Часы, мерно тикавшие на стене в гостиной, показывали уже девять, док Эммет и Бекка давно проснулись и позавтракали, после чего Бекка занялась с матерью фотографиями, а док отправился побродить по городу и разведать обстановку. А Гилмор до сих пор спал.

Тэйта это тревожило.

Его вообще все тревожило. Слова. Взгляды. Доносившиеся с улицы звуки.

Что-то приближалось. Подкрадывалось стелющимся по земле туманом, вползало медленно в мысли, выпускало коготки и проверяло на крепость натянутые нервы.

Назвать это предчувствием не получалось. Предчувствия далеко не всегда оправдываются. Сейчас же Тэйт знал: что-то грядет, и оно не обманет ожиданий.

Интересно, чувствовала ли это Пэт? Или старый шаман, расположившийся на заднем дворе с ее бумагами?

Доктор Эммет разрешил гоблину разложить небольшой костерок, и через открытые окна в дом проникал дым, сладковатый от трав, что Эгери подбрасывал в огонь. Дым не дурманил – напротив, несколько вздохов, и тело наполнялось бодростью, словно после чашки крепчайшего кофе, а мысли становились ясными и четкими. Наверное, шаману это помогало разобраться в срисованных со стен храма символах, но по сморщенному лицу цвета блеклой болотной зелени было непонятно, что он прочитал и к каким выводам пришел.

– Не мешай, – сказал он Тэйту, когда тот пытался пристроиться рядом на расстеленном на земле покрывале.

Пришлось отойти.

Тэйт занял бы себя чем-нибудь, но дел для него не нашлось. Пэт даже посуду перемыла, прежде чем взяться за фотографии. Тэйт помог бы ей с проявкой и печатью, с магией это получалось быстрее, а у него имелся соответствующий опыт. Но и у Патрисии он наверняка был, и у Бекки. Особенно у Бекки. Потому алхимик решил не мешать и им.

А Гилмор все еще спал.

Тэйт слонялся без дела по комнатам, несколько раз выглядывал на задний двор, вдыхал сладкий дым, смотрел на ссутулившегося над рассыпанными по покрывалу листками гоблина и вновь шел в дом. Подходил к наружной двери и прислушивался: не стоит ли на пороге страшное нечто.

– О! Этот еще… – Рука нащупала в кармане смятую бумажку. Тэйт подумал, что срисованного с забора Пекона гоблина тоже нужно показать Эгери.

Откладывать Тэйт не стал. Пусть даже старик снова прогонит.

Но шаман не гнал.

Сквозь стеклышки очков всмотрелся в рисунок и вздохнул так тяжело, словно получил весть о чьей-то смерти.

– Поверженный Воин. Значит, он одолел уже двоих.

– Кто одолел? – встрепенулся Тэйт. – Кого?

Шаман точно не слышал. Смотрел на рисунок, беззвучно шевеля губами.

– Расскажи, где ты видел этот символ, – произнес он наконец. – Тогда я расскажу, что увидел в письменах тех, кто был до меня.

– Но…

– Расскажи, – повторил старик. – А я расскажу, что тебе делать, мальчик, благословленный создателями.

Тэйт нахмурился: к добру ли это благословение? Но любопытство шамана – понятно, что не праздное, – удовлетворил.

– Сколько убили лошадей? – уточнил Эгери.

– Десять.

– Э нет. Неверное число. В пророчестве названо другое.

– В каком пророчестве?

– В этом. – Старик указал на записи Патрисии. – Разве ты не знаешь о нем?

– О великом шамане, который возродится великаном? – припомнил Тэйт.

– Так, – вздохнул Эгери. – И не так. На языке моего народа слово «великий» не всегда хвала. Есть великие герои, а есть великие злодеи. Великих героев чтят в сказаниях, а великих злодеев…

– Хоронят в пещерах и забывают?

– Забывают, да. А пещера… Не всякое зло требует таких мер. Обычно довольно забыть, чтобы не смущать умы и не испытывать совесть тех, кто будет после нас. Не всякое зло способно вернуться спустя века… Мне нужно побывать в храме. Записи Пэтси дают слишком мало ответов. Она – умная девочка и много знает о гоблинах, но сама – не гоблин. Да и многие гоблины сейчас уже не помнят всех тонкостей танцующего письма, и не каждый сможет правильно перерисовать символы, чтобы не растерять их смысл. Но и того, что есть в этих бумагах, хватило мне, чтобы понять: спешил я не зря. Спешил и все равно опоздал…

Эгери умолк. Тэйт тоже молчал. Не торопил, не спрашивал. Знал, что старик сам продолжит рассказ.

Гоблин взглянул опять на бумаги и скорбно поджал тонкие серые губы.

– Плохо, – выдохнул тяжело. – Очень плохо. Не каждое зло хоронят в недрах горы. Те, кто сделал это, надеялись, что место упокоения не найдут. Они завалили вход, дабы скрыть его. Но, если однажды кто-то попадет внутрь, ему оставили предупреждение. Не подумали лишь, что нашедший ловушку будет не гоблином. Прежде ведь это были наши земли, люди еще не пришли сюда…

– Ловушку? – не удержался от вопроса Тэйт.

– Да. То, что вы считаете храмом, есть ловушка. Ловушка для духа. Тот шаман был воистину велик, и дух его был силен настолько, что не нашлось способа ни уничтожить его, ни направить на дороги предков для нового перерождения. Потому для него построили ловушку. Призвали силу создателей. Иногда, когда в том действительно есть нужда, ваши боги снисходят и к моему народу. Наделяют избранных своими дарами. Боги старшей семьи нашли четверых достойных. Лиджайя-Возлюбленная заманила шамана в пещеру. Кирим-Воин лишил его силы и уничтожил смертную оболочку. Мэйтин-Вершитель привязал дух к месту пленения, а Эллои-Шутник захлопнул ловушку. Она не должна была быть открыта вновь. Но это случилось. Дух, враждебный этому миру и его создателям, вырвался на свободу. Но чтобы обрести новую жизнь и вернуть себе былую мощь, он должен одолеть тех, кто когда-то одолел его. Он уже справился с Шутником, когда покинул пещеру. А теперь одержал победу над Воином… Так сколько лошадей было убито?

– Десять. Хотя… – Тэйт закрыл глаза, мыслями возвращаясь на несколько дней назад. Дом матушки Фло, столик в углу, карты и бутылка вина. Пэт, рассказывающая гоблинские сказки. – Он возьмет силу дюжины жеребцов, – вспомнились ее слова. – Значит… двенадцать? Жеребые кобылы – им вспороли животы и жеребят убили отдельно… Но ведь кобылы – не жеребцы?

Старый гоблин печально улыбнулся его наивной надежде.

– Не нужно понимать все так буквально. Жеребец, кобыла – суть одно. Символ силы. Он взял свое под полной луной.

– Дух? – В душе Тэйт верил каждому слову шамана, но разум сопротивлялся этой слепой вере. – Как дух мог убить лошадей и оставить след ладони на заборе?

– Ты опять забыл о пророчестве, мальчик. Дух неупокоенного шамана возродится в теле великана. Думаю, он нашел такое тело.

– Наверное… – Тэйт вспомнил отпечаток огромной пятерни. – И что?..

– Ему осталось справиться еще с двумя. Пророчество говорит, что первой будет Возлюбленная. Белокожая женщина, посвященная Лиджайе, отдаст возрожденному свою любовь.

Пэт говорила что-то такое о женщине и любви. Но она не упоминала, что эта женщина должна быть посвящена Лиджайе. И в каком смысле – посвящена?..

Размышления оборвала внезапная догадка.

– Посвященная Возлюбленной? – переспросил Тэйт. – Женщина, которой достались дары Лиджайи?

– Не знаю, – развел руками старик. – Я говорил, нельзя понимать слова буквально. Они лишь символы. Сложно сказать, что значит «посвященная». Сложно сказать, что подразумевается под любовью.

«Сложно представить, как она ее отдаст, – продолжил Тэйт про себя. – Вряд ли по доброй воле».

Нужно было сразу ехать в храм, пусть бы Эгери прочел надписи непосредственно со стен. Глядишь, смог бы рассказать больше. Но и того, что старик уже понял, с лихвой хватало, чтобы объяснить тревогу Тэйта.

Итак, давным-давно некий шаман стал велик настолько, что это вызвало недовольство его соплеменников. Обычная в общем-то история. У магов такое тоже бывает, особенно у темных. Опьянение силой, ощущение вседозволенности. Неразборчивость в целях и способах их достижения. Угомонить подобных «великих» зачастую получалось, только лишив их жизни, – это тоже понятно. Причем уничтожить нужно было не только тело, так как неупокоенный дух порой намного опаснее, и справиться с ним – задача не из простых. А в случае гоблинских шаманов, дух которых способен разделяться с физической оболочкой и при жизни, сложность данного мероприятия должна возрастать в разы…

Поймав себя на том, что пытается подогнать ситуацию под полученные во время учебы знания, Тэйт тряхнул головой. Исполнившиеся пророчества, дары богов, – нет, к подобному его в академии не готовили. Хотя и там случалось всякое.

Жаль, что письма не ушли. В академии были люди, которые могли бы помочь. Рысь, и не только. А пророчества – это как раз по части Сибил. Теперь помощи ждать неоткуда. Да и вообще ждать не стоит: можно не дождаться.

– Что произойдет, когда этот неупокоенный выполнит все условия? – спросил Тэйт старого гоблина.

– Он станет сильным. Самым сильным шаманом в мире. Сможет подчинить себе силы природы, любого зверя, гоблина или человека.

– А эльфов?

Не сказать чтобы Тэйта так уж сильно интересовал ответ на этот вопрос, но информация лишней не бывает.

– Об эльфах не знаю, – пожал плечами Эгери. – За всю жизнь я не встречал ни одного из них. А ты?

– Видел парочку. Но не в Расселе… И что теперь делать? Нужно… хм… помочь неупокоенному упокоиться?

Гоблин заинтересованно поднял голову:

– Так подсказывает тебе твое предназначение?

– Демоны знают что мне подсказывает, – пробурчал Тэйт.

– Предназначение, – удовлетворенно кивнул шаман. – Дар богов. Ты поймешь, что делать, когда время придет. Вы все поймете, все четверо.

– Четверо? Но…

Открылась дверь, и во внутренний двор выглянула Пэт. Остановилась на пороге.

– Нас двое, – продолжил Тэйт, глядя на нее. – Насколько я знаю.

– Значит, время еще не пришло, – спокойно изрек гоблин. Собрал с покрывала бумаги и поднялся. – Надо идти. Кажется, Пэтси хочет нам что-то показать.

Свежеотпечатанные фотографии Патрисия разложила на кухонном столе. Едва Эгери взял один из снимков, вертевшаяся тут же Бекка подала старику большую лупу.

– Я пыталась увеличить изображения, – извиняющимся тоном пояснила профессор Данкан, – но они становятся размытыми. Лучше так.

– Лучше-лучше, – согласился шаман. – Спасибо, милое дитя.

Бекка смущенно потупилась, словно прежде никто и никогда не называл ее милой, бросила на мать быстрый взгляд и выскочила за дверь.

– Милая девочка, – повторил Эгери. – Такая светлая.

– Темная, – глухо отозвалась Пэт. Для нее, как Тэйт уже понял, это было болезненной темой.

– Светлая, – не согласился гоблин. – Можно быть темным магом, но светлым человеком.

Патрисия заметно расслабилась после этих слов, а Эгери, казалось, даже не придал им значения: тут же принялся за фотографии. Каждую он подолгу разглядывал, сначала – щурясь, через очки, после подносил к снимку увеличительное стекло и исследовал каждый дюйм изображения. Если камера захватила фрагмент надписей, шаман внимательно и не один раз пробегал взглядом вереницу танцующих гоблинов и лишь затем откладывал фото, чтобы взяться за следующее.

Тэйт и Пэт все это время молча сидели в стороне. Понимали, что, если отвлекать его вопросами, времени уйдет еще больше.

Когда Эгери отложил последнюю фотографию, с облегчением выдохнули, а в следующую секунду опять затаили дыхание, так как старик вновь принялся копошиться в снимках. Но того, чего они оба опасались, не случилось. Шаман не взялся просматривать фото заново. Достал одно и показал Патрисии.

– Что тут было?

Выемка в полу между алтарями. А ведь Тэйт ею еще в первый день заинтересовался!

– Ничего. – Ответ профессора Данкан прозвучал так, словно она сама в нем сомневалась.

– Должно было быть, – уверенно проговорил гоблин. – Останки. Кость.

– Кость? – Пэт и Тэйт растерянно переглянулись.

– Кость, – повторил шаман. – Если я верно понял, шейный позвонок. Дух сложно привязать к месту без останков, поэтому они взяли кость и вплавили в нее свет луны.

О привязке духа Пэт ничего не знала, и Эгери повторил для нее то, что рассказывал Тэйту на заднем дворе. А сам Тэйт понятия не имел, что гоблины называют светом луны.

– Серебро, – хмуро разъяснила Пэт. – Представляешь, как выглядит позвонок, залитый серебром?

Как древний артефакт – для магов. Как штука, за которую можно выручить деньжат, – для всех остальных.

– Кто-то вынес это из-под охраны создателей, – резюмировал Эгери.

– Ларри! – выкрикнула Патрисия имя того, о ком Тэйт только успел подумать. – Он шатался между алтарей…

– Угу. Ты как раз рассказывала, какое все ценное в той пещере. Хоть камни откалывай!

И Ларри был вчера на ферме Пекона. Слышал, как Тэйт говорил Гилмору о том, что Пэт собирается отправить отчеты портальной почтой.

Однако скоропалительных выводов делать не стоило.

– Как это можно проверить? – спросил Тэйт шамана. – Как распознать одержимого?

Вчера увалень-охранник казался нормальным. Обычным. Говорил, как всегда, мало и в словах не путался. Мог ли древний гоблин, напяливший на себя костюм из Ларри, так хорошо войти в роль? Или вселенец дает о себе знать лишь иногда, когда, например, нужно резать лошадей и избавляться после от окровавленной одежды, а хозяин тела даже не подозревает о нем? Ларри мог думать, что проспал всю ночь в своем вагончике.

– Не знаю. – Эгери покачал головой. – В храм нужно, там ответы.

– Значит, едем, – решилась Пэт. – Сейчас.

– Очнулась! – Тэйт неодобрительно поморщился. – Еще позже предложила бы.

День давно перевалил за полдень. Три часа туда, неизвестно сколько – в пещере. Возвращаться наверняка придется по темноте. Мало того что ночью горные тропы сами по себе опасны, так еще и волки…

Госпожа профессор обиженно сопела, но с доводами его согласилась. Шаман тоже не спорил.

– Нужно будить Гилмора, – сказал, поразмыслив, Тэйт. – Мы собирались в лагерь, разузнать там… что получится… Попрошу Теда, чтобы взял с нами Ларри. По крайней мере, будет под присмотром. Если замечу что-то странное… Скрутить его? Или лучше по голове стукнуть?

Мысль, что здоровяка придется убить, ему не нравилась. Должен быть другой способ угомонить неупокоившегося духа. Вернуть его обратно в храм. Неспроста ведь в гору заложили столько взрывчатки? Теперь Тэйт не сомневался, что это дело рук одержимого. Видимо, хотел уничтожить ловушку, продержавшую его столько лет, чтобы его не заточили в нее снова, но по каким-то причинам не взорвал сразу. Возможно, собирался привезти побольше взрывателей, чтобы наверняка. Он ведь не разбирается в этом, древний гоблинский шаман. И Ларри, если дух способен использовать его знания, тоже не разбирается.

– Может быть, его сразу обезвредить? – неуверенно продолжила Патрисия. – У отца есть снотворное. Усыпить, связать и запереть где-нибудь? Как думаете, это удержит духа, Эгери?

Ответить старик не смог.

В своем стремлении не помнить зла гоблины не учли один существенный момент: если это зло прорвется все же сквозь заслон забвения, с ним снова нужно будет бороться. И неплохо было бы помнить, как это делать.

– Придется рискнуть, – вздохнул Тэйт. – И надеяться, что мы не ошибаемся и дух вселился в Ларри, а не в кого-то еще.

Пэт вопросительно приподняла бровь.

– Кто-то мог найти ту серебряную кость еще до того, как мы попали в храм, – пояснил он. – Я сам успел побывать в пещере раньше, чем выставили охрану. Правда, с фонарем, а не с осветительными кристаллами, как у тебя, и мало что сумел рассмотреть, но кто-то мог оказаться удачливее… Если считать удачей вселившегося в тебя злобного духа.

Миссис Данкан разразилась негромкой тирадой, повторять которую в присутствии детей и набожных старушек ни в коем случае не следовало.

– Угу, – хмуро подтвердил Тэйт. – В таком случае это может быть кто угодно. Кто-то с железки или местный, не вовремя выбравшийся в горы. Но к Ларри все же нужно присмотреться. А завтра на рассвете поедем в храм.

– Думаешь, до завтра ничего больше не случится?

– Надеюсь. – Тэйт смерил Патрисию долгим задумчивым взглядом. Пугать ее он не хотел, но и не предупредить не мог. – На всякий случай держи при себе оружие, хорошо? И не выходи из дома. И… постарайся ни в кого не влюбляться до моего возвращения.

Как ни странно это звучало, Фонси готовился к празднику. Ни происшествие на ферме Пекона, ни взрыв на станции и мерцающий над крышами защитный купол не заставили горожан отказаться от традиционной ярмарки.

Мерзкое ощущение скорой неминуемой беды прочно обосновалось в груди, а кончики пальцев кололо ледяными иголками, но Тэйт, глядя на пестрые флаги над рыночными рядами и установленный для музыкантов помост, упорно игнорировал зловещие предвестия. Что толку нервничать из-за того, чего не можешь изменить? А если можешь – бери и меняй, а не дергайся опять же.

Ехавший рядом Гилмор хранил молчание. Разбудить его удалось лишь после того, как вернулся домой доктор Эммет, нашел в шкафу какой-то пузырек и, вынув крышку, сунул его спящему управляющему под нос. Потом понадобилось полчаса, чтобы объяснить Теду, где он находится и как сюда попал, влить в него чашку кофе, впихнуть сэндвич и, напомнив о запланированных делах, усадить на лошадь. Гилмор не сопротивлялся, но и энтузиазма не выказывал. То ли док перестарался и непривычная апатичность управляющего была побочным эффектом целительских чар, то ли, протрезвев, Тед вспомнил первым делом не об украденных бомбах, а о документах на развод и повторно впал в уныние по этому поводу.

«Главное, чтобы снова не набрался», – думал Тэйт. В составленном наскоро плане он отвел Гилмору важную роль и отказываться от его участия не хотел. Во-первых, помощь второго на дороге человека лишней не будет, во-вторых, если выяснится, что дух шамана вселился не в Ларри, насчет Теда в этом плане можно было не опасаться: ночь, когда резали лошадей Пекона, он провел у матушки Фло.

Хорошо, что Тэйт знал об этом, потому что худшие подозрения, увы, оправдались: Ларри не был одержим. У громилы оказалось железное алиби. Или не алиби. Как это назвать, когда подозревал кого-то, а потом видишь его с ножом в спине и понимаешь, что бедолага был невиновен?

Труп нашли всего за полчаса до того, как Тэйт с управляющим вернулись в лагерь. Кто-то из парней обратил внимание на приоткрытую дверь дощатого сарайчика – пяток таких наспех сколоченных будочек использовался для хранения недорогого инвентаря – и, проходя мимо, попытался ее захлопнуть. Только когда не получилось, увидел торчащую наружу ногу. В сарайчике Ларри было тесно, даже мертвому.

– Что он тут забыл? – сам себя спросил Тед Гилмор, которого взволнованные происшествием рабочие как раз кинулись искать и «нашли» так удачно, что, кажется, и не заподозрили, что он куда-то отлучался из лагеря.

От недавней отстраненности управляющего не осталось следа. Даже рыжие усы, уныло висевшие с момента его пробуждения, теперь воинственно топорщились. Тэйт счел это добрым знаком, если в творившемся вокруг еще остались добрые знаки, и, осторожно переступив тело, вошел в заставленный лопатами и метлами сарай. Сквозь щели между досками просачивался дневной свет, но этого было мало. Пришлось разжечь в ладони светляк, чтобы как следует осмотреться. Того, что могло бы заинтересовать Ларри, тут не было. Уже не было.

– Тед, взгляни-ка.

Мгновение поколебавшись, Гилмор отодвинул ногой руку покойника и переступил на освободившееся место.

– В углу, – подсказал Тэйт. – Видишь?

Зыбкую деревянную конструкцию поставили прямо на земле, даже не утоптав ту как следует, и там, куда указал Тэйт, четко проступали вмятины, оставленные тяжелыми гладкими цилиндрами.

– Вижу, – сквозь зубы процедил Гилмор.

Вышел наружу. Осмотрелся. До складского сарая, большого и добротного, не чета хлипким будочкам для лопат, всего два десятка ярдов. До палаток и вагончиков, в которых жили рабочие, – раза в три больше. Подобрать ключ или вытащить его у кладовщика, ночью снять большой висячий замок со склада и за несколько ходок перетаскать взрывные устройства, чтобы спрятать за метлами и накрыть ветошью, – такое под силу и одному. Затем за два-три раза перевезти взрывчатку в грот. Дождаться, когда Роско решит отправить что-то порталом, и два устройства подсунуть к грузу. Или не дожидаться, самому организовать «посылку»…

Тэйт, вслед за Гилмором покинувший кладовую, которая превратилась в мертвецкую, не сомневался, что подумали они об одном и том же, и озвучивать эти предположения не было нужды. Рискованно, конечно, прятать заряды в таком месте. Сейчас, когда строительство продвигается черепашьими темпами и работы почти нет, инвентарь пылится невостребованным, но однажды мог-таки понадобиться. Или так кто-нибудь заглянул бы. Хотя непосредственно вору ничто не угрожало. Разве что застали бы его тут же. Но и тогда мог отбрехаться, сказав, что случайно набрел на тайник. А если бы не поверили…

Тэйт посмотрел на торчавшую под левой лопаткой Ларри рукоять ножа.

Не поверил? Или мятежный дух взял здоровяка в сообщники, а после решил избавиться?

– Мистеру Роско сообщили? – спросил управляющий столпившихся вокруг. – Нет? Пошлите кого-нибудь. И расходитесь, нечего глазеть.

Тэйт оценил его широкую спину и поинтересовался не без опаски:

– Вы с Ларри примерно одного роста… были?

– Думаю, да, – отозвался Тед, глядя, как Тэйт со всех сторон рассматривает орудие убийства. – А что?

– Не суеверный? Хочу… мм… прикинуть.

Гилмор понимающе хмыкнул. Вынул из кармана заточенный карандаш, протянул Тэйту и повернулся к нему спиной.

Тэйт покосился на разбредающихся работяг и примерился к любезно предоставленной мишени. Не обязательно быть судебным доктором. Алхимики в этом тоже соображают. Особенно те, у кого гражданская специальность – механика, рука на чертежи и схемы набита, а глаз наметан.

Замахнулся. Потом еще, с другой стороны. Нож, точнее, карандаш втыкался в спину добровольного пособия совсем не под таким же углом, что в спину Ларри. Разве только на цыпочки подняться. И след руки на заборе вспомнился – лишнее подтверждение, что убийца не карлик. Жаль. Низкорослых на дороге не так уж много, а верзил вроде Гилмора и Ларри – мир праху его – хватает. Особенно в охране Роско.

– Тед, слушай, Ларри ведь тоже из охранников?

– В каком смысле – тоже? – заинтересованно обернулся Гилмор.

– Ну… – Тэйт вручил ему карандаш, почесал макушку и подумал: «Почему бы и нет?» – История долгая, но постараюсь рассказать быстро.

А не поверит – можно на него Пэт натравить. Пусть попробует поспорить с воплощением Возлюбленной.