Только 31 октября 1820 года, задержавшись в Порт-Жаксоне почти на два месяца, шлюпы снова вышли в открытое море, направляясь в Антарктику, где уже наступила весна.
Задержка же произошла, как и предполагал Фаддей Фаддеевич, из-за ремонта степса бушприта. Как оказалось, тиммерман с корабельными плотниками не могли сделать эту сложную работу, и капитан был вынужден, не желая того из-за лишних расходов, обратиться за помощью к губернатору. Тот дал соответствующее указание местному Адмиралтейству, и портовый корабельный мастер, осмотрев неисправность, предложил заменить не только степс, но и сам бушприт ввиду того, что его основание было сильно измочалено в неисправном степсе. Но в порту не нашлось подходящего дерева, а из леса его привезли только к концу октября.
Неожиданно образовавшийся запас времени был очень кстати, и тиммерман с плотниками были посланы в лес, чтобы приискать дерево для запасного рангоута, а также для постройки на верхней палубе хлевов для свиней. Дело в том, что за время длительного плавания в высоких южных широтах убедились, что этим полезным животным необходим не просто открытый загон из жердей, а закрытое место от сырости и холода, где они могли бы спокойно находиться в ненастье.
Пятнадцать же матросов во главе с унтер-офицером были отправлены туда же для заготовки дров из местных эвкалиптов, имеющих красную древесину. При этом было приказано рубить только уже упавшие и высохшие деревья или сухостой, чтобы с привозом сырых дров не завести сырость на шлюпах.
* * *
Когда же была полностью восстановлена береговая база на том самом месте, где была и ранее, Андрей Петрович обратился с просьбой к начальнику экспедиции:
– Надо бы, Фаддей, пока есть время, организовать небольшой отряд для похода в глубь Новой Голландии, к примеру, к Синим горам. Ведь там, ко всему прочему, натуралистом Штейном из экспедиции капитан-лейтенанта Васильева, которая была перед нами в Порт-Жаксоне весной этого года, была найдена золотая руда. Об этом, как ты помнишь, сказано в донесении Васильева, которое он оставил лично для тебя.
– Тебе уже мало найденного на Аляске угля, – подковырнул друга Фаддей Фаддеевич, – теперь же ты согласен только на золото.
– Можешь не ехидничать – по уверению главного правителя Русской Америки Баранова тот уголь был дороже золота.
– Теперь представляю, сколько он тебе отвалил на радостях за найденное угольное месторождение!
– Не завидуй, за открытие Южного материка получишь не меньше…
– Ну и язва же ты, Андрюша! – рассмеялся тот. – Ведь не зря же говорят, что «дерьмо» лучше не трогать…
– Слава Богу, наконец-то начинаешь потихоньку умнеть, – парировал Андрей Петрович.
Фаддей Фаддеевич примирительно обнял друга.
– Ершист, но с головой! Этого не отнимешь.
– А ты мне зубы не заговаривай. Как мыслишь насчет моего предложения?
Капитан задумался.
– Я, надеюсь, что ты стремишься к этим самым Синим горам не ради поисков золотой руды?
– Хорошего ты мнения о своем друге! – искренне удивился Андрей Петрович. – Ты же прекрасно знаешь, что раздел экспозиции «Тропическая фауна» значительно уступает разделу «Антарктическая фауна». Мы, конечно, пополнили его неплохими экземплярами с Таити, но этого явно не достаточно. В то время как здесь и кенгуру, и утконосы, и ехидны, и прочие редчайшие экзотические животные.
– Разумно, конечно. Хотя их чучелами и забиты зоологические музеи Англии, но зачем покупать их по баснословным ценам, если можно изготовить самим практически за так, – и замолчал, прикидывая что-то в уме. – Кого же ты собираешься включить в состав своей группы?
– Да тех же, с кем путешествовал по Южному острову Новой Зеландии.
– Молодец! Опять хочешь оставить меня без вестового?
– Только об этом и думаю.
Фаддей Фаддеевич улыбнулся, глядя на друга.
– Добро! Собирай свою гоп-компанию, и с Богом. У меня уже есть проверенный дублер Макара.
* * *
Примерно от десяти до двенадцати верст от моря земля по большей части была песчаной или каменистой, но в том и другом случае неплодородной, на которой произрастали только редкие кустарники и искривленные деревья, а у более высоких сердцевина была как бы выгнившей. Во всяком случае, глазу зацепиться здесь было абсолютно не за что.
– А почему, Андрей Петрович, вон те далекие горы, к которым мы идем, называются Синими? – полюбопытствовал гардемарин Адамс.
– Наверное, потому, что они и в самом деле синеют на горизонте. Просто первооткрыватели не стали мудрствовать лукаво и назвали их так, какими их и увидели.
Еще перед выходом группы в поход Андрей Петрович, получивший от местных жителей сведения о смертельной опасности укуса ядовитых змей, которые здесь водились во множестве, предупредил об этом всех и поручил Макару отлавливать их для чучел. И теперь тот ходил с неизменной рогулиной, выискивая очередную жертву, проявив при этом незаурядные качества удачливого змеелова.
Лейтенант Демидов и гардемарин Адамс, имевшие ружья, добывали для коллекции различных птиц и зверей, что они с превеликим удовольствием и исполняли, соревнуясь друг с другом в ценности подстреленных представителей местной фауны. А двое матросов, Федор и Степан, были обязаны собирать листья растений для гербария. В этом кропотливом деле особо преуспел Федор, постоянно консультировавшийся у Андрея Петровича о достоинствах тех или иных образцов, которые бережно укладывал между листами специальной толстой тетради.
Матвей же осторожно снимал шкуры с добытых животных, тщательно очищал их от остатков жира и мяса, а затем просушивал во время остановок на рогатинах, которые постоянно носил с собой.
Когда же вышли на лучшие земли, на которых росли прекраснейшие высокие смолистые деревья, появились забавные кенгуру, весьма быстро прыгающие на задних ногах. Они оказались не пугливы и подпускали к себе путешественников на самое близкое расстояние.
– Ох и вкуснятина! – блаженствовал Степан, уплетая еще дымящееся мясо кенгуру из бурлящего котла. – Когда еще побалуешься свеженинкой? Это тебе, брат, не солонина.
– А главное, в таком количестве, – поддержал товарища Федор. – И хотя их высокоблагородие господин капитан иногда и балуют нас свежей свининой, но только в щах, да и то малыми кусочками.
Остальные путники тоже не отставали от матросов. Англичане в Порт-Жаксоне не обманули – мясо кенгуру на самом деле оказалось вкусным. Таким образом, вопрос с пропитанием на время всего похода был решен, что очень обрадовало не только Андрея Петровича как руководителя группы, но и всех ее членов.
Далее открылось бесконечное разнообразие отлогих гор и долин, стали попадаться селения и обработанные поля, засеянные преимущественно пшеницей. Деревья стали не так высоки и росли реже, а кустарников стало так мало, что путешественники наблюдали, как жители селений на лошадях свободно преследуют кенгуру, которых здесь было уже множество.
Как-то незаметно подошли к Синим горам. Это, конечно, не горные цепи Камчатки или Аляски с остроконечными пиками, невольно вызывавшими уважение своей дикой первозданной красотой. Средняя высота хребта не превышала 3000 футов (около одного километра), но это был естественный водораздел, отделявший прибрежные районы Новой Голландии от ее бескрайних просторов на западе.
Путешественники вышли к реке, текущей параллельно горному хребту на север, которую Андрей Петрович и определил как конечный пункт их продвижения на запад. Горы его уже не интересовали. Поэтому на ее берегу и организовали стоянку.
Матвей наконец-то смог основательно просушить шкуры добытых зверей и птиц. А их, к удовлетворению Андрея Петровича, набралось немало. Это и кенгуру, и дикие собаки (помесь собаки и лисицы), и черные лебеди, и новоголландские фазаны, и несколько видов попугаев и зимородков, и птица дымчатого цвета, называемая аббат, и перепелки, и вороны… Отдельно сушились, как длинные ленты, шкуры многочисленных змей, гордости Макара.
Особо Матвей заботился о единственной шкуре эму, подстреленного, к великой досаде лейтенанта удачным выстрелом гардемарина с довольно большого расстояния, когда тот стрелял вторым номером после его промаха. Ведь теперь не его имя будет красоваться под столь эффектным экспонатом в экспозиции «Тропическая фауна». А гардемарин прямо-таки светился гордостью, показывая драгоценный охотничий трофей Андрею Петровичу.
– Было бы в моей власти, я непременно, не откладывая в долгий ящик, произвел бы вас, Роман, в чин мичмана! – только и смог произнести ученый, восхищенный прекрасным экземпляром столь редкой крупной бегающей птицы, подобной африканскому страусу.
– Я бы не возражал, Андрей Петрович! – воскликнул польщенный столь высокой оценкой ученого юный гардемарин.
– Всему свое время, юноша, – философски заметил лейтенант Демидов, переживавший удачу своего младшего товарища.
– А почему бы и нет! – искренне возмутился замечанию лейтенанта Роман. – Ведь Юрий Федорович Лисянский, капитан шлюпа «Нева» в кругосветной экспедиции Крузенштерна, в моем возрасте был уже мичманом.
– Каждому свое! Разве я не прав, Андрей Петрович?
– Каждый прав по-своему, – примирительно ответил тот. – Давайте-ка лучше заниматься своими делами. У нас, к сожалению, до сих пор нет ни одного экземпляра реликтового утконоса, о происхождении которого до сих пор спорят зоологи всего мира.
* * *
После завтрака охотники пошли искать свою удачу вдоль берега реки, Федор с сачком и Степан бродили по округе, собирая листья и жучков-паучков, Макар со своей неизменной рогулиной отыскивал притаившихся в укромных местах ползучих гадов, а Матвей колдовал со шкурами, перенося их в затененные места, чтобы, не дай бог, не пересохли на солнце и не стали ломкими.
Андрей Петрович сидел на пне специально срубленного для этой цели дерева заботливым Матвеем, и здесь, в походе, не забывающим о своих обязанностях вестового. Он перебирал и сортировал экземпляры, собранные Федором и Степаном, корректируя их длинный список.
Неожиданно раздался треск ломаемых сучьев, и на поляну, преодолев заросли прибрежного кустарника, выбежали Демидов и Адамс. Еще издали лейтенант торжествующе закричал:
– Утконос, Андрей Петрович! Утконос!!
На этот крик с такой же прытью бежали к стоянке и Федор со Степаном.
Подбежавший Демидов с горящими от удачи глазами протянул тушку добытого зверя длиной около локтя. Андрей Петрович с благоговением взял в руки долгожданный трофей, с интересом рассматривая его.
Густой мягкий мех, бурый сверху и сероватый снизу, морда вытянута в клюв, покрытый мягкой кожей, хвост уплощенный, как у бобра, но покрытый шерстью, на всех лапах плавательные перепонки, а на передних, кроме того, сильные когти.
– Чтобы рыть норы, – пояснил ученый. – Они у утконосов длиной до пяти саженей.
Матвей ощупывал мех животного.
– А шкурку-то подпортили, ваше благородие, – отметил он, обращаясь к лейтенанту, – вон сколько дырочек осталось.
– Ты что, ошалел?! – взорвался тот. – Тебе что, мастеровой, подавай целехонького на блюдечке с голубой каемочкой?!
– Дмитрий Николаевич произвел прекрасный выстрел, Андрей Петрович, – засвидетельствовал гардемарин, – зацепив зверя только краем пучка дроби. И это при том, что тот неожиданно бухнулся с берега в реку при нашем приближении, пытаясь, видимо, под водой скрыться в своей норе. Иначе от этого замечательного зверя остались бы только ножки да рожки.
– Не возмущайтесь так, Дмитрий Николаевич, – примирительно сказал ученый, – просто мой ассистент очень переживает за порученное ему дело.
– А мы с гардемарином, стало быть, просто так, от нечего делать бродим по лесам, постреливая живность?!
– Конечно, нет. Разрешите мне от имени руководства экспедиции поздравить вас обоих с успешно выполненной работой в составе группы. А вам, Дмитрий Николаевич, особое спасибо от меня лично за прекрасный экземпляр добытого вами утконоса.
– Покорнейше прошу вас, ваше благородие, простить меня за сорвавшееся с моего поганого языка слово, – умоляюще смотрел Матвей на лейтенанта. – Лучше бы мне провалиться сквозь землю на этом самом месте…
– Запомни на будущее, Матвей, – назидательным тоном произнес тот, – каждый сверчок должен знать свой шесток! И никак иначе. Другого не дано.
Андрей Петрович вздохнул с облегчением – инцидент, слава Богу, был исчерпан. «А ведь прав был Фаддей, что нельзя давать поблажку нижним чинам, даже если они и выделяются своими талантами из общей массы».
– А мы, Андрей Петрович, пойдем, пожалуй, с Романом да поищем кенгуру к обеду.
– Добро, Дмитрий Николаевич, только возьмите с собой Федора и Степана. Рядом кенгуру что-то не видать, а тащить его издалека как раз и будет сподручнее матросам.
Этим Андрей Петрович как бы подчеркнул неизмеримую дистанцию между нижними чинами и их благородиями.
* * *
Угрюмый, подавленный произошедшим Матвей молча снимал шкуру с утконоса. «И надо же было такому случиться, – переживал он. – Был уважаемым человеком на шлюпе, ведь сам капитан не раз хвалил, да мало того, отвалил такую уйму деньжищ, которая и не снилась. И понесло дурака. Возгордился… Дошел до того, что стал упрекать при всем честном народе господина лейтенанта, которому и в подметки-то не гожусь. А теперь… Даже Андрей Петрович, мой учитель и покровитель, на которого я, как на Бога, молюсь, после этого происшествия как бы между прочим обронил: “Я думал, ты поумнее, Матвей”», – и слезы раскаяния застлали глаза, мешая работе.
«Переживает вестовой, – отметил Андрей Петрович, сидевший на пне, занимаясь своими делами и изредка поглядывая на Матвея. – Ничего, это полезно. Это урок на всю его оставшуюся жизнь».
– Андрей Петрович! Андрей Петрович!! – неожиданно позвал озадаченный Матвей, сразу позабывший про все свои невзгоды. – Гляньте-ка на это чудо!
Сняв шкуру, он, как всегда, начал вскрывать тушку и вдруг обнаружил в ее брюшной полости два яйца. Это-то и поразило его.
– Сейчас сентябрь, то есть время размножения утконосов, – разъяснил ученый. – Это самка. Вскоре она отложила бы эти яйца в норе, из которых бы и вылупились детеныши. Ведь утконосы являются яйцекладущими животными, как, например, и ехидны, которых у нас пока нет, так как они ведут ночной образ жизни.
– Ну и ну, – удивился Матвей, преданно глядя на Андрея Петровича.
Через некоторое время вернулись охотники, притащив добытого кенгуру. Матросы споро налаживали костер с таганком, в то время как Матвей свежевал тушу.
А тут явился и Макар, неся на рогульке полдюжины убитых змей. Оставив в сторонке свои трофеи, он положил перед Андреем Петровичем довольно увесистую холщовую сумку.
– Я тут здорового ежика прихватил с собой на всякий случай, – небрежно сказал он, опуская руку в сумку.
– Стой! – неожиданно крикнул Андрей Петрович.
Макар удивленно вздрогнул, но руку из сумки все-таки выдернул.
– Это, Макар, не ежик, а ядовитая ехидна! – пояснил ученый, вытирая пот со лба. – Вываливай свою находку на землю.
Это действительно было животное, очень похожее на ежа. Подошли остальные члены группы, привлеченные громким восклицанием Андрея Петровича.
– Отличия от ежа, – стал объяснять ученый, – более длинные острые иглы и, как правильно отметил Макар, гораздо большие размеры. Но главное не в этом, – Андрей Петрович прижал ехидну коротким сапогом, которые носили все члены группы как средство против ядовитых змей, к земле. – Видите, на задних лапах шпоры, как у петуха? Так вот ими-то она и жалится подобно гадюке. Ты, Макар, как ее засунул в сумку?
– Да очень просто. Увидал в кустах местечко, где любят прятаться ползучие гады, пошарил его рогатинкой, а там на тебе – ежик! Колючий, зараза! Подставил к его морде раскрытую сумку и запихнул сапогом.
– Слава Богу, что не схватил его руками.
– Да мы завсегда так ловили ежиков в деревне.
– Ну что же, друзья, – подвел итог Андрей Петрович. – У нас с вами благодаря сегодняшним трофеям почти полный комплект новоголландских животных. Поэтому задержимся на стоянке несколько дней, пока Матвей окончательно подготовит все шкуры, и будем возвращаться на шлюп.
* * *
Уже подходили к прибрежной бесплодной зоне, когда после последней удачной охоты на кенгуру задорный гардемарин с озорным блеском в глазах предложил:
– Андрей Петрович, а не прихватить ли нам с собой на шлюп молодого кенгуренка?
– Это еще зачем?! – опешил ученый.
– Он забавный, вот пусть матросы и потешаются с ним.
Андрей Петрович озадаченно посмотрел на лейтенанта.
– А почему бы и нет. Роман, конечно, известный выдумщик, но эта идея лично мне тоже по душе, – поддержал тот гардемарина, загораясь охотничьим азартом.
* * *
К всеобщему удовольствию команды довольно большой кенгуренок быстро прижился на шлюпе, был как ручной и, к великой радости боцмана, чистоплотным. Ел все, что ему давали, не требовал особого присмотра и часто играл с матросами на верхней палубе. Унтер-офицер, служивший некоторое время на английском флоте, пытался боксировать с ним, и тот к восторгу публики, стоя на задних лапах и опираясь на мощный и длинный хвост, лихо отбивался передними.
– Я бы и сам с удовольствием побоксировал с ним, – мечтательно заметил лейтенант Торсон, наблюдая за «поединком» кенгуренка с унтер-офицером. – Ведь мы с Кюхельбекером иногда баловались этим делом.
– С каким это еще Кюхельбекером? – недоуменно спросил Беллинсгаузен.
– С лицейским другом Пушкина, автором поэмы «Руслан и Людмила», которую он переслал мне в Порт-Жаксоне вместе с корреспонденцией, присланной для экспедиции из Петербурга, в единственном экземпляре, и мы, офицеры, успели замусолить ее страницы, перечитывая. Горячий и увлекающийся новыми идеями молодой человек.
– Смотрите, молодые увлекающиеся люди, не добалуйтесь с новыми-то идеями, – буркнул капитан.
«Как накаркал!» – злился на себя несколько лет спустя Фаддей Фаддеевич, вспоминая об этом разговоре после разгрома восстания декабристов на Сенатской площади, среди которых были и Кюхельбекер с Торсоном. Ведь он всегда выделял этого прекрасно образованного лейтенанта среди офицеров шлюпа «Восток», как в свое время Крузенштерн выделял и его, мичмана Беллинсгаузена, среди офицеров шлюпа «Надежда».
* * *
При продвижении на юг усиливались западные ветры, и шлюп стало раскачивать все сильнее и сильнее.
– Только входим в «ревущие сороковые», – пожаловался как-то Фаддей Фаддеевич, – а нас уже болтает из стороны в сторону, как дерьмо в проруби. Что же будет дальше, Андрюша?!
– Вполне естественно, Фаддей. Ведь со времени выхода из Кронштадта командой съедены десятки бочек солонины, еще более бочек квашеной капусты, да мешков с сухарями чертову уйму. Расстреляли пушечных ядер и пороха немерено. А сколько бочонков рома и вина, купленного на Канарских островах, выпито? – И, заметив недовольный взгляд капитана, улыбнувшись, уточнил: – Исключительно для разбавления тухлой питьевой воды для команды… И все это из трюма, с самого низа судна. Да свиней и баранов в Порт-Жаксоне прикупили, но уже в загон на верхнюю палубу. Вот остойчивость шлюпа и уменьшилась.
Капитан задумался, а затем приказал вызвать старшего офицера.
– Значит, так, Иван Иванович! – обратился к нему капитан, когда тот поспешно поднялся на мостик. – Все пушки с батарейной палубы с ядрами спустить вниз. Оставить только кормовые карронады для подачи сигналов и откалывания льда от айсбергов. Туда же спустить с ростр рангоутное дерево, запасенное в Новой Голландии, какое будет возможно, и запасные паруса, за исключением самого необходимого.
– Чтобы увеличить остойчивость шлюпа, Фаддей Фаддеевич? – предположил капитан-лейтенант.
– Вы совершенно правы, Иван Иванович.
И деятельный старший офицер немедленно приступил к исполнению приказа капитана. Когда же доложил, что все работы выполнены, то не удержался, чтобы не отметить:
– А болтанка-то почти не чувствуется, Фаддей Фаддеевич! При сильном боковом ветре и крутой волне шлюп идет, чуть покачиваясь.
– Ну и слава Богу, Иван Иванович, – ответил капитан, польщенный скрытой похвалой своего помощника.
* * *
В полдень по приглашению Беллинсгаузена на «Восток» прибыл Лазарев с несколькими офицерами. Как всегда, руководители экспедиции уединились в адмиральской каюте.
– Господа, – обратился Фаддей Фаддеевич к присутствующим, – я должен сообщить вам свое решение в отношении дальнейших планов экспедиции. Мы не пойдем, как намечали ранее, к Аукландским островам, ибо в этом случае при господствующих сейчас западных ветрах уйдем слишком к востоку, приближаясь к пути капитана Кука, – Лазарев утвердительно кивнул, – что недопустимо, так как значительно снижает возможности открытия в этом неисследованном районе новых земель. Ввиду этого намерен идти к острову Маквария, то есть практически на юг.
В случае разлучения шлюпов будем, как и прежде, искать друг друга три дня на том месте, где последний раз виделись, а если не встретимся, то надлежит ожидать неделю у северо-восточной оконечности Южной Шетландии, которую будет необходимо осмотреть. Если же и там не дождемся друг друга, то будет необходимо идти в Рио-де-Жанейро и ждать там в течение месяца. А потом действовать в соответствии с инструкцией, копия которой есть у Михаила Петровича, ибо нам категорически запрещено идти в антарктические льды поодиночке.
– Что означает бесславный конец экспедиции, – уточнил Лазарев.
– Вот именно, – мрачно подтвердил Беллинсгаузен.
– Не дай-то бог, господа капитаны, дойти до этого! – истово перекрестился Андрей Петрович. – Однако уверен, что этого не произойдет, – добавил он, – так как теперь капитан флагмана не будет так резво убегать от «Мирного».
Лазарев быстро глянул на Беллинсгаузена, который, коротко усмехнувшись, молча позвонил в колокольчик, и вестовые споро накрыли стол по малой программе.
* * *
Через неделю после выхода из Порт-Жаксона на «Востоке» открылась течь в носовом отсеке у форштевня. Старший офицер буквально облазал каждый его дюйм, но так и не смог определить ее место за обшивкой, хотя было слышно журчание поступавшей в шлюп воды.
– Черт знает что! – в сердцах выругался капитан после доклада старшего офицера. – Ведь в Порт-Жаксоне за время вынужденной стоянки из предосторожности ободрали медные листы в носовой части, проконопатили весьма тщательно, а затем заново обили медью. Ведь так, Иван Иванович?
– Так точно, Фаддей Фаддеевич! Покрыли медными листами до самого бархоута, – чуть не вспотел от резкого голоса капитана старший офицер, – лично проверял!
– Ну и дела! Только что избавились от одной неприятности, как подоспела другая, да еще с возможными гибельными последствиями. Как я понимаю, у нас нет надлежащих мер для устранения течи, Иван Иванович?
– К сожалению, нет, Фаддей Фаддеевич, – упавшим голосом подтвердил капитан-лейтенант.
Положение становилось угрожающим. Но нужно было принимать какое-то решение. Все с надеждой смотрели на капитана. «Ох уж эта капитанская доля!» – вздохнул тот.
– Возвращаться для устранения течи в Порт-Жаксон мы не можем – сейчас наступает лучшее время для плавания в высоких южных широтах. Это будет равносильно отказу от выполнения главной цели экспедиции, в то время как государь предписал нам добиваться ее до последней возможности. Единственное, что я могу предпринять, так это убавить число парусов, чтобы ослабить напор воды и тем самым уменьшить течь в носовой части шлюпа, – и вдруг задорно улыбнулся, – к вящей радости Андрея Петровича.
Все облегченно вздохнули – решение принято, и перемена в настроении капитана передалась и подчиненным. Они тоже улыбались его дружеской шутке. Напряжение спало.
– Есть одно утешение, господа, – отважность иногда ведет к успехам!
Андрей Петрович с гордостью смотрел на друга – в чем, в чем, а уж в решительности Фаддею не откажешь!
* * *
Спустя чуть более полмесяца после выхода из Порт-Жаксона открылся берег острова Маквария, и Беллинсгаузен, подойдя к нему с подветренной стороны, лег в дрейф.
– Удивительно, Андрей Петрович. Ведь остров находится в тех же широтах южного полушария, что и остров Южная Георгия, который мы посетили год назад, однако в отличие от него не покрыт вечным льдом и снегом, а порос прекрасной зеленью, за исключением, конечно, каменных скал.
– Это, наверное, не единственная загадка Маквария, Фаддей Фаддеевич.
Присутствовавшие на мостике с интересом прислушивались к разговору капитана с ученым.
– Вот и отправляйтесь на него разгадывать тайны. Но главное – попытайтесь найти хоть какой-нибудь ручеек, чтобы наполнить свежей водой наши порожние бочки. Кого думаете взять с собой?
– Большое спасибо за предложение высадиться на остров. Ранее мне приходилось с трудом добиваться от вас разрешения на подобные вылазки, – улыбнулся ученый, боковым зрением улавливая сочувствующие взгляды офицеров. – Что же касается выбора спутников, то я, как всегда, консервативен. Так же, как и на остров Завадовского в группе островов маркиза де-Траверсе, со мной пойдут капитан-лейтенант Завадовский, художник Михайлов, астроном Симонов и, разумеется, лейтенант Демидов, который тогда, правда, был еще только мичманом.
– Все течет, все изменяется, Андрей Петрович, – философски заметил капитан, явно довольный ремаркой друга. – Тогда с Богом, путешественники. А вы, Иван Иванович, распорядитесь подготовить два ялика и гребцов.
* * *
Вскоре после отплытия на остров группы Андрея Петровича показалось гребное судно, идущее вдоль берега с юга, а затем и другое. Это были промышленники из Порт-Жаксона, занимавшиеся заготовкой жира морских слонов.
– Сэр, – обратился старший из них к Беллинсгаузену, – мы уже наполнили жиром все бочки, порожних больше нет, но никак не можем дождаться судна из Порт-Жаксона. Ведь одна из наших партий находится здесь уже шесть, а другая девять месяцев, и у нас заканчивается провизия.
– К сожалению, господа, судно «Мария-Елизавета», назначенное вам на смену, при нашем отправлении из Порт-Жаксона еще ремонтировалось на берегу и потому навряд ли сможет скоро прибыть сюда.
– Сто тысяч чертей! – удрученно выругался промышленник. – Однако спасибо за информацию, сэр, мы теперь хоть будем знать как растянуть по времени наши скудные припасы.
Беллинсгаузен велел угостить гостей сухарями с маслом и грогом, и те, уже несколько месяцев не употреблявшие столь драгоценного для них напитка, с наслаждением осушили по кружке, а когда им налили и по второй, то радости их не было предела.
– Теперь, сэр, вы можете рассчитывать на любые наши услуги.
Промышленники стали словоохотливее и подробно отвечали на вопросы капитана.
Пресной воды, и притом хорошего качества, на острове много, но не везде ею удобно наливаться из-за опасных бурунов. Однако они покажут им удобные для этого места.
Ныне на острове промышляют только одним жиром морских слонов, которым наполняют бочки. Часть их них расходится в Новой Голландии, а остальные отправляют в Англию и получают выгодную цену.
Изобилие морских котиков, обитавших здесь до открытия острова, стало причиной массового наплыва промышленников, так как цена на их шкурки в Англии поднялась до одной гинеи. Однако алчность привела к тому, что в самое короткое время все котики были почти полностью истреблены и их остались считанные единицы.
Промышленники питаются морскими птицами, ластами молодых морских слонов, яйцами пингвинов и других птиц. Альбатросы, поморники и другие морские птицы прилетают на остров откладывать яйца и выводить потомство. В это время нет необходимости в ружьях, так как их просто бьют палками, почитая их мясо весьма вкусным кушаньем. Кроме того, на острове во множестве растет дикая капуста, спасительное средство от цинги.
Из четвероногих животных водятся только дикие собаки и кошки, которые скрываются в густой траве на возвышенностях. В свое время они были завезены на остров европейцами и одичали.
– Мимо шлюпа плывет большой окровавленный морской зверь! – раздался возбужденный голос сигнальщика.
– Добейте его, гардемарин! – приказал капитан, загораясь охотничьим азартом.
Адамс сделал один прицельный выстрел, а затем и второй, но зверь продолжал плыть, хотя кровяная струя на поверхности воды стала более густой и широкой.
– Никуда не денешься, голубчик! – воскликнул Фаддей Фаддеевич. – Ялик на воду! Лейтенанта Игнатьева – на руль!
Вахтенный офицер продублировал приказ капитана.
– Зря, сэр! – скептически сказал старший из промышленников. – В воде его невозможно убить, поверьте мне, в то время как на берегу их множество, и без труда можно выбрать любого.
– Отставить! – с сожалением дал отбой Беллинсгаузен, уже предвкушавший захватывающую погоню за раненым морским зверем, и только проводил взглядом кровяной след, который еще был виден на поверхности моря.
* * *
Вечером вернулась с острова группа Андрея Петровича. Друзья сразу же уединились в адмиральской каюте.
– Какие впечатления об острове? Какие удалось разгадать тайны? – спросил Фаддей Фаддеевич, поуютнее устраиваясь в любимом кресле.
– Да, собственно говоря, никаких. Удивляет, конечно, обилие высоких трав, которых и в помине не было на острове Южная Георгия. А сейчас здесь, Фаддей, между прочим, ведь еще только весна. Но остров явно не вулканического происхождения, хотя почва и довольно рыхлая. То есть возможность термального подогрева его поверхности за счет вулканической деятельности весьма сомнительна.
Очень обрадовало большое количество дикорастущей капусты. От прочей травы ее широкие горизонтально растущие листья отличаются более темной окраской. Большая часть корня толщиной в два дюйма лежит на земле, от которого в землю отходят тонкие отростки. Подожди, сейчас покажу.
Андрей Петрович вынул из сумки два капустных корня, оскоблил их, отрезал концы и один из них протянул Фаддею Фаддеевичу.
– На, Фаддей, попробуй.
Тот с хрустом откусил кусочек корня, осторожно пожевал, хрупая.
– Да это же настоящая капустная кочерыжка! – с восторгом воскликнул он. – Сколько мы их с братом таскали, несмотря на запрет матери, когда работники на мызе засаливали капусту вот в такие бочки. – И он руками показал их размеры.
– Надо же, ведь и у нас в костромском имении было то же самое! – удивился Андрей Петрович. – Только мне приходилось в одиночку втихую от матушки таскать эти самые кочерыжки со двора для своих сестренок. Они были помоложе меня.
И друзья взгрустнули, хрупая кочерыжки и вспоминая о невинных проказах беззаботного и такого далекого детства.
– У тебя, Андрюша, случайно, капустные корешки в твоей сумочке еще не завалялись?
– Есть, есть, Фаддей, я же знаю твои пристрастия.
– Надо будет дать команду Ивану Ивановичу заготовить капусту впрок, да поболее. А кочерыжки – в кают-компанию для господ офицеров, да и нам с тобой, грешным.
– Обязательно, Фаддей. Ведь это же наипервейшее противоцинготное средство.
Фаддей Фаддеевич недоуменно посмотрел на друга.
– А почему, собственно говоря, «нужно будет»? – и позвонил в колокольчик.
– Старшего офицера ко мне! И накрыть стол по полной программе!
– Есть накрыть стол по полной программе! – заулыбался Матвей.
– Опять радуешься?
– Так точно, ваше высокоблагородие, радуюсь!
– Ну, ну радуйся, шельма! – на сей раз благодушно изрек капитан. – Пользуйся моим хорошим настроением.
– Проходите, Иван Иванович, присаживайтесь к столу, – пригласил старшего офицера капитан.
– Большое спасибо, Фаддей Фаддеевич! – благодарно ответил капитан-лейтенант, которого постепенно покидало чувство настороженности, вызванное неожиданным вызовом капитана.
Ведь он только второй раз за все время плавания после памятного происшествия на входном фарватере в гавань Копенгагена был приглашен к столу в адмиральской каюте. И старый служака в полной мере оценил важность для себя этого неожиданного приглашения.
– Мы тут с Андреем Петровичем обсуждаем результаты вашей поездки на остров, и пока наши головы достаточно свежи, – Фаддей Фаддеевич, улыбнувшись, кивнул на прекрасно сервированный стол, – хотел бы дать вам важное указание.
– Я весь внимание, Фаддей Фаддеевич!
– Вам, Иван Иванович, я, надеюсь, знаком этот продукт? – и капитан взял из вазочки очищенную вестовыми кочерыжку.
– Конечно, Фаддей Фаддеевич! Мы на берегу с удовольствием полакомились им по совету Андрея Петровича, – поспешно ответил капитан-лейтенант, соображая, к чему бы это.
– Так вот. С завтрашнего дня организуйте массовую заготовку дикой капусты с одновременной засолкой ее в бочках впрок как важного противоцинготного средства. Я еще раз повторяю – в возможно большем количестве, используя все гребные суда, за исключением, разумеется, тех, которые будут заняты наполнением анкерков свежей водой. Времени у вас будет в обрез, ибо долго задерживаться у острова мы не можем.
– Будет исполнено, Фаддей Фаддеевич, в строгом соответствии с вашими указаниями! – став по стойке «смирно», четко доложил старший офицер.
– Ну и славненько, Иван Иванович, – отбросив уставные выражения, заключил капитан, подчеркивая тем самым, что официальная часть их встречи окончена.
Пригубили мадеру, закусывая, а старший офицер уже прикидывал в уме план по реализации ответственного задания капитана.
– А каковы ваши впечатления об острове, Иван Иванович? Мнение Андрея Петровича я уже выслушал, – спросил Фаддей Фаддеевич, прерывая его размышления.
– Остров интересный. Не успели пристать к берегу, выбрав удобное место между бурунами, как оказались среди стада морских слонов, лежащих прямо у кромки воды и спящих, казалось, беспробудным сном. И только один из них, что был поближе к нам, приподнялся на ластах, точно так же, как на экспозиции Андрея Петровича, разинул пасть и заревел. Я и выстрелил в него картечью. Однако зверь не свалился, а лишь попятился задом в море и уплыл.
Неожиданно рассмеялся Фаддей Фаддеевич.
– Так вот, оказывается, откуда появился у шлюпа плывущий раненый зверь!
И рассказал удивленным собеседникам о попытках гардемарина Адамса добить его двумя выстрелами из ружья, причем пулями, а не картечью, как Иван Иванович, о намерении преследовать раненого зверя на ялике и реакции на это промышленников. Удивились тому, что огромный раненый морской слон поплыл почему-то в открытое море мимо шлюпа, а не попытался укрыться где-нибудь подальше от людей на берегу острова.
– Меня, честно говоря, поразило сообщение промышленников о том, что на острове почти полностью истреблены морские котики, которых здесь было множество, – задумчиво сказал капитан. – Ведь со времени открытия острова Маквария в 1810 году прошло всего-навсего не более десятка лет.
– А чему вы, собственно говоря, удивляетесь, Фаддей Фаддеевич? – пожал плечами Андрей Петрович. – К примеру, морские, или стеллеровы, коровы на Командорских островах, открытых Берингом, были поголовно истреблены менее чем за четверть века и не из-за дорогого меха, которым не обладали, а просто ради вкусного мяса.
Поэтому мы должны быть благодарны главному правителю Русской Америки Баранову, который установил жесткий порядок промысла пушного зверя во владениях Российско-Американской компании с учетом возможности его воспроизводства. И хотя запасы морских котиков, морских бобров, соболя, куницы и прочих пушных зверей, конечно, убывают, но они были тем не менее спасены от хищнического истребления подобно тому, что произошло с морскими котиками на этом острове.
Мерно и непринужденно текла беседа людей, которые шли на второй прорыв к Южному материку, прерываемая иногда тостами во славу русского флота и Отечества.
* * *
Неожиданно раздались подряд два сильных удара, как будто шлюп коснулся мели. И все трое, как были без головных уборов, так и метнулись через парадный трап на шканцы – хмель как рукой сняло.
– Лотом на шестидесяти саженях дна не достали! – доложил взбежавшему на мостик капитану встревоженный вахтенный лейтенант Лесков.
Была видна его озабоченность в связи с создавшимся положением, но с поспешным прибытием на мостик капитана со старшим офицером он вздохнул с облегчением.
– Никакого кита, Аркадий Сергеевич, не заметили?
– Нет, Фаддей Фаддеевич. Я уже проверил эту версию.
– Проверьте трюм на наличие течи! – приказал старший офицер.
– Боцманская команда уже занимается этим, Иван Иванович!
«Лейтенант службу знает!» – отметил капитан и вопросительно посмотрел на Андрея Петровича.
– Никаких версий, кроме мели, Фаддей Фаддеевич. Думаю, надо ждать доклада боцмана.
Тот утвердительно кивнул.
– От шлюпа «Мирный», находящегося под ветром на траверзе левого борта, отвалил ялик! – доложил сигнальщик.
«Что там еще приключилось?! – с тревогой подумал капитан. – Час от часу не легче!»
Прибежал запыхавшийся боцман и доложил, что ни в трюме, ни в подпалубных помещениях течи не обнаружено.
– И то, слава Богу! – облегченно выдохнул старший офицер, перекрестившись.
В это время прибывший на «Восток» лейтенант Анненков сообщил, что лейтенант Лазарев прислал его доложить о том, что шлюп «Мирный» коснулся мели, и они чувствовали два сильных удара, но лотом на пятидесяти саженях дна не достали.
– Все ясно, Фаддей Фаддеевич! – воскликнул Андрей Петрович, осененный догадкой. – Все ясно, как Божий день! Это же землетрясение! Элементарное землетрясение!! На обоих шлюпах одновременно ощутили по два гидравлических удара в их днища. И если бы в этом районе находилось еще бы несколько судов, то их команды ощутили бы то же самое. Никаких мелей, никаких спящих китов! Все элементарно просто, господа!
– Дайте, я вас расцелую, дорогой вы наш ученый! – растроганно воскликнул Фаддей Фаддеевич, горячо обнимая друга.
– Вот вам, господа, еще один наглядный пример всесилия науки. Сто раз был прав Петр Великий, придававший такое большое значение ее всемерному развитию в нашем Отечестве. И теперь мы здесь, вдали от родных берегов, на пути к Южному материку, покрытому вечными полярными льдами, пожинаем плоды его усилий.
А посему ее представителю, почетному члену Петербургской академии наук Андрею Петровичу Шувалову – ура! – торжествующе воскликнул капитан.
Многоголосое «ура!» прогремело над шлюпом, подхваченное матросами, заполнившими его верхнюю палубу.
* * *
Капитан-лейтенант Завадовский развил бурную деятельность во исполнение приказа капитана. Катера и ялики один за другим подходили к борту шлюпа, доверху наполненные дикой капустой. На верхней палубе специальная команда рубила ее и засаливала в бочки, которые спускались в трюм. И хотя капусты заготовили много, все-таки потом жалели, что не заготовили еще больше, когда варили из нее вкусные русские щи.
Отдельной горкой, которая все увеличивалась в размерах, складывались капустные корни. Это уже для кают-компании.
– По-моему, Иван Иванович, господа офицеры при всем желании не смогут осилить такого количества кочерыжек, – засомневался капитан.
– Похоже на то, Фаддей Фаддеевич, – подтвердил и свои опасения старший офицер, – но что же все-таки делать со всем этим богатством?
– Можно из них приготовить отличные пикули для кают-компании, – заметил вахтенный лейтенант Торсон.
– Вы уверены в этом, Константин Петрович? – с надеждой спросил капитан-лейтенант.
– Абсолютно, Иван Иванович. Наша экономка заготавливала их в большом количестве, и все домашние с превеликим удовольствием уплетали их с различными кушаньями. Особо отличал их мой родитель как наипервейшую закуску под водочку, – невинно улыбнулся лейтенант.
– Это самый убедительный аргумент, Константин Петрович, в пользу вашего предложения, – улыбнулся и Фаддей Фаддеевич, вспомнив о вчерашнем продолжении вечера при свечах после суматохи, вызванной толчками землетрясения.
– Большое спасибо, Константин Петрович, выручили! Побегу напрягать коков, – заспешил старший офицер.
* * *
Лейтенант Леков, как главный специалист на шлюпе по «водяной» части, наливался водой в месте, указанном промышленником, с удовольствием сопровождавшим его на баркасе.
– Фаддей Фаддеевич, промышленник подтвердил, что они чувствовали два подземных толчка вчера вечером. За все время их пребывания на острове это было в первый раз, – доложил лейтенант.
– Спасибо, Аркадий Сергеевич, за ценное сообщение. Андрей Петрович будет вам чрезвычайно благодарен.
К вечеру почти все бочки были наполнены свежей водой, и шлюпы на ночь для безопасности опять отошли от острова в море.
Беллинсгаузен же был озабочен, так как ожидал обещанную промышленниками цельную, то есть с головой и ластами, шкуру большого морского слона с тем, чтобы изготовить из нее чучело этого редкого и ценного животного уже в Петербурге, так как в экспозиции Андрея Петровича оно уже было, хотя и меньшего размера.
Однако промышленники что-то замешкались, и утром решили отправить на берег ялики под командой клерка Резанова. Однако тот предпочел вытопленный слоновый жир пресной воде, за которой был послан, и наполнил все анкерки жиром всего за одну бутылку рома!
Ко всеобщему сожалению, лейтенант Обернибесов с шлюпа «Мирный» остался без своего любимого пса, который сбежал от хозяина в глубину острова во время последней поездки за водой. Видимо, тот учуял течку одной из одичавших собак, запах которой кобели чуют за версту, а то и более. Во всяком случае, пес так и не вернулся к обескураженному лейтенанту до ухода шлюпов. И если его не приласкают промышленники, то он, вполне возможно, пополнит стаю одичавших собак острова.
Между тем ветер заметно засвежел, когда промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный», который был ближе к берегу, шкуру огромного морского слона, которую просил добыть капитан Беллинсгаузен. Эти самоотверженные люди даже с опасностью для жизни исполнили данное ему обещание, так как неожиданно нашедшая пасмурность с мелким дождем стала непроглядной.
Лазарев по просьбе Фаддея Фаддеевича дал промышленникам компас и указал румб, по которому надлежало им возвратиться. Кроме того, наделил их провиантом и ромом, в которых они так нуждались.