Ночь была темна и благоприятствовала намерениям Кенета, который, решившись действовать благоразумно, перестал на время размышлять о предмете своего жгучего интереса. С наивозможным терпением и показным равнодушием он выжидал благоприятного часа для выполнения своего плана. Для молодой индеанки Гэмет сделал шалаш, остальные спутники улеглись под открытым небом. Лишь только все предались сну, Кенет потихоньку встал и, вооружившись карабином, пистолетами и охотничьим ножом, незаметно прокрался между спящими мужчинами. Добравшись до сосновой рощи, он срезал несколько смолистых сосновых веток, обрезал их в виде факелов и заткнул себе за пояс.

Темень была такая, что трудно было отыскивать дорогу. Кенет останавливался чуть не на каждом шагу, желая убедиться, не гонится ли кто за ним и не сбился ли он с пути. Тут что-то холодное коснулось его руки. Он вздрогнул, думая, не на змею ли наткнулся, но, приглядевшись, увидел большие глаза Напасти.

— Видно, нельзя обмануть твою бдительность, — прошептал Кенет, — а все же придется тебя прогнать.

Несмотря на ночную тьму, глаза собаки блестели и упорно смотрели на него.

— Во всем мире имеется одна Напасть и один Ник Уинфлз, — продолжал Кенет разговаривать сам с собой, — не могу себе представить, что делал бы хозяин без своей собаки или собака без хозяина. Но мне ты не нужна! Марш к хозяину! Пошла прочь!

Но Напасть точно родилась глухонемой, так мало она обратила внимания на это приказание.

— Да что же ты не слушаешься? Прочь! — продолжал Кенет с такой жестокостью, какой, в сущности, никогда не желал выказывать своему благодетелю и другу.

Но друг не двинулся с места, и глаза его неподвижно уставились на неблагодарного товарища, как бы говоря: «Мое намерение твердо, бесполезно отговаривать».

Кенет хорошо понял в чем дело и проворчал с досадой:

— С тобой говорить все равно, что с камнем.

Но тут же, устыдившись своей неблагодарности и вспомнив необычайную сообразительность, испытанную верность и бесстрашие Напасти, он закончил свою мысль с большей благосклонностью:

— Ну, если тебе непременно так хочется прогуляться со мной, то не мне жаловаться на судьбу. Ступай, разделишь со мной опасности.

Напасть не пошла за ним, а побежала впереди, указывая ему кратчайшую и удобную дорогу, так что, следуя за Напастью, Кенет, не потеряв много времени, достиг желанного места. А ночной мрак был непроницаем. Черное, безмолвное озеро тянулось вдоль скалистых берегов до самого входа в пещеру.

Сильно билось сердце Кенета по мере приближения к нему. С волнением вспоминал он первое посещение подземелья. Остановившись у подножия утеса-великана с морщинистой вершиной, неприступной крепостью, воздвигнутой рукой природы, молодой человек перебирал в памяти все впечатления, испытанные им в минуту, когда он карабкался по этому утесу, спасая свою жизнь. Невольная дрожь ужаса пробежала по его телу.

Но эти несвоевременные воспоминания быстро умчались, уступая место мыслям о Сильвине. Ведь только ради нее Кенет оказался перед входом в подземелье. Прежде всего он удостоверился, что тут не было байдары и ничего похожего на челнок, что обрадовало его как доказательство, что в пещеру не прибыло подкрепления. Он стал пробираться по галереям, ведущим в подземные залы. На минуту он приостановился в нерешительности но, не слыша звуков, указывающих на присутствие кого-нибудь, снова двинулся вперед; Напасть ни на шаг не отставала от него, как бы понимая необходимость соблюдения осторожности. Много раз Кенет останавливался, чутко прислушиваясь, но напряженная тишина ничем не нарушалась. Страх и надежда попеременно охватывали его душу по мере приближения к знакомой зале, где он некогда провел такую ужасную ночь. Тяжелое, прерывистое дыхание вырывалось из его груди. Наконец ему показалось, что он уже достиг самого опасного места.

Вдруг Напасть, как бы в испуге, отпрянула назад и только с явным отвращением последовала за Кенетом, который, припав к земле и приложив ухо к скале, прислушивался; не было слышно ни малейшего звука. Такая тишина даже испугала его. А что, если Марк Морау со своими сообщниками покинул пещеру и захватил с собой Сильвину? Кровь застучала в висках, и вне себя он вынул из кармана огниво, высек искру и зажег один из импровизированных факелов. Ярким пламенем осветились белые стены, и Кенет одним взглядом окинул все уголки подземелья: пусто, никаких следов человеческого присутствия. Не видя около себя собаки, Айверсон озирался, отыскивая ее, но в тот же миг раздался тихий, многозначительный свист. Кенет вздрогнул от неожиданности и, быстро выхватив пистолет, прицелился, решив не сдаваться живым. Можно представить его удивление, когда он увидел Ника Уинфлза, выходившего из галереи в сопровождении Напасти.

— Звери и звероловы! — воскликнул Ник. — Птички улетели, что сильно затрудняет дело, ей-ей! Право так, и я покорный ваш слуга!

— Так вы за мной следили, — сказал Кенет сердито, хотя, в сущности, ему было очень приятно это новое доказательство приязни.

— Собака за вами следила, молодой человек, это верно, а мы с Широкополым пришли сюда сами по себе, — отвечал Ник равнодушно.

— И Гэмет здесь? — удивился Кенет.

— Он идет за мной. Но где же эти твари? Я надеялся было встретиться с затруднительными обстоятельствами, по меньшей мере с дюжиной из них, а их как не бывало! Чудеса!

— Я сам ничего не понимаю, — сказал Кенет печально.

— Истинно так, язычники покинули пещеру, — произнес Авраам, чья длинная тень возникла на своде.

— Это верно, и их бегство меня просто оскорбляет, — согласился Ник.

— Поистине, они ускользнули от нас, — продолжал квакер тоном, который странно противоречил его вечному равнодушию.

— Во всяком случае, нет худа без добра, — заметил Уинфлз, — если вспомнить, что их было, по крайней мере, человек двадцать пять, а нас всего трое, да и то считая Широкополого миротворца.

— Обыщем пещеры, может быть, что-нибудь и найдем, — предложил Кенет.

— Дайте-ка мне факел — сказал Ник, — я пойду вперед потому что довольно хорошо изучил эти переходы.

Таким образом, Ник провел их прямо в кухню, где оказалась Агарь, которая, сидя на полу, задремала, забыв все прошлые невзгоды и печали.

— Вот дщерь мрака, — сказал Гэмет, — надо вытрясти из нее сведения.

Ник опустил факел так низко, что поджег волосы Агари, и в то же время сильно толкнул ее ногой.

— Кто там? Кто там? — забормотала, протирая глаза, негритянка.

— Ну, не кривляйся, — говорил Ник, встряхивая ее, — сейчас же опомнись и говори, где капитан и его люди?

Взглянув на Ника, негритянка испустила пронзительный вопль, но потом, приглядевшись к его спутникам, успокоилась.

— О маса! Я так перепугана! Я совсем не знаю, что вам говорить, — начала она на своем ломаном наречии.

— Так мы тебя научим, — пригрозил Ник, — если ты не станешь толком отвечать на вопросы, я не отвечаю за твою шкуру.

Зверолов обнажил нож и принялся точить его о выступ скалы.

— Милостивый маса, я все скажу, что знаю! — воскликнула Агарь в ужасе. — Спрашивайте, а я буду отвечать, скоро-скоро отвечать!

— Смотри же, говори только правду, а не то плохо будет, Ей-богу так! Где капитан?

— Ушел, право, ушел, меня оставил дом караулить.

— Хороший караул, нечего сказать! Развалилась, что твоя свинья в навозе, да еще и пьяная. Мы и сами знаем, что он ушел, но куда? Вот вопрос.

— Он никогда не толкует Агари, куда уходит. Ваша собака столько же тут знает, сколько и Агарь. Право так.

Негритянка скоро оправилась, и, по мере того как страхи проходили, возвращалась ее привычная смелость.

— Когда он ушел? — допрашивал Ник.

— Вчера совсем ушел, и все ушло с ним: люди, оружие и все богатство. Мне приказал здесь ожидать его и все держать в порядке. Не хотелось мне оставаться одинокой, но силой приказано. Право так, маса, хи-хи-хи!

— Где Розанчик?

— Не могу сказать, и не понимаю, о ком вы спрашиваете, — отвечала Агарь, тряхнув курчавой головой.

— Я хочу знать, куда Марк Морау девал молодую девушку. Сейчас же говори, не то язык отрежу! — сделав свирепое лицо, пригрозил Ник.

— Зачем же толком не говорить, что хотите знать о девушке? Ну и ее увели с собой, право так. Уж ее-то не оставили бы здесь! Нет, маса Марк крепко любит ее, очень крепко!

— Не можете ли сказать, куда ее увели? — спросил Кенет, у которого сил не хватило молчать. — Я награжу вас щедро, ничего не пожалею, только расскажите все, что знаете о Марке и его намерениях. Говорите откровенно и ничего не бойтесь.

— Я знаю только то, что меня оставили здесь, а ее увели, вот и все тут. Вам никогда уже не отыскать ее, никогда! Далеко, далеко они увели ее!

— Мы зря время теряем, расспрашивая эту идиотку, — с досадой сказал Кенет, — от нее не добьешься толку. Лучше поспешим по следам этих злодеев.

— Подождите-ка одну минуту, — вмешался Авраам, — по моему мнению, прежде всего следует осмотреть подземелье.

— И по моему тоже, — согласился Ник, утвердительно кивая головой.

Сказано — сделано. Осмотрев большую часть подземных переходов в сопровождении Агари, они прошли в галерею, загроможденную огромными обломками обвалившейся скалы.

— Это что значит? — воскликнул Айверсон. — Это отверстие в каменной массе проделано совсем недавно. По какому случаю, с какой целью?

— Вот это, добренький маса, я могу вам объяснить, — сказала негритянка. — Молодая мисс-госпожа попробовала было бежать с молодой индеанкой, да не сумела. Вот они и забились в этот уголок; индеанка возьми и выстрели в масу, да чуть не убила до смерти Криса; от выстрела обвалилась скала и завалила их. Вот и сидели они там, словно бобры в западне. Пришел маса Морау, прокопал щель и вытащил их, да обеих и утащил с собой.

— А Волчонок малый не промах, — заметил Ник, — он делал для нее все, что мог. Это верно, и будь ты бел или красен, а другого ничего не поделаешь, кроме того, что можешь. В нем еще копошится змеиный дух, но это, видно, недостаток природный.

Кенет содрогнулся, рассматривая узкую щель, в которой Сильвина и Волк были погребены заживо.

— Как это она могла выбраться отсюда? — воскликнул он.

— По-моему, было бы лучше во сто раз, если бы она погибла под сводами этого ужасного подземелья, чем попасть в лапы такому мерзавцу, как Марк, и теперь уж он не выпустит ее из своих когтей, в этом и сомневаться нельзя.

— Верно! Верно! — воскликнул Кенет с отчаянием и, забравшись в щель, сел на то место, где сидела Сильвина, и сказал: — Боже мой! Что она должна была испытать в этом мраке, заживо погребенная! Сколько она выстрадала!

— Как теперь вижу ее: бледная, перепуганная, вне себя, но, — продолжал Ник, понижая голос, — во всяком случае наш Розанчик не трусиха, и я уверен, что как только миновала первая минута переполоха, она не стала хныкать и не хотела никого разжалобить. Нет, она славная и храбрая девушка, хотя кроткая и скромная. Это я вам говорю.

— Ладно, ладно! — прервал его Авраам. — После доскажешь, друг-зверолов. Пора за дело приниматься.

— Широкополый прав. Что понапрасну плесневеть в подземелье! Уйдем скорее из этого проклятого места. Я задыхаюсь; здешний воздух не по нутру мне, — сказал Ник.

Кенет сидел, закрыв лицо руками.

— Не унывайте, молодой человек, — ободрил его Ник, — унынием никто еще не поправлял своих дел. Полно вздыхать о проклятых затруднениях, вставайте и одолейте их.

— Вы забываете, что мы даже не знаем, где ее искать, — возразил Кенет с горькой безнадежностью.

— Как не знаем? Ведь они в этом мире, — прервал Ник с гордой самоуверенностью.

— Против этого и возразить нечего, — подтвердил Авраам.

— А если они в этом мире, стало быть, мы можем отыскать их, потому что никто не может помешать нам обыскать весь мир из края в край. Дело иное, если они вне мира сего. Отсюда нет возможности гоняться за людьми, ушедшими туда, хотя теперь припоминаю, что когда мой дедушка, знаменитый путешественник, был в Центральной Африке…

— Но мир велик, — прервал его квакер.

— Велик? — переспросил Ник с пренебрежением. — Ну, для меня-то все равно, велик он или мал. Я отыщу эту гадину Марка, хоть бы три раза пришлось для этого объехать вокруг света, на Огневике, разумеется. Ей-же-ей! Право слово так, покорный ваш слуга!

— Благодарю, — сказал Кенет, вставая и пожимая ему руку, — вы подаете мне пример, и я последую ему. Прочь отчаяние и бессилие! Да, Ник, мы обшарим все уголки мира если понадобится, но отыщем и казним этого гнусного выродка.

— Но что делать с этой дочерью ночи? — спросил Авраам.

— А что хотите, — отвечал Ник, — я совсем не охотник до таких мрачных картин.

— Законы человеколюбия не позволяют нам покидать ее в вертепе лютых зверей.

— Так тащите ее с собой, — отвечал Ник, — хоть она так много смеется, что совсем уже не забавна. Впрочем, у нас под рукой средство устроить ее: мы подарим ее Голиафу Стауту, а он продаст ее кому-нибудь.

— Я не хочу, чтобы меня продавали, не хочу! — закричала Агарь в ужасе. — Мне и здесь хорошо. Маса Марк вернется, и мне надо все хозяйство держать в порядке к его возвращению.

Видя невозможность повлиять на решимость негритянки, они вынуждены были оставить ее на произвол судьбы в мрачном подземелье, сами же поспешили к Голиафу и Дочери Облака в черной одежде.