Есть одна неизменная мера. И другого пути у нас нет: Только с болью рождается вера, Только с верой рождается свет!

Ключом своих слов отвори эту дверь, И в смерти бессмертие заголосит. В грязи поражений и в пекле потерь Сквозь форточки глаз виден новый Аид. Но там, вдалеке, в оккупации стен, Пылает огнь, закипает вода. И пламень очистит, вода смоет тлен, И свет разольется на дни и года!

Жало лжи – ножом по душе. День, задувший свечу, выпит. Биография сна уже Рваным нимбом зовёт выпи. Двух сердец колокольный звон Ночь, срывая, летит к звёздам – Может песня, а может стон, Может ветер свистит просто… Болью рок раскрасит погост, Смерть, в глаза запустив тенью, Бросит в реку осколки звёзд И волос кутерьму вспенит. Бог не выдаст. Огонь не съест Этот кусанный мной посвист. Пусть тяжёлый, но мой крест, И писать мне о нём повесть!

Нет резона тебе писать, но покуда темень, И вокруг только тени предметов неоживленных. Знаешь, впору тебя спросить что такое время, И к чему это всё, если в будущем нет резона. Говорят тебя видели там, в Вифлееме что-ли… Ходят слухи, прости, тебя на кресте казнили… Слушай, ты меня не суди за этот никчёмный троллинг. Ты же в курсе, что мне не хватает в мозгу извилин. Объясни, прошу, в чем схожи с тобой мы в целом, Как прослыть Кастанедой и вовремя остановиться. Что мне делать с душой, если мается болью тело, Как смириться с тем, с чем я не могу мириться. Канцелярий небесных твоих я прошу ответить. Дай мне знать. Просто выкрой минуту, скажи хоть слово. Но в ответ лишь дожди без конца и промозглый ветер. Я конечно же рад, но, увы, ожидал другого.

Громогласно гроза режет с треском Кровлю неба, картавит пруды! В гамме сине-зелёного блеска Воздымаются руки воды. И сподоблен во тьму суеверий, Заарканенный стропами, рвёт Связки голоса ветер, ощерясь, И в пучину народы несёт. То не конь ржёт, надыбясь, Троянский, Не восставший из мглы динозавр – Исполинский везде, истуканский Страх взметается, словно пожар. Но не вспомнить молитв, не укрыться Звонким яканьем здесь нам уже, Кораблём об утёс не разбиться, А стоять под дождём неглиже. Соскребая из памяти дряхлой Декорации прожитых лет, Озираться брезгливо и чахло И нести за былое ответ. Но ни хвори уже, ни отрады, Ни засохшего ломтя любви, А литавров с небес канонады На замешанной густо крови. Каждый выбрал свой путь, как фигуру. И сверкнувшая станет гроза Для кого-то стрелою Амура, Для кого – покаянья слеза.

Под склоном роса на траве, Над склоном струится рассвет, А рядом со мной идёт Бог. Он учит читать между строк Он вздорен и гол как сокол, Ему по душе рок-н-ролл. А вместе с ним тихо идёт Бессмертный святой Элиот. И так мы идём не спеша. У нас на троих ни гроша. Но в небе рассвет так хорош, Что вовсе не нужен нам грош.

Иногда я думаю, зачем это было надо: Поиски смысла, стихи и ночной хайвей. Может кривая выведет к бездне ада, Но похоже бессовестно пьян Тезей. А в раю всё тени да запахи каланхоэ, Чартеров нет, и отели стоят пусты. Никогда и нигде мне не будет, увы, покоя. Пока мир спасается от красоты. Мы, пожалуй, в целом вовсе не так уж плохи – Роли прописаны скверно, сценарий, слог… Если бы жили все мы в другой эпохе, Был бы быть может милостивей с нами Бог. Но пока все думают, кому это нафиг надо – Поиски смысла, стихи, жития святых, Тени в раю похожи на тени ада И среди нас, живущих, так мало, увы, живых.

Чуть-чуть бы чуда чудакам И небожителям – чуть неба, Побольше веры тихой мне бы И чести всем клеветникам. Чуть-чуть бы близости родным, Чуть-чуть бы нежности влюблённым, И музыкальности воронам, Надежды грешным и больным. Чуть-чуть бы света и мечты Тем, кто отчаялся и сдался, А тем, кто зарапортовался, Побольше чувства красоты. Чуть-чуть бы верности мечте, И чтоб на жизненных ухабах Не исчезало никогда бы Памятованье о Кресте.