Вторым человеком, встреченным мной в Ауровиле, оказалась моя одноклассница Кира. Мы не виделись со школы.

В столовую вошла женщина, мы разговорились и примерно час, глядя друг на друга, пытались понять, где мы раньше встречались. Наконец, упоминание родных для нас обоих мест вывело нас к истине.

«Все-таки жизнь иногда преподносит удивительные сюрпризы, – подумал я. – Надо было перелететь горы и моря, уехать на край света, чтобы встретить человека, с которым восемь лет просидел за соседней партой».

Кира здесь ненадолго. Она занимается социологией и в силу своей профессии интересуется подобными Ауровилю общинами и экопоселениями. Перед этим ездила в Эсален – странное и интересное сообщество философов, художников, ученых, писателей, бывших хиппи и киберпанков в Калифорнии – еще один центр интегральной духовности.

– Ты знаешь, – сказала она, – я всего здесь пару дней. Пока еще мало что поняла. Но от Эсалена все это очень сильно отличается. Между прочим, Мерфи – основатель Эсалена – был учеником Ауробиндо. И свое поселение он основал именно под впечатлением идеи Ауровиля.

– И в чем же разница?

– Есть и внешняя, и внутренняя. Там публика в массе своей кажется более объединенной общим духом. Они более динамичные. Все время в процессе – прежде всего в процессе коммуникации, обмена информацией. Они как-то больше ориентированы друг на друга, на что-то общее. А ауровильцы больше погружены в себя, кажутся ленивыми и медлительными. Но при этом они выглядят более естественными, больше у них какого-то внутреннего покоя… В Эсалене во всем чувствуется нерв, движение – словно стоишь на утесе, открытом всем ветрам. А здесь – будто сидишь в уютном доме у камина. А за окнами – сад… Между прочим, даже сама местность тут и там сильно отличается.

– Интересно, – сказал я. – Хотя, честно говоря, об Эсалене я мало что знаю.

– На мой взгляд, это вообще соответствует разнице между восточным и западным пространством. Здесь, в Индии, информация и коммуникация не являются ценностями. Для американца поделиться информацией – это самоотдача, потому что информация – ценность. А здесь – нет. Куда, когда, зачем и почем тебе, конечно, расскажут доброжелательно, но лениво и между делом. Информация эта не имеет такой уж важности: автобус может не прийти, магазин оказаться закрытым. А уж с чем соотносится цена товара, знает только фантазия его продавца. И потом, какое это вообще имеет значение по сравнению с пребыванием в абсолюте?

Кира сказала, что договорилась взять напрокат мопед, но совершенно не умеет на нем ездить. Я на мопеде ездить тоже еще не пробовал, но решил, что с этой задачей справлюсь лучше.

Мы дошли до проката, где нам был предъявлен зеленый агрегат немецко-фашистского вида с лысой резиной и, как выяснилось через пару минут, убитой подвеской. Я поехал заправлять его. Договорились мы встретиться через пятнадцать минут на перекрестке.

Залив полный бак, я подъехал к месту встречи. Киры нигде не было видно.

Я проехался по шоссе в обоих направлениях. Вернулся в «Вэйвс». Снова заехал в гест, где мы брали мопед. Осуществил еще пару проездов по шоссе.

Не найдя нигде Киру, я направил своего железного коня в сторону центра Ауровиля.

Дорога в город начинается тамильской деревенькой, представляющей из себя набор ресторанов и магазинов. Здесь становится меньше мусора. Далее следует что-то вроде выселок, а за ними – лес. Вернее, это даже не лес, а огромный ботанический сад. В конце шестидесятых, когда первые поселенцы начинали обустраиваться на этой земле, здесь была красная выжженная пустыня, в центре которой непонятным образом рос одинокий баньян, вцепившись своими многочисленными корнями в крохотный кусочек плодородной почвы. Баньян этот теперь считается географическим центром города. К нему приходят медитировать, а ночью в его листве загорается красивая подсветка.

Подставив лицо свежему ветру, я почувствовал забытое волшебное ощущение, подобное которому испытывал лишь в детстве, приехав, например, в новый для меня пионерский лагерь и изучая его территорию.

От асфальта, по которому я еду, в обе стороны периодически отходят красно-рыжие грунтовые дороги с указателями на разные коммьюнити.

Я доехал до западной оконечности города и повернул в центр по указателю «MATRIMANDIR».

Там только что закончилась вечерняя медитация – к переполненной автостоянке стекались туристы.

Я поворачиваю правее, через несколько минут выезжаю на главную дорогу и возвращаюсь обратно к Ченнайскому шоссе.

Первая в жизни поездка на мопеде прошла благополучно.

Я задумался. Что я увидел, проехав через весь город? Да практически ничего, кроме огромного леса, трех тамильских деревень, грунтовых дорог со снующими туда-сюда людьми на мотоциклах, мотороллерах и велосипедах. Видел несколько автобусов, битком набитых индийскими туристами. Успел разглядеть среди листвы три или четыре здания. Даже Матримандир не явил себя моему взору. Город оказался невидим при поверхностном осмотре.

Через пару часов в гесте появилась Кира. Оказывается, она пошла искать меня на бензоколонку (я же заливал бензин из пластиковых бутылок у ближайшей палатки). Там она взяла рикшу и съездила к Матримандиру.

Мы уселись в столовой, чтобы выпить предложенного нам чаю. Здесь всегда так происходит: кто-нибудь заваривает целую кастрюлю и предлагает всем присутствующим. На этот раз компанию нам составил бодрый мужичок лет шестидесяти с деревенским лицом и с хитринкой в глазах – этакий дед Щукарь, только чуть помоложе.

– Потрясающий кич! – возбужденно делилась впечатлениями Кира. – Просто ужас! Сложно придумать сооружение безвкуснее этого золотого шара с нашлепками… Между прочим, золотой шар – это такой известный архетипический символ. А Матримандир – еще одно подтверждение, что образы сознания нельзя напрямую копировать в материальном виде – в архитектуре, например. Их передача – копирование. Точно так же, когда говоришь «халва», во рту слаще не становится. Прямое воплощение таких образов – это наивный восточный взгляд на мир… «Визиторс центр» вообще меня разочаровал. Когда на рикше к нему подъезжала, было предчувствие, что сейчас произойдет значимая встреча, что многое станет понятным. Вошла туда – и ничего. Никакого присутствия духа. Вернее, дух-то есть – официально-туристского места с экскурсионным содержанием. Экспозиция про Ауровиль – довольно скучно. Похоже на средний краеведческий музей, но подороже и с большей помпой. Все очень официально. Непонятно, что это – исторический музей будущего? Не чувствуется ни увлекающей атмосферы, ни объемной идеи, ни внутренней деятельности… Короче – туристская кофейня, «осмотр достопримечательностей» и ощущение, что здесь ничего не происходит… Я записалась в Матримандир на завтра.

– Я три раза в Матримандир честно отходил, – сказал мужичок. – Ничего не понял… Я экстрасенс, – пояснил он нам. – Так вот могу точно сказать: там ничего нет.

– А что там должно быть? – спросил я.

– Ну, не знаю. Для чего-то же он построен. Я так понимаю, что это место связи человека с божественным. Должна, значит, быть какая-то магия. Но там ничего нет. Вообще ничего. Пустота.

– Насколько я понимаю, Матримандир – это просто место для медитаций.

– А зачем он тогда нужен? Медитировать под тем же баньяном можно.

– Матримандир – это, прежде всего, символ Ауровиля, – высказал я предположение. – Сами-то ауровильцы вроде туда особо не ходят. А вот у туристов хотя бы появляется пятнадцать минут, чтобы остановиться и задуматься. Большинство ведь из них – это такие религиозные паломники. Они колесят по всей Индии и осматривают святые места, коих здесь огромное количество. И Ауровиль воспринимают, как одно из таких мест – нечто вроде ашрама. Только Ауровиль не ашрам и не святое место – он вообще не похож ни на что. Туристы в Матримандир приходят, как в обычный храм: одни – чтобы посмотреть на его убранство, другие – чтобы остаться наедине с Богом. А остаются наедине с самими собой.

– Может и так, – кивнул мужичок. – А может, никакого смысла в нем и нет… Мне вообще тут многое странным показалось. Не стыкуются многие вещи со всей этой идеей. Сегодня проехал по городу – кругом сплошь виллы за двухметровыми заборами. Вот тебе и город будущего.

– Не знаю, – сказала Кира. – Я лично не видела ни одной виллы и ни одного двухметрового забора. Ограды видела из колючих кустов, но они тут, чтобы коровы не ходили где ни попадя… А вот баньян у Матримандира меня прямо в волшебное чувство привел. Кладешь руку на дерево и ощущаешь волну тепла и доброты – энергию бесконечную, неподвижную, доверчивую. Такую же, как вся Индия.

Мы поехали ужинать и по дороге все-таки свалились в канаву – не удалось преодолеть очередного лежачего полицейского. Оказалось, что вдвоем с непривычки на мопеде ездить сложнее. Впрочем, боевое крещение обошлось мелкими царапинами.

Остановившись у ресторана «Третий глаз» в самом начале дороги на Ауровиль, мы припарковали мопед, поднялись на второй этаж, где под крышей из пальмовых листьев находился обеденный зал, и сели за столик. Здесь можно смотреть на улицу и следить за всеми проезжающими и проходящими мимо людьми, а увидев кого-нибудь из знакомых, помахать им рукой и позвать наверх.

За соседним столом расположилась большая компания. Молодые люди громко разговаривали на испанском. Я обратил внимание на девушку, сидевшую, откинувшись на спинку стула, как бы в некотором отдалении от своих товарищей и в общем разговоре не участвовавшую. У нее интересное лицо. Такие лица бывают у женщин, которых называют «роковыми». Я бы назвал ее красивой, если она хотя бы один раз улыбнулась.

– Ты понимаешь что-нибудь по-испански? – поинтересовался я у Киры.

– Нет. У меня и английский приблизительный.

Хозяин ресторана все время кружил по залу, поправляя на пустых столиках салфетки, с загадочной улыбкой переговаривался с посетителями. Затем подошел к нам и шепотом предложил спиртные напитки – в Ауровиле они нигде не продаются. Мы решили взять пиво. Официантка принесла запотевшие бокалы, наполненные янтарной жидкостью, а на стол поставила пустые банки из-под безалкогольного пива для конспирации.

Мы выпили за нашу неожиданную встречу.

– Представляешь, – сказала Кира, – встретила сегодня свою подругу. Мы с ней иногда пересекаемся в России на разных мероприятиях… Удивительное место – на другом краю Земли встречаешь все время старых знакомых.

– Я тоже об этом думал. Смотри – мы с тобой живем совсем рядом, но со школы ни разу там не виделись, а встретились здесь.

– Она живет в Самасти. Надо будет завтра к ней заехать.

На следующее утро мы вновь оседлали нашего облезлого железного коня и направились в «Визиторс центр».

Залитая солнцем площадка напротив ворот забита раскаленными автобусами и автомобилями. В тени забора в ряд идут парковочные места, над которыми написано: «Только для гостей и жителей Ауровиля». Утром я уже получил от Тани гостевую карточку и поэтому с полным основанием оставил мопед на одном из свободных мест. Впрочем, подтвердить сей статус никто не требует.

Первое, что встречает прошедших через ворота гостей, – большой туалет. Внутри белоснежного строения прохладно и чисто. Это, возможно, один из лучших туалетов в Индии. Мне показалось символичным, что он не запрятан стыдливо где-то в глубине территории, а гордо стоит прямо у входа – посетителям предлагается сразу освободиться от ненужного материального бремени. Да и нет при этом необходимости бегать и спрашивать у обслуживающего персонала, как пройти в уборную.

В следующем здании расположена информационная экспозиция. На столе стоит макет Ауровиля, каким он задуман Матерью, с белыми домами, вытянутыми длинными дугами от Матримандира, – гигантская спираль, напоминающая строение нашей галактики. Сейчас, конечно, территория вокруг храма не имеет ничего общего с этим проектом, а, возможно, и не будет иметь. Мне, однако, нынешний коттеджный принцип строительства больше импонирует – не любитель я всего этого бетонно-высотного зодчества и газонно-асфальтового ландшафта. Мне гораздо больше нравится напоминающий нетронутую природу сегодняшний облик города. Притом, что жизнь в этих диких с виду «джунглях» на самом деле очень удобно и разумно организована.

На стенах развешены большие черно-белые фотографии, иллюстрирующие историю Ауровиля. Бескрайняя пустыня, разрезанная оврагами. Голые по пояс пыльные люди, похожие на хиппи, начинающие что-то копать и строить на растрескавшейся земле. Тамильские дети, с удивлением взирающие на них. Первые ветряные вышки, ирригационные сооружения и дома – вершина минимализма и образец архитектурной и инженерной фантазии.

В соседнем помещении – книжный магазин, где я купил карту Ауровиля. Без нее здесь никак – система дорожных указателей находится пока на зачаточном уровне.

Над прилавком висит большой портрет Матери – старая женщина, чуть наклонив голову, смотрит в камеру. В ее взгляде – мудрость человека, познавшего что-то очень важное, нежность и понимание, интерес и спокойствие. Кажется, что этот взгляд предназначен именно тебе.

За прилавком сидит продавщица, подозрительно похожая на портрет.

В числе прочих книг меня заинтересовал большой фотоальбом об ауровильской архитектуре. В принципе, по нему можно составить довольно верное представление о том, как выглядит город. Я решил его купить, чтобы избавить себя от необходимости делать многочисленные фотографии.

Кира перелистала альбом и воскликнула:

– Слушай, это же ВДНХ!

Следующее здание – видеозал, где все желающие посетить Матримандир должны посмотреть небольшой видеофильм, рассказывающий о создании и значении храма.

Кроме этого в «Визиторс центре» есть кафе и пара магазинов с ауровильской одеждой и сувенирами.

В бутике Кира купила футболку с надписью: «You may say I’m a dreamer, but I’m not the only one».

Закончив осмотр самого официального места Ауровиля, мы поехали по направлению к Самасти, чтобы проведать подругу Киры.

Недалеко от этого коммьюнити находится «Солар китчен» – главная ауровильская столовая, где мы решили пообедать. Ее название – «солнечная кухня» – говорит о том, что готовят здесь не совсем обычным образом. На крыше здания установлено большое параболическое зеркало, улавливающее солнечный свет, который, преобразованный в пар, служит для приготовления пищи. Нужно сказать, что подобные зеркала – только меньшего размера, сделанные из зонтиков, – издавна в ходу во многих районах Индии и Тибета. Не думаю, что эта затея оказывается экономичной – гигантского размера зеркало стоит, видимо, немалых денег. Но то, что подобный подход, в отличие от других, не вредит природе – факт неоспоримый.

В «Солар китчен» стоит сходить не только из-за низкой цены обедов и предлагаемой здесь еды – простой и здоровой, – но и потому, что это чуть ли не единственное место, где можно встретить ауровильцев в большом количестве.

Наличными расплатиться здесь нельзя. Необходимо открыть счет в финансовой службе города, с которого будут списываться деньги за покупки в ауровильских магазинах и ресторанах.

После обеда мы поднялись по широкой винтовой лестнице на крышу здания. Здесь есть кафе, интернет-зал и служба размещения, где можно узнать о свободных местах в гестхаусах. Толку, правда, от этой службы в пик сезона мало. Я спросил у милой женщины, сидевшей там, не посоветует ли она мне какое-нибудь тихое место, и услышал в ответ, что все занято.

Мы взяли по чашке кофе, сели за столик и разговорились с одним немолодым ауровильцем, приехавшим сюда из Америки. Кира спросила, почему ему нравится больше жить здесь, чем на родине. Он ответил:

– Америка слишком поверхностна.

Самасти оказалось совершенно очаровательным местом.

Кирину подругу мы не застали и воспользовались случаем просто побродить вокруг.

Большинство ауровильских коммьюнити обычно состоят из нескольких жилых домов и гестхауса. Во многих есть общие столовые с кухнями. На задворках часто можно увидеть башню ветряка с электрогенератором или солнечные батареи, придающие окружающему ландшафту сходство с картинами из научно-фантастических романов. Свой вклад в такое впечатление вносит и необычная футуристическая архитектура отдельных зданий.

Все это, как правило, утопает в зелени собранных со всего света растений. Банальные для этих мест пальмы здесь большая редкость. Часто можно встретить баньяны – необычные деревья, пускающие с ветвей похожие на лианы отростки, которые, достигая земли, образуют новые стволы. Со временем такое дерево разрастается и способно занять довольно большую площадь. Подрезая эти стволы, можно добиться любой формы, нужного «устройства» дерева. Здесь очень популярны беседки из баньянов, когда переплетенные ветви с зеленой крышей сверху окружают стол со стульями. А где-то, как, например, в Самасти, похожие беседки делают из зарослей бамбука.

Во многих коммьюнити есть еще что-нибудь, что выделяет их из общего числа и при этом несет, скажем так, общественно-полезную нагрузку: например, плавательный бассейн в Нью-Криэйшн, ботанический сад лекарственных растений в Питчандикуламе, спортивные площадки в Сертитьюд, ресторан в Ауромодель, дизайнерская фабрика одежды в Аурошилпам или клуб верховой езды в Пони Фарм. В Самасти недалеко от главных ворот стоит красивое здание под названием «Питанга» – прекрасно оснащенное место для занятий йогой и танцами.

В гестхаусе я поинтересовался насчет свободных комнат. Строгая хозяйка полистала свой гроссбух и сказала:

– Через месяц одна будет свободна – но всего на неделю.

Следующая наша остановка – начальная школа.

Большая ухоженная территория. Несколько одноэтажных зданий с белыми крышами. В беседке под навесом развешены детские рисунки, лежат мольберты, поделки из глины.

Вокруг никого нет – у детей каникулы. Лишь несколько индусов – строительных рабочих – сидят на корточках у кучи щебня, с торчащими из нее лопатами.

Я просмотрел расписание занятий. Судя по всему, в программе младших школьников меньше предметов, которые стали основными в нашей школе, но гораздо больше внимания уделяется эстетическому и физическому развитию.

К пяти часам вечера мы посетили такое количество мест, что я сбился со счета. Среди них было Верите – коммьюнити, из всех наиболее похожее на картины из фантастического романа.

– Интересно, – спросила Кира, – читали ли они Стругацких?

Посетили мы и старшую школу, где я убедился, что набор привычных нам предметов присутствует в полном объеме.

Несколько раз нам попадались небольшие открытые концертные площадки, сделанные в виде амфитеатров. К одному из них примыкало широкое одноэтажное здание. У входа стояли два человека, похожие на французов, – еще одна нация, наравне с русской, представителей которой я «вычисляю» еще до начала разговора с ними. Они разрешили нам заглянуть внутрь. Там оказалась репетиционная база. Имелась новая ударная установка «Ямаха», рояль, синтезаторы, усилители «Маршалл» и «Фендер» – короче, все необходимое, чтобы поиграть джаз или вдарить по рок-н-роллу. Стена, примыкающая к зрительному залу, могла раздвигаться, превращая помещение для репетиций в сцену.

Кира все время восклицала: «Как же они тут любят амфитеатры!» Видимо, это означало что-то важное для нее. Вообще, все время, пока мы осматривали Ауровиль, она что-то бормотала, вслух анализируя увиденное. Мне же совсем не хотелось заниматься анализом. Мне здесь просто нравилось. Без всякого анализа.

У только что отстроенного красивого большого здания «Савитри Бхаван» мы повстречали его архитектора. Кира, как истинный социолог, сразу набросилась на него с вопросами:

– Мне много раз приходилось слышать, как Ауровиль называют идеальным городом. А как вы считаете: ауровильцам действительно удалось достичь совершенства?

– Вряд ли уже удалось, – ответил он. – Ауровиль – это не совершенство. Это движение к совершенству.