Глава 16

1–2 августа 1941 года

— Сообщение внезапно оборвалось, — сказал радист. — И больше я не слышал ничего.

— Ничего? — Командир авианосца «Викториес» капитан Бовелл на мгновение задумался. На самолете мог случиться отказ рации или, что еще хуже, отказ двигателя, что не оставило бы ему шансов уцелеть. Черт, подумал он, только бы не это. Никто бы не смог добраться до пилотов вовремя, да даже и не смог бы найти их сейчас посреди арктического моря. Но самолет точно не мог быть сбит противников — не на таком удалении. Он подумал, что они могли встретить немецкий «Кондор» и вступить с ним в бой, но об этом они все же должны были бы доложить. Наконец, он решил, что произошел отказ рации, и доложил о случившемся адмиралу Уэйк-Уолкеру, надеясь, что самолет сможет вернуться.

— В сообщении не говорилось о дальности до цели? — Спросил адмирал.

— Сигнал внезапно оборвался, сэр. Но самолет должен был находиться вот здесь, — он указал на карту. — А учитывая указанное направление и то, что он мог обнаружить цель на удалении в сто восемьдесят километров в лучшем случае, то корабль противника должен находиться где-то здесь, сэр. Примерно в двухстах тридцати километрах к юго-юго-западу от нас. Это в пределах досягаемости «Альбакоров».

Созданный для замены старых торпедоносцев «Суордфиш», «Альбакор» имел дальность почти в два раза больше, чем у «авоськи», как за глаза называли «Суордфиш». Имея дальность полета в 1 540 километров, он имел боевой радиус более пятисот километров, в соответствии с «правилом большого пальца», согласно которому боевой радиус составлял около трети максимальной дальности полета. Он также был бипланом, но имел металлический каркас, фюзеляж, а также более мощный и надежный двигатель.

Но, хотя «Альбакоры» и были новее, им еще далеко было до славы их предшественников. Англичане использовали «Суордфиши» для дерзкого нападения на итальянский флот в Таранто, потеряв всего два самолета и потопив три итальянских линкора. Несколько эскадрилий «авосек» на Мальте потопили за месяц вражеских грузовых кораблей суммарным водоизмещением 50 000 тонн. И именно «Суордфиш» с авианосца «Арк Ройал» нанес торпедный удар в ахиллесову пяту «Бисмарка», повредив рулевую группу и заставив немецкий линкор нарезать круги, пока британский Королевский флот не настиг его.

— Что же это за корабль? — Спросил Уэйк-Уолкер. — Я не хотел бы бросать свои эскадрильи на одинокий вооруженный торговый пароход.

— О его типе все еще ничего не известно, — сказал Бовелл. — Но мы уже предположили, что это вооруженное торговое судно, и «Энтони» поплатился за это. Слава Богу, что обошлось без жертв.

Адмирал кивнул, думая о том, что в это деле все еще было много чего не ясно и желая, чтобы все побыстрее прояснилось. Он имел приказ атаковать, если это крейсер, но если это было нечто большее, ему было приказано лишь осуществлять наблюдение. Что же это было? «Энтони» был обстрелян из малокалиберного орудия, достаточного, чтобы заставить его отвернуть, но не достаточного, чтобы нанести серьезный урон. Если это был «Тирпиц», то было понятно, что он вряд ли стал бы использовать крупные 381-мм орудия против небольшой и быстро движущейся цели. Если же это был «Хиппер» или другой аналогичный крейсер, то он вполне мог открыть огонь из 203-мм орудий, но он этого не сделал. Капитан «Энтони» даже доложил, что ему приказали отвернуть, на английском языке. Что же это все значило?

Самый первый доклад не выходил у него из головы. Пилот сообщил, что не видел башен с орудиями крупного калибра, которые очевидно должны были присутствовать на крейсере или более крупном корабле. Он заметил лишь несколько небольших орудий, а также то, что передняя часть палубы была усеяна грузовыми люками. Возможно, все-таки еще один быстроходный рейдер, замаскированный под грузовое судно? У него возникали стойкие ассоциации с «Рейдером-С», немецким вспомогательными крейсером «Атлантис». Этот корабль выглядел как обычный грузовой пароход, пока не открывал огонь из шести 150-мм орудий.

С другой стороны, капитан «Энтони» докладывал о том, что это был достаточно крупный корабль, и его описания ясно говорили об очень угрожающем облике этого корабля. Он еще раз оценил ситуацию и решил, что если это будет лишь вооруженный пароход, он сделает ошибку, потратив топливо для самолетов. Однако, если это был немецкий рейдер, он мог сделать гораздо большую ошибку, позволив ему уйти.

— Сообщите на «Фьюриос», — тихо сказал он. — Пускай подготовят эскадрилью «Альбакоров» к утру. Мы остаемся на курсе перехвата и немного сократим дальность. Гренфеллу отправить еще два «Фулмара» для дозора, но им следует держаться от этого корабля на пределе досягаемости своих радаров. Давайте не будем ничего терять, пока не подготовим достойный план удара и не дождемся рассвета. Завтра утром мы взглянем на этот корабль и, наконец, закроем вопрос о том, что это.

— Очень хорошо, сэр, — сказал Бовелл. — Я буду рядом. Проверю, чтобы все были готовы.

* * *

Сразу после рассвета 2 августа адмиралу Вольскому осталось мало времени, чтобы поразмышлять о том, что какой эффект его оружие окажет на последующие поколения. Роденко обнаружил приближающуюся групповую цель, двадцать четыре самолета, идущие на предельно малой высоте.

— Похоже, мы выпустили ту ракету слишком поздно, — сказал Карпов. — Они обнаружили нас. Это определенно ударная группа. Мы должны атаковать из С-300 с большой дальности, как и в прошлый раз. Они так и не поймут, что это было.

Адмирал Вольский выслушал его соображения, но его мысли были сосредоточены на запасе боеприпасов. Ракеты С-300 были расположены на полубаке в носу корабля в вертикальных пусковых установках, всего шестьдесят четыре ракеты. Они использовали одну ракету, чтобы сбить вражеский самолет радиолокационного дозора, и если он решит создать нормативный заградительный огонь шестнадцатью или двадцатью четырьмя ракетам, он использует больше трети боекомплекта. После их исчерпания кораблю придется полагаться на ракеты средней дальности или артиллерийские установки ближней дальности, если они будут атакованы авиацией снова.

Современные морские сражения спрессовывались в несколько минут или даже секунд крайнего насилия, когда противоборствующие стороны обрушивали друг на друга весь свой арсенал, решая исход боя в течение часа. Тем не менее, после этого столкновения их ожидали не часы, а дни, месяцы, возможно, годы, и он должен был это учитывать. Когда эти ракеты будут расстреляны, заменить их будет нечем. Однако они не должны были позволить этим самолетам выпустить торпеды и дать им даже малейший шанс нанести повреждения «Кирову». Война начиналась всерьез, и у него не было иного выбора, кроме как вступать в бой.

— Федоров был прав, — тихо сказал он. — Англичане могли предположить только одно: что мы немцы, и начать действовать соответственно. Естественно, мы должны защитить наш корабль, но я опасаюсь, что впереди нам встретится еще больше врагов. — Он пожал плечами и несколько подавленным видом и повернулся к вахтенному тактическому офицеру.

— Самсонов, — сказал он, очевидно выдавая голосом разрешение действовать.

Системы Самсонова могли отслеживать сотни отдельных целей и выдавать по ним целеуказание, но, учитывая мощное осколочное действие боевых частей ракет, адмирал решил ограничиться шестью. Учитывая, что самолеты шли в плотном построении, они могли сбить несколько целей одной ракетой.

— Самсонов, шесть ракет С-300 к пуску. Только шесть, — повторил он. — Открывайте огонь с приходом целей в зону пуска.

— Товарищ адмирал, в первой установке остается семь ракет. Могу я использовать все?

— Шесть. Одну оставьте в резерве.

— Так точно, — ответил Самсонов. — Открываю огонь через десять секунд.

Он нажал несколько переключателей, выбирая пусковую установку, и загрузил параметры целей. Через мгновение он открыл огонь. Раздалась предупреждающая сирена, и нос корабля окутался дымом, когда ракеты вылетели из пусковых установок, запустили двигатели и понеслись прочь в серое небо.

Как и в прошлом случае, британские пилоты старых бипланов «Альбакор» имели мало времени, чтобы подумать, что за странные белые следы направляются по небу в их сторону. Николин прослушивал эфир, проверяя, сможет ли он перехватить переговоры ударной группы, и четко услышал голоса в тот момент, когда ракеты устремились к целям. «Твою мать!» — Услышал он чей-то крик. — «Что это, во имя Господа?»

Несколькими секундами спустя Роденко отметил, что ракеты поразили цели. Уцелевшие самолеты бросились во все стороны, словно рой пчел, в который кто-то бросил камень. Залп пришелся в основную группу из восемнадцати самолетов, и только восемь из них уцелело. Остальные также принялись выполнять беспорядочные маневры уклонения, а вторая группа рассыпалась во все стороны. Николин слышал их переговоры. Голоса были напряженными и отчаянными, пилоты пытались понять, что произошло.

Самолеты находились примерно в ста сорока километрах от «Кирова», и их экипажи выворачивали шеи, отчаянно вглядываясь в свинцовое море, пытаясь заметить корабль, открывший по ним огонь из зениток. Но море было темным и пустым, и они отчаянно пытались укрыться в любых облаках, до которых могли добраться, не зная, что это не имело никакого значения. «Киров» смотрел на них совсем другими глазам. Это были радары, пробивающие даже самые плотные облака и выводящие точное местоположение всех самолетов на экраны Роденко.

— Цели меняют курс? — Спросил адмирал.

— Рассыпались, — сказал Роденко. — Но все еще приближаются.

— Еще одну ракету, Самсонов, — сказал адмирал. — Добейте последнюю пусковую.

Самсонов произвел пуск, и последняя С-300 помчалась в сторону невидимого врага. Через несколько минут она сбила еще один самолет, и адмирал с радостью увидел, что ракета принесла желаемый эффект. Николин повернулся к нему с горящими глазами.

— Они прекращают атаку, — сказал он. — Я это слышу!

— Подтверждаю, — сказал Роденко. — Они разворачиваются. Легли на курс ноль-девять-пяти и удаляются. Все еще в пределах досягаемости.

— На этом все, Самсонов, — сказал адмирал. — Отключите С-300 и ожидайте дальнейших указаний.

— Прикончим их, адмирал, — сказал Карпов. — Уничтожим их, или они могут попытаться побеспокоить нас снова.

Вольский взглянул на него.

— Быть может. Но какое-то время они будут просто пытаться понять, что только что произошло. Я не думаю, что они побеспокоят нас сегодня. Рулевой, увеличить ход до тридцати узлов.

— Есть скорость тридцать, — ответил рулевой, и мощный двигатели «Кирова» увеличили обороты, оставляя за кормой корабля белый пенный след. Тем временем один из «Фулмаров» четко увидел его на радаре Типа 279 и определил местоположение, курс и скорость крейсера.

* * *

Что, во имя Господа, произошло, думал Уэйк-Уолкер? Его 828-я эскадрилья была разорвана на куски. Хуже и быть не могло. Из девяти самолетов эскадрильи уцелел только один. Еще три «Альбакора» из 827-й эскадрильи также были сбиты. Его первой мыслью было то, что ударная группа сбилась с курса и, вылетев прямо на цель, даже не видя ее, была разорвана убийственно точным огнем зенитной артиллерии. Но когда пришел доклад от одного из «Фулмаров» сопровождения о том, что ударной группе оставалось еще сто сорок километров до цели, его разум отказался воспринимать происходящее.

Уцелевшие оказались сильно потрясены, явно деморализованы, рассыпались и вернулись на авианосец. Было очевидно, что они понятия не имели, с чем столкнулись. Никто не видел каких-либо кораблей или вражеских самолетов. Некоторые утверждали, что видели что-то, проносившееся мимо их самолетов, а затем все формирование было разорвано несколькими взрывами. Немцы словно видели их все это время, а затем обстреляли из какой-то смертоносной артиллерийской установки. Но даже жуткая 88-миллиметровая пушка двойного назначения не могла бить на сто сорок километров!

Что же случилось? Что, во имя небес, кралось там, по серым арктическим морям? Как только уцелевшие самолеты начали садиться, он выбежал прямо на летную палубу, чтобы получить информацию из первых рук. Однако пилоты были слишком потрясены, так что он отправил их в инструкторскую, где позднее узнал, что они не видели ничего, кроме странных белых следов, прочерчивающих небо. Их словно настигла какая-то гигантская невидимая пантера, принявшийся разрывать самолеты когтистыми лапами. В ангаре авианосца не досчитались двенадцати самолетов, а в инструкторской было много пустых мест. Он слышал, как пилоты пытались что-то объяснить, но никто не мог ничего понять.

— Мы видели какие-то следы в небе, сэр, — сказал один из пилотов. — А потом словно влетели в стальной шторм. Взрывы и осколки были повсюду. Самолеты шли в плотном построении, и большая часть парней впереди были сбиты в считанные секунды. Передовые самолеты просто порвало к чертовой матери. Я сам видел, как у двоих мгновенно оторвало крылья и они грохнулись прямо в море! Мы все резко снизились, чтобы укрыться и пытались обнаружить корабль. Но там не было никого, сэр! Я сам чуть не вписался в море, но ничего нигде не увидел! Я подумал, а если это была подводная лодка? Могли ли немцы разработать какую-то новую подводную лодку с зенитной пушкой, сэр?

— И вы не видели вражеских самолетов? — Спросил адмирал у напуганного и деморализованного человека.

— Нет, сэр, — ответил Стюарт-Мур, командир 827-й эскадрильи. Никаких признаков вражеских самолетов. Да и откуда им взяться? Мы были далеко за пределами досягаемости немецких истребителей из Норвегии, там не было никаких Ме-109, да и не слышал я, чтобы они вот так могли срубить десять наших самолетов за один заход…

— А не могли ли немцы использовать ракеты, сэр? — Сказал капитан Бовелл. Он знал, что артиллерийские части многих армий использовали этот новый вид оружия.

— Именно! — Воскликнул Лангмор, несколько странный человек и командир 828-й эскадрильи, переживший взрыв, опустошивший его эскадрилью. — Ракеты! Они были похожи именно что на приближающиеся ракеты, но они двигались со скоростью молний. Шли прямо на нас, как будто, черт их подери, имели глаза. Я шел выше основной части машин, когда она взорвалась. Я полагаю, что мне просто повезло, или я бы нахлебался воды вместе с остальными. Это ужасно, сэр.

Немцы точно должны были иметь какое-то ужасное новое оружие, подумал Уэйк-Уолкер. Боувелл был прав. Не было никаких сомнений, что это были не самолеты и не какие-то зенитные подводные лодки. Только версия о ракетах имела смысл, потому что в нее укладывались все обрывки информации, которые он выслушал. Однако, они были в ста сорока километрах от объекта, который «Фулмар» видел на своем радаре. Сто сорок километров? Ракета могла пролететь такое расстояние и ударить с такой точностью? Немцы экспериментировали с ракетными системами на одном из своих крейсеров? Он решил, что ему следует доложить в адмиралтейство как можно скорее.

* * *

Пришедший рапорт поднял настоящий переполох. Адмиралтейство передало его в Блэтчли-Парк и спросило, что они могут выведать по этому вопросу. Затем оно само принялось за дело, пытаясь понять, что это могло быть за оружие. Вокруг стола собралось слишком много людей со слишком большим количеством полос на рукавах. Тови любил называть это «Адмиральское рагу». Когда они узнали о судьбе 828-й эскадрильи с «Викториеса», никто не мог представить, что за оружие могли использовать немцы.

Флот метрополии вышел из Скапа-Флоу день назад, направившись на запад и готовясь к измению курса на северо-запад, чтобы перекрыть выход из Датского пролива в Атлантику. Именно здесь адмирал Холланд встретил свою судьбу с «Худом» и «Принцем Уэльским». Именно туда направлялся сейчас адмирал Тови.

— В Блетчли-Парк считают, что единственный немецкий корабль, который это может быть, это «Адмирал Шеер», — сказал он Бринду. — Одиннадцатидюймовые орудия? Возможно. Ракеты с подобной дальностью и точностью? Определенно невозможно.

— Несколько странно, — сказал Бринд. — Но подумайте, сэр. Большая часть немецкого флота сейчас находится на ремонте или готовится к ремонту. Могу я предположить, что все они будут переоснащены подобным оружием?

— Господи, Бринд! Мы бы что-то знали об этом. Да, мы знаем, что немцы интересовались ракетами много лет. Если эти сообщения верны, и немецкий корабль сбил «Альбакоры» Уэйк-Уолкера со ста сорока километров, это говорит о том, что он оснащен весьма сложной системой обнаружения. Подумайте! Корабль должен был обнаружить приближающейся самолеты задолго до того, как открыть огонь. И они должны были отслеживать их с совершенной точностью, чтобы поразить на такой дальности. Это все равно, как если бы хороший стрелок сбил выстрелом шляпу с человека, но с пятнадцати километров! Как они могли настолько продвинуться, чтобы мы ничего об этом не знали?

— Немецкие радары могут быть лучше, чем мы знаем, сэр.

— Бринд, они были за горизонтом. Немцам понадобился бы самолет с дальним радаром, чтобы увидеть их с такой дальности.

— Наши собственные радары Тип 279 уверенно берут сто восемьдесят километров в обычных условиях. Адмиралтейство предполагает, что они могли располагать парой самолетов-корректировщиков по обе стороны от корабля, чтобы обеспечить триангуляцию. Это значительно улучшит точность, если вы можете получать сигналы с трех установок и каким-то образом объединять их.

— Да, я полагаю, что это возможно, но как управлять ракетами? Почти все известные нам ракеты неуправляемы, вроде русской «Катюши». Это нечто совершенно новое. И это меняет все. Придется выбросить все наставления и полностью переосмыслить действия наших авианосцев. Если они могут так рвать торпедоносцы целыми эскадрильями прежде, чем те смогут даже обнаружить цели, то «Викториес» и «Фьюриес» совершенно бесполезны как ударные корабли. Мы можем использовать их в качестве разведчиков или обеспечивать воздушное прикрытие наших собственных кораблей, но не более. Бросать на врага торпедоносцы «Суордфиш» или даже эти новые «Альбакоры» значит просто терять самолеты и жизни, не говоря уже о торпедах.

— Опять же, это могла быть удача, сэр. Если бы Уэйк-Уолкер направил эскадрильи с различных направлений, немцы, возможно, не смогли бы отслеживать их, в частности, если они используют подобную систему триангуляции.

— Хорошая точка зрения. Я полагаю, что покажет только время. Однако на данный момент, начинает складываться мнение, что это дело придется поручить линкорам. Они могут всадить хоть все свои зенитные ракеты в «Короля Георга V», но даже его не поцарапают.

У Бринда было другое мнение.

— Возможно, это будет выстрел наугад, сэр, но как насчет «Графа Цеппелина»? На этом переоборудованном крейсере, о котором сообщалось ранее, был длинный открытый участок палубы спереди. Это может быть взлетная полоса, и тогда это объясняет, откуда у Джерри взялись самолеты для триангуляции. Это же объясняет и то, что его мощнейшими орудиями являются те пушки малой дальности, которыми был обстрелян «Энтони».

Тови некоторое время подумал и сказал:

— Знаете, Бринд, возможно, в том, что вы сказали, что-то есть. Мы ничего не слышали о «Графе Цеппелине», но мы знаем, что немцы ведут работы над ним. Сообщите ваши выводы в Адмиралтейство и посмотрим, что они об этом думают. А пока, «Граф Цеппелин» это или нет, мои 356-мм орудия скажут свое слово в скором времени.

 

Глава 17

3 августа 1941 года

«Киров» мчался на юг через Датский пролив, преследуемый темным грозовым фронтом, словно шедшим по следу корабля. Англичане получили взбучку, но не стали прекращать погони. Они не замечали самолетов, направляющихся в их сторону, но периодически отдельный самолет появлялся на удалении чуть меньше ста морских миль и быстро уходил. Адмирал Вольский распорядился поднять вертолет Ка-40, чтобы уточнить позицию британских кораблей в условиях надвигающегося шторма и отметил, что британская оперативная группа все еще следовала прежним курсом, поддерживая скорость узел в узел с «Кировом». Словно предвидя курс «Кирова» противник изменил угол сближения, что позволило им сократить дистанцию на двадцать пять миль.

Они обошли самые северные оконечности Исландии и направились на юго-запад параллельно далекому побережью Гренландии. Имея Ка-40 в воздухе, Роденко получал исчерпывающие данные по британской оперативной группе, отметив, что она разделилась на две группы, одна из которых выдвинулась вперед, а другая отставала.

— Что думаете? — Спросил адмирал Вольский Карпова.

— Они разворачивают заслон, — ответил капитан. — Хотят убедиться, что адекватно прикрыли авианосцы.

Федоров не мог не слышать их разговора, и хотя считал рискованным противоречить капитану, откашлялся и отважился сказать:

— Если позволите, мы точно знаем состав их оперативной группы. Мы идем на тридцати узлах. Единственные корабли, которые могли выдвинуться вперед, это эсминцы, которые могут выдать тридцать пять или тридцать шесть узлов, так что передовая группа постепенно нас нагонит. Я полагаю, что они решили попытаться перехватить нас быстроходными эсминцами. Они сделали тоже самое в охоте за «Бисмарком», отделив эсминцы сопровождения и поставив им задачу догнать врага и беспокоить его, пока не подойдут крупные корабли.

— Еще консервные банки? — Сказал Карпов. — Нам следовало потопить тот эсминец. Это заставило бы их задуматься.

— Федоров высказался разумно, — сказал Вольский. — Роденко, следите за передовой группой.

— Они находятся на пределе досягаемости радара, адмирал. Без Ка-40 у меня не будет четких данных по ним на таком удалении. Но если они приблизятся, я получу полные данные. Разница в скорости составляет не более пяти узлов. При текущем курсе они не смогут представлять для нас угрозы еще достаточно долго.

— В таком случае, я не считаю, что нам необходимо постоянно держать вертолет в воздухе. Мы должны беречь авиационное топливо, насколько это возможно.

Изначально, на «Кирове» была установлена комбинированная ядерная и паротурбинная силовая установка. Обновленный корабль всецело полагался на ядерную силовую установку, а пространство, использовавшееся старыми паровыми турбинами, было использовано для размещения дополнительных запасов топлива для трех вертолетов. Но все равно этот запас был конечен, а адмирал стремился заглядывать далеко вперед.

— Тем времени, — сказал Вольский. — Есть еще один вопрос, который мы должны решить. Согласно книге Федорова, американцы в данный момент размещают контингент в Исландии. У них есть «летающие лодки» на двух базах, а в районе могут присутствовать корабли американского флота. Я не должен напоминать вас, что Соединенные Штаты еще не вступили в войну и не вступят еще четыре месяца. Мы должны действовать осторожно и не сделать ничего, что могло бы заставить их передумать.

— К чему нам беспокоиться об этом? — Спросил Карпов.

— Потому что в настоящее время Рузвельту приходится бороться с сильными антивоенными настроениями в Соединенных Штатах, — сказал Федоров. — Если они также примут нас за новый немецкий рейдер и мы атакуем американские корабли или самолеты, это может изменить ситуацию. Раннее вступление Соединенных Штатов в войну может разрушить ваш план, капитан. Например, американцы смогут добраться до Берлина на четыре месяца ранее.

— Спасибо, товарищ Федоров, — сухо сказал Карпов. Его возмущали пререкания с младшим по званию, в особенности перед адмиралом. Федоров слегка зарвался, и он решил поговорить об этом с Орловым. Затем Вольский решил продолжить излагать свое видение ситуации.

— Итак… Британцы, как полагает Федоров, считают, что мы немецкий рейдер. Что это значит? В этот самый момент они пытаются определить, что именно мы за корабль, и в конце концов пройдут весь список и поймут, что у немцев нет ничего подобного. Их вполне могло удивить, что мы настолько легко уничтожили их самолеты с такой дальности. Но они не глупы, и их разведка вскоре сложит все детали головоломки вместе, как это сделали мы. У нас есть преимущество в средствах обнаружения — лучших радарах и дальних оптических камерах высокого разрешения. Мы столкнулись с невозможным и, в конце концов, поняли, что случилось. В какой-то момент это же сделают и они. Но до того момента мы имеем значительное преимущество фактора внезапности во многих отношениях. Они видели только малую часть того, что мы можем. Я хочу держать их в неведении как можно дольше. Мы разыграли валета, но должны держать даму, короля и туза при себе.

— И давайте не будем забывать о козырях, — сказал Карпов. — Когда они увидят того, кто может слишком многое, они должны будут отступить, чтобы определиться.

— Всему свое время, Карпов, — сказал адмирал. — Всему свое время. Просто помните, что никогда не стоит лезть в игру, если нет уверенности, что вы сможете выложить нужную карту и выиграть.

* * *

Адмирал Уэйк-Уолкер, находящийся на борту «Викториеса», понимал, что эсминцы не смогут поддерживать такой ход долго. Они просто расходовали слишком много топлива, следуя на полном ходу по неспокойному морю. Однако они двигались в верном направлении. Союзные базы снабжения в Исландии лежали прямо на их пути, в Рейкьявике и Хвальсфьорде, где американцы расположили эскадрильи морских разведчиков большой дальности PBY.

Его размышления о том, что это мог быть за вражеский корабль, получили неожиданное развитие, когда адмирал Тови рассказал ему об идее Бринда насчет немецкого авианосца «Граф Цеппелин». Насколько он знал, этот корабль еще не был достроен. Морская разведка даже докладывала, что немцы сняли с него зенитки из-за нехватки зенитных орудий в Норвегии. Его поразила неожиданная мысль — а что, если на самом деле они установили вместо них ракеты?

Когда адмиралтейство, наконец, получило доклад разведки о том, что они смогли проверить Киль и обнаружили, что «Тирпиц» и еще два крупных корабля стоят в сухих доках, список возможных целей сузился еще сильнее. Анализ снимков показал, что два других корабля были немецкими «карманными линкорами» «Лютцов» и «Адмирал Шеер».

В свете всего этого было принято решение направить дальние бомбардировщики-разведчики к Готенхафену на побережье Балтийского моря, куда немцы отбуксировали «Графа Цеппелина» больше года назад. К большому удивлению разведки Королевского флота, корабля там не было! Они не знали, что немцы переместили корабль в Штеттин после вторжения в Советский Союз, чтобы обезопасить его от возможных ударов советской авиации. Занятие охотой на «Бисмарк», англичане пропустили это. Таким образом, пропавший авианосец оказался единственным немецким кораблем, способным выйти в море, хотя они и не понимали, как немцы могли завершить постройку так быстро и почему отправили столь уникальный и ценный корабль в одиночное плавание в Атлантику без соответствующего эскорта.

Будучи способен развить ход в тридцать четыре узла, «Граф Цеппелин» явно соответствовал по скорости неопознанному кораблю впереди, который шел на тридцати узлах. Это обстоятельство убедило Уэйк-Уолкера в ошибочности своего предположения о вооруженном торговом судне, вроде «Атлантиса», который был способен развить не более восемнадцати узлов. И ни один из «карманных линкоров» типа «Дойчланд» не мог развить более двадцати восьми. Кроме того, время от времени разведчики Гренфелла засекали радарами нечто, похожее на самолеты поблизости от вражеского корабля. Все эти обстоятельства в сочетании с подозрениями, что немцы разработали некие зенитные ракеты, которые могли применяться с помощью самолетов-корректировщиков, позволили разведывательному персоналу Королевского флота прийти к выводу, что это был именно «Граф Цеппелин».

А ввиду этого Уэйк-Уолкер получил добро на удар силами оставшихся «Альбакоров». Пилоты были не слишком рады услышать об этом, но в предполетном инструктаже было подчеркнуто, что они направятся к цели на предельно малой высоте несколькими группами по четыре самолета вместо одного массированного формирования, как это было сделано ранее. 828-я эскадрилья слишком сгрудилась, и немцы могли воспользоваться всеми возможностями своего нового оружия, сбив большую часть самолетов одним сокрушительным ударом.

На этот раз они направятся к цели очень низко и рассредоточившись. И, чтобы получить наилучшие шансы не быть замеченными, они должны будут преодолеть большую часть расстояния до цели в темноте, атаковав на рассвете. Это было самое сложное задание, которое когда-либо им ставилось, в особенности после того, что случилось в прошлый раз. Но пилоты все же поджали губы, затянули пояса и, поднявшись в воздух, собрались над Соединением «П» за полчаса до рассвета 3 августа 1941 года.

На этот раз Уэйк-Уолкер намеревался бросить на немцев все, что имел. Учитывая дальность до цели 125 миль, он отправил девять «Альбакоров» 817-й эскадрильи и девять «Суордфишей» из 812-й эскадрильи с «Фьюриоса». Все девять «Фулмаров» 800-й эскадрильи также поднялись в воздух с бомбами, на случай, если немцы будут иметь палубные версии Ме-109. Если им встретятся истребители противника, «Фулмары» сбросят бомбы и вступят в бой; если же воздушное прикрытие будет минимальным, они выступят в роли импровизированных пикирующих бомбардировщиков.

Со своего собственного флагмана «Викториес», Уолкер мог отправить лишь десять оставшихся «Альбакоров» и полдюжины «Фулмаров». Истребители получили самое неблагодарное задание — двигаться на большей высоте с целью попытаться обмануть противника. По сути дела, они были подсадными утками для немецких ракет, чтобы помочь торпедоносцам подойти на малой высоте не обнаруженными и поразить цель. Только их маневренность могла дать надежду на то, что обойдется без серьезных потерь, если немецкие ракеты окажутся столь же точны, как и в первый раз.

Это был замечательный план, учитывавший все неизвестные, и типичный для королевского флота, известного своей гибкостью, адаптацией и решимостью. Соединение «П» имело свои счеты с немецким рейдером, и они были полны решимости свести их. Палубный персонал обеспечил взлет истребителей и смотрел, как торпедоносцы уходят на малой высоте на юго-запад, стелясь над поверхностью моря. Истребители набрали высоту и вскоре скрылись в серых облаках. Лица пилотов выражали мрачную решимость. Они знали, что это мог быть их последний вылет.

* * *

Адмирал Вольский удалился в свою каюту, чтобы немного заслуженно поспать. Вахту на мостике нес капитан Карпов. Роденко также сменил один из младших офицеров, Федоров также ушел на отдых, а Орлов находился в кают-компании, донимая своим обществом младших офицеров. Самсонов все еще нес свою вахту, до окончания которой оставалось около двух часов. Тарасова также сменил другой офицер, так как подводные лодки не представляли особой проблемы для корабля, идущего на тридцати узлах.

Первый лейтенант Язов, замещающий Роденко во главе секции из восьми starshini за рабочими станциями, заметил на экране нечто необычное.

— Наблюдаю воздушную цель, высота три тысячи, скорость двести сорок, курсом на корабль. Цель групповая, наблюдаю пятнадцать отметок, начинают рассредоточение.

Карпов, задремавший в командирском кресле, резко проснулся. Он вскочил с места и подошел, чтобы взглянуть на экраны. Он нависал над Язовым несколько минут прежде, чем определил, что наблюдает приближение очередной ударной группы противника. Решили попытаться подкрасться, подумал он.

— Самсонов, готовность зенитно-ракетных систем.

— С-300, товарищ капитан?

Капитан на мгновение задумался, но его размышления были снова прерваны лейтенантом Язовым, доложившим, что видит несколько приближающихся групповых целей, идущих низко и медленно и разделившихся, пытаясь охватить «Киров» широкой дугой. Думать нужно было быстро.

— «Клинок» к пуску. — Он имел в виду зенитно-ракетный комплекс самообороны, имевший индекс НАТО SA-N-92 «Gauntlet». Благодаря станции наведения с фазированной антенной решеткой каждая ракета реализовывала принцип «выстрелил и забыл» и могла одновременно отслеживать и поражать несколько целей. Система была многоканальной и была способна отслеживать несколько целей во всем диапазоне скоростей и высот, и если цель была уничтожена, ракета автоматически перенаводилась на ближайшую доступную цель. Скорость запуска позволяла достаточно быстро реагировать на любые угрозы, а высокая помехозашишенность обеспечивала высокую устойчивость к средствам радиоэлектронной борьбы. Единственным недостатком была меньшая дальность, составлявшая примерно сорок пять километров в нормальном диапазоне высот. И, разумеется, общая эффективность была ограничена боезапасом, составлявшим, в данном случае, 128 ракет.

— Объявить боевую тревогу? — Спросил Самсонов.

— Пока нет, — ухмыльнулся Карпов. — Все поднимутся достаточно скоро. Следите за целями, Язов. Доложите, когда они приблизятся на пятьдесят километров.

— Цели на направлении один-ноль-ноль, приближаются.

— Нам оповестить адмирала? — Сказал Самсонов с озабоченным видом.

Карпов положил руку ему на плечо, указывая на его системы.

— Занимайтесь своими делами, Самсонов. Нет необходимости беспокоить Вольского. Пускай спит. Нас с вами хватит, чтобы легко разделаться с этой волной. Мы покончим с ними прежде, чем адмирал успеет натянуть штаны. Работаем залпами по восемь ракет. Настройте систему соответствующим образом. Язов обеспечит вам целеуказание.

Он дождался, пока Язов не доложил, что цели находятся на удалении пятьдесят и отдал приказ Самоснову:

— Объявить общую тревогу. Цели уничтожить.

— Так точно.

Тишину на корабле разорвал резкий звонок боевой тревоги, за которым последовал свист стартующих ракет. Система Gauntlet располагалась на корме — по четыре пусковые установки по обоим бортам перед посадочной площадкой. Имея вертикальный старт, как и у С-300, ракеты выбрасывались из пусковых установок вышибным зарядом, а затем запускали двигатели, принимали нужное положение и запускали активные системы самонаведения. К тому времени, как Самсонов открыл огонь, британские пилоты находились в сорока километрах от цели, и им предстояло тяжкое испытание. Следующие двадцать минут будут самыми душераздирающими моментами в их жизнях.

* * *

Пара «Фулмаров» 809-й эскадрильи шла впереди группы. Лейтенант Миллер первым заметил яркие пятна света, несущиеся к ним по предрассветному небу.

— Смотри, Лэс! — Крикнул он штурману Лэсли Барроу. — Немцы о нас знают!

— Видишь самолеты? — Барроу вытянул шею, высматривая немецкие самолеты-корректировщики или Ме-109, но так ничего и не увидел. К тому моменту, как он перевел взгляд на приближающиеся ракеты, те оказались опасно близко. Их словно притягивало к самолету магнитом.

— Смотри!… - Это было все, что успел сказать Миллер прежде, чем ракета взорвалась вплотную к его самолету и ее небольшая 15-килограммовая боевая часть породила град смертоносных осколков, достаточный, чтобы самолету оторвало оба крыла. Еще один «Фулмар» внезапно взорвался, а остальные спикировали к поверхности моря, надеясь таким образом уйти от ракет. В одном случае, маневр сработал, ракета не смогла повторить маневр и удержать цель в захвате. Она просто переключилась на другую цель. Еще один пилот, пораженный видом мчащейся прямо на него ракеты, не придумал ничего лучше, чем попытаться сбить ее из пулеметов, и, как не странно ему это удалось — он сбил ракету прежде, чем та успела сбить его. Еще один пилот ушел в крутое пике только чтобы увидеть еще одну группу ракет, мчащихся ниже его самолета, словно стая почуявших кровь акул в сторону других самолетов.

Карпов избрал идеальный метод отражения атаки с различных направлений. Система управления огнем воспринимала идущие на большой высоте истребители примерно как ударные самолеты, а медленно летящие на малой высоте «Альбакоры» как запущенные ими низколетящие противокорабельные ракеты. Оба типа целей эти ракеты поражали с легкостью. Некоторые понеслись к истребителям, другие направились на малой высоте к «Альбакорам», сбивая тех одного за другим.

827-я эскадрилья с «Викториеса» пострадала особенно сильно. Самолет Бонда был разорван на куски, и его дымящиеся обломки исчезли в волнах. Маккендрик получил попадание в нижнее правое крыло, завалился на бок и врезался в набирающее гнев море. Трендулл, шедший на предельно малой высоте, внезапно резко набрал высоту, чтобы уклониться от надвигающейся волны, и ракета, шедшая на него, прошла мимо, но вторая навелась на его самолет и оторвала ему всю хвостовую часть. Ракеты рвали их, словно стая акул. Олсен застыл в изумлении, глядя, как еще одна ракета совершали резкий вираж, чтобы поразить еще один невезучий «Альбакор». Затем был сбит Гринслэйд, а потом Майлз. Уцелел лишь он, потрясенный и ошеломленный тем, что видел. Ракеты, казалось, прекратили появляться. Пять из десяти самолетов 827-й эскадрильи были сбиты в считанные минуты. Три других также будут сбиты прежде, чем смогут увидеть противника.

Та же судьба постигла и 817-ю эскадрилью с «Фьюриоса». Командир эскадрильи Сандерсон вел девять «Альбакоров» тремя звеньями по три, когда ракеты ударили по ним. Самолет Ли мгновенное превратился в огненный шар. То же случилось с самолетами Горри и Трейна. Два оставшихся звена разделились и отчаянно устремились к поверхности моря, так низко, что брызги на мгновение затруднили обзор одному из пилотов, и его самолет врезался прямо в набегавшую волну. Два самолета смогли уйти. Сандерсон погиб, когда одна из ракет также врезалась в волну и взорвалась прямо перед его самолетом. Град раскаленных осколков ударил по самолету, выбив ветровое стекло и мгновенно убив пилота. Еще одному самолету оторвало верхнюю плоскость взрывом сверху. Он навалился на ручку управления, отчаянно пытаясь избежать падения в море только чтобы вторая ракета взорвалась прямо под брюхом его самолета, просто разорвав его на части тысячей кружащихся бритв.

Это случилось в пяти километрах от напуганных пилотов 812-й эскадрильи. Эта была единственная группа самолетов, которая еще не была атакована. 812-я состояла из девяти старых торпедоносцев «Суордфиш». «Авоськи» словно затерялись в беспорядочном месиве волн, их тканевые фюзеляжи и крылья промокли от брызг, но и засечь их было гораздо труднее. Однако и они оказались поражены ужасом, когда заметили, как небо осветилось пламенными хвостами ракет, белые следы которых показались в свете восходящего солнца. Пилоты бросились врассыпную, заметавшись среди волн.

Уилкенсон, Бейкер и Кросс шли первыми, и именно они вскоре увидели что-то, похожее на далекую цель у горизонта. Желая точно определить, была ли это их цель, Кросс начал набирать высоту, однако этот неблагоразумный маневр только позволил лейтенанту Язову засечь группу «Суордфишей».

— Воздушная групповая цель, дальность десять, курсом на корабль! — Внезапно закричал он. — Передаю в БИЦ. — Он был настолько занят слежением за другими целями, что не обратил внимания на группу летящих низко и медленно старых «Суордфишей» и едва заметил их в пылу своего первого боя.

Самсонов использовал подпалубные модули парами, выпуская по четыре из каждого, чтобы создать залп из восьми ракет, как указал ему Карпов. Тем не менее, он понимал, что новая группа целей в считанные минуты окажется ближе минимальной дальности поражения комплекса, и поэтому быстро перенастроил одну из пусковых на новую угрозу. Ракеты едва успели сориентироваться на цели после того, как вылетели из пусковых установок. Только две из четырех нашли свои цели. Джонс и Хит были сбиты. Остальные самолеты продолжали приближаться, пока не подошли на три километра

— Попался! — Закричал один из пилотов, увидев впереди корабль. Однако меньше всего он был похож на авианосец. Когда Моэн, Кинделл и Синклер рванули три своих «Суордфиша» к «Кирову», тот ответил новой смертоносной системой противовоздушной обороны.

Уникальной особенностью нового комплекса «Кинжал» была его тесная интеграция с 30-мм пушками системы Гатлинга, установленными по одной рядом с каждой батареей пусковых установок в корме корабля. Орудия автоматически включились и взяли приближающийся «Суордфиш» в захват, когда тот оказался ближе минимальной дальности поражения ракет. Установка с цифровым управлением развернулась в сторону цели, ствол резко поднялся вверх, затем опустился немного вниз и выпустил ослепительную очередь 30-мм снарядов, буквально разорвавшую первый самолет на части. Он развалился, словно воздушный змей, пораженный зарядом картечи.

Моэн погиб, и Кинделл рефлекторно дернул рычаг сброса торпеды в тот самый момент, как зенитная установка взяла его самолет в прицел и дала очередь. Торпеда отделилась и упала, и облегченный самолет рванулся вверх как раз в тот момент, когда град смертоносных точек ударил прямо в то место, где только что находился самолет. Торпеда упала в воду и пошла на вражеский корабль, и Кинделл жестко завалил самолет и начал набирать высоту, думая только о том, чтобы вернуться домой живым. Однако 30-мм орудие мгновенно приняло поправку, резко повернулось и дало еще одну очередь, попавшую в самолет и оторвавшую оба левых крыла. «Суордфиш» рухнул в море, отчего пилот и штурман потеряли сознание. Пять секунд спустя смертоносная зенитка срезала самолет Синклера. Однако торпеда Кинделла шла к цели.

— Торпедная атака! — Закричал матрос на «Кирове».

Карпов подбежал к иллюминаторам переднего обзора, поднимая бинокль и пытаясь увидеть пенный след, но ничего не смог заметить в бушующем море.

Из всех видов оружия, когда-либо направляемых на корабль в море, торпеды были наиболее опасны. Это была бесшумная смерть, так как большую часть пути до цели торпеда была скрыта под водой и несла достаточный заряд взрывчатого вещества, чтобы разорвать корпус корабля. Британская торпеда Mark XII имела калибр 457 миллиметров и была оснащена боевой частью мощностью сто семьдесят пять килограммов в тротиловом эквиваленте. Она двигалась на скорости почти сорок узлов, но была предназначена не просто для удара в корпус. Вместо этого она углубилась до десяти метров, чтобы пройти под корпусом корабля. В этот момент должен был сработать взрыватель под названием «магнитный пистолет», срабатывавший на корпус корабля и подрывающий торпеду под его наиболее уязвимым днищем. Сила взрыва была достаточна для того, чтобы яростно подбросить корабль и буквально сломать его киль.

Карпов пришел в бешенство от того, что не видел торпеду.

— Начать противодействие! — Крикнул он, и Самсонов выпустил завесу ложных целей, надеясь обмануть торпеду. Однако та была слишком примитивна, чтобы ее можно было обмануть. Она просто не имела активной системы наведения, а лишь шла курсом, заданным при сбросе. Она шла прямо на «Киров» и глаза Карпова широко раскрылись когда он, наконец, заметил предательский пенный след, идущий прямо на корабль. Было слишком поздно пытаться принять какие-либо меры.

— Приготовиться к удару! — Крикнул он, хватаясь за стальную балку возле иллюминатора. Торпеда прошла прямо под крейсером, и ее магнитный взрыватель не сработал. Была ли тому причиной маломагнитная сталь, из которой состоял корпус «Кирова» или просто общая ненадежность британских магнитных взрывателей, но отчаянная атака Кинделла окончилась ничем. Самсонов прекратил пуски ракет «Кинжал», и лишь 30-мм пушка еще раз издала низкий рык, разрывая на части последний «Суордфиш». Фолкнер, Уолтхолл и Уотерс погибли, а их торпеда так и не увидела моря.

Холодная вода вывела Кинделла из ступора. Он осознал, что находится в сбитом самолете, а его штурман и друг безжизненно замер на заднем сидении. На короткий миг он заметил «Киров» прежде, чем тот прекратил огонь. Он видел, как четыре последних ракеты устремились вдаль на столбах огня, слышал низкий рык пушек системы Гатлинга, разорвавших его самолет. Это был не авианосец, это было некий корабль гораздо более грозного вида. Он гладко мчался вдаль по зеленеющему морю, с клиновидными надстройками, покрытыми какими-то странными куполами и вращающимися решетками, и казался огромным железным чудовищем, вырвавшимся в мир и одержимым разрушением, своей единственной целью.

— Что это? — Прохрипел он со своим последним вздохом. — Что ты такое, мать твою…

 

Глава 18

3 августа 1941 года

Адмирал Уэйк-Уолкер слышал по рации громкие крики своих пилотов, когда эскадрильи попали под удар. Когда истребителям удалось приблизиться к цели на пятьдесят километров, он начал надеяться, что немцы не успели организовать противодействие. Но всего через несколько минут они подверглись атаке новыми вражескими зенитными ракетами, и удар был смертоносен. Два, затем три «Фулмара» были сбиты, остальные рассыпались и начали дико маневрировать, пытаясь избежать ракетного шквала. Что это было за новое оружие? Как оно могло действовать на таком удалении от корабля? Он был шокирован, но все же возлагал надежду на торпедоносцы, полагая, что они наверняка смогут подойти к цели ввиду того, что немцы заглотили приманку и занялись истребителями вместо них.

Но всего несколькими секундами спустя он услышал сообщения пилотов своей собственной 827-й эскадрильи и понял, что им приходилось бороться за свои жизни. Он слышал предупреждения, проклятия и просто крики, и единственной эмоцией, которую он мог уловить во всех них, был страх. Они погибали. Один за другим его «Альбакоры» поражались вражескими ракетами и падали в ледяное море. Когда те же отчаянные сообщения начали поступать от самолетов 817-й эскадрильи с «Фьюриоса», капитан Бовелл, напряженно стоявший в стороне, не выдержал.

— Отзывайте их, Господи!

Адмирал стиснул зубы, стараясь не поддаваться эмоциям. На мгновение ему показалось, что 812-я эскадрилья прорвалась к цели. Он услышал, как один из пилотов крикнул «Попался!», но за этим последовал лишь хаос. Он нажал кнопку и отдал приказ управляющему полетами:

— Отмена! Отмена! Выводите их оттуда! — Тем не менее, было слишком поздно. Ракеты и зенитные пушки «Кирова» уничтожили последних бесстрашных летчиков 812-й эскадрильи, а торпеда Кинделла, единственная торпеда, которую удалось сбросить, прошла мимо и бесцельно двигалась вперед, пока не закончился запас хода, а затем медленно пошла ко дну.

Час спустя они заметили возвращающиеся самолеты. Они снова были избиты вражескими ракетами. Из сорока трех самолетов, задействованных в операции, вернулось только одиннадцать — пять «Альбакоров» и шесть «Фулмаров», первыми подвергшихся удару. Адмирал приказал посадить все самолеты на флагманский корабль «Викториес».

Когда они, наконец, сели, он собрал оставшихся в живых в инструкторской. Лица всех выживших были серыми и напряженными, головы опущены, всех еще сковывал шок. Ни один из «Суордфишей» не вернулся. Один из чудом уцелевших пилотов «Фулмаров» упомянул, что видел, как те храбро рванулись к далекому вражескому кораблю над самыми гребнями волн. Он подбадривал их, но затем заметил, как все они были разорваны на куски, и только один сумел подойти достаточно близко, чтобы сбросить торпеду. Но увидев бело-желтый след, направившийся в его сторону, пилот «Фулмара» резко развернулся и ушел на предельно малую высоту.

— То же самое, что и в прошлый раз, — сказал один из штурманов. — Мы и слова сказать не успели, как они уже порвали нас на части. Мы никогда не получали такой трепки, сэр.

— Спасибо, господа, — сказал Уэйк-Уолкер, пожимая руку каждому. — Проклятье. Тем не менее, это было самое храброе, что я когда-либо видел в жизни, и вся вина полностью лежит на мне. Вы же сделали все, что могли и даже больше.

Час спустя он направил в Адмиралтейство сообщение о том, что воздушный удар провалился и понесены большие потери. «Новая зенитная система врага слишком прочна, — сообщал он. — Намерен держаться в стороне и вести наблюдение, если будет возможность».

* * *

Адмирал Тови узнал о случившемся в середине дня 3 августа от начальника штаба Бринда. Он двигался на запад на борту линкора-ветерана «Король Георг V», держа лучший курс перехвата вражеского рейдера при его текущих курсе и скорости. Новость о том, что авианосцы Уэйк-Уолкера не смогли даже подойти к противнику, несколько его встревожила.

— Они обошли нас, Бринд, и всерьез, — сказал он. — Эти новые зенитные ракеты могут изменить войну. Они дали Уэйк-Уолкеру и его авианосцам только в задницу себя поцеловать! Господи, тридцать один самолет сбит за десять минут! А в ответ только одна долбаная торпеда, и та мимо. Уолкер говорит, что его ребята были в полной прострации и едва ушли живыми. Если немцы смогут установить эти ракеты на истребители, ты понимаешь, что будет с нашими бомбардировщиками?

Бринд кивнул. Его лицо имело затравленное выражение.

— Авианосцы Уэйк-Уолкера для нас почти бесполезны, сэр. Он перебросил все оставшиеся самолеты на «Викториес» и отправил «Фьюриос» в Скапа-Флоу. Мы оснастим его новым авиакрылом, но я не думаю, что это слишком нам поможет в подобных условиях. Они могут вести разведку, прикрывать флот, ставить мины, но как наступательное средство его авианосцы потеряны.

— Вот что странно, — сказал Тови с явно озадаченным видом. — И я уверен, что в адмиралтействе задаются тем же вопросом. Если джерри оснастили подобным оружием военный корабль, то почему они не использовали его нигде больше? Они могли бы прикрыть ракетами порты и аэродромы. Господи, у них более тысячи зенитных орудий прикрывают Брест, а мы отправляет туда неделю за неделей самолеты Берегового командования и Королевских ВВС против таких важных целей как «Шарнхорст» и «Гнейзенау», но о новых ракетах ни слуху, ни духу.

— Возможно, они появятся в ближайшем будущем, сэр, — предположил Бринд. — Быть может, это первое применение подобной технологии. «Граф Цеппелин» может быть испытательным стендом для новых морских систем, и затем мы увидим развертывание подобных ракет и на земле.

— Помоги нам Бог, если так и будет, — сказал Тови. — Это могло бы полностью нейтрализовать нашу бомбардировочную авиацию. Однако пока есть у них там ракеты или нет, у меня есть десять 14-дюймовых орудий только на этом корабле. Теперь наша задача выследить и прикончить этого урода, как и «Бисмарк». Новые сведения?

— Уэйк-Уолкер поддерживает контакт, сэр. Видимо, немцы несколько дней держались в районе Ян-Майена, а затем пошли на высокой скорости на юг через Датский пролив. Эта задержка позволила вернуть в дело корабли Уэйк-Уолкера, сэр. Хотя учитывая, что случилось с его эскадрильями, я уверен, что он теперь жалеет от этом. На данный момент его эсминцы преследуют джерри, но если они не смогут догнать его в ближайшее время, им придется уйти в Рейкьявик для дозаправки. Остальное Соединение «П» включает авианосцы, крейсера «Саффолк» и «Девоншир», а также один эсминец. Эти корабли могли бы справиться с «Графом Цеппелином», но они не смогут настигнуть его, если он будет поддерживать ход в тридцать узлов. Таким образом, мы должны быть готовы перехватить его после того, как он пройдет Датский пролив. Мы отправили Виана к Фарерским проходам с двумя крейсерами и двумя эсминцами, получившими обозначение «Соединение «К». Они находятся к северо-востоку от нас и ведут разведку на случай, если противник направится в тот район. Если же немцы продолжат следовать текущим курсом, мы сможем задействовать ваши большие пушки через… Шестнадцать часов или около того.

— Ну что же, пусть попробуют устроить чертов фейерверк у меня на броне, — сказал Тови. — А мы пожмем плечами и разберемся с авианосцем по старинке.

— Однако мы должны учитывать возможное наличие на нем палубных модификаций «Штук», — сказал Бринд.

— Да, меня удивляет, что они не нанесли ответного удара по авианосцам Уэйк-Уолкера. Он докладывал, что они заметили какие-то воздушные объекты вблизи вражеского корабля на радарах, но не опознали их визуально. Возможно, на его борту имеется всего несколько разведывательных самолетов, которых недостаточно для того, чтобы бросить вызов нашим авианосцам, прикрытым истребителями. Я не помню, чтобы кто-либо сообщал о вражеских истребителях или ударных самолетах. Похоже, они всецело полагаются на свои новые ракеты.

— Разумно, сэр.

— Ну что же, у нас, конечно, нет мешка подарков от волшебника, но с нашими зенитками все нормально, — Тови оправданно сердился. — И насчет премьер-министра… Неужели он нее может отложить эту встречу? — Адмирал только что узнал о том, что «официальный визит», который должен был обеспечивать «Принц Уэльский» предполагал доставку премьер-министра из Скапа-Флоу на секретную встречу с президентом Рузвельтом. — Все просто замечательно! — Разочарованно сказал он.

— Я просил военный кабинет пересмотреть решение. Но Уинстон слышать ничего не желает. Он вцепился в эту встречу зубами. Считает, что это наилучшее, что мы можем сделать, чтобы втащить США в войну. Одному богу ведомо, что мы смогли бы сделать с их помощью.

— Ну, если так, то я полагаю, мы сможем безопасно доставить его туда и обратно. Я не могу представить себе, что такого может случиться. «Граф Цеппелин» мог неплохо пальнуть от балды по нашим антикварным торпедоносцам, но пусть попробуют атаковать «Принца Уэльского».

Бринд промолчал.

— Они удивили нас, потопив «Худ», сэр. Теперь это…

Тови понял его точку зрения. Он вздохнул, уже утомленный прошедшим днем.

— Пожалуй… Ладно, учитывая наше положение, нам нужно управиться как можно скорее, Бринд. Нет нужды прибавлять к нашим проблемам еще и премьер-министра. Давайте убедимся, что сможем остановить этот чертов рейдер как можно скорее, а «Принц Уэльского» пусть будет не нашей заботой.

— Именно так, — ответил Бринд.

* * *

Адмирал Вольский собрал еще одно совещание, чтобы разобраться в случившемся. Он был зол по целому ряду причин. Он спал урывками, обдумывая скудную информацию, полученную из книг Федорова касательно этой Атлантической Хартии. Что же делать? Он мог подплыть на «Кирове», перелететь к ним на Ка-226 и присоединиться к ним на этой встрече, но что он им скажет?

Он размышлял об этом, лежа на своей койке, воспользовавшись возможностью для отдыха, хотя думать было тяжело. Последствия принятых решений ложились на него тяжким бременем. Если он попытается присоединиться к встрече, то в скором времени станет ясно, что таинственный корабль оказался неопознанным союзниками советским кораблем, обладающим вооружением и возможностями, которых ни имел ни один корабль в мире. Как отреагируют Черчилль и Рузвельт? Примут ли они их как возможных союзников, которых туман войны заставил принять за врага? Если да, то они наверняка захотят узнать больше об этом корабле и его новом грозном вооружении, верно? Затем они увидят в «Кирове» замечательно средство против немцев, которое приведет войну к быстрому и уверенному завершению. Как он мог объяснить свое присутствие? Конечно же, они будут давить на него, требуя сведений об оружии, которое они наблюдали в действии.

Если он выдаст себя за современника, он сможет попытаться убедить их в то, что Россия обладает этими удивительными технологиями. Они ведь должны будут поверить собственным глазам, верно? И в этом случае он сможет представить себя просто еще одним человеком этой эпохи, а не суперменом из другого мира.

Что будет, если он расскажет им правду — что он прибыл из далекого будущего, ошеломленный, растерянный и потерянный? В этом случае, он мог бы обратить в оружие устрашающей силы свою способность знать события наперед. Поверят ли ему? Смогут ли они принять тот невероятный сценарий, который оказался вынужден признать он? Если ему поверят, они, безусловно, поймут, что его знание хода и исхода войны и послевоенной истории является самым страшным оружием. Потребуются годы, чтобы они смогли попытаться воспроизвести ракеты или понять сложнейшую природу цифровых систем корабля. Но старая банальность «знание сила», безусловно, взяла бы свое. Смогут ли они позволить ему прочитать им лекцию, а затем спокойно сесть в вертолет и улететь со всеми своими знаниями?

Оказавшись в их руках, он станет почетным гостем на некоторое время, пока они будут пытаться узнать от него все, что смогут. Это даст ему определенную силу, но как он сможет заставить Америку и Великобританию уважать себя и принять мать-Россию как брата по оружию после войны? Он знал, что не было никакого способа заставить Союзников выступить против Германии. Они будут улыбаться и лукавить, задавать бесконечные вопросы, пытаться выведать секреты невероятных технологий «Кирова», а также узнать о неведомых путях, ведущих в будущее.

Что ему сказать американцам? Что им не нужно открывать второй фронт и позволить Советскому Союзу дойти до Рейна? Ему вдруг пришло в голову, что он мог воспользоваться своим положением, чтобы ввести их в заблуждение. Он мог просто сказать, что высадка в Нормандии в День «Д» закончится полной катастрофой и вместо этого следует держаться более консервативной стратегии в Средиземноморье. Но поверят ли они?

А если он откажется отвечать на эти вопросы, прибегнут ли они к более нелицеприятным методам? Он не мог допустить, чтобы сведения, которыми он владел, попали в руки англичан и американцев. Что еще? Какие требования он мог бы выдвинуть им за столом переговоров, с Николиным и Федоровым в качестве переводчиков? Чем больше он думал о ситуации, тем более смехотворным представлялось ему его положение.

Он отложил книгу Федорова в сторону, зацепившись взглядом за фотографию своих жены и сына, стоявшую на прикроватной тумбочке. Его мысли на мгновение успокоились, а затем вернулось дробящее ощущение безумия. Он осознал, что в это время его жена даже еще не родилась, а их сына больше не было. Ему вдруг пришла в голову странная мысль.

Если это действительно был 1941 год, его мать и отец еще даже не встретились! Они встретились и женились уже после войны, и только еще через несколько лет, в 1957 году родился он. В голову пришла странная мысль, полностью поглотившая его. Если он вдруг проживет еще шестнадцать лет, что произойдет в тот день, когда он должен будет родиться? Появится ли на свет еще один Леонид Вольский? Будут ли существовать в мире они оба, связанные длинной цепью судьбы?

Тем не менее, предупреждения Федорова не давали ему покоя. Они изменили ход вещей. Британский флот маневрировал, пытаясь перехватить корабль, которого не должно было быть в 1941 году. Люди погибали, заносясь в бухгалтерскую книгу войны, в то время как другие, которые должны были погибнуть в намеченных атаках на Киркинес и Петсами, возможно, выжили после того, как британские авианосцы направились за нами на запад. Все это было слишком тяжело осознать, но суть этой тревожной мысли явно он явно понимал. Насколько твердой была линия причинности, простирающаяся в будущее, из которого они пришли? Могут ли все эти события изменить его? Могут ли волны времени повлиять на жизни людей из экипажа крейсера? Что случиться, подумал он, если его родители теперь никогда не встретятся? Упадет ли он замертво в тот момент, когда что-то изменит его персональную линию судьбы? Или, что еще хуже, просто раствориться в воздухе?

Его размышления прервал резкий звук боевой тревоги. Он застыл на койке. Боевая тревога, затем свист стартующих зенитных ракет. Видимо, англичане решили попытаться атаковать их снова. А чего еще следовало ожидать? Они могли исходить только из предположения, что это был враждебный немецкий корабль и теперь, после того как «Киров» продемонстрировал некоторые из своих удивительных возможностей, конфликт, скорее всего, будет только разгораться.

Теперь Карпов, Язов и Самсонов сидели перед ним в кают-компании, и капитан оправдывал свои действия именно так, как и ожидал адмирал. С каждым его словом, Вольский все больше мог думать только о тех, кто погиб в только что окончившемся бою и тех волнах изменений, которые устремятся в настоящее после этого.

— Это была явная попытка внезапного удара, — сказал Карпов. — Я сделал то, что считал нужным для защиты корабля и его экипажа.

— Это так, но почему я услышал сигнал боевой тревоги непосредственно перед тем, как был открыт огонь? Вы хотите сказать, что обнаружили эти самолеты на удалении всего в пятьдесят километров? — Адмирал посмотрел на Язова, исполнявшего обязанности старшего оператора радара.

— Товарищ адмирал, я…

— Это было мое решение, — прервал его Карпов. — Оценив характер угрозы, более — сорока приближающихся самолетов, я принял решение использовать комплекс средней дальности. Он имеет больший темп стрельбы, чем С-300, кроме того, он интегрирован с зенитными орудиями малой дальности.

— Это было верное решение, но вы должны были объявить боевую тревогу непосредственно после обнаружения противника.

— Прошу прощения, адмирал, но я был занят координацией действий с Самсоновым по вопросу организации зенитного огня. Как известно, мы должны быть предельно экономны в плане боезапаса.

Это была легкая ложь. Карпов, разумеется, не собирался говорить, почему он ждал, не объявляя боевую тревогу в первые минуты. Он знал, что после сигнала боевой тревоги адмирал немедленно явится на мостик и, вероятно, пересмотрит его решения. Он потерял бы контроль над ходом боя, и поэтому был полон решимости справиться сам. В конце концов, он был командиром «Кирова», даже если на борту находился адмирал флота.

Вольский решил позволить всему идти куда шло, но бросил на Карпова взгляд, четко выражающий недовольство.

— Сорок самолетов? Сколько ракет использовали для отражения атаки?

— Тридцать две SA-N-92, адмирал, — сказал Самсонов. — Четыре залпа по восемь ракет.

— И скольких мы сбили?

— По нашим оценкам, ракетами сбито двадцать четыре самолета. В одной пусковой произошел сбой синхронизации и ракеты не получили первоначального целеуказания.

Вольский покачал головой.

— Двадцать четыре самолета… Это тяжелые потери для британцев. Что же касается ракет, проклятые штуки слишком долго стояли в пусковых без реальных стрельб. Восемь ракет не инициализировались? Это неприемлемо. Приказываю провести полную проверку и техническое обслуживание.

— Еще шесть самолетов были сбиты зенитными орудиями, — сказал Самсонов.

— Еще шесть? Да, я слышал звуки стрельбы, и поверьте мне, был не слишком рад узнать, что вражеские самолеты смогли подойти так близко к кораблю, и что самолет, созданный почти сто лет назад, смог выпустить по нам торпеду, которая могла нанести нам фатальные повреждения. — Вольский тяжело посмотрел на всех присутствующих. В его взгляде читалась вся тяжесть почти тридцати лет командирского стажа. Даже Карпов, привычно бойкий и настроенный спорить, как-то сник.

— Этого больше не повториться, — наконец, сказал капитан.

— Думаю, что нет, — сказал Вольский, хотя он и понимал, что если они продолжат следовать этим курсом, будут и другие столкновения в ближайшие дни. Он тяжело вздохнул, словно пытаясь сбросить с себя тяжесть того, что им, вероятно, предстоит сделать, столкнувшись с британским флотом.

— Это война, джентльмены, — сказал адмирал. — Я надеялся соблюдать осторожность, но англичане вынуждают нас вступать в бой. Мы защищены самым прочным панцирем и вооружены самыми страшными клешнями, но нас только что бросили в котел с кипятком. Мы не можем погибнуть в одном славном бою, но они будут иссушать нас неделя за неделей, и мы погибнем медленно, словно краб в кипятке. Что будет, когда будет израсходована последняя ракета? Они могут потерять тысячу, две тысячи, десять тысяч человек в попытке уничтожить нас, и они их потеряют. Они совершили ошибки и дорого заплатили за это, но вы же заметили, как они изменили свою тактику во второй раз, попытавшись адаптироваться? Они направились к нам рассредоточенными группами широким фронтом на разных высотах. И это им почти удалось! Если бы только…

Он сменил тон, смирившись и ощутив необходимость подбодрить своих подчиненных в той же степени, как и отчитать.

— Атака была отбита. Вооружение было выбрано правильно. Технические проблемы будут устранены. Все живы и здоровы, корабль невредим. И все же я надеюсь, что это преподало нам жестокий урок. Наш враг решителен. Это были мужественные люди — хотя они едва понимали, что происходит, они пытались прорваться через наш ракетный огонь и погибли, пытаясь уничтожить наш корабль. Подумайте об этом. Подумайте о мужестве, которое требовало то, что вы только что видели. Это наши враги, и мы должны отвечать им одинаковой отвагой и решительностью, равным мастерством и мудростью.

— Так и будет, адмирал, — сказал Карпов. — Я рекомендую атаковать надводную группу противника. Давайте выпустим по этим авианосцам пару «Москитов-2» и нам больше не придется беспокоиться о зенитных ракетах. — Он имел в виду большие и смертоносные противокорабельные ракеты большой дальности, установленные в подпалубных пусковых установках в носовой части «Кирова».

— В нынешних условиях я не считаю это необходимым. По словам Федорова, британские авианосцы располагали не более чем тридцатью самолетами каждый, и мы сбили более сорока из них. Тем не менее, мы израсходовали для этого тридцать две SA-N-92 и восемь С-300. Я должен сказать вам, джентльмены, что мы не можем бесконечно разменивать самолеты на ракеты. Если они продолжат преследовать нас и решатся на еще один авиаудар, я сделаю то, что вы предлагаете, капитан. В противном случае, учитывая, что они не могут приблизиться к нам при нашей текущей скорости, я думаю, мы смело можем уходить на юг, в Атлантический океан.

— Но адмирал, — настоял Карпов. — Они продолжают сопровождать нас. У них остались самолеты, чтобы продолжать следить за нами при помощи радаров большой дальности.

— На данный момент, — сказал Вольский. — Роденко заверил меня, что он будет иметь возможность подавления радаров Mk.279 в 08.00. В настоящее время его техники производят перенастройку оборудования. До тех пор, я полагаю, мы все можем отдохнуть. Самсонов, ваша вахта как раз подходит к концу. Карпов, у вас остается несколько часов, но если вы утомлены, я могу приказать Орлову сменить вас.

— Я в порядке, адмирал.

— Очень хорошо… И последнее. Хорошая стрельба, Самсонов. Вы хорошо проявили себя, несмотря на инцидент с пусковой. Эту систему следует тщательно проверить.

— Я займусь, адмирал. Этого более не повториться.

— Свободны. Вы тоже, Язов. Вы хорошо проявили себя.

— Спасибо, адмирал.

Самсонов улыбнулся, отдал честь и вышел из кают-компании вместе с Язовым, оставив капитана наедине с Вольским. Адмирал потер шею, а затем сделал глоток холодной воды.

— Что же касается вас, капитан, ваше решение атаковать противника и выбор вооружения были верными. Противник вынудил нас защищаться. Но вам никогда не следует ставить корабль под угрозу, не объявив боевую тревогу. На вас лежит ответственность за весь экипаж. Если бы торпеда взорвалась…

— Я понимаю, адмирал. — Карпову было нечего сказать.

— Мы должны быть крайне внимательны, Карпов, и действовать предельно точно. Одна ошибка, один недосмотр, один отказ техники и мы можем получить повреждение. То, что мы потеряли восемь ракет и на сантиметр разошлись с подрывом торпеды под днищем, должно не дать вам заснуть этой ночью.

— Так и есть, товарищ адмирал.

Адмирал откинулся на спинку кресла, глядя на карту, разложенную на столе.

— Будет еще хуже, — тихо сказал он. В его голове не было никаких новых обвинений. Он говорил как человек с человеком, и Карпов заметил, как изменился его голос, испытав благодарность за уважение, которое адмирал выразил ему.

— Вы нужны мне, Владимир. У вас острый ум, впечатляющие навыки, способность к верной тактической оценке обстановки.

— Спасибо, товарищ адмирал.

Вольский указал на карту.

— Тем не менее, мы должны продумать и стратегию. Да, мы стратегическая угроза, как вы сами утверждали ранее. По словам Федорова, при нынешних курсе и скорости через день мы окажемся вот здесь. Это оставит нам один путь — через длинный и узкий пролив. Насколько я знаю британцев, они уже уведомили о нас свой Флот Метрополии и в скором времени нам предстоит столкнуться с тяжелой надводной группой, которая попытается перехватить нас на выходе из Датского пролива.

— Согласен.

— Скорее всего, мы сможем обогнать их. Это наилучшее решение.

— А если нет?

Вольский кивнул.

— Тогда, Карпов, вы получите возможность обстрелять корабли, достойные ваших «Москитов-2». Однако я бы не слишком торопился пытаться сделать это. Мы отогнали их, но не нанесли реального вреда, и, по возможности, я бы хотел, чтобы так было и впредь. Проконсультируйтесь у Федорова по поводу дальности огня их орудий. Мы сможем видеть их на радарах задолго до того, как они узнают, где мы находимся, и сможем маневрировать, чтобы избегать от столкновения столько, сколько это будет возможно.

— Избегать столкновения? Почему мы должны бояться этих старых кораблей? Мы можем играючи потопить их, как и сбили те самолеты.

— По той же причине, по которой нам следует опасаться и этих старых самолетов, которые, тем не менее, могут выпустить по нам торпеду, — сказал Вольский. — Вы можете не принимать всерьез врага, вышедшего с ножом против ружья, но если он сможет приблизиться, нож сделает свое дело! Лучшим решением будет избегать сближения с противником, полагаясь на нашу скорость, чтобы оставаться вне зоны досягаемости их орудий. Их авианосцы это единственные корабли, способные атаковать нас на расстоянии. Я решу, что с ними делать.

— Буду ждать с нетерпением, адмирал.

— Будете? Да, полагаю, что будете. Но вы должны также думать и о том, что будет после этого. До сих пор это был не более чем спарринг. Эти авиаудары были лишь первым раундом. Однако потопи мы один из их крупных кораблей, и дальше будем боксировать без перчаток. Они захотят мести и придут со всем, что имеют. Наша задача сделать так, чтобы результат не был определен. Имейте это в виду, капитан. Запомните это.