Настало время прощаться с Ауровилем. Три месяца я не смотрел телевизор. Единственным связующим звеном с российской действительностью был просмотр новостей в интернете, заменявший нам порцию свежих анекдотов. Обычному человеку, живущему постоянно в России, невозможно представить, насколько комичной и убогой воспринимается наша жизнь, когда смотришь на нее со стороны, особенно из такого места, как Ауровиль. Стоило мне, расположившись в столовой «Вэйвса» с ноутбуком и выйдя в интернет, прочитать вслух заголовки новостей с «Мейл. ру», как сразу вокруг раздавался взрыв смеха.

Впрочем, западные новости, как правило, тоже не свидетельствуют о том, что современная цивилизация движется к каким-то позитивным изменениям. Правители озабочены в конечном итоге лишь тем, чтобы их подданные все больше и больше производили и продавали, покупали и потребляли. Это основная цель. Все остальные проблемы решаются только для того, чтобы увеличить потребление. Чем больше люди произведут, продадут и купят, тем больше заработает государство. И для этого надо добыть и сжечь как можно больше нефти, а чтобы было кому ее сжигать, выпустить как можно больше автомобилей.

Для этого нужно пихать в продукты питания канцерогены и яды, чтобы, не дай Бог, эти продукты не испортились, пока их кто-нибудь не съест. Для этого нужно во всех журналах, газетах, телепрограммах, со всех столбов и заборов призывать людей быть модными, стильными и современными, чтобы человек выкидывал еще вчера купленную пару обуви и бросался покупать новую. Если еще сорок лет назад вещи и технику делали надежными и долговечными, то сейчас наступила эпоха одноразовых вещей – купил, попользовался, выкинул. Кого напоминает человек, требующий себе каждый раз новую игрушку? Мудреца, постигшего что-то в этой жизни, или неразумное капризное дитя?

Ауровиль дал мне ответы на многие вопросы. И прежде всего на тот, который не давал покоя мне уже давно – существует ли способ свернуть с того бессмысленного и порочного пути, по которому мы все сейчас идем, наивно полагая, что материальные блага, церковь и оружие помогут нам выжить в совсем недалеком будущем, когда природа скажет нам: «Стоп, ребята! На все ваши аппетиты меня не хватит!»

Это был очень правильный замысел – не собирать вокруг себя кружок единоверцев и вести их с помощью своих идей в светлое будущее (а ведь среди соратников и учеников всегда найдется и предатель, и просто неспособный правильно оценить суть человек), а создать такие условия, которые будут сами притягивать единомышленников, при этом удерживая на расстоянии остальных, не готовых еще понять простые на самом деле истины.

Конечно, не все еще совершенно в самом Ауровиле. Многие идеи ждут своего воплощения. Что-то, в будущем необходимое, пока вообще не придумано. Да и некоторые люди, физически поселившись в этом городе, по сути своей находятся за его пределами.

Но Ауровиль еще так молод. Это ведь только начало. Начало новой, такой не похожей на предыдущую жизни.

Я совершил последний объезд города, чтобы сделать еще несколько фотографий.

Заехал к Надаке попрощаться.

– Ты стал выглядеть моложе, – сказал он. – Удивительно, как ты изменился!

Возможно, я действительно изменился. И не только внешне. В последнее время я заметил, что у меня совершенно пропало желание что-то кому-то доказывать, стараться выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Меня вообще перестало волновать мнение других людей обо мне. И то, что такая позиция может показаться циничной, меня тоже перестало волновать. Я понял, что теперь мне хочется не выглядеть лучше, а быть лучше. Постараться увидеть гармонию божественного в каждом проявлении этого мира. И каждый раз делать шаг, чтобы приблизиться к ней. Это сложно, но интересно. Гораздо интересней, чем стараться выглядеть лучше. Может быть, именно это заметил Надака. А может, сказал так просто потому, что я сбрил свою вечную щетину.

Еще один визит – в «Третий глаз». Рой действительно отдал мне все деньги да еще заплатил обещанные проценты.

– Жалко, что ты не воспользовался бесплатным билетом на Шри-Ланку, – сказал он. – Там действительно очень хорошо.

Вместе с Витей, художником из Одессы, мы едем в Понди, чтобы сдать мой скутер. На въезде в город нас накрывает плотная стена дождя.

– Спрячемся в баре! – кричит Витя, останавливаясь у винного магазина.

Внутри таких магазинов обычно бывает мрачное помещение (что-то вроде дегустационного зала), где суровые тамилы накачиваются дешевым местным виски, непременно запивая его пивом. Однако нам не везет: бар закрыт, работает только магазин.

Мы покупаем по бутылке пива и просим их открыть. Продавцы делают страшные глаза, заворачивают бутылки в газеты и открывать категорически отказываются. Магазины и тротуары на улице забиты прячущимися от дождя людьми – они все, как один, смотрят, как мы сами открываем эти бутылки, садимся на корточки около магазина и пьем пиво, пытаясь не попасть в поле зрения полицейского, стоящего неподалеку в своей красной французской шапочке. Для них это – событие, которое будет обсуждаться целый день со знакомыми и родными.

Дождь наконец прекращается. Улицы опять заполняются людьми. Суета, прерванная ненадолго, возобновляется. Снова кажется, будто находишься в центре нескончаемого водоворота – только теперь люди, автомобили и черно-желтые рикши слегка дрожат и переливаются, преломляясь во влажном, насыщенном испарениями воздухе.

Я сдаю чистый, вымытый дождем скутер. Хозяин радуется, как ребенок. Он, по-моему, уже давно потерял надежду увидеть вновь свою машину.

Мысленно прощаюсь с малиновой «Хондой». За два месяца я успел сродниться с ней. На память на большом пальце правой руки у меня осталась крупная плотная мозоль.

А вечером мы сидим у Тани на веранде. Я говорю о том, как мне не хочется уезжать, а все меня утешают и желают скорейшего возвращения – таким тоном, словно речь идет о скорейшем выздоровлении.

Автобус останавливается около ченнайского аэропорта. До отлета еще уйма времени, но я бегом устремляюсь к зданию, завидев приближающуюся черную тучу. Предчувствия меня не обманули – как только я вошел в вестибюль, пошел дождь.

Народу на рейс немного. Пестрая компания сидит в курилке и обсуждает, естественно, странную погоду. С пыльными рюкзаками и гитарами – это те самые путешественники, бесчисленное множество которых бороздит Индию вдоль и поперек, опьяненные ароматом свободы, источаемым этой страной. Сбежав из своих богатых европ и америк, они колесят по нищей Индии, потому что в один прекрасный день обнаружили, что кроме богатства и чистоты, есть еще какие-то вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Что хрустальные клетки, где они жили всю жизнь, построены на моральных догмах, главная задача которых – заставить людей строить эти клетки. Что догмы эти заменяют людям порой самые простые человеческие радости – например, войти в аэропорт в шлепанцах.

В самолете я все время поглядываю в окно, но ничего, кроме плотного слоя облаков, не вижу. Только перед самой посадкой в них появляется небольшой просвет, в котором можно разглядеть тонкую полоску пляжа.

Гоанский аэропорт Даболим. Небольшая площадь под крышей, куда подъезжают таксисты, а за ней льет дождь, которому конца не видно. По дороге движется широкий пузырящийся поток воды.

В целях экономии я планировал ехать в Мандрем на автобусе, однако сейчас и речи не может идти о том, чтобы добежать до остановки.

Знакомлюсь с молодыми ребятами из Швеции – они едут в Арамболь – и сажусь вместе с ними в такси.

Быстро темнеет. Дождь то прекращается, то начинается снова. Лобовое стекло потеет, и водитель остервенело трет его рукой. Тропики или средняя полоса России – любое окружение становится однообразным в ночном дожде.

Водитель вдруг резко тормозит. Прямо на дороге стоит голый по пояс пьяный человек, весь разрисованный краской, которая под струями дождя стекает по его телу разноцветными ручейками. Он размахивает руками, в одной из которых сжимает поблескивающую в темноте бутылку.

– Холи! – радостно кричит водитель и давит на клаксон. – Сегодня Холи! Хэппи Холи!..

Дождь прекратился, когда мы приехали. Я выгрузил чемодан на мокрый песок. Такси развернулось и исчезло среди деревьев.

«Санесет» казался вымершим. Во всех окнах темно. На столах во дворе после дождя блестели мокрые капли.

Я втащил чемодан на крыльцо и вдруг обнаружил спящего на циновке у входа человека. Он открыл заспанные глаза. Молодой парень лет двадцати с удивлением смотрел на меня.

– Привет! – говорю. – А где все? Ксюша где?

– Не знаю, – ответил он. – Я сам только что приехал.

– Откуда?

– Из Москвы.

– Ну и как там?

– Холодно, – сказал парень и почему-то поежился. – Думал, приеду, буду загорать. А тут дождь идет.

– Надеюсь, что ненадолго. Не сезон сейчас для дождей.

Я посмотрел на залитую водой аппаратуру в открытом чилл-ауте. Похоже, для хозяев дождь тоже был неожиданностью.

– Телефон есть? – спросил я. – А то моя симка здесь не берет.

Парень достал трубку и протянул мне. Я набрал номер Ксюши.

– Привет! – услышал я знакомый хрипловатый голос. – У вас дождь идет?

– Уже нет, – ответил я.

– А здесь льет, как из ведра. Приеду, как только перестанет – неохота мокнуть. А ты пока располагайся. Там в свободных комнатах ключи в дверях торчат.

Еще пять дней в «Сансете» в веселой компании пролетели незаметно. Дождей, к счастью, больше не было, и я вовсю наслаждался ласковым морем, которое здесь, конечно, намного лучше, чем на восточном побережье.

Но странное дело – в Гоа мне совсем не хотелось оставаться. Другое дело – снова вернуться в Ауровиль. Там у меня в последние дни появилось ощущение сродни чувству призывника перед отправкой в армию. Здесь же все было комфортно, приятно, расслабленно и… совершенно бессмысленно. Я даже с трудом находил, о чем можно разговаривать с симпатичными, на самом деле, ребятами, меня окружавшими. Дни сменяли друг друга – похожие, как близнецы.

Попутчики в самолете произвели еще более скучное впечатление. Сидевшая рядом со мной женщина рассказывала мне про достоинства и недостатки отеля, в котором она жила, о диких и некультурных индусах, и страшно удивлялась, как можно ездить по Индии в одиночку, без гида и туристической путевки.

И вот – Москва. Жена с сыном в толпе встречающих вглядываются в лица выходящих в зал ожидания туристов. Я уже совсем близко, но меня они не признают. Машу рукой почти у них перед носом. «Ну, наконец-то! Приехал! Загорел-то как!..»

Мы идем вдоль бесконечных стоек регистрации. Я все еще в шортах и в майке (хорошо, что не в шлепанцах!) Проходящие мимо люди, все, как один, поглядывают на меня – такого внимания к своей персоне я не наблюдал даже в индийской глубинке.

В туалете надеваю джинсы, свитер и куртку. Чувствую себя во всем этом отвратительно – наверное, такие же ощущения были у Пятницы, когда Робинзон сшил ему первый костюм из овечьих шкур. Тем не менее все это не спасает от непривычного холода на улице.

В электричке напротив нас сидит небритый дядька в телогрейке с банкой пива в руках. Он поглядывает на меня мутным взглядом, потом отводит глаза и принимается разглядывать свои ботинки.

Рядом – тетка, укутанная в шарф до кончика носа, с кроссвордом. За ней, на следующем ряду – парень в наушниках глядит в пространство пустым взглядом.

Я смотрю сквозь холодное стекло на унылый безжизненный пейзаж – ровный покров снега, цветом похожий на сигаретный пепел, утыканный голыми черными деревьями.

И тут луч заходящего солнца пробивается сквозь плотный слой хмурых облаков. Вспышка света озаряет застывшее пространство, и снег начинает меняться. По его поверхности пробегают перламутровые волны, словно теплый ветер заставляет его быстро таять. То тут, то там вспыхивают багряные блики. Снег начинает сверкать, искриться, переливаться разными цветами, будто психоделическая галлюцинация, и вдруг становится изумрудным, как вода норвежского фьорда. И я вижу, что никакого снега на самом деле нет, а все пространство вокруг – ковер зеленой травы, раскинувшийся под голубым небом. Впереди над землей парит широкая крона баньяна. А за ней блестит на солнце золотой купол.

Поезд продолжает мчаться сквозь пространство, но стук колес уже не слышен – воцаряется тишина. Вагон наполнен золотым сиянием. Железные ручки сидений, оконные рамы, алюминиевые полки сверкают, будто сделанные из благородного металла. Теплый закатный свет озаряет лица людей, с изумлением смотрящих в окна на диковинные деревья, цветущие кусты и сверкающий храм. Мужик забыл про свое пиво. Тетка выронила журнал с кроссвордом. Все замерли, завороженные волшебной картиной. А в глазах у них – тот самый восторг, который бывает у детей, столкнувшихся с чем-то раньше невиданным и прекрасным.

Но через несколько мгновений узкий просвет в облаках затягивается, зеленый ковер быстро тускнеет и снова становится бледно-серой пеленой, в которой растворяются цветы и густые кроны деревьев. Яркие пятна гаснут и исчезают. Последним пропадает золотой купол.

Опять за оком снежное поле под серым небом и черные, словно сгоревшие деревья. И снова слышен мерный стук колес.

Мужик в телогрейке вздыхает и делает глоток пива.

Тетка, чертыхнувшись, поднимает с пола свой журнал.

Парень в наушниках отворачивается от окна, а взгляд его, еще минуту назад живой и восторженный, опять становится пустым.

Москва – Ауровиль – Москва

2008 г.