След. Укус куфии

Шевцова Ангелина

В Москве орудует маньяк по кличке «Органист». На его счету уже 15 трупов с похищенными органами. И снова пропадает ребенок!

МВД решает создать новую экспериментальную лабораторию ФЭС. Полковник Рогозина получает особые полномочия и формирует уникальную команду. Вскоре, в крови жертв, криминалисты выявляют яд редкой змеи — Куфии. А еще в Москве обнаружена секта, использующая этот яд для своих обрядов. Есть ли между ними связь? Или это случайное совпадение?

Успеют ли эксперты спасти пропавшую девочку или Органист вновь ускользнет?

 

Пролог

Место преступления — Москва.

Очередная жертва Органиста. Милиция бессильна

Корреспонденты налетели, как пираньи.

Комментарии с места событий, которые — нет, не передавали — истерично выкрикивали в свои разноцветные микрофоны эти экзальтированные мальчики и девочки, не отличались ни оригинальностью, ни вдумчивостью.

— …Очередная, уже пятнадцатая жертва Органиста! Почерк убийцы остается неизменным — брюшная полость зашита, почки и печень вынуты… И никаких следов!..

— …Гибнут дети! Следственные органы готовы расписаться в собственной беспомощности…

— …Жертва — Максим Зорин, пропавший два дня назад. Ему было всего восемь лет…

Как же на них хотелось наорать — на этих стервятников, поднимающих рейтинги своих «желтушных» газетенок и программ!

Им же было плевать на детей.

Им было начхать, что из-за этого кликушества по ящику и в прессе следаков дергают за все места, не давая сосредоточиться на работе. Им было по барабану, что маньяки часто совершают преступления именно ради шумихи и славы, пусть и заочной. Ведь маньяк получает от этого почти сексуальное удовлетворение. Им было совершенно «фиолетово», что из-за их так называемой профессиональной деятельности вероятность раскрыть преступление по горячим следам сводится к нулю.

А самое мерзкое — то, что майору милиции Николаю Петровичу Круглову нечего было ответить ни этим «падальщикам пера», ни начальству. Он действительно «готов был расписаться в собственной беспомощности». Только вот его явка с повинной никому не нужна — от него требовалось найти Органиста. Хоть из-под земли достать.

Да. Это был, говоря сухим юридическим языком, пятнадцатый эпизод. А наяву — здесь и сейчас — перед Кругловым лежал пятнадцатый ребенок, маленький человечек, погибший от руки сумасшедшей твари, которую способные только чесать языками журналюги окрестили Органистом.

Пристрастия Органиста не были связаны с фугами Иоганна Себастьяновича. Подонок скорее всего и не слыхивал про Баха. Органист просто вырезал из маленьких тел здоровые ценные органы. Почки и печень.

Разрабатывалась и другая версия. Вполне может быть, что орудовал вовсе не маньяк, и следствие столкнулось с торговлей человеческими органами. Такой вариант тоже имел право на существование. Правда, в случае с бизнесом, в который втянуто много народу, концы обычно прячутся в воду. Вернее, в землю. Но ведь все когда-то случается впервые.

Почему бы преступникам не начать «косить» под маньяка? Хлопот значительно меньше — во всяком случае, не надо продумывать, как избавляться от тел. Это же дело рук сумасшедшего убийцы, которого — во-первых — никогда не найдут. А во-вторых — и это самое главное — его просто нет!

Зато есть истерика в средствах массовой информации. Подогретая газетной шумихой общественность мешает правоохранительным органам (Господи, какая страшная игра слов) выполнять непосредственные обязанности.

Что ж… Если речь идет не о постоянном бизнесе, а о каком-то конкретном заказе — умно.

Круглов помедлил перед тем, как сделать шаг. Прямо как в прорубь или в горящий дом. И решился… Журналисты мгновенно окружили — можно даже сказать, оцепили — его.

Круглов ощутил себя не майором милиции, а прямо-таки Дэвидом Бекхэмом, звездой футбола и рекламы. И он, как Бекхэм, обвел корреспондентов взглядом. Стервятники замерли в предвкушении сенсации, их направленные к Круглову микрофончики напоминали протянутые детские ручки.

Увы, их ожидания оказались жестоко обмануты. Майор развернулся к сержанту милиции и гаркнул, вложив в вопрос все свои чувства:

— Сержант! Почему у тебя посторонние на месте происшествия?!

Подобно атомному ледоколу, Круглов протаранил кольцо журналистов и быстро пошел прочь. Оставалось только надеяться, что со стороны это не слишком откровенно смахивает… на бегство. Но оборачиваться было нельзя. Тем более что опытный мент буквально всей спиной ощущал ядовитое шипение разочарованных акул пера.

 

Москва. Паника.

Не ходите, дети, в Африку гулять…

У офис-менеджера Светы почему-то не получилось перевести городской звонок на аппарат Клавдии Степановны. И она, как в старые добрые времена, крикнула через всю большую комнату:

— Клав, возьми трубку! Тебя! Город…

— Кто там?

— Не поняла. Из дома кто-то. Соседка, что ли…

У Клавы, ведущего специалиста отдела маркетинга крупной строительной фирмы, нервы были профессионально-непробиваемыми. Она умела держать удар любой силы. Коллеги считали ее «железной леди» и за глаза величали «мадам Тэтчер».

Но в эту секунду она почему-то застыла над телефонным аппаратом. Задрожали руки, в горле пересохло. Поэтому дежурное «Алле» получилось каким-то сдавленно-каркающим.

В трубке запричитал знакомый голос:

— Клавдия Степановна, миленькая…

Это была Тамара Михайловна, старушка-соседка, жившая этажом ниже Клавы и иногда подрабатывавшая у нее почасовой няней. Бизнес-леди Клавдия Степановна обходилась без постоянной воспитательницы — ее шестилетняя дочь Леночка ходила в обычный районный садик. Такова была принципиальная позиция матери. Клава считала, что ребенок должен с малых лет учиться адаптироваться в социуме, независимо от материальных возможностей семьи. Однако многие ее подруги подозревали, что дело тут в элементарной скупости. Не зря же говорится: «Чем люди богаче, тем жаднее». По мнению подруг, семейство Протопоповых тянуло на жадность высшей категории.

Сама Клавдия зарабатывала очень неплохо. Что уж говорить о ее муже, занимавшем не последнюю должность в представительстве ООН в Москве! Так что хорошо образованная профессиональная гувернантка была Протопоповым вполне по карману.

Подруги ошибались. Ни Клавдия, ни ее муж денег на дочь не жалели. В садик девочку отдали из лучших побуждений и после долгих раздумий. Ну, а раз в два-три месяца, когда после недолгой простуды — здоровье у Леночки, слава Богу, было хорошим — мать какую-то неделю не водила ребенка в сад, ее всегда могла выручить милая интеллигентная соседка.

— …Клавдия Степановна, миленькая…

Тамара Михайловна повторяла эти слова как заведенная, пока наконец не выдала фразу, после которой собеседник хватается за сердце и падает на стул.

— Вы только не волнуйтесь!

Но Клавдия Степановна Протопопова действительно умела держать удар.

— Что случилось? — почти спокойно спросила она.

— Леночка… Леночка…

— Что — Леночка? — Клава успела сто раз обругать себя за то, что в свое время не заключила договор с профессиональной няней. — Тамара Михайловна, прекратите причитать и объясните, что случилось!

— Леночка пропала…

 

Конференц-зал МВД.

Решение принято! «Органиста» вычислит ФЭС

— Обойдусь без лишних слов и прелюдий. Мы все осознаем ситуацию, в которой оказались. Сегодня там, — высокий чиновник понятным всем жестом показал пальцем куда-то наверх, — принято решение о создании Федеральной экспертной службы. Такой службы в России, да и в мире, пожалуй, не было никогда. Курировать ФЭС будет лично товарищ Султанов.

Да, министр в этот раз действительно не отличался многословием. Ситуация была близка к катастрофической. В городе начиналась настоящая паника. Под окнами министерства митинговали какие-то клакеры…

Замы и их помощники, все это время сидевшие в мрачном молчании, дружно повернули головы в сторону своего коллеги — заместителя министра внутренних дел Руслана Султановича Султанова.

— Прошу вас, Руслан Султанович, расскажите о назначении службы, ее целях и задачах…

По степени заученности и безэмоциональности выступление новоявленного куратора напоминало ответ школьника, вызванного к доске:

— ФЭС — новая структура в составе МВД. В кратчайшие сроки она будет оснащена самым современным оборудованием для проведения криминалистических и судебно-медицинских экспертиз. Это позволит оперативно проводить как традиционные виды экспертиз, так и редко используемые, в число которых входят новейшие акустические, психосоматические, нейролингвистические исследования. Их подробный перечень указан в брошюрах, лежащих перед вами. Особо хочу подчеркнуть: наша служба — федеральная.

Разумеется, первая и важнейшая задача, которая во многом определит и саму судьбу новой службы, — это обнаружение и ликвидация Органиста. В будущем, надеюсь, ФЭС будет принимать активное участие в раскрытии самых сложных преступлений. У меня все.

Такая пламенная речь, разумеется, не могла вызвать большого энтузиазма. Лица совещающихся, до этого просто мрачные, обрели одинаково ироничное выражение.

— Техника — это хорошо. Технику мы все любим. Всем ее не хватает. Но у меня вопрос — а работать на этом новейшем оборудовании кто будет? Где вы возьмете людей?

— Это мы сейчас решаем.

Повестка дня была исчерпана, и коллеги начали прощаться. Двигались стулья, шуршали бумаги. Обмениваясь негромкими репликами, «силовики» покидали кабинет начальства Султанов продолжал сидеть, гипнотизируя взглядом элегантную кожаную папку с вытисненной золотом аббревиатурой «МВД». Ну, и с гербом, конечно, куда же без него…

— У вас, Руслан Султанович, что-то еще ко мне? — удивленно поинтересовался министр.

Его заместитель, не отрывая взгляда от папки, ответил:

— Да… С людьми засада… Есть одна мыслишка…

— Вот и хорошо. Не задерживаю вас больше. В бой!

Только тут Султанов, вынырнув из размышлений, осознал странность своего поведения и совсем другим тоном — четким, прямо-таки чеканным — отрапортовал:

— Извините. Задумался.

— Не самый большой грех, — главный милиционер страны усмехнулся, — надеюсь, быстро справитесь с поставленной задачей. Времени у нас нет. Совсем.

— Понятно. Разрешите идти?

— Идите.

 

Кафедра МГУ.

«Гвозди бы делать из этих людей…»

…Легка и казиста жизнь отечественного преподавателя. Да-а… Особенно если он — преподаватель МГУ, и вдобавок не «он», а «она». При том, что эта «она» — полковник милиции и перешла в знаменитую «альма матер» из структур МВД…

Всего-то надо проснуться в шесть утра, выпить кофе… Потолкавшись в автобусах и метро, успеть войти в аудиторию ровно за десять минут до начала первой пары — ни раньше ни позже — и настроиться на тему очередного занятия.

Мобильник подает голос в пять пятьдесят. Это, можно сказать, зачин. В пять пятьдесят пять к нему присоединяется громкий мерзкий голос круглого, еще советской закалки, будильника. Когда стрелки будильника выстраиваются в безукоризненную вертикаль, свою ноту в какофонию вносит оживший телевизор…

Ровно в шесть ноль-ноль Галина Николаевна откинула одеяло и села на постели. Она была точна, как хронометр. Математически точна. Если что-то необходимо было сделать в два часа двадцать семь минут, она приступала к выполнению задачи секунда в секунду.

Галина Николаевна вела в МГУ несколько учебных дисциплин: уголовное право, криминалистику, криминологию. Свои предметы она знала не понаслышке и не из учебников. Рогозина Г. Н. всю жизнь была практиком — трудягой, можно даже сказать, трудоголиком. Коллег, когда-либо решившихся поспорить с ней, легко было пересчитать по пальцам одной руки. А выигравших этот спор и того меньше. Поскольку каждый пункт учебной программы она проверила на собственной шкуре. И точно знала, что из написанного в учебниках верно, а что — высосано из пальца. Полковник Рогозина, как тысячи ментов до и после нее, начала карьеру с работы в обычном отделении милиции. «На земле». С самых низов. А ведь могла по блату — ее отец был известным в свое время судьей — перешагнуть не слишком престижную ступеньку. Хотя… Нет, не могла. Отец ее был известен как раз своей нетипичной для столичной юстиции неподкупностью и принципиальностью. И что еще важнее, передал эти неудобные для жизни качества своей единственной дочери.

Но одна дисциплина вызывала в ней любопытство истинного ученого. Именовалась она «правовой кибернетикой». Углубляясь в дебри предмета, Галина Николаевна понимала, что не только может чему-то научить своих слушателей, но и сама многому поучиться.

«Основы правовой кибернетики» как самостоятельный курс появились более тридцати лет назад. Но наука не стоит на месте — за последние годы исследования в этой области сделали колоссальный рывок. Теперь на первое место вышли информационные технологии. Рогозина, обладавшая, как и большинство целеустремленных людей, здоровым честолюбием и амбициями, была уверена, что может сказать свое слово в этой области.

Сегодняшний учебный день начинался как раз с семинара по любимой дисциплине. А как известно, если преподаватель любит свой предмет, эту любовь он передает студентам. Тут нет никакого заискивания с их стороны — просто талантливый человек умеет превратить свои занятия в «театр одного актера». И тогда на лекции и семинары начинают ходить не только студенты потока, но и ребята из параллельных потоков, с других кафедр.

Такое произошло и с рогозинской «Правовой кибернетикой».

* * *

…Чайник закипел ровно через три минуты. За это время Галина Николаевна успела умыться, достать любимую кофейную чашку и банку с растворимой «Арабикой». Как все порядочные кофеманы, она предпочитала кофе сваренный. Но времени на освоение кофеварки у нее просто не было — тем более что такой напиток не шел ни в какое сравнение с нектаром, сваренным в «турке».

Когда-то ее кофе славился среди знакомых… Много лет назад процесс его приготовления был для Гали Рогозиной священнодействием. Начинавшимся с того, что сковородку, на которой пережаривались зерна перед отправкой в кофемолку, она предварительно натирала… чесноком.

Кто поведал ей эту хитрость, Галина Николаевна уже не помнила. Знала только, что это случилось во время поездки по Грузии. Авторитет грузин в кофеварении был и остается неоспоримым, так что она сразу и безоговорочно поверила в маленький секрет. Поверила, а вернувшись домой — проверила. И проверяла потом еще много лет, пока не перешла на порошковый напиток, как большинство современных женщин.

Растворимый кофе удовольствия не доставлял и даже несколько раздражал. Но исправно бодрил. А утром это было главным.

Заварив тонизирующий напиток, Галина Николаевна на автомате отправилась в душ. Ровно через семь минут после этого зажужжал фен. Через девять — она уже щелкала телевизионным пультом.

И под заранее выставленную новостную передачу она сделала первый глоток…

— …Очередная, уже пятнадцатая жертва Органиста! Почерк убийцы остается неизменным — брюшная полость зашита, почки и печень вынуты… И никаких следов!..

— …Гибнут дети! Следственные органы готовы расписаться в собственной беспомощности…

— …Жертва — Максим Зорин, пропавший два дня назад. Ему было всего восемь лет…

Полковник милиции ахнула, как самая обычная домохозяйка.

— Опять! Да когда же это кончится?! Когда они его найдут?!

* * *

Не беспокойся о том, что у тебя нет высокого чина.
Конфуций

Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы иметь высокий чин.

Не беспокойся о том, что не знают. Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы тебя знали.

— …Понятно, Сергей Сергеевич… Я бы сам себе голову оторвал…

Замминистра бросил мобильник на сиденье.

— Да когда же это кончится?! Когда мы его найдем?!

— Неприятности, Руслан Султанович?

— Снова Органист, Володя. Снова ни одной улики. Эта мразь по воздуху летает, что ли? Что за черт!

И подумав, неожиданно приказал:

— Так, включай мигалку, разворачивайся и гони в МГУ.

— Куда?

— Слышать плохо стал?

— В МГУ? В смысле, на Воробьевы?

— А ты много других МГУ знаешь?

— Ну, вообще-то факультетов по Москве… Ого-го сколько… И не все на Воробьевых горах базируются. А историческое здание университета — на Моховой…

— Умный очень! Факультетов у него много… А работать-то некому. На Воробьевы давай! И побыстрее!

— Но у вас же совещание. И так опаздываем из-за этих пробок…

— Делай, что говорят! Каждый тут рассуждать еще начнет. Гони!

С трудом найдя забившийся в щель между сиденьем и спинкой телефон (кому сдались эти суперплоские новинки!), Султанов нажал на кнопку быстрого набора:

— Наташа, во сколько селекторное с регионами? В одиннадцать тридцать? Отменяй на хрен!

Машина с включенной мигалкой и правительственными номерами, влетевшая на университетскую стоянку, произвела, можно сказать, фурор. Охранники, все поголовно в прошлом люди служивые, засуетились. Студенчество — опаздывающее или прогуливающее — замерло у своих малолитражек.

Место для черного монстра, казавшегося слоном рядом с этими яркими полированными игрушечками, нашлось сразу. Не дожидаясь, пока водитель заглушит мотор, Руслан Султанович молодецким наскоком ринулся вверх по ступенькам.

Когда им овладевала идея, остановить его не мог даже БТР.

* * *

…Лицо проректора, изучившего представленное ему удостоверение, утратило привычное холодное выражение, да и ехидного добродушия в голосе заметно убавилось. Сейчас его голос звучал как-то даже испуганно-холопски. С трудом верилось, что пару минут назад этот человек одернул вошедшего в кабинет без стука — как всегда — Султанова.

— Молодой человек, потрудитесь войти, как полагается. Здесь вам не…

Руслан Султанович, не обращая внимания на окрик, вынул из кармана гербастую корочку и по-хозяйски заявил:

— Доброе утро. Мне нужна Рогозина Где она?

Проректор, в чей кабинет бесцеремонно ввалился большой начальник, тут же стал сама любезность:

— Присаживайтесь… Маша, кофе… — обратился он к секретарше.

— Спасибо, не надо, — сказал Султанов. — У меня очень мало времени.

— Понятно, понятно… Как же… Понятно. У Галины Николаевны занятие в… Маша, в какой аудитории у Рогозиной лекция?

— У нее сегодня не лекция. Семинар.

— Спасибо Маша, можешь идти… — Проректор сверкнул глазами, без слов приказывая секретарше или выметаться, или провалиться на месте.

Когда девушка вышла, он зачем-то подбежал к двери. Опомнился, оглянулся на неожиданного гостя и бодренько проговорил:

— Так как насчет кофе? Или чая? Или чего покрепче?

— Вы, похоже, не поняли. Я ОЧЕНЬ ТОРОПЛЮСЬ! В какой аудитории у Рогозиной семинар?

— Что? А, понял, понял, понял… Сейчас, сейчас… Сейчас… Где у меня расписание? Вот, вот, нашел… Пойдемте я вас провожу, а то вы сами тут у нас…

— Благодарю. — Султанов по-военному развернулся на месте и как-то сразу оказался впереди хозяина. — Идемте.

По общефакультетскому расписанию еще не закончилась вторая пара. Но в коридорах бурлила жизнь. «Да, это вам не школа, где после звонка на урок все замирает», — подумал Султанов.

Появление проректора не произвело на студентов сколько-нибудь заметного впечатления. Их куда больше заинтересовал незнакомый мужчина в безукоризненно сидящем костюме. Чувствовалось, что это человек «оттуда». Проректор церемонно, как примадонна на бенефисе, отвечал здоровающимся. А вот выражение лица Султанова было сосредоточенным. Он не обращал внимания на окружающих. Ему предстоял непростой разговор.

И как выяснилось в самом скором времени, степень его трудности Султанов все-таки недооценил.

На лице проректора наблюдалось плохо скрываемое злорадство. Остановившись у дверей одной из аудиторий, он показал на нее рукой:

— Вот.

— Спасибо.

Ученый муж, явно не сообразивший, что его функция выполнена и дальше от него ждут одного — исчезновения, начал бессмысленно переминаться с ноги на ногу.

— Вы свободны. Дальше я сам.

— А, да-да-да…

— …Правовая кибернетика — научное исследование в сфере закономерностей оптимального функционирования государственно-правовых систем. П.к. решает задачи, связанные с автоматизацией юридической деятельности как в целом, так и ее отдельных видов. Кибернетика включает в себя также понятие информации, следовательно, правовая кибернетика тоже имеет свое понятие информации — правовой информации. Поскольку правовая кибернетика вытекает из основной науки — кибернетики, то и правовая информация будет исходить из начального понятия информации вообще…

Услышав звук открывающейся двери, Галина Николаевна обернулась.

В дверном проеме показалась сначала голова Султанова, затем все остальное. Двигался замминистра с некоторой нерешительностью, но в голосе, когда он заговорил, звучали профессиональные начальственные ноты, отточенные на многочисленных совещаниях.

— Галина Николаевна, здравствуйте, можно вас на минутку?

Сказать, что Рогозина была удивлена — значит ничего не сказать. Она старалась не встречаться с коллегами из структур МВД, откуда ушла с осадком… не обиды, нет — скорее, досады из-за собственной недооцененности.

Галина Николаевна любила настоящую, живую работу. И оставила ее отнюдь не потому, что была к ней негодна, наоборот. Сделать она могла бы еще ого-го сколько.

Ей просто не дали. И не дали как раз эти — модно стриженные, приятно пахнущие, одетые в костюмы с иголочки. Одним словом, хорошо упакованные манекены. Она им мешала, поскольку портила отчетность и порой высказывалась так, что у них рубашки прилипали к вспотевшим спинам… Что и говорить… Она со своим характером действительно не годилась на роль замминистра, в которой ее уже видело все окружение, узнавшее об освободившейся должности.

Теперь в этой роли с успехом выступал Султанов.

Зато Галина Николаевна нашла себя в преподавании. И несмотря на то что студенты не питали никаких иллюзий по поводу грядущей сессии — еще никому не удавалось сдать ей зачет или экзамен «на шару», — она была самым любимым преподавателем на факультете.

— После занятий, Руслан Султанович. У меня — пара.

— Простите, но… у меня срочное дело.

По аудитории пошел удивленно-восхищенный шепоток. Некоторые из будущих юристов узнали посетителя — последнее время Интернет пестрел его фотографиями в связи с «делом Органиста». Даже те, кто не узнал в этом дядечке замминистра, прекрасно поняли, что Рогозина сейчас «послала» птицу высокого полета…

Медленно положив мел в выемку доски, Галина Николаевна вытерла руки чистой тряпочкой, лежавшей на тумбочке стола, и пошла к выходу. Но Руслан Султанович услышал совсем не то, что ожидал.

— Не сомневаюсь в этом, раз вы изволили приехать лично. Как и не сомневаюсь в том, что вы способны подождать. Позвольте?

И Рогозина, не утруждая себя особым политесом, закрыла дверь перед носом гостя.

Нос, понятное дело, остался в коридоре…

В некотором оцепенении постояв перед захлопнутыми створками, Руслан Султанович медленно отошел к огромному окну просторного коридора. Присел на широкий подоконник, процедил сквозь зубы:

— Твою мать… не меняются люди… как была… — Тут у него в кармане зазвонил телефон, и он уже обычным тоном ответил кому-то невидимому: — Да? Что? Нет, не могу, скажи ему, чтобы… сюда? Ну, пусть приезжает… Я тут, похоже, надолго…

Неугомонный проректор, конечно, не мог вот так взять и спокойно уйти к себе в кабинет. Что там делать? Работать? Глупости! На факультете такие события…

Он выглянул из-за угла, всей фигурой демонстрируя осознание своей провинности — ведь ослушался самого замминистра.

— Поговорили?

Руслан Султанович, не сумевший быстро переключиться с собственных скорбных мыслей на не менее скорбную действительность, перевел на проректора тоскливый взгляд. Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы вспомнить, кто этот человек и чего он хочет.

— Нет, не поговорили.

— Как?!

Вид у проректора был такой, будто перед ним разверзлись небеса.

— А вот так. Принципиальный у вас кадр, дорогой… не знаю вашего имени-отчества. У нее лекция.

— Что? Да как она?!.. Я сейчас!..

Руслан Султанович не успел остановить рванувшего к двери камикадзе. Только крикнул ему в спину:

— Не советую!

Рогозина наконец закончила вводную к семинару. Повернулась к аудитории и посмотрела вопросительно — мол, кто хочет продолжить тему?

С задних рядов раздалось:

— Можно, Галина Николаевна?

Она кивнула и в этот момент услышала, что дверь опять медленно открывается. Не оборачиваясь и предполагая, что незваный гость решил снова напомнить о себе, резко бросила:

— Попрошу не срывать занятие!

Проректор замер в нелепой позе — как будто с ним сыграли в детскую игру «Море волнуется раз» и только что счет дошел до окончательной цифры «три».

Султанов, наблюдавший картину со стороны, не смог сдержать улыбку. Резкость бывшей коллеги раздражала, когда была направлена на него, но в применении к этому кругленькому человечку доставила милицейскому чиновнику удовольствие.

Он не мог не восхититься. Чертова баба! Молодец!

Разморозившись, проректор обернулся к Султанову:

— Так что ж вы… прямо здесь ждать будете?

— Прямо здесь и буду…

Задумавшись, «ученый кот» вдруг развернулся и через минуту исчез за поворотом. «Неужели соизволил оставить меня в покое?» — внутренне не поверил в удачу Султанов.

И повернулся к окну…

…Когда он в последний раз, никуда не торопясь, смотрел в окно, да еще вот так — сидя на подоконнике? Пожалуй, еще до прихода в главк. А именно — в МУРе, будучи простым опером. Хорошие были времена. Не надо было носить эту удавку…

Рука Руслана Султановича непроизвольно потянулась к галстуку и ослабила узел.

…Более того, можно было ходить в любимых джинсах…

Эта гарпия сейчас опускает его ниже плинтуса — а он, между прочим, был неплохим опером. Очень неплохим.

Карьера Руслана Султанова резко пошла вверх, когда его группа раскрыла дело уральской «Синей Бороды». Расследуя причины гибели молодой женщины, обезображенное тело которой было найдено на дне одного из столичных водоемов, они вышли на сержанта из Ебурга (как любовно называют аборигены Екатеринбург). Вернее, сержантом он оказался уже бывшим. На тот момент, когда этот тип попал в поле зрения московских сыщиков, он… сидел в тюрьме за убийство жены.

Тело утопленницы было обнаружено случайно — во время спуска воды для плановой чистки водоема. Как ни печально, каждая такая процедура увеличивает численность клиентов морга. В большинстве своем это утонувшие ранней весной или поздней осенью — когда на пляжах нет отдыхающих — алкоголики и бомжи. Как правило, «два в одном».

Но вид погибшей женщины в привычную картину не вписывался. Одежда на утопленнице была дорогой и добротной.

Путем цепочки сложных криминалистических экспертиз установили личность погибшей. Ею оказалась жительница Екатеринбурга.

Как ни велико было искушение списать безнадежный «висяк» на самоубийство, оперативники решили пройтись по всем версиям. И наткнулись на поразительный факт.

Татьяна Николаевна Багрова — так звали несчастную — оказалась женой человека, отбывавшего наказание за убийство уже следующей жены.

Выяснилось, что за год до этого Татьяна Багрова, неоднократно при свидетелях грозившаяся уйти от жестокого мужа, была признана пропавшей без вести. Тот факт, что она исчезла во время отпуска супруга, тоже вязался с версией бегства — в его отсутствие осуществить задуманное было легче и безопаснее. Проверять, где отдыхал покинутый муж, следствие не стало. Багровых заочно развели и объявили Татьяну пропавшей. Через месяц Багров оказался снова женат. Через полгода попал на скамью подсудимых.

Невидимая нить Ариадны провела сыщиков почти по всей географии бывшего Союза. Оказалось, что «Синяя Борода» был женат пять раз. Ни одной из его жен в живых не осталось.

В зал суда маньяка привезли прямо с зоны. Семь лет, отделаться которыми он надеялся, трансформировались в «пожизненное». Об этом деле шумела пресса, а на погонах Султанова засверкали новые звезды. Мысли о сапогах-скороходах — мечте каждого следака — сменились надеждами на блестящие крылья персонального автомобиля с мигалкой.

В его случае исполнение желания не заставило ждать себя долго.

По мере карьерного роста Руслан Султанов занимал все более солидные кресла, но иногда — в такие минуты, как теперь, — начинал просто дико жалеть, что больше уже ничего «громкого» не раскроет. И Органиста, на след которого полгода не может выйти вся милиция страны, ему тоже не вычислить.

Если только каким-то образом он не уломает эту гарпию…

А даже если и уломает — она его на пушечный выстрел не подпустит к оперативным действиям.

Да и хрен с ним — лишь бы вычислила ублюдка. А она вычислит. Султанов был уверен. Вычислит. Значит, в этом будет и его заслуга. Он же ее уговорит вернуться к делам.

Если бы на гладкой, как биллиардный шар, голове проректора оставались волосы, они встали бы дыбом от усилий хозяина. Проректор семенил по коридору со всей возможной скоростью, ухитряясь при этом не расплескать горячий кофе из чашки, которую трепетно держал в руке. Кофе был из его запасов, крепкий и ароматный.

В тот самый момент, когда отнюдь не аполлоновских пропорций фигура появилась из-за угла, дверь в аудиторию, где вела семинар Рогозина, распахнулась, и в коридор повалили студенты.

Проректор, забыв про кофе, на полной скорости вкатился внутрь.

— Вы что же это творите, Галина Николаевна?!

— А… уже наябедничал — отчетливо донеслось до ушей замминистра.

— Что вы себе позволяете?! Продлите перерыв! Студенты подождут…

— Кому кофе? Мне?

— Что? А… Кофе — ему…

— Ну, вот и несите.

Султанов, уже с трудом сдерживавшийся, вклинился в этот содержательный диалог. По лицу замминистра было видно, что он решил игнорировать все провокационные выпады и разговора добьется.

— Освободились, Галина Николаевна?

— Не совсем, Руслан Султанович. Еще полпары, то есть сорок пять минут. А потом лекция в Академии МВД.

Проректор осип от такого демонстративного пренебрежения интересами вышестоящих:

— Гал-лина Николаевна! Вы забываетесь!

Султанов сузил глаза, буравя собеседницу взглядом.

— Вы занятой человек, Галина Николаевна. Ничего, что я, человек не менее занятой, околачиваюсь здесь уже битый час… с сомнительной перспективой по окончании лекции сопроводить вас до дверей университета?!

— Руслан Султанович, не в моих правилах заставлять ждать весь курс только потому, что мне надо с кем-то поговорить. Если хотите, договоримся о встрече на следующей неделе.

Нет, она все-таки невозможна.

— Я всегда вами восхищался, Галина Николаевна Буду за дверью.

Султанов приобнял за плечи обомлевшего проректора и вместе с ним направился к выходу из аудитории.

На полпути остановился.

— А кофе, пожалуй, оставим Галине Николаевне. Она работает, а мы тут…

* * *

— …Вы, разумеется, слышали об Органисте.

Замминистра не спрашивал, a утверждал.

Он не врал насчет занятости. Времени действительно оставалось в обрез. Вернее сказать, времени просто не было, причем давно. И не только у бешеной бабы, стремительно идущей к выходу из учебного корпуса.

— Да, — коротко ответила она.

— Сегодня найдена пятнадцатая жертва.

— Знаю из новостей. Снова ребенок… В городе только об этом и говорят. Но при чем здесь я?

— Мы хотим, чтобы вы его поймали.

Они вышли из здания факультета и направились к черной машине. Рогозина торопилась на лекцию и согласилась, чтобы Султанов ее подвез. Тот вздохнул с облегчением.

— По дороге и поговорим.

* * *

— Галина Николаевна, вам предлагается возглавить эту новую структуру: Федеральную Экспертную Службу. Все материалы по ней — в папке. Павел…

Помощник, бдительный, как сторожевой пес, мгновенно протянул заранее заготовленные документы.

— Исключено, Руслан Султанович. Мне очень жаль.

Султанов был обескуражен таким категоричным отказом.

— Почему?

— По многим причинам. Во-первых, я давно не практикую.

— Вы хотите сказать, что утратили сноровку? Не смешите меня, Галина Николаевна. Вы по-прежнему лучший специалист.

— Я не считаю это смешным. Во-вторых, у меня сейчас совсем другая работа. Я теперь сама готовлю специалистов. У меня два курса в МГУ, спецкурс в Академии МВД. Я руковожу тремя докторскими и пятью кандидатскими диссертациями…

Затрезвонил султановский мобильник. Замминистра с ненавистью посмотрел на номер и нехотя поднес трубку к уху.

— Да. Да, да… Еду… Все, скоро буду… Народные избранники, е-мое… Галина Николаевна… Мне надо срочно в Думу… Ничего, подождут… Володь, — он похлопал водителя по плечу, — съезжай, где потише, и притормози.

Когда машина остановилась, Султанов приказал водителю и помощнику выйти. Те подчинились.

— Галина Николаевна, если вы принимаете решение, исходя из личных мотивов…

— Личных? А у меня могут быть личные мотивы?

Султанов пристально посмотрел ей в глаза. Взгляд у него был невеселый.

— Все же… Многие думали, что в кресле заместителя министра окажетесь вы…

— А-а, вы об этом… Руслан Султанович, мои амбиции лежат далеко от карьерной лестницы, поверьте. И вам это кресло гораздо больше к лицу. Извините за каламбур.

— Тогда я не понимаю! Почему вы отказываетесь?

— Давайте трогаться, а? У меня лекция через пятнадцать минут.

— Галина Николаевна, у вас есть дети?

— Нет.

— А у меня дочь, в седьмой класс пошла…

Султанов открыл папку, которую передал ему Павел. Оттуда посыпались фотографии с мест происшествий.

Фотографии детских трупов.

Замминистра протянул папку Рогозиной.

— Посмотрите. Это четырнадцать ни в чем не повинных ребятишек. Фотографию пятнадцатого я получу сегодня. Вы знаете, сколько сейчас детей не ходит в школу?

— Руслан Султанович, зачем вы мне это рассказываете? Я же сказала — нет.

— Классы заполняются наполовину. Некоторые уроки и вовсе отменяются. А у нас на него — ноль! Понимаете — ничего! Мы даже не знаем, как он их убивает! Вы смотрите!

— Работать надо лучше. Мы едем?

— Подумайте об их родителях! У вас есть шанс положить этому конец! У вас! Слышите?!

— Я все сказала…

— В конце концов, я могу вам просто приказать. Ведь вашего воинского звания никто не отменял, товарищ полковник.

— Что ж, приказывайте. А пока выпустите меня. Я, пожалуй, дальше на метро. Всего доброго, господа.

И резким движением открыв дверцу машины, она выскочила наружу.

Мрачный, как туча, Султанов некоторое время посидел в машине, потом выбрался наружу, подошел к сотрудникам и попросил сигаретку.

— Паш, к завтрашнему утру подготовь мне список возможных кандидатов на место руководителя Службы. Эта не согласится. Ее и ядерный взрыв не переубедит…

— Она лучшая, Руслан Султанович…

Все произошедшее за сегодняшний день накатило, навалилось и придавило. Известный своей железной выдержкой Султан, как до сих пор позволяли себе называть его близкие друзья, не выдержал и заорал:

— Мать твою!!! Да знаю я! Ты чего, не слышал, что она тут говорила? Студенты, диссертации… е-мое… Гвозди бы делать из этих людей…

 

Москва. Паника 2.

…a под окнами — никого…

— Как — пропала? А вы где были?

— Она с девочками на площадке играла. С большими. Они уже в школу ходят. Одна даже во второй класс. Ну, я и подумала — Леночка под присмотром. Пойду-ка я обед заряжу. Чтоб свеженьким, с пылу с жару, деточку накормить… Через час выхожу — а под окнами никого.

— Так вы что, целый час даже не смотрели в окно?

— Ну, нет, не час. Сначала каждые пять минут выглядывала. А потом… — В трубке повисла тишина.

— Что — потом? — Заведенная до предела мать почти кричала.

— А потом мне племянница позвонила. Ну, мы и заговорились…

— Понятно, — напряженным голосом проговорила Клава, на ходу надевая пиджак. — Еду. А вы узнавайте адрес девочек, с которыми она играла.

В трубке вместо ответа всхлипнули…

 

Лондон. Два с половиной года назад.

Безответное чувство

В частной клинике, где практиковал молодой пластический хирург Макс Андерсон, было три комнаты, не имевших ничего общего с основными задачами этого учреждения. Расположенные вдали от операционных и подсобных помещений, они выполняли функцию своеобразного зала ожидания. Две большие — женская и мужская гостиные, одна маленькая и уютная — курительная комната, в которую можно было попасть из мужской гостиной. Макс Андерсон ожидал своего знакомого именно в третьем помещении, куда мужья и просто спонсоры клиенток, а также клиенты мужского пола (их тоже было немало) могли прийти, чтобы выкурить сигару.

Курительная была оформлена в красно-багровых тонах; обстановка составлена из мебели, маскирующейся под антиквариат. В центре комнаты стоял массивный овальный стол красного дерева, вокруг него — несколько удобных кресел с высокими спинками. Еще две пары кресел располагались у стен.

Макс Андерсон был приятно взволнован. Чтобы привести себя в чувство, он, ловко орудуя перочинным ножиком, подготовил на столе длинную дорожку белого порошка. Курительную посещали редко, он привык проводить процедуру с порошком именно здесь. Макс не боялся, что его могут застать за этим делом, — о его пристрастии в клинике и без того знали многие. О пристрастии и еще некоторых предпочтениях. Собственно, друг, которого Андерсон ожидал с таким волнением, был именно по этой части…

К лондонской «гастроли» Волков подготовился основательно. За последние месяцы он существенно улучшил свой и без того хороший английский, завел необходимые знакомства по переписке.

Одним из таких знакомцев был доктор Андерсон, с которым у Волкова завязалась теплая мужская дружба (на самом деле «теплая дружба» между мужчинами только с таким человеком, как Макс Андерсон, и возможна). У них нашлось множество тем для переписки — коллеги как-никак. Впрочем, большая часть корреспонденции между лондонским и московским хирургами была посвящена переживаниям ранимого человека с трепетным сердцем по поводу всего на свете. Из них двоих таким человеком был только Макс. Но сам британец этого не знал, считал, что оба.

В Лондон Волков приехал всего на месяц, и за это время ему нужно было пройти все стадии Подготовки к Пути. Поэтому времени крутить роман с молодым геем у него не было. К тому же он этого просто не хотел. Но ради Пути мог бы. Это было бы сложным испытанием, которое помогло бы значительно закалить дух Волкова… Но уж как-нибудь в следующий раз. С него и трехмесячной переписки хватило за глаза.

Английский перевод древнекитайского трактата «Дух бесконечности» Волков освоил, и усвоил давно — еще до выхода второй его книги. Трактат предлагал сложный Путь к совершенству духа, пролегающий через Абсолютную Свободу. Волков страстно желал пройти по Пути, но решиться на столь резкий отказ от всего человеческого не мог. Точнее, конечно, мог — знал, что может, — но не сразу. Постепенно. Описанный же Путь требовал от него быть настоящим исполином духа. К этому нужно было тоже прийти.

Волков прошерстил источники и к своему огромному удивлению узнал, что почитатели «Духа бесконечности» сделали аналогичный вывод еще в древности. Тогда же появилось несколько рукописей, описывающих подготовку к Пути. К несказанному счастью Волкова, все они были переведены на английский. Правда, эти книги считались литературой, представлявшей интерес лишь для специалистов, поэтому ему пришлось проявить чудеса изобретательности, чтобы их заполучить.

Лондон был выбран площадкой для Подготовки к Пути по нескольким причинам.

Волков не смог бы пройти и Путь, и Подготовку к нему в одном и том же городе. Его действия вызовут слишком широкий резонанс у бестолковой публики, а это может помешать. Лучше уж не связывать в общественном сознании итоги этих двух грандиозных стадий обретения Свободы. То есть идеальным местом для Подготовки было бы другое государство.

В Лондоне он уже бывал, знал город, да и английским владел на очень достойном уровне.

Первые две встречи с доктором Максом Андерсоном прошли безупречно. Если не считать того, что Волков оба раза так и не решился сделать то, ради чего все и было затеяно. Однако нужно было взять себя в руки. Поскольку Андерсон уже предлагал продолжить знакомство в более интимной обстановке — Максу русский коллега очень понравился.

Обнаружилось, кстати, одно обстоятельство, которое было Волкову чрезвычайно выгодно: доктор Андерсон был кокаинистом. Это упрощало задачу.

Третья встреча была назначена в клинике. Оттуда «друзья» должны были двинуться домой к Максу, где бы произошло не совсем то, на что рассчитывал британец.

Но когда Волков прибыл на место свидания, он понял, что никуда не нужно ехать. Вернее, не обязательно. Мало ли какой оборот может принять дело в интимной обстановке. В комнаты отдыха можно было пройти через дверь для персонала — избежав таким образом появления близ главного входа с его камерами и системой пропуска-регистрации посетителей. Волков позвонил Максу на мобильный, и тот ему открыл изнутри.

Доктор Андерсон провел друга в мужскую комнату отдыха, а оттуда — в курительную. Здесь было довольно уютно. На столе Волков обнаружил следы «наведения марафета» — пылкий британец, по-видимому, заждался гостя.

Пока он разглядывал обстановку, Макс закрыл дверь изнутри, и Волков не стал препятствовать.

Далее все было просто. Куда проще, чем можно было предполагать. Они очень весело поболтали о всяких мелочах. Волков много шутил, а Макс, напротив, был взволнован, говорил сбивчиво и проявлял какую-то неестественную рассеянность. Это можно было списать на действие кокаина — когда после второй сигары Андерсон сел русскому другу на колени, его глаза по-прежнему влажно поблескивали.

Волков, совершенно не скрываясь, вынул из-за пазухи маленький шприц с разбавленным Препаратом и снял колпачок с иглы. Макс воспринял это как нечто естественное.

— Тебе тоже нужно расслабиться? — спросил он.

— Да, — сказал Волков. — Не возражаешь?

— Не переживай, я тебя прекрасно понимаю. Знаешь, я тоже волнуюсь. Со мной такого никогда не было. Я ведь вижу тебя всего в третий раз, а мне кажется, что мы знакомы всю жизнь… Мне до сих пор не попадался такой человек, который был бы настолько отзывчив к моим чувствам, который понимал бы меня так же хорошо, как понимаешь ты. Я очень рад, что мы познакомились. Через все расстояния и преграды мы нашли друг друга — это прекрасно. Теперь все будет как в сказке, ведь правда? Я в этом уверен!

Волков не перебивал это словоизлияние. Пусть Максик выговорится в последний раз. Потом у него такой возможности уже не будет.

— Мне кажется, — продолжал Андерсон, — что у наших отношений большое будущее. Ты ведь тоже это чувствуешь, ты говорил, я помню… Ты говорил, что у каждого человека свой путь, и идти им нужно, несмотря на непонимание, с которым можно столкнуться со стороны враждебного всякой чистой душе мира… О, как ты прав! Я знаю, у вас там, в Москве, на любые искренние человеческие отношения смотрят дико, варварски. Бедненький, как тебе, наверное было тяжело в этой твоей грубой России! Но теперь все будет хорошо! У нас все не так!.. Я хочу, чтобы ты остался здесь навсегда! Вот увидишь, тебе понравится чувствовать свободу, ты станешь совсем другим человеком!..

— Знаю, — сказал Волков. — Знаю, что стану другим человеком. Именно ради свободы я сюда и приехал. Приятно, что ты так хорошо меня понимаешь!

Шприц с Препаратом он сих пор держал в руке, не решаясь действовать. Но слова Андерсона о свободе были именно тем Знаком, которого он так ждал. Больше никаких сомнений быть не могло. Волков очистил свой рассудок от постороннего мусора и приготовился взойти на первую ступень Подготовки к Пути.

Макс воспринял его слова по-своему.

— Так ты останешься?! Ты приехал сюда, чтобы остаться? О, какое счастье!!! Это прекрасная новость!.. Ты, должно быть, озабочен тем, найдешь ли ты здесь работу? Ни о чем не думай! Я все устрою, у меня полно связей! Вот увидишь, человеку с твоей квалификацией здесь найдется достойное место в обществе. Никто на тебя не будет смотреть как на изгоя, перед тобой откроются все двери… и мое сердце!..

Это уже было чересчур. Конечно, Волкову приходилось слышать от Макса и не такое, но в переписке, а не ощущая коленями тяжесть его видавшей виды задницы. Нужно было заканчивать. Своевременно пришедший Знак помог Волкову настроиться на нужный лад, и он уже был готов.

— Малыш, закатай мне рукав, а то моя вторая рука занята тобой, — ласково сказал он Максу.

— Да-да, конечно!.. Прости, я увлекся и не подумал… — Андерсон принялся исполнять просьбу, и все время, пока он возился с рукой, державшей драгоценный шприц, из него неслись восторженные возгласы:

— У меня такого никогда не было! Чтобы такое глубокое чувство, такое понимание возникало в самом начале знакомства!.. Знаешь, ты совсем не такой, как на фотографиях, которые ты мне присылал… Красивее, гораздо красивее!.. Такой милый и отзывчивый и одновременно такой решительный! Когда я вижу, как ты играешь желваками, я прихожу в неописуемый восторг!.. А какой взгляд!.. Вот как сейчас… Я просто таю…

Макс закрыл глаза и потянулся губами к лицу Волкова. Волков увернулся и дал ему поцеловать себя в лоб.

— Подожди минутку, милый, — сказал он. — Дай мне воспользоваться вот этим Препаратом в шприце, чтобы мы вместе могли стать свободнее…

С этими словами он вогнал шприц Максу в ногу. Игла легко прошла сквозь ткань брюк, и Андерсон успел лишь тихо ахнуть напоследок.

— Теперь мы оба довольны, пупсик, — сказал Волков по-русски.

Пожалуй, ему не стоило этого говорить. Слова, сказанные, когда разум уже был чист, сильно смазали эффект от восхождения на ступень.

Доктора Макса Андресона он оставил на полу в курительной. У того уже не было пульса.

На столе и в крови у Макса остались явственные следы кокаина, так что смерть любвеобильного хирурга наверняка не вызовет ни у кого чересчур сильных подозрений. Окурки от выкуренных им сигар Волков забрал; пепельницу, которой пользовался, — тоже. Все сложил в небольшой пакетик.

Волков покинул клинику, как и пришел, — совершенно незаметно.

 

Москва. «Метро Войковская»

День, улица, фонарь, аптеки — нет…

Выйдя из парадного входа Академии МВД, Галина Николаевна Рогозина решила пройтись до метро пешком.

Ей надо было подумать. Хотя думать не хотелось. Она была уверена, что поступила правильно.

Как минимум легкомысленно взваливать на себя такую ответственность после долгого отрыва от практической деятельности.

Нет, разучиться ездить на велосипеде невозможно. И мастерство не пропьешь. Но неизбежно потребуется время для раскачки. А времени Органист им не оставил. Каждый день, да что там день — каждый час, каждую минуту — город ждал нового кошмара. Город как будто замер в предчувствии беды…

Взгляд Галины Николаевны упал на одиноко играющего на детской площадке мальчика лет десяти. «Ну что за люди? — раздраженно подумала полковник милиции Рогозина Г. Н. — Говорят, пишут, кричат просто и по ящику, и по радио — не отпускайте детей одних. Не только гулять, в школу не отпускайте. Нет, пожалуйста вам, сидит…»

Но тут ей стало не до праведного гнева, потому что перехватило горло, и дыхание сбилось.

С противоположной от нее стороны площадки к мальчику подошел мужчина, что-то ему сказал. Потом взял ребенка за руку и повел за собой…

Она поняла, что еще минута — и оба исчезнут. А мальчику явно не хотелось идти с мужчиной. Он просто понуро плелся следом.

Вдруг они остановились. Взрослый, порывшись в кармане, что-то протянул ребенку. Тот с удовольствием принял подарок…

«Конфета» — поняла полковник милиции. Догадка подтвердилась, когда она увидела, как мальчик разворачивает фантик гостинца и закидывает его в рот. Рогозина ахнула, поняв, что они идут к припаркованной поблизости машине, и бросилась наперерез:

— Стойте!

Мужчина и мальчик обернулись на голос незнакомой им прохожей.

— Что случилось?

— Кто… кто вы такой?

— В смысле?

— Мальчик, ты знаешь этого дядю?

— Что за бред? Вы кто такая?

— Да… Это мой папа.

— Папа? Вы его папа?

— Конечно, а вы что подумали?

— Нет-нет, ничего… показалось… Простите…

Галина Николаевна шагнула было прочь, но остановилась.

— А куда вы едете? Зачем?

— Не ваше дело, сумасшедшая. Чего вы на людей кидаетесь?

— Мы за мамой. На работу. Мы ее каждый день на машине забираем.

С этими словами мальчик юркнул на заднее сиденье машины, отец захлопнул дверцу и начал обходить автомобиль, чтобы сесть за руль.

«Идиотка», — только успела охарактеризовать себя Галина Николаевна, как вдруг мужчина остановился, широко улыбнулся ей и совсем другим тоном проговорил:

— А вообще-то спасибо. А то какой-нибудь Органист схватит ребенка, никто головы не повернет. Побольше бы таких, как вы… Может, и маньяки в городе себя бы так вольготно не чувствовали. Счастливо.

Приветливо помахав странной незнакомке рукой, он сел в машину и нажал на педаль газа. Взревел двигатель, автомобиль чуть подпрыгнул на месте и рванул. Мужчины явно опаздывали за мамой…

Помахав им вслед, Галина Николаевна нога за ногу пошла на автобусную остановку. Гулять расхотелось, думать — размоглось.

«М-да, Галя… Молодец, товарищ полковник, все при тебе — и стальные нервы, и самообладание…»

 

Подмосковье. Один из элитных поселков.

Родительская любовь…

Двухэтажное шале за высоким глухим забором выглядело как сахарный домик из сказки — белое, с башенкой и крутой крышей, с длинным балконом вдоль фасада. Его окружали ухоженные газоны. Не верилось, что в стенах сахарного домика может жить беда.

Тем не менее она там жила. Жила с тех пор, как в домике появился ребенок.

Сейчас ребенок — девочка — спал в своей комнате на втором этаже. Мать — еще молодая женщина, но казалась старше своих лет. Постоянное чувство тревоги наложило отпечаток на ее красивое лицо. Беспокойство было заметно даже под слоем косметики.

Сейчас мать девочки собирала разбросанные по полу гостиной детские книжки. Большой камин был пуст — кто будет топить его летом! — и казался похожим на огромную пасть.

В доме пахло смолистым деревом — еще бы, шале строилось на совесть, по всем правилам, — и… лекарствами. Чем выше поднимаешься по широкой лестнице, тем ощутимее атмосфера аптеки.

А еще матери казалось, что к этому букету примешивается запах аммиака.

Запах дыхания ребенка.

— Ма-а… — донеслось сверху.

— Что такое, моя хорошая? — Мать начала быстро подниматься по лестнице.

— Меня тошнит, — пожаловалась дочь.

Разлохмаченные волосы девочки были тусклыми, на тыльной стороне ладоней виднелись расчесы. Она явно имела лишний вес и вообще выглядела нездоровой. А еще — у нее началось носовое кровотечение.

— Пойди ляг, — мать отвела девочку в постель, — а я сейчас позвоню нашему дяде доктору…

Она звонила доктору, нервничала, почти кричала в трубку, потом, немного успокоенная его словами, дала дочери лекарства.

Убедившись, что ребенок все же заснул, молодая женщина позвонила мужу.

Он прижал телефон к уху. В его голосе слышались специфические, так и не изжитые интонации братка, хотя теперь он носил тысячедолларовые костюмы и прекрасно разбирался в карте вин.

Последние семь лет научили его разбираться и в медицинской терминологии.

— Что? — переспросил он. — Геморрагический синдром? Какой, к чертям, геморрагический синдром — она же на диализе! Я за что плачу этому козлу и его клинике такие бабки? За то, чтобы у моего ребенка кровь перестала свертываться?! Да не ори ты! Хорош реветь, я сказал!

Водитель его черной «Мазды» даже не повернул головы — он привык к таким разговорам.

— Хуже? — Бывший браток, а ныне совладелец холдинга достал из кармана носовой платок и вытер взмокшее красное лицо. — Насколько хуже? Интенсивная терапия? Сука, он же говорил, что с диализом все будет о'кей!

Этот человек в лихие девяностые недрогнувшей рукой пристрелил троих… Предавал и продавал. Сумел взобраться на самый верх — а теперь был бессилен помочь своему единственному ребенку…

— Хватит реветь, — сказал он уже более спокойно. — Вези ее на этот долбаный диализ. А этому козлу скажи… Что? Что? Он же говорил, что… Ах, трансплантация! Да я ему, суке, самому обе почки вырежу! Очередь… Другие подождут, а моя дочь ждать не может! Все, вези ее. — Его голос снова смягчился. — Скажи, папа ее целует. Пусть будет хорошей девочкой и пьет таблетки. Скажи… скажи, я ей рыбок привезу. Да! Прямо в аквариуме, разноцветных.

Он закончил разговор и уронил телефон на колени. Взгляд на какое-то время стал пустым, но потом в нем загорелась злобная решимость — решимость переиграть, переломить суку-судьбу.

Теперь уже он позвонил сам. Разговор был коротким.

— Мне нужна почка. Для трансплантации. Детская. Знаю… Тоже знаю. — Он слушал то, что говорит собеседник, и постепенно приходил в бешенство. — Да клал я на все твои отмазки! Срочно! Ты понял? Срочно! Плевать мне, где ты ее найдешь! А не найдешь — я тебя самого на органы пущу, понял?

Он выключил телефон и погрузился в мрачное молчание.

А человек, с которым он беседовал, позвонил другому человеку.

Этот разговор, в отличие от предыдущего, не отличался эмоциональностью. Он был просто деловым.

— …внакладе не останешься. Да, твое дело — найти детскую почку. А лучше две. Остальное я обеспечу. Лепила, говоришь, руки золотые?.. Ребятишек с огнестрелами штопает? Хиру-ург?.. Да уж знает, их же там учат. Все, звони, жду.

Мать, сидевшая в холле отделения диализа частной клиники, пыталась читать глянцевый журнал, но буквы расплывались перед глазами.

Ей говорили про возможные осложнения, но тогда, три недели назад, так хотелось надеяться на лучшее! Хотелось верить, что дочь поправится после тяжелой болезни, пойдет в школу, будет играть с другими детьми и из дома исчезнет проклятый аптечный запах…

Оставалось надеяться, что муж сделает чудо, как это не раз уже случалось, и малышке не придется ждать… Пусть другие подождут. Ее дочь ждать не может.

Молодой женщине не приходило в голову, что это слова, повторенные ею вслед за мужем, означают приговор другому ребенку.

 

Подмосковье. Поселок Мамонтовка.

Федерального судью, пусть и в отставке, не обмануть…

Нет ничего лучше старых, еще довоенных дачных поселков. Нет ничего лучше огромных лесных участков с елями и соснами. Эти участки никогда не были обезображены парниками и ровными рядами цветущей картошки. Стоящие в глубине леса дачи едва можно было разглядеть с дороги или соседских владений. Поэтому их обитателям не нужны двухметровые «кремлевские стены», столь любимые хозяевами новых коттеджей.

Да, на этих дачах нет сегодняшнего комфорта. Но они сохранили дух времени. Дух старой русской интеллигенции.

Все эти годы и десятилетия на косогорчике около старой деревянной лестницы по пятницам, ближе к вечеру, собирается ребятня. Так было в шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы прошлого века. Так остается и по сей день — мальчишки и девчонки встречают электрички, побросав в траву свои велики.

Меняются века, поколения, социальный строй, меняются модели велосипедов — а дети продолжают перед выходными ждать своих родителей. Бабушка и дедушка — это, конечно, хорошо. Но папа и мама…

Ждать их начинаешь с вечера четверга, потом, лежа в постели, представляешь в деталях завтрашнее путешествие на станцию. Приезжаешь обязательно заранее — надо же место занять! — и с замиранием сердца смотришь сверху вниз на растекающиеся по перрону людские ручейки. Родители в толпе опознаются безошибочно. Помогает почти звериный нюх…

К отцу Галина Николаевна тоже обычно приезжала по пятницам. И проходя мимо косогорчика, вспоминала, как сама высматривала папу в людском потоке. Ее же никто никогда не встречал. Как говорится — не сложилось…

Но все равно — выйдя из вагона и не обнаружив зрителей в амфитеатре (середина недели, сидеть у станции совершенно бессмысленно) она почувствовала себя обделенной.

Однако окунувшись в размеренную дачную жизнь, абсолютно не соприкасающуюся со столичной суетой, Галя Рогозина успокоилась и поняла, что она дома.

Мимо нее шли тетки в косынках, несли ведра со смородиной. Бегали беспечные, ничего не знающие об Органисте дети. Где-то впереди поднимался дымок, дразнил обоняние всей округи запахом шашлыка. Приглушенно играла музыка. Душа постепенно начала расправляться и оттаивать…

Калитка, привычно скрипнув, отворилась. Как же здесь легко дышалось!

Недавно прошел дождь, тропинка еще не просохла. Поднявшись на крыльцо, Галина Николаевна дернула ручку двери, ведущей на застекленную террасу.

Архитектура дачи была весьма своеобразна — для того чтобы попасть в жилые комнаты, надо было пробраться через целую анфиладу веранд. Зачем их настроили аж три штуки, не помнил даже отец. Это была идея Рогозина-деда, известного оригинала.

— Пап, ты дома? — крикнула дочь.

Дверь не поддалась. Найдя в сумке ключи, Галина Николаевна вошла в дом и на всякий случай позвала еще раз:

— Па, ты что, спишь?

В ответ — тишина…

Заглянув в комнату отца, Галина увидела, что кровать пуста. Отсутствие на террасе удочек объяснило все. Рогозин-отец был страстным рыбаком, можно сказать, маньяком рыбной ловли. Полковник милиции Рогозина как будто споткнулась о страшное слово. Ощущение было такое, словно «маньяк» преследует ее даже здесь, на тихой отцовской даче.

Галина Николаевна оглянулась и увидела на столе пачку газет. Взяв одну из них, начала пролистывать…

Заголовок на первой же полосе буквально кричал: «Очередная жертва Органиста. Милиция бессильна». Ниже — большая, но некачественная фотография с места происшествия: тело мальчика на носилках, носилки аккуратно, как будто не понимая, что сделать хуже уже невозможно, санитары грузят в старенькую машину «скорой помощи». Возраст и оснащение машин, в народе прозванных труповозками, никого особо не волнует. Поэтому для этих целей даже в столице используются «скорые» образца семидесятых.

Прочие заголовки не уступали первому: «У нас нет ни одной улики», «Сколько стоит детская печень?», «Террор в Москве», «Посещаемость школ упала на пятьдесят процентов», «Новый Чикатило. Только хуже»…

Не выдержав, она швырнула газету в угол, потом судорожно схватила пульт, включила телевизор и села на диван в надежде отключиться под бормотание какого-нибудь дурацкого шоу. Но увы, первым, что она услышала, было:

— …Опять ни одного свидетеля, ни одной улики. Милиция бессильна. Сегодня у нас в гостях полковник милиции, начальник…

Пальцы начали прыгать по кнопкам, но все каналы передавали новости. Одни и те же. Посмотрев на стоящий на этажерке будильник, Галина Николаевна обреченно пробормотала:

— Шесть часов вечера, всех прорвало.

— …Власти города призывают горожан положиться на милицию. Однако не все согласны с этим призывом. Сегодня нам удалось услышать мнение представителя стихийно образованной народной дружины. Туда вошли отцы убитых детей и просто сочувствующие. Дадим слово одному из участников движения:

— …Нет, у меня в семье все живы, слава Богу. И как раз поэтому я выхожу на улицу. Чтобы защитить близких, раз государство не может. И я не одинок. Я могу сказать только одно. Если он нам попадется, а рано или поздно это случится, в руки милиции мы его не отдадим. Если он сейчас меня слышит, я хочу сказать — ты труп, ублюдок…

Щелк.

— …Сегодня утром, примерно в одно время с обнаружением пятнадцатой жертвы, пропал еще один ребенок. Все как прежде: он исчез на пути от дома к школе, никто ничего не видел. В связи с этим милиция снова просит не отпускать детей в школу одних, даже если вы живете от нее в пяти минутах ходьбы…

…Когда Рогозин-старший наконец вернулся с рыбалки, уже совсем стемнело. Увидев свет в окне, он забеспокоился и прибавил шагу. Не снимая болотных сапог, с удочкой в руках, с прицепленным к ремню большим пакетом, в котором трепетали и бились живые еще рыбины, Николай Демьянович прошел сквозь веранды прямиком в комнату.

На диване мирно спала дочь.

Он успокоился и пошел переодеваться, по дороге автоматически выключив работающий телевизор. Разбуженная неожиданной тишиной, Галина Николаевна поднялась, подошла и обняла отца сзади, прижалась лицом к его спине.

— А я думал, ты раньше пятницы не соберешься…

— Пап, я так соскучилась…

Отец кивнул на телевизор.

— Вот из города ведь приехала! И сразу к этому… давно его выбросить хочу…

Галина Николаевна, как в детстве, потянула на себя пакет и заглянула внутрь — там били хвостами крупные рыбины.

— Ого! Это кто?

— Щуки.

— Давай сюда, я почищу…

— Что-то случилось?

— Почему ты решил?

— Я твой отец…

Как известно, можно бесконечно смотреть на языки пламени и на текущую воду. Нет ничего красивее и загадочнее этих двух стихий, даже если одна из них — дачный костер, над которым исходит паром котелок с ухой.

Над ухой, как всякий уважающий себя рыбак, священнодействовал Николай Демьянович. Он никогда не доверил бы процесс ее приготовления женским рукам.

— Еще чуть-чуть, — авторитетно заключил отец, попробовав варево.

— Пап, а я сегодня Султанова видела.

— Султанова? Того самого? Замминистра? Он что, извиняться приезжал?

— Пап, ну за что ему извиняться? Что его назначили, а не меня? Да и когда это было… Нет, он по делу приезжал.

— Да? По какому?

— Они службу новую создают. Экспертную. На федеральном уровне.

— Ну?

— Ну, и он мне предложил ее возглавить. И начать с поимки Органиста.

— А ты?

— Я отказалась, пап.

— Почему?

— Ну что ты спрашиваешь? Сам не понимаешь? У меня сейчас другая работа, другие обязательства… вообще все другое…

— Ну, ты отца-то не пытайся обмануть! Федеральный судья, хоть и в отставке, легко отличает правду от вымысла…

Как бы подтверждая свои слова, Рогозин-старший залихватским ударом расколол сухое полено и подбросил дров в костер.

— А я и не обманываю.

— Хочешь сказать, что ты теперь теоретик?

— Ну, что-то вроде того.

Отец недоверчиво усмехнулся. Уж он-то хорошо знал свою резкую, энергичную, быструю на слово и дело решительную дочь. Вот уж кто прирожденный человек действия. Не сухарь-теоретик — практик…

Николай Демьянович решил на время свернуть явно трудный для Галочки-Галчонка, но важный для полковника Рогозиной разговор. Поэтому, произведя последнюю дегустацию, отставной судья вынес вердикт:

— Вот! В самый раз. Давай тарелки.

И сам же не выдержал — вернулся к теме, заметив не без иронии:

— А лестно, должно быть, теоретику такие предложения получать?

— Пап! При чем здесь «лестно, не лестно»?!

— Ешь. Ешь и слушай.

— Вкусно-то как!

— Так вот, дочка, думаю я, что ты лукавишь. А причины, по которым ты отказалась, — всего две. И ты сама боишься себе в них признаться.

— Да? А ты, как опытный психолог, все разглядел на лету?

— Ты — моя дочь, и знаю я тебя как облупленную. Здесь никакой психолог не нужен.

— Так что за причины?

— Первая — ты просто боишься. Давно не работала. Делом настоящим давно не занималась. Разучилась встречаться с человеческой бедой лицом к лицу. Потому и страшно. Менять что-то страшно. Хоть и тянет. Тянет ведь?

— Ну, а вторая причина? — Дочь отставила тарелку с ухой и жестко посмотрела ему в глаза.

Сейчас это был не любимый папа. Это был оппонент. И она с готовностью приняла вызов.

— А вторая, Галчонок, куда более прозаическая и менее привлекательная. Ты не хочешь работать под началом Султанова. Ну да, не пристало нам! Гордыня — вот вторая причина, нелепая и смешная. Он ведь тебя не в кресле зад просиживать звал.

— Ты считаешь, я совершила… подлость?

— Ну… подлость не подлость… Знаешь, когда я только начинал, было такое правило: судья, вынесший смертный приговор, был обязан присутствовать при исполнении этого приговора. Некоторые после такого испытания уходили из судей. Не выдерживали психологически. Знаешь, за свои решения приходится отвечать. И главное — перед собой.

Отец замолчал.

Дочь не спросила, почему он вспомнил это страшное, но справедливое правило. Вывод из сказанного им следовал один — именно она, отказываясь действовать, выносит приговор будущим жертвам Органиста.

Подсознательно Галя Рогозина это ощущала. Поэтому сегодня везде — на страницах газет, в телесюжетах, в радионовостях, даже в сегодняшней нелепой ситуации с якобы уводимым ребенком — она читала отчаянный упрек: «Посмотри на все это, посмотри! Ты это видишь и ничего не хочешь сделать? Сколько их еще будет, жертв, — десять, двадцать, сто? И за каждую из них ты будешь казнить себя, как судья, вынесший несправедливый смертный приговор!»

Николай Демьянович доел уху и отставил тарелку. Он заметил перемену в настроении дочери. Сейчас ей необходимо было побыть одной:

— Я в дом пойду, а то холодно что-то. Когда сидеть надоест, потуши костер и приходи. Чайку попьем. Хотя у огня сидеть не надоедает…

…Костер костром, а смотреть на небо, усыпанное звездами, тоже можно бесконечно.

Она расслабилась и теперь пила ночной воздух… В голове была приятная пустота. Ничего больше не требовалось обдумывать, потому что полковник милиции Рогозина все решила.

Завтра она начнет действовать. Вернее, уже сегодня. Стрелки часов давно перевалили через полуночный рубеж.

Вот только выспаться — и в бой.

 

Лондон. Два с половиной года назад.

Барон и полумесяц

После прохождения первого этапа Подготовки к Пути Волков чувствовал излишнее волнение. Это доказывало, что он правильно поступил, решив сначала освоить Подготовку, прежде чем браться за основное дело. Ему пришлось потратить несколько часов на успокоение нервов и лишь потом приступить к медитации, завершающей ступень.

Следующая встреча Волкова была назначена в простом летнем кафе — но пришел он сюда увидеть совсем непростого человека.

Чтобы выйти на того, кого знающие люди предпочитали называть Бароном, Волкову пришлось задействовать все связи, которые остались у него, когда он добывал ингредиенты для самостоятельного изготовления Препарата.

Барон контролировал множество торговцев, снабжающих «ангельской пылью» людей вроде покойного Макса Андерсона.

Волков использовал простую легенду: он — русский врач, сотрудничавший в Москве с бонзами преступного мира. Решил перебраться на постоянное место жительства в Лондон и ищет схожую работу. Конечно, ему понятно, что здесь дела в подобных организациях ведутся более цивилизованно, но без огнестрельных ранений не обходится нигде. Везде ведь люди. Да, у тузов, подобных Барону, безусловно, есть опробованный и надежный медицинский персонал. Но специалистов много не бывает…

Наживка была весьма сомнительной. Даже странно, что легенда сработала и Волкова допустили к лицезрению самого Барона. Но он не стал забивать себе голову гаданием на кофейной гуще — раз допустили, значит, так тому и быть. Возможно, как раз освободилась вакансия и Волков просто оказался в нужное время в нужном мете. В любом случае очередной успех был еще одним Знаком. Все должно было пройти безукоризненно, ведь он идет к Свободе и Совершенству самой верной дорогой из возможных.

В кафе Волков занял первый попавшийся свободный столик. Сел на пластмассовый стул, заказал себе кофе и яблочный пирог. Встреча была назначена на полдень, но ему наверняка придется подождать, пока люди Барона сделают все, что положено в таких случаях для охраны большого человека. Убедятся, что за Волковым нет хвоста, проверят окрестности на предмет засады, снайперов, шахидов, подозрительных автомобилей и других представляющих опасность объектов вплоть до зомби и пчел-мутантов. Как там у классиков: «Комары?.. Осы?.. Пчелы?.. Бешеные быки?.. А волки?»

Волк как раз был, но вычислить этого волка до того, как он сделает решительный прыжок, было невозможно. Он просто русский врач, которого порекомендовали надежные люди. А надежным людям его представили другие, не менее надежные. И так далее. За свое инкогнито Волков не опасался. Да и не выглядел он так, чтобы подвергать его чересчур глубокой проверке. Простой посетитель кафе и вообще всего лишь лепила, мелкая сошка.

За соседними столиками, не особо маскируясь, сидели люди из охраны Барона. Трое за разными столиками. Когда Волкову принесли пирог и кофе, один из них поднялся и сел на стул рядом с кандидатом в бандитские медики.

— Доброе утро, сэр, — вежливо сказал Волков. — Прекрасная погода, не правда ли?

— Верно, — бесцветно ответил бодигард.

— Я ожидал, что будет пасмурно. Но Лондон не перестает меня радовать.

— Оружие есть?

— Нет, ну что вы! Да и зачем мне? Я человек мирной профессии.

— Встаньте.

Волков поднялся. Человек Барона подробно обыскал его, не обращая никакого внимания на то, как отнесутся к этому окружающие. Однако, насколько заметил Волков, посетителям кафе не было до этого никакого дела.

— Ждите, — сказал бодигард и вернулся за свой столик.

Волков доел яблочный пирог, заказал два куска черничного и еще кофе. Заказ принесли, но продолжить трапезу фальшивый лепила не успел. К нему за столик подсел крепкий мужчина лет пятидесяти. Волков сразу понял, что это Барон. Стильный серый костюм, волосы с легкой проседью… но главное — острый взгляд матерого хищника.

— Здравствуйте, — сказал Волков.

— Положите руки на стол ладонями вверх.

Волков удивился, но повиновался.

На безымянном пальце его правой руки поблескивало серебряное кольцо с узорным полумесяцем, других аксессуаров на руках не было. Кольцо Волков купил в ювелирном магазине за день до этого.

Барон мельком взглянул на его ладони, кивнул.

— Можете убрать.

— Спасибо.

— Вы не из кейджиби, это главное.

— Простите, откуда?

— Кей-джи-би, — раздельно повторил Барон. В этот раз Волков понял: не из КГБ.

— У нас эта структура теперь называется иначе.

— Мне все равно. Мои люди не смогли выйти на ваши контакты в Москве. Это значит, что вы либо слишком хорошо прячете концы в воду, либо, что более вероятно, из кейджиби. Но вы не оттуда.

— Я долго оставался в тени, а на несколько лет и вовсе отказался от любой работы по профилю… К тому же никогда не любил светиться и громко заявлять о себе.

— Это ценно, — сказал Барон. — Ваши ладони сказали мне, что в них действительно давно не было скальпеля. Но это руки хирурга.

— Разве хирург не может быть агентом кейджиби? — спросил Волков, отлично осознавая, что играет с огнем.

— Может. Но если бы я не мог определить такого агента с первого взгляда, я не был бы тем, кем являюсь. Но мы тратим время. Рассказывайте. У вас есть пятнадцать минут.

Волков изложил Барону свою легенду. В общем-то, в этом не было нужды, ибо тот ее знал и так. Когда Волков закончил, Барон сказал:

— Я пришел сюда только потому, что мне необходим надежный человек в одной из организаций. Там как раз нужен доктор вашего профиля, а связи кандидатов проверяются не хуже, чем через мою сеть. Если вы их устроите, будете работать по специальности и получать за это неплохие деньги. И вдвое больше — за то, что будете сообщать мне все подробности своей работы. С какими людьми и как вы работали, что от них слышали, почему им понадобились ваши услуги…

Волков кивал с заинтересованным видом. Он уже понял, что глава наркоторговцев намерен использовать его в качестве шпиона за кем-то из конкурентов. Однако на самом деле Волкову было все равно, для чего он понадобился Барону. Да и сам Барон уже был ему безразличен, хотя поначалу он и вызвал уважение как сильный и уверенный в себе зверь.

Пока преступный бонза говорил, Волков сидел, сцепив руки. Он медленно и очень осторожно поворачивал серебряное кольцо на пальце. Острые углы полумесяца были выгнуты наружу (ради большого дела пришлось немного повредить кольцо) и смазаны Препаратом предельной концентрации.

Когда Барон закончил, Волков покачал головой и сказал:

— Довольно рискованно. Я предпочитаю не вмешиваться в отношения серьезных людей — это слишком опасно. Я всего лишь медик.

Тогда Барон назвал цену. Сумму, которую Волков будет (вернее, мог бы) получать за сведения еженедельно, даже если они не будут иметь никакой ценности. Волков сделал вид, что приятно удивлен.

— Мне надо подумать, — сказал он. — Дайте мне день на раздумья. Завтра я свяжусь с вашим человеком и сообщу ему свое решение.

— Хорошо. У вас есть день.

— Что ж, приятно было с вами побеседовать.

Волков, не вставая, протянул руку над столом, и Барон без колебаний ее пожал. Рукопожатие было крепкое, медик тоже нажал, и кольцо легко прокололо кожу сильного хищника.

— В следующей жизни желаю вам стать свободнее, — негромко сказал Волков по-русски и отпустил ладонь серьезного человека.

Барон положил руку на стол. Его глаза были открыты, а лицо ничего не выражало. Волков спокойно поднялся, оставил на столе деньги за пирог и кофе и вышел за ограду кафе.

Его, конечно же, сразу «повели». Волков прошел метров двести спокойным шагом, чувствуя спиной слежку. Он знал, что так будет, и не волновался на этот счет. Волков наслаждался прекрасной погодой, легким ветерком, чистыми улицами… Ему было легко и спокойно.

Второй раз дался легче, чем первый. Чистота сознания, образовавшаяся после восхождения на следующую ступень Подготовки к Пути, ясно говорила о том, что у Волкова есть все шансы приблизиться к Настоящей Свободе.

Он взял такси и, проехав несколько кварталов, понял, что за ним больше не следят. Чтобы убедиться в этом, Волков вылез из машины и проделал часть пути пешком. Верно, отпустили. Тогда довольный проделанной работой эскулап сел в автобус.

Возвращаться в известный бандитам отель, где Волков был зарегистрирован под именем Николая Романова, он конечно же не стал. Весь его рабочий «реквизит», включая документы и бесценный препарат, хранился в другом месте.

Барон сидел за столиком кафе, не меняя позы и глядя перед собой с отсутствующим видом. Никто из бодигардов его не беспокоил — в конце концов, охрану никогда не посвящают в детали происходящего. Возможно, русский, с которым говорил босс, рассказал ему что-то, над чем нужно как следует подумать.

Насчет русского люди Барона были проинструктированы ясно: слежка за ним не нужна, это всего лишь врач. Поэтому его легко выпустили из невидимого оцепления и дали сесть в такси.

После ухода Волкова к столику подошла официантка — забрать деньги, пустую чашку и недоеденный русским пирог.

— Принести вам меню? — спросила девушка, не поднимая глаз на посетителя.

Она поставила посуду на поднос и только тогда взглянула на Барона.

И встретилась глазами с мертвецом.

Поднос полетел на пол.

 

ФЭС. Москва.

Пинкертон и Мата Хари в одном флаконе

Территория Московского университета — оазис среди бетонной столичной пустыни. Непередаваемое ощущение — идти между корпусами по весенним аллейкам.

Всепобеждающий аромат цветущих яблонь через считаные дни сменяется дурманящим запахом сирени. И все вокруг такое радостное, молодое, зеленое…

…как стайки болтливых первокурсников, или небольшие группы чинных дипломников, или деловитые аспиранты. Правда, их солидность то и дело дает трещину. Когда они думают, что их никто не видит, они вполне способны подпрыгнуть, чтобы сорвать для красивой сокурсницы пушистую ветку с верхушки куста.

А потом эти молодые люди — вполне в реалиях сегодняшнего времени — рассаживаются по своим сверкающим разноцветным иномаркам и, кто аккуратно, кто с пробуксовкой и визгом тормозов, разъезжаются восвояси. По своим важным взрослым делам…

Выйдя из метро на самой окраине города, Галина Николаевна Рогозина очутилась как будто в другом мире, разительно отличавшемся от той радостной картины, которая час назад осталась за стеклянными дверьми поезда, умчавшегося от станции «Университет».

«Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…»

Следующая остановка — новый жизненный этап. Он не пугал — полковник Рогозина вообще мало чего боялась, — но, безусловно, тревожил.

Не в ее обычае было бегать от ответственности. Сейчас она брала эту ответственность на себя совершенно сознательно. Потому что отказ означал ответственность куда большую.

Ей вспомнились ребятишки, играющие на детской площадке во дворе ее дома. Галина Николаевна проходила мимо этой площадки каждое утро и каждый вечер. Представились другие дворы и другие дети.

Она не имеет права отказаться.

…Вереница гаражей сменилась длинным бетонным забором. Потом пошел забор с колючей проволокой.

Ну ничего не меняется, усмехнулась полковник Рогозина. Как ни странно, эта мысль ее особо не удручила, наоборот, даже пробило на ностальгию.

Уверенной рукой Галина Николаевна открыла ворота — пока еще без охраны — и вошла на территорию своего нового царства.

У входа в здание, ничем не примечательное с виду, стояло несколько сверкающих свежей краской авто. Среди них — новенький джип и микроавтобус, явно под завязку напичканный аппаратурой. Рабочие сдирали с сидений пленку.

На боках железных коней красовались яркие полосы с надписью «Федеральная Экспертная Служба».

Окинув эту суету хозяйским взглядом, полковник Рогозина направилась к входной двери.

Круглов и Султанов ждали ее в полупустом ангаре.

Вокруг еще царил обычный для ремонта беспорядок — сваленные в кучу строительные материалы, снующие туда-сюда рабочие, так что обоим пришлось притулиться на каких-то стульчиках, упакованных в целлофан. Других попросту не было.

Круглов, против всякой субординации, продолжал спорить со старшим по званию.

— Я все равно не понимаю, как она вам поможет. Человек столько времени занимается чистой теорией. Кажется, вы заходите не с той стороны, Руслан Султанович.

— Отлично, — съязвил замминистра. — Тогда какие новости с той стороны? Что выяснилось за полгода, а? Как далеко ты продвинулся, Коля?

Круглов хмыкнул.

— Начать с того, что я веду это дело не сначала. — Он многозначительно посмотрел на часы. — Ну и где же ваш… Пинкертон и Мата Хари в одном флаконе?

Султанов тоже бросил взгляд на циферблат.

— Еще одна минута.

В дальнем конце ангара показалась женская фигура. Гостью сопровождал милиционер.

Замминистра победно протянул руку:

— Прошу!

После чего поднялся и двинулся навстречу новой начальнице новой службы.

— Галина Николаевна, доброе утро. Садитесь.

Полковник Рогозина бросила быстрый взгляд на предлагаемое сиденье.

— Спасибо. — И осталась стоять. — Да, круто вы тут развернулись, — проговорила она, оглядывая помещение.

Султанов пропустил звучавшие в ее голосе саркастические нотки мимо ушей.

— Знакомьтесь. Майор Круглов, Николай Петрович.

Галина Николаевна внимательно посмотрела на майора и пожала ему руку, крепко, по-мужски.

— Рогозина, — после чего сразу повернулась к Султанову.

— Круглов, — с некоторым удивлением ответил Николай Петрович.

Но она уже продолжила разговор с замминистра:

— Руслан Султанович, давайте сразу проясним ситуацию.

— Извольте.

— Я возглавлю ФЭС только в том случае, если мне будут гарантированы некоторые вещи…

— Я вас слушаю.

— Первое. Штат я набираю сама.

— Разумеется.

— Второе. Вы предоставите нашей службе неограниченные полномочия по ведению дел.

— Полномочия будут, — сказал Султанов. — Я ведь говорил, решение о создании службы принималось на самом высоком уровне.

— Третье. Широкие финансовые возможности. Лучшее оборудование для проведения экспертиз.

— Само собой. Большая часть оборудования уже закуплена, но, конечно, если вы посчитаете, что чего-то не хватает… — Султанов развел руками. — Одним словом, вам решать.

— Хорошо. И последнее. Мне нужна ваша санкция на освобождение на поруки Ивана Тихонова, который отбывает срок…

Круглов, кипящий от возмущения, встрял в разговор начальства:

— Это хакер, что ли? Который переводил деньги из банков? Сколько их там было? Пять, по-моему. Громкое дело!

— Да, тот самый.

— Ничего себе! Он будет ловить Органиста? А что скажут банкиры и нефтяные компании? Там же вроде были их деньги?

— Можно, я договорю? — Рогозина не обратила на слова майора никакого внимания.

Мнение о ней Круглова упало, что называется, ниже плинтуса.

— Спасибо, — как ни в чем не бывало продолжила она. — Я планирую использовать его в нашей службе на посту руководителя компьютерного отдела. Я считаю, что лучшего специалиста не существует.

— Разумно. — Похоже, замминистра решил поддержать это бредовое предложение. — Что же, сделаем. Когда вы хотите его заполучить?

— Сегодня. Я хочу, чтобы он начал искать и — по мере нахождения — взламывать сервера, базы данных и каналы переписки нелегальных торговцев человеческими органами.

Круглову, оперу со стажем, было невмоготу слушать этот бред. Он честно старался удержаться, но не смог.

— Ага. И поймаем виртуального маньяка! Насмотрелись кино…

Но тут уж он нарвался.

— Товарищ майор, ведите себя по уставу, — одернул его Султанов. — Перед вами ваш непосредственный начальник.

Эти слова взорвали и без того накаленную атмосферу.

— Начальник? — повысив голос, спросила Рогозина.

Замминистра был сама невозмутимость.

— Да, Галина Николаевна. И это мое единственное условие. Майор Круглов давно занимается делом Органиста и владеет всей информацией в полном объеме. К тому же он опытный оперативник. Будет работать вашим заместителем. Я думаю, вы сработаетесь.

— Много же он наработал за полгода, — негромко проговорила она.

Султанов предпочел не расслышать ее последних слов и перевел разговор в более мирное русло:

— За Тихоновым вы сможете отправиться через несколько минут. Я только сделаю два звонка. Да вот… Володя!

Возникший словно из ниоткуда шофер протянул начальнику ключи от джипа.

— Это ваша машина, Галина Николаевна. Вы ее видели во дворе. Документы — в бардачке. Водитель нужен?

Рогозина взяла ключи и, не попрощавшись, направилась к выходу. Водитель ей нужен не был…

 

Москва. Паника 3.

Она не отвечала. Она никого не видела и не слышала…

Молодая женщина бежала, не осознавая, что давно соскочила с тротуара и теперь несется среди машин. Кто-то яростно сигналил, кто-то, высунувшись из окошка, улюлюкал или предлагал сравнить количество «лошадок».

Водители нескольких машин, обогнав странную женщину, участливо поинтересовались, не подвезти ли ее.

Она не отвечала. Она никого не видела и не слышала. Она даже не соображала, что делает. Просто бежала, и от этого ей казалось, что еще минутка — и она увидит свою девочку. Свою заигравшуюся с подружками дочку.

Начальник тюрьмы Волчанский шел рядом со стремительно шагающей по коридору Рогозиной. Сопровождающий милиционер держался чуть позади.

— Что ж вы так сразу… Он у меня всю бухгалтерию ведет… Хозяйственный учет, переписку с госорганами… и другими организациями… Вычерчивает планы нового корпуса… Как я без него?..

— А раньше как? — бросила Галина Николаевна.

— Раньше? — переспросил Волчанский. — Плохо раньше.

Уже у самой двери камеры начальник тюрьмы замялся:

— Мы тут… допускаем некоторое нарушение распорядка…

— Открывайте, — нетерпеливо прозвучало в ответ.

По знаку начальства милиционер открыл дверь.

Взорам вошедших представилась весьма неординарная одиночная камера. На стенах — плакаты, фотографии, полки с книгами и дисками. На столе — жидкокристаллический монитор, под столом — системный блок. По углам — колонки.

— Ого! — Рогозина приподняла брови, увидев кальян.

Сам обитатель камеры находился, как и следовало ожидать, за компьютером. Он удивленно посмотрел на вошедших. Рогозина ответила улыбкой.

— Здорово, Иван, — начал Волчанский. — Как дела?

— Да потихоньку, — ответил осужденный хакер Тихонов. — А что случилось?

Начальник тюрьмы указал на Рогозину.

— Вот… Забирают тебя.

Тихонов нахмурился.

— По УДО? Так вроде рано еще.

Рогозина включилась в разговор:

— Нет, Иван, не по УДО. По поддельным документам.

— Вы знакомы? — позволил себе удивиться начальник тюрьмы.

Она усмехнулась.

— Было дело… Так вот, Иван. Создается новая структура. Федеральная Экспертная Служба. И нам нужен компьютерщик. Хотя чего там… Нам нужен хакер. Лучший хакер. Выбирай: сидеть еще три года — без всякой надежды на УДО — или работать с нами.

— Что за работа? — поинтересовался Тихонов.

— Интересная, Ваня, очень интересная. Ловить преступников — убийц и маньяков. Любое оборудование, какое пожелаешь. Трехразовое питание, прекрасный коллектив и… — Рогозина наклонилась к самому его уху, закончив почти шепотом, — никакой судимости.

Лучший хакер с недоверием посмотрел на нее.

— Прекрасный коллектив — это вы, что ли?

Она позволила себе еще одну усмешку.

— В том числе.

Тихонов насупился и замолчал.

— Мне надо подумать, — сказал он наконец.

— В машине подумаешь, — жестко ответила Рогозина. — Собирайся.

В этот момент в камеру вбежал еще один милиционер.

— Товарищ полковник, — обратился он к Волчанскому, — там… это… во дворе… там опять… сами посмотрите…

Тихонов отвернулся и фыркнул.

Начальник тюрьмы недовольно поморщился.

— Что случилось-то? По форме доложи, сержант!

Тот вытянулся в струнку и отрапортовал:

— Во двор прибыла машина-микроавтобус, на борту которой… в общем… как бы это сказать… Я документы проверил… Все в порядке у них.

Наклонился к уху Волчанского и что-то зашептал.

Тот нахмурился еще сильнее.

— Что за ерунда! — и, обращаясь уже к Тихонову, бросил: — Собирайся, Иван, сколько тебя ждать?

Потом повернулся к Рогозиной:

— Вы сами здесь справитесь?

Та кивнула.

— Не волнуйтесь.

Начальник тюрьмы пулей вылетел из камеры.

Иван Тихонов проводил его странным взглядом, поднялся и начал собирать вещи. Первой в его руки попала компьютерная мышь, которую он отсоединил от системного блока и положил в отдельный пакет.

Рогозина понимающе качнула головой.

— Та самая? Мышка, в смысле.

— Та самая, Галина Николаевна. — Лучший хакер на сей раз улыбнулся совершенно по-детски. — Куда я без нее…

— Да уж… Без нее мы бы тебя тогда не вычислили.

Тихонов развел руками.

— Ну не могу я с ней расстаться! И потом, она же не виновата, что старая и оставляет царапины…

* * *

…Сказать, что о деле Тихонова не слышал только ленивый, — значит… ничего не сказать. Ленивому в уши втекали рассказы о юном гении, «раздевшем» половину отечественных олигархов. Ну и еще — так, по мелочевке — потряс банкиров, биржевиков, тугосумов игорного бизнеса всего Старого Света…

По данным МВД России, в год в стране происходят десятки тысяч преступлений в сфере высоких технологий. Но Тихонов — звезда жанра. Он оказался виртуозным организатором и единоличным исполнителем целого ряда громких дел международного уровня.

Одно из последних — российский хакер атаковал он-лайновые букмекерские конторы и казино в Великобритании. Компьютерный преступник блокировал английские серверы. Иван действовал по транснациональной схеме: российский хакер, оружие-серверы, с которых производили атаки, в Америке, жертвы в Англии, деньги переводились через Латвию.

Замысел одного человека охватил практически половину земного шара.

Преступник атаковал серверы с помощью специальных bot-программ, которые в свое время точно так же парализовали web-узлы таких корпораций, как Amazon, CNN, Yahoo, E-Trade. Принцип их работы достаточно простой. Bot-программа заставляет сервер выполнять миллионы абсолютно ненужных операций. В результате система зависает и на мониторы пользователей выводится надпись: «отказ в обслуживании». Так и осуществляется DDoS-атака.

Гениальный хакер разработал достаточно мощную трехуровневую систему своей защиты. Уже после второго уровня обнаружить преступников, по признанию милиционеров, было практически невозможно. После третьего — легче найти молекулу воды на дне Марианской впадины, чем определить интернет-адрес владельца атакующего компьютера.

Но Ваню подвела трогательная любовь к верному грызуну… Его старая — с первого еще компьютера — мышка наследила где-то там, где этого делать никак было нельзя. Характерные царапины приметили внимательные специалисты, в результате сложных и не предаваемых огласке «оперативно-розыскных мероприятий» установили IP-адрес компьютера злоумышленника, а также фирмы-провайдеры, посредством которых он выходил в Сеть.

Так сыщики узнали фамилию и место жительства будущего руководителя компьютерного отдела Федеральной Экспертной Службы.

* * *

А в это время в тюремном дворе разыгрывалась потрясающая сцена. Ну прям театр абсурда! Волчанский, который в сопровождении милиционера выбежал на улицу, замер на месте. Только наработанная годами службы выдержка позволила ему сохранить лицо. Хотя и оно, это серьезное внушительное лицо, смотрелось комичным в сложившейся ситуации:

В центре двора стояли… четыре нарядные красивые девушки и трое мужчин. Группа «Блестящие» в полном составе. А парни, судя по всему, продюсер и охранники.

Звезды поп-сцены на сей раз оделись цивильно, но от этого ничуть не менее эротично. Тонкие и узенькие шелковые брючки, призванные, видимо, скрыть от изголодавшихся по противоположному полу обитателей тюрьмы прелести милых визитерш, наоборот, подчеркивали все изгибы молодого сильного женского тела. Декольте своей откровенностью не оставляло поля для фантазий. Все было предельно открыто. Продюсер сражал наповал сочетанием голубых джинсов, розовой рубашки и ядовито-малиновой кепки. Охранники самого грозного вида свирепо оглядывали тюремные окна. Им, похоже, было не страшно. А вот певицам и продюсеру — очень даже неуютно. И начальнику тюрьмы они обрадовались как родному.

— Японский городовой… — простонал Волчанский. — Опять…

Продюсер поправил кепку и ринулся в бой.

— Вы начальник? Почему нас никто не встречает? Мы уже десять минут стоим тут… совсем одни…

Безнадежный взгляд и обреченное молчание Волчанского его, похоже, озадачили.

— Эй, товарищ, алле! Вы живы?

Тот перевел глаза с продюсера на «Блестящих» и обратно, после чего наконец заговорил:

— Получили аванс, да? Из какого банка на этот раз? Хотя… какая разница… Приехали отработать концерт… Хотите помещение осмотреть, звук опробовать, да? А, еще надо пропустить ваш гримваген, поскольку пользоваться нашими помещениями как костюмерными вы не будете… Теперь, кажется, все?

Продюсер обалдел от осведомленности тюремного начальства.

— Все… А у вас, похоже, богатый опыт…

Как раз в этот момент во дворе показались лучший хакер Тихонов и полковник милиции Рогозина. Их сопровождал сотрудник тюрьмы.

Волчанский крайне недружелюбно посмотрел на Ивана — и внезапно бросился на него с кулаками, выкрикивая что-то вроде:

— Сукин-сын-ненавижу! — именно так. Одним словом. Одним звериным воплем.

Демонстрируя потрясающую реакцию, Рогозина успела вклиниться между ними. А хорошо надрессированные охранники тотчас загородили собой «Блестящих».

Галина Николаевна оценила ситуацию по достоинству и, пряча предательски прорывавшуюся сквозь губы и ресницы улыбку, взяла своего драгоценного Ивана под руку и направилась вместе с ним к воротам.

Тихонов еще успел крикнуть на ходу:

— Всего доброго, Карл Сергеич! Было приятно провести с вами полтора незабываемых года!

Волчанский постоял, сжимая и разжимая кулаки. Поняв, что в достаточной мере остыл, он обратился к продюсеру, причем лицом сильно напоминал страдающего зубной болью.

— Забирай своих… шансонеток, и идите вон за ним. — Последовал взмах рукой в сторону сопровождающего милиционера.

— Ты, — теперь начальник тюрьмы обращался уже ко второму подчиненному, — готовь помещение, все как обычно, в общем. И позови мне Кузьмича. Да, и на охрану передай, чтобы вагончик этот долбаный пропустили… — Он страдальчески поморщился. — Е-мое… пятый концерт за полтора года… Все-таки хорошо, что его забрали!

Подчиненный отозвался с неожиданным энтузиазмом:

— А мне нравится! «Виагру» посмотрели, «Тату», Кобзона! Саму Пугачеву обещал…

Волчанский безнадежно махнул рукой:

— Иди отсюда! Пугачева…

Рогозина вела машину. Тихонов, пристегнутый ремнем, как самый примерный пассажир, сидел рядом.

— В общем, так, Иван, — начала она. — Сейчас наша главная задача — Органист. Слышал о нем?

— А то, — сказал Тихонов. — У меня же в камере выделенка гигабитная стояла…

Машина свернула на боковую улицу.

— И какие мысли? — поинтересовалась Рогозина.

Лучший хакер вертел головой, совершенно недвусмысленно наслаждаясь разнообразием проносящихся снаружи картин.

— Э-э, — очнулся он наконец. — Да какие… Никаких…

— Тебе в Сети попадалось что-нибудь по торговле органами?

— Нет, — с излишней резкостью ответил Тихонов. — Не интересовался.

Впереди загорелся красный свет. Машина остановилась.

Тихонов чуть слышно щелкнул замком отстегиваемого ремня, нагнулся, поднял с полу свой рюкзак.

— Теперь придется поинтересоваться, — глядя на светофор, напряженно сказала Рогозина.

Почти вплотную с водительской дверью встал автомобиль. Увидев это, Тихонов с неожиданной быстротой открыл дверцу со своей стороны и, почти крикнув:

— В другой раз, Галина Николаевна… — шустро выпрыгнул на асфальт. Рюкзак выпорхнул следом за ним.

Полковник еле слышно выругалась. Она и не заметила, как из церемонной ученой крысы, облик которой постепенно стал проявляться в ней при размеренной университетской жизни, снова превратилась в типичного практика: жесткую, волевую и достаточно резкую начальницу. Но остатки расслабленности были еще, увы, налицо. Вернее — на поведение. Ну как можно было так лопухнуться с Тихоновым? Как можно было не просчитать наперед схему поведения этого авантюриста? Нарисовала себе в голове сладенькую картинку благодарного по гроб жизни преданного сотрудничка. А Иван чихать хотел и на нее, и на предложенную ему святую миссию поимки маньяка. Он воспринимал происходящее как очередное приключение. Вся его жизнь состояла из игры «Кто кого». И на сей раз — это очевидно — молодой гений переиграл ее. Собственно, за это — за его неординарность, за решительность, наглость Рогозина его и ценила. Был бы на его месте предсказуемый юзер — фиг бы она стала вытаскивать его из тюрьмы.

Пытаться выбраться из машины через водительскую дверь было бессмысленно. Явно говнюк предусмотрел и это. Рогозина хотела было вылезти наружу через пассажирскую, но сзади начали сигналить — светофор загорелся зеленым.

Чертыхнувшись, она тронулась с места и почти сразу припарковалась.

Из машины полковник Рогозина не вышла, а прямо-таки выпрыгнула. Оглянувшись, заметила удаляющуюся спину Тихонова. Пара секунд — и он исчез в подворотне.

Галина Николаевна какое-то время размышляла, потом снова села в машину и уехала. «Никуда он от меня не денется, — зло резюмировала она: — Дело времени. А сейчас надо решать более конкретные задачи».

…Обнаружить в городе интернет-кафе не трудно. Даже на периферии. В столице же они на каждом шагу — практически в любом торговом центре. Минут через пятнадцать после своего успешного «выхода в свет» Иван Тихонов с довольным видом толкнул стеклянную дверь в современно оформленный зал — как же все-таки за полтора года все оцивилилось! — и вошел внутрь.

— Мне комп на час и кофе.

Девушка за кассой меланхолично сообщила:

— Сто шестьдесят рублей.

Кучерявый посетитель порылся в рюкзаке, достал свою знаменитую мышь, вскрыл ее и извлек на белый свет пятитысячную купюру.

Девушка приняла деньги, но, поглядев на мышь, сказала:

— У нас со своим оборудованием запрещено.

— Это не оборудование, — Тихонов подмигнул. — Это бумажник.

Она улыбнулась и протянула сдачу.

— Любой компьютер. Кофе в баре возьмете.

— Сэнкс.

Иван сел за компьютер. Глотнул кофе. И начал просматривать информацию об Органисте.

Плазменная панель в кафе показывала новости — концерт «Блестящих»… в тюрьме…

Тихонов не зря считался лучшим. Опасность он чувствовал спинным мозгом. Когда в зал — выпить кофейку — вошел служитель порядка, хакер буквально стек под стол. Но настроенный на отдых мент даже не обратил внимания на странное поведение парня — много их тут таких, чудиков. На всех не нареагируешься…

…Еще новости. Очередная, шестнадцатая, жертва маньяка…

Посетители кафе бросили свои занятия и потихоньку начали стекаться к «плазме». Милиционер, чертыхнувшись, оставил недопитый кофе и вышел быстрым шагом. Он чувствовал себя тут как на лобном месте, понимая, что на следующей стандартной фразе журналюг «Милиция бессильна» все повернут головы в его сторону. Надо вовремя свалить…

Тихонову это оказалось на руку. Он так же шустро, как на шарнирах, выскочил из-под стола и как ни в чем не бывало уселся на рабочее место.

…Корреспондент, как и предполагал местный участковый, вещал с экрана:

— У следствия нет никаких сомнений — это очередная жертва Органиста. Тот же почерк. Снова никаких следов.

 

Москва. Паника 4.

«Мне мама рассказывала, что дядьки детей воруют…»

Ярким солнечным днем девочки шли по городскому парку. В самом центре парка спрятался за высокими деревьями старый кинотеатр — конечная цель их экспедиции. Там они в подъезде подслушали разговор взрослых соседок, днем — бесплатный рекламный сеанс нового 3D мультика…

— Ленок, не дрефь! — подбадривала самую младшую, сжавшуюся от страха, самая старшая. Девятилетняя Оксана.

Ее родители — выходцы из братской Украины, приехавшие в Москву на заработки, — Наталья Петровна очень удачно устроилась сиделкой за лежачей инсультной старушкой аж за целых двести долларов в месяц. Плюс кормежка. Плюс — проживание. Удивительное для выходцев из маленького городка восточной Украины везение! Муж ее — Семен — вытянул еще более выигрышный билет. Его взяли в подмосковный коттедж. На должность… На все должности. И сторожа. И плотника. И слесаря. И даже сантехника. И платили даже больше, чем Натахе. Триста баксов! Да еще после хозяйских пьянок оставались всякие экзотические разносолы: омары с кальмарами и какие-то японские сухие розы… Или нет, как их — роллы… И все это разрешалось доедать. Он даже, приезжая на свиданку к жене, мог шикануть. В скверике у метро, где они обычно встречались «на нейтральной территории», угощал ее всякими этими невидалями. Правда, не слишком хохлушка прониклась почтением к самурайским деликатесам.

— Эх, ща бы стюдня, — мечтательно проговорила она. — И борщица с салом…

Ничего невозможного для знатной кулинарки в осуществлении ее мечты не было. Кроме одного: готовить — а это тоже входило в ее обязанности — приходилось только то, что можно больной бабульке. Из хозяйских продуктов. Ну и самой есть ту же безвкусную бурду. Не будут же ей отдельно харчи привозить. Вот если б дети жили со старушкой, она бы их — тощих москвичей — откормила. И сама бы оторвалась! А так…

Но Семен с Натахой не жаловались. Им ведь так повезло в тяжкой постсоветской жизни. Только две проблемы никак не могли они решить. Первая — понятно — с супружеским долгом. Свидания в скверике никак не способствовали его выполнению. А хозяева обоих категорически запрещали приводить гостей. А вторая — и она была значительно серьезнее — без родителей росла их любимая доченька. Девятилетняя Ксюшка. Спасибо, троюродная сестра Семена, снимавшая в Москве комнату, сжалилась над ними и взяла девочку к себе. Следить за ней она, правда, не могла. Ишачила круглые сутки на стройке маляром, но ночлег и кормежку — за деньги девочкиных родителей, конечно, — обеспечивала. Семка подозревал, что и сама она кормилась из этого же источника, отсылая лишнюю копеечку, вернее, лишний цент — они ж европейцы, блин, так что им «деревянные» российские рублики копить, — домой. Там на ее заработки муж достраивал дом для их троих детей. А то откуда такая неожиданная широта души? Но все равно был благодарен родственнице.

Ксюша у тетки прижилась. И несмотря на то что не могла похвастаться ни нарядами, ни игрушками, быстро, благодаря боевому характеру, стала главной заводилой дворовой детворы.

— Ленчик, ты что? — дернула она за руку совсем скисшую малявку после того, как та не ответила на первый вопрос.

— Я к маме хочу…

— А мультик?

— По телевизору посмотрю. Вон там дядька страшный. А мне мама рассказывала, что дядьки детей воруют…

— Вот глупая, — громко обругала ее атаманша. Но голос дрогнул.

Тип, что шел за ними уже минут десять, от самого автобуса, ей тоже не нравился. Но показать страх перед мелочью и пуститься бежать она не могла. Взяв за руку Леночку, она даже, наоборот, чуть сбросила темп.

Пусть обгонит.

Но он не обгонял…

 

Москва. Квартира Антоновой.

«Патана лучше тебя в России нет!»

Новенький джип остановился у подъезда многоэтажки постройки семидесятых годов.

Галина Николаевна вышла из машины. Окинула взглядом дом, словно проверяя, не ошиблась ли.

Домофон в подъезде еще не установили. Кодовых замков — тоже. Гуляйте, маньяки, себе на здоровьечко…

Она толкнула дверь и вошла.

* * *

— …Вот примерно так все и обстоит, Валя. Тебе решать.

Они сидели на кухне Валентины Антоновой, старой подруги Галины Рогозиной. И разумеется, чисто случайно — Валя Антонова была известна в профессиональных кругах как один из лучших патологоанатомов страны.

Белокурые волосы молодой женщины были собраны в пучок. Что совершенно ее не старило и не портило. От всей ее ухоженной, хоть и одетой по-домашнему, фигуры веяло уютом и теплом. Хозяйка дома стояла у плиты, вполоборота к гостье, колдуя над парящей и издающей нереально вкусный аромат туркой. Голос у нее был хоть и несколько грустный, но вполне уверенный:

— Галя, ты прекрасно знаешь, я об этом мечтала всю жизнь — чтобы с тобой, чтобы такие возможности… Но… — она обернулась, пожала плечами. — Я теперь домохозяйка.

Рогозина откинулась на спинку кухонного диванчика и посмотрела на подругу с усмешкой.

— Не говори глупостей, Валентина. Домохозяйками не становятся, ими рождаются. А патана лучше тебя в России нет!

Антонова подсела к столу.

— Нет, Галюня, все изменилось. С двумя детьми, из которых старшему десять, не больно побегаешь… Кстати, Степан его уже должен из школы привезти. Да и малую мою ты видела.

— С детьми тебе повезло, — искренне сказала Рогозина.

— Вот именно, — отозвалась подруга. — Что я, не понимаю, какого рода эта работа? Позвонили — и несись, как сивка-бурка, хоть в дождь, хоть в пургу… Нервы ни к черту… Я уже так не смогу. Да и не хочу. Я привыкла, Галь. — Она обвела рукой уютную кухню. — Привыкла ко всему вот этому. Ты не поверишь, но — просто прикипела. И ничего другого уже не хочу. Да и сколько уже не работала. Глаз не тот. Рука…

Воцарилось молчание. Рогозина ясно помнила, как всего несколько дней назад рассуждала точно так же. И точно так же аргументы эти казались ей самой совершенно непробиваемыми. Ей самой. Но не окружающим. Точно так же Галина не могла не видеть, что ее подруга хочет, очень хочет принять ее предложение. Но боится. Боится реакции мужа, родных… Боится разрушить действительно дорогой ей мир. И одинокая бездетная Рогозина не имела морального права давить на нее. Хотя и понимала, что смогла бы…

В какой-то момент обе — одновременно — вспомнили про кофе, и Валентина метнулась к плите, успев переставить турку, над которой уже поднялась шапка пены, готовая обрушиться на конфорку.

— Вот так всегда, — шутливо пожаловалась она, чтобы немного разрядить атмосферу. — Еле спасла. Давай чашку…

Они сидели, смаковали кофе и снова молчали.

— Ладно, Валь, не переживай, — заговорила Рогозина. — Я все понимаю. И где-то даже тебе завидую. Что такое все эти трупы, допросы, нервы, свидетели… когда дома такая семья.

Валентина сразу ощетинилась.

— Вот только этого не надо, ладно?

Ее старая подруга примирительно подняла руку.

— Я искренне. Совершенно.

Обе одновременно повернули головы на стук открываемой входной двери.

Послышался голос Степана, мужа и главы семьи:

— Валя! Ты дома?

Валентина жестом остановила поднявшуюся было Рогозину.

— Пришли. Ты сиди.

Она вышла из кухни, и тут зазвонил рогозинский мобильник — как раз в тот момент, когда владелица делала хороший глоток кофе. Рогозина достала телефон и прижала к уху.

— Да. Слушаю. Что-что? — Лицо ее стало напряженным, она резко встала из-за стола. — Еду.

На ходу пряча мобильник, полковник милиции Рогозина вышла в коридор.

Судя по брошенным в угол кроссовкам и детской куртке на вешалке, Антонов-младший успел раздеться и ускакать к себе. Антонов-старший, напротив, задержался и сейчас давал жене ценные указания.

— Собери Юрины вещи. Ночью холодно. — Он приобнял Валентину за плечи. — Первый раз у парня поход с ночевкой, волнуется.

— Добрый вечер, — поздоровалась Рогозина.

Степан растерялся, явно припоминая, как ее зовут.

— Здравствуйте… Вы — Галя, верно?

Она улыбнулась.

— Верно.

— Вы у нас на свадьбе были, я помню. Чего не заходите?

— Да вот, зашла, как видите.

Валентина уже направлялась на кухню.

— Галь, ты что, собираешься? Посиди еще.

— Да нет, Валюша, я пойду, — обуваясь, ответила Рогозина. — Времени в обрез.

Степан помог ей надеть плащ.

— Ну, заходите еще. — Внезапно тон у него стал встревоженным. — Валя, а где Инга?

— Да в детской она. — Валентина аж остановилась. — А что такое?

Муж, не отвечая, вышел из коридора, и она прокричала ему вслед:

— Степа, что-то случилось?

— Пропавшего мальчика нашли, — отозвалась вместо него Рогозина.

— Живой?

— Нет, — коротко ответила ее старая подруга. — Ладно. Рада была повидать.

Она уже открывала замок, когда Валентина вернулась в коридор, открыла сумочку, стоявшую на полке под зеркалом, и достала визитницу.

— Галя, подожди… Вот, нашла.

Она протянула Рогозиной визитку.

— «Ромашин Петр Сергеевич, патологоанатом», — прочитала та. — Кто это?

— Это мой учитель. Позвони ему. Если согласится у вас работать, считай, тебе крупно повезло. Он научил меня всему, что я умею. Ты не смотри, что он уже старенький. В прозекторской он бог.

Рогозина спрятала визитку в сумочку.

— Спасибо, Валь. Если передумаешь — звони. Да и просто так тоже звони. Пока.

Она вышла и услышала, как за спиной закрылась дверь.

* * *

— Петр Сергеевич?

— Да, Ромашин. — Голос в трубке явно принадлежал очень немолодому и усталому человеку. — Слушаю.

— Простите, что звоню ни свет ни заря. Меня зовут Галина Николаевна Рогозина. Я полковник милиции…

Она произносила слова, которые повторила бессчетное количество раз за прошедшие двое суток. Собственный голос казался ей чужим и бесцветным.

Но Валентина сказала, что Ромашин — лучший патан. И она, Галя Рогозина, просто не имеет права упустить такой шанс.

— Петр Сергеевич, простите… — и начальник ФЭС четко, почти по-военному сформулировала цель звонка.

— Галина Николаевна, это вы меня простите, но боюсь, что буду вынужден отклонить ваше любезное приглашение… Годы, знаете ли, уже не те…

— Петр Сергеевич, речь идет о детях. О детях!

На том конце провода помолчали.

— А почему Валя Антонова не согласилась вам помогать? — наконец поинтересовался невидимый Ромашин.

— Смена приоритетов, — устало проговорила Рогозина. — Когда на одной чаше весов семья, дети, муж, а на другой — прозекторская, трупы и сердце в клочья, всякая нормальная женщина выберет первое.

— А вы? — спросил явно заинтересованный Ромашин.

— Что — я? — не поняла она.

В интонациях Петра Сергеевича, которого она знала только по имени, было что-то, неуловимо напоминавшее отца. Она как будто держала экзамен. И очень может быть, что проваливала его.

— Какие приоритеты у вас?

— У меня нет семьи.

Ромашин опять замолчал. «Сейчас повесит трубку», — подумала Рогозина.

— Я тоже не хотела браться за это дело, — с неожиданной откровенностью сказала она. — В конце концов, у меня есть другая работа, и немало… студенты… Но… Петр Сергеевич, это дети! И если мы можем что-то сделать…

— Милая девочка, избавьте меня от пафоса. — Можно было поклясться, что сейчас Ромашин вскинул руку в предупреждающем жесте. — У меня есть дети. И внуки. Я все это прекрасно понимаю.

Снова пауза.

— Я стар. Я весьма непрост в общении. — Пауза. — Я… кхм… обидчив. Я не люблю, когда лезут под руку…

— Петр Сергеевич…

— Нет уж, Галина Николаевна, дослушайте, раз вы начали этот разговор. Если я буду работать в этой вашей… кхм… экспертной службе, мне никто не должен мешать.

— Петр Сергеевич, к вашим услугам будет все что захотите — новейшее оборудование, необходимая литература… все!

Теперь уже паузу сделала сама Рогозина.

— Предполагаю, что в ближайшие дни спать нам придется мало, а работать — много. — Ее голос стал почти умоляющим. — Петр Сергеевич, миленький… Я не потревожила бы вас, но вы — один из лучших патологоанатомов и учитель Вали.

— «Я вам одному, как светилу науки…»

— «Мы к вам, профессор, вот по какому делу», — подхватила игру Рогозина, с облегчением поняв, что вопрос, похоже, решен.

— Когда начинать? — уже совсем по-деловому поинтересовался Ромашин.

Усталость, звучавшая в его голосе, куда-то улетучилась.

«Вчера», — чуть было не сорвалось с языка Рогозиной.

— В ближайшие часы, — ответила она. — Пропуск вам будет готов.

— Неблизко, — аж присвистнул Ромашин, когда услышал адрес. — Ну ладно, доберусь.

— Петр Сергеевич… если что… аптечка там всегда под рукой. Сердечные, антигипертензивные…

— Спасибо, милочка. — Ромашин явно обиделся.

— Простите… у меня отец примерно вашего возраста… я…

— Ладно, ладно, не извиняйтесь. — Он глубоко вздохнул. — Постараюсь подъехать в ближайшее время.

— Спасибо, Петр Сергеевич! — с искренней благодарностью ответила Рогозина.

 

Москва. Пустырь.

То же мне… Юрий Деточкин нашелся…

Было уже совсем темно, когда Галина Николаевна подъехала к месту происшествия.

Тело ребенка обнаружили на пустыре, поэтому народу на этот раз оказалось значительно меньше, чем обычно.

Султанов с помощником и майор Круглов стояли отдельно от остальных, время от времени перебрасываясь короткими фразами.

Рогозина наклонилась над детским трупиком.

— Кто нашел тело?

— Один из сторожей, — ответил Круглов. — Он на работу шел. Стоянку тут охраняет.

— Почерк прежний, — уже самой себе сказала Рогозина. — Никаких видимых повреждений, брюшная полость зашита…

Круглов поморщился:

— Сколько раз уже я это слышал…

Султанов повернул голову.

— А где ваш хакер? Уже работает?

Галина Николаевна невесело фыркнула.

— С хакером проблемы, Руслан Султанович. Он сбежал.

— Что? — мгновенно вспылил Султанов. — Почему вы сразу меня не известили?

Она ненавидела оправдываться, но сейчас любые слова выглядели бы как оправдание.

— Я звонила вам, вы были недоступны. Я оставила информацию секретарю.

Круглов смерил Рогозину взглядом, ясно говорившим, какого он о ней мнения:

— Отличное вступление в должность…

Рогозина закусила губу.

— Товарищ майор, давайте мы будем заниматься каждый своим делом.

— Давайте, — подозрительно легко согласился Круглов. — Но у вас беглый осужденный на совести. Хотя, может, это и к лучшему — не придется работать бок о бок с уголовником.

Он в очередной раз нарвался.

— Николай Петрович, а вам известно, при каких обстоятельствах Тихонов взламывал эти банки? — вкрадчиво спросила Рогозина.

Круглов пожал плечами.

— На пари, кажется. Что это меняет?

— Может быть, вам также известно, куда он потратил деньги?

— Да какая разница! — повысил голос майор.

Рогозина уперла руки в боки.

— Все до копейки он переводил на счета наркологических клиник. Сказать, почему?

— И почему?

— Три года назад он похоронил свою сестру, которая умерла от передозировки. Так что я попрошу вас хорошо подумать, прежде чем называть Ивана уголовником.

Круглов пренебрежительно дернул уголком рта.

— То же мне… Юрий Деточкин нашелся…

* * *

Лару долго не хоронили. Местный участковый, боясь взять на себя ответственность, не выдавал справку о смерти. Но и дело не открывал. Явно же «висяк»…

Все случившееся напоминало бездарный сценарий банального кино. Нашли девчонку в подвале соседнего дома. И вовсе не потому, что родители, обеспокоенные ее долгим отсутствием, написали заявление на розыск. Нет, к ее недельным отлучкам все привыкли. Причем еще до того, как этот гад посадил ее «на иглу». Сначала она просто зависала у него по несколько дней. Вернее — ночей. А днем, как ни странно, исправно ходила в институт.

Мама знала, что у дочери странный роман. Но так у них было заведено: если Ларе нужно поделиться, она сама расскажет, спросит, посоветуется… Дочь был откровенна с матерью. Они больше походили на подруг, несмотря на солидную разницу в возрасте. Ларец, как с малолетства называли родные девочку, была поздним ребенком.

О новой любви мать узнала почти сразу. Дочь как-то приехала домой очень расстроенная и призналась: «Я влюбилась. Он в два раза старше меня. И… алкоголик». Радости такое сообщение не прибавило. Но… «Я тебе свою голову приставить не могу. Будет плохо. Я знаю. Но ты вряд ли поверишь. Захочешь все сама пережить…» И Лара переживала, как могла… А могла не очень здорово. Ее засасывало. О том, что любимый алкоголем пытался отучить себя от наркоты, она матери уже не сказала. Понимала, что только напугает ее. Вместо этого по юношеской самоуверенности решила, что поможет дорогому человеку справиться с напастью. Он же сам этого хочет… Но не срослось. Вместо этого во время одной из пьянок, в которых начала участвовать, чтоб быть «своей в доску», в пьяном угаре даже не заметила первый укол, сделанный чьей-то «дружеской» рукой. Только утром поняла, что с ней что-то не то. А потом, в душе, заметила характерный след… С того случая любимый перестал делать вид, что борется с собой. И не давал Ларе опомниться. С мамой она больше ни о чем не разговаривала. Да этого и не требовалось. Ни у кого не оставалось сомнений в том, что творится с девушкой. В институт она ходить перестала. Дома не появлялась по несколько дней. Если заезжала — захлопывала дверь перед носом родителей и включала музыку. Мать тоже замкнулась в себе, чувствуя вину — не настояла, не запретила… И еще вчерашние логичные рассуждения, что силой от нового поколения ничего не добьешься, не помогали. Ведь даже не попыталась.

Единственный, с кем девушка общалась, был младший брат Иван. Ему она могла часами рассказывать о своих ощущениях «под кайфом». Истерично смеялась, что соберется с силами и напишет роман «из жизни глюков». Брат слушал, как правило, молча. Но про себя решил, что обязательно вытянет сестру.

Не успел…

А через два месяца — похоронил и мать…

Мир рухнул окончательно.

* * *

Это была неизбежная, как фатум, московская пробка. Джип Рогозиной застрял в числе прочих. Единственное, что было ей под силу, — постепенно тасуясь, как в детской игре в пятнашки, перебраться в крайний правый ряд.

Рогозина какое-то время слушала какофонию гудков, нервно поглядывая на часы, затем решительно заехала на тротуар и заглушила двигатель. Взяла сумку, выбралась из машины, включила сигнализацию. После чего развернулась и быстро зашагала по направлению к станции метро.

Султанов нажал кнопку вызова и с тоской посмотрел в окошко автомобиля.

— Да когда же это кончится, а, Володя?

— Что, Руслан Султанович? — поинтересовался флегматичный водитель.

Но шеф уже погрузился в беседу с помощником.

— Алло… Алло, Паша, что там по Тихонову? Ничего пока? Что — трудно? Паша, слушай меня внимательно. Объясни ему — если он мне этого Тихонова к вечеру, упакованного и перевязанного розовой ленточкой, не доставит обратно за решетку, сядет вместо него сам. Ясно? Вот и отлично.

Выключенный мобильник полетел на заднее сиденье.

— А это никогда не кончится, Руслан Султанович, — философски заметил Володя. — ЭТО — никогда.

 

ФЭС. Москва.

«Что-то я беспокоюсь за безопасность президента…»

У входа в здание ФЭС полковника милиции Рогозину Г. Н. тормознули.

— Вы к кому, женщина? — без особого дружелюбия поинтересовался охранник на пороге.

Галина Николаевна даже немного растерялась.

— Я? Я к… Моя фамилия Рогозина.

Тот выловил откуда-то журнал и начал в нем копаться.

— А, вы из строительной фирмы? Дизайнер, что ли?

Охранник оценивающе посмотрел на нее.

Мимо без всяких проблем прошло несколько рабочих.

— Вы не поняли, — терпеливо сказала Галина Николаевна. — Я полковник Рогозина.

— Полковник? — с явным недоверием спросил охранник. — А удостоверение?

Она начала рыться в сумочке. По закону подлости удостоверения там не обнаружилось.

— Похоже, забыла, — удивленно предположила начальница. Уж больно это было на нее не похоже.

— Ну, паспорт-то у вас есть? — Любви к ближнему в голосе охранника явно не прибавилось. — Или права…

— Права? — растерялась Галина Николаевна. — А, вот.

Она протянула розовую карточку.

Охранник тщательно проверял список допущенных, потом столь же тщательно переписывал данные с карточки в журнал. Все это время Галина Николаевна потрошила сумку.

Удостоверения не было.

— Куда же я его…

— Проходите, — смилостивился наконец бдительный охранник, возвращая ей права.

Внутренний вид помещения сильно изменился с предыдущего визита. Примерно половина комнат и коридоров была готова, но взгляд постоянно натыкался на рабочих в заляпанных краской синеньких комбинезонах, на отделочные материалы и аккуратные горки строительного мусора.

Галина Николаевна присвистнула, сделала шаг, другой — и к ней тут же, как лист, несомый зефиром, подлетел некто в форме и с сержантскими лычками.

Послышалось грозное:

— Гражданка, стойте! Вы куда? Кто вас пустил? Это секретный объект!

Галина Николаевна сделала глубокий вдох.

— Да, сержант, я знаю. Я хозяйка этого секретного объекта.

— Хозяйка? Ваша фамилия? Удостоверение?

Она четко и раздельно проговорила:

— Рогозина. Галина Николаевна. Удостоверение забыла. Есть пропуск. Теперь можно пройти?

— Минуточку. — Сержант поднял ладонь.

Он набрал номер на мобильнике.

— Алло, товарищ капитан. Это Сизов. Да. Тут какая-то Рогозина пройти хочет. Говорит — хозяйка. А? Что? Все, понял. А? Да. «Есть», то есть.

Сержант отключил телефон и вытянулся в струнку.

— Проходите, товарищ полковник. Ваш кабинет вон там.

Галина Николаевна улыбнулась.

— Вольно, сержант.

На дверь ее кабинета как раз заканчивали привинчивать табличку «Полковник Рогозина Г. Н.». А у самой двери тоже обосновался пост охраны. Когда Галина Николаевна захотела войти, на ее пути встал техник со сканером для снятия отпечатков пальцев.

— Вы к кому?

Последняя капля переполнила чашу терпения.

— Это уже не смешно! — вспылила Галина Николаевна. — Вы что здесь, ядерное оружие хранить собираетесь?

— Не понял, — голосом Терминатора сказал техник. — Вы к кому?

— К себе! — рявкнула полковник Рогозина Г. Н., указывая на табличку.

Техник посмотрел на Галину Николаевну. Потом на табличку.

— Вы — полковник Рогозина?

— Да, — ледяным тоном ответила она. — Можно?

Техник схватился за сканер как за последний довод.

— Секундочку. Позвольте ваш большой палец. Вот сюда.

Галина Николаевна со вздохом положила руку на сканер. Прибор пискнул и засиял зеленым огоньком.

— Проходите, — сказал техник, мгновенно утратив к ней всякий интерес.

Уже открыв дверь, она вдруг остановилась.

— А откуда у вас мои отпечатки?

Техник пожал плечами.

— Не знаю. Мне их только что дали. Но вообще у нас есть все…

— …ага, как в Греции. — Галина Николаевна толкнула дверь. — А в Кремле столько же уровней безопасности, интересно?

Чувство юмора охраннику было незнакомо.

— Столько же, — ответил он. — Там тоже мы ставили.

Она наконец-то вошла в кабинет. И наткнулась взглядом на… сидящего за ее компьютером Ивана Тихонова! Тот спокойно прихлебывал кофе и даже не дернулся на звук открывающейся двери. После того как ее заставили пройти через все эти круги ада, удивляться просто не было сил. Скрестив руки на груди, Галина Николаевна остановилась посреди комнаты и некоторое время наблюдала за увлеченным хакером.

— Что-то я беспокоюсь за безопасность президента, — наконец подала она голос.

Тихонов что-то быстро допечатывал.

— Здравствуйте, Галина Николаевна. Вы какого президента имели в виду? — будничным тоном исправного клерка отозвался гость.

Рогозина вздохнула, шагнула к столу.

— Американского, конечно. Ты как сюда попал?

Тихонов что-то допечатал, вышел из Инета и только после этого поднялся из-за стола.

— Я ваше место занял, извините. Как попал? Легко. — Он заговорщически подмигнул ей и протянул ее удостоверение. — Вот, держите. И еще раз извините — надо было изготовить себе похожее.

— Дай свое, — потребовала она, забирая удостоверение.

Тихонов заныл совершенно по-детски:

— Ну, Галина Николаевна!

— Иван!

В голосе Рогозиной лязгнул металл. Тихонов нехотя полез в карман, откуда извлек документ в красных корочках. Нехотя отдал.

— Та-ак… — протянула Рогозина, читая то, что было написано в фальшивом удостоверении. — Капитан милиции Тихонов… Ясно. А чего не генерал?

Он вздохнул.

— Так по возрасту не подхожу.

Галина Николаевна спрятала «удостоверение» в сумочку и прошла на свое место. Тихонов устроился в кресле напротив.

Некоторое время оба молчали. Потом «капитан Тихонов» подал голос.

— Вас за меня сильно ругали?

— В этот раз? Нет. А почему ты вернулся, кстати?

Он смотрел на Рогозину красными, как у всех компьютерщиков, глазами.

— Я, кажется, знаю, как поймать Органиста.

 

Лондон. Два с половиной года назад.

Не бойся уколоться…

Кэтрин была еще одной знакомой Волкова по переписке. Он начал с ней общаться на месяц раньше, чем с Максом Андерсоном. Эта молодая женщина (немного за тридцать) считалась весьма перспективным специалистом по детской психологии. Переписка с ней была интересной; Кэтрин дала Волкову много материала для его будущих книг. Он с удовольствием вступал в дискуссии о работах Фрейда и Эрика Берна, читал язвительные выкладки Кэтрин о трудах представителей ортодоксального психоанализа и сочинял не менее язвительные ответы. В переписке с Кэтрин Волков чувствовал себя легко и непринужденно — материал разговоров был знаком ему вдоль и поперек и волновал его так же живо, как и лондонскую специалистку.

Волков представлял ее довольно миловидной женщиной — это подтверждала и полученная им фотография, где Кэтрин была снята в наиболее выгодным ракурсе. В реальности собеседница оказалась очень далека от его представлений о женской красоте. И это было самое мягкое определение ее внешности. Кэтрин была классической англичанкой с вытянутым постным лицом — из породы тех, которым очень хочется задать овса. Фигура соответствовала.

Тем не менее она дважды была замужем, со вторым мужем разошлась пять лет назад и с тех пор, как говорится, завязала с этим делом. Поскольку разочаровалась в мужчинах.

С момента прибытия Волкова в Лондон они через день-два встречались в кафешках и бистро.

Волков планировал использовать ее для восхождения на третью ступень Подготовки к Пути — следом за Андерсоном и Бароном. За третью ступень не следовало приниматься сразу — его очищенному духу нужно было свыкнуться с первыми двумя.

Этим он объяснял себе причины задержки. На самом деле — и это он тоже осознавал — Волков медлил потому, что Кэтрин была любопытным собеседником. С кем еще он мог бы так обстоятельно поговорить о человеческой психологии и неуклюжих попытках людей ее осмыслить и систематизировать?.. Ни с кем, только с Кэтрин.

Он привез ей две своих книги — правда, обе на русском. Языком она не владела, но подарку обрадовалась. Уже при следующей встрече Волков пожалел об этом своем шаге — Кэтрин пришла с его книжкой и заставила его переводить. Причем настырная англичанка не успокоилась, пока не услышала в исполнении автора все двадцатистраничное введение…

Последняя их встреча состоялась за день до отбытия Волкова в Москву.

Он пришел с букетом пурпурных роз, обернутых плотной бумагой пергаментного цвета. Кэтрин была ошарашена. До сих пор Волков ничего ей не дарил (если не считать тех двух книжек). Да и вообще — вряд ли эта женщина часто получала цветы от поклонников.

Из кафе они отправились гулять по скверу, усаженному кленами. Под влиянием присутствовавших при беседе цветов речь пошла о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Потом разговор плавно свернул на конкретную судьбу — судьбу Кэтрин. Англичанка в этом разговоре была настроена резко негативно. Не спасало даже то, что ей явно было приятно идти неспешным шагом с букетом цветов и под руку с симпатичным мужчиной. Волков не пытался доказывать Кэтрин, что не все мужики козлы, тем более что неопровержимых доказательств у него не было. Он лишь распалял и подначивал собеседницу — и у него на это были свои причины.

— Ты просто боишься, — сказал Волков в ответ на очередную тираду о безнадежности положения женщины. — Боишься любых отношений.

— Поверь, у меня есть серьезные основания, — ответила Кэтрин. — Чтобы их понять, тебе не хватает всего-навсего двух разводов. И вообще, как ты можешь делать такие авторитетные заявления на эту тему, будучи закоренелым холостяком?

— Для меня быть без семьи не страшно. Разница в том, что мои биологические часы, как и у всякого мужчины, устроены по-другому. Мужчина может впервые обзавестись семьей и потомством лет в сорок пять — пятьдесят, и это не приведет к разрушительным сдвигам в психике и мировосприятии. Женщине сложнее. Ты можешь спокойно заниматься детской психологией и не думать ни о какой семье, но лет через десять ты возненавидишь и себя, и детскую психологию.

— Это почему же, мистер специалист по женщинам?

— Потому что ты не сможешь слышать или читать слово «ребенок» без того, чтобы на глаза не навернулись слезы. Какая уж тут к черту наука психология, тебе будет не до нее.

— Отчасти ты, конечно, прав, но мы ушли от темы. Мы говорили о мужчинах, а не о детях. Ребенка я могу завести и оставаясь самостоятельной женщиной.

— Конечно-конечно. Но не удивляйся, что он вырастет неполноценным. Не ты ли мне писала, что любой ребенок усваивает женские и мужские модели поведения, ориентируясь на самых близких к нему взрослых? И что отсутствие одного из родителей приводит к тому, что детская психика формируется в полной мере лишь наполовину?

Кэтрин промолчала.

— Странно, — продолжил Волков, — но у меня создается впечатление, что ты не соотносишь собственные статьи — кстати, очень хорошие — с реальной жизнью. Тебе бы следовало… как бы это сказать… поучиться у самой себя. Почитай свои работы, там много полезного.

Англичанка нахмурилась и явно собиралась ответить резко.

— Во-первых…

— О, вон там скамейка, давай присядем, — перебил ее Волков. — Смотри, какое хорошее тихое место.

Они сели на скамейку под большим кленом. Кэтрин разместилась так, чтобы быть напротив Волкова; букет она аккуратно положила между собой и собеседником. Когда специалист по детской психологии снова собралась заговорить, Волков ее опередил:

— Я понимаю, что твое отношение к вопросу сформировано отрицательным субъективным опытом, но…

Он замолчал и посмотрел ей в лицо.

— Но что? — нетерпеливо спросила Кэтрин.

— Я хочу тебя попросить как твой друг… чтобы ты не боялась попробовать. Пожалуйста!

Волков хотел подпустить в голос слезу, но это был бы перебор. И так получилось очень проникновенно.

Кэтрин, ошеломленная резким переходом к другому, несвойственному Волкову тону, удивленно проговорила:

— Да что с тобой сегодня?

Он молчал и только смотрел ей в лицо увлажненными глазами.

Англичанка перевела взгляд на розы, потом снова посмотрела на своего русского друга — теперь уже иначе.

— Но я… даже не думала, что ты… вот так… я думала, мы просто друзья и нам интересно быть вместе, говорить… на профессиональные темы…

— Кэт, — тихо сказал Волков (она вздрогнула), — Кэт, где ты видела, чтобы мужчина хотел быть рядом с женщиной только потому, что ему интересно говорить с ней на профессиональные темы?

— Ты тоже мне нравишься! — внезапно сказала она. — Ты такой… необычный!.. И в то же время именно такой, каким должен быть…

— Кэт, я хочу попросить тебя только об одном — чтобы ты попробовала, не боясь уколоться. Понимаешь, в таких ситуациях, мне кажется, можно рассуждать только так: уколюсь — ну и пусть, пусть мне будет больно… зато был шанс, что в этот раз я наткнусь вовсе не на что-то колючее, а даже наоборот!..

На глазах Кэтрин выступили слезы. Волков отметил, что она резко похорошела. Но отметил без эмоций, просто как факт. Он уже чувствовал приближение ступени и все более отрешался от происходящего — так, будто его сковывало льдом изнутри.

— Не бойся уколоться, Кэт, — сказал он прежним тоном. — Ты боишься?

— Нет… Теперь не боюсь… С тобой — не боюсь…

Волков протянул руку, обхватил букет роз за оберточную бумагу — так, что внизу остались только торчащие из нее обрезанные стебли, сплошь усеянные шипами. Он протянул букет замершей женщине — стеблями вперед.

— Это розы, Кэт. Не нужно их бояться. У них есть шипы, но они прекрасны.

Кэтрин, словно загипнотизированная (отчасти так оно и было), обхватила стебли ладонью. Волков отпустил, и она прижала букет к груди.

Прошла секунда, а на него уже смотрели совсем другие глаза, остекленевшие. Лицо, только что казавшееся похорошевшим, изменилось в худшую сторону. Кэтрин медленно завалилась боком на спинку скамейки.

Волков не произнес ни слова. Он чувствовал только пустоту внутри. Это и было настоящим очищением.

Он встал и пошел прочь быстрым уверенным шагом.

Подготовка к Пути была завершена.

Суть Подготовки была в том, что для ступеней предварительного этапа выбирались люди, вызывающие любые негативные чувства. Неприятные Волкову гомосексуалисты, как Андерсон; безжалостные душегубы, как Барон; некрасивые женщины, как Кэтрин… С Кэтрин он, впрочем, ошибся — она была прекрасна. Ее настоящее лицо было красивым — это Волков успел увидеть за мгновение до того, как смазанные препаратом шипы впились в ее ладонь.

Акцентируя внимание на недостатках, свойственных выбранным для первой ступени людям, и не отворачиваясь, а напротив, внимательно приглядываясь к ним, взойти на ступени было легче.

В отличие от основного Пути с его фиксированным количеством этапов Подготовка заканчивалась тогда, когда Идущий к Свободе чувствовал себя готовым. Только и всего.

Волков заранее знал, что ему хватит ровно трех ступеней. Он чувствовал. Недаром он так тщательно отобрал нужных ему людей — кто попало ему бы не подошел, со всеми троими была проделана грандиозная предварительная работа.

И Волков не ошибся — после Кэтрин он был готов к основному Пути.

 

ФЭС. Кухня.

Их ничего не связывает! Ни-че-го!!!

В маленькой служебной кухоньке варил кофе майор Круглов.

— Здравствуйте, Николай Петрович, — сказала Рогозина, заходя. — Знакомьтесь, это Иван Тихонов, наш компьютерный гений.

Кажется, Круглов принял это как само собой разумеющееся.

— A-а, беглец… Сам вернулся? Стыдно стало? Или страшно? — Он поставил чашку под отверстие клапана кофеварки. — Собирайся. Сейчас я вызову конвой, и отправишься обратно. Не к Волчанскому, а туда, где про компьютер еще не слышали.

Рогозина загородила хакера собой.

— Товарищ майор, — ее голос был официальным до оскомины, — приказы здесь отдаю я. Иван — наш сотрудник. Это факт. И вам придется с ним смириться.

— Руслан Султанович в курсе? — поинтересовался Круглов.

— Будет в курсе. Иван, рассказывай, что ты там придумал.

— С удовольствием послушаю, — с каменным лицом проговорил Круглов, садясь в одно из небольших кресел. — Я так понимаю, Органист уже у нас в кармане.

Тихонов вполголоса сказал Рогозиной:

— Может, не будем отвлекать человека от кофе?

— Иван!

Круглов сидел, они стояли.

Тихонов хмыкнул, передернул плечами.

— В общем, я вчера ознакомился со всеми деталями дела… В Интернете, естественно.

Теперь хмыкнул уже майор.

— И понял, — лучший хакер повысил голос, — всех жертв должно что-то связывать.

— Гениально! — Круглов пару раз хлопнул в ладоши. — Товарищ Тихонов, разрешите вам поаплодировать. Выразить, так сказать, благодарность от лица правоохранительных органов.

Нахальства Тихонову — за исключением некоторых моментов — было не занимать.

— Разрешаю.

Круглов вскочил. Будь на кухне больше места, он бы начал по ней бегать.

— Ну это же бред! Их связывает только то, что они жертвы! Неужели вы думаете, что мы это не проверяли? Их ничего больше не связывает! Ни-че-го!!!

— Знаю я, как вы проверяете, — буркнул Тихонов. — А я — найду!

— Как? — спросила Рогозина.

— Дайте мне время. И Сеть.

Она посмотрела на часы.

— Добро. Я — в районный морг. Наш еще не готов, поэтому пока тела осматриваем там.

Круглов сделал удивленное лицо:

— Как, у нас еще и патологоанатом свой появился? Тоже уголовник? За что сидел? За расчлененку или за каннибализм?

Ужас в глазах Тихонова был неподдельным.

— Вы… Галина Николаевна, вы оставляете меня с ним? В… как вы тогда сказали… в прекрасном коллективе?

Ответом ему был стук захлопнувшейся двери.

 

Районный морг. Ромашин.

Круг подозреваемых сузился до нескольких сотен тысяч…

С телами жертв работал Петр Сергеевич Ромашин.

Сейчас он рассматривал что-то в брюшной полости маленького трупа с помощью лупы. Выпрямился, пожевал губами. Подошел к рентгеновским снимкам, висящим на подсвеченной панели.

Привычно включил диктофон.

— Из жертвы номер два вынуты печень и обе почки. Выемка внутренних органов произведена профессионально, их вынимали, боясь повредить. Можно констатировать, что работал профессионал. Способ среза органов аналогичен применяемому в медицине, когда стоит задача сохранить органы для пересадки. Срезы у жертвы номер два идентичны срезам у жертвы номер один…

Он накрыл труп простыней и снял перчатки.

Как раз в этот момент в помещении прозекторской появилась Рогозина.

— Добрый день. Вы — Петр Сергеевич? Это я вам звонила, от Вали Антоновой.

— Да-да, уже работаю, — думая о своем, ответил заслуженный патологоанатом.

— И как успехи? — поинтересовалась Галина Николаевна.

— Осмотрел пять тел. Все то же, ничего нового.

— То есть? — Несмотря на выдержку, Рогозиной было тут крайне неуютно.

— У всех изъяты печень и почки. Изъяты профессионально. Об органах заботились, боялись повредить.

Ромашин поправил очки.

— У всех — гематомы на руках в районе запястий и на ногах, у щиколоток. Очевидно, это следы от веревок. Есть даже частички веревки. Но вряд ли они что-то нам дадут. Разумеется, умереть от этих гематом они не могли. Больше никаких следов внешнего воздействия, кроме разрезанной брюшной полости, нет. Но живот им разрезали уже мертвым, это совершенно точно. Только вот как они умерли…

Галина Николаевна посмотрела на тело, прикрытое простыней. Оно казалось до ужаса маленьким на этом длинном прозекторском столе.

— Зашиты они тоже профессионально?

— Абсолютно, — ответил патологоанатом. — И шов, и нить… все говорит, что Органист — медик по образованию.

Рогозина невесело усмехнулась.

— Хоть что-то… Круг подозреваемых сузился до нескольких сотен тысяч. Лет за сто найдем.

 

Москва. Паника 5.

«Номер квартиры?!» — «Одиннадцатая. Во втором подъезде…»

Клавдия не помнила, как добралась до дома. Не тратя время на выслушивание причитаний старушки, она кинулась на площадку, с которой пропала дочь. Там снова после постобеденного отдыха начали собираться мамашки с колясками.

— Вы девочку не видели? Белокурую. С двумя хвостиками… Наверное… — Только тут она поняла, что с горе-няней все-таки придется поговорить. Когда родители выходили из дома, малышка еще спала. Что поднимать ее, если в садик не идти? Пусть отоспится. Скоро школа. Там не забалуешь.

— Ну перестаньте вы реветь. — Клавдия Степановна не заметила, что перестала вести себя корректно, и не скрывала уже своего раздражения на Тамару Михайловну. — Четко отвечайте, во что была одета Леночка? Как причесана?

— Хвостики. Два. Собранные красными резинками. Ну, этими, с гномами поролоновыми… Комбинезончик джинсовый. Под ним — футболочка полосатая. Бордовые с розовыми широкие полоски… Туфельки красные. Белые колготки.

* * *

— Вы девочку не видели? — снова заметалась по двору мать. — Хвостики. Два. Собранные красными резинками. С гномами поролоновыми… Комбинезончик джинсовый. Под ним — футболочка полосатая. Бордовые с розовыми широкие полоски… Туфельки красные. Белые колготки.

— Светленькая такая? А они к остановке пошли со старшей девочкой…

— Девочкой? Точно девочкой? — На душе стало немного легче. Но не надолго. Вдруг это просто подсадка? — А что за девочка? Ее кто-нибудь знает?..

— Да нет. Она не из наших.

— Теперь из наших, — включилась в разговор угрюмо молчавшая до этого момента женщина. — Она в соседней квартире живет. Там хохлушка комнату снимает. А девчонка целыми днями на улице болтается.

— Номер квартиры?! — От перенапряжения Клавдия не заметила, как перешла на начальственно-деловой тон. Но никто ее не осадил. Все понимали, что с ней сейчас творится.

— Одиннадцатая. Во втором подъезде…

 

Окраина Москвы. Гаражи. Заброшенная фабрика.

Сырая и промозглая бетонная коробка

Когда-то здесь был полноценный гаражный кооператив. Потом несколько рядов кирпичных гаражей разобрали, поскольку они мешали очередной грандиозной стройке.

Рядом возвели приземистое здание в несколько этажей, которое так и не стало фабрикой или комбинатом — грянули девяностые, и проект свернулся сам собой. На территории, примыкающей к кооперативу, образовалась «вечная стройка» с характерной атрибутикой: высокий забор, за ним — груды строительного хлама и догнивающие вагончики-времянки. А еще сюда каким-то ветром занесло пару остовов сгоревших автомобилей. При жизни они, скорее всего, были джипами или «шестисотыми». Кроме того, внутри недостроенного здания были места, где под слоем бетона явно покоились безвременно почившие вованы и коляны.

Останки иномарок и могилы неизвестных братанов были не только наследством «эпохи первоначального накопления капитала». Они были явным признаком глухого и безлюдного места.

По крайней мере так рассудил Чугунов. И он не ошибся — глубокое исследование местности показало, что на стройке не появляются даже бездомные. Чем-то их недостроенная фабрика отпугивала — должно быть, своей гнетущей атмосферой сырой и промозглой бетонной коробки.

А Чугунову нравилось ходить по бывшей стройке. Исследуя здание, он пытался представить вокруг себя работающую типографию — это был единственный вид производства, который Чугунов когда-то видел воочию. К тому же он был издающимся писателем, так что в таком выборе не было ничего удивительного.

Вскоре он изучил здание так досконально, будто собирался держать здесь оборону с ротой солдат. Крыша, подвалы, шахты грузовых лифтов…

Он купил хороший навесной замок и, чувствуя себя как минимум рейдером, занял один из ближайших к стройке гаражей. Кооператив все равно был таким же заброшенным, как и неслучившаяся типография. Чугунов оставлял здесь машину, когда бывал налегке — до подземки он добирался за полчаса и вскоре уже входил в свой подъезд. Узурпированный гараж был хорош наличием электричества. Такой роскошью грех не воспользоваться. Навык у Чугунова был, оставалось запастись черт-знает-сколькими метрами провода — и электрификация одного из помещений заветной стройки стала вполне реальной затеей…

 

ФЭС. Лаборатория

«Есть!»

Иван, оккупировавший компьютер Рогозиной, занимался вводом информации, не забывая прихлебывать кофе из пластмассовой чашки. И тем, и другим он поживился на кухоньке.

Осторожно открылась дверь, и на пороге появился Круглов.

— Ну что, нашел маньяка?

Тихонов вздрогнул и обернулся.

— Ага, — ничуть не смутившись, ответил он. — Вон там, под столом спрятал.

Круглов, заинтересовавшись, подошел к столу, на котором стоял монитор. На экране мелькали буквы: латинские, кириллические, иероглифы, разнообразные закорючки…

— И что это такое?

— Азбуки народов мира.

— А, — без особого воодушевления сказал Круглов.

Он придвинул стул и уселся.

— Я тут побуду, ты не против? А то кто знает, когда ты в следующий раз бежать захочешь…

По прошествии пары часов, когда за окнами стало светло, картина изменилась незначительно — Иван Тихонов все так же сидел за компьютером, Круглов мирно спал, откинувшись на спинку стула.

Внезапно послышался звуковой сигнал. Майор вздрогнул и проснулся.

— Так, я…

Иван ударил сжатой в кулак правой рукой по раскрытой ладони левой.

— Есть!

Круглов подался к монитору, растирая ладонями лицо.

— Что есть?

Он слабо разбирался в алфавитах, но греческие буквы все же опознал. На экран была выведена то ли газетная, то ли журнальная статья.

— Есть упоминание всех убитых в одной статье, — возбужденно заговорил Тихонов. — Так, это на греческом… минуточку… сейчас переведем…

Он пощелкал клавишами. Появился текст на русском языке.

Круглов начал читать.

— Газета «Элленика». «Группа русских туристов из сорока восьми человек подала в суд на греческого туроператора за то, что тот не выполнил ранее заявленные в договоре требования относительно бронирования номеров в гостинице… так… сорок восемь туристов из России, включая семнадцать маленьких детей… от шести до восьми лет… два года назад провели десять дней в автобусе, встретившем их в аэропорту… мест в гостинице, где они должны были остановиться, не оказалось… Русские прожили десять дней в тесноте и духоте, многие перенесли тяжелые отравления и солнечные удары… По возвращении в Россию они подали коллективный иск… и обанкротили греческого оператора..»

Он еще раз с силой потер лицо.

— Не понимаю… Органист — грек, что ли?

— Не торопитесь… — глядя на экран, пробормотал Тихонов.

Заинтересованные новой информацией, они даже не услышали, как вошла Рогозина.

— Ну что тут у вас?

Оба посмотрели на нее одинаково оловянными глазами.

— Ага, вот… — сказал Тихонов. — «Греческий оператор подал встречный иск против своего представителя в России… некоего господина Овечкина… И выиграл дело… контора Овечкина была лишена лицензии и подвергнута крупному денежному штрафу…» В общем, по ветру пустили этого представителя. Он и сейчас продолжает штрафы выплачивать.

— Да что у вас происходит? — рассердилась Рогозина.

Круглов поднялся.

— По дороге расскажу. Ваня, ты сказал, детей семнадцать было. Жертв у нас пока шестнадцать. Адрес семнадцатого ребенка?

— Секунду.

Застучали клавиши.

— Вот.

Вглядевшись в экран, Круглов стремительно направился к двери, по дороге бросив Рогозиной:

— Поехали.

Они буквально влетели на подземную парковку ФЭС, сели в джип, и он рванул с места.

* * *

Подъезд… Лестница… Нужная квартира… Звонок…

Открыли не сразу. На пороге появился заспанный молодой мужчина в халате.

— Доброе утро, — сказал Круглов. — Вы — Антон Гущин?

— Кто? Какой Гущин? — Мужчина зевал и явно туго соображал спросонья.

— Здесь прописаны Антон и Светлана Гущины, — четко и раздельно проговорил Круглов.

— A-а, понял… Это хозяева квартиры. Мы здесь снимаем. А что случилось?

Круглов достал свое удостоверение.

— Можно посмотреть ваш паспорт?

Кажется, квартиросъемщик проснулся окончательно.

— Сейчас, — и исчез в недрах квартиры, крича оттуда. — А что случилось-то? Могу и договор аренды показать. У нас все по закону.

Он вернулся с паспортом и вручил его Круглову. Тот изучил документ и вернул хозяину.

— А где сейчас Гущины живут, знаете?

Квартиросъемщик почесал взлохмаченную со сна голову.

— Нет, они сами за деньгами приезжают. Пятого числа каждого месяца…. А, подождите, у меня же их телефон есть! Сейчас…

Он снова убежал.

Круглов услышал женский голос:

— Солнышко, кто там?..

Круглов вышел из подъезда и направился к Рогозиной, стоявшей у джипа.

— Квартиру Гущины сдают. Адреса нет. Вот их номер.

Она взяла у него бумажку с номером телефона и забралась в машину, чтобы набрать цифры на бортовом компьютере. Высветился адрес.

Рогозина поманила майора, тот сел в джип.

— Вот, — она указала на экран, — Сиреневая аллея, семьдесят семь, квартира двенадцать.

Машина тронулась. Одновременно Галина Николаевна успела достать телефон набрать номер и дать Круглову последние указания.

— Сообщите в местное отделение, пускай мчатся туда на всех парах. Во сколько начинаются уроки в школах? — В этот момент произошло соединение. — Алло, доброе утро. Антон Гущин? Вас беспокоит полковник Рогозина, из милиции… Нет, ничего не случилось… Скажите, ваша дочь дома?.. Нет?.. Уже ушла в школу?.. Понятно… А давно?.. Только что?..

* * *

…По тропинке через небольшой пустырь шла девочка. Следом за ней почти бесшумно двигался мужчина. В тот момент, когда она добралась до обочины узкой дороги, он настиг ее, зажал рот, схватил на руки и унес…

* * *

Группа людей стояла у подъезда.

Антон Гущин пытался успокоить рыдающую жену.

— В школе проверили — Маши Гущиной нет, — вполголоса сказала Рогозина Круглову. — Вот что — езжайте к этому… бывшему представителю греческой турфирмы…

— Овечкину, — подсказал майор.

— Да. Только осторожно, девочка может быть у него. А я осмотрю всю дорогу до школы.

Круглов направился к «уазику». В этот момент заплаканная мать вырвалась из рук мужа и бросилась к нему.

— Умоляю… Найдите мою девочку!.. Найдите ее!..

Она начала рыдать так, что уже не могла говорить. Подбежавший муж обнял ее и увел.

Круглов встретился взглядом с Рогозиной.

…Хлопнула дверца «Уазик» сорвался с места.

 

Лестничная клетка квартиры Овечкина.

Всему свое время, товарищ…

— Давайте, ребята, — прошептал Круглов.

Кроме него и трех милиционеров на обшарпанной лестничной площадке никого не было. Майор приблизился к обитой деревянными рейками двери и позвонил.

Из квартиры послышался мужской голос:

— Кто там?

— Нас заливает! — завопил Круглов. — Вы чего там, с ума сошли, что ли! Откройте сейчас же!

— Заливает? — проговорил щуплый человечек в полосатом махровом халате, открывая. — Странно…

Он не договорил, потому что гости ворвались внутрь. Майор сбил хозяина квартиры с ног и, придавив к полу, защелкнул наручники на его запястьях. Когда он поднял человечка на ноги, милиционеры, успевшие бегло осмотреть все комнаты, вернулись в коридор и отрицательно покачали головами.

— Где девочка? — сквозь зубы спросил Круглов.

Хозяин квартиры вдруг улыбнулся совершенно безумной улыбкой.

— Какая девочка?

Майор сгреб его за ворот халата.

— Отвечай, сука! Если с ней что-то случилось, ты у меня даже до ментовки не доедешь, не то что до суда. Говори!

— Девочка… — Щуплый продолжал скалиться. — Всему свое время, товарищ… простите, не знаю вашего звания.

— Скоро узнаешь, — пообещал Круглов. — До конца жизни мое звание помнить будешь. Грузите.

Он махнул милиционерам и вышел из квартиры.

Все так же, в наручниках, бывшего представителя греческого туроператора Овечкина привели в допросную Федеральной Экспертной Службы и усадили за стол напротив полковника Рогозиной.

Майор милиции Круглов, заложив руки за спину, стоял у стены.

— Где девочка? — без всяких предисловий спросила начальник ФЭС.

Овечкин посмотрел на нее как-то исподлобья:

— Далась вам эта девочка… Девочкой больше, девочкой меньше — какая разница…

Голос Рогозиной дрогнул от сдерживаемого напряжения.

— Она жива?

Существо за столом (сейчас язык не повернулся бы назвать его человеком) осклабилось.

— Не тем вы интересуетесь, не тем… Лучше скажите, где вы были, когда меня судили? Жестоко судили, неправедно. Где вы были, когда меня приговорили всю жизнь батрачить на этих… туристов? А? Когда меня выставляли козлом отпущения!

— И за это вы убивали детей? — негромко спросила Рогозина.

— Я не убивал. — Овечкин поднял палец. — Я — доказывал.

— Что вы доказывали?

— Что я чист! Я оправдывался! Отмывался от всей этой вашей грязи… У них же, у детей этих, якобы обнаружились пищевые отравления. Якобы из-за того, что они там, в автобусе, в антисанитарных условиях жили! Эксперты эти продажные… они же что хочешь подпишут! Только бы… Ай, да ну!

Он махнул рукой.

Рогозина сцепила пальцы.

— А что вы хотели доказать? И как?

Маньяк смотрел на нее глазами Овечкина.

— Вы меня хотите запутать! Вы сами все прекрасно понимаете! Я хотел всем доказать, что они здоровы. Все до одного!

— Кто? — Голос у Рогозиной внезапно сел.

— Дети! — почти прокричал Овечкин, хватаясь за голову. — Что у них все нормально, нет никаких следов отравления! Что меня осудили ни за что!

Она наклонилась вперед.

— Так вы для этого вырезали у них внутренние органы?

Существо, сидящее перед ней, в искреннем недоумении всплеснуло руками.

— А как еще я мог это доказать?!

Галина Николаевна поняла, что пора сделать передышку. Она знаком предложила Круглову выйти и последовала за ним.

Впрочем, далеко они не ушли — остановились у зеркальной стены, за которой Овечкин мерил шагами допросную, держась за голову.

— Галина Николаевна, позвольте мне, — напористо начал Круглов. — Если девочка жива, он скажет, где она. Поверьте, я и не таких обламывал.

Она поймала себя на желании сжать ладонями виски, как Овечкин.

— А вы уверены, что он осознает, что говорит и делает? Что он вообще отдает себе отчет в происходящем? Несмотря на все, что он тут нес… — Галина Николаевна откашлялась, — именно потому, что он все это нес, мне кажется, он тяжело болен.

— Да какое «болен»! — повысил голос майор. — Прикидывается, дураку видно! Псих, не псих — какая, на хрен разница? Вы что, не слышали? Он признался! Во всем!

— Это-то и странно, — думая о чем-то своем, проговорила Галина Николаевна.

Но Круглова было не так-то просто сбить с толку.

— Да поймите вы, если его сейчас не расколоть, девочка может умереть. Она лежит в каком-нибудь подвале, связанная, а мы здесь… псих, не псих…

— Тогда почему он не говорит, где она? А ведь признался во всех других убийствах!

Круглов воздел руки к потолку.

— Почему, почему, почему! Товарищ полковник, ее смерть будет на вашей совести.

Открылась дверь, и в комнате появился великий хакер с какими-то бумажками в руках.

— Я тут накопал про нашего маньяка… Ну, до этого случая с Грецией — ничего интересного. — Он уткнулся носом в листок и забубнил: — Учился в МАИ, после учебы открыл представительство греческой турфирмы. В общем, все как у людей. А потом, после того как греки его ободрали как липку за тот случай с гостиницей, он, похоже, свихнулся. Первый раз его взяли за хулиганство — он несколько ночей подряд приходил к греческому посольству и бил там стекла. Тогда-то и заподозрили, что он с катушек слетел. В общем, поставили диагноз — шизофрения. Полежал он в клинике пару месяцев и благополучно вышел. И справка у него есть. И психотерапевт свой собственный. Муж сестры оплачивает. Вот.

Иван помахал распечатками.

Галина Николаевна забрала бумаги, бегло просмотрела их, взглянула на Круглова. Тот только головой покачал.

— Надо бы с его врачом поговорить, — сказала она.

— А я его уже вызвал, — лучась от скромной гордости, сообщил Иван.

Галина Николаевна приподняла брови.

— Да? Молодец.

Круглов демонстративно вздохнул и закатил глаза.

 

ФЭС. Кабинет Рогозиной.

…он и сейчас находится на своей темной стороне…

Приятного молодого человека звали Вячеславом.

— …Для меня это шок… Вы думаете, Саша — Органист?

— Мы пока не знаем, — ровно проговорила Галина Николаевна. — Но у него был мотив. И главное, он во всем сознался…

— Странно… — Вячеслав профессионально сложил пальцы шатром. — Я наблюдаю его уже больше полугода… И ничего, похожего на приступы, не замечал… Понимаете, у Саши вялотекущая шизофрения, которая может лечиться медикаментозно, стационар необязателен…

— А на что он способен во время приступа? — поинтересовалась Рогозина.

Психотерапевт задумался.

— Сложный вопрос. Пожалуй, самый подходящий ответ — на все. Дело в том, что во время приступа он перестает себя контролировать… И ничего потом не помнит.

— Как же он тогда все нам рассказал?

— Возможно, он и сейчас находится на своей темной стороне… Но это легко проверить. Он должен был пить лекарства, которые я ему прописываю каждую неделю. Возьмите кровь на анализ и увидите… — Вячеслав помрачнел. — Если он игнорировал лечение, вероятность приступа становится крайне высокой.

…На фэсовской кухне уютно фырчала кофеварка. Круглов сидел, упираясь локтями в стол, Тихонов — развалившись на стуле. Оба пили божественно ароматный напиток и блаженствовали. В такие минуты даже майор милиции начинает думать о разумном, добром, вечном.

— Иван, я… извиниться хотел.

— Извиняйтесь, — милостиво разрешил хакер и сделал очередной глоток.

От неожиданности Круглов поперхнулся собственным кофе.

— Ну ты наглец… — Он придирчиво оглядел себя и стол, убедился, что все в порядке, и снова подобрел. — Все-таки здорово ты это сделал. С Грецией…

В этот момент на кухоньку заглянуло новое лицо.

— Добрый день, — сказало лицо.

Круглов отставил чашку. Принял официальный вид.

— Здравствуйте. Чем могу?..

— Меня зовут Шитин Андрей Васильевич, — представился посетитель. — Работаю судмедэкспертом в Восточном округе.

— Да? Очень приятно…

— Вот, — эксперт открыл папку, — результаты обыска на квартире у Овечкина.

— А, — оживился майор. — Вы по этому вопросу… Что ж вы сами-то приехали? Могли послать кого-нибудь.

— Да мне не в тягость. Интересно же взглянуть на новую службу. Может, окажусь полезным.

— Ну, садитесь, коли так, — Круглов поднялся из-за стола и полез в шкафчик за чашкой. — Чаю?

Эксперт деликатно уселся на ближайший свободный стул и улыбнулся:

— Не откажусь.

Круглов, пошелестев чайными пакетиками, включил чайник и неспешно возвратился на свое место.

— Так что по обыску? — вернулся он к прерванному деловому разговору.

— А, да… Нашли рецепты, много. На барбитунол.

Майор кашлянул.

— Больше ничего?

— Еще сам барбитунол в капсулах. И никаких следов пребывания посторонних. Такое ощущение, что к этому Овечкину вообще никто не приходил.

Круглов снова поднялся.

— Понятно. Спасибо. Вы нам очень помогли.

Эксперт тоже вскочил, забыв про чай.

— Я бы еще… Я хотел спросить…

— Да? — не глядя на него, сказал майор. — Что?

— Вам персонал не нужен?

— Персонал? — машинально, будто находясь в другом месте, спросил майор.

— Ну да, — заторопился эксперт. — У меня большой опыт… Отзывы только положительные. Вот… благодарности, грамоты…

Из той же папки с экспертным заключением он извлек все названное. Круглов почесал в затылке и тем же отрешенным голосом проговорил:

— Грамоты — это хорошо… А что вы уме… — и тут он наконец вернулся на грешную землю, вернее, на ее конкретный пятачок — пол кухни Федеральной Экспертной Службы. — А, ну да. Простите. — Внезапно в его глазах загорелся огонек. — Знаете что? Вот сидит наш главный по кадрам.

Теперь уже подавился кофе лучший в мире хакер.

— Вы ему все подробно расскажите, а он уж решит, пригодитесь вы нам или нет, — как ни в чем не бывало продолжил Круглов. — Правда, Иван?

И снова погрузившись в свои мысли, вышел из помещения, забыв попрощаться с визитером.

— С удовольствием, — процедил Тихонов и мстительно добавил в след шутнику. — Товарищ прапорщик.

* * *

А вот полковнику Рогозиной в эти минуты было не до розыгрышей. Ей для экономии времени пришлось здорово освежить свои криминалистические навыки. Вернее — биохимические знания. Учитывая, что по первому образованию Рогозина была как раз химиком, ей вполне хватало опыта на то, чтобы, не отвлекая выполняющих ее же срочные задания сотрудников, сесть за микроскоп, исследуя взятую на анализ кровь бывшего представителя греческого туроператора. А ныне — шизофреника Овечкина.

За ее плечом, наклонившись, в ожидании результата замер психотерапевт Вячеслав.

— Следов барбитунола в крови не обнаружено, — наконец вынесла она уверенный вердикт.

Вячеслав глубоко вздохнул.

— Значит, он игнорировал лечение… Но как я мог этого не замечать? Мы же виделись два раза в неделю!

Он помолчал и уже тише спросил:

— Вы позволите, я с ним поговорю?

— Извольте, — вопреки инструкции согласилась хозяйка ФЭС. Сейчас было не до формальностей. Время для последней жертвы включило обратный отсчет. И сколько ей еще отмерено — не знал никто. Значит, надо оперировать секундами, а не часами.

* * *

Но пока что с Овечкиным общался Круглов. Оставив шутки с Иваном, он решил во что бы то ни стало узнать, где подонок держит девочку. И цель в данном случае оправдывала ЛЮБЫЕ средства!

Когда майор появился в допросной, выражение его лица не предвещало оппоненту ничего хорошего. Он неторопливо запер дверь, продемонстрировал. Овечкину ключ и спрятал оный ключ в карман брюк.

Потом, улыбаясь, направился к столу.

Сел.

Достал из кобуры пистолет.

Положил на стол.

— Хочу тебе сказать от всего сердца, — обратился он к Овечкину, — я тебя понимаю.

— В смысле? — проблеял Овечкин, до смерти перепуганный происходящим.

— Понимаю, — Круглов развел руками. — Эти наглые туристы просто воспользовались случаем, чтобы срубить деньжат по-легкому. С греков. И срубили. А греки отыгрались на тебе. Я понимаю. Я бы тоже злился.

— Правда? — В голосе бывшего представителя туроператора впервые зазвучали человеческие нотки.

— Конечно, — решительно сказал Круглов. — Я же тоже человек. Я бы тоже старался очиститься. И у тебя есть шанс очиститься до конца. Скажи, где девочка. И ты станешь абсолютно чистым. Мы тебя отпустим. Я тебе обещаю.

Овечкин неожиданно улыбнулся.

— Хитрый вы. Смешно все это! А что мне там делать? Если бы вы меня не нашли, я бы сам к вам пришел… Вы понимаете, насколько это страшно, когда тебя признают виновным в том, в чем ты не виноват…

— Да, — горячо поддержал его Круглов. — Я проходил через это. Хочешь, расскажу?

Овечкин кивнул.

— Я несколько лет назад убил одного человека. Подозреваемого. Просто взял пистолет, вот так… — Майор продемонстрировал, как именно. — Подошел к нему… — Глаза Овечкина округлились от ужаса, когда Круглов как-то мгновенно поднялся из-за стола и оказался у него за спиной. — Он тоже дрожал, как ты. Подошел, засунул ему пистолет в рот, и… нет, не выстрелил. Просто спросил, где он прячет заложников. Ты знаешь, он очень хотел сказать. Но не мог, пистолет-то был у него во рту. А я случайно… или, кто знает, может и не случайно… может, мне вообще не важно было, где эти заложники… в общем, нажал на курок. Мозги были повсюду, просто отвратительно. Но сейчас я буду осторожнее. Наверно.

Без всякого перехода Круглов схватил Овечкина за волосы, поднял со стула, протащил несколько шагов, припечатал к стене и засунул дуло пистолета ему в рот.

— Где девчонка? Говори, сволочь! Убью!

Сквозь отчаянное «ы-ы-ы-ы» майор не сразу расслышал стук в дверь. Потом стук перешел в грохот.

Круглов с трудом разжал пальцы.

— Повезло тебе…

Он неторопливо подошел к двери и открыл ее. За его спиной Овечкин стек по стенке на пол.

Рогозина, вбежавшая в допросную первой, в секунду оценила ситуацию.

— Товарищ майор, выйдите из допросной. Немедленно.

Не глядя на нее, Круглов засунул пистолет в кобуру и метнул на Овечкина яростный взгляд:

— Я с тобой еще не закончил. — Он вышел, громко хлопнув дверью.

Немного помолчав, Галина Николаевна наконец подняла глаза и посмотрела на психотерапевта. Ей было безумно стыдно и неприятно, что посторонний, хуже того — свидетель по делу — оказался очевидцем этой отвратительной сцены. «Хорошая же слава пойдет о нашей службе», — раздраженно подумала она про себя, а вслух спокойно-деловым тоном произнесла:

— Я думаю, вам лучше будет с ним поговорить в другой раз. Посмотрите, как он сейчас напуган.

Трясущийся Овечкин умудрился добраться до стула и даже заползти на него. Как альпинист на горный пик.

— Да-да, конечно, — пробормотал растерянный Вячеслав. — Если вам понадобится моя консультация… я всегда рад помочь… Всего доброго.

С учетом сложившейся ситуации предложение психиатра прозвучало весьма двусмысленно. Но вроде бы в его голосе не было ни намека на злорадство.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Рогозина и через секунду с облегчением услышала, как за посетителем хлопнула дверь.

 

ФЭС. Коридоры власти.

«…другой мужик увидел, как баба его отчитывает!»

Круглов, злющий как черт, мерил шагами коридор. Когда зазвонил мобильник, майор схватился за него даже с некоторой радостью.

— Да? Добрый день, Руслан Султанович. Хотя какой там добрый…

— Слушай, майор, — начальство было прямолинейно, как никогда. — Рогозина Рогозиной, но мне нужна девочка. Если ты ее не найдешь, на хрена мне вообще твой маньяк нужен? Я сам понимаю, сам не в восторге от этого. Ты там жми его как хочешь, но найди мне девочку! Живую. Ты меня понял? Я не могу дать тебе санкции забрать Органиста! Официально операцию ведет Рогозина! Да, это решение начальника! Все. Отбой.

В трубке послышались гудки.

Как раз в этот момент из допросной появилась упомянутая Рогозина.

— Товарищ майор, — заговорила она, подойдя. — У меня к вам два слова.

— У меня к вам больше, — без особого пиетета отозвался Круглов.

— Но слушать будете вы, а говорить — я, — отчеканила полковник милиции. — Пока я здесь начальник. Это понятно? Отвечайте.

— Так точно, — дежурно ответил майор.

Рогозина немного сбавила тон:

— Я понимаю, вами движут благие намерения. Вы хотите спасти девочку. Но пока вы работаете под моим началом, вы будете использовать в работе только те методы, которые приемлемы для меня. Это понятно?

— Так точно, — глядя мимо нее, повторил Круглов.

— То, что сейчас произошло… для меня неприемлемо категорически. Я считаю такие методы — а — вредящими делу, б — в принципе недопустимыми при общении с подозреваемыми и обвиняемыми. Если такое повторится еще раз — наша с вами совместная работа закончится. И никакие Руслан Султанычи вам не помогут. Это понятно?

— Так точно, — как робот произнес в очередной раз Круглов.

Но Рогозина не сомневалась — именно из-за демонстративной реакции подчиненного, — что тот ее услышал.

Обстановку немного разрядило появление Ромашина. Пожилой патологоанатом, поняв, что еще шаг, и он встрянет в неприятный разговор, попытался было отойти, но Рогозина повернулась к нему с вопросом:

— Что у вас, Петр Сергеевич?

— Для следственного эксперимента все готово, Галина Николаевна, — ответил он.

— Отлично. Ждите нас в морге.

— Хорошо.

Он развернулся и пошел обратно по коридору, держа руки в карманах белого халата.

Круглов был красен как рак — другой мужик увидел, как баба его отчитывает!

Но баба не собиралась оставлять свою жертву в покое.

— Николай Петрович, я надеюсь, между нами не осталось недоговоренностей?

Он стиснул зубы.

— Да нет. Все предельно ясно.

Они отвернулись друг от друга, и каждый на предельной скорости зашагал в свой конец коридора.

 

ФЭС. Морг.

«Гражданин Овечкин, возьмите скальпель…»

На операционном столе тихо и мирно, словно в мясницкой, возлежала свиная туша. Заслуженный патологоанатом перебирал инструменты, компьютерный гений заряжал камеру.

Оба оглянулись, когда в помещение вошла Рогозина.

— Все готово? — спросила она.

— Да, — ответил Тихонов, ловя ее в объектив.

— Иван!

Он примирительно поднял руки вместе с камерой.

Послышались шаги, и в морге появились двое — Овечкин в наручниках и сопровождающий милиционер.

— Снимите с него наручники, — распорядилась Галина Николаевна.

Милиционер, выполняя ее приказание, с любопытством смотрел не на Овечкина, а на свинью.

— Подойдите сюда.

Овечкин послушно приблизился к столу. Он был настолько напуган и заинтригован, что даже не отреагировал на появление Круглова. Впрочем, и майор вел себя непривычно скромно — тихонько устроился в углу, никак не обозначая свое присутствие.

— Иван, снимаешь? — негромко поинтересовалась Рогозина.

— Так точно, — в тон ей отрапортовал Тихонов.

— Гражданин Овечкин, — уже громче проговорила она, — возьмите скальпель.

Тот с интересом посмотрел на нее. Потом, словно смирившись с капризом, приподнял брови, пожал плечами и взял блестящий инструмент.

Ромашин, наблюдавший за происходящим, даже дернулся, словно хотел поправить нерадивого экзаменуемого, решив, что Овечкин сейчас по ошибке ухватится за лезвие.

— Теперь сделайте на свинье точно такие же разрезы, какие вы делали на своих жертвах, — продолжила Рогозина.

Овечкин замер со скальпелем в руке. Круглов аж приподнялся, глядя на него во все глаза.

Растерянный взгляд на Рогозину… на свиную тушу… на скальпель… в камеру…

— Вы понимаете меня?

— Отлично понимаю, — это прозвучало даже несколько заносчиво.

Овечкин решительно занес скальпель и сделал на туше несколько разрезов.

Круглов торжествующе улыбнулся, глядя на молчащую Рогозину.

Помедлив пару мгновений, она подошла к Овечкину и забрала у него скальпель.

— Все, Иван.

Тихонов опустил камеру, а Галина Николаевна повернулась к милиционеру.

— Уведите.

Тот застегнул наручники на запястьях Овечкина и вместе с ним покинул морг.

— Петр Сергеевич, сколько времени вам понадобится на сравнительный анализ? — спросила Рогозина у Ромашина.

— Немного. В пределах часа, — ответил тот, подходя к столу.

— Хорошо. Не будем вам мешать.

Она дала знак Круглову и Тихонову и вышла вместе с ними.

Ромашин отделил от свиной шкуры фрагменты с разрезами и, в свою очередь, разделил их на части. Поместил кусок кожи на предметный столик большого микроскопа, посмотрел в окуляры. Вставил другой кусок во второй микроскоп, снова посмотрел.

Вертикальные разрезы не совпадали.

Ромашин повернул препараты на девяносто градусов. Разрезы стали горизонтальными. Конденсоры позволяли видеть все неровности, все детали. Но Ромашина снова постигло разочарование — разрезы категорически отказывались совпадать.

Патологоанатом оторвался от микроскопа и начал снимать перчатки.

— Вы как раз вовремя, Галина Николаевна, — проговорил он, не оборачиваясь, когда вошла Рогозина. — Это не он.

— Вы уверены?

— Да, — ответил Ромашин. — Разрезы на свинье делал дилетант. Рискну предположить, что скальпель он держал первый раз в жизни.

— Спасибо, Петр Сергеевич, — со вздохом сказала Рогозина. — Жду вас через десять минут у себя. Будем думать, что делать дальше.

 

ФЭС. Кабинет Рогозиной

— Итак, следственный эксперимент показал, что разрезы на жертвах делал не Овечкин.

В обычных офисах планерки, как правило, не вызывают большого энтузиазма. Но не в Федеральной Экспертной Службе. Здесь они в последние часы походили на бои разъяренных быков.

— Чушь! — взвился Круглов. — Он мог специально сделать другие разрезы.

— Мог, — Ромашин развел руками. — Но я бы увидел руку профессионала в любом случае. Разрезы же Овечкина — разрезы дилетанта.

Круглов не желал сдаваться.

— Ну и что? У него мог быть сообщник… Галина Николаевна, уж не хотите ли вы его отпустить?

— А что у нас против него есть? — в лоб спросила его Рогозина.

— Как — что? Мотив! Признание! Вам мало?!

Рогозина, сама того не замечая, тоже повысила голос.

— Овечкин болен шизофренией. Так что его признание недорого стоит. Он мог убедить себя в том, что он — убийца. И теперь свято в это верит. Кстати, это объясняет и то, что он не говорит, где последняя жертва. Он просто этого не знает.

— А мотив?

— А презумпция невиновности? — парировала Галина Николаевна. — Или вы обычно сажаете человека только за то, что у него есть мотив? В любом случае, я назначила Овечкину психологическую экспертизу. Но мы теперь точно знаем, что резал не он.

Как раз в этот момент зазвонил ее телефон.

— Прошу прощения. — Она поднесла мобильник к уху. — Слушаю. Понятно. Мы выезжаем. Как — не надо? Куда увезли? Кто вам позволил?!

Она несколько секунд молчала, слушая ответ, потом жестко проговорила:

— Срочно везите тело к нам.

Нажала на кнопку отбоя. На мгновение закрыла глаза. Сделала глубокий вдох.

— Найден труп девочки. Брюшная полость зашита.

— Гущина? — хрипло спросил Круглов.

— Нет. Но там есть кое-что новое. В нее стреляли. Труп уже забрали в районный морг. Нас не сразу сообразили подключить из-за огнестрела. Труп сейчас привезут. — Рогозина повернулась к Ромашину. — Петр Сергеевич, проконтролируйте, пожалуйста. И в кратчайшие сроки жду вашего отчета по новому трупу.

Она поднялась со стула и вышла прежде, чем кто-то успел сказать хоть слово.

 

Москва. Паника 6.

«Вам плохо?» — «Мне хорошо…»

Дядька, идущий за ними по аллее, не приближался. Девочки, как маленькие зверьки, почувствовав запах опасности, сжались в комочки и замолчали. Потом не выдержали и бросились бежать.

Страшный низкий голос за их спинами громко сказал кому-то:

— Подожди. Я перезвоню тебе.

И бросился бежать за удаляющимися фигурками.

* * *

В одиннадцатой квартире никого не было. Неудивительно, что делать гастарбайтерше в разгар рабочего дня дома? Она же не на курорт приехала.

Сникшая, как-то сразу постаревшая и ссохшаяся Клавдия тяжело спускалась по лестнице. Куда теперь бежать? Что предпринимать? В милицию идти? Бессмысленно! Что же делать? Что? Что?! Чтоооо???

— Тетя, мы ничего не говорили, — вдруг вернул ее к действительности детский голос. Она и не заметила, как начала говорить вслух. Вернее — кричать.

Перед ней стояло два пацана лет восьми.

— Ребят, — уже практически машинально спросила она, — вы девочку из одиннадцатой квартиры не видели?

— Ксюху? А она в кино пошла. С какой-то мелкой. Из соседнего корпуса…

Последние слова застали Клавдию уже в дверях подъезда. Она вылетела на улицу и бросилась к автобусной остановке. Точно, 786-й ведь идет к новому кинотеатру. Остановки три, наверное…

* * *

— Девочки, — голос догнал их в две минуты, — вы что одни в парке делаете? Вам что, не говорили, что без взрослых нельзя по городу ходить?

— А мы с мамой, — уверенным, как ей казалось, голосом соврала Ксюша. — Она… Ну во-он за те деревья зашла. Ну… Колготки править. И сейчас выйдет…

— Не ври! — строго одернул ее прохожий. — Я давно за вами наблюдаю. Ну-ка, давайте я вас до дома провожу.

— Мы никуда с вами не пойдем! — уже не скрывая страха, хором прокричали девочки.

Мужчина смягчил напор.

— Ну хорошо, хорошо, все правильно. Давайте так? Я пойду первыми, а вы — за мной. Я не буду видеть, если вы убежите или спрячетесь. Только не делайте этого! Обещайте! Вместе выйдем на улицу. Подойдем к остановке. Там всегда много народу и бояться меня уже будет нечего. Там я вам дам, тебе, — он кивнул старшей, — дам телефон, и ты позвонишь вашей маме.

— Я не с мамой живу, — зачем-то совсем некстати призналась та.

— А с кем?

— С тетей…

— Ну, значит, тете позвонишь.

— У нее нет телефона. Она на такие глупости деньги не тратит…

— А я знаю мамин телефон, — вдруг вступила в разговор малышка. — Мы с папой в воскресенье циферки учили. И научились маме звонить.

— Вот и хорошо…

* * *

Клавдия не вышла… не выпрыгнула… она вылетела из автобуса. Прямо напротив остановки сверкало зеркально-стеклянными боками могучее строение нового московского архитектурного стиля а-ля Газпром. В нем на четвертом этаже был кинозал.

Вдруг под мышкой заверещал мобильник. С трудом нащупав его в недрах черной дыры, именуемой в народе «маленькой женской сумочкой», она торопливо крикнула микрофон:

— Але!

Оттуда донесся родной голосок:

— Мамочка!..

…Симпатичный молодой человек, увидев, как только что бежавшая на сумасшедшей скорости женщина вдруг — как в рапиде — начала оседать на асфальт, едва успел подскочить и подхватить ее.

— Вам плохо? Может, «скорую» вызвать?

— Не надо… — тихо ответила она. — Мне хорошо.

И впервые за эти страшные часы заплакала…

 

Москва. Съемная квартира.

Учитель и ученик. Собственный Путь

Пожилой китаист Станислав Семенович с удовольствием прихлебывал зеленый чай из фарфоровой чашки.

— Знаете, сначала я не хотел к вам ехать, — сказал он. — Он, думаю, молодой, приедет сам, если так уж хочется попрощаться со стариком. А потом решил все-таки не считаться… Вы хороший ученик, не чета моим нынешним студентам… Без вас будет скучно.

Волков сидел рядом и молча вертел в руках маленький нож для бумаги — с костяной ручкой и лезвием длиной с фалангу пальца. Станислав Семенович всегда был не прочь как следует почесать языком в свободное от занятий китайским время, и Волков давно знал, что лучшая тактика поведения с пожилым профессором — играть в благодарного слушателя и всячески поддакивать.

— Жене сказал, что поеду попрощаться с нашим «последним из могикан», хе-хе-хе… — хриплый смех перешел в старческий кашель. Когда китаист с ним справился, на глазах у него выступили слезы. То ли от кашля, то ли пожилой профессор действительно так дорожил своим последним толковым учеником.

Волков немного подумал и отложил отравленный ножик. Что ж, этой антикварной вещицей он воспользуется как-нибудь в следующий раз.

— Спасибо, Станислав Семенович, — проникновенно сказал он. — Вы даже не представляете себе, как вы мне помогли!

— О, пустое, не тратьте слов! Я умею ценить усердие и могу сказать, что вы помогли мне не меньше. Самим фактом своего существования. Как вы ловко перевели этот трактат… как то бишь его…

— «Дух бесконечности».

— Да! Для двух лет домашнего обучения языку у вас просто поразительные успехи!.. При том, что этот самый «Дух…» довольно скучная и архаичная работа. Но у нас почему-то пользуется популярностью. Наверное, есть в этих учениях что-то близкое русскому человеку… какая-то достоевщина… Вы-то хоть на нее не подсели?

Волков лучезарно улыбнулся, что можно было трактовать как угодно.

— Да мне самому смешно, — весело сказал Станислав Семенович. — Я никогда не задаю подобные вопросы серьезно. С одной стороны — это вроде бы и не мое дело, а с другой — я всегда знаю, какой человек сидит передо мной. Вы — человек серьезный, привыкший добиваться своего. У вас собственный путь, я это давно понял.

— Вы правы. У меня собственный Путь… — сказал Волков.

— Знаете, а мне ведь будет не хватать наших с вами занятий…

— Спасибо, Станислав Семенович! Мне тоже будет вас не хватать. Но я все решил давно. Поеду. Сначала рейсом в Шанхай, а уж там… — Волков неопределенно махнул рукой, что должно было означать безграничные возможности для перемещений, открывающиеся в Шанхае.

— Надолго?

— Не спрашивайте, я сам не знаю. Как получится, как приживусь в новом климате. Очень может быть, что навсегда.

Старый профессор тяжело вздохнул.

— Ну, тогда вы успеете обучиться там устной речи, — сказал он. — Среди коренных носителей языка. Произношение у вас, к сожалению, до сих пор ужасно хромает.

 

Москва. Площадка автошколы МВД.

У вас сколько аварий в день обычно бывает?

Татьяна Белая понуро стояла у видавшей виды машины. В двух шагах от нее замдиректора автошколы МВД Артем с неподдельным интересом оглядывал вмятины и царапины на видавшем виды средстве передвижения.

— Это что, ваша? — спросил он наконец.

— А что, непохоже? — Белая вздернула подбородок. — Я же на прошлой неделе на ней приезжала.

Артем поскреб в затылке.

— Ну… на прошлой неделе она выглядела лет на пять моложе. У вас сколько аварий в день обычно бывает?

— Очень смешно.

— Нет, я серьезно. — Он сунул руки в карманы. — Татьяна, давайте договоримся. Сегодня вы приезжаете к нам в последний раз. Во-первых… извините, конечно, но вы в наших структурах уже не работаете. Во-вторых, просто страшно. За вас, за себя… За Василия вот…

Он указал на подошедшего автоинструктора.

— Опять вы, — безнадежно проговорил инструктор, глядя на Белую. — Только давайте сегодня спокойно, Танечка.

— Да не волнуйтесь вы так, — с вызовом проговорила она. — Я вообще могу где-нибудь в другом месте потренироваться.

Василий махнул рукой.

— Ладно. Залезайте.

Татьяна Белая села на водительское место, Василий — на пассажирское.

Машина… нет, не тронулась… Она как-то странно дернулась. И продолжила перемещаться рывками, будто прыгая. И после каждого прыжка останавливаясь отдохнуть.

Артем фыркнул. Какое-то время он наблюдал эту душераздирающую картину, потом, махнув рукой: «Ну неужели не понимает, что не дано?!» — отошел в сторону.

 

ФЭС. Морг.

…у нас опять ничего нет…

Круглов вошел в помещение морга первым. Ромашин, производивший вскрытие, поднял на него удивленный взгляд.

— Вы рано. Я только начал. Вот, пулю извлек. — Он кивнул на бобовидный тазик, в котором лежал кусочек металла. — А к вскрытию только приступаю.

— Да все равно деть себя некуда, — безрадостно сказал Круглов, остановившись у соседнего стола. — Рогозина куда-то исчезла, сказала ждать ее здесь. На пустыре, где труп нашли, только рисунок протектора. В общем, у нас опять ничего нет.

— Есть пуля, — не отрываясь от своего занятия, напомнил Ромашин. — Хотя рана не была смертельной — пуля попала в плечо. Стреляли с близкого расстояния… Кстати, установили личность девочки?

— Да. Липатова Алена. Ее не было в «списке семнадцати». Заявление о пропаже поступило в отделение милиции несколько часов назад. Вы же знаете, теперь из-за Органиста заявления о пропаже принимают сразу. Родители уже были на опознании в районном морге.

Патологоанатом поднял голову и посмотрел на майора.

— Печень и почки отсутствуют.

 

Москва. Площадка автошколы МВД.

Вам… Не надо… Вам за руль… Никогда!

Помятый автомобиль носился по площадке, сшибая конусы, расставленные в качестве препятствий. Со стороны казалось, что это и есть главная задача водителя — снести как можно больше полосатых противников.

За удивительной картиной — из чувства самосохранения на почтенном расстоянии — наблюдали, покуривая, все свободные в эту минуту сотрудники автокурсов. Кто же добровольно пропустит такой бесплатный цирк на колесах?

Неожиданно — или вполне ожиданно? — на площадке нещадно завизжали тормоза. Из остановившейся машины пулей вылетел инструктор, обежал ее спереди и распахнул дверцу со стороны водителя. Потом метнулся к капоту и поднял крышку. Оттуда повалил дым.

Татьяна нерешительно выбралась наружу и робко спросила:

— Что, совсем плохо?

Василий не матерился в присутствии обучающихся. Но в его глазах можно было прочесть весь словарь ненормативной русской лексики.

— Вам… Не надо… вам за руль… Никогда!..

— Да? — с искренним огорчением проговорила Белая. — Ну, все равно спасибо. А что с ней?

Она указала на машину.

— С ней? — Инструктор смотрел на Белую, как хирург на коновала. — Она очень устала. И боится… дальнейшей эксплуатации.

Последовал нерешительный вопрос:

— А… вы почините?

Василий перевел дыхание и, кажется, смирился с судьбой.

— Приходите завтра. Тут радиатор потек. — В его голосе зазвучал металл. — И возьмите с собой кого-нибудь, чтобы до дому довезли! Я вас за руль не пущу!

— Спасибо…

Она направилась к выходу с площадки.

— Да, Татьяна, — резюмировал Артем, бросив сигарету, — водите вы, конечно… не приведи господи… Сдайте-ка вы ее на металлолом и начните пользоваться услугами метрополитена.

— Спасибо за совет, — ледяным тоном ответила Белая.

— А интересно, за что вас из органов поперли? — спросил Артем, проявив недюжинную осведомленность. — Может, вы и стреляете так же, как водите?

Губы Белой сжались в тонкую линию. Она выхватила пистолет, висевший в кобуре у него на поясе, и, глядя Артему в глаза, выпустила куда-то в сторону целую очередь.

Когда патроны закончились, выражение его лица можно было определить фразой «глаза вылезли на лоб».

Только теперь он сообразил посмотреть, куда она стреляла.

На плакате, висевшем примерно в ста метрах от них, были четко видны… — пальцевая комбинация понятия «фак» и смайлик сбоку.

Белая подошла к Артему и засунула ему пистолет в кобуру. Автоначальник все еще не приобрел способности передачи мыслей и эмоций вербальным путем. Поэтому продолжал стоять как истукан. Став снова миловидной хрупкой блондинкой, Таня в презрительном молчании повернулась к нему спиной и направилась к выходу с площадки. И только тут она увидела, что к ней направляется полковник Рогозина.

Белая стремительно бросилась ей навстречу. А за ней — пришедший в себя от начавшейся движухи Артем. Он, правда, бросился не к Рогозиной, а к Белой. Потому что его неожиданно осенил весьма важный вопрос.

— А ну стой! Кто мне патроны возместит, блин?

Рогозина, видевшая со стороны всю сцену, усмехнулась, показала свое удостоверение и успокоила вопрошавшего:

— Я. Пришлете завтра утром рапорт на мое имя.

Он проверил удостоверение и отдал честь.

— Есть, товарищ полковник.

Женщины отошли. Артем, красный как рак, старался не глядеть в сторону двух милиционеров (не считая погрузившегося в автомобильные недра Василия), которые оказались свидетелями этой сцены.

Галина Николаевна Рогозина и Татьяна Белая подошли к джипу.

Девушка заговорила, как будто продолжала недавно прерванную беседу:

— Работаю в стрелковом клубе на Рублевке. Учу стрелять… Платят — как маршалу, блин. Скучно только…

— А хочешь, Таня, много интересной работы? — как бы между прочим спросила Рогозина.

Белая усмехнулась:

— Как всегда — без выходных, отпусков и премий?

— Зато на самом современном оборудовании и под моим началом.

— А с завтрашнего дня можно? — прикидывая что-то, спросила Белая.

— Нет! Можно — через полчаса. Как только доедем, — отрезала полковник Рогозина, открывая дверцу джипа. — Слушай, а за что тебя из органов, а, Тань? Я что-то не верю в «служебное несоответствие».

— Правильно не верите. — Уголок рта Белой дернулся в кривой улыбке. — Там по протекции взяли какого-то нового баллиста, полного идиота. Ну, а на двоих у них ставки не было… Я и сказала все, что думаю…

— Понятно. Ладно, поехали.

Дверцы хлопнули почти одновременно. Джип тронулся с места.

 

ФЭС. Морг.

Органы доставали уже из мертвого тела

Когда Рогозина и Белая появились в морге, Ромашин уже заканчивал вскрытие. Рядом с ним стоял Круглов.

— Петр Сергеевич, Николай Петрович, — с оживленной улыбкой проговорила Рогозина, — вот, прошу любить и жаловать — наш новый баллистик. Татьяна Белая. Как извлечете пулю, отдайте ей. Таня — лучшая в своей области. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

— Лучшая? — недоверчиво повторил Круглов. — Она стрелять-то вообще умеет?

Миниатюрная Белая снова, как двадцать минут назад, подобралась и побледнела.

Рогозина примиряюще подняла руку.

— Николай Петрович, не советую задавать Татьяне подобные вопросы. Не советую. Хотя и приказывать не буду. Решайте сами.

— Простите, — подал голос Ромашин. — Вот пуля.

Он взял со стола пакет и передал его Белой.

— Таня, иди в лабораторию, — сказала Рогозина. — Там познакомишься с нашим компьютерщиком, Тихонов Иван его зовут, он тебе покажет твое рабочее место.

— Хорошо. — Белая повернулась к Ромашину. — Приятно было познакомиться.

Когда она вышла, патологоанатом стянул с рук перчатки. Рогозина вопросительно посмотрела на него.

— По телу. Органы вынуты профессионально. Зашито тоже со знанием дела, очевидно, человеком с медицинским образованием.

— Органист? — напряженно спросила Рогозина.

— Вполне возможно. — Ромашин задумался. — Но вот пулевое ранение… Девочка умерла от потери крови. Органы доставали уже из мертвого тела.

Галина Николаевна повернулась к Круглову.

— Откуда она исчезла?

— Играла днем на детской площадке, — ответил тот. — Домой не вернулась.

— Что ж, поехали на детскую площадку.

 

ФЭС. Лаборатория.

Посинели не только волосы, но и половина лица

Тихонов гипнотизировал взглядом симпатичную девушку. Но та уделяла все внимание только микроскопу и пуле на предметном столике оного, исследуя бороздки и царапины на дурацком куске свинца.

Спустя пятнадцать минут такое положение дел перестало устраивать компьютерного гения окончательно. Он поднялся со своего стула и подошел к Белой.

— Ну, как успехи?

— Стреляли из обычного «пээма», — не поднимая головы, ответила она.

— Гениально. И что дальше?

Красотка оторвалась от микроскопа.

— В каком смысле?

— В прямом. Какие планы на вечер? Театр, цирк, кино?

Белая деликатно сделала вид, что приняла наглый — учитывая пятнадцатиминутный стаж знакомства — вопрос за шутку. Но, увы, ее деликатность оценена не была. Не была она, похоже, даже замечена. Потому что Тихонов, ни на что не обращая внимания, продолжал вовсю кадрить новую сотрудницу. Пришлось все-таки его отшить. Пока — мягко. Мол, я вообще-то не завожу романы на работе. Но разве наглого гения смутишь такой мелочью? На это у него нашелся вполне логичный ответ:

— Так я и не предлагаю на работе… За бортом, — глядя на нее ясными голубыми глазами, промурлыкал он.

— За каким бортом?

— За любым, — Тихонов придвинулся к ней вплотную. — Таня, скажу тебе честно — у меня полтора года не было женщины…

И с этим сокровенным признанием он сделал попытку приобнять ее за плечи. Белая собрала в кучку тающее на глазах терпение и якобы спокойно отодвинулась. Уж больно не хотелось в первый же рабочий день начинать знакомство со скандала. Но отделаться от компьютерного гения было не так-то просто. Остапа понесло…

Однако Тихонов еще не знал, с кем связался. На столе за его спиной Белая нащупала какую-то склянку и, едва успев прочитать название — «Натуральный пищевой краситель», — вылила ее содержимое темно-синего цвета на голову настойчивому кавалеру.

На реакцию героя-любовника стоило посмотреть. Он с воплем вскочил, вцепился пальцами в шевелюру, подбежал к зеркалу. Там он с ужасом обнаружил, что посинели не только волосы, но и половина лица.

Симпатичная девушка Таня рыдала от смеха, согнувшись в три погибели.

 

Москва. Детская площадка.

«Гнать его надо! Ничего не может!»

Это была самая обычная детская площадка — песочница под облезшим грибом, горка, металлическая карусель, качели с сиденьем из старой покрышки. Обитатели площадки тоже были самые обычные — дети, гулявшие перед ужином, и их бабушки.

Дети играли, бабушки присматривали за ними, сидя на скамейке. Появление новенького микроавтобуса заинтересовало их.

— Похоже, здесь, — сказал Круглов, выключая двигатель. — И чего мы ищем?

— Не знаю. — Рогозина решительно открыла дверцу со своей стороны. — Пойдем к бабулькам. Пообщаемся.

Сказано — сделано.

Бабушки, сразу понявшие, что их будут расспрашивать, приняли важный вид.

— Добрый день. — Рогозина показала удостоверение. — Скажите, вы сегодня днем, часа в два-три, здесь сидели?

Одна из бабушек отозвалась:

— Я была, да…

— Да брось ты! — перебила ее другая. — Ты домой пошла, к сериалу своему — он у тебя в два начинается. А мы с Кларой остались.

— Точно-точно, так все и было, — кивнула третья.

Круглов достал из кармана фотографию Алены Липатовой.

— Вы ведь знаете эту девочку? — спросила Рогозина.

— Конечно, — приглядевшись, ответила вторая бабушка. — Это липатовская девочка. Она здесь играла днем, как всегда.

— А вы не заметили, — глаза Рогозиной сузились, но голос не изменился, — может, к ней кто-то подходил? Или она сама куда-то ушла?

— Да нужно мне больно за ней следить…

— А я помню, — вмешалась в разговор другая бабушка, которую подруга назвала Кларой. — Ее позвал кто-то. На машине. Красной такой.

— И она подошла?

— По-моему, да… Но я не знаю, точно не помню… Стелла как раз тогда вспомнила, как этого… заместителя министра зовут… Ну, который все Органиста поймать грозится, а не может ничего… Мы же об этом говорили… Опять забыла, тьфу ты…

— Султанов Руслан Курбанович, — напомнила вторая бабушка.

Полковник и майор переглянулись.

— Султанович, — тихонько поправила Рогозина.

— Точно, Султанович, — с неожиданной энергией проговорила бабушка Клара. — Гнать его надо!

— Ага, — поддержала ее подруга. — Ничего не может!

— Спасибо вам. — Рогозина улыбнулась пожилым дамам и уже повернулась было к Круглову.

— А еще я какой-то хлопок слышала, — вспомнила бабушка Клара. — Примерно тогда же…

— Хлопок она слышала… — сварливо сказала та, что первой поддержала разговор. — Да ты чайник со свистком на кухне проспишь, а тут — хлопок…

— А что, стряслось что-то? — спросила бабушка Стелла.

— Да, стряслось, — не вдаваясь в подробности, ответила Рогозина.

Они с Кругловым переглянулись и направились в сторону дороги.

 

Москва. Рядом с детской площадкой

А Рогозина и Круглов исследовали предполагаемое место стоянки красной машины. Уже совсем стемнело, и даже любопытные бабушки разошлись по домам вместе с внуками. Как ни хотелось пропитаться новостями для завтрашнего обсуждения — долг звал их кормить малышей ужином и готовить их ко сну. Режим — это, в отличие от мам, каждая бабушка знает точно — дело святое! Даже если на другой чаше весов возможность поиграть в Мисс Марпл. Ну ничего. Фантазии ведь старушкам не занимать. Что не успели узнать — завтра додумают!

На припаркованном тут же, у дороги, автобусе ФЭС горели осветительные приборы.

Собирая с травы в колбу частички крови, Рогозина удивилась про себя наблюдательности бабушки Клары.

— Кровь свежая, появилась здесь недавно, — успела уверенно заявить та, прежде чем ее вежливо попросили покинуть оцепленную территорию.

Круглов сфотографировал след протектора на асфальте.

— Очевидно, он выстрелил в девочку и посадил ее, раненую, в машину. После чего уехал.

— Но почему он стрелял?

Круглов пожал плечами.

— Возможно, она пыталась убежать.

— А остальные семнадцать детей? Не пытались?

Лоб Круглова пересекла глубокая складка.

— Должно же у него было когда-то не получиться.

Рогозина не унималась:

— Но почему мы тогда не нашли труп Гущиной?

Круглов не выдержал:

— Откуда я знаю? Я что, телепат? Может, он ее закопал! Или вообще она еще жива? Откуда мне знать, что у этой суки в голове?!

— Ладно, не кипятитесь. — Она сбавила тон. — Сейчас он наследил достаточно. На месте обнаружения трупа ведь тоже быть следы протектора.

— Да, — сказал Круглов, остывая. — Пойду сравню.

Он направился к автобусу. Рогозина тем временем достала телефон.

 

Москва. Ничем не примечательный дворик.

…Свобода и величие духа уже рядом…

Когда Волков припарковал во дворе свою машину, новенькую иномарку с тонированными стеклами, по телу прошла блаженная дрожь. Он вынул ключи из зажигания и некоторое время посидел на месте, прислушиваясь к себе.

Душа пела. При этом все тело ломило от усталости, ведь в последнее время ему пришлось изрядно потрудиться на грядущую вечность. А душа — пела!

Он только что приблизил себя к заветной цели. Свобода, свобода и ни с чем не сравнимое величие духа были уже рядом. Географически, конечно, далековато, но Волков не боялся этого расстояния. Он знал, что по сравнению с уже проделанной работой преодоление последних шагов Пути — сплошной праздник. К тому же он отправится на Восток вовсе не пешком.

Волков вышел из машины и с удовольствием потянулся. У него остались кое-какие дела. Но с ними будет проще — грязную работу выполнит его верный товарищ.

 

ФЭС. Лаборатория.

…и ушел со всей синей головой в задание начальницы…

Тщетно Таня Белая пыталась отмыть в лабораторной раковине голову Тихонова. Натуральный пищевой краситель оказался ядреным и смываться категорически не желал. Помните, у классиков: «радикально черный цвет»… Ситуация до комичности повторяла известную сцену из «Двенадцати стульев».

Оба так увлеклись помывкой, что вздрогнули от звука затрезвонившего телефона. Девушка в нерешительности замерла.

— Иди ответь, чего стоишь, — злобно пробулькал из-под водяной струи Тихонов.

Белая оставила его голову в покое и взяла телефонную трубку.

— Да. Здравствуйте, Галина Николаевна. У нас? — она посмотрела на фыркающего, как дельфин, великого хакера. — У нас все нормально. Он сейчас не может подойти. Да. Поняла, хорошо. Передам.

Белая положила трубку и сказала:

— Рогозина просит, чтобы ты выслал им на место результаты анализа крови Липатовой.

Тихонов, с грехом пополам вытерев голову бумажными салфетками, прошлепал к компьютеру. В свете дневных ламп синий, с разводами на полголовы колер был виден особенно ярко.

— И, Вань, знаешь, — Белая хихикнула, — голубой тебе очень идет.

Она-то уже совершенно перестала сердиться на незадачливого коллегу — ну разве он виноват, что не знал, что с ней нельзя, как с остальными барышнями? Впредь явно будет поосмотрительней…

У Тихонова на душе было не так светло и благодатно.

— Хоть бы каким другим цветом плеснула, — мрачно буркнул он и ушел со всей синей головой в задание начальницы.

* * *

…Рогозина смотрела в микроскоп. Круглов ждал, пока принтер выгонит результат.

Оторвавшись от окуляров, Галина Николаевна принялась энергично печатать.

Экран монитора был поделен на две части, в обеих — структуры молекул ДНК. Посредине, как мостик, светилась надпись «Совпадение 99 %».

— Кровь на траве принадлежит Алене Липатовой.

— Угу, — сказал Круглов, рассматривая фотографии. — И протектор визуально тот же. Надо будет, конечно, на компьютере проверить, но и без того можно утверждать — это машина того, кто выбросил труп.

* * *

…На экране два рисунка протектора наложились один на другой, и сразу стало ясно, что они полностью совпадают.

Тихонов стукнул кулаком правой руки о раскрытую ладонь левой. Белая издала вздох облегчения.

Однако новоприбывшие не заметили проявления эмоций аборигенов. В первую очередь они обратили внимание на фантастический цвет волос главного компьютерщика.

— Иван… что у тебя на голове? — в ужасе спросила Рогозина.

Тот безуспешно постарался спрятаться в несуществующую тень.

— Да так… несчастный случай…

Круглов не смог удержать смешок.

— А тебе идет. Цвета общества «Динамо». Родная структура как-никак.

Тихонов заметно приободрился:

— «Динамо»? Точно!

Рогозина прошла к хроматоспектрометру, открыла свой чемоданчик и достала оттуда пакет. В пакете оказались частички черной резины.

— Это фрагменты покрышек автомобиля убийцы, — пояснила она, высыпая их в спектрометр. — Иван, проверь на инородные вещества. Как сделаешь — доложишь. А потом срочно голову мыть. Подожди-ка секунду.

Она порылась в ящиках лабораторного стола, нашла какой-то флакон и подала Тихонову.

— Только осторожно, много не лей, а то волосы окончательно сожжешь. Граммов десять на литр воды разведи и можешь смывать свою голубизну.

Тот трепетно прижал флакон к груди.

— Благодетельница! С меня причитается!

Она усмехнулась и вышла из лаборатории.

 

Где-то в Москве. Подвал 1.

Безразличие к мучениям плоти

Волков спустился в подвал, прошел по бетонному лабиринту, открыл деревянную дверь нужного сегмента и щелкнул выключателем. Помещение осветила тусклая лампочка, свисающая с потолка на проводе. Здесь была еще лампа дневного света, но он включал ее, только когда брался за Настоящее Дело — работал над снадобьем или занимался живым материалом. В остальное время Волков предпочитал пользоваться экономичным вариантом освещения.

Здесь было по-своему уютно. Большой стол с множеством склянок, среди которых находились и маленькие емкости с драгоценным, единственным Препаратом; маленький столик с прекрасным набором хирургических инструментов; напротив столика — небольшая железная кровать с провисшей панцирной сеткой. Поверх сетки лежала узкая столешница — немногим шире самой кровати. Это создавало некое подобие операционного стола. Из-за небольшой высоты кровати Волков предпочитал работать с живым материалом, стоя на коленях. Ему было жестко и неудобно на бетонном полу, но Волков терпел.

Если достаточно вольно трактовать изложенные в «Духе бесконечности» правила Пути, именно это от него и требовалось. На начальных этапах нужно было научиться воспринимать все вокруг именно как живой материал, а себя — как сосуд чистого, бесстрастного духа, безразличного к мучениям плоти. Как чужой, так и своей.

На полу лежало старое армейское одеяло. За последнее время оно из голубого стало бурым; к тому же было всегда влажным и жутко воняло мочой и кровью. Волкова, привыкшего к любым проявлениям человеческой физиологии, мутило от одного взгляда на одеяло.

Раньше он всегда заменял кусок ткани, на котором до поры до времени располагался живой материал. Ему было неприятно. А ведь отвращение — это слишком человеческое чувство, да еще из самых простых. Волков понял, что серьезно подвинется на пути к Свободе, если сумеет с ним совладать.

И вот уже два месяца с ним было задубевшее от испытаний волглое одеяло.

Волков сел перед одеялом на корточки, закрыл глаза и попытался очистить свой разум от всего человеческого и наносного. Поза была неудобной, ноги затекали, но он нарочно сел именно так. Постепенно в его сознании загорелся тот холодный и чистый свет, который и был подлинным духом.

Не меняя позы, Волков поднял одеяло и поднес его к лицу.

 

Москва. Подвал 2.

Тесей и известный писатель

Репетиция закончилась, и музыканты зачехляли инструменты. Бас-гитарист Валера сидел на узеньком старом диванчике и внимательно следил, чтобы никто не прихватил лишнего кабеля и не стянул чужую примочку. Кроме него в группе было шесть человек, все — неформалы до мозга костей, поэтому следить приходилось в оба глаза.

Рядом с Валерой на диване сидел… то есть стоял ящик с пивом. Лидер группы «Пьяный Минотавр» был строг и не допускал соратников к напитку, пока не будут обесточены микшер, усилители и прочие колонки. И даже — вот садист! — пока хоть одна электрогитара будет оставаться без чехла.

Большая часть оборудования в подвале Валеры была чужой (то есть не принадлежавшей музыкантам группы; сам лидер владел лишь бас-гитарой). Поэтому репетиционная база была с недавних пор оснащена серьезной дверью с двумя замками. Сейчас она была приоткрыта — в щель вытягивало сигаретный дым.

В разгар сборов в дверь просунулась голова человека, который оплатил ее установку. Сосед Чугунов — нормальный мужик, хоть и знаменитость, — громко произнес.

— Панки, хой!

Группа вразнобой ответила в том смысле, что и ему того же. Хорошо ответили, уважительно — без матюгов.

— Тесей, у меня к тебе дело, — сказал гость.

С соседом Валере повезло. Речь даже не о деньгах (вернее, не только о деньгах), а о простых человеческих отношениях, которые установились между панком и известным писателем. Такого знакомого не стыдно было показать группе — знакомство с ним серьезно прибавило Валере авторитета.

Во-первых, целых два человека из группы пытались читать его книжки, подписанные Чугуновым. Оба заявили, что там реально сносит башню на третьей странице, а дальше они пока не читали — еще не отошли от шока. Это говорило о том, что автор — действительно серьезный дядька.

Во-вторых, этот серьезный дядька называл Валеру Тесеем (за что ему отдельное спасибо) и демонстрировал группе, что он не просто мимо проходил — у него к Тесею Дело. В результате дружбаны зауважали Валеру всерьез и надолго — никто больше даже не пытался оспаривать его лидерство в «Пьяном Минотавре».

И только в-третьих — деньги.

Правда, у всего этого была оборотная сторона, которая, если подумать, Валере совсем не нравилась…

 

Москва. ФЭС.

Утро вечера мудренее

Тихонов, все еще сине-голубой, вошел в кабинет Рогозиной.

— Галина Николаевна, на частичках резины есть свежие следы машинных масел, целой смеси масел.

— Смеси? — цепко спросила она — Автосервис?

— Стопудово. Сегодня он заезжал в автомастерскую.

— Отлично, — сказала Рогозина, поднимаясь из-за стола. — Надо срочно проверить все ближайшие к месту похищения девочки и месту обнаружения трупа сервисы. Спрашивать про автомобиль красного цвета.

— Вероятно, отечественный, — заметил Тихонов. — Покрышки на нем отечественного производства.

— Составь список сервисов, мы с Кругловым поедем.

Иван вскинул руки.

— Куда, Галина Николаевна? Ночь на дворе. Все сервисы — кроме фирменных — закрыты давно.

Рогозина удивленно посмотрела на часы, потерла висок.

— И правда… Ладно, Иван, отбой до утра. Заодно голову вымоешь, наконец…

* * *

…Закутавшись в банный халат, с еще не до конца высохшими волосами, Галина Николаевна Рогозина «просто прилегла» на диван. И уже через минуту она спала глухим, без всяких видений, сном. Давно прошли те славные времена, когда «лейтенант Галчонок», сверкая пятками, носилась по спящей Москве в поисках очередного преступника. Ей тогда казалось, что спать, когда по улицам города бродит опасное чудовище, — кощунственно. Как можно позволять себе отдыхать, если в любую минуту это чудовище готово наброситься на очередную жертву. Полковник Рогозина прекрасно знала, что она обязана — по возможности, конечно, — давать своему мозгу отдых. Иначе он в самый ответственный момент подведет. Начнет сбоить. И на нее ляжет значительно большая ответственность перед согражданами, доверившими ей свою безопасность. Как бы это высокопарно ни звучало, но это было именно так! Поэтому Галина Николаевна ценила каждую минуту сна. Тем более что счет, как правило, шел действительно только на минуты…

За окном жил своей ночной жизнью мегаполис.

И где-то в мегаполисе прятался Органист…

Прятался — до поры до времени!

* * *

Поздним утром в маленькой кухоньке происходило кофепитие. Присутствовали все, кроме Круглова.

Тихонов отпил кофе, по-гурмански покатал его во рту, проглотил и сказал:

— Неудобно мне здесь ночевать, Галина Николаевна. Вы бы мне разрешили хоть на ночь уходить. Куда мне бежать? Да и все равно я сбегу, если захочу, вы же знаете…

Рогозина открыла было рот, чтобы ответить, но в этот момент хлопнула входная дверь.

— Нам повезло, — сообщил появившийся Круглов. — Вчера в окрестных мастерских было всего пять машин красного цвета отечественного производства. Я проверил адреса владельцев по номерам… И что самое интересное, владелец одной из них прописан рядом с пустырем, где мы нашли труп Липатовой. Надо ехать.

 

Москва. Двор.

«Это он сильно ошибся!»

Автобус ФЭС въехал во двор, заставленный гаражами.

К выбравшимся наружу Рогозиной, Круглову и Белой подбежал участковый.

— Ну, что здесь? — спросила Галина Николаевна.

— Вон там, — участковый показал на один из гаражей, — «ракушка» Теплова. Он там свою машину держит.

— Ну, пойдем, посмотрим.

Круглов, что-то прикинув, вернулся в автобус. Рогозина и Белая в сопровождении участкового подошли к гаражу. Как и можно было ожидать, на двери «ракушки» обнаружился замок.

А вокруг уже собирался народ. Удивительно, как быстро в постоянно работающем и вроде бы занятом решением локальных проблем городе вырастают кучки любопытствующих бездельников. Не дай бог на дороге произойдет авария — сразу вокруг участников ДТП соберется толпа зевак, которых не только не отпугнет вид крови и порой смерти. Именно на такой экшн и слетаются стервятники. Десятками. А иногда — сотнями. Все зависит от «крутости» катастрофы…

На сей раз событие было хиловато. Ну, приехал блестящий автобусик с непонятной надписью «Федеральная Экспертная Служба» на борту. Что это за служба, в городе еще не знали, вот и заинтересовались. А так… Подумаешь, гараж хотят вскрыть. Делов-то! Поэтому вокруг автобуса толпилось пока человек семь. Ну может — девять. Не больше.

Очень вовремя подошедший с кусачками Круглов перекусил дужки замка и чуть отошел в сторону, предоставив участковому возможность открыть дверь.

Внутри стоял красный автомобиль отечественного производства. Круглов оглядел его, потом нагнулся, чтобы осмотреть протекторы.

— Рисунок тот же. На глаз, по крайней мере.

— Что ж, Николай Петрович, — сказала Рогозина, — пойдем, навестим этого Теплова. Лейтенант, ты с нами.

— Может, ОМОН вызвать? — предложил участковый.

— Сами справимся, — буркнул Круглов. — Пошли.

— Таня, жди здесь, возле машины, — велела Рогозина надувшей от обиды губы Белой.

Трое сотрудников направились к подъезду. Не успели они подойти к двери, как она открылась и из дома навстречу импровизированной группе захвата вышел тип в кожаной куртке. Из тех, кого называют быковатыми.

То ли что-то почувствовав, то ли по давно укоренившейся привычке все держать под контролем тип, разминувшись с троицей, посмотрел ей вслед. Словно спиной уловив его взгляд, Рогозина тоже обернулась. Но тип уже двигал по направлению к «ракушке».

Галине Николаевне интуитивно что-то в этом прохожем показалось подозрительным, и она остановилась, Круглов и участковый, не заметив этого, уже поднялись на крыльцо…

Дальше события понеслись в ураганном темпе. На подходе к гаражу кожанокурточный увидел открытую дверь железяки и хрупкую девушку рядом. Он обернулся еще раз. И тут уже встретился взглядом с Рогозиной. Этого было достаточно. Обоим все стало понятно.

Рогозина выхватила пистолет, но Теплов — вне всяких сомнений, это был он, — метнулся к Белой, схватил ее за шею и выставил перед собой, как щит.

А потом откуда-то тоже достал пистолет и приставил дуло к голове заложницы.

По двору разнесся хриплый вопль:

— Все назад!

— Отпусти ее! — крикнула Рогозина, держа преступника на мушке.

Круглов с участковым успели достать свое оружие. Но что это давало? Условия диктовали не они.

— Я сказал, все назад! — завопил Теплов. — Я убью ее!

Рогозина подала знак. Вся троица почти синхронно отступила на несколько шагов. Молодая мамочка с коляской, волей злой судьбы оказавшаяся в зоне обстрела, с воплем метнулась в ближайшие кусты. Кстати, толпа зевак словно по команде провалилась под землю. И немудрено. Одно дело, словно в 4D кино смотреть, как кто-то незнакомый корчится от боли и страха. Другое — подставлять свою родную любимую головушку под пули какого-то идиота. Кто его знает, куда пальнет на нервной почве. А она, та самая головушка, одна. Мы же не драконы…

Теплов моментально среагировал на резкий звук. Метнулся в сторону гаража, швырнул туда Белую, словно она вообще ничего не весила, и кинул ей ключи от машины. Все это он проделал левой рукой. В правой по-прежнему блистел пистолет.

— Стоять! Я сказал, стоять! — угрожающе пролаял Теплов в сторону Рогозиной, потом обратился к Белой. — Открывай! Залезай внутрь. Рулить умеешь?

Из гаража донесся дрожащий голос:

— Да…

— За руль! Быстро!

Лицо Рогозиной перекосилось в усмешке, она полуобернулась и успела бросить Круглову:

— Это он сильно ошибся!

Майор не понял, о чем это прошипела начальница. Да и не до разговоров было — Николай Петрович, как хищный зверь в засаде, жадно ловил каждое движение противника, выжидая, когда сможет поймать его на ошибке. Поймать и придавить! Задушить гадину! Хотя нет… Рано его душить. Семнадцатую — уже, увы, из восемнадцати — девочку так и не нашли. Значит, мерзавца надо брать живого. А то бы…

…Таня Белая с видом натурального зомби открыла машину и села на водительское место.

— Я не шучу! — заорал Теплов. — Мне терять нечего. Стоять и не двигаться!

Раздался выстрел. Он был направлен в сторону Рогозиной, но пуля просвистела выше. Полковник, майор и лейтенант пригнулись. Тем временем Теплов исчез в гараже. Секунда, и… машина буквально вылетела из «ракушки». Пролетев несколько метров, она со всего размаху врезалась в дерево.

Рогозина волею небесных сил, а точнее — благодаря своему дару предвидения, оказавшаяся напротив пассажирской двери, открыла ее и вытолкнула Теплова наружу.

Обезоружить и обездвижить его было плевым делом. Кожанокурточный, видимо, сильно ударился головой о торпеду и, похоже, вообще не понял, что произошло.

Тем временем Круглов помогал выбраться Белой, которую от неминуемых травм спас ремень безопасности. Таня вылезла из салона целая и невредимая. Только вот цвет лица полностью соответствовал фамилии. А так — ничего…

— Ну, Татьяна, ты даешь! — восхищенно заметил майор. — Так лихо — в дерево!

— Я не хотела… — дрожащим голоском тихо ответила Белая.

Ее никто не услышал. И хорошо! Ей-богу, за перенесенные ею страдания она вполне заслужила право на маленькую… — нет, не ложь, она ведь никого не обманывала, — на некоторое лукавство… Потом, по прошествии времени, Танюша, слушая восторженные речи коллег-мужчин, радовалась, что никто, кроме Галины Николаевны, так и не понял, что произошло на самом деле. А та молчала. Улыбалась одними глазами и молчала…

Но пока было не до развлечений.

— Поднимите его, — велела Рогозина участковому, брезгливо глядя на закованного Теплова. — И к нам в автобус.

* * *

— Так почему вы напали на нашу сотрудницу?

Теплов ухмыльнулся.

— На какую сотрудницу, чего ты гонишь, начальник? Я шел за тачкой. Увидел, что «ракушка» открыта. Рядом баба какая-то стоит. А потом вот она, — он кивнул в сторону Рогозиной, — за стволом полезла. Чего мне было делать? Я думал, хулиганы какие-то! Ограбят еще и убьют…

— Откуда у вас пистолет? — спросила Рогозина.

— А нашел, — вызывающе ответил Теплов. — Шел-шел и нашел…

 

ФЭС. Лаборатория.

«Совпадение 99 %»

…Белая закончила отстреливать ПМ, изъятый у Теплова. Подошла к стенду, изъяла пинцетом пулю из специального материала и опустила ее в пакет… Через несколько секунд она уже входила в лабораторию. Не теряя времени, она сразу направилась к микроскопу.

На мониторе тихоновского компьютера наблюдалась знакомая картина — поделенный на две части экран с цепочками ДНК. Вскоре там появилась надпись «Совпадение 99 %».

— В салоне у этого Теплова кровь убитой девочки, Липатовой, — громко сказал Тихонов.

— А я почти уверена, что по Липатовой стреляли из его «пээма», — ответила Белая. — Надо только на компьютере проверить.

 

ФЭС. Допросная.

Что я вам, паспортный стол, что ли?

— …А что означали ваши слова «мне терять нечего»? — задал вопрос Круглов.

— Да это я просто пугнуть вас хотел… Чисто атака психологическая.

Но тут постучали в дверь. Рогозина поднялась, вышла и тут же снова вернулась — уже с документами.

— Вот, ознакомьтесь, — сказала она, кладя бумаги на стол. — Кровь убитой Алены Липатовой обнаружена в вашей машине. Кроме того, в Липатову стреляли из вашего пистолета.

— Где последняя жертва?! — рявкнул Круглов.

Вот теперь Теплов испугался по-настоящему.

— Какая жертва?.. Чего вы гоните? Что вы мне пришить хотите?

— В ваших интересах хотя бы сейчас помочь следствию… Органист.

Теплов вытаращил глаза.

— Органист?! — Он схватился за голову. — Да вы че?!

— Мы — ниче, — процедил Круглов. — В общем, я вижу, ты готов предстать перед судом за семнадцать детских смертей. Ну, тогда и нам делать больше нечего. Улик — во! — Он кивнул на документы. — А признание твое нахрен никому не нужно. Пойдемте, товарищ полковник.

Он вышел из-за стола. Рогозина поднялась следом. Оба молча направились к двери.

Теплов оторопел:

— Э, э! Стойте! Вы че? Я не Органист! Да стойте вы, я все расскажу!.. Это было давно. Один лепила, ну, доктор в смысле, врач… у меня в знакомых есть… Ну, как в знакомых… Так, пару раз в кабаках виделись… Короче, недавно он ко мне приходит и говорит, давай, мол, деньжат заработаем на этом Органисте. Я говорю: в смысле? Он говорит, давай похитим ребенка, я органы достану, у меня, мол, есть куда пристроить… Я ему говорю — а я тебе зачем? Он говорит — девочку достань. Хорошо заплачу…

— Адрес хирурга, — требовательно сказала Рогозина.

— Не знаю! — Теплов от искренности аж прижал руки к груди. — Клянусь, не знаю… И телефона его у меня нет. Он сам со мной связывался!

— Фамилия?

— Что я вам, паспортный стол, что ли? Его Женя зовут… Но я его в лицо узнаю!

Рогозина посмотрела на Круглова. Тот чуть заметно кивнул и вышел.

— В общем, я отказался, конечно, — продолжал распинаться Теплов, — тогда он надавил на меня, сука, конкретно… шантажировать начал… Ну, знает он там про дела мои старые… Я машины голые ввозил, без растаможки… Мы тогда и познакомились… В общем, заставил он меня, тварюга, девчонку похитить.

— …Я медленно ехал по дороге вдоль детской площадки. Пока не обратил внимание на девочку, которая что-то поднимала с земли у самой обочины. Я окликнул ее.

Ребенок доверчиво подошел ближе… Ну, я в плечо ей и выстрелил, — помогая себе жестами, доказывал Теплов. — Она должна была живой оставаться!

— Что было потом? — ровным голосом спросила Рогозина.

— Потом? — Теплов на мгновение смешался. — Отвез ее к этому хирургу. Он мне денег дал, и все… Но она живая была! Это он ее замочил!

— А почему этот ваш хирург не проделал все сам? Зачем ему свидетели?

— Я тоже его спрашивал, — Теплов развел руками, — а он говорил, что сам, типа, не справится, что он по другой части… А я, выходит, по этой…

— Вы знаете, кому предназначались органы? — что-то пометив у себя, задала вопрос Рогозина.

— Да вообще без понятия! Он не говорил. Я девочку привез, и все! Больше я его не видел!

— Вот. — Тихонов ткнул пальцем в замызганный блокнотик. — В записной книжке Теплова, которую мы у него при обыске изъяли, есть некий телефон на букву «Л». Без фамилии вообще, только цифры. Я думаю, это то, что вы ищете. «Л» — это «лепила». Доктор на жаргоне.

— Проверь по базе, на кого зарегистрирован, — распорядился Круглов.

Для поиска Тихонову потребовалось меньше минуты.

— Пархоменко Николай Евгеньевич, — сообщил он. — Пятнадцатый Сортировочный проезд, дом семнадцать, квартира пятьдесят три.

— Спасибо, Вань, — с искренней благодарностью проговорил Круглов, направляясь к выходу.

Между ними постепенно установилась, если не дружба, то уж точно мир. Настоящий добрый мир!

 

ФЭС. Допросная.

До победного конца

— Пархоменко Николай Евгеньевич? — спросил Круглов, глядя в раскрытый паспорт.

У человека, сидевшего напротив него, дернулся кадык.

— Да, так… Я все скажу! Я рад, что этот кошмар закончился…

— А уж я-то как рад! — осклабился Круглов.

Пальцы задержанного задрожали.

— Поймите, я сам хотел прийти… Но боялся… Боялся, понимаете?!

— Конечно, понимаю. — Круглов чуть наклонил голову. — Рассказывайте…

— …Понимаете, я работаю хирургом в одной клинике, среди прочего специализируюсь на пересадке органов… И вот где-то год назад я захотел купить квартиру… в строящемся доме… но денег не было. А кредит мне бы не дали… Откуда у хирурга такой официальный доход?.. Взял деньги в долг у одного приятеля, известного адвоката. Но дом так и не построили, фирма в воздухе растворилась… В общем, ни денег, ни квартиры… Потом пришла пора долг отдавать. А мне нечем. Адвокат сначала сам наезжал на меня, угрожал… А потом обратился к бандитам… К своим клиентам… И началось… Они то деньгами брали, то кого латать привозили с огнестрелами, чтобы по отчетности не пропускать… А вчера заехали за мной утром, отвезли в какой-то сарай, а там… она на столе… умирает.

…Его втолкнули в обшарпанную комнату. Бандиты вошли следом.

На столе, на обычной кухонной клеенке, лежал труп девочки — Алены Липатовой. Какая-то заботливая душа разложила рядом хирургические инструменты и поставила контейнер для перевозки трансплантатов.

— Значит, так, доктор. Достаешь из нее почки. И передаешь нам. Потом достаешь печень. Ее девай куда хочешь — продай, сожги… в общем, потом зашьешь, чтобы все выглядело так, будто это Органист.

Пархоменко трясущимися руками попытался нащупать у ребенка пульс.

Пульса не было.

— Вы что, с ума сошли? Я не буду этого делать!

— Слушай, лепила, — почти миролюбиво прогудел один из них, — девчонку уже не спасти. Она мертва. А ее почка реально нужна реально серьезному человеку. У него дочь без этой почки загнется. И если ты профукаешь сейчас все, то останешься здесь жить… а мы к тебе таких детей каждый день возить будем, понял? До победного конца…

— …В общем, у меня не было выбора… Девочка уже мертва, ей действительно было уже ничем не помочь. А принимать решение надо быстро — почки необходимо доставать сразу после смерти, чем быстрее, тем лучше… Если бы я не сделал этого, они бы еще детей привезли… Я понимаю, это страшно звучит, но… что я мог поделать?..

— Встаньте, — приказал Круглов.

Пархоменко поднялся. Звякнули наручники.

Круглов, вставший со своего места практически одновременно с ним, шагнул к двери.

— Прошу.

Оба вышли.

* * *

— А че мне за это выходит? — поинтересовался Теплов.

Открылась дверь, и в комнате появились новые лица.

При виде Теплова Пархоменко побелел как стена.

— Это он! Он! Один из них, из шайки этой!..

— Что? — не поняла Рогозина. — Из какой шайки?

— Все в порядке, Галина Николаевна, — сказал Круглов.

От немного натужной эмоциональности Теплова не осталось и следа. Он весь подобрался, как волк в капкане.

— Все, приплыли. — Слова прозвучали как обращение к самому себе, потом уже резче и злее. — Это… мне нужен адвокат. И телефонный звонок.

* * *

А в это время по Москве летела черная иномарка, увенчанная мигалкой и сопровождаемая джипом охраны. Заточенный в ней, как в тесной камере, Руслан Султанович Султанов общался по телефону с непосредственным начальством.

— Да, Сергей Сергеевич. Да, конечно, я понимаю. Нет, ну я же не могу сам этим заниматься! Да, я понимаю. Хорошо. Три дня, хорошо. Понял. Повторяю: моя полетит первой… — Он закончил разговор и швырнул телефон в пуленепробиваемое стекло. — Твою мать!

Телефон отскочил и плюхнулся ему на колени. Через минуту аппарат снова начал звонить.

— Султанов слушает, — спокойным хорошо поставленным голосом ответил кому-то невидимому его хозяин.

 

Москва. Квартира Антоновых

Валя Антонова не лукавила — она действительно стала домохозяйкой.

Она научилась ценить радости, которые жизнь дарит матери семейства, — хорошие оценки старшего, выздоровление малой после бронхита, удачную «шабашку» Степана и, как следствие, неожиданную возможность на зимних каникулах слетать в Египет…

Валентине слишком дорого досталась домашняя гармония. Она до сих пор ощущала леденящий холод при воспоминании о том, как, в очередной раз вернувшись с работы на рассвете — расследовали убийство, умело замаскированное под суицид, — она обнаружила на кухне, плавающей в табачном дыму, Степана. Глаза у него налились кровью, от него несло спиртным, но взгляд был пронзительно-трезвым.

«Все, — сказал он ей тогда, — надо разбегаться».

Именно так и выразился — «разбегаться». Он, ее Степан, всегда точный в определениях. Он не сказал «расходиться» или «разъезжаться». Он не упомянул про двухлетнего Юрика.

Одной фразой дал понять, что она, Валентина, — человек, от которого надо держаться подальше. Во всяком случае, так Валя Антонова тогда это восприняла.

Они просидели на кухне до шести утра — муж курил, она разгоняла дым рукой, но не просила прекратить. Она вообще боялась вставить слово в его прерывистый монолог. А вывод из монолога следовал один — или семья, или жмурики в долбаном морге. Степан договорился до того, что пригрозил через суд забрать ребенка…

Он получил никотиновое отравление и бросил курить, а она ушла с работы. Через два года родилась Инга…

Валя загрузила тарелки в посудомойку и задумалась, что приготовить на ужин. Вспомнилось любимое мужнино мясо в горшочке. Да и дети хорошо его едят. Решено, мясо так мясо.

Пока размораживался кусок свинины, она достала пакет с замороженными грибами и совершенно машинально включила телевизор.

Это был допотопный, маленького размера агрегат с антенной, ловившей только два канала, но Валя оставила его как память о поездках с родителями к бабушке — он умудрялся что-то показывать даже в трясущемся вагоне.

Под пустую болтовню героев бесконечного сериала она порезала мясо и овощи, разложила в горшочки, добавила опят и сунула четыре полосатые посудины в духовку. Оставалось настрогать салат.

Но после разговора с Галиной — уже не первый день — ее точил червячок беспокойства. И захлебывающийся, с неестественными интонациями голос ведущего криминальных новостей Валентина восприняла как знак судьбы.

— …очередная жертва Органиста! — Казалось, журналист второпях забывает сглатывать и брызжет слюной в микрофон.

Ее передернуло. Даже после работы в органах внутренних дел Валентина Антонова не могла привыкнуть к тому, что из трагедии можно делать шоу.

«Акулы пера… — фыркал Степан, имевший собственное мнение по всем вопросам. — Какие, к черту, акулы… Так…»

«…пираньи, — подхватывала Валентина. — Способные за час обглодать корову. А вреда от них бывает столько… Следакам можно только посочувствовать».

Степан небрежно отмахивался. Он не любил даже намеков на бывшую работу жены…

— …И не проси даже! — рявкнул муж, выходя из комнаты Юрика. — Нет, Валь, ты представляешь, он эти несчастные классы чисел долбит уже второй день — толку ноль. Я ему сказал, никаких больше походов, пока хотя бы на «четверку» с минусом не натянет. О, а пахнет-то как вкусно! Так, что у нас сегодня?

Он нагнулся к духовке, рассматривая горшочки сквозь запотевшее стекло.

— Мама, мама! — в кухню с топотом и визгом вбежала Инга. — А Барсик занавески подрал!

Валентина смотрела на них обоих, ощущая, как сжимается сердце.

Ее дети — оба — были при ней. Ее муж был при ней. А где-то далеко семья лишилась ребенка…

Она рухнула на табурет и прижала ладонь к глазам, скорее почувствовав, чем услышав, как Степан что-то негромко сказал Инге. Дочь умчалась, топая, как маленький слоник.

— Валь! — Рука мужа, надежная, сильная, обняла ее за плечи. — Валюша, ты чего? Ты плачешь? Что случилось?

Она подняла на него совершенно сухие глаза.

— Страшно, Степа… За детей страшно…

Он бросил взгляд в сторону телевизора.

— Опять про Органиста?

Валентина кивнула.

— Не волнуйся. Юру я забираю, он у нас пацан дисциплинированный, за двери школы ни шагу…

— Думаешь, другие родители не забирали своих детей? — устало спросила она. — Господи, Степа, за что все это?

— Валя, — Степан присел на корточки, так, что их глаза оказались на одном уровне, и взял лицо жены в ладони. — Пока я жив, с вами ничего не случится. Ты мне веришь?

Она кивнула, потянулась к мужу и крепко поцеловала его в губы.

— Вот и ладушки. — Он поднялся, поддернул пояс домашних брюк. — Эй, хозяйка, у тебя там не подгорит?

Валентина ахнула и метнулась к духовке…

Степан уже давно спал, а она ворочалась, не в силах отделаться от неотвязных мыслей. За окном горел фонарь, сквозь щель между шторами на пол падала полоса бледного света. Валентина в сотый раз повернула к себе будильник и посмотрела на циферблат, потом решительно отбросила одеяло.

Надо порыться в сумочке для визиток. Найти в ней карточку с телефоном и адресом Гали…

 

ФЭС: кабинет Рогозиной, кухня, морг, лаборатория и снова морг.

«Могу поклясться, — органы для продажи непригодны!»

Планерка опять не дала соскучиться.

— Итак, поздравляю вас, господа. Мы раскрыли убийство Алены Липатовой. Все телефоны и адреса, которые дал нам Пархоменко, хирург, вскрывавший тело девочки, подтвердили его версию событий. Органы предназначались для одного из лидеров бывшей преступной группировки, ныне называющейся холдингом. Поэтому Теплов и не выдавал нам адрес Пархоменко — тот слишком много знал. А если бы мы поверили Теплову, то он бы проходил у нас только как соучастник, причем еще и как жертва шантажа. Дали бы ему лет семь, отсидел пять, а друзья уж из его заточения сделали бы курортный отдых… — Рогозина сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Но это ни на миллиметр не приблизило нас к Органисту! Какие будут соображения?

Ответом была тишина.

— Отлично. Тогда я скажу. Мы возвращаемся к первоначальной версии о торговле органами. Будем искать по клиникам, частным, государственным…

— И что? — подал голос Круглов. — Будем ко всем приходить и спрашивать — не вы ли случайно убиваете маленьких детей? Или, может, кто-нибудь из ваших друзей?

В дверь постучали.

— Да-да, — сказала Рогозина, обернувшись.

Вошедший милиционер отдал честь и сообщил:

— К вам женщина какая-то…

Вот уж кого Галина Николаевна Рогозина ожидала увидеть меньше всего, так это Валентину Антонову.

— Валя! Ты? Какими судьбами?

Хлопнула закрывшаяся за милиционером дверь.

Смутившись при виде явно занятых серьезным разговором людей, Антонова тихо проговорила:

— Здрасьте…

— Валечка! — оживился Ромашин. — Доброе утро!

— Доброе утро, Петр Сергеевич. Галя, а я так, просто заехала посмотреть на эту вашу чудо-лабораторию…

Круглов, которому все эти Вали и Гали были как нож острый, съязвил:

— А давайте будем сюда экскурсии водить! Надо же госфинансирование хоть как-то отрабатывать.

Рогозина испепелила его взглядом, после чего собрала свои бумаги и направилась к двери.

— Не обращай внимания, Валюша. Он у нас все время ворчит. Возраст, видимо. Пойдем, я тебя кофе угощу.

Подруги исчезли.

А Круглов остался сидеть, как хотел бы, но на всякий случай воздержался, сказать Иван, с самым дурацким выражением лица. С таким лицом майор обдумывал последние слова Рогозиной и все больше багровел, ловя веселые беглые взгляды коллег. Белая, проходя мимо, тихонько фыркнула. Тихонов умудрился сохранить серьезную мину. Ромашин похлопал Круглова по плечу.

Майор остался в одиночестве.

— Ворчит? Возраст?!..

* * *

…Все-таки самым уютным помещением в ФЭС была кухонька. Рогозина и Антонова с удобством расположились там и с удовольствием предались греху вкушения кофе.

— Ну-у… — восторженно протянула Валентина. — У тебя здесь действительно все по последнему слову…

— Да ладно, ты же еще ничего не видела… Хотя… какое это имеет значение, если к Органисту мы не приблизились ни на миллиметр…

— Что, так плохо? — осторожно спросила подруга.

— Ага… — лаконично ответила Рогозина, после чего сделала хороший глоток.

Он оказался последним, поскольку в этот момент на горизонте появился Султанов в сопровождении Круглова.

— А, вот вы где, Галина Николаевна. — В голосе начальства слышалось оживление, не сулившее ничего хорошего. — Кофеек пьете?

Впрочем, Рогозину это не смутило.

— Доброе утро, Руслан Султанович. Проходите, с нами попьете.

— Да нет, спасибо, Галина Николаевна, — взгляд Султанова стал колючим, — у меня дел невпроворот… не то что у вас. Мы, изволите ли знать, маньяка ловим. Ничего, что я приехал?

Антонова переводила взгляд с Рогозиной на Султанова и обратно, потом отставила чашку и поднялась.

— Я пойду морг посмотрю…

— Давай, Валь. — Галина Николаевна улыбнулась краешками губ. — Я сейчас подойду.

Султанов проводил Антонову взглядом, потом снова повернулся к Рогозиной:

— Товарищ полковник, потрудитесь рассказать мне, насколько далеко вы продвинулись.

— Вам все известно из моих отчетов, — ровным голосом ответила она.

— Извольте встать в присутствии старшего по званию, — отчеканил Султанов.

Рогозина подчинилась.

Султанов подошел к ней вплотную.

— Отчеты отчетами, а я хочу все услышать от вас лично.

— Не вижу в этом смысла, Руслан Султанович, — сухо проговорила Рогозина. — Прибавить мне, к сожалению, нечего. Только одно — мы работаем.

Глаза Султанова сузились.

— Вы — работаете? Нет, голубушка, работаю я! Вот хакера вашего судимости лишаю… Нет теперь у него срока.

— В каком смысле? — Рогозина по-настоящему опешила.

— Из его дела сегодня утром исчез состав преступления. — Начальство сложило руки на груди и явно наслаждалось своим маленьким триумфом.

— Как это? — Видно было, что душа матерого милицейского зубра протестует против такого попрания основ.

Впрочем, тут Рогозина была не одинока — у Круглова отвисла челюсть.

— Как-как… Очень просто. Провели селекторное с банкирами, с нефтяниками, которых он обчистил. Поговорили по душам, они вошли в наше положение… И оформили украденное как благотворительность.

Круглов обрел дар речи.

— И… Роман Арка… тоже?..

— И он тоже, — подтвердило начальство. — Первым. Теперь в суд и на свободу. Понимаете, Галина Николаевна? Это — результат! Я — вижу. А здесь, — Султанов обвел рукой помещение, — не вижу!

Рогозина промолчала.

— Майор, выйди, — приказал Султанов.

Круглов исчез.

— Нет, я просто хочу понять, чем занимается ваш этот притон. — Замминистра снова начал заводиться. — Кого вы набрали? Помилованный уголовник, который по совести должен сидеть в тюрьме, горе-баллистик, уволенный за неполное служебное соответствие…

Взгляд Рогозиной ясно дал понять, что Султанов перегнул палку. И сильно.

Все-таки он не был идиотом и потому сменил тон на примирительный:

— Я вас понимаю. Но поймите и вы меня. С меня требуют результат! И результат — это не сумасшедший представитель греческой турфирмы, и не хирург, спасающий дочерей преступных авторитетов. Результат — это Органист.

— Он будет, — жестко сказала Рогозина. — Я в этом уверена. Дайте мне время. Или увольняйте. Только избавьте меня от таких разговоров.

— Увольняйте? — Султанов фыркнул. — Это самое легкое, Галина Николаевна. Но уверяю вас, в случае провала операции нас с вами не просто уволят. Нас уволят с такими почестями, что придется остаток дней в тайге прятаться.

— Вы боитесь, Руслан Султанович? Да? Никогда не замечала в вас такого…

В этот момент у Рогозиной зазвонил мобильник.

— Разрешите?

Султанов сделал приглашающий жест.

— Прошу.

Он поднесла телефон к уху, некоторое время слушала.

— Да? Иду. — Нажала на кнопку отбоя и обратилась к Султанову: — Зовут в морг. Вы со мной?

Он вздохнул.

— С вами. Посмотрим, что там у вас.

* * *

Старик не старик, а узнал свою любимую ученицу по шагам. Хотя совсем и не ждал ее визита.

— А, Валечка, проходи, — радостно поприветствовал гостью Ромашин, только сейчас подняв на мгновение голову.

Антонова подошла к прозекторскому столу.

— Одна из жертв?

Учитель вздохнул.

— Да, одна из последних, — он заглянул в документы, — номер четырнадцать. Пытаюсь хоть что-то найти…

— Можно посмотреть? — спросила Валентина.

— Да ради бога. Халат вон там, перчатки в ящике.

Уже в полной экипировке Антонова подошла к микроскопу и стала рассматривать разрезы брюшной полости жертвы.

— Работал профессионал, — сказал Ромашин.

— Конечно, — отозвалась Валентина, посмотрев на своего бывшего наставника.

Видно было, как он измотан — физически и психологически. Антонова вздохнула и снова повернулась к микроскопу.

— Да, печень и почки вынуты аккуратно. Хотя… Ну-ка…

…Ромашин снял халат, аккуратно сложил его.

— Счастливо, Валентина. Только доведи это дело до конца. А мне, видать, на покой пора. — В голосе его слышалась целая гамма чувств: горечь от собственной несостоятельности, гордость за выращенную смену, усталость и… что греха таить — злость. Злость на то, что время его, похоже, ушло. Одно дело самому, по-стариковски, несколько кокетливо ворчать об этом. Другое — получить конкретное тому подтверждение. И получить его из рук, компетентность которых не вызывает ни малейшего сомнения.

В дверях он столкнулся с Султановым и Рогозиной. Кивнул своей — теперь уже бывшей — начальнице.

— Всего доброго.

И спокойно закрыл дверь.

Рогозина удивленно посмотрела на подругу.

— Что здесь произошло? Куда он ушел?

— Понимаешь, Галь… — Валентина, вне всяких сомнений, чувствовала себя очень неуютно. — Ты только не сердись… Дело в том, что Петр Сергеевич ошибся…

— В чем? И почему ты в халате?

— Да захотелось посмотреть, как он их режет. — Антонова неловко пожала плечами. — Так вот, разрезы действительно профессиональные. Сделаны уверенно, человек явно умеет обращаться со скальпелем. Но я могу поклясться, что органы — в том состоянии, в котором он их доставал, — для продажи непригодны.

Султанов слушал эту беседу с большим интересом.

— Почему? — требовательно спросила Рогозина.

— Не в том порядке он резал. — Антонова махнула рукой. — Это трудно определить, но я заметила. На некоторых обрывках тканей есть мелкие внутренние кровоизлияния. Значит, их он резал первыми. Но в половине случаев это губительно для состояния печени и почек. И при продаже это заметят.

— То есть Органист не торговец органами? — глаза Султанова загорелись. — Зачем же он их вынимал тогда?

Антонова пожала плечами.

— А вот этого я не знаю.

— Да, ну ты даешь, Валя… — проговорила ошарашенная Галина Николаевна. — Не успела прийти, уже все с ног на голову… Вот что, осмотри еще раз все тела. И сравни способ разреза внутренних органов на них. Особенно с последним. С тем, где огнестрел. Там они должны быть вынуты правильно.

— Я поеду, Галина Николаевна. — Теперь Султанов был сама предупредительность. — Не буду вам мешать. Держите меня в курсе.

* * *

— Галина Николаевна, Мы ввели новую информацию, о которой рассказала Антонова. Все разрезы идентичны, кроме последнего. Там порядок разреза тканей соблюдался неукоснительно.

Монитор тихоновского компьютера со всей возможной наглядностью демонстрировал разрезы тканей на трупах детей.

Рогозина кивнула.

— Это еще раз доказывает, что Пархоменко к остальным убийствам не имеет никакого отношения…

В лабораторию заглянул дежурный милиционер.

— Товарищ полковник, тут какой-то сумасшедший то какую-то Антонову спрашивает, то вас…

Но его уже оттолкнули. На пороге нарисовался Степан Антонов.

— А, вот и ты! Где Валя?! Быстро веди меня к ней.

— Степа? Что ты здесь делаешь? — удивилась Галина Николаевна.

Степан, злющий как черт, слышал только себя:

— Я еще тогда, когда ты приехала, понял, что добром это не кончится. Что ты ее заберешь. Веди меня к ней.

Рогозина пожала плечами.

— Хорошо…

* * *

…Все-таки Петр Сергеевич Ромашин оказался прав. Довести дело до конца, судя по всему, предстояло Вале Антоновой.

Стараясь не думать, какие тучи сгущаются над ее семейным благополучием, она склонилась над паховой областью одного из детских трупиков.

Там, среди пор и родинок, была едва заметная и совершенно нехарактерная точка…

Когда Рогозина и Степан вошли в помещение морга, Валентина в первый момент не поверила своим глазам.

— Степа? Как ты здесь оказался?

— Неважно. — Степана душила ярость. — Визитку ее ты дома оставила. Поехали!

— Куда? — не поняла жена.

— Домой.

— Ты не видишь, что я работаю? — Валентина тоже начала злиться.

— Валя, ты мне обещала! — У Степана на скулах заходили желваки.

Валентина перевела взгляд с мужа на Рогозину, потом обратно.

— Прости, Степ, сейчас не самый подходящий случай, чтобы выяснять отношения. Езжай домой.

— Я без тебя не поеду, — упрямо сказал он.

— Ну что ты как маленький, Степ? — В голосе Валентины послышались умоляющие нотки.

Кажется, Степан понял, что переупрямить ее не получится.

— Когда ты вернешься? — с напором спросил он.

Валентина потерла лоб тыльной стороной ладони.

— Думаю, сегодня меня можешь не ждать.

— Что? — Он посмотрел на Рогозину, потом снова на жену. — Не ждать? Ладно. Хорошо. Знаешь что, Валя, если это все опять начнется, как раньше, я от тебя уйду уже по-настоящему. И детей возьму. Все равно у тебя времени на них нет — вон сколько работы!

Он раскинул руки в стороны, демонстрируя, сколько именно. Потом круто развернулся и вышел.

— Прости, Галь… — грустно сказала Антонова.

Рогозина улыбнулась.

— А он тебя любит.

Валентина вздохнула.

— Я знаю. Я его тоже… Ладно, я не об этом хотела поговорить. Посмотри сюда.

Она махнула рукой в сторону увеличительного стекла, закрепленного над телом.

…Валентина пинцетом указала на ту самую нехарактерную точку.

— Вот сюда. Видишь, след от инъекции. Я думаю, им что-то вкалывали перед смертью.

Галина Николаевна недоуменно сдвинула брови.

— Но этого не может быть! Я несколько раз проводила подробный анализ крови — все в норме.

— Но след от инъекции, Галя… Причем в такое место… его явно хотели скрыть. И он есть на всех телах, которые я успела осмотреть…

Рогозина вздохнула.

— Что ж, пойду снова в крови копаться. А ты как закончишь с остальными телами — сообщи.

* * *

Тихонов, не слышавший речей Султанова и потому не имевший понятия, какое счастье ему привалило, решил сделать перерыв, чтобы отдохнуть от интенсивной деятельности.

В данный момент он сидел перед компьютером в наушниках и наслаждался самым классным стриптизом, какой только сумел найти на просторах Интернета. Голубые глаза маслено поблескивали, он покачивался в такт музыке, под которую раздевалась грудастая длинноволосая блондинка.

Впрочем, чутье на опасность не подвело его и на этот раз. Едва в поле зрения показалась Рогозина, он почти незаметным движением руки закрыл компрометирующий сайт.

Возбуждение никуда не делось, и первые слова начальства он расслышал с трудом.

— Иван, мне необходимы все справочники по биохимии крови, все, что найдешь, кидай на мой компьютер. Я у себя.

— Есть, товарищ полковник, — прохрипел исполнительный подчиненный.

Рогозина кивнула и вышла.

Справочники по биохимии крови… После ТАКОГО… Ну что за жизнь, а?

— Блин, как это все не вовремя…

* * *

Принтер выплевывал распечатки одну за другой. Рогозина хватала их, просматривала и откладывала.

На экране монитора царил хаос, понятный только криминалисту, — молекулы, цепочки ДНК, цифры…

Рогозина не замечала, что грызет ручку. Она не видела и не слышала, как верный Иван положил на ее стол несколько увесистых томов.

В конце концов она просто обхватила голову руками.

«Не понимаю!!!» — звучало в этой усталой голове.

А понять было необходимо. И срочно. Время, время, время, черт побери…

 

Улицы Москвы.

Собаки, свиньи и китайская мафия

Панк свернул в знакомый двор и прислушался. Стаю бродячих собак лучше всего было искать в этом районе ночью. Но ночью Валера здесь больше не ходил. Пару недель назад в одном из дворов неподалеку с него сняли новенькую косуху. И это он еще легко отделался, потому что сняли не какие-нибудь гопники, а свои. В смысле, тоже неформалы. Бить не били, даже пакет с ливером не отобрали. Валера им, между прочим, предлагал: возьмите, мол, пакет. Там свинина свежая, только что купил. Не, не взяли. Сказали, что пахнет стремно. Но даже после этого не били. Вот что значит культурные люди!..

Только-только вечерело, никакого тявканья и повизгиванья окрест слышно не было, и Валера с грустью подумал, что избавляться от мяса придется «по старинке». А это значит — лезть в метро, ехать-ехать-ехать, потом искать место… лопатку с собой придется захватить… Часа три туда — и столько же на обратную дорогу…

Вообще-то, именно этого хотел от него старший товарищ. Чтобы Валера закапывал «отходы» в разных частях города, притом делал это, не привлекая внимания окружающих. По первому времени лидер «Пьяного Минотавра» так и поступал. Он надевал рабочую одежду, в которой пять дней неделю горбатился грузчиком в универсаме и из видного музыканта в коже и заклепках превращался в простого работягу.

Однажды, когда он в таком виде подыскивал место для небольшой могилки в одном из пустырей, из-за куста на него выскочил дог размером немного больше пони. Не обращая внимания на самого Валеру, догиня (оказалось, что это не он, а она) отобрала у него пакет и в считаные секунды заглотала его содержимое. Поверженный Тесей поднялся на ноги и крикнул:

— Стой, дура, отравишься!

Но было поздно. Догиня, так и не удостоив его взглядом, удалилась с лошадиным топотом.

— Хана собачке… — решил Валера. — Вот ведь сука… А по виду — приличное животное, с ошейником… Я понимаю, если бы какая-нибудь шавка дворовая…

В тот раз по дороге домой у него родилась замечательная идея экономии собственного времени и одновременно — уменьшения поголовья бродячих собак любимого города.

Свою загадочную деятельность сосед Валере никак не объяснил. За все время общения он сделал только несколько намеков, на которых лидер панк-группы построил собственную картину происходящего.

Получалось довольно интересно. По первой профессии сосед был хирургом, потом его почему-то выгнали. Он переучился и стал писать книжки на зубодробительные темы. Еще он иногда ходил на работу по второй специальности и выслушивал там болтовню каких-то психов. Что-то вроде санитара в дурдоме.

Но санитары, как известно, зарабатывают мало. А писатели на зубодробительные темы — и того меньше, иначе с чего бы им работать санитарами?.. Пришлось обратиться к очень серьезным бандитам, специализирующимся на наркоте. Ему в этом каким-то боком помог опыт, приобретенный в дурдоме.

Для бандитов Чугунов испытывал на свиньях новейшие наркотики. Потом разрезал свиней и выяснял, как наркотики влияют на их внутренние органы.

Про то, что дурь кололи именно свиньям, Валера догадался сам. Ведь их ДНК так похоже на человеческое…

Он высказал свою догадку старшему товарищу, но тот ничего не сказал. По его таинственной улыбке было видно, что Валера попал в самую точку. Тогда же Валера вспомнил, что несколько раз до этого писатель называл внутренние органы в пакетах «свежатиной», и кажется, однажды он действительно сказал, что это свинина.

Самих свиней Чугунов потом увозил показывать бандитам, но от них всякий раз оставались лишние «детали» — что-то там в его экспериментах не ладилось. И нельзя было, чтобы бандиты об этом узнали.

Тут-то и пригодился знаменитому писателю расторопный неформал Тесей.

Ах да, еще — бандиты были из китайской мафии. Чугунов часто ездил на поклон к некоему загадочному китайцу…

Все это было, с одной стороны, очень экзотично, с другой — вполне вписывалось в обыденную жизнь столицы. Обычная история. Вокруг Валеры хватало и более удивительных вещей. Например, бывший барабанщик «Пьяного Минотавра» Хаер год назад завел себе девушку из клана московских вампиров. Она его страшно покусала — на разорванное горло Хаеру наложили тридцать восемь швов — но он ее все равно любит… Любил. Ради нее он ушел из группы (с такой травмой не побарабанишь), и наверное, она его давно загрызла.

А китайцы — это нормально. Их и днем можно встретить.

Итак, четыре раза Валере удалось закопать лишние части бедных свинок, на пятый их у него отобрала крупная догиня. Небось к этому времени уже околела, бестолковое животное. Потом Валера сам стал находить бродячих собак и подкармливать их. Или притравливать, это уж как посмотреть.

Вообще-то Тесей был человеком добросовестным. Иначе он бы не сколотил такую мощную группу. Собак он кормил со всеми предосторожностями — не появлялся в одном и том же месте слишком часто, избавлялся от пакетов, не привлекал внимания… Он прекрасно понимал, что через китайскую мафию у него могут быть серьезные проблемы. Да и покровителя не хотелось подводить.

После каждого такого задания писатель спрашивал у него отчета, пристально глядя в глаза. И Валера спокойно рассказывал о том, что закопал мясо. Его совесть была чиста, ведь от внутренностей он избавлялся куда более действенным способом, чем требовалось.

Когда лидер панк-группы пошел «на дело» в двенадцатый раз, все в конечном итоге тоже прошло неплохо. Содержимое пакета с рекламой косметики он скормил крупной дворняге, которая перед этим его едва не покусала. Странно, но так вели себя многие собаки, получавшие мясо со следами разрушительного действия наркотика. Ну да, у них же нюх. Понимают, что здесь что-то нечисто.

— Не нравится, так чего же ты это жрешь? — спросил Тесей у дворняги.

Та не откликнулась.

— Голодная, вот и жрешь… — сам себе ответил Валера и пошел отчитываться о проделанной работе перед известным писателем-санитаром.

 

ФЭС. Все отделы за работой.

То Греция, то Китай… География расширяется…

Рогозина отложила книгу и занялась тем, что сильно смахивало на средневековое колдовство.

В мензурку сливалось содержимое других емкостей. Время от времени Галина Николаевна сверялась со справочником, после чего брала очередную мензурку.

— А не долбанет? — опасливо поинтересовался Тихонов.

Казалось, начальница его не услышала. Она была занята тем, что набирала в шприц получившуюся жидкость. Совершенно жуткого желтого цвета, отметил про себя лучший хакер.

Набралось примерно полшприца.

Но тут Галина Николаевна подняла на Тихонова глаза. Ему показалось, что в этих глазах светится самый настоящий вивисекторский интерес.

— Укольчик? — мурлыкнула она, зловеще улыбаясь.

— Не надо! — Тихонов испуганно замахал руками. — Я… так…

Она поиграла шприцем, как Фредди Крюгер — своими когтями, но аура жути уже развеялась. Перед Тихоновым снова стояла отличный криминалист и «полковник милиции Рогозина Г. Н», как было лаконично написано на табличке двери в кабинет начальницы.

Она подошла к микроскопу, наклонилась, посмотрела в окуляры.

…Клетки крови, столкнувшись с содержимым шприца, окрасились в черный цвет…

— Иван, тебе срочное задание. — Рогозина подняла голову от микроскопа. — Вот формула. Поищи в базах, что это такое и где применяется. И сразу ко мне! Через полчаса собираемся на планерку.

Тихонов в очередной раз смирился со своей печальной участью.

«Ну ничего без меня не могут…» — подумал он и побрел в свой угол. Тоже колдовать. Но теперь уже перед монитором.

* * *

Собрались все. Не было только Тихонова.

— Ну где же Иван? — Рогозина посмотрела на часы.

Он появился в дверях почти сразу после этих слов, как будто вызванный заклинанием. В руках компьютерный гений ФЭС держал несколько распечаток.

— Простите, — пробормотал он, пробираясь к своему месту.

Рогозина удовлетворенно кивнула и поднялась на ноги.

— Итак, вы все уже в курсе, на телах были обнаружены следы от инъекций.

— На всех, поддающихся осмотру, — деликатно поправила ее Антонова. — То есть на последних. Кроме самой последней жертвы. Там следов нет.

Рогозина снова кивнула, как бы соглашаясь с очевидным, и продолжила.

— Я выяснила, что кололи жертвам. Это редчайшее соединение, я такое за всю свою практику ни разу не встречала. По своей природе это парализующая смесь, которая, как я полагаю, может быть и смертельной. Если ее применить в больших количествах, следы этой смеси практически невозможно обнаружить в крови. Я думаю, основные следы находятся в печени и почках. Видимо, их извлекали как раз для того, чтобы скрыть присутствие яда. Иван, ты что-нибудь нашел по этому соединению?

Тот откашлялся.

— Здесь очень интересная история, Галина Николаевна. Ссылок на подобное соединение в русском Интернете нет. Зато есть — и много — ссылок на китайские сайты.

Круглов невесело усмехнулся.

— То Греция, то Китай… География расширяется.

Тихонов, не обращая внимания на подначку, продолжил:

— Так вот, в Китае это соединение называется «яд куфии». Куфия — это змея такая. Их, местная… То, что вы нашли, Галина Николаевна, было синтезировано в Китае несколько тысяч лет назад на основе яда этой змеи.

Круглов подался вперед.

— А конкретней?

Тихонов снова проигнорировал его, адресуясь непосредственно к Рогозиной.

— Вы правы, Галина Николаевна, эта смесь — «яд куфии» — обладает паралитическим действием, но главное, она смертельна в любых, даже минимальных, количествах. Просто чем меньше ее вводишь в организм, тем дольше умирает человек… оставаясь при этом недвижимым. Жертва может прожить максимум три дня. Не дольше.

Круглов коротко хохотнул.

— То есть сюда приехали китайцы и всем нашим детям колют яд куфии? Что за бред?

Тихонов наконец вскинулся.

— А я этого и не говорил! Я провел поиск в русском Интернете на словосочетание «яд куфии». И обнаружил всего одну ссылку. Но зато какую интересную…

Он умолк.

— Иван! — рявкнула Рогозина.

Тот понял, что ломаться — себе дороже, и снова заговорил:

— Ссылка на некую московскую секту. Под веселым названием «Дети бесконечности». Адрес и телефон этой секты имеется. Ну что, группа захвата на выезд?

Круглов, распираемый жаждой немедленной деятельности, вскочил на ноги.

— Нельзя терять ни минуты.

— Подождите, подождите, — осадила их Рогозина. — Вы что, хотите нагрянуть туда, всех арестовать и пытать? Да они скажут, что собираются каждый день помедитировать и пооткрывать чакры. А на вопрос о яде куфии сделают удивленные глаза и скажут, что фантастических книжек не читают. А если Органист — адепт этой секты, мы его никогда не поймаем.

Рот Круглова сжался в тонкую линию.

— Бред, опять этот бред. Если Органист там, я его расколю за полчаса!

Рогозина безнадежно махнула рукой.

— Николай Петрович, уймите свой пыл. Для этой операции у меня припасен последний козырь.

Она взяла телефон и стала набирать чей-то номер…

 

Москва. Съемная квартира.

Подчищать ли «хвосты»?

Чугунов с удовольствием заваривал зеленый чай у себя на кухне. Только что от него ушел Валера с парой портретов мясистого Франклина в кармане.

Все это время сосед-панк был прекрасным помощником. Несмотря на кажущуюся грубость музыканта по прозвищу Тесей, к нему нужен был особый подход.

Перед тем как утвердить Валеру в роли своего помощника, писатель хорошенько к нему присмотрелся. Не задавая вопросов в лоб, он выяснил, что у подвального музыканта нет дома телевизора, газет он не читает, а на исследование просторов Интернета у него нет времени.

До сих пор Чугунов не допустил ни одной ошибки. Работа с Валерой и была им затеяна в основном для того, чтобы пощекотать себе нервы, ощутить власть сильного и свободного человека над другим, менее развитым существом. А потом юношу ждет благородная смерть в духе древних. Не стоит оставлять за собой «хвосты». Или стоит? Он определенно расслабился. Еще бы — все подготовительные работы завершены безупречно, теперь дело за малым.

Так и не приняв решения, властелин судеб человеческих отправился в комнату с телевизором — ждать очередного выпуска новостей. Наблюдать за мечущимися по экрану мелкими людьми…

 

Москва. Квартира Антоновых.

«…ты только вернись к нам, пожалуйста!»

Валентина Антонова возвращалась домой поздно. Она ушла из морга, только когда убедилась, что целиком исчерпала свою полезность на сегодня. Она и так уже сделала немало — следствие сдвинулось с мертвой точки, снялось с мели, на которую уже много раз садилось во время работы по делу Органиста.

Дома ее дожидался Степан. Он сидел на кухне совершенно трезвый (Валя очень боялась застать здесь ту же картину, что и когда-то).

— Что мне делать? — спросил он ее таким голосом, что Валентине тут же стало до слез жалко мужа. — Скажи, что мне делать?..

Лицо у него было, что называется, опрокинутое.

— А что ты хочешь делать, Степ? — спросила она, усаживаясь на ближайший к нему стул.

— Хочу забрать тебя оттуда, — ответил он, не задумываясь.

— Степа, разве ты не понимаешь?..

— Не понимаю. И не хочу понимать. Да, я сегодня вел себя как мальчишка… Прискакал на этот «секретный объект», устроил вам там скандал… Но я не мог иначе. Не мог просто сидеть здесь, пока ты там снова прикипела к покойникам. Просто душа разрывается, когда подумаю, что ты снова.

Он замолчал и тяжело вздохнул.

— Шестнадцать маленьких детей, — сказала Валя. — Таких же, как Инга, как Юрик… Я не могла не помочь, я бы этим всю жизнь мучилась. А если будет еще столько же, Степ?..

— О своих детях ты, конечно, тут же забыла…

— Не говори так, это неправда…

— Буду говорить. Потому что я не хочу, чтобы моя дочка на вопрос «где работает твоя мама?» отвечала «моя мама режет мертвых дяденек и теть». А представляешь, что будет в голове у Юрика? Он же пацан, причем в самом впечатлительном возрасте!.. Что будет с ними обоими, какое представление сложится у них о жизни? Не знаешь?. А я даже боюсь подумать…

Он замолчал, а Валентина просто не хотела ничего говорить. Не хотелось распалять его, злить примерами вполне счастливых семей, где мать или отец, а то и оба работают патологоанатомами. И дети у них есть — вполне нормальные, и внуки… Она знала, что от таких слов сейчас не будет толку.

— Ты что-нибудь уже решил? — спросила она, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно мягче.

— Что я могу решить… Я не хочу от тебя уходить, Валя. Да что там «не хочу» — просто не могу! И не только потому, что дети!..

— Так не уходи, Степ.

— Но… я же не могу этого вынести!

— Не будь эгоистом, пожалуйста. Если бы я не пошла в ФЭС, точно так же плохо было бы мне, а заодно и всему городу. Конечно, если бы я размышляла, как ты, мне было бы не плохо. И не нужно было никуда идти. Вот мои дети, под боком, а маньяк… что маньяк? Маньяк далеко, он их не достанет! А остальные пусть заботятся о своих чадах сами!..

Она с неудовольствием отметила, что, вместо того, чтобы успокоить мужа, распалилась сама. Но неожиданно для нее самой на Степу это подействовало, он опустил плечи и присмирел.

— Хорошо, — сказал он. — Про этого Органиста — не спорю, надо помочь. Но ведь этим не кончится, я же тебя, Валечка, знаю! После Органиста будет еще какой-нибудь… Балалаечник, который будет охотиться на стариков Москвы, и ты будешь призывать меня снова подумать об общественном благе, о стариках нашего города…

Муж был отчасти прав.

— Степа…

— Что мне делать, Валя? Как мне уговорить тебя не втягиваться снова в этот жуткий водоворот?..

Они проговорили еще долго, но острота вопроса уже спала Валентина здорово устала в ФЭС, да и Степан был не в лучшем виде. Но он не отпустил ее спать, пока не услышал обещание не браться за другие дела. Довести до конца дело Органиста и — амба! Валя пообещала. Хотя и не была уверена, что искренне…

На следующий день, провожая жену в ФЭС, Степан сказал:

— Валя, ты только вернись к нам, пожалуйста! Мы с Ингой и Юриком тебя очень-очень ждем.

 

Дорога. Ночь. Байки…

«Ты что — мент?» — «Еще какой!»

Подруга у Майского была — просто закачаешься. Как говорится, девушка модельной внешности.

«И внутренности», — обычно добавлял Майский про себя. Впрочем, Олечка отличалась незлобивостью, искренне восхищалась своим огромным байкером… Словом, пока что в отношениях царила полная гармония.

Он даже умудрился «подсадить» ее на мотоциклы… ну, в пределах Олиных возможностей. Во всяком случае, визжать она уже перестала.

Вот и сейчас, когда Майский на своем звере подкатил к месту сбора, она крепко и привычно обняла его сзади за могучую талию.

В ее глазах Майский был по меньшей мере полубогом — с этой его банданой, очками, «казаками», драными джинсами… Ну и, соответственно, сама Оля была белокурой полубогиней в мотоциклетном шлеме…

* * *

Неподалеку от группы байкеров с мотоциклами стоял микроавтобус с тонированными стеклами — вполне возможно, пустой и закрытый. Во всяком случае, признаков разумной жизни на борту не наблюдалось, и взгляд скользил по нему, не задерживаясь… И очень даже зря. Потому что это было транспортное средство Отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. И люди внутри все-таки имелись.

— Вот он. — Подтянутый майор указал Рогозиной на огромного парня в бандане, косухе и прочем.

— Ничего себе, — ошарашенно проговорила она. — Никогда бы не узнала…

— А его никто никогда не узнает. — Майор издал короткий смешок. — Он мне просто сказал, как будет выглядеть его девушка.

Все разговоры байкеров стали прекрасно слышны — у Майского в одежде имелся микрофон.

* * *

— Старик, ты куда вчера пропал?

Он здоровался, обнимался со всеми. Олечка стояла немного поодаль, наблюдая ритуал байкерского приветствия.

— А что мне с вами, пердунами старыми, делать было? Сидеть и нажираться? Не, я… — он притянул Олю к себе, — сторонник межполового общения.

— А мы чего? — удивился приятель. — Внутриполового, да?

Майский гнусно заржал.

— А что, нет?

Приятель включился в игру. Он кокетливо улыбнулся (с такой рожей, как у него, это выглядело устрашающе), прижался к Майскому и, сделав губки бантиком, пропищал:

— Наконец-то ты понял, ми-илый…

Теперь уже ржали они оба, буквально сложившись пополам.

Но тут нарисовались две очень знакомые личности, Майский сразу выпрямился и посерьезнел.

— Здорово, парни.

— Здорово, — ответил один. — Отойдем.

— Подожди меня, я сейчас! — на ходу крикнул Майский Оле.

Вместе с двумя личностями он отошел в сторонку.

* * *

— Вот они, голубчики, — с усмешкой проговорил майор.

— …ну, как оно? — донесся из приемника голос Майского.

— …да ровно оно, — ответил невидимый наркодилер. — Спокойно так…

— …а у тебя? — вступил в разговор второй барыга. — Как с рельефом? Без флуктуаций?

— …спасибо, что интересуетесь, — неспешно ответил Майский. — Не каждый брат другому брату такие нужные вопросы задает — прямо о сути жизни. Спасибо, пацаны, подняли ближнему настроение своевременной заботой… Но еще более был бы я вам благодарен, если б проехали мы с вами да поклонились в ножки номеру первому…

— …а чем поклоны бить будешь? — поинтересовался первый барыга.

— …как — чем? — удивился Майский. — Ну не челом же!

— …ну, поехали, — скомандовал второй.

Сквозь тонированное стекло видно было, как наркодилеры садятся на мотоциклы. Майский, оседлав байк, поманил Олю. Та подбежала и привычно уселась сзади.

— …это еще кто? — подозрительно спросил первый барыга.

— …это — Оля! — в голосе Майского отчетливо слышалось: «Глядите, какую я жар-птицу поймал!»

— …пусть здесь подождет, — потребовал второй.

— …парни, — проникновенно сказал Майский, — она ждать не умеет. Ее одну оставлять нельзя. Да и мне без нее плохо…

Слышно было, как барыги фыркнули.

Взревели двигатели, два мотоцикла сорвались с места. Байк Майского унесся следом.

Майор дал знак водителю — третьему живому существу на борту микроавтобуса. Транспортное средство ОБНОНа с неожиданной резвостью последовало за мотоциклами, сохраняя безопасное расстояние.

Так они и ехали какое-то время — два байка друг за другом, третий немного отстает, и где-то вдали, безобидный, как большая черепаха, — микроавтобус с тонированными стеклами.

Наконец барыги свернули на какую-то глухую улочку и въехали во двор старого завода.

Майский, завернувший туда же, остановил байк.

— Подожди меня здесь, — сказал он Олечке. — Я скоро.

Она кивнула и спрыгнула на землю.

Майский въехал на заводской двор, и почти сразу же к воротам подкатил микроавтобус. И тормознул.

А во дворе имелась еще одна фигура — известный в узких кругах байкер Кныш со своим «Харлеем».

Новоприбывшие стреножили свои мотоциклы.

Первый барыга подошел к Кнышу.

— Вот он, Кныш. — Потом кивнул Майскому: — Подходи, не бойся.

— Страшно не бояться, — парировал тот, приблизившись.

Второй барыга посмотрел на него без особого веселья и тоже обратился к Кнышу:

— Острит он постоянно.

— Ладно. — Кныш хлопнул ладонью по баку «Харлея». — Парни говорят, ты надежный. А я парням верю. Где деньги?

— А где товар? — поинтересовался Майский.

Прямо с утоптанной до каменной твердости земли двора Кныш поднял «дипломат» и открыл его.

— Пробовать бум?

— А как же! — недоверчиво сказал Майский.

Он послюнявил кончик пальца, окунул его в белый порошок и размазал порошок по деснам. Немного выждал.

— Пошло… дело, — сообщил он наконец. — Сейчас.

К багажнику его байка был пристегнут рюкзак.

Майский взял этот рюкзак и открыл его.

Внутри были деньги.

— Пересчитывать бум?

— А как же! — Кныш в точности повторил его интонацию, забирая рюкзак.

* * *

Майор достал пистолет и негромко проговорил в рацию:

— Пошли, ребята.

— …не могу, майор! — по голосу чувствовалось — тот, кто ему отвечал, находился в диком напряжении. — Мы только на подъезде! В пробке застряли — тут салют, мать его так, столько народу — не проехать… Через минуту будем. Отбой.

— Какой, к чертям, отбой?! — заорал майор в глухую рацию. — У меня же там мой парень один!..

* * *

Кныш закончил пересчитывать деньги, поднял голову и подал знак барыгам — что-то явно было не в порядке.

— Нет, брателло, — сообщил он Майскому. — Наше знакомство только начинается. Ну-ка, покажи, что там у тебя еще на мотоцикле…

Майский подался назад.

— Это зачем еще?

Они надвигались на него с трех сторон, и Майский суетливо заговорил:

— Парни, постойте…

— Ты уверен, что все нам сказал, ничего не забыл? — ласково спросил Кныш.

— Да ладно вам, ребята. — Голос Майского задрожал. — Я могу и поделиться…

Отступая, он вплотную прижался к своему байку и запустил руку в сумку, тоже притороченную к багажнику. Но опоздал. Один из наркодилеров опередил его и успел выхватить оттуда длинную цепь.

Положение стало угрожающим.

* * *

…Из приемника доносились крики и еще какой-то шум.

Майор с пистолетом в руках кинулся наружу, Рогозина выпрыгнула следом. И как раз в этот момент рядом затормозил автобус омоновцев.

Увидев здоровенных парней в камуфляже и масках, Оля метнулась в сторону.

Майор жестом указал на ворота… Откуда, словно былинный Илья или библейский Самсон, уже выходил Майский. Причем, что характерно, выходил не один.

Под руки он волок обоих барыг, закованных в наручники.

Иногда Майский морщился при неосторожном движении, но в общем и целом выглядел нормально.

— Третий там, — сообщил он майору.

Потом поглядел на омоновцев и иронично спросил:

— А ребят зачем беспокоили? Ладно, раз приехали — принимайте.

Он небрежно толкнул наркодилеров к парням в камуфляже, повернулся — и увидел Рогозину.

— Вот так встреча…

Олечка, все еще не вышедшая из ступора, наблюдала за тем, как ее бесстрашный байкер разговаривает у микроавтобуса с какой-то теткой.

— В общем, Сереж, есть отличный шанс поймать эту мразь.

Майский неожиданно улыбнулся.

— Дайте хоть переодеться да душ принять. Что за секта, говорите?

— На Китае помешанная. Древнем.

— Обожаю китайскую кухню, — заметил Майский. — Через час буду готов.

— Можешь не спешить до завтра, — сообщила Рогозина. — У них сбор в шестнадцать ноль-ноль.

Подошел майор из ОБНОНа.

— Сереж, спасибо. — Он хлопнул Майского по плечу. — Как всегда, никаких вопросов.

— Мне было приятно, — хмыкнул тот. — А кокаин у них сильно разбодяженный.

Они начали прощаться.

Уже собираясь уходить, майор указал на мотоцикл:

— Машину завтра утром Кузьмичу сдашь.

После чего исчез в недрах микроавтобуса.

— Рада была видеть, Сережа, — тепло сказала Рогозина. — До завтра.

И тоже забралась в микроавтобус…

Когда ОБНОН и ОМОН покинули тихую улочку, Майский подошел к Оле и обнял ее.

— Ты что, мент? — ошалело спросила она.

— Еще какой! — без ложной скромности ответил Майский. — Поехали.

Двигатель байка взревел басом.

 

Москва. Подвал.

Это были дети. Это. Были. Дети

За четыре месяца сотрудничества и двенадцать выходов в город со свиными органами Валера скопил неплохую сумму. Если бы эти деньги можно было сложить в кучку, вышло бы… Хорошо бы вышло. По крайней мере, для бедного музыканта, подрабатывающего грузчиком. Для китайской мафии это наверняка вообще не деньги.

Но пересчитав американские бумажки, оставшиеся от этого легкого заработка, Валера едва не прослезился. Оказалось, что две трети суммы рассосались сами собой. Он смутно припоминал, что покупал какие-то мелочи… да вот еще дверь поставил… Словом, о новой, страстно желаемой бас-гитаре можно было забыть. И большинству долгов тоже придется подождать… неопределенное время.

Это был момент истины, после которого оставалось только пить. Вместо этого вполне логичного шага лидер «Пьяного Минотавра» совершил очередную глупость: купил у нового барабанщика подержанный ноутбук. Правда, очень дешево. Но на сакраментальный вопрос «зачем тебе, коза, баян?» обладатель битой жизнью обновки едва ли смог бы ответить что-либо пристойное.

Барабанщик был так добр, что вдобавок к ноутбуку оставил Валере модем-свисток. Ненадолго, на пару дней. Решив использовать модем на полную катушку, Тесей тут же насмотрелся всякого и, к своему удивлению, быстро заскучал. Чтобы немного отвлечься, он стал читать новостные сайты — такого панк-рокер за собой до сих пор никогда не замечал. «Спермотоксикоз, наверное», — решил он.

Немного полистав светскую хронику, он перешел на московские криминальные новости. Здесь в основном муссировались массовые убийства детей безумным маньяком Органистом. Взгляд рассеянно побежал по строчкам и вдруг зацепился за подробность, благодаря которой маньяк получил свое несуразное прозвище. Валера перечитал.

…Всю ночь он просидел в подвале, снова и снова читая одни и те же новости на разных сайтах. И все это время он старался убедить себя, что такого просто не может быть. Его сосед — не Органист. Если бы это действительно было так, при чем здесь тогда наркотики и китайская мафия?..

Он экспериментировал с китайскими наркотиками на детях, вот при чем. Вот тогда все сходится.

А свиньи?! Маньяк резал поросят для маскировки?..

Не было никаких свиней.

Значит, «свежатина» в пакетах…

Это были дети. Это. Были. Дети.

Рассудком Валера уже все понял, но душа продолжала сопротивляться ужасной правде. В конце концов, он решил просто пойти к Чугунову и все выяснить. Это единственный способ узнать правду.

Когда к Валере по прозвищу Тесей пришло это простое и верное решение, часы на разбитом ноутбуке показывали семь утра.

 

ФЭС. Лаборатория.

…черные клетки исчезали, но… вернулись и сожрали весь желтый цвет

Содержимое двух пробирок перелилось в третью.

— Над чем работаете, Галина Николаевна? — поинтересовался незаметно подошедший Тихонов.

Рогозина вздрогнула при звуке его голоса.

— Ой, Иван… Ну, ты и напугал… — Она показала пробирку Тихонову. — Противоядие пытаюсь получить. Если Маша Гущина еще жива, мы сможем ее спасти…

Рогозина села за компьютер, набрала какие-то цифры.

На экране монитора преобразованные графикой формулы демонстрировали, как в массу черных клеток внедряется желтое вещество. Поначалу черные клетки исчезали, но потом скооперировались и задавили желтый цвет массой.

— М-да… — резюмировала Рогозина. — Пока не слишком успешно…

Она ввела еще несколько цифр. Компьютерная графика продемонстрировала, что черные клетки исчезли полностью, но через некоторое время — более продолжительное, правда, чем в первый раз, — вернулись и опять сожрали весь желтый цвет.

Рогозина тяжело вздохнула…

 

Окраина Москвы. Заброшенное здание.

Наречем его братом Эль…

В Майском погиб великий актер.

Несостоявшийся лицедей размышлял об этом, сидя на циновке в коленопреклоненной позе. На нем было что-то условно-восточное — бесформенный балахон с капюшоном. Волосы он умудрился заплести в некоторое подобие дредов. Правда, из-под натянутого капюшона их было не видно.

Помещение, в котором собрались адепты «Детей бесконечности», было мрачным, просторным, с эркерами и высокими сводчатыми потолками. И явно заброшенным — кое-где в окнах не хватало стекол, а оставшиеся радовали взор грязными потеками.

На полу в немалом количестве были расставлены зажженные свечи. В углу приткнулся магнитофон, из динамиков которого лилось горловое пение.

Народ — числом двенадцать, включая Майского, — подобрался разношерстный. Если заглянуть под капюшоны, то среди мужчин можно было бы увидеть и двадцатилетнего ботана в очках, и толстого банкира в возрасте «хорошо за пятьдесят», и безработного инженера, и повернутого на эзотерике представителя золотой молодежи. Были тут и одинокий пенсионер, и разорившийся бизнесмен, и испитой, весь в наколках рокер-неудачник. Имелся даже натуральный китаец.

Женщин было несравнимо меньше, хотя, как прекрасно знал Майский, именно они составляют большую часть тех овечек, которых умело стригут разнообразные проповедники, гуру, сэнсэи и прочие проходимцы. Домохозяйка лет сорока пяти, молоденькая студентка и эффектная жена какого-то весьма состоятельного мужа.

Двенадцать. Все в балахонах, различаемых только по цвету.

То, что происходило сейчас, называлось медитацией, и медитация близилась к концу. Майский мысленно попросил прощения у своих затекших ног. Она закончилась, когда человек, сидевший отдельно от двенадцати в центре весьма условного круга, поднял голову и сбросил капюшон.

— Друзья в бесконечности! — произнес он хорошо поставленным голосом. — Сегодня великий день!

Майский не слишком-то любил читать художественную литературу, но джеромовских «Троих в лодке» когда-то одолел. По ассоциации вспомнилось: «Вдруг над бортом лодки возникла голова Джорджа и заговорила…» Он с трудом сдержал смешок.

Среди прочих «детей» пополз шепот.

— Возрадуемся! — Тот, что был в центре, воздел руки. — Ибо сегодня к нам присоединился новый друг в бесконечности. Прошу!

Майский скинул капюшон, поднялся на ноги и смущенно улыбнулся. Ему зааплодировали.

Главный адепт, похоже, сел на любимого конька.

— Дадим же имя смелому человеку, сумевшему пробить косность бытия, осознать тщету человеческой жизни и прийти к нам, его духовным братьям и сестрам. Наречем его братом Эль, ибо он тринадцатый среди нас, а «эль» — тринадцатая буква алфавита.

«Дети» загудели:

— Добро пожаловать, брат Эль.

— Друзья в бесконечности! — не унимался главный. — Давайте совершим общую медитацию, которая поможет облегчить нашему брату путь осознания и просветления, вне тенет суеты и мелочности вещного мира.

Он снова набросил на голову капюшон и застыл в медитативной позе. Остальные последовали его примеру. Майский еще раз попросил прощения у своих ног, которые только-только перестало колоть иголочками, опустился на колени и сделал вид, что ушел в астрал.

Адепты, похоже, так увлеклись просветляющим действом, что не заметили, когда их гуру… лидер… а, хрен с ним, ломать еще голову, как его называть! — решил Майский… — снял капюшон и поманил новообращенного к себе.

О, это уже ближе к делу!

— Что привело тебя к нам, брат? — Голос у главного был душевный, как ведро патоки.

— Отсутствие смысла, — скорбно проговорил Майский. — Когда просыпаешься утром и понимаешь, что тебя ждет все та же рутина, все тот же круговорот, затягивающий, как болото… И кажется, что все вокруг утратило свою суть… стало ненастоящим… А до настоящего не дотянуться…

Майский вдохновенно врал, припоминая все, прочитанное когда-то в пособиях по судебной психиатрии.

— Понимаю тебя, брат в бесконечности. — Главный закивал. — В тебе чувствуется большая духовная жажда и большой потенциал. Ты пройдешь этапы посвящения, и твои глаза откроются! Ты воспаришь над низменным миром, ты сбросишь оковы плоти…

Последние слова заставили Майского насторожиться.

А главный тем временем достал откуда-то из-за спины небольшую флягу и два бокала.

Происходящее не нравилось Майскому все больше.

— А кто будет руководить моим посвящением? — спросил он, стараясь максимально отдалить момент принятия содержимого фляги внутрь. — Вы, председатель?

Его собеседник замотал головой.

— Ты ошибаешься. Я не председатель. Каждый из нас проводит занятия по очереди, сегодня как раз моя. Когда-нибудь наступит и твой черед. А сейчас — сделаем по глотку. Этот напиток, приготовленный по древним рецептам, способствует физическому расслаблению и внутренней концентрации. — Он разлил непривычно пахнущую жидкость по бокалам, один взял сам, второй протянул Майскому. — Мы всегда выпиваем его во время занятий.

Майский вспомнил свое недавнее байкерское прошлое, и ему стало стыдно за страх перед неизвестной выпивкой.

Он взял бокал.

— А от кого же тогда вы переняли учение?

Как оказалось, остальные уже вернулись в этот грешный мир, и сейчас временно исполняющий обязанности главного вручал одному из них флягу. «Дети бесконечности» делали по глотку и передавали «эстафету» дальше.

— У нас есть лидер. Мы его так зовем, — сообщил главный, вспомнив о заданном вопросе. — Но его никто никогда не видел. Говорят, увидеть его — значит ослепнуть.

Лицо у «ведущего» стало суровым. Видимо, Майский должен был проникнуться серьезностью момента.

— Мы поддерживаем с ним связь по Интернету, — негромко проговорил и.о. гуру. — Он руководит нами через Сеть… Ну, за великую бесконечность!

Он отхлебнул из своего бокала и выразительно посмотрел на Майского. Тот тоже сделал глоток. Вкус оказался не самым мерзким… где-то даже приятным…

— Скажи, брат, — доверительно начал Майский. — Я от некоторых людей слышал, что самое главное место в учении о бесконечности занимает яд куфии…

 

ФЭС. Кухня.

Ей бы в пионеры! Была бы победителем игры «Зарница»

— А-а-а…

Тихонов с огромным наслаждением глотнул кофе. Он решил забить на этого ненормального майора, который нарезал по кухоньке круги, бормоча как заведенный:

— Нет, ты можешь мне объяснить, чего хочет эта… Чего мы ждем? Мы знаем, где они, почему мы их не берем?..

Тихонов прикрыл глаза и снова приложился к чашке.

— Там работает человек под прикрытием.

— Да знаю я… — нервно сказал Круглов. — В бирюльки Рогозина играет… Не наигралась. Ей бы в пионеры! Была бы победителем игры «Зарница», блин…

Тихонов поклялся себе, что Круглову не удастся вывести его из кофейной нирваны.

— Не знаю… Мне кажется, она права. Нельзя их спугнуть.

Майор почти с ненавистью посмотрел на него.

— Еще один аналитик нашелся… С кем я работаю?! Все. Я ушел. Не могу больше здесь находиться, пока эта мразь на свободе воздухом дышит, а мы, зная, где она, кофе пьем. Пока.

 

Окраина Москвы. Заброшенное здание.

«Всех в ФЭС!»

— Ты говоришь о реальности, — вещал главный. — Она затмевает тебе глаза и лишает твои слова смысла. Яд куфии — он служил совсем иным целям в глубокой древности. Сейчас для того, чтобы понять смысл нашего существования, он уже не нужен, никто его не готовит. Мы пользуемся духовными практиками. Предлагаю тебе к ним и вернуться, присоединившись к нашим медитирующим друзьям в бесконечности.

Примерно на середине его монолога Майский понял, что у него почему-то двоится в глазах. Окружающие люди и предметы стали удлиняться, искажаться… и это было настолько нехорошо, что Майский попробовал встать. У него не получилось.

Главный адепт перестал проповедовать и погрузился в медитацию.

Майский, немного завалившися набок после неудачной попытки подняться, застыл в неподвижности с самой дурацкой улыбкой на лице…

А дальше случилось неожиданное.

Ворвавшиеся ребята в камуфляже и лыжных масках с полным беспристрастием повязали всех, кто находился в старом доме. Сопротивления странно радостные «дети бесконечности» не оказали, лишь Майский снова попытался встать — и снова безрезультатно. Перед глазами у него все плыло, взгляд не желал фокусироваться, а губы сами собой разъезжались в улыбке. Он улыбался всем, в том числе и Круглову, который появился как раз в этот момент и распорядился:

— Всех в ФЭС.

 

Офис ФЭС.

Весь мир… открыт…

Наркош на своем веку Круглов повидал предостаточно. У всей повязанной сегодня шатии-братии были явные признаки приема психостимуляторов.

— Да хватит уже кочевряжиться! — не выдержал он при виде очередного улыбающегося «дитяти бесконечности». — Твои друзья уже во всем признались.

— Не понимаю… о чем вы. — Выражение лица адепта не изменилось. — Мне не в чем… признаваться… Весь мир… открыт…

Похоже, этот поймал эмоциональную эйфорию.

— Кто ваш председатель? — с чувством полной безнадежности спросил Круглов. — Где его искать?

— Какой… председатель? — улыбнулся допрашиваемый. — О чем вы? Знаете, а вы сине-зеленый… и пахнете так… колюче… Не надо… злиться… Это неправильно…

— Главный, верховный, не знаю, как вы его называете, — терпеливо повторил Круглов. — Где. Он. Прячет. Девочку?

— Какую… девочку? Не понимаю… Прятать? Зачем? Мир… прозрачен… Смотрите… я гляжу… сквозь вас…

Адепт принялся что-то ловить в воздухе.

Круглов крепко хлопнул руками по столешнице.

— Идиоты!

Прозвучало почти как у Лелика из «Бриллиантовой руки»…

— И где вы этого Круглова откопали? — поинтересовался Майский, сделав глоток чаю — на кофе он пока не решался.

— Не спрашивай. — Рогозина махнула рукой. — Как ты себя чувствуешь?

Майский прислушался к своим ощущениям.

— Уже лучше. Хорошо, что маленький глоток сделал, быстро отпустило. Но было интересно… Что это за зелье?

— Наверно, психостимулятор наподобие лизергиновой кислоты. У нескольких взяли анализ, потом посмотрим, что у них в крови.

Майский одним глотком опустошил чашку и заключил:

— В общем, надо выходить на этого… ослепляющего своим светом лидера и разговаривать с ним.

— Сейчас Тихонову привезут компьютеры этих… сектантов, — сообщила Рогозина. — Он установит адрес их лидера. Чем они там вообще занимались?

— А, пустое… — Майский махнул рукой. — Яд они походу никогда не готовили. И никого не убивали. Так, кружок для полных идиотов. Столько кретинизма пришлось через себя пропустить… В наркомафию внедриться проще в десять раз. У этих людей вместо мозгов черная дыра. Секта неудачников.

В кухоньке появился Круглов, и Рогозина оживленно поинтересовалась:

— Ну, как успехи, майор? Взяли Органиста?

Круглов, мрачный, как туча, сел за стол.

— Они все твердят, что ничего не знают. Что спокойно себе медитировали…

Рогозина кивнула.

— А я вам что говорила? Вот что, товарищ майор, я сегодня же буду просить Руслана Султановича избавить мою команду от вашего присутствия.

Круглов криво усмехнулся:

— Это еще кто кого попросит. Ладно, это дело будущего. Какие теперь планы?

— А вы идите, идите… колите своих арестантов, — встрял Майский. — У вас их целых двенадцать штук. Они вам сейчас такого нарасскажут… про иллюзорную реальность…

Зазвонил телефон Рогозиной. Она какое-то время слушала сообщение, потом поднялась.

— Да, Иван. Иду, — и выключила телефон. — Иван вычислил их председателя.

— Лидера. Так они его называют, — поправил Майский. — Ну что, пошли?..

По дороге в лабораторию Майский с любопытством оглядывал «берлогу» ФЭС и одобрительно кивал.

Перед компьютерным гением на трех столах были расставлены двенадцать ноутбуков.

— По ноутам этих огрызков в балахонах, — начал Тихонов, — я вычислил их общего адресата. Лидер — так они его в письмах называют. В общем, по его ай-пи-адресу вычислил, где он в Сеть выходит. Это общага. Университетская.

— Ничего себе… — искренне удивилась Рогозина. — Председатель секты живет в общаге?

— Лидер. Лидер секты, — снова поправил ее Майский. — Ладно, я поехал. К этому лидеру. Если, конечно, он еще не прочухал, что наш доблестный Илья Муромец всю его секту заковал в кандалы. А если узнал… думаю, тогда он уже далеко-далеко от столицы нашей Родины. — Майский перестал ерничать и повернулся к Круглову: — А вам был бы особенно благодарен, если б на сей раз обошлось без маски-шоу. И вообще… без вашего участия, если можно.

— Да пожалуйста, — фыркнул Круглов. — Опять карнавальный костюм наденешь?

— Ага. Дедом Морозом буду. Не хотите Снегурочкой со мной? Или зайчиком?..

 

Общежитие Университета.

Поверить трудно, но надо

Если выгонят из ментовки, пойду в театр. Или лучше сунусь в сериал…

Майский размышлял об этом, идя по длинному коридору студенческой общаги. Оля чудная девушка, думал он. На данный момент самое чудное в ней — то, что она работает костюмером в театре.

Да. Тот, кто увидел Майского в халате с драконами, с подведенными глазами и волосами, собранными в пучок, вряд ли скоро забудет колоритную картину. Он выглядел как крутой вельможа-кунфуист из китайского исторического боевика.

Впрочем, мелкий прыщавый очкарик лет двадцати пяти или немногим старше, открывший на стук, про кино даже не вспомнил.

Он просто потерял дар речи.

— Можно? — вежливо спросил Майский.

Очкарик яростно затряс головой.

— Да, да, конечно!

В комнате работал телевизор, на диване валялась вскрытая упаковка чипсов. Майский, прошедший в комнату, отодвинул ее и сел.

— Здравствуйте, уважаемый лидер.

— Д-добрый день…

— Я понимаю ваше удивление, — степенно начал Майский. — Сразу открою карты. Я приехал из китайской провинции Сычуань, из горной ее части.

— A-а… зачем вы приехали? — проблеял очкарик.

Майский смотрел на него и думал — вот же уродец, несостоявшееся «нечто», ловящее кайф от власти над людьми, даже такими, как «дети бесконечности»…

— Молодой человек, — вернувшись на грешную землю, сказал он, — мы давно следим за вашей деятельностью по распространению древнего учения.

Глаза «лидера» за стеклами очков стали совершенно круглыми.

— Вы из друзей бесконечности? Специально ко мне? — Тут до него дошло. — А… а откуда тогда вы знаете русский?

— Для нас нет ничего невозможного. — Майский начал фразу возвышенно, но продолжил уже обычным тоном: — И вообще, у меня мама русская… Так вот. Мы давно за вами наблюдаем и, честно говоря, рады вашим успехам.

— Я тронут, — прошептал очкарик. — Спасибо.

— Моя миссия здесь — пригласить вас в Сычуань, чтобы помочь подняться на последнюю ступень учения о бесконечности.

— Вы — про яд куфии?

— Совершенно верно. — Майский внутренне напрягся, но беззаботно кивнул. — Я знаю, что вы лично уже неоднократно использовали его по назначению. И весьма успешно.

— Вы правы, — застенчиво сказал очкарик.

«Значит, мы тут плюшками балуемся. Ах ты урод…» Но вместо этого гость ласково проговорил. Практически пропел:

— А теперь, брат, протяни вперед правую руку и закрой глаза.

Загипнотизированный его сильным голосом и властным взглядом, «лидер» подчинился. А очнулся только тогда, когда Майский уже приковал его правую руку к своей левой.

— Что вы делаете?! — взвизгнул очкарик.

— Показываю тебе последнюю ступень, идиот прыщавый! На выход! — скомандовал Майский. — Будешь орать — сломаю нос.

Повторный проход Майского по коридорам и лестницам общежития наверняка запечатлелся в памяти студентов еще ярче первого. Как, впрочем, и в памяти могучей вахтерши, способной слона на ходу остановить.

При виде неслабого китайца, очкарика, издающего нечленораздельные звуки, и соединяющих странную парочку наручников она встала и рявкнула:

— А ну стой! Ты кто такой? Куда ты его тащишь?

Майский свободной рукой выудил из-за пазухи удостоверение, продемонстрировал его.

— Я из милиции, мамаша. Понимаю, поверить трудно, но надо.

Парочка скрылась за дверями. Вахтерша еще некоторое время смотрела им вслед с открытым ртом.

 

Офис ФЭС.

«Для достижения наивысшей ступени надо избавиться от привязанности к людям…»

— Поверьте, я никого не убивал! — Под прицелом двух пар глаз «лидер» трясся как осиновый лист. — Я не Органист! Вы что — с ума сошли?!

— Но в разговоре с нашим сотрудником вы сказали, что использовали яд куфии! — напомнила Рогозина.

— Да понтанулся я! — Очкарик прижал к груди ладони с растопыренными пальцами. — Думал, он реально из секты этой! Хотя я только читал про них…

— Расскажите о своих адептах. — Рогозина жестко гнула нужную ей линию. — Зачем они вам?

— Да игра все это! — Он едва не плакал. — Я прочитал об учении… давно еще… решил попробовать — сработало! Сейчас людям что угодно кинь — они вцепятся и будут думать, что нашли последнюю истину. И эти повелись… Членские взносы платят… дебилы… Поймите, я никого не убивал!

В допросной появился Майский — без халата и даже без косухи, длинные волосы собраны в хвост, одежда цивильная.

— А что ты велишь им в воду подмешивать? — с места в карьер спросил он.

— A-а… Вы и это знаете…

— Мы много чего знаем. — Майский подмигнул, и «лидер» сделал попытку сложиться в позу эмбриона.

— Эл-эс-дэ, — пробубнил он в стол.

— Диэтиламид лизергиновой кислоты, говоря по-простому. — Майский одобрительно кивнул. — Значит, ты у нас еще и наркотиками торгуешь? Ну, красавец! Наш пострел везде поспел!

Очкарик затрясся еще сильнее.

— Я не убивал никого! Я когда про Органиста этого первый раз услышал, тоже сперва подумал, что история как-то с древним китайским учением связана…

Тут в разговор вступил Круглов:

— В чем суть учения?

Очкарик удивленно указал пальцем на Майского.

— А он разве не знает?

— Нам надо знать, что известно тебе. Ну? — Взгляд Круглова ничего хорошего не обещал.

— Ну, там вообще все посвящено тому, как достигнуть свободы от материального мира… Полной внутренней свободы… Она же — бесконечность. Для достижения наивысшей ступени надо избавиться от привязанности к людям. Надо избавиться от нравственности, поскольку она тоже приковывает к материальному миру. Для этого нужно убить восемнадцать детей, какого-то определенного возраста, я не помню точно какого… Причем убить их именно ядом куфии.

— Почему именно им? — подобралась Рогозина.

— Это тоже целый ритуал. Говорят, настоящий яд куфии может приготовить только человек, который уже готов к последнему шагу.

— Я не понимаю… — сдавленно проговорил Майский. — Убийства детей — это демонстрация свободы от морали? Но кому, зачем?

— Да не знаю я! — вскричал «лидер». — Это же все легенды…

— Легенды, значит, — оскалился Майский. — А чего ж ты мне тогда поверил, когда я тебя в Китай зазывал? Сам повелся на эту бесовщину небось не хуже своих… идиотов.

— По этому учению нужно вырезать органы? — спросила Рогозина…

— В том-то и дело, что нет! — Очкарик яростно замотал головой. — Достаточно вколоть детям приготовленный яд. И все! Ничего вырезать не надо.

— Ничего не понимаю! — Майский стиснул голову руками.

— Он вырезал органы, чтобы скрыть следы отравления… — тяжело проговорила Рогозина. — Этот яд должен оставлять следы в почках и печени…

Зазвонил ее телефон.

— Да. Ясно. Поняла. Спасибо. Едем. — Закончив разговор, Галина Николаевна повернулась к мужчинам. — Нашли Гущину. Она мертва.

— Семнадцатая, — с какой-то волчьей тоской произнес Круглов. — Осталась одна.

— Поехали на место, — сказала Рогозина.

Трое милиционеров направились к двери. Вслед им раздался вопль:

— А я? Я, честное слово, ни в чем не виноват!

Круглов обернулся.

— Знаешь, бесконечность я тебе не гарантирую, но лет пять точно.

 

Москва. Очередной пустырь.

«Эту мразь надо остановить»

Место происшествия было огорожено лентой.

У тела ребенка находилась Валентина Антонова. Она производила осмотр. Рядом стояли другие сотрудники ФЭС — Рогозина, Круглов. Ну и Майский тоже… Как теперь без него? Несмотря на нескрываемое раздражение Круглова. По ходу, весь его гнев переметнулся с Тихонова на Майского…

Через оцепление рвались обезумевшие родители убитой девочки.

— Пропустите их, — приказала Рогозина.

Гущины подбежали к телу. Мать Маши разразилась рыданиями. Муж обнял ее и отвел в сторону.

Рогозина была бледной как стена.

— Я… я не могу больше на это смотреть.

Впервые за все это страшное время она ощутила, что ее не держат ноги.

Майский, поняв состояние Галины Николаевны, обнял ее за плечи.

— Надо, надо… — хрипло проговорил он. — Эту мразь надо остановить.

— Он как будто играет с нами! — воплем ярости вырвалось у нее.

Антонова поднялась с колен.

— Смерть наступила два-три часа назад.

— Значит, сектанты и этот прыщавый лидер вне игры, — резюмировал Майский.

— Все остальные следы — как обычно, — добавила Антонова. — Брюшная полость зашита, в паху след от инъекции. Тело можно уносить.

Рогозиной снова позвонили.

— Алло. Да. Понятно. — Она закончила разговор и бессильно уронила руки. — Только что исчезла еще одна девочка. По дороге в школу.

— Гаденыш… Тварь! Ублюдок! — брызгая слюной, заорал Круглов.

Какое-то время он стоял, обхватив голову руками, потом пошел, почти побежал, к милицейской машине. Заурчал двигатель, машина сорвалась с места и умчалась.

 

Москва. Съемная квартира.

«Хвосты» в Москве Свободному Человеку без надобности

Валера трезвонил в дверь минут пятнадцать. Ногами не колотил — бесполезно. И так понятно, что хозяина нет дома. Он всегда открывал дверь после первого звонка — будто знал о посетителе еще до того, как тот прикоснется к кнопке. Валера прислонился спиной к двери и незаметно для себя заснул.

Убедившись, что все для решающей части его замысла готово, писатель отправился домой. Когда он уже поднимался по лестнице, обнаружилось, что у его двери спит, свернувшись калачиком, лидер группы «Пьяный Минотавр».

Ах, как не вовремя!..

Или наоборот — самое время?.. Что ж, скорее второе. Путь сам решил, что «хвосты» в Москве Свободному Человеку без надобности.

Властелин чужих судеб минуту постоял над Валерой, продумывая последовательность действий. Хуже всего то, что его новая игрушка — бамбуковая трубочка с маленькими стрелами — осталась в квартире. Иначе бы все было еще проще. Но — не беда!.. Он наклонился и тронул спящего за плечо.

— Тесеюшка-а!..

— Отвали! — отозвался музыкант сквозь сон.

— Вставай, зайчик, уже утро. Все хорошие детки пошли в школу…

Валера приоткрыл один глаз, потом дернулся и выпучил оба.

— Вы… я здесь, чтобы… я хочу узнать!..

— И тебя с добрым утром! — сказал Чугунов. — Дашь мне пройти в квартиру?

— А, да… зачем?!

— Я там живу.

Музыкант поднялся и посмотрел на соседа совершенно ошалелыми глазами. Чугунов, сохраняя на лице маску добродушия, немного повозился с замком и открыл дверь.

— Зайдешь? — спросил он незваного гостя.

Валера продолжал на него пялиться, не произнося ни звука.

Тогда писатель нырнул в прихожую и провозгласил:

— Добро пожаловать, дорогой Карлсон! Ну и ты, Малыш, проходи…

С лицом музыканта вдруг произошла разительная перемена. Тесей радостно улыбнулся и сказал с явным облегчением:

— Я дурак, правда?

Старший товарищ пожал плечами.

— Это ты в связи с чем говоришь?

— Ну, конечно, это не вы! Что за бред! Ну я и идиот!

— Валерий, ты чего? Гулял всю ночь? — спросил Чугунов. — Ты зайдешь, или так и будем орать на весь подъезд?..

Тесей вошел, и писатель прикрыл дверь.

— Чаю хочешь? — спросил он.

— Нет, спасибо. Я просто… понимаете, просто лажанулся, как последний лось!

— Тебе денег дать? Чисто по-дружески, да? Ты все проср… прогулял?

— Нет, я не за этим, — махнул рукой Валера. — Хотя можете, конечно, дать. Чисто по-дружески.

— Подожди минутку, я сейчас.

Чугунов зашел в комнату и первым делом взял свою бамбуковую трубку. Еще утром он смазал вставленную в нее стрелу Препаратом, поэтому можно было считать, что оружие заряжено. Потом он открыл бумажник, достал сотню долларов, подумал, покачал головой и достал двадцатку.

С купюрой в одной руке и трубкой в другой Чугунов вышел в прихожую.

— Вот, Тесей. Извини, я сам на мели, больше пока дать не могу.

Валера сиял. Он не глядя спрятал бумажку в карман джинсов и спросил:

— Китайцы не платят?

— Что? Кто?! — искренне удивился Чугунов.

— Молчу, молчу, — сказал музыкант и подмигнул.

— Тесей, ты какой-то не такой. Что случилось-то? Группа «Пьяный Минотавр» получила Нобелевскую премию Мира?

— А? Нет… А что, могут дать?

— Теоретически — могут. Так в чем дело?

— Ну-у… понимаете, я вчера лазил ночью по Сети… и как-то случайно начитался новостей…

— Да, это вредно, — посочувствовал писатель. — Продолжай.

— Понимаете, там про Органиста… — сказал Валера и замолчал, не решаясь продолжить.

— Про какого органиста? — спросил Чугунов. — А! Понимаю! Ты решил взять к себе в группу клавишника, так? Советую брать со своим синтезатором, потому что этот замечательный инструмент стоит недешево. Я тебя сейчас просто не могу спонсировать такими деньгами. Мало того что сам до зарплаты тяну… Я вообще не склонен к благотворительности подобных масштабов.

— Нет-нет! — замахал руками Валера. — Хотя насчет клавишника это, конечно, мысль, я и сам раньше подумывал, просто не нашлось таких людей, чтоб сразу со своими клавишами… Я про маньяка начитался, понимаете?.. Извините, но я подумал, что это вы.

Собеседник фыркнул.

— Почаще читай криминальные сводки. Этих маньяков появляется по три штуки в неделю, всех не упомнишь. А я вот телевизор не смотрю, это у меня хозяйский. Работы много, какие маньяки?..

— Да, я знаю. Я, конечно, большой дурак… А что это у вас за палочка?

— Это не палочка, это трубка. Курительная. Китайская, кстати, — добавил добродушный писатель и подмигнул в точности, как Тесей пару минут назад.

— Ясно… А как ее курят?

— А вот так.

Чугунов приставил трубочку ко рту и дунул.

Стрела воткнулась в кожаную куртку немного правее солнечного сплетения Валеры. Музыкант оторопело поднял руку, взял маленькую стрелку и поднес ее к глазам. Его лицо ничего не выражало.

Писатель Чугунов прошел мимо застывшего Тесея и открыл дверь. В этот момент Валера начал оседать на пол, и сосед еле успел его подхватить.

— Идем, дружище, опирайся о мое плечо, — заботливо сказал он. — Давай, пока у тебя ноги ходят.

Они вышли из квартиры, и Чугунов одной рукой запер дверь.

— Вот так, — приговаривал он, волоча одеревеневшего музыканта по ступенькам. — Это же надо было так напиться!

Таким манером парочка спустилась в подвал. Здесь одному из них — живому и подвижному — пришлось куда сложнее; путь до репетиционной базы панков занял минут двадцать. У новенькой двери Чугунов обшарил карманы Валеры, нашел ключи. По-прежнему действуя одной свободной рукой, он отпер замки, втащил музыканта внутрь и свалил его на диван.

— Ты спи, а у меня еще дела. Очень много дел, — сказал он лежащему с открытыми глазами Тесею.

Потом писатель разжал его пальцы и забрал стрелку.

— Прости, но это моя игрушка.

Он огляделся и обнаружил на полу рядом с диваном несколько открытых пивных бутылок. Одна из них была наполовину полной.

— А вот это очень кстати, — сказал Чугунов и обильно полил Валеру выдохшимся пивом.

Он бросил ключи от подвала на пол и, уже исчезая в двери, сказал:

— Ты не скучай, я потом тебя еще навещу, если будет время.

Музыкант остался один. Он мог двигать только глазами, но смотреть было не на что. Лидеру «Пьяного Минотавра» оставалось только поддерживать тлеющие огоньки сознания, не давать им потухнуть. Но вскоре у него не осталось сил даже на это.

 

Москва. Квартира Станислава Семеновича.

«Я становлюсь перестраховщиком… В Лондоне такого не было…»

На дорогу к Станиславу Семеновичу Волков потратил непозволительно много времени. Он чуть помедлил перед домофоном, но отступать было не в его правилах — не в правилах Настоящего Человека. Оставалось надеяться, что пожилая чета не отнимет у него больше часа — рейс до Шанхая отправлялся в восемнадцать сорок.

Когда он позвонил в домофон, было десять тридцать. Если учитывать обратную дорогу, приготовления к перелету и последние сборы, да еще добавить хотя бы час на непредвиденные обстоятельства, на Станислава Семеновича с супругой оставались считаные минуты.

Волков поднялся на пятый этаж неспешным шагом. В серьезных делах спешка недопустима. Кроме того, ему нужно было настроиться.

Дверь была распахнута, Станислав Семенович уже ждал его на пороге.

— Здравствуйте, дорогой мой! — сказал старый профессор. — Как хорошо, что вы все-таки решили заскочить напоследок! Это приятная неожиданность!

Конечно, неожиданность — Волков всегда звонил за час до визита. Всегда, но не в этот раз.

— Здравствуйте, Станислав Семенович! Знаете, не удержался! — ответил гость в тон хозяину. — У меня рейс без двадцати семь, а еще последние сборы, оформление перед посадкой… И все равно — не смог уехать, не повидавшись с вами!

Они пожали друг другу руки. Пожилой китаист был так растроган, что, казалось, вот-вот прослезится.

— А Мария Петровна дома? — спросил Волков, снимая обувь в прихожей.

— Только что ушла в аптеку. Здесь недалеко, она вот-вот вернется.

«Вот-вот» для жены профессора могло означать сколь угодно долго. Однако Волков не расстроился, он остался холоден и бесстрастен, как это и полагалось человеку, глядящему на заботы с непостижимой высоты своего духа.

Станислав Семенович прошел в кухню, шаркая тапочками, а Волков еще немного постоял, прислушиваясь к себе. В ответ на мысль о смерти китаиста в его душе ничего не шевельнулось. Это было прекрасно.

Ведь он медлил перед домофоном именно потому, что не хотел подвергать себя этому испытанию. Но испытания лишь закаляют дух, не стоит от них бежать. Чувство привязанности теперь окончательно осталось в прошлом — несколькими ступенями раньше. Волков почувствовал, что с уходом этого человеческого свойства он стал много свободнее — а значит, сильнее и ярче.

Следующие полчаса он пил чай со Станиславом Семеновичем — непревзойденным мастером и знатоком в этой области. Потом пришла Мария Петровна.

Волков допил очередную чашку, поблагодарил своего учителя и не спеша достал из-за пазухи маленький ножик с костяной ручкой.

Легким движением он уколол Станислава Семеновича в руку, быстро поднялся и сделал фехтовальный выпад в сторону Марии Петровны, замершей посреди кухни с открытым ртом.

Китаист уткнулся лицом в стол, а его жена кулем упала на пол. Волков бережно спрятал ножик в карман. Для пожилой четы он смазал острие разбавленным Препаратом. Пожалуй, в такой дозировке он может быть смертелен разве что для глубоких стариков и грудных детей. Но Волков хотел, чтобы в организмах профессора и его жены нельзя было обнаружить следы Препарата. Кроме того, нужно было позаботиться, чтобы эти две смерти выглядели натурально — чтоб никому даже и в голову не пришло искать какие-то следы.

— Я становлюсь перестраховщиком, — отметил он вслух. — В Лондоне такого не было.

Он подошел к газовой плите и поискал отходящий от нее резиновый шланг.

Все будет выглядеть как утечка газа. Такое случается.

 

ФЭС. Допросная.

И сполз на стуле, словно сдулся

— Кто еще мог знать об этой легенде?

В глазах «лидера» загорелись огоньки надежды.

— А если скажу, отпустите?

— Чего? — Круглов демонстративно поднял брови. — Да на тебе торговля наркотиками, парень, создание и управление незарегистрированной сектой! Отпустим, ха! Да ты издеваешься! Проси, чтобы у тебя в камере новой секты не оказалось. Такой, которая не нравственную свободу проповедует, а… как бы помягче выразиться… безнравственную. Понимаешь меня?

«Лидер» сглотнул. Приступ нахальства смыло волной страха.

— Я понял, понял… Есть книга. Только она на китайском, перевода на русский нет.

— Какая книга?

— Об… у-учении. Из нее и можно все узнать.

— А ты откуда китайский знаешь? — заинтересовался Круглов.

— Я в… в китайском интернате пять лет отучился.

— Название книги, — скомандовал майор.

— «Дух бесконечности», — выдавил «лидер».

И сполз на стуле, словно сдулся.

 

Москва. Подвал 1.

Панк пока дышит…

Писатель заглянул на репетиционную базу «Пьяною Минотавра» и отметил, что Валера лежит в прежней позе, но еще жив. Он кивнул старому знакомому, но не проронил ни слова. Этот «хвост» и без того можно считать обрубленным. А на лицедейство у Чугунова уже нет времени. Потом он прикрыл дверь и удалился.

 

Где-то в Москве. Подвал 2.

Этого ребенка еще вести в люди…

Он подошел к лежащему на кровати ребенку. В руке был шприц, который он только что наполнил разжиженным Препаратом из флакона.

Девочку, чтобы не дергалась, он держал привязанной к кровати. За запястья и щиколотки. На этот раз путами служили мягкие махровые полотенца — у живого материала не должно было оставаться бросающихся в глаза следов на коже. Ему этого ребенка еще вести в люди…

Девочка давно не могла кричать. Охрипла, онемела буквально за первый час в гостях у Волкова. Она лишь смотрела на него расширенными покрасневшими глазами. Волков заметил на роговице лопнувшие от напряжения сосуды. Он поцокал языком. В аэропорту могут обратить внимание. Впрочем, ответ «папы» будет тем же, что и на потенциальный вопрос о красных припухших веках: волновалась, не спала всю ночь.

Этих следов на живом материале можно было избежать, если бы он обездвижил ее Препаратом чуть раньше. Но Волков тянул до последнего — ему вовсе не улыбалось везти в Шанхай остывший труп. С трупом могут быть проблемы на таможне.

 

ФЭС. Кабинет Рогозиной.

Если мы его не найдем сейчас, мы не найдем его никогда

Круглов и Рогозина сидели за столом и молчали. Говорить пока было не о чем. Майского, отправленного на розыски книги, ждали с минуты на минуту.

Однако первой появилась Валентина Антонова.

— Я закончила вскрытие. Ничего нового. Отсутствуют печень и почки. Разрезы на тканях такие же, как и в остальных случаях. В крови — очень слабые следы яда куфии.

Рогозина мрачно проговорила:

— Похищена последняя жертва. Если мы его не найдем сейчас, мы не найдем его никогда.

— Яд действует, вы сказали, в самой минимальной концентрации три дня, — напомнил Круглов. — Будем считать, что ввел он его сейчас.

— Но откуда мы знаем, в какой концентрации он его ввел? — возразила Рогозина.

— Ниоткуда, — согласился Круглов. — Просто хочу надеяться на лучшее.

Когда вошел Майский, все трое выжидательно посмотрели на него.

— Уф, — сказал он, выкладывая на стол начальства увесистые тома. — Вот. В наших библиотеках есть только пять экземпляров «Духа бесконечности».

На верхнюю книгу легла толстая стопка читательских формуляров.

— За последний год их брали для копирования больше тысячи человек. Еще чуть меньше ста читали оригиналы в читальном зале. Сами книги на дом не выдают.

— Да… — задумчиво проговорила Рогозина. — Какие мысли?

— Никаких, — честно ответил Майский. — Не будем же мы проверять каждого. Да и вряд ли он проделывает это все дома.

Рогозина аккуратно переложила формуляры на стол, взяла одну книгу, раскрыла ее.

— Да, кто-нибудь китайский знает? — поинтересовалась она.

Круглов перестал гипнотизировать тома взглядом и отозвался.

— Предлагаю все-таки проверять по всему списку читателей. Это наш единственный шанс.

Галина Николаевна пролистала книгу, добралась до конца, озадаченно замерла. У этого экземпляра отсутствовали последние страницы. Они были просто вырваны, хотя и аккуратно.

Рогозина схватила следующую книгу, пролистала.

— В этой тоже нет последних страниц…

Круглов, Майский и Антонова взяли каждый по тому, открыли их.

Страниц недоставало везде.

— Та-ак, — сказал Круглов. — Похоже, надо снова пощупать нашего властителя дум.

Прихватив с собой свой экземпляр, он быстрым шагом направился к двери. Остальные пошли за ним следом.

 

ФЭС. Допросная

Взгляд у «лидера» был затравленный.

Когда Круглов бросил увесистый том на стол, бывший руководитель секты вздрогнул. Его взгляд заметался, скользнув по зеркальной стене, за которой стояли Майский, Рогозина и Антонова.

— Эта книга? — без обиняков спросил Круглов.

Тот взял ее дрожащими руками и несколько секунд разглядывал.

— Эта… вроде…

— Ты мне не вроде говори, а точно! — с нажимом проговорил майор.

— Да эта, эта!

— Что там было в конце, на последних страницах?

— Сейчас посмотрю. — Очкарик открыл книгу. — Так ведь они вырваны…

— А то я стал бы тебя спрашивать, если бы они там были, — сквозь зубы проговорил Круглов. — Вспоминай.

— А чего вспоминать, — «лидер» явно приободрился, — я и так все помню. Книга же состоит из восемнадцати глав, по числу жертв. Значит, последние страницы о восемнадцатой жертве и рассказывали.

— Что рассказывали?

— Ну, о том, куда ее тело привезти надо.

— И куда? — Голос Круглова заметно сел.

— В Китай. — Казалось, очкарика удивила сама постановка вопроса. — В один из горных монастырей. Название не помню… Только тамошними монахами может быть засвидетельствовано прохождение последней ступени. А доказательство — труп восемнадцатого ребенка.

— А… откуда эти монахи будут знать, что труп — именно восемнадцатый, а не первый и не третий, например?

Допрашиваемый пожал плечами.

— Понятия не имею. Известно только, что их лучше не обманывать.

Круглов наклонился к нему через стол.

— Точно? Ты в этом уверен?

— Да абсолютно! Если тело последнего ребенка не привезти в Китай, ступень не засчитывается… Ну бред же, чего вы хотите…

Круглов не вышел, а вылетел из допросной.

 

ФЭС. Лаборатория.

Даже если мы ее найдем, противоядия у нас нет

В лаборатории кипела невидимая постороннему глазу работа.

Тихонов прогонял на своем компьютере списки пассажиров. Рогозина продолжала биться над противоядием. Но все оставалось по-прежнему — черные клетки поначалу исчезали, но потом появлялись снова и сжирали желтый цвет.

Она стукнула по столу обоими кулаками и встала — сидеть было уже невмоготу.

— Даже если мы ее найдем, противоядия у нас нет.

Майский, предложивший свою помощь в качестве «подай-принеси», прогудел:

— Не волнуйтесь, Галина Николаевна. Вы работайте, главное. Время у нас есть.

— Готово, — сообщил Тихонов, вынимая распечатку из принтера. — Вот список всех пассажиров, купивших билеты в Китай на сегодня, завтра и послезавтра. С детьми из них — более трехсот.

— Срочно сверь со списком из библиотеки, — болезненно морщась и потирая лоб, велела Рогозина. — С теми, кто читал книгу.

— Это мы мигом.

На экране монитора, поделенном на две части, прокручивались перечни фамилий.

Процесс завершился появлением надписи «Совпадений нет».

Круглов, до этого сидевший тише мыши, подал голос.

— Надо дать указания во все аэропорты, останавливать любых типов с девочками.

— А если он это увидит? — возразила Рогозина. — Девочке тогда не жить.

— К тому же ее фотографии уже разосланы по всем аэропортам и вокзалам, — напомнил Майский.

* * *

Аккуратно одетый мужчина весьма приличного вида расплатился с таксистом, выбрался из машины и открыл заднюю дверь. Сначала он вытащил неподвижную, как будто парализованную, маленькую девочку, потом достал сумку. Подхватил ребенка одной рукой, сумку — другой.

Глаза девочки были закрыты, она как будто спала.

Заботливый отец огляделся и увидел спешащего к нему служащего аэропорта, катящего инвалидную коляску.

— Пожалуйста, это вы заказывали коляску по телефону?

— Да. — Усадив ребенка, мужчина достал деньги и дал служащему на чай. — Благодарю.

Он развернул коляску и направился к зданию аэропорта.

* * *

Работа над антидотом кипела вовсю. Активно сопереживающих было двое — Круглов и Майский. Майский наблюдал, Круглов нервно ходил по комнате.

Рогозина поднялась из-за компьютера и от теории перешла к практике.

Когда в очередной раз содержимое двух пробирок соединилось в третьей, Майский спросил:

— Что, готово зелье?

— Не знаю, еще не проверяла, — глядя сквозь пробирку на свет, ответила Рогозина.

Другая троица — Тихонов, Антонова и Белая — сидела за тихоновским компьютером, просматривая списки пассажиров.

Круглов не выдержал:

— Не, ну это бред так сидеть! Когда он…

— Ой, смотрите, это же писатель известный!.. — воскликнула Белая. — У него еще книги такие по психоанализу… Мне очень нравилось…

Все сгрудились у тихоновского компьютера.

— Вот, — Татьяна указала пальцем на фамилию, — из списка тех, кто брал эту книгу китайскую почитать. Вот он. Чугунов Вячеслав.

— Ну и что? — устало спросила Рогозина.

— Как что? — удивилась Белая. — Вы его не знаете?

— Ну, замечательно, давайте теперь о литературе поговорим, — пробормотал Круглов, отходя в сторону.

— Да нет, просто это псевдоним! — воскликнула Белая. — Его настоящая фамилия, по-моему, Волков… Надо проверить.

Тихонов откатился на стуле к свободному компьютеру и быстро что-то набрал на клавиатуре.

— Чугунов Вячеслав — он же Волков Вячеслав Геннадьевич, — прочитал он с экрана. — Да, все верно. А вот он и в списке пассажиров в Шанхай. Летит с дочкой. Рейс в восемнадцать сорок.

— У нас час пятнадцать, — сказала Рогозина, посмотрев на часы.

— Поехали! — мгновенно подхватился Круглов.

— У меня нет противоядия. — Галина Николаевна безнадежно развела руками.

Круглов, не слушая ее, уже надевал подмышечную кобуру. Достал из ящика стола пистолет, засунул в кобуру.

— Ничего, освободим девочку, приедем сюда, поработаете еще над противоядием, — бормотал он.

— А если она вот-вот умрет?!

Круглов призадумался.

— Вряд ли. Я думаю, он рассчитал все так, чтобы она умерла уже в Китае.

— Мне нужно еще полчаса. На проверку… — Рогозина метнулась к компьютеру.

— У нас их нет, — сказал Майский уже от двери.

— Но у меня только непроверенный антидот!

— Берите непроверенный. Проверим там. Иначе он улетит.

Рогозина быстро набрала в шприц антидот из пробирки.

Когда за ними тремя хлопнула дверь, очнувшийся Тихонов завопил:

— Меня, меня возьмите!

Дверь ответа не дала.

Тихонов тоскливо проговорил:

— Вот никогда меня на дело не берут. Что за люди!

Белая печально вздохнула.

— И меня…

— Тебя — как раз правильно, — пробурчал он. — Тебя возьми — будет новое дело…

 

Москва. Аэропорт.

Ну, с Богом, ребята!

Волков заранее забронировал билеты для себя и своей дочки. Документы для «дочки» ему изготовили пару месяцев назад. Фото на них было довольно приблизительным — детское лицо, похожее одновременно на множество лиц. Живой материал для последней, решающей ступени Волков подбирал, уже ориентируясь на эту фотографию…

* * *

Микроавтобус ФЭС влетел на территорию аэропорта.

Его уже ждали двое в штатском. Они быстро заскочили внутрь.

— Давайте на взлетную, — сказал первый. — Посадка закончилась. Вон туда.

Органист с лежащей у него на плече девочкой поднялся по трапу и вошел в салон. Трап отъехал. Навстречу ему по летному полю мчался микроавтобус.

За рулем сидел Майский.

— Сережа, — Рогозина тронула его за плечо. — Езжай как можно тише и незаметнее.

Она достала телефон.

— Алло! Иван! Да, срочно пробей место, куда посадили Волкова Место! Да, жду.

Первый из людей в штатском указал рукой на самолет.

— Вот он!

— …да, поняла! — почти прокричала в трубку Рогозина. — Бизнес-класс, пять «б». Спасибо!

Она спрятала телефон.

— Подъезжаем, — сказал Майский.

Микроавтобус остановился у самолета, который еще только прогревал двигатели.

— Ну, с Богом, ребята, — напутствовала мужчин Рогозина.

Снова подъехал трап, встал у двери первого салона. По трапу начали подниматься пять человек.

* * *

Некто спросил: «Правильно ли говорят, что за зло нужно платить добром?»
Конфуций

Учитель сказал: «А чем же тогда платить за добро?

За зло надо платить по справедливости, а за добро — добром».

Волков наблюдал за ними, и когда они поднимались, и когда появились в салоне. Он не мог видеть, как к самолету со стороны хвоста подъехал «пазик», из которого выбежали омоновцы, рассредоточившиеся у шасси и под крыльями.

Всем духом близкого к полной свободе человека он чувствовал неправильность происходящего. Этих людей здесь быть не должно. Откуда они? Что означает их появление? Разве он совершил хотя бы одну малейшую ошибку? Конечно, нет, он не мог ошибиться. Даже в мелочах — не мог. Он стоял на очень высокой ступени, откуда все земные деяния просматривались вплоть до самых незначительных последствий…

Люди из ФЭС были реальностью, и Волков внезапно понял, что это просто одни из этапов перехода. Небольшое испытание, закаляющее дух. Он с ним справится, и тогда самолет поднимется в воздух и унесет его навстречу Окончательной Свободе…

Писатель Чугунов (он же психотерапевт Вячеслав Волков) достал из сумки небольшую бамбуковую палочку. Майский, шедший первым по проходу между сиденьями, не знал его в лицо, но сразу выцепил взглядом девочку. Впрочем, Майский-то как раз не сильно беспокоил Волкова. Куда важнее была двигавшаяся следом Рогозина.

Вячеслав приложил трубочку к губам и дунул, метя отравленной стрелкой именно в нее. Но у майора Круглова были хорошо отработанные рефлексы. Он успел оттолкнуть Рогозину и частично закрыть ее собой. Полковник милиции упала на пол, майор следом. Его… парализовало.

Однако оставался еще Майский, умудрившийся вышвырнуть Органиста в проход. Тот успел выстрелить еще раз, но промахнулся — маленькая стрела вонзилась в стену салона, просвистев мимо уха противника.

Майский выхватил ее и бегло осмотрел, отметив, что наконечник смазан какой-то густой жидкостью.

Рогозина, успевшая подняться, метнулась к Вячеславу. Кричащие от ужаса пассажиры наклонялись, закрывая головы руками. Те, что занимали сиденья в задних рядах, рванули в салон эконом-класса.

Рогозина навалилась на Органиста, сбила его с ног, сумела перевернуть на спину и защелкнула наручники на его запястьях.

А Майский подхватил бесчувственную девочку.

— Она под действием яда, — тяжело дыша, сказала Рогозина. — И Круглов тоже отравлен.

Майский передал ей ребенка, подхватил Круглова и усадил, прислонив спиной к креслу.

— Где антидот?

— Он рассчитан на одного человека! — Когда Рогозина доставала шприц, в ее голосе прозвучало отчаяние.

Майский оставил Круглова и рывком усадил Вячеслава.

— Когда подействует яд?

— У вас нет шансов, — с улыбкой сумасшедшего прошептал тот.

— Ты думаешь, у тебя есть шанс? — прорычал Майский. — Ты думаешь, получишь пожизненное, — у нас ведь не казнят, а потом чего-нибудь придумаешь?

— Обязательно. — Органист по-прежнему улыбался. — Я ведь очень хороший психотерапевт и хирург.

— А я очень хорошая медсестра, — улыбнулся ему в ответ Майский. — И сейчас я тебе сделаю укольчик.

И не медля ни секунды, всадил в плечо Вячеславу отравленную стрелу.

Органист издал дикий вопль, а Майский, потеряв к нему всякий интерес, швырнул его на пол и поднялся.

Рогозина смотрела на Круглова. Тот, не в силах пошевелиться или издать хотя бы звук, глазами указал ей на девочку.

Рогозина стиснула зубы и сделала ребенку инъекцию антидота.

— Ну, пожалуйста, миленькая… — прошептала она.

Девочка не шевелилась.

Рогозина нащупала пульс на тоненькой ручке. Потом несколько раз сильно шлепнула девочку по щекам.

Та открыла глаза. Огляделась. И разразилась плачем.

— Мама! Мама!

— Ну, тише, тише. — Рогозина взяла ее на руки. — Сейчас поедем к маме. — Повернулась к Майскому: — Сережа, Круглова срочно в ФЭС.

 

Москва. Время — вперед!

У неподвижного самолета сгрудились машины с мигалками.

Круглова на носилках погрузили в микроавтобус с тонированными стеклами. Туда же забрались женщина средних лет и здоровенный детина с волосами, собранными в хвост. Микроавтобус сорвался с места и унесся в сопровождении милицейской машины.

Спасенную девочку забрала «скорая».

Органиста унесли подоспевшие омоновцы. Он был уже никакой.

По ночным московским улицам мчался автобус ФЭС, перед ним, расчищая дорогу, — машина милиции.

Рогозина держала руку обездвиженного Круглова в своей. Майский, нервничая все больше, то и дело смотрел на часы.

— Сережа, позвони Антоновой, скажи, чтобы готовили еще антидот… Сейчас, Коля, сейчас. Потерпи…

* * *

Валентина Антонова смешивала содержимое пробирок.

Хлопнула дверь, и в лабораторию вбежали Тихонов и Белая.

— Что случилось? — отдышавшись, спросил компьютерный гений.

— Круглов ранен, — дрожащим голосом ответила Антонова. — Этим же ядом. Девочку спасли, а на Круглова не хватило. Его к нам везут, надо срочно изготовить еще дозу противоядия…

— Ну? — нетерпеливо подтолкнула ее Белая.

— У меня не получается! — Антонова готова была заплакать.

— Спокойно, — скомандовал Тихонов, подходя к столу. — Что куда надо лить? И с чем смешивать?

* * *

— А Органист-то у нас в руках с самого начала был… — проговорила Рогозина.

— В смысле? — не понял Майский.

— В прямом. Этот Волков приходил к нам. Он — психотерапевт Овечкина, который во всех убийствах признался.

— Он же писатель вроде, — напомнил Майский.

Рогозина кивнула.

— Ну да. На психологические темы пишет. В общем, многогранная личность. И видимо, он контролировал Овечкина, заставлял его признаваться в том, чего тот не совершал.

Зазвонил телефон.

— Да? — проговорила она в трубку. — Не получается? Валя, постарайся, соберись, там все просто, по последней записи в компьютере…

* * *

— Ребята, я не уверена… — Валентина была готова удариться в панику. — Я не химик. Я не буду колоть это человеку!

— Выхода нет, — ответил Тихонов. — Они уже подъезжают. Пошли.

Он вышел из лаборатории вместе с Белой. Антонова набрала воздуху в грудь, как перед прыжком с трамплина, и втянула в шприц содержимое пробирки.

Микроавтобус влетел во двор ФЭС.

Их уже поджидала перепуганная до смерти троица оставшихся — Антонова со шприцем в руке, Тихонов и Белая.

Майский и Рогозина выбрались наружу, вытащили носилки с Кругловым.

— Валя, ну где ты там? — крикнула старая подруга Антоновой.

Валентина подбежала, быстро сделала обездвиженному майору укол, потом закрыла глаза и начала креститься.

— По новостям передали, что Органиста тоже ядом ранили… — сказала Таня Белая. — Может, для него антидот приготовить?

Круглов пошевелился. У Антоновой подогнулись колени.

— Не надо, Танечка, — проникновенно ответил Майский. — Пускай нравственную свободу обретает. Ему же нужна была восемнадцатая жертва. Вот он ее и получил.

 

ФЭС. Кухня. День 9

Руслан Султанович Султанов, Иван Тихонов, Таня Белая, Валентина Антонова, Сергей Майский сидели за столом, где уже были выставлены тарелки, чашки, бокалы и прочие столовые приборы.

Не хватало только Галины Николаевны Рогозиной и Николая Петровича Круглова.

Рогозина появилась. Правда, сопровождал ее не Круглов, а незнакомая молодая женщина.

— Разрешите вам представить нашего нового сотрудника, — весело сказала Галина Николаевна. — Алена…

— Просто Алена, — улыбнулась та.

— Да. Это наш офис-менеджер. К тому же она отлично готовит. Ее сам Руслан Султанович рекомендовал!

— Ну, это дорогого стоит. — Султанов рассмеялся.

— Всем привет. — Новый офис-менеджер немного разрумянилась от похвалы. — И сегодня, в честь нашего знакомства, я решила приготовить свои любимые блюда из китайской кухни.

Со стороны стола послышались возгласы:

— Нет, только не это! О боже, опять!..

Видно было, что Алену такая реакция удивила и огорчила.

— Вы только не расстраивайтесь, — Майский поднялся и подошел к ней, — мы очень любим китайскую еду. Но просто… момент не тот.

В этот момент на пороге кухоньки возник Круглов, тащивший пару огромных пакетов. Коллеги радостно закричали.

— Всем привет! — Круглов по мере возможности отсалютовал пакетом. — А чего стол пустой?

Подойдя, он начал выгружать на стол содержимое своих баулов — водку, колбасу, мясо, овощи. К процессу активно подключился Майский.

Тихонов потер ладони:

— А радостное возбуждение в предчувствии выпивки — это уже алкоголизм или еще нет?

 

Эпилог

Москва. Подвал

Валера пролежал на диване до глубокой ночи. Большую часть этого времени он провел в забытьи; в минуты, когда сознание к нему возвращалось, Валера чувствовал, что у него онемела вся правая половина тела.

Ночью он смог подняться и доползти до небольшого ведерка, предназначенного для мусора. Его долго рвало, потом музыкант вернулся на диван и уснул.

На следующий день он чувствовал себя совершенно разбитым, но онемение прошло, и он мог двигаться.

…Еще через день, когда его сосед, писатель Волков-Чугунов, получивший от прессы прозвище Органист, уже остыл в морге, Валера сидел за ноутбуком и писал чистосердечное признание. Лидер группы «Пьяный Минотавр», у которого, по мнению соратников-неформалов, получались прекрасные тексты песен, владел прозой на уровне школьного сочинения. Причем на оценку «три с вот такенным минусом». Поэтому теперь он страшно мучился. Нужно было подробно описать весь период своего знакомства с Волковым — да так, чтобы каждому было сразу ясно, что бас-гитарист Тесей — жертва, а не соучастник.

У незадачливого музыканта не получалось даже сочинить грамотное начало. Лучшее, что он смог родить, выглядело так:

«Я, Валерий Павлович Тесемкин, находясь в здравом уме и трезвой памяти…»

По сравнению с другими вариантами это было приемлемо. Хотя, конечно, слишком смахивало на завещание. Так и просилось продолжение:

«…завещаю все свое имущество (бас-гитара, два комплекта струн, шнуры, усилок, а также вот этот гребаный ноутбук) детскому дому „Цветы жизни“ (порнографии на ноутбуке нет, проверено, так что не ищите, дети)…»

Валера долго пялился в монитор, прихлебывая пиво. Потом стер все до слова «памяти». Открыл следующую бутылку, подумал и стер «трезвую память», оставив только «здравый ум».

К уму тоже были вопросы. Главный из них: действительно ли все это было на самом деле? Кажется, было. Даже наверняка.

Из доказательств, к которым можно было дотянуться, не вставая с места, присутствовала микроскопическая дырочка на куртке. А еще — почти невидимая точечка на коже. Там, где ее слегка проколола отравленная стрелка. Спасибо старой и задубевшей кожаной куртке, выполнившей роль доспехов. Она спасла ему жизнь!

О смерти Органиста от яда написали все новостные ресурсы, так что Валера прекрасно понимал, что ему грозило.

Он поискал дырочку на куртке. Не нашел. Поднял майку и поискал красную точку на теле. Точка пропала.

Да чтоб вас всех!.. Ладно, потом. Сейчас главное — подробное признание. Большое такое, страниц на двадцать…

Промучившись еще час, музыкант родил окончательный, не подлежащий исправлению вариант текста:

«Я, Валерий Павлович Тесемкин, принял решение уйти из жизни, убив себя об стену!!!!!»

Вместо Валерия Павловича в стену полетел ноутбук.

Лидер «Пьяного Минотавра» долго глумился над его останками.

А потом ушел за пивом…

Ссылки

[1] патологоанатом на сленге. — Прим. ред.

Содержание