Ближе к трем часам я тихонько вылезла из постели. В это время зазвонил телефон и диспетчер сказал, что такси, заказанное ровно на половину четвертого утра, уже выехало и в нужное время будет у входа в гостиницу. Застегнув «молнию» на сапожках, я вскользь заметила, что так и не нашла времени купить новые джинсы и подходящую обувь. Через мгновение я уже зашнуровывала позаимствованные в Гретином шкафу спортивные туфли. «Грета поймет», — решила я. Туфли на добрых два размера были больше моих. Но я набила в носки по паре скомканных гостиничных буклетов, надела куртку и, стараясь не шуметь, вышла из номера.

Комната дежурной была закрыта, и оттуда доносился двухголосый храп: басовитый, с похрюкиваниями — мужской, и тоненький, со всхлипами, — женский. Проскользнув мимо, я спустилась вниз. На улице было еще темно. В черном небе поблескивали бриллианты звезд, а метрах в пятидесяти от входа зеленым изумрудом горел огонек такси. Сравнив звезды с бриллиантами и вспомнив, что требовали от меня бандиты, я сняла свои сережки. В последний раз посмотрев на подарок мамы к моему двадцатилетию, я завернула серебряные «винтики» в носовой платок и положила их в карман. Подумав, в другой угол платка я завернула лежащую в том же кармане таблетку — вдруг еще понадобится, и, зябко поеживаясь, поспешила к Машине. Водитель, молодой чернявый парень с усиками, с сильным украинским акцентом спросил:

— Куда, моя хорошая, едем?

— В «Ривьеру», где «чертово колесо».

Я села на переднее сиденье и прикрыла глаза. Как ни странно, но в данный момент я была абсолютно спокойна, словно мне предстояло ставить самую простую пломбу. «Хуже всего — ждать и догонять, — подумала я. — А вот действовать самой — совсем другое дело!»

— И что така гарна дивчина будет делать в парке в такую рань? — Хлопец был излишне любопытен.

— Много будешь знать, плохо будешь спать! — отрезала я и снова закрыла глаза.

Водитель попался разговорчивый до невозможности. Всю дорогу он болтал, не закрывая рта. Травил какие-то глупые анекдоты, не давая мне сосредоточиться. Глаза пришлось открыть. Мы ехали по шоссе вдоль моря. В предрассветной мгле местность казалась особо мрачной. В свете редких фонарей зияла пустыми оконными проемами «Ривьера».

Слава богу, что встречу мне назначили не в заброшенном санатории, а в благоустроенном парке! Я точно бы умерла со страха, не дойдя до нужного места.

Без десяти четыре мы подъехали к воротам парка. Машину, как и уговаривались, я отпустила, правда, попросила водителя вернуться за мной через час.

Где-то на самом краю парка, среди кипарисов, виднелся остов «чертова колеса». Шлепать гуда было прилично. Я еще раз глянула на часы и заторопилась. Последний раз на длинные дистанции я бегала в институте, сдавая зачет по физвоспитанию. Пришлось вспомнить былое. Прижав локти к бокам, я бодро затрусила по платановой аллее.

Зрелище было отменное. Предрассветная мгла. Толстые стволы голых деревьев. Молодая дама в элегантной замшевой куртке и черном брючном костюме совершает утреннюю пробежку. Жаль, каблуки остались в гостинице. Смотрелось бы еще лучше.

Если бы это была обычная оздоровительная пробежка, можно было бы от души наслаждаться запахами цветущей мимозы, распускающихся платанов, еще бог весть чего. Но мне было не до весенних ароматов. После пяти минут бега у меня закололо в боках, но останавливаться и переходить на шаг не было времени. «Старая лошадь, — выругалась мысленно я, так как ругаться вслух было невозможно: сбивалось дыхание. — И ты туда же. Спала бы в номере, и проблем никаких». Когда я пробегала мимо американских горок, меня пронзила еще одна жуткая мысль: «Вот бегу я, дурочка, по парку, надеясь, что все пройдет под контролем если не Игоря, то уж милиции — точно! А с чего это я, наивная, решила, что все заинтересованные стороны будут в парке точно к началу операции? И милиция и Игорь могут действовать совсем по-другому. Может, они уже в Хосте, а я тут бегу навстречу собственной смерти!»

Но останавливаться я не стала, решив, что, уж если судьба мне умереть тут и таким глупым образом, значит, так мне и надо. Но даже если зто и судьба, сдаваться просто так я не собираюсь. Не на такую напали!

Ровно в четыре я, запыхавшись, подбежала к аттракциону. Горло жгло, а стук сердца, казалось, был слышен по всему парку. У «чертова колеса» не было ни души. Ни бандитов, ни Таньки. «Дела! — подумала я, притулившись к будочке с надписью „Касса“. — Как это прикажете понимать? Класть мне серьги или не класть?» Этот вопрос стоял поострее, чем у Гамлета! Больше ничего в голову не пришло. Окошечко кассы приоткрылось, и чья-то грубая рука схватила меня за волосы. А дальше началось что-то вовсе несусветное — включились прожекторы, ярким светом осветив все вокруг, а по всему парку завыли сирены.

«Во дают!» — удивилась я и… проснулась. Около дивана чуть ли не подпрыгивал, разрываясь от нервной трели, будильник.

«Значит, я все-таки заснула! Ладно хоть будильник завела». Я скоренько лишила будильник голоса, но тут же затрезвонил телефон. «Это или такси, или Игорь!» Я сняла трубку и хрипловатым со сна голосом ответила:

— Слушаю вас!

— Я что, за тобой по всей гостинице шмонаться должен? — Это был совсем не Игорь и явно не диспетчер.

— Вы кто?

— Хрен в пальто! — заржали в трубку. — Уже забыла, что у нас стрелки забиты в «Ривьере»?

Сердце заколотилось.

— Нет, не забыла, а в чем дело?

Дальше полилась совершенно непечатная брать, свободный перевод которой на литературный язык звучал примерно так: «Что же ты, нехорошая женщина, сделала? Обещала быть в парке одна, а там уже за каждым деревом — по омоновцу с автоматом!» Итог разговора был таков: все менялось. Меня ждали в те же четыре утра, только не в парке, а в санатории «Ривьера» и настоятельно советовали не вмешивать в эти дела милицию.

— Бог ты мой! — прошептала я, положив трубку.

Вот это был сюрприз! По сравнению с тем, что мне предстояло испытать, мой недавний сон казался прогулкой в детском саду за ручку с воспитателем. Я тут же набрала Гошин номер. В ответ раздались короткие гудки. Через несколько минут я повторила звонок. Эффект был тот же. Позвонив еще пару раз, я поняла, что вряд ли Игорь просто болтает по телефону. Скорее всего на время операции он просто выключил его, чтобы звонок ненароком не испортил дела.

Вот тут-то я начала молиться. Воспитанная в обычной советской школе, сначала я свято верила в идеалы марксизма-ленинизма, а после перестройки — только в себя и свои силы. Правда, выяснилось, что в младенчестве моя старенькая прабабка крестила меня втайне от родителей. Маленький серебряный крестик она отдала мне незадолго до своей смерти. Была я тогда совсем взрослая. В ту пору моей Аленке уже исполнилось два года. Мое отношение к богу было довольно странным. Я пыталась по мере сил выполнять библейское «не убий, не укради, не прелюбодействуй…», но не знала ни одной молитвы и тем более никогда не ходила в церковь. Словом, бог был сам по себе, а я жила своей жизнью.

Сейчас я молилась всерьез. Пришедшие мне в голову слова мало напоминали канонические православные молитвы, но они приходили в голову сами, словно кто-то подсказывал мне то, что нужно говорить. Молилась не я, а моя душа… А нужно мне было всего ничего: сил и смелости, чтоб вынести предстоящее испытание, а еще — чтоб нам с Танькой выжить. И то не для себя, а ради детей. Нам бы Аленку с Митькой на ноги поднять, а там и умирать можно! После мысленного диалога с Богородицей и со всей Пресвятой Троицей в придачу я воспряла духом и вызвала такси.

Дальше все шло так, как я и задумала. Упаковав свои фианиты, я сунула их в карман и занялась обувью. Надев Гретины туфли, я тихонько вышла из номера и без приключений спустилась вниз к машине.

Таксистом оказалась приятная полная женщина лет сорока пяти. На визитке, прикрепленной над счетчиком, значилось «Ветрова Полина Петровна».

— И не страшно вам по ночам ездить? — спросила я.

— Работа у меня такая, — ответила она мягким грудным голосом. И совсем уже философски добавила: — Если всего бояться, так и жить страшно, — и, включив двигатель, спросила: — Едем-то куда?

— В санаторий «Ривьера».

— Тактам же сейчас реконструкция. Нет никого. — Она удивленно посмотрела на меня. — Вы, девушка, часом, не путаете?

Я отрицательно покачала головой. Ехали мы молча. В салоне негромко звучал голос Джо Дассена. Музыка успокаивала, но не настолько, чтобы совсем расслабиться. Дорога была такая же, как и во сне. Темная и неприятно пустая. Только колдобин наяву было побольше. Видно, денег на ремонт дорог городской бюджет отводил немного. Ехала Полина Петровна довольно быстро, но осторожно. Сразу чувствовалось, что руль — в руках профессионала. Я не удержалась и после того, как машина виртуозно объехала очередную рытвину, сделала ей комплимент.

— Дочка, я ведь четверть века за рулем. Была помоложе — с мужем в автогонках участвовала. А сейчас вот муж умер, дети разъехались — катаюсь, денежку зарабатываю.

Еще несколько минут — и перед нами возникли ворота санатория. Я расплатилась, но, покидая машину, невольно замешкалась.

— А вам-то не страшно ночью одной в такое нехорошее место? — спросила водитель.

— Страшно, — честно сказала я. — Если можно, подъезжайте за мной через полчасика, а еще лучше, минут через сорок. А если меня тут не будет, вызывайте милицию. Значит, со мной что-то случилось.

Она молча кивнула и, перекрестив меня, вдруг добавила:

— С богом, дочка. Чувствую, что с хорошими мыслями идешь!

Как я уже говорила, в «Ривьере» мы с мужем проводили медовый месяц, и территорию санатория я помнила неплохо. Если изъясняться на языке бандитов, стрелки мне были забиты у здания летнего кинотеатра.

На территории не было ни души, если не считать кричащей о чем-то ночной птицы и выглянувшей из конуры при воротах сонной сторожевой собаки.

Вздрагивая от каждого шороха, я быстрым шагом двигалась к нужному месту. Перед административным корпусом раньше располагался фонтан с очаровательными ангелочками. Корпус был на месте, а ангелочки валялись в груде строительного мусора. Я поморщилась и прошла дальше. Пока ничего страшного не произошло. Это позволяло надеяться, что и дальше все пройдет так же гладко. Я мысленно поблагодарила бога и, оглядевшись, двинулась дальше. От угла резиденции санаторного начальства до кинотеатра было рукой подать.

Эту дистанцию я прошла за несколько минут и остановилась в недоумении. Ворота кинотеатра были заперты. Куда идти дальше, я не знала и, посмотрев на часы, решила ждать. До аудиенции оставалось три минуты. Вокруг не было ни души. Любой звук был бы слышен издалека. С каждой секундой напряжение возрастало. Я еще раз посмотрела на часы. Уже четыре ноль семь! «Господи! Помоги! Пусть все быстрее закончится!» — молила я.

И тут кто-то сильно сжал мое левое плечо, больно прихватив выбившиеся из-под беретки волосы. То, что произошло дальше, было сюрпризом не только для схватившего меня человека, но и для меня тоже. Моя реакция была мгновенной. Резко дернувшись и оставив нападавшему прядь волос, я извернулась, прыснула струю из баллончика с лаком для волос, перекочевавшего в мой карман с Гретиной тумбочки, и кинулась бежать.

Вслед мне неслась непечатная брань, я же, забыв о цели своей утренней «прогулки», со всех ног летела к выходу. Причем летела вскоре уже в прямом смысле. Только не к выходу, а на сырую землю. Туфли-то были великоваты, вот и зацепилась я о какую-то неровность асфальта! Секунды полета растянулись до пределов вечности. Я вспомнила и мужа, и Аленку, и свою насыщенную событиями жизнь. «Ну вот и все. — Казалось, что сердце уже остановилось. — Сейчас меня догонят и убьют!»

— Дура, мать твою! — услышала я и приземлилась.

Я лежала на асфальтовой дорожке, чувствуя, как с каждой секундой все сильнее болит коленка. В эти минуты я больше всего на свете жалела, что я не страус. Боже, как мне хотелось бы сейчас зарыть голову в землю! А еще лучше, стать ящерицей, зарыться в трещину асфальта целиком и проползти под землей до самой гостиницы! Но я не страус и даже не червяк. Поэтому я лежала, не поднимая головы, и слушала, как кто-то, не жалея слов, распекает Игоря за допущенную оплошность.

— Ты ж говорил, что снотворное ей дал. Что она из номера до утра не выйдет… Так как с тобой работать, если ты с бабой справиться не можешь.

— Виноват, товарищ капитан. Но исправлюсь. — Это уже Игорь сказал.

— Наталья! Вставай! — Он как пушинку подхватил меня поперек туловища и поставил на ноги. — Не сильно разбилась?

Я молчала, опустив голову.

— Ты зачем сюда заявилась? Я же предупреждал тебя насчет самодеятельности! Завтра же… — Он подумал и, вспомнив, что уже утро, исправился: — Сегодня летишь домой. Я все сделаю сам.

— Они мне позвонили… — пролепетала я.

— Кретинка, — выругался Игорь. — У тебя вместо мозгов — жвачка от кариеса! Это ж надо было додуматься! Мало ли кто и зачем мог тебе позвонить! А если бы тебя попросили повеситься, ты бы, задрав хвост, тоже бы понеслась это делать?

Я опустила голову еще ниже.

— А баллон газовый где взяла?

— Это не баллон. Это лак для волос.

— Умная, — присвистнул Гоша. — У-ум-ная! — повторил еще раз, растягивая слова. — Ума палата! А если бы это был не лейтенант, а кто-то из бандитов?

У меня внутри все похолодело.

— Их взяли? И где Танька?

— Не знаю пока, — раздраженно ответил Игорь. — А ты тут вообще просто мешаешь.

— И что же мне делать? — Раствориться в пространстве мне все равно бы не удалось, и вопрос прозвучал чисто риторически.

— А вот что. — Тарховский вынул знакомый пузырек и, положив таблетку мне в рот, заставил проглотить лекарство. — Вот так-то лучше, — сказал он, убедившись, что на этот раз таблетку я проглотила. — Теперь поехали.

До машины, стоявшей у противоположного входа, мы шли молча. Игорь впереди, я в грязных брюках и обляпанной куртке — на метр сзади.

Пискнула сигнализация, и Игорь открыл мне заднюю дверь.

— Садись. И быстрее. У меня еще дел уйма.

Я послушно села на сиденье. Заурчал двигатель, и мы поехали в гостиницу. Буквально через пять минут перед глазами закружились черные блестящие мушки, а потом и вовсе наступила темнота. Полная темнота без малейшего проблеска других красок…