На несколько секунд Адалинда впала в оцепенение. Затем медленно, как сомнамбула, поднялась и нашарила на кровати свою рубашку. Натянула неловко, обхватила себя за дрожащие плечи.

– Невозможно.

Вспомнилось все и сразу. Новость, за час облетевшая город. Сплетни, слухи. Статья, вышедшая уже в вечернем номере «Курьера». Копии протоколов вскрытия. Показания свидетелей…

– Возможно. – Фредерик по-прежнему лежал, растянувшись поверх сбившегося покрывала, заложив руки за голову. Лица его Адалинда, к сожалению, не видела, но, к счастью, и он не мог видеть ее. – Подумай сама, Эдди. Вспомни собственные выводы. Смерть Дориана Лленаса никому не нужна. Живым, со всеми своими изобретениями и идеями, он представляет большую ценность. Так что предлагаю закрыть дело об убийстве и взяться за расследование похищения.

Похищение. Значит, он жив. Неизвестно где, в каких условиях, с кем… Но жив.

– А тело? – вспомнила Адалинда.

– Обманка, – пожал плечами эмпат. – Разве ты не слышала о подобном? Подлинность мог установить только маг крови и лишь при наличии эталонных образцов, взятых при жизни, или сравнив показатели с данными близких родственников, которых у Лленаса, как мы знаем, не было. А даже если бы и были, никому и в голову не пришло проводить подобную экспертизу.

– Обманка… Посылка?

– Скорее всего. Ранбаунг ведь рассказал тебе, что Лленасу нужно было тело, подходящее для его исследований? Кто-то сделал ему такой подарок, предварительно обработав труп. Представляю себе выражение лица милейшего мэтра Дориана, когда он увидел в ящике самого себя, мертвого и холодного.

Эмпат хохотнул, негромко, но обидно, и Адалинда с силой сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

– Ты знал, – прошептала она. – Знал, что он жив, когда пришел ко мне, и вместо того, чтобы сказать…

– Не вздумай устроить истерику! – резко осадил ее Фредерик.

Однажды он уже назвал ее истеричкой. А в следующую секунду лишился передних зубов.

Но с тех пор прошло пять лет, за которые она, хотелось верить, изменилась… в отличие от бывшего мужа.

– И не собиралась, – отчеканила она зло. – Хотела только сказать, какой ты все-таки мерзавец.

– Уж какой есть, дорогая. И если ты, конечно, не думаешь, что способна сама распутать это дело, придется меня такого терпеть.

– Надеюсь, не в своей спальне?

– А у меня есть причины задержаться?

Он лениво поднялся, собрал кое-как свои вещи, но одеваться не стал – просто вышел с одеждой и туфлями в руках в коридор, перед тем успев пожелать ей приятных снов.

– Продолжим разговор утром, когда ты перестанешь притворяться спокойной и на самом деле успокоишься.

Сволочь.

Но он ей нужен.

Пока.

Итак, секрет механического человека он разгадал. Головоломка не складывалась не из-за того, что в ней не хватало деталей. Напротив, была одна лишняя. Смерть Дориана Лленаса, бессмысленная, никому не выгодная, не вписывалась в общую картину. Теперь же все встало на свои места.

Фредерик мог гордиться собой. И гордился. Но гордость эту привычно не выставлял напоказ: когда твоя работа год за годом протекает в обстановке строжайшей секретности, честолюбие приобретает несколько иные формы.

К тому же рано радоваться. Да, картинка сложилась. А после случившегося с Ранбаунгом и посетившим его агентом ВРО можно уже не сомневаться в том, что Риган в этом деле замешан непосредственно. Но ведь не только он. Человек, от которого Валье узнал о происшествии в номере куратора, сообщил также, что в момент смерти агента там находилась Элла Мейлан, и вряд ли Риган отважился провернуть трюк с отравлением у нее под носом. Значит, она знала и понимала, что к чему. А это все усложняло. Госпожа Мейлан, как и сам Фредерик, работала не столько на внутреннюю разведку, сколько на Совет Академий. Именно поэтому, а совсем не из-за того, что боялся, будто его руководство может усомниться в невиновности Адалинды, он не спешил с рапортом. Но Эдди об этом знать не стоит. Как говорят, меньше знаешь – крепче спишь. Или, в ее случае, эффективнее работаешь. Фредерику нужен опытный агент, готовый на умеренный риск, а не перепуганная кошка, которая сорвется в любой момент, схватит за шкирку своего котенка и затаится с ним на пыльном чердаке, где ее, быть может, и не найдут, но и толку от нее не будет никакого.

Кстати, о котенке: когда Риган впервые заговорил о том, чтобы использовать против Адалинды Лео, Фредерик чувствовал, что это всего лишь провокация, и легко обошел эту ловушку, но теперь обстоятельства изменились, и, прежде чем двигаться дальше, нужно обезопасить себя с этой стороны.

Не обязательно дожидаться утра. Но сначала – посетить ванную.

Присутствие контрразведчика, которому предстояло провести в бессознательном состоянии еще не один час, эмпата не смущало. Он ногой отпихнул с пути бесчувственное тело и открыл воду.

С воякой тоже нужно что-то решать – подумать, можно ли как-то использовать его или лучше от него сразу избавиться, – но это не было вопросом первостепенной важности, и Фредерик отложил его на потом. Привел себя в порядок, оделся и заглянул в гостиную.

– Отлучусь на несколько часов, – сказал он Джеку. Отметил, как дернулось ухо якобы дремлющей на софе кошки.

Говорить сейчас с Адалиндой лично было бы не лучшей идеей, однако и уходить без предупреждения не стоило. Доверие – все зиждется на доверии, пусть и ограниченном, и одностороннем порой.

Салджвортский телеграфный узел работал круглосуточно. Фредерик отбил короткую депешу: «Милая матушка, коттедж по вашему желанию снял, готовьте багаж к отправке». Багаж – это Лео, «коттедж» – два дня – минимальный срок. Телеграмму получат в течение пяти минут, а в следующие пять минут уже отправят другому адресату. А тот тем же обходным путем пришлет ответ.

Чтобы не скучать в ожидании, можно было бы сходить в гостиницу, не в ту, где его караулили люди Ригана, а в ту, где он оставил запасной комплект одежды и документы, но Валье решил, что займется этим в течение дня. Купил у заспанного киоскера вечернюю газету и присел в углу пустого зала. Не читал – думал. Было о чем. И в раздумьях, по большей части невеселых, время летело незаметно…

– Ответ для господина Симса!

Эмпат поднялся со скамьи, встряхнулся и неспешно направился к окошку телеграфиста. Взял почтовый листочек, на котором аккуратным почерком выведена была одна короткая фраза. Пробежал ее глазами. Один раз. Второй…

«Багаж отправили на днях. Надеюсь, в пути ничего не пострадает».

– Благодарю вас. – Улыбка намертво примерзла к губам.

Поклонился и вышел.

Пройдя несколько кварталов, остановился под вывеской модного ателье. Вынул из кармана спички.

Школа, в которой учился Лео, считалась лучшей в Линкарре. Высочайший уровень безопасности для детей. Несколько ступеней защиты. Даже родителям, чтобы забрать ненаглядное чадо на каникулы, приходилось проходить тщательную проверку со стороны администрации. В прошлом бывали случаи, когда маленьких магов похищали, и Совет Академий обязал все специализированные учебные заведения усилить контроль…

И тем не менее мальчика в школе нет. Кто его забрал? Когда? Как дирекция это допустила? Почему не известили его, Фредерика?

Валье еще раз перечитал телеграмму, но ответов в ней не нашел.

Его доверенный не мог сообщить большего подобным образом. За ответами надо ехать в школу, но…

Чиркнул спичкой.

Пока Эдди не знает, вернее, пока они не нашли способ поставить ее в известность, время есть.

Фредерик умел правильно расставлять приоритеты. Как бы тяжело это ему порой ни давалось.

Лампа стояла на прикроватном столике. С вечера Эби ее не заметила, слишком устала и хотела спать. Теперь же рассмотрела до мелочей. Тяжелое основание – пузатая фарфоровая ваза с растрескавшейся эмалью неприятного, грязно-желтого цвета. Вместо абажура – закопченный медный цилиндр с выбитыми по нему цветами и бабочками.

– Он вращается, – сказал Джек. – Если покрутить, когда темно и свет зажжен, тени кружатся по комнате.

Он пришел на рассвете. Постучал и долго стоял под дверью, а она молчала, прижавшись ухом к створке мореного дерева, и не могла понять, действительно ли ее обрадует звук удаляющихся по коридору шагов. Но он не ушел, и она открыла.

Теперь не знала, о чем говорить.

Разве только о лампе. Грязной уродливой лампе.

Но когда темно и абажур вращается, бабочки кружатся по комнате. Красиво, наверное.

– Красиво. – Джек снова угадывал ее мысли. – У меня такой был, только с птицами. Точнее… Не у меня – у него…

Эбигейл ссутулилась, сжалась в комок. И распрямилась резко. Все равно этот разговор случился бы, рано или поздно. Отчего бы не теперь?

– Почему… так? – спросила, по-прежнему глядя лишь на лампу.

– Дориан… мэтр Дориан сделал что-то. Случайно. Он подключал его ко мне, чтобы настроить зрение. Видимо, что-то пошло не так.

– Не так, – повторила Эби. Обычно Джек это делал – повторял за нею слова, а теперь она за ним. Но это и неважно, когда не знаешь уже, кто есть кто.

– Это странно, – сказал Джек.

– Да.

– И страшно?

Сделав над собой усилие, Эби обернулась к нему. Всего на миг, и уставилась снова на лампу:

– Страшно.

Она долго думала об этом, еще после того разговора в доме мэтра Алистера, когда он назвал ее крошкой и вычерчивал на ладони буквы ее имени. Думала почти всю ночь, а под утро достала из шкафа старый саквояж, в котором Барбара принесла платья, и собрала вещи.

– Говорят… – Эби запнулась, испугавшись того, что собиралась сказать, но продолжила: – Говорят, душа умершего может вселиться в другого человека, и тот станет как одержимый… В смысле, одержимый, без «как». Это плохо. Так говорят. Потому что тот, кто прошел через смерть, уже не будет прежним, в нем не останется ничего доброго…

– А если в нем и до смерти ничего доброго не было, то еще страшнее, – закончил Джек, и по спине Эби пробежал холодок от узнаваемого насмешливого тона. – Тебе не нужно бояться. Во мне нет его души. И началось это, когда он был еще жив. Я же объяснил тебе: это мэтр Дориан. Он подключил его к моему сознанию, когда настраивал зрение. Теперь у меня его глаза и память. Но не душа.

Глаза. Эби глянула на него через плечо, будто и впрямь надеялась увидеть те глаза, янтарно-карие, болезненные, с тоненькими розовыми прожилками лопнувших сосудов… Наткнулась взглядом на блестящие зеленые стекляшки и отвернулась опять.

– Откуда ты знаешь, что не душа?

– Потому что я – не настоящий человек, – убежденно и обреченно ответил Джек. – У меня нет души. А если есть… Если все-таки есть, то моя собственная и ничья больше.

Девушка прикусила губу. Не хватало ни слов, ни смелости объяснить, что его душа, его собственная, – это не менее странно и страшно. Потому что не должно ее быть у… У лампы вот – не должно. У часов, висевших на стене, пыльных, как и все в этом доме, давным-давно остановившихся на половине седьмого то ли утра, то ли вечера. У механических людей. Не должно, пусть бы и хотелось порой, чтобы была.

Эби запуталась. В мыслях, в чувствах. Самой себе не могла объяснить, чего на самом деле хочет, а чего боится. Как не могла бы объяснить, почему, уже собрав вещи, не сбежала из дома господина Ранбаунга утром, как только маг уехал в Академию. Может быть, потому, что ей некуда было бежать. И не с кем – только с ним. Потому что больше, чем Джека и поселившейся в нем чужой, как ни зови, души или памяти, она боялась остаться одна, в то время как мир вокруг сошел с ума. И если уж выбирать между магами, убийцами, освинскими бандитами, тюремными застенками и Джеком, непонятным, ненормальным, пугающим, но ни в чем ни разу ее не обидевшим, сильным и надежным, то лучше уж с ним. И тогда, наверное, совсем неплохо, если у него будет душа. Собственная. И, может быть, немного та, другая. Или хотя бы, как он и сказал, память. Потому что в памяти той можно отыскать ответы на то, что ее мучило и не отпускало.

Но чтобы узнать ответ, нужно задать вопрос. А Эби пока не готова была спрашивать о таком. Да и не до того сейчас: было о чем подумать. О госпоже Адалинде и ее кошке. Об обходительном господине Фредерике. О поваре, запертом в ванной, что создавало дополнительные неудобства, не такие серьезные в сравнении со всем остальным, но все же…

– Ты молчишь, – сказал Джек. – Почему ты молчишь?

– Не знаю, что говорить.

– Скажи, что не будешь меня бояться.

– Постараюсь, – пообещала Эби. Закрыла глаза и представила человека, метавшего вчера молнии, одна из которых угодила в бедного мэтра Алистера. Рядом с тем человеком Джек совсем не казался страшным.

– И не уйдешь от меня.

– Мне некуда идти, – вздохнула девушка. – Да и не отпустят, наверное.

– Значит, ты только поэтому останешься?

Эбигейл не хотела обманывать ни его, ни себя и потому промолчала.

Не дождавшись ответа, Джек постоял еще недолго за ее спиной, а затем, не добавив ничего больше, вышел за дверь.

Эби не глядела в его сторону и не видела, как вслед за ним вышмыгнула из комнаты трехцветная кошка, непонятно когда и как сюда попавшая и неизвестно что слышавшая и что из услышанного понявшая…

Утро для Адалинды, после ухода бывшего супруга так и не уснувшей, началось рано и прошло плодотворно.

Во-первых, она позавтракала. А это – хороший знак. Если бы пропал аппетит, следом тут же подтянулось бы уныние, за ним апатия, ощущение абсолютной беспомощности… Но нет. Магиня, вспомнив былое, отыскала в кухне сковородку и приготовила себе ароматный, с травами и специями, нежнейший омлет, поджарила ветчину с томатами и сладким перцем и не без удовольствия все это съела. Сварила крепкий кофе, и к тому времени, как он остыл достаточно, чтобы его можно было пить, уже составила план.

Фредерик отсутствовал, и она не стала ломать голову, гадая, куда он ушел и зачем. Вместо этого, поручив Роксэн присматривать за гостями, Адалинда сама отправилась на прогулку. Заглянула в мужской магазин готового платья. Пришлось разбудить хозяина, но возмущался тот недолго и даже остался доволен ее визитом.

Из магазина – в аптеку. Аптекарь, очевидно, привыкший к внеурочным побудкам, недовольства не выказал, а удивление, промелькнувшее на заспанном морщинистом лице после ознакомления со списком Адалинды, старательно спрятал, услыхав шуршание банкнот. Порылся в загашниках и нашел все нужное, хоть магиня и опасалась, что за некоторыми препаратами придется обращаться к алхимикам. Эту удачу она тоже сочла добрым предзнаменованием.

С покупками вернулась на съемное жилище. Фредерик еще не появлялся, а значит, она успевала реализовать еще несколько пунктов своего плана. Однако после общения с Роксэн в план пришлось внести кое-какие изменения.

У Адалинды не было времени удивляться, ужасаться, строить научные теории или обращаться за подсказками к трудам храмовников и экзорцистов. Лишь один вопрос интересовал ее сейчас: как это можно использовать?

Механический человек – странно, как это название вдруг перестало подходить ему, – сидел на софе в гостиной. Поза немного неестественная: слишком прямая спина и сложенные на коленях руки. Лицо пугает своей неподвижностью, а вглядевшись пристально, можно заметить тонкие швы на скулах, подбородке и вокруг стеклянных глаз. Но тем не менее кто-нибудь непосвященный с первого взгляда легко спутал бы создание Дориана с работой Творца.

На появление магини Джек никак не отреагировал, даже когда она, подобрав юбки, присела рядом. Не обернулся на деликатное покашливание. Проигнорировал прикосновение к плечу.

– Знаешь ли, это как-то невежливо с твоей стороны. – Адалинда фыркнула сердито.

– Так же как с вашей – удерживать нас с Эбигейл, – последовал незамедлительный ответ.

– Разве вас держат? – притворно удивилась она. Но тут же сбросила ненужную маску: – Сейчас я не могу позволить вам уйти. А после… Все зависит от того, сумеем ли мы с тобой договориться, Джек. Или мне следует называть тебя Эйденом?

Живой человек, наверное, вздрогнул бы от неожиданности. Человек механический застыл. Он и до того сидел неподвижно, но теперь его неподвижность стала какой-то отстраненной, холодной и враждебной. Это продлилось несколько секунд. Затем, медленно, будто с усилием, он повернул голову, и Адалинда с трудом удержала беспечную улыбку, поймав свое отражение в пустых блестящих глазах.

– «Он подключал его ко мне, чтобы настроить зрение», – процитировала она слышанные фамильяром слова. – Так вышло, что я знаю о том случае, кто кого и к кому подключал. Дориан считал это удачной идеей… Но что-то пошло не так, да, Джек? Или все же Эйден?

– Эйден Мерит мертв, – четко выговорил механический человек. – Я лишь храню его память. И в этой памяти можно найти много интересного. – Он склонил голову к плечу и протянул так высоко, как только позволял ему речевой аппарат: – «Не жаль цветочков?»… Помните тот день, дама под вуалью? Мои датчики распознают не только внешность, но и голоса.

Адалинда с облегчением вздохнула и рассмеялась негромко:

– Замечательно. Вот мы и разобрались, кто есть кто. Теперь можем поговорить.

– О чем? – В коротком вопросе явно слышалось недовольство.

– О важном. Фредерик сказал тебе ночью? Нет, похоже, не сказал…

– Что не сказал?

Ходить вокруг да около магиня не стала:

– Дориан жив.

– Мертв, – возразил Джек тут же, даже не задумавшись над ее словами. – Я видел тело.

– Я видела десятки подобных тел. Для мага определенной специализации, целителя или некроманта, не составит труда перекроить плоть, живую или мертвую. Это была обманка. Дориан жив, и я хочу найти его.

– Зачем?

– В каком смысле «зачем»? – Адалинда искренне растерялась. – Тот, кто подстроил все это, с фальшивым телом, с пожаром, похитил Дориана. Из-за его работ – наверняка. Держит его где-то, заставляет делать… даже не знаю что. Мы должны его спасти.

– Мы? – Если бы технически это было возможно, брови над стеклянными глазами приподнялись бы в наигранном удивлении. – Вы и я?

– Он – твой создатель, – напомнила магиня. – И он в беде. Разве ты не хочешь ему помочь?

Неуклюжее движение механического тела, видимо, означало неопределенное пожатие плечами.

– Зачем? – спросил он снова. – Какая мне выгода в его спасении?

Адалинда сдержалась, но прислушивавшаяся к их разговору кошка, с минуту назад вошедшая в гостиную и устроившаяся в одном из кресел, зло зашипела.

– Дориан создал тебя, – повторила женщина. – Подарил тебе жизнь. Разве не правильно будет отплатить ему тем же?

– И, если понадобится, обменять свою жизнь на его? – уточнил Джек. Едкая усмешка, которая не могла появиться на его лице, промелькнула в голосе. – Не рассчитывайте. Я уже понял, насколько опасно даже просто находиться рядом с вами, и не собираюсь рисковать тем малым, что еще имею.

Магиня смерила его неприязненным взглядом.

– Да, – протянула, скривившись. – Ты действительно похож на настоящего человека: в тебе так же мало человечности.

– Достаточно, – уверил Джек, пытаясь копировать ее тон. – Однако склонности к самопожертвованию я лишен напрочь. Если, конечно, на то нет веских причин.

– Причины есть. Ты живешь, пока жив Дориан. Только его дар поддерживает в тебе то, что ты считаешь жизнью. Если он погибнет…

– Погибну и я. Возможно. Но вы не знаете этого наверняка. Предложите что-нибудь другое.

– Издеваешься? – рассердилась Адалинда. После бессонной ночи, полной потрясений и надежд, расчетливая беспристрастность машины, смешанная со вполне людским равнодушием, нешуточно ее бесила. – Раз на то пошло, мне не нужно твое согласие. Ты – вещь, и я могу использовать тебя так, как мне заблагорассудится.

– Будь это так, вы не начали бы этот разговор, – парировал Джек невозмутимо. – Как вещь я весьма неудобен и очень тяжел.

– Ладно. – Магиня устало махнула рукой. – Назови свои условия.

– Деньги.

– Деньги? – удивилась Адалинда. – Зачем тебе деньги?

– Не мне. Эбигейл. Деньги. Сразу. Сегодня. Новые документы. Дом, где ее не найдут.

Эбигейл – этот козырь Адалинда придерживала до поры, но Джек первым открыл карты.

– Хорошо, – согласилась магиня. – Но сегодня не получится. Понадобится минимум два дня.

Выдержав небольшую паузу, Джек кивнул.

– Странно получается, – продолжила она. – Помочь Дориану ради самого Дориана ты отказываешься, хотя обязан ему самим своим существованием. А ради Эбигейл соглашаешься. Почему?

– Для мэтра Дориана я был лишь экспериментом. Игрушкой. А Эби всегда относилась ко мне как к человеку. Теперь я раздаю долги.

– Во сколько же, позволь узнать, ты оцениваешь свой долг перед Эбигейл?

– Десять тысяч.

Десять тысяч. Цифра эта крепко засела в голове… или еще где-то.

Джек не разбирался в таком, не понимал цены денег, но тот, другой, считал, что этой суммы будет достаточно для Эби. Немало, чтобы хватило на безбедную жизнь, на содержание уютного домика, на новые красивые платья, шляпки и шелковые чулки. Но и не слишком много. Большие деньги влекут за собой большие проблемы – так думал другой, и Джек соглашался с ним: он не хотел, чтобы у Эби были проблемы.

– Договорились, – кивнула Адалинда, принимая его условия. – Десять тысяч, дом и чистые документы для Эбигейл.

Джек собирался сказать, что она неверно поняла, и это с учетом стоимости дома – десять тысяч, но другой решил, что так даже лучше.

Решил… Решил бы?

Иногда он путался, думая о другом, был он или все еще есть.

Но в любом случае он часто выручал его. Он или его память, в которой Джек находил ответы и подсказки.

Например, как обезопасить себя от участи быть разобранным на кусочки в процессе изучения. Ведь не было никакого механизма самоуничтожения, мэтр Дориан и не думал ни о чем подобном, создавая его. А другой подумал. Непонятно зачем, но подумал, и это сработало.

Блеф. Другой знал, что это такое. А у Джека, следовавшего его советам, хорошо получалось: неподвижное лицо, лишенный эмоций голос – еще никто не догадался, когда он говорил неправду.

Ранбаунг не догадался. Адалинда, кажется, тоже.

Джек все равно помог бы ей найти мэтра Дориана. У него были для этого причины. И у другого они были. Благодарность? Благодарность. Долг. Сострадание еще. Человечность – она сказала? Да, человечность. Но не только. Желание жить, его собственное и то, что досталось с чужой памятью. Без Дориана он погибнет. А с ним… Джек велел себе не думать пока об этом. Сначала нужно устроить судьбу Эби. Она достаточно уже перенесла по чужой вине и не должна пострадать снова.

– К завтрашнему вечеру постараюсь все устроить, – пообещала Адалинда. – У меня есть человек, которому я могу это поручить. Но время не ждет, ты же понимаешь?

– Что от меня потребуется?

– Для начала – покопаться в воспоминаниях, своих и Эйдена. Особенно о последнем дне. О последних минутах жизни. Мерита убили, ты ведь знаешь это? Знаешь кто?

– Нет. Я… Он не видел. Только вспышка и боль.

Джек ответил честно и тут же испугался, что такая честность покажется магине бесполезной, а с этим и сам он, и Эбигейл, на которую жаль станет тратить деньги. Но женщина, задумавшись о чем-то, отмахнулась:

– После вернемся к этому. Тут нужен Фредерик… А что ты скажешь о нашем госте? О поваре?

Другой усмехнулся… усмехнулся бы:

– Он хорошо готовит. Телятина с грибным соусом в его исполнении – кулинарный шедевр.

– Ну хоть на кухне пригодится, – рассудила Адалинда.

Поднялась, поправила платье и вышла из гостиной, ничего больше не сказав.

Видимо, отправилась к Блэйну. Хотя вряд ли затем, чтобы распорядиться насчет обеда.

Пробуждение сложно было назвать приятным. Тонкие пальцы, сжавшие запястье, казались ледяными. Вонзившаяся в вену игла – раскаленной. Не в силах пошевелиться, Скопа открыл глаза, но не разобрал ничего в затопившем комнату тумане. В следующий миг кровь наполнилась огнем. Жар разлился по телу и камнем застыл в груди, затрудняя биение сердца. Голова закружилась, а дыхание сделалось сухим и горячим, как ветер пустыни.

– Доброе утро, господин повар, – послышался над ухом голос Адалинды Келлар. – Прошу прощения за неудобства. Они временные, поверьте.

Насмехалась, мерзавка…

– Сейчас вы сможете встать, но не делайте резких движений… во избежание болезненных ощущений.

Предупреждение немного запоздало, и Скопа, рывком поднявшийся с пола, согнулся пополам, стиснул зубы и схватился за голову.

– Не так быстро, господин повар, не так быстро. Вашему организму понадобится несколько минут, чтобы адаптироваться к новым условиям.

– К каким условиям? – прохрипел он. Встал, пошатываясь, на ноги. Прищурился, чтобы разглядеть сквозь серое марево лицо стоявшей напротив женщины.

– К моим, конечно же, – ответила она и сделала шаг, приблизившись к Скопе почти вплотную. – Ударьте меня, господин повар, вам ведь хочется.

– Не то слово, – выцедил он, но вопреки желаниям и рукой не шевельнул. И ногой.

– А теперь – себя.

– Какого…

Не сказать, что он не понимал, что делает. Понимал. Сжал пальцы в кулак и со всей дури ударил себя снизу вверх в челюсть. Понимал что, но не понимал зачем. Хотя после удара, надо заметить, в голове прояснилось.

– Небольшие меры безопасности, – пояснила вдова Келлар. Швырнула на пол какой-то сверток и направилась к двери, пояснив на ходу: – Тут новая одежда. Вам она нужна. Приведите себя в порядок, и мы продолжим разговор.

– Я вам…

Она резко обернулась.

– Контрразведка, да? Старая школа: опасен, даже если не вооружен. – Хмыкнула, но не насмешливо, а будто бы уважительно, и представилась словно между прочим: – Внутренняя разведка одаренных. Третья степень посвящения. Поэтому давайте не будем мериться тем, чего у меня по умолчанию нет. Вы уже проиграли. Смиритесь. И переоденьтесь. У вас двадцать минут.

В отведенное ему время Скопа уложился. Спешил, но не из страха.

Первое правило тайного агента: не лезть на рожон. Нарушил? Сунулся герой к «безоружной» женщине? И обделался… во всех смыслах. Поделом.

Сидда-то все понять не мог, какой такой соглядатай из ВРО возле Лленаса трется. А вот какой. Точнее, какая. Всех вокруг пальца обвела. Помнилось, промелькнуло в докладах, но никто значения не придал, отчего это Келлар, имея жену-красавицу, как таскался по бабам до свадьбы, так и таскается. А подумали бы, может, и смекнули бы, что все оттого, что ничего господину Форесту со стороны супруги не обламывалось: у нее изначально другая цель была – в нужное общество влезть и к Лленасу подобраться.

А еще Скопа точно знал, что Адалинду Келлар их ведомство проверяло не раз, в том числе и на принадлежность к одаренным: даже амулетика какого-никакого при ней не почуяли. И вспомнившийся этот факт заставил контрразведчика не то чтобы магиню зауважать, но сдохнуть ей желать уже не так горячо. Слышал он, как маги дар прячут и во что им это обходится. Не каждый на такое пойдет. Они же, маги, и дня не проживут, если колдовать не будут, так что когда им дар запирают, ломает их первое время нещадно. И потом, когда снова сила возвращается, ломает.

Вот и торопился Скопа. Обмылся, переоделся, старую одежду скрутил и в угол закинул. Нечего лишний раз и без веской причины эту дамочку злить, потому как тот, кто себя не жалеет, тот и к другим жалости не испытывает.

Она поджидала в коридоре.

Окинула его оценивающим взглядом и удовлетворенно кивнула. Сделав знак идти за нею, не оборачиваясь больше, направилась в глубь дома и, миновав несколько закрытых дверей, вошла в какую-то комнату. В спальню, как оказалось. Даже жена лавочника, не говоря о даме из высшего света, коей эта особа полгода успешно прикидывалась, не привела бы постороннего мужчину в свою спальню. Агентессу ВРО такие мелочи не смущали.

– Присаживайтесь. – Словно в подтверждение того, что приличия ни капли ее не волнуют, женщина указала на смятую, небрежно прикрытую цветастым покрывалом постель. – Разговор может затянуться.

Скопа подчинился. Роль пленника не была его любимой, но игралась уже не впервые: главное, не провоцировать ненужную агрессию к себе, выказывая неповиновение, и вместе с тем не переборщить с покорностью.

– Время дорого, господин повар, а потому начнем с главного. На кого вы работаете и какое задание вам дано?

– Контрразведка Линкарры… как вы уже знаете. Задание – наблюдение за домом мэтра Алистера Ранбаунга и его гостями.

– То есть следили не за мной? Радует. Дело, я полагаю, ведется… точнее, велось в отношении мэтра Лленаса и его возможных связей с Гилешем?

– Да. – Скопа не видел смысла скрывать того, что и так должно было быть известно этой дамочке.

– Хорошо. – Адалинда Келлар ненадолго задумалась. – А сейчас я задам вопрос, от ответа на который будет зависеть многое, господин повар. И если вы ответите честно, ничего не почувствуете. Но если решите обмануть…

Оборванная фраза заставила его напрячься в преддверии новой магической пакости.

– На кого, на какую организацию или человека вы работаете помимо контрразведки? – медленно проговорила женщина.

Скопа в искреннем недоумении сдвинул брови.

– Что ж… – магиня пригляделась к нему оценивающе. – С одной стороны, это радует. А с другой… Как агент наших врагов вы могли бы оказаться весьма полезны. Но, быть может, я еще найду вам другое применение.

Она говорила о нем как о вещи, и сколь ни сдерживался контрразведчик, желание сказать что-то резкое и грубое в ответ было сильнее. Но не сильнее вновь вспыхнувшего в груди пламени. Зубы сжались сами собой с противным скрежетом, и не брошенное в смазливое личико ругательство комом застряло в горле.

– Держите себя в руках, господин повар, – поморщилась раздраженно вдова Келлар. – По крайней мере ближайшие два часа. Потом станет легче, и сможете высказаться… если еще останется такое желание.

– Что вам от меня нужно? – справившись с собой, спросил Скопа.

– От вас лично – ничего. Вы сами набросились на меня, помните? Но сейчас я испытываю некоторый недостаток ресурсов, в том числе человеческих, и мне не помешает опытный оперативник. И хороший повар – тоже.

– Выбора, как я понимаю, у меня нет?

– Отчего же? – Она пожала плечами. – У вас три варианта. Остаетесь и работаете на меня. Уходите и забываете обо всем, что случилось в последние сутки. Делаете какую-нибудь глупость и… Но это очень неприятный вариант, до него, надеюсь, не дойдет.

Адалинда не умела работать в команде. Никогда не была координатором. Не была старшей. Для нее служба во внутренней разведке сводилась к индивидуальным заданиям, данным свыше. Она знала, что, по сути, является лишь исполнителем, талантливым, без ложной скромности, инициативным, творческим, как отмечал полушутя-полусерьезно Фредерик, но исполнителем. Теперь же ей предстояло либо взять дело в свои руки, либо положиться на опыт и организаторские способности бывшего мужа. Еще вчера, несмотря на все, что случилось между ними в прошлом, она предпочла бы второй вариант. Сегодня уже задумалась. Фредди темнил, недоговаривал, скрывал что-то, в том числе, как ей казалось, свой истинный интерес в происходящем. Что там у него? Неограниченные полномочия? Покровительство Совета Академий? Не похоже, что Фредерик рассчитывал на помощь со стороны. А она изначально этой помощи не ждала. Значит, придется собирать собственную армию, и лучше, чтобы эта армия подчинялась именно ей.

Отвернувшись от контрразведчика, делающего вид, будто обдумывает ее предложение, Адалинда горько скривилась. Армия! Своевольная машина и связанный узами подчинения агент военного ведомства – вот и все ее солдаты. Десяток статистов, годных лишь для разовых поручений, не в счет. О «своих людях» в управлении придется забыть. Негусто.

– Я присягал на верность республике… – начал издалека «повар».

– Какое совпадение! – Магиня в наигранном восторге хлопнула в ладоши. – Я тоже! И если вы это к тому, что, работая на меня, измените присяге или как-то нарушите закон, то напрасно: все мы служим интересам Линкарры. Но дело, в которое вы по неосмотрительности ввязались, исключительно секретное, и согласовывать свои действия, а в частности – ваше привлечение к расследованию, с руководством контрразведки я не стану, да и права такого не имею, но впоследствии…

Она лгала. Самозабвенно, на одном дыхании. Сидевший напротив мужчина вовсе не казался легковерным дураком, но некоторые слова просто должны быть сказаны – как оправдание для принятия дальнейших решений, как слабая, но гарантия.

– Либо остаюсь, либо ухожу и забываю все? – хмуро уточнил контрразведчик.

Третий вариант он не упомянул, да и в наличии для себя второго, судя по голосу, сомневался. Правильно сомневался: избирательная очистка памяти требует определенного уровня подготовки и тянет немало сил, а в данном случае Адалинда не была уверена в целесообразности подобного расточительства. Куда проще упрятать ненужного свидетеля в какой-нибудь подвал… Но он, естественно, подумал о более радикальных методах и решил не тянуть с ответом, только поинтересовался, что именно от него потребуется.

– Ничего, чем вам не приходилось бы заниматься ранее. Но прежде чем введу вас в курс дела, – клятва на крови: подчинение приказам и молчание.

Стандартное условие при привлечении сторонних лиц. И необходимое в создавшейся ситуации. Поводок, на который она его посадила, истончался. В построении ментальных связей Адалинда была не сильна, к тому же жалела сил на подобное воздействие, а повторная инъекция могла превратить «повара» в покорного и безмозглого зомби в лучшем случае на несколько дней, в худшем – навсегда.

– Это – обычная процедура при оформлении соглашения с нашим ведомством, – добавила она.

– Знаю, – выцедил контрразведчик.

Задолго до возвращения Фредерика с формальностями было покончено. Адалинда отпустила «новобранца» и осталась в комнате одна. Бодро начавшееся утро перешло в унылый день. Усталость. Растерянность. Бессилие. И это она еще старалась не думать о Дориане…

Старалась, но думала все равно.

Маленькая армия ждала приказа, а у главнокомандующего в голове вместо четкого плана – страхи, надежды и глупые мечты. Однозначно глупые, потому что, как бы ни повернулось, счастливого конца у этой истории не получится.

– Что ты в нем нашла? – спросила она, глядя в пыльное зеркало. Фредди задавал ей тот же вопрос, и ему объяснить было проще, чем себе.

Ну и пусть. Все равно ничего не будет. Было… помутнение какое-то, побочный эффект от блоков, неспособность мыслить логически. Она написала тот рапорт, подала в отставку, словно верила, будто что-то может получиться – после всей лжи, после того, как он узнал бы…

От бессмысленных раздумий ее спас приход Фредерика.

Адалинда почувствовала его, едва эмпат ступил на крыльцо. Когда открыл входную дверь, сработала сигнальная сеть. О дальнейших его действиях сообщала Роксэн. Зашел в комнату, которую, верно, назначил своей. Оставил там сумку. Заглянул в ванную, а оттуда – сразу к ней.

– Я заключила контракт с «поваром», – предупреждая расспросы, сообщила Адалинда.

– Так и знал, что ты его оставишь. И что у нас на обед?

Фредерик пытался шутить, но не нужно было обладать его способностями, чтобы видеть, что он чем-то обеспокоен и намеренно оттягивает серьезный разговор.

– Говори, – велела она.

– Что? – Нелепая попытка сделать вид, будто ему невдомек, о чем она.

Если бы Фредди действительно хотел умолчать о чем-то, сделал бы это без труда: с его-то талантами.

– То, о чем ты все равно скажешь. Это что-то важное? О Дориане?

– О Лео.

Сердце пропустило удар, но после забилось так же ровно.

– Что с Лео?

Эмпат замялся. Смущение не шло ему и казалось неестественным.

– С ним все хорошо. Но я решил, что следует принять дополнительные меры защиты…

– Решил, не обсудив со мной? – Адалинда не злилась. Пока не злилась.

– Не было времени. – Бывший муж покаянно понурился. – Я связался со своим человеком в школе, повторно организовать надежный канал могло оказаться сложно… В общем, я попросил перевезти Лео в безопасное место.

– И?

– И он уже там.

– Там – это где?

– Пансион в Веллари. Не переживай, он с надежными людьми, отдыхает – считай, что на каникулах. Позже я напишу адрес и инструкции на случай, если тебе придется ехать за ним без меня.

Она прикусила губу, чтобы не высказать всего, что хотелось. Это и не нужно – Фредерик без слов почувствовал, что она думала о нем в этот момент.

– Теперь нас ничто не отвлечет от дела, – закончил он тем не менее невозмутимо. – Предлагаю обсудить нюансы за чашечкой кофе. У меня. Жду через десять минут.

Не дав ей шанса что-либо вставить, эмпат вышел из комнаты.

– Что думаешь? – обратилась Адалинда к неслышно появившейся в спальне Роксэн.

Кошка оглянулась на закрывшуюся за Фредериком дверь и раздраженно фыркнула.

– Мерзавец и лжец, да. – Магиня ласково погладила ее за ухом. – Но он нам нужен.

И он прав: если Лео в безопасности, ничто не помешает ей искать Дориана. Пусть у их истории не выйдет счастливого финала, но и трагедии она не допустит.