!.. Не слышу ответа, капитан-лейтенант!

Лицо Петра Михайловича стало бледнеть.

– Извините, ваше превосходительство, я переступил порог дозволенного в отношениях со старшим начальником! – твердо ответил он.

– Вот это уже ответ достойный офицера! – удовлетворенно отметил Василий Митрофанович. – Садитесь, Петр Михайлович. Вам еще служить и служить, и мне бы очень не хотелось, чтобы у вас в дальнейшем были бы подобные несуразности в отношениях с руководством. Тем более, что вы, в соответствии с вашими предыдущими характеристиками, считаетесь исключительно дисциплинированным офицером. Поэтому убедительно прошу в дальнейшем не разочаровывать в этом, – он откинулся на спинку кресла, считая, что воспитательная часть разговора закончена.

Петр Михайлович облегченно вздохнул – гроза вроде миновала.

– Что же касается вашего предыдущего вопроса, то, может быть, обсудим его в, так сказать, неофициальной обстановке? – уже обыденным, неофициальным тоном спросил мудрый Василий Митрофанович, отлично понимая, что сейчас творится в душе молодого человека после, так сказать, «профилактической проработки». За время совместной жизни Петра Михайловича с его дочерью адмирал успел в полной мере не только оценить ум и способности зятя, но, как он считал, и познать его внутренний мир.

– Как прикажете, – полуофициальным тоном ответил тот.

«С характером! – отметил проницательный Василий Митрофанович. – Не может простить мне урока. Но ничего, со временем оценит, – усмехнулся он про себя и подумал: – Ох, и достанется же от него моей Александре!» А внутренний голос его все же поправил: «Зато умен и надежен, и будет она за ним, как за каменной стеной!»

– В этом случае, уважаемый Петр Михайлович, приказывать вам я уже не могу, просто не имею права. Только вы сами можете принять то или иное решение.

«Ох, и умен! – тоже усмехнулся про себя Петр Михайлович. – Вначале высек меня по полной программе – кстати, за дело! – а теперь предлагает вернуться к чуть ли не дружеским отношениям. Учись, Петруша! Классический пример проверенного временем метода кнута и пряника! И чего это, собственно говоря, я взъярился на него?! Еще буду и благодарен. Пора мириться!» – благоразумно решил он.

– Я еще раз извиняюсь перед вами, Василий Митрофанович, за мой необдуманный и дерзкий поступок, лишние эмоции, – и он вопросительно посмотрел на контр-адмирала.

«Кажется, слава богу, отошел!» – облегченно вздохнул тот, сам переживавший за размолвку.

– Принимается, Петр Михайлович! – уже привычно добродушно улыбнулся Василий Митрофанович.

«Мир восстановлен!» – возликовал Петр и наконец признался:

– Меня беспокоит вот что, – лицо его стало озабоченным. – Смогут ли офицеры, переведенные из других отделов, уже привыкшие к сложившимся взаимоотношениям со своими начальниками, воспринять меня в качестве полноправного их руководителя? Ведь я же, ко всему прочему, буду моложе, а пожалуй, и значительно, их всех по возрасту. Кроме того, многие из них будут считать, что я занял эту престижную должность, о которой мечтает каждый, только благодаря родственным связям с товарищем председателя комитета, то есть с вами, Василий Митрофанович.

«А ведь зрит-то в корень! – удовлетворенно отметил контр-адмирал, закаленный в служебных интригах. – Беспокойство его вполне обоснованно…»

– Во-первых, – назидательным тоном начал излагать Василий Митрофанович, – всем в комитете известно, что именно вы, Петр Михайлович, являетесь инициатором постановки вопроса о необходимости создания минного оружия. Благодаря чему, собственно говоря, и были назначены в комитет. А посему вам, естественно, и карты в руки.

Во-вторых, есть такое понятие, как воинская дисциплина. Это краеугольный камень во взаимоотношениях между чинами. И ее, заметьте, пока никто не отменял.

В-третьих, многое будет зависеть уже лично от вас. Если сумеете, в чем я нисколько не сомневаюсь, стать духовным отцом всего этого большого проекта, то все эти вопросы отпадут сами собой.

Что же касается наших с вами родственных отношений, то вы, в силу ряда причин, оказались просто удачливее всех остальных претендентов на руку моей Александры. Я тут ни при чем! – он наконец-то рассмеялся.

Рассмеялся и Петр Михайлович.

– А вы-то чему так радуетесь?

– Радуюсь тому, что мне очень повезло с отцом моей супруги, Василий Митрофанович.

Контр-адмирал, сразу же забыв про смех, бросил острый взгляд на капитан-лейтенанта – уж не шутит ли тот? Но тут же успокоился, встретившись с признательным взглядом, и решил перевести разговор на нейтральную тему:

– Кстати, Петр Михайлович, сдается мне, что вы до сих пор так ничего и не сказали Александре о возможном повышении по службе? – в его глазах забегали веселые чертики.

– Боялся сглазить удачу, – улыбнулся тот.

– Сразу виден истинный моряк! – восторженно воскликнул контр-адмирал. – Так держать!

– Есть, так держать!

Через некоторое время подоспело и высочайшее повеление о создании в Морском техническом комитете отдела минного оружия. Начальником этого отдела был назначен капитан-лейтенант Чуркин, с производством его в капитаны 2-го ранга. Так завершился крутой поворот в жизни Петра Михайловича.

* * *

В дверь негромко постучали, и в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, вошел флотский офицер.

– Господин капитан 2-го ранга! Лейтенант Макаров прибыл для дальнейшего прохождения службы! – представился тот.

– Проходите, Степан Осипович, присаживайтесь, – капитан, хозяин кабинета, указал на кресло, стоявшее возле его письменного стола.

Лейтенант, увидев крест Георгия IV степени на его шее, с удовлетворением отметил: «Боевой офицер, а не кабинетный чиновник!»

«Боевой офицер» Чуркин в это время с интересом присматривался к вошедшему лейтенанту. Из его личного дела он знал, что Макаров родился в семье прапорщика флота, выслужившегося из солдат в боцманы, а затем и в офицеры. В силу этого его отец на момент рождения сына имел лишь личное дворянство, не дающее права на причисление потомка к дворянскому сословию. Поэтому после блестящего окончания в 1865 году морского училища в Николаевске, что на Амуре, по ходатайству контр-адмирала Казакевича, командующего морскими силами Дальнего Востока, молодой Макаров был за выдающиеся успехи в учебе и образцовое поведение произведен в виде исключения не в кондукто́ры флотских штурманов, а в гардемарины. И лишь через два года после длительных чиновничьих проволочек, да и то лишь благодаря ходатайствам начальников, оценившим неординарные способности гардемарина при плавании на корветах «Варяг» и «Аскольд», он по высочайшему распоряжению Александра II был зачислен в Морской корпус. А спустя еще два года, в 1869 году, наконец-то произведен в мичманы. Служил Макаров на той самой броненосной канонерской лодке «Русалка»…

Как-то, во время выхода в Финский залив, этот корабль сел в штормовую погоду на подводные рифы, и при попытке снять его с камней погибло несколько моряков. Потрясенный происшествием, Макаров задумался над проблемой непотопляемости броненосных кораблей и стал заниматься этим вопросом под руководством талантливого передового адмирала Бутакова, командующего броненосной эскадрой Балтийского флота, брата командира фрегата «Ослябя», проводившего крейсерскую операцию у берегов Северной Америки в составе Атлантической эскадры Лесовского. Тогда Макаров разработал новые способы заделки пробоин, создал усовершенствованный тип пластыря и сконструировал улучшенную систему откачки воды из судна при получении им пробоины. Эти идеи при содействии Бутакова были быстро воплощены в жизнь в российском флоте, а затем завоевали признание во всем мире. За достигнутые успехи Макаров был награжден орденом Станислава III степени и в связи с этим досрочно произведен в лейтенанты.

Когда Петр Михайлович ознакомился с докладной запиской Макарова, поданной им в Главный морской штаб в 1876 году и направленной ему, начальнику отдела минного оружия, то сразу же увидел в нем единомышленника. Поэтому и вышел с ходатайством о временном прикомандировании к его отделу.

– Я ознакомился с вашей докладной запиской, – он указал на несколько исписанных листков со схемами и чертежами, отмеченных грифом «секретно», лежавших на его столе. – Толковые предложения!

Лицо лейтенанта осветилось радостью и надеждой, что от этого высокого начальника теперь будет зависеть и его судьба, и судьба его детища – плода долгих размышлений и бессонных ночей.

– Но у меня есть несколько вопросов к вам, Степан Осипович.

– Я готов ответить на любой из них, Петр Михайлович!

Капитан 2-го ранга несколько скептически улыбнулся самонадеянности лейтенанта:

– Дай-то бог! Вопрос первый: как вы рассчитывали мощность заряда шестовой мины? В вашей записке я ответа на этот вопрос не нашел. Ведь вполне возможно, что ее мощности может и не хватить, чтобы пробить корпус неприятельского корабля у самой ватерлинии. Или, наоборот, ударной волной слишком мощного заряда можно будет потопить и наш атакующий катер, превратив его, таким образом, в одноразовое средство поражения с командой смертников.

Макаров стушевался:

– Вы правы, Петр Михайлович! Я действительно погорячился, – признался лейтенант, уже сожалея, что чуть было не оскорбился, угадав скепсис в улыбке капитана 2-го ранга. – Этот вопрос действительно должен быть проработан соответствующими специалистами.

– Вопрос второй, – невозмутимо продолжил Петр Михайлович. – Как вы предусматриваете подрывать шестовую мину в момент ее соприкосновения с корпусом неприятельского корабля?

Лейтенант опустил глаза, окончательно расстроенный въедливыми вопросами. И ведь, самое главное – вопросами по существу!

– Конечно, можно подрывать ее с помощью электрического взрывателя, – предположил Петр Михайлович, – питание к которому в нужный момент подается с катера по проводам, закрепленным на шесте, от гальванической батареи. Но какова будет надежность такой схемы? Ведь электричество – дело новое, и вполне возможно нарушение электрической цепи или выход электрического взрывателя из строя при ударе мины о корпус корабля. А это, как вы понимаете, будет означать не только срыв работы людей, в атаке подвергающих себя смертельному риску, но и упущенную возможность нанесения урона неприятелю. Я логично рассуждаю, господин лейтенант? – он намеренно обратился к гостю не по имени-отчеству, как бы в назидание за излишнюю самоуверенность.

Тот уныло кивнул головой в знак согласия.

– А может, – продолжал рассуждать Петр Михайлович, – разработать какое-либо устройство, которое будет автоматически подрывать мину в момент ее удара о корпус неприятеля? И тем самым избавить команду, находящуюся под огнем противника, от необходимости контролировать момент касания миной его корабля. Что вы думаете по этому поводу, Степан Осипович?

– К моему прискорбному сожалению, вопросов больше, чем готовых ответов на них, – лицо лейтенанта омрачилось.

– Не отчаивайтесь! Это вполне нормальный процесс при разработке чего-либо нового, – приободрил Петр Михайлович лейтенанта. – Главное – есть идея! И при том, очень даже не плохая. А иначе мы бы с вами не разговаривали в этом кабинете.

Макаров чуть ли не со слезами на глазах благодарно посмотрел на него.

– Кстати, Степан Осипович, – деловым тоном продолжил капитан 2-го ранга, как бы не замечая смятения гостя, – какие именно паровые катера вы предполагаете использовать в качестве атакующих?

– Да хотя бы те, Петр Михайлович, которые регулярно курсируют между Петербургом и Кронштадтом, – быстро ответил тот и вопросительно посмотрел на Чуркина, ожидая оценки своего предложения. – Хотелось бы, честно говоря, чтобы они были поменьше размерами, да обладали бы большей скоростью хода. Ведь размеры катеров в конечном счете определяют возможность размещения их на судне для доставки в район боевых действий, а скорость хода – время нахождения в зоне огневого воздействия противника. А времени-то, к сожалению, на все эти дела в обрез…

Петр Михайлович вздохнул, оторвал задумчивый взгляд от окна и сказал:

– В последнее время традиционно обостряются отношения с Турцией. Вполне возможно, что уже в следующем году начнутся боевые действия между нашими странами. Другими словами, грядет очередная Русско-турецкая война. Опять же, к сожалению, только на сухопутных театрах военных действий!

Лейтенант с тревогой слушал его.

– Этот проклятый Парижский договор, – продолжил Петр Михайлович, – повязал нас по рукам и ногам на Черном море. И хотя после поражения Франции во Франко-прусской войне в 1871 году Россия аннулировала его, но создать флот на Черном море так и не успела. – Чуркин неожиданно рассмеялся: – Все-таки плохо, Степан Осипович, проигрывать войны?

Тот, смущенно улыбнувшись, согласно кивнул головой.

– Ничего, господа хорошие! – с подъемом воскликнул Петр Михайлович. – Подкинем мы вам сюрприз, чтобы не чувствовали вы себя безнаказанными хозяевами на черноморских рейдах!

Оба заговорщицки рассмеялись, ощущая общую причастность к близкой реализации задуманного.

– Техническую сторону мы, безусловно, решим, – убежденно заявил Петр Михайлович. – А вот как быть с пароходом для доставки катеров в районы расположения противника? – он вопросительно посмотрел на лейтенанта.

– А я сразу же после перевода на Черное море уже присмотрел подходящий, – обрадованно доложил тот. – Я имею в виду пароход «Великий князь Константин», – пояснил Макаров. – Это большое и быстроходное судно. На нем можно разместить не менее четырех даже таких крупных катеров, о которых я вам говорил.

– Значит, Степан Осипович, зря времени вы в Севастополе не теряли! – удовлетворенно заметил Петр Михайлович. – Надо будет сразу же, как только определимся с размерами катеров, начать переоборудование данного судна. Кстати, кто является его владельцем?

– Российское общество пароходства и торговли. Штаб-квартира общества располагается в Одессе. Это частная судоходная компания с некоей долей государственного влияния, – с готовностью ответил Макаров. – К тому же инициатором создания компании в 1856 году, сразу же после окончания Крымской войны, стал тогда еще капитан первого ранга Николай Андреевич Аркас – ныне адмирал, главный командир Черноморского флота. Это была вынужденная мера в ответ на запрет иметь военный флот на Черном море по итогам проигранной нами Крымской войны.

– Спасибо за ценную справку, Степан Осипович. Видимо, особых трудностей с передачей «Великого князя Константина» в военно-морское ведомство не будет. В связи с этим предполагаю, что как раз вы и займетесь его переоборудованием, тем более что вам, наверное, и предстоит командовать им.

Лицо лейтенанта зарделось от счастья. Вот уж этого он никак не ожидал!

– А сейчас давайте займемся составлением плана мероприятий по реализации предложенного вами проекта. – Петр Михайлович намеренно подчеркнул авторские права Макарова, что, конечно, не ускользнуло от пытливого ума лейтенанта. – Ведь принятие окончательного решения по проекту принадлежит, как вы понимаете, не мне. А уж по его финансированию – тем более, – улыбнулся Петр Михайлович, пододвигая к себе чистые листы бумаги.

* * *

Заседание Морского технического комитета проходило бурно. Активность членов комитета определяла сама повестка дня. Ведь речь шла ни много ни мало о создании нового вида оружия в переломный период истории российского флота! Тем более, все понимали, что даже самые мощные броненосцы могут оказаться бессильны перед атаками карликовых, по сравнению с ними, катеров с шестовыми минами, а это неизбежно приведет к коренному изменению способов ведения боевых действий на море.

И еще одно обстоятельство подогревало активность выступлений членов комитета. Они знали, что Российская империя полна решимости к новой попытке овладения Черноморскими проливами, но у нее почти нет военных сил на Черном море для противодействия турецкому флоту, и тот неизбежно останется хозяином в его водах. А небольшие катера с шестовыми минами могли быть доставлены, не привлекая к себе особого внимания, к местам стоянки броненосных турецких кораблей на обычном пароходе и затем неожиданно атаковать их! Это в случае успеха затруднит снабжение всем необходимым, и в первую очередь боеприпасами, турецких войск. Так что тактические морские атаки небольших катеров приобретали уже стратегическое значение!

После доклада начальника отдела минного оружия, в котором тот изложил план по реализации проекта лейтенанта Макарова, разгорелась бурная дискуссия. Выступавшие горячо поддерживали основные положения доклада Чуркина, но зачастую выходили за рамки обсуждаемого вопроса, и адмиралу, председателю комитета, приходилось возвращать их в нужное русло.

Макаров, приглашенный на заседание Петром Михайловичем, чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии адмиралов и капитанов 1-го ранга. Еще перед началом заседания, когда члены комитета рассаживались в актовом зале по своим местам, он чувствовал на себе их любопытные взгляды. И в самом деле: что мог делать здесь, среди представителей мыслящей элиты российского флота, этот молодой офицер всего с тремя маленькими звездочками на погонах? Только когда Петр Михайлович в своем докладе упомянул о лейтенанте, представившем проект создания катеров с шестовыми минами и их боевого применения, все с интересом посмотрели в его сторону.

Макаров был чрезвычайно признателен Петру Михайловичу за то, что тот не только всерьез воспринял его предложения, но и расширил их, внеся ряд существенных дополнений. Доклад, увязанный с потребностями флота и обстановкой, сложившейся на Черном море, прямо-таки потряс воображение лейтенанта. Он был благодарен судьбе, связавшей его с этим талантливым и весьма интересным человеком.

Степан Осипович также приятно удивился профессионализму выступавших в прениях членов комитета. В результате голосования план, представленный Петром Михайловичем, был принят единогласно, практически без существенных изменений и дополнений.

В своем заключительном слове председатель комитета отметил, что рассматриваемый вопрос является только частью проблемы по созданию минного оружия. Это только первый этап, связанный с обострением обстановки на Черном море. Ведь в случае успешных атак катеров с шестовыми минами броненосные корабли неизбежно будут вооружаться противоминной артиллерией, а это, в свою очередь, потребует создания новых, небольших по размерам и быстроходных катеров-миноносцев.

Адмирал отметил, что предстоит также решить вопрос и о создании эффективных гальваноударных якорных мин на основании образцов академика Якоби – для организации минных заграждений в узких фарватерах. Кроме того, есть сведения о том, что англичанин Уайтхед успешно закончил разработку самодвижущейся мины. Так что теперь необходимо думать о создании подобной мины собственной конструкции и вообще о боевом применении нового оружия. Адмирал заявил, что доведет утвержденный план до сведения морского министра, который, в свою очередь, доложит о нем государю для высочайшего утверждения. Таким образом, работы был непочатый край.

Тем самым закладывались предпосылки массового строительства миноносных кораблей во всех флотах морских держав, первое успешное применение которых было предпринято в Русско-японской войне 1904–1905 годов, а затем и в двух последующих мировых войнах.

* * *

Петр Михайлович в сопровождении Степана Осиповича вернулся в свой кабинет и с сознанием успешно выполненного дела устало опустился в кресло, пригласив лейтенанта последовать его примеру. Затем он открыл сейф, стоящий рядом, и положил в него принесенную с собой коричневую кожаную папку с золотым теснением «Доклад».

Макаров отметил, что в сейфе уже лежало несколько таких же папок. «Какой же огромный интеллектуальный труд скрыт в каждой из них?» – непроизвольно подумал лейтенант и не только с уважением, но и с благоговением посмотрел на Петра Михайловича, прекрасно зная, какого умственного напряжения и расхода сил стоит решение даже одной, отдельно взятой задачи, а тут…

– Ну и какие впечатления вынесли вы, Степан Осипович, с заседания Морского технического комитета? – спросил Петр Михайлович, закрывая сейф.

Ключ от него он положил в карман мундира. И это тоже не ускользнуло от внимания лейтенанта. «Многое отдали бы иностранные разведки, чтобы узнать о содержимом этого сейфа!» – подумал он, с гордостью отметив, что в нем хранится частица и его труда.

– Самым главным впечатлением, Петр Михайлович, является появившаяся у меня твердая убежденность в том, что будущее русского флота находится в надежных и опытных руках.

Чуркин с удовлетворением посмотрел на лейтенанта: «Умен. Умеет выделить главное».

– Это не так уж и мало, Степан Осипович. Завтра же приступаем к выполнению плана, утвержденного Морским техническим комитетом!

– Я к вашим услугам, Петр Михайлович! – с готовностью ответил лейтенант Макаров.

– Не к моим, Степан Осипович, не к моим… К услугам Военно-морского флота России! – уточнил Чуркин.

 

Глава вторая

На финишной прямой

– Доложите, Степан Осипович, состояние дел, – предложил Петр Михайлович лейтенанту Макарову, когда тот прибыл в кабинет по его вызову.

– Разработаны требования к катерам по их размерам и скорости хода и уже почти готовы их рабочие чертежи для закладки этих судов на Охтинской верфи.

– И сколько же времени потребуется до их спуска на воду и проведения ходовых испытаний?

Макаров что-то прикинул в уме:

– Около года, – и, увидев сомнение на лице капитана 2-го ранга, подтвердил: – Никак не меньше, Петр Михайлович!

– То-то и оно… – неопределенно заметил тот и неожиданно огласил выстраданное в долгих размышлениях нелегкое решение: – Придется все-таки, Степан Осипович, вернуться к вашему первоначальному предложению по использованию уже существующих паровых катеров и приступить к оснащению их шестовыми минами.

– Как же так?! – изумленно воскликнул лейтенант.

Его можно было понять. Проведена огромная работа с сотрудниками отдела кораблестроения, которым пришлось вникать в совершенно новые для них требования по строительству этих «карликов», как любовно окрестили быстроходные катера специальной постройки. А сколько проведено бессонных ночей в мучительных раздумьях как над их конструкцией, так и по их боевому применению?! И все это вдруг окажется невостребованным… Было от чего загрустить их ревностному создателю.

– Не удивляйтесь, Степан Осипович. Просто нет другого выхода ввиду острого дефицита времени – вот-вот начнется война с Турцией. Я получил указание закончить работы в кратчайшие сроки. Исходя из обстоятельств, вам необходимо срочно приступить к оборудованию уже существующих катеров шестовыми минами, которые уже разработаны в электротехнической лаборатории, – он задумался. – К сожалению, мы не сможем перебросить катера с Балтики на Черное море…

Макаров непонимающе глянул на него.

– И не столько из-за дефицита временил, – пояснил Петр Михайлович, – сколько из соображений сокрытия наших намерений. Ведь мы рассчитываем добиться успеха за счет неожиданной для турок атаки их заякоренных кораблей. Ведь так, Степан Осипович?

– Безусловно так, Петр Михайлович! Внезапность – залог успеха атак катерников.

– В том-то и дело. Не можем же мы в самом деле везти катера на верхних палубах наших пароходов вокруг всей Европы! Ведь как ни маскируй их, шила в мешке не утаишь. А англичане, по всей видимости, будут поддерживать турок в войне с нами. Есть сведения, что некий английский адмирал наденет феску и будет назначен командующим турецким флотом под именем Гобарт-паши.

Макаров, как губка, впитывал в себя важные сведения, сообщаемые ему весьма информированным представителем Морского технического комитета.

– Поэтому, – продолжил тот, – вы будете направлены на Черное море с соответствующими полномочиями, где при содействии главного командира Черноморского флота адмирала Аркаса подберете и реквизируете необходимое количество самых быстроходных паровых катеров, какие только сможете отыскать во всех портах, а затем оборудуете их шестовыми минами.

– Будет исполнено, Петр Михайлович! – возбужденно ответил лейтенант, уже осознавший, что дело, которому он посвятил всего себя без остатка, выходит на финишную прямую.

– К вашему сведению, – продолжил капитан 2-го ранга, – уже заканчивается оформление передачи судоходной компанией парохода «Великий князь Константин» в Военно-морское ведомство, пока, правда, в виде фрахта, – он улыбнулся. – Ее руководство вначале никак не соглашалось на это, но когда поступило высочайшее повеление, его упрямство как рукой сняло. Поэтому будете руководить и переоборудованием на верфи Таганрога «Великого князя Константина» в носителя катеров.

У Макарова загорелись глаза, он обрадованно потирал от возбуждения руки.

– А я тем временем займусь подбором командиров и минных унтер-офицеров. Причем только на основе их добровольного согласия. Ведь здесь нужны будут отчаянные моряки. Не так ли, Степан Осипович?

– Именно так, Петр Михайлович! – с отвагой, вспыхнувшей в глазах, подтвердил лейтенант.

– Остальных членов команд подберете сами уже на месте. При этом прошу обратить особое внимание на механиков – ведь именно от них будет зависеть успех выхода на цель и отхода после атаки в условиях огневого воздействия противника.

Макаров утвердительно кивнул головой. Чуркин внимательно посмотрел на лейтенанта и еще раз предупредил:

– Но главное сейчас – это сроки, Степан Осипович! – он как заклинание повторил: – Сроки! И еще раз – сроки! – и слегка ударил ладонью по столешнице письменного стола, как бы ставя точку в конце столь важного разговора.

* * *

– Привыкайте, Степан Осипович, – улыбнулся вице-адмирал Аркас.

Лейтенант Макаров прибыл в его подчинение для дальнейшего прохождения службы.

– Несмотря на большую разницу в чинах, нам тем не менее предстоит вместе решать вопросы борьбы с турецким флотом на Черном море. Ведь у меня, честно говоря, только должность большая и соответствующий чин, а командовать-то особенно и нечем, – тяжко вздохнул он. – Я-то лучше, чем кто-либо, знаю, что здесь, в Севастополе, очень многие весьма скептически относятся к возможности успешного применения минного оружия, – он рассмеялся. – Потому-то каждый ваш успех будет для них как кость в горле, а неудача – бальзам на душу. Создается такое впечатление, будто мы служим не одному и тому же Отечеству, – горько усмехнулся он. – Так что учтите это в вашей деятельности.

– Спасибо за столь ценный совет, Николай Андреевич!

– Не за что, Степан Осипович. А чины – дело наживное. Будут успехи – будут и чины. – Он задумался и испытующе посмотрел на лейтенанта. – А как вы сами-то оцениваете возможности применения катеров с шестовыми минами?

«Собственно, ради этого и пригласил адмирал меня к себе на аудиенцию», – решил Макаров.

– Предлагаю, Николай Андреевич, пока не делить шкуру неубитого медведя.

Вице-адмирал удивленно вскинул брови, озадаченный дерзкими, по его мнению, словами лейтенанта. «Вот она, современная флотская молодежь!» – несколько неприязненно подумал он, глядя на самоуверенного лейтенанта.

– Могу заверить вас только в том, – между тем продолжил тот, – что турки не будут чувствовать себя безнаказанными хозяевами на черноморских рейдах!

Вице-адмирал облегченно выдохнул:

– Дай-то бог, Степан Осипович! Дай-то бог! Вы вселяете в меня надежду! – он встал и троекратно перекрестился.

Макаров понял всю глубину переживаний, обуревавших адмирала в его беспомощности оказать достойное противодействие мощному турецкому флоту.

– Осмотрите паровые катера из числа находящихся сейчас на Дунае, которые мы подобрали в соответствии с директивой морского министра, – несколько успокоившись, и уже деловым тоном распорядился Аркас. – Выберете четыре самых подходящих для оснащения их шестовыми минами.

«Оперативно работает адмирал, – удовлетворенно отметил Макаров. – Если так пойдет, то осуществить задуманное будет гораздо легче».

– А у вас, кстати, Степан Осипович, есть предложения по поводу названий этих катеров, когда они будут переданы в Военно-морское ведомство?

– Безусловно, Николай Андреевич! – с затаенной улыбкой ответил тот. – Головному катеру предлагаю дать название «Минер» – по вполне понятной для нас с вами причине. А трем другим – в честь славных побед русских моряков над турками: «Чесма», «Наварин» и «Синоп».

Адмирал понимающе кивнул головой:

– Очень символично, Степан Осипович! Очень символично! – удовлетворенно воскликнул он. – Лучших названий, пожалуй, и не придумаешь! Я непременно передам ваши предложения в Главный морской штаб для их утверждения.

– Большое спасибо, Николай Андреевич, за понимание, – благодарно посмотрел лейтенант на вице-адмирала. – Однако у меня есть к вам еще одна просьба.

– Слушаю вас, Степан Осипович…

– С моей точки зрения, было бы целесообразно подобрать еще два паровых катера, но больших, более мореходных, палубных. Их можно было бы буксировать за «Великим князем Константином» в случае атаки неприятельских кораблей, стоящих на якорях в относительно незначительном удалении от Севастополя. То есть использовать, так сказать, эпизодически. Им можно было бы присвоить только номера, не давая названий.

Вице-адмирал с явным интересом посмотрел на лейтенанта, сразу же оценив перспективность его предложения.

– Спасибо за дельную инициативу, Степан Осипович. Я дам соответствующие указания штабу флота.

– Значит я могу просить капитана 2-го ранга Чуркина, начальника отдела минного оружия Морского технического комитета, который занимается подбором командиров катеров и минных унтер-офицеров, об увеличении их общего числа до двенадцати человек?

– Безусловно. Тем более что, насколько мне известно, именно он и возглавляет работы по реализации проекта создания и боевого применения катеров с шестовыми минами?

– Совершенно верно, Николай Андреевич. Капитан 2-го ранга Чуркин – очень талантливый морской офицер, под руководством которого я работал последнее время.

– В Морском техническом комитете дураков не держат, – усмехнулся вице-адмирал. – Это доподлинно известно всем на флоте. Тем не менее ваша характеристика, Степан Осипович, данная капитану 2-го ранга Чуркину, имеет для меня существенное значение. И когда он появится на Черном море, я с удовольствием познакомлюсь с ним лично.

– И получите от общения большое удовольствие, – в тон адмиралу предсказал лейтенант, угадав в нем очередного единомышленника.

– Однако мы несколько отвлеклись, Степан Осипович, – заметил Аркас, переходя на деловой тон. – После отбора катеров на Дунае сразу же отправляйтесь в Таганрог, на верфи которого уже находится «Великий князь Константин», готовый к переоборудованию в носителя катеров. К этому времени я в соответствии с директивой морского министра подготовлю приказ о назначении вас его командиром.

– Я непременно оправдаю оказанное доверие! – с чувством ответил лейтенант. – Однако в связи с этим разрешите задать вам, Николай Андреевич, только один вопрос, очень и очень волнующий меня?

– Слушаю вас, Степан Осипович…

– Как и кто будет производить комплектование команды «Великого князя Константина» и его катеров кроме капитана 2-го ранга Чуркина, как я уже докладывал?

«Зрит в корень будущий командир “Константина”», – удовлетворенно отметил вице-адмирал.

– У вас есть какие-либо предложения по этому поводу? – вопросом на вопрос ответил он.

Макаров хорошо запомнил напутственные слова Петра Михайловича, сказанные им перед отправкой в Севастополь.

– Меня, откровенно говоря, в первую очередь волнует замещение должностей старшего механика «Константина» и машинистов катеров.

Вице-адмирал, явно не ожидавший от лейтенанта такой постановки вопроса, с удивлением приподнял брови.

– Дело в том, – пояснил тот, – что основой успеха наших атак должна стать внезапность. Это будет зависеть от меня – командира «Константина» и от стремительности катеров – как при выходе в атаку, так и при выходе из нее под огнем неприятеля. Я должен быть уверен в том, что и «Константин» сможет, быстро развив максимальный ход, удерживать его для отрыва от возможного преследования. А это всё уже дело только старшего механика «Константина» и машинистов катеров.

– Я понял вашу озабоченность, Степан Осипович, – понимающе сказал Аркас. – Сейчас на «Константине» из числа военнослужащих находятся только лейтенант, временно исполняющий должность старшего офицера, мичман и с дюжину матросов и унтер-офицеров. Комплектование остальной команды «Константина» будет производиться исключительно на добровольных началах из числа нижних чинов флотского экипажа. Что же касается старшего механика, – он хитровато улыбнулся, – то бывший «дед» «Константина» знает его паровую машину как свои пять пальцев и пока еще находится на нем со своим помощником и несколькими кочегарами. Поговорите с ним, и если он, скажем так, приглянется вам и даст свое согласие на переход в Военно-морской флот, то я поддержу ваше ходатайство перед морским министром. Кстати, – добавил адмирал, – в этом случае он, как лицо заинтересованное, и подскажет вам кандидатуры на должности машинистов катеров. Желаю ратных успехов во славу Отечества!

* * *

В начале декабря 1876 года Макаров, предъявив дежурному по контрольно-пропускному пункту предписание за подписью главного командира Черноморского флота вице-адмирала Аркаса, прошел на территорию Таганрогской верфи и с беспокойно бьющимся сердцем приблизился к трапу «Великого князя Константина», ошвартованного у стенки.

Как только он ступил на трап, раздалась команда «Смирно!». Отдав честь военно-морскому флагу, слабо колеблющемуся на кормовом флагштоке, у которого застыл часовой с ружьем у ноги, Макаров поднялся на палубу корабля.

– Господин лейтенант! Дежурный офицер мичман Волков! – представился ему юный офицер и взял под козырек. На левом рукаве его шинели синела повязка «рцы» с белой полосой посредине.

– Вольно!

– Вольно! – громко повторил команду командира дежурный офицер, сделав шаг назад и в сторону, освобождая место молодому лейтенанту, стоявшему позади него.

Несколько матросов сгрудились в кучку, заинтересованно обсуждая появление командира корабля. А лейтенант сделал шаг вперед и представился:

– Исполняющий обязанности старшего офицера военного парохода «Великий князь Константин» лейтенант Скоробогатов!

– Ну что же, лейтенант, показывайте мне «Великого князя Константина».

– С удовольствием! – с готовностью ответил лейтенант, оставшийся явно довольным встречей с командиром…

С присущей ему энергией Макаров приступил к исполнению обязанностей командира «Великого князя Константина». Первым делом он, по совету вице-адмирала Аркаса, пригласил к себе уже бывшего старшего механика судна.

В каюту в синем комбинезоне вошел человек чуть выше среднего роста с приятными чертами лица и с интересом, но безбоязненно посмотрел на флотского офицера, вставшего из-за стола. Сразу было видно, что он далеко не в первый раз посещал капитанскую каюту.

– Владимир Спиридонович Павловский, бывший старший механик этого парохода.

– Присаживайтесь, Владимир Спиридонович! – предложил Макаров, указав на кресло, стоящее у стола напротив него.

Тот посмотрел на свой комбинезон с расплывшимися пятнами машинного масла и смущенно развел руками. Макаров понимающе улыбнулся и позвонил в колокольчик.

– Прикрой-ка, братец, какой-нибудь тряпицей кресло для господина старшего механика! – приказал он матросу, тут же появившемуся в дверях и временно исполняющему по приказу лейтенанта Скоробогатова обязанности вестового.

– Есть, ваше благородие! – ответил тот и, быстро вернувшись, покрыл кресло наволочкой.

– Вы что же, Владимир Спиридонович, так и не снимаете своего рабочего комбинезона, находясь на судне? – улыбаясь, спросил Макаров, когда механик осторожно – не дай бог испачкать! – сел в кресло.

– Отчего же, Степан Осипович! Но ведь надо же кому-то обслужить паровую машину, – и вдруг рассмеялся: – Как говорят механики, баба любит ласку, а машина – смазку.

Рассмеялся и лейтенант:

– Образное сравнение, Владимир Спиридонович! – и сразу же посерьезнел: – Но ведь, как мне представляется, это же уже не ваше заведование?

Тот недоуменно посмотрел на него:

– О чем вы говорите, Степан Осипович?! Ведь я же и устанавливал ее на «Константине» вместе с заводскими, и налаживал, и обслуживал в течение стольких лет! А вы говорите «не ваше»! Да она для меня как дитя малое, требующее повседневного ухода! – на его глазах навернулись слезы.

– Успокойтесь, Владимир Спиридонович! У меня, честное слово, и в мыслях не было обидеть вас, – чистосердечно признался командир. – Но если она, эта машина, так дорога вам, то, может быть, вы согласились бы, надев воинскую форму, снова стать старшим механиком «Константина», но уже военного корабля?

Тот ошалело посмотрел на него:

– А разве это возможно, Степан Осипович?! – еще не веря, казалось бы, в несбыточную мечту, сдавленным голосом спросил он.

– Возможно, Владимир Спиридонович. Вполне возможно, – Макаров и сам облегченно выдохнул, уже уяснив, что лучшего старшего механика ему не найти. – Иначе я бы не стал делать вам такого предложения. Только для этого необходимо ваше письменное согласие.

– Какие вопросы, Степан Осипович?! Будет вам мое письменное согласие! Да что там откладывать, – спохватился он, – могу написать его хоть сейчас, – и вопросительно посмотрел на командира, опасаясь, как бы тот, чего доброго, не передумал.

Макаров достал из выдвижного ящика стола чистый лист писчей бумаги и протянул его механику. Затем пододвинул к нему чернильницу и перо.

– Должен только сразу же предупредить, Владимир Спиридонович, что ввиду отсутствия у вас воинской выслуги вам присвоят невысокий флотский офицерский чин, несмотря на вашу довольно высокую должность, – решил он еще раз проверить того на твердость принятого решения.

– Какое это имеет значение, Степан Осипович?! – воскликнул Павловский. – Главное – я снова буду старшим механиком на родном «Константине»!

Написав под диктовку командира прошение морскому министру, механик подписал его, поставил дату и протянул Макарову.

– Только прошу вас, Степан Осипович, быть снисходительным ко мне, если завтра от меня будет несколько попахивать…

Командир настороженно посмотрел на него.

– Я-то, как это ни странно для моряка, человек практически не пьющий, – успокоил механик, – но такой случай просто нельзя не отметить. Дурная примета, – пояснил он, – удачи не будет…

– Я тоже суеверен, как и все моряки, – с облегчением улыбнулся лейтенант.

* * *

Капитан 2-го ранга Чуркин прибыл в Кронштадт, чтобы отобрать командиров катеров для «Великого князя Константина» из числа слушателей минных офицерских классов, которые были учреждены два года тому назад, в конце 1874 года, по инициативе адмирала Попова.

Петр Михайлович вглядывался в лица офицеров, собранных в одной из аудиторий. «Всего шестнадцать человек, – пересчитал он. – Эти слушатели – выпускники. Лейтенанты и мичманы. Что же привело их сюда? Желание приобщиться к новому виду оружия? Или стремление быстро продвинуться по службе на новых классах кораблей: минных заградителях и миноносцах? Все-таки, наверное, и то и другое вместе взятое», – решил он.

После представления он встал за преподавательскую кафедру.

– Господа офицеры! Я прибыл сюда, чтобы отобрать из вашего числа шесть командиров паровых катеров с шестовыми минами, базирующихся на военном пароходе «Великий князь Константин» Черноморского флота.

Среди офицеров сразу же возникло оживление. Они многозначительно переглядывались, а один из них, к удовлетворению Петра Михайловича, показал товарищу большой палец.

– Чем вызвана эта необходимость? – продолжил он. – Россия находится на пороге новой войны с Турцией. На сухопутных театрах предстоящих военных действий мы располагаем значительными силами и обладаем большими ресурсами. А что мы можем противопоставить противнику на Черном море? Две плоскодонные плавучие батареи, круглые и тихоходные – так называемые «поповки», по имени адмирала Попова, их создателя. Правда, бронированные, но совершенно не годные для боя в открытом море. Да еще несколько тихоходных деревянных корветов и железных шхун. Вот и все, господа.

Слушатели разочарованно зашумели.

– Не удивляйтесь, господа. Это следствие проигранной нами Крымской войны и Парижского мирного договора. Слава Богу, сейчас мы уже отказались признавать его ограничения и тем самым развязали себе руки.

Офицеры возбужденно загудели.

– В связи с этим по предложению лейтенанта Макарова – запомните это имя, господа офицеры! – принято решение переоборудовать быстроходный пароход «Великий князь Константин» в носителя катеров с шестовыми минами. Суть их боевого применения такова. Пароход с катерами на борту в ночных условиях подходит к месту стоянки кораблей противника и спускает их, уже находящихся под парами, на воду. Катера, развивая максимальный ход, стремительно атакуют эти корабли и, с разворота подведя мины под днища кораблей, подрывают их. А затем быстро отходят к своему пароходу, поднимаются с помощью шлюпбалок на борт, и тот на максимальном ходу, отрываясь от возможного преследования, уходит на базу…

Слушатели жадно ловили каждое его слово. Петр Михайлович видел, как их глаза горели отвагой.

– Эти отчаянные атаки будут требовать от командиров катеров хладнокровия, точного расчета и мужества, ввиду огневого противодействия противника. На должности командиров могут претендовать только добровольцы. Поэтому прошу встать тех, кто согласен ими стать.

Все офицеры, как один, встали со своих мест по стойке «смирно». Петр Михайлович обвел их долгим взглядом, полным благодарности.

– Прошу садиться, господа офицеры! К сожалению, как я уже говорил, пока имеется только шесть вакантных должностей. Поэтому после ответов на вопросы я буду беседовать с каждым из вас в отдельности и затем приму окончательное решение по шести кандидатурам.

* * *

Петр Михайлович, сидя в кабинете начальника офицерских классов, изучал характеристики выпускников. Они были разложены на две стопки. Он начал с той, в которой находились характеристики офицеров, которых командование классов рекомендовало в первую очередь.

Поработав с документами, он попросил пригласить лейтенанта Зацаренного.

Постучав в дверь и получив разрешение, в кабинет вошел офицер, настороженно смотревший на капитана 2-го ранга, понимая, что сейчас решается его судьба, и представился:

– Лейтенант Зацаренный!

«Ба! Да это же тот самый, который показывал большой палец своему товарищу по поводу цели моего визита», – с удовлетворением отметил Петр Михайлович.

– Проходите, Иван Кузьмич, и присаживайтесь, – он указал на стул, стоявший у стола напротив него.

– Благодарю вас, господин капитан 2-го ранга! – ответил тот и присел.

Именно присел, а не плюхнулся на стул, что и отметил Петр Михайлович.

– Вы запомнили мое имя и отчество, когда ваш начальник представлял меня?

– Так точно! – растерянно ответил тот.

– Посему прошу обращаться ко мне по имени и отчеству, как принято на флоте.

– Есть, Петр Михайлович! – смущенно ответил лейтенант.

– Так-то, пожалуй, звучит как-то получше, – улыбнулся капитан 2-го ранга. – Вы не находите, Иван Кузьмич?

– Нахожу, Петр Михайлович, и с большим удовольствием.

«Отходит мой собеседник… Уже нет прежней скованности, – с удовлетворением отметил Чуркин. – Теперь можно, как говорится, брать быка за рога».

– Разрешите задать первый вопрос. Почему вы решили обучаться в минных офицерских классах?

– Мины – новый вид оружия на флоте, и специалисты в этой области практически отсутствуют. А меня, в силу, очевидно, моего характера, интересует именно все новое.

Капитан 2-го ранга удовлетворенно кивнул головой.

– Вопрос второй. Вы честолюбивы?

– Как и всякий нормальный флотский офицер, – не задумываясь, ответил тот.

«Не ханжа», – с удовлетворением отметил Чуркин.

– Вопрос третий. Чем руководствовались, давая свое согласие стать командиром минного катера? Ведь это очень небольшой корабль. И как это соотносится с вашим честолюбием?

Лейтенант непроизвольно улыбнулся:

– Во-первых, минный катер, пусть маленький, Петр Михайлович, но боевой корабль, и его командир будет иметь относительную свободу действий. Во-вторых, этот малыш может вывести из строя, а то и потопить самый мощный броненосец противника, нанося удар миной ниже его бронированного борта. И, наконец, в-третьих, я хочу проверить себя в деле. Стремительная атака минных катеров, о которой вы нам говорили, вполне отвечает моему характеру.

«Отчаянный. Настоящий катерник! – решил Петр Михайлович. – К тому же четко и логично излагает свои мысли».

– Я вполне удовлетворен вашими ответами, Иван Кузьмич.

Лейтенант облегченно выдохнул.

– Вы свободны! Прошу пригласить ко мне… – Чуркин заглянул в очередную характеристику…

Уже вечером, закончив опрос всех кандидатов, усталый, но довольный проделанной работой, Петр Михайлович попросил вызвать в кабинет лейтенантов Зацаренного, Писаревского, Шешинского, Рождественского, Пущина и мичмана Подъяпольского.

– Господа офицеры! Вы, как уже, наверное, догадались, отобраны мной для назначения на должности командиров минных катеров. С чем вас и поздравляю!

Счастливые офицеры, не скрывая обуревавших их чувств, пожимали друг другу руки.

– Когда ваши кандидатуры будут утверждены командованием, вам вручат соответствующие предписания. После этого вы вместе со мной и шестью минными унтер-офицерами ваших будущих катеров, которых я отберу в минной школе здесь же, в Кронштадте, отправитесь в Таганрог, на верфи которого проводится переоборудование парохода «Великий князь Константин», в носителя минных катеров. Успехов вам, господа офицеры!

Те вскочили со своих мест, приняв положение «смирно».

* * *

– Как я рад видеть вас, Петр Михайлович! – воскликнул Макаров, когда капитан 2-го ранга Чуркин в сопровождении офицеров и унтер-офицеров поднялся по трапу, отдав честь военно-морскому флагу, на верхнюю палубу «Константина».

– Соответственно, Степан Осипович!

Они обнялись.

– Командир военного парохода «Великий князь Константин» лейтенант Макаров, Степан Осипович! – представил его Петр Михайлович прибывшим с ним офицерам.

– Поздравляю вас с прибытием на первый в мире корабль-носитель минных катеров! – торжественно произнес Макаров, а затем уже будничным тоном добавил: – Однако прошу прощения, если пока ваши бытовые условия на нем окажутся не на должной высоте. Идет его переоборудование.

– Мы, Степан Осипович, прибыли сюда не для времяпровождения на курорте, – ответил за всех лейтенант Зацаренный.

– Ну и слава богу! Старший офицер лейтенант Скоробогатов разведет вас по вашим каютам и представит ваших вестовых.

* * *

– Вы надолго к нам, Петр Михайлович? – спросил Макаров, когда они расселись в его каюте.

– Нет, Степан Осипович. Надо будет только распределить прибывших офицеров по катерам и помочь вам решить возникшие вопросы, которых, как мне представляется, набралось уже не мало.

– Вы, как всегда, прозорливы, Петр Михайлович, – улыбнулся тот. – Поэтому большое спасибо за предложенную помощь. Но, может быть, вы вначале отдохнете с дороги?

– Спасибо за заботу, Степан Осипович, но, как говорится, время – деньги. Тем более сейчас.

Макаров понимающе кивнул головой.

– Поэтому предлагаю, помолясь, – улыбнулся Чуркин, – сразу же приступить к работе, – он встал и, вынув из саквояжа, принесенного с собой, папку, положил ее на стол перед собой. – С богом? – он вопросительно посмотрел на Макарова.

– С богом, Петр Михайлович!

– Тогда для начала поведайте мне, Степан Осипович, о катерах, которые вы отобрали.

– Во-первых, это четыре небольших, но довольно быстроходных катера: «Чесма», «Наварин», «Синоп» и «Минер», предназначенных для размещения на борту «Константина».

Во-вторых, два довольно больших палубных и мореходных катера, номерных. Мне пришла мысль использовать большие катера для атаки неприятельских кораблей, когда те станут на якоря в относительно незначительном удалении от Севастополя. В этом случае их можно будет буксировать за «Константином». Тем самым значительно увеличивается наша атакующая мощь.

– Превосходная мысль, Степан Осипович!

Вдохновленный оценкой такого авторитета, коим являлся для него капитан 2-го ранга Чуркин, тот продолжил:

– Но, к сожалению, у этих больших катеров есть один существенный недостаток. Их довольно мощные машины при движении полным ходом издают слишком большой шум, который может сорвать внезапность атаки: нас обнаружит противник еще на дальнем подходе к цели, – он вопросительно посмотрел на Петра Михайловича, ожидая так необходимой ему поддержки и совета.

Чуркин задумался.

– А если поступить так? При подходе к цели «Константин» спускает на воду малые катера, которые берут на буксир большие. И уже перед самым выходом в атаку они отдают буксиры, тогда неприятель не успеет организовать действенного огневого противодействия, даже обнаружив их.

– Вы – гений, Петр Михайлович! – воскликнул обрадованный Макаров. – Как же это я сам-то не догадался о таком вроде бы простом, но чрезвычайно эффективном способе боевого применения больших катеров?!

– Одна голова хороша, а две еще лучше, – улыбнулся тот.

– Воистину, Петр Михайлович! Воистину так! – он встал из кресла и возбужденно заходил по каюте. Затем, несколько успокоившись, снова сел на свое место. – У меня есть еще одно предложение. – Макаров вопросительно посмотрел на Петра Михайловича.

– Вы, Степан Осипович, прямо-таки кладезь идей! – откровенно рассмеялся тот. – Так поделитесь же ими со мной, прошу вас.

– Я прекрасно знаю, что вас трудно чем-либо удивить, но все-таки попытаюсь сделать это, – лейтенант хитровато улыбнулся. – А что если вместо шестовых мин использовать буксируемые мины?

– Поясните вашу мысль, Степан Осипович, – попросил тот, что-то прикидывая в уме.

– Дело в том, что при использовании шестовых мин с длиной шеста в три сажени их мощность, по расчетам пиротехников, не должна превышать двадцати килограммов пироксилина, чтобы взрывной волной не потопить собственный беспалубный минный катер. А если использовать вместо шеста буксир длиной около четырех-пяти саженей, то безопасную мощность заряда мины можно будет увеличить уже до сорока килограммов пироксилина. Есть разница?

– И при этом существенная, – в тон ему ответил Чуркин. – Если только мина под своей тяжестью не пройдет под килем неприятельского корабля, даже не задев его.

– Потому-то, как мне представляется, к медному цилиндрическому корпусу мины надо приделать своего рода «крылышки», чтобы создать подъемную силу, не позволяющую мине слишком углубляться от поверхности воды. – Макаров вопросительно посмотрел на Петра Михайловича.

– Очень интересная мысль, – тот задумался. – Давайте проведите здесь соответствующие эксперименты, а я дам задание сотрудникам своего отдела сделать соответствующие расчеты. Совместными усилиями мы найдем решение этого важного вопроса. Когда же после испытаний буксируемые «крылатые» мины будут готовы, я перешлю их вам для боевого применения.

– Как же вовремя вы приехали, Петр Михайлович! Ведь в этом случае возможность поражения кораблей противника значительно увеличится. Кроме того, – заговорщицки улыбнулся он, – после выхода катера из атаки можно будет в спокойной обстановке подсоединить к его корме буксир с запасной «крылатой» миной и при благоприятных условиях повторить атаку. Тем самым минный катер становится многократным орудием воздействия!

– И число атакующих катеров как бы увеличивается вдвое, – продолжил его рассуждения Петр Михайлович. – Великолепная мысль! Поздравляю вас, Степан Осипович!

Макаров прямо-таки расцвел от похвалы.

– Только, – предостерег его Чуркин, – в любом новом деле возможны неудачи. Будьте к этому готовы и не посыпайте свою голову пеплом. И главное – меньше всего обращайте внимания на злопыхателей, которые, несомненно, найдутся. Нако́пите боевой опыт – придут и успехи. А в случае возможных неудач наступите на свою гордыню и спокойно продолжайте дело, которому мы с вами служим.

– Огромное спасибо за такую нужную мне моральную поддержку! Я обязательно буду следовать вашим советам, Петр Михайлович. Кстати, главный командир Черноморского флота вице-адмирал Аркас уже предупреждал меня о возможной негативной реакции в случае неудач.

– Это очень и очень интересно, – сразу же оживился тот. – Ведь весьма важно в столь новом и еще не проверенном никем способе применения оружия в боевых действиях иметь поддержку в лице первого флотского чина.

– Между прочим, вице-адмирал Аркас проявил заинтересованность в личной встрече с вами, Петр Михайлович.

Тот удивленно поднял брови:

– Похоже, вы, Степан Осипович, целенаправленно привлекаете внимание высоких чинов к моей скромной персоне. Тем самым поднимаете и свой авторитет? – сказал он, подозрительно глянув на собеседника.

– Только тем и занимаюсь, Петр Михайлович! – рассмеялся Макаров. – Вице-адмирал Аркас и без меня знал о вас и вашей работе. Этим и объясняется его желание встретиться с вами.

– Допустим, что так. Но как вы представляете себе эту встречу?

– Никаких проблем, Петр Михайлович! После того как мы распределим прибывших с вами офицеров по катерам, я должен буду доложить вице-адмиралу об этом для утверждения кандидатур и издания приказа по флоту. А вы при этом будете присутствовать и дадите, в случае необходимости, пояснения как представитель Военно-морского флота, проводивший их отбор, – он вопросительно посмотрел на Чуркина, ожидая его решения.

– Принимается, Степан Осипович. Вам не откажешь в находчивости. Честно говоря, мне и самому хотелось встретиться с вице-адмиралом, который активно поддержал наши начинания.

Капитан 2-го ранга пододвинул к себе папку, открыл ее и не спеша перебрал находившиеся в ней документы. Затем строго посмотрел на лейтенанта и официальным тоном произнес:

– Предлагаю назначить лейтенанта Зацаренного минным офицером «Константина». Это грамотный в минном деле офицер и, кроме того, отличающийся хладнокровием и отвагой. Он будет вам надежным помощником.

– Это случайно не тот ли, который от имени всех офицеров заявил, что они прибыли сюда не для времяпровождения на курорте? – Макаров постарался уйти от официальности собеседника.

– Тот самый, Степан Осипович, – улыбнулся Чуркин, снимая возникшую было напряженность. «Не забывайся, Петр Михайлович! – упрекнул он себя. – Макаров уже не твой подчиненный, а командир корабля со штатной должностью капитана 2-го ранга! Надобно бы пощадить его самолюбие», – Кстати, а какой у вас, Степан Осипович, самый быстроходный катер? – спросил он.

– «Чесма», Петр Михайлович, – облегченно вздохнул тот, почувствовав изменение в голосе собеседника.

– Предлагаю назначить лейтенанта Зацаренного, так сказать, по совместительству и командиром минного катера «Чесма».

Макаров утвердительно кивнул головой.

– Кстати, вы сами, Степан Осипович, не предполагаете ли непосредственно участвовать в атаках минных катеров?

– Разумеется, предполагаю, – ответил тот и тревожно посмотрел на Чуркина: вдруг тот будет против.

Однако Петр Михайлович, к великой радости, утвердительно кивнул головой и лишь спросил:

– А на каком катере?

– Лично мне приглянулся «Минер».

– Теперь понятно, почему вы именно ему дали столь звучное, непосредственно относящееся к нашему общему делу название…

– Грешен, Петр Михайлович… – с улыбкой признался Макаров.

– В таком случае предлагаю назначить командиром «Минера» лейтенанта Писаревского. Этот вдумчивый и выдержанный офицер будет, как мне кажется, успешно уравновешивать вашу неуемную отвагу, Степан Осипович.

– Вы, как всегда, видите возможные глубинные проблемы, Петр Михайлович, – смущенно ответил тот. – Однако я вполне согласен с вашим предложением.

– Вот и замечательно! Теперь уже проще. Предлагаю лейтенанта Шешинского назначить командиром «Синопа», а мичмана Подъяпольского – командиром «Наварина». Что же касается больших номерных катеров, то предлагаю их командирами назначить лейтенантов Рождественского и Пущина: они отличаются большим опытом по сравнению с остальными офицерами, ведь эти катера, – пояснил он, – могут, как мне представляется, при определенных обстоятельствах действовать и самостоятельно.

– Вы совершенно правы, Петр Михайлович. Они достаточно мореходны и, кроме того, имеют довольно значительный запас угля. А с такими помощниками я не задумаюсь идти и на самую большую опасность.

– Тогда вроде бы все, – заключил тот и закрыл папку.

Макаров привел в порядок список командиров минных катеров для доклада вице-адмиралу Аркасу и облегченно вздохнул, откинувшись на спинку кресла.

– Не расслабляйтесь, Степан Осипович, – улыбнулся Петр Михайлович, наблюдавший за ним. – У меня есть еще одно предложение.

Лейтенант вопросительно посмотрел на него.

– А что если на «Константине» после окончания переоборудования, уже в Севастополе, организовать постоянно действующие курсы по минному делу для офицеров Черноморского флота? Допустим, проводить занятия раза два в неделю? Ведь теперь в вашем распоряжении, Степан Осипович, находится целый штат специалистов. Почему бы не использовать их для популяризации нового вида оружия, приобретая тем самым его новых сторонников? Думаю, и вице-адмирал Аркас поддержит эту инициативу.

Глаза Макарова загорелись:

– Замечательное предложение, Петр Михайлович! Таким образом мы существенно расширим круг наших единомышленников! Надо только поднять этот вопрос перед главным командиром Черноморского флота во время нашей встречи с ним, – развил он мысль.

– Весьма ценное дополнение. Не посчитайте за труд, Степан Осипович, чиркнуть его для памяти. Ведь не зря же нас учили в Морском корпусе, что самая лучшая память – это самая плохая записка, – рассмеялся он, ностальгически вспомнив ушедшие юные годы. – И помните, что первый же подорванный или, что гораздо лучше, потопленный вашими катерниками неприятельский корабль будет самым весомым аргументом для дальнейшего развития нашего общего дела, – и он крепко пожал руку Первому катернику.

 

Глава третья

Боевое крещение

Потерпев поражение в Крымской войне, правительство Российской империи тем не менее вовсе не собиралось отказываться от своих стратегических планов на Балканах и Ближнем Востоке.

А внешнеполитическая обстановка в начале семидесятых годов сложилась для России весьма благоприятно. Франция была разгромлена Пруссией. Англия, оставшаяся без союзника, не рисковала снова выступить в защиту Турции. Русская дипломатия обеспечила и нейтралитет со стороны Пруссии, объединившей под руководством канцлера Бисмарка после Франко-прусской войны многочисленные княжества в единое германское государство.

Таким образом, на Балканах и Ближнем Востоке руки у России оказались развязаны, и хотя она к новой войне с Турцией не была еще полностью готова, обстоятельства заставили ее начать эту войну. А ближайшим поводом к ней послужили события в балканских странах, находившихся еще с XV века под владычеством Турции.

Летом 1875 года произошло восстание христианского населения против турецкого гнета сначала в Герцеговине, а затем и в Боснии. Идея национального объединения всего южного славянства под главенством России пропагандировалась уже давно. Именно поэтому в России восставшие встретили живой отклик, со стороны Сербии и Черногории также горячее сочувствие и обещание вооруженной поддержки.

Борьба на Балканах разгоралась. В мае 1876 года восстание вспыхнуло и в Болгарии, где тайный национальный комитет объявил о том, что пробил час освобождения болгар от ненавистного турецкого ига. Турецкие войска крайне жестоко подавили восстание. В одном только Филиппопольском округе в течение нескольких дней было вырезано двенадцать тысяч человек.

Резня в Болгарии произвела потрясающее впечатление на общественность Европы и России, и русская дипломатия этим умело воспользовалась. Война России во главе славянских народов против турок казалась неизбежной. Однако канцлеры трех империй – Горчаков (Россия), Бисмарк (Германия) и Андраши (Австро-Венгрия), собравшись в Берлине, разработали так называемый «Берлинский меморандум», по которому от Турции требовалось проведение реформ в пользу христианского населения балканских стран. Если бы Турция согласилась на них, она превратилась бы в объект международного контроля, в котором России принадлежала руководящая роль.

Англия и на этот раз встала на путь дипломатической поддержки Турции, проявив тем самым всю остроту противоречий между Англией и Россией на Балканах и Ближнем Востоке. В России тем не менее хорошо понимали, что Англия на стороне Турции не выступит, но помогать ей станет всеми возможными средствами.

Вступление России в войну с Турцией было ускорено разгромом в феврале 1877 года турецкими войсками Сербии, которая в июне 1876 года выступила совместно с Черногорией против турецкого господства. Тогда, заручившись нейтралитетом Австрии и получив согласие Румынии на проход русских войск через ее территорию, Россия совместно с другими европейскими державами предложила Турции начать демобилизацию и осуществить разработанный русской дипломатией проект автономного устройства Боснии, Герцеговины и Болгарии.

Турция ответила отказом. И 12 апреля 1877 года император Александр II подписал манифест об объявлении ей войны.

* * *

Макаров приказал «свистать всех наверх». Став перед строем, он обвел шеренги матросов во главе с офицерами долгим взглядом.

– Война объявлена, – заметно волнуясь, произнес он. – Мы идем топить турок! Знайте и помните, что наш пароход есть самый сильный миноносец в мире и что одной нашей мины достаточно, чтобы утопить самый сильный броненосец. Клянусь честью, что я, не задумываясь, пойду в бой с целой турецкой эскадрой и что дешево нашу жизнь не отдам!

Раздалось такое «ура!», какого, по собственному признанию Макарова, ему не приходилось более слышать…

Остались позади бесконечные тренировки по спуску катеров на воду и их подъему на борт «Константина». При помощи особых шлюпбалок собственной конструкции Макаров добился выполнения этого маневра. Добился, конечно, не сразу: катера срывались, тросы лопались, а шлюпбалки гнулись. Зато в итоге все четыре катера одновременно спускались на воду за семь минут! Кроме того, был отработан спуск катеров на воду и при движении «Константина» со скоростью шесть узлов, однако поднимать их на борт приходилось все-таки по очереди.

На корабле готовились к боевым действиям. Более всего Макаров опасался какой-нибудь непредвиденной случайности. «Наш успех верен, – говорилось в его приказе, – но может случиться, что из-за какой-нибудь мелочи, из-за какого-нибудь бензеля произойдет неудачный взрыв. На эти-то мелочи я обращаю внимание всех служащих на судне. Я надеюсь, что всякий с любовью и полным спокойствием осмотрит свою часть».

Не зря так волновался командир «Константина»: атаки минных катеров – особенно первые – подтвердили его опасения.

Между тем турецкие корабли беспрепятственно обстреливали русские порты на кавказском побережье: Поти, Гудауту, Очамчиру. А 2 мая 1877 года пять турецких броненосцев причинили серьезные разрушения крепости и городу Сухум-Кале.

Макаров несколько раз обращался к главному командиру Черноморского флота с настоятельными просьбами разрешить ему выйти в море для поиска и атаки турецких кораблей. Однако тот медлил и только спустя две недели после объявления войны наконец-то дал долгожданное разрешение.

– Выходим в море, Иван Кузьмич! – восторженно сообщил лейтенанту Зацаренному Макаров. – Настало наше время!

– Наконец-то! Дождались! – воскликнул тот с загоревшимися глазами. – Ну, держитесь, турки-османы! – от охватившего его возбуждения он потирал руки. – Не видать вам теперь спокойной жизни на Черном море!

– Сейчас наша главная задача – подорвать какой-нибудь броненосец! – произнес тот. – Уж очень это нужно для нашего дела. Просто необходимо!

* * *

Ранним утром 29 апреля 1877 года «Константин» покинул Севастополь и направился к кавказским берегам, куда, по имевшимся сведениям, турки переправляли войска своей анатолийской армии. Однако в Поти турецких кораблей не оказалось: накануне они обстреляли город и ушли в неизвестном направлении.

– Ваше мнение, господа офицеры, по поводу наших дальнейших действий? – обратился Макаров к своим помощникам, лейтенантам Скоробогатову и Зацаренному, находившимся здесь же, на мостике.

– Предлагаю идти к Батуму, Степан Осипович, – высказал свое мнение старший офицер. – Думаю, турки не покинули кавказского побережья, и будут курсировать вдоль него, продолжая обстреливать наши города. А сейчас отсиживаются именно в Батуме.

– Поддерживаю, – высказался и Зацаренный. – Ведь они здесь чувствуют себя в полной безопасности, – он чертыхнулся.

– Вы бы лучше, Иван Кузьмич, высказывали свою ненависть к туркам в бою с ними, – улыбнувшись, посоветовал командир. – Тем не менее я согласен с вашим мнением, господа. Будем искать турецкие корабли в районе Батума…

Уже смеркалось, когда «Константин» приблизился к батумским берегам и застопорил ход. До Батума оставалось всего около семи миль.

– С богом, господа офицеры! – обратился Макаров к командирам катеров. – К Батуму пойдем кильватерной колонной. На головном катере «Минер» буду следовать я. За ним пойдут «Чесма», «Синоп» и «Наварин». При обнаружении кораблей противника атаковать их по моей команде. В случае, если после атаки связь с «Минером» или «Константином» будет потеряна и вы не сможете их быстро разыскать, то направляйтесь в Поти.

В полной тишине катера, находившиеся уже под парами, спустили на воду.

* * *

– Вижу огни неприятельского судна! – доложил боцман «Минера», выполнявший одновременно и обязанности сигнальщика.

Вглядевшись, Макаров и лейтенант Писаревский действительно заметили вдали мелькающие огоньки. Их сердца учащенно забились: вот она, долгожданная цель!

– «Чесме» атаковать неприятеля! – приказал в рупор Макаров, ведь это был самый быстроходный катер. – Остальным приготовится к атаке!

Зацаренный спустил в воду «крылатую» мину и, ведя ее на буксире, дал полный ход, устремившись в атаку.

Мучительно медленно тянулось время. Наконец с турецкого корабля открыли ружейный огонь. «Сейчас, сейчас произойдет взрыв!» – затаили дыхание моряки на «Минере». Однако время шло, а долгожданного взрыва все не было.

– Что-то произошло с «Чесмой»… – с тревогой в голосе предположил Макаров.

– Видимо, так, Степан Осипович, – согласился Писаревский.

И действительно. Вскоре мимо «Минера» пронеслась «Чесма», осыпаемая ружейными пулями с преследующего ее турецкого корабля.

– Неудача! Мина не взорвалась! – прокричал с нее Зацаренный.

Макаров посмотрел на Писаревского:

– Тогда будем атаковать мы!

Тем временем турки уже заметили их катер и открыли по нему ружейный огонь тоже.

– Отходим! – приказал Макаров командиру катера. – Под огнем неприятеля мы не сможем спустить мину в воду, – пояснил он.

После отхода необстрелянная команда замешкалась с подготовкой мины, и момент для атаки оказался упущен: неприятельский корабль скрылся в ночной темноте. Макаров с сожалением смотрел в сторону растаявшего в ночи его силуэта.

В Батуме взвились сигнальные ракеты, погасли огни на маяке и в городе. Оставаться далее у рейда было не только бесполезно, но и опасно, и Макаров, скрепя сердце, приказал дать сигнал к возвращению.

К «Минеру» подошел только «Наварин». Прождали остальные катера до двух с половиной часов ночи, периодически подавая сигналы сбора, однако те так и не появились.

– Ничего страшного, Степан Осипович, – заверил лейтенант Писаревский. – Они, наверное, уже в Поти.

– Правильно говорят, что первый блин – комом! – горько усмехнулся тот, тоскливо глядя в пространство, покрытое ночной мглой. – Что же касается «Чесмы» и «Синопа», то я не сомневаюсь, что их командиры поступили, согласно приказу, – и он приказал поднять «Минер» и «Наварин» на борт «Константина», чтобы следовать в Севастополь.

* * *

Первая неудача доставила Макарову много неприятностей. Оживились недоброжелатели: «Пусть рискует собой, но нельзя же так рисковать людьми и кораблями в надежде заработать себе “Георгия”! Куда девались катера? Почему они брошены командиром на произвол?». Однако самих катерников неудача не разочаровала – они снова рвались в бой с неприятелем.

Макаров помнил наставления Петра Михайловича и написал ему письмо, подробно описав все перипетии безуспешной атаки на рейде Батума. А кому он еще мог излить душу, полную тяжелых переживаний? Подчиненным офицерам? Те и так видели свои ошибки и многому научились, горя желанием их исправить. А еще Макаров буквально выпросил разрешение идти за катерами у вице-адмирала Аркаса, который тоже переживал неуспех, но находился под усиленным давлением злопыхателей.

Седьмого мая «Константин» приблизился к рейду Поти.

– Вижу трубы катеров, стоящих у берега! – доложил с марсовой площадки впередсмотрящий.

Макаров буквально впился глазом в окуляр зрительной трубы.

– Стоят, родимые! – сдерживая бьющую через край радость сообщил он офицерам, находившимся с его разрешения на мостике.

Те радостно пожали друг другу руки…

* * *

– Наконец-то, Степан Осипович, дождались вас! – не по-уставному представился лейтенант Зацаренный командиру «Константина». – Эта неделя показалась нам с Владимиром Аркадьевичем бесконечной!

Макаров пожал руки ему и лейтенанту Шешинскому.

– Нам, – он указал на офицеров, стоявших рядом, – было еще тяжелее. Ведь мы были в полном неведении о том, что произошло с вами после неудачной атаки в Батуме.

– Одно расстройство, Степан Осипович! – вздохнул Зацаренный и поведал свою печальную «одиссею». – Я на полном ходу вывел «Чесму» к турецкому кораблю, стоявшему на якоре. Нас заметил, видимо, часовой и выстрелил из ружья. А затем турки объявили тревогу, высыпали на верхнюю палубу и стали беспорядочно палить в нас из своих ружей. Тем не менее мы подскочили к кораблю, я резко развернул катер и подвел мину под его борт. Однако взрыва не последовало! Минный унтер-офицер доложил мне, что несколько раз в отчаянии замыкал контакты электрической цепи, но все было бесполезно. Тогда я стал на полном ходу уходить в вашу сторону, чтобы доложить о неудаче, как откуда-то вынырнул турецкий корабль и погнался за нами, обстреливая из ружей. Мне удалось оторваться от преследования, и в течение нескольких часов после этого я пытался отыскать вас, но, увы… Тогда, в соответствии с вашим указанием, я повел «Чесму» в Поти. Через некоторое время туда же подошел и «Синоп». Честно говоря, я очень обрадовался этому – вдвоем стало как-то веселее, – улыбнулся он, благодарно глянув на лейтенанта Шешинского.

– Если бы вы знали, как я-то обрадовался, когда увидел в Поти «Чесму» целой и невредимой! – заметил тот и тут же тяжко вздохнул: – Хуже, уверяю вас, нет ничего, чем метаться в неведении по морю в ночной мгле. Ощущение такое, что ты со своей командой находишься совершенно один в бескрайнем пространстве…

– Такова уж наша командирская доля, Владимир Аркадьевич, – вздохнул и Макаров. – Тут уж ничего не поделаешь… Разве что отказаться от нее. – лукаво посмотрел он на командиров.

– Я снимаю свои жалобы, Степан Осипович! – тут же вскинулся Шешинский. – Это сиюминутная слабость. Отказываться от должности командира корабля, пусть и небольшого минного катера, я не стану даже под дулом пистолета!

Макаров с чувством пожал руку лейтенанту, а затем обратился к командиру «Чесмы»:

– Так что же все-таки случилось с миной, Иван Кузьмич?

– Меня и самого мучает до сих пор этот вопрос, – вздохнул тот. – После неудачной атаки было желание обрубить трос и утопить ее к чертовой матери! Ведь она как-никак, а все-таки снижала ход катера, уходящего от погони. Но тогда бы мы никогда не узнали причину, по которой она не взорвалась. А война-то только началась! Тем более что машинист заверил меня, что и так обеспечит максимальный ход катера. Посему я и блуждал с ней на буксире, отыскивая вас в ночной мгле.

А по прибытии в Поти мы со всеми предосторожностями снесли ее на берег. Пришлось даже выставить часового, который отгонял бы от нее любопытных, чтобы, не дай бог, не случилось какой беды, – он указал на матроса с ружьем, находившимся на безопасном расстоянии от мины, лежавшей с вмятиной на медном корпусе от удара о днище броненосца. – Я решил, посоветовавшись с Владимиром Аркадьевичем, дождаться вашего прибытия, Степан Осипович, чтобы попытаться вместе определить причину несрабатывания.

– Разумно поступили, Иван Кузьмич! – одобрил его решение Макаров. – Пожалуй, с этого и начнем? – предложил он.

– У меня, честно говоря, давно руки чешутся!

– Хорошо. А кто будет проводить обезвреживание мины?

Зацаренный с недоумением и даже обидой посмотрел на него:

– Конечно, я! – воскликнул он. – А кто же еще?! Я ведь минный офицер «Константина»!

– Вот именно поэтому обезвреживание мины будет проводить минный унтер-офицер «Чесмы»! – принял окончательное решение Макаров голосом, исключавшим возражения.

Матросы оцепили место, где лежала мина. Еще бы! Прибытие в порт большого русского военного корабля после недавнего обстрела его турками – целое событие для местных! Минный унтер-офицер «Чесмы» не спеша подошел к мине и, перекрестившись, стал осторожно извлекать из нее взрыватель. Остальные, на безопасном расстоянии, затаив дыхание, напряженно следили за его действиями.

Вот он встал с коленей и направился в их сторону. Все облегченно вздохнули.

– Вот этот гад, ваше благородие! – протянул унтер-офицер лейтенанту Зацаренному электрический взрыватель с обрывками проводов и вытер рукавом вспотевший от пережитого напряжения лоб.

– И точно гад! – воскликнул тот, подняв взрыватель над головой, чтобы видели все офицеры. – Ведь именно из-за него мы и не подорвали турецкий броненосец!

– Вот из-за таких вроде бы мелочей и срываются великие дела, господа офицеры! Запомните это и учитывайте в своей дальнейшей работе! – сделал назидательный вывод Макаров.

– Надо бы разобрать этот гадкий взрыватель и посмотреть, в чем, собственно говоря, дело, – вопросительно посмотрел на него Зацаренный.

– Поступим, Иван Кузьмич, так… – рассудил Макаров. – Вначале испытаем этот взрыватель, подсоединив его к гальванической батарее, и если он все-таки не сработает, то отправим его в железной коробке с нарочным в Петербург, в электротехническую лабораторию Морского технического комитета. Пусть там с ним разберутся пиротехники, подготовят заключение о причине несрабатывания и учтут возможные недостатки при дальнейшем изготовлении. А я напишу сопроводительное письмо капитану 2-го ранга Чуркину.

Когда взрыватель подсоединили к электрической цепи и положили его на некотором удалении, Зацаренный скомандовал минному унтер-офицеру «Чесмы»:

– Замыкай контакты, Гаврилов!

Тот замкнул их, но взрыватель так и не сработал… После третьей попытки Зацаренный приказал:

– Отсоединяй, Гаврилов, своего гада и подсоедини к цепи запасной взрыватель!

– Он такой же «мой», как и «ваш», ваше благородие! – обиделся унтер-офицер.

Офицеры дружно рассмеялись.

– А ведь унтер-офицер, пожалуй, прав, Иван Кузьмич! – заметил, смеясь, Макаров.

– Все правы! – беззлобно ответил тот. – И даже пиротехники, приславшие из Петербурга неисправный взрыватель! А мы из-за этого под огнем неприятеля не смогли подорвать броненосец!

Когда же унтер-офицер по его команде замкнул контакты, запасной взрыватель разлетелся в клочья.

– Я же говорил, что виноват взрыватель! – вскричал тот, переживший тяжелые минуты.

– Гальваническая батарея исправна, и в неудаче «Чесмы» действительно виноват взрыватель, – подвел итог испытаний Макаров. – А унтер-офицер Гаврилов – молодец!

– Рад стараться, ваше благородие! – у минного унтер-офицера на глазах навернулись слезы.

Гаврилов, конечно, чувствовал, что многие считали именно его виновником неудачной атаки «Чесмы». Мол, именно он, когда турки стреляли в них почти в упор, не проявил достаточной решительности и не замкнул как следует контакты электрической цепи взрывателя. Теперь же он полностью реабилитирован в глазах товарищей!

* * *

Макаров собрал командиров катеров на «военный совет» в своей каюте на «Константине».

– Сейчас, господа офицеры, – предложил Макаров, – составим акт о проведенных испытаниях неисправного взрывателя и подпишем его. – видя некоторое недоумение на их лицах, он пояснил: – В Севастополе немало «доброжелателей», готовых смешать меня с грязью, обвиняя в том, что якобы я подвергаю чужие жизни, то есть жизни всех вас, неоправданному риску…

Командиры дружно запротестовали.

– Однако эти самые «доброжелатели», – сделав паузу, продолжил он, – так рьяно пекущиеся о ваших жизнях, очень уважают различного рода бумажки. Вот я и доставлю им истинное удовольствие, предъявив наш с вами акт.

Офицеры дружно рассмеялись, представив вытянутые лица чиновников, получивших официальный документ, указывающий истинную причину неудачи атаки «Чесмы».

– А вслед за этим, – продолжил он, – они получат из Петербурга официальное заключение электротехнической лаборатории, возглавляемой академиком Якоби, о неисправности переданного взрывателя. И всем россказням о неоправданном риске придет естественный конец. Так что не зря вы, Иван Кузьмич, не обрубили буксир мины, а упорно тащили ее за собой до самого Поти!

– Ох не зря, Степан Осипович! Шестым чувством чувствовал, что не зря! Теперь пусть только попробуют что-либо буркнуть эти самые «доброжелатели» о неэффективности применении минных катеров! – Зацаренный прямо-таки побагровел от охватившего его негодования.

– Однако лучшим нашим ответом будет все-таки подрыв турецкого броненосца. Хотя бы одного, господа офицеры! Ведь не зря же говорят, что лиха беда – начало.

– Подорвем, Степан Осипович! Обязательно подорвем! – единодушно заверили его командиры.

– Вы, Иван Кузьмич, как уже напомнили нам, являетесь минным офицером «Константина», а посему вам и перо в руку, – коротко улыбнулся Макаров. – Подсаживайтесь к столу и составляйте акт вместе с отцами-командирами…

– Ваше мнение, господа офицеры, по поводу наших дальнейших действий? – обратился Макаров к «военному совету», когда акт был составлен и всеми подписан. – Прошу вас, Федор Степанович!

– Считаю необходимым ожидать появления турецких кораблей здесь, в Поти. – заявил Писаревский. – Катера держать на плаву под парами. И при появлении неприятеля атаковать его с разных сторон всеми катерами одновременно. В это время «Константину» под прикрытием берега отойти к северу, поджидая катера после атаки, а затем полным ходом уходить в Севастополь.

Остальные командиры поддержали Писаревского.

– Так и поступим, господа! – подвел итог Макаров. – Запаса угля на «Константине» для этого вполне достаточно, – заверил он.

* * *

Однако в течение нескольких суток турецкие корабли в Поти так и не появились. Получив достоверные сведения о том, что они находятся у Сухума, Макаров приказал поднять катера на борт «Константина» и повел его туда.

При подходе к Сухуму неожиданно опустился такой густой туман, что ориентироваться в нем стало невозможно, и командир «Константина», пожалев еще об одной упущенной возможности атаковать неприятеля, приказал вахтенному офицеру взять курс на Севастополь.

К радости, в Севастополе его уже ожидало письмо от Петра Михайловича. Вскрыв конверт, он с внутренним трепетом стал читать: «Несмотря на постигшую вас неудачу, убедительно прошу, не отчаивайтесь! Приобретенный вами бесценный боевой опыт принесет свои плоды, и вы непременно ощутите радость успеха. Ведь смог же Зацаренный на “Чесме” пробиться к атакованному им броненосцу? И только какая-то случайность не позволила ему подорвать врага. Война между тем продолжается, и вы, Степан Осипович, еще внесете свою лепту в нашу неизбежную победу над турками!».

– Спасибо вам, Петр Михайлович! – прошептал растроганный Макаров. – Я обязательно оправдаю вашу веру в меня…

* * *

Тем временем русские армии сосредоточились на левом берегу Дуная, готовясь к его форсированию. Это была труднейшая задача. Ведь полноводная река, при ширине свыше одного километра и глубине до тридцати метров, представляла серьезнейшее препятствие.

Турки имели на Дунае восемь броненосцев, пять канонерок и одиннадцать вооруженных пароходов разных типов. Однако турецкое командование считало эти силы явно недостаточными, и броненосная эскадра Гоббарт-паши была вынуждена, покинув кавказское побережье, переместиться к западным берегам Черного моря. Курсируя между Сулинским рукавом Дуная и островом Змеиным, она артиллерийскими обстрелами существенно затрудняла снабжение русской армии.

* * *

Аркас колебался:

– Должен признаться, что ваша неудачная атака на Батумском рейде значительно подорвала веру в возможность успешного применения минных катеров.

– У кого, разрешите полюбопытствовать, ваше превосходительство?

Вице-адмирал пристально посмотрел на собеседника:

– У командования Черноморским флотом.

Макаров усмехнулся:

– Которое, по вашим же словам, не располагает иными средствами за исключением «Константина» с его минными катерами для противодействия турецкому флоту? – пошел он ва-банк. – Где же логика, ваше превосходительство?

– Не забывайтесь, господин лейтенант! – гневно воскликнул вице-адмирал.

– А я и не думаю забываться, ваше превосходительство. Рассуждаю чисто логически.

Во-первых, я приказал атаковать неприятеля только одним катером, самым быстроходным. Расчет был сделан на то, что после подрыва одного из кораблей у турок на рейде возникнет паника, а, воспользовавшись ею, я сразу же атакую противника остальными катерами. Однако, к великому сожалению, взрыва так и не последовало.

Во-вторых, лейтенант Зацаренный на «Чесме» все-таки прорвался к броненосцу и подвел буксируемую мину под него, о чем свидетельствует вмятина на ее корпусе. Причина же ее не подрыва установлена проведенными нами испытаниями взрывателя, снятого с нее, и экспертами электротехнической лаборатории Морского технического комитета. Взрыватель оказался неисправен. Оба заключения об этом, как мне известно, находятся в штабе флота и не вызывают у кого-либо сомнений в истинной причине неудачи.

В-третьих, как отметил в своем письме капитан 2-го ранга Чуркин, мы, катерники, приобрели бесценный боевой опыт, который непременно принесет свои плоды.

Исходя из этого, считаю целесообразным осуществить поиск кораблей неприятеля между Сулинским рукавом и островом Змеиным и при обнаружении их атаковать уже шестью катерами, включая и два номерных, которые будут следовать за «Константином» на буксире. – Макаров вопросительно посмотрел на вице-адмирала.

Тот сидел в глубокой задумчивости. Командующий сухопутной армией уже неоднократно просил его предпринять какие-либо меры к пресечению обстрела его войск турецкими кораблями. А что он, главный командир Черноморского флота, мог предпринять?! Конечно, потопление четырьмя минными катерами с шестовыми минами турецкого монитора «Сельфи», атакованного по примеру Макарова в Мачинском рукаве Дуная в ночь с 13 на 14 мая, имело большое значение. Но это, к сожалению, был всего лишь частный успех, достигнутый к тому же на Дунае. А что он мог противопоставить броненосной эскадре Гоббарт-паши, действовавшей вдоль морского побережья? Лишь «Константина» с его минными катерами… И хотя в штабе флота возросло сопротивление их применению после неудачи Макарова у Батума, логика командира «Константина» убедила его. «Однако не могу же я вот так, сразу, признать свою неправоту?» – усмехнулся он про себя.

– Похоже, что вы, Степан Осипович, пытаетесь прикрыть свою настоятельную просьбу, я бы даже сказал, требование, на выход «Константина» в море мнением известного авторитета. Не так ли?

– Совершенно верно, Николай Андреевич! – ответил тот, почувствовав перемену в настроении вице-адмирала. – Было бы непростительно глупо с моей стороны не воспользоваться им.

Аркас открыто усмехнулся откровенности лейтенанта, а затем, делано вздохнув, как бы нехотя объявил:

– Ну что же, пожалуй, вам все-таки удалось убедить меня. Готовьте «Константина» к выходу в море. Может быть, на сей раз вам повезет больше.

– Обязательно повезет, Николай Андреевич! – просиял тот. – Будьте в этом уверены! – Макаров ликовал.

* * *

Через некоторое время после того, как ранним утром 28 мая «Константин» наконец-то вышел из Севастополя, поднялся ветер, и следовавшие за ним на буксире номерные катера стало заливать водой.

– Уменьшить скорость до семи с половиной узлов! – приказал Макаров вахтенному офицеру. – Будем теперь тащиться, теряя драгоценное время, – с досадой обратился он к старшему офицеру, горя желанием как можно быстрее подойти к Сулинской бухте.

– А пережидать волнение – терять его еще больше, – рассудил лейтенант Скоробогатов. – Придется терпеть. Хотя, надо признаться, на буксируемых катерах командам приходится ох как не сладко, – он бросил взгляд за корму «Константина», где, зарываясь в волны, за ним шли два больших катера.

* * *

Ярко горели, подмигивая мощными фонарями, огни на маяках в Сулине и на острове Змеином. На катерах стали поднимать пары, готовясь к атаке. Однако незаметно «Константин» стало прижимать сильным течением к берегу, и, когда в ночной темноте на это обратили внимание, оказалось уже слишком поздно – судно село на мель.

– Только этого нам и не хватало! – в сердцах воскликнул Макаров и принял решение: – Часть угля – за борт! Завезти с кормы верп! – приказал он.

Старший офицер распорядился, и цепочка матросов потянулась от угольных ям с мешками за спиной к борту.

– Какое добро губим! – воскликнул один из матросов, ссыпая уголь за борт. – Нам бы его да в кузню в деревне, – мечтательно произнес он. – Почитай, на год, а то и более хватило бы.

– Корабль-то куда дороже будет, дура! – прикрикнул на него квартирмейстер.

– Оно, конечно, так, – согласился матрос, – а добро-то, однако ж, все равно жалко.

– Будешь жалеть, Никодим, когда турки, споймав тебя вот на этом берегу, на цепь в остроге посадят да баландой будут раз в день кормить! – хохотнул другой матрос. – Благо, времени там будет хоть отбавляй…

Матросы дружно рассмеялись.

– Прекратить травлю! – раздался в темноте голос старшего унтер-офицера. – Поспешайте, мать вашу так! А то не успеем…

Авральная работа продолжалась, и на рассвете старший офицер уже доложил командиру, что его распоряжения выполнены: часть угля выброшена за борт, судно облегчено, а с кормы заведен верп.

– С богом, Андрей Игнатьевич! – обратился Макаров к лейтенанту Скоробогатову.

– По местам стоять! С якоря сниматься! – тут же раздался зычный голос старшего офицера.

Матросы разбежались по местам.

– Пошел шпиль!

Якорный канат верпа натянулся в струну.

– Машина – полный назад!

Гребной винт вспенил воду под кормой. Судно от напряжения корпуса вздрогнуло, затем задрожало и стало медленно сползать с мели на чистую воду.

– С успехом, Степан Осипович! – радостно воскликнул Скоробогатов. – Прямо-таки гора с плеч!

– Поздравлять будете, Андрей Игнатьевич, когда подорвем первый турецкий броненосец! – сухо ответил командир.

В это время с марсовой площадки раздался взволнованный голос впередсмотрящего:

– Вижу силуэт корабля, идущего из Сулина в сторону моря!

Они быстро посмотрели в указанном направлении, но с высоты мостика так ничего и не увидели.

– Слава богу, что мы тоже скрыты утренним туманом, – с облегчением произнес Макаров. – Посему будем до темноты скрываться здесь, под прикрытием берега, – принял решение он, – а с наступлением ночи начнем действовать, выдвигаясь к Сулину. Усильте, Андрей Игнатьевич, наблюдение! А я, пожалуй, пока что отдохну после бессонной ночи, – он стал устало спускаться с мостика.

* * *

Близится полночь. Тишина. Катера под парами уже спущены на воду, на большие номерные с малых поданы буксиры.

– В добрый час! – напутствовал Макаров командиров. – Я остаюсь на «Константине». Надо учесть опыт батумской неудачи, – пояснил он, видя недоумение на лицах офицеров. – Отсюда мне будет легче руководить сбором катеров после их выхода из атаки, чем с «Минера». Старшим назначаю лейтенанта Зацаренного…

…Турецкие броненосцы совсем рядом. Уже слышны на них чужие голоса и перекличка часовых.

Вдруг лейтенант Зацаренный, спуская мину за борт катера, поспешил и ненароком намотал ее буксир на гребной винт. Катер остановился. Слышались только его глухие проклятья – не хватило отважному лейтенанту выдержки и хладнокровия.

В сердцах он махнул рукой лейтенанту Рождественскому, чей номерной катер находился рядом, в сторону ближайшего турецкого броненосца, что означало: «Атакуй!». Заревела мощная машина, и тот, набирая полный ход, устремился в атаку.

Турки, конечно, тут же обнаружили его по громкому шуму и открыли по нему ружейный огонь. Однако Рождественский, несмотря на обстрел, хладнокровно приблизился к броненосцу и, круто развернув катер, подвел мину под его борт. Раздался оглушительный взрыв, заложивший на мгновение уши, а вслед за ним и дружное «ура!». Одновременно с броненосца был произведен первый орудийный выстрел в ответ, при вспышке которого ясно обрисовался огромный столб воды, поднятый миной. Броненосец стал крениться, а катер – быстро уходить от атакованного им противника.

* * *

В это время лейтенант Пущин на своем номерном катере шел в атаку на другой броненосец.

Неожиданно его катер начал терять ход, двигаясь лишь по инерции. «Винт!» – мелькнула догадка, и лейтенант сам прыгнул в воду. Держась одной рукой за борт, он освобождал винт от неизвестно откуда взявшегося конца, дюйма в четыре толщиною. «Конец буксирного троса, – предположил он. – Видимо, при крутом повороте намотался».

Как только гребной винт был освобожден от троса, катер тут же рванулся вперед.

– Стоп машина! – отчаянно прокричал машинисту в переговорную трубу боцман с мостика, а сам метнулся на корму помогать минному унтер-офицеру и матросу втащить барахтающегося в воде командира.

– Не зацепило винтом, ваше благородие?! – озабоченно спросил он.

– Бог миловал… – слабо улыбнулся лейтенант.

Из люка машинного отделения показалась голова машиниста.

– Что тут у вас случилось? – тревожно спросил он, удивленно глядя на командира, с которого потоками стекали струи воды.

– Ты почему сразу же не перевел маневровый клапан на «стоп»?! – набросился на него боцман.

– Хорош, ты, однако, Селиверстов! – огрызнулся тот. – Их благородие за борт, а ты, значит, ручки в брючки?! – и обратился, уже оправдываясь, к лейтенанту: – Кочегар шурует топку, я, ваше благородие, поддаю и поддаю пару в машину, а катер ни с места!

– Прекратите базар! – прикрикнул на них командир. – Не время! Боцман – к штурвалу! Машинист – полный вперед!

– Есть, ваше благородие! – дружно ответили те и бросились исполнять команды.

Тут по ним открыл орудийный огонь еще один броненосец. Пущин стал вести катер зигзагами, пытаясь сбить турецким канонирам прицел, но все-таки судно вдруг вздрогнуло от удара, а затем, кренясь, стало медленно погружаться в воду.

Убедившись, что спасти его уже невозможно, командир в отчаянии воскликнул:

– Вот расплата за задержку! – и громко приказал: – Всем покинуть катер!..

Достигнув вплавь берега, вся команда была схвачена турками и пленена.

* * *

Моральный эффект сулинского похода «Константина» оказался чрезвычайно велик. Турки почувствовали, что их флоту угрожает серьезная опасность не только на Дунае, но и на дальних подступах к их столице. Как выяснилось впоследствии, турецкий броненосный корвет «Иджалие» был поврежден настолько основательно, что вышел из строя до самого конца войны.

За успешную операцию на Сулинском рейде лейтенант Макаров был награжден орденом Владимира IV степени с бантами, а лейтенант Рожденственский – орденом Георгия IV степени. Эта удача не только подняла авторитет Макарова, но и вселила в командование Черноморского флота уверенность в возможности организации противодействия турецкому броненосному флоту.

 

Глава четвертая

Триумф командира «Константина»

Макаров уже на собственном опыте убедился, что и шестовые, и буксируемые мины недостаточно надежны. Мало того, мощность их зарядов была явно недостаточна для нанесения серьезных повреждений турецким бронированным кораблям.

«И действительно, – рассуждал он, – атака лейтенанта Рождественского лишь повредила атакуемый им корабль, но не привела к потоплению, и тот, пусть с небольшим креном, но покинул Сулинский рейд своим ходом. А ведь это был лишь корвет водоизмещением в тысячу тонн. А если атаковать такой миной броненосец водоизмещением от шести до девяти тысяч тонн? – вздохнул лейтенант. – Вот если бы рядом был Петр Михайлович! Ведь не зря же он говорил, что одна голова хорошо, а две – лучше. Да еще какая голова! – Макаров с досады стал мерить шагами каюту. Затем снова сел в кресло. – Но Петра Михайловича рядом нет, и не будет. У него своих забот выше головы. А что-то предпринимать надо!»

Он снова вскочил: «А самодвижущиеся мины Уайтхеда?! Я же точно знаю, что они есть на складах Морского министерства! Ведь эти мины обладают взрывной силой в несколько раз большей, чем применяемые нами. Да к тому же более удобны в обращении»…

К сожалению, Макарову мины Уайтхеда не выдали – под тем предлогом, что на их приобретение затрачены большие средства. «Сберегать мины из-за того, что они дороги, и не расходовать их для той цели, для которой они предназначены – просто глупо!» – возмущался командир «Константина». Он был настойчив и в конце концов сумел получить в севастопольском адмиралтействе несколько таких мин. Однако случаев боевого применения их всё равно еще не имелось, и никто не знал, как же ими надо пользоваться.

– Начнем с нуля, – обратился Макаров к командирам катеров. – И сразу в реальных условиях, поскольку проведение учебных стрельб нам не разрешили, ссылаясь на дороговизну мин.

С энтузиазмом сооружали деревянные пусковые установки и под наклоном устанавливали их на корме двух самых быстроходных катеров – «Чесмы» и «Синопа».

– Действовать будете так, – наставлял Макаров своих офицеров. – Подойдя к цели сажен на пятьдесят, сбрасываете эту мину-торпеду из пусковой установки за борт и тут же резко отворачиваете катер в сторону. Дело в том, что торпеда, упав в воду, погружается сажен на десять, делая так называемый «мешок», затем запускает свою паровую машину и, поднимаясь к поверхности воды на заданную глубину, стремительно идет к цели. А скорость движения у нее – дай бог каждому! – с горящими от возбуждения глазами, восклицал он. – И если вовремя не отвернуть, то она протаранит собственный же катер. Именно поэтому атаковать неприятеля торпедами можно только на рейдах с достаточной глубиной… Но это уже моя забота, господа командиры.

Все горели желанием как можно скорее применить торпеды в деле. Оставалась самая «малость» – выбрать удобный момент для торпедной атаки и получить разрешение начальства.

* * *

К сожалению, все складывалось не так-то просто.

Во-первых, как писали английские газеты, турки настолько были напуганы успешными атаками минных катеров в Мачинском рукаве Дуная и у Сулина, что им всюду мерещились неуловимые русские, шныряющие по Черному морю. Именно поэтому броненосная эскадра Гоббарт-паши практически прекратила активные действия, предпочитая «отсиживаться» в своих портах под надежной защитой береговых батарей.

Во-вторых, командование Черноморского флота не верило в возможность успешного применения самоходных мин Уайтхеда, которые к тому же были очень дороги.

Тем не менее Макаров настойчиво добивался разрешения на боевой выход. Он писал вице-адмиралу Аркасу: «Я прошу вас, ваше превосходительство, разрешить мне сделать из Севастополя вылазку на Сулин с минами Уайтхеда. Лунные ночи нам будут очень полезны, чтобы найти броненосцы, когда маяк не зажжен, а подойти на 50 сажен можно почти незаметно в самую лунную ночь. Если для операции будет выбрана хорошая погода в тот день, когда броненосцы стоят на наружном рейде, то есть большое ручательство за успех».

Аркас медлил, разрешение-таки дал, однако радость катерников была преждевременной – турецкие корабли покинули Сулин. Разрешение запоздало.

Офицеры «Константина» впали в уныние.

– Так и будем всю войну вместо боевых действий перевозить то раненых и больных, то всякое военное снаряжение, а то и провиант для войск кавказской армии… – сокрушался энергичный лейтенант Зацаренный.

Через некоторое время Макаров собрал командиров катеров и старшего офицера в своей каюте. Видя его приподнятое настроение, приободрились и офицеры.

– Идем в разведку на юг, к Босфору! – объявил он.

– Наконец-то! – воскликнул Зацаренный. – Может быть статься, и пощиплем перья Гоббарт-паше!

– О таком походе я мечтал еще с начала войны, – продолжил Макаров. – А посему, Андрей Игнатьевич, – обратился он к старшему офицеру, – готовьте «Константина» к выходу в море, а вы, господа командиры, катера к бою!

* * *

По решению командования вместе с «Константином» в море вышел и пароход «Эльбрус», командир которого был чином старше.

Макаров не без оснований боялся, что в случае встречи с неприятелем «Эльбрус» станет только помехой – ввиду отсутствия как у его команды, так и у командира боевого опыта минных атак. Поэтому, находясь на полпути к Константинополю (моряки так и продолжали называть бывшую столицу Византии, переименованную турками в Стамбул), Макаров приказал дать флажной сигнал: «Прошу позволения не следовать вместе», на что последовал ответ с «Эльбруса»: «Согласен».

– Теперь у нас, слава богу, руки развязаны, – облегченно вздохнул Макаров, явно довольный ответом командира «Эльбруса».

– Думаю, что не менее вас, Степан Осипович, доволен и командир «Эльбруса». Сомневаюсь, чтобы он чувствовал себя комфортно рядом с уже получившим известность командиром «Константина», – заметил старший офицер.

– Вы чрезвычайно прозорливы, Андрей Игнатьевич! – рассмеялся тот, оставшись тем не менее крайне довольным замечанием своего помощника.

Что поделаешь? Макаров, как и многие другие офицеры, испытывал потребность в признании его заслуг! Пусть и в такой закамуфлированной форме: все катерники были просто людьми с простыми человеческими слабостями.

На рассвете, уже при подходе к Константинополю, впередсмотрящий доложил:

– Вижу два парусных судна прямо по курсу у горизонта!

– Увеличить ход до самого полного! – приказал Макаров вахтенному офицеру, предвкушая удачу. – Поднять пары на «Чесме» и подготовить ее к спуску на воду!

Это оказались парусные шхуны. Макаров со смотровой командой на борту «Чесмы» подошел к одной из них. На ней суетились матросы, спешно выбрасывая что-то за борт. Шкипер говорил кое-как по-английски, и с ним удалось объясниться. Шхуна оказалась загружена пшеницей. На другой находились беженцы из местечка Кюстенже, к которому уже подходили войска русской Кавказской армии.

Макаров приказал команде с первой шхуны перейти на вторую.

– Можно было бы, конечно, взять ее на буксир в качестве приза. Ведь пшеница пригодилась бы в Севастополе в военное время, – рассуждал он в присутствии Зацаренного. – Однако в случае встречи с турецкими военными кораблями ее неизбежно придется бросить, и она опять же достанется неприятелю.

Лейтенант Зацаренный согласно кивнул головой.

– Так что, Иван Кузьмич, топите ее к чертовой матери! Как говорится, баба с возу – кобыле легче…

– Это мы мигом, Степан Осипович! – воскликнул командир «Чесмы» с загоревшимися глазами. – Хоть чем-то, да поможем Отечеству!

* * *

У местечка Хили, расположенного всего лишь в двадцати милях от Босфора, «Константин» наконец настиг сразу три турецких судна.

– Дать им по международному своду сигналов требование командам перейти на шлюпки! – приказал Макаров.

К рее фок-мачты «Константина» взвился набор сигнальных флагов, и на судах стали поспешно спускать шлюпки.

– Ишь ты, засуетились! Жить-то ох как хочется! – злорадно воскликнул неугомонный Зацаренный. – А, может быть, Степан Осипович, подорвать эти суда буксируемыми минами? В качестве тренировки, – пояснил он, увидев недоумение на лице командира.

– Вы бы, Иван Кузьмич, предложили еще подорвать их дорогими минами Уайтхеда! Тоже в качестве тренировки, разумеется. Вот тогда бы по нашему возвращению адмирал Аркас уж точно оторвал бы мне голову! – рассмеялся Макаров.

Рассмеялись и старший офицер с вахтенным офицером, находившиеся здесь же, на мостике.

– Так ведь я же только предложил, а уж принимать решение должны, конечно, вы, Степан Осипович, – смущенно оправдывался минный офицер «Константина».

– В первый раз вижу смущение на вашем лице, Иван Кузьмич! И должен отметить, оно вам очень к лицу, – улыбнулся тот и тут же объявил: – «Минера», «Синоп» и «Наварин» спустить на воду. В них, Андрей Игнатьевич, посадите матросов во главе с офицерами, которые будут поджигать суда, покинутые командами.

– А как же я, Степан Осипович? – растерянно спросил Зацаренный.

– Вы, Иван Кузьмич, уже потопили одно судно, так пусть отличатся и другие.

* * *

Посреди моря огромными кострами пылали турецкие суда, подожженные русскими моряками. Вокруг них сгрудились шлюпки. Турки стояли в них на коленях, держа сложенные руки у лица. Видимо, молились.

– Моряки все-таки… – сочувственно произнес лейтенант Скоробогатов. – Тут бы и сам волком взвыл, ведь на твоих глазах сожгли твой родной корабль!

Макаров молча пожал ему руку…

Продолжая рейд, неприятельских военных кораблей больше не встретили и решили возвращаться в Севастополь. Было 23 июля 1877 года.

* * *

Не успел «Константин» вернуться в Севастополь, как Макаров уже получил новое задание – идти к кавказским берегам. Это было вызвано обращением командующего Кавказской армией к вице-адмиралу Аркасу с просьбой о помощи. Отряд полковника Шелковникова, направляющийся в Абхазию, оказался в весьма критическом положении: турецкий броненосец, заняв удобную позицию на Гагринском рейде, держал под обстрелом проход в Гаграх, препятствуя его дальнейшему продвижению. Так что Макаров получил приказ атаковать турецкий броненосец или же отвлечь его, уведя как можно дальше от берега.

«Константин» тут же вышел в море. Однако жестокий шторм задержал его в пути на двое суток и лишь на рассвете 6 августа он приблизился к Гаграм.

– Вижу военный корабль, идущий встречным курсом! – доложил с марсовой площадки впередсмотрящий.

– Вот и появился наш визави! Турки небось уже потирают руки, считая, что непременно потопят нас, – усмехнулся Макаров.

– Это, к сожалению, вполне логично, Степан Осипович, – заметил старший офицер. – Что можем мы противопоставить ему? У броненосца в несколько раз более мощная и, самое главное, дальнобойная артиллерия. А посему «Константин» может быть расстрелян и потоплен с дистанции, почти вдвое превышающей дальность стрельбы его пушек, – заключил он, вглядываясь через зрительную трубу в турецкий броненосец. – Он практически неуязвим для орудий «Константина».

– Вы, Андрей Игнатьевич, забыли упомянуть об одном неоспоримом преимуществе «Константина».

Лейтенант Скоробогатов вопросительно посмотрел на командира.

– Я имею в виду скорость его хода, – пояснил тот. – Он является самым быстроходным пароходом на Черном море. А посему у меня и в мыслях не было желания вступить в артиллерийскую дуэль с броненосцем. А вот в кошки-мышки я поиграю с ним с превеликим удовольствием. Я заранее приказал поддерживать в котлах давление пара, достаточное для полного хода, – он скомандовал вахтенному офицеру развернуть «Константина» на обратный курс, потом «полный вперед!» и оповестил машинное отделение о том, что их преследует турецкий броненосец. – Теперь все зависит от «духов» в «преисподней». Сейчас они начнут шуровать уголь в топки с удвоенной энергией!

«Есть чему поучиться у нашего командира!» – с гордостью за него подумал юный мичман Волков, исполнявший обязанности вахтенного офицера.

* * *

От напряженной работы машин пароход дрожал и трясся, как в лихорадке. Ведь одиннадцать узлов – максимальная скорость хода «Константина», в то время как броненосец шел уже со скоростью одиннадцать с половиной узлов, нагоняя русских. Однако чувствовалось, что «Константин» все увеличивал ход.

– Проверить скорость хода лагом! – приказал Макаров.

Скорость хода оказалась равна двенадцати и трем четвертям узла, и он восторженно воскликнул:

– Ай да Владимир Спиридонович! Ай да «духи»! Вот, господа офицеры, истинные спасители «Константина»!

В это время на верхнюю палубу, весь мокрый от пота, поднялся старший механик Павловский и доложил командиру:

– Если нужно, Степан Осипович, то можно прибавить ход еще на пол-узла.

– Большое спасибо за добрую весть, Владимир Спиридонович! Но больше прибавлять ход нет необходимости: турок и так стал отставать, – он показал в сторону преследовавшего их броненосца.

Павловский с интересом посмотрел за корму.

– Вот ты каков, вражина! И какой огромный… Видать, твои «духи» тоже все в мыле, нас догоняючи, – профессионально отметил он и вдруг вскинулся: – Не видать вам, басурманам, нашего «Константина», как своих ушей! – механик погрозил кулаком.

– Теперь-то турки уж точно со страху наложили в штаны! – рассмеялся старший офицер, по-дружески обняв старшего механика.

– А почему бы и нет, Андрей Игнатьевич? – тот ничуть не обиделся его шутке. – Пыжатся, пыжатся, а «Константин», знай себе, все дальше и дальше уходит от них.

– И все благодаря вам и вашим «духам», Владимир Спиридонович! Большое спасибо за ратный труд!

– Какой такой «ратный», Степан Осипович?! – воскликнул Павловский, недоуменно глядя на командира. – Я просто изо всех сил стараюсь обеспечить максимальный ход судна. И все.

– Это ваше старание как раз и спасает всех нас от погони! Ведь ход корабля – один из элементов его успешных боевых действий. Это аксиома военно-морского искусства. Во времена парусного флота противники перед началом боя стремились перехватить друг у друга ветер. Теперь же всё решают мощности машин и мастерство механиков. А превышение вами в самый критический момент скорости хода судна почти на два узла, достигнутой при его ходовых испытаниях, – просто фантастика! За что низкий поклон вам от всей команды «Константина»!

Старший механик, порозовев лицом от столь высокой похвалы, смущенно переводил взгляд с одного офицера на другого.

– Я вот, кстати, – продолжил Макаров, – думаю даже чуть снизить ход, чтобы раззадорить турок и тем самым увести их как можно дальше от берега…

Эта игра в кошки-мышки продолжалась часа два, пока внезапно налетевший шквал с дождем не скрыл противников друг от друга. Когда же дождь перестал и прояснилось, броненосца уже и след простыл. «Константин» больше не встретил неприятеля и прибыл в Новороссийск.

Выяснилось, что броненосец был отвлечен от Гагр в самый критический для отряда Шелковникова момент. В своем донесении тот телеграфировал: «Колонну князя Аргутинского рассвет застал в сфере огня со стороны броненосца. Она была спасена от страшных потерь пароходом “Вел. кн. Константин”.

* * *

После возвращения «Константина» в Севастополь Макаров находился в приподнятом настроении.

Успешно закончившийся хитрый поединок у Гагр с турецким броненосцем еще выше поднял его авторитет в среде офицеров Черноморского флота, а благодарственная телеграмма полковника Шелковникова стала бальзамом на душу для вице-адмирала Аркаса. Аркасу очень редко приходилось получать подобные сообщения от командования сухопутных войск. Он, конечно, знал, что об этом эпизоде обязательно будет доложено государю, и его душа прямо-таки пела: Черноморский флот, несмотря на всю свою немощность, все-таки действует, помогая сухопутным войскам ковать победу над неприятелем!

Теперь даже так называемые «доброжелатели» вынуждены были признать, что «Константин» в умелых руках его командира является эффективным средством в борьбе с турками на море. В связи с этим Макаров получил относительную свободу действий, и сумел как нельзя лучше воспользоваться этим благоприятным обстоятельством.

Он, как всегда, для принятия решений по дальнейшим действиям собрал в своей каюте «военный совет».

– Есть сведения, что в Сухум-Кале находятся неприятельские броненосцы. А посему предлагаю направиться туда для их атаки.

Офицеры возбужденно пожимали друг другу руки, высказывая тем самым единодушное одобрение предложения командира.

– Предлагаю также провести минную атаку в ночь с 11 на 12 августа, когда ожидается лунное затмение, дабы воспользоваться им для обеспечения скрытности и неожиданности нашего нападения.

– Это вы очень здорово придумали, Степан Осипович! – воскликнул лейтенант Зацаренный.

– Благодарю за поддержку, Иван Кузьмич, – улыбнулся Макаров. – Однако должен предупредить вас, что атаковать неприятеля будем только буксируемыми минами.

– Отчего же, Степан Осипович?! – удивленно, с обидой в голосе воскликнул лейтенант Шешинский. – Ведь и «Чесма», и «Синоп» вполне готовы к атаке минами Уайтхеда!

Тот понимающе посмотрел на него:

– Дело в том, Владимир Аркадьевич, что Сухумский рейд довольно мелководен и ввиду этого не пригоден для использования самодвижущихся мин. Я вполне разделяю ваше разочарование, но их пусковые установки с этих катеров для предстоящего похода придется все-таки снять. Пока, разумеется. До лучших времен, – уточнил он. – Вопросы есть, господа офицеры?

Со своего места поднялся лейтенант Рождественский, командир большого номерного катера.

– Выходит, Степан Осипович, что я опять остался не у дел?

– Выходит, что так, Дмитрий Львович. Вы же помните, что когда мы на «Константине» вышли в поход к Гаграм, то нас двое суток трепал такой жестокий шторм, что ваш катер, если бы он шел на буксире, пришлось бы волей-неволей затопить самим. А ведь до Сухума идти еще дальше.

– Не унывайте, Дмитрий Львович, – сочувственно добавил Зацаренный. – Вы у нас будете вроде как резервным командиром. Если кого-нибудь из нас, не дай бог, зацепит, вы тут как тут его сразу же и замените.

Рождественский уныло улыбнулся:

– Скорее вы, Иван Кузьмич, сами кого-нибудь зацепите, чем вас, – и обратился уже к Макарову: – А вообще-то с потерей катера Пущина со всей его командой я, Степан Осипович, как бы осиротел.

– Не в бирюльки играем, Дмитрий Львович, а делаем общее дело во славу нашего Отечества! Каждый на своем месте! – строго ответил тот. И тут же улыбнулся: – Вам ли обижаться, лейтенант?! Свой орден за успех у Сулина вы уже получили в отличие от других менее удачливых командиров, – он уважительно кивнул на крест Георгия IV степени на его шее. – Так что все по справедливости, Дмитрий Львович. Все свободны, господа офицеры!

* * *

К Сухуму подходили со всеми мерами предосторожности. В шести милях от берега застопорили машину и спустили катера на воду.

– С богом, господа командиры! – напутствовал Макаров. – Старшим назначаю лейтенанта Зацаренного. Подойдя к рейду, застопорьте машины и ждите. Как только диск луны покроется тенью, начинайте атаку. А по моему сигналу немедленно возвращайтесь к «Константину»…

Катера встали, сгрудившись у «Чесмы». В призрачном свете полной луны были видны силуэты броненосцев, стоявших на якорях на рейде.

Наконец на лунный диск стала наползать тень. Через некоторое время ночное светило приняло бронзовый оттенок, и Зацаренный махнул рукой. Катера, набирая полный ход, устремились в атаку.

В это время на берегу, как назло, где-то вспыхнул пожар. Он осветил катера. На кораблях объявили тревогу, загремели орудийные и ружейные выстрелы.

«Синоп» первым подскочил к самому крупному броненосцу, круто развернулся и, подведя под него мину, подорвал ее. Поднялся огромный столб черной воды.

– Похоже, взрыв пришелся под угольную яму! – азартно крикнул лейтенант Шешинский боцману, уводя катер от атакованного им корабля.

На броненосце заметались люди, многие из них стали в отчаянии бросаться в воду…

От близких и сильных взрывов на рейде поднялось волнение, и волны начали захлестывать беспалубные катера. Вокруг плавало множество обломков, среди которых приходилось стремительно возвращаться назад.

* * *

Команды катеров на «Константине» встречали криками «ура!». Поднимавшихся на палубу возбужденных и радостных моряков обнимали, поздравляя с очередной победой.

– А где же «Минер»? – тревожно спросил у Зацаренного старший офицер.

Тот подбежал к одному борту, затем к другому – «Минера» нигде не было видно.

– Разрешите, господин лейтенант, – официально обратился он к Макарову, – разыскать и привести сюда «Минера»?

Макаров тревожно глянул в сторону зарева на берегу.

– Добро, Иван Кузьмич! Только прошу вас действовать осторожно и осмотрительно. Не хватало еще потерять и вас с «Чесмой»!

– Все сделаю в лучшем виде, Степан Осипович! Будьте уверены! – обрадованно воскликнул Зацаренный и, махнув рукой своей команде, стремглав кинулся к катеру – дорога была каждая минута.

Моряки «Чесмы», как цыплята за маткой, устремились за своим командиром…

Потянулись томительные минуты ожидания. Макаров в напряжении ходил по мостику туда-сюда. На просьбу старшего офицера поднять два оставшихся катера на борт, ответил отказом:

– Кто его знает, Андрей Игнатьевич, что случилось с «Минером»? Команды катеров должны знать, что мы с вами примем все меры к их спасению в случае беды. Помните, как долго наши катера кружили у Сулинского рейда, разыскивая пропавший катер лейтенанта Пущина, пока не нашли спасательный круг с его номером? Так что «Синоп» и «Наварин», может быть, еще и понадобятся.

Наконец с марсовой площадки раздался радостный голос впередсмотрящего:

– Вижу два катера! Идут к «Константину»!

Над палубой прогремело многоголосое «ура!». От нервного напряжения и переживаний у Макарова навернулись на глаза слезы радости, и он, отойдя к ограждению мостика, оперся на планширь, чтобы, не дай бог, кто-нибудь увидел.

На палубу в бессознательном состоянии, на руках, подняли командира «Минера» лейтенанта Писаревского. Как объяснил боцман, катер неожиданно сцепился с турецкой гребной шлюпкой, оказавшейся у борта броненосца. Произошла рукопашная схватка. Дрались отчаянно. Один из турок со всей силой ударил командира катера веслом по голове, а затем пытался столкнуть его за борт. Матросы, пустив в ход приклады, отбили своего командира. Тут подоспела «Чесма» и увела «Минера» под градом пуль на буксире, а уже затем машинист дал ему свой ход.

– Лейтенанта Писаревского в лазарет! – приказал Макаров, тревожно глянув в сторону берега.

Сразу же с десяток человек бросились, чтобы выполнить его приказ, однако матросы и унтер-офицеры из команды «Минера» отстранили добровольных помощников и бережно понесли своего командира сами…

А турки трое суток провозились с подорванным броненосцем «Ассари-Шевкет» и на четвертые медленно повели его на буксире с большим креном в Батум.

* * *

Это был тот самый большой кабинет, в котором двадцать лет тому назад Андрей Петрович, его дед, просил адмирала Врангеля, назначить гардемарина Чуркина на один из кораблей, который в скором времени должен был бы отправиться на Дальний Восток. Однако Петр Михайлович об этом не знал – дед не любил афишировать свою заботу о внуке.

Теперь в кресле за огромным письменным столом сидел уже другой адмирал.

– Выходит, что не зря, Петр Михайлович, мы создали в Морском техническом комитете ваш отдел минного оружия. Успехи боевого применения минного оружия на Черном море подтвердили правильность и своевременность нашего решения, – морской министр удовлетворенно постучал пальцами по столешнице письменного стола. – Главное – турки резко снизили активность, опасаясь атак наших минных катеров.

– Я, ваше высокопревосходительство, полностью разделяю вашу точку зрения.

– Это не столько моя точка зрения, сколько один из выводов, сделанных военным министром в своем докладе государю – докладе о ходе вооруженной борьбы на всех театрах военных действий. А посему, учитывая ваш вклад в развитие минного оружия, он подписал указ, согласно которому вам присвоен чин капитана 1-го ранга досрочно.

– Служу Отечеству! – произнес Петр Михайлович, став по стойке «смирно».

– Мало того, этим же указом вы награждены орденом Равноапостольного князя Владимира II степени, – морской министр встал, обошел стол и заранее приготовленным шилом отработанным движением сделал прокол на мундире Петра Михайловича. Затем он открыл коробочку и, вынув из нее серебряную шестиконечную звезду, привинтил к мундиру. Сделав пару шагов назад, министр окинул новоиспеченного капитана 1-го ранга оценивающим взглядом. – Вот теперь совсем другое дело!

– Служу Отечеству! – произнес Петр Михайлович, не ожидавший стольких высочайших милостей.

– Служите, Петр Михайлович, как служили и до сих пор!.. Однако я вызвал вас не только по этому поводу.

Чуркин насторожился.

– Одновременно тем же высочайшим указом лейтенант Макаров, командир военного парохода «Великий князь Константин» произведен в капитан-лейтенанты, а также награжден орденом Святого Георгия IV степени и офицерской морской саблей с золотым эфесом.

– Как я рад, ваше высокопревосходительство! – воскликнул капитан 1-го ранга. – Государь по достоинству оценил вклад Степана Осиповича не только в развитие минного оружия, но и в его боевое применение!

– Нисколько не сомневаюсь в этом, – заметил министр. – А посему вы, господин капитан 1-го ранга, направляетесь в Севастополь для вручения капитан-лейтенанту Макарову, между прочим, вашему протеже, – коротко улыбнулся он, – выписки из высочайшего указа и всех положенных в соответствии с ним регалий.

– Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! – заверил тот адмирала и, четко выполнив поворот «кругом» через левое плечо, покинул кабинет морского министра.

Петр Михайлович ликовал. Он радовался не только за себя, но еще более неожиданной возможности встречи со Степаном Осиповичем, да к тому же с вручением ему заслуженных регалий.

* * *

Разместившись в «адмиральской» каюте «Великого князя Константина» за столом, накрытым по «малой программе», решили в уединении, вдвоем и накоротке отметить встречу.

Петр Михайлович достал из баула небольшой пакет и папку. Макаров завороженно следил за его действиями. Чуркин вынул из папки лист мелованной бумаги с двуглавым орлом в верхней части и протянул командиру. Тот осторожно, как святыню, взял лист в руки и стал внимательно читать. По мере чтения лицо его розовело, а глаза освещались радостью.

– Неужто так бывает, Петр Михайлович?! Так много и все сразу! – воскликнул Макаров и несколько растерянно посмотрел на гостя.

– Стало быть, бывает, Степан Осипович! Заслужили своими ратными делами!

Тот посмотрел на свои погоны и перевел вопросительный взгляд на Петра Михайловича, как бы спрашивая совета: «Как же быть с ними?».

– Я предусмотрел ваши возможные затруднения, – Чуркин рассмеялся и протянул ему пакет.

Развернув пакет, Макаров ахнул: в его руках оказались золотистые погоны с одним «просветом».

– Огромное спасибо за заботу, Петр Михайлович! Выручили!

– В трудную минуту…

– Побольше бы таких «трудных минут», Петр Михайлович! – рассмеялся Макаров и позвонил в колокольчик. – Поменяй-ка мне, Кузьма, погоны на мундире! – приказал он вестовому, тут же появившемуся в дверях каюты, и, протянув ему новые погоны, стал снимать мундир.

– Поздравляю вас, ваше благородие, с чином капитан-лейтенанта! – просиял тот. – Я мигом! – и метнулся с мундиром из каюты…

– Ну что же, Степан Осипович, давайте по старой доброй традиции «обмоем» наши очередные звездочки, – с подъемом произнес Петр Михайлович, когда тот надел принесенный вестовым мундир с новыми погонами, и вдруг осекся. – Хотя обмывать-то, собственно говоря, и нечего, – рассмеялся он: – У вас на плечах погоны безо всяких там звездочек.

Макаров с нескрываемым удовольствием глянул на свои погоны. Он очень хорошо помнил свои переживания в течение четырех долгих лет, ожидая производства в мичманы, после окончания мореходной школы: удастся ли «выбиться в люди», то есть стать флотским офицером с соответствующими перспективами, или всю жизнь прозябать штурманом на купеческих суденышках Дальнего Востока? И только спустя восемь лет после долгожданного производства в мичманы, лишь в прошлом году, он наконец-то надел лейтенантские погоны. А тут, как снег на голову, – досрочный чин капитан-лейтенанта! Было от чего закружиться его голове.

Вообще-то очередной воинский чин у каждого офицера всегда вызывает массу положительных эмоций. Долгожданный первый чин, то есть производство в офицеры, означает относительную свободу и определенное материальное благополучие после нескольких лет жизни под постоянным присмотром в Морском корпусе, где неукоснительно исповедуется основополагающий воспитательный принцип: «Прежде чем командовать, надо научиться подчиняться!». А вот последующие чины придают офицерам уверенности в себе, в своих возможностях дальнейшего продвижения по службе. Ведь не зря же еще великий Наполеон говорил, что плох тот солдат, который не носит в своем ранце маршальского жезла. И это – не карьерные устремления в общепринятом смысле, а побудительный мотив к дальнейшему росту воинского мастерства.

– И у меня, – перебил Петр Михайлович мысли Макарова, – уже капитана 1-го ранга, – те же чистые погоны, правда, с двумя «просветами».

Рассмеялся и Макаров:

– Тогда, Петр Михайлович, предлагаю выпить за «упокой души» наших с вами бывших звездочек!

– Принимается, Степан Осипович! Вам уж никак не откажешь в находчивости, – с удовлетворением отметил Петр Михайлович.

– Так чья школа, Петр Михайлович? – горячо воскликнул тот. – Ведь за два года, проведенных под вашим руководством, вы стали для меня не только уважаемым начальником, но и, если так можно выразиться, духовным наставником!

Петр Михайлович внимательно посмотрел на капитан-лейтенанта:

– Ваши слова отдают некоторым оттенком подобострастия, которое я, к вашему сведению, очень не уважаю. Кроме того, я ведь всего на шесть лет старше вас.

– Никакого подобострастия, и даже намека на него! Только чистосердечное признание! Что чувствую на самом деле и о чем думал не раз. Мне очень повезло в жизни, что судьба свела именно с вами, Петр Михайлович. А разница в возрасте… Вот, к примеру, вы – начальник отдела, но в то же время самый молодой офицер в этом самом отделе! – он коротко улыбнулся, а затем, сделав небольшую паузу, добавил: – И, кроме того, еще неизвестно, кем мне уготовано судьбой стать через шесть лет.

– В таком случае, Степан Осипович, прошу извинить меня за некоторую резкость, – Петр Михайлович приложил руку к сердцу.

Не спеша, по старому флотскому обычаю, осушили бокалы с традиционной мадерой и так же неторопливо закусили фруктами и шоколадом. Макаров блаженно улыбался своим мыслям. Затем Чуркин на правах хозяина каюты снова наполнил бокалы.

– А теперь, Степан Осипович, за вашу первую боевую награду! – он встал и поднял свой бокал.

– И за вашу вторую… – в тон ему ответствовал Макаров.

* * *

Петр Михайлович, как бы подводя итог официальной части их встречи, неожиданно предложил:

– А нет ли у вас, Степан Осипович, желания после окончания войны перейти в мой отдел на постоянной основе? – и рассмеялся: – Исключительно только для того, чтобы мне не быть в нем самым молодым офицером.

Макаров, оценив шутку своего покровителя, рассмеялся, но ответил затем серьезно:

– Большое спасибо, Петр Михайлович, за столь лестное предложение! Однако, к сожалению, я уже успел «заболеть» новой идеей.

– Какой же, если, конечно, не секрет? – заинтересованно спросил тот, хотя и был озадачен неожиданным отказом капитан-лейтенанта. Он, начальник отдела минного оружия, терял столь ценного сотрудника, на которого, честно говоря, очень рассчитывал.

– Да какой уж там секрет! Тем более от вас, Петр Михайлович! – недоуменно пожал плечами Макаров. – Работая с кораблестроителями над проектом создания быстроходных катеров для оснащения их шестовыми минами, а затем и руководя работами по переоборудованию «Великого князя Константина», я пришел к мысли о реальной возможности построения судна, способного преодолевать льды.

Капитан 1-го ранга что-то прикинул в уме.

– И не только, скажем, льды Финского залива, но и тяжелые арктические. Иными словами, речь идет о создании судна, которое сможет не только само продвигаться во льдах, но и прокладывать путь другим судам, – он тревожно и с надеждой на поддержку посмотрел на Петра Михайловича.

Тот удивленно приподнял брови, ожидая услышать что угодно, но только не эту ошеломившую его новость.

Макаров сосредоточился, отлично понимая, что именно сейчас решается вопрос о его будущем детище.

– Еще Петр Первый мечтал о морском пути через Ледовитое море. Ведя отчаянную борьбу с турками и шведами за выход России к морям, он прекрасно понимал, какие возможности откроются перед государством в случае организации торговых путей по северным и восточным морям из Архангельска в Китай и Индию. Мало того, что это был бы самый короткий путь в те страны, он – самое главное – пролегал бы только вдоль берегов Российской империи! То есть по отечественным водам, раз и навсегда избавляя русское купечество от иностранной зависимости, – он сделал короткую паузу. – И пусть не за одну навигацию, а с зимовками, но купеческие суда достигли бы этих благодатных стран, изобилующих драгоценными товарами, и, обменяв их на свои, вернулись тем же северным путем. Прибыль государевой казне, истощенной длительной Северной войной, сторицей окупила бы все расходы. – Макаров просветленным взглядом посмотрел на Петра Михайловича, внимательно слушавшего его, и продолжил: – Потому-то перед самой своей кончиной Петр и приказал организовать экспедицию под командой капитана-командора Витуса Беринга, чтобы окончательно убедиться в наличии пролива между Азией и Америкой.

Петр Михайлович понял, что Макаров уже давно задумывался над решением этой проблемы, а конкретное ее решение пришло к нему только в последнее время.

– А ведь предпосылки к тому действительно были, – задумчиво сказал он. – Смогли же поморы еще в конце XVI века освоить так называемый Мангазейский ход от Архангельска через Обскую губу в Мангазею – город на высоком берегу Оби, центр пушного промысла тех лет. Однако все дальнейшие попытки пробиться через Ледовитое море как с запада на восток, так и с востока на запад не увенчались успехом.

– Конечно же, Петр Михайлович! – с жаром воскликнул Макаров. – Ведь все эти суда были деревянными, не способными противостоять льдам! Однако, как мне представляется, и стальным судам навряд ли удастся преодолеть арктические льды. Здесь нужны корабли специальной постройки! – победоносно глянул он.

– Ледоходы? Или ледорезы? – улыбнулся Петр Михайлович, видя горящие глаза собеседника.

– Нет, Петр Михайлович! И еще раз – нет! Только ледоколы! Они должны как бы наползать своим скошенным носом на лед, а тот под тяжестью корпуса корабля будет раскалываться. Отсюда-то и название.

Петр Михайлович был поражен направленностью мысли этого незаурядного человека. Как же можно, спрашивается, раздвинуть огромное, уходящее за горизонт ледяное поле толстого арктического льда, чтобы протиснуть в образовавшуюся щель корпус большого корабля? Та ведь затем неизбежно сомкнется за ним, и корабль этот окажется в ледяной ловушке! В этом случае задний ход исключен – корабль неизбежно останется без винта, обломав его о кромку толстого льда. Потому-то нужно именно колоть лед предлагаемым Макаровым принципом «наползания» – с края ледяного поля образуется проход, которым смогут пройти и следующие за ледоколом суда.

Просто? Вроде бы да. Но все гениальное как раз и отличается простотой. Вот только как до этой самой простоты додуматься?! Здесь-то и нужен особый склад ума…

– Каково же ваше мнение по этому вопросу, Петр Михайлович?

– Предлагаемый вами, Степан Осипович, проект имеет, разумеется, с моей точки зрения, блестящую перспективу. Однако надо признаться, что это очень и очень дорогостоящее предприятие и к тому же требующее для своей реализации значительного времени… Очень значительного, – после некоторой паузы добавил он.

Макаров вынул из кармана мундира носовой платок и вытер им выступившую на лбу испарину, что, естественно, не осталось не замеченным собеседником.

– Не переживайте так, Степан Осипович! – улыбнулся Петр Михайлович. – Это нормальный ход процесса реализации любого проекта, а уж вашего – тем более. Ведь большая часть морских границ Российской империи приходится как раз на Ледовитый океан, потому организация постоянно действующего морского пути вдоль его побережья – дело особой государственной важности. Собственно говоря, мы это с вами уже обсудили. Потому-то для одобрения в Морском ведомстве, а тем более для высочайшего утверждения вашего проекта, потребуются убедительные обоснования и – главное! – точные инженерные расчеты, – Петр Михайлович видел тревожную озабоченность на лице собеседника, вызванную его последними словами. «Нас бьют, а мы крепчаем!» – почему-то вспомнилась ему прибаутка деда. Вслух же он сказал: – Тем не менее если с помощью построенного вами ледокола удастся наладить хотя бы в Финском заливе сообщение между Кронштадтом, Гельсингфорсом и Ревелем – главными пунктами базирования кораблей Балтийского флота, – то уже одно это оправдает все расходы на его строительство.

Лицо Макарова просветлело.

– Что же касается прокладки морского пути в арктических льдах, то ведь кто-то же должен быть первым? Почему не вы, Степан Осипович?

Тот наконец-то облегченно выдохнул:

– Большое спасибо вам, Петр Михайлович. Я теперь окончательно утвердился в своей идее…

– Однако этого мало, Степан Осипович. Сдается мне, что для плодотворного решения всех этих технически сложных вопросов, вам будет необходима квалифицированная помощь.

Макаров утвердительно кивнул головой.

– Поэтому я мог бы выступить с ходатайством перед председателем нашего комитета об оказании вам всяческого содействия по реализации вашего проекта. Тем более что у вас уже сложились с сотрудниками отдела кораблестроения весьма добрые деловые отношения. Но до этого вам необходимо все еще раз тщательно продумать и изложить свои мысли в письменном виде.

– Конечно, конечно, Петр Михайлович! – заторопился Макаров, еще не веря в удачу и боясь ненароком спугнуть ее. – Я уже думал об этом, но после вашего столь глубокого анализа моей идеи непременно сделаю это, а затем представлю вам на рассмотрение.

– Ну что же, Степан Осипович. По-моему, у нас с вами есть прекрасный повод для того, чтобы еще раз пригубить бокалы?

– Еще бы! Только до дна, Петр Михайлович! Только до дна! – суеверно повторил Макаров.

Капитан 1-го ранга, улыбнувшись горячности капитан-лейтенанта, не спеша достал из кармашка мундира серебряную луковицу часов на цепочке и посмотрел на них.

– У нас с вами, Степан Осипович, есть еще около двадцати минут до собрания офицеров в кают-компании, которых так же, как и нас с вами, ожидают весьма приятные известия. Так что я с удовольствием и до дна осушу бокал за успех вашего предприятия!

– Огромное спасибо вам за все, Петр Михайлович! – горячо воскликнул Макаров. – И что бы я делал без вас?!

Петр Михайлович вздрогнул, вспомнив о том, что те же самые слова говорили Андрею Петровичу, его деду, и правитель крепости Форт-Росс Иван Александрович Кусков, и верный друг Фаддей Беллинсгаузен. «Все возвращается в этом мире на круги своя…» – с глубоким удовлетворением подумал он.

* * *

Когда, возбужденные бурным собранием офицеров, они вернулись из кают-компании в «адмиральскую» каюту, Макаров вызвал вестового:

– Поставь-ка, Кузьма, эту саблю рядом с моей, парадной!

Тот, увидав крест Георгия на его шее и протянутую саблю с золотым эфесом, ахнул от восхищения и гордости за своего барина.

– С превеликим удовольствием, ваше благородие! – радостно, не по-уставному, ответил он.

Капитан-лейтенант, однако, только улыбнулся вольности, допущенной вестовым. Зато капитан 1-го ранга сделал ему замечание:

– Не по уставу отвечаешь, братец!

Матрос вытянулся в струнку:

– Виноват, ваше высокоблагородие! – и, оправдываясь, добавил преданно глянув на своего командира: – Но ведь радость-то, какая, ваше высокоблагородие!

Оба офицера непроизвольно рассмеялись, подкупленные таким непосредственным восторгом.

– Разрешите, Степан Осипович, мои некоторые сомнения, – попросил капитан 1-го ранга, когда вестовой вышел из каюты. – Мое внимание привлек офицер, который по возрасту будет, пожалуй, постарше меня. Судя по месту, которое он занимал, сидя рядом со старшим офицером, у него довольно высокая должность на вашем корабле, но тем не менее всего-навсего чин мичмана.

Макаров улыбнулся, отдавая должное наблюдательности гостя.

– А, это старший механик Павловский, – пояснил он. – Все дело в том, что он только в конце прошлого года был по моему представлению призван в Военно-морской флот. Отсюда у него за неимением выслуги только первый офицерский чин. А представить его досрочно к чину лейтенанта всего через полгода службы на флоте я вроде как и не могу…

– И где же это вы «откопали» его?

– По рекомендации вице-адмирала Аркаса. – Петр Михайлович удивленно поднял брови. – Ведь Павловский и до этого трудился старшим механиком на «Константине», – пояснил Макаров.

– И не пожалели, Степан Осипович, что пригласили его?

– Ни в коем случае, Петр Михайлович! – воскликнул тот. – Я не могу нарадоваться на своего старшего механика! – и он рассказал о роли старшего механика в погоне за «Константином» турецкого броненосца.

– Вы, надеюсь, доложили командованию о том, что поведали мне?

– Безусловно, Петр Михайлович!

– Так какие же проблемы, Степан Осипович? Представьте его к награждению орденом. Скажем, «Станиславом» III степени. Орден, конечно, так себе, но это не имеет существенного значения, так как в соответствии с действующим положением награждение офицера, имеющего первый офицерский чин, любым орденом автоматически приводит к присвоению ему следующего чина. В данном случае лейтенанта!

Макаров завороженно смотрел на Чуркина.

– Какой же я еще, оказывается, «зеленый» командир по сравнению с вами, Петр Михайлович! – с чувством признал он. – Век живи – век учись! Огромное спасибо за этот бесценный совет! Я непременно воспользуюсь им. Сегодня же напишу представление к награждению мичмана Павловского орденом Станислава IV степени. Он, безусловно, заслужил, пожалуй, и большей награды, но это, как вы правильно заметили, в данном случае не имеет решающего значения. – капитан-лейтенант вскочил и возбужденно зашагал по каюте, предвкушая восстановление справедливости по отношению к старшему механику. «Какой же я все-таки растяпа! – корил он себя. – В своем донесении о боевых действиях у Гагр во всех красках расписал заслуги “деда”, а представить его за это к награде так и не догадался…» – Какая же это будет радость для Владимира Спиридоновича, да и для всей команды “Константина”!

– Это будет признанием заслуг всех «духов», а не только их «деда», – заметил капитан 1-го ранга.

– Вот именно, Петр Михайлович! Вот именно!

Наступила пауза, во время который каждый из них думал о своем. Петр Михайлович вспоминал, какими глазами смотрели офицеры в кают-компании на своего командира, когда он вручал Макарову награды. А Степан Осипович от всей души мысленно благодарил своего бывшего начальника. «Дай Бог счастья в жизни ему и его семье!» – думал он.

– Кстати, Петр Михайлович, а как поживает ваш наследник? – подчиняясь внутреннему голосу, неожиданно спросил Макаров, будучи знаком с его семьей.

Тот недоуменно посмотрел на него, стараясь переключиться со своих размышлений на дела семейные, а уловив смысл вопроса, улыбнулся:

– Растет Андрюша. Уже как семь лет исполнилось. Александра Васильевна все никак не нарадуется на сына. Он сейчас пристрастился разглядывать картинки в старинных книгах своего старшего тезки, – и, увидев немой вопрос на лице Степана Осиповича, пояснил: – Моего деда, Андрея Петровича.

Макаров понимающе кивнул головой.

– А иллюстрации в них на самом деле отменные и к тому же интереснейшие. Я, надо признаться, в его возрасте грешил тем же. А когда подрос, стал зачитываться этими фолиантами. Однако предпочтение все-таки отдавал книге деда, написанной им самим.

– Вы имеете в виду «Приключения поручика гвардии в дальних странах»?

– Именно. Похоже, чаша сия не миновала и вас, Степан Осипович?

– К счастью, да, Петр Михайлович. Я с большим интересом прочитал ее в Морском корпусе, где некоторое время обучался. Правда, потому, что все будущие флотские офицеры выпускного класса зачитывались ею.

Чуркин рассмеялся:

– Это, видимо, стало традицией Морского корпуса. Ведь Фердинанд Петрович Врангель, бывший морской министр, поведал деду о том же увлечении гардемаринов и его выпуска.

Макаров задумчиво посмотрел на него:

– Стало быть, в вашей семье это наследственное, Петр Михайлович?

– Выходит, что так, Степан Осипович. И я, честно говоря, очень рад этому.

– А посему, если следовать логике, вашего сына тоже ожидает наш славный Морской корпус?

– Именно так оно и будет! – улыбнулся Петр Михайлович. – И вполне возможно, ваши жизненные пути еще и пересекутся. Я, честно говоря, был бы счастлив, если бы это произошло, Степан Осипович.

 

Глава пятая

Торпеды – к бою!

После успеха у Сухума руководство Морского министерства окончательно удостоверилось в эффективности применения минного оружия военным пароходом «Великий князь Константин» и наконец-то предоставило в распоряжение его командира еще несколько самодвижущихся мин. Макаров вспомнил слова Петра Михайловича, что именно за ними будущее минного оружия, и ждал удобного случая применить их…

– Итак, господа командиры, мною получено разрешение на атаку турецких кораблей у Батума, – обратился он к своему «военному совету».

Офицеры уже привыкли к тому, что командир «Константина» собирает военный совет именно перед очередным делом.

– Должен отметить, – продолжил капитан-лейтенант, – что глубина Батумского рейда позволяет использовать самодвижущиеся мины. Капитан 1-го ранга Чуркин, главный специалист по минному оружию русского флота, назвал их торпедами. А посему надо срочно смонтировать их пусковые установки на «Чесме» и «Синопе».

– Наконец-то, Степан Осипович! – воскликнул Зацаренный. – Ох и дадим же мы жару османам!

Все заулыбались горячности лейтенанта.

– Не будем делить шкуру неубитого медведя, Иван Кузьмич! – осадил его Макаров. – Дурная примета. Это, во-первых.

А во-вторых, не забывайте, что это будет первая атака торпедами в истории всех флотов мира! Нас в связи с этим могут ожидать и неожиданности, которые мы сейчас просто не можем предусмотреть ввиду отсутствия опыта применения торпед, – он обвел строгим взглядом притихших офицеров. – Тем не менее атаковать неприятеля будем всеми четырьмя катерами. Порядок следования к Батумскому рейду – кильватерная колонна. Головным идет «Чесма», за ней «Синоп», «Наварин» и замыкающим – «Минер». При подходе к цели рассредоточиваемся. «Чесма» и «Синоп» для верности одновременно атакуют один и тот же турецкий корабль. Остальные – по обстановке. Старший – лейтенант Зацаренный. Возвращение по моему сигналу с «Константина». Вопросы есть?

Вопросов не было – все казалось предельно ясным.

* * *

16 декабря 1877 года. Поздний вечер. Тишина. Слабо светит ущербленная луна. Волнение моря практически отсутствует. С «Константина» спущены на воду катера, уже под парами.

В лунном свете показались турецкие корабли, стоящие на рейде, и лейтенант Зацаренный, используя рупор, приказал: «Рассредоточиться!». «Наварин» и «Минер» ушли в разные стороны, а «Синоп» пристроился рядом с «Чесмой» для совместной атаки.

Бдительность часовых на турецких кораблях их явно подвела, и первый выстрел прозвучал только тогда, когда «Чесма» и «Синоп» на полном ходу уже подошли к самому крупному броненосцу «Махмудие». Приблизившись к нему саженей на пятьдесят, оба катера одновременно выпустили торпеды и резко отвернули в сторону. Командиры катеров, затаив дыхание, как завороженные, следили за вспененными дорожками от гребных винтов торпед, хорошо заметными на поверхности воды при лунном свете.

Обе торпеды прошли совсем рядом с целью… Зацаренный в отчаянии стукнул кулаком по штурвалу и выругался, используя весь богатый арсенал забористых флотских выражений. Не взорвались торпеды и у берега, еще раз озадачив командира «Чесмы». И оба катера полным ходом пошли к «Константину», здесь им уже больше делать было нечего. «Может быть, больше повезет “Минеру” и “Наварину”? – с затаенной надеждой думал издерганный неудачей лейтенант Зацаренный, оглядываясь на рейд.

А на рейде взвивались осветительные ракеты, слышались орудийные и ружейные выстрелы, и в призрачном свете луны были видны белые султаны воды, поднятые снарядами.

* * *

Хмурые командиры «Чесмы» и «Синопа» поднялись на борт «Константина».

– Что случилось, Иван Кузьмич?! – сразу же тревожно спросил Макаров, не менее издерганный неведением.

– Мы с лейтенантом Шешинским одновременно атаковали броненосец «Махмудие» с дистанции пятьдесят саженей. Торпеды, однако, прошли за его кормой, совсем-совсем рядом, Степан Осипович! – воскликнул Зацаренный с такой тоской в голосе, что тот сразу же простил ему неуставное нарушение порядка доклада. Затем, взяв себя в руки, лейтенант продолжил: – Взрыва торпед, прошедших мимо цели, на берегу также не последовало. Потерь в командах обоих катеров нет. Сведений о действиях «Минера» и «Наварина» не имею.

– Так почему же все-таки торпеды, причем обе, прошли мимо цели с такой достаточно короткой дистанции? – задумчиво произнес Макаров, не обращаясь ни к кому из командиров. Это были размышления вслух. Он понимал, что ответа на мучивший их всех вопрос сразу и не будет. Нужен скрупулезный анализ всех возможных причин промаха. – Поднимайте катера на борт «Константина»! – приказал он. – Будем ждать возвращения остальных…

– На подходе один из катеров! – развевая печальные мысли командира, раздался с марсовой площадки голос впередсмотрящего.

Это был «Минер». Лейтенант Писаревский доложил, что он, ввиду меньшего хода по сравнению с «Чесмой» и «Синопом», подошел к рейду тогда, когда турки уже открыли сосредоточенный орудийный и ружейный огонь со своих кораблей. Писаревский, опустив за борт буксируемую мину, отчаянно пытался прорваться к какому-нибудь турецкому кораблю, но приходилось все время маневрировать, сбивая прицел канонирам, так как султаны воды, поднятые снарядами, вырастали совсем рядом с катером. Он чувствовал попадания пуль в борта и слышал завывания от их рикошетов – к счастью, никто из команды не пострадал.

– Что случилось с «Наварином»? – с тревогой в голосе спросил Макаров.

– Не знаю, Степан Осипович. Я не видел его с самого начала атаки. Только заметил частые всплески от орудийных снарядов у одного из броненосцев, находившегося справа, в то время как я пытался атаковать на левом фланге. И слышал там почти непрерывные ружейные выстрелы.

– Поднимайте на борт катер, Федор Степанович! – приказал капитан-лейтенант. – Будем ждать «Наварина», – он тревожно посмотрел в сторону Батумского рейда, где до сих пор взлетали осветительные ракеты. – Правильно говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять, – вздохнул он.

Неожиданно откуда-то сбоку выскочил «Наварин», не замеченный впередсмотрящим, и, лихо развернувшись, подошел к трапу «Константина». «Отчаянный, однако, у него командир!» – усмехнулся Макаров, обрадованный возвращением последнего катера.

Между тем взбежавший по трапу мичман Подъяпольский возбужденно доложил:

– Я, Степан Осипович, чуть было не проскочил мимо «Константина», но боцман успел все-таки в последний момент заметить его силуэт, – никак не мог успокоиться он, радуясь столь удачному исходу своего возвращения.

– Надо было, Павел Семенович, при подходе снизить скорость катера хотя бы до среднего, – заметил лейтенант Зацаренный, – а не нестись в ночной мгле не зная куда сломя голову.

– Так уж получилось, Иван Кузьмич, – смущенно ответил мичман на замечание лейтенанта. – Очень уж хотелось как можно быстрее вернуться к «Константину».

– Прошу извинить за выражение, Павел Семенович, но, как учат древние мудрецы, спешка нужна лишь при ловле блох, – усмехнулся тот.

Усмехнулись и офицеры на мостике.

– Доложите, господин мичман, о своих действиях во время атаки турецких кораблей! – приказал Макаров, с усилием подавив приступ смеха от образного оборота лейтенанта Зацаренного.

Подъяпольский вытянулся:

– Сразу же после команды «Рассредоточиться!» я ушел от «Синопа» вправо. Когда приблизился к турецким кораблям, стоящим на якорях, те уже начали пускать осветительные ракеты и открыли орудийный и ружейный огонь. Я спустил буксируемую мину в воду и решил атаковать второй броненосец с краю на правом фланге.

– Почему именно второй, Павел Семенович? – заинтересованно спросил Макаров.

– Он был крупнее самого крайнего, господин капитан-лейтенант!

– Убедительный аргумент, Павел Семенович! – рассмеялся тот, единодушно поддержанный офицерами. – Не тянитесь передо мной и обращайтесь ко мне по имени и отчеству.

– Есть, Степан Осипович! – коротко произнес мичман и продолжил: – Когда я на полном ходу стал приближаться к нему, на моем катере сосредоточили огонь оба правых броненосца. Но это не смутило меня, я продолжал атаку. И тут минный унтер-офицер доложил о том, что перебит буксир крылатой мины. Он показал мне конец перебитого снарядом троса, который вынул из воды, чтобы тот не намотался на гребной винт. Я чуть не заплакал от досады: ведь борт броненосца был совсем рядом – рукой подать! – у юного мичмана на глазах навернулись слезы.

– Знакомое чувство! – поддержал его лейтенант Зацаренный. – Только я с досады, когда торпеды прошли совсем рядом с кормой турецкого броненосца, в отличие от вас, Павел Семенович, вспомнил не только всех своих предков, но и более того.

Подъяпольский благодарно посмотрел на него и продолжил:

– Я резко развернул катер, и, когда тот вышел из зоны обстрела, стал готовить к спуску на воду запасную мину, чтобы снова атаковать. Но тут с «Константина» уже поступил сигнал к отходу, и я, приведя катер в порядок, на полном ходу устремился к вам. Об остальном вы, Степан Осипович, уже знаете.

– Вроде бы цепь случайностей, а результата нет, – тяжко вздохнул Макаров, а затем ободряющим голосом произнес: – Не расстраивайтесь, господа офицеры! Ведь не зря же за одного битого двух небитых дают! Будет и на нашей улице праздник! – и он обвел просветленным взглядом своих верных соратников. – Курс – на Севастополь! Всем командирам катеров и старшему офицеру быть в моей каюте ровно через час!

* * *

– Если мы с вами, господа командиры, не определим, почему же все-таки обе торпеды прошли мимо цели, то о торпедных атаках можно будет забыть – никто больше не даст нам разрешения на применение дорогостоящих мин Уайтхеда. Ведь мало того, что обе прошли мимо цели, так они, окаянные, еще и не взорвались, видимо, зарывшись в прибрежный песок, или, что еще хуже, выползли по нему на берег, – Макаров тяжко вздохнул. – И теперь английские инструкторы потирают от удовольствия руки, получив от нас столь дорогой подарок. А заодно раздумывают, как противодействовать нашим торпедным атакам.

Офицеры понуро слушали своего командира, снова и снова переживая постигшую их неудачу. Так рвались в бой, и на тебе – не только не подорвали ни одного корабля, но еще и выдали неприятелю секрет применения торпед, на которые возлагали столько надежд…

– Разрешите высказать свое мнение по этому вопросу, Степан Осипович? – поднялся со своего места лейтенант Писаревский.

– Прошу вас, Федор Степанович, – с надеждой посмотрел на него Макаров.

Тот прокашлялся, чувствуя на себе напряженно-ожидающие взгляды.

– Лично мне кажется, что все дело в неточном положении пусковых установок относительно продольной линии катеров. Мы же спешили при их монтаже, а посему установили их вдоль продольной линии катеров приблизительно, на глазок. Вот и поплатились за это осечкой.

Зацаренный было запротестовал, но Писаревский достал из кармана мундира сложенный вчетверо лист писчей бумаги, развернул его и подал Макарову.

– Я только что, уже после возвращения на «Константин», набросал схему атаки корабля неприятеля с дистанции в пятьдесят саженей и убедился, что даже незначительное отклонение оси пусковой установки от продольной линии катера могло привести к промаху выпущенной им торпеды.

Макаров положил схему перед собой и подозвал офицеров. Те сгрудились у стола, а Писаревский с транспортиром в руке показывал им возможные пути торпед при различных углах отклонения оси пусковой установки.

– Вы правы, Федор Степанович, – заключил Макаров, с облегчением откинувшись на спинку кресла. – Это наиболее вероятная причина промаха. Завтра же, то есть уже сегодня, – поправился он, – когда рассветет, всем командирам провести тщательный замер отклонений осей и составить соответствующий акт. Потом я смогу представить его и вычерченную по всем правилам схему вице-адмиралу Аркасу и заверить его в успехе будущих торпедных атак, – он встал.

Тут же встали со своих мест и офицеры.

– Объявляю вам, Федор Степанович, благодарность за решение столь важной для флота задачи!

– Служу Отечеству!

«Не зря Петр Михайлович характеризовал его как вдумчивого офицера», – благодарно подумал Макаров. Когда все сели, он продолжил:

– В будущем совместные атаки торпедами и буксируемыми минами отменяю! – Офицеры непонимающе переглянулись. – Дело в том, – пояснил он, – что, как показал опыт первой такой совместной атаки, быстроходные «Чесма» и «Синоп», атакующие торпедами, успевают поднять по тревоге команды кораблей неприятеля, и подходящих чуть позже «Минер» с «Наварином» встречает уже огонь неприятеля. Таким образом, утрачивается фактор внезапности, а это, как вы прекрасно знаете, является основой успешного применения минных катеров. Я ничуть не сомневаюсь в вашей отваге, но, слава богу, что в сегодняшней атаке мы никого не потеряли.

– Степан Осипович, – чуть ли не взмолился Писаревский, – но ведь «Минер» с «Наварином», на мой взгляд, тоже должны участвовать в атаке. Пусть и фиктивно, без спуска буксируемых мин на воду, чтобы не снижать скорость хода и маневренность катеров, но вызывая своим присутствием переполох у неприятеля и отвлекая на себя внимание его канониров.

Макаров задумался, оценивая предложение лейтенанта.

– Светлая все-таки у вас голова, Федор Степанович! – наконец произнес он.

– Еще бы! – хохотнул Зацаренный, намекая на удар, полученный Писаревским в рукопашной схватке с турецкими моряками. – Тут сразу же просветлеешь, когда тебя со всей дури огреют веслом по голове!

Макаров улыбнулся, почувствовав нотки ревности в его голосе, а старший офицер заметил Зацаренному:

– Другого, Иван Кузьмич, хоть каждый день долби по голове, да толку будет мало.

– Полностью согласен с вами, Андрей Игнатьевич! – рассмеялся тот. – Все дело действительно в том, смотря по какой голове бить… – И уже серьезно добавил: – Я, со своей стороны, целиком и полностью поддерживаю предложение лейтенанта Писаревского.

– Ну что же, господа командиры, мне остается только учесть поправку Федора Степановича, – подвел итог Макаров. – Однако оставляю за собой право на принятие решения на совместную атаку, исходя из сложившейся обстановки.

Писаревский и Подъяпольский облегченно вздохнули, а Зацаренный и Шешинский крепко пожали им руки. «Спасибо вам, Федор Степанович, за столь нужную боевую поддержку!» – успел шепнуть Писаревскому на ухо командир «Чесмы».

– Не шепчите, Иван Кузьмич! – строго предупредил Макаров лейтенанта и с подъемом произнес: – Такие слова надо произносить вслух и громко!

Лица офицеров просветлели окончательно.

– И еще один вывод, – продолжил командир. – С моей точки зрения, следует выпускать торпеды не с пятидесяти саженей, а с тридцати-сорока, если, конечно, представится такая возможность. Этим мы значительно повысим точность попадания в цель, учитывая, тем более, несовершенство изготовленных нами пусковых установок. – Макаров вопросительно посмотрел на офицеров.

– Конечно, так, Степан Осипович! – с жаром поддержал его Зацаренный. – Надо пускать торпеды именно с тридцати-сорока саженей!

– Я, безусловно, согласен с вами, Степан Осипович! – заверил его и лейтенант Шешинский. – При этом риск будет минимальный, мы ведь подходим практически незаметно, десяток лишних секунд с точки зрения внезапности особого значения не имеет, а выигрыш от сокращения дистанции будет огромным.

– Спасибо за поддержку, господа командиры! Тем не менее должен предупредить вас, – он поочередно посмотрел на Зацаренного и Шешинского, – что ближе тридцати-сорока саженей подходить к цели никак нельзя. Во-первых, после выхода из «мешка» торпеда может не успеть развить достаточную скорость для срабатывания инерционного взрывателя при ее ударе о борт неприятеля. Вспомните о невзорвавшихся у берега торпедах, прошедших мимо атакованного вами броненосца. Во-вторых, мощность заряда торпеды гораздо больше, чем у буксируемой мины, и атакующий беспалубный катер может в этом случае быть накрыт волной, поднятой ее взрывом, и потоплен. А смертники нам не нужны! Прошу помнить об этом, господа офицеры, ибо своей безрассудной отвагой вы можете загубить великое дело, которому мы с вами служим.

* * *

Комиссия, назначенная приказом командира «Константина», возглавляемая минным офицером лейтенантом Зацаренным, тщательно замерила отклонения оси пусковых установок от продольной линии катеров на «Чесме» и «Синопе».

– Так и есть, Степан Осипович! – сокрушенно доложил председатель комиссии. – На обоих катерах отмечены отклонения, и причем довольно значительные. И почему-то на обоих катерах именно влево!

– Систематическая ошибка, Иван Кузьмич, – пояснил Писаревский.

– Не понял вас, Федор Степанович? – озадаченно посмотрел Зацаренный на командира «Минера».

– Дело в том, что обе пусковые установки устанавливали одни и те же люди. Ведь так, Иван Кузьмич?

Тот утвердительно кивнул головой.

– И если на одном из катеров ими была допущена ошибка, то точно такая же была допущена и на другом.

– Лучше бы эти самые люди не допустили ошибок, тогда бы этот самый «Махмудие» уже бы давно булькал на морском дне! – гневно воскликнул командир «Чесмы».

– Так ведь в число этих самых людей, как мне помнится, входили и мы с вами, Иван Кузьмич, – усмехнулся Писаревский. – Чего же тогда на зеркало-то пенять?

Зацаренный с досады только махнул рукой.

– Не надо так расстраиваться, Иван Кузьмич! – заметил Макаров. – Мы ведь еще только учимся. К сожалению, правда, пока что на своих же ошибках, – посетовал он.

– Должен отметить, Степан Осипович, – заметил уже отошедший от досады Зацаренный, – что на корпусе «Минера» и на его трубе обнаружено множество вмятин от попавших в него пуль. Может быть, есть необходимость отметить и этот факт в нашем акте?

Макаров улыбнулся:

– Это излишне, Иван Кузьмич. Тем не менее большое спасибо за ваше замечание. Я непременно упомяну о нем в докладной записке главному командиру Черноморского флота о результатах нашей атаки на Батумском рейде, – он заметил, как зарделось лицо лейтенанта Писаревского, командира «Минера». «Доволен, конечно, что о его ратных делах узнает не только вице-адмирал Аркас, но и штабные офицеры. Но еще более удовлетворен тем, что теперь я не смогу упрекнуть его, что он-де не смог атаковать турецкий броненосец», – подумал капитан-лейтенант. – А сейчас, – распорядился он, – оформите акт и схему надлежащим образом в двух экземплярах и представьте мне для направления их главному командиру Черноморского флота и на экспертизу в отдел минного оружия Морского технического комитета.

«Надо только, – решил Макаров, – в сопроводительном письме в комитет не забыть указать то обстоятельство, что учебных пусков торпед – ввиду якобы их дороговизны – по решению командования не проводилось. А уж Петр Михайлович с его светлой головой найдет способ, как наилучшим образом использовать это обстоятельство. Ведь в конце-то концов именно поэтому турецкий броненосец, стоимость которого совершенно несоизмерима со стоимостью нескольких торпед, и не был подорван».

* * *

Хотя торпедная атака на Батумском рейде и не привела к материальному ущербу противника, зато моральный эффект от очередной атаки русских был огромен. В Турции усилились нарекания на бездеятельность флота.

В Англии же особую сенсацию вызвало применение русскими самодвижущихся мин Уайтхеда. В связи с этим, а больше для успокоения общественного мнения, в английской газете «Таймс» была напечатана статья адмирала Гобарт-паши, в которой тот утверждал, что турецкий флот давно готов сразиться с русскими, но те, мол, всячески избегают встречи с ним. И даже «поповки» с их сильным вооружением и мощной броневой защитой якобы боятся турецких кораблей.

Несостоятельность этого заявления опроверг в той же газете известный английский корабельный инженер Рид. Он писал: «Вызову Гобарта я не могу не удивляться. Сидя на могущественном мореходном броненосце, имея под командой еще несколько таких же, Гобарт-паша спрашивает, почему русские не высылают против него своих “поповок”; мне кажется, на такой вопрос ответ до крайности прост, так как всему миру известно, что “поповки” выстроены только для оборонительной службы в мелководных местах… Неприятель, горящий желанием отличиться, обыкновенно повсюду ищет своего противника, а не ожидает, что он, отвечая на вызов через газеты, выйдет и подвергнет себя верному уничтожению».

В Петербурге, разумеется, знали об этой развернувшейся в печати дискуссии, и Макаров, главный ее «виновник», за боевую активность – с учетом заключения Морского технического комитета о причинах неудачной атаки на Батумском рейде – был досрочно произведен в капитаны 2-го ранга. «Как же так? – недоумевал Степан Осипович в частном письме Петру Михайловичу. – Прошло всего лишь три месяца, и надо же – опять досрочное производство, уже в чин капитана 2-го ранга!» – писал он, хотя и не был лишен честолюбия.

Однако его подчиненные были в восторге. Ведь тем самым отмечались и их боевые заслуги! А тут подоспел и высочайший указ о награждении мичмана Павловского орденом Станислава III степени с соответствующим производством его в лейтенанты. Владимир Спиридонович, не знавший о представлении его к награждению, был приятно ошеломлен и недоумевал по этому поводу не меньше. Зато его «духи» ходили героями!

– Как бы банкеты в кают-компании и частое употребление грога не привели, Степан Осипович, к снижению боевой готовности команды, – как-то обеспокоенно заметил старший офицер.

Макаров улыбнулся:

– Если, Андрей Игнатьевич, в топки, хотя бы изредка, не подкидывать угля, то машина останется без пара, а корабль – без хода.

– Понял вас, Степан Осипович! – улыбнулся лейтенант Скоробогатов и с чувством добавил: – Наука!

* * *

Чтобы хоть как-то обозначить активность своего флота в ответ на атаки русских минных катеров, турки предприняли бомбардировку городов крымского побережья из корабельных орудий.

30 декабря два броненосца – «Ассари-Тефтик» и «Османие» – подошли к Евпатории и обстреляли ее. Турки хотели захватить и два торговых парохода, стоявших на ее рейде, но после первых же удачных ответов береговой батареи ушли в сторону моря. Затем подверглась бомбардировке Феодосия, во время которой пострадал дом знаменитого русского художника-мариниста Айвазовского. После этого турецкие корабли перешли к восточному побережью Черного моря и, подойдя к Анапе, разрушили город в течение двух часов.

Возмущенный Макаров предложил осуществить бомбардировку турецких городов. Однако командование не согласилось с его предложением и лишь разрешило осуществить на «Константине» рейд к кавказским берегам Черного моря.

* * *

Когда «Константин» прибыл в Поти, стало известно, что русские войска собираются штурмовать Батум, и для усиления его обороны там сосредоточена эскадра Гобарт-паши. Макаров не преминул воспользоваться этим для очередной торпедной атаки турецких кораблей.

В наступившей темноте 13 января 1878 года «Константин» застопорил машину в пяти милях от Батума.

– Вроде как издали надвигается туман, ваше высокоблагородие! – озабоченно доложил сигнальщик.

– Только этого нам и не хватало! – вздохнул раздосадованный Макаров. – В этих условиях атаковать будут только «Чесма» и «Синоп», – объявил он свое решение и, видя разочарование на лицах командиров «Минера» и «Наварина», пояснил: – Сейчас для нас главная задача – подорвать торпедами ближайший к входу в бухту турецкий корабль. А два катера, действуя совместно, естественно, имеют больше шансов подойти к цели, будучи незамеченными. Остальные же разбредутся в тумане по акватории бухты, поддерживая в одиночку их атаку, и потом ищи-свищи их… К счастью, – заметил он, – туманы здесь не такие густые и продолжительные, как, к примеру, на Дальнем Востоке, – он вспомнил рассказы Петра Михайловича о плавании на фрегате «Аскольд».

Не успели «Чесма» и «Синоп» пройти и мили, как их настиг туман, о котором докладывал сигнальщик.

Зацаренный приказал Шешинскому подвести «Синоп» к борту «Чесмы».

– Что будем делать, Владимир Аркадьевич? – озабоченно спросил Зацаренный, когда катера стали борт к борту и матросы сцепили их абордажными крюками.

– Сейчас самое важное– не потерять друг друга из вида, Иван Кузьмич.

– Правильно, Владимир Аркадьевич! А посему к входу в бухту Батума будем двигаться вот так, сцепленными вместе. – Он хохотнул: – Прямо-таки туземный катамаран!

Заулыбались и матросы, и унтер-офицеры обоих катеров – в такой беспросветной мгле вместе идти как-то веселее.

– Куда будем идти, Иван Кузьмич, как ориентироваться? – озабоченно спросил Шешинский.

– На наших с вами судах, Владимир Аркадьевич, компа́сы, к сожалению, не предусмотрены, но у меня, к счастью, есть свой, – он показал небольшой компас, привязанный ремешком к запястью левой руки. – Примитив, конечно, но на безрыбье и рак – рыба.

– Запасливый вы человек, Иван Кузьмич! – с долей зависти обрадованно отметил Шешинский.

– Не без этого, – согласился Зацаренный, явно довольный репликой напарника. – Перебирайтесь в мой катер, Владимир Аркадьевич, а за штурвалом «Синопа» оставьте своего боцмана.

Когда Шешинский стал рядом с ним, вместе они стали делать расчеты:

– От «Константина» до входа в бухту пять миль. Так, Владимир Аркадьевич?

– Так, Иван Кузьмич!

– Мы отошли от «Константина» примерно на одну милю. Следовательно, через полчаса при среднем ходе в шесть узлов мы будем примерно в одной миле от входа в бухту. Согласны, Владимир Аркадьевич?

– Вполне!

– Через полчаса, – он достал из кармашка луковицу часов и отметил по ним время, – боцманам по моей команде усилить наблюдение по курсу катеров! – громко приказал он.

– Есть усилить наблюдение по вашей команде, ваше благородие! – дружно ответили те.

– У них, Владимир Аркадьевич, глаза будут, пожалуй, позорче наших, – пояснил он.

– Вне всякого сомнения, Иван Кузьмич! – улыбнулся тот.

Счастливо улыбнулись и оба боцмана.

– Средний ход, Кутейников! – приказал Зацаренный своему машинисту.

– Есть средний ход! – бодро ответил тот.

Лейтенант оповестил команды обоих катеров, сверившись с показаниями своего ручного компаса, и «катамаран» пришел в движение…

Не прошло и получаса, установленного Зацаренным, как туман стал редеть. Моряки оживились.

– Мелькнул огонек чуть правее курса! – доложил боцман «Синопа».

– Что значит «мелькнул»?! – раздраженно спросил Зацаренный, уязвленный тем, что не его боцман заметил какой-то там огонек.

Тут же доложил уже боцман «Чесмы»:

– Вижу огонь на румб правее курса катеров! Дистанцию определить не могу!

– Усилить наблюдение! – для порядка приказал Зацаренный, хотя все и так впились глазами в пространство по курсу, постепенно освобождающееся от тумана.

Когда же последовали новые доклады об увиденных огнях, он приказал уменьшить ход до малого.

– Еще не хватало врезаться – то ли в скалистый берег, то ли в турецкий корабль, – негромко, но озабоченно сказал Зацаренный лейтенанту Шешинскому. – Вот только никак не могу понять, где мы находимся: то ли севернее, то ли южнее входа в бухту?

– Трудно сказать, Иван Кузьмич, – тихо, почти шепотом ответил тот. – Туман рассеивается, на малом ходу нам нечего уже опасаться. Так что предлагаю подождать некоторое время для принятия решения о дальнейших действиях.

– Все-таки как хорошо, когда есть с кем посоветоваться, – признался Зацаренный.

– Это дорогого стоит, – согласился Шешинский…

Постепенно прямо по курсу стали вырисовываться очертания береговой линии. Туман рассеялся почти окончательно, и сквозь его клочья выглянул тусклый диск луны.

– Я узнал эти места, Владимир Аркадьевич! – обрадованно воскликнул Зацаренный. – Это северный берег у входа в бухту Батума. Я хорошо запомнил вон тот мысок с приметной скалой у оконечности еще во время нашей предыдущей атаки. Мы почти точно вышли к нему, – с тенью самодовольства заметил он. – Сейчас немного пройдем на зюйд вдоль берега, и откроется вид на рейд, – он решительно переложил штурвал вправо.

И действительно, когда обогнули опознанный им небольшой мыс со скалой, то увидели семь силуэтов кораблей, стоящих на рейде. Глаза командира «Чесмы» загорелись азартным блеском охотника.

– Стоп, машина! – приказал он машинисту, и та, сделав несколько последних тяжких вздохов, затихла.

Наступила настороженная тишина.

– Сейчас уже пойдем раздельно, – делал последние наставления Зацаренный Шешинскому. – Когда я поверну налево, пристраивайтесь справа от меня, как и во время предыдущей атаки.

Командир «Синопа» понимающе кивнул головой.

– По моей отмашке, чтоб турки, не дай бог, не услышали моего голоса, даем полный ход и атакуем вон тот корабль, как и приказывал нам Степан Осипович, – он показал рукой. – По-моему, это сторожевой корабль, – предположил он, – а потому и самый опасный для нас… Ишь ты! Все броненосцы как один стали кормой к берегу, прикрывая своими бортами друг друга. Видать, не на шутку напугали мы турок!

Все рассмеялись.

– С богом! – командиры катеров обнялись.

– Расцепить катера! – приказал Зацаренный, когда Шешинский перешел на свой катер. – Средний – вперед!

* * *

Торпедная атака! Катерники во второй раз испытывали сладостное чувство этого действа. В призрачном лунном свете их катера стремительно неслись по глади Батумского рейда, вздымая разлетающиеся в стороны пенящиеся буруны у форштевней. Борт турецкого корабля вырастал на глазах, становясь все выше и выше…

И тут с корабля раздался выстрел часового!

– Торпеды – к бою! – раздалась, перекрывая шум работающих на пределе машин, усиленная рупором команда командира «Чесмы».

Минные унтер-офицеры застыли у пусковых установок.

Когда до цели осталось тридцать-сорок саженей, последовала новая команда лейтенанта Зацаренного:

– Пуск!

Минные унтер-офицеры одновременно выпустили торпеды. Катера круто развернулись, уходя от борта неприятеля. Потянулись томительные секунды ожидания, показавшиеся вечностью…

Наконец раздались оглушительные взрывы обеих торпед, слившиеся воедино. Стена поднятой взрывами воды заслонила атакованный корабль. Вслед за взрывами раздались торжествующие крики команд обоих катеров – дело, ради которого они стремились сюда, сделано!

Слышался сильный треск от переламывающихся частей корабля, глухие вопли и крики его многочисленной команды. Судно легло на правый борт и стало быстро погружаться в воду с большей частью своего экипажа. Не прошло и двух минут после взрыва торпед, как скрылись в воде его мачты. Небольшая часть людей, оставшихся на поверхности, хваталась за плавающие обломки и разные вещи с погрузившегося в пучину корабля…. Так прекратил свое существование «Интибах» – турецкий броненосный сторожевой корвет водоизмещением в 700 тонн.

За этот успех капитан 2-го ранга Макаров удостоился звания флигель-адъютанта. Лейтенант Зацаренный был досрочно произведен в чин капитан-лейтенанта, а лейтенант Шешинский награжден орденом Георгия IV степени.

 

Глава шестая

Вместо эпилога

Потопление на Батумском рейде русскими минными катерами турецкого броненосца «Интибах» в ночь с 13 на 14 января 1878 года стало результатом первой в мировой истории успешной торпедной атаки. Это событие вызвало в морских державах бурное строительство новых классов боевых кораблей: миноносцев и торпедных катеров, нашедших широкое применение во всех последующих войнах.

В то же время эта торпедная атака явилась последним боевым успехом Макарова – Русско-турецкая война 1877–1878 годов подходила к концу. Русские передовые отряды уже заняли Адрианополь в 60 верстах от Константинополя и двигались к турецкой столице. На малоазиатском фронте к этому времени были заняты Баязет, Ардаган и Карс.

Однако Англия, заручившись поддержкой Австро-Венгрии, ввела в Мраморное море свою эскадру под командованием адмирала Хорнби, корабли которой стали на якоря у входа в бухту Золотой Рог. Эта демонстрация силы заставила Россию остановить свои армии – выдержать вторую Крымскую войну уже против Турции, Англии и Австро-Венгрии она бы не смогла.

3 марта 1878 года в пригороде Константинополя – Сан-Стефано – был заключен предварительный мирный договор с Турцией на выгодных для России условиях. Россия вернула потерянную во время Крымской войны часть Бессарабии, приобрела Карс, Ардаган и Батум и получила контрибуцию в возмещение расходов на войну. Болгария, Сербия и Черногория получили независимость от многовекового турецкого ига. Однако вопрос о Черноморских проливах, ради решения которого, собственно говоря, и началась эта война, стоившая огромных затрат и многих человеческих жертв, так и остался открытым на неопределенное время.

Лейтенант Пущин и члены команды его катера вернулись из турецкого плена домой, в Россию.

* * *

А в это время в Петербурге подрастал юный Андрюша, правнук Андрея Петровича Шувалова, основателя династии мореплавателей и ученых, будущий офицер русского Военно-морского флота…