ГЛАВА 1

Автомобиль быстро двигался по проселочной дороге в сторону величественной усадьбы, здания которой представляли собой причудливое смешение самых различных архитектурных стилей. Блэтчли-Парк, или «Станция «Х», была одним из десяти специальных объектов, созданных МИ-6, и официально являлась «Охотничьим клубом капитана Ридли», предназначенным для послеобеденной охоты на перепелов на площади в двадцать пять гектаров с ружьями и гончими. Реальностью была «Правительственная школа кодов и шифров», где блестящая команда мужчин и женщин занималась дешифровкой, обеспечивая жизненно важную для хода войны разведывательную информацию.

Оборудование включало цветные кодовые диски и более странные устройства, напоминающие шифровальные машины «Энигма», а также совсем непонятные приспособления, выдающие данные на длинных бумажных лентах в виде наборов черных точек различного размера. Блэтчли-Парк почти начало делать первые шаги в деле оцифровки аналогового мира в формах, пригодных для обработки первыми прототипами электронных вычислительных машин. Год спустя в усадьбе заработает первый компьютер «Колосс», с «мозгом», состоящим из 1 500 электронных ламп.

Машина остановилась, дверь быстро открылась, и изнутри появился адмирал Тови с толстой папкой в правой руке, направившись не по главной дороге к стилизованному особняку, а свернув влево, к зеленому боковому крылу — «Хижине-4», сердцу военно-морской разведки. Год назад люди, работавшие там, смогли насладиться прорывом — дешифровкой немецкого кода «Энигма». Но затем были получены необъяснимые снимки странного корабля в Норвежском море, и весь отдел вернулся с небес на землю.

Тови прошел мимо белых окон к простой двери без всяких табличек. Морской пехотинец немедленно встретил его, отдал честь и провел по узкому коридору к кабинету Алана Тьюринга, который ожидал адмирала за чтением Байрона.

— Добрый день, доктор, — сказал Тови, быстро войдя и протянув руку. Тьюринг убрал книгу и встал, дабы поприветствовать адмирала. Его темные глаза светились.

— Называйте меня «профессор», адмирал. Здесь все так делают, хотя я пока официально не получил места. Но «доктор» всегда казалось мне слишком сухим.

— Очень хорошо, профессор. Я привез немного новых материалов для вашего дела, — сказал Тови.

— А! — Сказал Тьюринг. — Снимки!

— Именно. Две катушки с записями и полный отчет. Я собрал журналы со всех кораблей, участвовавших в инциденте, так что у вас будет время просмотреть все это прежде, чем оно будет отправлено кому-либо еще.

— Очень хорошо, сэр, — сказал Тьюринг, любопытство которого немедленно пробудилось. — Очень интересно, адмирал. Могу я убедить вас разрешить мне вылететь на остров Святой Елены и взглянуть на него лично?

Тови приподнял бровь. Его лицо внезапно стало очень серьезным и напряженным. Его взгляд упал на открытый том Байрона. Он просмотрел строки и прочитал про себя:

Он тяжело вздохнул и посмотрел на Тьюринга. Все оставшиеся без ответа вопросы заняли свои места, ожидая своей очереди.

— Боюсь, что у меня для вас есть очень интересные новости, профессор, — тихо сказал он. — И полагаю, пришло время поговорить очень откровенно.

— Новости, сэр? — Тьюринг получал большую часть сведений, подпадавших под такое определение задолго до кого-либо, так что для него было необычно и даже интересно услышать что-то, чего он не мог знать.

— Этот корабль — «Джеронимо» — снова исчез.

— Исчез? — Это слово немедленно привлекло внимание Тьюринга. Он подался вперед, желая узнать больше.

— Именно. Это случилось, когда корабли сопровождения достигли острова Святой Елены.

— Вы хотите сказать, он затонул, сэр?

— Нет, профессор, я хочу сказать, что он просто исчез. Вошел в туман у берега, и исчез. Конечно, мы привлекли водолазов и прочесали все морское дно. Никаких следов. Два крейсера и три разведывательных самолета провели поиск во всех направлениях, и не нашли никаких признаков его присутствия. Никто не видел и не слышал взрыва, так что мы исключили возможность какой-либо катастрофы или преднамеренного самоуничтожения. Клянусь Богом, как будто фокусник сначала вытащил его, как кролика из шляпы, а потом просто махнул рукой, и он снова исчез. Да, это звучит невероятно, но как еще это можно назвать? Корабль просто исчез, или мы, по крайней мере, так решили… До того, что случилось сегодня.

Тови протянул ему еще один простой конферт из оберточной бумаги, намного меньший, чем первый, и приподнял бровь, выдавая явное волнение.

— Прошу прощения, но любые фотоматериалы, связанные с «Джеронимо», сначала передаются непосредственно в адмиралтейство. Адмирал Паунд был не слишком рад тому, что я принял решение провести переговоры с адмиралом с этого корабля, и счел еще менее забавным это невероятное дело с его исчезновением. Я осмелюсь предположить, что премьер-министр также не был рад. Ни один человек не сможет поверить в то, что корабль просто бесследно исчез. Тем не менее, мне удалось сохранить голову на плечах, хотя если бы адмиралтейство узнало, что находиться во втором конверте, меня бы уже ждала виселица.

— Понимаю, — сказал Тьюринг, с волнением открыв конверт и вытащив пять не слишком качественных снимков, явно сделанных ни фотопулеметом, ни военной техникой вообще. — Вы должны рассказать мне об этом адмирале, с которым вам удалось поговорить.

— Разумеется. Но сначала взгляните на эти снимки. Никто в Королевстве не видел их, не считая штаба адмиралтейства. Они были сделаны двумя глазастыми разведчиками на острове Мелвилл к северу от Дарвина три дня назад. — Тови сложил руки на груди, внимательно наблюдая за Тьюрингом. Он обратил внимание, как тот немедленно достал лупу и начал пристально рассматривать снимки один за другим. Когда он поднял глаза, Тови стало очевидно, что он был обеспокоен.

— Это «Джеронимо», — тихо сказал он. — Никаких сомнений. Его силуэт невозможно спутать ни с чем. А эти корабли — японские крейсера.

— Согласен, — ответил Тови. — Но эти фотографии были сделаны 24 августа. И как бы вы, профессор, могли объяснить, как корабль, находившийся в пяти кабельтовых от острова Святой Елены утром 23 августа, мог внезапно исчезнуть, а затем появиться у острова Мелвилл, преодолев 7 800 морских миль за 24 часа? Это десять дней хода на высокой скорости, и даже если бы этот корабль мог летать, ему было бы нелегко преодолеть такое расстояние за такое время.

Теперь пришла очередь Тьюринга поднять брови, причем обе. Он рассматривал снимок, переводя взгляд от него на Тови и обратно. Затем он глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза. Когда он открыл их снова, в них ясно читалась тихая решимость.

— Что же, адмирал, — начал он. — Как вы сами хорошо понимаете, ни один корабль не мог преодолеть это расстояние в один день. Это совершенно невозможно. Опять же, ни один корабль, о котором я знаю, не мог просто взять и исчезнуть. Конечно, были сотни потерянных кораблей, сэр, в результате катастроф, штормов, но, как вы говорите, «Джеронимо» исчез прямо из-под носа у опытных моряков, которые должны были сопроводить его к острову Святой Елены. Да, я узнал кое-что об этом по определенным каналам… Очень особым каналам, и пытался разобраться в этом последние три дня. Адмиралтейство может сколько угодно утаивать эти фотографии, но всегда есть возможность найти людей, которые могут что-то сделать… Так что ваше прибытие было совершенно очевидно.

— Верно, и я уже сделал шаг в пропасть, доставив вам эти снимки, Тьюринг, потому что я вам верю. Итак, какой вы можете сделать вывод?

Тьюринг снова посмотрел на фотографии.

— И если только я не ошибаюсь в отношении этих фотографий, сэр, то мы столкнулись с очень глубокой тайной.

— А вы можете ошибаться, профессор?

— Не сегодня… — Улыбнулся Тьюринг.

— Конечно. Итак, как этот корабль мог переместиться на такое расстояние за один день? После нашего разговора в Адмиралтействе я много думал о том, что вы рассказали мне обо всем чудо-оружии, использованном этим кораблем. Да, тогда они, по крайней мере, были готовы слушать. Мы знаем о ракетах многие века. Тем не менее, и вы и я понимаем, что те ракеты, что мы видели в Атлантике и на Средиземном море намного опережали все наши разработки.

— Определенно.

— Да… Ракеты я могу принять, профессор. Но корабль, который может просто так взять и раствориться, а потом переместиться на такое расстояние — это что-то совсем иное. То, что я не могу осознать, как не пытаюсь.

— Я согласен, сэр, — сказал Тьюринг. — Никакой корабль не мог покрыть это расстояние за один день. Никакой корабль не мог исчезнуть в Северной Атлантике и появиться в Средиземном море год спустя, а затем снова исчезнуть. Все эти невозможно, но если на этих фотографиях действительно «Джеронимо», то он как-то смог сделать это, и у меня есть только одно объяснение, как бы странно оно не звучало.

— Я стал гораздо шире смотреть на невозможное после того, как это началось, профессор. Не томите.

— Хорошо, сэр. Этот корабль перемещается во времени. Это единственное, что может объяснить его внезапное исчезновение и появление за полмира. — Он уставился на Тови. Тот тоже закрыл глаза на некоторое время, пока не стало ясно, что он в какой-то степени принял эту мысль.

— Вы придерживались этого мнения раньше, но ничего не говорили.

— У меня были предположения, сэр, — сказал Тьюринг. — И мне представлялось, что мне не удастся донести подобную мысль до адмирала Паунда.

— И вы пытались навести на нее меня во время нашего последнего разговора в Адмиралтействе, не так ли?

— Именно, сэр. Не выкладывая все сразу. Видите ли, нам здесь платят за определенность в предположениях, а не за пустые фантазии. Нас слушают потому, что им нужны факты, а не плоды воображения. У меня были очень серьезные подозрения относительно этого корабля с того самого момента, как я впервые его увидел. Мы прошлись по всем военно-морским флотам, отметая их один за другим. Вывод, к которому я пришел, вряд ли был бы хорошо воспринят, и, должен сказать, что меня уже избегают в определенных кругах. Меня называют мечтателем и фантазером. Видимо, так они называют странных дураков. Ну и ладно, пускай говорят, что хотят. Когда они смогут взломать «Энигму» самостоятельно, пускай называют меня дураком. Меня несколько утешает позиция Шерлока Холмса, который говорил, что как только вы устраняете все неверные варианты, то, что остается, и должно быть правдой, как бы невероятно оно ни было. Все движется двумя путями, адмирал. С одной стороны в пространстве, с другой во времени. Мы привыкли к движению в любом направлении в пространстве, но движение во времени было возможно только в одном, пока этот корабль не появился в Норвежском море год назад. Это был не немецкий корабль, как нам теперь известно. Не итальянский и не французский. А теперь он и вовсе появился за половину мира, вступив в сражение с японцами!

— Но перемещение во времени? Должен сказать, что я не удивился бы, услышав такое — от Жюля Верна или Герберта Уэллса. Но как поверить в такое, Тьюринг? Это невероятно!

- Вы можете объяснить это иначе, сэр?

Тови нахмурился, будучи явно озадачен.

— Они атаковали нас в Дарвине, — сказал он, возвращаясь в настоящее, надеясь выйти в более безопасные воды.

— Да, сэр. Я слышал об этом.

— Тогда позвольте мне рассказать вам кое-что, профессор, — улыбнулся Тови, надеясь немного успокоить Тьюринга. — У меня была возможность немного пообщаться с адмиралом, командовавшим этим призрачным кораблем, и это было очень познавательно. Во-первых, ваши подозрения были верны. Он был русским. Его экипаж был русскими. И я склонен думать, что и этот корабль был русским.

— Опять-таки невозможно, — сказал Тьюринг. — По крайней мере, сейчас. Нынешний Советский Союз не мог построить ничего подобного этому кораблю.

— Совершенно верно, но это не лучше, чем то, что вы предположили только что, профессор. Корабль, перемещающийся во времени? А с другой стороны… Этот человек отрицал какую-либо связь со Сталиным и Советским Союзом. Он даже довольно прямо заявил об этом — утверждая, что Сталин совершенно ничего не знал даже о существовании этого корабля. И, вместе с тем, он знал о встрече Черчилля и Сталина, проходящей в Кремле в тот самый момент. И это было наиболее показательно. Очень немногие знали об этих переговорах, даже в самых высоких кругах, но он говорил об этом так… Хм, словно…

— Словно это была история, — перебил его Тьюринг с блеском в глазах.

— Именно! — Тови держал чашку в руке и мог только сделать глоток. — Он действительно говорил о войне как о «вашей мировой войне», словно для него это была история. Когда я решил надавить на него и сказал, что Россия является нашим союзником и попросил его поддержать нас, он сказал мне что-то очень странное — что Россия является нашим союзником на данный момент. Он сказал мне, что все меняется, намекая на то, что этот союз может быть нестабильным. Сначала я воспринял это как предупреждение касательно того, что Сталин может быть готов сменить сторону и присоединиться к Гитлеру. Возможно, этот человек и его корабль были первыми вестниками этого решения. Но Черчилль пришел к совершенно иным выводам после встречи в Москве!

— Я думаю, что мы можем без опаски держать Россию по нашу сторону забора, на данный момент, — сказал Тьюринг. — Но кто знает, как закончится эта война, сэр? Кто знает, как будет выглядеть мир через десять, двадцать, пятьдесят лет?

— Мне представилось, что этот человек знал, — сказал Тови. — Я попытался надавить на него по части того, откуда он, но он ничего не сказал, даже предположил, что это был слишком опасный вопрос. В какой-то момент, он указал на укрепления на скалах над нами и спросил, смог был я объяснить свой боевой флот маврам, которые их построили. Затем он сказал, что не может объяснить свое присутствие таким образом, чтобы я смог это понять, и просто пытается вернуться домой, что бы это не значило. Поверьте, мне в тот момент не мог придти в голову иной образ, кроме капитана Немо.

— Это может быть более чем уместный образ, сэр, — улыбнулся Тьюринг. — Немо мог быть очень удачным образом для этого человека, хотя не похоже, чтобы он был одержим местью.

— Напротив, — сказал Тови, почесав в затылке. — Он показался мне очень открытым и искренним. Я хотел бы верить всему, что он сказал. Хм, значит, мавры… Я размышлял об этом некоторое время. Выходит, что этот человек намекал мне, что прибыл из какого-то далекого будущего.

Тьюринг вздохнул с явным и сильным облегчением.

— То есть, по сути это то же, что предполагал я, — уверенно сказал он. — Подумайте, адмирал. Его корабль — настоящее чудо техники, настолько могущественное, что сковало весь Королевский флот в Атлантике, не говоря уже об американском флоте. Он способен видеть нас прежде, чем мы можем даже узнать о его присутствии, он атакует нас оружием, которого мы мне сможем создать еще десятилетия — да, десятилетия. На нем имелось пригодное к применению ядерное оружие невообразимой силы. Мы знаем о подобном, но не имеем ничего, пригодного к использованию. Да, да, это очень секретно, но в наших кругах известно. Но реальность такова, что создание чего-то подобного потребует огромных ресурсов, и если какая-либо страна попыталась создать подобный корабль, мы не могли не узнать об этом. Я был очень заинтригован тем, о чем вы рассказывали мне ранее, и надеялся, что смогу направить ваши мысли в нужное русло. Видите ли… Все это полнейшая бессмыслица, если мы предположим, что этот корабль происходит из нашего мира, из нашей реальности войны. И вместе с тем, картина сразу обретает четкость, если предположить другое — что этот корабль создан в будущем. Да, я предполагаю, что он был создан русскими, но никакой русский инженер, живущий в 1942 году не имеет к нему отношения, могу вас заверить.

— Но зачем, Тьюринг? Зачем он появился здесь? Был ли он отправлен сюда намеренно? Как такое возможно? Путешествия во времени — удел сказочников.

— Возможно, мы никогда не узнаем, как и зачем это было сделано. Но мы были свидетелями определенных фактов, адмирал. Корабль появился здесь, затем исчез и появился на Средиземном море через год. Вот почему мы не обнаружили его в Гибралтарском проливе или Суэцком канале. Он прошел ими когда-то еще, в другом времени. Затем он исчез у острова Святой Елены и возник сутки спустя за 7 800 миль! Опять же, он мог сделать это, только перемещаясь во времени, или, возможно, через какое-то искаженное пространство. Мы, возможно, никогда не узнаем этого.

— Но появился ли он здесь с какой-то конкретной целью? Это военный корабль. Был ли он отправлен сюда с каким-то заданием? В конце концов, этот период времени представляется мне довольно критическим, и, насколько я могу судить, этот корабль пытался прорваться к месту встречи Рузвельта и Черчилля в бухте Арджентия, и готов был порвать любого, кто встанет у него на пути. Американской 16-й оперативной группе досталось больше всех.

— То, что вы говорите, адмирал, имеет очень большой смысл, — сказал Тьюринг. — Можете представить себе, что было бы, если бы атомная бомба ударила по бухте Арджентия, одним махом убив как премьер-министра, так и американского президента?

— Поверьте мне, Тьюринг, это до сих пор снится мне в кошмарных снах. И членам правительства тоже, хотя теперь я полагаю, что мы можем со всей уверенностью сказать, что у немцев нет такого оружия — ни ракет, ни этих жутких бомб. Вам следовало это увидеть, профессор. Это способно бросить в дрожь.

— И опять-таки это может объяснить, почему мы так и не увидели применения немцами подобных ракет в течение целого года. У них их никогда и не было! Конечно, они работают над определенными проектами, но это совсем не те ракеты, что били по нашим кораблям, верно?

Тови вздохнул, обеспокоенно посмотрев на Тьюринга.

— У меня была прекрасная возможность узнать, сколько ракет осталось на этом корабле, а я позволил этому дьяволу уйти. Я поймал его за хвост, но дал ускользнуть.

— Но, возможно, это было наилучшим решением, сэр, — серьезно сказал Тьюринг. — Если бы вы вступили в бой и пережили его, возможно, мы бы так и не пришли к сегодняшнему выводу.

— Просто этот, если можно так выразиться, капитан Немо утверждал, что не хочет иметь ничего общего с этой нашей войной. Он сказал, что лишь пытается доставить свой корабль и его экипаж домой. Интересно, неужели все дело в какой-то жуткой аварии?

— Это действительно может быть простой истиной, — предложил Тьюринг. — Возможно, они оказались так же смущены случившимся, как и мы. Возможно, корабль действительно оказался здесь случайно, а вовсе не с какой-то зловещей целью. Но тем не менее, из всего этого встает серьезная и жуткая угроза. Сэр, появление этого корабля, несомненно, изменило ход истории. Это сражение в Северной Атлантике, ракеты, атомное оружие… Я опасаюсь, адмирал Тови, что этот корабль открыл ящик Пандоры. Я знаю, как и вы, что правительство Его Величества рассредоточило свои учреждения по всему Королевству и активизировало несколько проектов, связанных с физикой… Словно они готовятся к чему-то, к тому, чего они боятся после того, какое оружие столь успешно явил миру этот корабль.

— Не могу сказать, что меня это утешило, — сказал Тови.

— Конечно, и подумайте вот о чем… Этих сражений в Атлантике и Средиземном море никогда бы не состоялось, если бы не странное появление этого корабля. Из-за него мы отменили запланированный налет на Киркинес и Петсамо, вывели раньше времени Соединение «Z» из операции «Пьедестал», отменили операцию «Юбилей» и отложили операцию «Факел». Кроме того, из-за действий этого единственного корабля в войну вступили американцы, и если бы не он, кто знает, сколько бы они оставались в стороне? Теперь еще и японцы! Этот корабль стал палкой, попавшей в колеса их планов против американцев!

— Согласен, — ответил Тови. — На Тихом океане началась крупная операция. Японцы определенно идут на юг. Штаб FRUMEL встал на уши по поводу Мельбурна. Случившееся в Дарвине — пожалуй, лишь самый наконечник копья.

— И подумайте вот еще о чем, сэр. Мы сражались с этим кораблем. В результате погибли люди, которые, возможно, должны были пережить войну, а другие, которые должны были погибнуть, остались живы. Вы понимаете, как это может изменить все, начиная с этого дня?

— Понимаю… — Сказал Тови, задумавшись об этом впервые.

— Я не могу представить себе, чтобы американцы вот так сходу бросились в бой, как они это сделали, несмотря на надежды Черчилля. Этот корабль сделал это возможным, атаковав 16-ю оперативную группу и уничтожив «Уосп». Возможно, они сделали это намеренно, как вы и предположили, хотя я не могу представить себе, зачем. Разумеется, они должны были понимать, насколько драматические последствия могли возыметь подобные действия.

— Возможно, хотя этот «капитан Немо» намекал, что на «Джеронимо» имело место какое-то несогласие относительно того, что они должны были делать, и он был нездоров, когда этот случилось. Я полагаю, в то время командование принял какой-то более жесткий человек, какой-то волк. Адмирал представился мне более разумным.

— Попытки понять это могут быть сами по себе довольно жуткими, адмирал. Подумайте вот о чем… Если этот корабль из будущего, у них должны быть колоссальные знания. Они знают все, что творилось от наших дней до их!

— В том числе, где ковырнуть ломом в стене истории.

— Именно, сэр.

Тови потер лоб, все еще будучи сбитым с толку, и слегка покачал головой.

— Хорошо, профессор. Итак, эти снимки были сделаны три дня назад. С тех пор я пристально слежу за ситуацией. Мы уже отправили FRUMEL поручение внимательно следить за этим кораблем и, я полагаю, нам придется рассказать о нем американцам. Поверять ли они в то, что мы только что обсуждали, это уже другой вопрос, но мы должны сказать им. У меня есть на примете нужный человек, но боюсь, что с тех пор, как эти снимки были сделаны, на Тихом океане случилось очень многое. Возможно, вы знаете об этом по своим каналам, которые вы упоминали ранее.

— Я слежу за происходящим, сэр, — улыбнулся Тьюринг. — Кроме того, у меня свободна вся вторая половина дня, если вы захотите присоединиться ко мне за обедом.

 

ГЛАВА 2

23 августа, год не установлен

Роденко понял, что что-то пошло не так спустя считанные минут после того, как они прибыли на отдаленный форпост на острове Святой Елены. Их сопровождали три самолета и два британских крейсера, «Норфолк» и «Шеффилд». Самолеты обходили их с определенными интервалами, контролируя обстановку вокруг, а два крейсера держались по оба борта «Кирова». Один прошел мимо небольшой гавани в Джеймстауне, а второй — вдоль северо-восточного берега. Они должны были встретиться в Сэнди-Бэй и проконтролировать, что «Киров» бросит якорь, но несколькими минутами спустя после того как атомный ракетный крейсер вошел в густой туман к северу от острова, Роденко взглянул на экран и увидел, что все цели исчезли. Вся драма, участниками которой они стали, закончилась. Какое-то время спустя стало понятно, что они снова затерялись в пустом море в забытом мире.

Адмирал Вольский приказал обойти северный мыс, и, увидев полное разрушение Джеймстауна, они поняли, что снова попали в мир кошмаров, которой мог быть их собственным порождением, в котором каждый берег был почерневшим от огня войны, которую они едва ли могли себе представить.

Они провели в море многие дни прежде, чем снова увидели землю. Остров Святой Елены был столь же изолирован, как и любой другой остров в мире, находясь в тысяче миль от побережья Анголы в южной Атлантике. Их путь на юг был настолько бесплодным, насколько было возможно описать этим словом. Море было пустым. Не было никаких следов жизни, никаких признаков человеческой деятельности. Пройдя мимо Кейптауна, они обнаружили его уничтоженным зарядом смерти в несколько мегатонн. Они не могли сказать, что творилось в глубине суши, но никто не хотел выходить на берег, чтобы это узнать.

Вскоре они вышли в Индийский океан, пройдя намного южнее Мадагаскара и направились на восток. Многие дни не было видно ничего, но спустя какое-то время они достигли отдаленных берегов Австралии и направились вдоль северо-западного побережья континента, мимо острова Барроу к огромным архипелагам, простирающимся от Дампира вдоль так называемых северных территорий. Море было спокойным и синим, как кобальт, над ним стояло лазурно-голубое безоблачное небо, а климат, к восторгу экипажа, стал теплым и мягким. Достигнув острова Малус, они увидели белые пляжи и нетронутые рифы, от чего у всех отлегло на сердце. В море появились скаты и косяки рыб, а каменные утесы были засижены крачками, скопами и орланами. Дальше в Индийском океане появились стаи дельфинов, выпрыгивающих из воды в фонтане брызг. Это место представляло собой цепь небольших островов, соединенных песчаными отмелями, по которым во время отливов можно было переходить с острова на остров. По сравнению с обугленными берегами, встречавшимися им ранее, это был настоящий рай.

Адмирал Вольский принял решение совершить короткую остановку в месте, которое Федоров назвал бухтой Уэйлера, и отправить группу на берег, чтобы проверить остров и взять образцы воды и почвы. Главный остров на северо-востоке был пуст, но в своей радости они обнаружили восемь неповрежденных жилых домой на южном берегу западного острова Розмари. Здесь также были руины старой китобойной станции и жемчужного промысла, действовавших на острове Малус в конце 1800-х годов. Не было видно никаких признаков присутствия людей, хотя дома были в хорошем состоянии и явно пережили эту войну.

— По крайней мере, эти места вселяют надежду, — сказал адмирал Федорову и молодой старший помощник согласно кивнул.

— Здесь нет ничего, на что стоило бы тратить ракету.

— Слава Богу. Если нам повезет, мы, быть может, сможем найти кого-то на побережье. Если не в крупных городах и портах, то в отдельных поселениях вроде этого.

— Эти места были в значительной мере необитаемы, — сказал Федоров. — Даже в наше время. Мы могли бы найти кого-то в Порт-Хендленде, примерно в ста пятидесяти километрах от побережья. Это бы крупный промышленный порт, один из крупнейших в Австралии, хотя город был сравнительно небольшой. Возможно, нам следовало бы направиться туда. Кроме того, есть Брум, затем Дерби на Кингс-Бей, Уиндхэм, а затем и Порт Дарвин. Однако от Дарвина нас отделяет полторы тысячи километров. Австралия очень большая.

Они провели у острова шесть часов, главным образом потому, что нашли чистую воду и хотел доставить ее на корабль, чтобы пополнить запасы. Некоторые расположились к бортов с самодельными удочками. Настроение экипажа было лучше, чем когда-либо за последние долгие недели. Это место казалось раем для рыбалки — многие вытаскивали на борт сети с коралловой форелью, красными императорами, алыми морскими окунями и другими рыбами, которых они не знали.

На мостике появился Карпов, направившись к креслу адмирала с улыбкой на напряженном лице.

— Мы наконец нашли ваш остров, товарищ адмирал?

— Не вполне уверен, — усмехнулся Вольский. — Он выглядит достаточно небольшим для всего экипажа, и я не вижу пальм и красивых девушек. Возможно, мы продолжим искать, хотя мне представляется, мы достигли края рая. Север погрузился в безумие войны, но здесь нет ничего подобного. Если нам повезет, со временем мы найдем этот остров. Федоров, на карте есть что-либо многообещающее? — Он вытянул голову, выискивая старпома — бывшего штурмана, оказавшегося бесценным во время последнего испытания в Средиземном море. Он заметил, что тот смотрит на корабельный хронометр с тревогой во взгляде.

— Что такое, Федоров? Куранты бить не будут.

— Может, и будут, — ответил Федоров. — С момента нашего ухода с острова Святой Елены прошло одиннадцать суток и восемнадцать часов.

— Да, и это были пустые часы в пустом море. Зачем вы их считали?

Федоров не ответил, но выглядел явно озабоченным.

— Группы еще на берегу?

— Береговые партии? Да, я думаю, они вернуться через несколько часов. А что, хотите на берег сами?

— Я? Никак нет, товарищ адмирал, я считаю, что нужно оставаться на корабле. И я считаю, что было бы разумно вернуть всех наших людей на борт как можно скорее.

Адмирал нахмурился.

— Что такое, Федоров? Что вас беспокоит?

— Время товарищ адмирал. Прошло почти двенадцать суток… И каждые двенадцать суток мы перемещались во времени. И это может случиться еще раз. Возможно, мы не сможем остаться здесь. Если это действительно так, я бы хотел, чтобы все члены экипажа были на борту до полуночи. И лучше поручить Добрынину вслушиваться в работу реактора. Он слышал это каждый раз, когда мы перемещались в прошлое.

Лицо Вольского помрачнело.

— Добрынин проводит технического обслуживание. За реакторы не беспокойтесь. Что же касается экипажа, я думаю очень многие предпочли бы остаться здесь. Если бы пришлось выбирать между этим островом и еще одним походом, я бы сильно подумал. Но давайте предположим, что вы правы. — Он повернулся к посту связи.

— Николин?

— Слушаю, товарищ адмирал.

— Свяжитесь со старшиной Трояком и прикажите возвращаться как можно скорее. Я бы хотел, чтобы все члены экипажа находились на корабле к 20.00. В любом случае, будет слишком темно для безопасной работы на берегу.

— Кроме того, — сказал Карпов, — мы должны учитывать, что кто-то может захотеть остаться здесь. Не будем забывать про Орлова.

— Согласен, — ответил Вольский. — Карпов, не могли бы вы поговорить с этими рыбаками на носу насчет того, умеет ли кто-либо из них нырять?

— Товарищ адмирал?

— Да, я хочу знать, смогут ли они достать несколько хороших омаров или даже крабов. Я сам уже устал от корабельной еды и думаю, что что-то новое будет очень кстати для нас всех. Кто-нибудь желает присоединиться ко мне за ужином?

Роденко, Тарасов и Самсонов быстро «забили места», и хотя в этот вечер им понравились морепродукты, у времени были на них иные планы.

* * *

Прошло много долгих часов прежде, чем они поняли, что произошло. Люди Трояка обыскали остров в поисках чего-либо, представляющего интерес. Они обошли скалистые берега, видели изображения странных существ, вырезанных на красных камнях. Они осматривали каждое здание и сооружение и, наконец, нашли несколько газет на английском языке, которые доставили на мостик. Федоров нашел их не безынтересными.

— Наконец-то! — С энтузиазмом сказал он, когда матрос морской пехоты принес их. — Теперь мы поймем, что случилось! — Это был экземпляр «NT News» из Дарвина. Его взгляд сразу же зацепился за дату — 15 сентября 2021 года. Заголовок бы зловещим. Федоров достаточно знал английский, чтобы понять это.

«ВОЕННАЯ ЭСКАЛАЦИЯ!»

«ПОЛНОМАСШТАБНЫЕ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ЮЖНО-КИТАЙСКОМ МОРЕ!»

«ФРЕГАТ КВМФ АВСТРАЛИИ ПОТОПЛЕН!»

— Николин, — сказал Федоров. — Можете перевести?

Николин взял газету и начал читать. Его взгляд был мрачен и серьезен.

«Сегодня в южно-китайском море обострились боевые действия в связи с применением баллистических ракет с ядерными боевыми частями против ударной группы авианосца «Эйзенхауэр». Сообщается, что в ударе были использованы не менее десяти ракет, по меньшей мере две из них с ядерными боеголовками, в результате чего были потоплены пять кораблей: авианосец «Эйзенхауэр» и четыре корабля сопровождения, включая фрегат флота Австралии «Дарвин», входивший в состав Объединенного флота сил безопасности. Совет безопасности ООН немедленно осудил случившееся как вопиющую эскалацию конфликта, однако резолюция была заблокирована вето Китая и России».

Лицо Федорова выдало неподдельное удивление, и Карпов и Вольский придвинулись ближе, глядя на газету с явным недоумением.

— Люди продолжают применять ядерное оружие против боевых кораблей, — сказал Вольский. — Не принимайте на свой счет, Карпов.

Карпов кивнул.

— Не стану, товарищ адмирал. Однако теперь мне странно понять, что я был первым человеком, сделавшим это, всего семь недель назад. Но мне кажется, что тогда я был другим.

— Вы и были другим, — сказал Вольский. — Теперь вы другой человек, и лучше.

— Так точно, товарищ адмирал.

— Это еще не все, товарищ адмирал, — продолжил Николин. — «Представители «СиноПак» заявили, что американская ударная группа вторглась в их территориальные воды, что представители США немедленно опровергли. Посол Стивенсон категорически заявил, что флот находился в международных водах и в ответ будут приняты самые решительне меры. Эта атака последовал за потоплением единственного китайского авианосца «Ляонин» 7 сентября, предположительно, американской подводной лодкой после выхода из Даляня к югу от 38-й параллели. Аналитики полагают, что эта атака могла стать ответом на потопление российским крейсером американской подводной лодки «Ки-Уэст» 28 августа, а также стать предупреждением китайцам не настаивать на своем требовании полной интеграции Тайваня в состав Китайской Народной республики». Напряженность в отношениях между СиноПак и Западом возросла после исчезновения российского корабля в Арктике в июле и нескольких инцидентов с участием российских и британских самолетов в районе Исландии.

— Ничего не меняется, — сказал адмирал. — Наши летчики десятилетиями показывают носы американцам, а они нам. Что там еще?

Молодой лейтенант продолжил:

— «Стало также известно, что военно-морской флот США вышел в море в полной боевой готовности с баз на западном и восточном побережье США, и что теперь США находятся на военном положении. Между тем, продолжаются ракетные удары по блокированному Тайваню, начавшиеся на прошлой неделе, что усиливает военную напряженность. О применении ядерного оружия не сообщается. Представители НАТО в Европе отмечают крупное наращивание российских сил у немецкой границы и усиление активности на базах в Польше.

— Итак, все началось в Азии, — сказал Карпов. — У китайцев лопнуло терпение по поводу Тайваня, и американцы потопили этот реликт после того, как потеряли подлодку. — «Ляонин» был построен в Советском Союзе, будучи заложен под названием «Рига» 6 декабря 1985 года и спущен на воду как «Варяг». Корабль так и не был закончен — не были установлены электроника, вооружение и ряд ключевых компонентов. После распада Советского Союза он отошел Украине и ржавел, постепенно лишаясь всего полезного, пока не был выставлен на аукцион. Предприимчивый китайский бизнесмен купил корпус якобы для создания плавучего тематического парка в Макао. Затем он был передан китайским властям, прошел переоборудование и был введен в строй в 2012 году.

— Этот корабль был построен в Николаеве, — сказал Федоров. — На 444 верфи. Очень нехорошее число для китайцев. Видимо, все действительно закончилось плохо. Интересно, почему США решили отыграться на этом корабле?

— Я должен был служить на нем, — сказал Вольский. — Лучше погибнуть в бою, чем превратиться в парк развлечений, как «Минск» и «Киев».

Китайцы приобрели эти стареющие советские авианосцы. «Минск», когда-то бывший ядром советского Тихоокеанского флота, теперь стоял в Шэньчжэне в качестве тематического аттракциона под названием «Мир «Минска» для китайских туристов, а «Киев» стал центральным элементом тематического парка Бинхай в Тяньцзине. Российский флот стал посмешищем — их некогда гордые корабли теперь развлекали китайский туристов… Так было до ввода в строй нового «Кирова».

— Это мог быть один из ряда инцидентов, предшествовавших полномасштабной войне, — сказал Федоров. — Но такого не случалось во время Первой Холодной войны. Будущее, которое мы увидели, стало результатом войны, случившейся в наше время сразу после того, как мы провалились в прошлое. Похоже, что Россия и Китай выступили против Запада, и в Совете Безопасности звучали все более резкие заявления.

— И ничего не изменилось, — сказал Карпов. — Было все то же старое незаконченное дело, в которое были вовлечены Запад и Россия. Что же касается Китая, то их нападение на Тайвань было неизбежным. Я не сомневаюсь, что американцы направили туда свою авианосную группу в качестве демонстрации силы. Китайцы преподали им урок. Хорошо для них. Есть еще что-нибудь?

— Это последняя статья. Видимо, хозяин этих домиков на острове отправился на материк сразу после этой даты. Полагаю, осмотрев другие города на севере мы сможем найти больше сведений вроде этих.

— Я полагаю, это мы и должны сделать, — сказал Вольский. — Насколько бы мне не было отвратительно видеть разрушенные города, я полагаю, мы должны понять, что действительно произошло — и чем все закончилось.

— Чем все закончилось, мы уже видели, — сказал Карпов. — И довольно нелегко знать, что я был тем, кто все это начал.

— Не думайте о себе слишком много, капитан, — сказал Вольский. — На этот раз решение использовать ядерное оружие было принято не вами. Меня тошнит от мысли, что мы никогда не увидим старой жизни. Но теперь это наш мир. Это наш дом, товарищи офицеры, все, что осталось после войны, начавшейся в 2021 году. Мы выскочили через черный ход перед тем, как это случилось, словно вор в ночи, но теперь нам придется жить с тем, что здесь осталось. Если что-то осталось.

— Дорогая цена за визит в рай, — сказал Карпов.

 

ГЛАВА 3

«Киров» шел на север, пройдя Порт-Хедленд незадолго до рассвета, так и не обнаружив никаких следов жизни. Они снова ушли дальше в море, примерно на пятьдесят миль от австралийского побережья, и направились на север, к небольшом городу Брум. Примерно в 18.00 Федоров отметил, что корабельный хронометр показал, что закончился двенадцатый день. Для него это был напряженный момент, хотя другие офицеры ничего не знали о его догадках. Многие из них в это время отдыхали под палубой. Он же хотел быть на мостике, когда секундная стрелка пронеслась над отметкой двенадцатидневного интервала, и внимательно смотрел на море, ища любые признаки изменения цвета воды или беспокойства. Тем не менее, он ничего не увидел, а связавшись с инженерной частью, он узнал, что никаких изменений в работе реакторов или странных показаний не было зафиксировано. Все было как обычно, и, наблюдая рассвет 24 августа, никто не понимал, что корабль проходит через совершенно невидимый барьер, следуя через рифы и отмели навстречу восходящему солнцу и чему-то совершенно неожиданному.

Они шли на северо-восток, пройдя Дерби, скрытый за мысом Кинг Соунд, и вскоре вошли в спокойные воды Тиморского моря, обойдя рельефные красные скали и террасы Кимберлийского побережья, мимо знаменитого Рифа Монтгомери у Доубтфул-бэй, который, казалось, выходил из моря во время отлива, обнажая жемчужно-белые и аквамариновые края приливных заводей, окаймляющих зеленые острова. Ночь прошла, и на рассвете 25 августа они находились у Архипелага Бонапарт, направляясь к мысам Бугенвиль и Лондондерри к северу от Уиндема. Когда встало солнце, Роденко обнаружил какой-то странный объект на северо-западе, примерно в ста пятидесяти километрах от побережья острова Тимор.

— Появляется и исчезает, — пояснил Роденко. — Похоже, есть что-то на удалении примерно 250–300 километров, у края диапазона системы «Фрегат-МАЭ-7». Я теряю его и не мог произвести точную обработку в блоке «Пойма».

- Цель на таком удалении должна быть воздушной, верно? — Адмирал Вольский вернулся на мостик и сидел в командирском кресле, наблюдая за далеким австралийским побережьем. Доклад Роденко прервал его размышления об острове.

— Так точно. Надводная цель может быть обнаружена на удалении до 120 километров.

Вольский на мгновение задумался, оценил обстановку и взвесил все факторы. Что бы они не думали об их нынешнем положении, они все еще блуждали по пустынному морю в столь же пустынном мире.

— Возможно, нам нужно задействовать Ка-40. Что скажет старпом?

— Не согласен, товарищ адмирал. Сигнал прерывистый — появляется и исчезает. Это заставляет меня полагать, что всем следует оставаться на борту и ждать развития событий.

— Я понял… — Вольский долго смотрел на своего старшего офицера, а затем одобрительно кивнул. — Хорошо. Мы будем держать все наши яйца в одной корзине. Но несколько недель назад я очень грубо проснулся. Так что давайте объявим боевую готовность третьего уровня, и, я полагаю, нам следует оповестить экипаж. Они получили достаточно долгий отдых после ухода с острова Святой Елены. Окажите нам честь, Федоров.

— Так точно, товарищ адмирал.

Федоров сделал короткое объявление по общекорабельной трансляции, объявив об обнаружении неопознанной цели и приказав занять места согласно боевому расписанию. Они почти что услышали общий стон со стороны экипажа, и его реакция сначала была довольно вялой, но через какое-то время мичманы и прапорщики начали докладывать на мостик о готовности, и корабль перешел в боеготовность три. Федоров заметил, как Самсонов запускает системы боевого информационного центра.

— Самсонов, что вы делаете? Цель не определена как враждебная.

— Так точно, товарищ капитан второго ранга, однако боевая готовность три требует запустить системы и доложить об общей готовности корабля к бою. — Крупный командир БИЦ ответил, продолжая работать. Его руки двигались, словно в унисон с системами корабля, словно он был его частью, переключая тумблеры и запуская системы своего поста. Он закончил за несколько секунд и повернулся к Федорову для доклада.

— Товарищ капитан второго ранга, все системы работают нормально. Состояние боекомплекта: ракеты «Москит-2» остаток девять, ракеты MOS-III, остаток девять, ракеты П-900, остаток восемь, ЗРК С-300, остаток тридцать пять, ЗРК «Кинжал», остаток тридцать семь, ЗРК «Кортик», полный боекомплект. Торпеды «Шквал» остаток шесть, комплекс «Водопад» с торпедами УГСТ остаток пятнадцать, 152 артиллерийские установки, остаток восемьдесят шесть процентов, 100-мм орудие, остаток девяносто семь процентов. Зенитные установки, остаток девяносто четыре процента.

— Благодарю, Самсонов.

Вольский посмотрел на старпома и нахмурился.

— Маловато ПКР.

— Нам повезло, что у нас есть даже те, что есть, товарищ адмирал. Но меня больше беспокоят зенитные ракеты. Семьдесят две — довольно мало для прочной противовоздушной обороны.

— У нас есть также системы самообороны, — сказал Вольский. — Зенитные орудия и комплексы «Кортик-2» готовы к бою.

Адмирал посмотрел в иллюминаторы переднего обзора, на замечательный морской пейзаж и отдаленное австралийское побережье, перемежаемое зелеными пятнами песчаных островов, окруженных рифами, поднимающимися из голубых вод Тиморского моря.

— Должен вам сказать, что меня очень искушала мысль бросить здесь якорь, особенно у острова Монтгомери. Не считая туземок, это самое близкое к понятию «рай» место, я полагаю, для любого на этом корабле. А теперь мы снова вглядываемся в экраны радаров, щелкаем тумблерами и проверяем боезапас. — Он мельком указал Федорову подойти ближе, и, когда молодой офицер оказался рядом, спросил, понизив голос. — Итак, Федоров… Вас что-то беспокоит. Выкладывайте, только помедленнее, пожалуйста.

Федоров моргнул, сложил руки за спиной и сказал чуть громче шепота.

— Интервал, товарищ адмирал. Сейчас тринадцатый день, и все пока хорошо… Но это не слишком хорошо, если в этом есть какой-то смысл. Мне не нравиться, что это сигнал появляется и исчезает. Потому я не удивлюсь, если окажется, что корабль еще нестабилен во времени, или что мы уже не находимся в пределах одного года от 2021.

— Поясните еще раз, что вы подразумеваете под интервалами.

— Товарищ адмирал, катастрофа, забросившая нас назад во времени, случилась 28 июля, и 9 августа нас отправило обратно, как мы решили, в результате применения Карповым ядерной боевой части. Спустя двенадцать дней мы оказались в Средиземном море и снова переместились в прошлое, только на год меньше. Спустя еще 12 дней мы снова переместились обратно вблизи острова Святой Елены.

— И при этом ядерного взрыва не было, — сказал Вольский.

— Это меня и беспокоит, товарищ адмирал. Смещение не сопровождалось странными явлениями, как раньше. Оно прошло почти незаметно, и единственное, на что мы обратили внимание — это сбои радаров. Интервал вышел, когда мы покидали остров Малус, и, похоже, что мы уже некоторое время сдвига не происходит. Все выглядит обычно — море не меняет цвет, нет никаких странных шумовых эффектов, но что-то не так. Я не могу объяснить этого, товарищ адмирал. Но оно не дает мне покоя.

— Но на радарах не было ничего — пока Роденко не доложил о цели.

— Так точно, но эти воды никогда не были особенно освоены, даже в тысяча девятьсот… — Он прервался, но Вольский понял направление его мысли.

— Вы полагаете, что корабль пытается закрепиться в определенном времени, и это прошлое?

— Так точно. Мы словно камушек, скачущий по поверхности воды. Нас отбросило в 1941, затем мы попали обратно, в это мрачное будущее, а затем снова упали, только на этот раз в 1942. Вместе с тем, мы способны свободно перемещаться в пространстве, и поэтому, войдя в Средиземное море, оказались в достаточно сложном положении, так как оказались в самом разгаре войны.

— Я понял… Но эти воды были достаточно спокойны даже в 1942, и даже в 1943, если ваша теория верна, и нас забросило еще на год позже.

— Если история осталась прежней, — сказал Федоров.

— Что вы хотите этим сказать?

— В ходе последнего случая были моменты, когда некоторые корабли вступали в бой раньше, чем должны были, или же оказывались там, где их было не должно быть, товарищ адмирал. Все было не так. Наше появление в прошлом определенно повлияло на ход событий. И кроме того… Как насчет Орлова?

— Да, что насчет Орлова, — повторил Вольский. — Одному богу ведомо, что может случиться, если он выжил, как мы подозреваем.

— Это настоящая проблема, товарищ адмирал. Раньше у нас была хронология и некоторые знания о любом враге, с которым мы могли столкнуться, вплоть до названий кораблей и количества самолетов в каждой оперативной группе. Теперь я не уверен, что эти воды останутся столь же безмятежны. Возможно, здесь могло развернуться титаническое морское сражение.

— Верно, но пока изменения, которые в отметили на Средиземном море, были достаточно незначительны, верно?

— Так точно, но они привели нас в зону стрельбы 380-мм орудий… — Он позволил этим словам повиснуть в воздухе на мгновение, и Вольский понимающе кивнул.

— Хорошо, предположим, мы вернулись в 1940-е. Предположим, что останемся там на какое-то время. В конце концов, камушек все еще скачет по воде, Федоров. Он должен где-то упасть.

— Так точно. Если интервалы верны, мы можем оказаться в 1943 или даже 1944. Боевые действия в этом регионе были, в основном, прекращены после битвы в Коралловом море в мае 1942. Японцы предприняли попытку захватить Порт-Морсби на Новой Гвинее, и в результате случилось первое в истории сражение авианосцев. Американцы понесли тяжелые потери, потеряв «Лексингтон», но потопили японский легкий авианосец и повредили «Сёкаку», один из крупнейших японских авианосцев и вынудили японцев прервать операцию. Тем не менее, товарищ адмирал, я не могу быть уверен, что это сражение вообще произошло.

— Что вы хотите этим сказать?

— Соединенные Штаты вступили в войну на три месяца раньше. По крайней мере, я так полагаю. Причиной стало уничтожение нами 16-й оперативной группы и авианосца «Уосп», что, скорее всего, повлекло объявление войны Германии. Если Япония осталась на стороне держав Оси, у них не было оснований атаковать Пёрл-Харбор, так как война на Тихом океане началась одновременно.

— Да, я помню нашу дискуссию.

— Вы понимаете, что это означает, товарищ адмирал? Если не было атаки на Пёрл-Харбор, весь ход войны на Тихом океане мог измениться. Возможно, не случилось таких крупных событий как сражение в Коралловом море и битва за Мидуэй! Это гораздо более значимо, чем преждевременное развертывание нескольких итальянских крейсеров или даже переброска двух линкоров в Ла-Специя. Если не было Пёрл-Харбора или Битвы за Мидуэй, все могло измениться. Возможно, именно это стало причиной тех изменений истории, что привели к войне, о которой мы читали в тех газетах.

— Хорошо. Предположим, что интервалы верны, и мы оказались в 1943. Что нас ждет впереди?

— Если мы сохраним нынешний курс, у нас могут возникнуть серьезные проблемы, товарищ адмирал. Американцы и японцы должны вести жестокий бой за Соломоновы острова, по крайне мере, должны были в той версии истории, которую я знал.

— Вы говорите о Гуадалканале?

— К февралю 1943 этот остров уже должен был быть взят, но события переместились на северо-восток в Новую Джоджию. В августе велись бои за Велла Лавелла, а также в Новой Гвинее, корда Макартур захватил жизненно важный аэродром в Лаэ, а затем переместились на Архипелаг Бисмарка.

— Ах, да, — сказал Вольский. — Макартур, Хэлси, Нимиц и Ямамото. Обхаживают друг друга, как банда сумоистов.

— Ямамото был убит в апреле 1943, товарищ адмирал, хотя я не могу быть в этом уверен. Знания истории уже не являются надежными. Если не случилось какого-либо из крупных сражений в этом регионе, будет нелегко даже точно определить наше положение во времени.

— Я понял, почему вы столько об этом размышляли. История изменилась, и вы потеряли свой набор координат — все мы его потеряли. Я опасаюсь, что нам придется лишиться богоподобной возможности знать о каждом действии противника. Теперь все по-другому, верно? Но что-то подсказывает мне, что и японцы и американцы все равно останутся решительным и опасным противником, так что для нас будет разумным избегать их, и поискать наш остров где-то в другом месте. Вероятно, мы должны изменить курс и уйти в более безопасные воды.

— Это разумно, товарищ адмирал. Вперед Торресов пролив, Коралловое море и Соломоновы острова. В 1942 и 1943 это была зона полномасштабных военных действий.

— Возможно, нам следовал бы пройти к югу от австралийского континента.

— Возможно, товарищ адмирал. Но кто может знать наверняка? Мы все еще не знаем, где мы находимся — я имею в виду, во времени.

— Верно, но у меня есть предчувствие, Федоров. Это как тот мой зуб, начавший болеть в Арктике. Я убедился, что нужно обращать на это внимание, так что я согласен с вами. Мы изменим курс.

Они оба понимали, что это было разумное и мудрое решение, но ему не суждено было сбыться. Роденко внезапно насторожился, глядя на экран общего обзора.

— Наблюдаю объект, — быстро доложил он.

И Вольский и Федоров быстро подошли к нему, всматриваясь в экран.

— Где? — Спросил Вольский, глядя на бело-зеленые отметки на экране.

— Вот, — указал Роденко. — Примерно в 175 милях к северо-западу. Похоже на грозовой фронт, но затем я теряю его и все становиться чисто — ни объекта, ни фронта.

Вольский медленно подошел к правой стороне мостика и посмотрел в иллюминатор. Небо было ясным, погода теплой, солнечный свет сверкал на поверхности девственно-чистых вод Тиморского моря, простиравшихся до горизонта. Вдали вроде бы виднелось белое облако, но в остальном все было чисто.

— Товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Еще один контакт.

Адмирал поспешил обратно, увидев на экране нечто, напоминающее грозовой фронт на северо-западном краю экрана. Он снова вытянул шею и повернул голову, ища признаки непогоды за иллюминаторами.

— Вот, товарищ адмирал, — указал Роденко. — Это воздушная групповая цель. Структура не предполагает ничего другого. — Отметка замерцала, потемнела, а затем исчезла.

— Мы не стабильны, — тихо сказал Федоров. — Словно пульсируем между двумя точками во времени.

— Если бы у нас было что-то в поле зрения, мы могли бы заметить изменения, — сказал Вольский. — Но мы слишком далеко от берега. Море одно и тоже, а берег слишком далеко и теряется во мгле.

— По курсу остров Мелвилл, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Мы находимся к западу от залива Бигль, откуда можем направиться к Дарвину.

— А что насчет грозового фронта? — Сказал Роденко. — Так было, когда это случилось в первый раз. Погода резко изменилась.

— Вы уверены, что аппаратура исправна?

— Все системы исправны и функционируют нормально, товарищ адмирал. В последние восемь дней мы тщательно проверили все, и даже заменили узлы, поврежденные в результате внезапного обстрела в Средиземном море. Замечаний нет.

— Мне беспокоит не шторм, — сказал Федоров. — Хотя это, конечно, повод для беспокойства. Над нами безоблачное небо и на горизонте тоже ничего, но по вашей оценке это групповая цель — то есть формирование самолетов? Нетипично для мирного времени.

— Согласен, — быстро сказал Вольский. — Я считаю обоснованным объявить боевую готовность второго уровня, и, если нет возражений, нужно разворачиваться и уходить их района. Курс на запад.

Федоров на мгновение задумался.

— Я предлагаю подождать, товарищ адмирал…

— Боевая готовность два, товарищ капитан, — резко сказал Вольский. — Старший помощник должен немедленно выполнять приказы, особенно те, что касаются обороны корабля.

— Виноват, товарищ адмирал. — Федоров повернулся к дежурному офицеру и повторил приказ: — Боевая готовность два. Объявить тревогу.

— Так точно, товарищ капитан второго ранга.

Раздался сигнал тревоги, и Вольский удовлетворенно кивнул.

— А вот теперь, — сказал он. — Что у вас за мысли о курсе?

— Если предположить худшее, то есть то, что мы снова попали в иное время и то, что это 1940-е, то эти самолеты должны были вылететь либо с базы Купанг на Тиморе, или с авианосцев.

— Роденко, можете определить их курс?

— Контакты был слишком краткими, но дальность сократилась, а не увеличилась.

— Звучит не слишком обнадеживающе, — сказал Вольский. — Если это были самолеты с авианосцев, куда они могли направляться?

— В этом регионе не велось боевых действий на море, товарищ адмирал, за исключением налета на Дарвин в Феврале 1942.

— Могли мы видеть именно это?

— Возможно, товарищ адмирал. Но это означало бы, что мы сместились дальше. До сих пор мы не перемещались дальше изначального.

— Согласен, — сказал Вольский. — Кроме того, я полагаю, наш добрый знакомый адмирал Тови упомянул бы, если бы мы оказались в феврале 1942. Та еще головоломка. И нам не хватило бы вооружения, если бы провели где-то еще полгода прежде, чем появиться в Средиземном море.

— Согласен, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Один сплошной парадокс с любой точки зрения, кроме нашей собственной.

— Тогда давайте будем исходить из предположение, что время дама капризная и не любит, когда ей пытаются заглянуть под юбку, даже если увидят только ноги. А мы и так схватили ее за коленку — наше появление в 1941 явно вызвало большие проблемы. Возможно, мы не можем переместиться дальше именно из-за этого парадокса, о котором вы говорите.

— Я не знаю ни о каких серьезных операциях с участием авианосцев в этом районе в 1943 или позднее. Но, как я уже сказал, это нельзя сказать наверняка. Ход событий мог серьезно измениться.

— Наблюдаю цель снова! — Сказал Роденко. — Теперь гораздо ближе! Дистанция сто пятьдесят и сокращается. Что-то появляется в пятидесяти километрах впереди грозового фронта… Отметки снова исчезли, товарищ адмирал.

Адмирал посмотрел на Федорова.

— Вы полагаете, что поворот на запад приведет нас навстречу вражеской авианосной ударной группе?

— Ничего другого представить невозможно, товарищ адмирал.

— Отлично. Тогда повернем немного на север и посмотрим, сможем ли мы что-либо узнать. Но что-то подсказывает мне, что куда бы мы не направились, мы везде найдем проблемы. Рулевой, курс ноль. Скорость двадцать.