Отряд трапперов-звероловов под предводительством Саула Вандера продвигался к цели своей экспедиции. Третий день пути подходил к концу. Лазутчики, посланные вперед, вернулись с известием, что многочисленный отряд индейцев следит за их движением с высоких вершин в полумиле от отряда. Охотники собрались на совещание, но, пока они толковали, на горизонте показались три всадника, скакавшие во весь опор.
— Если не ошибаюсь, — сказал Саул Вандер, — первый всадник — Ник Уинфлз на своем чудесном коне Огневике.
Слова эти были обращены к прелестной молодой девушке, стоявшей около него, читатель без труда узнает в ней Сильвину.
— Кто же едет рядом с Ником? — спросила красавица, немного покраснев.
— Малютка, твои глаза зорче моих, ты, вероятно, узнала Кенета Айверсона, не раз посещавшего нас.
— Сердце как камень, мужество нечеловеческое! — проворчал Волк.
— Но кто третий? — продолжала Сильвина. — Если бы мои глаза и были действительно так зорки, как вы говорите, то и тогда я не могла бы сказать, кто это. Он такой здоровенный, словно бизон, и выступает с особой торжественностью.
— Волк, оставайся по-прежнему телохранителем моей дочери, — сказал Саул Вандер, — а я поеду навстречу этим людям, чтоб разузнать, кто они и чего им надо.
Через несколько минут Саул подъехал к всадникам.
— Рад встретиться с вами, — закричал он, — и, какова бы ни была причина вашего приезда, будьте желанными гостями.
— Благодарю, — ответил Кенет, — позвольте представить вам нового знакомого, Авраама Гэмета, я уверен, что его общество доставит вам удовольствие. Друг Авраам, это Саул Вандер, предводитель охотничьей бригады.
— Друг Саул, ты носишь святое по Писанию имя, и надеюсь, что ты не из тех, кто наслаждается мерзостями Велиаловой земли.
— Я не лучше того, кем велит мне быть долг, понимаете? — отвечал Саул сухо.
— Что до этого, скажу вам откровенно, что мне не случалось еще встречать ни одного человека из падшего Адамова рода, который хотя бы на йоту превысил свой долг. Лучшие из нас оступаются, совершают ошибки, и нам приходится стойко бороться против искушений плоти и соблазнов внешнего мира.
Квакер, высказав такую важную мысль и следуя своему обыкновению, сложил руки на животе и испустил глубокое воздыхание:
— О-о-ох-ох-о-о!
— Ох! О-о-ох-ох-о-о! — вторил ему Ник.
Предводитель прикусил губы, чтобы не расхохотаться, и, повернувшись как можно скорее к Нику, сказал:
— Никак не ожидал вас встретить, понимаете ли!
— Да, понимаю, — отвечал Ник.
— У нас тревога. Индейцы припугнули.
— Надеюсь, мы не попадем в руки индейцев? — торопливо спросил Авраам Гэмет.
— Благословенная простота! Ведь мы каждый день готовы вступить с ними врукопашную! — воскликнул Уинфлз.
— У кого хватает духу драться, пускай те и дерутся, но моя натура и душевные убеждения против кровопролития, — возразил Гэмет внушительно.
— В таком случае, — подхватил Ник, — вам лучше всего вернуться к ближайшему квакерскому храму, который находится, правда, не очень близко отсюда.
Затем, обращаясь к Вандеру, он спросил:
— Что нового о краснокожих?
— Лазутчика посылали, понимаете?
— Нет, не понимаю, — отвечал Ник.
— Ну, лазутчика посылали разведать, безопасна ли дорога; вот он и вернулся с известием, что краснокожие на холме, вон в том лесу. Он хорошо разглядел их, но не может точно сказать, к какому племени они принадлежат. Понимаете?
— Теперь понимаю.
— Видите тот перелесок? Вот мы там и раскинем стан. Мне хочется расположиться в таком месте, которое защищено, понимаете ли.
— Нет, не понимаю. Эх! Вандер, не спрашивайте меня: понимаете ли, когда я не понимаю, — возразил Ник нетерпеливо.
— Поедем к нам, — сказал Вандер, — я вижу, что один из наших спешит ко мне. Видно, есть новости.
Кенет последовал за ним, надеясь, что какая-нибудь случайность отвлечет его мысли от Сильвины, потому что это сделалось для него тяжким и постоянным игом. Скоро он увидел Волка, едущего рядом с женщиной, которую он принял за индеанку, принадлежащую к отряду. Решив посмотреть на нее поближе, он пришпорил лошадь. Подъехав к ней, молодой человек был поражен такой встречей, которую легче вообразить, чем описать. Он окаменел, уставившись на нее. Понятно, что он менее всего ожидал встречи с Сильвиной Вандер в этих краях. На этот раз она приняла его не так высокомерно и презрительно, как это было в последнее их свидание, но тем не менее в выражении ее лица не было ничего, что могло бы обнадежить Кенета. Кенет покраснел и не мог вымолвить ни слова. Сильвина не торопилась выводить его из замешательства, она даже наслаждалась этим в продолжение нескольких мгновений со всем самодовольством женщины, любящей проверить действие своей красоты. Но так как продолжительное молчание могло поставить и ее в затруднительное положение, то она прервала его и, слегка поклонившись, спросила:
— Вы, кажется, удивлены моим присутствием здесь?
— Если бы вы сказали, что я поражен такой встречей, то и тогда это не было бы преувеличением, — пробормотал Кенет. — Мое удивление достигло крайней степени.
— И вы имеете полное право удивляться, — улыбнулась девушка, — и когда вы достаточно насмотритесь, я попрошу вас взять немного левее, потому что ваша лошадь так прижимается к моему платью…
— Ах! Тысячу раз прошу прощения! Я не заметил своей неловкости. Боже мой! Ведь я думал, что вы остались в Селькирке.
— Верю, что ваша учтивость доказывает вашу искренность, — холодно произнесла Сильвина.
— Не будет ли нескромностью спросить у вас, до каких пор вы намерены следовать за отрядом? — робко спросил Кенет.
— Никак не могу дать определенного ответа на ваш вопрос.
— Конечно, вы завтра же вернетесь в Селькирк? И как это вы решились заехать в такую глушь? Удивляюсь, что ваш отец, так близко знакомый со здешними опасностями, позволил вам сопровождать его. На каждом шагу здесь охотников подстерегают неожиданные нападения, засады, кровавые сражения с краснокожими. И это не единственные враги, которых должны опасаться отряды Гудзоновой компании; непримиримая вражда существует между ними и людьми Северо-Западной компании. В одну ночь шайка звероловов-конкурентов может перерезать такой немногочисленный отряд, как ваш. Поверьте мне, — прибавил он с жаром, — удовольствие видеть вас омрачается печальным сознанием того, что вам угрожает опасность.
— Вот как! — сказала она. — Но если вы воображаете, что я легко поддаюсь страхам, о которых вы упоминаете, то позвольте вам сказать, что вы сильно заблуждаетесь относительно моего характера. В моих жилах течет буйная кровь бродяг Севера. С раннего детства я свыклась с рассказами о подвигах, неудачах, походах и поразительных приключениях. С опасностями свыкаешься, часто вслушиваясь в толки о них. Мой отец не новичок в этих делах, и я полностью полагаюсь на него. Пока он доволен, и я довольна, когда ему будет худо, и я не хочу, чтобы мне было хорошо. Как видите, я желаю разделить с ним все опасности.
Сильвина замолчала, а Кенет почувствовал, как растет в нем уважение к девушке. Он готов был выразить ей свое сожаление по поводу того, что вызвал ее раздражение, как вдруг заметил необычную суматоху в авангарде отряда.
— Вот, кажется, и начинаются затруднения, о которых я говорил. Посмотрите туда: это очень смахивает на перестрелку.
— В окружении таких храбрых защитников я могу не беспокоиться, — ответила Сильвина насмешливо.
В эту минуту облачко дыма вылетело из близстоящего куста; почти в тот же миг раздался выстрел, и один всадник, выпустив повод, свалился с седла головой вниз. Перепуганная лошадь помчалась с горы, увлекая несчастного, нога которого застряла в стремени. Кенет соскочил на землю, остановил лошадь и положил раненого на траву.
— Кончено! — прошептал раненый. — Пуля попала прямо в грудь! Этот проклятый выстрел отправляет меня расставлять западни и охотиться на том свете. Впрочем, я этого ожидал: так должен умереть всякий честный охотник.
Кенет расстегнул одежду бедняги и увидел, что тот прав: рана была смертельна. Пуля прошла через легкие, и запекшаяся кровь пропитала его одежду.
— Не беспокойтесь обо мне, — сказал умирающий, видя, что Сильвина с участием наклонилась к нему, — немного раньше или немного позже, но это должно случиться с каждым из нас. Да будет благословенно ваше доброе сердце, но как это ничтожно, когда валится с насеста птица моего полета! Передайте мой прощальный привет товарищам и похороните меня в уголке, где протекал бы ручей, зеленела травка, и… — он с трудом произносил слова, — немного развесистых деревьев, чтобы давали тень моему последнему приюту.
Подняв глаза к небу, умирающий улыбнулся и прибавил:
— Знаете ли, мы, охотники, любим ручьи, леса и луга. Прощайте! Мы увидимся, друзья… там, на великой ниве будущей жизни — на великом Северо-Западе вечности.
Это были последние вырвавшиеся из его груди слова, с ними он и скончался.
В эту минуту послышался голос Саула Вандера:
— Вперед, молодцы! Джон Легри пошел теперь другой дорогой, в обход, и когда-нибудь мы встретим его под сенью палатки, курящего трубку блаженства, с большим запасом пуль и сухого пороха… Волк, позаботься о моем ягненке.
И он поскакал к голове отряда, где началась уже горячая перестрелка.
Хотя Кенет и жаждал боя, однако с места не трогался; маленькая худощавая рука Волка казалась ему недостаточной защитой для Сильвины. Взглянув на мальчика, он заметил, что тот смотрит на нее с каким-то особенным огнем в глазах. Никогда еще Кенет не обращал на него особого внимания, но в эту минуту он был поражен дикой красотой лица молодого индейца. Его детская физиономия выражала что-то гордое и высокомерное. Шум битвы как-то странно волновал его, губы дрожали, зрачки пылали огнем, и грудь неровно поднималась. Внимательно посмотрев на него, Кенет сказал ему, прибегая к тому образному языку, на котором обыкновенно изъясняются индейцы:
— Отпрыск Волка, не отходи от своей молодой госпожи и не подводи ее близко к передовому отряду. Пускай твои глаза зорко стерегут ее, и не позволяй врагу обойти себя.
Волк, не говоря ни слова, снял ружье и молча держал его наготове.
— Он верен как собака, — сказала Сильвина шепотом и наклонилась к Кенету, — но он угрюмого нрава. Посмотрите, он уже косится на вас, он очень не любит, чтобы ему отдавали приказания посторонние.
Кенет поклонился и, пришпорив лошадь, полетел вперед. Всюду раздавались выстрелы, и крики охотников отвечали на дикие завывания невидимого врага.