ГЛАВА 13

Они залегли в ожидании. Звуки голосов в ночи становились все громче, в них звучало разочарование. Один голос звучал громче, резче и требовательнее, видимо, офицер НКВД, старший колонны, вышел из себя из-за дела рук Сазерленда. Хаселден посмотрел на своего помощника, подмигнул и показал большой палец. Но что теперь будут делать русские?

Затем они услышали в неподвижном воздухе низкое урчание моторов, слабое и далекое, но оно приближалось. Хаселден вытянул шею, оглянувшись через плечо и прищурившись, пытаясь разглядеть что-то в темноте. Звуки лягушек и другой ночной живности стояли, словно помехи, но наконец он четко расслышал характерный гул грузовиков на дороге позади них.

— Тихо, дружище, — прошептал он Сазерленду. — У нас гости — на дороге позади нас.

Они теперь четко могли слышать еще одну колонну грузовиков, и Хаселдену показалось, что он заметил ее на узкой дороге.

— Твою же мать! — Резко сказал он. — Замечательно. Кто бы мог подумать, что по такой дороге кто-то поедет. Они идут прямо на наши задницы. — Он приподнялся, щелкнул пальцами и подал знак сержанту Терри с другой стороны дороги — отход! Сержант не стал терять времени и уже через полминуты подбежал к ним и залег, держа в руках «Брэн».

— Неожиданные гости, — прошептал Хаселден с напряженным и серьезным лицом.

— И что теперь?

— Нельзя здесь оставаться. Нам нужно укрыться в камышах. Убедитесь, что ничего здесь не оставите. Вперед! — Он повернул голову. — Медленно и спокойно.

— Точняк, Джок. Всю жизнь мечтал поползать на брюхе в ночи с лягушками, — подмигнул ему Сазерленд, и трое коммандос тихо направились в сторону от дороги, пытаясь найти укрытие на краю тянущегося на восток болота. Мост, который они выбрали точкой засады, пересекал Терек в самом узком месте на его пути на восток к Каспийскому морю. Им предстояло преодолеть примерно сто метров до камышей, но они все-таки смогли найти надежное укрытие. Дальше была только мрачная сырая земля, переходящая в топи.

Болото выходило к широкому озеру, украшенному камышами и плавающей тиной. Оно отделяло реку от длинной песчаной косы, указывавшей, словно палец, на север, к месту, где их ждал с лодками капрал Северн. Хаселден заблаговременно связался с ним по рации и велел переместиться на юг этой же ночью под покровом темноты. При некоторой доле удачи могло оказаться, что Северн находился прямо на восток от них, хотя он и задавался вопросом, как события будут развиваться с этого момента.

— Здесь не хорошо, — сказал Сазерленд. — Нет приличного поля для огня. От «Брена» сержанта Терри вообще не будет толку. — Они могли видеть, как грузовики поднимаются по дороге прямо к тому месту, где они укрывались всего несколько минут назад, и пытаются развернуться. Сержант Терри недовольно покачал головой.

— И как я умудрился оказаться в этой грязной параше в такую ночь? — Пробормотал он.

— Наверное, потому что был трудным подростком, — прорычал Сазерленд. Затем они замолчали и пригнулись, глядя, как грузовики поднимаются вверх по склону. Хаселден потянулся в карман за картой, и сумел рассмотреть ее в отблесках лунного света.

— За ними ничего, ребята. Только еще больше грязи и дерьма. Там дельта Терека, в шести гребучих милях отсюда.

— За полчаса они перейдут реку и сядут на эти грузовики. Наверное, так и было задумано, — прошептал Сазерленд.

— Точно. Весь вопрос в том, что делать нам? Мы не сможем обойти их и двинуться на юг. Проклятая дорога огибает болотное озеро за приличных восемь миль отсюда, и здесь нас легко будет заметить. Нам придется переждать здесь, а затем последовать за ними, но так они легко от нас уйдут.

— Тогда выбора у нас нет, — сказал Сазерленд. — Им придется развернуть все эти грузовики и пересадить в них людей. Нам нужно будет заскочить в последний. Может быть, нам повезет, и наш объект окажется именно там.

— А может и нет, — сказал Хаселден. — Но вариантов действительно нет. Давайте попробуем. Двигаться медленно, укрываться в камышах. Ставьте глушители, и готовьте пистолеты и ножи. Мы оставим «Стэны», но от «Брена» не будет никакого толку, сержант. Боюсь, нам придется его бросить.

Сержант Терри мрачно кивнул и начал искать место, чтобы спрятать оружие и боеприпасы в камышах. Теперь следовало полагаться на хитрость и скрытность, а не на огневую мощь и засаду. Все они сняли все снаряжение, оставив только еду, воду и боеприпасы. Хаселден передал «Стэн» и несколько магазинов серженту Терри в качестве компенсации за «Брэн».

— Я возьму пистолет и нож, — сказал он. — Выдвигаемся.

Они медленно двинулись через камыши, чтобы не выдать себя шелестом или движением. Они двигались, затем замирали, ждали, слушали, и снова двигались по мокрой земле, словно змеи, но сумели таким образом подобраться к самому мосту, взорванному Сазерлендом. Теперь они обнаружили, что заряд только повредил мост, и пролет остался относительно целым. В полотне моста зияла дыра, но все еще оставалось достаточно места, чтобы человек мог осторожно пройти. НКВДшники перекинули канаты для переправки грузов через брешь и начали переправлять женщин из колонны.

— Наверное, взрывчатка была бракованная, — прошептал Сазерленд.

— Тихо, Дэйви. Я вижу там пять человек или больше возле грузовиков. Видишь того высокого парня? Похоже, это наш объект. Смотри, его ведут сюда.

Они увидели, как высокий крепкий человек перебирается через мост, а за ним следуют двое солдат НКВД. Хаселден напрягся, глядя на него, и отметил, что его повели не к последнему грузовику. Вот такая наша везуха, подумал он. Теперь мы не знаем, в каком грузовике он будет. Но он решил пока не проклинать свою удачу. Нужно было понять, что будет дальше. Получается, что в последний грузовик сядут солдаты, но сколько?

— Так, ребята, — сказал он. — Когда двинемся, действуем быстро и грязно. В последнем грузовике кто-то будет, и мы должны снять их всех, и причем тихо. Нам не нужно, чтобы кто-либо из этих уродов выстрелил и предупредил остальных, так что двигаемся, как только последний из этой группы начнет садиться в кузов. По моей команде.

Они кивнули, понимая, что это, вероятно, самый опасный момент за весь сегодняшний день. Тем не менее, все они были высококлассными специалистами по ближнему бою и готовы к действию. Они настроились на инстинкты, порожденные тренировками, рефлексы и адреналин, древний язык мышц и нервов. Верх взяла другая часть мозга. Они скрытно двигались в ночи, низко пригибаясь, все чувства были обострены до предела, глаза отслеживали каждое движение, разум работал без слов и ясной логики. Все их существо было готово к смертоносному броску.

Солдаты согнали женщин вперед, ожидая, когда грузовики медленно развернуться на узкой дороге. Кто-то громко отдавал приказы, направляя других жестами. Они загрузили по пять или шесть женщин в кузов каждого грузовика (всего семь), а затем по два бойца НКВД сели в каждый грузовик, чтобы следить за ними. Офицер направился вперед, к головному грузовику. Осталось трое.

Хаселден напрягся, услышав, как двигатели ведущих грузовиков колонны начали заводиться. Последний из троих пошел от моста, держа в зубах сигарету и закидывая на плечо винтовку. Двое другие приготовились забираться в кузов. Сейчас или никогда. Шум других грузовиков обеспечит идеальное прикрытие. Он бросился вперед.

Хаселден просто выпрямился и небрежно пошел к грузовику. Человек с сигаретой опустил голову. Британский капитан с улыбкой протянул ему пачку сигарет. Когда его взгляд смазало удивление, Хаселден нанес ему мощный удар рукой прямо в нос. Второй НКВД-шник уже забросил одну ногу в кузов, и быстрый удар по второй сбил его. Оба скатились вниз, и Сазерленд, возникший рядом с капитаном, легко справился с третьим, уйдя от удара прикладом винтовки, и швырнув того головой о борт. Быстрый удар в шею окончательно вырубил сбитого с ног Хаселденом.

Трое солдат НКВД были нейтрализованы быстро и красиво, как и хотел «Семнадцатый». Затем три британских коммандос быстро подобрали их шинели и шапки и забрались в грузовик вместо них.

Хаселден слегка постучал по задней стенке кабины водителя. Двигатель зарычал, и грузовик двинулся по дороге. Он переместился к Сазерленду и сержанту Терри.

— Эти трое будут долго идти домой, — прошептал он. — И хорошо выспятся. Хорошо, что не пришлось ломать им шеи.

— Точно, Джок, — сказал Сазерленд. — Союзники и все такое. Но куда они направляются?

— Скоро выясним, Дэйви. А пока счищайте грязь с сапог, надевайте шинели и эти Ushankas. Теперь мы настоящие солдаты НКВД. Наслаждайтесь.

— Да? Это что, такой план, Джок?

— Немного подождем. Похоже, до следующей реки около десяти миль. Там есть небольшой городок у побережья, называется Сулак, насколько я помню. Дальше, еще пятнадцать миль на юг, Махачкала. На этих дорогах они не смогут двигаться быстрее 30 миль в час. Сейчас 22.40, и я бы сказал, что мы доберемся туда к полуночи. Возможно, они там остановятся.

— И что? Этот трюк с сигаретой был хорош, но я насчитал одиннадцать человек, включая нашего водителя. К счастью, в кабине нет заднего окна.

— Не беспокойся. У нас есть два варианта. Мы могли бы выдвинуться вперед и найти этого человека до того, как доберемся до города, но это будет нелегко, если они не остановятся снова. А любое наше резкое движение так же сорвет наше прикрытие и начнется месиво. Другой вариант — выскользнуть отсюда, когда доберемся до окраины города. Там мы пошатаемся в этих куртках и шапках, посмотрим, что да как. Найдем этого человека и попытаемся взять его до рассвета.

— Точно, — сказал Сазерленд.

— Предполагая, они остановятся, — Сержанту Терри не было, чего сказать, но он выдавил это из-под толстых усов, глядя на Хаселдена.

— Сержант дело говорит, — сказал Хаселден. — Итак, если они не остановятся и пройдут через город, они, вероятно, отправятся в Баку. В любом случае мы не будем знать этого наверняка, пока не доберемся до Махачкалы и не узнаем, что они делают.

— Итак, мы не сможем их обогнать, — сказал Сезерленд. — Если они отправятся в Баку, то мы приплыли. Мы потеряем их навсегда.

— Значит, остаемся в колонне, — заключил Хаселден. — Это будет опасно. Если они остановятся, а этот офицер сунется сюда, нам придется действовать быстро. Одиннадцать там человек или нет, нам придется сыграть.

— Тогда давайте надеяться, что они остановятся в каком-нибудь тихом уединенном месте. Ненавижу устраивать драку на центральной площади города, — Сазерленд покачал головой, осознавая тяжесть ситуации. — Ладно, предположим, что мы это сделали и захватили этого человека. Что дальше?

— Двигаемся на восток к побережью. Если сможем найти какую-либо лодку, берем ее и отправляемся на север, к точке, где нас ждет Северн. Вы еще можете связаться с ним по рации, сержант?

— Так точно, сэр.

— Хорошо. Тогда мы берем этого человека, вызываем капрала Северна с лодками на юг, если станет слишком горячо. А затем уходим в Форт-Шевченко как можно скорее.

— Звучит замечательно, если тебя послушать, Джок, но подумай, как все будет. Эта колонна может встретиться с другой. На другом конце этой дороги может быть полная рота НКВД. Мы можем налететь на какого-нибудь шального офицера. И что тогда?

— Тогда нам придется полагаться на наш острый ум, хитрость и оружие, которое у нас осталось. Я считаю, что втроем мы сможем справиться с охраной этой колонны. В конце концов, мы из 30-го Коммандо.

— Это точно, — вставил сержант Терри. — Жаль, что с нами нет остального батальона. Тогда бы точно было не важно, на что мы нарвемся.

— Если бы да кабы, сержант Терри.

— Так точно, сэр.

Они сели тихо, каждый обдумывал ситуацию в уме. На данный момент они могли перевести дух и немного отдохнуть от сырого болота, но они понимали, что вскоре им придется искать ответы на все вопросы, которые они задавали друг другу. Что-то подсказывало Хаселдену, что лейтенант Сазерленд был прав. Улыбкой и сигаретой они больше не обойдутся. Теперь им придется полагаться на пистолеты, ножи и два «Стэна».

 

ГЛАВА 14

Федоров шагнул в проход, осторожно взглянув вперед. Матрос, увидевший его, отдал честь, разглядев награды на груди и знаки различия высокопоставленного офицера на фуражке.

Путь по железной дороге к Каспийскому морю был долог и утомителен. Вокруг тянулись километры бесконечной пустоши, иссушенной земли. В тех местах, где местность была настолько непроходимой, что железнодорожные пути обрывались, им приходилось задерживаться и искать транспорт. Тем не менее, за два дня они добрались до пункта назначения — находящегося на северном берегу Каспийского моря города Гурьев, переименованного в начале 1990-х в Атырау.

Город располагался в устье Урала, прямо на границе Европы и Азии. Мутные коричневые воды текли через западный Казахстан с севера длинной унылой лентой, впадая, наконец, в море. На протяжении многих лет это поселение было знаменито рыбными промыслами, но неподалеку от берега лежали обширные неразведанные месторождения нефти, которые позже станут называться Тенгиз и Кашаган. Десятилетия спустя крупные нефтяные сооружения начнут уходить под воду для разработки этой легкой в добыче и прибыльной нефти, а Бен Флэк окажется главным на платформе «Медуза», прямо в эпицентре нарастающего энергетического конфликта. Однако в данное время город на берегу моря и гавань выглядели одиноким и заброшенным местом.

В последние месяцы угроза, исходящая от немецкой армии, ознаменовалась появлением длинных караванов барж и частично погружаемых цистерн из Баку, ведомых коммерческими буксирами. Советы отчаянно пытались свернуть находящиеся под угрозой захвата месторождения в районе Баку и переместить буровые установки, другое оборудование, и как можно больше нефти на другие берега, далеко от немецкого наступления.

Когда они прибыли в город, Федоров узнал, что немцы окончательно перерезали железнодорожное и автомобильное сообщение между Астраханью и Баку, и путь на юг означал опасное путешествие по морю. Небольшая флотилия коммерческих кораблей совершала регулярные походы в Баку, но в этот момент единственным кораблем в порту был старый нефтяной танкер «Америка», который должен был отправиться следующим утром.

Причалы были завалены ржавыми бочками, старыми обветренными трубами, ветхим буровым оборудованием и брошенными судами, которые были словно выброшены на берег приливами войны. Группы портовых грузчиков рылись в ломе, изредка появлялись колонны в три-четыре грузовика, чтобы забрать что-либо. Небольшие лодки в гавани представлялись бесполезными для того, что они задумали. Это были старые гниющие деревянные рыбацкие лодки, которые были единственным средством к существованию для худых изможденных людей, пытающихся добыть пропитание своим семьям. Поэтому у них не было иного выбора, кроме танкера.

— Я не ожидал, что порт будет настолько пустым, — сказал Федоров Трояку, когда они поднялись на корабль. — Война еще не добралась до этого места, но она очень близко. Битва за Сталинград все еще продолжается, а немецкая армия далеко продвинулась на Кавказ. Мы направляется в эпицентр боевых действий. Нам нужно оказаться южнее Кизляра, чтобы не столкнуться с немцами. Танкер зайдет в Махачкалу прежде, чем отправиться в Баку. Это наш шанс.

— Зыков поговорил с местными, — сказал Трояк. — Они говорят, что немцы периодически атакуют с воздуха корабли на юге.

— Да, они пытались таким образом перекрыть линии снабжения и потопили несколько кораблей. Этот самый корабль, «Америка», будет потоплен немецкой авиацией возле Астрахани через несколько недель. То есть в той версии истории, которую я изучал. После того, что случилось в Иланском, я понятия не имею, чего нам ожидать.

Чем больше Федоров думал о той узкой лестнице в гостинице, тем больше это не давало ему покоя. Как странно было то, что он буквально спустился по этой лестнице в другое время, а затем настолько драматически внезапно столкнулся с Мироновым. Это было больше, чем просто совпадение, подумал он. Мы, офицеры с атомного ракетного крейсера «Киров», ставшие аргонавтами во времени, сталкиваемся с тем самым человеком, в честь которого был назван наш корабль! В это было тяжело поверить и даже просто это осознать, но лицо молодого Сергея Кирова выжгло в его памяти. Он вспомнил о подавляющем искушении сказать ему что-то о его судьбе, о том, что спустя годы, в один темный день в декабре, он будет убит. Но мог ли он рассказать ему столько?

И это случилось во время их невероятной операции, направленной на то, чтобы найти Геннадия Орлова, так как он подозревал, что именно этот человек, возможно, смертельно изменил весь ход истории. Эта мысль снова пришла ему в голову в тот самый момент, когда Зыков подвел к нему Миронова — а что, если это бы поворотный момент истории? Что, если Орлов бы ничем иным как «красной сельдью», задача которого состояла лишь в том, чтобы привести его в это самое место, на эту темную лестницу и столкнуть лицом к лицу с Сергеем Кировым?

Сам не успев понять, что говорит, он торопливо выпалил в ухо молодому человеку: «Не появляйтесь в Санкт-Петербурге в 1934 году! Берегитесь Сталина! Берегитесь 30 декабря. Идите с Богом. Идите и живите, Миронов! Живите!»

Что я наделал, снова и снова задавал себе этот вопрос Федоров. Я встретил одну из самых важных фигур современной российской истории, деятеля Октябрьской Революции, и сказал ему то, что может изменить все, если Миронов вспомнит это и последует моему глупому совету. О чем я только думал? Мы пытаемся предотвратить страшное будущее, которому стали свидетелями, но мы лишь слепо шарим в темноте. Мы не знаем, что должны сделать, чтобы что-то изменить, и какие изменения можем вызвать своими действиями. Чем это могло закончится?

Допустим, Киров вспомнит меня. Вспомнит, что я шепнул ему на ухо на этой лестнице. Допустим, он не поедет в Санкт-Петербург. Найдет ли Сталин другой способ убрать его? Или это решит время, как решило с теми членами экипажа корабля, которым оказалось не суждено родиться? Человек, подобный Сталину, был суровой тенью на лице истории, и казалось невозможным, чтобы подобная судьба могла быть изменена. Но что, если Киров выживет? Что тогда?

Он долго думал об этом, когда они расположились в кубрике на «Америке». Если Киров останется в живых, как это изменит ситуацию? Он был очень близок к Сталину, практически как брат. Но Сталина возмущала его популярность и влияние. Было ясно, что Сталин использовал убийство Кирова, чтобы начать великую чистку и устранить тысячи потенциальных соперников и противников. Могло погибнуть около миллиона, и, конечно же, он не мог оставить Кирова в живых при подобных обстоятельствах. И все же, если Киров действительно останется в живых… Удастся ли ему стать достаточно сильной и влиятельной фигурой, чтобы принять Советскую Россию, освобожденную от скверны сталинского влияния? Могла ли Россия пережить суровое испытание Второй Мировой войны и уцелеть без «Человека из стали» у руля государства?

Это было слишком сложно понять, но вскоре Федоров понял и то, что загадка этой черной лестницы уже была более чем достаточным вызовом. Она представлялась ему разломом во времени, в пространственно-временном континууме, соединявшим две точки континуума — два года, 1908 и 1942. Тот факт, что в 1908 году он оказался в самый момент падения Тунгусского метеорита был очень показателен — он подозревал, что именно это странное явление 30 июня 1908 года и могло породить этот разлом. Лестница в гостинице оказалась идеально позиционирована, чтобы оказаться прямо на пути прохождения разлома! И это было простой случайностью. Если бы гостиница так и не была построена, разлом во времени так бы и висел в воздухе в нескольких метрах над землей. Положение и угол наклона лестницы же обеспечивали идеальный вход в разлом и возможность перемещения во времени!

Он задался вопросом, существовали ли другие разломы, вызванные, возможно, тем же загадочным и катастрофическим Тунгусским метеоритом. Кроме того, думал он, был вопрос, как долго разлом мог существовать? Было понятно, что он не был стабилен, потому что Трояк утверждал, что спустился по этой же самой лестнице и остался в 1942 году, не столкнувшись с феноменом, отправившим Федорова назад во времени.

Как долго работал эффект разлома? Был ли он прерывистым, приходящим и уходящим, подобно тем странным импульсам, которые смещали во времени ракетный крейсер? Если он возник в 1908 году, очевидно, что он существовал как минимум 34 года. Импульсный характер разлома мог объяснить, почему Трояк остался в своем времени. Возможно, нужно было пройти по лестнице в нужный момент.

А что, если разлом существовал до нашего времени, подумал Федоров? Если он был и в 2021 году? И если он сохранился до нашего времени, кто мог пройти по этой лестнице за все эти годы, и оказаться в далеком прошлом, бредя по давно ушедшим дням, как они теперь? Эта мысль его по настоящему ошеломила. Что, если другие люди уже столкнулись с тем, что испытал он, и пропали во времени? А если они не смогли вернуться, снова поднявшись по лестнице? Они оказались бы заперты в прошлом и обречены прожить там остаток жизни. Господи! Он понял, что всякий раз, как кто-то спускался по лестнице, мог оказать огромное влияние на историю.

Они могли изменить все, подобно тому, как Федоров и его группа пытались изменить историю и спасти человечество от страшного будущего. Внезапно он ощутил желание вернуться с снова проверить эту теорию. Или, по крайней мере, каким-то образом отправить сообщение в будущее, адмиралу Вольскому. Мы должны понять, существует ли разлом в нашем времени, мрачно подумал он.

В это самое время другой человек задавался теми же вопросами, что и Федоров, потому что спустился по той же самой лестнице и столкнулся с чем-то весьма небезынтересным.

* * *

— Я капитан первого ранга отдела внутренних дел разведывательного управления российского флота! Как вы смеете так со мной обращаться? — Ярость Волкова была очевидна. Его бледные щеки налились краской.

— Неужели? А я полковник Народного комиссариата внутренних дел, управление железнодорожной безопасности, товарищ капитан, если вы тот, за кого себя выдаете. Ваши документы очень необычны. Никогда таких не видел. Как и ваша форма и оружие. Мы много повидали, всех этих воров и негодяев, слышали много диких историй. Но такого я не слышал еще никогда. Я уже говорил о том, почему считаю, что вы не тот за кого себя выдаете. Скажем, эти документы… Очень странные.

— Обычные военные документ. Или вы никогда раньше не видели удостоверения офицера военно-морского флота? Что здесь необычного?

Полковник Лысенко наклонил голову и снова сделал затяжку.

— И вы говорите, что никогда раньше не видели этого человека? — Он оказал на другого офицера, ранее тыкавшего пальцем в Волкова, и даже теперь смотревшего на него узкими глазами через круглые очки с подозрением. Того звали Микаэл Суринов.

— Нет… И где мои люди? Послушайте, полковник, если вы тот, за кого себя выдаете, вы вмешиваетесь в дело государственной безопасности!

— Неужели? Значит, вы работаете на Кремль, верно? Кто тот человек, которого вы держали под дулом пистолета? — Один из людей Лысенко следил за англичанином, стоявшем у стойки регистрации. Там же сидела Иляна, испуганно слушая и не понимая, что происходит.

Волков вызывающе сложил руки.

— Я намерен понять, что за цирк вы здесь устроили. Я обыскивал каждую станцию на этой железной дороге — каждое помещение, каждый склад. Мы искали человека, и этот парень показался нам подозрительным. Что он делает здесь во время войны? Так что да, я задержал его для допроса, и…

— Искали человека? Кого? — Лысенко тяжело вздохнул и снова стряхнул пепел с сигареты.

— Офицера флота по фамилии Федоров. Он может передвигаться под прикрытием.

— Федоров? — Полковник быстро повернулся к более низкорослому офицеру. — Это та фамилия, которую вы мне называли?

— Так точно! — Ответил Суринов. — Он был очень смелым, настолько, насколько человек мог выглядеть. Но было в нем что-то странное. Он утверждал, что ехал из Хабаровска, но как только я прибыл туда, оказалось, что это была ложь. Я никогда не встречал в управлении безопасности на железной дороге офицера, который вел себя так, как он — унизил меня перед моими подчиненными, не говоря уже о тех скотах, которых мы этапировали в места отбывания наказания!

Теперь уже Волков подался вперед.

— Вы говорите что видели Федорова? Откуда вы знаете его?

— Он так и назвался. Он и его сержант Трояк. Этот человек проявил вопиющее неуважение, и полковник ничего ему не сделал! Он просто стоял и позволял рядовом угрожать мне!

— Полковник? Вы сказали, Федоров назвался полковником? Когда это было? — Волков едва не встал, но ощутил твердую руку солдата на плече. Он бросил на него взгляд и продолжил задавать вопросы. — Где вы видели этого Федорова?

— Вопросы здесь задаем мы! — Полковник Лысенко указал на него сигаретой, но, к его удивлению, Волков отвел его руку в сторону с неподдельным гневом на лице.

— Убери это сено от моего лица! Кто ты, черт подери, такой? Что вы здесь делаете? Что, черт подери, вы здесь устроили? Уверяю вас, вы дорого заплатите за эту выходку!

Волков потянулся рукой к воротнику, сжал его пальцами, все все глядя на Лысенко, и сказал:

— Дженков… Где ты, черт тебя бери? Спускайтесь в столовую, живо! И возьми всех остальных!

Полковник Лысенко посмотрел на него широко раскрытыми глазами, но его удивление быстро сменилось презрением.

— Что за цирк? — Сказал он с насмешкой и ударил Волкова по лицу тыльной стороной руки. — Вы что, держите меня за дурака? С кем вы разговаривали? С привидением?

Это было уже слишком, но два солдата быстро наставили на голову Волкова стволы автоматов. Затем Лысенко наклонился к нему и выдохнул в лицо целое облако табачного дыма.

— Если еще раз вкинешь что-нибудь подобно, пристрелю… Понятно? Возьму пистолет и вышибу тебе мозги!

Лысенко собрался и потянулся в карман за мятой пачкой сигарет.

— Дальше… — Сказал он, сунув сигарету в зубы и щелкнув серебристой зажигалкой «Ронсон», которую отобрал у кого-то в ходе одного из многочисленных допросов. — Кто такой этот Дженков, о которым ты говорил? Кого это всех он должен был привести с собой?

Волков закипел, его глаза стали похожи на угли. Он всеми фибрами души желал протянуть руки и свернуть этому человеку шею. Но ощущение холодного металла ствола у затылка заставляло его сдерживаться. Он начал осознавать происходящее, сдерживая рефлексы, и сквозь завесу гнева до него начала доходить некоторая странность. Народный комиссариат внутренних дел? Это же старый НКВД! О чем говорит этот человек? Тем не менее, капитан в душе был волком и понимал, что никого из них не будет легко запугать.

— Убьешь меня, значит? Вынесешь мозги? Ты хоть понимаешь, на кого я работаю? Понимаешь, перед кем я отчитываюсь? И это не народный комиссариат внутренних дел!

Лысенко слушал каждое слово Волкова, сложив руки на груди. Он понимал, что нужно предпринимать более решительный меры. Его порывало сделать то, чем он угрожал — просто достать пистолет и застрелить этого дерзкого человека на месте, но дело лейтенанта Суринова… Этот Федоров вызвал у него как подозрительность, так и любопытством. Что-то с ним было не так, и он был намерен понять, что именно. А этот человек точно что-то знал.

— Значит, Федоров, — сказал он. — Вы сказали, что ищите некоего Федорова. Почему? Кто это такой и почему представляет для вас интерес?

Напряжение начало стихать, так как Волков тоже начал брать себя в руки, пытаясь понять, что могут сделать эти люди.

— Это вопрос государственной безопасности, — быстро ответил он. — Ваше вмешательство обернется для вас очень большими проблемами.

— Значит, вы утверждаете, что из разведки? И вам приказано найти этого человека? Тогда это меняет дело, товарищ. Я тоже из разведки. Вы либо пьяны, либо бредите, раз не узнаете эту форму. Товарищ лейтенант сообщил мне, что некий Федоров выдает себя за полковника НКВД и создает проблемы. А меня интересуют все проблемы на подведомственной мне территории. Поэтому мы тоже искали этого Федорова. Кто он? — Лысенко хотел вытянуть из этого человека что-либо прежде, чем решить, что с ним делать.

— Достаточно сказать, что он представляет интерес для разведки ВМФ.

— Значит, он шпион? Он пытался внедриться в НКВД?

— НКВД? — Волков вдруг заметил знаки различия на их фуражках — да, синие фуражки с красным околышем — и кокардой в виде серпа и молота.

— НКВД? Его не существует уже много десятилетий. Откуда у вас эта дурацкая форма, из армейской комиссионки? Это что, какая-то шутка? Вы что, не поняли, с кем шутите? Хорошо, господа, если вы продолжаете упорствовать, я вам покажу, что вы выбрали не того человека для своих приколов, и с меня достаточно этого бреда.

Лысенко снова закипел. Он медленно поднялся, его рука скользнула к кобуре.

Волков не дрогнул, встретив взгляд его прищуренных глаз.

— Предупреждаю в последний раз, — холодно и угрожающе сказал он.

 

ГЛАВА 15

На бурение ушло восемь дней. Он упорно работал под дождем последние несколько часов, дабы убедиться, что звуки работы будут надлежащим образом скрыты. Дождь также уменьшал число возможных желающих оказаться здесь, что было еще одним плюсом, но вместе с тем было холодно и сыро. Однако Иэн был привычен к подобному и хорошо подготовлен к тяжелым условиям, которых требовал от него этот проект. В конце концов, цель была близка. Сегодня был девятый день, день воздаяния. Ему осталось еще двадцать-двадцать пять сантиметров вертикальной скважины, прямо через тяжелое основание в центре участка. И он, наконец, получит приз.

Это было трудное и рискованное дело. Пришлось ждать подходящей непогоды в надежде, что она скроет шум. Кабели питания пришлось тянуть по мокрой земле, несмотря на попытки укрыть их брезентом. Здесь и там он замечал, как вода просачивается в туннель через трещины в мощенной дороге между арендованным коттеджем и местом работ.

Если бы только герцог знал о всех тех тяготах и трудностях, с которыми он столкнулся за эти дни, чтобы получить свой приз. Но он понимал, что герцога это не интересовало. Его интересовало только то, что находилось по другой сторону барьера из земли и бетона, сдававшегося под напором инструмента Иэна.

Он ждал момента, щурясь на отлично отрегулированные часы на другой руке. Еще тридцать секунд и часы на церкви Святого Мартина начнут бить полночь — двенадцать длинных ударов, целая минута для того, чтобы сделать свое дело. Бур был отлично спозиционирован на небольшом гидравлическом станке, настроенном на нужное давление при включении бура. Он использовал самую дорогую смазку, которую смог найти, дабы убедиться, что ничего не будет скрипеть, и накрыл установку звукоизолирующим матом. Вместе с боем часов этого будет достаточно, чтобы скрыть шум.

Десять секунд… Пять. Он быстро поправил очки и респиратор, а затем включил бур, задержав дыхание, несмотря на все меры предосторожности. Он начал бурить засыпая все в туннеле известняковой крошкой. Всего через шестьдесят секунд он выключит инструмент и осмотрит результат. Если повезет, останется три с половиной сантиметра, и дальше можно будет действовать ручным инструментом. Как только скважина будет сделала, он просунет в нее камеру и убедится. GPS говорила ему, что он в нужном месте, но никто не мог знать наверняка. Реставрационные работы, проведенные в 90-е, могли что-то изменить. Какой-нибудь раздолбай-строевец мог сделать все не так, но камера покажет ему все, что нужно. Тогда, если все будет хорошо, останется просто вставить в скважину вакуумную трубку и сделать дело.

Это был лишь вопрос времени, однако он не учитывал набожности Мэри Перкин или действий настоятеля церкви Святого Мартина. Это будет очень длинная ночь. Ему предстоит сделать еще многие, но он находился на пути к успеху и терпение, в конечном счете, принесет ему приличное вознаграждение.

Он уже мог представить себе выражение глубокого удовлетворения на лице герцога, когда тот очень скоро получить свою посылку. И тем более он мог представить себе выражение глубокого удовлетворения на собственном лице, когда герцог вручит ему чек на миллион фунтов стерлингов. Мир катился в ад, но, по крайней мере, будет приятнее катиться туда с подобной суммой на кармане.

Тем не менее, он был не единственным, кто услышал последний скулящий звук. Его услышал кто-то еще, и это усложнило его небольшое предприятие так, как он еще не догадывался.

* * *

Настоятель спешил вниз по холодному каменному полу к восточному входу, хмурясь от настойчивого стука в дверь. Кого там принесло в такое время? Какая-то бедная душа решила попросить укрытия от дождя? Нет, в стуке была слышна настоятельная необходимость, от которой он забеспокоился. В нем что-то было, а именно страх. Он поспешил на настойчивый стук мимо алькова, забыв перекреститься у резервуара со святой водой.

— Сейчас, сейчас, — сказал он, убирая задвижку. — Подождите мгновение, вы черепицу с крыши собьете.

Дверь со скрипом отворилась, и он прищурился, глядя в темную ночь, ощущая брызги холодного дождя на лице. Стучавший бросился вперед с оживлением, от которого настоятель инстинктивно испугался. Он поразился, увидев перед собой старую Мэри Перкинс, образцовую прихожанку с седыми волосами, насквозь мокрыми от дождя.

— Мэри! Что случилось?

— Ох, вы должны пойти в часовню! Боже мой, оттуда доноситься страшный звук!

— О чем ты говоришь? О чем ты говоришь, Мэри? Так, давай уйдем из-под дождя и я закрою эту дверь, иначе нас обоих сдует грозой.

Священник сумел отодвинуть бедную старушку, закрыв дверь от непогоды и задвинув щеколду.

— Теперь, Мэри, — начал он, переведя дыхание. — Пойдемте в гостиную и я сделаю чай. Он успокоит нервы и согреет внутренности, правда? И тогда ты мне все расскажешь.

— Это было так ужасно! Звук, точно вопль демона, а от этой грозы и дождя стало еще хуже! Вы должны пойти в часовню и послушать это! Я молилась там в ночную, а потом из-под самой земли раздался скрежет и вой, как раз, когда колокол начал бить полночь!

— Набожность в сторону, Мэри. Это не то время, чтобы выходить в такую погоду. Вы что, собирались спать там на скамье? Я считаю, что вам следует спать в теплой постели у себя дома. Именно там вам и следует быть, и я надеюсь, что так и будет, когда вы выпьете чай.

— Но…

— Так, так… Это просто ветер и дождь… — Он закатил глаза в потолок. — Сегодня господь гневается. Скорее всего, ты слышала лишь ветер, шатавший деревья у надгробий на кладбище.

Мэри слушала, но ее взгляд выдавал сомнение. В ее глазах читался неподдельный страх, и настоятель знал, что пройдет много времени прежде, чем он успокоит старуху. Она уже много лет жила одна и проводила время за такими делами, как сейчас. Было позорно, что у нее не оказалось близких, которые могли о ней заботиться, однако он сам поставил себе задачу следить за ней, как за одной из самых верных прихожан.

— Ветер в деревьях? — Старуха смотрела на него с ужасом. — Я слышала ветер и провела много ночей в молитвах в грозу, даже хуже, чем сейчас. Но нет, сэр, это было нечто большее. Нечистый это был! Он завопил как раз после колоколов. На кладбище! Какой ужас! Я слышала ветер в деревьях, и это было совсем другое. — Она встрепенулась, но позволила направить себя по коридору в гостиную.

— Ну хорошо, — настоятель решил пойти на компромисс. — Если вы пообещаете мне посидеть здесь и выпить чая, я схожу посмотрю, что там твориться в часовне. Наверное, бродячие коты сцепились, но если вас это успокоит, я проверю, чтобы там все было в порядке.

— Вы пойдете? От такого страха я едва не лишилась чувств. Это бы меня утешило, если бы вы пошли и благословили это место. Но будьте осторожны! Я слышала ветер, и я слышала, как дерутся коты. Но на этот кладбище кто-то выл так, что мертвые могли встать из могил!

Священник успокаивающе улыбнулся, усаживая Мэри у огня.

— Ну, этого не надо делать, — сказал он. — Учитывая, какая выдающаяся компания отдыхает там, во дворе. — Он имел в виду могилы семьи Черчилля — знаменитый премьер-министр был похоронен здесь, на кладбище церкви Святого Мартина в деревне Бладон, неподалеку от места его рождения во дворце Бленхейм.

— А теперь просто сядьте и берите чай. Я рад вас видеть, даже такой ночью. Как видите, я был обеспокоен из-за этой грозы и читал, чтобы успокоить разум, — он указал на том Данте в плотном переплете. — А вы говорите о воплях и стонах. Я был погружен в описание Ада, когда вы начали стучать в дверь. Согрейтесь, и, если гроза перестанет, я прослежу, чтобы в благополучно вернулись в свой дом на Грин.

— Но не забудьте про кладбище, — не успокаивалась Мэри. — Вам наверняка нужно будет его благословить. Ибо то, что я слышала в ночи, не уважает мертвых, какие бы лорды и леди не были похоронены там.

— Погодите, — Священник сделал успокаивающий жест. — Похоже, что дождь немного стих после полуночи. Я пойду и посмотрю, чтобы вас успокоить. Потом отведу вас домой. Буду ждать вас завтра утром.

Он успокаивающе кивнул и направился по длинному холодному коридору в гардеробную, чтобы забрать теплое шерстяное пальто. Приходится работать со своей паствой, подумал он. У старой Мэри иногда начинается маразм. Она взвалила на себя обязанность следить за часовней на кладбище, словно скоро намеревалась туда перебраться. Впрочем, все мы там будем, подумал он. Тем не менее, от холода дождя и ветра он ощутил себя живым, когда, наконец, вышел на улицу и направился к часовне.

Он на мгновение замер, глядя на металлическую ограду кладбища и подумал о человеке, спящем там вечным сном. Эх, Уинстон, ты был человеком своего времени. Мир пал в пропасть Второй Мировой войны, а ты подхватил его на плечи и вынес, словно Атлант. Что было бы с западной цивилизацией без такого человека как ты, с твоей стальной решимостью и бычьим упорством?

Он вошел в часовню через боковой вход и прислушался, словно действительно ожидал услышать вопль демона. Однако все было спокойно, не считая легкого шуршания дождя по крыше. Гроза стихла. У старой Мэри просто маразм, подумал он. Будет лучше вернуться к ней и отвести ее в ее дом в деревне.

Но это был не старческий маразм старой Мэри… Это был Иэн Томас со своим инструментом, и в тот момент, когда настоятель направился обратно по мокрой брусчатке, кутаясь в воротник от ветра, Иэн молча пробирался по длинному туннелю вором в ночи, уходя с добычей.

Стырил историю, подумал он про себя, добравшись до конца узкого туннеля, проскользнув вверх по лестнице и подняв доски на полу коттеджа, который снял для своего дела. Он вздрогнул, радуясь тому, что выбрался из длинного сырого лаза и вернулся в комнату, обещавшую ему тепло. Но не сейчас. У него был плотно упакованный контейнер с достаточным количеством праха, чтобы красиво выполнить поручение герцога.

Иэн с улыбкой поднял запечатанный металлический контейнер.

— Прошу прощения, сэр Уинстон, — сказал он с усмешкой. — Я не хотел грабить могилу, но плата настолько высока, что я не мог отказаться. Нда… В этом горшке ты выглядишь не так величественно, Защитник Запада, Оплот Британских островов. Видел бы ты себя сейчас…

Его рот скривился в коварной ухмылке, а затем лицо обрело выражение глубокого удовлетворение от мысли об ожидавшей награде. Все, что оставалось сделать, это убрать оборудование и лопату, после чего снова засыпать лаз. Все предельно просто. Потом нужно будет двигаться к герцогу. Разумеется, будет еще всякая ерунда с анализом ДНК, взвешиванием и прочими анализами образца, но он знал, что все сделал правильно. Затем он снова услышит ту же старую мантру о том, что не должен говорить об этом ни одной живой душе. Разумеется, е-мое! Кто в такое поверит?

А потом будет его любимая часть… Чек на миллион фунтов, аккуратно убранный в карман пиджака. Это мелкое хулиганство обещало сделать его жизнь очень приятной. Девять дней упорной работы, немного хитрости и изобретательности, и он станет богатым человеком. Ему придется потратить остаток жизни на то, чтобы потратить эти деньги, и он уже размышлял, что купит в первую очередь.

Он не знал, что остаток его жизни будет очень и очень коротким. Ибо в тот момент мир копал собственный туннель — девять дней пути в ад.

И это был уже пятый день.

 

ГЛАВА 16

Он стоял у гобелена, любуясь искусством и изысканным мастерством, с которым был выткан его родовой герб. Одновременно Сэр Роджер Эймс, герцог Элвингтон, внимательно слушал доклад своего агента, только что вернувшегося из Блэдстона, где работал над операцией в церкви Святого Мартина. Титул герцога стал для него последним достижением, вместе с которым он получил поместье в графстве Йорк. На протяжении нескольких поколений не случалось, чтобы герцогом становился человек, не имеющий отношение к королевской семье, поэтому этот титул был редкостной привилегией. Однако затем сэр Роджер привык к его почетности и привилегированности и начал ожидать того же во всех сферах жизни. Сейчас он наполнялся уверенностью в том, что вопрос, который он поставил перед собой, будет решен положительно.

— Таким образом, сэр, — продолжал агент, — могу сообщить вам, что операция увенчалась полным успехом. Образец был добыт в более чем достаточном количестве. Доступ снова был запечатан на глубину шесть футов.

— И все? — Спросил герцог.

— Шесть футов в нынешних обстоятельствах более чем достаточно, Ваша Милость.

— Да, достаточно для работы на чужой земле, мистер Томас, достаточно для рытья туннелей в Египте, но мы сейчас говорим о собственной родине. Вы можете заверить меня, что в одно нехорошее утро там не появиться шахта? — На самом деле герцог не беспокоился. У него не было на это времени. Осталось всего четыре дня.

— Разумеется, сэр. Все конструкции из древесины остались на месте. Не возникнет никаких проблем. Я даже готов сказать, что земля там сейчас сильнее, чем была раньше. Но и тогда мне пришлось использовать служебный туннель, иначе я никогда бы не справился за девять дней. Все, что осталось, хорошо запечатано.

— Она не может быть вскрыта?

— За какое-то время, сэр. Однако полость, скорее всего, просто наполниться дождевой водой, что создаст впечатление естественного водоносного горизонта, если случиться провал.

Герцог с сомнением посмотрел на него, выражая всем видом, что не повелся на этот аргумент, однако этот человек, похоже, не достаточно подготовился к дальнейшему обсуждению.

— Значит, материала достаточно?

— Семь фунтов, ваша Милость — на два фунта больше требуемого. Качество также соответствует.

— Хорошо, — сказал герцог. — А проверка?

— Все согласно вашим указаниям, сэр. Тест ДНК показал два плюса. Отчет из лаборатории прилагается.

— Хорошо, — сказал герцог, поворачиваясь, чтобы рассмотреть человека, которого видел впервые. Эймс был высоким человеком, с безупречной осанкой, безупречными манерами и тонкими усами, однако черты его лица придавали ему величественное выражение, надменное, но с намеком на некую скрытую мудрость. В темных, но все же мягких глазах читалась уверенность в собственном интеллекте. Он был человеком, который познал мир достаточно, чтобы видеть разницу между хорошими и плохими временами. И в поместье Элвингтон сейчас были хорошие времена. Отличные.

— Могу я задать вам вопрос по другой теме, мистер Томас?

— Разумеется, сэр.

— Вы прошли военную подготовку, курсы по обращению с оружием, рукопашного боя и тому подобного?

— Я был лейтенантом сорок пятого подразделения Коммандос Королевской Морской пехоты, сэр. Прошел боевую и оперативную подготовку.

— Замечательно. Будете ли вы готовы к специальному заданию в ближайшем будущем? Скажем, в ближайшие несколько дней?

— В любое удобное для вас время, сэр.

— Это может оказаться достаточно длительным заданием, я полагаю, несколько опасным, но и несколько захватывающим.

— Жду ваших распоряжений, Ваша Милость, — Томас знал, что это будет лучше, чем спросить о том, какова будет компенсация. Он знал, что вознаграждение будет щедрым и был рад потенциальному новому контракту.

— Очень хорошо… Можете оставить ваш отчет на моем столе. Секретарь выдаст вам проект для комиссии — все это, разумеется, подлежит проверке аудиторами. Завтра я свяжусь с вами касательно нового задания, которое я упомянул.

— Конечно, сэр. И благодарю вас, — Иэн Томас вежливо поклонился, понимая, что его отпускали без лишних разговоров. Было важно следить за интонацией, имея дело с одним из богатейших людей в Европе.

Он развернулся и направился обратно в длинный ковровый зал, слегка поклонившись у двери, и аккуратно закрыл ее за собой. Только тогда он позволил себе широко улыбнуться, прямо-таки улыбкой Чеширского кота. Наброски контракта, который он собирался подписать, уже заполонили его воображение. Неплохо для нескольких дней работы, подумал он. И уже второе задание!

В своем кабинете герцог небрежно направился к столу, и, сложив руки за спиной, посмотрел на папку, которую оставил Томас. Он сел в удобное кожаное кресло и открыл ее. Его губы сложились в тонкую улыбку, открыв легкий шрам на подбородке.

— Уинстон, Уинстон, — сказал он вслух. — Вскоре ты будешь блистать на чьем-то кулоне…

Кому подарить это маленькое сокровище, подумал он? Купить таким образом симпатию леди Помрой? Однако он обязан был показать это всем и вызвать немного зависти, которую точно вызовет законченный камень. Старику Майтленду удалось обойти меня. Он считает, что забрался выше некуда с камнем Мальборо. Посмотрим, что он скажет о старине Уинстоне… Опять же, я смогу взять его с собой, когда уйду.

Он раздумывал об этом некоторое время.

Герцог был членом очень особенного клуба для избранных, одного из многих, открытых для богатых кругов. В течение многих лет они развлекались поисками останков знаменитых людей по всему миру, давно умерших и покоившихся в объятиях истории. Но новые технологии смогли позволить извлечь из их праха кое-что очень необычное, редкое, красивое и совершенно уникальное. Такие вещи особенно приветствовались в кругах, в которые он был вхож.

В данном случае его агент только что обеспечил ему доставку останков Сэра Уинстона Черчилля с кладбища в Блэдстон в Оксфордшире. Материал представлял собой, в основном, золу, но все еще содержал достаточно углерода, который вскоре подвергнется воздействию огромного давления и температуры для создания сертифицированного алмаза. Сэр Уинстон станет последним сверкающим приобретением в коллекции герцога. Компания «ЛайфГем» создавала такие алмазы многие годы, в основном из останков «родных и любимых». Но герцог и его особая группа единомышленников имели грандиозные запросы.

На мгновение он задумался. Это Иэн Томас был хорош, очень хорош. Сорок пятое подразделение Коммандос? Очень хорошо. Он будет именно тем человеком, который мне нужен для этого маленького приключения. Пошли слухи, что Мэйтленд что-то провернул. Говорили, что у него была исключительная находка, которую он собирался представить на следующей встрече… Последней встрече всего через несколько дней. Он знал, что времени осталось мало. Как жаль, что это будет их последняя встреча.

Увидим, подумал он. Может, просто услышим как Мэйтленд будет рвать и метать, если «ЛайфГем» снова опоздает?

Он упрекнул себя за то, что не продумал весь план более тщательно. Немного предвидения, и у него все могло бы пойти в соответствии с его путем. Углубляясь в тему, возможно, будет неплохой идеей камень, созданный из останков другого знаменитого герцога, например Веллингтона? А его заклятый противник Наполеон Бонапарт будет замечательным дополнением. Да, два этих камня бок о бок будут смотреться потрясающе. Особенно, если все сложится так, как я себе представляю.

Он словно был удовлетворен этой мыслью, открыл ящик стола, положил папку внутрь и закрыл его, убедившись, что услышал щелчок замка. Теперь нужно было заняться более насущными вопросами. Этим делом с ракетной атакой на танкер под британским флагом в Ормузском проливе, атаке русских на фрегат Королевского Флота в Черном море и потоплением еще одного танкера «Фэйрчайлд». Это еще что? Звучало довольно зловеще. Он постучал пальцами по столу, размышляя над этим вопросом.

«Фэйрчайлд энд Компани», подумал он. Да, меня это интересовало в последнее время. Небольшое предприятие, работающее на маршруте между Персидским заливом и Милтон-Хейвен. Он открыл папку, изучая материалы по компании… Так, активы на семнадцать миллиардов, большей частью в тоннаже кораблей и имениях в Абердине и на острове Мэн. Что там в конце месяца? Задолженность перед «Банком Лондона» в 200 миллионов деноминированных американских долларов. Неудобно. Он предпочитал расчеты в фунтах, особенно если дело касалось компании, обслуживающей интересы Короны. Однако поскольку это была прежде всего нефтяная компания, а нефть торговалась исключительно в долларах, по крайней мере, до недавнего времени, он решил простить это прегрешение.

Он перевернул страницу, изучая последний отчет по балансу компании и с особым интересом отметил сводку по денежными потокам. В последний месяц было четыре заметки, каждая из которых касалась поставок в Милтон-Хейвен, где базировались танкеры компании. Все доходы были направлены на покрытие трехмесячных оперативных расходов, связанных с лицензированием, страхованием, выплатами зарплаты, а также некими «специальными проектами», вызвавшими у него некоторый интерес.

Итак, им предстояло выплатить 200 миллионов долларов «Банку Лондона» в конце месяца. Учитывая хаос, творящийся на рынках в последнее время, когда «Барклайс», принюхивался к «Голдман Сакс» до того, как тот рухнул, «Галифакс», крупное британское кредитное агенство, работавшее с недвижимостью, находилось на грани краха, «Нортерн Рок» рухнул, «Брэдфорд энд Билли» был национализирован, он мог понять, почему это было важно. Но за завуалированным заголовком «Специальные проекты» явно скрывалось что-то экстравагантное. Могла ли Фэйрчайлд иметь отношение к тому же специальному проекту, который он холил и лелеял в последнее время? Была ли она тоже держателем ключа?

Он перевернул страницу, просматривая биографию Елены Фэйрчайлд, владелицы и генерального директора компании. Хорошо звучит, подумал он, пораженный ее зрелой красотой. Достойная родословная, предки участвовали в Крестовых походах. Семейное древо, связанное с «Ландкей Фэйркейлид оф Норт Девон»… Торговцы углем и железом, владевшие небольшим флотом, работавшем в Сассексе и Уэльсе. Яблоко от яблони недалеко падает, подумал он. Немного огня в родословной. Они предоставили Дрейку несколько кораблей для сражения с Испанской Армадой. Все достойно.

— Что же, мисс Фэйрчайлд… — Сказал он вслух, заметив, что она старательно не обратила на это внимания. Она могла бы стать интересным компаньоном в него маленьком путешествии, а затем снова стала бы не более чем бременем. Но все это не имело значения. Она была в половине мира от него, а мир катился в ад. Он знал это, как и горстка других богатых и обладающих хорошими связями мужчин и женщин. Их время уходило. В часах оставалось мало песка. Война грозила выйти из-под контроля и положить всему великий конец. Это было неудобно — если вы не произвели приготовления. Если у вас не было плана.

Он тщательно размещал свои активы в нужных местах в последние месяцы, убедившись, что черная дыра, поглотившая «Голдман Сакс» этим утром никак его не коснется. Но и это больше не имело значение. Его разум был сосредоточен на одном-единственном проекте… Да… Как найти тихое и безмятежное место, где бы он мог жить своей жизнью, распоряжаясь своими нынешними властью и богатством — и не думая о текущих правилах и ограничениях, как и о диком сумбуре современной финансовой системы.

У него уже был билет — как и у очень малой группы других. Все они были одинаковы — мужчины, напоминавшие Мейтленда, женщины, напоминавшие леди Помрой, и, возможно, даже такие перспективные новички как Елена Фэйрчайлд. Разумеется, ей нужно будет сделать взнос, а также пройти проверку комитетом, но это можно было бы сделать на следующем заседании. Возможно. Опять же, возможно, она уже была держательницей ключа. Никто не знал имен и личных данных тех, кто имел привилегию быть владельцем ключа. Жаль было бы бросать такую женщину. Возможно, можно было что-либо разузнать.

— Я вижу, что ваши финансовые потоки несколько оскудели, мисс Фэйрчайлд. Похоже, что большая часть вашей квартальной прибыли горит в Ормузском проливе или лежит на дне Черного моря.

Да… «Принсесс Ройял» была твоим самым большим танкером и ты, вероятно, рассчитывала на то, что она поможет тебе разобраться с «Банк оф Лондон». Какая жалость. Будем надеяться, что ты сможешь провести два своих последних корабля через Босфор. А это что?… «Огонь Аргоса», перестроенный эсминец типа «Даринг», купленный несколько лет назад… Как интересно.

Он задумался над большой суммой, потребовавшейся на эти «специальные проекты», и ощутил большим интерес. Он говорил с Джеймсоном из Банка и просил его разузнать побольше. В сложившейся ситуации, учитывая довольно слабые резервы, компания этой леди становилась достаточно уязвимой. Он вздохнул, понимая, что его старые инстинкты бывалого хищника сейчас неуместны. Это уже не имело значения. Он достиг определенных договоренностей, и если Фэйрчайлд не была владелицей ключа, у нее были свои. До Черного моря и нефти ему не было дела.

Имея это в виду, он задумался о том, следует ли ему взять с собой такого человека, как Томас с его особыми талантами. Да, он мог оказаться очень полезен. Он решил сделать ему такое предложение и был уверен, что все пройдет, как надо. С этой мыслью он потянулся к телефону селекторной связи и вызвал своего секретаря.

— Слушаю, сэр.

— Мое расписание на сегодня свободно? — Спросил он.

— После полудня ничего значимого, сэр.

— Хорошо. Свяжитесь с мистером Томасом и скажите ему, что я хотел бы снова встретиться с ним утром. Скажем, в шесть утра.

— Хорошо, сэр.

Этого будет достаточно, подумал он. Такой человек, как Томас может быть гораздо более полезен ему, что Фэйрчалд. За ней нужно будет ухаживать, заискивать, и это может быть хуже всего на свете. Он решил, что будет лучше думать о своему плане как о чем-то, похожем скорее на сафари, чем на комфортабельный круиз. Да, в этом отношении Томас будет намного лучше.

Затем он просмотрел календарь на следующую неделю. Как жаль, что придется разочаровать стольких людей. Некоторые из них искали венчурные капиталы, другие собирались прибыть с деловыми предложениями, по слияниям или выгодным сделкам. Он оставил все эти встречи в расписании, хотя, если все пройдет гладко, то его уже не будет здесь. Если про пройдет так, как он планировал, он будет где-то далеко.

От этой мысли он снова ощутил дух охоты, стремления и ожидания великого путешествия — если все сработает. Все это было тем еще делом. Он решил еще раз позвонить профессору Дорланду и узнать обо всем. В конце концов, он вложил довольно серьезные средства в экстравагантные идеи этого человека. Но если в этом что-то было… Если это действительно было возможно…

Когда он потянулся к телефону, чтобы вызвать секретаря и поручить ему сделать звонок по защищенной линии, телефон зазвонил, опередив его — по линии 1. Он удивленно поднял брови и встрепенулся от беспокойства, поднимая трубку.

— Да, — тихо сказал он, задаваясь вопросом, в чем было дело.

— Добрый день, сэр. Прошу прощения, но мы зафиксировали аномалию.

— Я понял. Вы говорите, это аномалия?

— Я полагаю, что да, сэр. Вариативность очень высока. Желаете просмотреть данные?

— Да, конечно. Жду отчета на своем столе через час.

Надо же, подумал он. Аномалия! Как интересно. Кто-то еще планировал что-то? Может быть, это Мейтленд? Или леди Помрой? Как бы то ни было, ему нужно было разобраться немедленно.

 

ГЛАВА 17

С момента катастрофического извержения вулкана Демон, объявившего свою власть над морем вокруг Хоккайдо, прошло сорок восемь часов. За это время остатки Краснознаменного Тихоокеанского флота были отведены в Охотское море, а поврежденный атомный ударный авианосец «Вашингтон» отошел на Гуам. В то время, как подразделения компании «Фэйрчайлд» столкнулись с российским Черноморским флотом, поврежденный авианосец капитана Таннера встретился с ударной группой «Нимица» к северу от Марианских островов. Приближались и подкрепления в виде группы «Эйзенхауэра», прошедшей побережье Малайзии и шедшей на восток к Гуаму через море Сулу.

США сосредотачивали свою военно-морскую мощь для дальнейших запланированных операций. В то же время разведка не могла раскрыть судьбу ядра российского флота. Спутниковая разведка была невозможна из-за огромного и растущего облака пепла от вулкана, а обнаружению подводных лодок препятствовал шум сейсмических толчков, вызванных извержением. Обе стороны тихо рыскали в глубоких темных водах, используя сонары в пассивном режиме. Гул вулкана звучал из глубин земли зловещим предзнаменованием.

Американские морские планировщики полагали, что дальнейшие действия российского флота будут невозможны, пока флотилия не отойдет в Японское море, где станет уязвима для сил наземного базирования с авиабаз на главном острове Хонсю. По этой причине они приняли решение отойти на юг и произвести перегруппировку сил для противостояния реальной угрозе — операции Китая против Тайваня.

Род Лейман, начальник администрации Белого дома, снова встретился с аналитиком лейтенант-коммандером Уильямом Ридом, генералом ВВС Генри Лэйном и недавно получившим пятую звезду адмиралом Уильямом Гортни. Жесткий и опытный военно-морской профессионал, Гортни давно заслужил «золотые крылья» на форме за 5 000 летных часов без происшествий и 1 200 успешных посадок на авианосец. Он служил на командных должностях на шести авианосцах, в том числе «Нимице» и «Эйзенхауэре», который теперь рыскали, словно разъяренные акулы, к северу от Гуама. Его боевой опыт, полученный в ходе операции против Ирака и других морских операциях, сделал его идеальным человеком для выполнения задачи, стоящей перед флотом. Но пока что перед адмиралом стояли и другие важные вопросы.

— И кто, черт возьми, направил этот приказ под кодом «Флэш» Таннеру? Вот, что я хочу знать. «Нимиц» подходил к нему на правом фланге, а этот приказ заставил Таннера действовать без поддержки. На мой взгляд, это было чертовкое разгильдяйство.

— Точно не из этого кабинета, — сказал Лейман. — Мы здесь знаем общие принципы, но я понятия не имею, что такое код «Флэш».

— Значит, не из оперативного центра Белого дома? Что же, тогда и не от Объединенного комитета начальников штабов, черт его бери. Я встречался со всеми ними три часа назад, и они ничего не слышали о приказе, отправившем Таннера в бой.

— Если позволите, сэр… — Адъютант подошел к адмиралу и протянул ему папку.

Гортни открыл ее и просмотрел. Приподнятая бровь выдала его удивление. Закончив, он положил папку на стол, придерживая рукой с адмиральскими нашивками, и посмотрел Лейману в глаза.

— Мне только что передали сведения по трассировке данного приказа и он, похоже, имеет гриф выше, чем «Совершенно секретно». Это делает его файлом категории SCI, поэтому я не имею права обсуждать его, если у всех в этом помещении нет соответствующего допуска.

SCI означало «Специальная информация для ограниченной категории лиц». В лабиринте протоколов безопасности это означало, что допуск к ней имел ограниченный перечень строго определенных людей. Это само по себе удивило Гортни, так как получив пять звезд адмирала флота, он встал на первое место в командной цепочке военно-морского флота. То, что какой-то приказ был сочтен слишком секретным, чтобы пройти мимо его папки «входящие» заставлял его ощущать холодок в животе, в особенности в подобной обстановке, когда решения, определяемые подобными приказами, сильно влияли на ход быстро развивающегося конфликта, изменяя мир до неузнаваемости. И Гортни был очень недоволен этим.

— Я хочу быть откровенен и скажу вам, что если сяду за карты, то чертовски хочу видеть все, что сдает мне крупье. Я не вчера родился и знаю, что в правительстве есть службы, закопанные так глубоко, что потребуется гробовщик, чтобы показать вам, где это, но со мной такое не сработает. Мне все равно, какой гриф стоит на приказах, хотя «Аардварк» или UMBRA. Я получил код «Вахтенный G-1» и это чего-то стоит. Если меня назначают командующим театром военных действий, я хочу, чтобы все приказы предварительно направлялись ко мне, и стрелять или не стрелять, буду решать только я. Это понятно?

— Я бы хотел понять, о чем вы говорите, адмирал.

Рид кашлянул и вмешался.

— Прошу прощения, Мистер Лейман. Адмирал говорит о том, что этот приказ был передан мимо него из-за проблем с классификацией по системе секретности. Скорее всего, это означает, что он относиться к категории CI, то есть «специальные разведывательные данные», что означает, что источники и методы, которыми эти сведения были получены, в высшей степени засекречены, а число допущенных к ним строго ограничено.

— Если я стану командующим, то лучше бы мне оказаться среди них, — сказал Гортни. — Если кто-то начнет двигать авианосные ударные группы по карте, я хочу об этом знать и одобрять.

Лейман казался удивленным.

— Вы хотите сказать, что приказ был передан мимо вас? Вы никогда не видели и не одобряли его?

— Верно.

Пришло время Лейману ощутить дискомфорт. Да, правительство США представляло собой сложный лабиринт извилистых дорог, в котором информация просачивалась такими тайными тропами, о которых даже он не знал. Существовали АНБ, ЦРУ, «черные» проекты таких организация как DARPA и почти всех видов вооруженных сил. Даже НАСА держало многое в секрете — вещи, видимые на орбите, найденные на Луне и Марсе, вещи слишком тайные, чтобы когда-либо выставлять их на открытое обсуждение. И вот теперь адмирал высказывал ему претензии за то, что не был проинформирован о важной разведывательной информации, а соединению флота был отдан приказ без его ведома или согласия. Это была неудобная ситуация.

— Я понимаю, — начал Лейман. — Я могу проверить все, адмирал Гортни и могу вас заверить, что мы знаем о случившемся так же мало, как и вы. О какой классификации вы говорили?

— «Вахтенный G-1». Черт знает, что это значит сейчас, но это должно означать то, что я отдаю приказ, согласно которому ни один офицер, находящийся под моим командованием, не должен выполнять ни одного приказа, поступившего не от «ФЛИТКОМ-1» — то есть меня, джентльмены. Я не хочу показаться высокомерным или эгоистичным, но таковы правила. Конгресс вручил мне пятую звезду именно для этого. Я знаю, что исполнительная власть любит напоминать нам о том, что все пути в конечном счете ведут в Овальный кабинет, но если президент не намерен сам начать командовать флотом, это предпочел бы делать я.

— Так и есть, — сказал Лейман. — Я не могу сказать, что слышал о таком понятии, как «Вахтенный», но могу заверить вас, что постараюсь разобраться в том, что случилось, и не допустить, чтобы такое повторилось. Генерал Лэйн, у вас есть какие-либо сведения по этому поводу?

— Боюсь, что нет. Если этот приказ не сочли нужным положить на стол адмиралу, то, разумеется, не стали бы отправлять мне.

— Значит, никто в этом зале не знал о том, что это «флэш-сообщение», как вы это называете, даже было отправлено. — Лейман почесал в затылке. Ведь был Оперативный центр Белого дома!

— Похоже, что так, — сказал Гортни. — И, если говорить прямо, такое нужно прекратить.

— Прошу прощения, сэр, — вмешался Рид. — Для этого может потребоваться административное вмешательство на самом высоком уровне. Чтобы ограничить распространение или выполнение чего-либо, кодированного как SI-GAMMA-UMBRA, нужен указ президента. Прошу прощения, мистер Лейман, но даже президент может получить ежедневную разведывательную сводку, в которой не будет никаких имен, только факты.

— Я понял, — Лейман выглядел обеспокоенным. — Хорошо, если для этого нужен президентский указ, я подниму этот вопрос с президентом. Однако прежде, чем я направлюсь к Главному лично, не могли бы вы представить мне картину происходящего на Тихом океане? Я полностью согласен с вами, адмирал Гортни. Если вас поставили за штурвал, корабль должен быть вашим. Могу заверить вас, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы окончательные решения могли принимать вы.

— Премного благодарен, — сказал Гортни. — Что же касается положения на данный момент, я могу ввести вас в курс дел немедленно. Силы генерала Лэйна в регионе находятся в полной готовности. Две ракеты, запущенные Северной Кореей по Гуаму, успешно перехвачены, и а стратегическая авиация готова к проведению глубоких ударов. Пришло время начинать наступательные операции. Генерал Лэйн?

— Сэр, у меня есть «Кости», «Летучие мыши» и «Баффы», и я готов устроить концерт в любом месте, где вы сочтете нужным.

— «Кости» и «Летучие мыши»? — Посмотрел Лейман на Рида.

— Он имеет в виду бомбардировщики В-1В «Улан» и малозаметные В-2 «Дух», а также старые В-52, мистер Лейман.

— Это «Бафф»? Ребята, где вы берете такие названия?

— Это расшифровывается как «большой уродливый толстяк», сэр. Ласковое название в ВВС.

— Верно, — сказал Лэйн. — Мы получили подтверждение того, что Х-51С «Волнолет» готовы к применению. Первое, что мы должны сделать, это лишить их космических средств и предотвратить дальнейшие удары по нашим спутникам.

— Вы говорите об ударе по Китаю? — Лейман хотел знать, что ему нужно будет сказать президенту.

— Верно… Но русские тоже есть в моем списке. Возможно, нам придется нанести удар по их основным Cosmodromes и другим ключевым местам запуска, если мы хотим сделать все правильно.

— Вы говорите о стратегических ударах по российской территории?

— Обычными бомбардировщиками с обычным средствами. Без ядерного оружия.

— Да, но если русские обнаружат наши бомбардировщики? Могут ли они воспринять это как ядерный удар?

— Сэр, если бы мы хотели нанести внезапный ядерный удар, мы бы не начинали с бомбардировщиков. Мы должны были бы начать с МБР и подводных лодок. Так что да, они могли бы обнаружить приближающиеся самолеты, даже если это будут В-2, но мы полагаем, что они правильно интерпретируют это как атаку обычными вооружениями.

— Я рад, что вы в этом уверены, генерал, потому что меня немного нервирует перспектива отправить стратегические бомбардировщики в воздушное пространство противника. Можем ли мы каким-либо образом ограничить наши операции регионами, уже вовлеченными в конфликт?

— Вы подразумеваете Тайвань и северную часть Тихого океана? СТРАТКОМ — неверный инструмент для такой работы, сэр. Нам нужны глубокие ударные операции. Адмирал Гортни? — Лэйн искал поддержки.

— Я согласен с генералом Лэйном, — быстро ответил адмирал. — В настоящее время у нас имеются две авианосные ударные группы, а «Вашингтон» может передать им свои уцелевшие самолеты в качестве подкрепления. Это средства, чтобы, говоря по простому, победить китайцев молотом по голове и закрыть вопрос с Тайванем. Я никоим образом не намерен отправлять «Эйзенхауэр» в Южно-Китайское море после того, что случилось с Таннером и «Большим Джорджем». Нужна координация действия авиации и флота. На этот раз мы сконцентрируем наши морские силы и будет использовать их в плотном взаимодействии. Китайцы продемонстрировали некоторые интересные и грозные возможности. Если мы намереваемся закрыть этот вопрос, нам нужно все, что у нас есть в регионе.

— Что насчет российского флота? — Перешел Лейман к последнему вопросу.

— Мы полагаем, что его можно списать со счетов — нам не нужно беспокоиться об этом в краткосрочной перспективе, не считая подводных лодок с баллистическими ракетами, способными запускать ракеты по США из открытого моря. Пока это дело не переросло в полноценную морскую войну, но именно к этому все и идет. Если ситуация затянется, они атакуют нас, а мы их, и так по всему миру.

— Президент надеется, что мы сможем ограничить конфликт Тихоокеанским регионом — Тайванем и Китаем.

— Эти надежды уже пошли прахом, мистер Лейман. — Гортни был не из любителей церемониться. — Российская 58-я армия сегодня утром перешла границу с Казахстаном. Это создает угрозу для нефтяных месторождений в регионе, как и ситуация в Персидском заливе. В Черном море произошел инцидент с участием британских кораблей, не говоря уже о подлом приеме в Мексиканском заливе, где они торпедировали нашу буровую платформу.

— «Тандер Хорс»? — Да, я слышал об этом.

— По крайней мере, мы потопили эту чертову подлодку, так что они заплатили за эту атаку. Я полагаю, что перчатки уже можно считать сброшенными. Китайцы атаковали наши спутники. Русские и их марионетки вроде Ирана, атаковали нашу энергетическую инфраструктуру по всему миру. Это уже не джентльменская война. Пришло время показать, что мы стали серьезны и готовы дать им понять, против чего они выступили. Пришло время ответить — и жестко.

— Хорошо… — Лейман перевел взгляд с Гортни на Лэйна. — И что вы предлагаете?

— Массированный удар, — сказал Гортни. — С использованием ударных ракет «Томагавк» и других подобных средств, как с подводных лодок, так и с самолетов.

— Массированный удар?

— Направленный на подавление вражеской противовоздушной обороны, — пояснил Гортни. — Мы уничтожим их известные расположения ЗРК и радаров. Это очистит воздушное пространство для второй волны, которую направит генерал Лэйн.

— Мои бомбардировщики готовы, — быстро сказал Лэйн. — Мы нанесем удар В-2 и выведем из строя центры запуска их спутников. Затем В-1 смогут атаковать аэродромы, которые они используют для операций против Тайваня. Мы сможем завалить их крылатыми ракетами, «умными» бомбами и вывести из строя в течение 24 часов. Затем свое слово сможет сказать адмирал Гортни.

Гортни кивнул.

— Следующей задачей станет установление превосходства в воздухе над Тайванем. Авианосец «Вашингтон» на данный момент выведен из строя, однако «Нимиц» и «Эйзенхауэр» готовы двинуться на запад. Мы оставим остатки авиагруппы Таннера в резерве до прибытия подкреплений из 3-го флота. Авианосец «Буш» уже направляется к Перл-Харбору. Это обеспечит нам достаточную воздушную мощь для восстановления порядка в небе над Тайванем, и как только мы это сделаем, китайцы дважды подумают о погрузке войск и техники на свои десантные корабли. Если они двинут свои силы через пролив, нам нужно выдвинуться быстро и нанести мощный удар.

Рид прочистил горло.

— Прошу прощения, адмирал, но что насчет DF-21?

— А что такое?

— Китайцы знают, что баллистические ракеты являются их козырем. Посмотрите, на что они пошли с самого начала, когда столкнулись с японцами. Вы можете отправить авианосцы на запад, но, возможно, тогда увидите, как DF-21 попытаются вделать из зоны вашей операции суп с глушеной рыбой.

Рид указал на стратегический аспект вопроса. Авианосец установил свое господство в военно-морской стратегии со времен Второй Мировой. Теперь, впервые в истории, баллистические ракеты создали серьезную угрозу доминирования авианосцев. Как возможность запускать с палубы самолеты привела к закату линкоров, так и баллистические ракеты угрожали согнать с трона авианосцы.

— Ну, мистер Рид, — сказал Гортни так прямо, как только мог. — Мы должны просто пойти и посмотреть, верно? Мы просто должны будем стереть позиции этих ракет в пыль.

 

ГЛАВА 18

— Ка-226 наблюдает цели, товарищ капитан, — сказал Роденко. — Есть картинка американского соединения на юге. К нему движется еще одно крупное соединение.

— Покажи, — Карпов тяжело оперся на край экрана радара, глядя, как Роденко показывает ему цели.

— Вывожу на тактический планшет, товарищ капитан. Похоже, это еще одно авианосное соединение. По меньшей мере девять капитальных кораблей. По данным радиоперехвата Николин полагает, что ей командует адмирал Хэлси.

— Это согласуется с книгой Федорова, — сказал Карпов.

— Кроме них, наблюдаю 34 малоразмерных цели в этой группе. Прибавьте их к тем силам, которые мы уже отслеживаем, и получится, что мы столкнемся с не менее чем 60 военными кораблями различных типов.

— Девять авианосцев, четыре линкора и три тяжелых крейсера, — уточнил Карпов. — То есть, исторические данные точны. Остальное — легкие крейсера и эсминцы.

— У нас имеется 62 ПКР, — сказал Роденко с очевидным предостережением во взгляде. — Этого недостаточно, чтобы противостоять силам подобной численности. На борту этих авианосцев имеются сотни самолетов.

— Согласен, — Карпов заходил туда-сюда, размышляя и оценивая обстановку. Все было очень похоже на те последние безумные моменты у берегов Ньюфаундленда, когда корабль столкнулся с несколькими оперативными группами противника. Тогда расклад было не более благоприятным, и он решил, что необходимы более решительные меры. Почему же он колеблется сейчас?

— Как скоро эти корабли смогут угрожать нам авиационным ударом?

— Группа Спрага находится в ста километрах к востоку от острова Шикотан, товарищ капитан. Они уже могут поднимать самолеты, но радары фиксируют только малочисленные воздушные патрули над кораблями. Я полагаю, они ждут подхода группы Хэлси, которая сможет выйти на рубеж атаки через девяносто минут при нынешних курсе и скорости. Если мы останемся на месте, они смогут атаковать через три часа.

Карпов прищурил глаза.

— Рулевой, пятнадцать влево. Николин, передать соединению приказ следовать за нами. Мы встаем в круг.

— Так точно, товарищ капитан.

Приказ, казалось, несколько разрядил обстановку на мостике, и Роденко с облегчением подумал, что капитан, похоже, хочет выиграть немного времени, чтобы лучше рассмотреть ситуацию. Однако Карпов выглядел неловко, словно тяжесть решения была слишком большой для него самого.

— Они не повторят ошибку капитана Таннера, — сказал Карпов.

— Товарищ капитан?

— Таннер пытался справиться с нами в одиночку. У американцев был на подходе еще один авианосец, «Нимиц», названный в честь адмирала, командовавшего их флотом в эти дни. Таннер пошел на нас один и заплатил высокую цену, как заплатила бы и группа Спрага, если бы не прекратила последнюю атаку.

— Но они расценили это как атаку с нашей стороны и начали сосредотачивать свои корабли, — сказал Роденко. — Теперь они представляют собой гораздо более грозную силу.

Карпов заходил туда-сюда.

— Свяжитесь с «Орланом» и «Головко», — сказа он Николину. — Прикажите Ельцину и Ряхину прибыть на «Киров» через тридцать минут для совещания. — Затем он повернулся к посту гидроакустика. — Тарасов, держите уши открытыми. Ка-40 продолжать обеспечивать ПЛО во взаимодействии с «Адмиралом Головко». Я не хочу никаких сюрпризов.

— Так точно, товарищ капитан. В непосредственной близости чисто, продолжаю слежение за обстановкой.

— Отлично… Роденко, мостик ваш.

Карпов шагнул к выходу, вдруг обратив внимание на красное аварийное освещение и ручной запор люка, внезапно ощутив холод в животе. Ему вдруг вспомнилось, как он открыл этот люк и увидел в таком же самом тусклом красном свете морду автомата, направленного прямо ему в грудь. Каменная фигура старшины Трояка в люке, его холодные бесстрастные глаза, стальные руки, срывающие у него с шеи командирский ключ… Его охватило ослепляющее чувство унижения, когда он вспомнил, что было дальше. Орлов, смотрящий на него с тихой насмешкой и отвращением в глазах и его последние слова — «Последствия, Карпов. Последствия.»… И на фоне этого резкий, словно удар хлыста грохот орудий «Кирова», выпускающих снаряд за снарядом. И далекое грибовидное облако, набухающее на горизонте, а затем и осознание того, что он сделал.

Карпов опустил голову и быстро вышел через люк. Его лицо было хмурым и встревоженным.

— Капитан покинул мостик!

Он спустился по трапу и направился в сторону кормы. У офицерской столовой сознание зацепило еще одно воспоминание. Орлов… Он вспомнил, как крупный начаопер преднамеренно пролил кофе на его стол. Это был последний раз, когда он говорил с Орловым, и Карпов невольно потер бок, куда Орлов ударил его кулаком.

Щеки покраснели от гнева, и капитан быстро свернул направо, направляясь в свою каюту. Он резко закрыл дверь, снял шапку и вытер пот со лба. Не задумываясь, он подошел к шкафчику, достал бутылку водки и стакан, и тяжело опустился на стул.

Его словно пробрало жутким холодом. Он сделал глоток, а затем резко опрокинул весь стакан, тяжело выдохнув, когда горло обожгло огнем. От водки нахлынуло еще одно воспоминание — о том, как он выпивал с Вольским. Он был угрюм и неуважителен, доведя старика сначала до гневного выражения лица, а затем до того, что оно опрокинул стол. И гнев Вольского был вполне оправдан…

«Вы разговариваете с командующим Северным флотом!

Собственный ответ показался Карпову резким и несколько визгливым.

— Командующим флотом? И где тот флот, которым вы должны командовать, товарищ адмирал? Мы сами по себе, один корабль, потерянный среди моря и вечности. Один Бог знает, где мы сейчас, но могу вас заверить, что флота давно больше нет, и никто в Североморске не ждет нас. Этого больше нет, Вольский. Нет! Поймите это. Если вы хотите понять, зачем я это сделал, просто посмотрите правде в глаза. Все, что у нас осталось, товарищ адмирал, это этот корабль, и никто другой не мог сделать большего, чтобы защитить его. Если бы я не сделал то, что сделал, весьма вероятно, что мы были бы сейчас на дне моря. Вы не думали об этом?»

Да, он думал об этом, в том числе сейчас, на втором заходе. Все ушло — Североморск и Северный флота, Владивосток и Тихоокеанский флот — все ушло. Он был командующим флотом, гордым остатком всего, что осталось от российского Тихоокеанского флота. И понимание этого вызывало холод в животе. Если старая жизнь исчезла, то все, что у него осталось — все, что осталось у них всех — это три корабля и их экипажи. Они могли изменить ход истории, если захотят. В этот момент они были самыми могущественными людьми на Земле. В тот день он так ответил Вольскому: «Я держал время за горло и позволил ему вырваться. Разве вы не понимаете, что мы могли сделать с этим кораблем?»

Он уставился на основательно потрепанную книгу Федорова, лежавшую на его рабочем столе. Федоров, чистый сердцем Федоров. Человек с совестью, да? Карпов вспомнил остекленевший взгляд Федорова, глядящего на горящий остов, в который они превратили линкор «Ямато». Он понял, что сделал и вспомнил, что сказал тогда в утешение… «Дальше будет легче»…

Ответ Федорова все еще звучал у него в ушах… «Я не уверен, что хотел этого», — ответил молодой капитан, и Карпов понял, что он имел в виду. Ему никогда не станет легче — не человеку, в сердце которого осталось не каменным.

И вот теперь Федоров отправился на поиски Орлова, затерянного в прошлом, как и он сам. Но у него было то, чего Карпов был лишен без остатка, последнего, что осталось на дне ящика Пандоры. У Федорова оставалась надежда. Он знал, что Вольский и Добрынин лихорадочно работают над тем, чтобы вернуть их при помощи «Анатолия Александрова».

Вот почему мне настолько погано на душе, подумал Карпов. Надежды не осталось. Никто нас не ищет. Они, вероятно, даже понятия не имеют, что с нами случилось. Кто знает, дошло ли отправленное мной письмо до Вольского?

Но чем больше он думал о Федорове, тем больше задавался вопросом. Он должен был вернуться в 1942. Если ему удастся выполнить задуманное, он вернутся в настоящее. Если Добрынин сумеет каким-то образом спасти его, Федоров благополучно вернется в 2021. Но будет ли там все еще бушевать война, или он действительно сможет положить ей конец?

Карпов покачал головой, не желая верить в то, что Орлов мог сделать что-либо, чтобы вызвать эту войну. Он видел, что события неумолимо двигались к ней, несмотря на все, что они читали в той газете, несмотря на отсрочку, которую они получили, когда он перехватил руку Самсонова и не дал уничтожить американскую подводную лодку «Ки Уэст». Он представил, как Федоров вернутся в мрачный сгоревший и покрытый пеплом мир, который они видели на каждом берегу, к которому приближались. Он представил, как «Анатолий Александров» стоит в пятнадцати километрах от побережья Каспийского моря одиноким островом надежды. Они отправили бы группы на разведку. В том числе на базу в Каспийске. Что бы они найдут там, если все-таки вернутся? Безопасный и надежный мир, или просто еще один кусок угля?

Что-то подсказывало ему, что Федоров будет по настоящему удивлен, потому что вне зависимости от того, что сделал и чего не сделал Орлов, он больше не будет последним из могикан. Нет. Эта честь выпала ему, капитану Владимиру Карпову.

Я хотел этого, подумал он. Я грезил о ситуации, когда я могу схватить судьбу за горло и задушить, если захочу. И вот она, снова передо мной! Роденко прав. Математика войны становилась жестокой реальностью. Шестьдесят вражеских кораблей… Шестьдесят две ракеты. Мы вогнали в «Ямато» восемь ракет и две торпеды…

Но теперь я в состоянии выиграть сражение одним или двумя ударами — несколькими ракетами, способными выбить весь флот Хэлси. Я мог бы использовать еще одну MOS-III «Старфайер», как я поступил тогда. Это разумное тактическое решение. Так почему я колеблюсь?

Теперь в голове зазвучал голос доктора Золкина, когда он сидел в лазарете, пытаясь решить, что делать после того, как корабль появился в Тирренском море. «Вы все обсуждаете, что мы можем сделать, что мы способны сделать, какие последствия у этого будут, но давайте зададимся вопросом, что нам следует сделать? — Включение в дискуссию морального аспекта было очевидным. — Да, мы можем прорваться через эти корабли, да, мы можем сжечь Мальту или Гибралтар, если мы так решим, но должны ли мы это сделать? Просто чтобы купить себе жизнь? Сколько погибнет, если мы это сделаем?

Скольким предстояло погибнуть?

Вторая Мировая война наконец закончилась, и мир так и не увидел огня ядерного взрыва… Пока капитан Владимир Карпов не вспомнил о том, что сделал раньше. Господи, подумал он, вспомнив о докладе Николина несколько минут назад. Тот отслеживал переговоры американцев и определил, что авианосец, который они поразили, именовался «Уосп» — так же, как корабль, который я потопил в Северной Атлантике! Они построили еще один, и, вероятно, назвали его в честь первого. Судьба и время снова свели меня с этим проклятым кораблем, и что я сделал? Теперь я готов уничтожить Хэлси и все остальные корабли, точно так же, как они, вероятно, планируют поступить со мной. Мы можем раздавить их, как насекомых… Но следует ли нам так поступить? Просто чтобы купить себе жизни? Сколько погибнет, если мы попытаемся это сделать?

Даже задавая самому себе этот вопрос, он уже знал ответ. Он слышал его в отголоске своего обещания, данного Вольскому перед тем, как адмирал дал ему второй шанс… «Клянусь, здесь и сейчас… Я знаю, что я сделал и почему, и это остается в прошлом. Я знаю, что не заслуживаю ничего, кроме вашего презрения, но дайте мне шанс, и я никогда не подведу вас снова».

Капитан мельком увидел себя в зеркале для бритья. Он увидел на собственном лице боль и замешательство, и понимал, что этот вопрос был далеко не решен. Второй шанс… «Если, Карпов, в вас осталась хоть какая-то честь, я дам вам шанс снова обрести ее». Вольский дал ему этот шанс. Он с уважением отнесся к нему как к человеку, и Карпов наполнялся гордостью при воспоминании о похвале адмирала после того, как они, наконец, прошли через шторм и вернулись домой. Он помнил, какими глазами смотрели на него все на мостике, когда он отменил приказ уничтожить «Ки Уэст». И понимал, что думал о нем каждый на корабле.

Второй шанс… Время снова дало ему его. История не повторялась, но она повторилась… Да, и он снова слышали этот шепот. Что это будет, еще одна ракета MOS-III и еще одно грибовидное облако над бушующим морем? Извержение самого ада привело его сюда — и ему был дан второй шанс: доказать, что он является человеком, а не безмозглой акулой.

Теперь на ум пришли собственные слова, сказанные Золкину. В него словно вцепилась когтями холодная логика войны, где принцип «убей или будь убитым» был основным, а все мышление и действия должны были быть направлены лишь на решение того, к какой стороне это будет относится. Он сказал это доброму доктору, когда пронзительный сигнал тревоги прекратил их дискуссию. «Послушайте, Золкин, — сказал он, указывая пальцем в потолок, откуда доносился топот ног на палубе над ними. — Слышите? Вопрос стоит не в том, что мы должны делать, а в том, что нам придется делать. Иначе мы отправимся на морское дно, как и очень многие до нас».

И Вольский однажды сказал ему то же самое, пытаясь разобраться в этой невозможной ситуации. «Мы все это сделали? — Махнул адмирал в сторону невидимого берега. — Нет, не мы. Просто из-за нас это смогли сделать другие — все эти генералы и адмиралы, премьер-министры и президенты. Мы показали мы, что значит сила, и они захотели того же, чего хотели и вы, Карпов. И вот мы видим результат. По правде говоря, я не мог винить вас больше, чем виню себя сам. Весь вопрос, который стоит перед нами — это вопрос выживания».

Да, мы показали им, что такое настоящая сила, и именно это он хотел сделать снова. К этому шли все его мысли, к ракете, грибовидному облаку, ультиматуму, за которым последует дождь из радиоактивной морской воды. Они все еще находились в пределах видимости вулкана Демон, который отправил их сюда, и его собственный демон готов был вырваться в мир, извергнув адский огонь на своих врагов, дабы поставить их под каблук одним молниеносным действием. Но сначала он честно предупредит их.

Могу ли я договориться с этими людьми? Придти к соглашению? Если нет, я могу показать им, что такое настоящая сила. Так просто нажать на переключатель.

Но следовало ли так делать?

 

ГЛАВА 19

В слишком обычное для Каспия тусклое серое утро, капитан Шлюпкин вышел на крыло мостика, желая, чтобы облачность стала еще гуще. Его корабль, каспийский танкер «Кулибеков», был одним из четырех крупных кораблей, направляющихся на юг в Баку. За ним следовал «Коминтерн», а за ним «Убеликов» и «Америка». Все они были нагружены припасами военного назначения и направлялись к порты на Каспийском побережье, где 58-я армия пыталась сдержать продвижение немцев. Несколько дней назад происходили бои за Кизляр, когда немецкие разведывательные отряды пытались с налета занять его. Части НКВД удержали позиции, но 16-я танковая дивизия перерезала дороги, ведущие на север к Волге, и единственным способом доставки припасов был морской.

А это утро капитан Шлюпкио ощущал себя довольно неуютно, и вскоре заметил, что пристально вглядывается в облака над головой в поисках вражеских самолетов. Небольшой туман был бы кстати, подумал он. Вот где он, когда он нужен? До сих пор на Каспийском море не случалось потерь кораблей от авиационных налетов, но в это утро все — тишина на море, тишина в воздухе — словно сговорились и нашептывали ему тревожные предупреждения. Стояла тишина, такая тишина, что она не могла продлиться долго. Что-то должно было случиться, он это чуял.

У Шлюпкина были все основания ощущать тревогу. Это был единственный путь на юг и немцы наверняка знали об этом. И это был первый крупный конвой, отправленный туда после перекрытия железной дороги. В этот самый момент немцы могли рассматривать береговую линию. Флотилия двигалась к западному побережью, к первой остановке на маршруте — Каспийске, к югу от Махачкалы.

— Рулязин, Смирнов! Давайте на марс. Возьмите бинокли и ищите вражеские самолеты. И докладывайте, как только что-либо увидите! Выполнять!

Смирнов первым поднялся на марс, Руязин последовал за ним. Оба уселись там, как воробьи на жердочке, и прошло немного времени прежде, чем они доложили о том, что что-то видят.

Капитан быстро повернулся.

— Где? — Крикнул он, но смотрящие смотрели не на небо, а вперед, по курсу корабля, мягко идущего по тихим водам. Смирнов указал вперед вытянутой рукой и капитан обернулся, поднял бинокль и увидел это.

В этот момент снова поступил тревожный доклад, в утренней тишине казавшийся еще более резким, и на этот раз капитану Шлюпкину не пришлось удивляться. Он уже мог слышать это сам — приглушенный гул авиационных моторов, становившийся все громче с каждой секундой.

— Все занять посты! — Крикнул он и увидел, как расчеты убирают брезент с двух пулеметов, бывших их единственной защитой.

Затем он снова посмотрел вперед, решив, наконец, что видит какой-то бесформенный силуэт на море. Что это было? Они шли на юг, в к военно-морской базе в Каспийске. Может быть, траулер или что-нибудь еще, идущее навстречу, подумал он? И понадеялся, что на этом чем-то будет несколько хороших зениток, чтобы присоединиться к отражению налета, который, как он знал, скоро случится. Нет… Что бы это ни было, оно было огромным, больше, чем что-либо, что он видел раньше.

Рык самолетов над головой становился громче и он видел, как темные точки обретают форму. Лаптежники! Господи, Лаптежники! Как они смогли подойти так близко?

Они взлетели с импровизированных полос к востоку от Моздока у реки Терек. Немцы перебросили их ближе к линии фронта именно для этой цели, чтобы они могли атаковать направляющиеся на юг уязвимые танкеры своими 500-килограммовыми бомбами и перерезать последний путь снабжения 58-й армии. Шлюпкин увидел их широкие крылья и заметил, что они начали заходить в пикирование. От воя двигателей по спине пробежал холодок. Он услышал вдали звон рынд на других судах, сигналы тревоги, грохот пулеметов, разорвавший утреннюю тишину.

Затем с ужасающим воем начали падать первые бомбы.

* * *

— Быстрее! Все, бегом на нижнюю палубу! — Кричал Добрынин последним морпехам Букина, бежавшим по крыше «Анатолия Александрова», нагруженными оружием и ранцами. Огромная туша Ми-26 нависала над ними. Длинные лопасти винта свисали вниз громадными дугами.

Добрынин был справедливо обеспокоен тем, что операция вышла на финишную прямую в последние часы перед началом. Два часа назад он доложил адмиралу Вольскому, что реакторы полностью запущены и работают нормально, а стержень № 25 установлен и готов к запуску. Он немедленно получил добро на начало операции, и в настоящий момент она шла полным ходом. Беспокоила его временная задержка, которая периодически случалась между началом процедуры на «Кирове» и проявлением эффекта, приводящего к сдвигу во времени. Что, если ничего не случиться? Что, если волшебная палочка, отправившая их в прошлое, перестала работать?

Он стоял на палубе, глядя, как морские пехотинцы спустились по трапу и заняли свои места в корабле на воздушной подушке внизу. Там они разберут свою экипировку, которая уже была загружена заранее. К плавучей электростанции была пришвартована пара кораблей проекта 1206 «Кальмар». На каждом из них размещался легкий плавающий танк ПТ-76 и 60 морских пехотинцев. Третий, более крупный типа «Аист» с бортовым номером 609, был пришвартован по правому борту. Его грузоподъемность была выше и составляла до 80 тонн, поэтому на нем была размещена бронетехника. Одной из ее единиц была зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка» и два плавающих БТР-50. Не считая этого, на нем осталось место еще для 60 морских пехотинцев с припасами и оснащением, что увеличивало десантную группу до 180 человек. Все они находились под командованием новоиспеченного лейтенанта морской пехоты Арсения Букина. Сами три корабля на воздушной подушке находились под командованием капитана Олега Малкина из 242-й дивизии десантных кораблей Каспийской флотилии.

Чем мы вообще страдаем, думал Добрынин? Он был так далеко от хорошо знакомого поста на «Кирове». Посмотрев на большой Ми-26, он задумался о двух других контейнерах радиационной защиты на борту. Неужели они будут работать так же, как и стержень № 25? Весь план был настолько характерен для русских, что его это почти забавляло. Почему они не могли просто использовать стержень, установленный в Приморском инженерном центре, чтобы отправить назад кого-то другого, спросил он у адмирала Вольского. Тогда бы не пришлось везти его от Каспия до Владивостока снова.

— По двум причинам, — ответил Вольский. — Во-первых, мы не знаем, насколько эти стержни могут сместить в прошлое, предполагая, что они вообще работают. Во-вторых, там имеются два корабля с ядерными силовыми установками, «Киров» и «Орлан». Наш план состоит в том, чтобы установить стержни на оба, а «Адмирала Головко» поставить между нами. Тогда мы могли бы запустить процедуру и посмотреть, что будет.

— Посмотреть, что будет?

— Да, Добрынин, я понимаю, что это звучит безумно, но ничего больше нам не остается. Кое-кто предлагал нам придержать два стержня в запасе. Их очевидная сила даст нам удивительные возможности. Но я отказался. Мы должны сделать все возможное, чтобы вернуть «Киров» и остальные корабли. Их присутствие может оказать слишком сильное влияние на историю. Но вам не нужно волноваться насчет этого. Ваша задача — найти Федорова и, надеюсь, Орлова. Однако убедитесь, что вертолет благополучно вылетит.

— Я понял, товарищ адмирал. — Однако на самом деле Добрынин ничего не понимал. Это было самое безумное дело, в котором он когда-либо участвовал, и мысль о том, что Вольский полагался на него, как на ее главу, сильно на него давила.

«Но у меня нет боевой подготовки», — сказал он еще тогда, когда адмирал впервые поставил ему задачу.

— Не беспокойтесь. Предоставьте это Букину и его морпехам. Капитан Малкин также полностью поставлен в известность. Да, он счел ситуацию невероятной, как и мы все тогда, но он хороший офицер. Он возглавит десантную группу и будет обеспечивать защиту «Анатолия Александрова». А вы просто делайте то, что умеете лучше всего. Организуйте операцию, проверьте всю технику и материалы, настройте реакторы. Мы даже приняли меры предосторожности, установив на «Анатолий Александров» двигатели, на случай, если придется переместить станцию. Они установлены в корме и обеспечат ход 10–12 узлов. В чрезвычайной ситуации этого будет достаточно.

— Сделаем, что сможем, товарищ адмирал.

— Я уверен в вас, Добрынин. Сообщите, как только вернетесь… И я надеюсь, что еще смогу поприветствовать всех вас здесь».

Эта мысль отрезвляла, подчеркивая, что именно поставлено на карту. Это были уже не судьбы нескольких офицеров, и даже не трех кораблей, которые они безрассудно пытались вернуть домой. Теперь на кону стояло нечто гораздо большее, потому что все они хорошо понимали, что может стать с миром, если они потерпят неудачу. Они хорошо видели это, заходя в один сгоревший порт за другим. Теперь им предстояло броситься вызов темной бездне времени и судьбы.

Добрынин тяжело вздохнул, покачал головой, посмотрел на Ми-26 и направился к трапу. К тому времени, как он добрался до главного пункта управления объекта, к нему из радиорубки примчался мичман. На его лице отчетливо читалась обеспокоенность.

— Товарищ капитан-лейтенант, сообщение с базы в Каспийске. Они наблюдают воздушные цели, идущие на нас с юга.

— Самолеты НАТО?

— Они не знают, товарищ капитан-лейтенант. Цели идут низко и медленно, возможно, это вертолеты. 847-й дивизион береговой обороны приведен в готовность.

Обеспокоенность молодого человека была заразительно. Война была у их порога, но Добрынин твердо знал об одной вещи, которая была абсолютно необходима любому командиру — твердая рука. Долгие годы скрупулезной и тщательной работы с чувствительными и опасными корабельными реакторами пригодились ему в этом.

— Хорошо. Свободны. — Его голос был спокойным и умиротворяющим. Он медленно прошел по центру управления и отдал приказ начать завершение процедуры. Он посмотрел на часы. Прошло более часа с тех пор, как они ввели стержень № 25 в активную зону. Он уже начал медленно выводиться из-под потока нейтронов, но для полного извлечения требовалось еще десять минут. Если НАТО пришла за ними, то они могли даже не суметь начать выполнение своей операции, но ему оставалось только переложить это дело на оборонительные средства, предоставленные адмиралом Вольским. Его же собственная задача состояла в том, чтобы вывести стержень № 25 из ядерного борща и надеяться на лучшее. Но теперь нужно было спешить.

— Увеличить скорость вывода, — сказал он. — Скорость три.

— Так точно. Скорость вывода три.

— Следите за показаниями… — Добрынин подошел к своему креслу и сел, закрыв глаза. Он вслушивался в работу ядра. Мелодия была немного иной, ритм и гармоники несколько отличались от того, что он слышал на «Кирове», но в целом оставалась прежней. Он вслушался в тонкие гармоники и вибрации системы и улыбнулся. Да… Вот оно… Тот же ритм. Он слышал, как стержень № 25 завел своб партию и знал, что процедура закончиться успешно, и очень скоро.

— Товарищ капитан лейтенант! — Снова окликнул его мичман. — Из Каспийска докладывают, что мы атакованы! Они задействовали зенитно-ракетные системы!

— Замечательно, — сказал Добрынин, медленно открывая глаза. Пусть делают свою работу. Мы свою уже сделали.

* * *

Лейтенант Райан не слишком оптимистично оценивал свои шансы. Они оставили один Х-3 в Баку в резерве, как ему это объяснили. Но он знал, что истинная причина была в том, что они не хотели рисковать потерей всех трех вертолетов и тем, чтобы «аргонавнты» застряли там. Теперь его худшие опасения сбылись. Их обнаружили на подходе с юга. Русские не спали, как он надеялся. Второй пилот Том Уикс только что сообщил, что русские обнаружили их радарами.

— Они окрасят нас красным через пару секунд, — сказал он.

— Плохие у этих русских манеры, — сказал Райан. — Мы просто летим низко и быстро, а они все о нас знают. — Они были обнаружены на удалении тридцать километров. Тем не менее, они могли применить оружие с дистанции не более восьми. Райан рассчитывал на скорость и скрытность, чтобы приблизиться к цели и сделать свое дело. Но российский радар с кодовым названием «Грэйвстоун» — «Могильный камень» — была слишком хорош.

— Как думаешь, они нас обстреляют? — Спросил Уикс.

— Ага, ракетами! Большими и толстыми, может, С-300, а может, и хуже.

— А что хуже? Багром? — сказал Уикс, но он был не прав. Их ожидало что-то намного хуже.

— Значит, ставь помехи и готовь дипольные отражатели. Это все, что стоит между нами и преждевременной могилой.

847-й дивизион береговой обороны был оснащен новыми системами «Триумф» со смертоносными ракетами средней дальности 9М96Е.

— Вижу цель на радаре, — сказал он. — Два Х-3 шли над самой водой, струи воздуха от их винтов оставляли длинный след на поверхности моря.

— Точно, но я думаю, они все еще видят нас. Мы в захвате!

— Маневр уклонения! Начать противодействие! — Райан резко бросил Х-3 в сторону, а Уикс выпустил все обманки, которые у него были прежде, чем Райан снова ушел на предельно малую. Первая С-400 купилась и они увидели, как она пронеслась прямо у них над головами, ударив в облако ложных целей, словно акула в косяк рыбы.

— Твою мать! — Крикнул Уикс. — Ты видел, насколько эта зверюга быстрая? Если они выпустят еще несколько, нам точно кирдык, Райан!

Но лейтенант был так сосредоточен на пилотировании, что не ответил. Он посмотрел на радар, чтобы проверить цель… И она исчезла! Она должна была быть четко видима на горизонте, но, глядя вперед, он мог видеть только серый туман, словно мерцающую дымку миража в пустыне.

— Что такое, Томми? Где цель?

Уикс повернулся, чтобы посмотреть на экран.

— Должно быть, нас глушат, — быстро сказал он.

— Глушат? Эта чертова штука должна быть прямо перед нами, и она огромная, как кит!

— Ракета! — Они увидели, как вторая зенитная ракета выровнялась и бросилась к цели. Два вертолета бросились в разные стороны, отстреливая ложные цели и ставя помехи, но на этот раз ракету провести не удалось. Она беспощадно захватила второй Х-3 и ударила прямо в него, пройдя прямо через кабину пилотов.

— Безумие, — сказал Райан. — Покойся с миром, Уилсон, — сказал он о втором пилоте. Огненного шара, уничтожившего вертолет, было достаточно, чтобы заставить его пересмотреть эту плохо спланированную операцию. — Мы уходим, Томми. Отстреливай ЛТЦ, и если у тебя остались какие-то связи со стариком наверху, самом время их использовать. Чтобы мы не искали, этого больше нет. Это, наверное, чертова подводная лодка. Она пропала!

Это не была подводная лодка, но в одном лейтенант Райан был прав. «Анатолий Александров» пропал. Стержень № 25 допел свою песню, и плавучая электростанция внезапно исчезла.

Все мысли Райана свелись к тому, чтобы спасти свой вертолет и жизни всех, кто находился на нем прежде, чем русские выпустят еще одну ракету. Вертолет ушел прочь, снизившись настолько, насколько это было возможно. Он вел машину над самой поверхностью моря, рука прочно держала ручку управления, а в голове звучала старая ирландская песня-молитва: «Охрани нас, Господи. Дай нам немного ирландской удачи. А если это конец, дай нам полчаса на небесах прежде, чем дьявол узнает, что мы мертвы».

Внезапное исчезновение «Анатолия Александрова», должно быть, отвлекло русских в Каспийске. Или, возможно, заклинание Райана было услышано. Как бы то ни было, новых пусков не последовало. Военные в Каспийске не были проинформированы об истинном назначении операции, возглавляемой Добрыниным, и пришли к выводу, что вражеские вертолету успешно выполнили свою задачу и потопили электростанцию. Но они ошибались. Магия стержня № 25 сработала, и «Анатолий Александров» исчез в тумане времени.

Операция началась.

 

ГЛАВА 20

Когда это случилось, Букин находился с капитаном Малкиным на мостике большого катера на воздушной подушке номер 609, пришвартованном у борта «Анатолия Александрова». Он следил за ходом боя, когда береговые зенитно-ракетные комплексы начали выпускать ракеты С-400. Что-то атаковало, приближаясь на малой высоте с юга. Он заметил, как капитан Малкин немедленно приказал задействовать собственные системы ПВО в качестве последней линии обороны. Он быстро приказал группе морских пехотинцев подняться на крышу катера с переносными зенитно-ракетными комплексами 9К338 «Игла-С». Такое название было очень символичным, и эти иглы были очень острыми. В НАТО эти ракеты с тепловой головкой самонаведения именовались SA-24 «Гринч», но как бы их не называли, это был очень эффективный ПЗРК. Если НАТО атакует их, они будет очень жестко встречены небом, полным игл.

Но в этот момент он ощутил что-то странное — легкий ветерок, дувший с востока, внезапно прекратился и наступила полная тишина. Раздался низкий звук, становившийся все ниже, словно его источник затягивало в бездонную пропасть, пока он не стал неслышимым человеческим ухом, но продолжал восприниматься, как вибрация. Вода вокруг словно засветилась, словно снова восходило солнце.

Ему показалось, что он видит приближающегося противника — два самолета, который шли на предельно малой высоте над морем, отстреливая ложные тепловые цели и дипольные отражатели. Зенитная ракета настигла один и он взорвался гневным огненным шаром, второй вроде бы ушел… А затем исчез, рухнув в туман над морем. Возможно, его также задело осколками. О чем думали в НАТО, отправив против них пару вертолетов? У них не было ни шанса пройти через С-400.

А затем раздался странный высокий вой и рокот двигателей, которые издавали явно самолеты, но они были явно незнакомыми. В доли секунды он понял, что атака продолжалась. Он поднял глаза, увидев темные фигуры, падающие с неба, словно вороны… Атакуя корабли! Длинная колонная каких-то грузовых судов растянулась на поверхности моря, где только что было совершенно пусто. Могли ли они выйти из-за берега, скрытые в тумане? И что они там делали? Это была запретная зона, и адмирал Вольский заверил его, что никаких кораблей поблизости не будет.

— Малкин, гляди! — Он указал рукой на корабли.

Капитан Малкин был не меньше удивлен. Будучи ветераном Каспийской флотилии, он командовал последними оставшимися кораблями на воздушной подушке в течение нескольких лет. В основном, это была скучная работа на краю апатичного моря, с выходами на учения не более чем один-два раза в год. Когда адмирал Вольский известил его о том, что он должен был возглавить специальную операцию, он расцвел от гордости. Выслушав инструктаж, он не смог поверить своим ушам. Vranyo было Vranyo, привычное для русских каждодневное истирание правды. Но Букин был смертельно серьезен.

— Да, я знаю, что это выглядит бредом, — уверенно сказал он. — Но если все пройдет, как надо, то вы увидите своими глазами. Я знаю, о чем говорю, — уверенно сказал он. — Я был на «Кирове».

Теперь это безумие творилось вокруг, на море, на небе, и естественный шок от внезапного осознания сковал его мгновенным параличом. Черные самолеты с воем пикировали с неба, словно хищные птицы. Что это за самолеты? Нет, не НАТО-вские. Вообще. Это было то, о чем предупреждал его Букин. Это была Великая Отечественная война!

Шок и удивление сменились приливом адреналина неминуемого боя. Он услышал в отдалении тревожный звон корабельных рынд, оповещающих о тревоге, и грохот пулеметного огня. Яркие трассеры заполонили небо, когда грузовые корабли попытались оказать жалкое сопротивление. Затем он увидел высокий столб воды и услышал грохот взрыва. Первый самолет вышел из пикирования и снова начал набирать высоту. Это был очень близкий промах.

— Вперед, Малкин! А то они примутся и за нас! Это немецкие самолеты. Собьем уродов!

К счастью, отделение морской пехоты на крыше подумало так же. Вторая бомба ударила по одному из судов, вызвав огромный взрыв. Несколькими секундами спустя Букин увидело в сером небе тонкие следы, потянувшиеся к пикирующим самолетам. Одна ракета, три, пять… Они услышали еще один свист и рефтекторно пригнулись, когда рядом с «Анатолием Александровым» ударила еще одна бомба, подняв столб воды достаточной силы, чтобы окатить Ми-26 на крыше.

Малкин, наконец, оправился от шока и быстро приказал задействовать счетверенную пусковую установку с ракетами 9К32 «Стрела», которой был оснащен «609-й». Четыре «стрелы» быстро взмыли ввысь, присоединившись к «Иглам», и вскоре небо расцвело огненными взрывами — ракеты находили цели одна за другой. Немцы добились двух попаданий в один из кораблей, но ракеты значительно проредили их, и им пришлось прервать атаку. Оставшиеся самолеты отступили на запад, направляясь к береговой линии.

Букин улыбнулся, похлопав Малкина по плечу.

— Добро пожаловать на Вторую Мировую! — Крикнул он, перекрывая грохот стрельбы. — Самое время дать фрицам под зад!

* * *

Федоров стоял на палубе вместе с Зыковым и Трояком, когда раздался сигнал тревоги. До сих пор все шло без происшествий. «Америка» вышел из порта последним, направившись на встречу с тремя другими кораблями, идущими из Астрахани, и встал замыкающим. Он едва мог видеть головной корабль и задался вопросом о названиях других кораблей, беспокоясь о перспективах этого плавания.

Спросив об этом в радиорубке, он услышал плохие новости. Головным был каспийский танкер «Кулибеков». За ним шел «Коминтерн», за ним «Убеликов» и их «Америка». Перед началом операции он постарался изучить обстановку на Каспии. Все эти корабли были потоплены немецкой авиацией! «Кулибеков» прожил до ноября 1942, но остальные три, включая «Америку» были потоплены в конце октября! Он дважды проверил даты. Последние два корабля будут потоплены 26 октября. «Коминтерн» — 30-го, а «Кулибеков» в следующем месяце. Еще три недели.

Затем раздался вой самолетов, тревожные рынды, треск пулеметов. Он стоял на палубе у фальшборта, смотрел на небо и был уверен, что атака закончиться неудачно — пока первая бомба не ударила в «Убеликов» перед ними.

— Господи! — Воскликнул он. — Это случилось раньше. Сейчас! Если оставшаяся часть истории верна, то мы будем следующими. Нам нужно позаботиться о наших собственных жизнях!

Но Трояк смотрел на что-то другое. Затем указал рукой с довольной улыбкой на лице.

— Смотрите! — Просиял он. — Это ПЗРК «Игла»!

Федоров посмотрел на тонкие полосы ракетных следов в небе. Они исходили из чего-то на горизонте, какого-то низкого темного объекта, который он первоначально принял за мираж — Это «Анатолий Александров»! Они здесь!

Последовал еще один залп четырьмя ракетами сразу, и Трояк пояснил, что это работала установка «Стрела» с корабля на воздушной подушке. Вид ракет придал им новые силы. Путь их Владивостока был долог и труден. Всю дорогу перспектива остаться здесь на неопределенное время была очень реальной, заставляя задаваться вопросом, не станет ли сталинская Россия их новым домом на всю оставшуюся жизнь.

— Сработало! — Крикнул Федоров, перекрикивая шум боя. — Стержень № 25 сделал это снова! Только или они прибыли раньше, или мы опоздали. Думаю, мы никак не могли это скоординировать. Но одно понятно точно — стержень № 25 и эти ракеты… Как я рад это видеть!

— Мы могли бы сэкономить многое без этого поезда, Федоров. Почему мы просто не отправились на «Александрове»?

— Да, но тогда мы этого не знали, старшина. Все, что мы знали, это то, что мы имеем шанс переместиться в прошлое при помощи реактора в Приморском центре. Мы надеялись, что план сработает и с «Александровым», но не могли быть уверены. Кроме того… — Федоров замолчал, словно задумался. — Я думаю, что так было надо. Чтобы узнать определенные вещи. Тот случай в Иланском был очень важен.

Даже говоря это, Федоров снова вспомнил о своем вмешательстве в судьбу Миронова в Иланском. Все было случайным. Да, Трояк был прав. Мы могли бы сейчас находиться на борту «Анатолия Александрова», и нам не пришлось бы преодолевать тысячи миль, чтобы прибыть сюда. Но тогда бы я не обнаружил этого разлома во времени в Иланском. Не встретил бы Миронова — Сергея Мироновича Кострикова — Кирова.

Трояк слушал его, все еще улыбаясь, и вставил наушник в ухо, чтобы воспользоваться передатчиком, встроенным в куртку.

— Дать им знать, что мы здесь?

Федоров задумался, а затем огляделся по сторонам, ища какую-нибудь шлюпку или плот. Он обнаружил ее на палубе и указал рукой.

— Нам это понадобится, — быстро сказал он. — Не думаю, что будет разумно, чтобы эти люди видели корабль на воздушной подушке. Спустимся на лодку и уйдем в море. Там нас подберут, подальше от чьих-либо глаз.

— Хорошо, товарищ капитан, — Трояк кивнул Зыкову и тот немедленно направился к лодке. Боцман запротестовал, но быстро замолчал, когда подошли Федоров и Трояк. Федоров решил немного замести следы.

— Здесь слишком опасно, — сказал он боцману. — Вы видели немецкие самолеты. Видели, как Katyushas били их? Поразительно. Мы отправляемся на берег, так что прочь с дороги.

Человек отступил, не желая спорить с полковником НКВД, но начав спускать лодку, они услышали, как несколько матросов укоризненно перешептываются.

— Как крысы с корабля, — сказал кто-то. — Боятся немцев, да?

Трояк пристально посмотрел на этого человека, но Федоров отмахнулся и они трое медленно спустились к шлюпке, покачивающейся на воде рядом с пароходом.

— Скатертью дорога! — Услышали они, как кто-то еще крикнул сверху. — Возвращайтесь к другим уродам из НКВД!

Федоров покачал головой. На лодке не было мотора, так что им пришлось грести. Трояк сел на весла, внутренне кипя от того, что матросы на «Америке» издевались над ними, но проглотил гордость и проигнорировал их. Они никак не могли объяснить свой поступок и заставить этих людей понять, что именно они делали. Он понимал, что план Федорова был к лучшему.

Они гребли прочь. Федоров увидел, как немцы добились двух попаданий в «Убеликов». Корабль сильно горел и заваливался на правый борт, угрожая опрокинуться. Они слышали слабые крики и призывы о помощи, и его разрывало от желания вернуться и помочь.

Не надо, сказал он себе, с трудом сглотнув. Нужно держаться и идти навстречу с «Анатолием Александровым». Судьба человека — это судьба человека. Этот корабль должен был быть потоплен. Нельзя было пытаться спасти весь мир от боли и смерти. Нужно было продолжать грести.

Трояк переключил рацию на защищенный канал и сказал в микрофон.

— «Дикий гусь» «Золотой жиле», прием. «Дикий гусь» «Золотой жиле», прием.

— «Дикий гусь», я «Золотая жила». Лейтенант Букин слушает. Видим ваш маяк посреди Каспийского моря. Как обстановка, прием?

— Лейтенант Букин? Арсений, ты хочешь сказать, что теперь старше меня по званию? Это Трояк. Мы были на одном из кораблей, последнем в колонне, но сейчас сели на лодку. Направляемся на восток, в море, чтобы уйти из их поля зрения. Федоров не хочет показывать местным больше, чем нужно.

— Вас понял, товарищ старшина. А вы что, думали оставить меня во Владивостоке? Рад снова вас слышать. Через несколько минут вас подберет катер на воздушной подушке. Орлов с вами?

— Мы еще даже не добрались до берега, чтобы начать его искать. Вы рано, но я был рад видеть «Иглы». Гребем на восток. Я оставлю маяк включенным, чтобы вы могли нас отслеживать.

— Держитесь, мы идем. Конец связи.

Трояк покачал головой.

— Лейтенант Букин? Когда я видел его последний раз, он был старшим матросом, а теперь перепрыгнул через мою голову. То-то он посмеется с того, что старше меня по званию.

Федоров усмехнулся в ответ.

— Если вас это утешит, то я могу прямо сейчас дать вам капитана за выдающиеся заслуги.

— Да нет, не надо, — сказал Трояк. — Я когда-нибудь рассказывал вам об охотничьей собаке моего отца по кличке Рядовой Личко? Прекрасный был пес, метил все, как из брандспойта. У нас был охотничий домик на Камчатке, и отец разрешал гостям использовать его на охоте. Один раз к нам приехал старый друг отца и спросил его о собаке. Ты говоришь о Рядовом Личко, спросил его отец? Да, это была лучшая собака с которой мы когда либо охотились, ответил тот. А, тогда жаль тебя разочаровывать, ответил отец, но он был так хорош, что мы сделали его Капитаном Личко, так что теперь он просто сидит везде и лает.

Федоров рассмеялся, поняв, что имел в виду Трояк.

— Да, у меня стойкое ощущение, что Букин будет какое-то время лаять на всех. Наверное, он все еще расстроен, что мы оставили его в реакторном зале во Владивостоке.

— Ничего, выживет, — сказал Трояк, а затем сел на весла, направляя лодку вперед. Прошел почти час, прежде, чем они увидели силуэт приближающегося корабля и услышали рев двух больших турбин в его кормовой части. Федоров намеревался добраться до «Анатолия Александрова» и собрать всех офицеров, дабы решить, как действовать дальше. Он повернулся к Трояку, следя за приближением катера на воздушной подушке.

— Мы можем попытаться обнаружить Орлова по маячку в куртке?

— Можно попытаться, — сказал Трояк. — Но наши шансы будут лучше у западного побережья. Это двадцать километров отсюда. В пассивном режиме дальность обнаружения системы «свой-чужой» составляет пять километров. Если бы он включил его на передачу, мы могли бы обнаружить его отсюда, но если нет, нам придется отправиться на берег.

— Адмирал Вольский сказал, что у нас будут для этого все средства, — сказал Федоров.

— Полная рота морпехов со средствами усиления, — сказал Трояк с удовлетворенным выражением на своем грубом лице. Он походил на бульдога, только что съевшего свиную отбивную. — У них есть даже бронетехника на катерах на воздушной подушке, и нам не придется беспокоиться насчет немецких самолетов. У нас будет много зенитных ракет.

— Наша маленькая армия вторжения, — пожал плечами Федоров. — Единственный вопрос, который у меня есть, заключается в том, следует ли нам ее использовать. Чем меньше советских солдат нас увидят, тем лучше.

— Почему, товарищ капитан? Мы просто скажем им, что нас отправили в качестве подкрепления. Что они еще смогут узнать?

Он прищурился, глядя на далекий горизонт на западе. Орлов был где-то там, так близко и так далеко. Где он был и как до него добраться, не вписав совершенно новую главу в историю войны? Все было не так просто, как он надеялся.

 

ГЛАВА 21

Федоров не мог поверить в то, что услышал.

— Корабль снова переместился во времени? В 1945 год?

— Не только «Киров», — ответил Добрынин. — На этот раз пропали три корабля. По крайней мере, так сказал мне адмирал Вольский. Карпов оставил письмо на том же складе, и оно появилось в 2021!

— Удивительно. Значит, извержение было настолько сильным, что открыло новый разлом? Но на этот раз на корабле нет стержня № 25. Как же они вернутся?

— Посмотрите на этот толстый жирный Ми-26 на крыше, — указал Добрынин. — Здесь происходит больше, чем вы думаете. Они обнаружили еще два регулирующих стержня из той же партии, что и 25-й. Они прямо здесь, с нами, и наш план состоит в том, чтобы добраться с ними до Тихого океана, чтобы встретить «Киров» и другие корабли.

— Но «Киров» переместился в 1945. Сейчас октябрь 1942. Придется ждать до самого конца войны.

— Именно, — сказал Добрынин. — Однако не надо смотреть на меня такими глазами. Не я придумал этот план, адмирал просто поставил меня в известность и поручил заняться спасением вас и Орлова.

Федоров тяжело вздохнул.

— Да уж, просто замечательно. Я беспокоился о судьбе одного человека, а теперь узнаю, что в 1945 на Тихом океане появилась целая флотилия! Орлов может быть очень важен и да, мы должны спасти его, но через три года появиться Карпов и это превзойдет все, что мы делаем здесь. Надеюсь, что он сможет удержать голову на плечах и не начнет новую войну! Он знает, что мы посылаем к нему Ми-26? Нет… — Федоров сам ответил на свой вопрос. — Откуда ему знать? Мы никак не могли сообщить ему.

— План состоит в том, чтобы доставить Ми-26 к побережью, возможно, на Сахалин, и укрыть в изолированном месте, где можно было бы дождаться появления «Кирова». Затем они попытаются установить с Карповым связь.

— Если они это сделают, — сказал Федоров с подавленным выражением. — Если им удастся выжить до 1945, если они будут точно знать, где появятся корабли, и если Карпов поднимает трубку. Господи, какой бред! За эти несколько лет может случиться слишком много всего. Японцы контролировали южный Сахалин до конца войны. Там размещалась их 88-я дивизия. Сколько людей вы отправите на Ми-26?

— Четверых. Остальное пространство будет заполнено топливом и припасами. Отсюда до Тихого океана очень далеко.

— Действительно, — покачал головой Федоров. — Мы добирались всю прошлую неделю по железной дороге.

Было найдено еще два регулирующих стержня! Но будут ли они работать как 25-й? Добрынин изложил ему план, но чем больше он слушал, тем больше ощущал, что план обречен на неудачу. Группе придется избегать обнаружения почти три года. Затем, в тот же день, когда появятся «Киров» и другие корабли, им придется как можно скорее связаться с Карповым, при том, что капитан не будет этого ждать. На самом деле…

— Этот план провалился, — мрачно сказал он.

— Что вы хотите сказать? — Вмешался Добрынин. — Мы еще даже не начали эту операцию.

— Вы сказали, что Карпов смог оставить записку в центре материального обеспечения флота? Это заняло много времени. Должно быть, он отправил вертолет с небольшой группой морской пехоты, которая проникла во Владивосток и добралась до склада, как и мы с Трояком. Это заняло много времени. Если ваш Ми-26 смог добраться до Тихоокеанского побережья и был готов связаться в прибывшими кораблями, они, очевидно, этого не сделали. Карпову потребовался целый день, чтобы осуществить эту операцию, плюс Вольский узнал о том, что с ними случилось, не сразу. Больше сообщений не было? Не было ничего о том, что он получил регулирующие стержни и собирается использовать их, чтобы вернуться? Нет, это было бы невозможно.

Добрынин покачал головой.

— На 9.40 того дня, из которого мы прибыли, не было ничего.

— Какой это был день?

— 5 октября 2021 года.

— Что творилось в мире?

— Было не очень хорошо. Американцы атаковали Карпова самолетами с одного из своих авианосцев, заставив вступить в бой. Китайцы нанесли по Тайваню ракетный удар и начали авианалеты. В персидском заливе произошел инцидент, и Иран с Израилем вцепились друг другу в горло. Мы потеряли подводную лодку в Мексиканском заливе. Мне сообщили, что Москва намеревалась начать операцию здесь за день до того, как мы переместились.

— Здесь?

— На месторождениях Кашаган и Тенгиз в северной части Каспия. В Черном море тоже что-то было, но я был слишком занят, чтобы узнать подробности. Я скажу одно. Нас атаковали в тот момент, когда мы переместились.

— Атаковали? Здесь, на Каспии?

— С юга приближались НАТО-вские самолеты. Это был небольшой рейд, просто несколько вертолетов, но они шли прямо к нам. Их атаковали береговые ЗРК в Каспийске. Это было последнее, что я узнал перед тем, как мы появились здесь.

— Итак, Карпов оказался заброшен в прошлое извержением вулкана. Поразительно! В какой это было день?

— 2-е октября. Нам потребовалась еще пара дней, чтобы все подготовить.

— Да, и стержень № 25 проявил себя очень пунктуальным. Сегодня 5 октября 1942 года — тот же день, в который вы начали операцию в 2021 году.

Федоров сел, задумавшись. Что они могли сделать? Карпов отправил это письмо, значит, его корабли находились в пределах дальности полета вертолета до Владивостока, и, должно быть, не получил никаких сообщений от Ми-26. Должно быть, план провалился. Если бы он удался, долинная тонкая линия, тянувшаяся отсюда до Тихого океана — и 1945 года — должна была бы остаться совершенно нетронутой. Что-то пошло не так. Если группа сумела установить связь с Карповым, почему он не упомянул об этом в записке?

Затем его осенило, словно раскатом грома — Вольский не мог придумать план с Ми-26, пока Карпов не отправил письма! Конечно! В противном случае адмирал бы не имел ни малейшего представления о том, где оказался «Киров» и остальные корабли. Итак, Карпов оказался в подвешенном состоянии на кратком отрезке вечности, в котором будущее было не определено. Когда он оказался там, Вольский не знал ничего об их присутствии в прошлом, но как только группа Карпова оставила это письмо на складе, возникла новая временная линия! Эта единичная передача информации в будущее привела к изменению хода событий. Вольский получил письмо, и вот мы здесь, на «Анатолии Александрове», пытаемся разобраться во всем.

Он лихорадочно размышлял, пытаясь распутать закрученные петли времени и причинности. Нам не удастся успешно установить связь с Карповым в момент его появления, потому что все зависит от его решения оставить письмо. Мы можем отправить туда Ми-26, но по какой-то причине эффект от этой операции должен был сказаться после прибытия Карпова в 1945. Даже если все пройдет успешно, и Ми-26 останется не обнаруженным до прибытия «Кирова», Карпов может не принять сигнала или не суметь на него ответить до того, как оставит это письмо. Сколько продлиться этот кусочек неопределенности во времени? Что будет делать Карпов в эти часы? Он заметил, что пытается вспомнить историю тех последних дней войны, историю, которую они уже сильно изменили своими вылазками в прошлое.

— Добрынин… Вы говорили о письме, отправленном Карповым. Там была указана дата?

— Август 1945.

— Без даты?

— Это все, что мне сообщили, Федоров.

— Черт! Нам нужно знать точную дату.

— Зачем? Нам придется ждать «Киров» три года. В чем проблема?

— Проблема в том, что мы знаем, что Карпов прибудет туда в августе, но в какой день? Мы не можем просто приказать начать вызывать их, начиная с первого августа. Тогда их точно обнаружат. Затем Карпов. Это еще одна потенциальная проблема.

— В смысле?

— Я не уверен, что он станет делать, если решит, что они не смогут вернуться в 2021. Если они решат, что все мосты сожжены, и у них нет никакой жизни, кроме той, которая у них появилась в 1945, то они могут решиться на что-то радикальное. У него будет возможность вмешаться, если он решит это сделать. Единственная проблема в том, что он может этого не переварить. Американский флот на этой стадии войны был огромен, и весь он сосредоточился в бухте Сагами у Токио для церемонии капитуляции…

— Что не так? — Добрынин заметил удивленное выражение во взгляде Федорова, словно в его глазах что-то вспыхнуло. Он словно чего-то испугался.

— Господи, — сказал Федоров. — Искушение будет непреодолимым. Карпов будет там, с тремя кораблями, с ядерными боеголовками и волей развязать на земле ад, если он этого захочет. Весь флот Союзников будет сосредоточен в бухте Сагами!

— Вы полагаете, что он может попытаться сделать то же, что и в Северной Атлантике?

— Господи помоги, если так, но да. Карпов стал главным рычагом истории, начиная с того момента. Нельзя сказать, что он может сделать.

— Если американцы не скажут своего слова, — сказал Добрынин.

— Этого я и боюсь, — ответил Федоров. — Все может выйти из-под контроля, и что тогда? У нас нет возможности это узнать, пока мы не вернемся.

— Хотите, чтобы я снова опустил стержень в суп? Мы окажемся где-то еще в мгновение ока.

— Только не без Орлова. Я проделал такой путь не для того, чтобы оставить его здесь… Мне нужно подумать, — Федоров начал расхаживать, опустив голову, глядя на пол и потирая лоб рукой. Ему нужно было разобраться во всем и придумать какой-либо разумный план. Но что им делать? Сначала найти Орлова. Путешествие заняло у них гораздо больше времени, чем он надеялся, и они опоздали. Орлов оказался в Кизляре 1 октября, но все, что он слышал, говорило о том, что немцы находились очень близко к этому городу, и теперь там была линия фронта войны за контроль над нефтью. Гитлер рвался к Баку. Нефтяные войны начались здесь и продолжаться следующие восемьдесят лет.

Орлов, возможно, был еще здесь, в Кизляре, или где-то южнее. Они могут обнаружить его не дальше, чем за пять километров, если его жилет отключен. Это может быть долгий и трудный поиск. Им нужен вертолет… Один стоит на верхней палубе «Анатолия Александрова».

— Мы должны использовать Ми-26, - решил он.

— Что? Они должны направиться к тихоокеанскому побережью как можно скорее. Вольский вколотил мне это в голову перед тем, как мы отправились сюда.

— Возможно, но нам нужен вертолет, чтобы найти Орлова. Отправлять людей на берег для его поисков будет слишком рискованно.

— Тогда у нас не хватит топлива, — напомнил Добрынин.

— Я понимаю, — сказал Федоров. — Но нам нужен Орлов. Мы не можем уйти без него, так что нам придется найти топливо, так или иначе.

— Вы приказываете мне отдать вам Ми-26, Федоров?

Федоров с уважением посмотрел на Добрынина.

— Под мою полную ответственность. Это мое решение. Вы сделали все, чего требовал от вас Вольский, но теперь мне нужно, чтобы Зыков и Трояк взяли его и провели ночной поиск на высоте менее 3 000 метров. Это единственный способ принять сигнал куртки Орлова. Мы надеялись, что он будет в Кизляре до нашего прибытия, но мы опоздали. Другого пути нет. Вылетаем ночью.

— А что делать мне, пока вы будете искать Орлова? Я должен был спасать вас, Федоров!

— Именно это. Ваше задание остается прежним. Просто держитесь, защищайте «Анатолия Александрова» и ждите нашего возвращения. Тем временем, мы сэкономим топливо, сняв с вертолета лишнюю нагрузку. Мы всегда сможем загрузить его обратно, когда вернемся.

— Если вернетесь. Что, если мы потеряем ваш сигнал?

— Все будет хорошо. Со мной будут Трояк и морпехи.

— Их здесь порядочно.

— Именно. Сначала мы обследуем район Кизляра, а затем направимся на юг вдоль Терека и дорог к Махачкале. Это всего лишь пара сотен километров.

— И что потом?

— Мы его найдем. Если Трояк решит, что мы можем его забрать, то мы приземлимся. Если ситуация станет сложнее, мы вернемся сюда и придем большими силами. Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Но я бы хотел, чтобы все прошло тихо.

— Этот монстр на крыше шумит очень сильно, Федоров.

— Да, но дорога идет вдоль берега, а во многих местах и совсем у самой волы. Мы можем принять сигнал, находясь в двух-трех километрах от берега и идя достаточно низко. Это сработает. Я в этом уверен.

— Хорошо, — Добрынин видел, что молодой офицер принял решение. — Вы старше меня по званию, Федоров. У меня есть приказ от Вольского, но ваше решение отменяет его в текущих обстоятельствах. Просто помните одно: каждая минут напрасного полета здесь означает на минуту меньше полета на восток. Вы говорите, это всего лишь пара сотен километров? Мне бы хотелось, чтобы у нас в запасе были эти километры, когда мы направимся на восток искать Карпова. Вы хотели знать, почему Карпов не принял наших сообщений? Возможно, именно поэтому. Возможно, у Ми-26 не хватило топлива, чтобы добраться до берега.

Федоров поджал плечами. Он знал, что Добрынин прав, что, возможно, он делал глупость, но какое-то внутреннее чутье предупреждало его не бросать Орлова.

Я должен найти его, так или иначе. А потом найти способ добраться до Карпова через три года, потому что я точно знаю, что он сделает с тремя кораблями. И да поможет этому миру Бог, если я прав.

 

ГЛАВА 22

Сержант технической группы Джейсон Бэнкс смотрел, как большие самолеты выкатываются из ангаров на стоянку авиабазы Андерсон, радуясь тому, что его утренние труды не пропали даром и теперь эстафету была передана пилотам. Удар был отложен несколько дней назад, когда была объявлена тревога. Персонал островной базы быстро перебрался в бомбоубежища, а недавно размещенная на острове система THAAD начала пуски по невидимым в небе целям. На этот раз Пекин любезно дал Северной Корее возможность выступить в качестве бросающейся собаки путем пуска ракеты «Мусудан» как сигнала американцам не вмешиваться в усугубляющийся конфликт на Тайване.

THAAD сбила первую ракету, выпущенную по острову с целью определить, на какой высоте американцы могли осуществить успешный перехват. Однако вторая ракета едва успела сойти со стартового стола, когда ее поразило секретное оружие, переброшенное американцами на базу Кадена именно для этой цели. Затем последовала дискуссия относительно того, как поступить в сложившейся ситуации, в которой верх взял генерал ВВС Лэйн. США действовали со скоростью демократии, что порой было замедленно, и ситуация еще не усугубилось настолько, чтобы заставить их действовать более спешно. Два долгих дня спустя генерал Лэйн отдал добро на нанесение ответного удара силами В-2, и Джейсон Бэнкс вернулся к своей работе.

Шесть В-2 были захватывающим зрелищем. Широкие черные крылья, рубленные хвосты, дельфиньи носы делали их несколько сюрреалистичными, похожими на пришельцев из другого мира. Его люди закончили установку боекомплекта и провели процедуры технического обслуживания перед вылетом. Эстафетной палочкой, которую они передали пилотами, были Х-51С, гиперзвуковые крылатые ракеты, известные как «Волнолет», которые этим утром должны были поразить три очень специфических целей на территории Китая. Если Китай собирался сбивать американские спутники, то ответ заключался в том, чтобы помешать им вообще запускать собственные.

Первыми целями были центры запуска спутников в Тайюане и Цзюцюане, а также стартовый комплекс Гуандэ к западу от Шанхая, известные как «База 25» и «База 603». Они находились в 500 километрах от берега и могли быть поражены с В-2, действующих над Южно-Китайским и Восточно-Китайским морями. По три В-2 направились к каждой цели, и Бэнкс проводил их взглядом, радуясь, что небольшой ответ направился к цели, в то время, как сама база осталась нетронутой.

Кто-то нас обстрелял, подумал он, но THAAD оказался достаточно хорош, чтобы перехватить все, что они направили на нас. Теперь мы отправили им ответ. Плохие ребята взлетят через десять минут и, вероятно, их никто не увидит, пока они не вернуться. «Духи» «Миссури», «Калифорнии», «Южной Каролины», «Вашингтона» и «Техаса» поднялись в воздух. «Дух Канзаса», его родного штата, взлетал последним и был самым новым самолетом из имеющихся. Он был создан для замены одноименного бомбардировщика, потерянного при крушении на взлете на этом самом аэродроме в 2008 году.

Этот несчастный случай обошелся в 1,4 миллиарда долларов, не считая выброшенных в воздух «секретных материалов», которые находились на «Духе Канзаса». Официальное «расследование» показало, что причиной крушения стали три неверно настроенных датчика давления, что привело к загрузке ложных показаний в систему управления полетом. Самолет качнулся на взлете, зацепил землю крылом, и разбился.

Не рухни снова, малыш, прошептал он, глядя, как «Дух Канзаса-II» начал взлет. Он стоял и смотрел на огни самолета, выруливающего на полосу. Три минуты спустя рев двигателей раздался в полную силу. «Летучие мыши» поднялись в воздух, загруженные высокотехнологичными инструментами смерти и разрушения. После набора высоты группа направилась на север через Марианские острова Рота и Тиниан, затем довернула на северо-восток и направилась к базе Кадена на острове Окинава, чтобы встретиться с очень особенными друзьями.

США не хотели рисковать своими драгоценными В-2. Вскоре к ним присоединилась 94-я экспедиционная истребительная эскадрилья на истребителях F-22 «Раптор» для сопровождения над Восточно-Китайским морем. К утру шесть истребителей присоединились к бомбардировщикам. Один из них пилотировал лейтенант Уильям Хичкок. За такое винтажное имя товарищи, разумеется, прозвали его «Диким Биллом», и он зарекомендовал себя как смелый и высококвалифицированный пилот.

Хичкок все еще пытался разобраться с раздражающим кашлем, который был профессиональным риском для всех пилотов F-22. Кислородная система самолета сбоила на протяжении всех эксплуатации этих самолетов, как бы не пытались ее исправить, вызывая «рапторовский кашель» за счет вдыхания воздуха с высокой концентрацией кислорода при маневрах с высокой перегрузкой. Но когда ты имел возможность летать выше и быстрее, чем кто-либо в небе, можно было пойти на определенные жертвы. «Дикий Билл» ни о чем не жалел.

Через час он набрал высоту и стал ждать своего часа. «Раптор» был, пожалуй, лучшим истребителем в мире. Уникальная форма в сочетании с радиопоглощающими материалами делал его чрезвычайно малозаметным для радаров. Попытка найти его в небе была похожа на попытку найти горошину, мчащуюся со скоростью в несколько тысяч миль в час. Радар APG-77 также крайне осторожно использовал энергию для определения потенциальных угроз, не выдавая при этом расположение самолета. В то же время система предупреждения об облучении ALR-94 могла незаметно обнаруживать другие цели, использующие радары на очень большом расстоянии. Это давало выигрыш в основном правили воздушного боя — уничтожить врага прежде, чем он увидит тебя.

Радиомолчание также было частью работы, но «Дикий Билл» не возражал. Он наслаждался тишиной и одиночеством на высоте 12 000 метров в лучах рассвета. Под ними находились бомбардировщики, осторожно следовавшие за «Рапторами». В операции также принимал участи самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-3 «Сентри» на случай, если китайцы решат преподнести какой-то сюрприз. Хичкок не ожидал проблем, особенно на таком удалении от китайской территории, но если проблемы могли появиться, они появлялись всегда. Вскоре по каналу передачи данных от Е-3 поступила информация о приближающихся воздушных целях, и им было приказано атаковать.

«Рапторы» набрали скорость, обгоняя дозвуковые В-2, перейдя в режим крейсерского полета на сверхзвуковой скорости, ища цели радарами. Цели походили на комитет по торжественной встрече, и единственное, о чем подумал Хичкок, так это о том, что каким это, черт возьми, образом китайцы смогли их обнаружить.

Дело было в том, что китайцы их не обнаружили. Они просто выполняли собственную задачу, нацелившись на Тайвань двумя эскадрильями истребителей J-12, сопровождаемых эскадрильей своих самых грозных малозаметных ударных истребителей J-20. Всего у них было восемнадцать самолетов и они намеревались нанести удар по аэродрому в районе Тайбэя следом за высокоэффективными ударами баллистических ракет в предыдущие дни. По мнению пилотов «Рапторов» кто-то раскрыл их, и китайцы намеревались перехватить В-2. Но в то утро китайцы ничего не видели. Случайное событие намеревалось стать молниеносным столкновением лучших истребителей, которыми обладали обе стороны.

На первый взгляд, «Дикому Биллу» их шансы казались очень спорными. Он наблюдал восемнадцать вражеских истребителей, и противник превосходил «Рапторов» 94-й эскадрильи три к одному. Но 94-я никогда не пряталась от боя, будучи одной из старейших эскадрилий ВВС США. Она была сформирована в 1917 году, впервые выполнив боевые вылеты во время Первой Мировой войны. Затем они летали на Р-38 во время Второй Мировой над Северной Африкой и Италией, после войны продвигались по цепочке технического прогресса истребителей к F-15А «Игл», и, наконец, были перевооружены на смертоносные «Рапторы». Теперь они намеревались показать, чего стоят, в полном соответствии с эмблемой их эскадрильи.

Будучи связанными сопровождением ударных самолетов, «Рапторы» должны были быстро наброситься на врага, и их зубами были AIM-120D, новейшие ракеты «воздух-воздух», имевшиеся на вооружении США. Каждый самолет нес по четыре этих ракеты большой дальности в центральном отсеке для вооружения, и еще по две ракеты меньшей дальности AIM-9M/X «Сайдуаиндер» в боковых. Они немедленно произвели пуски, находясь вне зоны прямой видимости, стремясь проредить вражеское формирование.

Истребители рванулись вперед, их центральные отсеки открылись на короткую секунду, чтобы выпустить ракету, а затем сманеврировали на новые цели, снова готовые к пуску. Китайцы так и не увидели из приближение, и только первые три J-20 обнаружили приближающиеся AAMRAM, когда те перешли в режим самонаведения. Все три были сбиты прежде, чем успели что-либо предпринять. Другие самолеты разорвали строй, сбрасывая подвесные топливные баки, и рассыпались во всех направлениях в лазурно-голубом небе, оставляя за собой горячие желтые струи форсажного пламени.

Китайцы к удивлению американцев попытались набрать высоту, используя свой невероятный практический потолок свыше 19 500 метров, чтобы получить преимущество. Два J-20 начали набирать высоту, но «Рапторы» уже находились на большой высоте и произвели второй залп прежде, чем первый J-20 смог захватить цели радаром. Его пилот знал, что в него целятся, но все же успел выпустить две ракеты PL-12 прежде, чем погиб в огненном шаре вслед за тремя товарищами на более старых J-12.

Хичкок получил предупреждение об атаке от системы ALR-94. Китайские ракеты набирали высоту, направляясь в точку, где «Раптор» должен был оказаться через несколько секунд, но Хичкок позаботился о том, чтобы этого не случилось. «Раптор» был способен выполнять экстремальные маневры за счет управляемого вектора тяги и управления углом тангажа, далеко превосходя возможности большинства самолетов. PL-12 не достали его. Потеряв четыре J-20 из шести и не имея никаких данных о местоположении врага, остальные J-12 не захотели вступать в столкновение. Они были пилотами истребителей-бомбардировщиков с очень слабой подготовкой по воздушному бою, так что быстро развернулись и рванули к берегу.

Последний J20 был упрямым. Самолет подошел достаточно близко, чтобы обнаружить «Раптор» Хичкока визуально, и решил атаковать. «Дикий Билл» не был намерен дать этому случиться. Он выполнил маневр с выходом на закритические углы атаки, резко замедлившись за счет управляемого вектора тяги и резко довернул прямо на вражеский самолет. Китайский пилот не смог удержать захвата и в этот момент Хичкок выпустил «Сайдуаиндер», с шипением ушедший в сторону врага.

«Дикий Билл» сбил двоих, и В-2 спокойно проследовали к зонам пуска. Затем из животы раскрылись, отправляя Х-51С в атаку. Ракеты ускорились до Мах4, а затем до Мах6 за считанные минуты. «Волнолеты» ушли к целям.

Три бомбардировщика выпустили шесть ракет, которым предстояло вывести из строя центр управления спутниками в нескольких километрах к юго-востоку от Нинву и телеметрическую станцию к северу от Ухая, где длинные ряды людей в светло-синих мундирах сидели за своими мониторами, и, наконец, сами стартовые площадки. Вторая триада нацелилась на центр управления запуском в Тайюань. Один самолет в каждой группе оставался в резерве, сохраняя четыре ракеты на случай повторного удара по любой цели.

Удар прошел без заминок, и все четыре ракеты ведущих бомбардировщиков достигли своих целей. Это позволило двум резервным самолетам сводобно продвинуться несколько дальше и произвести пуски по центру управления запусками в Сиане, или «Базе 27». «Рапторы» держались рядом, дабы удостоверится, что для бомбардировщиков не возникнет угроз, даже когда В-2 вошли в воздушное пространство Китая. Они остались незамеченными, пока не сбросили свою высокотехнологичную нагрузку и не вернулись домой. И когда они это сделали, Китайская Народная республика лишилась способности выводить спутники на орбиту одним ударом.

Там не были этому рады.

Через несколько часов по очень защищенному каналу поступил приказ на подводную лодку, затаившуюся у западного побережья Соединенных Штатов. Послание, которое она должна была доставить, возымеет драматические последствия и еще на шаг приблизит мир к опустошению полномасштабной ядерной войны.

* * *

Роберт провел беспокойную ночь в «Квантовом коконе», и весь следующий день торговался с брокером, пытаясь понять, сможет ли он как-либо спастись от коллапса «Голдман Сакс» накануне. К вечеру он отказался от списка, с которым работал накануне. Новости были плохие, и что-то подсказывало ему, что станет только хуже. По телевидению продолжали рассказывать о последних результатах ракетных ударов по территории Китая. Чем больше он слушал, тем больше ощущал непреодолимое желание создать какие-то запасы, прежде чем полки магазинов полностью опустеют. Наконец, он решился, направившись вниз по лестнице.

Лампы освещения мигнули, а затем погасли. Беспокойные телепередачи утихли. Экран телевизора почернел. Он потянулся к айпаду и понял, что интернета тоже нет. Прошло десять секунд, минута… Это было самое странное ощущение в мире — не было энергии. Не работал свет, телефон, телевизор или радио. Не было Интернета.

Еда и бензин… Теперь его должно было заботить это. Они были в списке ста вещей, над которыми он работал прошлой ночью, которые первыми исчезали с полок магазинов во время серьезного общенационального кризиса. Он подошел к окну и посмотрел, есть ли какие-либо признаки жизни по соседству, но вокруг было все так же темно и тихо.

Если раньше он ощущал полный упадок сил, то теперь что-то заставило его ощутить нервную дрожь. Он решил отправить электронное письмо своему другу Аарону. Если мобильная связь все еще работала, то тот смог был его получить. Он отправит простое, короткое сообщение: ЧЗХ?

Но сообщение он отправить так и не смог, потому что телефон был мертв. Странно, подумал он. Я же заряжал эту чертову шутку вчера вечером. Батарея была заряжена почти на 100 процентов.

Минуты уходили, и на лбу выступал пот от осознания проблемы Лиз уже кричала ему, чтобы он позвонил в PG&E и спросил, сколько еще не будет электричества. Мобильник сдох, так что он потянулся к обычному кабельному телефону, с удивлением обнаружив, что тот тоже сдох.

Электричества не было, телефон сдох, Интернета не было, телевидения не было. Реклама окончательно прекратилась. Фактически, вся суть его жизни только что полностью отключилась. Он даже не мог слабать что-нибудь на синтезаторе «Ямаха», чтобы отвлечься, потому что обновил его в прошлом году, и эта модель не работала на батареях.

Да разъетить твою налево!

Роберт схватил ключи от машины и направился к парадной двери.

— Я скоро вернусь! — Крикнул он Лиз, заметив, что та бросила утреннюю стирку и направилась к бассейну, чтобы отдохнуть.

Но отдых был последним, о чем мог думать он сам. Его опасения по поводу его акций в «Голдман» растворились. Его беспокойство по поводу ипотеки и кредитных карт исчезли, словно дым. Теперь он думал только о том, как добраться до банкомата и снять столько наличных, сколько он мог унести. Однако не было электричества… Если это было нечто большее, чем случайное отключение, то как могли работать банкоматы? А если обратиться к кассиру и назвать свои учетные данные? Как бы они могли обналичить его средства?

Что-то подсказывало ему, что банки все равно будут закрыты. Итак, усевшись на переднее сидение своего «Лексуса», он передумал и решил отправиться в ближайший супермаркет за продуктами. Там ведь тоже есть банкоматы… Да… Еда и вода были нужны для того, чтобы превратить «Квантовый кокон» в безопасный личный бункер, и они легко смогут растянуть резервный аккумулятор насколько смогут — растянуть 8-часовой аварийный аккумулятор на восемь дней, если он будет работать по часу в день.

Он не мог думать ни о чем другом. Восемь дней без электричества представлялись ему самым унылым и противоестественным, что он когда-либо испытывал в жизни, потому что входил в число удачливых 50 % населения планеты, пользовавшихся электрическими сетями. Человечеству потребовались миллионы лет для этого сомнительного достижения, когда половина населения Земли смогла пользоваться электричеством в 2005 году. В ближайшее время Роберту предстояло выяснить, как живет вторая половина.

Он вставил ключ в замок зажигания своего среднего размера «Седана». Хорошая машина — большой пробег, всегда надежная, купленная просто так за символические деньги после танцев с бубном в банке.

Ничего. Она была мертва.

Что за хрень?

* * *

Совещание в оперативном центре Белого дома было готово начаться. Лейман получил рекомендации как адмирала Гортни, так и генерала Лэйна — продолжать успешные удары В-1 и В-2, а затем выдвинуть авианосные ударные группы, чтобы восстановить порядок на Тайване. Теперь им предстояло сразиться с врагом.

Затем раздался тихий гул защищенной двери, и Лейман повернулся, кивнув морпеху-часовому. Дверь открылась, и в помещение влетел сотрудник администрации Белого дома, начав шептать ему на ухо. Его лицо потемнело, он серьезно кивнул и отпустил того. Когда двери снова закрылись, он повернулся к остальным, сложив руки на столе.

— Итак, джентльмены, похоже, что адмирал был прав насчет массированных ударов. Несколько минут назад произошел пуск ракеты по Западному побережью. Ваши люди уже получают информацию, адмирал, но, короче говоря, произошел взрыв.

Он позволил сказанному на мгновение повиснуть в воздухе, переводя взгляд то на Гортни, то на Лэйна, то на Рида. И затем подкрепил сказанное, озвучив то, что было у всех на уме, но что никто не хотел произносить.

— Это был ядерный взрыв, и похоже, что на всем западном побережье глухо, как в погребе.

— Что?! — Лэйн буквально вскочил на ноги. — Сколько боеголовок? Сколько городов они поразили?

— Ни одного, — пояснил Лейман. — Имел место единственный взрыв. Высоко в атмосфере над Невадой. От Сиэтла до Сан-Диего наступила темнота.

— Единственный взрыв, — сказал Рид, глядя на Лэйна с выражением «а я вам говорил». — Чертов ЭМИ-удар.

— Похоже, что да, — продолжил Лейман. — Вся энергосистема вышла из строя. Отключились Плотина Гувера, Глен-Каньон, и ряд других. Начались вверные отключения, затемнение распространяется на восток, через Скалистые горы. Мне следует немедленно встретиться с президентом и порекомендовать ему объявить DEFCON-1, верно?

— «Взведенный пистолет», — сказал Лэйн, прочитав кодовое обозначение наивысшего уровня стратегической угрозы. — Максимальная готовность к неизбежной ядерной войне.

— Именно об этом я и подумал, — сказал Лейман. — Хорошо, господа, если позволите, нам придется продолжить наш разговор после того, как я проинформирую президента. Если мы держим в руках взведенный пистолет, значит, наш палец очень скоро окажется на спусковом крючке, если мы не достигнем договоренности с русскими и китайцами.

Он встал, застегнув пиджак, что почему-то показалось неуместным. Это была просто маленькая привычная вежливость, хорошо отработанное правило приличия, но мир за пределами защищенного подземного бункера катился к ядерной войне.

— Договоренности? — Гортни удивленно посмотрел на Лэйна.

— Да, так поступают в гражданской ветви, адмирал. Мы достигаем договоренностей. Держитесь, господа. Президент уже в пути.

* * *

На улицах царил контролируемый хаос — едва контролируемый. Все светофоры вышли из строя, но это не имело значения, так как все автомобили тоже вышли из строя! Движение на извилистых трассах в районе Залива было парализовано на многие мили. Люди понятия не имели, что случилось, так как ни у кого не было работающего радиоприемника. Первой мыслью каждого было потянуться за мобильным телефоном, но все они тоже отключились. Через несколько минут тысячи людей выскочили из своих машин, в основном рассказывая друг другу одно и то же. Они просто ехали, а потом автомобиль словно просто отключился. Было множество несчастных случаев, сотни в благами намерениями лезли под капоты своих машин, но ни одна из них не собиралась заводиться в ближайшее время.

Минуты утекали, и люди шли дальше пешком, изумленные и ошеломленные тем, что случилось. Толпы пересекали мосты Золотые ворота и Мост через Залив, а велосипедисты внезапно стали королями дорог — пока другие не начали отбирать у них велосипеды. В аэропортах и вокруг них наблюдались сильные пожары от потерпевших крушение самолетов — они бесконтрольно горели, внезапно потеряв тягу на взлете или посадке и рухнув на землю. Все самолеты над Западной Америкой рухнули с неба.

И инопланетяне на летающих тарелках здесь были не при чем, это были всего лишь несколько ракет с электромагнитными боеголовками в нужном месте. Импульс, который они создали, каскадом прошел через верхние слои атмосферы, создав скачок напряжения быстрее, чем любой автоматический предохранитель мог среагировать. Практически все не экранированные электронные устройства и вся энергосистема от Колорадо до Тихоокеанского побережья поджарились за долю секунды.

На то, чтобы восстановить инфраструктуру до состояния, в котором она пребывала за несколько мгновений до взрыва, уйдут месяцы, а скорее годы. Но у мира не было в запасе месяцев или нет. У него было девять дней, и это были сумерки пятого.

 

ГЛАВА 23

Решение Карпова было принято единогласно тремя капитанами после краткой встречи лицом к лицу в офицерской столовой «Кирова». Дискуссия обещала быть долгой, но срочность заставила их принять решение поспешно. Ельцин рекомендовал действовать аккуратнее, отойти на восток в Тихий океан, лучше оценить обстановку и получить больше времени для принятия окончательного решения. Однако Карпов настоял, что тем самым они лишь отсрочат неизбежное. Им предстояло сделать это, рано или поздно. И лучше рано.

Капитан Ряхин, самый молодой и наименее опытный, склонялся к точке зрения Карпова. Он был воодушевлен предыдущими столкновениями, видя, как легко они смогли справиться с кораблями этой эпохи и поддержать советскую высадку на Курильские острова огнем орудий. Он настоятельно советовал сражаться за Советский Союз, за свою Родину, пусть это была даже и не та Россия, из которой они прибыли.

— Мы сейчас блудные дети Сталина, — сказал он. — Возможно, это не лучший отец, но он создал Россию. — Ряхин испытывал некоторую вину за инцидент со стрельбой, в ходе которого было сбито американское разведывательное звено. Этот трагический случай, похоже, и стал причиной всех нынешних действий. Он принес извинения Карпову, пообещав добиваться лучшей дисциплины в дальнейшем.

В итоге было решено сделать последнюю попытку договориться с американцами, и в случае, если те откажутся или попытаются атаковать, ответить им с равной силой.

— И определять, что означает «равная сила» буду я, — сказал Карпов. — Я намерен защищать флот обычными средствами, и это может означать применение наступательных вооружений. Тем не менее, я уже проходил через это. Наш боезапас ограничен, и после его исчерпания мы станем не более чем скоростными крейсерами во враждебных водах. Они начнут преследовать нас и не отстанут до тех пор, пока в один прекрасный день не настигнут и не высадятся к нам на борт с оружием. Мы можем выиграть несколько сражений, но можем и получить повреждения. Вы видели, в каком состоянии этот корабль вернулся во Владивосток. Пусть это служит вам напоминанием.

— Наши шансы очень круты, Карпов, — сказал Ельцин. — Вы действительно намерены атаковать американцев, когда весь их флот сосредоточен в нескольких сотнях километров от нас?

— Сейчас или никогда, — ответил Карпов. — Если они атакуют нас превосходящими силами, я передам кодовый сигнал «адский огонь». Это будет означать мое решение применить специальную боевую часть, принятое со всеми основаниями. Я намерен дать американским адмиралам возможность избежать конфликта. Посмотрим, окажутся ли они достаточно мудры, но я не намерен им уступать. Тем не менее, решать вопрос о применении ядерного оружия буду я и только я. Никто из вас не произведет установку специальной боевой части на ракеты без моего приказа. Это понятно?

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — сказал Ельцин. — Но мы поддерживаем вас, товарищ капитан.

— Разумеется, — улыбнулся Карпов и снова посерьезнел. — Есть еще одно, — начал он, обводя собравшихся взглядом, словно пытаясь что-то рассмотреть. — Если дело дойдет до применения ядерного оружия, я должен вам сказать, по моему прежнему опыту, что мы также можем оказаться затронуты эффектами взрыва.

— Что вы имеете в виду? — Ельцин подался вперед. — Каким образом?

— Невозможно сказать. Мы уже видели, как взрыв огромной силы отправил нас сюда. Ядерный взрыв на достаточно близком расстоянии мог бы забросить нас… Куда-то еще…

— Как это случилось в Атлантике?

— Именно. Но позднее мы объяснили это тем регулирующим стержнем. Теперь же я ни в чем не уверен.

— Значит, возможно, это могло бы вернуть нас в наше собственное время, — высказал Ельцин очевидное предположение.

— Эта мысль приходила мне в голову, — сказал Карпов. — Мы можем убить двух медведей одним выстрелом. Если мы преподадим американцам урок, изменив историю в нашу пользу, это будет замечательно. Если мы еще и вернемся домой, то еще лучше.

— А если это еще и убьет две тысячи человек раньше времени? — Раздался новый голос со стороны приоткрытой двери. Доктор Золкин вошел, тяжело глядя в лицо капитану. — Что тогда, Карпов?

— Вас не приглашали на это совещание, доктор.

— Прошу прощения за такую наглость, но я пригласил себя сам. Я капитан второго ранга.

— Но вы не находитесь в командной структуре корабля, — огрызнулся Карпов. — Ваше звание — просто любезность. Вы знаете этот так же, как и я.

— Любезность или нет, но я здесь и вы слышали, что я только что сказал. Вы полагаете, что можете просто убить этих людей без последствий?

— Не без последствий, — поднялся на ноги Карпов. — Я понимаю все последствия, больше, чем любой в этом помещении.

— И что говорит об этом ваша совесть? — Золкин с вызовом посмотрел ему прямо в глаза.

— Это не ваше дело!

— Нет, капитан. Это наше дело, ваше, мое, других капитанов, а также всех на этом корабле. Если вы примените еще одно боеголовку, вся история изменится!

— Вот вы к чему, доктор. Да, все изменится, и мы надеемся, что у лучшему. Вы хотите того, что мы пережили? Холодной войны, распада Советского Союза, нефтяных войн, и нашей последней битвы за свои жизни в 2021 году? Мы могли бы изменить все. У нас есть сила.

— И сколько у вас боеголовок, Карпов? Предположим, вы уничтожите весь американский флот. Думаете, их это остановит? Нет! Федоров говорил, что ваш предыдущий акт доблести изменил историю, и в ней не стало Перл-Харбора. Хорошо, давайте устроим им его здесь, прямо сейчас. Применив боеголовку, вы только ударите палкой медведя, самую сильную страну на земле в данный момент. И они построят три корабля за каждый, уничтоженный вами, и многое другое. И у них тоже есть бомба. Вы говорите, что хотите бороться за Россию? А если они сбросят ее на Москву?

— Мы не знаем, создали ли они ядерную бомбу. Вы сами сказали, что история изменилась. Если у них есть бомба, почему они не применили ее против Японии?

— Кто знает? Но я готов поспорить, что она у них есть. И вы собираетесь начать Третью Мировую войну?

— Я ничего не начинаю. Если вы подслушивали у двери достаточно долго, то вы слышали все. Верно?

— То, что я слышал, так это слова человека, который получил второй шанс и надеется, что на этот раз сделает все верно. Вы умны, Карпов. Вы полагаете, что ваша первая бомба просто промахнулась, вот и все. Теперь вы просто сбросите ее на правильную цель и попадете. Я прав? Так что послушайте все. Люди на тех кораблях, это такие же люди, — он указал на стену, на моряков, невидимых за далеким горизонтом, но все же таких же людей. — Это существа из плоти и крови, а не тени. Убив каждого из них, вы вычеркните целое поколение. Вы не просто потопите их корабли и убьете их, вы убьете их сыновей и дочерей, внуков и черт знает кого еще. На ваших руках будет не только их кровь, а кровь всех их нерожденных потомков. Ради чего? Ради Сталина? Ради Родины-Матери?

Золкин отчаянно махнул рукой.

— Хорошо… Я сказал все, ради чего пришел сюда. — Он долго смотрел на них и добавил. — Я иду в санчасть и буду ждать, пока у моей двери выстроиться очередь.

Он развернулся и вышел в полуоткрытую дверь. Его шаги отзывались эхом.

Карпов снова сел. Его лицо поникло, но во взгляде читалась решимость.

— Доктор был очень убедителен, — начал он. — Однако он не понимает, что на войне враг тоже принимает решения. И они могут не оставить нам иного выхода.

— За исключением ухода на восток, — вставил Ельцин. — Тихий океан очень велик.

Карпов посмотрел на него, но не ответил. Совещание закончилось. Их лица стали ожесточенными от осознания того, что в следующие несколько часов они действительно могли начать Третью Мировую войну, если что-то пойдет не так.

Тридцать минут спустя Карпов появился на мостке.

— Николин, установить связь с американцами по открытому каналу. Скажите им, что я хочу поговорить с адмиралом Хэлси. Скажите им, что я предлагаю обсудить ситуацию и найти мирное разрешение… Во избежание дальнейшего кровопролития.

— Так точно, товарищ капитан, — Николин начал передавать сообщение по-английски, и Карпов пожалел, что не нашел времени выучить этот язык. Возможно, подумал он, теперь мы сможем научить весь мир говорить по русски. Сейчас буду говорить я, и им лучше хорошо меня слышать.

* * *

Адмирал Хэлси сидел в кают-компании линкора «Миссури», читая доклад по состоянию флота. Они потеряли «Уосп» — опять — а оперативная группа 38.3 «Зигги» Спрага лишилась значительного числа самолетов, но все еще сохраняла зубы. У него осталось более 200 самолетов, а у самого Хэлси имелось еще 350 на авианосцах «Йорктаун», «Шангри-Ла», «Боном Ришар» и двух легких эскортных авианосцах. Также в его распоряжении было два превосходных быстроходных линкора «Айова» и «Миссури», полный кулак тяжелых крейсеров и более двадцати эсминцев, чтобы поддержать группу «Зигги».

Кто-то бы сказал, что мы только что удвоили нашу ставку и решили взять все или ничего, подумал он. Кем бы они ни были, мы покажем вам, с кем вы столкнулись, если у вас там ракеты или нет. Британский адмирал Фрэзер предупредил его, чтобы он не располагал корабли слишком плотно, хотя, казалось, этого требовала элементарная морская тактика. Он исповедовал путь молота, ставя японцев на колени одним мощным ударом за другим. Война, наконец, закончилась, и все, что ему потребуется, это еще один взмах молота, чтобы все желающие поняли, кто здесь главный.

— Адмирал, сэр… — Мичман осторожно постучал в дверь и отдал честь, когда вошел.

— Что такое, мистер Уилкс?

— Сэр, вы приказали докладывать о необычных сообщения… Мы принимаем вызов от русских на севере.

— И что там?

— Вам лучше самому это услышать, сэр. Повторяется каждые десять минут. Они называют вас по имени, сэр.

Хэлси кивнул. Итак, история снова позвала его по имени. Этому не стоило удивляться. Они знали, с кем столкнулись и, вероятно, знали о его натуре.

— Хорошо, мистер Уилкс. Я приму сообщение в радиорубке. Следуйте за мной.

Это был не очень долгий путь — один длинный коридор и два лестничных пролета за главным мостиком. Хэлси прослушал сообщение, отметив явный славянский акцент. Фрэзер был прав. Похоже, это действительно были русские.

— Они передают это открыто?

— Так точно, сэр, — сказал радист. — Весь флот может это слышать.

Хэлси обдумал это и скрестил руки на груди.

— Тогда пусть услышат это. — Он потянулся к микрофону и нажал кнопку передачи.

— Слушайте все. Внимание всем постам. Говорит адмирал флота Хэлси. Я вызываю наших русских друзей на севере, и вам лучше это услышать. Вы атаковали наши самолеты, отказались сдаться, а затем вступили в бой с кораблями ВМФ США. У меня шестьдесят кораблей, и я могу удвоить это число, если пожелаю. Вы сделаете то, что я прикажу вам прямо сейчас. Союзники вы или нет, вы сдадитесь и примите на борт морских пехотницев США. Ваши корабли будут отбуксирован и удержаны до того момента, как мы не решим этот вопрос с советским руководством. Вам ясно?

Он сложил руки на широкой груди и посмотрел на двоих радистов. Спустя долгую минуту раздался голос, говоривший по-английски с сильным акцентом.

— Говорит исполняющий обязанности командующего военно-морским флотом Российской Федерации Владимир Карпов. Хотя мы не имеем прямого отношения к Советскому Союзу, мы, тем не менее, поддерживаем его устремления и усилия. Советское руководство не санкционировало и не одобряло наши действия, оно даже не знает о нашем существовании. Тем не менее, мы не станем подчиняться вашим приказам, и наши корабли не будут сданы, отбуксированы либо интернированы каким-либо образом. Кроме того, советское руководство не имеет права голоса в определении нашей судьбы, хотя обратное вполне допустимо. То же самое касается и вас.

— Какого черта он там несет? — Сказал Хэлси вслух с явным раздражением. — Слишком долго доходит? Хорошо, добавим ясности. — Хэлси начал кнопку передачи.

— Вы сдадите свои корабли или будете уничтожены. Как поняли?

— Можете попытаться это сделать, адмирал, однако я даю вам четкое предупреждение. У нас есть оружие, превосходящее все, что вы когда-либо видели. Я способен уничтожить весь ваш флот. Вам это ясно? Прошу, не заставляйте меня предпринимать действий, о которых вы и ваши подчиненные сильно пожалеете. Я предлагаю прямые переговоры с вами либо офицерами вашего звена, чтобы разрешить ситуацию без кровопролития. Однако если мы подвергнемся нападению, вы будете уничтожены. Это не блеф и не хвастовство. Как поняли?

Хэлси покачал головой.

— Послушай меня, сукин сын. — Его щеки покраснели от гнева. — Ты встретишься со мной, разве что если ад замерзнет. Вы выполните мои требования и немедленно. Сообщите о своей сдаче, и все закончится мирно. В противном случае, можете катиться в ад, и я с удовольствием лично отправлю вас туда.

— Вы совершаете ошибку, адмирал Хэлси. Хорошо. Перед тем, как все выйдет из-под контроля, я прошу вас посмотреть по правому борту через десять минут. Конец связи.

— Посмотреть по правому борту? О чем говорит этот идиот?

Хэлси передал микрофон ближайшему радисту.

— Приказ по флоту, передать его открытым тестом. Не используйте схему 24МС, просто передайте чертовым открытым текстом! Внимание всем кораблям, всем авианосцам… — Он взглянул в иллюминатор на колышущийся флажок, чтобы определить направление ветра. — Флоту занять курс три четыре ноль, боевая готовность. Всем командирам авианосцев… Встать по ветру.

Он развернулся и направился на мостик.

 

ГЛАВА 24

Оператор радара «Сахар-Чарли» (SC-2) линкора «Миссури» заметил что-то на экране, однако отметка двигалась так быстро, что он решил, что это был сбой. Цель появилась, затем пропала, но она приближалась по правой скуле, и об этом следовало доложить.

— Флагманская рубка, я «Сахар-Чарли один», наблюдаю цель, пеленг северо-северо-восток, цель одиночная, курсом на корабль, сигнал прерывистый.

Вахтенный офицер поднял трубку, запрашивая подтверждения.

— «Сахар-Чарли» один, я флагманская рубка. Одиночная цель, принято. «Наблюдатель G-1», подтвердите, прием. — Вахтенный хотел подтвердить и опознать цель, если это было возможно.

— Флагманская рубка, я «Наблюдатель G-1». Наблюдаю цель, пеленг ноль-один-два, дальность двадцать, скорость… Невероятная. Отмечаю как «Богги-один».

— «Наблюдатель G-1», я флагманская рубка, принято: богги-один, пеленг ноль-один-два, удаление двадцать, приближается очень быстро.

Хэлси внимательно слушал, сложив руки на груди и глядя на горизонт на северо-западе. Он что-то заметил и потянулся к биноклю, чтобы лучше рассмотреть, но в этот самый момент небо внезапно озарилось, словно вспыхнуло второе солнце. Вспышка была настолько яркой, что ему повезло, что он еще не успел поднять бинокль и стоял спиной к месту взрыва, иначе он бы ослеп. Все на мостике инстинктивно прикрылись, закрыв глаза. Через несколько секунд корабль сильно задрожал, когда с севера налетел ураганный порыв ветра. Затем они услышали это — ужасающий грохот взрыва и гневные громовые раскаты следом.

Вспышка исчезла, и Хэлси осторожно посмотрел вправо, увидев огромный столб, растущий на северо-западе. Словно само море пылало огнем и засасывалось в небо. Грибовидное облако поднималось и поднималось, разбухая бушующим огненно-оранжевым шаром.

— Приготовиться к удару! — Раздался чей-то голос, и Хэлси увидел, как к кораблю приближается волна высотой в двадцать пять метров. Пораженный этим зрелищем, он смотрел на то, как эсминец внешнего кольца прикрытия вдали разбило волной, словно игрушку. Волна достигла соединения, и все, о чем он мог думать, это о жутком урагане несколько месяцев назад. Но вскоре он увидел, как все более крупные и тяжелые корабли начинают швырять, и ощутил, как море поднимает «Миссури». Нос взмыл в диком рывке, когда волна достигла огромного линкора, а затем «Могучий Мо» рухнул обратно, зарывшись носом, но оставшись на плаву.

Посмотрите в сторону правого борта через десять минут… Хэлси видел гневный белый ореол над местом взрыва в небе, словно демон из ада, окруженный белым пламенем. Он сказал русским, чтобы они катились в ад, а они в ответ решили сводить его туда на экскурсию. Это было самое грозное, что он когда-либо видел.

Он знал слухи об инциденте в Северной Атлантике в 1941 году — что немцы воспользовались ужасающим оружием, основанным на ядерной энергии. Он не понимал этого. Разделение атома представлялось невозможным, но в последние месяцы ему сообщили о том, что подобное оружие разработано и вскоре будет принято на вооружение в США.

Хэлси повернулся к капитану Стюарту С. Мюррею, старому подводнику, служившему в военно-морской академии в Аннаполисе до 1943, а затем странным образом вытащенному из нафталина и получившего должность капитана линкора в мае этого года.

— И что вы на это скажете? — Зарево, наконец, потускнело достаточно, чтобы на него можно было спокойно смотреть, однако крупный добродушный капитан, прозванный сверстниками «Лучезарным», был полностью ошеломлен.

— Доложите адмиралу Нимицу, — сказал Хэлси. — Скажите ему, что мы только что стали свидетелями крупного взрыва… Скажите ему, что у русских есть чертова бомба, и они только что взорвали ее, предупредив меня за десять минут. Ему это определенно испортит настроение, потому что мне, черт подери, точно испортило.

* * *

Новость достигла адмирала Фрэзера, когда он находился с Честером Нимицем на Гуаме, готовясь сесть на самолет и направиться к своей 37-й оперативной группе в Японском море. Теперь он точно знал, что случиться, если американцы атакуют. Он не был в Северной Атлантике, когда взорвалась первая бомба, но адмирал флота Джон Тови видел это своими глазами, вместе с начальником штаба «Папой» Бриндом. Фрэзер слишком хорошо помнил, как Бринд ему это описывал.

— Это было громадно и жутко, — сказал он. — Настолько, что просто невозможно это описать — и учтите, что мы видели последствия спустя достаточно время после самого взрыва. Я бы не хотел увидеть этого снова. Одного раза более чем достаточно на всю жизнь.

В 1942 году, когда Фрэзер занял вторую должность во флоте Метрополии, Тови ввел его в курс дела касательно очень специфических аспектов случившегося в Средиземном море. Один из них касался истинной природы корабля, с которым столкнулись «Родни» и «Нельсон» и того, что на самом деле случилось после Гибралтара, то, о чем мало кто слышал. Теперь Фрэзер входил в состав тайной организации, именуемой просто — «Дозор». Его кодовым обозначением было «Вахтенный G-3», что означало, что он был третьим в этой группе, и выше него стояли только двое — сам Тови и эксцентричный, но блестящий Алан Тьюринг. Его поразило то, что Тьюринг был посвящен в вопросы, в которые не был посвящен Черчилль, но Тови убедил его, что ввести в курс дела премьер-министра будет непросто.

После исчезновения «Джеронимо» у острова Святой Елены и появление его в Тизом океане всего через несколько дней, «Дозор» пришел к выводу, что это было явно невозможно, и далее к поразительному выводу о том, что корабль происходил не из их времени. Кроме того, его вооружение было слишком передовым. «Дозор» установил слежение за всеми активными морскими путями мира, выслеживая этот корабль. Теперь он вернулся, через два года, с ядерным оружием.

Где он находился все эти годы? Как смог избежать обнаружения? Это были вопросы, с которыми «дозорные» сталкивались за эти годы. Тьюринг предполагал, что корабль мог перемещаться во времени, возможно случайно, возможно управляемо. Так или иначе, его появление вызвало глубокую обеспокоенность, и Фрэзер только что обсудил ситуацию с адмиралом Нимицем. Как он не старался, он не смог убедить американцев отменить запланированную атаку, которую в настоящее время готовил адмирал Хэлси.

— Этот корабль опасен, — настаивал он. — Он отличается от любого военного корабля флота, он имеет на борту оружие, способное нанести колоссальный урон в одно мгновение. Вы можете потерять значительную часть своего Тихоокеанского флота, если решите предпринять полномасштабную атаку, а они решат использовать то оружие, которое только что продемонстрировали. Я настоятельно рекомендую вам начать переговоры с русским капитаном, как сделал наш адмирал Джон Тови. У него тогда были наготове четыре линкора, все ядро Флота Метрополии…

— И к чему это привело? — Тихо спросил Нимиц. — Они забыли о своем обещании и ушли!

— Да, но они вступили в бой с японцами! Ваше вторжение на Гуадалканал было в значительной степени обеспечено их вмешательством. У Ямамото был на подходе еще одна авианосная дивизия, и этот корабль остановил его в одиночку — по крайней мере, это следует из пары лет разведывательной работы.

— Трудно поверить, — сказал Нимиц. — Но русские не использовали ничего подобного против японцев. Черт возьми, если у них была бомба в 1941 году, почему они не использовали ее против немцев?

— Мы не знаем этого… — Фрэзер не мог раскрыть всю правду, даже Нимицу. — Но им этого было и не нужно. Этот корабль превратил «Ямато» в состояние, близкое к груде металлолома, за счет обычных ракет. Вы не сможете победить их, адмирал. Это потребует огромных сил, и я опасаюсь того, что если мы сконцентрируем наши силы для удара, они ответят тем же, что вы видели — атомной бомбой, как в Северной Атлантике, когда мы шли на перехват этого корабля.

— Значит, теперь нам придется иметь с ними дело на наших условиях. Вы, британцы, слишком любезны. Значит, это русские, адмирал? Советский посол на стену лезет, доказывая, что советское руководство ничего не знает об этом корабле.

— Возможно, он говорит правду, адмирал. По сути, то же самое утверждал командир этого корабля, когда встретился с адмиралом Тови.

— Да как это возможно? — Нимиц начал раздражаться. — Они спроектировали и построили эту проклятую штуку, а теперь вы говорите, что они заявляют, что ничего не знают о нем? Простите, адмирал, но я не могу на такое купиться. Я полагаю, что «Дядюшка Джо» пускает мне дым в лицо. Мне также сообщили, что президент Трумен уполномочил нас ответить тем же, если русские действительно применят против нас ядерное оружие. Мы проводим пресловутую линию на песке. В Вашингтоне полагают, что русские хотят быстро установить господство. Паттону очень хочется пойти на них в Европе прямо сейчас. У них может быть бомба, но их у них не может быть очень много.

— Но разве вы не понимаете, адмирал? Они пытались предупредить вас, предложили вам переговоры. Почему бы вам не согласиться? Если вы атакуете, они ответят новыми ядерными бомбами. Я в этом уверен.

— Тогда именно это они получат в ответ.

— Но это безумие! Сколько у вас таких бомб?

— Это не тот вопрос, который вам следовало задавать, адмирал Фрэзер. Вопрос в том, сколько их у них?

— Если они смогли позволить себе использовать одну для демонстрации, это вам ничего не говорит? Наша разведка полагает, что у них может быть значительное количество бомб, и это создает новый расклад сил. Дело не просто в кораблях и самолетах, адмирал, хотя, если вы атакуете этот корабль, будьте готовы потерять очень значительную часть своих сил.

Нимиц глубоко вздохнул.

— Мы только что выиграли Вторую Мировую войну, адмирал Фрэзер. Теперь русские, похоже, намерены начать новую. Быть по сему. У нас есть сила, чтобы выиграть ее, и ядерное оружие, если они решат пойти на обострение. Я скажу вам прямо — я получил разрешение на его использование.

Воцарилось очень напряженное молчание. Что еще оставалось сказать Фрэзеру? Открыть истинную природу этого корабля? Слишком невероятно. Переговоры купили для «Дозора» некоторое время и позволили получить более ценную информацию. Откуда взялся этот корабль? Зачем он здесь? Чего действительно хотели его офицеры и экипаж?

Но для Нимица это был всего лишь корабль — один из сотен, ушедших на дно за последние четыре года. Для него это был лишь корабль с атомной бомбой, и это не казалось ему неправдоподобным, потому что у него имелся самолет с атомной бомбой, где-то там, на одном из крошечных островов Тихого океана. Один последний удар позволял решить вопрос, и американская позиция была очевидна.

Янки были старшей силой с того момента, как вступили в войну на стороне Британии. Сначала они казались годными только в качестве рабочей лошади, дурной силы, которая могла разве что сломать плуг, пытаясь сделать свое дело. К счастью, тогда у них были более подготовленные и опытные британские офицеры. Однако со временем решительность Паттона, настойчивость Омара Брэдли, Ходжеса и многих других начала играть свою роль в войне. Британия не смогла бы победить без Соединенных Штатов. Монтгомери не победил бы без Паттона и других.

— Хорошо, — откашлялся Фрэзер. — Чего вы хотите от меня и 37-й оперативной группы? — Спросил он, сложив руки.

— Займите позицию к северу от Хоккайдо и отрежьте уродов от Владивостока. Убедитесь, что никто не придет на помощь капитану Карпову. Вы сделаем остальное.

— Хорошо. Адмирал Нимиц, вы знаете меня как опытного боевого офицера. Если вы не хотите прислушаться к моему совету не начинать этот бой, послушайте хотя бы моего совета касательно того, как его выиграть. Королевский флот дважды сталкивался с этим кораблем, и вот, что вам следует сделать…

* * *

Соображения Фрэзера были хорошо аргументированы, и Нимиц выслушал их внимательно. Все авианосцы должны были оставаться в тылу, максимально рассредоточившись. Самолеты должны были взлетать и собираться в группы только для атаки. Затем они должны были рассредоточиться и начать подход к цели со всех направлений и на всех высотах. После начала ракетных атак самолеты должны были разбиться на отдельные звенья и атаковать самостоятельно. С этого момента каждый становился сам за себя. Массированные воздушные удары были бессмысленны, но если бы воздушная рука флота смогла создать постоянное давление на врага, можно было рассчитывать, что некоторые самолеты смогут прорваться через жуткий зенитный огонь и поразить цели.

В ходе воздушного удара авианосцы должны были бы прикрыты легкими крейсерами и эсминцами. Тяжелые крейсера и линкоры должны были сломать строй и развернуться широким фронтом с интервалами пять-десять километров, идя на врага стальной стеной при взаимной поддержке, но не настолько плотно, чтобы один ядерный взрыв мог уничтожить более чем один из них. При контакте с противником им надлежало сблизиться с ним на максимально возможной скорости, выйти на дальность стрельбы и вести бой индивидуально. Эсминцы, не занятые прикрытием авианосцев, должны были выступить в роли гончих, совершая торпедные атаки, если это было возможно. Все имеющиеся подводные лодки также должны были быть направлены к целям.

Такие силы не могли быть использованы в роли молота, как против японцев. Вместо этого они должны были обрушиться на врага стальной волной, развернутой широким фронтом и шедшей на полной скорости. Таким образом, даже если противник применит свое жуткое оружие, он сможет лишь пробить брешь в волне. Если какие-либо корабли будут потеряны, крейсера резерва заполнят пробел, и атака будет продолжена.

Нимиц слушал, склонив голову и думая, что это была достаточно странная тактика. У него были два тяжелых кулака в виде соединений Хэлси и Спрага, и еще два в резерве. Все, что он знал о войне на море, говорило о критическом значении скорости, концентрации и огневой мощи.

— Верно, — сказал Фрэзер. — Все это верно, но сконцентрируйтесь на угрозе для ваших собственных сил. Мы сделали вывод из случившегося в Северной Атлантике. Вспомните о «Миссисипи» и крейсерах, уничтоженных вместе с ним. А что касается ваших авианосцев, то вспомните, что случилось с «Уоспом». Мы также поняли, что капитанам нужно быть готовым получить повреждения, сближаясь с этим монстром, но с ним нужно сблизиться. Если от трех до пяти капитальных кораблей окажутся на дальности артиллерийского огня от русской флотилии, мы сможем нанести им тяжелый урон. Но это обойдется недешево.

— Мы пройдем, адмирал Фрэзер, — сказал Нимиц. — Мы дойдем до них, даже если нам придется брать их на абордаж со спасательных плотов. У меня там отличные люди, опытные морские бойцы. Они не дрогнут. Они сделают свое дело.

— Если только вы не сконцентрируете свои силы, — Фрэзер положил руку на стол между ними, подчеркивая свои слова. — Адмирал, помните, атаковать следует крупными силами, но они должны идти рассредоточено. Сделайте так, и я уверен, что мы сможем потопить эти корабли. Но если дело дойдет до бомбы, возможно, следовало бы сообщить им об этом заранее. Возможно, это бы заставило их остановиться и внесло бы немного больше смысла в этот бардак.

— Сообщить? Полагаю, я мог бы это сделать, но позвольте заверить вас, что мы будем рассматривать этот вариант в качестве последней меры, и я не приму такое решение легкомысленно.

— Я в этом не сомневаюсь, но должен вам сказать кое-что еще, чего никому из нас не очень хотелось бы слушать на данный момент. Будут погибшие, и возможно, очень многие не вернутся домой в ходе вашей операции «Волшебный ковер». Я очень сожалею — и прошу прощения за все это чертово дело в последние годы.

— Японцы тоже об этом сожалеют, — хладнокровно сказал Нимиц. — И русские будут сожалеть вместе с ними… — Он посмотрел на часы. — До начала операции три часа. Русские кружат на месте, а я держу Хэлси и Спрага на коротком поводке. Пришло время спустить гончих.

— Да прибудет с нами Бог, — вздохнул Фрэзер. — Но если мы сможем взять этот корабль, история поблагодарит нас. Этот бой может значить больше, чем вы или я себе представляем.