Я взял новенький скутер «Хонда Актива» и катаюсь на нем по округе. Проколесив несколько дней по Ауровилю, я, наверное, не увидел и десятой части зданий. Но то, что я увидел, мне очень пришлось по душе: интересная архитектура, оригинальные инженерные решения, красивый ландшафтный дизайн, большие дома и здания. Каждое строение индивидуально и не похоже на другие, за исключением отдельных групповых решений. При этом чувствуется общая гармония этой, вроде бы, разрозненности, ориентируемая на стоящий в центре города Матримандир.

Некоторые места так очаровательны, что хочется немедленно снять комнату, чтобы затем сидеть на тенистом балконе целыми днями, читая книгу и поглядывая на порхающих в саду птичек. Правда, сделать это не так-то просто: в нынешнем сезоне все забито и забронировано на полтора месяца вперед. Туристы едут из Европы, Америки, Японии и Австралии. Таня целый день бегает по территории геста, показывая прибывающим жилье, уплотняя постояльцев и поднимая за собой маленькие смерчики пыли.

Вокруг огромное количество индусов – как организованных групп с автобусами, так и праздной молодежи, резвящейся на пляжах и гоняющей на мотоциклах по городу.

Скоро будет день рождения Матери, а двадцать восьмого февраля – сорокалетие города. Интересно: дни рождения Ауровиля и моей жены совпадают.

С Надакой я заочно познакомился за несколько месяцев до поездки. По одной из ссылок с официального сайта Ауровиля я попал на его страницу и не покинул ее до тех пор, пока не изучил всю вдоль и поперек. Я был очарован его музыкой и звучанием его необычного инструмента.

Родившись в Канаде, он в молодости много путешествовал по свету. Попал в Индию, где прожил несколько лет, переезжая с одного места на другое, пока не оказался, наконец, в Ауровиле в конце семидесятых, где и решил поселиться.

Увлекшись индийской музыкой, он сконструировал изобретенный им самим инструмент, скрестив акустическую гитару и ситар. Этот гибрид имеет корпус гитары, а гриф, при внешнем сходстве с гитарным, устроен, как у ситара – лады на нем значительно возвышаются над поверхностью, давая возможность, надавливая на струны, делать значительные подтяжки. На верхней деке под основными струнами крепятся еще несколько резонирующих.

Звучание у этого инструмента, с одной стороны, напоминает гитару с металлическими струнами, но при этом технические возможности и резонирующие струны делают его похожим на ситар.

Переслушав по нескольку раз все его альбомы, я решил написать ему, сообщив, что собираюсь в Ауровиль. Через некоторое время получил ответ, в котором он любезно приглашал зайти к нему в гости.

Коммьюнити Шаранга расположено рядом с Самасти, так что дорога была мне в основном известна. Сложнее оказалось найти там его дом, стоявший, как оказалось, в самой дальней стороне поселения.

Я прошел через гестхаус с маленькими зданиями, расположенными вокруг большого баньяна. Сам баньян представлял из себя беседку – в тени густой листвы на гранитной площадке стоял стол со стульями в окружении переплетенных лианообразных стволов и веток.

Побродив по территории, я в растерянности остановился перед небольшим оригинальным строением, напоминавшим эксперименты архитектора Кубика из книги «Незнайка в Солнечном городе». Из дома доносились звуки скрипки – кто-то с огромной скоростью и при этом очень точно играл упражнения.

Неожиданно звуки прекратились. Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула голова с взъерошенными, как у Эйнштейна, волосами.

– Простите, – сказал я. – Не подскажете, как мне найти Надаку?

Дверь открылась шире. На свет показался молодой человек в облезлой, заляпанной краской майке. Он подробно объяснил мне дорогу.

– Вы хорошо играете.

Скрипач улыбнулся и развел руками:

– Это просто упражнения.

Я обогнул дом и прошел по дорожке между зарослями бугенвилей. Дальше был пруд, в котором плавали утки, а рядом по небольшой лужайке неспешно расхаживал павлин. Он с важным видом покосился на меня, потрясывая венчиком на голове, и раскрыл веером радужный хвост.

Наконец я вышел к нужному мне дому. Стены его были выстроены большим кругом. Над ними возвышалась конусовидная крыша. Вместо окон в здании – только высокие стеклянные раздвижные двери, расположенные по всей окружности.

В дверях показался невысокий худощавый человек с длинными светлыми волосами и радушно улыбнулся мне:

– Майк? Добро пожаловать!

Мы поздоровались.

Следом за ним из дома вышла очаровательная стройная женщина.

– Аврора – моя правая рука, – представил ее Надака.

Он усадил меня в кресло на террасе и предложил чаю.

Было очень приятно сидеть здесь, в этом тихом тенистом месте, куда не долетают звуки цивилизации, среди негромкого щебета птиц и шелеста листвы.

Мы разговорились. Он расспросил обо мне. Я сказал, что хочу здесь поселиться.

– Да, это хорошее место, – сказал Надака. – Я люблю его. Здесь большой простор для творчества.

– Я хотел бы посмотреть твою гитару. И студию.

– Гитару – конечно. А студии у меня, собственно, нет.

Он провел меня в небольшое помещение.

– Вот моя студия – если так можно это назвать. Здесь только маленький вокальный бокс с микрофоном и предусилитель. Когда нужно что-то записать, я приношу сюда мой лэптоп.

– А как же ты пишешь свои альбомы? – удивился я. – Там ведь совершенно потрясающее звучание. У тебя на сайте говорится, что ты все пишешь дома.

Надака загадочно улыбнулся и повернулся к Авроре:

– Видишь, как много людей говорит, что мои записи хорошо звучат?

Мы прошли в большую гостиную, занимавшую половину дома. Внешняя ее стена представляла из себя полукруг. Широкие стеклянные окна-двери были открыты – воздух свободно циркулировал по всему пространству, создавая приятную прохладу.

– На самом деле, все это не моя идея. Сюда приехали ребята со студии, осмотрели дом и решили, что записывать будем здесь. Привезли аппаратуру. Мы расположили музыкантов на достаточно большом пространстве: кто-то сидел в доме, кто-то во дворе. Просто для каждого нужно было найти акустически верную точку. Здесь ведь нет никаких посторонних шумов – потому и звукоизоляция не нужна. Самое страшное, что может случиться – чирикнет какая-нибудь птичка. Пару дублей, правда, пришлось переписывать из-за криков павлинов.

– И потом сводили на студии?

– Нет, сведение делали тоже здесь.

– Но как?! – воскликнул я. – Я понимаю, как в такой акустике можно записать. Но сводить-то нереально в незаглушенном помещении.

– А мы заглушили. Привезли сюда маты из пальмовых листьев и тростника – из таких же сделаны хижины в «Вэйвс», где ты живешь. Обклеили ими часть стен и потолок – получилась нужная акустика.

Я был поражен. Чтобы добиться такого звучания, как на альбомах Надаки, нужна весьма серьезная студия. Любой звукорежиссер вам скажет, что самое сложное и дорогостоящее при постройке студии в городских условиях – помещение. Необходима звукоизоляция, дорогие отделочные материалы со специальными акустическими свойствами, бесшумная вентиляция. Часто даже бывает нужно делать «плавающие» полы, чтобы вибрации от уличного транспорта не передавались по земле в студию. Особые требования предъявляются к электропитанию, так как обычная городская сеть чаще всего не отвечает необходимым стандартам.

Здесь же все вопросы решились просто и дешево. Маты на стенки. Музыкантов – во двор. Электричество в коммьюнити свое – от ветряков и аккумуляторов.

Тут в гостиную вошел еще один человек. Небольшого роста, с бритой головой, он был чем-то похож на Луи де Фюнеса. Он заговорил по-французски слегка хриплым голосом, отчего сходство усилилось. Они с Надакой радостно поприветствовали друг друга.

– Мой друг Марк из Франции, – представил его Надака.

Я пожал крепкую ладонь.

– А это Майк – музыкант из Москвы.

– Экс-музыкант, – уточнил я.

– Никогда не говори «экс», – сказал Надака с улыбкой. – Экс-музыкантов не бывает.

Он повернулся к Марку:

– Сколько лет мы не виделись?

– Семь. Я был здесь последний раз семь лет назад… Ауровиль сильно изменился за эти годы. А у тебя все по-старому, как я вижу?

– Нет причин что-либо менять. Только дочь подросла.

– Да, я слышал, что у тебя дочь родилась. Сколько ей сейчас?

– Шесть лет.

– О, мой бог! Шесть лет! А я даже ее не видел еще.

Мы прошли через гостиную. В другом ее конце на полу лежал коврик, вокруг которого были расставлены гитары. Рядом лежали барабаны, таблы и прочие инструменты. На невысоком столике располагался компьютер и студийные приборы. Надака постелил для нас циновки и пригласил сесть.

– Я как раз собирался устроить небольшой мастер-класс для Майка, – сказал он Марку. – Если хочешь, присоединяйся к нам.

В этот момент в комнату с улицы вошла девочка.

– Папа! – закричала она. – Я видела еще одну обезьянку! Это уже вторая сегодня!

– Будь осторожна. Не подходи к ним близко, – сказал Надака. – Я сделал для тебя плакат, чтобы ты не забывала.

Он взял со стола большой кусок ватмана, на котором крупными буквами было написано: «Beware of monkeys!», а ниже нарисована голова веселой мартышки.

Мастер-класс оказался на редкость интересным. Среди прочего я хотел выяснить давно мучивший меня вопрос: что такое рага?

– Ты знаешь, – ответил Надака, – я сам уже много лет спрашиваю это у разных музыкантов, но четкого ответа не получил. Насколько я понимаю, все довольно просто. Мы все знаем, что в индийских ладах намного больше нот в октаве, чем в европейской. Но на самом деле это не так. У них те же самые лады и ступени, как и у нас. Только если просто точно играть по этим ступеням, то получится как раз европейская музыка. А если играть ноты между ступенями (причем и между полутонами), то это как раз и будет рага. Важно лишь, насколько красиво и интересно это делается. В целом – похоже на наши блюзовые ноты. Впрочем, блюзовые ноты вполне могли прийти к нам из индийской музыки.

В одну из дверей вдруг не спеша, с чувством собственного достоинства, вошел павлин. Увидев нас, он внезапно преобразился – стал похож на курицу, – затем быстро промчался через гостиную и выбежал во двор через противоположный проем.