Прибежавший рассыльный доложил:

– Ваше высокоблагородие, господин дежурный офицер просят вас подняться на мостик!

– Добро! Ступай!

Капитан 1-го ранга надел фуражку и не спеша, по-хозяйски, пошел на мостик.

– Господин капитан первого ранга! С флагмана передан семафор, предписывающий вам прибыть на «Генерала Корнилова» по вызову командующего! – взволнованно доложил дежурный офицер.

– К чему бы это, Владимир Аркадьевич? – обратился он к старшему офицеру, уже прибывшему на мостик.

– Понятия не имею, Степан Петрович! – пожал тот плечами, лихорадочно перебирая в голове возможные причины вызова командира командующим. – Вроде бы особых причин вызова я не вижу. Хотя, как говорится, хозяин – барин, – сочувственно посмотрел на него старший лейтенант, понимая, что срочный вызов начальника может обернуться для командира всем чем угодно.

– Ладно, с причиной вызова разберусь на месте, – решил командир и улыбнулся: – Семь бед – один ответ. Кажется, так учит народная мудрость, Владимир Аркадьевич? – и повернулся к дежурному офицеру: – Ялик – на воду! Плетнева – на весла! – приказал он.

Поднявшись с некоторым волнением по трапу на верхнюю палубу и отдав честь Андреевскому флагу на кормовом флагштоке, Степан Петрович был удивлен тем, что его встречал сам командующий в сопровождении командира крейсера капитана 1-го ранга Потапьева.

– Господин контр-адмирал, капитан первого ранга Чуркин по вашему приказанию прибыл!

– Здравствуйте, Степан Петрович! – протянул командующий руку для пожатия.

– Здравствуйте, Михаил Андреевич! – почтительно пожал тот руку адмиралу, уже поняв, что возможного нагоняя не будет.

И тут из-за спины командующего вышел улыбающийся контр-адмирал, которого Степан Петрович по причине волнения сразу и не заметил. Он замер, не веря своим глазам.

– Представляю: контр-адмирал Чуркин! – улыбнулся только краешками губ командующий.

– Андрюша! – наконец-то придя в себя, воскликнул Степан Петрович и бросился к старшему брату.

Они крепко обнялись.

Андрей Петрович повернулся к командующему:

– Извините, Михаил Андреевич, за столь бурное выражение наших чувств. Ведь пять лет не виделись. Да каких лет…

– Эх, Андрей Петрович! Да я бы многое дал, чтобы мы вот так же встретились и с моим старшим братом, – вздохнул адмирал. – Но это так, к слову. Сейчас же побеседуйте после длительной разлуки, а я вас буду ждать в своей каюте.

И командующий отошел от них вместе с командиром крейсера и флаг-офицером*.

– Ты, Андрюша, случайно, не в курсе дела, что так взволновало адмирала при виде нашей с тобой встречи? – озадаченно спросил Степан Петрович брата.

– Случайно, в курсе, Степа, – вздохнул Андрей Петрович. – Дело в том, что его старший брат после октябрьского переворота перешел на сторону большевиков. – Тот непонимающим взглядом посмотрел на него, ибо никак не мог уяснить подобного предательства. – Не удивляйся, братишка, но это, к сожалению, так. И в девятнадцатом-двадцатом годах он был командующим морскими силами советской России.

Степан Петрович подавленно выслушал брата и тяжко вздохнул:

– Вот что значит Гражданская война, Андрюша. Сын идет на отца, брат – на брата… Страшно и мерзко…

Тот задумался.

– Согласен с тобой, Степа, – вздохнув, наконец произнес Андрей Петрович. – К счастью, это не стало столь распространенным явлением, во всяком случае, в среде флотских офицеров. И слава Богу, что это не коснулось и нашей семьи. Мы остались верны присяге, данной своему Отечеству, и готовы до конца своих дней служить ему. И это я считаю самым главным.

Но это все, скажем так, дело второстепенное. Ты же, как я вижу, уже капитан первого ранга! Очень рад за тебя.

Тот улыбнулся:

– Тоже мне, достижение… Не забывай, Андрюша, что в мои годы ты уже был контр-адмиралом.

Андрей Петрович укоризненно посмотрел на брата:

– Да если бы не эти события в России, ты бы уже тоже красовался с орлами на погонах. И я ничуть не сомневаюсь в этом.

– А ты уже был бы как минимум вице-адмиралом, – в тон брату продолжил Степан Петрович.

– Все могло бы быть, Степа… – не стал возражать тот. – Представь себе, ведь до сих пор не могу забыть, что когда после Февральской революции на флоте отменили офицерские погоны, заменив их нашивками на рукавах, соответствующими чину их владельца, и отменили титулование, я каждый раз непроизвольно вздрагивал, когда ко мне обращались: «Гражданин контр-адмирал!»

Степан Петрович рассмеялся:

– Знакомое дело. Ведь это коснулось не только тебя, Андрюша. Все флотские офицеры прошли через это. Ну да ладно. Это, так сказать, лирическое отступление. А вот как ты-то оказался здесь, в Бизерте? Свалился, можно сказать, как снег на голову…

– Из Парижа. Когда узнал, что Русская эскадра прибыла из Константинополя в Бизерту, то, закончив неотложные текущие дела, поехал в Марсель и с первой же оказией отправился оттуда уже сюда. А вот как я оказался в Париже, расскажу тебе уже за бутылкой нашей неизменной мадеры, – рассмеялся он. – А вот чем ты-то командуешь сейчас?

– Дивизионом эскадренных миноносцев, а заодно и эсминцем «Гневный».

– И сколько же миноносцев в твоем дивизионе?

– Десять. Пять из них турбинных типа «Новик», а остальные – того же типа, которым ты в свое время командовал в Порт-Артуре.

– Солидно! – удовлетворенно произнес Андрей Петрович. – Почти что флотилия. Стало быть, ходишь под брейд-вымпелом?

Тот утвердительно кивнул головой и пояснил:

– Вообще-то говоря, у командования эскадрой была мысль разделить дивизион эскадренных миноносцев на два дивизиона. В первый должны были войти новые большие турбинные нефтяные миноносцы, а во второй – старые, угольные. Однако это потребовало бы дополнительных расходов, и ввиду стесненности в финансовых средствах от этой затеи пришлось отказаться. Хотя сама идея иметь два дивизиона с однотипными эскадренными миноносцами в них и, естественно, с одинаковыми боевыми возможностями была совершенно верна.

– Человек предполагает, а Бог располагает. Старая как мир истина, – констатировал Андрей Петрович. – Ну что же, Степа. Лично с тобой все более или менее ясно, – подвел он итог. – А вот как твоя семья? Надеюсь, она с тобой здесь, в Бизерте? – напряженно спросил старший брат, опасаясь ненароком задеть больное место младшего.

– Здесь, здесь, Андрюша, так что можешь не волноваться. – Тот облегченно вздохнул. – Ольга с Ксюшей пока живут на пассажирском пароходе «Великий князь Константин», на котором и прибыли сюда из Константинополя, а Павел обучается в Морском корпусе.

– В каком это еще таком Морском корпусе? – опешил тот, недоверчиво глянув на брата.

– В бывшем Севастопольском Морском корпусе, который вместе с эскадрой был эвакуирован сюда, в Бизерту, – улыбнулся Степан Петрович, видя растерянность на лице брата, и пояснил: – После прибытия в Бизерту французский морской префект по просьбе командования эскадры выделил для его размещения разоруженный форт Джебель-Кебир в окрестностях Бизерты, и сейчас там уже начались занятия.

Андрей Петрович непонимающе смотрел на него.

– Какой такой Севастопольский Морской корпус? Откуда это он вдруг взялся? Ведь, как я помню, он был еще до октябрьского переворота большевиков переведен в Петроград…

– Эх ты, изгнанник Отечества. Ничего толком не знаешь, что творилось в России, во всяком случае, хотя бы на ее Юге.

– Не гордись так своими познаниями, Степа. Эта же участь уже в ближайшее время ожидает и тебя, – ничуть не обиделся тот.

И Степан Петрович подробно рассказал ему об истории восстановления Севастопольского Морского корпуса.

– Вот этого я никак не ожидал! – признался приятно пораженный новостью Андрей Петрович. – А какое, на твой взгляд, Степа, будущее у его воспитанников? Ведь, как я понимаю, его нет у них так же, как и у бывшего Российского Императорского флота.

– Ты сам, Андрюша, не заметив этого, уже ответил на свой вопрос. Будущего у них в качестве флотских офицеров действительно нет. Потому-то руководство Корпуса и переработало программу обучения его воспитанников под требования, необходимые для их подготовки к поступлению в европейские высшие учебные заведения.

Тот задумался.

– Выходит, что и Павел может оказаться в одном из университетов Европы? – предположил Андрей Петрович.

– Разумеется, – согласился Степан Петрович.

– В этом случае было бы предпочтительнее, чтобы он поступил в Сорбонну. Ведь в Париже находится вся наша большая семья. За исключением, разумеется, твоей, – уточнил Андрей Петрович. – Но это пока, – предположил он.

– Ты, Андрюша, всегда стремился смотреть далеко вперед, просчитывая все возможные варианты, – уважительно заметил младший брат.

– Потому-то я и контр-адмирал с выслугой шесть лет, а ты только капитан первого ранга.

– С выслугой три года, – в тон ему продолжил Степан.

И братья задорно рассмеялись. Однако затем взгрустнули, вспомнив попутно о былой службе в Российском Императорском флоте, когда их не глодали сомнения о будущем как их самих, так и их детей.

– Нам с тобой, Степа, еще говорить и говорить… – наконец заключил Андрей Петрович. – Да и времени будет предостаточно, так как теперь я свободный человек, не связанный ни перед кем какими-либо обязательствами. Так что давай двигать в каюту командующего, который уже, наверное, заждался нас.

– А затем переберемся на «Великого князя Константина» в гости уже к Ольге Павловне, – предложил тот.

– Добро! – согласился старший брат.

* * *

– Мама, папа пришел! – восторженно воскликнула Ксения, бросившись к нему в объятия.

Но увидев Андрея Петровича, вошедшего в их каюту вслед за отцом, опешила:

– Дядя Андрей! Вот уж никак не ожидала увидеть тебя!

Тот подхватил ее под мышки и прижал к себе.

– Здравствуй, племянница! Да ты уже стала прямо-таки невестой! – воскликнул Андрей Петрович, опуская ее на пол.

– Только недавно отметили мои одиннадцать лет! – с гордостью пояснила зардевшаяся Ксения. – А ты откуда приехал, дядя Андрей? – не смогла она не удовлетворить своего любопытства.

– Из Парижа, Ксюша.

– Вот здорово! – восхищенно воскликнула та, а Андрей Петрович, вздрогнув от неожиданности, улыбнулся, вспомнив это любимое выражение восторга своего тогда еще юного брата. – А где сейчас живут тетя Маша и Петя?

– Да там же, в Париже. Вместе с дедушкой и бабушкой, – уточнил он.

Ксения завороженно слушала его.

– А как там себя чувствует Маша? – наконец-то смогла вмешаться в их разговор Ольга Павловна.

– Прекрасно, Оля! Она работает медсестрой в одном из госпиталей Парижа и вполне довольна своей работой. Кстати, она просила передать тебе, самой близкой своей подруге, большой привет. Она ведь часто вспоминает времена, проведенные нами во Владивостоке, и квартиру на Алеутской улице, которую снял для нас с Машей Степа, еще не подозревая того, какое она будет иметь значение для него самого после знакомства с тобой.

– Большое спасибо, Андрей Петрович! – порозовев, поблагодарила Ольга Павловна. – Это действительно было незабываемым временем, – улыбнувшись, согласилась она.

Степан Петрович, заметив, как Ксения весьма заинтересованно воспринимает обмен репликами со скрытым подтекстом между матерью и дядей, решил сменить тему разговора:

– А какие мысли у тебя, Андрюша, относительно дальнейшего образования Петра? Ведь обучение в Морском корпусе, как само собой разумеющееся до октябрьского переворота большевиков, отпало само собой.

Тот вздохнул:

– К сожалению, наша флотская династия, похоже, прекращает свое существование.

– Как же так, дядя Андрей? – недоуменно спросила Ксения. – Ведь наш же Павлик учится в Морском корпусе…

Братья переглянулись.

– Дело в том, Ксюша, что выпускники нашего Морского корпуса, кстати, единственного из оставшихся в бывшей России, уже не будут больше производиться в первый флотский офицерский чин мичмана, – вздохнув, пояснил Степан Петрович.

– Это почему же, папа? – изумленно спросила Ксения, глядя на него широко открытыми глазами. – Ведь я так мечтала увидеть Павлика в офицерском мундире!

Тот тяжко вздохнул:

– Потому что уже сейчас рассматривается вопрос о сокращении численности офицеров на кораблях Русской эскадры. И офицерам-выпускникам Морского корпуса просто не будет вакантных мест для продолжения их дальнейшей службы на флоте.

В каюте повисла мертвая тишина.

– Так что же, и тебя могут сократить, папа? – первой нарушила ее Ксения сдавленным голосом.

– Не волнуйся, Ксюша, командиров кораблей это не коснется. Ведь в соответствии с Морским уставом командир всегда должен покидать свой корабль последним.

– А что же тогда будет с Павликом? – никак не могла успокоиться Ксения.

– После окончания Морского корпуса он, возможно, будет направлен для поступления в одно из европейских высших учебных заведений. Благо, что для этого программа обучения в нем уже изменена.

– Так тогда ведь он сможет учиться в Париже и, может быть, даже вместе с Петей?

Братья, улыбнувшись, переглянулись. «Мыслит в том же направлении, что и мы с Андрюшей», – удовлетворенно отметил про себя Степан Петрович, а вслух ответил:

– Вполне возможно, Ксюша.

– Вот здорово! – воскликнула та, с восторгом глянув на отца.

И Андрей Петрович снова вздрогнул, а затем усмехнулся про себя: «Права была наша матушка, говоря, что яблоко от яблони далеко не падает».

– А как вы все оказались в Париже, Андрей Петрович? – заинтересованно спросила Ольга Павловна.

– Родители с моей семьей перебрались туда еще до октябрьского переворота большевиков, а я – сразу же после него. – Та понимающе кивнула головой. – Но это длинная история. Поэтому я о ней подробно расскажу Степе при нашей очередной встрече, а он уже перескажет об этом тебе, Оля. А посему разрешите откланяться, так как мне надо еще успеть где-то устроиться для проживания, чтобы не стеснять вас.

– Ты уж слишком щепетилен, Андрюша! – упрекнул Степан Петрович брата. – Ведь это ты же приютил нас с Олей, когда мы с ней еще только встречались в квартире, снятой тобой во Владивостоке.

– Снятой тобой, Степа, – заметил тот, улыбнувшись. – Правда, по моей просьбе, – уточнил он.

– А еще точнее, по твоему приказу – ведь тогда же ты был командиром крейсера «Богатырь», на котором служил и я, но в должности старшего вахтенного офицера, – рассмеялся Степан Петрович, многозначительно глянув на старшего брата.

Ксения с интересом посмотрела на мать, узнав очередную ее тайну, а та, в свою очередь, но уже с упреком, – на ее отца.

– Ты прямо-таки удивляешь меня, Степа! – воскликнул Андрей Петрович. – Как будто не знаешь, что я всегда был таковым. К тому же мы тогда были с тобой в одинаковом, несмотря на разницу, занимаемую нами с тобой во флотской иерархии, так сказать, социальном положении, – ностальгически улыбнулся он. – Сейчас же я располагаю определенными средствами, позволяющими мне устроиться здесь хоть и на время, но с определенным комфортом, – и, увидев проскользнувшую по лицу брата скептическую усмешку, пояснил: – Просто я хочу иметь возможность принять всех вас в соответствующих условиях, которые вам, в силу сложившихся обстоятельств, пока не под силу, – и смущенно заметил: – А я ведь, к своему стыду, не смог даже порадовать свою племянницу подарком.

– А я подожду, дядя Андрей! – заметила обрадованная Ксения.

– И как же ты думаешь решить этот не такой уж и простой вопрос, Андрюша, тем более без меня? – с ехидцей в голосе поинтересовался Степан Петрович.

– Ты, Степа, конечно, опытный квартирьер, проявивший свои выдающиеся способности еще во Владивостоке при поиске в очень сжатые сроки подходящей квартиры для наших подруг после их возвращения из японского плена.

Ольга Павловна смущенно потупилась.

Ксения же завороженно слушала дядю. Одно дело, когда мама хвалит ее горячо любимого папу, и совсем другое, когда это делает его старший брат, да к тому же еще и адмирал.

Андрей Петрович же как бы споткнулся на полуслове, заметив реакцию племянницы на его слова, и смущенно посмотрел на ее мать, как бы спрашивая, не наговорил ли он чего лишнего при ребенке.

– Ксюша знает и о японском плене, и о нашей встрече со Степой на перроне вокзала во Владивостоке при нашем возвращении из него, – успокоила его Ольга Павловна.

Теперь уже удивился Степан Петрович, никак не предполагавший о столь обширных познаниях дочери о тайнах его совместной жизни с ее матерью. «Хотя чему удивляться? – рассудил он. – Женщины – они и есть женщины, независимо от их возраста».

– Я, дядя Андрей, просто заслушалась, когда ты похвалил моего папу, – пояснила Ксения.

– А как же, Ксюша! Ведь твой папа не просто флотский офицер, а командир миноносца. Я же тоже в свое время командовал миноносцем, а уже затем – крейсером.

Ксения на секунду задумалась.

– Это такой корабль, который больше миноносца, но меньше линкора?

– Совершенно верно! Тебе бы с твоими познаниями в морском деле надо было бы учиться в Морском корпусе, – улыбнулся Андрей Петрович.

– Не издевайтесь над бедной девочкой, господин адмирал! – рассмеялась Ксения, польщенная словами дяди. – Ведь вы же прекрасно знаете, что девочек в Морской корпус не принимают.

– Не только не принимают в Морской корпус, а и вообще наши доблестные флотские офицеры не пускают нас, женщин, на свои корабли, считая, что мы, находясь там, приносим несчастье, – заметила, улыбаясь, Ольга Павловна. – Ведь тетя Маша и бабушка еле-еле уговорили дядю Андрея пустить нас на крейсер, которым он командовал во Владивостоке, да и то только потому, что тот стоял на ремонте в доке.

Ксения недоверчиво посмотрела на нее:

– Но ведь мы же с тобой, мама, несколько дней шли на папином миноносце из Севастополя в Константинополь, и с ним ведь так ничего и не случилось…

Ольга Павловна вздохнула:

– Это исключение из правил, Ксюша. Ведь другого выхода у нас просто не было – мы же с тобой не хотели оставаться в Севастополе под властью большевиков?

– Ни в коем случае! Тем более без папы… – чуть не заплакала та, представив себе разлуку с отцом.

Когда Ксения несколько успокоилась, Андрей Петрович продолжил:

– Поэтому я думаю обратиться к французскому морскому префекту, который, я надеюсь, поможет решить мой квартирный вопрос.

– Потому-то ты и надел адмиральский мундир? – усмехнулся Степан Петрович.

– И поэтому тоже, – без обиды подтвердил тот. – Ведь ты же, Степа, прекрасно знаешь, что во флотской среде, да и не только во флотской, – уточнил он, – это имеет большое значение. А то и решающее, да еще при нахождении на эскадре с неофициальным визитом.

– Ты, конечно, прав, Андрюша. И прошу, умоляю тебя – не обижайся на меня, – взмолился тот. – Ты же прекрасно знаешь, что я ради красного словца могу, к глубокому сожалению, пожертвовать многим.

– На обиженных, как известно, воду возят. А я вроде бы не похож на такового. Так что будьте здоровы, и до новой встречи уже, надеюсь, на моей территории.

Андрей Петрович поцеловал в щеку Ольгу Павловну и потрепал по голове Ксению.

– Проводишь меня, Степа?

– Безусловно, ваше превосходительство!

– А ты, я вижу, пребываешь в прекрасном настроении, если позволяешь себе паясничать в присутствии адмирала. Не так ли, господин капитан первого ранга? – пристально посмотрел на него старший брат.

Тот широко улыбнулся:

– Уныния от меня не дождешься, Андрюша!

– Ну и слава Богу! – с облегчением сказал Андрей Петрович, выходя из каюты в сопровождении брата.

* * *

Корабли дивизиона эскадренных миноносцев стояли в ряд, приткнувшись кормами к стенке в бухте Каруба у южного выхода из канала. Найти же среди них «Гневный» не составляло труда, так как тот стоял под брейд-вымпелом командира дивизиона.

Андрей Петрович поднялся по трапу миноносца, отдав честь Андреевскому флагу на кормовом флагштоке, и к нему тут же подбежал дежурный офицер.

– Господин контр-адмирал, разрешите узнать цель вашего посещения корабля?

Тот окинул оценивающим взглядом мичмана с сине-белой повязкой на левом рукаве кителя. «Служба на миноносце поставлена в полном соответствии с требованиями Морского устава», – удовлетворенно отметил адмирал. А вид Андреевского флага и погон на кителе дежурного офицера явно приободрил его.

– Я хотел бы видеть командира миноносца. Он сейчас, кстати, на корабле?

– Так точно, ваше превосходительство! – доложил мичман. – Разрешите проводить вас к нему?

– Отставить, мичман! – неожиданно раздался властный командирский голос.

На верхнюю палубу вышел командир, предупрежденный рассыльным о прибытии на корабль контр-адмирала.

– Приветствую вас, ваше превосходительство, на борту эскадренного миноносца «Гневный»!

– Рад видеть вас, господин капитан первого ранга! – в тон ему ответил тот, и они крепко обнялись.

– Это мой старший брат, Василий Иванович, – пояснил Степан Петрович опешившему мичману, во все глаза удивленно смотревшему на незнакомого контр-адмирала, обнимающегося с его командиром, и усмехнулся его непосредственности.

– Вы свободны, мичман! – приказал он.

– Есть! – коротко ответил тот и, четко повернувшись через левое плечо, убыл в рубку дежурного офицера.

Братья не спеша пошли вдоль борта корабля.

– Меня, честно говоря, заинтриговало то обстоятельство, что один из твоих миноносцев окрашен в красный цвет. Это, случайно, не какая-нибудь военная хитрость? – усмехнулся Андрей Петрович.

– Все гораздо прозаичнее, Андрюша. Это «Цериго», который в связи со срочной эвакуацией из Севастополя просто не успели покрасить в цвет, принятый на флоте, после капитального ремонта, и он так и остался покрытым суриком* в качестве грунта.

Тот понимающе кивнул головой.

– И еще одно обстоятельство, привлекшее мое внимание. Где-то рядом слышен стук работающего дизеля и попахивает отработанной соляркой. К чему бы это?

– А ларчик-то просто открывался, – улыбнулся Степан Петрович, отдавая дань уважения наблюдательности брата. – Вон там, на левом фланге, – видишь? – адмирал утвердительно кивнул головой, – стоит подводная лодка «АГ-22», которая обеспечивает электроэнергией миноносцы эскадры, а те, в свою очередь, подзаряжаются от динамо-машины работающими дизелями.

– Правильно говорят, что голь на выдумки хитра, – усмехнулся Андрей Петрович. – Но тем не менее решение, несомненно, оригинальное. А покажи-ка мне свой корабль, Степа, – предложил он. – Ведь мне, к сожалению, так и не пришлось побывать на новых эскадренных миноносцах типа «Новик». Уж очень хочется сравнить его с тем миноносцем, которым командовал в Порт-Артуре.

– С превеликим удовольствием, Андрюша!

* * *

– М-да… Это тебе не мой порт-артурский «Бесстрашный», – заключил Андрей Петрович после осмотра миноносца. – Какое вооружение, сколько торпедных аппаратов! Ведь мы же в свое время так гордились тем, что наши миноносцы развивали скорость в двадцать пять – двадцать шесть узлов*, а тут – все тридцать четыре! Фантастика!

– Чему удивляешься, Андрюша? Ведь ты же прекрасно знаешь, что на этих миноносцах стоят турбины, а не пыхтящие паровые машины, – упрекнул Степан Петрович брата.

– Одно дело знать, а совсем другое видеть воплощенной инженерную мысль, так сказать, в металле. Ведь это же две большие разницы, Степа. Разве не разумеешь?

Тот согласно кивнул головой.

– Ну да ладно, – подвел итог Андрей Петрович. – Большое спасибо тебе, Степа, за экскурсию по твоему замечательному кораблю! А теперь приглашаю тебя осмотреть мою «резиденцию». Ведь нам есть о чем еще поговорить с тобой, не так ли?

– Безусловно, Андрюша. Но ты, как мне помнится, обещал продолжить нашу беседу вроде бы как под мадеру?

Андрей Петрович улыбнулся:

– Я, как ты, конечно, знаешь, слов на ветер не бросаю. Будет у нас с тобой, Степа, беседа под мадеру!

– Тогда вперед, Андрюша!

– Полный вперед, Степа! – уточнил тот.

* * *

Степан Петрович, осмотрев помещение, которое снял на время своего пребывания в Бизерте брат, удовлетворенно, но тем не менее с некоторым оттенком ревности отметил:

– А ты, Андрюша, оказывается, и без моей помощи можешь блестяще решать хозяйственные вопросы.

Тот усмехнулся:

– Я, конечно, польщен твоей оценкой моих способностей в этой области, однако согласись, что это несколько проще, чем, к примеру, снять с каменных рифов крейсер, выползший на них на треть своего корпуса и простоявший в таком положении на них несколько месяцев.

– Об этом, Андрюша, можешь не напоминать, ведь крест Владимира третьей степени на твоей шее красноречиво говорит о твоих безусловных заслугах. И тем не менее это, согласись, несколько разные вещи. Ну, да ладно. А вот поделись-ка со мной тем, как это ты умудрился найти в довольно небольшом городке, коим является Бизерта, а не во Владивостоке, как это было лет эдак пятнадцать тому назад, столь замечательные, не боюсь этого определения, апартаменты?

Андрей Петрович самодовольно ухмыльнулся:

– Да очень просто. Когда я, облаченный в форму контр-адмирала, как справедливо заметил ты, обратился к морскому префекту со своей просьбой оказать мне содействие в снятии подходящего жилья для временного проживания, то тот тут же предложил мне один из приемлемых, по его мнению, вариантов. Дело в том, что недавно скончался один из ответственных чиновников его префектуры, владевший довольно приличным особняком. А так как его супруга, ставшая вдовой, осталась существовать с детьми на его не такую уж и большую пенсию, то, по его же мнению, она будет весьма рада сдать ему внаем одно из помещений в ее доме.

Когда же я осмотрел небольшой флигель, примыкающий к этому особняку, разумеется, с отдельным входом, – подчеркнул он, – то сразу же заключил с обрадованной вдовой договор, в устной, конечно, форме, на его аренду на время моего пребывания в Бизерте. Тем более что этот флигель находился неподалеку от бухты Каруба, в которой стоят миноносцы твоего дивизиона. Вот, собственно, и все.

– Хорошо все-таки быть адмиралом, Андрюша! – притворно вздохнул Степан Петрович. – Нужно помещение для временного проживания? Нет вопросов – морской префект к вашим услугам!

– Зависть – последнее дело, братишка! Ведь гораздо продуктивнее – сделать анализ того, как, каким образом кто-то смог достичь определенного успеха, и приложить усилия к тому, чтобы и самому добиться определенного общественного положения. Ведь я же ничуть не сомневаюсь, что в определенных условиях – ты, разумеется, понимаешь, что я имею в виду? – тот согласно кивнул головой, – ты бы его непременно добился, хотя и сейчас являешься не последним человеком на эскадре. Кстати, в этом я убедился, когда сам ее командующий вышел встречать тебя при твоем прибытии на флагманский крейсер. Вот так. А сейчас приглашаю к столу, на котором дожидается обещанная мною бутылка мадеры розлива, естественно, на Канарских островах, – обнял брата Андрей Петрович.

Когда же не спеша выпили по фужеру традиционной мадеры и слегка закусили фруктами и шоколадом, старший брат, видя ожидающий взгляд младшего, начал свое повествование о злоключениях их большой семьи.

– После провала предпринятого Временным правительством – разумеется, под давлением союзников – наступления наших войск на Восточном фронте, в начале июля семнадцатого года в Петрограде прошла многотысячная демонстрация войск столичного гарнизона, отказавшихся от посылки их на фронт, поддержанная большим отрядом матросов, прибывших из Кронштадта. Эта демонстрация хотя и носила мирный характер с требованием отставки Временного правительства, но вполне могла перерасти и в вооруженное восстание, так как почти все ее участники были с оружием. Однако вовремя вызванные с фронта войска, верные Временному правительству, быстро подавили это выступление. И хотя в этих беспорядках верховодили анархисты, тем не менее большевики поддержали их. Подтверждением тому служат аресты главарей большевиков и исчезновение куда-то их вождя и идеолога Ульянова-Ленина, на которого тоже был выдан ордер на арест.

Андрей Петрович, вздохнув, посмотрел на брата, напряженно слушавшего его.

– Потому-то наш отец, – продолжил он, – посчитал эти события генеральной репетицией большевиков перед захватом ими власти.

При упоминании братом их отца Степан Петрович широко улыбнулся:

– Наш папа редко ошибался в оценке тех или иных событий.

Брат согласно кивнул головой и продолжил:

– В связи с этим он и принял нелегкое решение об эмиграции семьи за границу, считая, что оставаться под властью большевиков не только не приемлемо лично для него, но и опасно для жизни всех членов семьи. Я же, как ты должен понимать, поддержал его.

Степан Петрович облегченно откинулся на спинку стула.

– После принятия этого решения, – продолжил Андрей Петрович, – отец решил заняться вопросами по его финансовому обеспечению. Поэтому он стал частями снимать со счетов родовые активы, но не в рублях, или, как их тогда называли, керенками*, а в валюте, так как общественное положение, которое он занимал в российской элите, – он многозначительно глянул на брата, – помогло ему сделать это. И это несмотря на не особое желание банкиров расставаться с этой самой валютой в сложившихся в России политических условиях, – усмехнулся он. – Благодаря этому в его руках оказалась значительная сумма денежных средств в английских фунтах стерлингов, французских франках, американских долларах и шведских кронах.

– Наш отец, Андрюша, всегда был обстоятельным человеком, – удовлетворенно заметил Степан Петрович.

Тот согласно кивнул головой и, сделав небольшой перерыв, видимо, размышляя о чем-то, несколько раз в задумчивости отхлебнул из фужера, закусывая кусочками шоколада. Затем продолжил:

– Теперь оставался вопрос о выборе пути переезда во Францию, которую отец выбрал в качестве нового местожительства семьи.

– Разумно, – поддержал выбор отца Степан Петрович.

– Согласен, – подтвердил свое отношение к этому и старший брат. – Однако продолжалась война, и западные пути проезда из России во Францию были, естественно, отрезаны Германией и ее союзницей Австро-Венгрией, в то время как южный путь через черноморские проливы в Средиземное море был перекрыт Турцией, тоже союзницей Германии. Поэтому мы с отцом выбрали северный путь – через Швецию.

Степан Петрович резко встал и возбужденно заходил по комнате.

– Что тебя так взволновало, Степа? – несколько удивленно спросил Андрей Петрович.

– Так ведь чтобы перебраться из Швеции во Францию, надо было непременно пройти Датскими проливами, которые контролировались германским флотом! – чуть ли не простонал тот.

Андрей Петрович усмехнулся:

– Эх ты, стратег! Да будет тебе известно, что нейтралитет Швеции во время войны носил ярко выраженный прогерманский характер. И в обмен на поставки железной руды в Германию та сквозь пальцы смотрела на морские связи Швеции с Англией, которые, в частности, обеспечивали шведов необходимым продовольствием. Так что риск перебраться из Швеции в Англию был не так уж и велик.

– Так это же совсем другое дело, Андрюша! – воскликнул тот, усаживаясь на свое место. – И прошу тебя: извини за всплеск моих напрасных эмоций…

– Бывает… – понимающе улыбнулся тот, видя умоляющий взгляд брата, и уже спокойно продолжил: – Собрав самые необходимые вещи и оставив все остальное, нажитое за долгие годы, – он тяжко вздохнул, – отец с мамой, Марией и Петей с моей помощью перебрались из Петрограда* в Гельсингфорс*, где я, как ты, Степа, конечно, знаешь, будучи младшим флагманом Балтийского флота, командовал военно-морской базой. А уже оттуда отвез их в Турку, финский порт на побережье Балтийского моря, где, попрощавшись с ними, посадил на ближайший пароход, уходивший в Швецию. Оттуда они, как мы и предполагали с отцом, благополучно добрались до Англии, а там уже, как понимаешь, рукой подать и до Франции.

Степан Петрович удовлетворенно вздохнул.

– Там, – продолжил Андрей Петрович, – отец приобрел в предместье Парижа по вполне приемлемой цене, так как за время войны стоимость недвижимости значительно упала, уютный двухэтажный особняк, и семья начала новую жизнь, но уже в изгнании, правда, добровольном.

– Тяжело было, Андрюша, прощаться с родными? – сочувственно спросил Степан Петрович брата, понимая в то же время всю бессмысленность своего вопроса.

Тот тяжко вздохнул:

– Не то слово, Степа! Не приведи Господи и тебе испытать то же, что пришлось испытать мне. Я же ведь к тому же тогда был в полном неведении, что может случиться и со мной, но зато был твердо уверен, что отец и мать, а также моя семья будут теперь в полной безопасности. И эта уверенность, поверь, придавала мне силы.

Андрей Петрович снова пригубил фужер.

– После же октябрьского переворота большевиков, захвативших власть в России, озверевшие матросы стали убивать офицеров, сжигая их тела в корабельных топках. – Степан Петрович нервно передернул плечами, представив себе весь этот ужас. – А когда представители Центробалта* пытались склонить меня к сотрудничеству с большевиками, я, естественно, понял, что пришел и мой черед. Упаковав самые необходимые вещи, в том числе и адмиральскую форму, но, разумеется, без шинели, в чемоданы, уже в партикулярном* платье отправился в Париж по уже, так сказать, проторенной нашей семьей дороге.

Степан Петрович встал и обнял брата. Тот же благодарно крепко сжал его руку.

Сев на стул и несколько успокоившись, поинтересовался:

– И чем же ты, Андрюша, теперь занимаешься в благополучной Франции?

Тот, тоже отойдя от воспоминаний о своих былых переживаниях, улыбнулся:

– Веду жизнь благопристойного рантье на доходы в виде процентов с вложенного отцом в банк капитала, а другими словами, за счет накоплений наших с тобой предков.

Степан Петрович понимающе кивнул головой.

А Андрей Петрович уже серьезно продолжил:

– Участвую в деятельности Союза русских офицеров во Франции, возглавляя его морскую секцию. Кстати, – оживился он, – тебе, конечно, известен капитан первого ранга Погорецкий, бывший командир дивизиона подводных лодок Русской эскадры? – Степан Петрович утвердительно кивнул головой, никак не ожидавший услышать что-либо о своем бывшем сослуживце, тем более от брата. – Так вот, он нашел меня в Париже и предложил свои услуги по работе в морской секции. От него-то я и узнал некоторые подробности об эвакуации флота из Крыма и переходе его кораблей из Севастополя в Константинополь.

– Мир тесен, Андрюша, но теперь мне хоть стало понятно, откуда, оказывается, у тебя сведения о том, что командующий Русской эскадрой вице-адмирал Кедров уже, по всей вероятности, не вернется из Парижа в Бизерту, – усмехнулся Степан Петрович. – Помню, как контр-адмирал Беренс, исполняющий обязанности командующего эскадрой после отъезда того во Францию, чуть не лишился дара речи, когда ты сообщил ему об этом в нашей с ним беседе во время твоего визита на флагманский крейсер.

– Это так, Степа. Я только не стал объяснять ему, почему французы не отпустят его в Бизерту, – и, видя немой вопрос в глазах брата, продолжил: – Кедров категорически отказался признавать обещание Врангеля передать французам корабли Русской эскадры в залог обеспечения их содержания в Бизерте.

– Он что же, думает, что те станут содержать эскадру за так, за красивые глазки? – усмехнулся тот. – Какая-то бессмыслица, ей-богу… Хотя, надо признаться, что на совещании командного состава эскадры перед своим отъездом, он прямо высказался против передачи боевых кораблей французам, считая вполне достаточным передачу им плавмастерской «Кронштадт» и нескольких транспортов.

– Вот видишь как, Степа, – вздохнул Андрей Петрович. – Дело в том, что Кедров действительно считает необходимым передать эскадру, во всяком случае ее боевой состав, русскому правительству в изгнании, которое, сам понимаешь, то ли будет, то ли нет. А с французами рассчитаться за содержание эскадры и беженцев лишь вспомогательными судами и частью транспортов, что подтверждает твои слова. Ну да ладно. Мы с тобой ведь все равно, как понимаешь, ничего не изменим. Лучше расскажу тебе о подвиге экипажа тральщика «Китобой», о котором из уст в уста передавали друг другу наши флотские офицеры, оказавшиеся во Франции, наполняя сердца гордостью за русский флот.

Он сделал паузу, заново переживая это неординарное событие, и начал свое повествование.

– После октябрьского переворота большевиков Балтийский флот разложился окончательно и бесповоротно. Да это и не новость для тебя, – усмехнувшись, заметил он. – И тут, представь себе, на рейде Копенгагена весной восемнадцатого года появляется маленький русский тральщик «Китобой», который гордо несет на своей мачте не красный, как положено в Совдепии, а Андреевский флаг, и сигналами просит дать ему право ошвартоваться у пристани или стать на рейде. А на рейде Копенгагена в это время стояли, по сравнению с ним, гиганты – военные корабли английской эскадры Британского флота. Начальство порта не решилось само давать разрешение, а испросило такового у английского адмирала, командующего эскадрой, как старшего командира на рейде.

И с флагманского английского линейного корабля просигналили:

– Корабль должен спустить свой флаг и сдаться английским морским властям.

Андрей Петрович недобро усмехнулся, а Степан Петрович замер, ожидая развязки.

– Получив это сообщение, командир «Китобоя» лейтенант Ферсман, потомственный русский моряк, сразу же просигналил флагману:

– Русский Андреевский флаг спущен не будет. Предлагаю английской команде приготовиться к бою!

И на «Китобое» прозвучала боевая тревога, по которой двенадцать человек команды разбежались по своим боевым постам: к маленькой пушчонке, годной лишь расстреливать всплывавшие при тралении мины, и к двум крупнокалиберным пулеметам…

Степан Петрович, напряженно слушавший брата, резко встал, вызвав у того понимающую улыбку:

– Я уже это пережил, Степа…

И тот, справившись с волнением, охватившим его при упоминании братом о мужестве командира тральщика и его команды, опустился на стул.

А Андрей Петрович продолжил:

– Наступила большая пауза. Ведь, как ты, конечно, понимаешь, одного попадания снаряда английского дредноута было бы достаточно, чтобы разнести в клочья и отправить «Китобой» ко дну со всем его экипажем. И Ферсман напряженно ждал, как, впрочем, и его команда, состоявшая из гардемарин и кадет.

Степан Петрович торжествующе воскликнул:

– Теперь-то ясно, Андрюша, в чем дело!

Тот согласно кивнул головой и продолжил:

– Пауза затянулась. Вдруг на линкоре взметнулись сигнальные флаги: «Особое внимание!», и английский адмирал просигналил:

«Я вам передал приказ моего правительства. Теперь я лично преклоняюсь перед вашим мужеством. Вы можете свой флаг не спускать, вам будет оказана всякая помощь!» – Каково, Степа! – воскликнул Андрей Петрович. – Ты только представь себе, что англичане, и сами являясь моряками от Бога, были вынуждены признать мужество русских моряков!

– Я преклоняюсь перед их мужеством, Андрюша! – с подъемом поддержал тот брата, взволнованный его рассказом.

– Ну а дальнейшее пребывание «Китобоя» в Копенгагене было сплошным триумфом. Вдовствующая императрица Мария Федоровна приняла лейтенанта Ферсмана с его командой в своей резиденции, мэр города устроил команде прием, их всюду приглашали, поили, кормили…

– Одним словом, пожинали плоды своей славы, – улыбнулся Степан Петрович. – Причем вполне заслуженной, – уточнил он уже вполне серьезно, вопросительно глянув на брата.

Тот согласно кивнул головой и продолжил:

– А через двадцать четыре часа «Китобой» вышел в Средиземное море и взял курс на Севастополь, чтобы принять участие в дальнейшей борьбе русских патриотов с большевиками.

Степан Петрович засомневался:

– Что-то не припомню я, Андрюша, чтобы в Севастополе ходили слухи об этом подвиге «Китобоя», хотя я видел его там?

– Тем более это делает честь его командиру и команде. И посему предлагаю осушить наши фужеры за русских моряков, за русский флот, который вы представляете здесь, в Бизерте!

– С превеликим удовольствием поддерживаю твой тост, Андрюша!

И братья, чокнувшись фужерами, стоя осушили их до дна.

– А вот теперь ты, Степа, расскажи-ка мне, как сложилась и твоя судьба после перевода с Балтики на Черное море?

Тот сосредоточился.

– По прибытии на Черноморский флот, которым стал командовать вице-адмирал Колчак, кстати, как ты, конечно, знаешь, переманивший и меня с Балтики за собой, я принял командование над эскадренным миноносцем «Гневный», которым благополучно командую и по сей день. А так как основные усилия Черноморского флота были направлены на нейтрализацию действий германской эскадры в составе линейного крейсера «Гебен» и легкого крейсера «Бреслау», прорвавшихся от преследования англичан через Дарданеллы и Босфор из Средиземного моря в Черное, то и я на своем миноносце включился в их преследование.

В начале июля шестнадцатого года отряд русских кораблей в ходе операции, разработанной Колчаком, настиг германский крейсер «Бреслау», который до этого безнаказанно обстреливал наши порты и топил транспорты на Черном море. В этой операции активно участвовали миноносцы, в том числе и мой «Гневный», которые в ходе боя тяжело повредили германский крейсер. Кстати, именно после этого боя я и был назначен командиром дивизиона эскадренных миноносцев, а уже позже произведен и в капитаны первого ранга. Не исключаю, что к этому приложил свою руку и командующий флотом, протеже которого я, собственно говоря, и являлся, – застенчиво улыбнулся Степан Петрович.

– Ты чрезвычайно проницателен, Степа, – широко улыбнулся и старший брат.

Они сделали по глотку мадеры.

– После октябрьского переворота, когда большевики в восемнадцатом году заключили с Германией сепаратный, так называемый Брестский мирный договор по принципу «ни войны, ни мира», ее войска начали стремительно продвигаться на восток, захватывая Украину. Ввиду этого нависла угроза захвата и Севастополя вместе с кораблями, стоявшими в его бухтах. Большевикам все-таки удалось вывести из него новейший линейный корабль «Воля» с девятью эскадренными миноносцами и затопить их у Новороссийска, чтобы те якобы не достались Германии, нанеся тем самым непоправимый ущерб Черноморскому флоту.

– Вот сволочи! – выругался Андрей Петрович, резко встав со своего места. – Но, с другой стороны, – подумав и снова сев на стул, добавил он, – их действия вполне логичны – уж очень опасно иметь в своем тылу сильный флот, не поддавшийся большевистской пропаганде.

Степан Петрович согласно кивнул головой:

– Это несомненная заслуга Колчака, имевшего огромный авторитет у всех моряков Черноморского флота, – и продолжил: – Однако Добровольческая армия Деникина очистила от большевиков Юг России, в том числе и Крым, но, дойдя уже до Орла, стала постепенно отходить к югу под ударами красных. В двадцатом году Деникин ввиду неудач на фронте добровольно передал функции Верховного главнокомандующего генералу Врангелю. К этому времени большевики, потерпев неудачу под Варшавой по захвату Польши, заключили с ней перемирие и направили освободившиеся войска на Юг. Тем самым участь Крыма была предрешена, и Врангель стал спешно готовить эвакуацию кораблей Черноморского флота и войск Русской армии.

Андрей Петрович, потрясенный словами брата, встал со своего места и возбужденно заходил по комнате. Затем, несколько успокоившись, сел на свое место.

– Надо отдать должное Врангелю, – продолжил Степан Петрович. – Он организованно провел эвакуацию как войск, так и гражданского населения, отказавшегося оставаться под властью большевиков, из Крыма. Представь себе, Андрюша, армаду из ста тридцати судов со ста пятьюдесятью тысячами беженцев, направляющуюся в Константинополь! – Тот понимающе кивнул головой. – Надо при этом отдать должное и Франции, единственной державе, не только признавшей правительство Юга России, но и не отказавшейся от своих обязательств по отношению к нему.

Ну а дальнейшее развитие событий ты уже, наверное, знаешь из своих источников, в том числе и от капитана первого ранга Погорецкого, о встрече с которым ты мне рассказал.

– Только в общем плане. Меня же, Степа, интересуют события, связанные лично с тобой. Ведь, как мне известно, переход кораблей Русской эскадры из Константинополя в Бизерту проходил в тяжелых погодных условиях и даже с потерями. К примеру, конвоировавший отряд русских кораблей французский сторожевой корабль «Бар ле Дюк», как мне известно, затонул в жестокий шторм в Греческом архипелаге. Надеюсь, тебе повезло больше?

– К счастью, да, Андрюша. Но надо учитывать, что «Гневный» – современный эскадренный миноносец с довольно большим водоизмещением. – Тот опять согласно кивнул головой. – В то время как малым миноносцам времен Русско-японской войны в условиях длительных жестоких штормов действительно пришлось довольно туго. Это мне, как командиру дивизиона, хорошо известно из докладов их командиров. Да что это я тебе, собственно говоря, объясняю, когда ты и сам командовал именно таким миноносцем? – сам себе удивился он, глянув на брата.

Андрей Петрович, напряженно слушавший брата, удовлетворенно откинулся на спинку стула:

– Ну и слава Богу, что они хоть все-таки дотянули до Бизерты. То же, как ты с семьей устроился здесь, в Бизерте, мне уже в общих чертах известно. Меня же, честно говоря, очень интересует твое, если так можно выразиться, теперешнее финансовое положение. Об этом, кстати, переживал и наш отец, который неоднократно заводил со мной разговор на эту тему.

Степан Петрович тяжко вздохнул при упоминании об отце, а затем неожиданно весело глянул на брата:

– А я, Андрюша, живу со своей семьей припеваючи, получая двадцать один франк в месяц.

Тот непонимающе посмотрел на него:

– Это как командир корабля в чине капитана первого ранга, да еще к тому же и командира дивизиона?!

– Именно так, Андрюша.

Андрей Петрович вскочил со стула и нервно заходил по комнате. Он, контр-адмирал, даже в дурном сне не мог бы представить себе подобного положения дел. Как же так? О чем же думают французы, взявшие на себя обязательства по обеспечению моряков Русской эскадры? И тут же, усмехнувшись, ответил сам себе: «Изжить русских с их кораблей. А затем захватить их, введя в состав французского флота». Все стало на свои места. Он резко сел на свой стул, еще не отойдя от гнева, охватившего его.

– Тысячу раз был прав наш отец, справедливо предполагавший нечто подобное. Но ведь не настолько же! Денежное довольствие в двадцать один франк командира корабля в чине капитана первого ранга… Да это же не лезет ни в какие ворота!

Он достал из внутреннего кармана портмоне и, вынув из него стопку купюр, положил их на стол перед братом:

– Здесь три тысячи франков, – пояснил он.

– Да это же ведь целое состояние! – воскликнул Степан Петрович и, усмехнувшись, уточнил: – Разумеется, при теперешнем моем незавидном финансовом положении. – А затем решительно отодвинул деньги от себя: – Пойми же меня правильно, Андрюша, – я не могу принять от тебя эту сумму, несмотря на острую нужду моей семьи в денежных средствах. Умоляю тебя только об одном: пойми меня правильно…

Тот усмехнулся:

– Бери, бери, гордец! Эти деньги, между прочим, просил передать тебе наш отец, дальновидно предвидя твои материальные затруднения. А они, как я уже сообщил тебе, из наших родовых накоплений, так что по праву принадлежат и тебе. Разве не помнишь, как он в свое время наставлял нас с тобой, что родовые активы, накопленные нашими предками, могут быть использованы в критических ситуациях, которые могут случиться с кем-нибудь из представителей нашего рода? А это как раз и есть тот самый случай. Так что все по-честному, Степа.

– Спасибо за заботу, дорогие мои! – проникновенно произнес тот, отведя в сторону повлажневшие глаза. – Во всяком случае, – сказал он, прокашлявшись от спазма, сдавившего горло, – Оля точно лишится чувств, когда узнает об этом.

Он улыбнулся и, ненадолго задумавшись, уже по-деловому заинтересованно спросил:

– А сколько ты, Андрюша, платишь за аренду этого помещения? – поведя рукой по комнате, а затем с удовлетворением уточнил: – Да к тому же еще и со спальней, не считая террасы.

– Но заметь, без комнаты для прислуги, которой пользовались вы с Ольгой для любовных встреч в квартире, которую я снимал во Владивостоке, – озорно, по-молодому, рассмеялся Андрей Петрович, ностальгически вспомнив те былые времена, когда все было предельно ясным и понятным и их будущее не вызывало у них каких-либо сомнений.

– Вот я как раз и хочу восстановить историческую справедливость, – улыбнулся Степан Петрович. – Так почем нынче флигель в Бизерте, господин арендатор?

– Три франка за сутки, – ответил тот, удивленный не столько вопросом, сколько непонятной для него настойчивостью брата.

– Прекрасно! – оживился Степан Петрович. – С учетом ваших с отцом финансовых вливаний я, пожалуй, продолжу его аренду, после того, как ты, Андрюша, покинешь Бизерту.

– С чего бы это?! Ты, право, рассуждаешь, как новоявленный нувориш!* – удивился тот, непонимающе глянув на него.

Брат же опустил глаза, забыв о своем воинственном напоре.

– Понимаешь, Андрюша, нам негде встречаться с Олей. В интимном плане, – уточнил он. Тот непроизвольно поднял брови. – На «Константине», сам понимаешь, Ксюша. Так не водить же мне ее, на самом деле, как гулящую девку, в свою каюту на «Гневном»? – уже открыто посмотрел он на Андрея Петровича. – Я же ведь, как-никак, не только командир корабля, но и дивизиона!

– Вот жизнь! – облегченно воскликнул тот. – Я уж было подумал, что ты успел завести здесь какую-нибудь страждущую местную француженку. А ему, видите ли, негде встречаться со своей собственной женой! – хохотнул Андрей Петрович и уточнил: – В интимном плане.

– Смейся, смейся, хохотун, – ничуть не обиделся Степан Петрович. – Тебе бы, не дай Бог, так устроиться…

– Извини, Степа! Но ты же, конечно, понимаешь, что это следствие необычности сложившейся у вас с Ольгой ситуации, связанной с эвакуацией из Севастополя. Надеюсь, что временной, – предположил он, сочувственно глянув на брата.

– Конечно, понимаю, Андрюша. Просто я прикинул, что благодаря вашей с отцом финансовой поддержке смогу практически безболезненно для благополучия своей семьи тратить девяносто франков в месяц в течение года на аренду этого самого флигеля. А там видно будет… – махнул он рукой, однако, тем не менее, представив себе, какой это будет нежданный подарок для Ольги.

Тот улыбнулся и, снова достав портмоне, положил на стол еще одну тысячу франков.

– Зачем унижаешь мое мужское достоинство! – гневно воскликнул брат, резким движением отодвинув от себя деньги.

– Не заводись, братишка, – спокойно сказал Андрей Петрович, пододвинув к нему назад деньги. – Во-первых, для меня это, честно говоря, не столь уж и значительная сумма, а во-вторых, тебе ее хватит для аренды флигеля более чем на год, так как вдова, как мне представляется, уступит тебе его по несколько более низкой цене, чем мне.

– И ты думаешь, что я стану с ней торговаться? – несколько отойдя от обиды на брата, усмехнулся Степан Петрович.

– Думаю, что, пожалуй, нет, – согласился тот. – Тогда торговаться буду я, Степа.

– И это, спрашивается, на каком же основании? – подозрительно спросил тот, отходя от охватившего его было гнева.

Андрей Петрович скептически улыбнулся:

– Ты, Степа, за свалившимися на тебя заботами совсем забыл основы коммерческой деятельности. – Тот оторопело посмотрел на брата, пытаясь понять ход его мысли. – Ведь я снимаю флигель, так сказать, временно, а ты будешь арендовать его на длительный срок. Не видишь разницы?

Степан Петрович облегченно рассмеялся:

– Не успел и двух лет прожить во Франции, а уже проникся коммерческим духом, господин контр-адмирал?

– Прошу не иронизировать, господин капитан первого ранга! – строго заметил тот с бегающими чертиками в глазах. – Еще будете благодарить меня, ваше высокоблагородие, когда заключите договор аренды флигеля по сниженной цене.

Тот лукаво улыбнулся:

– А я как-то и не буду против этого, ваше превосходительство!

– Слава Богу, что не «гражданин контр-адмирал»! – усмехнулся Андрей Петрович. – Надоел ты мне, честное слово, Степа, со своими выкрутасами: не могу, не буду, как можно… Детский лепет какой-то, ей-богу! Разве забыл мудрость наших предков: «Дают – бери, бьют – беги!» Давай-ка лучше выпьем мадеры, братишка. Может быть, у тебя в голове что-нибудь да и прояснится…

– С превеликим удовольствием, Андрюша! Да еще после твоих столь мудрых наставлений…

* * *

– Разрешите, ваше превосходительство, представиться: контр-адмирал Чуркин! – произнес Андрей Петрович, когда они со Степаном Петровичем вошли в кабинет директора Морского корпуса.

– Очень приятно! Вице-адмирал Герасимов, – представился тот, вставая из-за большого письменного стола. – Александр Михайлович, – уточнил он. – А капитан первого ранга Чуркин мне известен, – заметил хозяин кабинета, пожимая руки посетителям.

– Андрей Петрович, – так же уточнил контр-адмирал. – Я старший брат известного вам Степана Петровича, – мягко улыбнулся он.

Из-за стекол пенсне на него понимающе глянули глаза человека, умеющего ценить юмор.

– Недавно приехал в Бизерту из Парижа, чтобы встретиться с братом, от которого, к великому своему удовлетворению, узнал о возрождении здесь Морского корпуса. Посему и решил, пользуясь случаем, посетить с ним ваше учебное заведение, воспитанником которого является мой племянник, кадет Чуркин Павел Степанович.

При упоминании о воспитаннике корпуса взгляд директора потеплел. А затем он уточнил:

– Следовательно, Андрей Петрович, ваш визит в Морской корпус является сугубо частным?

– Именно так, Александр Михайлович. Хотя я и являюсь руководителем морской секции Союза русских офицеров во Франции.

Тот удовлетворенно кивнул головой.

– Чем могу служить? Присаживайтесь, господа.

– Перед тем как встретиться с племянником, я, с вашего разрешения, хотел бы уточнить интересующий меня, вернее, нас, – поправился Андрей Петрович, указав на брата, – вопрос. Степан Петрович рассказал мне, что вами – я имею в виду преподавательский состав корпуса – переработана программа обучения воспитанников для подготовки их к поступлению в высшие учебные заведения европейских стран. Так ли это?

– Правильнее сказать, это моя голубая мечта, – вздохнул директор. – Но все не так просто, господа. Мы, конечно, предпринимаем и в дальнейшем будем предпринимать все зависящие от нас усилия в этом направлении. Так, например, будем приглашать профессуру учебных заведений европейских стран на годовые экзамены наших воспитанников, чтобы те смогли, так сказать, воочию убедиться в уровне их подготовки. Ведь многие из наших воспитанников являются сиротами, и поэтому никто, кроме Морского корпуса, не сможет помочь им достойно устроиться в их дальнейшей жизни, – пояснил он и, поправив пенсне, опустил повлажневшие глаза.

В кабинете повисла тишина.

– И есть ли, Александр Михайлович, какие-либо подвижки в этом направлении? – нарушив ее, заинтересованно спросил Андрей Петрович.

Тот улыбнулся, видя неподдельный интерес контр-адмирала.

– Небольшие, конечно, но есть. Особенно заметны они в отношениях с французскими учебными заведениями, в частности с Сорбонной, а также с университетом и другими высшими учебными заведениями Чехии.

– В связи с этим у нас к вам, Александр Михайлович, есть просьба личного характера.

– Слушаю вас, – директор выжидающе посмотрел на Андрея Петровича.

Тот же, открыто глянув в его глаза, произнес:

– Если вдруг, я подчеркиваю – вдруг, представится возможность направить для продолжения дальнейшего образования выпускников вашего корпуса во Францию, то мы убедительно просим вас включить в их число и Павла Чуркина. При условии, конечно, того, что этот кадет будет удовлетворять соответствующим требованиям по успеваемости, – уточнил он.

– Поближе, так сказать, к дяде? – понимающе, с хитринкой в глазах, улыбнулся вице-адмирал.

– Не только, Александр Михайлович. Дело в том, что наш отец, Петр Михайлович Чуркин, обосновался со своей семьей в Париже, и у моего племянника в этом случае не будет проблем с проживанием там. Кроме того, как сдается мне, – горько усмехнулся он, – и Степан Петрович со временем может со своей семьей тоже оказаться там же.

«Молодцы Чуркины! Дружная семья… – без тени зависти подумал Герасимов. – А как же иначе – старинная флотская династия!». А вслух уважительно заметил:

– Ваш отец – известный человек на флоте! Но не это главное в решении вашей просьбы, господа, – подчеркнул он. – Главное – интересы воспитанника корпуса Павла Чуркина. А он, как мне известно, – способный молодой человек с, соответственно, хорошей успеваемостью по всем дисциплинам. – Братья многозначительно переглянулись. – Поэтому он будет иметь вполне достаточные шансы для успешного поступления в любое европейское высшее учебное заведение, в том числе и в Сорбонну. Исходя из этого, я со спокойной совестью могу заверить вас, господа, что при соответствующих условиях, о которых вы, Андрей Петрович, уже упоминали, выполню вашу просьбу.

– Большое спасибо, Александр Михайлович! – с видимым облегчением поблагодарил тот.

– Не за что, Андрей Петрович. Я, честно говоря, буду очень рад, когда любой из моих воспитанников найдет свое достойное место в столь непредсказуемом будущем.

– Вам, Александр Михайлович, воздастся должное за вашу заботу о нашем подрастающем поколении! – проникновенно сказал контр-адмирал, пожимая руку вице-адмиралу.

– Дай Бог, чтобы и у всех моих воспитанников сложилась достойная судьба…

Директор Морского корпуса снял пенсне и протер его стекла. И было видно, как подрагивали пальцы его руки.

– А теперь вы, господа, как я понимаю, хотели бы встретиться с кадетом Чуркиным?

– Вы правы, Александр Михайлович, но только ненадолго, – предупредил Андрей Петрович.

– Что так? – удивленно спросил тот.

– Объективные причины, Александр Михайлович, – несколько смущенно ответил старший брат и пояснил: – Дело в том, что мы приехали сюда, в форт, на извозчике, который согласился некоторое время подождать нас у входа. Ведь будет, как мне кажется, не очень здорово, если контр-адмирал и капитан первого ранга будут возвращаться в город пешком по пыльной дороге.

Вице-адмирал улыбнулся:

– Выходит, что вас, господа, интересовала не столько встреча с юным кадетом, сколько со мной, директором Морского корпуса?

– Вы очень проницательны, Александр Михайлович! – рассмеялся Андрей Петрович.

– А я, признаться, надеялся пригласить вас отобедать к себе домой, в Сфаят, дабы порадовать Глафиру Яковлевну, мою супругу, знакомством и беседой со столь интересными людьми.

Андрей Петрович смущенно развел руками.

Директор нажал кнопку звонка, и в дверях появился офицер, видимо, его адъютант.

– Позовите ко мне кадета Чуркина! – приказал вице-адмирал. – И даже в том случае, если тот сейчас находится на занятиях, – уточнил он, мельком глянув на часы.

* * *

Степан Петрович без стука прямо-таки ворвался в комнату флигеля, снимаемого братом.

– Слава Богу, что ты здесь! – воскликнул он.

– Что случилось, Степа?! – с тревогой спросил Андрей Петрович, видя его возбуждение.

– Кронштадт восстал! – выпалил тот, передавая ему газету.

Андрей Петрович быстро пробежал сообщение агентства «Франс Пресс» на первой странице с заголовком, набранным крупным шрифтом. Затем со злорадной усмешкой посмотрел на брата:

– Опомнились матросики, «верные рыцари революции», когда им хвосты прищемили. «Мир – хижинам, война – дворцам!», «Грабь награбленное!» – провозглашали большевики, возбуждая и используя в своих интересах низменные инстинкты оголтелой толпы. И те и грабили, и убивали так называемых господ, а в первую очередь офицеров, чему я был свидетелем, – тяжко вздохнул он, вновь переживая страшное минувшее. – А когда те же большевички по пресловутой продразверстке стали своими продотрядами подчистую выгребать так называемые «излишки» урожая, выращенного их отцами и братьями, а попросту говоря, грабить крестьян, они вдруг как-то сразу прозрели!

Он встал и заходил по комнате.

– Но ведь это же далеко не игрушки, Андрюша! – с нескрываемой радостью в голосе воскликнул Степан Петрович. – Ведь сам Кронштадт, главная база Балтийского флота, поднялся против большевиков!

– Это, конечно, так, Степа. Это, без сомнения, удар под дых большевикам. Однако их Красная армия окрепла за время Гражданской войны. Тем не менее, как мне представляется, большевикам будет очень даже опасно бросать против Кронштадта красные войска, которые могут быть разагитированы матросами и перейти на сторону восставших. Вот тогда большевикам точно придет конец. То же самое может случиться и в случае использования ими отрядов вооруженных питерских рабочих.

– Следовательно, над большевиками нависла серьезная опасность! – возликовал Степан Петрович.

– Без сомнения, – согласился Андрей Петрович. – Но при этом надо иметь в виду изворотливость большевиков, сумевших разгромить хорошо вооруженные и обученные армии Деникина, Колчака и Юденича, наступавшие со всех сторон на Москву, куда те предусмотрительно перенесли столицу. А ведь ты помнишь, Степа, как мы, изгнанники своего Отечества, рассчитывали на их успех?! Поэтому ни в коем случае нельзя недооценивать возможности большевиков. Ведь нас же с тобой учили в Морском корпусе, к чему может привести недооценка противника. Да что там далеко ходить, когда мы с тобой сами были свидетелями того, к чему привели шапкозакидательские настроения, царившие в России в начале Русско-японской войны.

– Что было, то было, – согласился тот. – Из песни, как говорится, слов не выкинешь.

– Только очень жаль, что восстание в Кронштадте, по-видимому, вспыхнуло стихийно.

– Ты почему так считаешь, Андрюша? – искренне удивился Степан Петрович.

Тот внимательно посмотрел на брата.

– Да потому, Степа, что если бы оно началось чуть позже, уже после того, как Финский залив освободился бы ото льдов, то Кронштадт действительно стал бы неприступной крепостью для большевиков, торчавшей у них как кость в горле.

– Я преклоняюсь перед тобой, Андрюша! – от чистого сердца воскликнул Степан Петрович. – Ты рассуждаешь, как истинный стратег!

Андрей Петрович улыбнулся:

– Так эта же стратегия лежит на поверхности…

– Финского залива? – перебил его Степан Петрович, уточняя.

– Вот именно! – оценил тот чувство юмора младшего брата. – А если серьезно, то хорошо подготовленному штурму Кронштадта не помогут и мощная корабельная артиллерия линейных кораблей, и не менее мощная артиллерия его фортов.

– Таким образом, крути – не крути, а остается только с надеждой на успех восстания следить за его развитием, – подвел итог их обмену мнениями Степан Петрович.

– Выходит, что так, – согласился с ним старший брат.

* * *

Каюта командира «Гневного», несмотря на то что и была довольно просторной, еле вместила командиров миноносцев дивизиона, как по команде собравшихся в ней после опубликования в местной газете сообщения о восстании матросов Кронштадта. Событие было настолько из ряда вон выходящим, что вызвало у них настоятельную потребность обменяться мнениями по этому поводу. А с кем и где? Разумеется, с боевыми товарищами на борту миноносца командира дивизиона.

Вестовые только успевали по приказу старшего офицера, встречавшего гостей, переносить из кают-компании* стулья в каюту командира. Те уже, конечно, успели узнать через работавший без сбоев «матросский» телеграф, что командир дивизиона не передавал приказа на сбор командиров миноносцев, но по их возбужденному виду поняли, что произошло что-то явно неординарное. А командиры, между тем, в отсутствие хозяина каюты оживленно обменивались мнениями.

Степан Петрович, вернувшийся на «Гневный», не был удивлен докладом старшего офицера о неожиданном прибытии на него командиров кораблей дивизиона. Тот же доложил ему и о своем решении собрать командиров не в просторной кают-компании, где было бы, конечно, уютнее, а в его командирской каюте, учитывая особую конфиденциальность предстоящего разговора, предназначенного явно не для ушей любопытных вестовых. И предупредил его, что сам будет находиться в районе командирской каюты, чтобы избежать возможной утечки информации.

– Благодарю вас, Владимир Аркадьевич, за принятые вами меры предосторожности.

Тот облегченно выдохнул. «Командир – он и есть командир! – рассудил старший офицер. – И моя обязанность предусмотреть все, касающееся его, в том числе и по вопросам безопасности».

– Господа офицеры! – подал команду капитан 2-го ранга Кублицкий, командир «Пылкого», бывший старшим по выслуге среди командиров миноносцев, когда Степан Петрович открыл дверь своей каюты.

Все командиры встали со своих мест, приняв положение «смирно».

– Господа офицеры! – подал команду уже командир дивизиона, войдя в каюту и пытливо глянув на их возбужденные лица.

Командиры миноносцев сели по своим местам, пропустив капитана 1-го ранга к креслу, стоявшему у письменного стола в глубине каюты. Все выжидающе смотрели на него.

– Думаю, господа, вы уже успели обменяться мнениями по поводу столь неординарного события за время моего отсутствия?

– Безусловно, Степан Петрович, – ответил за всех капитан 2-го ранга Кублицкий. – Только разрешите уточнить – не неординарного, а, с моей точки зрения, судьбоносного события.

– Может быть, и так, Алексей Иванович, – согласился тот. – Я только что вернулся со встречи с контр-адмиралом Чуркиным, моим старшим братом, – офицеры многозначительно переглянулись, – с которым тоже обменялся мнениями по этому же вопросу. А учитывая то, что тот не только недавно приехал из Парижа, но и является руководителем морской секции Союза русских офицеров во Франции, и, следовательно, располагает более обширной информацией, чем мы с вами, находясь здесь, в Бизерте, думаю, вам будет интересно узнать и его мнение.

Присутствующие оживились.

– Разумеется, Степан Петрович! – тут же отреагировал на его предложение старший лейтенант Манштейн, командир «Жаркого». – Надеюсь, что и другие командиры будут того же мнения? – вопросительно посмотрел он на офицеров, которые утвердительно закивали головами.

– Садитесь, Александр Сергеевич! – разрешил Степан Петрович. – И прошу господ офицеров не вставать – мы же с вами не на служебном совещании, – пояснил он.

И подробно, ничего не скрывая, рассказал им о результатах его встречи со старшим братом.

Наступила тягостная тишина.

– Выходит, Степан Петрович, что наши восторги по скорому краху большевистского режима несколько преувеличены? – наконец прервал ее командир «Пылкого».

– К сожалению, Алексей Иванович, а правильнее будет, к великому сожалению, выходит, что так, – вздохнул тот. – А нам с вами остается лишь следить за дальнейшим развитием событий, и все-таки, несмотря ни на что, надеяться на успех восстания Кронштадта. По-моему, я прав, – заключил командир дивизиона, окинув взглядом напряженные лица офицеров.

Те согласно закивали головами.

– И все-таки, даже в случае подавления восстания матросов Кронштадта, большевики будут вынуждены изменить свою экономическую политику так называемого военного коммунизма, ставшую, в первую очередь, причиной этого восстания, – убежденно заключил капитан 2-го ранга Остолопов, командир «Капитана Сакена».

– Укрепив тем самым свою власть и, соответственно, продолжая править Россией еще долгие годы, – сделал неожиданный вывод старший лейтенант Манштейн.

Все тут же посмотрели на него, подспудно, в глубине души, признавая его правоту. А горестный вздох капитана 2-го ранга Остолопова подтвердил их худшие опасения.

* * *

Андрей Петрович встал с фужером в руке и проникновенно произнес:

– Я от себя лично, а также от имени наших со Степаном родителей и членов моей семьи по их, разумеется, просьбе чрезвычайно рад приветствовать в моем скромном жилище дружную семью моего брата, собравшуюся, наконец-то, в полном составе. Доброго вам здоровья и благополучного будущего, дорогие мои!

– Спасибо тебе, Андрюша, на добром слове, – растроганно произнес Степан Петрович, – от нашей семьи!

– Я, Андрей Петрович, знаю вас уже много лет, – мило улыбнулась Ольга Павловна, пригубив мадеру из фужера, – однако никак не могла предположить, что вы когда-нибудь сможете стать снобом.

Все удивленно посмотрели на нее.

– И откуда столь категоричные выводы, Ольга Павловна? – улыбнулся тот, пожалуй, впервые назвав ее полным именем.

– Ну как же, Андрей Петрович? – улыбнулась та. – Рассудите сами. Такие апартаменты, о которых можно только мечтать, разумеется, в нашем теперешнем со Степаном Петровичем положении, – уточнила Ольга Павловна, – вы эдак походя называете скромным жилищем. Каково?!

– Ты, мама, по-моему, не совсем справедлива по отношению к дяде Андрею. – Все удивленно посмотрели теперь уже на Ксению. – Ведь папа не зря же учил нас с Павликом, что зависть, как, кстати, и гнев – не лучшие советчики.

Тот утвердительно кивнул головой.

– Авторитет папы и для меня – закон, не подлежащий обсуждению, – рассмеялась Ольга Павловна, обняв дочь. – Но, признаться, уж очень понравились мне апартаменты твоего любимого дяди. Прямо-таки несбыточная мечта, – вздохнула она, взгрустнув.

Братья быстро переглянулись.

– Не переживай, Оля, – еще, как говорится, не вечер… – многозначительно произнес Степан Петрович.

Та метнула на него подозрительный взгляд, но к тому же, как это бывает у женщин, и полный надежды.

«Пора менять тему разговора, – решил Андрей Петрович, видя смятение невестки. – Ну и братишка, ну и змей! – искренне восхитился он. – Сумел-таки приготовить своей любимой женщине действительно царский для нее подарок!»

– Я уже извинялся перед Ксюшей за то, что не смог преподнести ей подарок. – У Ксении загорелись глаза. – У меня же, к сожалению, как вы знаете, нет дочери, и поэтому я испытывал в его выборе определенные трудности. Мое намерение подарить ей золотые сережки отвергла ее бабушка, считая, что для одиннадцатилетней девочки это еще явно рановато, а вот против хороших французских духов воспротивился уже дедушка.

Ксения от сожаления прикусила губу.

Андрей Петрович обвел притихших членов семьи брата изучающим взглядом как боксер, готовящийся нанести решающий удар. Затем достал из внутреннего кармана мундира конверт и протянул его племяннице.

– Здесь пятьдесят франков, Ксюша.

– И все мне?! – несколько неуверенно спросила та, еле сдерживая радость от столь щедрого подарка дяди.

– Конечно, тебе, Ксюша! – невольно улыбнулся Андрей Петрович, довольный произведенным эффектом. – А мама поможет тебе купить на них то, что тебе действительно необходимо. Надеюсь, что она не откажется от этого посредничества.

Не менее дочери радуясь его столь щедрому подарку, Ольга Павловна согласно кивнула головой.

– Спасибо, дядя Андрей! – воскликнула Ксения и, вскочив со своего места, поцеловала его в щеку, в то время как Степан Петрович крепко пожал руку брату.

– Ведь мы с девочками, – пояснила Ксения, – ходили в город и продавали там, в кварталах «маленькой Сицилии», кусочки хлеба, оставшегося в наших семьях, итальянским женщинам и получали за это сантимы, которые отдавали нашим мамам. – Ольга Павловна утвердительно кивнула головой. – Добрые итальянские «мама́» относились к нам очень дружелюбно, но я тогда уже поняла, что никогда не стану хорошей коммерсанткой. Продавать беднякам, даже менее бедным, чем мы, и смотреть, как они отсчитывают монетки, и протягивать руку, чтобы их взять, – все это было очень тяжело, – дрожащим голосом поведала Ксения. – А тут целых пятьдесят франков! И все – мне… – никак не могла успокоиться она.

Андрей Петрович, еле сдерживая слезы, быстро вышел на террасу. «Господи, что же испытывают дети наших беженцев?! – чуть ли не простонал он. – Да и не только дети, – признался он сам себе. – На что же обрекли себя русские люди, отказавшись жить под властью большевиков! Причем отказались добровольно. И этой нищете, похоже, не видно конца… – Он вздохнул, а затем слабо улыбнулся: – Утешает лишь то, что Степа со своей семьей будет иметь надежное пристанище, благодаря отцу и нашим предкам». И, справившись с минутной слабостью, вернулся в комнату.

– С Павликом все гораздо проще, – произнес он уже спокойным голосом, и все облегченно вздохнули. – Являясь воспитанником Морского корпуса, он должен неустанно грызть гранит науки. – Лицо кадета порозовело. – А посему прими от меня, Паша, подарок, имеющий глубокий символический смысл, – и, достав из ящика письменного стола футляр, протянул его племяннику.

Тот, сгорая от нетерпения, открыл футляр.

– Авторучка! – восторженно воскликнул кадет, окинув присутствующих счастливыми глазами.

– Это «Паркер» с так называемым золотым вечным пером, – пояснил Андрей Петрович.

– Вот здорово! – снова воскликнул Павел, вновь вызвав улыбку у его дяди. – Ведь именно такую я видел только у нашего директора в его кабинете, когда тот вызвал меня для встречи с дядей Андреем и папой, – пояснил он матери и сестре.

– Ну и глазаст же ты, кадет! – искренне удивился Андрей Петрович. – И когда только успел рассмотреть ее?

– Как учил меня папа, флотский офицер должен быть наблюдательным.

Все рассмеялись.

– Оказывается, твоя школа, Степа!

– Яблоко от яблони далеко не падает. Это уже народная мудрость, Андрей Петрович, – заметила счастливая Ольга Павловна, благодарно глянув на супруга.

– Учитывая твою наследственность, ты, Паша, непременно должен быть одним из первых по успеваемости. Только это, как мы с твоим отцом уже говорили тебе в кабинете директора Морского корпуса, позволит тебе по его окончании претендовать на поступление в Сорбонну.

– Тем более, являясь обладателем «Паркера», – уточнил, улыбнувшись, Степан Петрович.

– Есть быть одним из первых по успеваемости, ваше превосходительство! – озорно блеснул глазами кадет, вскочив со своего места.

– И прошу, Паша, без балагурства! Это, поверь, очень серьезно. Ведь теперь твое будущее зависит уже только от тебя.

Тот смущенно опустил глаза, а затем уже серьезно посмотрел на адмирала:

– Я все понял, дядя Андрей!

– Ну и, слава Богу! И не тянись передо мной, как перед директором Морского корпуса! А теперь садись! – распорядился контр-адмирал.

Ольга Павловна облегченно вздохнула, а у Ксении загорелись глаза:

– Выходит, что Павлик будет учиться в Париже?

– Вполне возможно, Ксюша, – согласился Андрей Петрович. – Кроме того, вполне возможно, что и ты будешь учиться там же.

Ксения вопросительно посмотрела уже на отца – ведь высшим авторитетом для нее был только он.

– Дядя Андрей прав, – подтвердил тот.

И брат с сестрой радостно обнялись.

– Ну что же, дорогие мои, официальная часть, если так можно выразиться, окончена, и мы со Степаном Петровичем укроемся, пожалуй, на некоторое время на террасе. Ты не против этого, Ольга Павловна?

– Да уж посекретничайте, мужчины. Что с вами поделаешь? – понимающе улыбнулась та.

Как только они вышли на террасу, Степан Петрович сразу же жарко воскликнул:

– А ведь штурм-то Кронштадта отбит!

Брат утвердительно кивнул и уточнил:

– И заметь, Степа, всего через несколько дней после открытия срочно созванного съезда большевиков.

– Ты это к чему, Андрюша? – насторожился тот.

– Да к продолжению нашего предыдущего разговора, в котором я упоминал об изворотливости большевиков, – и, видя непонимание в глазах брата, пояснил: – Ты, наверное, обратил внимание на то, что в сообщении о провале первого штурма Кронштадта как бы вскользь упоминалось о репрессиях, которым якобы подверглись некоторые участники штурма? – Тот утвердительно кивнул. – Следовательно, пусть и частично, подтвердились мои предположения о возможности разагитации красных войск восставшими матросами. И теперь большевики, усилив группировку войск для повторного штурма Кронштадта и учтя допущенные ошибки, бросят в ее первых рядах делегатов съезда, которые в своем подавляющем большинстве являлись участниками Гражданской войны и, вследствие этого, обладают определенными военными знаниями и боевым опытом. И вот эти фанатики увлекут своим порывом штурмующие красные войска.

– Ты уверен в этом, Андрюша? – дрогнувшим голосом спросил Степан Петрович.

– Ни в чем, Степа, уверенным быть нельзя. Однако, учитывая логику событий, у большевиков, как мне представляется, просто нет другого выхода. К тому же командовать штурмом будет Тухачевский*, хорошо подготовленный в военном отношении бывший офицер.

– Не тот ли, который командовал красными войсками в войне с Польшей?

– Тот самый, Степа, тот самый… Хотя Пилсудский* и обломал ему рога под Варшавой, – усмехнулся Андрей Петрович. – А вообще-то, Степа, я не понимаю, как это офицеры могут перейти на службу к большевикам? – вдруг взъярился он. – Я еще могу понять армейских офицеров, выходцев из разночинцев, которые среди них составляют большинство. Но дворяне, к коим принадлежит и Тухачевский, окончивший, кстати, привилегированное Александровское военное училище, так как в него принимали в основном дворянскую молодежь?!

Степан Петрович понимающе посмотрел на брата:

– Гражданская война, Андрюша, и этим все сказано, – коротко ответил он. – А дворянство? Оно ведь тоже разное, – и вдруг рассмеялся. – Ведь и Ленин, один из главных вождей большевиков, тоже, кстати, из дворян. И чихвостит направо и налево таких же выходцев из его же сословия со всей пролетарской ненавистью. Вот так… Что же касается офицеров, то как раз привлечение их в армию по мобилизации в качестве так называемых военспецов и позволило большевикам, к сожалению, достигнуть перелома в борьбе с Белым движением.

– Спасибо тебе, Степа, за прекрасный анализ этого социального явления. Ты, безусловно, прав.

Тот усмехнулся:

– Не часто мне, Андрюша, приходится слышать слова одобрения из уст старшего брата. Тем не менее я хотел бы поделиться с тобой выводом, который сделал один из командиров миноносцев. А заодно услышать и твое мнение по этому поводу.

– Я весь внимание, Степа!

– Старший лейтенант Манштейн считает, что в случае подавления Кронштадтского восстания большевики неизбежно будут вынуждены изменить свою экономическую политику. – Андрей Петрович согласно кивнул головой. – В этом случае они значительно укрепят свои позиции и будут править Россией еще долгие годы. А наша голубая мечта о скором крахе большевизма отодвигается тем самым на неопределенное время.

И Степан Петрович выжидающе посмотрел на старшего брата, который обдумывал его слова.

– Скажу одно – твой командир – проницательный и дальновидный человек! А посему и жду тебя со своей семьей в Париже. Разумеется, через некоторое время, – уточнил тот.

– А сам-то когда собираешься возвращаться туда?

Андрей Петрович задумался.

– В принципе, все вопросы я уже решил, так что задерживаться в Бизерте больше нет смысла. А посему уеду в ближайшие дни, когда подвернется оказия до Марселя.

– Ты, Андрюша, случайно, не забыл о нашей договоренности по поводу аренды мной флигеля? – несколько смущенно спросил брат.

– Как можно! Я же ведь только сегодня прекрасно понял, каким это будет дорогим подарком для твоей Оли! Да и для тебя, несчастного, – ухмыльнулся тот. – Так что все будет сделано в лучшем виде, братишка. Считай, что ты уже арендатор флигеля, которым так восхищалась твоя ненаглядная подруга, – заверил он брата. – К тому же, как и обещал, по сниженной цене: два с половиной франка за сутки.

– Большое тебе спасибо, Андрюша, за заботу обо мне и, соответственно, об Ольге!

Тот усмехнулся:

– Я же ведь, Степа, не забыл того, как ты еще во Владивостоке просил меня перед встречей Маши и сестер милосердия, прибывших туда из Порт-Артура после освобождения из японского плена: «Не будь эгоистом, Андрюша! Сам устроился – прояви заботу и о младшем брате!»

– Не усмехайся, прошу тебя, так откровенно плотоядно, – рассмеялся Степан Петрович. – А вот за Олю тебе, братишка, нижайшее спасибо! Ей-ей, не вру, – улыбнулся он.

А затем уже серьезно произнес:

– Поблагодари нашего отца за заботу обо мне и моей семье. И дай Бог ему здоровья на долгие годы!

– От всей души присоединяюсь, Степа, к твоим пожеланиям! – воскликнул старший брат, обнимая младшего.