ГЛАВА 25

Орлов сидел в кузове грузовика, думая о том, что ему делать дальше. Прорыв от немцев на север от Кизляра прошел на одном дыхании, когда грузовики мчались по плотно утрамбованной грунтовой дороге. Однако на полпути к побережью хорошая дорога кончилась, и они были вынуждены плестись на юго-восток по узким тропам, окаймленных морями грязи. Они пересекали небольшие ручьи по каменным мостикам, ширина которых едва позволяла проехать машине, и движение сильно замедлилось. Характер местности вынудил их свернуть на восток в сторону Каспийского моря, так как путь на юг был блокирован разбросанными тут и там болотами, торфяниками и солончаками. За ними по равнине лениво блуждал Терек, теряясь среди заболоченных участков.

За Орловым следили два охранника, оба с автоматами, но вскоре ему удалось отвлечь их своим подходом «на авось». Один из них даже начал в какой-то момент смеяться, пока не увидел, что со стороны грузовика на него пристально смотрит сержант. Он уже готов был напасть на полковника, помешавшего ему, но в этот момент началось немецкое наступление, и воцарился полный хаос. Шесть бойцов НКВД быстро затолкали его со всеми в грузовики и направились по дороге на север, оставляя за собой облако пыли — пока не увидели на фланге немецкие броневики с пехотой.

Колонна вышла на дорогу с твердым покрытием и направилась на восток. Дорога на Астрахань была перекрыта, по крайней мере пока. Орлов задумался, что стало с его бабушкой. Та часть колонны, в которой находилась она, также была отрезана и, должно быть, также свернула на юг, рассудил он. Хорошо. Все направляемся на юг. В конечном счете, немцы оказали мне услугу. Теперь нужно разобраться, как разбить несколько голов, достать автомат и уладить все дела. Этот сержант — единственная реальная угроза. Урод с болезненным лицом, как все сержанты. Нужно найти способ избавиться от него. С остальными проблем не будет.

— Эй… Товарищ, я как раз из Баку. Зачем мы, черт возьми, возвращаемся? Я думал, вы здесь, чтобы воевать с немцами. Они там, сзади. Или тебе важнее целовать полковника в зад?

— Следи за языком, — рыкнул сержант.

— За своим смотри, мудак, — несмотря на обстоятельства, Орлов был не в настроении сдерживаться. Как ни удивительно, но его даже не обыскали в суматохе, и в его кармане все еще лежал пистолет!

— Значит так, — ответил сержант. — Мы разберемся с тобой, когда уйдем на юг. — Он угрожающе посмотрел на Орлова. — Похоже, никто тебя не знает, хотя на тебе форма НКВД. Из какого подразделения? Что за пакет ты намеревался передать комиссару? Ты думаешь, что мы идиоты?

— Нет, я думаю, что вы просто похожи на идиотов, — поддразнил его Орлов. — Я скажу вам, почему немцы дают нам под зад в этой войне. Потому что мы не можем понять, с кем мы боремся! Если бы это был я, я был бы там, в Кизляре, в окопах на реке, а не занимался тем, чтобы везти невинных девушек и старух к Молле и его товарищам. Тебе, сержант, нравятся молодые или старые? Вот почему мы проигрываем эту войну.

Сержант отмахнулся и вытянул шею, чтобы выглянуть наружу, но выражение его лица подсказало Орлову, что его последние слова зацепили того. Орлов ухмыльнулся и увидел, что двое других тоже подавили улыбки.

Наконец, они достигли реки, сужающейся не более чем до ста метров или около того — иловый ручей, направляющийся в сторону моря. Некоторое время они следовали вдоль северного берега, но мостов здесь не было, и грузовики продолжали двигаться дальше. Полоса суши постепенно сужалась между рекой и заболоченной местностью на севере. Какое-то время они двигались по узкой дороге, пока ведущий грузовик не остановился, увязнув в грязи. Колонна остановилась, и Орлов услышал резкий голос полковника, выкрикивающего приказы. Люди полезли наружу, послышались женские голоса, затем полковник сунул голову в кузов их грузовика.

— Выходите! Дальше пешком. Грузовики не могут двигаться дальше. До моста в Казгане не больше километра. На другой стороне найдем новые машины. Присматривайте за ним, — он указал на Орлова, нахмурившись. — Он хочет увидеть товарища Моллу? Очень хорошо, скоро увидит.

Полковник явно угрожал, но Орлов воспрянул духом. Замечательно, подумал он. Они ведут меня к Молле! Что может быть лучше? У меня есть револьвер, шесть патронов и все время в мире.

У него появилось пьянящее ощущение собственной неуязвимости, словно он был полубогом, спустившимся с небес в мир глупых смертных. Он был всеведущ, пока у него оставалась куртка и наушники для связи со «Светланой». Он мог сказать им, что случиться завтра, на следующей неделе, в следующем месяце, в следующем году. Никто не поверит ему, хотя матросы на тральщике Т-492 научились ему верить. Жаль Камкова. Ему следовало прислушаться и уйти вниз, немного поспать, но каждому человеку постоянно приходиться принимать множество мелких решений, и иногда они могут означать разницу между жизнью и смертью.

Он сел на скамью, и на его лице появился тихая улыбка. Что могли знать эти ничтожества? Да ничего! Ему нужно было просто похлопать их по голове. И начнет он с комиссара Моллы.

* * *

Дороги на южном берегу реки были намного лучше, чем на северном. Капитан Джон Хаселден и него небольшая группа коммандос некоторое время шли пешком, прежде, чем вышли к реке к югу от города и решили переплыть ее. Добравшись до другой стороны, он ощущали себя уставшими, промокшими и замерзшими, но, подобравшись к окраине деревни, обозначенной на карте как Куртанаул, обнаружили старый лэнд-лизовский «Студебеккер», очевидно брошенный. Сержант Терри были знаком с ними и, проведя полчаса под капотом, сумел заставить его завестись и тронуться с места. У них оставалось достаточно топлива, кроме того, им нужно было какое-то прикрытие, чтобы оставаться незамеченными.

Вечер сменился ночью, но они решили продолжать движение, пока могли, используя преимущество темноты, чтобы продвинуться как можно дальше на восток. Судя по карте, к югу от реки находилось множество мелких ферм и одна приличная дорога, шедшая на восток вдоль берега. Мост, который они искали, находился в чуть более чем сорока километрах от Кизляра, а ехать приходилось по разбитой дороге в темноте с выключенными фарами. К счастью, они не встретили никого на своему пути, так как большинство людей в этой малонаселенной местности, вероятно, уже укрылись в жилищах в поисках тепла и укрытия. Ночь была в их распоряжении, и они сумели заблаговременно добраться до моста и укрыть грузовик, сведя его с дороги.

— Когда мы прибыли в Форт-Шевченко, была охотничья луна, — сказал Хаселден. — Теперь она уже наполовину убыла. — Полумесяц сменялся последней четвертью, и на следующей неделе ночи будут особенно темными.

— В темноте лучше, — сказал Сазерленд, смазывая жиром скулы под глазами.

— Они скоро будут здесь, — уверенно сказал Хаселден. — По моим подсчетам, мы опередили их на два часа.

— Да, капитан, но нас всего трое! А в колонне девять грузовиков. Там может быть чертова полная рота НКВД!

— Там не все солдаты. В них загнали множество женщин и детей, прямо перед тем, как они рванули оттуда. Остальные развернулись и побежали на юг, когда появились джерри.

— Ладно, — сказал Сазерленд. — Предположим, что у них там два или три отделения. Что тогда? Мы можем встать здесь, на мосту, но что нам это даст? Они развернутся, и тогда нам конец.

— Эта хорошая позиция, — сказал Хаселден. — Как и раньше: сержант Терри прикрывает, мы маневрируем.

— Терри хорош с «Бреном» но не сможет долго сдерживать три отделения.

— Если они у них есть.

— А я говорю, нужно взорвать мост, пока есть возможность, — настаивал Сазерленд. — Сделаем это, и им придется переходить реку вброд, а глубина здесь по грудь. Тогда мы сможем поставить их в невыгодное положение и увеличить наши шансы. Они не будут ждать засады.

— Точно. Они не похватаются заранее за оружие, и не насажают в нас долбаных пуль, — Хаселден глубоко вздохнул. Он выглядел усталым и подавленным.

— Что не так, Джок? Погода не нравится?

— Не могу понять, — ответил Хаселден. — Что-то не так, просто что-то неправильно — и все. И хорошо поесть и выспаться не помогает.

— Со всеми то же самое, — сказал Сазерленд.

Но в эту ночь Джон Хаселден ощущал что-то еще, что-то тонкое и растянутое. У него было странное ощущение, что что-то в мире было неправильно, сбилось с пути, пошатнулось, и это было как-то связано с ним, хотя он и не мог понять, в чем именно была проблема.

Тонкое ощущение неправильности, словно бутерброд со слишком малым количеством масло и без джема. Странное чувство, что его не должно было быть здесь, продолжало медленно точить его мозг, хотя он не мог понять, почему. Возможно, подумал он, дело было в этом месте. Он должен был находиться далеко на юге, в Египте, где чувствовал себя как дома в жаре и песке пустынь. А от этих болот он промерз до костей, хотя ночь была не такой уж холодной. И все же, как он не старался, он не мог избавиться от ощущения, что вторгся на землю, на которую не должен был ступать. Это было не простое беспокойство относительно операции в тылу противника. Это было обычное дело. Нет. Было что-то еще, и он не мог просто собраться, и это тихо выводило его из себя.

Хаселден был зомби, как назвал это Алан Тьюринг. Ему не было места на земле среди живых. Он должен был погибнуть и быть похоронен в песке пустыни во время рейда на Тобрук в операции «Согласие». Но операция была отменена, и это привело его сюда, и теперь у него был холодный договор с судьбой, от которого появлялось липкое ощущение в затылке. Эта операция была своего рода лэнд-лизом — подарком Времени, который заставлял его дышать неподвижным ночным воздухом и держать палец на спусковом крючке своего 9-мм автомата «Стен», лежа в грязи. Он должен был быть мертв, но он был жив. На каком-то уровне он понимал это, и глядя за едой на ночных привалах на охотничью луну, он отчетливо понимал, что поедает собственную жизнь и душу. Он ощущал себя, словно тот старый «Студебеккер», в котором еще осталось топливо, но который оказался брошен на дороге и взят другими по необходимости.

Хазелден встряхнулся, прогоняя судорогу с плеча.

— Ладно, Дэйви, давай по-твоему. Ставь заряды. Я прикрою.

— Все будет хорошо, Джок, — Сазерленд хотел превратить мост и реку в оборонительный барьер, который русским придется пересечь, если они захотят направиться на юг. На севере на мили вокруг не было ничего, так что для НКВД и сброда, который они загнали в грузовики, другого выбора не было. Он кивнул, похлопал капитана по плечу и протянул ему сухарь.

— На, Джок, пожуй сухарей. Поможет. — Затем он отошел, держав в одной руке взрывпакеты, и начал скрытно выдвигаться к мосту. Ему снова предстояло промокнуть, но это были издержки профессии. Минуту спустя он спустился под мост, установил заряды и начал разматывать провод, занимая укрытие. Он знал, что если колонна будет рядом, там услышат взрыв и просто надеялся, что Хаселден был прав и у них было почти два часа форы.

Сжав зубы, он залег, потянулся к подрывной машинке и услышал щелчок, когда сработал детонатор. Затем раздался громкий взрыв, и мост встал на дыбы. Он заложил достаточно взрывчатки, чтобы повредить центральную секцию моста и оставить в узком деревянному мосту красивое большое отверстие, которое не даст проехать машине. Убедившись, что поблизости никого нет, он осмотрел свою работу и с легким удовлетворением кивнул. Промок он не зря.

Он вернулся к Хаселдену, они укрылись и начали ждать колонну НКВД.

— Думаешь, они это слышали?

— Если они в пределах трех миль, возможно, — ответил Хаселден. — В противном случае, я думаю, все пройдет без сучка и задоринки. Хорошая работа, лейтенант.

— Фирма веников не вяжет, — улыбнулся Сазерленд. Он немного сильнее закутался в куртку, радуясь тому, что догадался снять ее перед тем, как лезть в реку. Она бела единственным, что на нем было сухого.

— Слушай, Джок, — сказал он. — А что такого особенного в этом Орлове?

— Ты сам слышал, что сказал «Семнадцатый» на инструктаже. Они думают, что он с того чертова корабля, что дал прикурить флоту на Средиземном море. Это все, что я могу сказать.

— Точно… Он сказал, что мы должны найти этого парня и вернуть целым, заметь, любой ценой. Не буду говорить, что это значит для нас. Не знаю, как ты, но мне нравиться видеть себя в зеркале для бритья.

— А когда было иначе? Это важная операция, ничего больше. Нам поставлена задача, и мы должны ее выполнить.

— Или умереть, пытаясь выполнить, — Сазерленд повторил слова «Семнадцатого», которыми тот закончил инструктаж. — Ладно. Но если этот Орлов настолько важен, наверное, они могли бы дать нам еще пару человек.

— Мне этот тоже приходило в голову, но «Семнадцатый» хочет, чтобы дело было сделано тихо и красиво. В конце концов, мы не можем носиться здесь с целой ротой, верно? Они все же наши союзники. Значит, у нас есть мы с тобой, сержант Терри и его «Брен» в придачу. — Он кивнул в сторону сержанта Терри, занявшего позицию с другой стороны дороги, откуда у него открывался лучший сектор обстрела.

— Хочет тихо и красиво, понимаешь, — Сазерленд посмотрел на часы и покачал головой. — Может, нам повезет, и они остановятся лагерем, увидев, чего я навертел на мосту? Тогда мы сможем намазать рожи черным, пробраться туда и посмотреть, что там с этим Орловым?

— Ха-ха… — Хаселден внезапно напрягся. — Слышал? — Вдали послышались голоса.

И они приближались.

 

ГЛАВА 26

— Открой! — Высокий сероглазый человек был непреклонен, указывая на дверь с подозрительным выражением во взгляде.

— Но товарищ капитан, там просто старая лестница. По ней давно никто не ходит.

— Там кто-то есть. Я только что слышал стук в дверь. — Словно по команде из-за нее снова раздался слабый и жалобный стук, которому вторил приглушенный голос. Глаза администратора широко раскрылись, словно стучал некий призрак, появлению которого он явно был не рад.

— Я сказал открой! Это вопрос безопасности военного времени! Я отдал вам прямой приказ, и если вы не подчинитесь, со мной будут военный комендант!

Капитан Иван Волков не был доволен. За последние несколько дней он проделал очень длинный и отчаянный путь в поисках человека, которого велел ему найти Каменский. Он покинул генерального инспектора Герасима Капустина и бывшего заместителя председателя КГБ, начав выполнять это задание. Ему предстояло найти бывшего лейтенанта Антона Федорова — бывшего штурмана, всего за несколько недель внезапно ставшего старшим помощником командира лучшего корабля флота. Это было неслыханно! После своих столкновений с каапитаном Карповым и явными нестыковками в их рассказе, Волков был раздражен и поражен внезапной капитуляцией Капустина.

Это дело с секретными письмом, найденным в старом пункте материального обеспечения флота во Владивостоке, все это было уловкой, подумал он. Он позволил этому ублюдку Карпову уйти. Возможно, Капустин слышал слухи о Карпове и боялся его, как боялись многие из тех, кто видел стремительный взлет капитана. Но не я. Эта возмутительная история, которую он навязал Капустину, явно была прикрытием для каких-то тяжких преступлений, и не произвела на меня впечатления. Карпов что-то скрывал, и я выясню, что именно.

Когда они обнаружили, что список погибших и пропавших без вести бы полностью сфабрикован, он, наконец, получил средство, чтобы надавить на коварного капитана Карпова. Пропавшая ядерная боевая часть стала бы вишенкой на торте. Он возьмет Карпова за задницу так или иначе, в этом он был уверен.

Но на данный момент ему была поставлена задача найти этого выскочку, бывшего штурмана Федорова. Три дня назад его подчиненные вели слежение за Приморским инженерным центром. Они заметили группу людей, покидающую здание с контейнером радиационной защиты, и Волков полагал, что понял, что было внутри — пропавшая ядерная боеголовка! Он приказал проследить за грузовиком и не удивился, когда ему сообщили, что тот направился на аэродром. Его люди в тот же вечер обыскали инженерный центр, ища Федорова, но так и не нашли. Было не так много способов вывезти что-либо из Владивостока. Если Федорова не было с группой, направившейся на аэродром, то где же он был? Не было его и на «Кирове», который покинул порт за несколько часов до того, как Федорова видели в последний раз.

Должно быть, он каким-то образом скрытно выбрался из здания, подумал Волков. Или же его люди, возможно, были недостаточно внимательны. Он мог скрываться на конспиративной квартире во Владивостоке или попасть на «Киров» в море. Вариантов было много, и его люди прорабатывали все. Тем временем, ему самому было приказано проверить Транссибирскую магистраль, каждую станцию и каждое депо. Именно это он и делал.

Этот путь привел его в Хабаровск, а затем на запад, через Иркутск. До сих пор он не обнаружил никаких следов Федорова — ни билетов, ни информации о том, что он останавливался в каких-либо гостиницах по пути. Волков и его группа из пяти человек проверяли все. Им был также придан специалист, проверявший записи камер наблюдения на каждой станции, но до их пор они не наши и тени Федорова.

Волков становился все злее, и его положение капитана военно-морской разведки давало ему достаточно власти, чтобы разбираться с неприятностями. Он мог легко привлечь помощь со стороны гражданских органов, в особенности теперь, когда война казалась неминуемой и военная власть начинала становиться козырем в любых делах. Ранним утром от отбыл из Иркутска и находился к востоку от Красноярска, проверяя старую железнодорожную гостиницу в городе Иланский. Это был долгий и разочаровывающий путь — до этого момента.

Волков опросил администратора, осмотрел нижний этаж и поднялся на второй, проверяя каждый номер. Администратор был этому явно не рад, но Волков сказал ему, что ищет очень опасного человека и обладает всей полнотой военной власти. Затем он услышал какой-то грохот, который явно очень взволновал администратора.

— Что это было? — Резко спросил он.

— Что было? Трубы старые. Это очень старое здание, товарищ капитан. Построено еще до первой революции. Тут всегда так.

Волков подозрительно поджал губы. Он хорошо понимал людей. Он знал любые признаки попыток вывернуться или закрыться, словно хорошо обученная служебная собака, безошибочно идущая по следу. И он также хорошо знал лжецов и мог распознать все возможные попытки оправдаться или обмануть. Он инстинктивно понимал, что хозяин чего-то боялся, что-то скрывал, о чем-то беспокоился. Он явно врал, и Волков немедленно решил надавить.

— Значит, трубы старые? Куда ведет эта дверь?

— Да никуда. Мы ей не пользуемся. Всегда запираем.

А затем раздалось это — жалобный стук с другой стороны двери. Капитан оскалился, криво ухмыльнувшись. — Значит, не ходите? А кто стучит? — Он повернулся к хозяину с явным раздражением.

— Открой! — Высокий сероглазый человек был непреклонен, указывая на дверь с подозрительным выражением во взгляде.

— Но товарищ капитан, там просто старая лестница. По ней давно никто не ходит.

— Там кто-то есть. Я только что слышал стук в дверь. — Словно по команде из-за нее снова раздался слабый и жалобный стук, которому вторил приглушенный голос. Глаза администратора широко раскрылись, словно стучал некий призрак, появлению которого он явно был не рад.

— Я сказал открой! Это вопрос безопасности военного времени! Я отдал вам прямой приказ, и если вы не подчинитесь, со мной будут военный комендант!

— Как скажете, как скажете… — Хозяин, седой старик, начал шарить среди своих ключей. Его руки дрожали, когда он отпирал дверь.

Волков потянулся к кобуре и вытащил табельный пистолет. Старик снял задвижку и медленно повернул дверную ручку с выражением муки на лице. Дверь открылась с сухим скрипом ржавых петель, и из-за нее донесся сырой душный запах, словно из старого шкафа, который не открывали целую вечность. Хозяин заметил кого-то за дверью и вздрогнул, схватившись за сердце. — Господи, только не снова… — Прошептал он, но Волков быстро оттолкнул его.

— Выходите! — Скомандовал он, взмахнув пистолетом.

Из ниши появился странно одетый молодой парень, ошеломленно глядящий на пистолет Волкова. Он обратил внимание на стальные глаза капитана, затем заметил очевидный страх и недовольство администратора гостиницы. Он заговорил нерешительно, словно тщательно подбирал слова.

— Прошу прощения… Я просто искал свою комнату.

— Выходи, — приказал Волков, подозрительно глядя на темную лестницу, дабы убедиться, что больше там никого нет. Там было совершенно темно уже за несколько шагов. — Вы постоялец? Какой номер?

— Простите? — Парень был явно подавлен. — Ах, да. Комната 214. Сразу по коридору.

Волков повернулся к администратору.

— Вы знаете его?

В глазах старика явно читались неуверенность и страх. Подозрительность Волкова немедленно возросла, когда он внимательно присмотрелся к человеку.

— Итак? Он ваш постоялец или нет?

— Я не уверен. Его могла оформить моя дочь, пока я ходил в город за продуктами.

Молодой человек понял, что возникла какая-то проблема, а высокий человек в серой шинели был из полиции или госбезопасности, так что решил объясниться. Он говорил нечетко, явно не зная языка, и Волков сразу понял, что он был не русским.

— Я был в столовой, мы завтракали с моим проводником, когда в небе что-то вспыхнуло — был какой-то взрыв. Вы видели это?

— Взрыв? О чем это ты? Отойди от лестницы — да, стань у стены, чтобы вы тебя видел. Значит, был с проводником? С вами был только он? Отвечайте прямо. Это вопрос государственной безопасности.

— Я видел других людей в столовой, сэр, но сам я путешествую один.

Волков понимающе посмотрел на него. Еще один лжец, подумал он. Человек явно был чем-то взволнован, явно очень нервничал. Он пытался что-то скрыть.

— Турист? Иностранец?

— Да, из Англии.

Волков улыбнулся.

— Не самое подходящее место в наши дни, — мрачно сказал он. — По крайней мере здесь. Мне нужен ваш паспорт. Как вас зовут? — Волков опустил пистолет, так как не видел в этом парне никакой реальной угрозы.

— Мое имя? Томас Бирн, сэр, я репортер лондонской газеты «Таймс». Я здесь, чтобы освещать «Великую гонку». — Он сделал вид, будто ведет машину, карикатурно поворачивая туда-сюда «руль». — Вчера я брал интервью у немецкой команды, когда они прибыли сюда. — Молодой человек улыбнулся, но Волкова это не впечатлило.

— Гонку? — Капитан повернулся к администратору. — О чем это он? Здесь какое-то мероприятие?

— Я ничего не знаю, товарищ капитан. — Администратор со странным выражением посмотрел на парня, отметив твидовое пальто, старые шерстяные штаны и грязи на сапогах. — Вы поднялись по черной лестнице, молодой человек?

— Да… Я просто искал свою комнату… — Он моргнул, озираясь по сторонам с потерянным видом.

Это было очень странное утро. Он встал рано, сначала нарвавшись на завтраком на того странного парня в столовой, Миронова. Он предупреждал его. Он говорил, что все иностранцы находились под подозрением, и за ними явно следили. Одного взгляда на этого высокого сероглазого человека в военной шинели и шапке хватило, чтобы убедиться, что Миронов не шутил. Потом было то невероятное зарево и внезапный бешеный порыв ветра, выбивший окна. Он и его проводник бросились на улицу с Мироновым, увидев местных жителей, проснувшихся и уставившихся на северо-востоку. Он тоже посмотрел туда и увидел жуткое зарево, словно по всей Сибири бушевал огромный лесной пожар. Что же это было?

Потому они вернулись в столовую с другим странным человеком, у которого тоже был пистолет. Бирн мог предположить, что этот человек бы как то связан с тем, на которого он нарвался сейчас. Его одежда была странно знакомой, почти как у того, что они видели в столовой. Видимо, они были из госбезопасности — как их там называл Миронов? Он не мог вспомнить название, но безошибочно узнал пистолеты, которые были у обоих. Что, если я попал в неприятности, подумал он? Что, если меня депортируют? Старый мистер Хармсуорт будет очень недоволен. Я могу даже потерять работу!

— Я думаю, нам нужно немного прогуляться, — сказал Волков. — Я хочу поговорить с «проводником», о котором вы говорили. — Затем он повернулся к администратору. — А вы, будьте так любезны, пройдите за стойку и проверьте регистрацию у этого человека. Мне нужны записи.

— Как скажете… — Хозяин смотрел на молодого человека, словно на привидение.

— Хорошо, давайте спустимся и посмотрим на твоего проводника, — Волков махнул рукой молодому человеку, указывая на лестницу.

— О, вам не захочется идти по этой лестницу, товарищ капитан, — хозяин был явно взволнован. — Как я сказал, там давно никто не ходит. Там темно, пыльно и паутины…

— Не морочьте голову, этот человек только что поднялся по этой самой лестнице, — Волков проницательно посмотрел на хозяина и решил отбросить все намеки на вежливость. Хозяин был очень нервным, напряженным и словно пытался всунуться между Волковым и лестницей.

— Прошу вас, давайте пойдем по нормальной, а я закрою этот черный ход, хорошо? Доски там на старых ржавых гвоздях. Это опасно.

— В сторону! — Волков вскинул пистолет. — Что ты скрываешь от меня, старик? Думаю, мне нужно пойти и выяснить.

Волков коснулся воротника, включая микрофон.

— Дженков, спускайся в столовую — и поставить человека у главной лестницы. Следи за хозяином. — Он посмотрел на того, ухмыльнувшись. — А ты иди к регистрационной стойке. Моя группа тебя расспросит. Здесь что-то происходит, и я намерен понять, что именно.

Волков повернулся к парню.

— Начнем с того, что спустимся по этой лестнице.

Хозяин понял, что делать было нечего, поэтому в отчаянии вскинул руки и в явном волнении направился к главной лестнице. Волков махнул пистолетом молодому англичанину.

— Иди вниз по лестнице, как пришел.

— Конечно. Мой проводник все объяснит. Я не хотел причинить какого-либо вреда, сэр. На самом деле, я просто шел в свою комнату, чтобы проверить свои вещи.

Волков подождал, пока тот повернутся и направиться вниз по лестнице, а затем двинулся следом, внимательно следя за руками парня на случай, если тот попытается что-то предпринять. Тени на лестнице сгущались, и он услышал отдаленный гул, похожий на артиллерийскую канонаду, отчего встревожился. На полпути у него появилось странное ощущение легкости, сменившейся слабостью, отчего он протянул руку к стене, покрытой старой паутиной. Ощущение прошло, и они достигли конца лестницы, оказавшись в небольшой нише.

— Секунду… — Волков проскользнул мимо парня, осторожно всматриваясь, словно пытаясь заменить кого-то, подкарауливающего в засаде. За нишей была столовая, но какая-то совсем другая. Они казалась иной, холодной и унылой, освещаемая только огнем от камина. Не было ни лампочек, ни люстры, ни столов, ни скатертей. Волков остановился с подозрением. Тайная комната, подумал он. Эта старая лестница ведет в какое-то помещение, возможно, укрытое в подвале.

Он повернулся к англичанину с блеском в глазах.

— Ну и? Где проводник, о котором вы говорили? Давайте быстрее, я не могу терять на это весь день.

— Я…. Ну, я не знаю… — Парень казался очень смущенным. Затем раздался громкий звук шагов по деревянному полу, и Волков повернулся, ожидая увидеть Дженкова.

Но в помещение ворвались трое, в военной форме — оливково-зеленых гимнастерках и фуражках с красными околышами. Все трое были вооружены. За ними преднамеренно размеренно шел четвертый, с сигаретой и одной руке и пистолетом в другой.

— Всем стоять! — Резко сказал он. — Бросить оружие!

Все трое направили оружие на Волкова — двое автоматы, а третий — низкий человек в кожаной куртке, черных сапогах и галифе — держал в руках пистолет. Он медленно подошел к Волкову, аккуратно протягивая руку, чтобы взять у него оружие.

— Какого черта? — Волков начал закипать, но осознал, что безнадежно уступает и отдал пистолет. Комендантский наряд, подумал он. Вопрос нужно было решать на месте.

— Вы знаете, кто я? — Возмутился он.

— Еще нет, — ответил четвертый, явно офицер с синими звездами на погонах. Он повернулся к низкому человеку в странных очках. — Это он?

Короткий подался вперед, прищуриваясь в круглых очках в оправе из тонкой проволоки. Это был лейтенант НКВД Микаэл Сиринов, которого Федоров отчитал и наказал в Иркутске за плохое обращение с арестованными в поезде. Он посмотрел на Волкова и провел взглядом вверх-вниз, потирая подбородок.

— Форма у него подозрительная, — сказал он. — Немного знакомая… Я не узнаю его лично, но, возможно, с ним были и другие. Возможно, он один из них! — Он улыбнулся, с ухмылкой отступая от Волкова и англичанина. — Нам следует допросить обоих.

Офицер бросил сигарету на пол, медленно растирая окурок сапогом.

— Хорошо, — начал он, а затем произнес слова, с которых начинались допросы по всему миру на протяжении поколений:

— Документы! Оба! Сейчас разберемся.

 

ГЛАВА 27

Федоров долго спал после того, как они добрались до поезда, сломленный усталостью, которую не мог объяснить. Его мучили странные сны, в которых он видел лицо Миронова, город на краю обширного внутреннего моря, а за ним на высоком холме статуя человека в военной форме, поднимающего руку в гордом приветствии. Затем он проснулся от мягкого покачивания поезда. Мерный стук колес по рельсам становился все громче по мере того, как он просыпался.

Он открыл глаза, осознав, что находится в закрытом купе в задней части вагона. Рrovodnits, заметив, что он проснулся, пошел вперед, чтобы согреть воду в самоваре. Трояк сидел напротив, имея свежий и бдительный вид. Зыков спал на верхней койке.

— Сколько? — Спросил Федоров.

— Довольно долго, — ответил Трояк. — Прибываем в Омск через десять минут.

— Омск? Я что, спал целые сутки?

— Да, именно так, — сказал Трояк. — Послушайте… Зыков все еще храпит.

— Мы сходим с магистрали, — сказал Федоров. — Нам нужно перейти на ответвление, идущее на запад через Челябинск и Орск к казахской границе. Там мы переберемся в Казахстан и сядем на местный поезд от Актобе до Атырау на севере Каспийского моря. Дальше нам нужно решить, как мы доберемся на юг, но в любом случае нам нужно держаться подальше от Астрахани.

— Сначала нам нужно поесть, — сказал Трояк. — Сон это одно, но еда в этом поезде оставляет желать лучшего. — Он долго смотрел на Федорова с вопросом в глазах. — Товарищ полковник… Что случилось в Иланском? Когда мы садились на поезд, вы были крайне потрясены. Так, что не сказали ни слова.

Федоров задумался.

— Я… Я не вполне уверен. Мы все поднялись по лестнице в комнату, а потом услышали тот звук, отдаленный гром, словно сходила лавина. Вы решили проверить обстановку, а я направился к той старой черной лестнице. Это было очень странно, вероятно, просто эхо, но я четко слышал, что звук шел оттуда.

Трояк понимающе посмотрел на него, но ничего не сказал, слушая с серьезным лицом. Федоров сел. Память, нарушенная внезапным пробуждением, начала восстанавливаться.

— Я спустился по лестнице в столовую, но там все было… другим, странно другим. На всех столиках были скатерти и узорчатые масляные лампы, однако окна были разбиты, а на улице кричали люди.

Он рассказал, как вышел на улицу, как увидел освещенное ярким заревом небо и зловещий грохот взрыва вдали.

— Вот, что встревожило нас, Трояк, тот страшный грохот. Когда я выбежал на улицу, я встретил Миронова, какого-то англичанина и его проводника, по фамилии Евченко, по крайней мере, так мне сказали.

— Миронов? Тот человек, которого поймал Зыков? — Трояк был удивлен.

— Именно! Но вот в чем дело. Гостиница была той же самой, и в то же время совершенно другой. То есть, понятно, что это была так же самая гостиница в Иланском, но поселок снаружи был намного меньше. Между гостиницей и станцией не было домов. И поезд… Да, поезд тоже исчез!

Трояк странно посмотрел на него с оттенком недоверия в глазах.

— Мы не смогли найти вас по маячку в куртке, товарищ полковник. Мы с Зыковым обыскали все здание и окрестности. Зыков даже сходил на станцию, и поезд там был. Мы сейчас на нем.

— Я знаю, знаю… Однако я говорю правду. — Федоров покачал головой. — Я знаю, это звучит очень странно, старшина, но вы должны мне поверить. Все было точно так, как я вам рассказываю. Все это место — город, железнодорожная станция, гостиница — все было совершенно другим. И было утро! Сначала я подумал, что это было зарево от того взрыва, который мы услышали, но потом я увидел солнце, хотя его и затмевало колоссальное зарево на северо-востоке.

— Но… Мы ничего не видели! Когда мы проснулись, было одиннадцать вечера!

— Да, я верю вам, старшина, но и вы должны мне поверить. Я разговаривал с этим человеком — Мироновым, и он даже пригласил меня на завтрак. Он протянул мне… — Федоров сунул руку в карман куртки со странным выражением на лица. — Вот! — Он вытащил кусок темного ржаного хлеба немного дрожащей рукой. Он протянул мне это. А потом вошли еще трое — немцы. Можете мне поверить, я бы очень изумлен и ничего не понимал.

— Немцы? Здесь?

— Я клянусь, — покачал головой Федоров. — Я мог думать только о том, чтобы бежать по этой лестнице обратно со всех ног, а потом встретил вас наверху.

— Разве немцы так далеко продвинулись во время войны? Я думал, мы остановили их на Волге.

— Нет, нет, вы меня не поняли. Вы правы. Мы остановили их на Волге, но это были не солдаты… И это был не 1942 год.

Трояк склонил голову, сузив глаза. О чем это говорил Федоров?

— Терпение, — продолжил Федоров.

— Хорошо, я понял, Федоров. Но вы пропали на час. Мы обыскали всю территорию. Вы говорите, что были внизу? И еще этот взрыв, о котором вы говорили… Да, я тоже слышал это, когда был на втором этаже. И да, мне тоже показалось, что грохот доносился с лестницы, так что я спустился, чтобы проверить.

— Вы тоже спустились по черной лестнице?

— Да, и увидел только ту женщину у камина. Ничего более, товарищ полковник.

Это заставило Федорова замолчать. Его глаза потемнели, а взгляд утратил сосредоточенность, словно он пытался что-то понять.

— Значит, это работает не всегда… — Сказал он больше сам себе, чем Трояку. — Вот что… Человек, которого поймал Зыков… Он представился Мироновым, но вы помните, что я у него спросил? Я спросил, какой сейчас год. И он ответил 1908! Когда я был внизу и увидел тех немцев, я заметил календарь, на котором был июнь 1908 года. Это могло само по себе ничего не значить, так что я спросил того человека. И он ответил, что тогда было 30 июня 1908 года, без малейших колебаний. Это звучит безумно, но это случилось, Трояк. Вы сами это слышали.

— Да, я это слушал, но человек может ляпнуть что-то не то с испугу. Он вроде бы решил, что мы полицейские.

— Но зачем называть такую нелепую дату?

Старшина сложил руки на широкой груди, глубоко вздохнув.

— Это был трудный путь, товарищ полковник. Вы долго спали. Может быть, это был просто сон?

— Нет, старшина. Я в этом уверен. Это кажется невозможным, но спустившись по лестнице, я оказался… В каком-то другом месте. Это было слишком реально, чтобы быть сном. Я хочу сказать, что я был там же, но в другом времени. Только так я могу это объяснить. Это бы звучало полнейшим безумием, если бы не то, что мы пережили в последние месяцы. Для нас невозможное стало привычным. Это должно было быть локальное событие, возможно, даже последствие какого-то крупного… Разлом, похоже, был ограничен небольшим участком — лестницей. — Он снова говорил больше сам с собой, перебирая в уме варианты.

— Что вы хотите сказать?

— Спустившись, я оказался в другом времени, Трояк! Да, в 1908 году! Это объясняет, почему все было по-другому, даже время суток. Я тоже мог быть сказать, что это заблуждение или сон, пока Зыков не привел того человека — Миронова. Я разговаривал с ним в столовой. Он протянул мне кусок хлеба. Вот, смотрите, он все еще свежий!

— Но как? Я ничего не понимаю. Вы пытались объяснить, как мог перемещаться во времени корабль, но даже тогда я ничего не понял. Но, вроде бы, все было в реакторах и стержне № 25.

— Я сам не понимаю, как это могло быть, но это было, я клянусь. Зыков привел Миронова, и я был действительно потрясен, увидев его, потому что, все, что я видел внизу было реальностью, а не сном. Понимаете? Поэтому я спросил у него дату, и вы сами слышали, что он ответил.

Трояк понимающе кивнул.

— И эта дата — 30 июня 1908 года — очень особенная. Вы знаете, что случилось в этот день? — Федоров улыбнулся, и его глаза засветились от энергии, наполнявшей его изнутри. — Взрыв, громовые раскаты, зарево, которые мы видели — и я точно видел какой-то огромный взрыв на северо-востоке. Утром 30 июня 1908 года, примерно в 600 километрах к северо-востоку от Иланского действительно произошел огромный взрыв над тайгой у Ванавары, у реки Подкаменная Тунгуска.

— Тунгуска?

— Да, вы слышали об этом. Все слышали. Огромная необъяснимая на протяжении десятилетий загадка. Некоторые говорят, что это был метеорит, другие — комета, третьи — что это была некая миниатюрная черная дыра, но как бы то ни было, это случилось в этот самый день, когда я видео Миронова. Это был тот самый день, старшина, и я видел это — словно второй восход солнца на северо-востоке. Я видел это собственными глазами.

Трояк не ответил. Он не знал, к чему все это приведет, но то, что сказал Федоров, задело его за живое. Для людей с «Кирова» невозможное стало рутиной. Он ошеломленно наблюдал за тем, как корабль прорывался через северную Атлантику и Средиземное море, пораженный тем, что видит, но, тем не менее, сохранил твердость духа. Увидеть означало поверить. Он видел, как японские самолеты времен Второй Мировой пикировали на корабль, он сам покинул мир, который знал, оказавшись здесь, в поезде, идущем в Омск в середине 1942 года! То, что он когда-то считал фантазиями, стало реальностью. И ему приходилось верить. Он слышал зов сирен, пытавшихся свести его с ума.

Он постарался успокоиться, решив оставить сомнения Федорову. Он сам спустился по этой же лестнице и не нашел ничего, кроме той странной иллюзии, в которой они пребывали до сих пор — поезда на Транссибирской магистрали в Сталинской России. Федоров говорил, что снова произошло смещение во времени. Он спустился по лестнице и что-то увидел. По крайней мере, в это можно было поверить. Зачем полковнику* придумывать подобную историю? У него не было никакой техники, подготовки или опыта, чтобы влезать во все это. Остались лишь все те же старые инстинкты, выработанные за столько лет службы в морской пехоте.

— Возможно, это случилось в результате Тунгусской катастрофы, — сказал Федоров. — Возможно, это пробило брешь в пространстве и времени — прямо там, на этой черной лестнице в гостинице в Иланском. Я не знаю, как это могло повлиять на корабль, но это очень странное совпадение. Да, это безумие, но все именно так. Я знаю, что я видел, и должен сказать вам… — Он пристально посмотрел на Трояка, не уверенный, что тот все еще слушает его.

— Тот человек, которого привел Зыков… Он назвался Мироновым. Это имя почему-то застряло у меня в голове, а потом я вспомнил. Миронов! Конечно, это не его настоящая фамилия. Поэтому я надавил на него. Его настоящее имя — Сергей Миронович Костриков. Он просто сократил свое второе имя и взял фамилию Миронов в качестве псевдонима. Я знаю много из истории, старшина. В 1907 году он был арестован за распространение антиправительственных листовок и посажен в тюрьму.

— Кто посажен в тюрьму?

— Миронов, точнее сказать, Костриков. Вам знакомо это имя?

— Не могу так сказать. Кто он такой?

— Он скрывался под псевдонимом, когда за ним следила царская Охранка. Был членом социал-демократов до Революции. Тогда же взял себе псевдоним Миронов. Создал подпольную типографию в Томске. Это было в 1907 году, для него в прошлом, но Охранка не нашла его до 1909 года.

— Охранка?

— Царская тайная полиция. У них нашлось достаточно подозрений, чтобы арестовать и обвинить его. Он был посажен в тюрьму в Томске на 16 месяцев, хотя позже утверждал, что на три года. Похоже, он пытался представить это более героическим событием, что это было на самом деле. Он был революционером, и был арестован за пропаганду свержения власти — старой России, Трояк, времен Николая Александровича Романова, последнего императора Николая II. Его выпустили в июне 1908, и о его жизни в следующие полтора года известно очень мало. Считалось, что он отправился на юг в Новосибирск, а затем написал письмо своей сестре в Иркутск и собирался навестить ее. Если это было так, то он должен бы видеть Тунгусскую катастрофу! Он был прямо нам, на Транссибирской магистрали, направляясь в Иркутск утром 30 июня 1908 года!

— Так это был он? Миронов?

— Да, конечно. Его настоящее имя Сергей Миронович Костриков, но и вы и я знаем его под другим псевдонимом, который он взял несколько лет спустя. Мы служим на корабле, названном в его честь — Киров.

На лице Федорова появилась удовлетворенная улыбка, поскольку по крайней мере одна составляющая этого невероятного события обрела для него смысл — часть, которую он мог узнать их своих книг по истории.

— Вы понимаете, старшина? — Спросил он тихо, почти шепотом. — Это был Киров! Охранка нашла его подпольную типографию в апреле 1909 и снова начала искать его, поэтому он сбежал на Кавказ и изменил фамилию. Некоторые говорят, что корень «Кир» происходит от персидского слова, означающего «царь», и он просто «русифицировал» его, получив фамилию «Киров». Сергей Киров, один из величайших деятелей Октябрьской революции! В течение многих лет в Баку стоял памятник Кирову над гаванью, пока его не снесли несколько лет назад. Вы видели памятник ему в Санкт-Петербурге. До сих пор в его честь названы города, поселки и корабли.

— Поразительно, — сказал Трояк. — Федоров, вы очень образованы, но вы в этом уверены?

— Я знал, как только назвал его так, старшина. Я видел это по его глазам. Это бы Киров. Он стал мучеником после того, как бы убит в Ленинграде в первый день декабря 1934 года — выстрелом в затылок, когда вечером уходил из своего кабинета. Вы знаете, он был очень близок к Сталину, и Сталин отреагировал на его смерть тем, что мы сейчас называем Великой Чисткой. Миллион человек было убито, но многие историки подозревают, что Сталин сам имел какое-то отношение к убийству Кирова. Хрущев заявлял, что Сталин лично отдал приказ убить своего старого друга и главного соперника. Он пытался контролировать Кирова, который относился к противникам Партии очень снисходительно, но не смог. Киров был очень популярен, гораздо популярнее Сталина. После его смерти Сталин уничтожил всех своих потенциальных противников и полностью укрепил свою власть… И это был он, Трояк! Молодой Киров из 1908 года. Должно быть, он поднялся за мной и попал прямо сюда, в наш собственный ночной кошмар в 1942 год. Вот почему я был так непреклонен, требуя, чтобы он спустился обратно. Вы понимаете?

Трояк выглядел изумленным, но энергия и энтузиазм Федорова уже перенести его по этой железной дороге из Владивостока 2021 года в Омск 1942. Он уже был готов поверить во что угодно.

— Да уж, ехарный бабай, — сказал он. — Киров!

 

ГЛАВА 28

Адмирал Вольский сидел за командирским столом, получая сообщения от различных сил по всей северной части Тихого океана, и формируемая ими картина была очень неоднозначной. Перед началом противостояния с американцами были развернуты два самолета ДРЛО А-50У. Один из них, с позывным «Черный медведь» был сбит в первые минуты американской атаки. Тем не менее, план Карпова сработал как по маслу, и как только российские силы подтвердили враждебные действия американцев, те были атакованы ракетами воздушного и подводного старта большой дальности. Первоначальные доклады о полученных противником повреждениях весьма обнадеживали, но напряженность в зале совещаний в Фокино возросла, когда в бой вступили американские ударные эскадрильи.

— Мы получили некоторые повреждения, товарищ адмирал, — сказал Таланов, новый начальник штаба Вольского. — «Варяг» незначительно поврежден, однако, похоже, что мы потеряли один из противолодочников. Учитывая обстоятельства, это не слишком серьезные потери.

— Да, но это на один эсминец меньше, а мы ждем вторую американскую ударную группу, — ответил Вольский. — Она приближается с востока и уже была атакована истребителями с «Кузнецова».

— Это был равный бой, товарищ адмирал. Мы потеряли восемь МиГ-29, но добились девяти подтвержденных побед. «Кузнецов» прикрыл наш фланг, как и было запланировано.

— Мы размениваем самолет на самолет, — сказал Вольский. — И мы оба понимаем, что так не может продолжаться долго. Американцы все еще имеют две авианосные группы в зоне конфликта, не говоря уже об их Третьем флоте, сосредотачивающемся в восточной части Тихого океана.

Таланов получил новый дешифрованный рапорт и быстро прочитал.

— Карпов отдал приказ начать вторую фазу с применением ракет большой дальности надводных кораблей. Мы только что получили код «Длинная рука», но не уверены, был ли приказ выполнен.

— Если да, то это также означает, что у нас не осталось дальнобойных средств, если только мы не сможем быстро направить к нему новую эскадрилью бомбардировщиков. Какого состояние…

Земля заметно вздрогнула, и Таланов поднял голову, глядя на верхние лампы. Затем налетела сильная ударная волна, выбившая три окна в зале.

— Нас что, атакуют? — С сильным удивлением спросил адмирал?

— На радарах ничего, товарищ адмирал. Воздушная тревога не объявлена.

— Не забывайте о проклятых В-2, Таланов, — увещевающе спросил Вольский, но затем они услышали это. Низкий рев, словно сама земля стенала от гнева. Вулкан Демон на урупско-итурупском разломе наконец взорвался, от чего адмирал Вольский едва не вылетел из кресла. Он ошеломленно повернулся, увидев гневное красное зарево на горизонте и что-то, похожее на огромный гриб в том районе, где был развернут его флот. Его первой мыслью было то, что американцы нанести ядерный удар.

— Господи, — выдохнул он. — Началось.

Таланов вызвал пост ядерного контроля.

— Излучение?

— Никак нет, товарищ капитан. Никаких признаков радиации.

Оперативно вмешался пост метеорологического контроля.

— Ядерного взрыва нет, товарищ капитан. Фиксируем сильные сейсмические толчки. SVERT докладывает с Сахалина. Произошло извержение вулкана, за которым они следили ранее, и очень серьезное.

Вольский поднялся, пересек зал и наклонился над постом метеоролога, глядя на показания, а затем обернулся, глядя на массивное облако, нависшее над горизонтом на востоке.

— Оно огромно, — сказал он. — На этот раз это рука Бога, а не мелкие сорры людей и машин. Наш флот должен был находится у самого эпицентра?

— Около тридцати километров к югу от Курил, товарищ адмирал. Они должны были испытать сильную ударную волну и волнение моря. Извержение очень сильное. Могли возникнуть сильные пирокластические потоки.

— Немедленно запросите сводку по состоянию от флота.

— Так точно, товарищ адмирал.

Последовало мучительное ожидание, двадцать минут неизвестности. Судьба Краснознаменного Тихоокеанского флота оставалась неизвестной, так как от них не поступало никаких сообщений ввиду мощных помех по всему спектру. Растущее облако пепла было настолько массивным, что создавало собственную погоду, с молниями, громом и потоками серы. Вольский не выдержал, и через десять минут отдал приказ отвести А-100 из опасной зоны. Таланов с готовностью согласился.

— Облако пепла осложнит действия авиации в регионе на несколько дней, товарищ адмирал. Если первоначальные оценки точны, извержение имело показатель семь по шкале оценки извержений, а выпадение пепла возможно на расстоянии до тысячи километров. Мы потеряли связь с большинством объектов на южных Курилах. В Корсакове готовятся прекратить все операции на Сахалине, а также в бухте Анива. Мы должны предполагать необходимость эвакуации объектов морем, если пепел помешает действиям авиации. Весь остров Хоккайдо может подвергнуться мощному цунами и окажется под облаком пепла в течение часа. Это касается и американской авиабазы в Мисаве. Извержение должно охладить обстановку. Американская авиация не сможет преодолеть пепел, но я бы сказал, что нам нужно отводить наши корабли в безопасные воды.

— Но почему они не отвечают? Вы установили связь с подводными лодками на сверхдлинных частотах?

— Так точно, товарищ адмирал, но они не отвечают. Надводные корабли должны были оказаться прямо на пути пирокластического потока, предполагая, что они пережили ударную волну после извержения.

Прошло еще десять минут, и, наконец, поступили сообщения. Подводная лодка «Гепард» типа «Щука-Б»/«Акула», осуществлявшая непосредственное прикрытие надводных кораблей, всплыла на перископную глубину, чтобы произвести оценку.

— Товарищ адмирал! «Гепард» докладывает о визуальном контакте с противолодочниками «Маршал Шапошников», «Адмирал Трибуц» и «Адмирал Пантелеев».

— Они осуществляли противолодочную оборону соединение и держались на удалении от основных сил, и все еще на плаву. Мы знаем, что «Адмирал Виноградов» был тяжело поврежден и, скорее всего, затонул. Дайте время, товарищ адмирал. Остальные корабли находились в непосредственной близости от флагмана. «Гепард» направляется к ним, чтобы установить контакт.

Вольский ждал, но дальнейших сообщений не поступало. «Адмирал Кузнецов» сумел установить связь, несмотря на сильные помехи и искажения, и запросил разрушения отойти на запад от растущего облака пепла. «Гепард» вел поиск следующие три часа, очень рискованно задействовав активный сонар. Они даже проверили морское дно инфракрасными системами по последнему известному местоположению флагмана, получив некоторые очень удручающие данные.

— Обнаружен остов корабля, товарищ адмирал. «Гепард» принял сигнал аварийного транспондера по этим координатам.

— Что это за корабль?

— Невозможно определить. Фиксируется только общий сигнал, без сигнала госопознавания. — Лицо Таланова приобрело мрачное выражение.

— А «Киров»? Что-либо от Карпова?

Таланов понимал, что адмирал имел сильную эмоциональную связь с этим кораблем. Он так и не узнал, что случилось с «Кировом» в эти месяцы, только то, что Вольский провел некую совершенно секретную операцию, в результате которой корабль совершил переход из Северной Атлантики во Владивосток. Люди и корабли для военного моряка становились единым целым, он понимал это. Лицо адмирала выражало очевидную обеспокоенность, глаза остекленели, словно он ждал новостей в больничной приемной.

— Товарищ адмирал…. Прошу разрешения направить спасательные силы на место происшествия, чтобы продолжать разбирательство. — Таланов почтительно подождал, пока Вольский медленно повернется.

— Да, прошу вас, если они смогут туда добраться. По виду этого облака можно сказать, что это может оказаться невозможным. Что могло уцелеть под этим? — Его лицо имело оттенок пепла, словно он сам стоял под облаком. — Я будут в своем кабинет. Сообщите, как только что-либо выясните.

Докладывать было нечего. К середине дня сложилось мнение, что Краснознаменный Тихоокеанский флот получил смертельный удар. От «Кирова» не поступало никаких сообщений, была потеряна связь со всеми кораблями основной ударной группы. Крейсер «Варяг», эсминец «Орлан» и фрегат «Адмирал Головко» пропали без вести. Вольский ждал, и его интуиция фонтанировала самыми мрачными предчувствиями. К ней добавились и физические проявления — все та же старая зубная боль, которая всегда начиналась в холоде Северной Атлантики. Он коснулся больного зуба кончиком языка, ощутил новый приступ и понял, что что-то случилось. Что-то очень неправильное.

* * *

На борту атомного авианосца «Вашингтон» капитан Таннер отчаянно пытался координировать действия по борьбе за живучесть на пострадавшем авианосце, одновременно получая разрозненные сообщения от ударных групп, атаковавших врага. В 10.40 на экранах радаров появился еще один ракетный шквал, приближающийся с севера. «Маккемпбелл» начал пуски, вскоре к нему присоединились «Маккейн» и «Фитцджеральд». Крейсер «Шайло» восстановил ход и даже смог произвести несколько пусков ракет средней дальности, но измотанное соединение Таннера вскоре оказалось поражено гневом «Вулканов».

Они перехватили больше половины больших ракет и все, кроме одной П-700 «Гранит», но это была еще одна неожиданная атака в разгар сложной ситуации, и корабли получили повреждения. П-700 ударила по «Лассену», поразив его в мидель и навсегда вывела корабль из строя. Пять «Вулканов» прорвали неорганизованное заграждение и пошли на корабли ядра группы. «Шайло» сбил три из них, два других нацелились на огромный авианосец Таннера. Авианосец открыл бешеный огонь ракетами RIM-116 Rolling Airframe Missile, и сбил одну из них, но вторая ударила в борт. Взрыв 1000-килограммовой боевой части нанес тяжелые повреждения и сделал невозможным взлет и прием самолетов.

Этот удар вывел авианосец из боеспособного состояния, хотя он оставался на плаву и сохранял ход. Однако пожары в ангарах бушевали в полную силу, и Таннер отдал приказ всем самолетам, находящимся в воздухе, уходить в Японию. Он был занят координацией действий с командиром авиационной БЧ, занимавшемся организацией дозаправки «голодающих» ударных самолетов заправщиками с наземных баз.

— Проверь, что они могут получить с Мисавы прежде, чем пепел накроет ее, и гони все, что можно из Йокоты — и немедленно. Последняя ракета оставила нас без работы. Все, что мы можем сделать, это увести нашего малыша в безопасное место.

В этот момент раздался оглушительный взрыв, и Таннер буквально подбежал к иллюминаторам, глядя на длинную палубу и полагая, что в них снова что-то попало. Незадолго до атаки «Вулканов», метеоролог сообщил о начинающемся извержении.

Но они были заняты получением любых сведений, которые могли оказаться как-то полезны в хаосе следующих нескольких минут. Вскоре на горизонте на севере показался массивный столб пепла, пара и пемзы.

— Господи, — выдохнул Таннер, поворачиваясь к старпому Паттерсону. — Вы видите это месиво?

— Никакие наши самолеты не смогут подойти на дальность пуска по русским на правом фланге, сэр.

— Черт, да нам этого и не нужно. Согласно сводке, ядро российского флота находилось прямо в тени этого монстра. Они были не более чем с тридцати километрах к югу от острова.

— Похоже, что у Карпова будет полный рот дыма и пепла, — сказал Паттерсон.

— Так ему и надо. Этот коварный урод воспользовался извержением, чтобы прикрыться от моих самолетов.

— Именно так, сэр. Он заставил наши ударные группы разделиться.

— Ни, и посмотри, чем все закончилось. Раски оказались по уши в дерьме. Вероятно, они дали последний залп как раз перед тем, как эта штука взорвалась.

Смена ситуации странным образом принесла на мостик некоторое спокойствие, и некоторое время они просто смотрел на темнеющее небо на севере. Затем энсин Пайл доложил о сообщении с базы Андерсон на Гуаме с более подробными сведениями об извержении.

— Серьезные сейсмические толчки, — сказал Таннер. — С Андерсона сообщают, что наблюдают извержение из космоса. Они говорят, что чертово облако может дойти до самого Гуама и уже поднялось более чем на сорок пять километров! Пробило всю стратосферу до самого края космоса. Нам приказано отвести все наши силы и отходить на Гуам для ремонта. Вероятно, они отправят нас в Перл, когда увидят дыры от ракет. Облако может накрыть большую часть Хоккайдо и даже достичь Хонсю, так что они не хотят, чтобы мы возвращались в Йокосуку. Это все поражает, Шкип. Будто когда мы пытались устроить тут собственный маленький ад, Мать-природа дала нам подзатыльник.

— Я думаю, эта небольшая драка была хуже, сэр.

— Согласен. Карпов сделал нас, но и мы извлекли ценный урок. Я повелся на этот срочный приказ и проявил себя глупым сукиным сыном. Следовало согласовать удар с «Нимицем». И сегодня мы узнали, насколько хороши чертовы ракеты большой дальности, которые есть у русских.

— Наши оборонительные системы проявили себя довольно неплохо, сэр.

— Недостаточно, Шкип. Мы не можем разменять авианосец на четыре или пять ракет, верно? Слава богу, что эти штуки сделаны из гранита. Русские также сделали выводы. Они бросили на нас все, что у них было, и все равно не смогли отправить нас на дно. Но прежде, чем у них будет время обдумать это, давайте отводить нашу старушку на юг.

— С «Маккемпбелла» сообщают, что они могут начать буксировку «Лассена», сэр. Он все еще остается на плаву, хотя тяжело осел.

— Командующий Тихоокеанским флотом хочет сделать подарок Дэйви Джонсу. Мне приказано затопить «Лассен». Это означает, что мы разменяли два «Арли Берка» на пару старых «Удалых». Как по мне, не слишком выгодная сделка.

— Да, сэр. Но, возможно, наши ребята все же смогли успешно атаковать русских на севере.

— Мы можем так этого и не узнать в этом месиве. Спутники ничего не видят. Нам нужна подводная лодка, чтобы оценить обстановку.

К полудню Таннер обнаружил, что над его потрепанной оперативной группой была почти что полночь. Падающий пепел был намного более густым, и падал намного интенсивнее, чем можно было ожидать, а ветер гнал его прямо на его корабли. Сначала небо стало янтарным, затем посерело. Вскоре оно потемнело, и солнечный свет почти не мог пробиться через становящийся все более плотным пепел. Выброшенные при извержении газы поднялись в верхние слои атмосферы, соединившись с другими газами и образовав облака серной кислоты, отражавшие до 90 % солнечного света. Зима во всем северном полушарии будет очень холодной, а год после извержения такой силы будет назван «годом без лета». Посевы не взойдут, кислотные облака и дожди станут обыденностью, а вечернее небо будет кроваво-красным следующие несколько месяцев.

Казалось, мир содрогнулся в агонии. В мир, охваченный войной и раздорами ворвался демон, ставший предвестником ужасных времен. Он взорвался с силой в тысячу раз сильнее ядерной бомбы, но, несмотря на это, именно ракеты в своих шахтах все еще угрожали положить конец человеческим экспериментам над планетой, и часы все еще тикали.

Получив, наконец, сообщение от скрытной американской подводной лодки, подкрадывавшейся с российскому Краснознаменному Тихоокеанскому флоту, Таннер снова воспрянул духом.

— От «Ки Уэста» пока ничего, но мы получили сообщение с «Миссисипи», — сказал Паттерсон. — Мы сможем и чем-то побахватиться после всего этого. Они не нашли никаких признаков того, что русские корабли отошли на север. Похоже, что все кончилось. Они заметили пару эсминцев типа «Удалой», бегущих на запад во Владивосток. Остальные либо были потоплены нашими самолетами, либо это сделал вулкан. Как бы то ни было, хорошая новость в том, что ядро их флота порвано к чертям.

 

ГЛАВА 29

Каменский сидел за письменным столом, неспешно помешивая чай.

— Так вот, что происходит на Каспии. Очень интересно, — тихо сказал он. — Значит, вы называете это «Стержень № 25»?

— Так его называл мой начальник инженерной части Добрынин, — ответил Вольский. — Это был резервный стержень управления в стандартном 24-стержневом блоке корабельного реактора. Я не слишком разбираюсь в технических вопросах.

Они сидели в кабинете адмирала в Фокино, ведя спокойный разговора. Генеральный инспектор Капустин также сидел рядом с Каменским напротив адмирала. Время было позднее, почти полночь, и Вольский был утомлен отсутствием известий о флоте и бессонницей. Но когда Капустин позвонил ему и сказал, что он выполнил свое обещание устроить встречу с Каменским, адмирал решил, что так будет лучше.

— Удивительный рассказ, адмирал. Значит, каждый раз, когда вы задействовали его, происходило перемещение?

— Видимо, да, — Вольский поднял руки, такие же пустые, как и его понимание случившегося. — Боюсь, мои секреты на этом заканчиваются. Звучит невероятно, но я пережил то, что не мог представить себе всего три месяца назад. Мы понятия не имеем, как и почему это происходило, но результаты налицо.

— Как интересно… — Сказал Каменский. — Управляемое перемещение… — Его взгляд казался отдаленным и задумчивым, словно он пытался рассмотреть головокружительные последствия того, о чем рассказал ему Вольский. Затем его глаза просветлели, и он повернулся к Капустину.

— У вас есть сведения об этих штуках, уважаемый генеральный инспектор?

— Стержни управления? Да, теперь, после того, что ты сказал, да, есть!

— Сколько времени понадобится, чтобы получить сведения об стержне № 25? Мы можем узнать, где он был изготовлен?

— Конечно. Я мог бы зайти на свой компьютер и получить эти сведения прямо сейчас.

— Будь так добр. Узнай все, что сможешь об этом стержне — откуда он, кто производитель, какие материалы использовались.

— Сейчас, — Капустин потянулся в портфель, доставая ноутбук для входа в базу данных материального обеспечения ВМФ. — Это займет несколько минут.

— Хорошо, — сказал Каменский. — Что же, адмирал, мне жаль, что мы не встречали прежде, — спокойно сказал он. — Я думаю, мы бы стали хорошими друзьями. То, что вы рассказали мне об этом стержне № 25 особенно интересно. Это меняет все, как вы знаете. Все.

— Да, — сказал Вольский. — Это буквально меняет все, и поэтому очень опасно. Должен вам сказать, что у меня были очень серьезные сомнения, когда Федоров предложил использовать его снова. Я подумывал о том, чтобы вывезти его подальше в море и утопить, чтобы он больше не мог нас побеспокоить.

— Однако вы этого не сделали, — тихо сказал Каменский. — Искушение было слишком сильно, верно?

— Возможно… В конце концов, рассудил я, если Федоров прав, то мы можем использовать его, чтобы предотвратить эту проклятую войну.

— Благородный поступок, адмирал. Однако мы с вами знаем, что на этом все не закончиться, даже если ваш офицер окажется прав. Я некоторое время следил за ситуацией, задавая себе те же вопросы. Я проделал некоторую работу, чтобы узнать о вас больше, адмирал, в особенности после того, как вы приняли командование «Кировом» перед учениями. Я подозревал, что с кораблем что-то случиться, но не мог знать, где и когда.

Вольский был несколько удивлен.

— Вы хотите сказать, что уже что-то подозревали? До того, как «Киров» пропал? Не понимаю. Откуда вы могли это знать? Катастрофы еще не произошло. Я полагал, что вы ничего не знали о попадании «Кирова» в прошлое, пока это не случилось! Только тогда история могла открыться вам — посредством этой фотографии, например.

Он указал на фотографию, которую дал ему Капустин. На ней был виден «Киров», гордо шедший через Гибралтарский пролив, готовясь направиться на юг, к острову Святой Елены. В 1942 году.

— Разумно, — улыбнулся Капустин. — Я и сам однажды думал об этом. Поверьте мне, это потребовало от меня много усилий и совсем немало времени. Я никогда не был богатым человеком, адмирал, не искал славы. Но я был тем, у кого кое-что было в изобилии — информация. В свое время я был причастен к вещам совершенно секретными и изучал то, что потрясло бы вам даже после всего, что вы видели собственными глазами.

— Это связано со стержнем № 25?

— В некотором роде. Но это было совершенно новым поворотом, даже для меня. Просто поразительным!

— Совершенно невозможно, — сказал Вольский. — И все же, это случилось. Итак, мы снова отправили туда Федорова — из Приморского инженерного центра во Владивостоке, а также моего начальника инженерной части на Каспий. Он готовит операцию по эвакуации Федорова.

— Занимательно, — сказал Каменский. — И по-своему гениально.

— Федоров именно такой, — сказал Вольский. — Он был нашей путеводной звездой во время всего этого дела. Он первым понял, что случилось с кораблем, и сумел убедить нас в этом в первые же дни, даже Карпова. С тех пор я привык относиться к невозможному как к обыденному. Но я делал вещи, которые поражают меня всякий раз, как я думаю о них. Знаете, я пожал руку британскому адмиралу в 1942 году!

— Адмирал Джон Тови, — сказал Каменский.

— Вы знаете о нем?

— Именно. Он сделал очень многое в годы, последовавшие за вашей встречей, адмирал. Мне представляется, что он создал секретную ветвь британской разведывательной системы, известную лишь немногим. Даже самые высокопоставленные члены британского руководства не имели о ней понятия, даже Черчилль.

— Как вы узнали об этом?

— Боюсь, что это секретно — это очень тяжелые вещи, которые нужно хранить еще многие годы. Вы были поражены тем, что стало известно КГБ. НА самом деле, у нас был человек в Гибралтаре, когда они впервые доставил туда Орлова, хотя тогда мы еще не назывались КГБ. Это было задолго до меня, но я заинтересовался этим делом несколько лет назад.

— Так вы знали об Орлове уже давно?

— Лично я нет, но советская агентура да. Наш человек смог забрать Орлова из рук британцев в Гибралтаре и доставить на пароход, следующий на восток. Он намеревался передать его НКВД, хотя я не думаю, что они имели реальное представление о том, кем он был — они знали только то, что он, возможно, был связан с кораблем, растерзавшем британцев на Средиземном море.

— Вот, значит, как все обернулось! Тогда вы должны знать, что случилось с Орловым, верно?

— Боюсь, что нет. Миллионы и миллионы событий происходят каждую минуту, адмирал, и любая разведка может знать лишь о малой их толике. Представьте себе человека, который тихо читает вечером в своем кабинете или в кровати перед сном. Он единственный, кто знает, что происходит в его комнате. Этот маленький уголок вселенной принадлежит только ему, и он истинный хозяин судьбы на этой территории. Никто больше не замечает его и не знает о нем, и даже писатель, написавший книгу, которую он читает, не сможет сказать, какие мысли возникают в сознании этого человека. Какая возвышенная тайна, верно? Я веду к тому, что большая часть человеческого опыта подобна мыслям этого человека, и никто не способен узнать о них. Поэтому, отвечаю на ваш вопрос: мы так и не узнали, что случилось с Орловым после этого, но сможем знать это сейчас, когда Федоров отправился туда.

— Что вы хотите этим сказать?

— Как вы сами сказали, адмирал, все меняется. Меняется буквально, иногда очень незаметно, а иногда очень драматично.

— Так вы все это время знали о «Кирове»?

— Не вполне, — объяснил Каменский. — В свое время ГРУ интересовалось тем, что заставило британцев встать на уши. Не думайте, что весь флот Метрополии может выйти в море незаметно. Советское руководство кое-то узнало, в частности, кодовое слово, которым британцы называли это — «Джеронимо».

— «Джеронимо»?

— Это индейский вождь, поднявший восстание на американском Западе. Я полагаю, они дали это имя «Кирову» после того, как впервые столкнулись с ним в 1941. Японцы называли его по-другому — «Мидзути». Это что-то вроде морского дьявола.

— Боюсь, мы это заслужили, — сказал Вольский. — Мы никогда не хотели вмешиваться, хотя Карпов изначально думал иначе. Но если бы вы оказались в море на военном корабле, вы, возможно, поняли бы, почему мы вступали в бой — не для чего-то великого.

— Я понимаю, — сказал Каменский. — И все же мы сидим здесь, имея возможность использовать этот загадочный Стержень № 25 для действительно потрясающих вещей.

— Вы имеете в виду перемещения во времени?

— Разумеется — что же еще? Небольшая дилемма, верно? Впервые у нас есть контроль. Нам и в голову не приходило, что это возможно… И вот он — Стержень № 25.

— Вы хотите сказать… Что значит «впервые»? Вы хотите сказать, что это случалось раньше?

— Преднамеренное перемещение во времени? Нет, адмирал, вы и ваш экипаж стали первыми, кто смог это сделать, по крайней мере, насколько мне известно. Но поскольку вы оказались так любезны, чтобы пригласить меня, я тоже окажу некоторую любезность. — Он улыбнулся, подался вперед и понизил голос. — Я полагаю, помещение защищено? Мы говорили уже много о чем.

— В приемной двое морских пехотинцев, но там ничего не слышно. Можете поверить мне на слово, здесь ничего не контролируется и не записывается.

— Поверю, — Каменский снял очки и убрал их в карман. — И скажу вам обоим то, что представит ситуацию в новом свете — это началось не с «Кирова».

Он позволил своим словам провиснуть в воздухе, изучая лицо Вольского. Затем он спокойно перевел взгляд на генерального инспектора, сидевшего справа от него, жадно вслушиваясь и одновременно просматривая свои записи.

— Что вы имеете в виду? Перемещения во времени?

— Именно.

— Были и другие инциденты?

— Вы знаете о как минимум еще двух — с Федоровым и Марковым, адмирал, так что не должны удивляться.

— Это случалось до инцидента с «Кировом»?

— Да, — категорично сказал Каменский. — Первый случай имел место в Советском Союзе во время испытаний «Царь-бомбы». Мы назвали ее Kuz'kina Mat', просто небольшой урок, который Хрущев хотел преподать Западу. Американцы назвали ее «Большой Иван». Это была водородная бомба АН602, самая мощная ядерная бомба из когда-либо испытанных.

— И это вызвало смещение во времени? — Во взгляде Вольского отразилось его изумление.

— Именно. Два техника, наблюдавшие за испытаниями, исчезли, хотя от места взрыва их отделяло 150 километров. Мы полагали, что они погибли при взрыве, пока они не объявились через двенадцать дней, рассказав vranyo, которое никто не мог слушать с серьезным лицом. Но потом случилось что-то, доказавшее, что они говорили правду, однако мы не будет на этом останавливаться.

— Поразительно… Мы тоже полагали, что к перемещению «Кирова» в прошлое привел взрыв на «Орле». Только потом мы обнаружили эффект стержня № 25.

— Это может также иметь значение, — сказал Каменский. — Похоже, что крупные взрывы могут вызвать подобные смещения. Это наиболее меня беспокоит. Ученые говорили мне, что это как-то связано с тем, что пространство и время искажаются или разрушаются взрывами. Так сказать, возникают пробоины во времени.

— Как раз как предположил наш начмед Золкин, — взволнованно сказал Вольский.

— Он очень мудрый человек… В общем, мы начали понимать, что американцы и англичане в те годы тайно изучали нечто большее, чем сами бомбы. Мы проверили несколько подобных испытаний в нашей собственной ядерной программе и подтвердили, что очень крупные взрывы вызывали разломы во времени. На самом деле… Как вы думаете, зачем были нужны ядерные испытания, адмирал? Мы знали, как делать эти проклятые штуки, знали, как они работают, но как только эффекты перемещения во времени были обнаружены, люди очень ими заинтересовались. Мы полагали, что американцы начали изучать их с первыми действительно крупными испытаниями — «Иви Майк» и «Касл Браво». Конечно, мы знали, что они делают, но наши первые испытания не дали результатов. Мы предположили, что сила взрыва не является достаточной, нарастили ее до «Царь-Бомбы» и это сработало! Мы поверили в историю, рассказанную двумя техниками потому, что намеренно отправили их туда, дабы проверить, не произойдет ли чего-либо.

— Поразительно… — Вольский не знал, что ответить. — Однако взрыв на «Орле» был вызван маломощной боевой частью, не идущей ни в какое сравнение с взрывами, о которых вы говорите.

— Это очень любопытно, — сказал Каменский. — Я полагаю, к этому имеет какое-то отношение ваш Стержень № 25. Вопрос в том, как это случилось и почему?

Капустин жадно слушал, продолжая копаться в своей базе данных. Вскоре Каменский заметил, что его внимание что-то привлекло, и он удивленно поднял брови.

— Вот, господа! — Сказал он ликующим тоном. — Знаете, бывает и такое, что настойчивая, скрупулезная работа счетовода может что-то дать. Я думаю, я могу рассказать то, что будет вам интересно.

Каменский повернулся к нему и улыбнулся.

— Отлично, друг мой. И что удалось узнать?

— Стержень № 25 был изготовлен «Росатомикой», дочерней компанией крупного государственного предприятия, контролирующего ядерную энергетику. Стержень прошел сертификацию и был отправлен на испытания в прошлом году, но по какой-то причине испытания были отменены. Слово за слово, стержень прошел физический осмотр и был отправлен в пункт материального обеспечения флота в Североморске. Оттуда он попал на ваш корабль, адмирал, хотя и не должен был устанавливаться без предварительных испытаний.

— Согласен, — сказал Вольский. — И никто не знал об эффекте, пока мы впервые не задействовали его на «Кирове»?

— Похоже, что да, но есть кое-что еще, что вы захотите знать, но я боюсь, это будет слишком. — Он улыбнулся.

— Ну же, Герасим, не томи, — сказал Каменский. — Выкладывай.

— Эти стержни… Они не производятся по одному. Они идут партиями, связками, как мы это называем. Те, что не проходят процедуру физического осмотра, уничтожаются, но из этой партии уцелели три стержня. Один из них — ваш Стержень № 25.

— Ты хочешь сказать…

— Да, Павел! — Широко улыбнулся Капустин. — Есть еще два. — Он мягко постучал по клавиатуре ноутбука. — И я точно могу сказать, где они.

 

ГЛАВА 30

Новости заставили Каменского напрячься.

— Значит еще два? — Сказал он. — Из той же серии?

— Именно! — Сказал Капустин. — Один из них прямо здесь, в Шкотово-16! — Он имел в виду специальный объект к югу от здания штаба флота в Фокино, используемый для хранения отработанного ядерного топлива и других радиоактивных отходов флота. Они хранились там временно, ожидая перевозки на захоронение на другой объект, Шкотово-32.

— Я хорошо знаю этот объект, — пояснил Капустин. — Как вы понимаете, я должен проверять его каждый год. Там имеется пять шахт для захоронения низкоактивных твердых радиоактивных отходов, а также более высокоактивных материалов, вроде ионообменной смолы с ядерных подводных лодок. Когда мы снимаем отработанные топливные стержни, они хранятся там и на кораблях технического обеспечения, прикрепленных к объекту. Затем их отвозят для переработки на комбинат «Маяк» в Челябинске. Согласно моему последнему перечню, в Шкотово-32 храниться 8 622 отработанные тепловыделяющие сборки.

— Видите, адмирал? Информация может быть очень полезна в этом мире, даже обыденная статистика, которую должен собирать инспектор. Итак, ты хочешь сказать, что стержень управления из той же партии, что и Стержень № 25 сейчас находится там на хранении?

— Они же должны заменять стержни, снимаемые с кораблей, верно? В настоящее время на объекте находятся тридцать семи новых стержней управления, один из них из партии номер 18726, той же, что и Стержень № 25.

— Это очень полезно, — Каменский повернулся к Вольскому. — Адмирал, я считаю, было бы разумно переместить этот стержень в более безопасное место. Что-то подсказывает мне, что в ближайшем будущем он может оказаться очень полезен.

— Последний стержень находится в пункте материального обеспечения в Североморске.

— И он тоже, адмирал. Однако нужно проделать это как можно более рутинно. Не нужно вызывать подозрений. Я должен сказать, Герасим, как выражаются американцы, это совсем новая игра!

Вольский, казалось, в чем-то сомневался, его глаза выдавали обеспокоенность.

— Что именно вы предлагаете?

— На данный момент ничего — пока мы должны быстро обезопасить оба стержня на случай непредвиденных… осложнений.

— Я понимаю, — Вольский, казалось, удовлетворился ответом. — Я прослежу, чтобы они были помещены под очень охраняемое хранение. Тем временем, то, что вы сказали мне сейчас, дает мне некоторую надежду. Как вы, вероятно, знаете, мы потеряли контакт с «Кировом» после извержения на востоке.

— Да? Нет, мне не сообщили. Теперь мне больше не докладывают, так как я на пенсии, и в моей старой больной голове нет лишнего места. Что вы думаете об этом извержении?

— Оно было огромным, — сказал Вольский. — Вероятно, в тысячу раз сильнее нашей Царь-бомбы. И вы только что сказали, что подобные явления могут вызывать разломы во времени. Мой флот пропал, и для адмирала это очень тяжело. Я подумал, что, возможно…

— Понятно, — сказал Каменский. — Полагаю, нам нужно подождать и посмотреть, что удастся узнать. Да, мать-природа может иметь собственные прихоти, которые заставляют наши усилия выглядеть незначительными. Мы, конечно, думали об этом, поэтому все действующие вулкан находятся под пристальным наблюдением. До сих пор наблюдаемые нами извержения не вызывали подобных эффектов. Они не связаны с ядерными реакциями деления. Именно в этом, похоже, скрывается тот очень острый нож, который может взрезать ткань пространства-времени. Вулканические извержения выделают гораздо больше энергии, но это геотермальная, а не ядерная энергия. Хотя, должен отметить, что мы не видели ничего подобного со времен извержения вулкана Тамбора в 1815 году. Возможно, сила извержения все же может иметь значение.

Вольский кивнул, его глаза потемнели от проблем и усталости. Было около часа ночи. Затем раздался легкий стук в дверь.

— Прошу прощения, господа, — сказал адмирал, вставая с кресла. Он медленно подошел и сказал через закрытую дверь:

— Да? Что случилось?

— Прошу прощения, товарищ адмирал флота, — раздался приглушенный голос из-за двери. — Из Владивостока прибыл курьер.

Вольский приподнял бровь и открыл дверь, увидев за ней молодого лейтенанта морской пехоты, застывшего по стойке смирно. Он знал, что этот человек прибыл из здания пункта материального обеспечения флота, как ему и было приказано. Он сам оставил их охранять здание и приказал проверять склад Федорова каждую полночь. В случае обнаружения чего-либо, это было приказано доставить адмиралу в штаб флота в Фокино. Лейтенант отдал честь и протянул адмирал конверт.

— Благодарю, лейтенант. Свободны. — Вольский закрыл дверь, с любопытством глядя на конверт. Он повернул его лицевой стороной и ощутил, как сердце екнуло. Там стоял штамп российского военно-морского флота. Он сразу же узнал этот конверт. Каменский заметил, что рука адмирала дрожала, когда он распечатывал его.

— Новости? — Наконец, отважился он с внезапным интересом.

— Очень неожиданные, — Вольский достал и прочитал записку, и его темные глаза внезапно засветились. Было видно, что он едва сдерживает волнение. — Мне лучше сесть, — сказал он, тяжело опускаясь в кресло. — Я ждал новостей о флоте, — с улыбкой сказал он. — Теперь я их получил, и не знаю, смеяться мне или плакать. — Он медленно протянул записку Каменскому, который нетерпеливо взял ее и молча прочел.

— Не понимаю. Это пришло по почте?

— Это достали из того же чемодана, который обыскал ваш товарищ Волков. Я все еще держу там охрану.

— Это самое интересное, — Каменский не стал тратить время на то, чтобы дочитать до конца. — Я полагаю, это ответит на ваш вопрос, капитан, и даже не на один. Геотермальная энергия способна на большее, чем мы думали, однако должно произойти что-то колоссальное, подобное этому извержению, чтобы произвести эффект.

— Согласен, — Сказал Вольский. — И это порождает новые вопросы.

Капустин слушал их, вытянув шею и пытаясь рассмотреть записку, но не мог разобрать.

— О чем вы говорите? — Сказал он с некоторым разочарованием.

— Прошу прощения, Герасим, — сказал Каменский. — Разрешите, адмирал?

Вольский кивнул, и Каменский протянул записку инспектору, который прочитал ее с удивленным выражением, и медленно протянул обратно адмиралу.

— Как это понимать? Это случилось снова?

— Похоже, что да, — ответил Вольский. — Это письмо Карпова. Я узнаю его почерк. Я видел его подписи на множестве документов, пока был на корабле. Господи… Это случилось снова. Весь вопрос в том, что с этим делать. Он направился во Владивосток, чтобы определить свое местоположение — я полагаю, во времени.

— Мудрое решение, — сказал Каменский.

— Да, но это и очень опасно. Мы обсуждали это еще на «Кирове». Наше решение свелось к тому, что технологии, которыми мы обладаем, не должны попасть в руки какого-либо государства прошлого.

— Мудро, — снова кивнул Каменский.

— Вот еще что интересно… — Вольский на мгновение задумался. — Я должен сказать вам, что изначально Карпов имел другое мнение относительно того, как мы должны действовать, но я никогда не рассказывал об этом. Достаточно будет сказать, что капитан был настроен сделать что, что называл решительным вмешательством в историю — последнюю войну. С тех пор он принял наш взгляд на этот вопрос, по крайней мере, я начал в это верить. Но теперь у него в руках самый мощный корабль в мире — нет, на этот раз у него их три! — Вольский снова перечитал записку. — «Со мной «Киров», «Орлан» и «Адмирал Головко». Не видели «Варяга» или других кораблей. Пока нас не обнаружили, но это может измениться. Вошел в Охотское море и отправил на берег группу с заданием доставить эту записку. Надеюсь, вы ее получите… Но адмирал… Каким образом нам вернуться?»

— Здесь указана дата, август 1945, - указал Каменский.

— Верно, — сказал Вольский. — Но почему 1940-е? Мы никогда не могли это понять. Почему не древность, не 1920, ни какое-либо иное время?

— Притяжение, — сказал Каменский. — Так это объясняли мне ученые. Вещи имеют сродство к определенному моменту во времени, в особенности, если переместились туда впервые. За годы ядерных испытаний мы провели много экспериментов. И многое узнали.

— Да, и это все усложняет, — сказал Вольский. — Мы беспокоились о том, что оставили в прошлом одного-единственного человека — Орлова. Затем я беспокоился о том, что за ним отправились еще трое. Теперь я должен беспокоиться о трех кораблях! — Он покачал головой с явным волнением. — Как мне ответить на последний вопрос? Как вернуть их обратно?

— Возможно, они вернуться сами, — предположил Каменский. — Это случалось раньше, с теми техниками, которые стали свидетелями испытаний Царь-Бомбы. У них не было стержня № 25, но они снова появились в нашем времени через двенадцать дней после того, как пропали.

— Как такое возможно? — Спросил Вольский. — Они поняли это?

— Не вполне, — ответил Каменский. — Возможно, время выбрасывает мелкую рыбу, хотя иногда выбрасывает и очень крупную.

— Что вы хотите этим сказать?

— Инцидент в Северной Атлантике, адмирал. Вы рассказали мне, что «Киров» был атакован британским и американским флотами. Именно это побудило капитана Карпова принять более решительные меры.

— К сожалению, да. — Ответил Вольский. — И он осознал, что сделал. По крайней мере, я на это надеюсь.

— И, тем не менее… Вы решили, что корабль снова переместился в будущее в результате взрыва, не зная, что настоящим виновником был Стержень № 25. Но я могу поделиться с вами одним маленьким секретом, адмирал. Ваш корабль пропал не один.

— Не один?

— Вы сказали, что группа американских эсминцев была втянула в артиллерийский бой на достаточно близком расстоянии. Я прав?

— Да, вы правы. Карпов атаковал их, и несколько из них были потоплены огнем орудий.

— Я провел некоторые разбирательства по этому делу на протяжении многих лет. Судя по всему, это была 7-я эскадра эсминцев. В того же день «Киров» исчез. Экипажи эсминцев утверждали, что они вернулись на базу в бухте Арджентия и обнаружили, что она полностью уничтожена.

— Боже мой! — Вольский был действительно поражен. — Они оказались в том же времени, что и мы — во времена после той проклятой войны, которую мы пытаемся не допустить.

— Понятно, — сказал Каменский. — Да, это имеет смысл в свете того, что вы мне рассказали. Видимо, эта война закончилась весьма плохо для всех участников. Но интересным было то, что затем эти корабли внезапно вернулись через двенадцать дней после того, как пропали.

— Но как? — Лицо Вольского приобрело опустошенное выражение. — Мы использовались Стержень № 25, хотя и неосознанно, но в тот момент мы были за тысячи миль на Средиземном море. Это не могло затронуть американские эсминцы, верно?

— Думаю, что нет. Первоначально они переместились из-за непосредственной близости к «Кирову», когда переместился он. Похоже, что это имеет значение, когда мы говорим о подобных эффектах. Наши люди навели нас на эту мыль. Мы действительно не знаем, как это происходит, но пришли к выводу, что определенные вещи имеют сродство к определенному времени. Эсминцы переместились в будущее вместе с вашим кораблем, а затем вернулись в свое время. Они говорили мне, что это как-то связно с теорией струн и какими-то загадочными колебаниями. — Каменский махнул рукой. — Я тоже ничего не понял, адмирал.

— Как вы узнали о 7-й эскадре?

— Обычными методами. Разумеется, американцы пытались все скрыть. Они не поверили в то, что рассказали члены экипажей, не больше, чем японцы поверили экипажу крейсера «Тоне», когда он вернулся в Трук, и другим диким историям о призрачном корабле. Этого достаточно, чтобы свести с ума здравомыслящего человека — а на этих кораблях их было немало. За все эти годы я очень внимательно следил за этими историями. Короче говоря, однажды британцы рассказали обо всем американцам и решили проверить, смогут ли они повторить перемещения во времени посредством ядерного взрыва. Вот почему они притащили все эти корабли на атолл Бикини и взорвали там все к чертям — не для того, чтобы изучить эффекты взрыва или оценить ущерб, наносимый кораблям, но для того, чтобы проверить, не произойдет ли смещение во времени и оценить зону возможных последствий. Теперь вы понимаете, почему все так настроены на ограничение распространения ядерного оружия? Его разрушительная сила одно, но эти странные эффекты — совсем другое.

Вольский казался ошеломленным.

— Переоценить все, что происходило в эти годы… Ну что же, товарищ Каменский, как вы думаете, повториться ли это снова? Вернуться ли Карпов и его корабли в свое время, как те американские эсминцы?

— Возможно… А возможно, что нет. Никто не может знать точно. Однако я скажу другое. В случае необходимости мы можем забрать их домой другими средствами, и я полагаю, мы должны начать прорабатывать эту возможность немедленно.

— Другими средствами? — Вмешался внимательно слушающий Капустин.

— С помощью стержня, который, как ты сам сказал, вы спрятали в Шкотово-16.

— Верно! — Вольский ощутил, что к нему вернулась жизнь. Я знаю, что мы можем сделать. Добрынин сейчас на Каспии, готовит операцию по эвакуации Федорова. Если этот другой стержень покажет те же эффекты, что и Стержень № 25, с его помощью мы сможем отправиться в прошлое за «Кировом» и остальными кораблями. В случае необходимости, мы сможем получить стержень из Североморска. Если «Орлан» остался с «Кировом», на тем также ядерная энергетическая установка.

— Если я понимаю ваш план, адмирал, Добрынин находится с стержнем № 25 на борту «Анатолия Александрова» на Каспийском море? Но как вы можете быть уверены, что он окажется в том же времени, что и Федоров?

— Стержень № 25 очень точен. Похоже, он проявляет сродство, следуя вашей терминологии. Он отправляет объекты на семьдесят девять лет в прошлое — относительно точно.

— Тогда это не принесет нам пользы. Если мои расчеты верны, я отправлю вашего инженера и «Анатолий Александров» в Каспийское море в 1942 год, а ваш флот, согласно этому письму, оказался в Охотском море в 1945, в 6500 километрах на восток! Людям Добрынина придется очень долго добираться туда с стержнем управления, через весь Советский Союз, и очень долго ждать, если они все же туда доберутся.

— Мы должны рискнуть, — решительно сказал Вольский.

— Но как вы бы сделали это — от Баку до Владивостока?

— Это невозможно будет сделать по суше. Нужно будет лететь, но мы не сможем взять с собой большой самолет, когда «Анатолий Александров» начнет свой небольшой эксперимент. Но мы могли бы посадить на его крышу большой вертолет… Да, — Вольский начал просчитывать в уме.

— Это должен быть вертолет, — решительно сказал он. — Другого пути нет. Нашим лучшим решением будет Ми-26, но даже у него максимальная дальность составляет 2 000 километров. Как вы уже сказали, мы говорим о полете в 6 500 километров от Баку до Владивостока. Придется использовать большую часть полезной нагрузки вертолета для размещения дополнительного топлива, но мы сможем это сделать. Фактически, мы могли бы использовать модификацию Ми-26ТЗ. Она представляет собой вертолет-заправщик с дополнительными 14 000 литрами топлива во четырех внутренних баках. Мы могли бы добавить еще четыре и довести запас до 28 000 литров. Прибавьте собственный запас топлива, и его должно оказаться достаточно, чтобы добраться до Дальнего Востока.

— Едва достаточно, — сказал Каменский, прикинув в уме.

— Как только они доберутся до берега, мы сможем вызвать «Киров» по рации и договориться о встрече.

— После долгих трех лет ожидания, — сказал Каменский. — Что, если с кораблем что-то случиться прежде, чем вы сможете выйти на связь?

— Если все пройдет нормально, мы дождемся прибытия.

Каменский поднял бровь.

— Да… Я полагаю, вы правы.

— Один момент, пожалуйста, — сказал Капустин со смущенным выражением. — Вы говорите, что Карпов отправил эту записку, послав своих людей в пункт материального обеспечения во Владивостоке, я прав? Тогда очевидно, что ваш вертолет не ждал его там, когда корабль появился в 1945, или, по крайней мере, им не удалось установить связь. Я прав? Значит ли это, что операция обречена на неудачу?

Каменский задумался.

— Очень проницательно, Герасим. Однако Карпов должен был сначала отправить эту записку, чтобы сделать операцию возможной. Иначе откуда бы мы знали, где он и как бы запланировали это? Все это очень сбивает с толку, но, возможно, в тот момент, когда Карпов отправил письмо, все изменилось. Все это значит не так уж много само по себе, но этого могло быть достаточно, чтобы изменить всю линию причинности и дать нам эту возможность. Но кто может знать наверняка? Что же, пусть Время само рассудит.

— Если бы Федоров был здесь, — сказал Вольский. — Он придумал бы решение.

— Пожалуй, я соглашусь с вами, адмирал. Видимо, это единственный способ решить проблему, если Карпов и его корабли не смогут вернуться самостоятельно. Придется найти еще одну заблудшую овцу! Тем не менее, ждать три года на Дальнем Востоке нельзя. Японцы держали войска на Курилах до самого конца войны. Вам нужно найти очень изолированное место, где вас никто не сможет обнаружить. Возможно, на Сахалине, в горах. Это очень долгий срок. Встает вопрос еды и воды, а вы, если я правильно понял, планируете нагрузить вертолет одним топливом. Людям нужно будет что-то есть.

— Им нужно будет где-то добыть припасы, — сказал Вольский. — В качестве альтернативы мы могли бы взять меньше топлива, посадить нескольких бойцов и захватить небольшой аэродром по пути следования. Там не будет авиационного топлива высшего сорта, но оно будет.

— Очень рискованно, — сказал Каменский. — Нет, я думаю, лучше попытаться сделать это одним быстрым проходом, с минимальным числом вовлеченных. Чем меньше людей окажутся в 1940-х, тем лучше. Я полагаю, этот Федоров бы согласился? Также вы должны понимать, что если операция не удастся, мы навсегда потеряем два стержня. Однако пока этот ничего не значит. Мы не знаем, сработают ли другие стержни. Они могут просто не дать никакого эффекта.

— Я считаю, что они его дадут, — сказал Капустин.

Каменский посмотрел на своего старого друга.

— Почему ты так в этом уверен, Герасим?

— Потому что, как я уже сказал, я знаю все об этих стержнях — где они были изготовлены, куда отправлены и где хранятся. И еще одно — где были добыты материалы для их производства… — Он позволил словам повиснуть в воздухе, а его взгляд приобрел дразнящее выражение. Настала его очередь вытащить из кармана недостающую часть головоломки, и он очень ободрился, когда и Каменский и Вольский обратили на него все свое внимание.

— Это будет весьма интересно, — сказал он, с улыбкой скрещивая руки.

 

ГЛАВА 31

— Всем кораблям флота доложить о состоянии, — Карпов уставился на большой плексигласовый экран, на котором были отмечены позиции флота с обескураженным выражением. По флоту была объявлена ядерная тревога, все люки были задраены, задействованы системы фильтрации воздуха, а члены экипажа, находящиеся на открытых палубах, надели костюмы химзащиты и противогазы. Извержение было значительным и немедленно привлекло их внимание. Жар воздушного боя на востоке внезапно показался несущественным перед лицом грозной силы природы.

Они выдержали ударную волну, и через несколько мгновение десятиметровая стена воды сильно ударила по кораблю, но не причинила вреда. Затем произошел действительно серьезный взрыв далекого вулкана Демон на острове к северу, который побил рекорд предыдущего извержения вулкана Тамбора в 1815 году. По кораблю ударила волна такой силы, что «Киров» завалился на пятнадцать градусов на правый борт.

Вскоре весь регион окутало густое облако светло-желтой золы и пепла. Падающий пепел был настолько плотным, что утренней солнце почти скрылось за ним, и небо стало темно-серым, постепенно превращаясь в угольно-черное. Рокот взрыва стал тише, но теперь небо расчерчивали молнии и сотрясали раскаты грома. С падающим ветром пришла вонь серы, а затем шквальные порывы дождя. Над морем словно воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь далекими раскатами грома, словно падающий пепел поглощал все другие звуки. Видимость была близка к нулю, все системы тоже практически не работали.

Если бы не герметизация цитадели и рециркуляция воздуха в соответствии с порядком действия при атомной тревоге, экипаж, возможно, задохнулся бы в плотной золе. Как бы то ни было, очередь в лазарет доктора Золкина была в это утро длинной. Члены экипажа, жаловавшиеся на респираторные расстройства, получали чистый кислород. Воздушные фильтры на критически важных системах были перегружены, и аварийные бригады старались их очистить.

Экраны Роденко потемнели, затем снова включились. Он получил множественные сигналы от массивных облаков пепла, накрывших весь регион, но через некоторое время смог классифицировать ближайшие надводные объекты.

— Наблюдаю «Орлан» и «Адмирал Головко», товарищ капитан. Никаких признаков «Варяга». Пепел серьезно затрудняет работу систем.

— Системы связи работают с перебоями, — добавил Николин. — Но «Орлан» достаточно близко, чтобы мы могли с ним связаться.

— Значит, ты не можешь связаться с «Головко»? — Карпов недовольно посмотрел на Николина.

— Никак нет, товарищ капитан. Сильные помехи на всех частотах.

— Это все пепел, — сказал Роденко. — Быко отправил группы на верхнюю палубу и докладывает, что он повсюду. Мы похожи на старую даму в погребальном саване. На палубе пепла сантиметров восемь, все системы на надстройках также покрыты им. Его группы пытаются очистить жизненно важные системы, но это тяжелая работа, особенно в химзащите.

Карпов подошел к передним иллюминаторам, снаружи которых метались туда-сюда стеклоочистители. За ними виднелось размытое месиво. Все иллюминаторы были покрыты пеплом, как и предупреждал Роденко. Затем подал голос Тарасов, поправив гарнитуру сонара.

— Я ничего не слышу, товарищ капитан.

Карпов повернул к нему голову.

— Не слышите чего, лейтенант?

— Извержение. Я слушал его на пассивной системе на малой громкости, потом они успокоилось, и я увеличил громкость. Если только мои системы не полностью вышли из строя, оно прекратилось, товарищ капитан. Я ничего не слышу. На сонаре совершенно чисто.

Зазвонил телефон внутренней связи, и Роденко поднял трубку. Он выслушал доклад, глаза его выдавали удивление.

— Быко докладывает, что видимость улучшилась. Мы можем отменить ядерную тревогу и перейти на обычный порядок.

— Улучшилась? — Карпов с трудом мог в это поверить, учитывая масштабы извержения, которому они стали свидетелями. Он все еще в растерянности посмотрел в грязный иллюминатор.

— Включить «Ротан»?1 и дать обзор на север, — сказал он. Николин немедленно активировал нужную систему.

— Вывожу на экран, товарищ капитан.

Цифровое изображение поступало с перебоями, разбиваясь на группы пикселей и снова собираясь, но через мгновение обрело четкость.

— Это «Адмирал Головко», — сказал Карпов. — Но, Господи, посмотрите на море! И на небо! Быко был прав. Они совершенно спокойны.

Несколько мгновений назад они шли под массивным облаком ультраплинианского суперколоссального вулканического извержения по шкале ПВЭ. На море наблюдалось цунами, а облако серы и пемзы затмило солнце. Но в данный момент они находились в спокойном море, странно светящемся бледно-зеленым светом, а в лазурно-голубом небе сияли белые кучевые облака. Далекие силуэты Курильских островов были тихи и спокойны. На них не наблюдалось никаких признаков извержения вообще.

Кратковременный шок вскоре уступил место мгновенному осознанию.

— Господи, — сказал Карпов. — Только не снова… Роденко, посмотрите на море! На небо!

Командир радиотехнической боевой части и новый старпом ошарашенно уставился на экран.

— Облако пепла поднялось почти на сорок километров по последнему замеру. Такого джина нельзя загнать обратно в бутылку, товарищ капитан. Если только мы…

— Мы снова переместились во времени, — сказал Карпов. — Как это возможно? Этого стержня управления даже не было на этом чертовом корабле! — Уже произнося этот вопрос он понимал, что это будет такая же запутанная загадка, как и в первый раз. Вопросом, которым он должен был задаваться сейчас, был не «почему?», а «когда?». Эта мысль сошла с ума на уста. Карпов снял шапку и вытер блестящий от пота лоб.

— Ну и где мы оказались на этот раз? Это будущее, которое мы видели прежде, или прошлое?

Одно не вызывало сомнений: настоящее ушло, война растворилась в пепле в тот момент, когда Демон явил миру свой гнев. Извержение сделало мелкие людские ссоры совершенно незначительными. И снова затянуло их в старый и слишком знакомый кошмар. Они оказались где-то… Когда-то…

* * *

Он отправился к Золкину, человеку, который когда-то был его зеркальным отражением и сосредоточием совести на корабле. Это был человек, способный исцелять экипаж, физически и морально, леча души как и все остальное. Доктор имел намерения покинуть корабль и открыть частную практику во Владивостоке, но когда долг позвал и корабль снова вышел в море, он знал, что его место на борту «Кирова». Теперь Карпов оказался в его лазарете с множеством вопросов, хотя у Золкина было немало собственных.

— Как это могло случиться снова? Мы же убрали эту волшебную палочку с корабля!

— Это так. Но взрыв вулкана к северу от нас, похоже, смог забросить нас в середину прошлого столетия.

— Какой сейчас год? Вы это установили?

— Я спустился в каюту Федорова и взял ту книгу, на которую он постоянно ссылался — «Хронологию войны на море». Мы установили, что последние несколько дней американский флот атакует территорию Японии и я соотнес полученные сведения с книгой. Я считаю, что сегодня 15 августа 1945 года. По крайней мере, так я считаю.

— Это хорошо — война почти закончилась. Япония вскоре официально капитулирует в Токийском заливе, верно?

— 27 августа в бухте Сагами, если книга Федорова точна.

— Я полагаю, это все могло измениться из-за нашего появления.

— Не вполне. Как-то раз Федоров пытался объяснить мне это. Он сказал, что это изменения, которые мы производим в истории, похожи на трещины в зеркале. Зеркало идеально и отражает все события до мельчайших подробностей, но там, где есть трещины, изображение искажается. Я понятия не имею, как сильно треснуло зеркало сейчас, доктор. Каждый раз, когда мы что-то делаем, трещины расходятся все шире, но та часть, в которую мы смотрим сейчас, пока кажется нетронутой. Я слышал упоминания многих кораблей, имевшихся в составе американского флота.

— Ну, раз с войной будет покончено, я надеюсь, что все они пойдут по домам и, возможно, оставят нас в покое.

— Возможно… — Взгляд Карпова устремился куда-то вдаль. В нем читалось одиночество, отчасти отчаяние, но одновременно с ними появилось и темное пламя, которое всегда заставляло его разум приходить в движение. Золкин сразу же заметил это.

— Что у вас на уме, капитан?

— Я постараюсь выразиться так просто, как только смогу, доктор. Я не думаю, что мы можем рассчитывать на то, что в ближайшее время вулкан на Итурупе снова взорвется. Насколько мне известно, Вольский сочтет, что мы были уничтожены Демоном. Но этот демон снова отправил нас в чистилище, возможно, чтобы искупить наши грехи.

— Думаю, что я согласен.

— Все дело в том, что на этот раз мы не сможем вернуться. У нас нет волшебной палочки. Добрынин забрал Стержень № 25 на Каспий, чтобы вытащить Федорова из 1942 года. Мы застряли здесь.

— Не обязательно, — Золкин закончил протирать кислородные маски спиртом и вытер руки полотенцем. — Допустим, они найдут Федорова, вернуться с Орловым и остальными, и тогда они смогут использовать стержень, чтобы вернуться за нами.

— Если только Федоров и все остальные не окажутся взорванными к чертям в 2021 году, — быстро парировал Карпов. — Мы вывели флот в море отнюдь не на пикник.

— Насколько я могу судить, мы достаточно серьезно атаковали американцев. Да, я слышал пуски ракет и видел, как стреляет «Варяг». Кто знает, сколько было убито в этом маленьком споре.

— Никто, — сухо сказал Карпов, заметив в голосе доктора призрачный намек на осуждение. — Дело в том, что мы мало что знаем. Мы можем много говорить, но нет никакого способа узнать, что случилось с Орловым и Федоровым, и нет никакого способа узнать, что случилось с Вольским в 2021. Да, я думаю, что дал американцам прикурить в этот столкновении. Либо они либо мы должны были отправиться на дно, и в этом выборе нет место для морали. Я готов поспорить, что американцы захотят рассчитаться за свои потери. Позиции Вольского в Фокино несколько неустойчивы. Я бы не удивился, если бы американцы подняли в воздух свои В-2, полностью загруженные ракетами, чтобы уничтожить его. Я бы так и сделал.

— И что же вы намерены делать?

Карпов на мгновение задумался.

— Я полагаю, мы должны по крайней мере попытаться сообщить Вольскому о том, что случилось.

— И каким же образом?

— Так же, как это собирался сделать Федоров. Он должен был написать нам письмо и оставить его в старом складском помещении в пункте обеспечения флота. Я могу направить группу во Владивосток, чтобы сделать то же самое.

Золкин почти ничего не знал об этом деле.

— И туда никто не сунется за почти восемьдесят лет?

— Федоров утверждал именно это. Люди Вольского должны будут проверять его каждую ночь. Если я смогу заложить туда письмо…

— Поразительно, — Золкин покачал головой. — А Федоров хитер!

— Замечательный офицер, — сказал Карпов. — Но даже если Вольский узнает, что мы живы, я не знаю, что можно будет сделать. Там идет война, а мы были ядром флота. Теперь мы пропали. Мне удалось нанести урон одной из американских оперативных групп, но у них есть еще две в непосредственной близости и еще две из состава Третьего флота у американского побережья. Все, что осталось у Вольского — это «Варяг», пара «Удалых», «Адмирал Кузнецов» и несколько подводных лодок. Они не продержаться еще неделю.

— Мне тяжело признавать это, но возвращение нашего корабля и двух других тоже не слишком все изменит. «Киров» отличный корабль, но, боюсь, ВМФ США — нечто больше.

— Вы, скорее всего, правы. Это была бессмысленная демонстрация силы, но приказ из Москвы…

— Я знаю все достаточно хорошо, — Золкин погрозил ему пальцем. — Вы, Карпов, по идее, должны были научиться использовать голову уже давно. То, чего хочет Москва, редко служит делу всеобщего блага — по крайней мере, я в этом убедился в последние десятилетия, не говоря уже о том, что эта война закончилась для нас здесь.

— Мы надеялись предотвратить это, — сказал Карпов с явным недовольством в голосе. — Хотя не знаю, почему Федоров так вцепился в Орлова. Хорошо. Он или преуспел, или нет. Дело в том, что мы никогда этого не узнаем.

— И что тогда? — Протянул руку Золкин. — Что вы намерены делать, капитан, искать свой остров, подобно Вольскому? Вы сказали, что это август? Что же, я слышал, что на Сахалине в это время года не так уж и плохо.

Карпов слабо улыбнулся.

— Есть и другая идея, доктор. — По его тону стало понятно, что он, наконец, переходит к теме, ради которой пришел сюда.

— Другая идея?

— Подумайте вот о чем. Всего через несколько дней почти весь американский флот будет стоять на якорях в бухте Сагами, как и британский Тихоокеанский флот. Этот вулкан перемешал все. Наши корабли оказались здесь совершенно случайно, хотя это и произошло из-за решений, которые приняли я и адмирал Вольский. Мы сделали это снова.

— Сделали что?

— Мы уже перетасовали карты в колоде. Присутствие «Кирова» вызовет еще одно серьезное изменение истории. Поскольку мы уже изменили ход событий, я предлагаю довести дело до конца.

— Довести дело до конца?

— Подумайте, доктор. Вы же знаете, что происходит. США и Великобритания устанавливают свои порядки в мире. Холодная война уже началась. Макартур выпрыгивает из штанов, крича, что СССР может занять северную Японию. Они будут изводить нас пятьдесят лет, пока Союз не развалиться, и все равно нам в 2021 году придется вести с американцами бой за свои жизни. Это случиться, так или иначе… Если я не остановлю это.

— Если вы не остановите это? Прошу прощения, капитан, но вы снова начинаете напоминать мне прежнего себя. Что вы предлагаете?

— Там весь их флот. Все высокопоставленные лица собираются встретиться на линкоре «Миссури» для церемонии капитуляции Японии.

— Так вот, что у вас на уме? Вы собираетесь направиться к бухте Сагами с нашими тремя кораблями? А что потом?

— Я еще не решил.

Золкин долго смотрел на него.

— Вы серьезно? Вы действительно намерены вмешаться? Я думал, мы закрыли этот вопрос, когда Вольский был на корабле.

— Тогда все было иначе. Тогда мы не знали, что будет. Теперь мы знаем. Наш мир превратиться в огненный ад, если мы не сделаем чего-либо. Честно говоря, я не думаю, что «Киров» был бы способен повлиять на что-либо в 2021 году. Вольский сказал, что в конечно счете вопрос будет решаться железом и кровью, по старинке. Теперь, когда с корабля сняли Стержень № 25, я ощущаю себя странно, словно меня спустили с небес на землю, словно я снова стал смертным, если в этом есть какой-то смысл. Но это случилась, и кто знает, почему. Теперь мы на порядок мощнее любого корабля в мире. Учитывая, что мы получили тяжелое вооружение, мы сильнее всего их флота.

— Тяжелое вооружение? Вы имеете в виду ядерные боевые части, верно? — Золкин с явным недовольством сложил руки. — Итак, мы снова включили старую пластину. Что вы намерены делать, угрожать уничтожением Тихоокеанскому флоту США? Если я не ошибаюсь, к этому моменту с США также есть несколько ядерных бомб, верно? Что вы намерены делать, Карпов, начать ядерную войну здесь, чтобы избежать другой в будущем?

— Это было бы разумно, доктор, по крайней мере, с военной точки зрения.

— Разумно? Это безумие, капитан! Да, вы человек войны, а я врач. Но мы говорим не о саду, как вы это понимаете. Речь идет не о том, чтобы выполоть сорняки прежде, чем они вырастут. Вы говорите об убийстве людей. Поймите — об убийстве тысяч, если они не согласятся с вашими требованиями. Я могу заверить вас, что они не будут рады вам, если вы попытаетесь сорвать им праздник и не позволят вам на себя давить. Они только что выиграли проклятую Вторую Мировую войну, Карпов! А теперь появляетесь вы и хотите начать Третью!

— Я вижу, обсуждать это с вами бесполезно, — сказал Карпов. — Но если вас это успокоит, я еще ничего не решил. Я хочу сначала обсудить этот вопрос с командирами «Орлана» и «Головко». Помните, что они понятия не имеют, что произошло. Вообще.

— Если они только не обратили внимание на внезапную перемену погоды, они достаточно скоро перехватят те же передачи, что и вы.

— Я уже связался с ними и приказал соблюдать полное радиомолчание. Сейчас они заняты очисткой кораблей от пепла. Вечером я вызываю Ряхина и Ельцина в офицерскую столовую для совещания. Тогда мы решим, что делать.

— Я могу присутствовать?

— Если пожелаете. Я пришел к вас, чтобы узнать ваше мнение. У нас были разногласия, Золкин, в этом не может быть сомнений. Вы можете высказываться, но если мы примем решение, с которым вы будете не согласны, проявите достаточно понимания, чтобы не поднимать шума.

Золкин посмотрел Карпову в глаза.

— Если вы надеетесь, что я буду сидеть, как хороший маленький доктор и смотреть, как вы сбрасываете ядерную бомбу на залив Сагами, вы не только псих, но и дурак. Я буду кричать, черт подери!

— Доктор, никто пока не говорил о бомбардировке залива Сагами. Прошу вас, не впадайте в истерику и не заставляйте меня запирать вас в каюте. Вы нужны экипажу.

— Вы уже однажды пытались провернуть такое с Вольским, капитан. Хотите повторить?

— Вольский еще даже не родился! — Яд в голосе Карпова сказал Золкину больше, чем его слова. — Вбейте это себе в голову, хорошо? Я признаю, что сглупил, сделав то, что сделал тогда, но теперь обстоятельства изменились. Если мы хотим предотвратить будущее, которому стали свидетелями, мы должны действовать. Разве вы не понимаете? Вы думаете, мы сможем избегать обнаружения бесконечно? Они узнают о нас, и, когда они это сделают, я полагаю, что они сначала откроют огонь. Они решат, что мы японский корабль, отказавшийся капитулировать.

— Если только вы откроете огонь первым.

— Вы сами все сказали, доктор. Они только что выиграли проклятую войну. Они придут с требованиями и приказами, а я не из тех, кто будет склоне.

— И тогда вы получите свою войну…

Золкин тяжело вздохнул, собираясь с силами.

— Я думаю, правда, что леопард никогда не утратит пятен. Я гордился вами, Карпов. Мы вы гордились. Вы попали в самую тяжелую ситуацию, которую только могли себе представить, и вышли из нее с честью. Теперь… Покажите себя настоящим человеком. Кто вы есть? Настоящему мужчине следует взять себя в руки, потому что он, черт подери, носит форму капитана корабля и который может превратить мир в ад одним нажатием кнопки!

Карпов посмотрел в пол, явно сбитый с толку, но затронутый за живое. Зов сирены громко пел у него в голове, зовя к славе, маня невообразимой силой. Но слова Золкина затронули его, коснувшись старых ран, которые он пытался излечить последние месяцы. Что же ему делать?

— Сегодня в шесть часов вечера, — тихо сказал он. — Вы приглашены.

Затем натянул на голову шапку, кивнул Золкину и вышел.

 

ГЛАВА 32

Мак Морган сидел, задумчиво опустив голову на руки.

— Что эти русские уроды делают на Каспии?

Он получил расшифровки сообщений по российским военным каналам. Сверхсекретная система дешифровки «Оракул» работала всю ночь, и принесла результат. Русские начали перебрасывать средства к берегу в районе Махачкалы и своей военно-морской базы в Каспийске. Казалось, они были заняты введением в строй большой плавучей атомной электростанции «Анатолий Александров». Но интерес вызывали другие средства. У них были небольшие патрульные катера, быстроходные суда на воздушной подушке, рота морской пехоты и теперь это необычное дополнение в виде вертолета Ми-26, севшего на усиленной вертолетной площадке на «Александрове».

Он вывернул немало рук, чтобы получить очень ценный допуск к спутниковым данным и смог получить несколько снимков в высоком разрешении.

— Взгляни, — выдохнул он. — Раски загружают в вертолет топливо, или я слепой, глухой и дурной. Это похоже на подготовку к операции Спецназа, и список потенциальных целей в регионе короткий и жирный. Куда они могут направиться?

Он задумался. Ми-26 был хорошей «рабочей лошадкой» с большим радиусом действия. Он имел дальность до 2 000 километров, так к чему была загрузка дополнительного топлива? Оно понадобиться им только в том случае, если они намереваются превысить это расстояние. Предположим, они удвоят его… Он посмотрел на очень большой круг на карте, понимая, что это может быть от Средней Азии до Персидского залива. Черт, они могут долететь до Рима при посадке для дозаправки. Что они задумали?

Он решил, что лучше будет уведомить мисс Фейрчайлд, а также сообщить «Аргонавтам» на месторождении Кашаган. Возможно, они смогут использовать один из своих Х-3, чтобы следить за ситуацией. Затем он обратил свое внимание на другой вопрос, вызвавший тревогу этим утром — российский Черноморский флот.

Небольшой патруль грузинской береговой охраны был отброшен достаточно легко, но теперь российский флот выдвигался со своих баз на севере, и это, несомненно, предвещало беду. Они уже облетали загружающиеся танкеры беспилотником накануне и, несомненно, понимали, что происходит. Два с половиной миллиона баррелей нефти были сейчас очень ценным товаром. Русские явно пытались перекрыть все маршруты доставки нефти на запад. Они давали на правительство Грузии, и этот шаг выглядел очень зловеще. Цена нефти достигла 200$ за баррель и, вероятно, продолжит расти.

Она достигнет 300$ за баррель в кратчайшие сроки, подумал он. Фейрчайлд срубит куш на этом деле, если нам удастся вытащить эту проклятую нефть с Черного моря. Что-то подсказывает мне, что флот на севере собирается выразить свое мнение по этому поводу достаточно скоро. Пусть лучше Горди Макрей знает, что у нас будет компания. Он потянулся к переговорному устройству с беспокойным выражением в потемневших глазах.

Капитан Макрей на мостике «Аргоса» хорошо знал о русских. Его радар дальнего радиуса действия системы «Сэмпсон» вел наблюдение за регионом, и был очень хорош, в особенности с дополнительной системой SM1850M2, что обеспечивало оборону корабля даже от баллистических ракет из космоса. Российский флот выдвигался, и Марка Моргана это беспокоило.

У Макрея остался только «Железный герцог» после того, как «Принцесса Ирен» заправилась и отошла на юг. «Железный герцог», старый фрегат типа 23 был подвергнут некоторым модификациям, чтобы продлить срок его службы, в частности, на нем были установлены новые РЛС и лучшие зенитные ракеты средней дальности «Си Септор». Они заменили более старые «Си Вулф», обеспечивая фрегату скромную зону ПВО в 25 километров.

— Мак говорит, что они вышли с лучшим, что у них есть, — сказал коммандер Дин. — Три новых фрегата — «Григорович», «Эссен» и «Макаров» вышли в море час назад. Похоже, что к ним могут прибавиться старый «Кривак» или два. «Воровский» действует в составе их пограничных сил, и он, пожалуй, лучшее, что у них есть.

— Куда они направляются, мистер Дин?

— Наш последний Х-3 ведет слежение и передает нам данные. Курс на юг, скорость двадцать.

— Не похоже, что они спешат.

— Нет, сэр, но даже при такой скорости они смогут занять позицию, чтобы перехватить нас, когда мы направимся на запад, всего через два часа. Мы окажемся в пределах досягаемости их SA-N-27 «Sizzlers», а также «Ониксов».

Макрей на мгновение задумался.

— В настоящий момент ситуация очень деликатна, — сказал он. — Технически, русские и американцы столкнулись на Тихом океане. Британия является членом НАТО и будет считаться враждебной.

— А как насчет турок, сэр? «Железный герцог» сообщает о том, что отслеживает турецкую подводную лодку S-354 «Сакария».

— Не беспокойтесь насчет турок, мистер Дин. Они тоже из НАТО.

— Но можем ли мы рассчитывать на поддержку Турции, сэр? Они могут выступить против российского Черноморского флота или выбить его отсюда.

— Они это могут, и я верб, что были достигнуты определенные договоренности, если вы последуете за мной. Та подлодка займет наш фланг, если понадобится, а турки обещали поддержать нас двумя фрегатами, когда мы направимся на запад.

— Рад это слышать, сэр.

— Да, но Морган говорит, что русские бросили на американцев все, что имели этим утром. Затем взорвался чертов вулкан, и с тех пор мы ничего не знаем. Дело вот в чем, парень. Если русские решат атаковать нас, можете спорить, что они атакуют нас всем, что у них есть. У них не хватит слота, чтобы продержаться неделю, если до этого дойдет, но они могут сделать нашу жизнь очень несчастной, особенно если сначала атакуют, а потом будут задавать вопросы.

— Я понимаю, сэр.

Макрей посмотрел на часы.

— Они продолжили еще две линии, и насосы работают на износ. Через пару часов у нас будет еще пара миллионов баррелей. Теперь что касается Каспия. Мне очень не нравиться то, что у нас там три наших Х-3 и хорошие ребята. Мы не сможет защитить ни «Шеврон», ни «ВР» на этих месторождениях. Мак Морган, похоже, несколько смутился по поводу того, что русские делают в Каспийске. Он полагает, что они готовят какую-то специальную операцию, и какова может быть ее цель, кроме нефтяных месторождений?

— Звучит логично, сэр.

— И это чертовски холодная логика. Что же, за дело, мистер Дин. Если они двинутся на месторождения в ближайшее время, нашим «Аргонавтам» придется вступить в бой. Я же хочу, чтобы они вернулись с нами. У нас есть нефть. Давайте отзывать наших парней.

— Очень хорошо, сэр. «Шеврон» будет не рад этому.

— «Шеврон» мне не платит, мистер Дин, и вам тоже.

— Так точно, сэр.

Макрей зашагал по мостику, размышляя над ситуацией. Однако времени подумать у него не оказалось. Оператор радиолокационной системы «Сэмпсон», он же «Топ-один», доложил об одиночном самолете, следующим курсом на корабль.

— Что это, мистер Коннерс?

— Одиночная цель, скорость Мах1, высота шесть тысяч. Предположительно Су-24, сэр.

— Один самолет?

— Так точно. Дальность 186 миль и сокращается. Если у него враждебные намерения, он сможет произвести пуск через пять минут.

— Объявить воздушную тревогу, полная боевая готовность. «Железный герцог» видит цель, мистер Бойл?

— Так точно сэр, системы связи подтверждают это. Они видят цель, но пока не могут взять на сопровождение.

— Хорошо.

Макрей решил пока подождать. Если бы русские хотели атаковать их, они бы не стали отправлять один самолет. «Железный герцог» были оснащен «Си Септорами» и полностью готов к бою, но пока не мог взять цель на сопровождение. Скорее всего, это был разведчик, хотя для разведчика он вел себя слишком нагло, подумал он. Опять же… Все что нужно — это дать одиночному самолету подойти и всадить единственную ракету в один из его танкеров. На войне все средства хороши. Моя же задача — защитить свои корабли любой ценой.

— Мистер Бойл, — спокойно сказал он. — Свяжитесь с этим самолетом и скажите им, что если они приблизятся на пятьдесят километров, мы будем вынуждены считать их действия враждебными и действовать соответственно.

— Так точно, сэр! — Как всегда по-уставному ответил Бойл.

— Это заставит их задуматься, — сказал Макрей. — Или удивит, если они увидят «Железного герцога» или нас. В любом случае, мы похожи. Давайте посмотрим, что они сделают.

Русские думали не долго.

На удалении 100 километров ситуация резко изменилась, когда российский самолет выпустил две ракеты. Через несколько секунд системы Сампсона классифицировали их как противорадарные ракеты Х-58У.

Макрей был искренне удивлен.

— Какого хрена они делают? — Сказал он вслух.

— «Железный герцог» сопровождает цели. Они запускают «Си Септоры». — Новейшие британские зенитные ракеты устанавливались блоками по четыре в штатные вертикальные пусковые установки в передней части фрегата. «Герцог» выпустил четыре ракеты, устремившиеся к целям, по две на каждую из ракет, выпущенных Су-24.

— Я хочу, чтобы наши «Вайперы» были немедленно подготовлены к пуску, — сказал Макрей Дину, который передал его приказ громко и четко:

— БИЦ, носовую «Си Вайпер» к пуску.

— Так точно, сэр, «Вайперы» к стрельбе готовы. «Сэмпсон» держит устойчивый захват и сопровождает все цели.

— Мостик, это Топ-семь. Вижу цели на малой высоте, приближаются. — Внезапно появились еще семь Су-24, а за ними еще семь, и Макрей понял, что перчатки, наконец, были сброшены.

— Мистер Дин, — сказал он. — На что именно из состава российской морской авиации мы сейчас смотрим?

— Сэр, я сверил данные этим утром. В составе их 43-я отдельной морской штурмовой эскадрильи в Крыму значилось двадцать два Су-24. Четыре из них — разведчики, но это должны быть ударные эскадрильи.

— И они думали, что смогут помешать моей системе «Сэмпсон» сорокалетними противорадарными ракетами?

РЛС противовоздушной обороны «Сэмпсон» была, пожалуй, лучшей в мире. В ходе испытаний и учений она превзошла даже американскую «Иджис». Американские морские офицеры заявляли, что британские ракетные эсминцы были не менее устрашающими, и были способны отслеживать до тысячи целей одновременно.

Ситуация резко изменилась. Русские попытались нанести внезапный удар, а его танкеры сидели, привязанные к буям и заправочным шлангам, словно большие жирные подсадные утки.

— Что могут нести ударные самолеты?

— Сэр, это не специализированный морской ударный самолет. Это сухопутный штурмовик, но он может использовать Х-58 в противокорабельной версии. Или же их задача — подавление нашей ПВО прежде, чем по нам ударит их флот.

Он согласился. За объявлением воздушной тревоги последовала атака четырнадцатью ракетами, через секунду после которой было выпущено еще четырнадцать. Русские воспользовались преимуществом туманом пограничного состояния в надвигающемся конфликте, чтобы получить возможность дать первый залп. Это было укоренено в русском военном мышлении — стрелять первыми.

— Сэр! — Доложил энсин Бойл. — Капитан «Железного герцога» Уильямс на закрытом канале.

Макрей протянул руку и поднял телефонную трубку.

— Мы прогреваеся, сказал Уильямс. — Просто думал, что нужно сообщить вам.

— Мы в курсе, капитан, — сказал Макрей. — И тоже вас подстрахуем.

— Хорошо, «Аргос». Удачной охоты.

«Пламя Аргоса» и «Фэйрчайлд & Компани» оказались на войне. Все, что было до этого, было просто позерством. Ракетный удар по более чем двум миллионам баррелей нефти были совсем другим делом.

— Хорошо, ребята, — сказал Макрей. — Вот и все. «Воздух-один», атаковать цели немедленно!

— Сэр, так точно, сэр!

На пустом участке палубы перед тем местом, где «Аргос» ранее поднял малозаметную башню, открылось несколько люков, скрывавших смертоносные «Си Вайпер», разработанные «Фэйрлчайлд» версии ЗУР «Астер-30». Эти ракеты имели скорость Мах4.5, и были чрезвычайно проворны — они могли совершать маневры с перегрузкой до 60G. «Пламя Аргоса» нес 60 этих ракет, даже больше, чем стандартный британский эсминец типа «Даринг». Они были очень им нужны.

Столкновение было коротким и жестоким. Передовые «Си Септоры» «Железного герцога» быстро справились со своей задачей, и обеспечивали вчетверо большую огневую мощь за счет того, что они могли быть установлены блоком по четыре на место одной старой ракеты «Си Вулф». Они сбили обе противорадиолокационные ракеты, возглавившие атаку, и вскоре и самолет, который их выпустил.

«Си Септоры» имели ограниченную дальность всего в 25 километров, но на такой дистанции были быстрыми и смертоносными. Российские самолеты произвели пуски и не собирались получать какие бы то ни было повреждения. Су-24 «Фенсер» круто развернулись и устремились на север к своей базе в Крыму, будучи слишком далеко, чтобы беспокоиться о ракетах «Железного герцога». Но храбрый фрегат продолжал яростный огонь по приближающимся Х-58. Британские системы превосходили приближающиеся ракеты на поколение или больше. Из двадцати восьми выпущенных ракет «Железный герцог» сбил восемнадцать, а «Пламя Аргоса» остальные. Ни одна ракета не прошла.

— И что это было? — Спросил коммандер Дин. — Это было слишком легко.

— Не удивляйтесь, что наши ракеты соответствуют нашей рекламе, мистер Дин, — сказал Макрей. — Однако, учитывая обстоятельства, я понимаю ваше недоумение.

— На их месте я бы скоординировал атаку с надводной ударной группой, — сказал Дин. — Это был просто дурной обстрел.

Макрей, скрестив руки, потер подбородок и подумал над словами Дина.

— Дело вот в чем, парень. Они потеряли один самолет и несколько старых ракет, но каждая запущенная нами ракета была новой и красивой. Русские просто рванулись на нас и показали нам задницы. У нас всего два корабля и не так много ракет. Мы только что израсходовали десять ракет и очень далеко от дома. Я полагаю, эти самолеты скоро вернуться. Значит, мы все-таки остались без некоторого количества зубов, верно?

Зазвонил телефон, и Макрей обернулся, увидев, что вызов шел по первой линии из кабинета директора.

— Это ее величество, — сказал он Дину с улыбкой. — Желает знать, в кого мы стреляли. Давайте немедленно отзовем «Аргонавтов» и завершим операцию.

Однако прежде, чем он успел ответить, «Сэмпсон» обнаружил новую угрозу.

— Сэр, ракетная атака, цели малоскоростные высотные.

Дин считал показания, подняв бровь.

— SA-N-27 «Sizzlers», — сказал он. — Это единственные ракеты с достаточной дальностью, чтобы поразить нас здесь. Что же, они не будут идти высоко и медленно слишком долго. Сбейте их сейчас, на дозвуковом высотном участке. На терминальном участке они спустятся к самой воде, наберут Мах2 или больше, и начнут танцевать, как феи.

Макрей поднял трубку, быстро объяснив ситуацию обеспокоенной мисс Фэйрчайлд.

— Я поняла вас, капитан. Защищайте нашу компанию, и да пребудет с вами Бог. Но у меня есть еще одна просьба — боюсь, даже приказ, Гордон.

Для нее было необычно обращаться к нему по имени по корабельной системе связи. Обычно она оставляла подобные фамильярности для закрытого пространства своих кабинетов.

— Мадам?

— Эти вертолеты, которые у нас есть на Каспии… Они пригодны к полету?

— Пригодны, мадам, но я планировал использовать их, чтобы доставить ребят домой, ввиду того, что ситуация меняется, и не к лучшему. Нам нужно как можно скорее отправить из на запад.

Он с удивлением выслушал ее ответ, и его лицо стало более серьезным. В ее кабинет поступил звонок — особый звонок. По красному телефону закрытой связи, которым могла пользоваться только сама Елена Фэйрчайлд, хотя Макрей и знал о его существовании. Он также знал, что подобные «особые сообщение» требовалось воспринимать как «особые приказы». Однако то, что он услышал сейчас, грозило осложнить ему жизнь настолько, что он даже не мог себе представить.

— Это все из-за событий на Каспии, из-за которых всполошился Мак Морган, — сказала она. — Что же, нам нужно нанести туда визит. Спуститесь в мой кабинет, как только сможете, и мы еще раз обсудим этот вопрос.

— Хорошо, — ответил Макрей и повесил трубку, ощущая, что совершенно сбит с толку.

Что за чертовщина? Они находились под ракетной атакой, «Вайперы» готовились к пуск, а теперь им еще и совали Баньши в мешке!

Это будет очень длинный день.

 

ГЛАВА 33

Они встретились ночью в офицерской столовой. Карпов видел, как лица обоих капитанов медленно приобретают серый цвет. Сначала то, что он сказал, вызвало улыбку, словно это была хорошая шутка для разрядки напряженности. Затем наступило неудобное непонимание, раздражение и явная растерянность. Vranyo есть vranyo — небольшая ложь, которую русские рассказывали друг другу. Были определенные нормы и протоколы, которых нужно было придерживаться, но они значили мало, учитывая, через что они только что прошли.

Ряхин и Ельцин переводили взгляды на Карпова и Золкина, явно не понимая, что происходит. Командному составу и экипажу «Кирова» было тяжело поверить в то, что они действительно переместились во времени даже после того, как они увидели самолеты времен Второй Мировой войны и столкнулись в море с кораблями, которые давно были разобраны на металл.

Ряхин был строгого вида молодым человеком, гордым, получившим капитана второго ранга незадолго до начала боевых действий. Он командовал новым фрегатом «Адмирал Головко», будучи перспективным молодым офицером на посту командира одного из новейших российских кораблей. Ельцин был старше, более умудренным, и носил звание капитана первого ранга, как и Карпов. Он знал Карпова по академии и относился к нему несколько подозрительно. То, что он слышал об этом человеке, было не слишком лестным, хотя он был не из тех, кто верил сплетням.

Оба они подались вперед, сложив руки и отведя взгляд, явно не желая продвигаться дальше по тропе, на которую тянул их Карпов. Золкин сидел, ничего не говоря, размышляя и наблюдая за тем, как они отреагируют на сказанное Карповым.

— Да, — сказал он. — Это звучит невозможно, даже безумно, если подумать. Поверьте, я считал также после того, как «Киров» пропал в первый раз. Но любой человек на корабле засвидетельствует, что я говорю правду. Доктор Золкин может подтвердить мои слова.

Ельцин поднял голову и подумал, прежде чем заговорить. Его глаза были тяжелыми, на лбу и лысеющей голове выступил пот.

— Доктор? Пожалуйста, скажите, что это розыгрыш за ужином. — Он попытался улыбнуться, но сник, едва бросив взгляд на Карпова.

— Хотел бы я, чтобы так и было, — ответил Золкин, — но, к сожалению, то, что сказал вам капитан — правда, по крайней мере, насколько мы были способны судить. Потребовались дни, чтобы осознать, что с нами случилось. Некоторые на корабле все еще не могут поверить.

Карпов жестом подозвал ординарца и что-то прошептал.

— Я взял на себя смелость организовать небольшую демонстрацию, — сказал он.

Ординарец вскоре вернулся, толкая перед собой небольшой стенд с монитором и проигрывателем. Он также принес бутылку хорошей водки и налил всем офицерам. Карпов пояснил, что им это потребуется.

— Я намерен показать вам запись камеры наблюдения, сделанную на мостике «Кирова», — спокойно сказал он. — Да, я знаю, что подобные вещи можно создать в Голливуде, но поверьте мне, мы вышли в море не с намерением снимать художественное кино. Вы оба увидите формат записи, так как, несомненно, видели много подобных видеожурналов за годы службы. Итак, то, что вы увидите, было снято в теплый летний день… 1942 года. — Это была одна из записей, которые они скрыли перед прибытием Капустина.

Он нажал кнопку, и экран ожил. Камера вела запись с борта корабля, и было видно, что «Киров» двигался на высокой скорости. Затем раздался свист падающих снарядов, и они увидели, как из моря вылетел гейзер воды. Раздался голос адмирала Вольского, который оба узнали безошибочно.

— Атаковать воздушные цели! Огонь по усмотрению!

— Товарищ адмирал! Цели не берутся на сопровождение!

— Никакие?

— Нет параметров, товарищ адмирал!

— Что это, Федоров? — Раздался голос Карпова.

— Пикирующие бомбардировщики «Аити» D3A1! Высокий угол атаки. Подходят на высоте десять-пятнадцать тысяч метров. Прямо над нами».

Они услышали, как вой пикирующих бомбардировщиков становился все громче, а затем взорвалась вторая бомба. На камере был отчетливо виден гневный гейзер морской воды, взлетевший не более чем в пятидесяти метрах от борта.

Снова раздался голос Карпова, твердый и четкий.

— Рулевой, полная боевая вперед! Самсонов, «Каштаны» к бою! Большой угол возвышения. Зона цели плюс-минус десять от зенита, все системы к бою. Ракетный залп по ИК-каналу!

— Так точно, товарищ капитан!

Последовавшие действия были сняты камерами «Ротанов», и когда зенитные комплексы самообороны «Каштан» подняли «руки» вверх, Карпов заметил, что оба офицера смотрят, словно зачарованные. Ракеты умчались ввысь на столбах белого дыма. Еще одна бомба упала прямо перед кораблем, и над его носом взвился громадный гейзер. Они заметили, как «Киров» тяжело закачался от ударной волны, резко прорезая бурлящее море.

— Самсонов! Зенитные орудия в автоматический режим! Живо!

Они услышали над какофонией шума рык орудий системы Гатлинга. «Каштаны» выпустили тысячи 30-мм снарядов, изрыгая огромные струи пламени из толстых стволов.

Ельцин раскрыл рот от удивления, наблюдая за происходящим. Это были не учебные стрельбы, это не было похоже ни на что, что он видел ранее. Это было захватывающее, напряженное и беспощадное сражение, которое знали очень немногие офицеры флота… И оно было совершенно реальным. Они почти могли ощущать запах дыма и жар боя. Камера дико закачалась, и они услышали оглушительный взрыв. Карпов нажал кнопку на пульте и остановил запись.

— Это были кадры боя, случившегося у побережья Австралии вскоре после того, как мы переместились во времени в 1942 год. Мы были не готовы к бою, поскольку перемещение нарушило работу систем, как и в нашем случае. Да, дело не только в вулканическом пепле. Сдвиг во времени вызывает кратковременное нарушение работы систем дальнего обнаружения. Именно поэтому самолеты смогли оказаться прямо над нами, тогда как мы даже не знали о них. В противном случае, мы разорвали бы их на части раньше, чем если бы они сумели приблизиться. Ах да… Это были японские палубные пикирующие бомбардировщики, ранее упомянутые в записи. Как вы видели, мне пришлось принять командование и отразить атаку с помощью комплексов «Каштан».

Он снова включил запись. Раздался голос адмирала Вольского.

— Карпов?

— Да, товарищ адмирал?

— Подойдите, прошу вас… Товарищ Карпов, я дал Самсонову приказ атаковать эти самолеты и вести огонь по усмотрению.

— Так точно, товарищ адмирал, но я счел…

— Минуту, товарищ капитан-лейтенант… Вы вмешались в критический момент, нарушив мой устный приказ, и тем самым спасли корабль. Мои приказы были нечетки. Я не указал конкретных систем вооружения, однако капитан Карпов оперативно оценил ситуацию и выбрал единственный комплекс, который мог нанести врагу урон при такой конфигурации атаки, и тем самым спас корабль. Я давно полагал, что капитан Карпов является одним из лучших боевых командиров флота.

Запись закончилась, Карпов сложил руки, внимательно посмотрев на остальных капитанов.

— Этот взрыв, который вы могли слышать на записи, был вызван бомбой, сброшенной одним из самолетов и попавшей в кормовую цитадель. Ущерб оказался серьезен, и мы сможем показать вам это после десерта.

Золкин обратил внимание, что Капров выключил запись на том моменте, когда адмирал хвалил его, и четко понял, что он вел еще один бой — за умы и сердца двоих капитанов. Он должен был победить, чтобы добиться чего-либо в безумии, в котором они оказались снова. В глазах Ряхина показался проблеск неуверенности. Более опытный Ельцин задумался, но увиденное стерло недоверчивые улыбки с лиц обоих. Они были впечатлены увиденным и услышанным.

— Эти записи строго секретны, — сказал Карпов. — Я показал им вам, чтобы дать что-то большее, чем мои собственные слова, чтобы убедить вас в том, что то, что с нами происходит верно. Я понимаю, насколько это шокирует. Вы будете сомневаться в собственном рассудке, в моем, в рассудке доктора. Но факт остается фактом. Лейтенант Николин перехватил радиопередачи, и установил сегодняшнюю дату: 15 августа 1945 года.

— Поразительно, — сказал Ельцин.

— Согласен. Но эти кадры иллюстрируют еще одно — это очень опасное время и место. Война окончена, но объединенный союзный флот прибыл в залив Сагами близ Токио всего несколько дней назад для церемонии капитуляции Японии. Это тот самый флот, который мы только что атаковали — в другом времени, в нашем времени. И мы все хорошо понимаем, что с этого момента мы будем сталкиваться с американцами снова и снова, пока дело не дойдет до того, что мы видели несколько часов назад — полетят ракеты. Они вцепятся нам в горло, так или иначе.

Золкин понимал, что Карпов маневрировал, занимая позицию для удара.

— И теперь… — Карпов прервался, глядя на остальных. — Мы должны решить, что мы будет делать.

Последовало неловкое молчание. Затем Ельцин заговорил, все еще неуверенным тоном.

— Вы хотите сказать, что мы… Переместились во времени?

— Товарищ капитан… Вы не заметили перемену погоды? Минуту назад творился ад. Американцы атаковали нас «Гарпунами» с двух сторон. Затем последовало извержение вулкана. Вы видели облако пепла. На палубу навалило семь сантиметров пепла. Куда все это делось? Где огромное извержение на севере? Вы полагаете, что через несколько минут после подобного может быть легкий бриз?

Очевидно, он попал в цель. Ряхин подался вперед.

— Да, это очень необычно. Мы не могли понять, что случилось.

— Видимо, сила взрыва была настолько серьезной, что нас выбросило в прошлое, — быстро сказал Карпов. — По крайней мере, так мы это понимаем. Это случилось с «Кировом» — после взрыва на «Орле» мы также оказались смещены во времени.

— Но как вы вернулись? — Спросил Ельцин.

Карпов поджал губы, напрягая челюсть. Это был ключевой момент. Ему предстояло сказать им, что мосты сожжены. Как они отреагируют?

— Начальник инженерной части Добрынин обнаружил аномалию в наших ядерных реакторах. Она появлялась и исчезала. Всякий раз, когда она появлялась, наше положение во времени становилось нестабильно. Однажды мы смогли вернуться в свое время.

— Может это случиться снова?

— Мы не знаем…

Золкин отметил, что Карпов несколько покривил душой. Он не сказал ничего о стержне № 25 и о том, что корабль мог перемещаться во времени самостоятельно. Карпов взглянул на него, словно проверяя, не протестует ли начмед, и продолжил:

— Для нас это все еще остается загадкой. Но это случилось однажды, и теперь может случиться снова. Ряхин, на вашем фрегате установлена дизельная и газотурбинная силовая установка, так что нет никаких шансов, что ваш корабль способен вернуться в будущее самостоятельно, за счет той же аномалии в реакторе, что и «Киров». Ельцин, вашему новому эсминцу посчастливилось иметь ядерную энергетическую установку. Мы отправим вам технические данные, чтобы дать вашей инженерной части понять, что они должны искать. Возможно, аномалия проявиться снова, но более вероятно, что этого не случиться.

— Тогда что будет с моим кораблем и его экипажем? — Спросил Ряхин.

— Не беспокойтесь, капитан. Мы полагаем, что ваш корабль сможет переместиться вместе с «Кировом», если окажется в непосредственной близости, когда это случиться. Тем не менее, нельзя всецело полагаться на это. Все, что мы можем сказать наверняка, это то, что мы там, где мы есть, как бы невозможно это не звучало. Я заверяю вам, Ряхин, что мы не оставим вас на произвол судьбы. Даю вам слово. Мы будем рядом, что бы ни случилось… Что подводит нас к следующему пункту.

Началось, подумал Золкин. Стартовые шахты в голове Карпова открылись, и «Москиты-2» были готовы к пуску.

— Возможно, что мы все оказались здесь на неопределенное время. Что мы никогда не найдем способа вернуться в 2021 год. Фактически, для нас было бы разумно принять это предположение и действовать соответственно ради нашего собственного выживания. Поэтому я ставлю вопрос: что нам теперь делать?

Два капитана выглядели очень обеспокоенными, но никто из них не ответил. Затем Ельцин заговорил:

— Делать что, капитан?

В глазах Карпова промелькнул отблеск пламени.

— Американцы и англичане только что выиграли эту войну — они так считают. Им очень удобно будет забыть о том, что именно Советская Россия победила Германию. Если бы товарищ Федоров был здесь, он бы рассказал вам подробнее, но мы сами все знаем из истории. Мы вынесли реальное бремя войны в Европе, именно мы победили немцев. Единственной благодарностью стали пятьдесят лет Холодной войны… У нас всего три корабля, все, что осталось от Краснознаменного Тихоокеанского флота. Мир, который мы покинули всего несколько часов назад, стоял на пороге уничтожения — и у нас есть свидетельства того, что это случится. Таким образом, в какой-то степени, мы получили отсрочку — мы получили второй шанс.

— Что вы предлагаете, Карпов? — Сказал Золкин. До этого он молчал, но в его голосе послышался вызов.

— Все очень просто, доктор. Мы не можем радостно уйти в Тихий океан. У «Адмирала Головко» запасов топлива всего на тридцать дней. Это означает, что рано или поздно нам придется зайти в порт — желательно, во Владивосток. И мы не можем скрыть свои корабли или просто проскользнуть в бухту Золотой рог среди ночи и быстро заправиться. О нашем присутствии вскоре станет известно. Нам обнаружат, вопрос кто и когда — и британцы могут знать о нас. Так к чему нам сдерживаться? Мы, скорее всего, застряли здесь на всю оставшуюся жизнь. Но мы не просто потерянный флот. У нашего флота есть командование.

Он продолжил, указывая пальцем на стол.

— Когда «Киров» вернулся несколько недель назад, мы решили сделать все возможное, чтобы предотвратить Третью Мировую войну. Я почти не надеялся, что мы сможем сделать многое в 2021 году. Но здесь, сейчас, в это время и в этом месте мы обладаем огромной силой.

Он посмотрел на них, и его глаза загорелись.

— И вот как я предлагаю распорядится ею…

 

ГЛАВА 34

У советского Северного Тихоокеанского флота было очень много дел в последнее время. Молотов принес японскому послу плохие новости на прошлой неделе. Советский Союз объявил войну Японии и немедленно начал наступательные операции против удерживаемых японцами территорий. Одна из таких операция разворачивалась на северных Курильских островах, где небольшая советская флотилия под командованием капитана 1-го ранга Дмитрия Пономарева осуществляла переброску советских войск с Камчатки на остров Шумшу в северной части Курильской гряды.

Высадка была рискованной, хотя Япония и находилась в предсмертном состоянии. Они заполучили Курильские острова в 1875 году, и теперь на острове располагалась 91-я пехотная дивизия вместе с небольшой морской базой, контролирующей Курильский пролив. Японцы хорошо обустроились, знали местность и были готовы к бою, хотя и не ждали вторжения. В отличие от них, советским силам, которым было поручено взять остров под контроль, катастрофически не хватало морских средств, в особенности огневых средств морского базирования.

Командующий операцией генерал Гнечко скрежетал зубами, ища способ обеспечить адекватную огневую поддержку, чтобы подавить японские береговые орудия и пулеметные ДЗОТ-ы. Он подумал использовать четыре 130-мм орудия на южном побережье Камчатки, но им пришлось бы вести огонь через пролив на дальности двенадцати километров, и корректировать стрельбу было бы весьма затруднительно. В море он имел сборище траулеров и сторожевых катеров, наиболее крупным из которых был тральщик «Охотск», вооруженный одним 130-мм орудием и пара сторожевых кораблей, «Киров» и «Дзержинский», с четырьмя 100-мм орудиями каждый.

— Как мне высадить десант и занять достаточный плацдарм, чтобы доставить на берег артиллерию и минометы? — Пожаловался Гнечко. — Нам повезет, если наши корабли в проливе смогут справиться даже с местными стремительными течениями. Там такой туман, что они, скорее всего, столкнутся или сядут на мель, если попытаются подойти достаточно близко, чтобы поддержать нас. А без них у нас нет ничего. Как вы думаете, авиация сможет там действовать? У нас нет поддержки, здесь практически нет кораблей. Если японцы контратакуют, они сбросят нас в море за несколько часов.

— В первой волне будет морская пехота, — сказал полковник Еременко. — До тысячи личного состава высадятся в течение часа. Я поведу их лично. Туман также сможет сработать на нас, товарищ генерал. Я думаю, японцы будут удивлены. Вот увидите.

— Да, я полагаю, так и будет, — сказал все еще несколько обескураженный Гнечко. — Мы должны занять военно-морскую базу и плацдарм за три часа. Или это будет последняя победа Японии в этой проклятой войне и первая десантная операция против них, закончившаяся неудачей. Как это будет выглядеть в истории? Американцы гонят японцев пиками две тысячи миль по всему Тихому океану. Теперь мы приходим к шапочному разбору и не может занять даже этот несчастный остров!

Советские войска должны были десантироваться с новых «Лэндинг Крафт», поставленных США по Ленд-лизу несколько недель назад специально для этой цели в ходе операции «Хула». LCI были нагружены пехотой, их короткие носы устремились к берегу, а низкое ворчание двигателей приглушалось холодным утренним туманом. Еремнко протянул генералу фуражку и ушел, присоединяясь к десанту.

Час спустя он оказался на берегу, возглавив отряд морской пехоты, атаковавшей военно-морскую базу. Японцы оказались застигнуты врасплох, как он и надеялся, и объект вскоре был занят. Морские пехотинцы двинулись за пределы базы по пологому склону, ведущему к береговым батареям, расположенным дальше на возвышенностях.

Операция началась на несколько дней раньше запланированного срока и, похоже, шла хорошо, пока японцы не начали сражаться. Несмотря на известие о скорой капитуляции, на острове находилось 8 500 солдат и несколько рот легких танков. Японский командующий, генерал-лейтенант Цусими Фусаки решил использовать их. На остров высадилась тысяча советских морских пехотинцев, а еще больше солдат медленно, но верно приближались следом. Достигнутое советскими войсками преимущество внезапности растворилось, когда напуганные японцы поняли, что происходит, и начали организовывать оборону. Верный своему званию Фусаки приказал немедленно контратаковать.

Еременко услышал лай японских пулеметов из ДОТ-а за линией окопов. Он знал, что должен быстро захватить вражеские позиции, иначе они увязнут и будут разбиты. Именно здесь наиболее остро ощущалась нехватка артиллерии и поддержки кораблями. Они могли бы подавить ДОТ-ы.

— Вперед! — Закричал он, махнув рукой, поднимая морпехов в атаку. С дружным «Ура!» они бросились вверх по склону, словно призраки в тумане. Другой группе была поставлена задача срочно захватить более серьезные японские батареи на мысе Кокутан. Когда туман сойдет, эти орудия смогут раздолбать советскую флотилию, если не будут оперативно подавлены. Морские пехотинцы храбро рванули вперед, но по ним ударил тяжелый пулеметный огонь.

Отряд на мысе упорно продвигался вперед, но, увидев, наконец, береговую батарею, заметил также и то, что ее обороняет полный японский батальон. Еременко узнал плохие новости и выругался себе под нос.

— Боец! — Крикнул он оказавшемуся поблизости радисту. — Дай связь!

Полковник подхватил гарнитуру и попытался связаться с кораблями поддержки.

— Десант «Дзержинскому»!.. Десант «Кирову», как слышите! «Киров», как слышите? Нам нужна артиллерийская поддержка!.. Десант Охотску! Пономарев, где корабли? Нам нужна помощь!

К нему подбежал ефрейтор с широко раскрытыми глазами.

— Товарищ полковник! Они контратакуют — и у них танки!

— Твою мать! — Только и смог сказать Еременко. Он отдал рацию радисту и сказал продолжать пытаться связаться с кораблями и получить огневую поддержку. Затем взяв старшину и два резервных отделения, он бросился навстречу японцам. Они спускались с возвышенности — группы стрелков за двадцатью легкими танками.

— Готовить гранаты! — Крикнул Еременко. — Противотанковые ружья к бою! — У его пехоты еще не было тяжелого вооружения и артиллерии, только несколько минометов. Тем не менее, русские сражались храбро. Расчеты из двух или трех человек разворачивали старые противотаноковые ружья Симонова ПТРС и легкие пулеметы, открыв огонь по приближающимся танками. Затем морские пехотинцы начали забрасывать их гранатами РПГ-43. Многие были скошены пулеметами, но танки загорались один за другим. Пятнадцать из двадцати были выведены из строя, некоторые были подбиты выстрелами из противотанковых ружей, разрывавших гусеницы и лишавших танки возможности двигаться. Японская контратака была остановлена, но огромной ценой.

Они провели на берегу четыре часа, но теперь открыли огонь японские береговые батареи, и высокие гейзеры воды взвились над затянутой туманом бухтой. Еременко начал запрашивать 130-мм орудия из-за пролива, и они все же открыли беспорядочный огонь. Черт, подумал он, где наша артиллерия? У нас тяжелые потери, а враг уже готовиться ко второй контратаке. Возможно, Гнечко был прав.

Враг приближался. Он слышал хриплые крики японских солдат, выбравшихся из окопов и начавших контратаку. Ситуация начала становиться отчаянной.

А затем над головой раздался столь желанный свист 130-мм снарядов. Он увидел разрывы прямо на вражеских позициях — снаряды легли так точно, словно орудия били в упор. Два, четыре, восемь… снаряды рушились на противника шквалом, разнося окопы и уничтожая огневые точки. Затем несколько снарядов ударили прямо по японской батарее, легко пробив бетонные перекрытия и выведя орудия из строя.

«Киров» ответил на их запрос.

* * *

Это не было единогласное решение. Карпов и капитан Ряхин согласились, что они должны были принять меры для защиты интересов России после войны, и их корабли могли заставить американцев и британцев обратить внимание на их требования. Доктор Золкин был категорически против, призывая капитанов, как он выразился «осторожно ступать по яичной скорлупе истории». Ельцин нашел достаточно отговорок, чтобы согласиться с ним. На флоте не было других офицеров достаточно высокого звания, чтобы решать вопросы голосованием, и, в конце концов, Карпов воспользовался своими полномочиями исполняющего обязанности командира флота, дабы взять ситуацию в свои руки.

Они задержались в Охотском море, пока Карпов не отправил под покровом ночи малозаметный Ка-226 на секретное задание во Владивосток. Группа из троих морских пехотинцев смогла незаметно высадиться на берегу и добраться до пункта материального обеспечения флота, как сделали Федоров и Трояк почти три года назад. Эта небольшая операция имела драматические последствия, так как после того, как морпехи заперли склад, оставив там письмо, никто не видел его следующие семьдесят шесть лет.

Командир группы заинтересованно сообщил Карпову по рации, что когда они собирались оставить письмо в кармане морской шинели, они нашли там другое письмо!

Карпов внезапно вспомнил, в чем дело, и ощутил прилив эмоций. Это было письмо Федорова, подумал он. Образ старательного морского офицера, которого он когда-то презирал, а затем зауважал, вызвал у него улыбку. Затем он нахмурился и похвалив морпехов за работу, сказал возвращаться.

Странный поворот событий привел к тому, что когда Волков вышел из тени в 2021 году несколькими днями ранее, он нашел только письмо Федорова. Он не мог найти письмо Карпова до того, как тот отправил его. И все же, как только «Киров» и два других корабля оказались захвачены извержением вулкана Демон, вся история снова изменилась, тонко, но однозначно. Оба письма должны были быть там, когда Волков открыл чемодан, но Время решило доставить их в разные дни. Фактически, возникла альтернативная временная линия, и в нужную минуту именно Карпов держал руку на штурвале.

Он снова направил корабли на восток, глядя на увенчанный кратером конус вулкана Демон на северной оконечности острова Итуруп и и испытал странное ощущение, походившее на дежавю.

Николин следил за эфиром и принял странное сообщение.

— Оно повторяется, товарищ капитан. Очень странно.

— Хочешь сказать, они запрашивают нас?

— Так точно, товарищ капитан. «Киров». Я так и слышу — «Киров», где вы»?

— Ты проверил «Орлан» и «Головко»?

— Так точно. Оба не выходили на связь и соблюдают радиомолчание в соответствии с приказом.

Карпов на мгновение задумался, а затем подошел к посту штурмана, где лежала книга Федорова, чтобы что-то проверить. Через несколько минут он улыбнулся.

— Хорошая работа, Николин, но не беспокойтесь. Советские войска ведут операцию к северу. У них имеются сторожевой корабль «Киров» и несколько старых тральщиков и траулеров, чтобы занять Сахалин и северные Курилы. Вы слышали фамилию Пономарев?

— Так точно, — ответил Николин. — Я слышал эту фамилию.

— В 1945 году он возглавлял Петропавловский морской оборонительный сектор, по крайней мере, так сказано в книге Федорова. Он командовал морской флотилией.

— Какая ирония, — сказал Роденко. — «Киров» встречает «Киров» на Курилах.

Карпов усмехнулся в ответ, а затем снова сверился с книгой.

— Похоже, что в этой операции наши столкнулись с гораздо большим, чем ожидали. В этом маленьком сражении они потеряют более 1 500 человек. Слишком дорого за бесполезный кусок камня. — Он повернул голову к Роденко.

— Роденко, прикажите Ка-226 облететь самый северный остров. Затем пусть передадут данные Самсонову. Сделать ИК-снимки. Я хочу определить основную линию обороны японцев.

— Вы хотите поддержать их?

— Если мы не сможем помочь нашим ребятам, зачем тогда все это? — Сказал Карпов. — Как вы думаете, зачем нам эта форма?

В течение часа Ка-226 передал в БИЦ поток данных. Капитан приказал подготовить к стрельбе 130-мм орудия «Кирова», три башни со сдвоенными орудиями, имеющими огромную дальность и точность. Он посмотрел на часы — только что миновало 9 часов.

— Давайте протянем нашим морпехам руку помощи. Самсонов, огонь!

Это не заняло много времени. Орудия «Кирова» открыли прицельный огонь, разрушив множество огневых точек и выведя из строя вражеские береговые батареи в критический момент. Обстрел переломил хребет второй японской контратаке, обеспечив советскому десанту время, необходимое для доставки припасов и подкреплений. Вскоре полковник Еременко получит артиллерию и минометы и ситуация достигнет паритета, а затем начнет медленно склонятся в его пользу. Война будет окончена в ближайшие двадцать четыре часа.

Карпов повернулся к Роденко.

— Что же, нам больше не нужно беспокоиться о северном направлении. Мы направимся к южным проливам и выйдем в Тихий океан. Что на юге, Роденко? — Карпов знал, что он скажет. — Вы говорили, что наблюдаете большую надводную группу целей, да?

— Да… Так точно, товарищ капитан. Я только что заметил их на «Фрегате». Ка-226 засек их раньше.

Капитан подошел к посту Роденко и посмотрел через его плечо, с улыбкой заметив четкие отметки, обозначавшие неопознанную надводную групповую цель на юге.

— Они сейчас в 150 милях к востоку от Амори/Мисавы на острове Хонсю. Обратите внимание, товарищ капитан — вот это самолеты. Это определенно авианосная ударная группа.

— Как интересно, — сказал Карпов. — Наш корабль оказался почти там же, где через семьдесят шесть лет будет капитан Таннер и его авианосная ударная группа. Теперь ситуация похожа, но все иначе. В 2021 году американский флот превзошел нас, но я справился с ним достаточно легко. Теперь у нас всего лишь три корабля, и взгляните, сколько там отметок! Но внешность бывает обманчива, — улыбнулся он.

— Но что нам делать, товарищ капитан? Эти корабли определенно направляются к нам.

— Скорее всего, вскоре они направят сюда разведывательные самолеты. Наверное, сейчас гадают, что случилось с их проклятой подводной лодкой и теми наглыми эсминцами, решившими, что могут нам приказывать. — Он повернулся к связисту. — Николин, дайте мне Ельцина и сообщите Ряхину, чтобы объявил воздушную тревогу второй степени и ожидал.

— Так точно, товарищ капитан.

Через несколько мгновений пришел вызов от Ельцина, и Карпов поднял трубку.

— Доброе утро, капитан. Я полагаю, вы засекли цели на юге.

— Значительное соединение, — сказал Ельцин. — Фиксируем двадцать четыре надводные цели. И по кому вы вели огонь на севере?

— Просто прочистили горло. Нам нужно поговорить. Я отправляю Ка-226 с оптическими средствами на юг, чтобы получить картинку этого соединения. Я передам его вам. Изучите внимательно, и не думайте, что это комитет по торжественной встрече. Они идут за нами, Ельцин, вы понимаете? Они решили, что выиграли эту войну в одиночку, и теперь им принадлежит все. Наглость, высокомерие, двуличность — все то дерьмо, что вылил на меня капитан Таннер, произрастает из того, что происходит здесь. Оно будет расти, словно сорняк, и не изменится за следующие семьдесят пять лет, если мы не изменим этого.

Карпов стремился убедить Ельцина, что его решение вмешаться было верным. Если им предстояло вступить в бой, он хотел быть уверен, что его офицеры поддерживают его, а Ельцин колебался, склоняясь к линии Золкина. Ему нужно было решить этот вопрос до того, как ситуация накалиться, потому что он понимал, что так, несомненно, и будет.

— Хорошо, — ответил голос Ельцина. — Но вы должны хорошо обдумать это, Карпов.

— Можете положиться на меня, капитан. Я также рассчитываю на вашу поддержку. Вскоре вы увидите то, о чем я говорил, собственными глазами. Эти корабли, скорее всего, атакуют нас до конца дня. В этом случае я должен рассчитывать на вас и ваш корабль. Возможно, вы не хотите войны, но вы военный. Если наши действия предотвратят ядерную войну в будущем, я готов. Но как бы то ни было, все начнет меняться в самые короткие сроки. Но на этот раз мы будем навязывать огонь — не американцы.

Наступила долгая пауза. Карпов вслушивался в треск помех. Его глаза двигались, словно пытаясь рассмотреть человека за шумом.

— Не беспокойтесь, товарищ капитан. Вы сделаем то, что должны.

Весь вопрос заключался в том, что им следовало делать. Голос Золкина оказался недостаточно сильным, чтобы возыметь значение. Теперь вопрос заключался в том, что они должны были сделать.

И время отвечать на него приближалось.

 

ГЛАВА 35

ЛК «Миссури», флагманский корабль 3-го флота США, 120 миль к востоку от острова Хонсю, Япония.

— Скажите, лейтенант-коммандер…. Возможно, это ничего не значит, но мы не имеем связи с «Рэйзорбэком» уже три дня, а ОГ.92 также задерживается с докладом. Что случилось у Браунов?

Лейтенант-коммандер Боб Харпер наклонился к сидящему справа от него энсину Тиму Гейтсу.

— Браунов?

— Да, сэр, — ответил с улыбкой Гейтс. — Лейтенант-коммандер Браун — командир «Рэйзорбека», действующего у Курил. А теперь туда направилась ОГ.92 контр-адмирала Брауна. Они не родственники?

Харпер нахмурился.

— Мне почем знать, родственники ли они. А вам какое дело, Гейтс?

— Они не докладывают, сэр, а русские объявили войну Японии несколько дней назад. Как вы думаете, они могли столкнуться с раски на севере?

— Русские наши союзники, Гейтс, забейте это в свою дубовую голову. Кроме того, это объявление войны — просто театр. Захват территорий прежде, чем мы закончим это дело, вот и все.

— Однако от Браунов нет сообщений, сэр.

— Тогда садитесь за чертову рацию и попытайтесь связаться с ними. Наверное, просто непогода. Об опасности больше можно не беспокоиться, Гейтс, с Японией покончено. Мы просто убираем со стола. Они капитулируют в любое время, если еще этого не сделали. Идите в радиорубку и проверьте.

С Японией действительно было покончено. ВМФ США неумолимо продвигались от острова к острову, неодолимой безжалостной мощью, которой мир никогда не видел ни прежде, ни позже. После захвата Окинавы американские авианосные соединения свободно действовали вокруг японских островов, совершая атаки на порты, железные дороги и корабли, подталкивая упавшего противника к тому, чтобы принять их условия и сдаться. Даже уважаемый и долго служивший адмирал Ямамото пытался убедить императора в том, что сопротивление бесполезно.

В рамках действий, направленных на изоляцию островов и очищение прилегающих вот от японских сил, американские подводные лодки также действовали во многих районах, в том числе и около Курильских островов во взаимодействии с американской 92-й оперативной группой под командованием контр-адмирала Джона «Малыша» Брауна в составе крейсеров «Ричмонд» и «Конкорд», а также двенадцати эсминцев. Последние несколько дней они обстреливали японские объекты на Курилах, в частности, остров Мацува, мыс Карабу и залив Сурибачи. Эсминцы совершали заходы в Охотское море и захватили десять небольших японских траулеров, доставлявших припасы в небольшие гарнизоны на островах.

Отправившись узнать об их действиях, Гейтс остался ни с чем. Он спустился в радиорубку и отправил запрос по обычным каналам, но не получил ответа. Однако уже собираясь забыть об этом деле он принял сигнал SOS. 92-я оперативная группа Брауна столкнулась с чем-то, и точно не с плохой погодой. Держа распечатку в руках, он бросился обратно на свой пост, протягивая ее лейтенант-коммандеру со словами «я ж говорил».

— Взгляните, — он протянул Харперу сообщение, подняв брови. — Япы все еще огрызаются.

Харпер взял сообщение, тихо зачитав его вслух.

— ОГ.92 докладывает о столкновении с надводными кораблями противника в двенадцати милях к северо-северо-востоку от острова Кунашир — СТОП — Крейсер «Ричмонд» тяжело поврежден — СТОП — Два эсминца потоплены, люди в воде — СТОП — S.O.S…

Харпер посмотрел на Гейтса с явным смущением.

— Сукин ты сын, похоже, ты был прав. Что-нибудь от подлодки?

— «Рэйзорбека»? Ничего, сэр. Она молчит.

— Вот оно, значит, как. «Ричмонд» и «Конкорд» — два старых ржавых ведра. Оба — легкие крейсеры типа «Омаха», введенные в строй в 1920-х. Итак, что японцы могли иметь, чтобы так их побеспокоить?

— Может быть, опять чертовы камикадзе, сэр?

— Возможно… Сообщалось, что они все еще атакуют наши корабли, если могут. Вот почему сегодня Хэлси отдал приказ командирам эскадрилий сбивать все самолету, сующиеся в сторону кораблей флота — не агрессивно, но твердо. Уважаю его.

В качестве последней отчаянной тяги к мученической смерти, японцы все еще пытались остановить американское наступление с помощью странных новых пилотируемых реактивных самолетов, таранивших американские корабли. Несмотря на ожидаемую капитуляцию, в этот самый момент последние японские камикадзе вылетели с аэродрома под Токио. Среди них был командующий разгромленным 5-м воздушным флотом вице-адмирал Матоме Укаги. Он слышать не хотел разговоров о капитуляции, даже от адмирала Ямамото, у которого когда-то был начальником штаба.

В другой версии истории Укаги летел в отдельном самолете, сопровождающем самолет адмирала Ямамото, когда тот попал в засаду и был сбит 18 апреля 1943 года над Бугенвилем на Соломоновых островах. Ямамото погиб, а Укаги выжил, но на этот раз все было не так. «Киров» изменил историю таким образом, что их судьбы оказались переплетены. Ямамото пережил войну, а Укаги собирал последние остатки японской авиации для массированной атаки сотнями смертников для обороны острова Кюсю. Он назвал ее «Операция Кецу-Го», «Решающий момент», но когда Ямамото узнал о ней, то запретил ее проведение, назвал операцию бессмысленной тратой еще большего числа жизней. После того, как почтенный адмирал выступил за капитуляцию, Укаги был настолько обескуражен, что присоединился к последнему вылету камикадзе с японской земли. Говорили, что он погиб, держа в руках церемониальный короткий меч, врученный ему адмиралом Ямамото.

Случившееся ясно показало отчаянный конфликт нации, столкнувшейся с перспективой окончательного унижения и поражения. Кто-то подчинился приказу императора о прекращении войны, другие не сделали этого, предпочтя смерть бесчестью в соответствии с японским кодексом бусидо.

Чтобы убедить японцев, американцы тайно перебросили на Тиниан две ядерные бомбы и были готовы применить их, несмотря на то, что сами пережили после применения этого оружия в Северной Атлантике — очень небольшая часть американской общественности узнала об этом. Заявление о капитуляции предотвратило этот ужас.

— Хорошо, если это проклятое святое величество только что объявило о капитуляции Японии, — сказал Гейтс, — то почему они продолжают сопротивляться. Ради чего, лейтенант-коммандер?

— Кто-то мог не получить приказа, вот почему. Прямо сейчас над Токио идет воздушный бой, потому что некоторые из наших ребят не получили приказа прекратить огонь прежде, чем втянулись в бой.

— А разве мы не собираемся что-то делать, сэр? Я хочу сказать, что мы же не можем позволить японцам вот просто так палить по нашим кораблям?

— Сделать-то сделают, Гейтс, да только это не вашего ума дело. Просто идите на свой пост и разбирайте сообщения. Я хочу, чтобы рапорт был готов через два часа. Понятно?

* * *

Люди с гораздо большими звездами на погонах рассматривали эту же ситуацию в это же утро, и им не нравилось то, что они узнали. Они получили те же сообщения от ОГ.92 «Малыша» Брауна и слышали те передачи. Звучало все не слишком хорошо. Помимо всего прочего, они услышали также запрос, адресованный кораблю под названием «Киров». Он раздавался снова и снова, снова и снова.

Инцидент с оперативной группой адмирала Брауна внезапно заставил разведку военно-морского флота США устремить свой бдительный взор на пустынные острова Курильской гряды. На помощь ОГ.92 были немедленно отправлены спасательные отряды, а во Владивосток, где базировался советский Тихоокеанский флот, был тайно направлен запрос, в ответ на который поступила информация, что у них имеется несколько сторожевых кораблей у северных Курил, один из которых назывался «Киров».

Это было грандиозное совпадение, возымевшее последствия, которых никто не мог предвидеть в тот момент. США проинформировали командующего советским Тихоокеанским флотом об инциденте с ОГ.92 и сообщили, что американские подразделения намерены провести расследование. Из Владивостока ответили, что ничего не знают о случившемся. Хэлси не собирался себя обманывать. Если русские намеревали пойти в нахалку, он намеревался показать им, против чего они выступают. Он связался с Нимицем, находившемся в штабе флота на Гуаме.

— Это не может быть японский корабль, — сказал он. — Мы определил все их основные корабли.

— Что же, он смог разбить «Малышу» Брауну нос, — ответил Нимиц. — Что мы пропустили, Бык? О чем говориться в рапорте?

— Три корабля, адмирал. Один тяжелый крейсер или даже больше. Браун предполагает, что это русские.

— Русские? — В голосе Нимица звучало удивление. — Макартур на стену лезет по поводу намерений русских. Он полагает, что они намерены занять Хоккайдо.

— Для этого у них нет военно-морских сил, — быстро ответил Хэлси. — Сообщается, что они едва смогли поддержать высадку на Северных Курилах. Если они попытаются высадиться на Хоккайдо, японцы будут сражаться.

— Да, и тогда все соглашение о прекращении огня и капитуляции вылетит в трубу. Вот почему мы должны нагнать страх божий на русских. Кто у нас там, чтобы сделать это, Бык?

— Есть такой, — ответил Хэлси. — Мой старый летный инструктор.

Оперативная группа 38.3 действовала в районе Токио и 15 августа 1945 находилась примерно в 150 милях к востоку от побережья Хонсю. Это была группа быстрого реагирования, возглавляемая выдающимся боевым офицером, контр-адмиралом Клифтоном Спрагом. Прозвище «Зигги» он получил в военно-морской академии за свою резкую походку. Спраг прошел весь путь от моряка на танкерах и грузовых судах, был пионером морской авиации и личным инструктором адмирала «Быка» Хэлси. До войны он служил на «Лексингтоне» и «Йорктауне», и, в конце концов, стал командиром нового авианосца CV-18 «Уосп». В качестве его командира он принимал участие в сражениях у Сайпана и в Филиппинском море, получив контр-адмирала в 48 лет. В октябре прошлого года его оперативная группа эскортных авианосцев, позывной «Таффи-3» отразила нападение основных сил японского флота в битве у острова Самар.

В одном из крупнейших в истории морских сражений, отважные эсминцы и «Джипоносцы» Спрага столкнулись с мощным японским соединением вице-адмирала Такео Куриты, имевшего шесть тяжелых крейсеров и четыре линкора, в том числе грозный «Ямато». Этот корабль не участвовал в морских сражениях с тех пор, как был поврежден таинственным кораблем у южной оконечности Папуа-Новой Гвинеи три года назад, но вышел в бой в последний раз прежде, чем присоединиться к своему брату «Мусаси» на дне моря.

Великие, как Тихий океан, линии судьбы пересекались и переплетались друг с другом, и каждый раз атомный ракетный крейсер «Киров» оказывался в центре событий. Вскоре двум людям предстояло встретиться в море, единственным людям, участвовавших в сражениях с линкором «Ямато», всего двух, в которых этот линкор принимал участие за всю войну.

Отвага, проявленная Спрагом в битве у острова Самар, принесла ему военно-морской крест и закрепила статус одного из боевых адмиралов американского флота. Он участвовал в операциях по захвату Иводзимы и Окинавы, а затем принял командование 2-й авианосной дивизией, держа флаг на CV-14 «Тикондерога». Он, а также авианосцы «Уосп», «Монтерей» и «Батаан» составляли ядро оперативной группы 38.3, которая только что прекратила налеты на Хоккайдо в связи с прекращением войны. В связи с неоконченными делами на севере и действиями русских, Хэлси приказал Спрагу «пойти и осмотреться».

Боевой адмирал охотно подчинился. Он имел в своем распоряжении авианосное соединение в сопровождении линкоров «Южная Дакота» и «Северная Каролина», четырех крейсеров и шестнадцати эсминцев, а также пары кораблей радиолокационного дозора «Беннер» и «Сазерленд». Казалось, это были избыточные силы. Командующий 3-м флотом адмирал Хэлси знал, что Япония была избита и сдавалась. Однако, беспокоясь о советских намерениях относительно северной Японии, он отправил эти силы на север в полном составе.

— Я отправил «Зигги» Спрага, — сказал Хэлси. — Он сделает это дело, и еще что-нибудь.

Нимиц согласился с Хэлси, что кратковременная демонстрация силы на севере достаточно легко воспрепятствует русским амбициям в регионе. В конце концов, что сможет противопоставить небольшое русское соединение, возглавляемое сторожевиком «Киров» подавляющей мощи американского флота? Он покажет советам, как выглядит настоящий флот, и Спраг был идеальным человеком для такой задачи.

Однако Хэлси не принял во внимание ни другой корабль под названием «Киров», ни амбиции одного российского офицера, командовавшего небольшим соединением из трех кораблей в Охотском море.

* * *

Они называли его «месяцем пожаров». Авианосцы действовали вокруг японских островов, безжалостно подавляя последние возможности Японии по проведению воздушных и морских операций. Наконец, все было кончено, хотя некоторые пепелища все еще не остыли.

Адмирал Фрэзер, командующий Королевским Тихоокеанским флотом, узнал об инциденте поздним вечером 15 августа 1945 года, и что-то в этом рапорте сразу вызвало у него негодование. Он прибыл в регион недавно, подняв флаг на «Герцоге Йоркском» 6 августа и повел корабль на соединение с британской ОГ.37, одной из четырех оперативных групп быстрого реагирования Союзников, действовавших к Хонсю и Хоккайдо в конце войны. ОГ.37 недавно участвовала в совместных действиях с американцами, включая группа адмирала Спрага. Сейчас она находилась в Японском море, и Фрэзер готовился отправить большую часть кораблей обратно на британскую базу на острове Манус из-за нехватки танкеров для заправки своих кораблей в море. Однако что-то заставило его остановиться и отменить приказ.

— Вы уверены? — Спросил он у уоррент-офицера, глядя на сообщение. — Они использовали слово «ракеты»?

— Ясно как день, сэр. Он выкрикнул это слово перед тем, как связь пропала. Нам сообщили всего несколько минут назад.

Взгляд Фрэзера устремился куда-то вдаль.

— Хорошо. Вызовите капитана «Короля Георга V» Шофилда и передайте ему приказ оставаться на позиции. То же самое касается и авианосцев. Это все.

— Сэр! — Вестовой отдал честь и направился в радиорубку, но остановился, когда адмирал дал ему знак. — И еще… Вызовите янки, адмирала Хэлси. Скажите ему, что мне нужно поговорить с ним как можно скорее… И убедитесь, что переговоры будут должным образом зашифрованы.

— Так точно, сэр.

Фрэзер проследил за вышедшим вестовым и встал из-за стола в флагманской рубке линкора «Герцог Йоркский». Он медленно подошел к иллюминатору, глядя на корабли оперативной группы, идущие в строю по спокойному морю.

Нициц и Хэлси решат, что я очень хочу принять участие в церемонии капитуляции, намеченной на следующую неделю, подумал он. Но что-то в этом рапорте не давало ему покоя. Поступили более подробные сведения. По всей видимости, небольшая американская оперативная группа адмирала Брауна столкнулась с неопознанным противником к Курильских островов, потеряв корабли и людей. Это само по себе было удивительно, учитывая тот факт, что союзные военно-морские силы предали забвению практически все японские корабли. Но детали боя начали пробуждать что-то в его памяти.

Ракеты… Американский адмирал Браун, наконец, представил рапорт, заявив, что его корабли были атакованы скоростными ракетами. Фрэзер знал, что японцы экспериментировали с управляемым смертником планером с реактивным двигателем, а другие военно-морские флоты опробовали некоторые прототипы. У немцев было несколько образцов ракетного оружия, а Королевский флот использовал реактивные снаряды для поражения немецких подводных лодок. Подобным оружием обрабатывались места высадок Союзников от Сицилии до Нормандии. К концу войны Великобритания также развернула новую систему под названием «Студж» — «Марионетка» — радиоуправляемую ракету с дальностью около девяти миль. Она развивала скорость восемьсот километров в час и несла боевую часть в 100 килограммов, и использовалась для борьбы с камикадзе. Несколько этих систем было развернуто здесь, на его авианосцах, а американцы имели какую-то еще более передовую модель, которую называли «Бэт» — «Летучая мышь». Англичане получили много тяжелых уроков в более ранний период войны, многие из которых были засекречены до сих пор.

Ракеты с радарным управлением… Куда скатился мир, подумал он? Если бы не тот вечер на Средиземном море, когда он лично видел, как эти проклятые штуки атаковали «Родни» и «Нельсон», ему было бы слишком тяжело поверить в это. Теперь он видел в рапорте нечто более темное, чем могло показаться на первый взгляд. Разведывательный отряд адмирала Брауна столкнулся с противником у Курильских островов, и несколько их кораблей было уничтожено. И их последним словом было слово «ракеты».

Только не снова, подумал он. Не сейчас, когда мы, наконец, выиграли эту войну и готовы отдохнуть от всего этого безумия. Он был убежден, что 15 августа «Сифайеры» его авианосного соединения совершили последний боевой вылет с «Имплейсейбла», сбив восемь японских самолетов. Но что, если его самые мрачные предчувствия подтвердятся? Теперь было объявлено, что вражеские корабли, с которыми американцы столкнулись в ходе инцидента, были русскими! Этот маленький кусочек головоломки довершал картину, которой американцы, возможно, еще не видели. Британцы поделились с ними некоторым сведениями касательно первого катастрофического сражения в Северной Атлантике, но все еще американцы знали не все. Они не знали о разговоре Тови с адмиралом-изгоем, они не знали о том, что случилось у острова Святой Елены. И они все еще не знали о «Дозоре», хотя вскоре их предстояло ввести в курс дела.

Этот проклятый корабль вернулся, подумал он. Мы столкнулись с ним на Средиземном море, а затем он ушел от нас на Тихий океан! Именно в этом была причина того, что Фрэзер получил это назначение — он был одним из немногих в Королевском флоте, владевшим всей информацией о «корабле», как его называли. Было и кодовое слово, которое означало подтвержденный контакт с загадочным кораблем, и он надеялся никогда больше его не услышать — «Джеронимо».

Фрэзер выглянул в иллюминатор и увидел покачивающиеся на волнах авианосцы — «Индефатигейбл», «Формидейбл», «Имплейсейбл» и корабль, слишком хорошо знакомый с «Джеронимо» — «Викториес». Рядом с ним шел еще один ветеран тех операций, «Король Георг V». Тови в очередной раз отправил его в гущу событий. Жаль, подумал Фрэзер. Старые «Родни» и Нельсон» были слишком неповоротливы, и в ту ночь монстр прорвался на запад, к Гибралтару. Но у Тови было четыре новых военных корабля к западу и, конечно же, достаточно запаса прочности и огневой мощи, чтобы окончательно решить этот вопрос. Но вместо этого он решил переговорить с адмиралом с корабля-призрака.

И этот человек был русским… Корабль и его экипаж были русскими! Русские с ракетами с море, с ракетами, сбивающими самолеты… Он мог ощущать странно нарастающее чувство беспокойства и страха, от которого похолодело в груди. Неужели снова?

Я знал, что все закончиться здесь, подумал он, но рассчитывал на великолепие и помпезность. Я прибыл сюда, чтобы вручить адмиралу флота Нимицу Большой Рыцарский крест Ордена Бани, и Рыцарский крест Ордена Британской империи адмиралу Хэлси. Нужно было выразить признательность Янки за все, что они сделали для Короны. Это должна была быть церемония капитуляции. А не это.

Еще один взгляд на свои авианосцы заставил его сердце забиться чаще. Помимо четырех авианосцев и двух линкоров, у него были шесть крейсеров и шестнадцать эсминцев ОГ.37, и эта была лишь одна из четырех оперативных групп сопоставимого состава в регионе. Американцы располагали четырьмя оперативными группами, которые должны были войти в бухту Сагами на следующей неделе, чтобы положить конец этому безумию.

Положить конец…

Ну что же, подумал он. Если случилось худшее, и это еще один «инцидент», мы, черт подери, должны сделать именно это. Если проклятый корабль вернулся, мы быстро сделаем из него металлом.

Но затем он вспомнил о том, что рассказал ему Тови о том первом сражении в конец 1941 года. О том, что действительно уничтожило американский линкор «Миссисипи» — ядерной бомбе. В его глазах мелькнула тень сомнения, но затем скрытый огонь вернулся.

Мне нужно переговорить с Хэлси как можно скорее, подумал он. Предупрежден — значит вооружен. У Янки был хороший боевой адмирал, собиравшийся проверить странный рапорт. Спраг был настолько хорош, насколько это было возможно, но он не был допущен в круг избранных — и не знал о ракетах, не говоря уже о ядерной бомбе. Фрэзер понял, что если дойдет до реального боя, то все будет иначе. У нас тоже есть эти проклятые штуки, подумал он, и я видел достаточно, чтобы понимать одно — если ситуация станет действительно отчаянной — мы их используем.

 

ГЛАВА 36

«Тикондерога» был закаленным в боях кораблем. Этот авианосец типа «Эссекс» был введен в строй в мае 1944, и его служба на Тихом океане была короткой, но крайне напряженной. Корабль храбро участвовал в Филиппинской кампании, отражая атаки камикадзе, обеспечивал истребительное прикрытие над Лузоном и атаковал вражеские силы, где бы они не были обнаружены. Также он попал в два тяжелых тайфуна прежде, чем добрался до Южно-Китайского моря, где его авиакрыло потопило впечатляющие 44 вражеских корабля. 21 января он был поражен двумя нагруженными бомбами камикадзе, прямо как атакованный «Хаяси» «Киров», и был вынужден отхромать в Пьюджет-Саунд для ремонта. Но в мае он вернулся в Тихий океан и принял участие в действиях быстроходного авианосного соединения, сломавшего хребет последним силам японского флота и неостановимой волной катившегося к японским берегам.

Пилоты с «Тикондероги» обнаружили и уничтожили последние остатки некогда гордого японского флота, отправив на дно линкоры «Исе», «Хюга» и «Харуна», а также эскортный авианосец «Кайё». Соединенные Штаты систематически уничтожали все, что осталось от японской воздушной и морской мощи. ОГ.38.3 подошла к Кюсю и начала налеты на Хоккайдо в середине августа, уничтожив мощное авиационное соединение, которое японцы планировали использовать для самоубийственного налета на базу американских В-29 на Марианских островах. Самолеты с авианосцы действовали над Токио, когда поступило сообщение о капитуляции Японии. В это же время патрульное звено «Уоспа» перехватило пару японских самолетов, пытавшихся атаковать оперативную группу. Последние вспышки войны были по-настоящему горячими, но в тот же день летчики открыли в инструкторской несколько бутылок шампанского, которые выделил им «Зигги» Спраг из своих запасов.

А затем поступило сообщение, что соединение «Малыша» Брауна была атаковано у Курильских островов, и потеряло два эсминца. Хэлси поспешил отправить туда для разбирательства своего боевого адмирала. Спраг стоял на мостике, глядя на море.

Он был все еще относительно молод, но его черты были ужесточены и обветренны долгой войной, так что выглядел он намного старше своих 49. Он был бывшим морским летчиком, летавшим во времена до внедрения ремней безопасности и ударялся о ветровые стекла и приборные панели больше раз, чем мог сосчитать. Теперь у него был нос боксера, выдержавшего на раунд или два больше, чем мог и глаза собаки, наполненные какой-то невыразимой тоской. Он носил фуражку, положенную гарнизонной формой одежды вместо морской кепи, так как находил ее более удобной, в особенности для использования бинокля в боевых условиях.

Когда дело доходило до боя, Спраг становился тверд, словно гвоздь, сохранял холодную голову под огнем и был исполнен решительности. Его действия у острова Самар с группой «Таффи-3» принесли ему славу, которая не затихнет еще долго, однако он помнил и тех, кого потерял в тот день. 1 130 человек оказались в воде и погибли в тот день, многие были съедены акулами. Еще 913 получили ранения. Остальные жили с памятью об этом, как и сам Спраг. Теперь ему снова предстояло испытать это снова.

Он разместил пару эсминцев далеко впереди основных сил, на расстоянии примерно в сто километров. Это были эсминцы типа «Гиринг», использовавшиеся в качестве кораблей радиолокационного дозора. Каждый из них был специально модернизирован для этой цели — с каждого был снят один торпедный аппарат и несколько изменено внутреннее устройство для размещения радара, аппаратуры госопознавания и рудиментарных средств РЭБ.

Оба корабля были новичками на Тихом океане. Они были заложены в 1944, «Сазерленд» вошел в строй в декабре того же года, а «Беннер» в феврале 1945. Их радары представляли собой легкие системы управления действиями истребителей. Параболическая антенна делала шесть оборотов в минуту. Дальность составляли от 30 до 65 километров по надводным целям в зависимости от их размера, и от 65 до 130 километров по воздушным. «Киров» и небольшая российская флотилия находились почти в пределах их досягаемости. Задачей эсминцев был поиск противника к востоку от полуострова Немуро на Хоккайдо, хотя пока утро казалось тихим и спокойным.

* * *

На борту «Беннера» коммандер Джон Малхолланд получил доклад операторов радара о целях, замеченных на севере, выходящими из-за длинной цепочки Курильских островов. Оператор наклонился над экраном радара, следя за лучом сканирования, делающим оборот раз в десять секунд.

— Три корабля, сэр. Прямо между двух больших островов. Отмечаю на планшете.

— Очень хорошо, — сказал Малхолланлд, недоумевая по поводу того, что видит. Он знал, что американских кораблей в регионе не было после того, как адмирал Браун отозвал свою оперативную группу. Сообщения, полученные от Брауна, были, мягко говоря, смутными. Два эсминца были поражены чем-то, похожим на ракеты, которые японцы называли «Ока» или «Цветок вишни». Это был ракетоплан с твердотопливным двигателем, управляемый смертником и сбрасываемый с бомбардировщика. Но странно было то, что перед атакой не было замечено никаких воздушных целей, а ракеты ударили с севера, из Охотского моря. Малхолланд не мог представить себе, чтобы у японцев остались какие-то крупные корабли, так что внезапная атака на легкие крейсера «Малыша» Брауна было загадкой.

Три корабля… Он немедленно вышел на связь, доложив на флагман оперативной группы и получил приказ продолжать слежение, пока группа не направит звено «Хэллкетов», чтобы осмотреть корабли. Он также связался с командиром «Сазерленда» коммандером Уильямсом и передал ему приказ.

Спустя полчаса они обнаружили группу «Хэллкэтов», приближающуюся со стороны основных сил в плотном построении. Группа с позывным «Рэд Ай-один» находилась примерно в 50 километрах к югу от кораблей, которые они должны были осмотреть. Малхолланд проследил за самолетами, исчезнувшими в небе, и начал следить за их переговорами. Ему не понравилось то, что он услышал.

— «Буллфрог», я «Рэд Ай-один», видим цели. Три корабля, один крупный, как поняли?

— Понял вас, «Рэд Ай», подойдите ближе и посмотрите, кто это. Конец связи.

Малхолланд сидел за рацией сам, это была его личная привычка. Ему хотелось узнавать сведения напрямую, а не через наблюдателей, и если бы кто-то решил высказаться, он бы ответил, что информация из первых уст была нужна ему для того, чтобы не было неверного толкования. Он вслушивался в переговоры ведущего с ведомыми.

— Снижаемся и обходим их, ребята. Немного пошумим. — Самолеты шли низко и быстро. В случае обнаружения любых флагов с восходящим солнцем они имели разрешения атаковать. Война могла быть официально окончена, но любой японский военный корабль в море оставался законной целью.

* * *

— Самолеты приближаются, — сказал Роденко с оттенком волнения в голосе.

— Я слышу их переговоры, — сказал Николин. — Что-то о лягушках с красными глазами.

— Лягушках с красными глазами? — Ухмыльнулся Карпов. — Вы разучились переводить, товарищ Николин.

— Я слышу это прямо сейчас… «Рэд Ай» — «Красный глаз» — это, должно быть, позывной самолетов. «Лягушки» — это те два корабля.

— Вот теперь немного больше смысла.

— Снижаются ниже 5 000 метров, — сказал Роденко. — Наверное, собираются пройти над нами.

— Скорее всего, — сказал Карпов. Тем не менее, по кораблю была объявлена воздушная тревога первого уровня, и Самсонов держал наготове ЗРК средней дальности «Клинок» и системы самообороны «Каштан». Карпов приказал капитанам двух других кораблей держать оружие в готовности, но не стрелять и позволить флагманскому кораблю разобраться с этим вопросом.

Накануне к его кораблям направились три американские цели. Тарасов доложил о подводной лодке, движущейся в сторону соединения, и спросил, что ему делать. Лодка сама дала ответ, выпустив две торпеды, прошедшие на большом расстоянии от корабля после того, как Карпов приказал совершить резкий поворот вправо. «Киров» быстро уничтожил лодку торпедой, сброшенной с Ка-40, осуществлявшего противолодочную оборону соединения. Известный своей фобией касательно подводных лодок, Карпов не намеревался терпеть любые потенциально враждебные подводные цели поблизости от своих сил. «Рэйзорбек» больше не выходила на связь.

Затем два эсминца, очевидно, поняв, что случилось, бросились к нему с явно враждебными намерениям. Их он тоже отправил на дно парой «Москитов-2». За ними пришли два быстроходных корабля, предположительно, крейсера, и Карпов задумался, что делать дальше. Он не хотел накалять ситуацию, но крейсера открыли огонь, и их снаряды начали падать у правого борта. Он ответил четырьмя П-900.

Он заявил, что американцы открыли огонь первыми, но все на мосту ощущали, что капитан не испытывал никаких душевных терзаний от случившегося. Карпов стал другим, не тем человеком, в которого превратился за долгие недели тесного общения с Федоровым и Вольским. Оба стали противовесом его мрачным амбициям, и ни одного из них не было на корабле. Остался только Золкин, но его мнение было проигнорировано. Где-то в голове капитана снова заиграла холодная логика — они не могли вернуться домой без стержня № 25. А значит, теперь это был их мир, и Карпов намеревался стать одной из крупнейших рыб в море — самой крупной.

Глядя на приближающиеся американские самолеты, он прекрасно осознавал исходящую от них опасность и все же задавался вопросом, атакуют ли они их. Память о напряденных моментах в конце июня 1941 года все еще была жива. Он вспомнил, как адмирал Вольский спокойно дождался появления первого самолета, не желая стрелять, и решил поступить точно так же. Один из крейсеров, который он атаковал накануне затонул, но все же он мог найти для себя успокоение. Он потопил три корабля и подводную лодку, что было явной провокацией, заслуживающей решительного ответа со стороны американцев. Но как они могут узнать, что это его корабли несут ответственность? Американцы вели поиск остатков японского флота. Сначала они будут осторожны, заключил он.

Другим краем сознания он полагал, что если собирается ввести свой небольшой флот в Токийскую бухту и начать переговоры, ему нужно продемонстрировать силу. «Малыш» Браун попался под ноги и поплатился за это. Однако Карпов не ожидал, что американцы выдвинут крупные морские соединения на север так быстро.

— Самолеты приближаются, — снова сказал Роденко. — Если нужно будет их атаковать, нужно задействовать «Каштаны».

— Спокойствие, товарищи офицеры, — сказал Карпов. — Они не стали бы атаковать нас всего пятью самолетами.

Они услышали приближающиеся самолеты, и Карпов поднял бинокль, предпочитая его оптическим системам «Железный дровосек». Самолеты, ревя моторами, шли на малой высоте. Все смотрели на капитана с явной обеспокоенностью по мере того, как шум становился все громче.

— Спокойно… — «Хэллкэты» пронеслись над ними, ревя большими звездообразными двигателями. Однако они не открыли огня.

Карпов улыбнулся, взял гарнитуру и вызвал «Орлан».

— Ну вот, Ельцин, — сказал он. — Полагаю, вы хорошо рассмотрели эти самолеты. Нашего историка с нами нет, но это были американские истребители времен Второй Мировой, и цели на юге — это быстроходная авианосная ударная группа. Если у вас имелись какие-то сомнения относительно нашей ситуации, это должно было их развеять.

Ельцин был убежден, но в его голосе ощущалась тревога.

— Я не уверен, что позволил бы им снова обойти нас, капитан.

— Я разберусь. Конец связи.

— Пошли на новый заход, — сказал Роденко. — Вероятно, хотят сделать снимки.

— Николин? — Карпов хотел знать, о чем говорили пилоты.

— Они будто очень удивлены, товарищ капитан. Что-то насчет линкорыта… А где орудия… Что-то о русских. Один говорит, что наш корабль слишком большой, чтобы быть русским.

Самолеты пошли на новый заход. И случилось это — одна из тех странных причуд судьбы, порождаемых эмоциями и случайностями. Молодой человека на борту «Адмирала Головко» занимал свое место на посту противовоздушной обороны. Система управления зенитным орудием имела ручное управление в качестве меры предосторожности на случай отказа основной цифровой системы управления, которая не была задействована. Оператор не видел никаких признаков того, что орудие реагировало на приближающиеся цели по показаниям радара, и сделал естественный вывод, что орудие не было включено. Поэтому он решил отследить приближающиеся самолеты в качестве тренировки. Фактически, это был всего третий раз, когда он отрабатывал свои действия на боевом посту, что делало его таким же сырым, как и система. Во всех этих случаях в орудия не подавались снаряды, так что он отрабатывал стрельбу воображаемыми очередями.

И даже это была стрельба по плавучим буям на воде. На этот раз все было намного интереснее. Когда «Хэллкэты» пошли на второй заход, он навел прицельную сетку на самый левый самолет, взял его на сопровождение, а затем нажал на спуск, полагая, что система была выключена.

Система была включена.

АК-630М, сдвоенное зенитное орудие системы Гатлинга выдало струю красно-оранжевого пламени, разорвавшую самолет, рухнувший в море клубком обломков.

* * *

— Господи! Они сбили Билли!

— Сукин сын! Набор высоты! Набрать ангел-десять и правый разворот! — Ведущий, лейтенант Том Хейли, сходил с ума. — Кто-нибудь рассмотрел этого урода?

— Флаг с синим косым крестом на белом фоне, — раздался ответ. — Это ведь не японцы, лейтенант?

— Я у них такого не видел, а это было всего несколько дней назад. И в любом случае, это не наши. Так что вариантов мало. Должно быть, это русские, как нам и сообщили. Либо же японцы подняли чужой флаг, пытаясь скрыться.

— Русские? За каким чертом им в нас стрелять?

— Да чтоб я знал. Но в одном я уверен — нам нужно отплатить тем же.

— Чертовски верно, сэр!

Билли Уоттс был его ведомым и приятелем последние полгода, и мысль о том, что он был сбит при простом облете цели, была невыносима. Он вытянулся и наклонился вперед со злостью в глазах.

— Давайте угостим их из «Браунингов». Один заход, затем домой.

— Понял тебя, «Комета», — раздался ответ. Прозвище Хэйли было очевидным. — За Билли!

* * *

— Кто открыл огонь?! — Рявкнул Карпов с красным от злости лицом, увидев, как американский самолет рухнул в море.

— Похоже, что «Головко», товарищ капитан, — сказал Роденко. — Из АК-630.

— Николин! Вызовите Ряхина. Я ему голову откручу за это! — Но прежде, чем Николин смог это сделать, стало ясно, что самолеты пошли на новый заход. Карпов повернулся наводя резкость в бинокле.

— Не делайте этого, — выдохнул он.

— Не думаю, что на этот раз они хотят его сфотографировать, — сказал Роденко, и капитан понял, что он был прав.

— Твою мать! — Карпов понимал, что должен был действовать. — «Каштан» к бою! Самсонов — сбить их прежде, чем подойдут на дальность стрельбы! — Он не мог допустить, чтобы четыре самолета обстреляли его корабли из пулеметов.

— Так точно! — Ракеты стартовали, быстрые летающие акулы, устремившиеся в небо на белых хвостах. Они захватили цели и устремились к «Хэллкэтам».

Самсонов выпустил четыре ракеты.

И сбил четыре самолета.

* * *

Коммандер Малхолланд слышал переговоры, и его взгляд потемнел, когда он услышал резкий вой помех и безумный крик пилота «Хэллкэта» — «Ракеты! Ракеты!». И тишина. Он нажал кнопку передачи.

— «Рэд Ай», я «Бульдог», ответьте, прием… «Рэд Ай», я «Бульдог», ответьте, прием…

Ничего.

Малхолланд почесал в затылке, как всегда делал, когда появлялись проблемы. Его задачей было разобраться в ситуации, а он, черт побери, не понял ничего. Какой-то сукин сын так и не понял, что чертова война закончилась, подумал он. Было ясно, что замеченные корабли сбили разведывательное звено. Он переключил частоту и вызвал флагман.

— «Буллфрог-один» флагману. Цели враждебны, повторяю, враждебны. Звено «Рэд Ай-один» сбито, как поняли?

Последовала долгая пауза, словно сказанное им было слишком нежеланным или трудным для понимания.

— Повторите, «Буллфрог», — раздался ответ. — Звено «Рэд Ай» сбито? Мы потеряли кого-то, прием?

Малхолланд нажал кнопку передачи.

— Сбито все, повторяю, все звено. Нет связи, не видим их на радарах. Звено «Рэд Ай-один» уничтожено, как поняли?

Опять долгая пауза… Бесконечно долгая. Затем раздался голос, который Малхолланд слышал множество раз — тихий, неторопливый, спокойный и твердый. Но на этот раз в нем слышались усталость и гнев.

— Вас понял, «Буллфрог». Ожидайте. Мы идем. Это был «Зигги» Спраг.