Бетонная дорога выходит к пляжу и заканчивается широкой площадкой метров за сто до ворот «Вэйвс». Днем, особенно в выходные дни, здесь все заставлено мотоциклами и автомобилями. Толпы радостно гомонящей тамильской молодежи, семьи с детьми, группы школьников, мороженщики со своими цветастыми кибитками на велосипедных колесах перемещаются между берегом и шоссе.
Сейчас здесь пусто. Вокруг – ни одной живой души. Небо затянуто облаками, и вдали от освещенной трассы ночная темнота кажется плотной и осязаемой.
Слева от меня, словно могучий зверь, дышит невидимый океан. Он остыл после дневной жары и теперь гонит на землю плотный поток свежего воздуха.
Береговая линия тонкой мерцающей нитью тянется к рассыпанным на горизонте огням города Пондичерри, упираясь во вспыхивающий маяк.
Свет фары широким клином лег на лунную поверхность пляжа. Дорога кончилась. Впереди – узкая одиночная колея. По ней надо проехать, не останавливаясь и не съехав в сторону, иначе скутер увязнет в песке, и без посторонней помощи его уже не вытащить.
Ворота заперты, и поэтому я, как обычно, подъехал вплотную, упираясь в них колесом, чтобы фарой осветить кодовый замок и, перегнувшись через руль, вытянутой рукой накрутить нужные цифры. Наконец, толкнув створки, я въехал внутрь, припарковал скутер и неторопливой походкой старого кавалериста направился к столовой.
Уже от ворот я заметил, что вся наша компания сидит за столом при неярком свете и слушает какого-то незнакомого мне молодого человека. Я тихо присел рядом, стараясь не нарушить поток его красноречия. Парень был высок, широк в плечах, держался раскованно и обаятельно улыбался. На его обгоревшем лице ярким пятном выделялся краснорозовый облупленный нос. Одет он был в цветастую рубашку, купленную, видимо, совсем недавно на рынке для туристов.
– … и вот вижу, – продолжал говорить он, – девчушка такая несчастная, с испуганными глазами сидит в автобусе. Судя по белоснежной коже, только приехала в Индию. Вжалась вся в сиденье, глазами хлопает – а в них прямо ужас стоит. Она еще, дурашка, платье с вырезом надела, лифчика на ней нет, юбочка коротенькая… А вокруг индусы черные сгрудились, и все на нее хищно смотрят. И видать по ней, что готова уже из окна выпрыгнуть… И тут захожу я… – Он взял паузу и победно обвел глазами аудиторию. – Правда, через полдня понял, что погорячился. Так она ко мне привязалась – как собачка. Еле сбежал от нее. Вот теперь кляну себя – разбередил юную душу и бросил…
– Ничего, – успокоила Лена, – может, выживет.
– Будем молиться за нее, – сказала Света, качая головой.
Парень с подозрением покосился на нее. До него, наконец, стала доходить ирония собеседников.
– Этак недолго и карму попортить, – добавил Андрей.
Красноносый плейбой вздохнул:
– Ладно. Это все отрыжка прошлой жизни… Надо теперь очиститься… Менять что-то…
– Звать-то тебя как? – спросил я, протянул руку и представился.
– Илья, – ответил он.
– Надолго сюда?
– Пока не знаю… Изначально был план в Кералу поехать. Правда, из-за очень приблизительного знания английского мои планы здесь все время меняются. Сами по себе. Меня постоянно заносит куда-то, куда я вообще не предполагал заезжать. Хотя, похоже, здесь все, что ни делается – к лучшему. – Он звонко прихлопнул комара, сидевшего на голой ноге и продолжил: – Вот сюда, в Ауровиль, я совсем не собирался приезжать. Думал, какая-то секта. А оказалось прикольно… Но больше всего прикололся от ашрама в Пиллачавади.
– Это где?
– Здесь недалеко. По дороге в сторону Ченная. Целый день сегодня там провел.
– Что за ашрам?
– Совершенно фантастическое место. Там такой интересный дядечка… Очень правильные вещи рассказывает. И музыка такая играет!.. Хочется сидеть там и слушать, слушать… Никогда так хорошо себя не чувствовал, как сегодня.
– Ты ж английского не знаешь, – удивился я.
– Представляешь, как мне повезло: познакомился там с парнем – он оказался синхронным переводчиком. Посадил меня рядом с собой. Говорит: «Буду тебе переводить – мне это для практики нужно».
В этой стране все так удивительно происходит – как надо. И все само собой… Знаешь, я всего неделю в Индии, а уже столько всего повидал! На севере был, в Ришикеше, в Гоа метнулся, теперь вот здесь оказался.
– Эка тебя колбасит! – присвистнул Андрей.
– Точно! В самолете, из Москвы когда летел, познакомился с ребятами. Поехали, говорят, с нами в Ришикеш. Ну, я и поехал… Там с девушкой красивой познакомился. Она в Гоа собралась. Я с ней… Два дня в Арамболе прожил. Пообщался с одним очень интересным человеком. Он мне говорит: «Надо тебе к Сай Бабе съездить». Я поехал… Только к Сай Бабе не попал – по дороге еще одна барышня склонила меня Мамаллапурам посетить… Но вот Мамаллапурам меня не приколол: камни – они и есть камни, хоть и древние… Там мы с ней и расстались – грустная история получилась… Взял я такси и говорю индусу: «Вези меня, куда твои черные глаза глядят»… Вот так здесь и оказался.
Через полчаса мы остались вдвоем – Света пошла спать, Лена с Андреем решили прогуляться вдоль моря.
Илюха принес початую бутылку гоанского рома. Мы выпили. Раскурили трубку привезенного им из Ришикеша чараса.
– А чем в миру занимаешься? – спросил я.
– А! – махнул он рукой. – Организую культурный досуг олигархам и прочим толстосумчатым. Снимаю для них виллы в Европе, музыку привожу, девочек, если надо.
– Типа Куршавеля?
– Ну, вроде того. Они же сами не могут так просто отдохнуть. Нужно, чтобы кто-то весь этот пафос организовал.
– Как же ты без языка в Европе виллы снимаешь?
Илюха посмотрел на меня, как на наивного ребенка:
– Какой язык? Там, где наши мешки денежные ходят, уже давно русские всем заправляют. Если б английский там нужен был, я бы давно его выучил. К тому же я французский слегка знаю – в школе учил. – Он плеснул еще рома в блестящие металлические стаканы. – Только теперь это все в прошлом. Культмассовая работа на благо отечественного капитала закончена. Я из этого бизнеса ушел. Красиво ушел. От души дверью хлопнул.
– Что так? У олигархов пропал интерес к подобному виду отдыха? Потянулись к духовной пище?
– Какой там! Сдалась им эта духовная пища! Духовную пищу неудачники ищут. А им деньги надо успевать тратить. Зарабатывают много, надо и тратить успевать много. Ты думаешь, это просто – такие бабки тратить? Это, старик, тоже целое искусство. Спорт своего рода. В этом деле тоже надо быть первым, постараться всех переплюнуть.
– А я уж решил, что ты в Индии для них новые варианты отдыха присматриваешь.
– Не нужен нам берег турецкий, и Индия нам не нужна, – пропел Илюха и добавил: – Каждому свое. Кому духовность, книги, индии, храмы-ашрамы. А кому яхты, фотомодели и шампанское с икрой… Ты знаешь, я заметил, что богатые люди искренне считают себя богоизбранными. Мол, не просто так все это на них свалилось… Смешно на самом деле. Человек, который много денег заработал своим трудом и талантом, никогда так не думает. А те, кому повезло – оказался в нужном месте, там не пристрелили, здесь не посадили – чуть ли не помазанниками себя называют. Мне один банкир известный так и сказал: «Богатство – это отметина Бога». Ну, а если ты уже богоизбранный, то на фига тебе еще с духовностью разбираться! У тебя и так все в порядке.
– Понятно. Как говорится: «Чукча не читатель, чукча писатель».
Мы еще выпили, и Илюха продолжил:
– Работал я с ними, работал. Вроде все нормально было. Деньги рекой текли. И тут вдруг в один прекрасный день понимаю, как они мне все опротивели. Смотрю на них и думаю: это ж упыри какие-то!.. А тут еще история такая приключилась. Сняли мы в горах небольшой отельчик на Новый год для одного трубача с компанией.
– Трубача?
– Ну, который на трубе сидит… Так вот. Неделю там попойка шла с фейерверками. Девок они с собой кучу привезли… И оказалась там одна девчушка симпатичная, молоденькая совсем – ей, наверное, и пятнадцати еще не исполнилось. Улыбка такая искренняя. Она, по-моему, плохо еще понимала, куда попала. В общем, не похожа она была на подруг своих, которые уже в семнадцать ведут себя, как прожженные бляди… Один раз смотрю – у нее фингал под глазом. Плачет. «Кто это тебя?» – спрашиваю. Молчит. «Давай, – говорю, – я тебя домой отправлю втихую». «Нет. Все нормально», – отвечает. Мол, сама виновата… А у меня дочка от первого брака такая же. Очень похожа… Жалко мне ее так стало. Хотел уже тогда пойти в глаз трубачу дать… А через пару дней эти уроды раздели ее догола, обмазали кремом от торта, засунули свечку в задницу и заставили в таком виде по коридору на карачках ползать… Я к ним в номер влетел, морды всем разукрасил от души – благо, охраны в тот момент не было. К несчастью, пока их мутузил, немного обстановку в номере попортил. Пришлось сразу в аэропорт драпать. По дороге еще в полицию позвонил – сообщил, что в гостинице русские туристы занимаются совращением несовершеннолетних. И паспорта их с собой прихватил, так что они потом долго в кутузке сидели… Вот такая история. Теперь мне в Россию в ближайшее время показываться не стоит.
– Что, так все серьезно?
– Так люди-то серьезные… Годик я могу здесь отсидеться, а дальше – посмотрим… В любом случае в этот бизнес уже не вернусь. – Он помолчал немного, потом подмигнул мне. – Ничего. Что ни делается, все к лучшему. Тут хорошо. Не думал раньше, что в Индии так здорово. Я же просто сюда методом тыка попал – мне ведь все равно было, куда ехать.
Заскрипели ворота. Мы обернулись. В свете качающегося на ветру фонаря появились Лена и Андрей.
– Хочу завтра в ашрам с вещами перебраться, – сказал Илюха. – Сдам завтра Тане бунгало – и туда. Наверное, зависну там на время.
«Надо бы съездить, что ли, – подумал я, – посмотреть, что за ашрам такой».
Лена вошла в столовую, загадочно улыбаясь. Ее длинные шелковистые волосы были растрепаны ветром.
– Там так здорово, – сказала она. – Кругом темно, и море светится.
Через день я наведался к Рою. Мы стояли у входа в ресторан.
– Сегодня не могу отдать твой профит, – сказал он. – Вечером придут пять человек выкупать билеты. Давай приходи завтра.
– О’кей, – говорю. – Только точно завтра. Я рассчитывал на эти деньги.
– Завтра – обязательно, – заверил меня он и показал на новенький скутер, стоявший у дверей. – Купил на днях. Если тебе будет нужно, можешь пользоваться. Сколько ты платишь за свой?
– Сто рупий в день.
– Это много. Ты можешь брать мой. Только не на все время – когда он мне не нужен.
– Спасибо, конечно, – подивился я такой щедрости. – Но мне скутер нужен постоянно.
– Я понимаю, – кивнул он. – Если будет нужно, обращайся.
В «Вэйвсе» я обнаружил Илюху. Он сидел на полу, прислонившись к стене с отсутствующим выражением лица, глядя куда-то вдаль.
– Ба! – закричал я. – Какими судьбами? Ты же решил в ашраме навеки поселиться! Что случилось? Не поладил с общиной? Разочаровался в гуру?
Илюха ничего не ответил. От его прежней веселости и самоуверенности не осталось и следа. Вид у него был какой-то потерянный и нелепый.
В столовую вошла Таня, посмотрела на него и спросила:
– Ну что, духовный искатель? Чемодан-то ты зачем там оставил? В пользу ашрама?
Илюха опять промолчал – лишь рукой махнул.
– Он чемодан там оставил? – спросил я Таню.
– Да если б только чемодан! Документы и деньги тоже там.
– Документы с деньгами в чемодане были, – подал голос Илюха.
– Так теперь молись, чтобы их никто не оприходовал, – сказала Таня. – Эти духовные учителя, знаешь, какие шустрые бывают? У меня тут как-то поселился один. Весь такой в желтых одеждах. Я, говорит, баба, гуру и садху. Мне свыше сказано, что я должен здесь жить и проповедовать. А по мне, хоть Кришна – живи себе на здоровье… Так он платить ничего не стал, домик не снял. Устроился на песочке под одним из бунгало. Ночью спит там, а днем среди туристов ходит и на духовные разговоры склоняет… А у меня, главное, никто селиться в том домике не хочет – кому охота, чтоб у него под полом мужик какой-то возился… И не выгнать его никак.
– Так чем все закончилось? – спросил я.
– Он решил, что ему нужно общину собирать и ашрам строить. Понял, что здесь ему ничего не обломится, и переехал вон туда, на пляж, где забором огорожено. Начал там строиться. Деньги где-то нашел. Перерыли они там все. А потом пришел хозяин земли с полицией (земля-то частная) и выгнал его… Это здесь, на ауровильской территории, полиция никакой силы не имеет – целая проблема человека выгнать. А там все просто. И быстро.
Она опять посмотрела на Илюху:
– Ну, а ты что делать собираешься? У меня сейчас свободных мест нет. Может, через пару дней что-то появится.
– Так, может, ему тоже на песочке устроиться? – предложил я. – Как гуру. Купим ему желтый хитон. Будет нам мантры читать.
Илюха осуждающе посмотрел на меня.
– Даже не знаю, чем тебе помочь, – развела руками Таня.
К вечеру встал вопрос об Илюхином ночлеге. Он к этому времени немного приободрился и даже стал робко улыбаться. Правда, на вопросы об ашраме не отвечал, предпочитая отмалчиваться.
– Места-то у меня есть, – сказал я. – Только Юра застукает – потребует денег.
Лена посмотрела на Илюху с состраданием и сказала:
– Ладно. Пошли ко мне. Я одна в целом доме. Матрасы есть. Приставать не будешь?
– Не-е, – замахал руками Илюха. – Мне бы выспаться. А то две ночи не спал.
– Мама миа! – воскликнула Лена. – Что ж ты там делал?
Ближе к закату я обычно еду в «Вэйвс». Сначала купаюсь в море. Потом или один, а чаще всего с компанией еду ужинать куда-нибудь неподалеку. После ужина еду в город на одно из многочисленных мероприятий, проходящих в Ауровиле ежедневно, или возвращаюсь в «Вэйвс» на вечерние посиделки.
В этот раз дорогу около шоссе мне преградила похоронная процессия.
У каждой тамильской семьи есть определенное место, где сжигают всех ее почивших представителей. Всякий раз, когда кто-то умирает, родственники приносят покойника к одному и тому же клочку земли, с маленьким холмиком посредине. Традиции эти существуют столетиями, если не тысячелетиями, – дравидские народы, к которым принадлежат тамилы, жили на юге Индии еще до прихода ариев. Естественно, с течением времени представители когда-то одной семьи разъезжаются по городам и весям, в результате чего иногда похоронной процессии приходится преодолевать довольно значительное расстояние. Впрочем, я не в курсе всех тонкостей скорбных обрядов, и что, например, предпринимают, когда покойник находится в другом городе или штате, не знаю.
Подобное место может находиться где угодно. Даже если кто-нибудь со временем построит там, допустим, гостиницу или стадион, никто не посмеет помешать соблюдению традиции хоронить своих усопших в священном для семьи месте.
В один из первых дней моего пребывания в «Вэйвсе» я заметил такой холмик практически посредине территории гестхауса. Тогда я еще не подозревал о его предназначении. На холмике лежали какие-то цветы, а в землю был воткнут то ли небольшой крест, то ли еще какой знак. Желания подробно рассмотреть его у меня не возникло. Все это выглядело несколько странно для меня, человека, незнакомого с местными традициями. «Может, кто-то похоронил здесь любимую собачку?» – предположил я тогда.
Индийские похороны – зрелище шумное и яркое. Посреди толпы многочисленных родственников и друзей на большой повозке возлежит увитый цветами покойник. Спереди и сзади идут барабанщики и оркестр. Вся эта компания создает невообразимый шум, слышимый порой за несколько километров. Вдобавок, отдельные люди вырываются вперед и с диким грохотом взрывают петарды. В общем, когда неподалеку появляется траурное шествие, создается впечатление, что в деревню входят вражеские войска.
В этот раз мне пришлось плестись за шумной ватагою минут двадцать, пока она, наконец, не вышла на шоссе, где я смог ее обогнать.
Я приехал в «Вэйвс», искупался в море, вдоволь попрыгав на волнах, принял душ, расположился в столовой, чтобы обсохнуть и выпить чаю, и тут услышал приближающийся грохот барабанов, звуки иерихонских труб и взрывы петард.
– Что это? – удивленно спросил сидящий рядом Илюха.
– Похороны, – ответил я.
– Ничего себе!.. И куда они идут? К морю?
Я не знал, что ему ответить. В тот момент я и предположить не мог, куда они идут на самом деле.
Грохот становился все сильнее, пока не стал оглушительным. Вдруг калитка распахнулась, и на территорию гестхауса хлынула вся эта гремящая, ревущая и бабахающая толпа.
– Господи!.. – охнула сидящая напротив туристка из Челябинска и застыла с открытым ртом.
Разноцветный народ, раскидывая в разные стороны цветы, в мгновение ока заполонил все вокруг. Какой-то мальчишка, поравнявшись с кухней, взорвал петарду. От неожиданности все сидящие в столовой подскочили.
Участники шествия окружили погребальный холмик, быстро сложили на нем дрова и хворост, водрузили сверху покойника, зажгли костер, а затем также быстро начали покидать территорию геста. Через несколько минут никого из них вокруг не осталось.
Костер постепенно разгорелся. В небо поднялся столб густого бело-желтого дыма.
В столовой стояла тишина. Было слышно, как потрескивают горящие дрова. Словно загипнотизированные, все молча смотрели на завернутое в саван тело, объятое пламенем.
– Гляди, – тихо сказал Илюха, наклонившись ко мне, – вон что-то в огне виднеется с ближнего края. По-моему, нога горит.
Сжигание трупа на костре оказалось достаточно долгим процессом – окончательно костер догорел только к утру следующего дня. Придуманные современной цивилизацией крематории, мне кажется, справляются с этой задачей намного быстрее. Правда, я где-то читал, что представители различных национальностей сгорают с разной скоростью. Зависит это, конечно, не от генетики, а от структуры питания. Дольше всех горят те, у кого основу рациона составлял рис.
В эту ночь в столовой не слышно было привычного шума и смеха. Никто не смотрел кино и не включал музыку. Все сидели, переговариваясь вполголоса. Лица, освещаемые всполохами огня, выглядели загадочно и торжественно. Неожиданная фантасмагория, начавшаяся на закате, закончилась мистической завораживающей картиной.
Никто не ушел из столовой до рассвета – несчастные туристы просто не могли пойти спать из-за того, что дым погребального костра не поднимался в небо, а равномерно плотным облаком покрывал большинство хижин гестхауса.
Надо сказать, что скорбящие не покинули окончательно, как думалось в начале, своего усопшего родственника. Периодически кто-нибудь появлялся около костра, чтобы проконтролировать, как идет процесс.
А на следующий день пришли несколько человек. Они сгребли пепел с холмика и унесли его с собой. Говорят, чтобы развеять над морем.