Сразу по прибытии во Владивосток углевоза из Александровского поста с оставшейся частью экипажа «Новика» командующий флотом Тихого океана вице-адмирал Скрыдлов, назначенный на эту должность после гибели Макарова, но так и не сумевший прибыть в осажденный японцами Порт-Артур, собрал совещание для обсуждения причин гибели крейсера.

У Андрея Петровича сжималось сердце от вида Шульца, когда они вместе шли на это совещание. Тот, как было видно, осознавал всю меру своей ответственности за гибель «Новика» и был готов принять любое решение командующего. «Не надо было проявлять свой гонор, Михаил Федорович, при решении судьбы маяка на острове Кунашир, – вздохнул он. – Может быть, все и обошлось бы… Хотя, честно говоря, вероятность нашего прорыва во Владивосток была и так чрезвычайно мала. Ведь адмирал Камимура был грамотным командующим. Это показал бой в Корейском проливе его эскадры с Владивостокским отрядом крейсеров, спешившим на помощь порт-артурской эскадре, пытавшейся прорваться во Владивосток, но потерявшим в его ходе броненосный крейсер “Рюрик”, получивший тяжелые повреждения и затопленным своей командой, но не сдавшийся врагу. Но, как бы то ни было, за все надо платить…»

На совещании Шульц в своем отчете о походе «Новика» честно и откровенно признал свои ошибки. «Молодец, не стал прятаться за объективные обстоятельства», – признал мужество командира Андрей Петрович. И в своем выступлении, изложив причины неудачи прорыва крейсера, обдуманные им еще после боя с «Цусимой», отметил, что в связи с рядом обстоятельств вероятность его успешного осуществления и так была чрезвычайно мала. А своим замечанием, что нет худа без добра, так как теперь гавань Корсаковского поста будет защищена береговой батареей из стадвадцатимиллиметровых орудий, снятых с «Новика», вызвал улыбку командующего, частично сняв тем самым возникшее напряжение.

– Спасибо, Андрей Петрович! – сказал Шульц, когда они вышли из кабинета командующего.

– За что? – искренне удивился тот.

– За то, что не стали добивать лежачего…

Андрей Петрович даже приостановился:

– Мы же с вами, Михаил Федорович, были командирами миноносцев! А у офицеров этих кораблей, как вы знаете, девиз один: один за всех и все за одного! Иначе в одиночку просто пропадешь. Неужто забыли?

И Шульц крепко пожал ему руку.

* * *

На следующий день Скрыдлов вызвал к себе Андрея Петровича.

– «Богатырь», как вам известно, с середины мая сидит на камнях у мыса Брюса в Амурском заливе. Причем сидит крепко, – подчеркнул командующий. – Его командир до сих пор так и не оправился от потрясения после этой катастрофы и, как говорят доктора, еще не скоро придет в себя. Старший офицер, исполняющий обязанности командира, после неудачной июньской попытки снять крейсер с рифов потерял уверенность в себе. А ведь после недавней потери «Рюрика» в бою в Корейском проливе во Владивостокском отряде крейсеров остались только «Россия» и «Громобой», хотя оба и броненосные крейсера, – уточнил адмирал и тяжко вздохнул. – В то же время главнокомандующий адмирал Алексеев требует нарушения перевозок японских войск из Японии в Корею… – Он помолчал. – Вот если бы хоть «Новику» удалось прорваться во Владивосток, тогда бы еще можно было думать об операциях на коммуникациях противника в Японском море, учитывая его достаточно высокую скорость. Но… – и он развел руками.

Андрей Петрович внимательно слушал командующего, проникаясь его заботами.

– В связи с этим, – продолжил тот, – настоятельно необходимо срочно снять с камней «Богатырь» и ввести его в строй. А посему я, посоветовавшись с контр-адмиралом Иессеном, начальником отряда крейсеров, предлагаю вам, господин капитан второго ранга, принять командование этим крейсером.

Андрей Петрович вздрогнул. Он, конечно, понимал, что командующий вызвал его не для того, чтобы излить ему свою душу. И все-таки это предложение застало его врасплох. Ведь по идее командиром «Богатыря» должен был стать бывший командир «Новика». Но, видимо, командующий счел это невозможным, считая того, и небезосновательно, главным виновником неудачной попытки прорыва «Новика» во Владивосток. И эта неудача в конце концов привела и к гибели крейсера… Предложение, разумеется, лестное. Ведь «Богатырь» – крейсер первого ранга! А ведь еще Макаров, царствие ему небесное, утверждал, что для дальнейшего продвижения Андрея по службе необходим опыт командования кораблем как раз первого ранга. Но, как писал ему Степан, «Богатырь» выполз на камни у мыса Брюса чуть ли не на треть своего корпуса. Попробуй-ка, стащи теперь с камней эту махину водоизмещением более шести с половиной тысяч тонн, то есть в два с лишним раза большим, чем у «Новика»! Тем более что июньская попытка уже закончилась неудачей. «Но в то же время ведь не боги горшки обжигают!» – вспомнил он народную мудрость. И уже без колебаний принял решение:

– Я согласен, ваше превосходительство!

– Вот и прекрасно! Сегодня же сообщу главнокомандующему о своем представлении вас на должность командира крейсера «Богатырь». А Карл Петрович тем временем введет вас в курс дела.

* * *

Контр-адмирал Иессен ознакомил Андрея Петровича с обстановкой, сложившейся у мыса Брюса, у подножия которого прочно сидел на камнях «Богатырь».

После аварии крейсера реально возникла угроза попыток японцев по его уничтожению. Поэтому пришлось принимать меры по обеспечению его безопасности. В этих целях из Владивостока на мыс Брюса перевезли полевую артиллерию, там же установили и легкую, снятую с аварийного корабля. У мыса Брюса, в бухте Нерпа, но уже с другой его стороны, в Славянском заливе, был организован вооруженный лагерь. В бухте на северо-западе того же залива создана временная база, в которую перевели девять малых номерных миноносцев для организации дозора у его входа. Эта бухта так и стала называться – «бухта Миноносок». С 18 мая ежедневно в Амурский залив для его обороны выходили из Владивостока исправные броненосные крейсера.

Ожидание прихода японцев вызывало, естественно, некоторую нервозность. Услужливое воображение начальников наблюдательных постов, миноносных командиров и других лиц часто обнаруживало мифические дымы и силуэты кораблей, якобы возникавшие в акватории Амурского залива. К тому же сильная атмосферная влажность способствовала там развитию явления рефракции – возникновению иллюзий.

Поэтому не раз случалось, что ложные тревоги вели к спешной эвакуации из Славянского залива транспортов, барж и прочих плавучих средств. Крейсера в бухте Золотой Рог спешно снимались с якоря и направлялись к выходу из Амурского залива, дабы прикрыть аварийный крейсер от мифического неприятеля.

В это же время шла и подготовка к снятию крейсера с камней. Его усиленно разгружали, снимали с него носовую артиллерию, якорные цепи, уголь и все прочее, что могло облегчить крейсер. Однако попытка крейсера «Россия» и ледокола «Надежный» снять «Богатырь» с камней еще в июне окончилась неудачей. А дело было в том, что первоначально нос крейсера был поднят метра на два вверх над камнями. Однако под воздействием жестокого десятибалльного шторма корпус корабля был несколько развернут, и его нос, соскользнув с камней, опустился. При этом в пробоины в его носовой части, как было выяснено водолазами, проникли вершины как надводных, так и подводных скал. Именно они прочно удерживали корабль при попытках его снятия с камней путем буксировки.

Адмирал также отметил, что во Владивостоке к этому времени чрезвычайно развился шпионаж со стороны китайцев и корейцев, а возможно, и настоящих японцев, выдававших себя за корейцев, от которых их чрезвычайно трудно отличить, в особенности при ношении ими корейской национальной одежды. Было достоверно известно, что Япония предлагала лицам, желавшим принять на себя обязанности шпиона, постоянное содержание, доходившее до 300 рублей в месяц (огромная сумма по тому времени, когда стакан водки, к примеру, стоил всего-навсего лишь 5 копеек). Причем за доставку особо важных и ценных сведений обещались экстраординарные суммы. Письма шпионов отправлялись в Корею, вероятно, через особо организованную почту. Во всяком случае, несколько раз были пойманы с поличным китайцы и корейцы.

А однажды жандарм остановил подозрительное лицо, которое попыталось незаметно бросить в грязь какую-то записку. Однако жандарм все-таки поднял эту записку, оказавшуюся письмом с некоторыми вопросами, на которые требовались ответы. Один из этих вопросов гласил: «Крепко ли сидит на камнях крейсер “Богатырь” и есть ли еще надежда на его спасение?» Вероятно, ответ на него был вполне успокоительным, и японцы посчитали крейсер окончательно выведенным из строя.

* * *

Когда номерной миноносец под контр-адмиральским флагом подошел к «Богатырю» и Иессен стал подниматься по его трапу, раздалась команда дежурного офицера:

– Смирно!

И когда контр-адмирал поднялся на верхнюю палубу, к нему, печатая шаг, с правой рукой у козырька фуражки подошел капитан 2-го ранга и представился:

– Господин контр-адмирал, исполняющий обязанности командира крейсера «Богатырь» капитан 2-го ранга Белобородов!

И тут же на мачте крейсера взвился контр-адмиральский флаг.

– Вольно! – произнес адмирал.

– Вольно! – продублировал его команду дежурный офицер.

– Представляю вам нового командира крейсера «Богатырь» капитана второго ранга Чуркина! – несколько торжественно представил адмирал офицера, сделавшего шаг вперед из-за его спины.

– Андрей Петрович, – представился тот, пожимая руку Белобородову.

– Владимир Иванович, – представился и капитан 2-го ранга.

Тот не был удивлен или расстроен назначением нового командира после неудачной июньской попытки снятия крейсера с каменного рифа. И лишь с естественным интересом вглядывался в его лицо. «Молод, – отметил он. – Но чувствуется волевой характер. А это как раз то, чего не хватало мне в последнее время. Дай бог, чтобы хоть ему удалось стащить корабль с этих осточертевших камней…»

– Ну что же, Андрей Петрович, приступайте к исполнению своих служебных обязанностей! Надеюсь, что «Богатырь» под вашим командованием наконец-то будет снят с камней.

– Есть приступить к исполнению своих служебных обязанностей! Разрешите, ваше превосходительство, начать с ознакомления со своей каютой?

– Вы – командир корабля, и вам решать, с чего начинать, – улыбнулся адмирал. – Но сдается мне, что вы стараетесь как можно быстрее избавиться от моей опеки. Не так ли, Андрей Петрович?

– Вы чрезвычайно прозорливы, ваше превосходительство! – сдержанно улыбнулся и тот.

– Добро! Ожидаю вас со старшим офицером в адмиральской каюте.

– Андрюша! – Степан повис у него на шее. – Жив, здоров! Я волновался в неведении. Ведь мы получили лишь краткое сообщение из Петербурга о гибели «Новика» у Сахалина. И сидим тут у осточертевшего мыса Брюса вдали от Владивостока практически без какой-либо информации. Извините, Владимир Иванович, за столь бурное выражение мной эмоций! – обратился он к старшему офицеру.

– Отчего же, Степан Петрович! Теперь ваш старший брат – командир «Богатыря».

– Как так? – опешил тот, недоверчиво глянув на брата.

– Еще вчера главнокомандующий подписал приказ о моем назначении, – подтвердил тот.

– Ну что же, теперь мне остается лишь подать прошение с просьбой о списании меня с «Богатыря»…

– Это что еще за новости?! – опешил уже старший офицер.

– Понимаете, Владимир Иванович, Андрей Петрович еще дома на правах старшего брата задергал меня своими нравоучениями, а теперь, уже на правах командира корабля, вообще сживет меня со света! – и задорно рассмеялся, с обожанием глянув на брата.

Белобородов вытер платком вспотевшую шею:

– Ну и шутки у вас, лейтенант!

У дверей командирской каюты, вытянувшись в струнку, стоял матрос.

– А это ваш вестовой, Андрей Петрович! – представил того старший офицер.

Матрос сделал шаг вперед:

– Матрос первой статьи Крылов! – представился он.

– Многообещающая фамилия! – улыбнулся Андрей Петрович. – А как тебя зовут, мо́лодец?

– Федором, ваше высокоблагородие!

– Ну что же, Федор, показывай свои апартаменты.

– Да такие апартаменты мне и не снились, ваше высокоблагородие! – широко улыбнулся вестовой, открывая дверь в каюту. – А вот для вас они будут в самый раз!

– Пожалуй, ты прав, Федор, – сдержанно улыбнулся Андрей Петрович, заметив боковым зрением, как старший офицер опять вытирает платком шею, озадаченный, с его точки зрения, дерзостью матроса. – Но отвечать за образцовый порядок в них будешь ты, причем по полной программе! – уже строго сказал он командирским тоном.

– Есть отвечать за образцовый порядок в вашей каюте по полной программе, ваше высокоблагородие! – с готовностью воскликнул вестовой.

«А апартаменты действительно неплохие! Это тебе не каюта старшего офицера на “Новике”, не говоря уж о каюте командира миноносца, – отметил Андрей Петрович, войдя в капитанскую каюту. – Ну что же, будем обживать…»

– Сбегай-ка, Федор, на миноносец, на котором мы прибыли с адмиралом, и принеси с него мои вещи. Да прихвати с собой в помощь кого-нибудь из матросов!

– Есть! – коротко ответил тот и выбежал из каюты.

– Не слишком ли ты, Андрюша, либеральничаешь с вестовым? Ведь он, в сущности, всего лишь слуга, и, с моей точки зрения, вполне достоин, чтобы схлопотать за свою выходку, как минимум, по шее.

– И откуда у тебя, Степан, эти барские замашки?! – удивился Андрей Петрович. – Ведь в нашей семье они были не в почете. Ну да ладно: успел уже, как вижу, освоиться со своим офицерским положением. Что же касается вестового, то я отдаю предпочтение «дерзкому», разумеется, в меру, чем слишком услужливому. Первый, с моей точки зрения, будет предан своему господину, в то время как от услужливого при определенных обстоятельствах можно ожидать всего, чего угодно.

– Вот видите, Владимир Иванович! – воскликнул Степан. – У брата всегда на все и обо всем свое мнение!

– А как же, Степа, иначе? Тем более что я его никому не навязываю. А вот задуматься над ним бывает очень даже не вредно.

– Это он, конечно, обо мне, – расплылся в улыбке тот.

– Не только, – заметил Андрей Петрович, вспомнив о командире «Новика».

Когда Федор с матросом принесли его вещи, Андрей Петрович, покопавшись в одном из чемоданов, достал фотографию в рамке и любовно поставил ее на стол.

– Да это же, Андрюша, фотография «Богатыря», которую я подарил тебе еще в Петербурге перед уходом на Дальний Восток! – радостно воскликнул Степан. – Но у нее же в уголке отколото стекло! – растерянно посмотрел он на брата. – Ты этого разве не заметил?

– Как не заметить, Степа, когда под твоей каютой разрывается шестидюймовый снаряд… – Но, заметив ужас, мелькнувший в глазах брата, пояснил: – Ты должен знать, что во время боя старший офицер в соответствии с Морским уставом сам выбирает место, где ему находиться, но только не рядом с командиром. – А почему, господин лейтенант? – строго спросил он.

Тот принял положение «смирно»:

– Чтобы они не могли погибнуть вместе, господин капитан второго ранга, оставив корабль без управления!

– Именно поэтому я и выбрал ходовой мостик, а не свою каюту, – усмехнулся Андрей Петрович, – в то время как командир находился в боевой рубке, руководя оттуда боем крейсера.

Степан облегченно вздохнул, а старший офицер опять вытер платком шею. «Стало быть, новый командир – боевой офицер, а не какой-то там паркетный шаркун!» – сделал он соответствующий вывод для себя.

– Так что этот скол стекла на фотографии – память о последнем бое «Новика» с «Цусимой», японским крейсером первого ранга.

И лейтенант, не стесняясь присутствия старшего офицера, крепко обнял старшего брата.

– Слава богу, Андрюша, что ты остался жив и здоров! – горячо прошептал он ему на ухо, и тот благодарно похлопал его по спине.

* * *

Командир и старший офицер прибыли в адмиральскую каюту.

– Ваша главная задача, Андрей Петрович, – снятие крейсера с камней, – сразу же взял быка за рога адмирал.

– Она полностью совпадает с той, которую поставил передо мной и командующий флотом, ваше превосходительство!

– Надо же, – улыбнулся адмирал, – какое странное совпадение! Между прочим, меня зовут Карлом Петровичем. Так что прошу вас обращаться ко мне именно так.

«А вот мне такого предложения он не делал, – вздохнув, с ревностью подумал Белобородов. – Видимо, и командующий флотом, и начальник отряда крейсеров имеют на него определенные виды», – сделал он очередной вывод для себя.

– Мне известно, что причиной неудачи предыдущей попытки снятия «Богатыря» с камней были их верхушки, проникшие в пробоины в его днище. Так, господин капитан 2-го ранга? – обратился адмирал к старшему офицеру.

– Именно так, ваше превосходительство!

– Самое печальное состоит в том, что это было обнаружено водолазами уже позже, – Иессен недовольно посмотрел на него.

«А ларчик-то просто открывался, – снова вздохнул старший офицер. – Потому у “Богатыря” и новый командир, а не я».

– У вас, Андрей Петрович, есть какие-либо предварительные соображения по этому вопросу?

– Я, разумеется, задумывался над этой проблемой после моего назначения командиром корабля, однако не готов сейчас дать исчерпывающий ответ на ваш вопрос, Карл Петрович. Поэтому прошу вашего разрешения задать несколько уточняющих вопросов старшему офицеру.

– Ради бога, Андрей Петрович!

Он повернулся к Белобородову:

– Верхушки камней, Владимир Иванович, вошедшие в пробоины, находятся только под водой или есть и «сухие»?

– В основном они находятся под водой, но ближе к носу есть, как вы выразились, и «сухие», не выходящие, однако, за междудонное пространство.

– Сколько выступов находится под водой и какова глубина уровня воды в затопленных отсеках?

– Не более пяти, а глубина уровня воды в затопленных отсеках от полутора до двух метров.

– А точнее?

Старший офицер смущенно посмотрел на адмирала и опустил глаза.

– Понятно… – вздохнул командир, в то время как лицо адмирала стало багроветь.

«Пора спасать старшего офицера от адмиральского гнева, – решил Андрей Петрович, хотя и сам был поражен его ответами. – Ведь это же старший офицер, который обязан знать все, что творится на его корабле, “от” и “до”! Чем же он тогда, спрашивается, занимался в течение почти целого месяца, исполняя к тому же должность его командира?»

– Предлагаю, Карл Петрович, следующий план действий.

Адмирал, еще не отошедший от душившего его гнева, молча кивнул головой.

– Во-первых, я должен лично осмотреть все имеющиеся пробоины и оценить их состояние.

– Во-вторых, необходимо вызвать водолазный бот и составить точные схемы верхушек скал, выступающих в пробоинах, в двух проекциях с указанием уровня воды в затопленных помещениях.

– Нет вопросов, Андрей Петрович! – наконец-то обрел дар речи адмирал, делая пометки в своем блокноте. Конечно, это должен был делать флаг-офицер, но он не стал вызывать его, заранее предполагая нелицеприятный разговор со старшим офицером крейсера.

– В-третьих, необходимо вскрыть второе дно вокруг выступающих верхушек камней для свободного доступа к ним. Это, на мой взгляд, смогут сделать рабочие «Дальзавода», занимающиеся ремонтом кораблей.

Оживившийся адмирал согласно кивнул головой.

– В-четвертых, сухие верхушки камней необходимо сбить отбойными молотками с помощью шахтеров Сучанских копей.

Адмирал уже с нескрываемым интересом слушал его.

– В-пятых, в подводных выступах камней надо пробурить скважины, наполнить их аммоналом и подорвать.

Адмирал вскочил из кресла:

– Производить взрывы внутри корабля?! А если вдруг сдетонируют боеприпасы, как это было на броненосце «Петропавловск» у Порт-Артура при его подрыве на минной банке?

– Как мне известно, Карл Петрович, аммонал не только не дает вспышки при взрыве, что очень важно при проведении взрывных работ в замкнутом пространстве, но и обладает слабым детонирующим эффектом. К тому же его заряды будут относительно малы. Поэтому, в-шестых, необходимо вызвать горного инженера для консультации по этому вопросу. И, наконец, в-седьмых, по мере стаскивания крейсера с камней сразу же будет необходимо подводить заранее подготовленный пластырь под его днище, и после его закрепления тут же приступить к откачке воды из его внутренних помещений. Если же водоотливных средств крейсера будет недостаточно, то будет необходимо дополнительно использовать возможности спасательных или пожарных судов.

– Это не проблема, Андрей Петрович! – заверил Иессен.

– Таковы, в общих чертах, мои предварительные предложения, Карл Петрович.

Адмирал встал и крепко пожал руку командиру:

– Вот теперь я спокоен за судьбу крейсера, Андрей Петрович! Видимо, не зря вы сказали при разборе у командующего флотом причин гибели «Новика», что нет худа без добра. Иначе у нас не было бы столь энергичного и думающего командира «Богатыря»! Успеха вам в ваших многотрудных делах! А в случае успешного снятия крейсера с камней, в чем я теперь ничуть не сомневаюсь, чин капитана первого ранга я вам гарантирую!

При последних словах адмирала старший офицер до боли прикусил губу: «Эх, Владимир Иванович, а ведь на его месте мог бы быть и ты, растяпа… Однако правы все-таки библейские мудрецы: каждому – свое, – тяжко вздохнул он. – Новый командир, даже еще не осмотрев повреждений корабля, выдвинул целую программу по его снятию с каменных рифов. Учись, недотепа, как надо работать!» – упрекал он себя.

* * *

Проводив адмирала, Андрей Петрович со Степаном сразу же уединились в командирской каюте.

– Теперь наконец-то побудем одни, – заметил старший брат, предвкушая общение с младшим после столь долгой разлуки. – По установившейся традиции наших предков-мореплавателей, начиная с нашего прадеда, наиболее значительные события в нашем роду положено отмечать употреблением именно мадеры. – Степан прямо-таки расплылся в улыбке, с обожанием глядя на старшего брата. – Поэтому по прибытии во Владивосток я обошел его лавки и, уже потеряв надежду приобрести любимый напиток наших предков, все-таки обнаружил в одной из них то, что искал.

Он нашел нужный чемодан и вынул из него заветную бутылку вина.

– К сожалению, розлива не на Канарских островах, как было положено в соответствии с родовой традицией, но все-таки на испанских Балеарских островах, расположенных, правда, уже в Средиземном море, а еще точнее – в Пальма-де-Мальорке. Я сразу же купил дюжину бутылок, уловив при этом уважительный взгляд приказчика.

– Ты, Андрюша, всегда был заботливым братом. Ведь мы здесь живем практически в условиях сухого закона. Белобородов запретил продавать в лавке, открытой в бухте Нерпа Славянского залива, находящейся уже с другой стороны мыса Брюса, спиртное. Поэтому только офицеры малых номерных миноносцев, изредка ходившие во Владивосток, считай, контрабандой подкидывали нам кое-что, так сказать, для употребления, – заговорщицки улыбнулся Степан.

– Кстати, какое у тебя, братишка, сложилось мнение о старшем офицере?

– Тебе отвечать как старшему брату или как командиру крейсера? – усмехнувшись, спросил тот.

Андрей Петрович тоже усмехнулся:

– Как двуликому Янусу, если это тебя устроит.

– Вполне, – заверил тот и уже серьезным тоном пояснил: – Владимир Иванович – прекрасный исполнитель, то есть незаменим, как мне представляется, при сильном командире. Ведь он буквально загонял команду, когда перегружали с крейсера уголь и перетаскивали баковые орудия на корму, чтобы хоть как-то облегчить носовую часть корабля и несколько приподнять ее. Но, как мне показалось, теряется при необходимости принимать важные единоличные решения. Хотя я, может быть, и не совсем прав, – уточнил он, с некоторой неуверенностью глянув на брата.

– Спасибо, Степа, за «агентурные» сведения. Ведь если предупрежден, то, следовательно, и вооружен, – задумчиво произнес старший брат.

– А у тебя что, возникли сомнения в его компетентности как старшего офицера? – предвосхищая сомнения Андрея Петровича, предположил тот. – Так это зря, Андрюша. Если бы ты видел, как Владимир Иванович переживал июньскую неудачу по снятию «Богатыря» с камней! Так может переживать только человек, болеющий за общее дело, а не думающий о своей дальнейшей участи. Поверь мне.

– Будем считать, что этот вопрос мы закрыли, – заключил Андрей Петрович, посмотрев на бутылку с мадерой, стоящую на столе. – Пора бы, пожалуй, и отведать то, что Бог послал. – И позвонил в колокольчик: – Накрой, Федор, стол на двоих да сбегай-ка в кают-компанию и озадачь вестовых по поводу фруктов, если таковые имеются.

– Есть! – коротко ответил вестовой и, быстро сервировав стол и почтительно взглянув на бутылку с мадерой, скрылся из каюты. «Вот это да! Оказывается, братья будут употреблять не водку, коньяк или ром, а лишь крепленое вино!» – и, удовлетворенный этим открытием, с уважением подумал о новом командире.

– Вроде бы расторопный малый, – отметил Степан. – Он был вестовым еще у бывшего командира.

– Поживем – увидим. Хотя я бы, честно говоря, предпочел иметь, если так можно выразиться, «свеженького» вестового, не отягченного привычками старого хозяина.

– Какие проблемы?! – усмехнулся Степан. – С твоим-то характером ты быстренько «обломаешь» его под себя.

Андрей Петрович, хмыкнув, снова наклонился к чемодану и извлек из него несколько плиток шоколада, положив их на стол. Степан радостно улыбнулся.

– Вспомнил отчий дом? – ностальгически улыбнулся и Андрей Петрович. – Ведь наша матушка никогда не забывала побаловать им нас с тобой, сладкоежек.

– Как они там, в Петербурге? Волнуются, конечно, за нас… – взгрустнул Степан. – Ведь мы с тобой находимся в зоне боевых действий, – пояснил он. – А ты на «Новике» так вообще схлестнулся у Сахалина с японским крейсером первого ранга с вполне заранее предсказуемым исходом.

– Теоретически ты, конечно, прав, – задумчиво отметил тот. – Однако должен отметить, что и наши комендоры умудрились завалить у «Цусимы» одну из дымовых труб, окутав его дымом и паром. – Степан восторженно глянул на брата. – Да и из боя он выходил с небольшим креном на левый борт и, как мне показалось, управлялся вроде бы только машинами с перебитым штуртросом, потому как неуверенно петлял из стороны в сторону. Однако мы, получив три подводных пробоины от шестидюймовых снарядов, вынуждены были отойти к Корсаковскому посту и, свезя команду на берег, затопить «Новик», открыв кингстоны.

Степан слушал брата со слезами на глазах, прекрасно понимая, что значит для моряков затопить свой родной корабль. Однако Андрей Петрович, видя состояние брата и понимая всю гамму чувств, охвативших его, продолжил:

– Поэтому, как только прибыл во Владивосток, сразу же написал родителям письмо, так что скоро они должны получить его. Хоть немного успокоятся. Хотя отец, конечно, и так все знает об одиссее «Новика» по своим каналам. Однако письмо сына, сам понимаешь, более убедительный аргумент, тем более для мамы.

– Уж это точно. Мама еще будет и целовать его, как это она делала, когда получала письма из твоего кругосветного плавания на «Витязе», – заметил Степан, отходя от охватившего его подавленного состояния. – А вот папа у нас с тобой ох, какой большой начальник! – с гордостью за отца улыбнулся он. – Я в полной мере понял это только тогда, когда и сам стал офицером. А так он был для меня адмирал как адмирал и не более того. Однако надо признаться, и это было довольно приятно, – уточнил младший брат.

– Это, конечно, так. Но расскажи мне, Степа, как это вы умудрились посадить «Богатырь» на камни.

– Почему же это «мы»?! – возмутился тот, вскочив из кресла. – Для этого есть отцы-командиры!

– Не кипятись! Мне это надо знать не только как твоему брату, но и как командиру крейсера.

– А я и забыл, что ты с сегодняшнего дня командир «Богатыря»! – рассмеялся Степан, восторженно глянув на брата.

– Со вчерашнего, – уточнил Андрей Петрович. – Так что не спеша расскажи мне все по порядку.

– Контр-адмирал Иессен, желая лично ознакомиться с условиями морской обороны Посьетского района и для согласования с местным армейским начальством вопроса о постановке минных заграждений, утром 15 мая вышел на нашем крейсере в Амурский залив для дальнейшего перехода к заливу Посьета. Я был в это время на мостике в качестве вахтенного офицера. С утра стоял настолько густой туман, что, выходя из бухты Золотой Рог через проход в бонах, недавно установленных в ее устьевой части, чуть было не зацепили один из них.

Андрей Петрович понимающе кивнул головой.

– В проливе Босфор-Восточный пришлось из-за тумана даже стать на якорь, и было вроде бы принято решение о возвращении на внутренний рейд, если туман не рассеется к 10 часам. Но начало рассветать, и, несмотря на сомнения командира крейсера, адмирал решил идти дальше. Выходом корабля в Амурский залив Иессен руководил уже сам, приняв временное командование кораблем. Обнаружив по выходе из пролива, что видимость значительно улучшилась и стали ясно видны отдельные острова, а горизонт почти чист, командир согласился на дальнейшее управление кораблем.

Шли посредине Амурского залива со скоростью пятнадцать узлов. Однако туман вскоре опять стал сгущаться, и командир приказал мне снизить скорость до шести узлов. Но адмирал не согласился с решением командира и, как старший по чину и должности, приказал увеличить скорость до десяти узлов. Однако осторожный командир крейсера, отвечавший за безопасность корабля, приказал снова снизить скорость до шести узлов. Однако Иессен, оскорбленный этим, по его мнению, самовольством командира, «закусил удила» и, упрекнув командира за чрезмерную осторожность, снова увеличил скорость до десяти узлов. Штурманы, ведущие прокладку курса корабля по счислению, не успевали вовремя отслеживать постоянно меняющуюся скорость хода, и местоположение крейсера в акватории Амурского залива становилось все более и более неопределенным.

Было воскресенье. Время подошло к 11.30. По флотской традиции в воскресные дни адмирал и командир корабля обедали в кают-компании вместе с офицерами. Размолвка между обоими старшими начальниками привела к тому, что командир корабля в целях восстановления с адмиралом нормальных отношений, нарушенных их разногласиями, не только не отказался от намерения настоять на уменьшении хода, но вместе с ним спустился в кают-компанию.

Имея приказание Иессена изменить курс влево, не доходя на три мили до острова Антипенко, старший штурман при подходе исчисленного момента времени спустился в кают-компанию, чтобы спросить разрешения на указанный поворот.

Получив соответствующее подтверждение, он успел добежать назад до мостика и начать поворот влево, как перед носом корабля из тумана стали надвигаться на нас неясные очертания мрачных скал. У меня все оборвалось внутри, но я все же успел перевести ручку машинного телеграфа на «полный назад». Однако это уже не могло предотвратить катастрофы – инерционность крейсера была так велика, что он, ударившись тараном о камни, всей своей носовой частью, вспарывая с ужасным скрежетом днище, выполз-таки на прибрежные рифы.

Андрей Петрович встал, затем снова сел в кресло.

– Тут же на мостик взбежали адмирал с командиром, но туман был настолько густ, что находившиеся вплотную у носа корабля утесы вырисовывались сквозь туман лишь в виде расплывчатого силуэта. И командир крейсера, старый «морской волк», много повидавший на своем веку, не выдержал и разрыдался… Я молча смотрел на его вздрагивающие плечи, и сердце мое было готово разорваться от жалости к любимому всей командой командиру.

Степан отхлебнул мадеры из фужера, чтобы хоть немного успокоиться от нахлынувших на него трагических воспоминаний и автоматически, не чувствуя вкуса, разжевывал кусочек шоколада, всматриваясь в фотографию «Богатыря» невидящим взглядом. А Андрей Петрович не торопил его, вспомнив о посадке в тумане на мель «Витязя» у одного из островов возле Сахалина и связанных с этим своих переживаний.

– И надо же, – продолжил Степан, несколько успокоившись, – вскоре туман значительно поредел, а затем почти вовсе рассеялся. Крейсер плотно сидел на прибрежных камнях, поднявшись носом почти на два метра над ними. Разломленный по стыку форштевень был резко отвернут влево и открыл зияющую пробоину в таранное отделение. Носовые отсеки начали наполняться водой, но это пока не угрожало крейсеру непосредственной опасностью гибели.

Однако попытки сойти с камней задним ходом не увенчались успехом. Поэтому начали перегрузку угля из носовых угольных ям в кормовые. Во Владивосток был послан паровой катер с распоряжением о немедленной высылке ледокола «Надежный» и с просьбой прислать к утру один из крейсеров.

* * *

Утром со стороны моря начало разводить волну, а ветер от юго-восточных румбов, от которых крейсер не был прикрыт островами, начал постепенно свежеть.

Весь день 16 мая, несмотря на усиливающийся ветер, предпринимали попытки сойти с камней, однако помощь буксирных тросов ледокола «Надежный» была бесполезной. «Богатырь» так и не сдвинулся с места.

Крейсер «Россия», пришедший с миноносцами из Владивостока, даже не попытался стащить нас с камней, так как под вечер еще более засвежело, а затем ветер превратился уже в жестокий десятибалльный шторм. Стоя бортом к ветру, крейсер получал разрушительные удары от огромных волн о подводные камни. Один за другим от новых и новых повреждений корпуса заполнялись забортной водой водонепроницаемые отсеки. Положение становилось критическим, и командир приказал команде покинуть корабль.

На единственном гребном катере, который удалось спустить с подветренного борта, начали своз с корабля экипажа в защищенную от ветра с моря бухту Нерпа. В шесть часов утра последним рейсом катера покинули крейсер адмирал, командир, старший офицер, трюмный механик и флаг-офицеры. Крейсер остался безлюдным, продолжая испытывать жестокие удары корпуса о камни.

Степан замолчал и скорбно посмотрел на брата.

– Нелепая и страшная трагедия… – только и изрек Андрей Петрович. – То-то бывший командир «Богатыря» не может оправиться после нее.

– А с Иессена как с гуся вода! – зло заметил Степан, считая того одним из главных виновников аварии крейсера, на котором он служил с самого его производства в офицеры.

Старший брат строго посмотрел на него:

– Не суди других – да не судим будешь…

* * *

Андрей Петрович, надев рабочий комбинезон, заимствованный у машинной команды, в сопровождении трюмного механика прапорщика Игнатьева облазал все отсеки, в которых были обнаружены повреждения днища корабля. Когда он, перепачканный с ног до головы, поднялся на верхнюю палубу, старший инженер-механик штабс-капитан Ведерников восторженно воскликнул:

– Сразу виден наш человек!

– Надо признаться, Иван Иванович, что на мостике я чувствую себя несколько уютнее, чем в ваших катакомбах.

– Эх, Андрей Петрович, бывает иногда полезным ради пользы дела оказаться и в чужой шкуре.

– Полностью разделяю вашу точку зрения, Иван Иванович, – и повернулся к старшему офицеру: – Теперь, Владимир Иванович, можно вызывать и водолазов.

– Сегодня же, Андрей Петрович, отправлю во Владивосток паровой катер с нашей заявкой!

Когда прапорщик Игнатьев с бьющимся от волнения сердцем положил на стол перед командиром схему повреждений днища с торчащими из них вычерченных контуром верхушками камней, тщательно исполненную на ватмане в двух проекциях, тот воскликнул:

– Лепота! Сразу видна рука инженера!

Трюмный механик потупил глаза:

– Я, Андрей Петрович, к сожалению, окончил лишь техническое училище и только с началом войны был призван на флот.

– Честно говоря, не вижу большой разницы между инженером и техником. Схема сделана с большим искусством.

Лицо прапорщика порозовело от похвалы самого командира крейсера. Каково! Кто из офицеров машинной команды мог бы похвастаться этим?

Андрей Петрович внимательно рассматривал схему, а трюмный механик давал ему необходимые пояснения.

– Кстати, как вас зовут? Я, к сожалению, еще не успел полностью ознакомиться с личными делами даже строевых офицеров.

– Павлом Спиридоновичем, – снова порозовел прапорщик.

«Еще совсем юноша, – отметил про себя Андрей Петрович. – Краснеет, как девушка. Надо будет не забыть отметить его в случае успешного снятия крейсера с камней. Тьфу, тьфу, тьфу…»

– Еще раз спасибо за работу, Павел Спиридонович! – поблагодарил он прапорщика, когда ознакомился со схемой. – Теперь можно смело вызывать и горного инженера – не стыдно будет показать ему это произведение искусства.

Глаза прапорщика засияли.

* * *

В дверь каюты негромко постучали, и после разрешающего «Да!» появился Федор:

– Горный инженер, ваше высокоблагородие!

– Проси!

В каюту вошел мужчина средних лет в форменной одежде, на тулье фуражки которого белели серебром перекрещенные молоточки.

– Горный инженер Грызлов! – представился тот. – Направлен в ваше распоряжение Горным управлением Сучанских копей.

– Командир крейсера «Богатырь» капитан 2-го ранга Чуркин! Присаживайтесь! – указал он на кресло, стоявшее по другую сторону его стола.

– Андрей Петрович!

– Иван Кузьмич!

Еще раз представились они, пожимая руки.

– У меня к вам, Иван Кузьмич, есть ряд вопросов, касающихся вашей специальности.

– Я весь внимание, Андрей Петрович!

– Дело в том, что при посадке крейсера на камни некоторые вершины их через пробоины в днище оказались внутри его корпуса. Они-то и препятствуют его снятию с этих рифов.

Он развернул схему, лежавшую на столе, так, чтобы инженеру было удобнее рассмотреть ее.

– Прекрасное исполнение, – отметил тот, изучая схему.

– Мне она тоже пришлась по душе, – улыбнулся командир. – А посему необходимо эти выступы каким-то образом разрушить. У вас будут какие-либо предложения?

– Одну минуту, Андрей Петрович. Мне необходимо более подробно ознакомиться со схемой.

Командир согласно кивнул и позвонил в колокольчик.

– Позови ко мне прапорщика Игнатьева! – приказал он вестовому.

– Трюмный механик прапорщик Игнатьев, Павел Спиридонович! Горный инженер Грызлов, Иван Кузьмич! – представил их Андрей Петрович друг другу.

Пока инженер с прапорщиком вполголоса обсуждали свои вопросы, Андрей Петрович прохаживался по своей просторной каюте, чтобы не смущать их своим присутствием. «Вроде бы толковый мужик, – рассуждал он. – И вдумчивый – не стал с ходу выдвигать свои версии, пока не разобрался в сути вопроса. Интересно, что он предложит? И насколько я был прав, выдвигая свои предложения адмиралу?»

– Я готов, Андрей Петрович, огласить вам свои соображения.

– Вот и прекрасно! Слушаю вас, Иван Кузьмич, – сказал командир, усаживаясь в кресло.

– Что касается «сухих» выступов, как назвал их господин прапорщик, – Андрей Петрович утвердительно кивнул головой, – то здесь нет никаких проблем – их можно элементарно срубить отбойными молотками, тем более что на вашем корабле, как заверил меня ваш трюмный механик, есть мощный компрессор. А вот с «подводными» будет сложнее. Здесь отбойные молотки, естественно, исключаются, и остается только их подрыв, как мы это делаем при подземной проходке. Но в этом случае, ввиду наличия в отсеках довольно значительного слоя воды, потребуются для подготовки шурфов длинные сверла, которые очень хрупки и к тому же еще и дороги, – и он вопросительно посмотрел на командира.

– Морское ведомство оплатит все ваши расходы, – заверил тот.

Инженер удовлетворенно кивнул головой.

«Молодец ты, все-таки, Андрей Петрович! – мысленно похвалил он сам себя. – Не ударил лицом в грязь перед адмиралом! Придется «подводные» выступы все-таки подрывать».

– Кстати, Андрей Петрович, эти камни, случайно, не базальтовые? – с некоторой тревогой в голосе спросил инженер.

– Вроде бы нет, Иван Кузьмич.

– Но я должен буду осмотреть их лично. А заодно и наметить план работ на месте.

– Это уже прерогатива Павла Спиридоновича, – кивнул командир в сторону прапорщика.

Инженер удовлетворенно посмотрел на того.

– У меня есть к вам, Иван Кузьмич, еще один немаловажный вопрос.

– Я весь внимание, Андрей Петрович!

– Какова будет мощность зарядов и не вызовут ли они детонацию боезапаса, находящегося на крейсере, при их подрыве?

Инженер заметно вздрогнул и внимательно посмотрел на командира.

– А как далеко находится этот самый боезапас от «подводных» выступов?

Теперь уже командир вопросительно посмотрел на прапорщика.

– Если это возможно, я бы мог принести общий план крейсера в разрезе, – напряженным голосом предложил тот, так как допуск к этому документу имел строго ограниченный круг лиц исключительно командного состава.

– Надеюсь, уважаемый господин Грызлов не состоит в штате японской разведки? – улыбнулся командир.

– Вы очень прозорливы, Андрей Петрович! – откровенно рассмеялся инженер.

И командир утвердительно кивнул прапорщику.

– Отметьте на плане «подводные» выступы в соответствии с вашей схемой, – попросил Андрей Петрович прапорщика, подавая ему карандаш.

И когда тот выполнил эту кропотливую работу, инженер склонился над чертежом с грифом «Секретно» в верхнем правом углу, производя манипуляции измерителем, который принес с собой предусмотрительный прапорщик, и сравнивая полученные расстояния с масштабом, нанесенным на плане.

Наконец он вынес свой вердикт:

– Вроде бы расстояния достаточно безопасные, учитывая небольшую мощность зарядов аммонала, но чем черт не шутит, пока бог спит? А нельзя ли этот боезапас, на всякий случай, конечно, переместить на время подрывов выступов куда-нибудь подальше?

– А вы представляете себе, Иван Кузьмич, сколько этого самого боезапаса только в одном носовом пороховом погребе?

– Конечно нет, Андрей Петрович, – упавшим голосом ответил тот, уже сообразив, что предложил трудновыполнимую задачу.

– Однако безопасность корабля намного важнее. Так что постараемся переместить его куда-нибудь подальше.

Инженер заметно повеселел.

– Только подрывать заряды будете по одному, а не все сразу! – предупредил командир.

– Это само собой, Андрей Петрович! Только надо, чтобы все люки, или как они там у вас называются, ведущие в помещения, где будут подрываться заряды, были открытыми. Это снизит ударную волну.

– Договорились! А теперь предлагаю вам отправиться с Павлом Спиридоновичем в преисподнюю корабля, а я тем временем займусь вопросом по перемещению боезапаса.

Инженер рассмеялся:

– Вам бы, Андрей Петрович, хотя бы раз побывать в забоях наших шахт, вот тогда бы вы имели полное представление о преисподней.

– Каждому – свое, Иван Кузьмич!

– И то правда! – согласился он и вместе с прапорщиком вышел из каюты.

Командир позвонил в колокольчик.

– Старшего офицера и старшего артиллерийского офицера – ко мне! – приказал он вестовому.

Когда все технические вопросы по перемещению боезапаса из носового порохового погреба были оговорены, старший офицер задал волновавший его вопрос:

– А каким временем, Андрей Петрович, мы располагаем для выполнения этих работ?

Тот прикинул:

– Пока горный инженер обследует место проведения своих работ, составит план и график их выполнения и ознакомит с ними меня; затем доберется до Сучанских копей, согласует со своим руководством все вопросы, сформирует бригаду из навалоотбойщиков и подрывников и доставит их сюда, потребуется не менее недели.

– Вот и прекрасно! – облегченно выдохнул старший офицер. – Думаю, нам этого времени хватит, Константин Ильич? – обратился он к старшему артиллерийскому офицеру.

– Вполне, Владимир Иванович.

– Тогда за работу, господа офицеры! – подвел итог совещания командир. – Хотел бы только обратить ваше внимание на соблюдение необходимых мер безопасности – ведь не уголь перегружаем!

– Будьте спокойны, Андрей Петрович! Все меры безопасности будут соблюдены! – заверил старший офицер.

* * *

На водолазном боте прибыла из Владивостока команда шахтеров во главе с горным инженером.

– Ну что же, Иван Кузьмич, – обратился Андрей Петрович к горному инженеру, когда они прошли в командирскую каюту, – за время вашего отсутствия боезапас из носового порохового погреба перемещен на корму, так что можете приступать к работам в соответствии с планом, который был утвержден мной. Кстати, вы или ваши коллеги из Горного управления не внесли в него какие-либо коррективы?

– Нет, Андрей Петрович. В Горном управлении его тоже согласовали без всяких замечаний, – и извлек из своего кожаного портфеля с двумя клапанами план, утвержденный командиром крейсера, положив его перед ним. – Однако перед началом подрывных работ необходимо еще раз осмотреть место их проведения водолазами.

– Вот и прекрасно. Занимайтесь осмотром, а я займусь эвакуацией с корабля личного состава.

Инженер тревожно посмотрел на него:

– А это необходимо?

– Конечно, Иван Кузьмич. Вы не волнуйтесь – во время проведения на корабле взрывных работ личный состав, не участвующий в них, должен быть свезен на берег.

– А как быть с компрессором и динамо-машиной? Ведь без них мы не сможем произвести никаких работ, – растерянно пояснил тот.

Командир улыбнулся его страхам:

– Я же сказал, что эвакуированы с корабля будут все кроме тех, кто будет принимать участие в этих работах.

Инженер облегченно вздохнул.

Андрей Петрович вызвал старшего офицера и старшего инженер-механика.

– Сегодня будет проведено контрольное обследование водолазами отсеков с пробоинами. Завтра же начнутся подрывные работы. Поэтому, Владимир Иванович, – обратился он к старшему офицеру, – подготовьте своз с корабля команды сразу же после завтрака. Место эвакуации – бухта Нерпа. Организуйте на мысе Брюса сигнальный пост для связи со мной. Аварийную команду разместите у подножия мыса, но на безопасном расстоянии от корабля. На крейсере остаются: я, прапорщик Игнатьев, сигнальщик, обслуживающий персонал компрессора и динамо-машины, а также смена часовых у кормового флага.

– Будет исполнено! – заверил командира старший офицер, в то время как старший инженер-механик умоляюще посмотрел на него.

– Меньше героизма, Иван Иванович! – улыбнулся командир, посмотрев на расстроенного штабс-капитана. – Выделите лучших специалистов из состава машинной команды для обслуживания компрессора и динамо-машины, которые, как я объявил, тоже останутся на корабле.

– Но ведь для работы этих механизмов, Андрей Петрович, надо поднять пары хотя бы в одном из котлов.

– Вот и поднимайте, но, разумеется, заранее. Ведь после этого они не требуют обслуживания в течение нескольких часов. Не так ли, Иван Иванович?

– Так, конечно, Андрей Петрович, но нужен хоть какой-то присмотр за ними. Тем более что уголек-то надо будет периодически подкидывать в топку.

Командир уже откровенно рассмеялся:

– Уговорили-таки меня, Иван Иванович! Придется, видимо, и вас оставить на корабле.

– А как же, Андрей Петрович! Хозяйский догляд никогда лишним не бывает! – победоносно посмотрел тот на старшего офицера.

Вернувшийся после осмотра отсеков водолазами горный инженер возбужденно воскликнул:

– Вы знаете, Андрей Петрович, а каменные выступы уменьшились по высоте почти на полметра!

Командир невозмутимо заметил:

– А как же, Иван Кузьмич! Ведь из носового порохового погреба переместили в кормовой несколько сот тонн боеприпасов! Потому-то корма и осела, а нос, соответственно, приподнялся. Все в соответствии с механикой, с которой вы должны быть знакомы гораздо лучше, чем я, строевой офицер. Правда, флотский, – уточнил он, улыбнувшись.

– Это, конечно, так, Андрей Петрович! Но неужто так много?! – оторопело воскликнул горный инженер, потрясенный количеством этого самого боезапаса.

– Крейсер – боевой корабль, а не прогулочная яхта, уважаемый Иван Кузьмич!

– И сколько же все это богатство стоит?! – покачал головой инженер, прикинув примерную стоимость боезапаса, находящегося только в одном пороховом погребе корабля.

– Не дороже, уверяю вас, чем сам крейсер.

– А я, к своему стыду, обеспокоился стоимостью каких-то там сверл для бурения скважин! – корил тот себя.

– Каждый из нас, Иван Кузьмич, оценивает стоимость орудий труда в пределах своей компетенции, – успокоил того Андрей Петрович. – Только и всего.

Инженер благодарно посмотрел на командира.

– Корабль будет готов к проведению взрывных работ часам к 10 завтрашнего утра, – сообщил тот. – Вас это устроит, Иван Кузьмич?

– Вполне, Андрей Петрович!

– Тогда до завтра, Иван Кузьмич!

* * *

Команда покидала корабль молча, сосредоточенно. Не было слышно шуток, обычных при проведении авральных работ. Моряки партиями, по указанию старшего офицера, рассаживались по шлюпкам, и когда те отваливали от борта, матросы осеняли крейсер крестным знамением, а офицеры отдавали честь кормовому Андреевскому флагу с застывшим у флагштока часовым с винтовкой с примкнутым штыком в положении «у ноги».

Когда последняя из них во главе со старшим офицером покинула корабль, а водолазный бот отошел на безопасное расстояние, командир обратился к горному инженеру:

– С Богом, Иван Кузьмич!

* * *

Примерно через час на палубу поднялись трюмный механик и горный инженер с подрывниками, один из которых держал в руках подрывную машинку, за которой тянулись провода, уходящие в чрево корабля.

– Господин капитан 2-го ранга, первый заряд к подрыву готов! – доложил прапорщик Игнатьев.

– Ну что же, Иван Кузьмич, с Богом?

Горный инженер, сняв фуражку, широко перекрестился, а затем повернулся к подрывнику с машинкой:

– Подрыв!

Тот резко повернул ручку подрывной машинки.

Внутри корабля раздался глухой, но не сильный взрыв, и все стихло…

– Ура!!! – дружно кричали стоявшие на палубе, и этот клич подхватили команда водолазного бота и аварийная команда на берегу.

Старший же инженер-механик сосредоточенно вытирал платком пот с шеи.

Командир крепко пожал руки горному инженеру и трюмному механику, а затем приказал сигнальщику:

– Передай на сигнальный пост: «Произведен подрыв первого заряда!»

Тот взбежал на правое крыло мостика и замахал флажками. И сразу же после окончания передачи им семафора раздалось приглушенное расстоянием громогласное «ура!!!» Это команда крейсера в бухте Нерпа торжествовала первый успех подрывников. А через некоторое время с мостика прокричал сигнальщик:

– С сигнального поста передали: «Поздравляем! Ура!»

– Передай на водолазный бот: «Подойти к трапу крейсера!» – громко приказал ему командир.

И сигнальщик метнулся на левое крыло мостика выполнять приказ командира.

Под кормой бота забурлила вода, и он, развернувшись, направился к крейсеру.

– Когда подойдет бот, – обратился командир к инженеру, – пусть водолазы проверят, что там осталось от каменного выступа.

– Обязательно, Андрей Петрович! Я и сам сгораю от любопытства. Ведь это самый большой выступ, ближе всех расположенный к корме, и мне теперь по результатам осмотра будет необходимо скорректировать величину заряда аммонала.

– Бог вам в помощь, Иван Кузьмич!

– Андрей Петрович! Андрей Петрович! – инженер, запыхавшись, выбежал из двери, ведущей в трюмное помещение, на верхнюю палубу. – Каменный выступ как корова языком слизала! – выпалил он с радостно блестящими глазами.

– Поздравляю вас, Иван Кузьмич, с блестящим успехом! – от всей души поздравил тот инженера, пожимая ему руку. – Теперь, надеюсь, дела у вас пойдут быстрее?

– Безусловно, Андрей Петрович! – воскликнул тот, вдохновленный успешным подрывом первого выступа. – Думаю, что сегодня же подорвем все «подводные» выступы, а может быть, даже успеем ликвидировать отбойными молотками и «сухие».

– Лично я был бы не против этого, Иван Кузьмич! – улыбнулся командир.

* * *

Команда «По шлюпкам!», поданная старшим офицером, всколыхнула временный лагерь в бухте Нерпа. Матросы дружно занимали места на банках, разбирая весла и подшучивая над замешкавшимися товарищами. Шлюпки одна за другой дружно отваливали от пирса. Весла гнулись от мощных гребков матросов. У форштевней шлюпок вспенились буруны. Скорее, скорее на родной корабль!

Экипаж был построен на юте вдоль обоих бортов так же, как и при подъеме флага. Командир, стоя между стройными шеренгами матросов, окинул их взглядом и громко, чтобы было слышно всем, даже стоявшим на их флангах, торжественным голосом произнес:

– Вчера наши доблестные подрывники и навалоотбойщики под руководством их горного инженера ликвидировали каменные выступы, которые препятствовали стаскиванию крейсера с рифов, и теперь путь на чистую воду ему открыт!

– Ура-а-а!!! Ура-а-а!!! Ура-а-а!!!

Чайки, кружившиеся над кораблем, испуганно шарахнулись в сторону от троекратного, протяжного, по флотскому обычаю, восторженного громового клича шести сотен мужчин. Шахтеры, стоявшие группой несколько в стороне, у кормовой башни главного калибра, смущенно улыбались, подавленные столь бурным проявлением восторга военных моряков в их честь. Ведь, как считали они, ими было сделано лишь то, чем они ежедневно занимались в Сучанских копях. И не в трюмах пусть и большого корабля, на борт которого они ступили почти с благоговением, а в забоях своих шахт на глубине нескольких сотен метров под землей.

– Объявляю сегодняшний день праздничным! В кают-компанию подать шампанское, а всем нижним чинам выдать по полкружки грога! – зычным голосом объявил командир.

– Разойдись!

И сотни людей тут же рассыпались по палубе крейсера, обнимаясь в предвкушении праздничного обеда с возлиянием грога, о котором уже успели забыть за эти месяцы «сидения» их корабля на каменных рифах и введенного исполнявшим обязанности командира крейсера старшим офицером «сухого» закона.

После праздничного обеда в кают-компании Андрей Петрович со Степаном уединились в командирской каюте.

– Ты знаешь, Андрюша, я случайно услышал в лагере в бухте Нерпа, куда была временно эвакуирована команда крейсера, как матросы говорили между собой: «С нашим командиром не пропадем!» – восторженно поведал Степан. – А это означает, что команда «Богатыря» признала твой авторитет как командира корабля!

– Спасибо тебе, Степа, за столь радостную для меня весть. Это действительно дорогого стоит! – дрогнувшим голосом произнес тот и невольно вспомнил моральные муки Шульца как непризнанного командой «Новика» командира корабля. А затем усмехнулся: – Неплохо, как оказалось, иметь на корабле «своего» человека, который сообщает «агентурные» сведения о настроениях, царящих в команде, своему же командиру.

Тот расплылся в улыбке:

– А посему цени, Андрюша, своего младшего брата – ведь еще не раз он может тебе пригодиться…

– В качестве тайного агента, – продолжил тот, поморщившись, его мысль. – Не слишком ли много чести для лейтенанта российского Императорского флота? – саркастически усмехнулся Андрей Петрович. – Не находите, Степан Петрович?

– Да ну тебя! – обиженно произнес Степан. – Дождешься, что я действительно подам прошение о списании меня с «Богатыря». Может быть, хоть тогда в тебе проснется хоть что-то человеческое по отношению к преданному тебе младшему брату.

Андрей Петрович обнял его.

– Извини меня, Степа! Я, кажется, действительно несколько перегнул палку.

– Не несколько, а очень даже сильно, пользуясь как своим старшинством, так и служебным положением, – высвобождаясь из его объятий, заметил младший брат.

– Еще раз прошу прощения у тебя, Степа, за некоторое высокомерие по отношению к тебе, которое я себе позволил. Но ведь это я любя, с позиции, так сказать, старшего брата, но ни в коем случае не как командира крейсера. Ну как же ты, бестолковый, этого не понимаешь?! – воскликнул Андрей Петрович. – А вот за твое сообщение из бухты Нерпа действительно огромное спасибо.

– То-то! Зная тебя, представляю, чего только тебе стоят твои извинения! А потому и не держу обиды на тебя, – заверил Степан, преданно глянув на брата и уже действительно позабыв о мимолетной обиде.

– Тоже мне, еще один психолог на мою голову нашелся…

– А ты кого это еще имеешь в виду? – непонимающе спросил Степан, подозрительно глянув на брата.

– Будешь много знать – быстро состаришься. Придет время – узнаешь, что к чему, – с налетом таинственности заметил он и подвел итог: – Ну да ладно, проехали. Ведь главное то, что мы с тобой братья, Степа!

И они крепко обнялись.

* * *

Начальник Владивостокского отряда крейсеров прошел с командиром «Богатыря» не в адмиральскую каюту, как это было бы положено в соответствии с его положением, а в капитанскую.

«К чему бы это?! – озадаченно подумал Андрей Петрович. – Что-то тут, однако, не так. Ладно, разберемся с этим по ходу дела», – решил он.

– Поздравляю вас, Андрей Петрович, с блестящей подготовкой корабля к снятию с каменных рифов!

Адмирал благодарно пожал ему руку.

– Не стоит благодарности, Карл Петрович! Ведь «Богатырь» для меня давно, еще с петербургских времен, стал почти что родным кораблем.

– Отчего же? – заинтересованно спросил тот.

– Дело в том, что сразу же после производства в мичманы мой младший брат Степан был направлен для дальнейшего прохождения службы на только что построенный крейсер «Богатырь». И перед его уходом на Дальний Восток он подарил мне вот эту фотографию крейсера, которая стоит на столе и которая с тех пор неизменно находится при мне.

Адмирал приложил руку к сердцу:

– Покорнейше прошу извинить меня за то, что я упустил из вида присутствие на «Богатыре» и Чуркина-второго.

Он взял фотографию и стал рассматривать ее.

– Что же это вы, Андрей Петрович, не следите за ее сохранностью? – укоризненно сказал адмирал, указав на скол стекла в углу рамки. – И при этом пытаетесь уверить меня в том, что она очень дорога для вас.

– Это, Карл Петрович, память о последнем бое «Новика» с «Цусимой» в заливе Анива, когда шестидюймовый снаряд японского крейсера разорвался под моей каютой, – пояснил тот.

Адмирал, и сам неоднократно участвовавший в боевых столкновениях с японцами, понимающе кивнул головой и аккуратно поставил фотографию на место.

– Сразу виден боевой офицер, – уважительно заметил он.

– Война еще не окончена… И дай Бог мне с командой «Богатыря» успеть еще хотя бы раз схлестнуться с врагом!

И его глаза вспыхнули мстительным огнем.

– Все в руках Божьих, Андрей Петрович. Все в руках Божьих… – заметил адмирал, пораженный переменой его взгляда.

«Видать, у него свои и к тому же немалые счеты с японцами», – понял он и решил сменить тему разговора:

– Кстати, когда вы думаете приступить к снятию крейсера с камней?

– Завтра, сразу же после подъема флага и завтрака.

– Ну что же, с Богом!

– А где вы, Карл Петрович, намерены находиться в это время?

Адмирал удивленно посмотрел на него.

– На «Богатыре», разумеется. А в чем дело, Андрей Петрович?

Командир посмотрел ему прямо в глаза:

– Я моряк, Карл Петрович, а потому и суеверен…

Адмирал изучающе посмотрел на него:

– Не хотите ли вы тем самым сказать, что мое присутствие на нем приносит несчастья? Не так ли, Андрей Петрович?! – уже откровенно, «в лоб», спросил он.

– По-моему, вы уже сами, не замечая того, ответили на свой же вопрос, Карл Петрович.

На скулах адмирала заиграли желваки, но он силой воли все-таки взял себя в руки.

– Я начальник отряда крейсеров, то есть ваш непосредственный начальник, а посему сам определяю место своего нахождения во время любой операции на любом из кораблей отряда. Или вы не согласны с этим, господин капитан второго ранга?!

– Отчего же, ваше превосходительство? У нас с вами разговор происходит, слава богу, тет-а-тет, и только потому я имею возможность обратиться к вам с просьбой.

– Это с какой же, разрешите полюбопытствовать? – задал он уже свой вопрос, отметив обращение командира к нему с титулованием, а не по имени и отчеству, впрочем как ответное на его официальное обращение. «Ершист… Однако свое дело не только знает, но и прекрасно исполняет. Настоящий командир крейсера первого ранга!» – удовлетворенно отметил адмирал и усмехнулся про себя своей неменьшей неуступчивости при решении принципиальных служебных вопросов.

Андрей Петрович собрался с духом:

– Прошу вас, Карл Петрович, во время операции по снятию крейсера с каменных рифов не вмешиваться в мои приказы и распоряжения как командира!

Неожиданно адмирал рассмеялся:

– Соблюдение принципа единоначалия! – воскликнул он. – Об этом, кстати, говорилось и на совещании Главного морского штаба, посвященного разбору причин посадки крейсера «Богатырь» на камни. Вам, кстати, об этом что-либо известно?

– Только от отца.

Иессен что-то прикинул про себя.

– Так что ваша просьба, – продолжил он, – а правильнее сказать, требование вполне законно. Считайте, Андрей Петрович, что я его принял к исполнению. В соответствии с требованием Главного морского штаба, разумеется, – уточнил адмирал.

Андрей Петрович с облегчением откинулся на спинку кресла – столь трудный разговор, начатый им со своим непосредственным начальником, благополучно завершился.

– Но право давать советы я все-таки оставляю за собой, – уточнил Иессен.

– Несомненно, Карл Петрович. Одна голова – хорошо, а две, пожалуй, все-таки лучше.

– Не могу не согласиться с вами, Андрей Петрович.

Деловые отношения между ними были восстановлены.

* * *

За кормой «Богатыря» стояли на якорях крейсер «Россия» и ледокол «Надежный». Недалеко от его левого борта находились спасательное и пожарное суда, а также водолазный бот. А вдалеке, у входа в Амурский залив, маячил силуэт крейсера «Громобой» в окружении миноносцев. Это на случай попытки японцев помешать спасательной операции.

Андрей Петрович еще раз по-хозяйски окинул взглядом верхнюю палубу корабля, команда которого заняла места по авральному расписанию. Лица моряков были обращены в сторону мостика – все напряженно ждали команды командира.

– Ну что, с Богом, Карл Петрович?

– С Богом, Андрей Петрович!

– Передать на «Россию» и «Надежный»: подать буксирные тросы! – приказал командир сигнальщику.

Старший офицер тут же перешел на корму – теперь она была его рабочим местом.

Ненормативная лексика главного боцмана, «подбадривавшего» своих орлов из боцманской команды, стихла, и поднявшийся на мостик старший офицер доложил о том, что буксирные тросы поданы на корму крейсера и надежно закреплены.

Андрей Петрович, сняв фуражку, широко перекрестился. Это же сделали адмирал и офицеры, находившиеся на мостике.

– Красная ракета! – приказал он сигнальщику.

Тот выстрелил из ракетницы, и ракета, шипя, взметнулась ввысь и, описав дугу, рассыпалась искрами. Теперь старший офицер метнулся на шкафут, где находились матросы, изготовившиеся к подводке пластыря под пробоины в днище крейсера, который уже был подведен с кормы до начала каменного рифа, на котором «сидела» носовая часть корабля.

«Россия» и «Надежный» выбрали слабину буксирных тросов и, когда они натянулись в струну, увеличили обороты своих машин.

– Полный назад! – приказал командир, и под кормой крейсера забурлила вода, вспененная его гребными винтами.

Корпус корабля задрожал, но не сдвинулся с места. «Давай, давай, родимый!» – умоляли моряки свой крейсер. И когда на буксировщиках еще прибавили оборотов, он вздрогнул, а затем стал медленно, со страшным скрежетом, рвущим души моряков, сползать с камней. Старший офицер метался с борта на борт, подгоняя матросов, подводящих пластырь под израненное днище корабля.

По мере схода крейсера с камней скорость сползания заметно увеличилась, и наконец он закачался на волнах.

– Стоп машина! – раздалась команда командира, и натуженное бурление под кормой крейсера стихло.

– Зеленая ракета! – приказал командир, и когда та, описав дугу, рассыпалась, ослабли буксирные тросы.

Но радоваться было еще рано – забортная вода быстро поступала в пробоины, и носовая часть корабля хоть и медленно, но все-таки стала погружаться. Теперь уже чуть ли не половина команды, выбиваясь из сил, помогала аварийной команде подводить тяжеленный, намокший в морской воде брезентовый пластырь.

Но всему бывает конец, и поднявшийся на мостик старший офицер, смахнув с лица струившийся пот, охрипшим от пережитого напряжения и подачи команд голосом доложил, что пластырь заведен. Командир крепко пожал ему руку.

– Запустить помпы! – приказал он старшему инженеру-механику и повернулся к сигнальщику: – Передать на спасательное и пожарное суда: подойти к борту крейсера!

Взбежавший на мостик прапорщик Игнатьев с сияющим от радости лицом доложил:

– Господин капитан 2-го ранга, погружение носовой части прекратилось!

– Добро! Доложите, когда у форштевня из воды покажется нанесенная по бортам ватерлиния!

– Есть! – коротко ответил тот и поспешил на бак.

Когда же с бортов вспомогательных судов фонтанами взметнулись упругие струи воды, в водяной пыли, срываемой с них ветерком, заиграла радуга, как бы символизируя победу над стихией.

Через некоторое время на мостик взбежал прапорщик Игнатьев и восторженно доложил:

– Господин капитан 2-го ранга, у форштевня из воды показалась нанесенная по бортам ватерлиния!

Андрей Петрович взял рупор:

– Поздравляю экипаж крейсера «Богатырь» со снятием с каменных рифов!

И тут же корабельный духовой оркестр грянул гимн Российской империи, а сотни мужских голосов дружно подхватили его торжественный мотив: «Боже, царя храни…» Офицеры взяли под козырек. А у Андрея Петровича побежали по спине мурашки…

После исполнения гимна все обнимались, поздравляя друг друга. Свершилось!

Адмирал горячо обнял командира. «Спасибо вам, Андрей Петрович! Вы сняли с моего сердца камень, который давил мне душу все эти долгие месяцы», – признательно сказал он полушепотом, чтобы, не дай бог, кто-то из его подчиненных не приписал ему обыкновенной человеческой слабости.

«Какой же камень на душе носил этот мужественный человек?!» – подумал командир.

А корабельный священник отец Иоанн шел по верхней палубе в сопровождении служек из матросов, державших в руках сосуды со святой водой, окропляя ею надстройки и батарейные палубы крейсера, как бы благословляя тем самым его второе рождение…

* * *

Вода из отсеков «Богатыря» была откачена, и «Надежный» малым ходом, чтобы, не дай бог, напором воды не сорвало пластырь, повел его на буксире во Владивосток в сопровождении целой флотилии кораблей и судов, участвовавших в его снятии с каменных рифов.

Адмирал, сопровождаемый командиром, сразу же решительно направился в командирскую каюту, как бы тем самым признавая его заслуги в успешном проведении спасательной операции.

– Вы заметили, Андрей Петрович, что я сдержал данное вам обещание не вмешиваться в ваши приказы и распоряжения?

– Вы, Карл Петрович, проявили истинный героизм! Ведь не вмешиваться в распоряжения подчиненного, имея на погонах орлы, сможет далеко не каждый. Уж я-то это хорошо знаю, уверяю вас.

Адмирал улыбнулся:

– Вы имеете в виду вашего отца?

– В том числе, Карл Петрович. Однако должен отметить, что отец как адмирал был со мной строг, но справедлив.

– Достойное качество руководителя столь высокого уровня. А вот у меня нервы – ни к черту! – голосом усталого человека, успешно закончившего тяжелую работу, признался он. – Нет ли у вас чего-либо, чтобы взбодриться? – И пояснил: – Не хотелось бы, чтобы кто-то еще, кроме вас, знал о моем душевном состоянии. Я же ведь уже признался вам в том, сколь тяготил меня все эти месяцы груз моей вины.

– Я прекрасно понимаю вас, Карл Петрович, и благодарю вас за проявленное ко мне доверие. Но должен предупредить вас о том, что в моей каюте есть только мадера.

– Мадера?! – удивленно вскинул брови адмирал.

– Это традиционный напиток нашей родовой флотской династии. И эта традиция восходит еще к моему прадеду.

– Традиция, достойная уважения! – заключил Иессен.

Андрей Петрович не спеша достал из тумбочки, стоявшей рядом с его письменным столом, бутылку вина и две плитки шоколада, а затем позвонил в колокольчик.

– Накрой, Федор, стол на двоих.

– А не пожелаете ли, ваше высокоблагородие, фруктов? – по-деловому предложил Федор, при виде бутылки с мадерой, с некоторой опаской покосившись на адмирала.

– На сей раз, думаю, обойдемся внутренними резервами? – вопросительно посмотрел Андрей Петрович на адмирала.

Тот утвердительно кивнул головой.

– И держи язык за зубами, Федор! По твоим плутовским глазам вижу нетерпение поделиться со своими дружками сногсшибательной новостью о том, что командир с их превосходительством балуются мадерой.

– Могли бы об этом и не предупреждать, ваше высокоблагородие! – обиделся тот.

– Ты что это себе позволяешь?! – вскипел командир, и вестовой вытянулся в струнку. – Захотелось снова драить палубу шваброй?! Могу устроить! – а затем, видя побледневшее лицо матроса, сменил гнев на милость: – И запомни, Федор, что на обиженных воду возят!

– Есть запомнить, ваше высокоблагородие! – с облегчением ответил тот, почувствовав, что гроза миновала.

– А теперь – ступай!

– Есть! – ответил вестовой и, четко повернувшись через левое плечо, вышел из каюты.

Адмирал молча, но с интересом наблюдавший за этой сценой, усмехнулся:

– Метод кнута и пряника в действии, Андрей Петрович?

– Как учили, Карл Петрович! Школа Морского корпуса! – в тон тому ответил командир, разливая вино по бокалам.

Адмирал поднял бокал:

– Еще раз огромное спасибо вам, Андрей Петрович, за то, что сняли с моей души груз, давивший меня в течение этих долгих месяцев, показавшихся вечностью!

– За успешное снятие «Богатыря» с рифов, Карл Петрович! – с подъемом произнес Андрей Петрович, только теперь окончательно убедившийся в том, какие душевные переживания испытал адмирал.

И они, стоя, по обычаю флотских офицеров, осушили бокалы до дна.

* * *

«Богатырь» стоял в доке, и рабочие «Дальзавода», как муравьи, копошились в его чреве. По расчетам корабельных инженеров, для ввода его в строй требовалось не менее трех-четырех месяцев.

– Многовато! – сокрушенно вздохнул контр-адмирал Иессен.

– Отчего же, Карл Петрович? Ведь почти столько же, да еще с гаком, он простоял на камнях у мыса Брюса, – недоуменно пожал плечами Андрей Петрович.

Адмирал подозрительно глянул на него: уж не подшучивает ли? Но встретив спокойный взгляд командира, успокоился.

– Командующий флотом передал, чтобы вы подготовили представления на отличившихся при снятии «Богатыря» с рифов.

– Будет исполнено! – отчеканил командир крейсера, держа руки по швам.

Вице-адмирал Скрыдлов внимательно просмотрел представления, переданные ему командиром крейсера «Богатырь», а затем, как бы изучающе, посмотрел и на него:

– У меня к вам есть несколько вопросов, требующих пояснений.

– Слушаю вас, ваше превосходительство!

– Вы считаете, как следует из документа, представленного вами, что старший офицер капитан 2-го ранга Белобородов достоин награждения орденом Владимира четвертой степени. Это ваше личное мнение, – подчеркнул он, – или, так сказать, дань необходимости?

– Старший офицер капитан 2-го ранга Белобородов исключительно добросовестный исполнитель, внесший большой личный вклад на всех этапах проведения работ по снятию крейсера с рифов. Это мое личное мнение.

Командующий задумался.

– Почему же тогда окончилась неудачей июньская попытка снятия крейсера с камней?

– Я, ваше превосходительство, дал характеристику капитану 2-го ранга Белобородову как старшему офицеру, а не как исполняющему обязанности командира крейсера.

– Логично. Тем не менее я все-таки хотел бы услышать ответ на свой вопрос.

«От командующего общими словами не отделаешься!» – уважительно подумал Андрей Петрович.

– Старший офицер Белобородов проявляет свои лучшие качества организатора при энергичном командире.

– Вы имеете в виду себя?

– В том числе, ваше превосходительство. – Адмирал улыбнулся про себя: «Такому палец в рот не клади – знает себе цену!» – При необходимости же принятия самостоятельных решений он, как мне представляется, испытывает чувство неуверенности в себе. В этом, по-моему, и кроется причина июньской неудачи.

– Пожалуй, я соглашусь с вами, – задумчиво произнес командующий. – Меня же, кстати, порадовало то, что вы не забыли отметить и горного инженера.

– Горный инженер Грызлов – ключевая фигура в успехе всей операции, – пояснил командир.

– Но, как мне докладывал Карл Петрович, идея подрыва верхушек скал, проникших в подводные пробоины, принадлежит именно вам? – испытующе посмотрел на него адмирал.

– Любая идея должна быть подкреплена расчетами, ваше превосходительство. – Тот утвердительно кивнул головой. – Однако у меня нет достаточных знаний как для расчета величины зарядов, так и по бурению для них скважин. В то время как для горного инженера это обыденная, можно даже сказать, каждодневная работа.

– А решение о перемещении боезапаса из носового порохового погреба тоже принадлежит ему?

– Не совсем так, ваше превосходительство. Проведенные горным инженером расчеты показали, что непосредственной опасности детонации боезапаса вроде бы и нет. Однако я, руководствуясь принципом: «Береженого и Бог бережет», принял решение о перемещении боезапаса на безопасное от места подрыва зарядов расстояние. Кроме того, тем самым я преследовал цель еще более облегчить носовую часть корабля и нагрузить корму. И это, надо отметить, оправдало себя, так как выступы скал, проникших в корпус крейсера, после этого уменьшились по высоте почти на полметра.

Командующий удовлетворенно расправил бороду.

– Еще одно замечание, – он поискал нужное место в тексте. – Вы представляете трюмного механика прапорщика Игнатьева к награждению орденом Станислава третьей степени. Я же, с вашего разрешения, припишу «с бантом и мечами».

Андрей Петрович вопросительно посмотрел на него – в соответствии со статусом этого ордена бант с мечами полагался лишь за боевые заслуги.

– Я рассматриваю снятие «Богатыря» с рифов как выполнение боевой задачи, – пояснил командующий.

– Нет вопросов, ваше превосходительство!

– У меня тоже, – заключил командующий, откладывая в сторону представления командира крейсера.

Андрей Петрович облегченно вздохнул.

– Однако, – адмирал взял еще один документ, лежавший на его столе, – контр-адмирал Иессен представил мне свое представление, касающееся уже лично вас. – Андрей Петрович напрягся. – Надеюсь, вас интересует его содержание?

– В некоторой степени, ваше превосходительство! – сдержанно ответил тот, хотя его сердце учащенно забилось.

– Выдержки вам, однако, не занимать! – улыбнулся командующий. – И все же я доставлю себе удовольствие ознакомить вас с этим документом. Вы представляетесь к производству вас в чин капитана 1-го ранга и к награждению орденом Владимира четвертой степени.

– Служу Отечеству! – взволнованно произнес Андрей Петрович, встав и приняв положение «смирно».

– Служите так, как служили и до сих пор! Однако я данной мне властью вношу в этот документ изменение.

Командующий взял ручку и зачеркнул в представлении Иессена «четвертой», надписав сверху «третьей».

– В соответствии с этим изменением вы будете представлены к награждению орденом Владимира не четвертой, а третьей степени. Теперь будете красоваться с крестом на шее!

– Благодарю вас, ваше превосходительство!

– Это я должен благодарить вас за то, что вернули в состав флота не миноносец или канонерскую лодку, а крейсер первого ранга! Кстати, по телеграфу на мое имя уже получены поздравления по этому поводу от государя императора и главнокомандующего.

Душа Андрея Петровича пела от радости и гордости за себя – он выполнил то, что было на него возложено! Это ли не счастье?!

* * *

Степан заскочил в командирскую каюту:

– Я на секунду, Андрюша. Хотел только выяснить у тебя, если это, конечно, не секрет, по какому это поводу старший офицер объявил о сборе офицеров в кают-компании в двенадцать ноль-ноль да к тому же еще и в парадной форме?

– Это называется использованием родственных связей для получения агентурных сведений, – улыбнулся тот.

– Называй, как хочешь, Андрюша! Но только не томи…

– По поводу награждения офицеров, отличившихся при снятии крейсера «Богатырь» с каменных рифов.

– Вот здорово! – как в былые, еще детские годы, воскликнул Степан. – Лично меня это, конечно, не касается, а вот за тебя, Андрюша, я с превеликим удовольствием осушу бокал шампанского!

– Откуда же у вас такая уверенность, господин лейтенант?

Тот задорно посмотрел на брата:

– В соответствии с Морским уставом, господин капитан 2-го ранга, за все, что происходит с кораблем, личную ответственность несет его командир.

– Быть и тебе, Степа, командиром корабля!

– Дай Бог сбыться твоему пророчеству, Андрюша!

– Сбудется, Степа, обязательно сбудется, поверь мне. Только всему свое время.

Тот радостно заулыбался:

– А мне это как-то и не к спеху, Андрюша.

В кают-компании к назначенному старшим офицером времени собрались офицеры. Эполеты на плечах, морские сабли с позолоченными эфесами у пояса… Всеобщее возбуждение… Негромкие, вполголоса разговоры…

Дверь распахнулась, и в нее вошел контр-адмирал Иессен в сопровождении командиров «Богатыря», «России» и «Громобоя».

– Господа офицеры! – подал команду старший офицер.

Все встали и приняли положение «смирно».

Адмирал подошел к торцу стола:

– Господа офицеры!

И те, придерживая сабли, сели на свои места.

Флаг-офицер подал адмиралу папку в кожаном переплете с двуглавым орлом золотого теснения – гербом Российской империи. Адмирал открыл ее:

– Объявляю высочайший рескрипт!

Все тут же встали.

– За успешное снятие с каменных рифов крейсера первого ранга «Богатырь» командир крейсера капитан 2-го ранга Чуркин производится в чин капитана 1-го ранга!

– Служу Отечеству! – отчеканил Андрей Петрович.

Офицеры крейсера многозначительно и радостно переглянулись.

– Капитана 1-го ранга Чуркина, – продолжил читать адмирал, – наградить орденом Святого Равноапостольного Князя Владимира третьей степени!

– Служу Отечеству! – снова произнес командир и, сделав пару шагов, подошел к адмиралу.

Тот открыл коробочку, поданную флаг-офицером, вынул из нее золотой крест, покрытый с обеих сторон красной эмалью с черными эмалевыми и золотыми каймами по краям, прикрепленный к черной с широкой красной полосой посередине орденской ленте и осторожно надел его на шею командира «Богатыря».

Сделав шаг назад, окинул того оценивающим взглядом:

– Вот теперь другое дело! Сразу виден боевой офицер!

– Ура, ура, ура! – коротко воскликнули офицеры, с любовью и уважением глядя на своего командира, а офицеры, стоявшие рядом со Степаном, украдкой пожимали ему руку.

Андрей Петрович, несколько смущенный проявлением столь бурного и доброжелательного отношения к нему подчиненных, отошел к командирам крейсеров, которые уважительно пожали ему руку. Уж они-то, как никто другой, знали цену этому отношению.

Тем временем адмирал продолжил:

– Старшего офицера капитана 2-го ранга Белобородова наградить орденом Святого Равноапостольного Князя Владимира четвертой степени с бантом!

Тот от неожиданности растерянно посмотрел на командира, который успокоительно кивнул ему головой: мол, все правильно.

– Служу Отечеству! – дрогнувшим голосом, что не укрылось от присутствующих, произнес со своего места старший офицер и подошел к адмиралу, который прикрепил к его груди с левой стороны такой же, как и у командира, крест, но несколько меньший по размерам, с бантом из орденской красно-черной ленты.

Адмирал продолжил оглашение рескрипта, а флаг-офицер подавал ему коробочки с орденами для вручения их награжденным офицерам.

Когда же адмирал произнес:

– Трюмного механика прапорщика Игнатьева наградить орденом Святого Станислава третьей степени с бантом и мечами!

– Служу Отечеству! – радостно воскликнул тот, и тут же устремился к адмиралу со своего места в самом конце стола, занимаемого в соответствии со своей должностью и чином, но зацепился саблей за ножку стула и чуть было при этом не потерял равновесие.

«Паша чуть не потерял голову от счастья…» – зашептались, улыбаясь, между собой механики.

Адмирал вручил ему коробочку с орденом.

– Служу Отечеству! – еще раз взволнованно произнес прапорщик, вызвав улыбки у присутствующих, и хотел вернуться на свое место, однако адмирал задержал его и продолжил оглашение рескрипта:

– В связи с награждением орденом и в соответствии с Уложением о прохождении воинской службы офицерами Российской империи произвести прапорщика Игнатьева в чин подпоручика!

– Служу Отечеству! – автоматически произнес новоиспеченный подпоручик, еще до конца не осмысливший произошедшего изменения в его служебном положении.

И только когда адмирал, улыбнувшись лишь уголками губ, приказал:

– Займите свое место, господин подпоручик! – тот наконец-то осознал реальность случившегося.

А когда он встал на свое место и рядом стоявший механик шепотом сказал ему: «С вас, Павел Спиридонович, двойной взнос в общий котел!» – все уже окончательно встало на свои места.

Адмирал закрыл папку:

– Прошу садиться, господа офицеры!

И когда все, придерживая сабли, уселись по своим местам, командир обратился к старшему офицеру:

– Прошу вас, Владимир Иванович, распорядиться насчет шампанского!

Когда вестовые кают-компании расторопно расставили на столе бокалы с шампанским, вазы с фруктами и конфетницы с шоколадом, адмирал встал. Встали и офицеры.

– По сложившейся традиции положено было бы в бокал уважаемого Андрея Петровича опустить звездочки, соответствующие его очередному воинскому чину. Но вот незадача – капитану 1-го ранга по чину звездочки не положены.

– Я, Карл Петрович, чрезвычайно расстроен этим обстоятельством! – притворно вздохнул тот.

Все дружно рассмеялись.

– А вот как быть с новоиспеченным подпоручиком?

Игнатьев растерянно посмотрел на адмирала, затем на командира. В кают-компании повисла пауза, которую нарушил старший инженер-механик:

– Есть выход, ваше превосходительство! Разрешите?

– Добро, господин штабс-капитан! Действуйте! – заинтересованно разрешил адмирал.

Тот достал перочинный нож, раскрыл его и, подойдя к трюмному механику, у которого на эполетах было по одной-единственной звездочке, сковырнул их и опустил в бокал подпоручика.

– Браво, господин штабс-капитан! – воскликнул адмирал, и все одобрительно заулыбались.

– А подпоручик пусть пока походит капитаном – я не буду на это в обиде! Тем более что его эполеты стали вроде бы и капитанскими, но, заметьте, господа, без бахромы штаб-офицера, – улыбнулся и старший инженер-механик, а Игнатьев даже порозовел от его шутки.

– Спасибо, Иван Иванович! Выручили! – и командир, повернувшись к адмиралу, пояснил: – Механикам зачастую приходится решать и не такие задачи при поломках машин и механизмов. Да к тому же в условиях ведения боя с неприятелем, в чем я лично убедился как на миноносце «Бесстрашный», так и на крейсере «Новик».

Механики благодарно посмотрели на своего командира. Не часто им приходилось слышать столь лестные слова, а тут еще в присутствии самого адмирала.

– Вы правы, Андрей Петрович. Корабль без хода – это уже вовсе не корабль… Достаточно вспомнить хотя бы печальную участь «Рюрика», оставшегося без хода во время боя в Корейском проливе с крейсерской эскадрой Камимуры, – и адмирал тяжко вздохнул.

Затем взял в руку бокал. То же сделали и все присутствующие.

– За офицеров крейсера «Богатырь», принимавших участие в великом деле – снятии его с каменных рифов и возвращении в боевой состав флота!

* * *

– Могу ли я, Андрей Петрович, пригласить господ командиров в вашу каюту? – спросил адмирал и, заметив оттенок недоумения в их глазах, пояснил: – Я хотел бы ознакомить вас, господа, с одной из родовых традиций командира «Богатыря».

– Вы заинтриговали нас, Карл Петрович! – сдержанно заметил командир «России», явно ревнуя к тому вниманию, которое их начальник уделяет командиру «Богатыря».

Это не ускользнуло от внимания адмирала.

– Мы же с вами, господа, в гостях у Андрея Петровича, командира крейсера, офицеры которого отмечены самим государем императором!

– Прошу вас, господа, проследовать в мои апартаменты!

Когда все уселись в кресла в командирской каюте, которые расторопный Федор дополнительно принес из адмиральской каюты, Андрей Петрович достал из тумбочки две бутылки мадеры и поставил их на стол.

– Вот это и есть одна из традиций рода Шуваловых – угощать гостей исключительно мадерой, – пояснил он.

– Шувалов, Шувалов… Это, случайно, не представитель вашего рода, автор приключенческого романа в двух частях, которым мы зачитывались еще в Морском корпусе? – заинтересованно спросил командир «Громобоя», а командир «России» поддержал его кивком головы.

– Один из них, господа, – с гордостью за предка подтвердил тот. – Андрей Петрович Шувалов, мореплаватель и ученый, – мой прадед.

– Вы можете гордиться своим предком, Андрей Петрович, тем более вашим полным тезкой! Однако фамилии Шувалова и Чуркина как-то не совсем сочетаются… – заметил командир «Громобоя».

– Все очень просто, Лев Алексеевич. У моего прадеда из наследников была только дочь. Она вышла замуж за Чуркина, а он скоропостижного скончался в Бухаре от желтой лихорадки, будучи там помощником русского посланника. Поэтому с трехлетнего возраста ее сына, то есть моего отца, воспитывал его дед, Андрей Петрович Шувалов. Потому-то мы и относимся к роду Шуваловых, – пояснил он командиру «Громобоя».

– У вас прекрасная родословная, Андрей Петрович. А главный герой этого романа, поручик, если мне не изменяет память, действительно любил, если так можно выразиться, «баловаться» с Фаддеем Фаддеевичем Беллинсгаузеном именно мадерой.

– Должен уточнить, Лев Алексеевич, – заметил тот. – Главный герой романа, то есть мой прадед, действительно был поручиком, но гвардии.

– Прошу прощения, Андрей Петрович, но это действительно существенное упущение с моей стороны! – приложил тот руку к сердцу.

– Ну что же, господа, мы уже благополучно выяснили все аспекты традиции рода Шуваловых, и не пришло ли время приступить к исполнению этой самой традиции? – подвел итог адмирал.

– Вы, Карл Петрович, как всегда, не упускаете из вида содержательную нить любого события! – признательно произнес хозяин каюты и, вызвав вестового, приказал накрыть стол на четверых.

Когда это было исполнено, вестовой вопросительно посмотрел на Андрея Петровича.

– Все правильно, Федор, принеси фрукты из буфета кают-компании.

И тот метнулся выполнять приказание.

– Вы, Андрей Петрович, как вижу, уже научили своего вестового разговаривать с вами взглядами? – добродушно усмехнулся адмирал.

– Ничего удивительного в этом, Карл Петрович, нет. Ведь именно в вашем присутствии он получил от меня нагоняй как раз за эти самые фрукты. А дважды наступать на одни и те же грабли свойственно только идиотам, к коим мой вестовой ни в коем случае не имеет какого-либо отношения.

– Исчерпывающий ответ для бестолкового адмирала! – от души рассмеялся тот.

Заулыбались и командиры – только умный человек может позволить себе подшучивать над собой, да еще в присутствии своих подчиненных.

– Вообще-то я должен от всей души поздравить вас, Андрей Петрович, с еще одним моим немаловажным наблюдением!

– Это вы о чем, Карл Петрович? – озадаченно спросил тот, прикидывая на всякий случай в уме возможные варианты.

– С тем, что за столь короткий срок вас успели по-настоящему полюбить офицеры крейсера. Я имею в виду не уважение к командиру в соответствии с его служебным положением, а именно любовь. Ведь их взгляды, обращенные на вас во время процедуры вашего награждения, не могут обмануть. Ни в коем случае! – подчеркнул он. – Ведь это – главный индикатор отношения подчиненных к своему командиру.

– Наверное, это произошло потому, что я был назначен командиром в самый переломный момент – быть «Богатырю» боевым крейсером или нет, – смущенно ответил Андрей Петрович, хотя душа его пела от столь высокой оценки опытного адмирала.

– Это произошло потому, – не принял адмирал его ответа, – что их командиром был назначен инициативный и думающий офицер и, смею предположить, справедливый. Я, может быть, несколько кощунствую, но именно вследствие печальной гибели «Новика» этот офицер оказался во Владивостоке. И в нужный момент. Ведь инженеры-механики чуть было не прослезились, когда вы, Андрей Петрович, совершенно справедливо отметили значение их труда в жизни боевого корабля. А это, поверьте мне, дорогого стоит, господа командиры. Да вы это и сами знаете не хуже меня, – усмехнулся он.

Затем широко улыбнулся:

– Мы, господа, сидим рядом с офицером, произведенным высочайшим рескриптом в чин капитана 1-го ранга, а я что-то не наблюдаю соответствия этого с внешним видом мундира уважаемого Андрея Петровича.

Командиры понимающе заулыбались.

– Кстати, я располагаю сведениями, что вы заранее знали о моем представлении вас к этому высокому воинскому чину. Так в чем же тогда дело, Андрей Петрович?!

– Дело в том, что я моряк, Карл Петрович…

– А посему боялись сглазить столь знаменательное событие в вашей служебной карьере, – закончил за него адмирал.

Командиры с улыбками понимающе закивали головами.

Адмирал вынул из внутреннего кармана мундира погоны с двумя «просветами», но без звездочек на них.

– Предполагая именно такой ход рассуждений уважаемого Андрея Петровича, я, разумеется, не стал приобретать эполеты, но на погоны капитана 1-го ранга все-таки разорился, – и, улыбаясь, протянул их командиру «Богатыря».

– Благодарю за заботу, Карл Петрович!

– Не стоит благодарности, Андрей Петрович! Свой высокий воинский чин вы честно заслужили своими делами. Но, кроме того, мы располагаем бесценным опытом вашего старшего инженера-механика, – смиренно произнес адмирал и, подойдя к нему, сковырнул десертным ножом по три звездочки с каждой его эполеты. – Ну, чем не капитан первого ранга?!

Командиры крейсеров дружно зааплодировали.

Андрей Петрович открыл бутылку и разлил мадеру по бокалам. А тут подоспел и вестовой с двумя вазами, наполненными фруктами.

– Да этих фруктов, Федор, хватит, как минимум, на ящик мадеры! – озадаченно заметил командир.

– Так приказали их высокоблагородие господин старший офицер, – ответил тот.

– Узнаю Владимира Ивановича! – подтвердил командир и протянул вестовому погоны: – Смени их на моем повседневном мундире!

Тот взял погоны, быстро зыркнул на эполеты своего господина, а затем и на орденский крест на его шее, и его лицо просияло:

– Поздравляю вас, ваше высокоблагородие, с чином капитана 1-го ранга и орденом Владимира!

– Спасибо, Федор. Ступай!

– Я мигом, ваше высокоблагородие! – с сияющим лицом выскочил он из каюты.

– Ну вот, Андрей Петрович и вестового успел влюбить в себя! – притворно воскликнул адмирал и, встав, поднял бокал: – За великое дело, которое вы сотворили с вашими офицерами и всей командой!

Все, стоя, осушили бокалы.

На «Богатыре» пробили склянки – крейсер жив, крейсер будет жить несмотря ни на что!