В один из вечеров, когда на Париж опустились душные летние сумерки, из трехэтажного дома по улице Святого Фомы вышел человек в легком синем плаще. Он направлялся в Лувр, находившийся всего в пятнадцати минутах пешего хода. Но мужчина торопился на очень важную встречу, поэтому, сокращая путь, свернул с более-менее освещенной масляными фонарями улицы в узкий извилистый переулок, с обеих сторон которого стояли мрачные каменные дома с закрытыми ставнями.

Вскоре он услышал за собой шаги двух человек и резкий разбойничий свист, повернув за угол, он увидел, как впереди от стены дома отделились три человека, и не спеша двинулись к нему, один из них держал в руке горящий факел. С первого взгляда становилось ясно – это ночные грабители, – помятые черные шляпы, заросшие щетиной давно небритые, недобро ухмыляющиеся лица, ну и конечно, большие ножи за матерчатыми поясами. Мужчина в плаще оглянулся. Сзади, помахивая короткими дубинками, к нему приближались повеселевшие сообщники бандитов – у жертвы точно не было шпаги, значит, все закончится быстро и без лишней суеты.

Мужчина встал боком к обеим группам, спокойно переводя взгляд с одних на других. Такое поведение несколько смущало бандитов, человек не звал на помощь и не пытался вырваться из окружения.

– Снимайте плащ, сударь, – угрожающе прохрипел невысокий, плотного телосложения грабитель с лицом покрытым шрамами, на вытянутой руке обводя факелом фигуру жертвы, – и отдайте ваш кошелек по добру, по здорову. – Товарищи, стоящие за его спиной, демонстративно медленно вытащили из-за поясов тесаки.

Человек в плаще сделал короткое движение ладонью в его сторону, бандит, выронив факел, от резкой боли схватился за живот, с отрывистым мычанием хватая ртом воздух. И пока грабители с недоумением глазели на своего вожака (бесконтактный метод нападения всегда выглядит впечатляюще!), человеку хватило двух секунд, чтобы оказаться сзади двух верзил с дубинками и одновременно нанести им ребрами ладоней рубящие удары чуть-чуть ниже ушей. Они беззвучно рухнули на землю. А незнакомец шагнул к оставшимся, они, выпучив глаза, пока так ничего и не поняли толком, но выставив тесаки, бросились на него. Человек в плаще легко ушел в сторону, ногой ударил одного под коленную чашечку и, тотчас перехватив руку с ножом под треск ломающейся кости и протяжный вопль грабителя, прокрутил нападавшего вокруг себя, мешая ударить второму, у которого в следующее мгновение выбил оружие ударом по локтю, а кулаком в кадык отключил сознание.

На верхних этажах открылись окна, откуда осторожно выглянули испуганные и заспанные лица. Ногой в лоб неизвестный мастер боя прервал мешающие людям крики и стоны покалеченного, и пошел вслед за вожаком, а тот, держась руками за живот, согнувшись и шатаясь, трусил по переулку.

– Не подходи, дьявол, – хрипел бандит, оглядываясь на страшного человека в плаще, а он небрежно пнув убегающего под зад, поднял голову вожака за волосы и ударил лицом об булыжники мостовой. Если ночной убийца выживет, до грядущей виселицы одним шрамом на его роже будет больше, делов-то!

Тайный советник Его Величества Людовика XIV аббат Эдмунт де Флери, задумавшись, сидел за громадным письменным столом, заваленном бумагами, картами и книгами. Он готовился к предстоящей встрече с королем. Стол занимал, примерно, треть его небольшого кабинета, еще столько же места захватили высокие книжные шкафы по обе стороны помещения, упирающиеся в потолок. Для посетителей предназначался небольшой диванчик, обтянутый сафьяном и два старых, но крепких кресла. Эдмунту де Флери недавно исполнилось сорок семь лет, он был худощавого телосложения, с вытянутым аристократическим лицом и пронзительным умным взглядом, его предки происходили из древнего, но обедневшего рода, ведущего свое начало еще со времен правления Филиппа IV Красивого.

Де Флери при дворе сейчас почти никто не помнил, кроме самых давних и преданных вельмож короля, хотя он находился при Людовике уже более тринадцати лет, с 1661 года, с тех пор, когда Король-Солнце зашел на престол.

А за полгода до этого очень способного священника, обладающего энциклопедическими знаниями, старенький настоятель небольшого монастыря Сен Клод представил кардиналу Мазарини. В течение нескольких многочасовых бесед со скромным священнослужителем кардинал пришел в восхищение от его знаний, живости ума и построения строгой логики, исходящих из комплекса реалий и исторических параллелей, четких, труднооспоримых выводов по большому кругу вопросов, как богословских, так и общественных.

Мазарини понял, что перед ним человек, имеющий государственный склад ума, а таких при дворе можно было пересчитать по пальцам, но и среди них никто не знал восемнадцать языков. Де Флери прекрасно бы справился с должностью любого министра, но, к сожалению, аббат не рвался, ни к власти, ни к деньгам, проявляя к этим мирским соблазнам абсолютное равнодушие. Его больше привлекал тихий шелест страниц редких книг, перелистывая которые, он испытывал такие же чувства, как и гурман, проглатывающий слюну перед подачей изысканных блюд. Но от таких редких людей Мазарини отказываться не собирался, и уже чувствуя, что протянет на этом свете недолго, предложил аббату иногда помогать молодому Людовику добрыми верными советами, прилагая свои знания на благо короля и Франции.

– Ваше Преосвященство, у меня нет опыта в государственных делах, – в некоторой степени польщенный, но больше смущенный предложением кардинала ответил де Флери, – а без него любые знания в этом сложном деле не помогут.

– Вы не правы, мой друг, – возразил Мазарини, – умный человек не примет дурацких решений, он может принять неверное, и то, только из-за недостатка информации. Но если возникшую проблему разложить на составные, выделить из нее причину и следствие, то решение становится ясным и безошибочным. А вы на это способны. И я полагаю, благодаря вашему аналитическому мышлению вы будете очень полезны молодому государю. Но, а опыт – дело наживное. Возьмем, к примеру, поэта Малерба, которого мой предшественник кардинал Ришелье сделал казначеем Франции. И он неплохо справлялся.

– Но ваше Преосвященство, – взмолился де Флери, – это же такая ответственность – советовать королю! Я не достоин.

– Не скромничайте, аббат, мне об этом лучше знать, – нахмурился кардинал. – Разве вы не патриот Франции, разве вы не молитесь святому Дионисию, покровителю нации? И если я выбрал вас, то значит, так надо!

Де Флери понял, что отказываться от предложения Мазарини опасно и глупо. В конце концов, он действительно может кое в каких вопросах давать консультации королю.

Тогда аббат поставил единственное условие – он будет советником, если король пожелает принять его скромную помощь, но советником тайным. Он не собирается тратить свою жизнь на пустое времяпрепровождение как многие из вельмож, крутящихся возле Людовика на дворцовых приемах и балах, пирах, охотах и тому подобное. Только так.

– Ну что ж, де Флери, если вы настаиваете, пусть будет по-вашему, – согласился Мазарини. – Но и у меня есть небольшое условие: наше знакомство и сегодняшняя встреча должна остаться тайной для всех, и для короля тоже. Следует отметить, что молодой Людовик относился к кардиналу весьма неоднозначно, недолюбливая главного духовника Франции, но, однако, явной вражды не проявлял.

Опытному интригану и пройдохе Мазарини не составило особого труда через ничего не подозревающих влиятельных лиц вывести аббата де Флери на ближайшее окружение короля. Как и надеялся кардинал, де Флери поразил всех знаниями и естественной скромностью, способностью поддержать разговор на любую тему с любым человеком. Дамы, в особенности, были от него в восхищении, так как аббат много путешествовал, то знал многие тонкости парфюмерного и парикмахерского искусства многих стран и времен. По их просьбам охотно читал знатным представительницам слабого пола стихи модных и известных поэтов, цитировал афоризмы Ларошфуко, высказывал тонкие и точные замечания по поводу знаменитых пьес Корнеля, Расина, и неоднозначно принимаемых в высшем обществе комедий Мольера. Казалось, он знал все и обо всем. Конечно, такой согм талантов привлек всеобщее внимание и через несколько дней его представили Мазарини. При встрече они сделали вид, что незнакомы, но непривыкший к обману и лукавству де Флери при этом заметно покраснел, впрочем, придворные отнесли это к его скромности.

Уже после смерти Мазарини де Флери удостоили чести быть представленным королю, который упразднив должность первого министра, начал править страной самостоятельно. Но об аббате, рекомендованном кардиналом, Людовик не забыл и вскоре назначил ему личную аудиенцию. О чем они говорили, не узнал никто, но неожиданно аббат перестал появляться при дворе. По городу поползли слухи, что священник чем-то не угодил королю, и о нем постарались забыть.

Молодой монарх, начавший самостоятельное правление очень нуждался в не амбициозных, не просящих должностей и милостей придворных. А таких почти не было, кроме Эдмунта де Флери, учившего короля интересоваться деталями событий, происхождением процессов, выделяя существенные, основные направления. Людовик оказался способным учеником, быстро воспринимал новое и обладал политическим чутьем, интуицией. Конечно, аббат не единственный, кто помогал королю обрести уверенность в государственных делах, у того имелись преданные, опытные и неглупые вельможи, и он впитывал их советы и ценил работу, не оставляя без наград. А вот де Флери ничего никогда не просил, это вначале настораживало и удивляло, но узнав аббата лучше, Людовик втайне умилялся, что у него есть удивительно бескорыстный подданный, а затем, постепенно привык к врожденной скромности своего советника, тем не менее, заставил его согласиться принимать солидное ежемесячное вознаграждение за важные услуги. Эх, было бы побольше у него таких приближенных, не рвущихся к власти и деньгам! А сам де Флери тратился, в основном, только на редкие книги и старинные рукописи. Личный секретарь короля, регулярно доставляющий ему в Париж (где за государственный счет аббат снимал небольшую, но уютную квартиру), важные бумаги и письменные указания Людовика, сообщал о времени очередной аудиенции. Король в Париже бывал очень редко и встречи с ним происходили то в Лувре, то Тюильри, то в Сен-Жермен-О-л'Э. В этом году Людовик жил в Версале. Он принимал советника обычно во второй половине дня, когда до поздней ночи работал наедине с государственными министрами и секретарями. Де Флери заводили через черный ход, поэтому из сановников его никто не видел и не знал, кроме Жан-Батиста Кольбера, министра и главного интенданта, с которым с подачи короля они иногда встречались и вели долгие беседы, находя взаимопонимание во многих вопросах. Кстати, Кольбера Людовику тоже рекомендовал Мазарини, и это их сближало, особенно, в начале знакомства, когда велась компания по удалению со своего поста обнаглевшего и зажиревшего за государственный счет главного интенданта Фуке. И де Флери и Кольбер, и, особенно, сам король ненавидели этого зарвавшегося вора, который впоследствии был арестован, лишен всех постов, состояния и пожизненно заключен в замок-тюрьму Пиньероль. Именно в тот год де Флери посоветовал Кольберу, занявшему место Фуке, содействовать поднятию искусств и наук, а также заняться вопросами торгового флота, который вскоре стал третьим флотом в мире. В военные дела де Флери старался не лезть, но что делать, если внешняя политика Людовика включала активные и во многом успешные военные действия по захвату новых территорий. В 1668–1671 годах на основе разработанного с помощью тайного советника проекта, Людовик успешно изолировал Нидерланды от союза с Англией и Швецией путем многочисленных солидных подкупов, и привлек на сторону Франции Кельн и Мюнстер.

В последние годы Людовик все реже общался с тайным советником, он стал более опытным монархом, и его ближайшее окружение по вопросам внутренней и внешней политики было подобрано вполне удачно, хотя, конечно, и далеко до совершенства. Но оно разве бывает? А когда все идет успешно, тайный советник может заниматься своими научными изысками, лишь бы на всякий случай всегда находился под рукой. Поэтому король запретил де Флери покидать Францию и выезжать в колонии, от чего Эдмунту временами становилось чрезвычайно тоскливо, он привык путешествовать, видеть что-то новое, встречаться и изучать загадочное. А сейчас он чувствовал себя просто пыльным книжным червем или птицей, заточенной в золотую клетку своеобразного личного расположения короля. Но на днях король назначил ему аудиенцию. Значит, произошло что-то важное, не требующее огласки. Да, так оно и было.

Людовик показал де Флери любопытные бумаги по ведомству Кольбера. Восемь дней назад в канцелярию государственного министра поступило сообщение от интенданта провинции Бретань, где находился город Алантсон. Речь шла о предполагаемом кладе гугенотов. С целью уточнения информации Кольбер направил туда несколько доверенных лиц, и они провели собственное расследование и реконструкцию происшедших событий.

В окрестностях этого небольшого города находилась разветвленная система оврагов, заросших густой растительностью, а за оврагом начинался густой лес. В этих оврагах по смутным слухам среди местного населения были кем-то запрятаны несметные сокровища. Но само место считалось нехорошим, заколдованным, где все искатели сокровищ – и приезжие и свои, пропадали бесследно. Со временем, и горожане, и сельские жители стали бояться даже приближаться к оврагу, носившему зловещее название Чертова лапа.

А дело, по словам резидентов Кольбера, происходило так: алантсонцы: ботаник-любитель Пьер Альетте и его друг Климонт, выйдя из леса по пути домой, решили сократить путь и пересечь овраг, чтобы быстрее попасть на дорогу, ведущую в город. Два друга хотя и не слыли смельчаками, но не особенно верили всяческим россказням о проклятом месте. Спускаясь по склону оврага, весьма глубокого и мрачного, они наткнулись наподобие большой норы, ведущей куда-то вглубь. Недавно прошли проливные дожди и массу земли, в виде утрамбованной пробки, закрывавшей и маскировавшей вход, смыло потоками воды. Пьер и Климонт были любознательными людьми, поэтому, набрав охапку сухих веток, друзья подожгли их и с этим примитивным факелом проползли на коленях несколько ярдов. Далее ход неожиданно расширился, и можно было идти, не сгибаясь, но путь преградила окованная железом дубовая дверь. Сильно заинтригованные увиденным, Пьер и Климонт запомнили место и вернулись домой, ничего никому не сказав об этом. Но не совсем так, кое-что Климонт под большим секретом рассказал своей настырной жене, с которой впоследствии поговорили люди Кольбера.

Вернувшись на следующий день к подземному ходу с инструментами и факелами, друзья после долгих усилий взломали дверь и обнаружили в открывшемся подземном помещении то, о чем втайне мечтали – пять больших сундуков доверху заполненных различными украшениями из золота и серебра, а также крупных драгоценных камней, среди них встречались и золотые монеты. С первого взгляда становилось ясно, что сундуки заполнялись в большой спешке, т. к. все их содержимое лежало беспорядочно и вперемешку.

Уже темнело и счастливчики, торопясь, прихватили с собой только по небольшому мешочку с золотом и драгоценностями, и пошли в город, планируя завтра вместе с домашними вернуться сюда с двумя повозками. Они стали сказочно богаты! И обалдевшие от привалившей удачи Климонт и Пьер, шли по дороге, взахлеб делясь друг с другом радужными планами насчет ближайшего будущего. Они не заметили, как следом за ними из оврага выскользнули две тени в черных плащах и, прячась за деревьями, неслышно следовали за ними. Выбрав удобный момент, когда луну на время заслонили тучи, преследователи приблизились вплотную к беззаботно болтающим друзьям. Мгновенье, и Климонт, захрипев, схватился за перерезанное горло, Пьер, обернувшись, успел инстинктивно выставить навстречу блеснувшему клинку руку с мешочком. Из разреза на землю посыпались золотые монеты. Пьер хотел отскочить и заорать что есть мочи, но тут получил глубокие раны в грудь и в печень, и со сдавленным криком, повалился на пыльную дорогу.

Невдалеке послышались веселые голоса и скрип повозки. Нападавшие быстро подобрали, что успели и исчезли в лесу.

– Что это там? – привстал сельский викарий, тыча пальцем на лежавшие впереди тела. Его подгулявшие спутники, возвращающиеся из города домой после свадебного гуляния, замолкли и, соскочив с повозки, увидели двух окровавленных человек.

Пьер Альетте был еще жив и перед смертью успел сказать несколько слов о кладе. Крестьяне нашли рядом несколько драгоценных камней и золотых монет, и викарий изъял их для следствия.

«Но, наверняка, не все», – усмехнулся про себя де Флери.

По прилагаемой к находкам описи из чеканки было обнаружено три золотых экю, два соверена и один старый испанский пиастр. Из камней – два крупных, хорошо ограненных рубина, три чистейших изумруда и один сапфир. Все эти драгоценности стоили весьма приличную сумму, а потом королевские ювелиры определили их индийское происхождение.

Когда на место убийства утром приехали служители закона, то полицейские более ничего не нашли, кроме чужих следов, что позволяло предполагать – преступники вернувшись на рассвете, тщательно просеяли не только дорожную пыль, но и прочесали траву на обочине.

По распоряжению интенданта провинции префект Алантсона выставил редкую цепочку стражников вдоль оврага с обеих сторон на всем его протяжении, и отправил донесение в Версаль.

Кольбер доложил обо всем Людовику, а так как казна всегда испытывала денежные затруднения, в Алантсон было направлено более ста солдат для прочесывания оврага и его многочисленных ответвлений. Но клад не давался, происходили загадочные вещи: странно пахнущие туманы наползали на служивых, которые полностью теряли ориентацию, слышались какие-то голоса, появлялись пугающие призрачные видения, а несколько человек вообще исчезли без следа. Ясное дело – без колдовства тут не обошлось.

Если офицеры еще кое-как держались, то солдаты из простолюдинов были напуганы до смерти и отказывались даже под угрозой военного суда спускаться в этот проклятый, дьявольский овраг, который, оказывается, на карте своими очертаниями напоминал растопыренные кривые пальцы руки. Солдат сменили, прислав новых, но уже не заставляли лезть в овраг, а оцепили его плотным кольцом. А для исследования Чертовой лапы прибыл отряд королевских мушкетеров, опытных вояк, не боящихся ни черта, ни бога, особенно, когда им за это пообещали три месячных оклада.

Тридцать человек, вооруженных до зубов, рано утром спустились в овраг, чтобы до вечера обследовать его самый длинный рукав. Сверху за ними наблюдали солдаты, готовые прийти на помощь по первому зову, хотя увядавшая, но еще густая растительность по склонам, а особенно, на дне оврага, почти сразу скрыла бравых мушкетеров. Некоторое время сверху видели их шляпы, но потом они полностью исчезли из поля зрения. Ближе к полудню солдаты услышали приглушенные крики и выстрелы, но никто из них вниз не полез. Наступил вечер, затем ночь, и только под утро наверх вскарабкались три поседевших мушкетера в рваных окровавленных одеждах.

Они, жадно осушив по бутылке вина, рассказали подбежавшим офицерам, что днем на растянувшийся в густых зарослях отряд напали какие-то люди в черных плащах (сущие дьяволы!), не успели мушкетеры выхватить шпаги и приготовить мушкеты, как около пятнадцати человек уже были мертвы. Люди в черном носились, словно молнии среди растерявшихся представителей воинской элиты, метали ножи и рубили саблями. А если в кого из нападавших мушкетеры стреляли, то они невероятно быстро уходили в сторону, оказываясь через несколько мгновений за спиною стрелка, отсекая несчастному голову или на уровне поясницы перерубая туловище напополам. Нечеловеческая прыть, просто дьявольские магические методы ведения боя! Все продолжалось не более семи минут, а может, и меньше. Притворившись убитыми, трое уцелели, а демоны в черных плащах, не осматривая своих жертв, как-то незаметно и тихо исчезли. Оставшиеся в живых уложили разбросанные вокруг тела своих товарищей в два ряда, и тут наступила ночь. В темноте подниматься вверх они не решились, боясь не запомнить место, и только лишь утром…

– Господа, надо вытащить оттуда тела мушкетеров, иначе, все здесь присутствующие навлекут на себя гнев короля, – тихо сказал один выживших, смертельно бледный из-за плохо перебинтованной кровоточащей раны в предплечье. – И Бог нас не простит.

Офицеры перекрестились и в некотором замешательстве переглянулись.

– Я думаю, господа, в этом деле нам ничего не грозит, – продолжил раненый, – эти дьяволы убивают только искателей клада, похоронная команда им не нужна.

Офицеры вынуждены были согласиться.

По высочайшему приказу официальная версия происшедшего гласила, что отряд мушкетеров попал в засаду большой толпы вооруженных крестьян и представителей мелкой буржуазии, протестовавших против увеличения подати на соль – габели. Отряд вступил в схватку и разогнал бунтовщиков, но понес значительные потери. Кстати, по той же версии следовало, что все это произошло в окрестностях городка Шавель, находящегося в двадцати лье от Алантсона. Со всех офицеров, участвовавших в оцеплении оврага, взяли клятву молчать, а солдатам это просто приказали.

Через неделю после гибели мушкетеров в окрестностях Алантсона выпал редкий в этих местах снег, он шел два дня, завалив склоны и дно оврага густым покрывалом. И если потом на полях и в городе снег на время растаял, то в Чертовой лапе он лежал даже не подтаявший, словно в погребе. Наступила зима, декабрь 1674 года.

Такой (результат экспедиции) оборот дел привел в ярость Людовика XIV, как это – кто-то имел наглость препятствовать его мушкетерам исполнить приказ короля?! И двадцать семь человек преданных ему дворян было убито! Это прямой вызов, и такое нельзя стерпеть. Он вызвал тайного советника и отдал ему приказ заняться этим загадочным делом. Разузнать подробности, доложить и высказать свои соображения. Данный вопрос не по ведомству Кольбера, пусть он решает свои проблемы.

И вот сейчас де Флери еще раз обдумывая полученные сведения, приготовился к встрече с королем, приехавшим по какой-то надобности в Лувр буквально часов на восемь, до полуночи. На аудиенцию с Его Величеством аббат отправился пешком, благо он жил недалеко от дворца, на улице Святого Фомы, а вот путь ему пытались преградить пятеро лихих грабителей, но им очень не повезло в эту ночь…

– Ваше Величество, я систематизировал все факты об убийцах в черных плащах, и с вашего высочайшего позволения выскажу свои предположения.

Людовик XIV, скривив губы, кивнул:

– Вы знаете, аббат, я в крайнем раздражении – потерять столько преданных мне людей. Мы что, деремся с войсками регулярной армии противника? В моем государстве, нанесшем сокрушительный удар по заносчивым Нидерландам, уничтожили целый отряд мушкетеров, и это не считая солдат. Неслыханно! Я с трудом удержался, чтобы не посвятить в наш секрет военного министра, хотя до него и дошли кое-какие слухи.

«Да, сдержаться король может только когда речь идет о приличном пополнении казны», – усмехнулся про себя де Флери.

– Понимаю, Ваше Величество, – склонил голову аббат. – Так вот, похоже, в Алонтсоне действовали члены «Черных стражей» – тайной охранной организации или братства.

Король Франции удивленно приподнял брови:

– Никогда не слышал о таком. Впрочем, продолжайте.

– По результатам моих исследований братство «Черные стражи» возникло за несколько лет до Варфоломеевской ночи. В то время гугенотам, как мне удалось выяснить, досталась часть запрятанных сокровищ французских тамплиеров…

В глазах Его Величества появился огонек живейшего интереса.

– Вожди гугенотов на основе найденных сокровищ создали специальный секретный денежный фонд, который регулярно пополнялся и предназначался только для самых исключительных случаев. А вы прекрасно знаете, сир, вожди гугенотов и ближайшее окружение были весьма состоятельными и неглупыми людьми, и можно предположить, что они учитывали возможность резкого ослабления своего влияния во Франции. И хранили ценности фонда где-то вне Парижа, возможно, в городах Коньяк, Монтобан или Ла-Рошель, контролируемые ими.

– Погодите, Эдмунт, – заволновался король, перейдя на доверительный тон, – значит, убитые тогда предводители гугенотов во главе с Гаспаром де Шатийон Колиньи, а их, насколько помню было не менее десятка, не успели воспользоваться своим богатством, иначе они бы подкупили простолюдинов Парижа? И не было бы никакой Варфоломеевской ночи?

– Совершенно верно, Ваше Величество, – утвердительно кивнул де Флери, – теоретически они могли бы такое сделать, во всяком случае, приглушить на время гнев народа. Но переоценили свои силы и влияние, до самого последнего момента не веря, что такое может произойти. И надо учитывать то, что вопросы истинной веры стоят выше любых денег.

– Здесь я полностью согласен с вами, дорогой Эдмунт! – горячо воскликнул Людовик. – Верность королю и святой церкви – это два мощных столпа государства, и победы моей армии не раз доказывают, что все именно так! Но мне непонятно одно, – сбавив пыл, спросил он, – но, а как же будущий король Франции Генрих IV, принц де Конде, граф де Граммон, де Гамаш? Они-то должны были знать о местонахождении сокровищ, но никто не обмолвился даже словом до конца жизни. Почему?

– Не могу точно сказать насчет этого, сир, но думаю, они просто боялись черных стражей и тайных Хранителей фонда, а такие обязательно должен были быть.

Людовик недоверчиво хмыкнул и тихо пробормотал как бы про себя на всегда волнующую его тему денег:

– Любопытно, каков же был их секретный фонд?

Он не ожидал ответа, но все же его получил.

– По моим приблизительным подсчетам сейчас бы он оценивался более миллиарда ливров.

– Что!? – потрясенный Людовик чуть ли не подпрыгнул в своем кресле. – Вы так считаете? Ну а клад в Алантсоне?

– Хотя это только часть фонда (глупо хранить все сокровища в одном месте), но судя по тому, как его жестко защищают, вполне возможно, что золотых монет и драгоценных камней там на сто или двести миллионов ливров.

Еще до вызова солдат и отряда мушкетеров в злополучный овраг, король интересовался стоимостью клада, но советник тогда отделался общими фразами о его большой ценности, а сейчас он был уверен в этом.

– Не плохо, не плохо, государственной казне очень бы пригодились эти деньги, – Людовик алчно потер ручки. – Но продолжайте, мой дорогой аббат.

– После поражения гугенотов, оставшиеся в живых посвященные разделили сокровищницу на части, не менее трех и не более пяти. Здесь я следую простой логике: если фонд разделить на две части, то при потере одной, это составит уже половину. Очень много. Если на три части – потеря одной – треть. А пять частей – максимум, нужно слишком много людей для постоянной охраны, и кто-то может невзначай проговориться.

Людовик согласно кивнул.

– Опять же, следуя логике, местами нахождения сокровищ фонда не могли быть какие-либо здания, там может случиться пожар, снос или постройка новых домов. Но и место должно быть сравнительно недалеко от дороги, города или деревни, чтобы при случае изъять и вывести ценности без особых трудностей. К тому же, клад должен находиться в труднодоступном месте или куда люди без особой необходимости ходят неохотно. Например, как известная нам зловещая Чертова лапа. Кстати, для этого неплохо подходит и кладбище – многое можно спрятать под могилами. А сейчас, именно о черных стражах, сир.

Для охраны сокровищ, по моим отрывочным и скудным сведениям вначале были привлечены наемники из Китая, владеющие совершенным боевым искусством, о котором многие даже и не слыхивали. В основном, это были преступники, приговоренные у себя на родине к смертной казни. Гугеноты и их люди выкупили и завербовали таких бандитов. Оторванные от привычной среды, дома, и привезенные за тысячи лье в чужую страну, не понимающие европейских языков, они и составили костяк неподкупных и надежных отрядов стражей гугенотских сокровищ. За прошедшие сто с лишним лет их внуки и правнуки, переженившиеся на француженках, продолжали дело первых стражей под постоянным присмотром потомков французских гугенотов. Своего рода воинская служба, за которую, плюс за молчание, я уверен, хорошо платят. Не надо ни пахать, ни мастерить, только выходить на пост, сторожить и убивать слишком любопытных. Я думаю, что основная часть сокровищ уже сдана в крупные банки, например: в Амстердамский, Гамбурский или «Banco del Giro» в Венеции. А так как эти солидные банки, в основном, берут на хранение только полноценные монеты, то с драгоценностями дело обстоит несколько сложнее. Конечно, владельцы фонда могут обратиться и к швейцарским банкирам, они часто помогают и Вам, Ваше Величество, но такая огромная стоимость вносимых ценностей от частного лица вызовет у банкиров некоторые лишние вопросы, ведь с первого взгляда станет ясно, что это не семейные реликвии. Впрочем, это лишь мои предположения.

Король сидел в задумчивости. Информация де Флери его несколько озадачила, но он был человек неглупый и изощрен в государственных делах, особенно, по выявлению своих врагов.

– А что, мой дорогой аббат, где-то поблизости Алантсона или в самом городке есть потомки выходцев из Китая? Ведь даже в четвертом или пятом поколении в них остались восточные черты.

– Нет, на двадцать лье вокруг Алантсона таких не обнаружено, хотя это не значит, что их нет. Ваше Величество, – делая восхищенный вид, развел руками де Флери (Людовик очень любил лесть), – надо отдать очередную дань вашей проницательности, гибкости и быстроте ума. Я до этого не сразу додумался. – На лице короля, как он и ожидал, мелькнула довольная улыбка. – Поэтому, опасаясь привлекать к себе внимание эти стражи, наверняка, приезжают откуда-то издалека, и живут рядом с охраняемым местом в укромных убежищах, периодически сменяясь.

– А не решить ли нам эту проблему, – король в раздражении затопал ногой, – самым простым способом – отправить в Чертову лапу полк солдат, они там просеют каждую горсть земли и найдут любой тайник. Почему же от вас, мой умнейший советник, я не слышу такого предложения?

– Потому что, сир, в таком случае, стражи будут знать, что это сделано по вашему приказу.

– Ну и что? – удивился король. – А по чьему же еще?

– Тогда, – де Флери сделал зловещую паузу и взглянул прямо в глаза монарха, – они будут мстить лично вам, сир. И никакие телохранители вас не спасут.

Людовик, до которого постепенно дошел грозный смысл слов тайного советника еле заметно побледнел. Неужели даже так? Но кто посмеет поднять руку на короля Франции?!

– Они китайцы, сир, – словно читая мысли Людовика, негромко сказал де Флери. – Вернее, остались китайцами. И вряд ли послушают приказы своих кураторов о вашей королевской неприкосновенности. – Он намеренно сгущал краски до предела, не желая лишних жертв.

«Проклятье! Как всегда трудно достаются денежки!», – король вспомнил о гибели полуроты мушкетеров, и только сейчас поверил словам аббата, почему спасенные от резни высокопоставленные гугеноты молчали о сокровищах. Он невольно поежился, но тотчас принял невозмутимый вид, в вопросах собственной безопасности Людовик XIV всегда проявлял бесстрашие.

– Ну и что вы предлагаете, де Флери? – строго спросил он. – Война с Нидерландами еще не закончена. И мне очень нужен этот клад.

«Ну кто бы сомневался», – подумал Эдмунт.

– Сделать тоже, что в свое время и гугеноты. То есть из заключенных в Пиньероле, Экзиле и Сент-Маргерите набрать с десяток человек, готовых пойти на смертельный риск ради помилования, ну может и кое-какого небольшого вознаграждения на дорожные расходы, и выучить их сражаться по методу стражей-китайцев. Думаю, для такого дела более подойдут дворяне, к тому же, с них можно взять слово.

– Неплохое решение, – повеселел Людовик, но вдруг спохватился. – А кто их будет учить, Эдмунт? У нас есть такие люди?

– Нет, сир, я таких не знаю, поэтому смею предложить в качестве учителя себя. Мой помощник тоже знает секреты восточных единоборств.

– Вы?! – в который раз за сегодняшнюю беседу удивился король. – Вы знаете китайский бой? Откуда?

– Я рассказывал Вашему Величеству, что несколько лет из своих путешествий жил на Тибете, и там, в одном из монастырей мне посчастливилось, а для иностранцев такое почти невозможно, пройти курсы секретной рукопашной борьбы тибетских монахов. Со слов оставшихся в живых мушкетеров, я понял, что убийцы действовали в похожей манере боя. Да и Тибет географически примыкает к Китаю.

После некоторого нарочитого раздумья Людовик принял предложение своего тайного советника (жажда денег, в которых король всегда нуждался, оказалась приоритетной), но при условии, что список всех кандидатов, отобранных де Флери, он будет тщательно изучать. По этой причине аббату пришлось трижды согласовывать проект списка у короля, а он по каким-то неведомым советнику причинам вычеркнул из первоначального варианта десяток имен, на взгляд де Флери совершенно неопасных заключенных. Хорошо, что Эдмунт предполагал подобное, поэтому под именем Жака де Фруа – доверенного лица Его Величества получил предварительное согласие у выбранных им двадцати одного узника четырех крепостей, включая Венсенн. На неоднократное посещение этих мест заключения у него ушло полмесяца. Аббат хорошо разбирался в людях, и как священник, отпускавший грехи, и как умный и проницательный человек с большим опытом общения. Оставалось одиннадцать кандидатов. По просьбе де Фруа король отдал приказ канцлеру, и вскоре на этих людей Эдмунт получил подробные досье и копии обвинительных приговоров, после чего вычеркнул еще троих.

Итак, всего восемь кандидатов для боя с черными стражами – семь мужчин и одна молодая женщина, девятнадцати лет. Мадам Клэр, англичанка, родом из Кардифа, два раза пытавшаяся бежать из замка крепости Пиньороль (где сидел, приговоренный к пожизненному заключению бывший суперинтендант финансов Франции Николь Фуке), при этом три надзирателя получили тяжкие телесные повреждения от прекрасной дамы. Она отлично умела не только метать ножи, но и вилки и ложки. Несмотря на резко ухудшившиеся условия заключения после попыток бегства, де Флери не увидел в ее глазах смятения и безразличия к своей судьбе, взгляд Беатрис Клэр был холоден и спокоен, а плотно сжатые губы лишь подтверждали неукротимость ее характера. Она была женой морского офицера Френсиса Клэра, сражавшегося в составе военного флота Испании в одном из боев против французских фрегатов. Испанский корабль, на котором находился горячо любимый муж Клэр, после ожесточенного боя захватили французы и отбуксировали в ближайший контролируемый ими порт. Через некоторое время Клэр пришло известие, что ее супруг, с которым она не прожила вместе и полутора лет, погиб. Не веря в его гибель, отважная женщина, оставив годовалого ребенка на руках матери, отправилась по следам Френсиса выяснить правду у оставшихся в живых, служивших вместе с ним. Через три месяца скитаний она оказалась в Нидерландах, и как говорится, не в то время и не в том месте. Беатрис в мужской одежде (так было намного удобней путешествовать), задержал французский авангард около Франш-Конте, куда через несколько дней победоносно вступила армия Людовика XIV. Объяснениям Клэр тогда никто не поверил, и ее обвинили в шпионаже. Беатрис рвалась на волю – закончить расследование о судьбе мужа и вернуться домой, к сыну.

В Пиньороле находился еще один выбранный де Флери – дворянин из Нормандии Поль Лантремон, родной брат верного помощника руководителя восстания в Нормандии весной 1674 года Луи де Роан-Гемене (шевалье де Роана). Хотя сам Поль не принимал непосредственного участия в попытке восстания, но помогал, чем мог брату-бунтовщику, за что и очутился в крепости.

В замке Венсенн секретный советник короля получил согласие на свое предложение от тридцатилетнего Артюса де Марвиля и от самого молодого из мужчин формировавшегося отряда – виконта Шарля д'Ориенталя, которому пару месяцев назад исполнилось двадцать лет. Виконт являлся гугенотом, что уже само по себе означало врага французских католиков, к тому же Шарль, несмотря на свои годы, был записным дуэлянтом, мастерски владел шпагой в стилях французской и испанской школ фехтования, не оставляя противникам шансов на победу. Четыре отпрыска известных аристократических фамилий Франции, недооценив юного д'Ориенталя, на дуэли с ним отдали Богу душу, не считая еще нескольких слишком заносчивых особ, получивших тяжкие ранения от шпаги виконта. Дело дошло до короля, и Шарль д'Ориенталь отправился в заключение, но не туда, куда рассчитывал – в Бастилию, привилегированную тюрьму, а в мертвенный холод каменных стен огромного средневекового замка.

А через две камеры от него сидел Франц фон Лоэнштейн, родственник известного немецкого драматурга и поэта Каспара фон Лоэнштейна. Хотя он и не был военным, но де Флери привлекло в нем, что парень очень метко стрелял из всех видов пистолетов и мушкетов, и по его словам, тренировался в этом с детства, с тех пор, когда смог удерживать на вытянутой руке огнестрельное оружие.

В тюрьме Экзиле де Флери договорился с заключенными Кристофером ван Дорном, подданным Республики Объединенных Нидерландов и испанцем Диэго де ля Рианьо, они оба они являлись профессиональными военными и вполне годились для отведенной им роли бойцов спецотряда. Там же Эндмунт познакомился с Уолкером Беркли, английским инженером. Он, как лицо совершенно не имеющее военной подготовки, не очень-то подходил для выполнения миссии, но де Флери по-человечески пожалел невинно осужденного и включил его в список.

Около полутора лет назад Беркли доставил и передал письмо-рекомендацию от лорда Давида Морриса, своего дальнего родственника, виконту де Тюренну. В своем послании лорд Моррис, просил главного маршала Франции оказать услугу его протеже – помочь представить молодого, но способного специалиста Беркли руководителю работ Полю Рике, строящему Лангедокский канал. Кто-то занимается военными делами, а кто-то созидательным трудом, а Уолтер Беркли был вне политики и пребывал в восхищении от грандиозной и уже воплощаемой в реалии инженерной идеи. Его даже не очень-то волновала оплата труда, главное – через много-много лет он, сидя у камина, может рассказать внукам о своем участии в этом проекте века.

Де Тюренн находился в действующих войсках, поэтому принял англичанина у себя в штабе. Прочитав письмо, он расспросил Беркли, чем и где тот занимался в последнее время, и отнесся к нему весьма благосклонно, пообещав свести молодого человека с нужными людьми в ближайшее время. Какие бы причины и амбиции не управляли инженером, но строить на благо Франции – причина, заслуживающая уважения и всяческой поддержки. Но судьба бывает крайне изменчива и коварна – на утро следующего дня, через несколько часов, как главный маршал по срочному вызову короля отбыл в Сен-Жермен-О-л'Э, в штабе обнаружили пропажу секретных военных бумаг, и на Беркли пало подозрение в шпионаже. А что? Он оказался самым подходящим для такого обвинения объектом. Уолтера сразу арестовали, но об этом де Тюренну пока не докладывали, и маршал, перегруженный своими военными делами, был уверен, что протеже лорда Морриса уже находится на пути к району строительства канала, когда на самом деле молодой англичанин находился в тюрьме. Кстати, бумаги вскоре нашлись, их никто не выкрадывал, просто, штабной секретарь сунул их не в неположенное место, а сам попал под нож хирурга с воспалившимся аппендиксом. А вот в такой ситуации прокуроры тем более решили молчать, чтобы не попасть под руку разгневанного полководца, и Беркли второй год обживал (но все не мог привыкнуть), к своей тихой, но крайне неуютной тюремной камере в Экзиле.

Всех отобранных для выполнения секретного задания людей из Пиньероля, Экзила и Венсенна в разное время, в зависимости от продолжительности пути, посадили в тюремные наглухо закрытые кареты. За воротами крепостей их ожидали конные мушкетеры сопровождения. Когда уже начало светать, три кареты почти одновременно (так и рассчитывал тайный советник), въехали в расположенное в двух лье от Парижа поместье, арендованное у крупного буржуа, где их поджидал де Флери со своим помощником монахом Эриком.

Более семнадцати лет назад в своем путешествии по восточной окраине Тибетского плато в поисках древних манускриптов Эдмунт де Флери в одном из высокогорных селений подобрал мальчишку, находившегося в крайне истощенном состоянии. Из жителей деревни никто не знал, откуда появился грязный оборвыш, и не понимал его языка, впрочем, такое было в порядке вещей, почти в каждом селении говорили на своем диалекте. Тогда де Флери был свободен в средствах и, увидев, как лишившись видов на урожай вследствие оползня, людей ожидала угроза вымирания, щедро помог уже ни на что не надеющимся жителям. В благодарность в ближайшем монастыре тепло приняли странствующего иностранца с восьмилетним ребенком, который, оказался китайцем по имени Мун. Высокообразованные ламы, кроме родного, знающие несколько европейских, а также индийских и китайских языков и десятки их диалектов, расспрашивали мальчика, что с ним случилось и откуда он, но кроме истории об убийстве разбойниками всей его семьи Мун больше ничего не мог рассказать. Видимо, пережитый ужас и горе подействовали на психику ребенка частичной потерей памяти вместе с проявившейся замкнутостью и неразговорчивостью. Де Флери показали и перевели древние книги, хранившиеся в монастыре. По молодости он жадно впитывал знания незнакомого и таинственного народа и, получив разрешение, отправился вместе со своим воспитанником в один из монастырей-дацанов школы Гелуг-па, бывших крупными образовательными центрами. Благодаря протекции влиятельных людей Тибета в виде исключения де Флери под именем Сина и мальчика Муна приняли на курсы обучения секретным боевым искусствам, где они усиленно занимались около двух с половиной лет. Получив звание младшего мастера, Эдмунт вернулся во Францию, отправив Муна с доверенным человеком в Китай на поиски родственников. Но где и кого бы Мун ни спрашивал, никто ничего не знал о его роде Белой Панды. Попав в провинцию Сычуань в горах Эмэй, в одном из даосских монастырей одиннадцатилетний Мун показал свои навыки умения древнего тибетского рукопашного боя, и отшельники согласились заниматься с ним боевыми искусствами ушу. Через восемь лет, также в порядке исключения Муна допустили к экзаменам (обычно монахи-ученики сдавали его после 10–15 лет занятий), причем последний был самый сложный и опасный. Предстояло пройти по подземному лабиринту монастыря, оснащенному всевозможными ловушками, в том числе, там находилось более сотни манекенов, вооруженных копьями и стрелами, выпускник, двигаясь вперед, наступал на плиты, и эти механизмы приводились в действие. После прохождения лабиринта Мун спрыгнул в глубокий колодец (три-четыре человеческих роста), выход из которого преграждал огромный раскаленный каменный шар, который надо было откатить голыми руками, ногами, короче, своим телом. Юноша выдержал и это испытание, о чем и известил своего названного старшего брата.

Де Флери не забывал своего питомца и настоял, чтобы тот приехал к нему во Францию. Хотя Мун считал себя буддистом, де Флери решил обратить воспитанника в христианскую религию и сам окрестил его. Юноша во всем слушался Эдмунта и с большим рвением принялся изучать богословские христианские науки, а уже через три года принял постриг и получил имя Эрик.

Все в руках Господа, когда-нибудь и отец Эрик тоже получит сан аббата и превзойдет в служении католической церкви своего старшего брата и духовного учителя, который, да простит его Иисусе, столько лет потратил на путешествия и различные мирские дела.

Сначала недавних узников проводили в двухэтажный жилой дом, где в трех комнатах, двух больших и одной маленькой – для дамы, их ждали чудные мгновенья – лохани, даже можно сказать, ванны, наполненные теплой водой, мыло, вехотки, полотенца. Слуги суетились как муравьи, поднося и меняя воду, но помогать в чем-то купающимся, им было запрещено, поэтому аристократы, перезнакомившись, терли друг другу искусанные блохами спины до красноты, только Беатрис Клэр в этом помогала служанка. Так как у подопечных де Флери изъяли для уничтожения грязную одежду, охрана в это время не обращала на них особого внимания.

После водных процедур каждому из избранных для ратных подвигов предоставили по комплекту нижнего и верхнего белья и подобрали башмаки соответствующих размеров. Какое же это высшее наслаждение быть чистым в чистой одежде! Такое поймет только тот, кто сидел в вонючих, сырых казематах. А тут еще наборы для бритья, а даме крема, мази, парфюм. Да, это вам не Англия или Голландия, где запрещалось пользоваться косметикой. Может, и в правду, судьба, улыбаясь, поворачивается к ним лицом, особенно, учитывая, что и завтрак подали, хотя и без изысков, но вкусный и плотный. Мушкетеры, вооруженные до зубов, следили за каждым движением людей, с жадностью набросившихся на пищу, словно крестьяне после тяжелой работы (какой тут, к чертям, этикет!).

После трапезы, в целях предосторожности мушкетеры сосчитали ложки и вилки на столе, затем, окружив будущих неофитов, провели их через двор до дверей большого каменного здания высотою около перша. Вероятно, здесь до недавнего времени хранили запасы фуража. Мушкетеры оцепили здание, а двое встали у дверей, закрыв щеколду. Сейчас без приказа тайного советника короля никто не мог выйти оттуда.

Внутри помещения склада длиной не менее арпана, пол которого полностью покрывали свежеструганные доски, вдоль стен находились шкафы для оружия, девять кабинок для переодевания и несколько длинных скамеек. На одной из торцовой стен висели мишени для стрельбы и метания холодного оружия, в середине этого своеобразного тренировочного зала часть пола была застелена парусиновыми матами из прессованной соломы. Как потом объяснили прибывшим, для учений по рукопашному бою, о котором никто из них не имел ни малейшего понятия. Из узких вертикальных окон, похожих на бойницы, расположенных близко к крыше и явно предназначенных для вентиляции с восточной стороны пробивался свет восходящего солнца. Вдобавок, в многочисленных высоких канделябрах, расставленных по периметру зала, горели свечи.

– Итак, мадам и господа, думаю, вы готовы начать наши первые уроки, – сказал де Флери, когда по его приказу ученики выстроились в ряд. Лица у них от проведенных оздоровительных процедур заметно посвежели, и главное, – в глазах появился живой блеск – выражение надежды. – Считаю своим долгом еще раз предупредить вас, что уже после сегодняшнего занятия отказ от дальнейшего участия будет означать для внезапно передумавших смертную казнь или пожизненное заключение в какой-нибудь из тюрем похуже. Есть среди вас такие?

Де Флери лгал, считая, что данная угроза будет дисциплинировать участников спецподготовки. На самом деле, отказавшихся просто бы вернули туда, откуда взяли.

– Я даю несколько секунд для окончательного бесповоротного решения, затем каждый из вас даст мне, поручившемуся за вас, слово, что пойдет до конца в нашей нелегкой и смертельно опасной миссии. – Аббат строгим пронизывающим взглядом обвел лица, стоящих перед ним. – Господин Лантремон?

– Даю слово, – холодно произнес брат мятежника.

– Фон Лоэнштейн?

– Да, даю слово.

– Господин де Марвиль?

– Слово дворянина.

Когда все ответили утвердительно, де Флери продолжил:

– Итак, начнем, господа, – он в полуобороте провел вытянутой рукой, – здесь мы будем проводить занятия по фехтованию и другим способам боевого применения холодного и огнестрельного оружия. Разрешите еще раз представиться: зовите меня господин де Фруа или просто Мастер. – Он наклонил голову в легком поклоне и, получив взаимное приветствие, продолжил: – Обучать вас буду я вместе с моим помощником, – де Фруа, не оборачиваясь, подал знак и из-за его спины выступил вперед монах, – отцом Эриком. В мое отсутствие он наделяется всеми неограниченными полномочиями командира. Выслушайте небольшое введение. Вы почти все люди опытные в обращении с оружием. Не правда ли? Но это вам только так кажется. Вы будете иметь дело с очень опасным противником, я не устану это повторять, поэтому любой из них уложит вас всех в считанные минуты, если вы не пройдете соответствующую подготовку.

– Хватит нас пугать, господин де Фруа, – мрачно произнес дон Диэго, – пока что-то не верится в такое. Может, скорее начнем, тут весьма прохладно.

Де Флери кивнул монаху, тот пошел к одному из шкафов и вернулся, неся охапку шпаг, рапир и длинных кожаных перчаток.

– Разбирайте, господа.

Немец, испанец и драгун де Марвиль выбрали рапиры, остальные вооружились шпагами.

– Еще немного терпения, господа, – продолжил де Флери. – Весь ваш опыт схваток, скажу прямо, ничего не стоит. Господин д'Ориенталь и де ля Рианьо, вы, несомненно, знаете Луиса Пачека де Нарваэса? Ну конечно. Это выдающийся мэтр испанской системы фехтования, господа. Из своих соотечественников я бы хотел выделить господина Ле Перша. Думаю, многие из вас о нем слышали. Вот мы и будем осваивать, в основном, облегченную рапиру и шпагу. У каждого из этих видов оружия есть свои преимущества, которые могут пригодиться нам. Шпага более легка, поэтому при неожиданном нападении противника она первой вступает в дело, а рапира дает возможность наносить рубящие удары, особенно, когда у нападавших численный перевес. Также мы будем осваивать приемы защиты, как отдельных действий, чему в наших современных школах фехтования, к сожалению, уделяется второстепенное внимание. Но, а в качестве антракта, по просьбе дона Диего, я проведут показательное выступление, которое, надеюсь, заставит вас задуматься.

Мастер взял рапиру и посмотрел на учеников.

– Сейчас, господа, я покажу с какими, приблизительно ловкими противниками вы будете иметь дело. Забудьте, чему вас учили мастера фехтования. Вы будете драться не на дуэли с дворянами или в бою с такими же солдатами, а с хорошо подготовленными убийцами, знающих приемы ведения восточных рукопашных схваток и в совершенстве владеющих любым холодным оружием. Поэтому ни этикет, ни вбитые вам правила фехтования здесь неуместны. Вы должны уметь сражаться так, чтобы выжить и выполнить задание короля. Если вы скрестили клинки с врагом, не оставайтесь на месте более двух выпадов, и не классические стойки и уколы, а любое непрерывное движение спасет вас: по кругу змейкой, восьмерки или чередование того и другого. Это даст возможность контролировать ситуацию вокруг себя и не подставлять врагам свою спину, даже если противников будет несколько. Вы это увидите. Вот вы, вы, и вы, – де Флери показал на виконта, Беркли и ван Дорна. – Нападайте на меня, и я покажу вам эту тактику в действии.

Трое человек, далеко не новичков, а даже профессионалов фехтования, окружили Мастера, выставив клинки на уровне его груди. Де Фруа своей рапирой в развороте ударил по двум клинкам и тут же оказался за спиной третьего – виконта д'Ориенталя, приставив лезвие к его горлу.

– Виконт, вы убиты. Продолжаем.

Затем учитель с минуту, словно угорь скользил между двумя оставшимися противниками, легко отбивая их удары, и так закружил их вокруг себя, что Беркли, споткнувшись, едва не упал, и тут же клинок Мастера коснулся его груди.

– Вы убиты, сударь, – спокойно сказал де Флери и тотчас с силой отразил выпад запыхавшегося ван Дорна. Тот отвел немного руку в сторону, а учитель в прыжке оказался вплотную с голландцем, сильно ударив его левой рукой под ребра, противник охнул, схватившись за бок. И кончик рапиры тут же ткнулся ему в лоб.

– Что, не по правилам, господа? – с усмешкой спросил Мастер. – А я предупреждал, обычных правил в ваших боях больше не будет. Вы должны уметь биться, нападать и отражать атаки обеими руками одновременно. Да что руки, ноги – тоже оружие, да и зубы, в конце концов. Что ж, продолжим показательные выступления.

– Отец Эрик, – обратился мэтр к монаху, стоявшему невдалеке, смиренно сложив руки и потупив взор, – подойдите сюда, и вы, дон Диэго, тоже. Возьмите рапиру, и вперед, нападайте на моего помощника, сейчас забудьте, что он служитель святой церкви.

– Я не могу, – недоуменно произнес де ля Рианьо, – он же безоружен.

– Это вам только кажется, – улыбка скользнула по лицу мэтра, – нападайте! Вы же хотели примеров.

Дон Диэго сделал осторожный выпад, монах легко уклонился и как бы затанцевал, выписывая сложные па и раскачиваясь всем телом. Испанец, разгорячась, колол, рубил, клинок со свистом разрезал воздух, но монах был неуязвим, а нападающий не мог в такое поверить, он, отчаянный дуэлянт и опытный солдат не в силах достать шпагой безоружного человека! Что за черт! Он не на шутку разозлился, но все попытки даже порезать рясу монаха были тщетны.

Окружающие стояли с приоткрытыми ртами. Де Флери кивнул своему помощнику. Тот упал на спину, и когда торжествующий испанец, подскочив к нему, хотел прикоснуться кончиком клинка к груди, монах с силой скрестив ноги, ударил по рапире, сломав ее напополам, затем мгновенно оказавшись на коленях и схватив обломок клинка, приставил его к животу опешившего противника.

– Убит, – небрежно бросил Мастер.

– Черт побери, я такого еще не видывал, – в смущении от своей проявленной беспомощности, покраснев, произнес Диэго.

– Господа Лантремон, де Марвиль, фон Лоенштейн, ваша очередь, хотя бы коснитесь своим оружием отца Эрика.

Переглянувшись, мужчины, обступили монаха, который смиренно стоял посреди зала, в обычной позе, наклонив голову, сложив руки на животе, и вроде бы не обращал внимания на противников. Поль Лантремон, самый молодой из них, не стал долго тянуть и сделал резкий выпад. Сейчас монах ускользал от ударов с помощью своей рясы, взмахивая ей перед лицами атакующих и легко увертываясь от клинков. Он совершал невероятные прыжки, кувыркаясь прямо через головы растерянных противников. Вот сейчас он неожиданно оказался за спиной Лантремона, ударив его ребром ладони по горлу…

– Вы убиты, – констатировал де Фруа, – этот удар смертелен.

Юноша неохотно опустил шпагу, но, видимо, не совсем понял, что произошло.

– Отец Эрик ребром ладони перерубает доску толщиною в один пус, – любезно пояснил мастер, – как-нибудь он вам это продемонстрирует.

Опытные бойцы фон Лоэнштейн и полковник де Марвиль, хотя и были очень удивлены необычной прыгучестью и неуязвимостью монаха, но проявляли невозмутимость и хладнокровие. Они одновременно с двух сторон бросились на отца Эрика, быстрыми горизонтальными крестообразными взмахами клинков увеличивая площадь поражения.

Помощник Мастера моментально нырнул под немца, сбив его с ног, перекатился по упавшему, выбив из руки оружие, а в этот момент, подоспевший Марвиль, с разбегу хотел достать монаха рапирой, но тот ногой отвел удар от себя на Лоэнштейна, и кончик клинка уперся в грудь немцу.

– Убит! – громко вынес приговор де Фруа.

Лоэнштейн в досаде выругался по-немецки и отошел в сторону. Полковник попытался приподняться, но монах быстро сменил позу и положил локоть на горло де Марвиля, припечатав его к полу.

– Все, – подвел итог схватке Мастер. – А сейчас очередь фон Лоэнштейна. Отец Эрик, прошу пистолеты.

Черт дернул Франца отправиться в путешествие в такие неспокойные времена! С год назад он оказался в Сенегале, где французы основали колонию, но на первых порах неумелое руководство из метрополии делало большие ошибки, поэтому там многое шло наперекосяк, и не обходилось без вооруженных стычек с местными племенами. Фон Лоэнштейн сочувствовал аборигенам, в отношении которых французы вели себя грубо и жестко, и как-то в споре за кружкой вина, расслабившись, высказал очень нелестное мнение об администрации колонии, в общем, все, что думал. Но уши были кругом, и на следующий день его арестовали, обвинив в разжигании вражды среди сенегальцев против французских колонистов. Правда, доказать такое стоило определенных усилий, поэтому власти не стали особо напрягаться, обвинив немца фон Лоэнштейна в шпионаже в пользу кайзера Вильгельма III Оранского, присоединившегося к союзу Испании и Голландии в борьбе против Франции. Франца посадили на корабль и отправили в метрополию. Затем был суд, и в итоге – Венсенн.

Да, Франц не лгал о своем умении. Он стрелял, почти не целясь, из двух рук и из разных позиций по деревянной мишени, на которой были отмечены три круга, уменьшающихся в диаметре, а центром мишени являлось четко прорисованное черное яблоко, размером с кулак. Все пули впивались в яблочко, а немец, кидая разряженные пистолеты монаху, хватал со столика новые и неизменно попадал в цель. Пороховой дым синими струйками поплыл в воздухе, обволакивая зрителей. Быстрота и точность стрельбы впечатляла. Десять выстрелов – пятнадцать секунд!

Однако фон Лоэнштейн остался недоволен собой, ссылаясь на вынужденный перерыв, мол, руки еще не обрели нужную твердость.

– Это вы быстро наверстаете, – подбодрил его Мастер и повернулся к Клэр. – Мадам, вы все еще без дела. Я хотел бы посмотреть ваше умение в метании ножей.

Помощник принес несколько разных кинжалов. Клэр выбрала из них три: два с простой крестовой рукояткой с обоюдоострым клинком и «трезубец», в котором концы крестовины были сильно загнуты вперед.

– Я понимаю, мадам, – мягко сказал аббат, – тюрьма не способствует развитию мастерства в технике метания, поэтому потренируйтесь пока.

– Мне не надо скидок, – гордо обожгла его взглядом темно-русая англичанка, разминая кисти и пальцы. – Рука у меня осталась крепкой.

Она встала в двух першах от деревянной мишени. Покачав в руке оружие, Беатрис примерилась и метнула первый кинжал. Он воткнулся на расстоянии ладони от центра мишени. Раздались одобрительные возгласы. Клэр, зло сжав губы, метнула второй, попавший в край яблока. Мужчины зааплодировали. Ну а тяжелый «трезубец» уже попал в центр яблока.

– Прекрасно, мадам, – похвалил де Флери. – А сейчас испробуйте, как и остальные, потренироваться на живой мишени, которую сегодня у нас являет собой отец Эрик.

Беатрис попросила для этого простой крестьянский разделочный нож. Как верная дочь англиканской церкви она очень хотела прибить этого французского циркача-монаха, показывающего здесь всякие фокусы. У кинжала центр тяжести располагался ближе к крестовой рукоятке, а у ножа центр тяжести приходился на широкое длинное лезвие, поэтому Клэр предполагала, что увернуться от ножа живой мишени будет трудней, к тому же, наверняка, монах тренировался на боевом оружии.

На ее радость ей вручили три таких ножа. Не завидую тебе, монашек, ухмыльнулась про себя девушка, посмотрим, как потом кувыркаться будешь?

Но отец Эрик, стоящий возле мишени был совершенно невозмутим. Мужчины притихли, с удовольствием ожидая очередное представление. Клэр сделала резкий бросок. Монах, моментально повернувшись боком, ловко поймал за рукоятку пролетающий у груди нож. Беатрис тут же, один за другим метнула оставшиеся ножи. Помощник де Фруа, не сходя с места, первым ножом отбил другие. Мастер с легкой усмешкой посмотрел на разочарованную Клэр.

– Господин де Фруа, – с явной иронией произнес Шарль Д'Ориенталь, – вы хотите научить нас, чтобы мы, так же как ваш монах, прыгали, делали кульбиты, скакали? Мы не цирковые гимнасты.

– Чтобы научиться умению отца Эрика, вам бы потребовалось не менее десяти лет, господин Д'Ориенталь, а у нас всего около трех месяцев, – спокойно ответил де Флери. – Мы вам показали, с какими противниками придется иметь дело. Уверен, это вас впечатлило, поэтому, чтобы не погибнуть впервые же секунды нападения, вы должны научиться давать достойный отпор хотя бы самому дьяволу.

– Такое меня устраивает, – одобрительно хмыкнул ван Дорн. – Давно мечтал сразиться с чертями, черт их возьми!

– Погибнуть в бою в сто тысяч раз лучше, чем заживо гнить в каменной клетке, – поддержал его де ля Рианьо. – Учите нас, мэтр.

После раннего обеда тренировки продолжились. У всех мужчин, да и у Клэр тоже, занятия по боевому искусству вызывали несомненный интерес. Мастер показывал им такие коварные ранее невиданные приемы, что даже в глазах профессиональных военных проскальзывало неподдельное изумление.

Три спальни им отвели на втором этаже, и у дверей на ночь была выставлена стража. На следующий день график занятий был также плотный до предела, но бывшие арестанты понемногу приходили в себя, хорошее питание и физические нагрузки благоприятно действовали на здоровье. А де Флери с каждым днем увеличивал время занятий, оставляя за себя отца Эрика. К скрытому недовольству взрослых учеников их заставляли заниматься гимнастикой – гибкость тела много значит. К тому же Мастер ввел обязательный бег, сначала в зале, потом во дворе поместья, огороженным глухим высоким забором, по пересеченной местности, где для этого специально вырыли ямы, заполненные водой. Через некоторые из них можно было перепрыгнуть, а через другие переходить по длинным ошкуренным бревнам. Ученики срывались и падали, но мокрые и в грязи продолжали тренировки, не желая выглядеть посмешищем в глазах Клэр, которая никогда, ни на что не жаловалась, а стиснув зубы, достигала поставленной задачи. Искусству рукопашного боя уделялось по два часа в день, его вел отец Эрик, иногда вместе с приезжающим из Парижа де Флери, причем Мастер мог появиться и поздним вечером, и тут же требовал показать освоенные без него уроки. Жесткая дисциплина и полная самоотдача, не уставал повторять ученикам де Фруа, это залог спасения жизни и большой шанс выполнить любое задание.

Во время отдыха и почти каждую ночь первого месяца тренировок курсанты строили всяческие предположения, для чего их готовят, горячо споря между собой. Мэтр де Фруа особых загадок у них не вызывал, несомненно, он являлся мастером (maistre en fait d΄armes) национальной Академии фехтования и очень образованным человеком, хотя бы, судя по тому, что со всеми иностранцами в группе мог разговаривать на их родном языке без малейшего акцента. Ну и конечно, был доверенным лицом короля и вообще, интересной личностью. Но главная тайна, для чего их здесь собрали, выдернув из тюрем, оставалась пока непостижимой. Только самые старшие по возрасту – полковник де Марвиль и дон Диего чаще всего отмалчивались. Они на собственной шкуре много лет испытывали тяготы армейской службы и в них было вбито – чем меньше знаешь, спокойней спишь, и еще – приказы начальства не обсуждаются. А самое главное – ничего не надо загадывать на завтра.

Следует уточнить, что Артюс де Марвиль, полковник драгун был осужден за оскорбление государственного секретаря по военным делам маркиза де Лавуа – Франсуа-Мишеля Летелье, он сочинил зловредный пасквиль, ходивший по Парижу, где в едкой саркастичной форме высмеивались надменность и гипертрофированная гордость военного министра, поощряющего наклонность короля к завоеваниям. Некоторые полководцы Людовика ненавидели де Лавуа, вмешивающегося в их руководство войсками, да и в корпусе офицеров были недовольные введенной строжайшей дисциплиной и беспрекословному подчинению любым приказам военного министра.

Де Лавуа узнал имя автора и нашел повод отомстить наглому офицеру, отправив его в замок Венсенн. И вскоре де Марвиль, отложив книгу, расписывал библейскими сюжетами стены своей камеры – тюремная администрация Венсенна выдавала краски и кисточки каждому узнику, таким нехитрым способом заставляя проявлять постояльцев свои художественные склонности. Наверное, чтобы не сошли с ума от тоски и безделья. Какая трогательная забота о заключенных!

А молодежь выдавала множество версий, вплоть до самых фантастических. Но основное – кто будет их противник, они даже не представляли, и чем изощренней становились тренировки, тем непонятней становился этот вопрос. Никто и никогда не слышал о таких профессиональных убийцах со сверхъестественным уровнем подготовки. Может, и правда, нечистая сила?!

Но если занавес тайны уплотнялся, то уверенность в себе у членов отряда со временем увеличивалась, они сейчас могли такое, что лучшие солдаты любой армии не поверили бы своим глазам. Да, каждый из них сейчас в бою заменил бы десяток бойцов, в том числе этих хваленых мушкетеров короля. Кстати, мушкетеры через месяц уже выполняли только функции охраны поместья, отпугивая и отгоняя чересчур любопытных, поспешавших на частую ружейно-пистолетную пальбу, как простолюдинов, так и любых высоких должностных лиц невзначай поинтересовавшихся, а что тут такое? Пройти на территорию посторонний мог только по личному приказу короля.

Не обходилось без пикировок в виду проявившейся личной неприязни между некоторыми членами группы. Д'Ориенталь, как патриот Франции, не взлюбил голландца, высказывающего отнюдь не лестные мнения о захватчиках французах, и даже о самом Людовике. Кристофер ван Дорн, подданный Республики Объединенных Нидерландов, был взят в плен в сражении при Сенефе. Тогда кто-то из французов оскорбил капитана, сложившего оружие в виду полной безнадежности дальнейшего сопротивления, с тем, чтобы спасти оставшихся в живых из своей роты. Молодой, но, видимо, не очень умный французский офицер с издевкой упрекнул его в трусости. Услышав это, Кристофер выхватил из-за пояса обидчика пистолет, и выстрелил ему в грудь.

На следующий день тот скончался, а его отец, знатный дворянин не пожалел денег, чтобы отправить убийцу сына в тюрьму на десять лет. Так что ван Дорну не за что было любить французов.

На днях Клэр еле удержалась от пощечины Лантремону, по ее мнению, он был слишком навязчив. По данному поводу ее соотечественник Беркли предупредил Поля, что он об этом сильно пожалеет. Напряженность в личных отношениях внутри группы особого назначения возрастала, а отец Эрик ничего не мог поделать, его слушали с любезными, но равнодушными лицами. Как назло, и Мастер почему-то давно не появлялся. Видя, что обстановка близится к дуэлям, а это означало полный крах миссии, возложенной на них королем, отец Эрик отправил патрону тревожное письмо с просьбой срочно приехать.

Де Фруа появился через день. Выслушав отца Эрика, он приказал всем собраться в тренировочном зале и выстроил учеников в шеренгу. Лицо Мастера было хмуро и лишь глаза горели обжигающим яростным огнем. В таком состоянии подопечные еще не видели учителя. Он, молча ходил вдоль строя, поочередно впиваясь взглядом в каждого, и от этого людям становилось не по себе.

– Дон Диэго, – наконец произнес де Фруа, – скажите, как самый старший по возрасту из своих сегодняшних коллег, и как бывалый военный, если вы идете в атаку с солдатами, в которых неуверенны, вы можете гарантировать успех сражения?

– Вряд ли, господин Мастер, – четко ответил опытный вояка.

Диэго де ля Рианьо, дон Диэго уже с отрочества отчаянный и лихой рубака не отличался особым патриотизмом, не то, что его отец де ля Рианьо-старший, бывший рыцарем ордена Сант-Яго. Дон Диэго служил тем, кто больше платит, т. е. являлся обыкновенным наемником, ландскнехтом. Во французской армии платили хорошо, особенно опытным воякам, и испанец не жалел о своем выборе, вот только в свободное от сражений время с большим азартом увлекался игрой в кости, порою проигрываясь до нитки. Зная эту его слабость, двое пронырливых и нечистых на руку младших офицеров обчистив полковую казну, подкинули горсть казенных золотых во вьючную торбу испанца. Когда ничего не подозревавший Диэго с удивлением рассматривал в своих пожитках откуда-то с неба свалившиеся деньги, его с «поличным» и взяла военная жандармерия. Все обвинения в краже были шиты белыми нитками, и все равно не миновать бы ему расстрела, но сослуживцы и боевые товарищи де ля Рианьо, проведя собственное расследование, нашли одного вора, который полностью признался в краже и подставе невиновного испанца. Второй вор успел скрыться в неизвестном направлении вместе с деньгами, а после дачи показаний как-то подозрительно скоропостижно скончался его пойманный подельник, видимо, были еще участники в этом темном деле.

Но так как дон Диэго находился уже в тюрьме, а виновные все равно должны быть пойманы и наказаны, его там и оставили, словно козла отпущения, в связи с расплывчатой формулировкой трибунала: «как подозреваемого в соучастии», лишив по чьему-то неофициальному приказу права переписки на два года. Странные дела творятся порою, Господи! Де Флери быстро определил невиновность испанца, а вот кто запретил офицеру французской армии право подавать письменные жалобы в соответствующие инстанции выяснить не смог, начальник тюрьмы вроде впервые об этом слышал. У тайного советника не было времени заняться, как следует этим старым пройдохой, но Эдмунт с удовольствием распахнул двери камеры старому солдату для выхода на волю. И сейчас дон Диэго был полон сил, несмотря на свои тридцать три года.

– А если, к тому же в вашем отряде есть ваши личные враги, каков шанс на победу? Я уже не говорю о том, останетесь ли вы живы, – продолжал спрашивать де Фруа.

– Очень невелик, – сказал де ля Рианьо, уже догадываясь, на что намекает мэтр, – практически минимален. В такой ситуации командиру проще застрелиться, чем выиграть бой.

– Очень точное определение, – похвалил де Фруа. – А сейчас я прошу тех, кто затаил друг на друга зло, выйти вперед и… застрелиться. Вы хотя бы не будете мешать другим, выполнять поставленную задачу. А на место каждого застрелившегося я лучше наберу по десятку крестьян, вооруженных вилами и они принесут больше пользы в предстоящей схватке. Миссия, к которой я вас готовлю, господа, может завершиться успешно только в случае, если вы будете сплоченной командой, зная, что ваша спина надежно прикрыта и вас не бросят раненого.

Несколько человек, из стоявших перед своим командиром потупили глаза, а он продолжал расхаживать вдоль строя.

– Повторяю, – с жесткими интонациями в голосе чеканил Мастер, – каждый, кто затаил обиду на коллегу, должен понимать, что он подвергает изнутри ваш маленький отряд смертельному риску, потому что тогда нет веры в надежное плечо товарища. А вы должны быть как братья… братья с сестрой.

Де Фруа помолчал, вновь обводя пристальным взглядом лица присутствующих.

– Никто не хочет выйти и честно признаться? Значит, ваши обиды и ссоры пустяшные, особенно, по сравнению с главной, итоговой целью – получить свободу, исполнив миссию.

У молодых забияк от стыда горели щеки, Мастер, как всегда попал в самую точку, выводя из причины следствие. И ведь, правда, они в своих амбициях и гоноре не думали об остальных.

На следующих тренировках по учебным боям два на два, три на три, четыре на четыре, отец Эрик ненавязчиво и словно случайно включал поссорившихся в одну команду, где им приходилось сражаться плечом к плечу. Ссоры поутихли, люди начали притираться друг к другу, и завязывалась дружба. А когда все же проявлялись мимолетные мелкие обиды, то их быстро пресекали старшие товарищи.

Они учились стрелять и кидать ножи и кинжалы из любого положения по движущимся целям, а также в темноте на слух и двумя руками, фехтовать двумя шпагами, рапирами или саблями. И французам Лантремону, де Марвилю и д'Ориенталю стали казаться смешными и наивными семь защит, практиковавшимися учителями их национальной Академии фехтования: прима, секунда, терция, кварта и т. д. Это просто детские игры, когда любого вооруженного человека можно убить голыми руками, а если при себе окажется палка или простая веревка, то и пятерым служивым вряд ли помогут шпаги и кинжалы. Такая интенсивная учеба продолжалась все зимние месяцы.

Курьер из Алантсона передал для де Флери сообщение, что снег в Чертовой лапе стал таять. В тот же день аббат приехал на базу.

– Господа, – обратился он к своим неофитам, обводя прощальным взором тренировочный зал, – время подготовки закончилось. Мы с отцом Эриком постарались за этот ограниченный срок научить вас чему возможно. Но это все равно мало для схватки с профессиональными убийцами. Сегодня вечером я расскажу вам, что вы должны делать, следуя приказу короля, для получения помилования и свободы.

– Слава Господу, дождались, – процедил фон Лоэнштейн, – еще немного и некоторые из нас умерли бы от любопытства и нетерпения. – И он с легкой усмешкой взглянул на молодых коллег.

– Сейчас у нас будет последний урок, завершающее занятие, заключающееся в том, что вы получите специальное оружие, а отец Эрик объяснит способы его применения, – продолжил мэтр. – Готовьтесь, нынешней ночью вы отправляетесь на место, а перед этим, я, как и обещал, все объясню, и вы получите дополнительные инструкции.

Де Фруа подал знак и, два мушкетера занесли в помещение большой продолговатый, плотно упакованный тюк, с двумя сургучными печатями с гербом маркиза де Лажу на месте веревочных узлов.

У Эдмунта де Флери имелись друзья из ордена розенкрейцеров, обладающие научными секретами и знаниями, этими странными «техницизмами», непостижимыми науке XVII века. Члены ордена розенкрейцеров посещали Индию, Китай и имели возможность познакомиться с достижениями мудрецов, обгонявших время. Так ли это, Эдмунт точно не знал, но в некоторых случаях пользуясь близостью к королю, он оказывал представителям ордена розенкрейцеров некоторые значимые услуги, а на этот раз услугу оказали ему. Вернее всего, что де Флери, как исследователь и ученый в целях получения необычной информации и новых потрясающих воображения знаний вступил бы в орден розенкрейцеров, но по этическим причинам не хотел этого делать, находясь на государственной службе. А вдруг членство в ордене в какой-то мере изменит его мировоззрение, пусть даже к лучшему, но он сам станет уже не тем человеком, которого Людовик назначил своим тайным советником. Да и что тогда выйдет на первый план – служба королю или интересы ордена?

С Антуаном де Бешамелем маркизом Андре де Лажу, представителем Высшей Коллегии Розы-Креста де Флери давно поддерживал дружеские отношения, они оба были очень интересны друг другу, и при продолжительных беседах Эдмунт про себя признавал, что познания Андре по половине обсуждаемых тем и вопросов, превосходили его собственные. Словно маркиз прожил не одну, а две жизни, но он утверждал, что редко путешествовал, и то, лишь по Европе, о дальних экзотических странах только читал, и засыпал вопросами аббата, как очевидца, о подробностях жизни туземцев тех земель, где тот побывал.

Как-то вечером, де Флери, будучи в гостях у маркиза, после бутылки отменного вина, завел разговор о чудесных и необъяснимых явлениях. Друзья маленькими глотками смаковали экзотический кофе, быстро входящий в моду. Зерна кофе присылал двоюродный брат Анри Луи де Бешамель маркиз де Нуантель, служивший распорядителем королевского стола и старающийся держать родственника в курсе кулинарных новинок и изобретений. Эдмунт упомянул о книгах загадочного писателя, в прошлом отчаянного дуэлянта и армейского офицера Сирано де Бержерака: «Путешествие на Солнце», «Государство Луны», «Дневники» и про другие работы автора, изобилующие крайне фантастической информацией и событиями.

Де Лажу признался, что он хорошо знал де Бержерака, а тот был знаком еще с некоторыми членами ордена розенкрейцеров.

– Наверное, вы, Эдмунт, считаете де Бержерака неуемным фантазером? – гася на лице промелькнувшую улыбку, поинтересовался маркиз.

– Нет, мой друг, я не вправе делать таких скоропалительных выводов, – задумчиво ответил де Флери, – потому что сам видел кое-что необъяснимое. – Он отхлебнул вина из бокала. – Я этого не кому не рассказывал, Андре, но, думаю, вам можно – вы и в чудесах стараетесь найти следствие и причину.

Маркиз согласно кивнул и приготовился слушать.

– Вы вкратце слышали от меня историю, как я более двух лет проходил физические и духовные тренировки тибетском монастыре, – в ответ де Лажу опять кивнул. – К вечеру того дня, когда ламы-старейшины присвоили мне звание младшего мастера по рукопашному бою, ко мне подошел мой учитель-гуру, старший мастер, у него сложное имя для европейцев имя, поэтому назову проще, в китайской интерпретации – Чжао.

Де Флери прикрыл глаза, и прошедшее вновь ожило в его памяти.

Позавчера он успешно провел несколько поединков с опытными бойцами-монахами, а вчера прошел экзамен тумо – всю ночь просидел на льду горного озера в одной рясе, постоянно окуная ее в ледяную воду и высушивая теплом своего тела. Такое испытание монахи могут выдержать только после четырех лет тренировок по самовнушению, Эдмунту же хватило на это тридцать пять месяцев. А утром, съев чашку сушеных фруктов и выпив холодного чаю, он десять часов без остановки бегал на скорость по пересеченной местности с тяжелым мешком за плечами. После этого ему казалось, что он не сможет больше сделать и шагу. А сейчас после обряда посвящения в мастера де Флери снова чувствовал прилив сил.

– Ты еще вернешься сюда, Син, – сказал учитель, – но сначала пройдешь на родине предначертанный тебе путь. А сейчас я должен показать тебе частичку другого мира – прошлого и будущего. Все взаимосвязано в живой Вселенной.

Чжао и Эдмунт шли по знакомой извилистой тропинке, ведущей к селению, но как только монастырь скрылся из вида, вокруг сгустился какой-то белесый странный туман, и местность внезапно изменилась, словно они оказались в совершенно другом месте. Да так оно и было.

Потрясенный де Флери увидел перед собой удивительный город, его необычные здания из белого камня светились, становясь все ярче, пока сумерки переходили в ночь.

– За мной, – коротко приказал Чжао, и Эдмунт с открытым ртом последовал за своим проводником. Над улицами парили люди в светлых необычных одеяниях, при этом они не имели при себе никаких крыльев и других приспособлений, а скользили по воздуху стоя, чуть-чуть наклонившись вперед, легко опускались и также свободно взлетали. А учитель завел младшего мастера в находившееся неподалеку здание, оттуда высоко-высоко в небо уходил толстый столб света или энергии.

Они сразу попали в большой зал, где за длинным столом сидели пятеро моложавого вида мужчин, доброжелательно глядевших на гостей.

Чжао произнес приветствие на санскрите и поклонился, де Флери также склонил голову перед хозяевами. Один из них подал знак, приглашая садиться напротив. Гуру и младший мастер опустились в кресла сразу же принявшие форму их тел. Эдмунт мельком взглянул на учителя и невольно вздрогнул – у того почернели и загустели седые брови, на лице исчезли старческие морщины, Чжао помолодел лет на тридцать!

– Можете ли вы общаться мысленно? – прошелестело в голове де Флери. Он прикрыл глаза, приводя себя в спокойное состояние – психологической выдержке на занятиях уделялось особое внимание, и Эдмунт не подвел учителя, через четыре секунды он дал безмолвное согласие…

Де Флери посмотрел на маркиза, тот спокойно и с интересом слушал, слегка наклонив голову, и без тени иронии или улыбки.

Аббат в сжатом виде передал разговор с неизвестными хозяевами, жителями сказочного города, признавшись, что и тогда и сейчас он многое не понял из их объяснений. Допустим, что они имеют какую-то связь с другими мирами и могут преодолевать невообразимые человеческому сознанию расстояния в Космосе за считанные минуты, путешествуя с планеты на планету. И это без всяких техницизмов! Невероятно. А преодоление земного притяжения, впечатляюще свободные полеты в воздухе? А живые картины современных стран и городов, гор и морей разных частей света, возникающие внутри полупрозрачного отшлифованного квадрата из неизвестного минерала. Как это? Эти люди знали буквально все, и де Флери чувствовал себя с ними, словно маленький неразумный мальчик, хотя они ничем не подчеркивали свое превосходство. Жаль, что их общение было непродолжительным, хозяева старались оберегать сознание младшего мастера от переизбытка информации и впечатлений, утверждая, что они с ним еще увидятся.

Под конец встречи для Чжоа и Эдмунта был накрыт стол с изумительно вкусными яствами и напитками, при этом их обслуживали какие-то самодвижущиеся механические устройства с металлическими руками, эти необычные слуги убирали пустую посуду и доставляли новые блюда.

– Находились мы там, дорогой Андре, по всем моим расчетам не более часа, но когда вновь оказались на горной тропинке, уже вовсю сияло солнце. Хотя мой гуру сказал, что мы могли вернуться назад даже раньше, чем вышли. Так сказать, игры времени. Но на этом наши приключения не закончились, – продолжил де Флери.

Не успели они сделать и пару десятков шагов, как прямо на них помчался возникший из ничего черный столб вихря высотой в четыре человеческих роста, закручивающегося в воронку.

Учитель резко остановился:

– Становись за мной, сдвинь ноги и положи руки мне на плечи, – скомандовал он. – Сконцентрируй всю свою внутреннюю энергию на ладони. Вдвоем мы сможем отбиться.

– И гуру вытянул вперед открытые ладони, удвоенным энергетическим полем останавливая крутящийся столб.

Эдмунт почувствовал легкое головокружение и неприятное покалывание, пробегающее по всему телу. Невидимые щупальца темной силы старались прорваться в его сознание через защиту, которую де Флери держал на грани своих возможностей. Такое ему еще не приходилось переживать, хотя теоретически он умел ставить психоблоки. Сколько продолжалась атака, Эдмунт не понял, ему казалось очень долго, но, в конце концов, столб все-таки исчез.

– Что это было? – утирая холодный пот со лба, прошептал Эдмунт.

– Вихрь-убийца, – приводя дыхание в норму, ответил гуру, снова принявший свой облик старца, – странствующий дух темной стороны. Высасывает жизненную энергию из человека, оставляя после себя лишь безжизненное тело. Странно, но вихрь-убийца раньше никогда не появлялся вблизи этой границы с другим миром, белым городом…

– То, что вы сейчас рассказали, мой друг, очень любопытно, – маркиз даже вскочил с кресла, – ваш гуру был прав, черные вихри всегда за сто лье обходили места, где укрыта белая сторона. Значит, впервые это случилось около восьми лет назад? Ваши сведения очень важны, зная время, можно определить причину активации черных сил.

– Вы меня не перестаете удивлять, де Лажу, – развел руками Эдмунт, – вы знаете и про таинственный город, и про смертельные вихри. А я-то еще опасался, что не поверите мне.

В ответ маркиз заявил, что орден розенкрейцеров по своей сути должен прослеживать и изучать все самое необычное, и если Эдмунт все же решится вступить в их организацию, его любопытство будет полностью удовлетворено. Да, это было условие, и уже тогда де Флери сожалел, что королевская служба ограничивает его свободу.

– Приступайте, отец Эрик, – приказал де Флери, и удалился вместе с мушкетерами.

Монах сорвал печати и достал из тюка кольчуги, сделанные из маленьких пластин какого-то непривычно легкого металла. На каждой из них была прикреплена бирка с именем одного из членов группы.

– Сейчас я вам кое-что покажу, – сказал отец Эрик, пока люди с некоторым недоумением рассматривали эти несерьезные металлические рубашки – разве такое спасет от оружия? – Господин ван Дорн, будьте любезны надеть вашу кольчугу.

Голландец, скинув куртку, натянул на себя защитное одеяние, которое прикрывало его до паха. В руке отца Эрика откуда-то оказался пистолет, и он, не целясь, с двух метров выстрелил ван Дорну прямо в грудь. Кристофер покачнулся, а присутствующие на мгновенье оцепенели.

– Что же вы, дорогой ван Дорн, молчите? – спокойно спросил помощник мэтра под звук упавшей на пол пули. – Сильно чувствительно?

Голландец с изумлением ощупывал грудь.

– Вполне… терпимо, – слегка заикаясь от неожиданности происшедшего, ответил он.

Товарищи, обступив его, осматривали удивительную кольчугу – одна пластинка в месте удара пули только еле заметно вмялась.

– Смею предположить, всем сейчас понятно, – продолжал монах, – что ни клинок, ни арбалет, не пробьют этот особый металл. Ну-с, далее…

Он вытащил наручные латы, сделанные из такого же легкого металла, одевающиеся от запястья до локтя. В них были спрятаны по два лезвия, выстреливающиеся при помощи скрытой мощной пружины с убойным действием на два перша. Монах, одев наручные латы, показал, как ими пользоваться. Тонкие, похожие на стилеты лезвия, длиной в половину пье, впились в толстую деревянную доску на два пальца и мелко завибрировали. Выглядело это весьма впечатляюще, даже Клэр, мастер метать ножи, одобрительно прищелкнула языком.

– Только не забывайте согнуть кисть на себя, чтобы не пораниться, – инструктировал отец Эрик. – Это защита на крайний случай, если вы остались безоружными. А если вы упали, а противник рядом с вами, тогда используйте хитрости этой обуви. Вы будет в ней. – Монах показал, как при ударе задней частью каблука о землю впереди из подошвы выскакивает на четыре пальца острое лезвие, способное серьезно ранить врага.

Затем монах продемонстрировал несколько шпаг, мгновенно удлиняющих лезвие на половину длины руки при нажатии рычага на гарде. Затем пошли дамасские сабли с чрезвычайно гибким клинком, вставляющиеся в пояс-ножны, о таких кое-кто из присутствующих слышал или читал, но и они отличались от обычных, так как рапиры перерубались ими, словно тонкие ветки. Вот это было что-то невероятное! Сказочный клинок! Мужчины просто пораскрывали рты. Но чудеса продолжались, на сей раз в виде огнестрельного оружия – четырехзарядных барабанных пистолетов (револьверов), заряжающиеся необычными пулями, вставленными в маленькие медные цилиндры, где внутри находился порох, а в торце капсуль, воспламеняющийся от удара бойка. По размерам они были ближе к пуфферам – пистолетам для стрельбы в упор, но имели поражающую способность в два раза дальше, чем длинноствольные кавалерийские пистолеты. К тому же, как легко и просто их было заряжать, вытащить отработанные и впихнуть новые пули с гильзами в барабан. Непрерывность и скорострельность стрельбы значительно возрастало. Никакое сравнение с изобретенными еще в XVI веке дорогими и громоздкими револьверами с кремниевыми замками.

Отец Эрик, пресекая неизбежные вопросы, сказал, что данные образцы оружия изготовлены в штучных экземплярах, и что они известны двум-трем оружейникам в мире, даже сам король Франции не знает о таком. В связи с этим он взял с бойцов клятву молчать о том, что они держали в руках, а после завершения миссии сдать все лично Мастеру, и больше эти сабли и пистолеты никто не увидит, по крайней мере, в ближайшие сто лет.

– Приоритет массового производства такого эффективного оружия нельзя в наше время позволить ни одному государству, – объяснял монах, – этот секрет слишком опасен для других стран, и для их армий, и для народов. Надеюсь, вы все понимаете почему.

Разъяснения помощника мэтра успокоили иностранных подданных, они все поняли правильно.

В дверь каретной мастерской городка Шавель поздно вечером настойчиво постучал человек, закутанный в теплый плащ. Дверь через несколько минут открыл рослый парень лет двадцати с заспанным лицом. Держа в руке зажженную лампу, он с подозрением разглядывал незнакомца, прячущего лицо под капюшоном.

– Чего вам надо, сударь?

– Я хочу увидеть папашу Пьера по срочному делу, – негромко произнес человек и немного раздвинул на груди плащ, показывая висящий на золотой цепочке медальон.

Детина встрепенулся, и остатки сна исчезли в его оживившихся глазах.

– Проходите, сударь, – засуетился он, пропуская гостя в жилое помещение при мастерской. – Подождите здесь, за столом, я сейчас позову папашу Пьера и, если не возражаете, принесу вам ужин.

Незнакомец молча сел за дубовый стол и застыл, словно изваяние. Минуты через три послышались шаги, и в комнату вошел мужчина с седыми усами неопределенных лет, в чертах его лица при внимательном изучении проглядывало что-то восточное, азиатское. За ним шел парень с полной корзиной еды.

Пьер, сложив ладони на уровне груди, с почтением поклонился гостю. Слуга быстро расставил на столе посуду, выложил из корзины вино, хлеб, сыр и жареную курицу, затем, по знаку хозяина, удалился.

– Приветствую вас, господин Хранитель, – еще раз поклонился Пьер. – Не желаете ли перекусить?

– Вы тоже садитесь, – кивнул гость и, расстегнув плащ, под которым виднелась форма офицера королевской гвардии, с удовольствием принялся за еду. Папаша Пьер терпеливо ждал, пока гость насытится и подливал ему вино.

– Смею спросить, где вы, монсеньор, ставили экипаж? – не удержался он от вопроса.

– Не бойтесь, Пьер, – усмехнулся гость и, вынув из кармана камзола тонкий батистовый платок, вытер жирные губы. – Я пришел сюда пешком, а мой слуга с лошадьми ждет на постоялом дворе. Не надо учить меня осторожности.

– Что вы, что вы, господин Хранитель, – запричитал, всплеснув руками, папаша Пьер, – разве я смею…

– Ладно, поговорим о деле, – твердо чеканя слова, произнес гость. – В знакомом нам овраге скоро сойдет снег, а место тайника почти раскрыто. Наш жадный до чужого добра король пока не перероет весь овраг, не успокоится. К тому же, гибель мушкетеров он тоже не простит. Вследствие всех этих причин Совет Хранителей решил перевезти сокровища в другое место. Через неделю в Алантсоне должны быть готовы лошади и повозки, это ваша забота, папаша Пьер. И передайте приказ Совета всем стражам, чтобы они были наготове. И еще: дайте задание всем своим людям, обращать особое внимание на всех вновь прибывших и остановившихся в Алантсоне в эти дни, особенно, если это будет группа людей. Пусть раскроют свои глаза и уши. Если заметите опасность, устраняйте ее, но тихо и спокойно. Я прибуду туда за день до назначенного срока.

Папаша Пьер, боясь шевельнуться, внимал его словам, и с готовностью на лице, поклонился:

– Все будет исполнено, господин Хранитель.

Он проводил хранителя сокровищ до дверей и тот растворился в ночи. Папаша Пьер долго стоял в темноте, внимательно вслушиваясь в каждый звук на улицах спящего городка. Но шагов недавнего гостя не уловил, словно тот улетел на крыльях. Папаша Пьер одобрительно улыбнулся и зашел в дом.

Поздней ночью из территории уже обжитой отрядом тренировочной базы выехала первая карета с Беатрисой Клэр, которая переодетая мужчиной, представлялась шотландским писателем-историком (свой английский акцент ей скрыть не удалось бы), и Артюсом де Марвилем, играющим «его» слугу.

Де Флери из-за оправданной предосторожности решил отправлять своих людей небольшими группами и в разное время.

Клэр и де Марвиль остановились на городском постоялом дворе Авентсона. А через десять часов в городок Шавель прибыли фон Лоэнштейн и ван Дорн, в сопровождении «слуг» – Лантремона и Беркли. Господа сняли несколько комнат в доме богатого ростовщика и тотчас закатили длительную пирушку. Два дня, не менее, им предстояло изображать бесшабашных гуляк, а это было совсем не просто, так как вино всем четверым приходилось незаметно сливать в отхожее место, куда они часто и бегали. Зато прислуга хозяина дома не успевала убирать батареи пустых бутылок и приносить полные.

Дон Диэго со «слугой» д'Ориенталем, остановились в поместье Пекуа, что в двух лье от Авентсона, испанец играл роль раненного офицера из армии Конде, (это ему не составляло большого труда, ранен он был, в самом деле, неоднократно), спешащего домой на лечение, да вот раны разболелись не на шутку, придется несколько дней отлежаться.

И все они ждали сигнала от де Фруа. Накануне, когда он объяснил подопечным цель миссии (правда, не упомянул о гугенотах), некоторые члены отряда заметно разочаровались. Добывать ценой жизни сокровища для Людовика, не унижает ли такая задача их достоинство, как благородных людей? Особенно не по душе это пришлось иностранным подданным. Но аббат учитывал подобную реакцию.

– Разве я, мадам и господа, не давал вам слово, вынимая из тюрем, что вы не будете драться со своими соотечественниками или предпринимать какие-то действия против своих государств? Обещание осталось в силе. Ну и на что вы тогда рассчитывали? Биться с шайками воров и разбойников? Так для этого у нас есть полиция, жандармерия. Может участвовать в показательных боях в цирке, на потеху публики? Не забывайте, вы еще государственные преступники и освобождены королем только под мою личную ответственность. Вам не нравится королевский приказ? Но, извините, другого такого задания, за что дается полное помилование, у меня нет. Так что вы все можете оставаться при своем мнении, но порученное дело надо выполнять.

Хотя речь де Фруа прозвучала резко и несколько обидно, но, по сути, он был прав, и возразить в данной ситуации никто не смог.

Отец Эрик находился в Авентсоне с того дня, как туда прибыла первая группа, но он умел оставаться неприметным, из отряда его никто не видел, а он все замечал и отслеживал, и имел всюду своих людей. Вскоре ему доложили, что возле оврага ночью наблюдалось какое-то оживление, и неизвестные в черных плащах что-то погрузили на две повозки и скрылись в направлении городка Шавель. Встревоженный помощник де Флери хотел уже срочно отправлять гонца к патрону, но тот, словно чувствуя обстановку, сам появился в маленьком невзрачном доме, где жил монах. Медлить было нельзя, по всей вероятности, «черные стражи» начали перевозку клада. Аббат отправил отца Эрика сообщить всем место сбора у оврага сегодня пополудни. Там их будет ждать его карета.

– Вот, наконец-то, мадам и господа, вы приступаете к выполнению миссии, – сказал де Флери людям, выйдя из кареты. – Оружие и амуницию я привез. Переодевайтесь прямо здесь, а вы, мадам, в карете.

После того, как все были готовы, отец Эрик проверил экипировку каждого.

– План оврага вы помните, поэтому пройдете до первого ответвления – «пальца» этой «лапы» с обеих сторон, разделившись на две группы. Затем перестраиваетесь – две тройки проверяют склоны, два человека идут посередине, прикрывая тыл и отслеживая общую обстановку. Запомните, старайтесь держаться так, чтобы каждый видел несколько товарищей, потому что нападение, я уверен, в любом случае будет неожиданным для вас.

Лица молодых членов отряда заметно побледнели – наступает час встречи и схватки с неизвестным беспощадным противником, способностями которого учителя их все время, ну если не запугивали, то иногда вызывали невольный трепет. Неужели сейчас им придется столкнуться с изощренным в убийствах дьявольским отродьем? Не очень-то ободряет, несмотря на 85 дней упорных тренировок. Так думали и бывалые солдаты, впрочем, не скрывающие своих опасений.

– Черт побери, умеете же вы, господин де Фруа, ободрить напоследок. Я сейчас себя чувствую намного тревожней, чем перед самой первой атакой в своей военной биографии, – процедил дон Диэго, нервно потирая свой подбородок.

– Вы не совсем правы, мой друг, – усмехнулся де Флери, – с вами пойдет отец Эрик, я не смог отказать ему в этой просьбе.

Данное сообщение вызвало оживление, все переглянулись, раздались обрадованные возгласы, – это была неожиданная и действенная помощь.

– Обнаружите тайник, сразу запускайте пороховую ракету и займите круговую оборону. Хотя вы сегодня успеете осмотреть только треть оврага. У вас около пяти часов светлого времени, потом вы выходите. Четыре группы переодетых в простолюдинов мушкетеров будет ждать вас по обе стороны оврага. Это люди из вашей бывшей охраны, вы друг друга знаете в лицо. Они проводят вас ко мне, – аббат перекрестил весь отряд. – От всей души прошу Бога ниспослать вам удачу. Заботьтесь друг о друге. Идите. Benedictio dommini sit vobiscum.

Де Флери был уверен, что нападение будет скорым и неизбежным – именно сегодня искатели сокровищ своим присутствием мешают осуществить планы черных стражей, и надеялся, что они не успели как следует замаскировать свои ночные следы, уверенные, что никто не сунется в Чертову лапу. А на влажной земле хорошо просматриваются любые отпечатки, все-таки груз был тяжел.

Отряд осторожно спустился вниз и медленно двигался по оврагу.

– Цен Ло, я вижу людей в овраге, девять человек с лопатами.

– Опять эти неугомонные искатели сокровищ. Очень не вовремя они здесь, брат. Откуда они появились? Хорошо, если это случайность. Могут и обнаружить вход в тайник. Если среди них есть внимательный человек, он заметит следы.

– Цен Ло, утром я сам все убирал перед пещерой.

– Земля тает, брат, сейчас глубокие следы скрыть невозможно. Если они подойдут к нашему месту слишком близко, придется их убить. Не хотелось бы сегодня это делать, мы ведь не вывезли и половину, а исчезновение этих дураков привлечет внимание городской полиции, вдруг у них поблизости остались товарищи, знающие, куда они пошли. Как все не вовремя! А если нас кто-то ночью все-таки видел?

– Думаю, нет, и все обойдется. До вечера не так уж долго, а потом они уйдут. Обыкновенные горожане, приехавшие откуда-то издалека, что они могут увидеть? Но я понял тебя, Цен Ло, – если они ничего не обнаружат, значит, им очень повезло – отпускаем живыми.

– Вот именно, брат, тогда повезет и нам. Главное, – дождаться ночи, она наш помощник. Пусть братья будут наготове. И проверь все вокруг оврага.

Отец Эрик шел то впереди, то сзади своих учеников, внимательно осматривавших склоны оврага. За два с половиной часа отряд успел проверить первый «палец», затем они зашли во второе ответвление, заваленное гниющими остатками стволов давно упавших деревьев, среди которых пробивался густой кустарник. Надо бы успеть осмотреть этот «палец» до темноты, но и спешить нельзя.

«Сейчас не лето, поэтому на месте стражей я бы скрывался только здесь на дне оврага, – размышлял монах, – все остальное просматривается и снизу и сверху. Значит, надо уделять внимание, тому, что под ногами».

Отец Эрик присоединился к Клэр, де Марвилю, ван Дорну и фон Лоэнштейну, в пяти– шести метрах от них двигалась вторая группы, исследуя противоположный склон. Одновременно, спереди и сзади разделившегося отряда, разбрасывая над собой комья земли и древесную крошку, возникли фигуры в черных плащах и бросились на кладоискателей.

Отец Эрик крикнул: опасность! и едва успел отбить рапирой два мгновенных взмаха кинжалами ближайшего к нему стража. Как не предупреждал он и мэтр, что надо быть все время начеку, за три часа поисков люди все же расслабились, поэтому отреагировали не так быстро, как нужно. Разве только кроме Клэр, она первой выхватила из обмотанного тряпками черенка лопаты спрятанную шпагу, сделав резкую горизонтальную отмашку двумя руками – клинком и штыком лопаты, чем заставила нападающего уйти в сторону. Де Марвиль, чувствуя, что не успевает повторить маневр Клэр, отбросив лопату, резко присел, выхватывая пистолет, и моментально взведя курок, выстрелил в упор в человека в черном, который за секунду до этого ударил его двумя кинжалами под ребра. Кольчуга спасла его, а страж обмяк у ног полковника.

Занятый схваткой со стражем отец Эрик все же успел отметить, что нападавших было не больше, чем их, такое несколько обнадеживало. Его противник подпрыгнул и сделал кульбит в воздухе, перелетая через голову монаха, и это стало его ошибкой. Монах отбил сабельный удар сверху наручными латами и метнул свою укороченную рапиру в спину стража, когда тот приземлялся на ноги, собираясь повернуться. Оружие проткнуло стража насквозь, словно булавка этнолога бабочку.

В это время вторая группа людей де Флери, где каждому досталось по противнику, вела ожесточенную схватку. Члены отряда выдержали первый удар и организовали вполне грамотную защиту, но пора было и нападать самим. Поль Лантремон, перекинув шпагу в левую руку, выдернул из-за пояса дамасскую саблю, перерубив саблю нападающего пополам, как ивовый прут, и полоснул по стражу невероятно острым клинком от левого плеча до правого бока. С недоумением в глазах тот попытался отпрыгнуть в сторону, но ему помешали вывалившиеся из разрезанного живота кишки…

Д'Ориенталь, вертясь как уж, сдерживал нападение своего противника, не отрывая от его груди острия шпаги, хотя уже был ранен в левую руку выше локтя и получил по корпусу, точнее по кольчуге, не менее трех чувствительных ударов. Выждав мгновение, он направил острие шпаги в лицо стражу, на котором успела мелькнуть усмешка, и нажал рычажок на гарде, клинок тотчас удлинился на треть и пробил лоб стража.

«Все, – подумал монах, – сейчас стражники поняли, что мы серьезная сила. И будут действовать осторожнее и хитрее».

Это и случилось – нападавшие отскочили и собрались вместе, оценивая обстановку. Такого с черными стражами не бывало за сотню лет – за несколько минут трое из них были убиты, а четвертый, сидя, лихорадочно обматывал обрывками плаща свой живот. А все кладоискатели живы! Невероятно!

Да, из людей мэтра только двое получили ранения, но и то, не очень серьезные. Д'Ориенталь оставался в строю, а Уолтер Беркли, с сабельным ударом по бедру правой ноги, мог, если и не нападать, то упорно защищаться. Пользуясь недолгой передышкой, товарищи помогли им перевязать раны.

– Уходите отсюда, господа, – хрипло пробурчал низкорослый крепыш, стараясь скрыть свое лицо под капюшоном. – Тогда останетесь живы.

– Да ну, – ухмыльнулся фон Лоэнштейн, – а мы вам предлагаем сделать тоже самое. Да заодно и забрать ваших дохляков.

Отряд взбодрился, хотя нападение и было неожиданным, но выучка, вкупе с необычно эффективным оружием и доспехами, помогла им отделаться малой кровью. Не такие уж и им и дьяволы попались. Наверное, их подвела самоуверенность.

– Вы слышали, что вам сказали, отребье?! – выкрикнул разгоряченный удачным боем Лантремон. – Вам драться впору только с деревенскими увальнями. Кыш отсюда!

Крепыш злобно сверкнул глазами и дернулся. Сверкнувшая в воздухе металлическая звездочка, коротко просвистев, впилась в горло Поля. Он захрипел, схватившись за коварное метательное оружие, и выдернул его вместе со струей крови, хлынувшей из раны. Никак этого было нельзя делать, тогда еще имелся шанс выжить…

Монах, а за ним и все остальные, бросились на стражей. Развернувшись юлой, крепыш сделал высокий прыжок в сторону отца Эрика, вероятно поняв, что он тут старший.

«Хорошая подготовка, – отметил монах, прыгнув ему навстречу, – но и мы так умеем».

Их клинки скрестились в воздухе, одновременно с этим помощник де Флери выпустил из наручных лат стилет, вонзившийся глубоко под ребра убийцы Поля. Монах повернулся к раненому, он прекрасно знал, на какие чудеса выносливости способны такие бойцы, сражающиеся до последнего вздоха. И он не ошибся. Крепыш уверенно стоял на ногах, держа в руке саблю, только ткань плаща прилипала к его телу со стороны раны. Страж поступал правильно – любую боль некоторое время можно перетерпеть, а вытащив стилет, он тут же начнет слабеть от потери крови. А вот Поль не сумел удержаться.

Разглядев в лице противника восточные черты, крепыш изумленно прохрипел:

– Так ты из наших?

– Слава Господу, нет, – монах круговым движением клинка выбил у скривившегося от боли стража саблю и вонзил рапиру ему в сердце. И тут он заметил в стороне от основной группы сражающихся д'Ориенталя, склонившегося над лежащим без движения стражем, раненым в живот. Острое чувство тревоги пронзило мастера боевых искусств.

– Осторожнее, Шарль! – крикнул он, и Д'Ориенталь, услышав это, кивнул в ответ. Страж лежал на боку с закрытыми глазами, подогнув колени и прижимая руки к животу. Шарль, держа шпагу наготове, толкнул его ногой в плечо, стараясь повернуть на спину, но в этот миг страж, выдернув руку из-под живота, что-то выкрикнув по-китайски, вонзил нож по самую рукоятку в пах Шарлю и, увидев, как тот отшатнулся и упал, умер с довольной улыбкой на перепачканном глиной лице.

Монах в два прыжка оказался рядом с Шарлем. Без всякого сомнения, рана была смертельной. Глаза д'Ориенталя наполнились невыносимой болью.

– Что, отец Эрик, мне конец? – прошептал он побелевшими губами. И увидев ответ во взгляде, уже со спокойствием обреченного добавил: – Отходную мне прочитаешь позже, монах. Иди к остальным. И защити Клэр, умоляю…

«Самые молодые мужчины из отряда умирают первыми, – с грустью подумал монах, – и так бывает всегда, молодежь пренебрегает опасностью, особенно, когда они думают, что победа близка. И сколько мы не твердили об осторожности, все равно не помогло».

Он прервал свои мысли, не время сейчас ударяться в философские рассуждения.

Три стража, стоя спиной к спине, пока успешно отбивали натиск пятерых, и хотя их шесть сабель сверкали как молнии, но это все-таки была защита, показывать свои приемы с прыжками им не позволяло близкое окружение противников, слишком плотно насели необычные бойцы, выдававшие себя за искателей кладов. Поэтому пустить в ход свои смертоносные звездочки они не могли, кстати, и окружавшие их также опасались метать ножи и стилеты, боясь попасть в своих товарищей. Ван Дорну, кончиком клинка рассекли кожу на лбу, и монах тотчас встал на его место, позволяя голландцу вытереть окровавленное лицо и сделать повязку с помощью Беркли, который ковылял вокруг кольца соратников, пытаясь тоже вступить в бой, но его вежливо оттесняли назад.

Отец Эрик понял, что бой надо заканчивать, и как можно быстрей, иначе среди его людей появятся новые жертвы.

– По одному, всем – сабли из пояса! – скомандовал он и порадовался грамотному исполнению приказа. Каждый из учеников по очереди делал шаг назад, выхватывая саблю, и возвращался в круг под удивленными взглядами стражей, не понимающих для чего эта смена оружия. Но уже через полминуты они все прочувствовали на себе. Де Марвиль перерубил клинок несколько растерявшегося от такой неожиданности стража и вторым замахом резанул его по левой стороне шеи, распоров ее до самого кадыка. И второй стражник недолго отбивал удары кинжалом и обрубком сабли, оставшись вскоре с обрубком руки. Яростно взвыв, он, несмотря на хлещущую струей кровь, бросился с кинжалом вперед и на несколько секунд повис на клинках дона Диего и Клэр.

– Мадам, подойдите к Шарлю, – шепнул монах Беатрис, – боюсь, он умирает. Дальше мы сами справимся.

Оставшийся страж оказался самым опытным и искусным бойцом, двумя саблями, крутясь на месте, отбивался от четверых, стараясь не допускать сильных рубящих ударов по своим клинкам.

– Беркли, идите, прикройте Клэр! – крикнул монах, англичанин сейчас больше мешался, чем мог помочь.

Цен Ло появился у края обрыва, когда пятеро окружили, выставив клинки последнего стража из его отряда Ху Чина. Командир отряда стражей окинул взглядом происходящее внизу и главное, тела убитых братьев. Не зря он опасался – все-таки появление сегодня этих «кладоискателей» не было случайностью. Но где и как могли подготовить таких бойцов?! Это Цен Ло совершенно не мог понять. Просто невероятно! Но он быстро отмел ненужные мысли. Его задача – уничтожить врагов, и пять метательных ножей, которые он всегда носил с собой, помогут ему в этом. Цен Ло, выбрав цель, метнул нож, и сделал два шага назад, чтобы его не увидели из оврага.

Нож ударил в спину дона Диего чуть-чуть выше лопаток и, спружинив о металл кольчуги, упал на землю. Испанец вздрогнул и непонимающе оглянулся. Зато монах, заметив поведение дона Диего, догадался, что появился еще «черный страж», хорошо, если один.

– Не стойте на месте, господа, – приказал он, не сводя глаз с напряженной фигуры окруженного стража, – двигайтесь в боевой позиции, как вас учили.

Если бы не оружие в руках людей, со стороны вся картина смотрелась немного странновато – несколько человек пританцовывали вокруг одного, кружившегося в центре.

– Всем внимание! – выкрикнул монах. – Где-то прячется еще один страж, будьте начеку!

«Великий Будда! – подумал Цен Ло. – Без сомнения, это специально подготовленные люди, охотники на стражей! У них очень прочные кольчуги, а ведь мои ножи пробивают латы». Он осторожно глянул в овраг – Ху Чин еще держался. Молодец! Цен Ло встал на колени и, выждав момент, метнул ножи с обеих рук.

Лезвие вонзилось Францу Лоэнштейну прямо в затылок, и воинственный племянник немецкого поэта умер мгновенно, упав лицом в жидкую грязь. Второй нож просвистел возле уха, успевшего уклониться монаха. Ху Чин издал боевой клич, и мгновенно перехватив рукоятку сабли, нагнувшись, отставил правую ногу назад, перемещая на нее центр тяжести, одновременно сделав быстрый выпад направленным вверх клинком из-за спины. Сабля вошла в щеку ван Дорна, неосмотрительно дернувшегося вперед и, раскрошив ему зубы, вышла за ухом.

«Какой отличный выпад! – порадовался за своего первого помощника Цен Ло. – Почти вслепую, но как точно. Недаром он считается лучшим бойцом».

Дон Диэго, находившийся рядом Францем, перерубил клинок стража почти у рукоятки, а тот, отбив второй саблей выпад монаха, не успел уклониться от удара де Марвиля, выкрикнувшего грубое ругательство – и отсеченная голова искусного воина Ху Чина упала в кусты, смотря в небо стекленеющими глазами, словно прощаясь со своим командиром на верху оврага.

Цен Ло всхлипнул от отчаяния и горя, и уже не скрываясь, метнул нож в убийцу своего ученика, монах подался вперед и саблей отбил нож, наверняка бы попавший в стоящего неподвижно Артюса, продолжавшего с ненавистью глядеть на голову врага.

Беатрис подбежала поближе, и ее кинжал полетел прямо в грудь стража, но он немного отклонив корпус, ловко поймал оружие.

Это уже лучше, сейчас Цен Ло прыгнет вниз и даст свой последний бой, он покажет им, как дерутся презирающие смерть.

– Брось ножи, – раздался сзади спокойный голос, к Цен Ло шел худощавый человек в расстегнутом дорогом плаще, под которым виднелась шпага, в руке он держал короткий пистолет несколько необычного вида.

«Прекрасно, – обрадовался Цен Ло, отступая от обрыва, – шпага мне пригодится, да и пуффер тоже, для него у этого дворянина наверняка есть еще и порох и пули. И я смогу отомстить всем».

Широко улыбаясь, как будто встретил лучшего друга, он медленно пошел навстречу незнакомцу.

– Я тебя предупредил, – сказал де Флери и выстрелил, у него не было времени вступать в рукопашный бой, он хотел знать, что происходит там, в овраге?

Цен Ло резко дернулся, и пуля просвистела у его плеча, он заметил, как удивительно невозмутимый человек снова взвел курок.

«Двухзарядный, – сделал вывод Цен Ло, – странно, но не видно второго ствола».

Командиры двух отрядов, не торопясь, шли друг к другу. Страж внимательно следил за пальцем дворянина, нажимающего спусковой крючок. Раздался выстрел, но на долю секунды Цен Ло опять опередил, и пуля лишь вскользь задела его бок чуть-чуть ниже ребер.

Человек в красивом темно-синем плаще опустил пистолет, зачем-то щелкнув курком, видимо, решив попугать Цен Ло, но он-то не такой дурак, и знает в оружии толк. Предчувствуя скорую победу, страж сделал рывок, выставив вперед кинжал, а другой рукой сжимая нож, но, к его изумлению, раздался еще один выстрел, и пробитая в колене нога подломилась, заполнив все тело пронзительной болью. У Цен Ло потемнело в глазах, но он смог в очередной раз услышать звук взвода курка и тотчас пуля разворотила ему правое плечо. Кинжал воткнулся в землю.

«Но это же не может быть, – барахталась настойчивая мысль в сужающемся сознании лежащего на боку командира стражей. – Четырехзарядный пистолет с одним дулом!?». И боясь полностью потерять над собой контроль и попасть беспомощным в руки врагов, Цен Ло, увидев почти у самого лица коричневые ботфорты стрелявшего, изо всех оставшихся сил вонзил себе в сердце широкое лезвие метательного ножа.

Де Флери недовольно поморщился и, встав на одно колено, приложил руки к голове Цен Ло, шепча заклятия на санскрите. У него оставалось только две-три минуты, пока у самоубийцы полностью не прекратилась мозговая деятельность. Аббат напрягся, проникая в потухающее сознание черного стража.

«Где спрятано перевезенное ночью?!» – задал он атакующий вопрос. «Где, где?!» – грохотало в отмирающих клетках мозга Цен Ло, которым невероятными усилиями мысли и воли де Флери не давал погаснуть, удерживая рвущийся из тела дух.

В сознании аббата в убыстренной прокрутке возникли картины ночной дороги, по которой скакали лошади, а он, вроде бы сам нахлестывал их вожжами, спящее селение, двухэтажный дом, затем он оказался внутри какого-то сарая… опускаемый в яму несколькими людьми (были видны только руки), большой и тяжелый ящик, сколоченный из дубовых досок…

Все разом исчезло, и командир отряда стражей успокоился навечно. По лицу де Флери струился пот, чувствовалась страшная усталость, но аббат был доволен – он знал эту близлежащую деревню в четырех лье отсюда.

Увидев на краю обрыва мэтра, бойцы расслабились, но радости победы они не испытывали, все омрачала гибель четырех товарищей, тела которых они аккуратно и заботливо уложили в ряд, будто мертвые могли почувствовать какие-то неудобства.

– Мадам, господа, – вещал сверху де Флери, – павших будем оплакивать потом. Сейчас надо найти тайник, он где-то здесь, а уже темнеет.

– К черту ваши сокровища! – вскричала заплаканная Беатрис. – Разве они стоят жизни наших друзей?

– Если мы не найдем тайник, то эти жертвы будут напрасными, мадам, – холодно ответил де Флери.

– Наш мэтр прав, – тяжело вздохнул де Марвиль, – ни смотря, ни на что, надо закончить дело.

Дон Диэго угрюмо кивнул в знак согласия.

– Сейчас мушкетеры принесут факелы, – сообщил де Флери, – и вынесут тела наших наверх. А стражи пусть здесь поваляются до утра.

– А что, мушкетеры нам не помогут в поисках, господин де Фруа? – с дрожащей истеричной ноткой спросила Клэр.

– Нет, мадам, – сказал аббат, – я хочу, чтобы все было чисто и без всяких претензий со стороны короля. Вы разделались с черными стражами, вы и нашли тайник.

Тайник через полчаса обнаружил Диэго, тыкая рапирой по склону, он, чтоб не поскользнуться, ухватился за куст, и тот свободно поддался, открывая вход в пещеру. Еще час прошел, пока сундуки вместе с мушкетерами поднимали наверх и грузили в две кареты. И что-то ни у кого из бойцов Мастера не возникло желания рассмотреть их содержимое. Слишком сильно действовал на них вид четырех тел товарищей, накрытых парусиной и уложенных в отдельную повозку.

На постоялом дворе Алантсона, в большом номере для важных персон, снятом мэтром, все переоделись в чистое, и когда рану Беркли осмотрел местный лекарь, сказав, что ничего серьезного нет и повреждены только мягкие ткани, все уселись за стол уставленный блюдами и бутылками с вином. Не было только отца Эрика, он молился рядом со своими погибшими учениками.

Де Флери достал из большой шкатулки бумаги с приказами об освобождении с подписью короля и вписал туда имена восьмерых.

– Мадам, господа, вы свободны. Уже завтра эти бумаги курьерами срочно доставят в места заключения, откуда я вас забрал. Убитым, конечно, все равно, но и они уже не преступники.

Затем де Флери, снова полез в шкатулку.

– А вот ваши подорожные из расчета на две недели с разрешением выезда в любую страну, куда захотите, – де Флери выдал Клэр, де ля Рианью, Беркли и де Марвилю по скрученной в трубочку бумаге. – Здесь, от имени короля приказано оказывать вам всяческое содействие. Но, а это на дорогу и проживание – Эдмунт выложил на стол четыре кожаных кошеля с монетами.

Беркли взвесил в руках мешочек и высыпал содержимое на стол.

– Не густо, четырнадцать луидоров, – прокомментировал он, сметая деньги обратно в кошель. – Видать, Людовик экономит на всем.

– Его Величество никогда не был особенно щедр к простым солдатам, – де Марвиль осушил бокал, – другое дело – государственные министры …, – Артюс хотел продолжить свою самую наболевшую тему, но вовремя спохватился.

– В связи с этим вопросом, я хотел бы сделать вам предложение, господа, – де Флери на несколько секунд замолчал, придавая вес паузе, и обвел пристальным взглядом мужчин. Они насторожились, Беркли бросил перед собой столовый нож, дон Диего положил недоеденный кусок мяса в тарелку, а де Марвиль снова наполнил бокал. Только Клэр, не подняла головы, продолжая кушать рыбу под пикантным соусом.

– Сегодня надо изъять часть клада, увезенную стражами прошлой ночью. Я знаю, где это. Возможно, уже утром, когда по окрестным городишкам пройдут слухи о бойне в Чертовой лапе, ящик с сокровищами будет быстро перепрятан. Там из охраны только хозяева – местные жители, видимо, чем-то связанные со стражами. Разве они смогут противостоять нам? В крайнем случае, хотя вряд ли, среди них может находиться один оставшийся страж. За это задание вы получите в четыре раза больше, чем сейчас. Нас будут поддерживать четыре мушкетера, больше я взять не могу, сами понимаете, они нужны здесь, для охраны.

– Вот это выверт! – изумился испанец. – Признаться, хотя я и приустал, но деньги мне нужны позарез. Вернуться домой голым, как-то уж совсем неприлично.

– А что значит «нас»? – спросил де Марвиль, – то есть вы, Мастер, пойдете с нами?

– Да, – кивнул де Флери, – а отца Эрика я оставляю здесь, так мне будет спокойнее. – Этим решением тайный советник нарушал приказ короля, запрещающий ему непосредственно принимать участие в схватках с противником, только общее руководство. Но может и не будет никакого сопротивления? – Я не исключаю и вас, Беркли, если захотите участвовать, будете нашим надежным тылом. Надеюсь, ваша рана это позволит.

– Да, черт побери, какая рана?! – вскричал покрасневший от возбуждения Уолтер. – Всего лишь обыкновенная царапина! Я готов идти первым!

– Прекрасно, господа, вашу боевую одежду слуги уже почистили на всякий случай. Переодевайтесь, не будем медлить.

– Постойте, господин де Фруа, – холодно процедила Беатрис Клэр, – что-то я ничего не услышала о себе, вы забыли про меня.

– Ни в коем случае, мадам Клэр, – галантно поклонился де Флери. – Не обижайтесь, но если вы о дополнительном вознаграждении, то я прямо сейчас могу выдать вам деньги.

– Господин де Фруа, – встав, гордо откинула голову Беатрис, и голос ее зазвенел от гнева, – вы сейчас не просто обидели меня, а дважды оскорбили, сбросив меня со счетов раньше времени и упомянув о золоте! Единственное, что может являться моим прощением по отношению к вам – это полноправное участие в предстоящей вылазке. Или вы заслуживаете пощечины!

Де Флери несколько смутился, да, Беатрис храбро сражалась наравне со всеми, но все же у нее случился нервный срыв, и до сего момента Эдмунт не был уверен, захочет ли она ввязаться в продолжение схватки. Но, слава Господу, Клэр сама изъявила желание.

– Решено, мадам, вы в деле. Примите мои извинения.

Беатрис кивнула в знак прощения.

В деревне в четырех лье от Авинтсона, к добротному кирпичному дому, который де Флери увидел через сознание Цен Ло, они добрались около полуночи. Мэтр приказал двум мушкетерам зайти сзади со двора, перелезть внутрь через каменное ограждение и затаиться, пока мэтр их не позовет, подготовить мушкеты, и если кто-то постарается бежать из заднего входа дома или из сараев, стрелять на поражение.

Два мушкетера, обнажив оружие, остались сторожить дом со стороны улицы у лошадей и кареты де Флери, с указанием никого не впускать и не выпускать.

– Откройте, полиция! Именем короля! – де Марвиль заколотил кулаками в дверь, оббитую для большей крепости железными скобами.

Через некоторое время внутри дома послышались невнятные голоса и раздались шаги, затихшие у двери, кто-то изнутри прислушивался к происходящему на улице.

– Немедленно откройте! Полиция! – продолжал орать полковник. – Иначе взломаем дверь!

Наконец открылось окошко в двери, и де Марвиль сунул туда дуло пистолета, после этого дверь быстренько открылась. Дон Диэго оттолкнул человека, и с факелом и рапирой в руках, шагнул в дом, за ним последовали все члены группы.

В небольшой гостиной, где было не по-крестьянски уютно, их встретили полуодетый седой старик, рядом с ним, испуганно глядя на вооруженных незнакомцев, переминалась женщина лет сорока, а по бокам их стояли, держа свечи, двое здоровенных парней с заспанными лицами.

– Что вам угодно, господа? – слабым, но четким голосом спросил старик, по-видимому, хозяин дома.

– Мы из Парижа, ищем беглых государственных преступников, – громко объявил де Флери, – по нашим сведениям двое из них укрылись у вас в доме.

Старик достаточно долго жил на свете и смог сразу понять и по лицам и по поведению, что это были не простые полицейские, а наверняка большие чины.

– Я Француа Мравиньи, – сказал старик, – это моя жена Анна и сыновья Жак и Робер. Мы делаем и чиним любые телеги, повозки, а также конскую упряжь… Клянусь, милорды, у нас никто не скрывается, здесь нет чужих. Вот он, – старик показал на юного паренька, открывшего дверь и стоявшего в сторонке в смиреной позе, – мой двоюродный племянник Жюль, сын моего кузена из Ренна, а сам кузен – член городского парламента. Иногда помогает мне заказами, добрая душа. Есть еще два подмастерья, дальние родственники моей жены из крестьян, учу их на старости лет своему ремеслу, иначе пропадут не за грош. Да спросите соседей, милорды, все подтвердят мои слова. Истинную правду говорю, видит Бог, – старик перекрестился.

– Где работники? – прервал хозяина де Марвиль. – Будите их и сюда. И лампы зажгите, что-то темновато у вас.

– Сию минуту, милорды, – засуетился старик, отправив Робера будить работников, и озабочено наблюдая, как Жак, зажигал лампады, подвешенные к потолочной балке длинной палкой с прикрепленной к ней свечой.

Появились работники Мравиньи – деревенские мужики, бросающие опасливые взгляды на грозных ночных гостей. Де Флери внимательно оглядел их, нет, они, конечно, не черные стражи. Мозолистые руки мастеровых, темные от въевшегося дегтя, неуклюжесть, и вечный страх в глазах перед представителями власти.

– Сейчас мы осмотрим ваши амбары и сараи, – объявил де Флери жителям дома. – Вы, Француа, ну и вы, – он ткнул пальцем в Робера, – пойдете с нами.

Значит, в доме остаются пятеро, из них трое взрослых мужчин, мальчишка и хозяйка. Вряд ли они могут быть серьезными противниками, даже если вдруг набросятся на его людей, размышлял де Флери, так кого же оставить для охраны? А вот у спрятанного ящика может быть страж, если он все же не из присутствующих, тогда надо признать, что он очень талантливый актер, но опять, вряд ли… Никто из них так не сыграет. Так, остается Беатрис, она сейчас вылитый молоденький офицер, разве ее примешь за женщину? Но Беркли – само собой, хотя рана не серьезная, но возможности у него уже несколько ограничены. Ладно, будем исходить из того, что главная опасность ожидает, когда они найдут или будут доставать ящик с драгоценностями. Даже если домочадцы ринутся на помощь, защищать запрятанное, англичане их остановят, да и двух охранников на улице тоже можно взять в расчет. А он с доном Диэго и де Марвилем справятся с вероятным стражем, даже с двумя, а старик и его сын особой угрозы не представляют. И мушкетеры сидят где-то во дворе в засаде, на крайний случай. Ладно, решено. Но что-то так неспокойно на душе.

– Господа, приготовьте пистолеты и шпаги, – отдал распоряжение де Флери Беатрис и Уолтеру. – А вот вы все садитесь на эту скамью, и если кто встанет без разрешения, эти люди тотчас применят оружие. Вы поняли?

Поспешно рассаживаясь, члены семьи и работники послушно закивали головами.

– Пошли, – де Флери легонько подтолкнул старика. – Показывайте нам ваше хозяйство.

Ночь стояла лунная, поэтому дворовые постройки были хорошо видны, только в конце участка темнели фруктовые деревья небольшого сада, где притаились мушкетеры.

Француа Мравиньи тыкая пальцем в три больших сарая, объяснял, что там находится. Эдмунт напряг память, в мыслеобразах, полученных им от убитого стража, не проявлялась ни постройка, ни входная дверь. Значит, надо заходить внутрь, отдельные смутные фрагменты помещения возле погреба де Флери запомнил.

– Давайте-ка, вон туда, в самый дальний, – сказал командир, – с него и начнем.

– Здесь у нас заготовки для телег, занимаемся столярными работами, вот как раз Робер тут и хозяйничает, – затараторил Мравиньи, заметно волнуясь.

Зайдя туда, де Флери сразу понял – это не то. Ничего похожего. Но он все же прошелся с факелом по столярке.

– Осторожнее, милорд, – заканючил старик, – одна искра на стружки, и все сгорит, всего лишусь.

Они опять вышли во двор.

– Слушайте, Мравиньи, а где тут у вас погреб? – Эдмунт приблизил факел к лицу хозяина, тот часто заморгал и дрожащей рукой указал на ближнюю каменную постройку.

– Тут. Там окорока, солонину держим…

– А где еще погреб? – де Флери не отводил пристального взгляда от глаз старика.

– Более нет, монсеньор, Господом нашим клянусь, – Мравиньи мелко закрестился, – зачем нам два погреба, я бедный ремесленник, всю ораву еле прокармливаю. Запасы мои скудны.

По поведению старика даже дону Диэго и де Марвилю стало понятно, что он лжет.

– Мне кажется, что месье хозяин нам нагло врет, – грозно сказал испанец, шагнув к задрожавшему Француа.

«Сомнительно, что два погреба были вырыты рядом», – подумал де Флери и указал на постройку на другой стороне двора.

– Но, а там что?

– В одной половине конюшня, у меня две лошадки, благородные милорды, во второй – дровяник.

Точно! Де Флери вспомнил, как через сознание стража он видел в помещении, где прятали в яму ящик, вдоль стены были уложены распиленные дрова.

Нет, не умел Француа Мравиньи как следует врать, да, вдобавок чего-то боялся, впрочем, не чего, а кого, то есть кары стражей. Больше властей их боялся и Робер, потому, дойдя до сарая, он не стал открывать замок, а схватил лежавшую рядом оглоблю, и замахал ею перед собой, загораживая дверь.

– Не подходить, убью!

– Не надо, сынок! – закричал старик, но Робер его не слушал. Яростно размахивая оглоблей, он, то отступал, то делал два шага вперед, стараясь поразить хоть кого-нибудь из этих троих ищеек, взявших след.

Дон Диэго сначала хотел выхватить рапиру, да и де Марвиль положил руку на пистолет, но устыдившись мэтра, заметившего их движения (не подобает опытным офицерам применять боевое оружие против деревенского мужика), просто ловко уклонялись от пролетающей со свистом возле их голов длинной палки. А парень, вроде, мог махать этой своеобразной дубиной долго – силушкой его Бог не обидел, поэтому де Марвиль, выждав мгновения, когда Робер немного опустил оглоблю, и на развороте повел ее вперед, в ловком полупрыжке ударил ногой, башмаком, по торцу, вследствие чего противоположным торцом горячий сынок Француа получил сильный удар в живот.

Выронив свое деревянное оружие, он, задыхаясь, рухнул на колени, схватившись руками за ушибленное место, отец с причитаниями бросился к нему.

А за несколько минут до (окончания схватки), когда в доме услышали крики старика и Робера, домочадцы дернулись, и начали переглядываться.

– Сидеть смирно! – грозным тоном приказал Уолтер Беркли, и взведенные курки пистолетов заставили сидящих притихнуть.

– Господа офицеры, – дрожащим голоском чуть ли не прошептал Жюль, – можно мне сходить по малой нужде?

– Потерпишь, малыш, – бросил Беркли.

– Но, монсеньоры, я больше не могу, неужели вы заставите меня обмочиться здесь?

– Но и обмочишься, ничего страшного, – хмыкнул англичанин. – Во двор выходить нельзя.

– Да я здесь, в ночной горшок, вон там у дверей, – молил Жюль под сочувственными взглядами домочадцев.

– Пусть идет, – пожалела парнишку Беатрис.

– Это будет нарушением приказа, лейтенант, – построжал Беркли. – Все находящиеся здесь должны быть у нас под присмотром. Но только если вы его проводите, сударь, – с едва заметным ехидством прибавил Уолтер.

Сам себе не признаваясь, Беркли втайне завидовал Беатрис Клэр с начала занятий, когда они стали тренироваться. Он не был солдатом, не умел, как другие привычно обращаться с оружием, поэтому ему приходилось затрачивать бо́льшие усилия для выполнения заданий, чтобы не отставать от товарищей. А у Беатрис все получалось как бы легко, быстро и естественно и эти ее способности раздражали Уолтера, хотя он тщательно это скрывал. А вот сейчас, уже получив свободу, почему-то не сдержался. Беркли пожалел о сказанном, а Клэр, слегка покраснев, дала себе слово в ближайшее время проучить нахала.

– Иди к своему горшку, – грубоватым мужским голосом сказала Беатрис, разрешив мальчишке встать, и подтолкнула его в спину.

Они прошли к дверям, выходящим во двор, откуда слышались выкрики Робера.

«Что же там происходит?», – встревожено подумала Беатрис, и это стало ее последней мыслью.

Жюль мгновенно развернулся и вонзил нож молодому офицеру точно в солнечное сплетение. Дрожащей рукой выдергивая оружие (он еще никогда не убивал человека!), парнишка полоснул лезвием по одежде и увидел под разрезанной рубашкой женскую грудь. «Это женщина!», – поразился приемный сын начальника отряда стражей, на мгновение застыв.

Увидев падающую Клэр, Беркли выстрелил в юного убийцу, но тот успел выскочить во двор, на бегу метая в «полицейских» смертельные звездочки-сюрикены – «гарпуны». Это Жюль умел хорошо делать, быстро и точно попадая в цель, он заслуживал от отчима Цен Ло молчаливого одобрительного кивка и поощряющей улыбки, и сейчас он ни разу не промахнулся, но надежные кольчуги снова спасли жизнь де Флери и его людей, услышавших отчаянный вопль Беркли: «Беатрис!!!».

Де Марвиль, сбивающий замок с дверей сарая, услышал крик Уолтера, и тотчас получив чувствительный удар в спину от сюрикена, обернулся. На него с искаженным злобой лицом, сжимая в руке окровавленный нож, несся Жюль. Парнишка больше не обращал внимания на остальных двух «жандармов», уверенный, что они серьезно ранены, если не убиты. Артюс, как и дон Диэго растерялся, не зная, что делать, Жюль казался им совсем мальчишкой. Но де Флери все понял правильно, вот он, оставшийся маленький страж – родственник убитых черных стражей, опасный звереныш! Эдмунт, выхватив рапиру, сделал рывок и крестообразным взмахом ударил сзади клинком по ногам Жюля. Тот, падая, сделал переворот через спину, но вскочить не смог, и тотчас его горло сдавил башмак де Марвиля.

– Связать Робера и этого волчонка, – приказал де Флери и, позвав притаившихся в саду мушкетеров, давно рвущихся прийти на помощь, поспешил в дом…

– Господи, прими, и упокой ее душу, – стоя на коленях у тела Беатрис, аббат трижды перекрестился и повернул опечаленное лицо к Беркли. – Это я виноват, надо было проследить и проверить, одела ли она кольчугу. Старею…

У стоявшего в двух шагах Уолтера Беркли дрогнули губы. Он не отрывал прищуренных мокрых глаз и дул двух пистолетов от сидящих на скамье людей с побелевшими от ужаса лицами, и его пальцы на спусковых крючках застыли от напряжения. Если бы кто там даже шевельнулся, Уолтер стал стрелять без раздумий, это прекрасно поняли все пятеро, поэтому они тихонько дрожали, прижавшись друг к другу.

После погрузки тяжелого громоздкого ящика в карету, де Флери разместился там с Беркли, между ними в сидячем положении находилось тело Беатрис, и не только потому, что в карете оставалось мало места, а словно она живая среди живых возвращалась с последнего задания. А в конфискованной у хозяев крытой повозке, окруженной конными мушкетерами, лежали связанными Жуль и Робер под присмотром де Марвиля и дона Диэго. Прибыв на постоялый двор, де Флери передал тело англичанки в руки срочно поднятых с постели опытных сиделок, обмывших и переодевших Беатрис в женское платье, и уложивших ее в незатейливый гроб, рядом с такими же гробами боевых товарищей.

– Ну с этим остолопом все ясно, – сказал аббат отцу Эрику, кивая на явно находящегося в шоке Робера с застывшими и опустевшими глазами, – а вот с юным гаденышем стоило бы побеседовать, как следует. И не принимай его как несмышленого мальчика, мой друг, он при случае зарежет и тебя, не моргнув глазом. Введи выкормыша стражей в состояние транса, он может поведать много интересного, например, как, с кем и когда их отряд поддерживал связь с другими стражами, здесь обязательно должен присутствовать какой-то посредник. Вытащи из него все. А Робер пока побудет в соседней комнате под присмотром Артюса и Диэго. А Беркли пусть сделают перевязку. Я надеюсь на тебя, Мун. – С этими словами де Флери покинул арестованных и своего помощника. Его ждала куча скорбных и срочных дел. Как долго тянется эта ночь!

Отец Эрик быстро проник в сознание мальчишки, находящегося в гипнотическом сне. Вон оно что! Мальчишка пасынок командира отряда «черных стражей», который они уничтожили. Интересно, пойдем дальше. Монах словно листал страницы книги – памяти Жюля в обратном порядке. Сейчас пред ним всплыло лицо Хранителя, куратора и связного между отрядами стражей, посещавшего Цен Ло, а он ведь как-то видел издали этого офицера в свите короля, но де Флери потом точно узнает, что это за птица. Так что еще? Перебивая другие мысленные картины, в сознании Жюля несколько раз возникал четкий образ мужчины лет тридцати, отца мальчишки, умершего… да, шесть лет назад от какой-то непонятной болезни. Ясно, Жюль очень скучал по нему. Вот отец, играя, подбрасывает маленького сына над собой и тот, взлетая наверх с замирающим сердцем от страха и восторга, видит сильные руки отца с татуировкой у предплечья… Стоп! Такая татуировка наносилась мальчикам его рода Белой Панды, достигшим четырнадцатилетнего возраста, после проведения соответствующих обрядов.

Изумленного монаха словно поразила молния, полузабытые воспоминания вдруг нахлынули на Муна, опять перед глазами встала картина, как умирают члены его семьи, попавшие в засаду разбойников. Шесть мужчин и три женщины против тридцати, не меньше! безжалостных головорезов. Восьмилетнего Муна мать каким-то чудом быстро успела спрятать за камни и накрыть пихтовым лапником, дав строгий наказ, чтобы не случилось, он должен сидеть тихо и не попасть в лапы убийц. Его дядю и старшего двоюродного брата стрелы нападавших убили сразу, и орава разбойников с радостными криками накинулась на горстку людей… Жаль, но Мун так и больше нигде не встречал подобного боевого стиля, какой применяли его соплеменники. Когда умер последний оборонявшийся, живых разбойников осталось всего семь человек.

Значит, Жюль его родственник! Мун за все эти годы не мог найти даже того, кто бы знал о людях Белой Панды, а тут, сейчас…

– Наш род небольшой, но очень древний, – слова отца четко прозвучали в памяти Муна, – и все мы одна семья. Каждый из нас без раздумий должен отдать жизнь за соплеменника. Наш первый долг – помогать и защищать своих при любых обстоятельствах. Иначе, мы давно бы вымерли.

В сильнейшем потрясении Мун смотрел на приоткрывшего глаза Жюля – эту неожиданно проявившуюся связь с родиной, с погибшей семьей, казалось, потерянную навсегда. Он не может отдать мальчишку своему названному старшему брату, несмотря на все, что Син для него сделал.

– Знаешь ли еще кого из рода твоего отца? – осевшим от волнения голосом спросил монах.

Мальчишка долго не отводил пытливого взгляда от монаха. Он начал о чем-то догадываться.

– Нет. Отец говорил, что, наверное, мы с ним последние из рода Белых Панд. А ты кто?

– Как ноги, ты можешь идти? И у тебя есть, где спрятаться? – перебил его своими вопросами Мун.

Мальчишка молча кивнул, хотя было видно, что его распирает от любопытства.

Но, а Мун не должен знать, куда уйдет Жюль, поэтому ничего не сможет сказать даже при пытках или гипнозе. Надо вывести его из дома и дать возможность скрыться, вот только полковник и испанец могут этому помешать, и при попытке бегства без раздумий убьют мальчишку. Значит, придется брать все на себя, но монах не колебался, он на время обезвредит оставшихся членов отряда.

– Иди вперед, – Мун легонько хлопнул по плечу Жюля и открыл дверь, они вышли в соседнюю комнату. Артюс и Диэго, поднимаясь со скамьи, встретили маленького убийцу мрачными взглядами.

– Дон Диэго, что это у вас? – монах протянул руку к лицу недоумевающего испанца и нажал большим пальцем ему под подбородок, ближе к горлу. У того подогнулись колени и он, засыпая, упал на пол. Мгновенно обернувшись, монах вполсилы ударил ребром ладони де Марвиля по кадыку. Всхлипнув, полковник тотчас потерял сознание, Мун поддержал его и мягко опустил на пол рядом с Беркли. Робер смотрел на происходящее совершенно сумасшедшими глазами, его психика не выдерживала такой быстрой и бурной смены событий. Монах провел ладонью перед лицом парня, чтоб немного успокоить беднягу.

Господи! Мун обернулся и увидел, как ученик стражей связанными руками выхвативший из-за пояса де Марвиля кинжал, наносил быстрые и бесполезные удары по туловищу, защищенному кольчугой. Монах опоздал буквально на секунду, а Жюль всадил кинжал чуть ли не по самую рукоятку в глаз полковнику королевских драгун и повернул довольное лицо к Муну.

– Зачем ты это сделал? – в ужасе спросил тот.

– Он наступил мне на горло, к тому же, я отомстил за смерть Цен Ло, – горделиво заявил Жюль. – Разреши, я убью и этого.

Душа Муна сжалась в безысходной тоске и смятении. Он отобрал кинжал и, разрезав путы на руках мальчишки, глянул в окошко, выходящее во двор.

– Кто вы, сударь? – тихо спросил Жюль, перед тем, как выскользнуть в узкий оконный проем. – Вы мне чем-то напоминаете отца. За кого мне молиться?

– Молись за старшего брата Муна, – печально ответил монах. – А сейчас, уходи.

Последний из рода Белых Панд (себя Мун уже не считал), прихрамывая, исчез в ночи. А отец Эрик долго глядел на светлеющее небо, тяжело вздыхая. Как трагично заканчивается миссия…

– Я понимаю твои чувства, брат Мун, – де Флери с трудом сдерживая гнев, стоял напротив своего помощника, скорбно склонившего голову и потупившего взор, – но ты бы мог посоветоваться со мной, и мы бы что-нибудь придумали, и может, отпустили мальчишку. А так еще одна жертва – полковник де Марвиль, умный и честный человек… Ты меня разочаровал, младший брат. Ты сделал в корне неверный ход, забыл про меня, и чувства заслонили твой разум!

Аббат сделал паузу и заходил взад-вперед возле застывшего как статуя монаха.

– Также я думаю, что ты не скажешь ничего, что успел узнать от пасынка этого Цен Ло.

Мун поднял голову и Эдмунт увидел в его глазах такую жгучую черную боль, что внутренне дрогнул.

– Я виноват перед вами, брат Син, – прошептал он. – Вы всегда были для меня как отец, и только смертью я могу искупить свою вину.

– Смертью, – презрительно протянул Эдмунт. – А твоя смерть исправит что-нибудь? – Де Флери отвернулся от монаха, задумчиво уставившись на стену.

– Это все, что я могу сделать, – Мун выхватил из-за пазухи длинную спицу-стилет и вонзил себе в сердце.

Де Флери резко повернулся.

– Не надо, Мун. Зачем?! – Он обхватил монаха и прижал к своей груди, не давая ему упасть, и слезы потекли по щекам Эдмунта.

– Впервые вижу, как ты плачешь, брат Син, – удивленно прошептал Мун и, дернувшись, умер на руках своего учителя.

… Обрадованный столь значительным вкладом в государственную казну король спросил де Флери, что он хочет в награду за успешное выполнение миссии.

– Свободу, Ваше Величество, – сказал аббат.

– Не понял вас, мой друг? – наморщил лоб Людовик.

– Извольте освободить меня от обязанностей Вашего тайного советника, сир. Думаю, я уже больше ни чем не могу Вам помочь. Вы давно превосходите все мои скромные возможности.

Людовик привык к Эдмунту де Флери, он знал, что аббат всегда где-то рядом, и это часто придавало ему уверенности в сложных решениях. Но сейчас де Флери прав – в нем нет более особой нужды. Странно, даже как-то чуточку грустно расставаться с ним. Но это нельзя показывать, король Франции стоит выше обычных человеческих чувств, потому что он отвечает перед Богом не за одного подданного, а за всё государство.

– Что же, господин де Флери, если вы считаете, что мои услуги вам больше не нужны, то я вас не задерживаю, – холодно произнес Людовик, придавая своему лицу надменное выражение.

Аббат понимающе и спокойно взглянул на монарха и поклонился.

– Благодарю Ваше Величество.

И только когда он уже открывал дверь приемной, Людовик не удержался и тихо окликнул его:

– Эдмунт, – де Флери обернулся. – Спасибо, – еще тише сказал король и, опустив взгляд, зашелестел бумагами на столе.

Диэго де ля Рианьо решил сразу же покинуть Францию. Военная карьера здесь закончилась тюрьмой, так что под знаменами Людовика XIV он больше воевать не хотел. Пора немного отдохнуть в родных пенатах, а там будет видно. Его профессиональный опыт и феноменальное умение рукопашных схваток могут по достоинству оценить в любой армии мира. На век дон Диэго войн хватит.

Не желая тащиться через всю Францию на лошадях, что весьма накладно, де ля Рианьо отправился до границы с родиной морским путем. В Гавре он сел на торговое судно, следующее до города-порта Байонна, а там до Испании рукой подать.

Дон Диэго так и не узнал, что такой выбор спас ему жизнь, сбив со следа разыскивающих его по дорогам Франции убийц.

Уолтер Беркли, наоборот, не спешил сразу уехать на родину, он дал себе слово, в память о погибшей Беатрис узнать, что хотела она, то есть о судьбе мужа. Де Фруа, одобрил это решение и привез письмо от государственного министра Кольбера с приказом о всяческом содействии гражданской и военной администрации Уолтеру Беркли в поисках морского офицера англичанина Патрика Клэр.

В портовой таверне в пяти минутах ходьбы от причала, где стояло несколько военных кораблей французского флота, было шумно и душно. И хотя Уолтер сидел в отдельном зале для благородных людей, пьяные выкрики матросов и визги девиц сливались в сплошной гул, от которого у непривычного к такому шуму Беркли разболелась голова. Слава Богу, помогло проверенное средство – пара глотков крепкого рома. Вскоре сюда, на встречу с Беркли должен подойти офицер с того самого корабля, который с год назад отбуксировал захваченный в схватке бриг испанцев, где, судя по всему, находился муж Клэр. Документ от государственного министра заставил военно-морских чинуш засуетиться и найти нужного Уолтеру человека.

– Извините, сударь, можно к вам подсесть? Вы, наверное, скучаете в одиночестве? Но, а мы, с вашего позволения, угощаем.

Беркли поднял голову, возле него, покачиваясь, стояли два человека из младшего офицерского состава флота с любезно-нахальными улыбками, и каждый из них держал в руке кувшин с вином.

– Соседний стол свободен, господа, – Уолтер указал на него рукой. – А за приглашение спасибо. Но я жду одного человека.

– Так вы не француз, сударь? – уловив акцент Беркли, даже почему-то обрадовался один из моряков. – Симон, – обратился он к приятелю, – а может этот господин голландский или немецкий шпион? Наверное, нам надо его задержать.

– Господа, не говорите ерунды. Я вам не мешаю, не мешаете мне и вы. – У Беркли начало портиться настроение. Да где же этот помощник капитана?

– Ага, Симон, – не унимался морской офицер, – не кажется ли тебе, что нас оскорбляют?

– Точно, – закивал в ответ тот, кого называли Симоном, – этот подозрительный тип, оказывается, к тому же просто наглец.

– Господа, через час я к вашим услугам, – Беркли встал, презрительно глядя на подвыпивших задир. – Извольте указать место. Выбор оружия предоставляю вам.

– Ах, какое благородство, – фыркнул напарник Симона, делая шаг назад и касаясь рукой своей шляпы. – Признаться, от шпионов я такого не ожидал.

В последний момент Беркли заметил взгляд офицера, направленный в сторону, но было поздно. Острая жгучая боль в спине пронзила тело, проникнув острием клинка в сердце, и он уже не смог повернуться, чтобы увидеть убийцу. А тот, спокойно поддержав падающего англичанина и закрывая его собой, опустил Беркли на скамью, положив голову жертвы на стол. Затем, взяв плащ, сброшенный с себя Симоном, накинул на убитого, чтобы прикрыть рукоятку кинжала, торчавшего из спины. Ну перебрал господин штатский, с кем не бывает, прикорнул за столом. На все эти действия ушло не более минуты – профессиональные убийцы, работающие на Хранителей, знали свое дело.

– Отдыхай, приятель, – посмеиваясь, «офицеры» похлопали Беркли по плечам, поставив вино на стол. – Мы сейчас вернемся.

Даже наблюдателю со стороны все происходящее показалось бы очень естественным, но никто, ни за кем тут не следил, и три человека, разговаривающие между собой немного заплетающимися языками спокойно прошли к выходу и, разойдясь в разные стороны, затерялись на улицах портового города.

Человек, которого папаша Пьер называл Хранителем, служил в чине полковника королевской гвардии и звали его шевалье Шарль де Суассон – родной племянник Луизы де Бурбон-Суассон, давно умершей первой жены герцога де Лонгвиля. Шарль не являлся гугенотом, но членов Совета Хранителей, завербовавших де Суассона это нисколько не смущало, представителя знатного рода ожидало блестящее будущее и Хранителям на перспективу нужны были такие люди. А двадцать лет назад молодой шевалье, ведущий не посредствам роскошную жизнь и растративший почти все отцовское состояние, отчаянно нуждался в деньгах и юношу со всех сторон осаждали кредиторы. Де Суассон уже решил бежать за границу, чтобы скрыться от назойливых ростовщиков, но именно в этот нелегкий период своей жизни к Шарлю обратились двое очень титулованных особ с предложением, о котором можно было только мечтать. Ему гарантировалось погашение всех долгов и ежемесячная выплата в течение нескольких лет очень приличной суммы, чтобы вести совершенно безбедное существование, к которому он так привык. К тому же в ближайшем будущем представление ко двору и возможность знакомства с наследником короны Франции. И все это за совершеннейшие мелочи: в дальнейшем, когда их протеже приобретет влияние при дворе, выполнять кое-какие незначительные просьбы, в том числе, нужную для благодетелей информацию. Но, а их помощь подавалась под благородным соусом – по причине благодарности за некие очень важные услуги, когда-то оказанные отцом шевалье. И только через несколько лет, когда де Суассон вошел в число доверенных лиц Людовика и его карьера резко пошла вверх, ему открыли правду о тайном фонде и Хранителях, взяв клятву о молчании, за нарушение которой полагалась неминуемая смерть.

Прошли годы, Шарль получил высокое звание полковника королевской гвардии и после этого его удостоили быть членом Совета Хранителей, в общем-то, исполняющим необременительные обязанности: кураторство нескольких действующих отрядов черных стражей. Но так как почти все ценности фонда постепенно переправлялись в иностранные банки, к настоящему времени уже оставался только один отряд по охране клада в Чертовом овраге. Вероятно, это была ошибка Совета, что они тянули с вывозом сокровищ, надеясь, что еще долго никто не сунется в проклятое страшное место. Надо было это сделать прошлым летом, но война с Нидерландами, в которой по своим служебным обязанностям участвовали многие члены Совета, не позволила тогда собраться всем вместе и принять решение. Кто знал, что так выйдет, случайности часто перечеркивают любые планы и надежды.

Вчера в Алантсоне из окна дома, где Шарль остановился у надежного человека, он заметил у входа в постоялый двор мужчину, по всей видимости, дворянина, лицо которого показалось ему знакомым. Но вспомнить, кто это, он так и не смог. А утром следующего дня де Суассон получил ошеломляющие новости: королевские мушкетеры, перебив черных стражей, изъяли клад в овраге, а ночью нашли у старика Мравиньи перевезенную ранее часть сокровищ и, не дожидаясь утра, увезли все ценности и тела своих погибших товарищей, среди которых был монах и одна женщина. Их уже не догнать. Цен Ло тоже погиб. Трупы всего отряда стражей перенесены в холодный карцер полицейского участка, и городские власти начали опрос и вызовы жителей Алантсона на опознание убитых, за любые сведения о них – награда сто ливров.

Шарль пришел в полное смятенье. Такого не может быть! Мушкетеры не могли одолеть стражей! Полный абсурд. Допустим, они проследили доставку груза до дома Мравиньи, это понятно, но справиться в овраге с бойцами Цен Ло просто непостижимо для обычных служак, пусть даже хорошо владеющих шпагами. И вся операция неизвестного противника проведена очень быстро и грамотно, без соответствующей подготовки ее было невозможно провернуть. А он ничего не знал. Какой прокол в порученном ему деле! Что он скажет Совету? Кто в такое поверит?

Шевалье поднял на ноги всех своих местных агентов, и не жалеючи бросал кошельки с ливрами. Через пару часов он узнал, что мушкетеры не принимали участия в схватке, это были совсем другие люди, вероятнее всего, специально подготовленные наемники. А главным среди них по описанию являлся именно тот человек, которого он видел у постоялого двора. Проклятье! Здесь де Суассону уже нечего делать, все следы надо искать в Париже, где у Хранителей куча информаторов и шпионов.

Прошли сутки, в течение которых де Суассон продолжал сорить деньгами, и это понемногу приносило результаты. Один мушкетер из дворцовой охраны оказался падким на дармовое угощение и подшофе указал на своего сослуживца, некого Жана де Милона, по приказу короля участвовавшего несколько месяцев в какой-то тайной миссии и только вчера появившегося в Париже. Шарль почувствовал, что пахнет горячим. Он встретился с де Милоном и хитростью, сославшись на запрос префекта Алантсона (а это сработало!), выманил у мушкетера имя командира спецотряда. Им оказался мэтр де Фруа, по словам мушкетера, доверенное лицо самого короля с неограниченными полномочиями. Это имя ничего не говорило полковнику королевской гвардии, а он при дворе знал всех. Кто же этот таинственный человек, вхожий к королю? Отчаяние начало овладевать де Суассоном, время шло, а он не знает, что докладывать на завтрашнем Совете Хранителей. Потеря таких ценностей ощутима даже для фонда, владеющего огромным состоянием, и кто-то в том виновен, пусть он даже действовал по приказу самого Людовика. Это ничего не меняет, наказание неотвратимо.

Оставалась еще маленькая зацепка – монах, который все время крутился возле мэтра, а если предположить, что и сам де Фруа служитель церкви? Шарль перебрал в уме всех священников, представленных королю и хотя бы изредка общающихся с государем, но никто не подходил под описание командира отряда, дьявол его побери!

Цепляясь за соломинку, шевалье, подобрав какую-то более-менее подходящую причину по вопросам теологии, поговорил с личным каноником короля, осторожно пытаясь хоть что-то разузнать, и ему, наконец, повезло! В беседе с говорливым придворным священнослужителем всплыло имя аббата, в миру Эдмонта де Флери. Точно! Де Суассон еле сдержался, чтобы не запрыгать от радости, он сейчас вспомнил, как более десяти лет назад около короля часто появлялся умненький такой поп, протеже Мазарини, а потом куда-то исчез. Так вот кому король тайно поручил пополнить казну. Тут же всплыло в памяти, что аббат как-то в присутствии шевалье рассказывал о своих приключениях по Тибету. Все сходится! Этот человек мог знать искусство восточных рукопашных поединков и подготовить своих бойцов.

По любезному приглашению Анри де Лажу, аббат переехал вместе со своей библиотекой в его небольшой родовой замок XIV века, находящийся в 15 лье от Парижа.

– Живите здесь, сколько хотите, дорогой Эдмунт, можете считать мое скромное родовое гнездо своим домом, – сказал маркиз, обрадованный тем, что его друг ушел с королевской службы и сейчас ему ничто не мешает вступить в орден розенкрейцеров. Он этого достоин в высшей мере.

На четвертый день после переезда, де Флери с Анри прогуливались по каштановой аллее, ведущей от замка к небольшому пруду, сняв шляпы и подставляя лица мягкому весеннему солнцу. С обеих сторон аллеи зеленели ухоженные поляны, обрамленные аккуратно подстриженным кустарником.

– А знаете, мой друг, если вы не против, я в скором времени намерен предложить вам изучение вихрей-убийц, с которыми вы сталкивались. У нас много интереснейшего материала по этому явлению. Его надо систематизировать, провести определенный анализ и выдать свои предложения по местам возможного появления, а также укрощения этих темных сил. А у нас есть такие возможности. Очень увлекательная, но вместе с тем и серьезная тема, мой друг.

В общем, де Флери не возражал, но понимал, заниматься по данному вопросу он сможет только после посвящения в члены ордена и догадывался, что де Лажу дал ему весьма лестные рекомендации перед Высшей Коллегией.

Их разговор прервал подскакавший на лошади секретарь маркиза Альбер Парэ. Ловко соскользнув с седла, он попросил разрешения поговорить с маркизом наедине. Эдмунт отошел в сторонку, разглядывая пруд и небольшую изящную беседку на берегу. Надо отдать должное Анри как хозяину – примыкавшая к замку территория выделялась своей особенной ухоженностью и приятно радовала глаз.

Через несколько минут его под руку взял улыбающийся де Лажу.

– Могу сообщить вам, дорогой Эдмунт, что сегодняшней ночью нам вряд ли придется прилечь, поэтому советую после обеда как следует отдохнуть.

Шарль де Суассон находился в хорошем расположении духа, за последние три дня он многое узнал о тайном советнике Людовика, и сейчас все складывалось прекрасно.

Во-первых, коварный святоша больше не служит у короля, в данный момент он частное лицо и поэтому его смерть уже не может восприниматься Его Величеством, да и министром Кольбером, как месть или вызов каких-то сил представителям государственного аппарата, просто нападение разбойников. Не будет дотошного и нудного расследования. Во-вторых, известно место, где находится бывший командир специальной группы – у своего приятеля маркиза де Лажу. А это все означает, что де Флери можно смело считать покойником. Девять отборных ловких головорезов во главе с преданным до мозга костей де Суассону армейским офицером дю Руаном уже изучили окрестности замка, а через подкупленного поваренка расположение комнат, а главное – спальню, где почивает аббат. Ночью в конюшне замка поваренок устроит поджог, а когда туда сбегутся слуги, возле спальни де Флери будут находиться люди дю Руана. Жертва сама откроет дверь, там окно выходит во двор, а отблески пламени, ржание коней, крики разбудят хоть кого и аббат обязательно захочет выяснить в чем дело, да и скорее всего, помочь в тушении пожара. В такой сумятице бездыханное тело гостя в комнате обнаружат не сразу, а исполнители, благодаря всей этой шумихе и темноте, уже скроются. Итак, счеты будут сведены – око за око, отряд де Флери за отряд Цен Ло вместе со своими командирами.

Жаль, конечно, что еще один неизвестный боец бывшего советника остался жить и куда-то исчез, но ведь и пасынок Цен Ло уцелел. Так что – все поровну.

О своей отставке де Флери сообщил маркизу почти сразу же, но Анри знал об Эдмунте больше, чем тот думал. Просчитав ситуацию, де Лажу пришел к выводу, что Хранители фонда вполне могут выйти на аббата, он уже не засекречен, и постараются его убить, так сказать, для морального удовлетворения и для выполнения своих внутренних законов о неотвратимости мести. И тянуть с этим делом они долго не будут.

Маркиз тайно представил к другу сразу шестерых членов ордена, обладающих уникальными способностями быть незаметными, даже точнее – невидимыми в любой обстановке. Для них не существовало преград, они могли проникать, словно слабым дуновением ветерка через многочисленные посты, и к королю в опочивальню, и в запертую тюремную камеру. Тихо и незаметно, все видя и слыша.

Люди маркиза вскоре засекли слежку за де Флери и, пройдя цепочку соглядатаев, никого не потревожив, выяснили, кто основной заказчик и какова его цель. Воистину, для членов ордена розенкрейцеров в этом далеком от совершенства человеческом обществе не было тайн.

Жак, по прозвищу Резаный, попал в замок еще рано утром вместе с крестьянами из соседних деревень, когда они привезли на кухню господина де Лажу сыр, масло, молоко. Поваренок встретил Жака и быстро провел его в амбар, где тот ловко вскарабкался на сеновал и там затаился.

Когда стемнело, в замке остались лишь работники, жившие здесь и непосредственно обслуживающие родовое поместье и самого маркиза де Лажу. Младшие ученики повара обычно ложились спать одними из самых последних – гости хозяина могли засидеться за столом до поздней ночи, а повтор или смена блюд должны происходить как можно быстрее. Но сегодня маркиз и его друг отправились спать довольно рано, не задержавшись как обычно для неспешной беседы в кабинете владельца замка.

Выждав для верности еще с полчаса, поваренок подал знак Резаному и показал, где сейчас находится глупый страж у восточных ворот, которому он с часик назад от имени управляющего поднес бутыль с крепким вином. Громила Жак неслышно возник за плечами о чем-то тихо напевавшего счастливого охранника и перерезал ему горло. Откатив тело к стене, он осторожно потянул щеколду калитки на воротах и три раза негромко свистнул. Почти тотчас во двор проскользнуло девять человек, одетых в темные просторные плащи под которыми можно было скрыть не только сабли и палаши, но и небольшую мортиру.

Поваренок повел всех за собой к незаметной двери в здании, через которую обычно доставляли продукты на кухню. Он постучал в дверь, но никто не отзывался и не открывал. Дю Руан вопросительно взглянул на юношу.

– Странно, сударь, – пожал тот плечами. – Здесь всегда дежурит доверенный человек маркиза.

Пауза затягивалась, а такую толпу у дверей даже в темноте мог заметить любой, вышедший из дворовых пристроек по какой-нибудь причине. Дю Руан со злостью рванул дверное кольцо, и дверь неожиданно открылась. Главарь кивнул, и Резаный, достав палаш, юркнул внутрь. В двух метрах от входа в нише горели несколько сальных свечей и здесь же, держа табуретку в цепких объятиях, храпел мертвецки пьяный дежурный. Густые пары алкоголя сразу ощутили носы головорезов, привычные к этому запаху.

– Тем лучше, – пробормотал дю Руан, – не стоит его трогать, потом, после нас его сделают козлом отпущения. А ты, – обратился он к поваренку, – беги, поджигай конюшни.

Вот ведь как бывает – один человек из-за спиртного сейчас лишился жизни, а второй ее сохранил. Но следует отметить, что этого напившегося вдрызг слугу подложил сам маркиз, рассудив, что таким образом без жертв со своей стороны он может заманить непрошенных гостей в капкан.

Когда поваренок закрыл за собой дверь, его тут же схватили и крепко зажали рот. Вокруг него стояла вооруженная вилами и топорами группа людей из обслуги замка во главе с мажордомом. Маркиз предусмотрел все.

Тем временем бандиты, стараясь ступать тише, с зажженным факелом продвигались по узкому и высокому коридору, ведущему в зал к одной из лестниц в правой стороне замка, по которой можно было добраться до спальни де Флери. Но вдруг вдоль каменных стен коридора словно по мановению волшебной палочки вспыхнули наверху десятки масляных светильников, а со стороны зала раздался громовой голос:

– Бросайте оружие, и на колени! Тогда останетесь живы!

Бандиты увидели, что впереди их ожидают несколько человек, державших мушкеты наизготовку. Это были Эдмунт, маркиз и трое его преданных и ловких слуг из охраны, умеющих обращаться с огнестрельным оружием. Перед ними на круглом столе лежало еще с десяток заряженных мушкетов.

– Засада! – раздались крики среди налетчиков, но их минутное замешательство прервал дю Руан, он был офицером и сразу понял, что путь к отступлению отрезан, и надо принимать бой.

– Назад нам нельзя! Только вперед, ребятки! – приказал он.

Обнажив оружие и выхватывая из-за поясов пистолеты, отряд головорезов бросился на защитников замка.

– Пли! – скомандовал де Лажу.

Пять мушкетов выплюнули свинцовые заряды, и трое нападавших, обливаясь кровью, рухнули на пол. Следующий залп по мере приближения противника был еще более результативным – упали уже четверо. Резаный с двумя уцелевшими товарищами сделали последний бросок, не давая защитникам дома снова применить мушкеты. Громила Жак замахнулся палашом на ближайшего из них, и тут узнал в нем человека, который в прошлом году на окраине Парижа раскидал как щенят четверых его людей, а самого настучал мордой об мостовую. Это было последнее, что осознал Резаный в своей никчемной жизни – дамасская сабля насквозь проткнула ему грудь… Через несколько секунд вслед за ним отправились на тот свет и подельники, не успев причинить никакого вреда ни хозяину замка, ни гостю, ни слугам, одетым в непробиваемые кольчуги.

– Вот и все, мой друг, – сказал маркиз Эдмунту, бросая дымящийся пистолет на стол. – Мы немного развлеклись, хотя, признаюсь – я не любитель всяческих драк и боев.

Де Лажу отдал приказ вынести все тела во двор, а там уже его люди с факелами в руках обыскивали подсобные помещения в поисках возможно укрывшихся еще где-то разбойников. Из всей банды двое налетчиков оказались живыми, но ранеными, их перевязали и отнесли в отдельную комнату, приставив вооруженную охрану. Маркиз сразу же отправил посыльного в ближайший городок с требованием прислать полицейских, следователя и врача. Не успели Анри и Эдмунт выпить и по бокалу вина, как перед ними явился возбужденный мажордом. Он объяснил, что минут пять назад один из убитых внезапно вскочил и бросился к воротам, стреляя из пистолетов, слава Богу, никого не задел. Затем, открыл калитку и скрылся в ночи. Но можно спустить собак, если господин прикажет. Люди готовы. Управляющий явно находился в боевом настроении.

Маркиз и де Флери спустились во двор, взглянуть на убитых. После чего де Лажу запретил преследование уцелевшего бандита, пусть его ищет полиция.

– Вы, наверное, несколько удивлены, мой друг? – спросил маркиз, когда они снова с аббатом уселись за стол. – С собаками мои люди его вероятнее всего нашли бы уже до рассвета. Но дело в том, что я знаю имя того, кто скрылся. Это некий дю Руан, наемный убийца, в прошлом офицер, нанятый вашими недругами. И его сейчас не стоит трогать, он не бросится к своим нанимателям с горькой вестью, что ничего не вышло, не такой же он дурак. Дю Руан будет наблюдать за замком, вдруг вы, испугавшись, обратитесь в бегство.

Не будем его огорчать. А вот вас, Эндмунт, придется. Должен сообщить неприятное известие, которое я получил еще вчера, но мне так не хотелось омрачать ваше настроение перед предстоящей схваткой. А может быть, я поступил неправильно, вы уж извините. Так вот – один из людей вашего отряда, англичанин Беркли позавчера был убит в порту города Булонь-сюр-Мер. Сочувствую. Поэтому в целях вашей безопасности, дорогой Эдмунт, я настаиваю, чтобы мы, сегодня пополудни покинули замок, и даю гарантию, что уже лье через двадцать дю Руан потеряет наши, а точнее, ваши следы. Представляю, как он потом будет докладывать о своих неудачах. Хранители не любят невезучих. А вам, мой друг, пора заняться делом, о котором мы давеча говорили.

Вскоре до короля, потом и до де Суассона дошла весть, что де Флери покинул Францию. С тех пор о нем никто ничего не слышал.

Такое случилось впервые, когда Хранители упустили двух человек, приговоренных ими к смерти.

Сейчас из друзей и родственников вряд ли бы кто сразу узнал находившегося внутри дощатой хижины, одетого в весьма потрепанный и кое-где заштопанный сюртук знаменитого мореплавателя Жана де Лаперуза. Он тяжело поднялся из-за грубо сколоченного стола, на котором лежала подпорченная водой карта Кораллового моря, морской хронометр, секстант, циркуль, линейка, подзорная труба, пара карандашей. Это все, что осталось из штурманского набора у де Лаперуза после крушения его двух кораблей «Астролябии» и «Буссоли». Кстати, ирония судьбы – как раз этих инструментов из затонувших на рифе кораблей не удалось достать.

Командир бывшей эскадры вздохнул и, надев выцветшую от солнца треуголку на лысеющую голову, вышел из офицерской хижины во двор форта, где завершалось строительство бота, на котором вскоре можно выйти в море. А идти стоило по направлению к Новой Голландии, где они уже были, в том районе имелась большая вероятность встретить какой-нибудь корабль, чем здесь, на островах Меланезии.

К командиру подошел ботаник и врач де ла Мартиньер. Слава Господу, что он уцелел при кораблекрушении, иначе многие из оставшихся в живых погибли бы тут на суше от ран и болезней. Под командой де Лаперуза сейчас из офицеров находилось всего пять человек, хотя тогда спаслось девять, не считая его самого. Троих, вместе с дюжиной матросов, убили туземцы, очень ловко и метко пускающие стрелы, а еще один офицер умер через месяц от тяжких увечий, полученных при ударах о камни, когда он в шторм выбирался на берег атолла.

Врач доложил о состоянии здоровья команды, посоветовав не брать на бот никого из слабых и больных, лучше им остаться здесь, под его присмотром пока де Лаперуз не вернется с помощью.

Капитан про себя усмехнулся этим ненужным советам ученого мужа, но никакого раздражения не почувствовал, де ла Мартаньер за эти месяцы показал себя только с лучшей стороны, стараясь помогать всем и во всем, включая и тяжелые матросские работы. А в сложившейся ситуации, как ни крути, две трети людей придется оставлять на острове, иначе этот одномачтовый бот будет переполнен.

Де Лаперуз вернулся в хижину и присел на топчан, что-то в последнее время у него стало пошаливать сердце – здоровье резко подкосила потеря кораблей, да и условия жизни на Ваникоро в окружении диких аборигенов оставляли желать лучшего.

Капитан поднял глаза и вздрогнул о неожиданности – возле стола стоял, невесть откуда появившийся незнакомый человек, европеец, в дворянской одежде давно устаревшего покроя. Де Лаперуз невольно охнул, неужели их нашли? Но почему не сообщили ему? Где и чей это корабль? Что, никто ничего не видит? А охрана? Сотни вопросов завертелись в его голове.

«Все понятно, – догадался моряк, – это разведчик, ведь неизвестно, кто находится в форте, а вдруг пираты. А британский флаг на флагштоке может статься ловушкой. Осторожность, прежде всего».

Незнакомец словно улыбнулся его мыслям и вежливо поклонился.

– Эндмунт де Флери, – представился он на чистом французском. – Имею ли я честь видеть перед собой Жана Франсуа де Гале де Лаперуза?

– Да, это я, – кивнул капитан, сдерживая распиравшие его чувства. – А откуда вы здесь, сударь?

– Это долго объяснять, командор, – опять улыбнулся де Флери, – а у меня почти совсем нет времени. Вы великий мореплаватель – гордость Франции, и будет очень печально, если, не дай Бог, с вами случится непоправимое. Я вижу, вы на днях собираетесь выйти в море, так вот – настоятельно советую вам не делать этого в течение шести дней, на вашем пути к Новой Голландии, то есть Австралии, ожидаются необычно сильные штормы. Присутствует большая опасность не дойти до цели. Если вы все же не послушаете меня, то в самый отчаянный момент вас спасет это, – и де Флери протянул капитану простую латунную боцманскую дудку-свисток, но почему-то без цепочки. – И тотчас придет помощь, хотя этим я нарушу некоторые правила… Вы можете мне не верить, но что вы теряете, командор?

Де Лаперуз машинально взял дудку, он сейчас находился в каком-то странном оцепенении, словно все происходило во сне.

– Разрешите откланяться, командор, – Эдмунт де Флери сочувственно посмотрел на уставшего и больного командира экспедиции.

– Минуточку, господин де Флери, – де Лаперуз смог разорвать окутывающую его мозг сонливость и апатию. – Вы ведь французский подданный? Скажите, как там наш король?

– Людовик XVI? – с почти незаметной двухсекундной паузой (но капитан ее уловил), переспросил де Флери. – Пока еще жив.

– Как это, – заволновался моряк, – что, король тяжело болен?

– Нет, он здоров. – Аббат не стал говорить о том, что уже взята Бастилия и Людовик XVI в настоящее время фактически не правит, утвердив декрет Национального собрания об уничтожении феодальных порядков. – А сейчас извините, господин де Лаперуз, мне пора, да и вам надо прилечь.

Жан де Лаперуз опять почувствовал, как его клонит ко сну и, сделав пару шагов, рухнул на постель. Когда через пару часов он проснулся, то был уверен, что все это ему привиделось из-за плохого самочувствия. Откуда здесь мог появиться какой-то де Флери?

А это что? Адмирал разжал пальцы и увидел на ладони старый боцманский свисток.

Но разве он мог, даже при своем безоговорочном авторитете удерживать людей на острове только потому, что ему привиделся человек, предупреждавший об опасности штормов, да они всегда были и будут, а судьба моряка – это сплошной риск. Так что глупо даже заикаться об этом, тем более, что все готово к выходу.

И через два дня под крики оставшихся, желающих счастливого и скорого возвращения своим товарищам, бот вышел в море.

… Сильнейший шквал налетел неожиданно. Матросы стали суетливо снимать паруса, но было поздно, затрещала и сломалась мачта, пробив вертикально упавшей топ-реей непрочную палубу, сколоченную из досок, снятых с погибших кораблей. Бот сильно накренился, черпнув бортом воду, и несколько человек упало в кипящее от ветра море.

Стараясь перекричать гулкое завывание вихря, де Лаперуз отдавал команды, стараясь спасти судно, но вдобавок ко всему, сломался руль, повешенный на ахтерштевне, и неуправляемый бот тяжело заплясал на волнах. Но вдруг шквал утих, и оставалась возможность исправить ситуацию, пока одни разбирались с упавшей частью мачты, трое матросов, обвязавшись веревками, с плотницкими инструментами начали спускаться с кормы для ремонта руля. И тут со страхом все увидели, как прямо на их бот, почти не касаясь воды, мчится странный темно-лиловый смерч, – конечно, похожее бывает в природе, но ведь только на суше! Спаси Иисус нас грешных! Но вихрь-убийца ворвался на борт, втягивая в себя людей. Так вот о чем предупреждал этот де Флери! Жан де Лаперуз в последнее мгновение вспомнив о боцманской дудке, сунул руку в карман, но не успел…

Через десять минут в двух милях от опустевшего бота, энергетический вихрь-убийца выплюнул в море тела членов команды, и заметно окрепнув, помчался в поисках очередной добычи. Темные силы с каждым столетием проявлялись все чаще и сильнее, и борьба с ними велась с переменным успехом.