Возвратившись в лагерь, Кенет удивился, что не было часового, прежде стоявшего на дороге. Теперь становилось уже светлее, и он мог хорошо различать предметы. Он подошел ближе к тому месту, где стоял часовой, и окликнул его по имени, из опасения, чтобы он не выстрелил в него, приняв за неприятеля. Не получив ответа, Кенет подумал, что часовой заснул, и, ни о чем не подозревая, смело подошел к нему. Каково же было его удивление, когда он увидел, что часовой лежит на земле, растянувшись во весь рост.

— Бедняга, — прошептал он, — усталость его одолела. Я подменю его, а он пусть выспится.

С этими словами Айверсон наклонился, чтобы взять карабин. Но холодна была рука, державшая ружье. Часовой был мертв, хотя пальцы его все еще крепко держали оружие. Айверсон внимательно осмотрел окоченевший труп. Острое оружие, вероятно, нож, видимо, не удовлетворил жестокости убийцы, потому что голова была отрублена и едва держалась, а кровавый венец на черепе ясно показывал, что с несчастного содрали скальп.

Удивление сменилось жалостью и негодованием, вполне естественно возбужденными кровавым зрелищем, Кенет решил продолжить свой путь, и раздумывал, что ему предпринять относительно Волка. Он намеревался предупредить Сильвину, как вдруг споткнулся о невидимый в траве предмет и упал ничком, но в ту же минуту вскочил, содрогаясь от ужаса. Ночным приключениям не было конца: перед глазами Айверсона вновь предстало жуткое зрелище того же рода, как и то, которое привело его в ужас днем, когда он попал в лес. На земле лежало безжизненное тело индейца, и череп его был разрублен на равные половины, что указывало на ту же мощную руку неумолимого мстителя.

«Вот и третий, — подумал Кенет. — Какой ангел-истребитель так таинственно карает убийц? Вероятно, заклятый враг индейского племени перемещается незаметно с места на место, истребляя объекты своей ненависти одним ударом».

Дрожь ужаса пробежала по всему телу Кенета. Но он прошел мимо и подошел к кострам. Волк лежал перед палаткой Саула Вандера и, по-видимому, крепко спал. Разумеется, Айверсона он не провел своим притворством. Измученный нравственными и физическими потрясениями, Кенет, однако, не спал до тех пор, пока не послышался голос Саула Вандера.

Он призывал одного за другим всех людей и шепотом отдавал приказание отправляться в путь. Вот он подошел к Нику, которому снились дикари и «затруднительные обстоятельства». Саул дотронулся до него пальцем, и в тот же миг охотник схватился за оружие и был готов к бою.

— Тише, тише! Время отправляться в путь, — сказал Саул, — обойдите караул и предупредите часовых. Но без шума, как можно тише, понимаете ли?

— Шуму от меня будет не больше, чем от бегущей мышки, ей-богу! Право слово так, а я ваш покорный слуга!

— Скажите часовым, чтобы оставались на местах еще десять минут и потом присоединились к нам как можно скорее.

— Непременно, — отвечал Ник, отправляясь исполнять возложенное на него поручение.

Кенет нетерпеливо ожидал его возвращения, и тот вернулся, когда лошади были уже оседланы и ослы навьючены.

— Товарищи! — воскликнул он в сильном волнении. — Сам ад играет с нами штуки, ей-богу так! Верно как и я ваш покорный слуга. Один из наших людей находится в страшно затруднительных обстоятельствах.

— Что случилось? — спросил Саул.

— Тот часовой, который был поставлен поблизости оврага, теперь изрублен, и с его черепа содрали скальп.

Все охотники собрались около Уинфлза.

— Его поразил ножом в сердце какой-то силач, подкравшийся сзади. Рана глубока и смертельна, это я вам говорю. Бедняга так и не узнал, кто его ударил, в этом я уверен. И голова-то у него чуть держится на туловище. Да, невесело на него смотреть.

— Храбрые воины должны быть всегда готовы к подобным случайностям, — сказал Саул, — это отнюдь не должно нас удивлять. Всем нам, вольным охотникам, может представиться случай так закончить свою жизнь, одному немного раньше, другому немного позже, понимаете ли?

— Истинно так, нас окружают опасности. Никто не знает, что завтра с ним будет. Охо-хо-хо-хо! — вздохнул Авраам с гнусавым окончанием плачевнее обыкновенного.

— И опасность не уменьшится, несмотря на все хорошее, что вы совершите, — проворчал Ник.

— У каждого свое ремесло, — возразил квакер коротко.

— Но самое удивительное я еще не рассказал, — продолжал Ник. — Я нашел еще краснокожего, у которого голова разрублена пополам таким ударом, который мог нанести только великан или сам черт.

— Друг Ник, покайся в своем нечестии, — сказал Авраам наставительно.

— Нечестии? Кто говорит о нечестии? Никогда подобная вещь не протекала в жилах Ника, если вам охота распутать со мной какое-нибудь затруднительное обстоятельство, то прошу вас твердо держаться справедливости. Что же касается краснокожего, — продолжал он, обращаясь к Кенету, — то на нем видны те же следы, что замечены нами в лесу. Вы могли бы это так же хорошо объяснить, как и я. Он лежит в двух шагах отсюда. Прелюбопытно…

— Совершено ли это вольным охотником? — спросил Саул озабоченно. — Понимаете ли?

— Не понимаю и не хочу понимать того, чего мне никто не пояснял.

— Охотники, если кто из вас убил краснокожего, признайтесь! — потребовал Саул.

Никто не откликнулся на это предложение.

— Вижу, что дело не так легко объясняется, — продолжал Саул, — и потому лучше не будем терять времени на разговоры. Умер один из наших товарищей. Похороним его. Друзья! Скорее копайте могилу и похороните его.

Сидя на лошади, Сильвина слышала этот безрадостный разговор. Волк занимал свое обычное место, рядом с ней. Смотря то на него, то на нее, Кенет полагал, что грозные события, вероятно, охладят горячность Сильвины и заставят ее вернуться в Селькирк. Эта надежда несколько успокоила его тревогу. Он вскочил на коня с твердой решимостью не выпускать из вида молодого индейца, который с гордостью заткнул за пояс оружие, полученное от Марка Морау, и занял свое место около Сильвины.

Некоторое время они ехали в молчании. Рассказ Ника заставил призадуматься, и Кенет напрасно искал предлог, чтобы вступить с ней в разговор. Мысли теснились в его голове. Наконец, подходящий повод к разговору был найден.

— Очень странны события этой ночи, — заговорил Кенет.

— Да, — отвечала Сильвина задумчиво, — они произвели на меня глубокое впечатление. Этот край наводнен диким народом и буквально кипит грубыми страстями, их интересы приходят в столкновение каждую минуту. Не в одних цивилизованных странах существует чувство глубокой ненависти: это чувство живет и посреди пустынь. Но здесь мщение быстрее, осязательнее и ужаснее на первый взгляд.

Волк ехал сзади на некотором расстоянии. На лице его застыло выражение мрачной апатии, отличающей индейцев, когда им нечего сказать.

— Вы рассуждаете спокойнее и хладнокровнее, чем я предполагал. Правда, мы не имеем права удивляться тому, что происходит в этой стране, однако после того, что вы узнали, я не думал, что вы будете упорствовать в намерении продолжать подвергаться опасностям этого похода.

— Вы совсем не знаете меня, если могли думать, что подобные события могут изменить мои намерения.

— Хорошо ли вы представляете себе опасности, вас окружающие?

— Что вы там толкуете об опасностях? Не окружают ли меня верные друзья? Опасность не может мне грозить. Вероятно, и вы не откажетесь умереть, защищая меня?

— Никто из нас не откажется от этого, а дальше что?

— Ну что же, по-вашему, будет дальше? — отвечала она с шутливой усмешкой. — Дальше будет то, что какой-нибудь отважный предводитель индейцев похитит меня. Я стану его любимой женой, буду управлять целым племенем, объявлять войны, истреблять врагов моего властелина-повелителя, готовить ему мягкое ложе из неприятельских волос, словом, сделаюсь настоящей героиней романа.

Кенет покосился на Волка, на лице которого выражались полное равнодушие и бесстрастность.

— Я должен задать вам вопрос, — сказал Айверсон едва слышно, — вопрос касается вашего маленького слуги, но я боюсь, чтобы он не услышал.

— У него тонкий слух и подозрительный ум. Если вы взглянете на него или произнесете его имя, он тотчас это учует.

— Заслуживает ли он вашего доверия? — прошептал Кенет.

— Кажется. До сей поры слово мое было для него законом, хотя бывают минуты, когда он возмущается. Может быть, придет пора, когда страсти, дремлющие пока, проснутся. Я единственное звено, которое соединяет его с бледнолицыми.

— Я и сам того же мнения о его характере. Но поостерегитесь, ваша привязанность к нему может наделать вам хлопот.

В это время он взглянул на Волка и встретил его упорный, подозрительный взгляд.

— Волк не дремлет, поостерегитесь его зубов! — сказала Сильвина, улыбаясь.

— Советую вам воспользоваться этим предостережением, сказал Кенет так серьезно, что Сильвина невольно почувствовала волнение.

Затем он продолжал, понизив голос и как будто внимательно всматриваясь в рощицу слева от нее:

— Будьте осторожнее. Не оставайтесь наедине с ним, и если вы дорожите жизнью, то никогда не отставайте от отряда.

— Понимаю, — отвечала она так же тихо, — но если вы узнали что-либо, касающееся меня, то я предоставлю вам случай сегодня же переговорить со мной.

— Да, узнал, и очень важное. Не знаю только, время ли теперь говорить об этом. Через несколько часов я приму решение, а до того времени умоляю вас, будьте осторожнее.

В эту минуту Ник Уинфлз подъехал к ним и до самой зари рассказывал им разные анекдоты о своей замечательной семье. Кенет, не видя Авраама Гэмета, отправился вперед отряда, желая отыскать его, но напрасно: квакер опять исчез.

— Где он пропадает? — удивлялся Кенет.

— Чего гадать? Широкополый непременно вернется, — сказал сухо Ник. — Люди с таким аппетитом всегда возвращаются. Бьюсь об заклад, что к ночи он привезет нам свой пустой желудок, такой же объемистый, как девяностошестифунтовая пушка!

Такое объяснение не удовлетворило, однако, Айверсона. Целый день он только и делал, что посматривал на далекий горизонт, надеясь разглядеть великана-квакера. Но не сбылись его надежды. Уже и ночь наступила, а квакера все не было.