Вечером следующего дня Тьен сидел в небольшом ресторанчике на окраине Ли-Рей. Он никогда раньше не бывал в этом заведении и вряд ли когда-нибудь придет снова: отвратительная кухня, унылый интерьер, пошлые песенки в исполнении пожилого паяца с гармоникой. Но сегодня, никому здесь не знакомый и не интересный, он мог спокойно дождаться того часа, когда в домах начнут зажигать свет. Скоро кто-нибудь, козырь или его фигуристая подружка, поднесет горящую спичку к фитильку лампы или провернет ручку электрического включателя, и тогда он увидит их. Обязательно увидит.

— Желаете что-нибудь еще?

— Кофе. Принесите полный кофейник, сахара и сливок не нужно.

— Что подать к кофе? Могу предложить вам крепсы с вишневым сиропом или…

— Просто кофе. И счет.

Официант собрал на поднос тарелки с нетронутым салатом и жюльеном, который юноша лишь слегка поковырял вилкой, и через несколько минут принес кофейник и чашку.

— Мне кажется, вы чем-то расстроены, — обронил он негромко, наклонившись, чтобы налить кофе. — Одна из девушек, что сидят за столиком у эстрады, с радостью скрасила бы ваш вечер.

— Благодарю за заботу, но как-нибудь в другой раз.

— Вы не…

— Я сказал: нет.

Юноша резко развернулся к официанту, и тот оторопело отпятился, как щитом закрыв грудь подносом. Обычно ярко-зеленые глаза вора сейчас казались совершенно черными, словно расширившиеся неестественным образом зрачки затопили собой радужку, и если бы человеку хватило выдержки посмотреть в эти глаза подольше, он, возможно, заметил бы, как на дне их вспыхивают время от времени недобрым светом маленькие огоньки. Но официант быстро отвел взгляд и поспешил удалиться.

Кофе тут был таким же дрянным, как и еда. Или — эта мысль пришла в последний момент — он просто не чувствует настоящего вкуса. Как бы там ни было, Тьен сделал несколько глотков и отодвинул чашку. Достал из кармана спички. Пора.

Он уже видел сегодня их обоих, и шулера, и его девку, но всегда лишь мельком, в случайных вспышках, когда, как учил Огонь, обращался внутренним взором к отражениям пламенной стихии. В первый раз было сложно: долго не получалось понять, как можно слиться сразу с тысячами горящих по всему городу огней, а когда получилось, голова, казалось, разорвется на части, распираемая заполнившими ее образами. Видимо, он хватил лишку, и вместо тысячи огней пред ним их зажглось миллион, лица и силуэты накладывались друг на друга, дворцы и нищенские халупы срастались стенами, населяясь странными существами, лишь отдаленно похожими на людей, и в беснующемся пламени не разобрать было, кто есть кто. Его стошнило, кровь пошла через нос и уши. Но Тьен справился. Придя в себя, повторил снова и не раз, пока, в конце концов, к полудню, наверное, не научился концентрировать внимание на выбранных образах, оставляя из тысяч сотни, из сотен — десятки, а после сосредотачиваться на одном. Листал отпечатавшиеся в огне картинки, словно страницы книги, быстро, но внимательно просматривая каждую. Так и нашел впервые козыря. Узнал сразу по худому, вытянутому лицу, длинному носу и тонким усикам, по темным, постоянно прищуренным глазам расчетливого хищника. Нашел его и тут же потерял. После видел белобрысую потаскуху, укравшую у него законный выстрел, который мог предотвратить немало бед и — самое главное — сохранил бы жизнь Ланса. Сучка смеялась, разговаривая с кем-то рядом, но огонь не позволял слышать — только смотреть. И Тьен смотрел до тех пор, пока и она не растаяла, скрытая другими изображениями…

Но теперь, когда наступил вечер, они уже не спрячутся от него.

Юноша зажег спичку и сосредоточенно всмотрелся в огонек. Секунда, две. Не только увидеть, но еще и почувствовать. Они где-то рядом, где-то совсем рядом…

— Простите, но у нас не курят, — несмело приблизился официант.

— Я и не курю.

Бросив спичку в чашку с недопитым кофе, Тьен оставил на столе деньги за обед, надел пальто и вышел на улицу.

Совсем рядом. Лишь пять минут ходьбы. Два поворота. Три ступеньки на крыльце.

Жаль, что он не научился перемещаться через пламя, вошел бы сейчас без стука. Можно попробовать, конечно, но риск снова взорваться вместо того, чтобы гореть был велик, а Тьен не хотел, чтобы козыря завалило обломками стен — прежде чем сдохнуть, тот должен узнать, за что.

— О, какая встреча! — громко воскликнули за спиной, когда рука вора уже потянулась к звонку. — Мой юный и, несомненно, талантливый друг-стихоплет!

Тьен обернулся. К нему, тяжело опираясь на трость, поднимался по ступеням Александр Виллер. Поэт был дважды «не»: не в духе и нетрезв.

— Шли бы вы отсюда, — посоветовал юноша спокойно.

— А почему не в рифму? — пьяно оскорбился, невзирая на почти весеннее тепло, укутанный в шубу бородач. — У тебя же такие дивные экспромты выходят… щенок!

— Пшел отсюда! — ощерился Тьен.

— А зубки, смотрю, тебе уже считали и одного недосчитались, — раскатисто рассмеялся Виллер. — Что случилось? Кому-то не понравились твои стишки?

— Иди, куда шел, — угрожающе повторил вор. Не хватало устроить шум под дверью козыря. Хотя… — Какого ты ко мне прицепился, бумагомаратель бездарный? Я уроков стихосложения по четным дням не даю.

— Что?!

— Что слышал, серость.

— Ты как со мной разговариваешь, сосунок?!

Вилер замахнулся тростью, но Тьен увернулся от удара, вырвал у поэта отполированную палку черного дерева и несильно, словно дразнясь, стукнул мужчину набалдашником по скрывающей плешь шапке, а после, опять же набалдашником — по двери.

— Думаю, мировая литература немного потеряет, если сейчас вас убьют, — совершенно искренне заявил он покрасневшему от злости бородачу.

— Литература? — взревел тот, разъяренным медведем бросаясь вперед. — Мировая? Да что ты понимаешь в литературе? Ты, жалкое подобие человека…

Рукоприкладство плохо сочетается с полемикой, и, отвлекшись на речь, Виллер пропустил удар в живот. Впрочем, не слишком сильный: Тьен не ставил целью столкнуть его с крыльца. Наоборот, он хотел подпустить поэта к входу, а сделав это, ловко обошел со спины и пнул ногой под зад.

Неповоротливая туша врезалась в закрытую дверь, но, увы, петли сидели крепко.

— Убью сученка! — завопил поэт.

Хотел обернуться, но помешала громоздкая шуба и колено вора, снова с силой ткнувшее пониже спины. Литератор вторично приветствовал дверь лбом и, чтобы устоять на ногах, схватился за шнурок звонка.

В доме и без этого уже услышали шум на крыльце, и наверняка сейчас прислушивались. А поскольку предмет спора был далек от криминальных дел и ближе к искусству, всполошиться не должны, и либо сейчас кто-нибудь выглянет, чтобы прогнать драчунов с крыльца, либо под шумок удастся все-таки высадить дверь. Но Тьен рассчитывал, что все же выглянут: драка может закончиться поножовщиной и приездом полицейских, которые первым делом обратятся за разъяснениями к жильцам, на чьем пороге развернулось трагическое действо — козырь должен это понимать.

И он понимал. После того, как бородач, не без посторонней помощи, в третий раз врезался в дверь, та осторожно приоткрылась, и в проеме показался недовольный молодой человек лет двадцати пяти, в домашнем халате, взъерошенный и с веником в руке.

— Виллер? — узнал он известного в Ли-Рей сочинителя. — Что это вы устроили на моем крыльце? А ну-ка…

Не дожидаясь окончания гневной тирады, Тьен спихнул поэта со ступеней и втолкнул в дом замахнувшегося веником хозяина. Или не хозяина, сейчас это было неважно. Захлопнул за собой дверь, поймал за шкирку намеревавшегося сбежать в комнаты человека и, прижав его спиной к себе и взяв в крепкий захват шею, приставил пистолет к виску. Все случилось в считанные секунды и не потребовало особых усилий: людям никогда не соперничать в силе и скорости с флеймами, а сейчас Тьен ощущал себя именно флеймом, целиком доверившись бушевавшему в душе огню.

— Где он? — тихо спросил он своего пленника.

Имени не называл, да он и не знал его, но человек понял. Тяжело сглотнул, сколько позволяла сжимавшая горло рука, и указал на завешенную портьерой дверь. Но даже не сделай он этого, шулер сам выдал себя спустя лишь миг. Вероятно, услыхав, что дверь на улицу закрылась, а крики на крыльце стихли, он решил, что все уже кончено.

— Тео, захвати из прихожей газету, — прокричал он из глубины дома, обращаясь, очевидно, к молодому человеку в халате. — Тео?

— Он немного занят, — ответил за заложника Тьен.

Не спеша и не убирая пистолета от его виска, он ввел Тео в просторную комнату, то ли в гостиную, если судить по дивану и креслам, окружившим маленький круглый столик, на котором стояли чашки и блюдо со сладостями, то ли в художественную студию: половину помещения занимали холсты и мольберты, а в воздухе до одури пахло красками и едко — растворителем.

Шулер сидел на диване рядом с подружкой, чаевничал, но, услыхав чужой голос, успел вскочить и достать револьвер. Со щелчком взвел курок.

— Вот и свиделись, жухло, — приветствовал его вор, прячась от меткого выстрела за Тео. Кивнул замершей с открытым ртом красотке. — И тебе привет, кошка.

Что теперь делать, он не знал. Мозг, последние сутки затуманенный горем и яростью, вдруг очнулся, выдав возможное развитие дальнейших событий. Вот шулер стреляет в его «щит» (ему ведь плевать на подельников, одним больше, одним меньше), а следующая пуля входит ему, Тьену, между глаз. Как-то невесело, но план менять уже поздно. Да и не было у него никакого плана, когда шел сюда…

— Ух ты, — выдохнул козырь, даже рука с пистолетом дрогнула. — Уж кого не ожидал увидеть.

Узнал, значит.

— Что ж вы все такие памятливые на мою рожу, — процедил недовольно вор. — Хотя с тобой, мразь, оно и лучше. Долго объяснять не придется.

— А что ты мне объяснять собрался, малыш? — шулер быстро пришел в себя. — Пришел мне мстю великую чинить? Или… — темные глаза подозрительно сощурились, — царьки по мою душу прислали? Хотя, если бы от них, ты не один явился бы. Или ты не один?

Он только спросил, а в дверь уже барабанили:

— Открывай, щенок! — разорялся оставленный на улице поэт. — Думаешь, спрячешься?

— Это не со мной, — ухмыльнулся Тьен.

А в следующую минуту дверь все-таки не выдержала натиска, и запыхавшийся Виллер ворвался в комнату.

— Я тебя…

Грянул выстрел — нервишки у козыря сдали — и стихоплет плашмя завалился на спину. Тьен не видел, куда угодила пуля, но в меткости шулера не сомневался.

— Я же сказал, это не со мной, — покачал он головой.

Мировая литература немного потеряла. Совсем ничего.

— Твою ж мать! — выругался козырь. — Патти, собирай барахло, сейчас тут будет жарко.

— Сиди, где сидишь, — прикрикнул вор на вскочившую с места потаскушку. — А жарко будет, я обещаю.

Бандит опасался, что слышавшие выстрел соседи вызовут легавых, но Тьен собирался управиться до того, как те появятся. Правда, пока не решил, как. Разум вновь уступил ненависти, но жегший нутро огонь не спешил вырваться наружу и испепелить здесь всех. Значит, надо иначе…

— Ты мне угрожаешь, щуренок? — решил взять нахрапом козырь. — Мне? Слушай внимательно, малыш. Один раз тебе повезло. Хочешь сохранить удачу и дальше, отпусти моего брата и уходи отсюда по-хорошему. Или ты думал, я тебе деньжат на дорожку дам?

Несмотря на то, что у Тьена было оружие и заложник, несмотря на то, что он сумел отыскать его убежище, шулер все равно не воспринимал юного вора всерьез, пренебрежительно называя малышом. Решил, что он испугается и захочет сбежать, как в тот раз, но издевательский тон лишь подливал масла в огонь.

— Так это твой брат? — спросил, слегка растягивая слова, флейм.

Козырь замер. Дернул губой, отчего навощенные усики зашевелились как у таракана. Что-то не понравилось ему в том, как был задан вопрос.

— Я художник, — промямлил Тео. — Это мой дом…

Тьен подумал, а стал бы он сам, взяв большой куш и убив подельников, прятаться в доме Софи или у Ланса с Манон. Никогда. Видно, не так уж дорожит шулер братишкой.

Хотя, встрепенулся, поняв, что «малыш» настроен серьезно, занервничал.

— Отпусти его, — повторил козырь, медленно отводя в сторону руку с револьвером. — Он не при делах. Не впутывай его в наши разборки.

— Ты сам его впутал, — ровным голосом заметил Тьен. — И знаешь… Коммивояжер, которого ты убил три дня назад, тоже был братом. Моим.

Вместе с последним словом он нажал на спусковой крючок и отступил на шаг, позволяя телу художника свободно рухнуть на пол.

— Тео!

Забыв обо всем, бандит бросился к брату, упал на колени рядом. Он был всего в паре ярдов, вытяни вперед руку и всади в поникшую голову оставшуюся пулю, но Тьен медлил. Смотрел на него, тормошащего бездыханный труп, и пытался понять, действительно ли ему удалось причинить убийце друга ту же боль, что испытывал он сам. Ведь если да, это и было бы самым справедливым возмездием…

— Убью! — в секунду подорвавшись с пола, козырь бросился на него.

Иногда человек все же может сравняться с флеймом, тогда, когда в его сердце горит такая же ненависть. Налетел, сбил с ног, придавил к полу собственным весом. От удара о голые, ничем не застланные доски Тьен разжал пальцы, и револьвер выпал из руки и отлетел в сторону.

— Убью-у-у… — выл ему в ухо бандит, колотя кулаками, напрочь забыв о том, что сжимает в одном из них пистолет. — Убью тварь…

Резко дернувшись, вор ударил противника лбом по носу и сумел перехватить руку с оружием. Сейчас у него был только один шанс: завладеть оружием козыря, или хотя бы выбить его, а там — доползти до своего.

Из разбитого носа шулера на лицо юноше закапала кровь. Мерзко до тошноты.

Бандит оскалился, словно хотел зубами вцепиться ему в глотку, но Тьен успел схватить его за горло, недостаточно сильно, чтобы задушить, но достаточно, чтобы удержать на расстоянии. Второй рукой вор все еще сжимал державшую пистолет руку противника… А вот третьей руки у него, увы, не было, и нечем было отвести нацелившийся в голову кулак бандита. От мощного удара в ушах зашумело. Он всего на миг потерял контроль над ситуацией, и именно в этот миг дуло револьвера уперлось ему в бок.

— Убью, — прошипел козырь.

Тьен медленно разжал сжимавшие горло шулера пальцы, но руки не убрал. Наоборот — крепко обнял бандита за шею и притянул к себе.

— Убивай, — разрешил шепотом.

Человек помедлил. Может, его смутило такое согласие. Может, успел заглянуть поверженному, казалось бы, сопернику в лицо и увидеть, как его недавно черные глаза сначала наливаются зеленью, а после желтеют, и зрачок сужается и вытягивается в тонкую вертикальную щелку. Но промедление было недолгим.

Выстрела Тьен почему-то не услышал, лишь почувствовал, как в живот всадили раскаленный вертел, а после стали наматывать на него кишки. Боль была такая, что хотелось кричать, и он не стал бороться с этим желанием, звуком собственного, похожего на звериный рев голоса, удерживая себя в сознании.

Ничего, сейчас будет легче. Сейчас…

Огонь уже уступил место Воде, и на смену флейму пришел водяной змей. Рука, словно гибкое тело удава, сдавливала шею жертвы, мнящей себя убийцей. Пока несильно, но ведь он и не собирался его душить…

Козырь попытался освободиться из захвата и вдруг хрипло закашлялся.

Значит, получается. Все правильно, жизнь покидает тело вместе с водой, и в первую очередь пересыхают легкие. Малышка Софи сутки харкала кровью… Но шулеру это не грозит: у него не будет столько времени…

— Ян! — осмелилась подбежать к ним подружка-подельница. — Ян!

Она потянула любовника за плечи, но лишь спровоцировала новый приступ кашля, перешедший в удушливое хрипение.

«Значит, его зовут Яном», — отметил про себя Тьен, чувствуя, как боль отступает.

Вместо нестерпимого жжения в животе словно змеи зашевелились. Видимо, внутренности срастались и выталкивали наружу пулю… Щекотно…

А козырь уже просто лежал на нем и не шевелился. Но еще дышал. Еще секунд десять…

«Его звали Яном», — мысленно повторил юноша, сталкивая с себя безжизненное тело.

Поднялся на ноги, распахнул пропаленное выстрелом пальто, задрал мокрый от крови пиджак и превратившуюся из голубой в темно-лиловую рубашку и осмотрел то, что осталось от раны. Еще розовый, но белеющий на глазах шрам. В этот раз исцеление прошло намного быстрее. И ни одна фиалка не пострадала…

Откуда-то из складок одежды выпала и ударилась о пол смятая пуля.

Тьен поднял пистолет козыря и отыскал глазами его подружку, в страхе забившуюся в угол. От увиденного она онемела, только смотрела на него, в суеверном ужасе расширив наполнившиеся слезами глаза, и трясла головой.

— Патти, да? — спросил он. — Патриция? Красивое имя, тебе идет.

Силы флейма не возвращались, он не чувствовал больше огня. Силы тритона были уже не нужны.

Решил, что хватит и сил человека. Уставшего, два дня не спавшего человека, безуспешно пытавшегося утопить свое горе в чужой крови.

— Не убивай, — прошептала дрожащими губами женщина. — Пожалуйста.

— Убеди меня. Ты ведь это умеешь. — Юноша улыбнулся. — Помнишь, как тогда? Покажи мне снова тот фокус, покажи, как любишь длинные стволы.

Она приблизилась медленно, словно под гипнозом. Руки с револьвером вор не поднял, и ей пришлось стать на колени. Представление в этот раз не казалось таким соблазнительным, и он пропустил прелюдию, а когда дуло оказалось у нее во рту, спустил курок…

С улицы слышался невнятный шум, люди собирались у выбитой двери, откуда слышались крики и выстрелы, но войти до приезда полиции не решались.

Покидать студию тем же путем, что он попал сюда, было небезопасно. Читай больше книг на Книгочей. нет Тьен поставил на то, что козырь вряд ли отсиживался бы в доме всего с одним выходом, и сам у себя выиграл: окна спальни выходили в узкий пустой проулок.

А на кровати лежал чемодан. Девять к одному, что со злополучной кассой. Восемьдесят тысяч листров. Впрочем, выпущенным из лампы саламандрам было безразлично, что жрать…