Когда, буквально через пару минут, Джером вернулся с картиной в руках, я все еще корил себя за дурацкую привычку всегда и во всем искать сложные пути, и неумение просто попросить помощи и совета. Скольких проблем можно было бы избежать!

«Картина», как ее назвал мужчина, оказалась небольшой, с три четверти стандартного альбомного листа, акварелью, оправленной в тонкую деревянную раму. На ней было изображено противостояние бушующего шторма и уже изрядно потрепанного парусного судна. Причем, судя по практически скрывшейся в высоких волнах спасательной шлюпке, команда корабля не сомневалась в исходе сражения. Но самым интересным был передний план. На нем раскинулся пустынный берег, черный и мертвый. То тут, то там, над землей поднимались смутные, неясные, полупрозрачные тени. Что это такое — понять было абсолютно невозможно. Но в целом, картинка производила жуткое впечатление. От нее так и веяло леденящим страхом смерти и чего-то, еще более ужасающего, чем смерть. По спине поползли мурашки.

— Это точно я нарисовал?

— Да, сэр.

— Скажите, Джером, а она вас не пугает? Эта картина.

— Немного пугает, сэр. Марджори, не в обиду вам будет сказано, ее не очень любит. Слишком уж она живая.

— Я бы сказал — мертвая, — просто безумие, как вообще можно было такое нарисовать? Тем более, ребенку. Ох, что-то тут все неладно…

Я перевернул картинку. На обороте, на подложке рамы, прочитал: «На странных берегах». И больше ничего. Странно. И где подсказка? Или я опять промахнулся, и дело вовсе не в этом рисунке?

Так, спешить не будем. Я еще раз внимательно осмотрел картину. Узкая деревянная рамка вряд ли могла что-то скрывать. А вот тонкие гвоздики, прижимающие плотную картонную подложку, можно отогнуть. Более того, есть ощущение, что кто-то это уже делал.

— Мистер Браун тоже спрашивал про эту картинку, сэр.

— Дядя? Когда?

— Примерно за неделю до своего отъезда. Он сказал, что ему нужно кое-что проверить, и забрал ее в кабинет. Потом вернул.

Ага! Значит, я не ошибся! Скорее всего, дядя спрятал разгадку именно сюда. Я торопливо отогнул гвоздики, потянул толстый картон. И еле успел поймать в воздухе монету, которая выпала из импровизированного тайника. Надпись «Rex Castelle», схематичное изображение замка с тремя башенками. Вот это да! Это что, кастильский дублон? Я вспомнил это изображение — в свое время интересовался пиратами и всем, что с ним связано.

Больше за подложкой ничего не было. Значит дело именно в этой монете.

— Джером, это не вы ее положили сюда?

— Нет, сэр. Думаю, это сделал ваш дядя. Это одна из монет его испанской коллекции.

— Испанской коллекции?

— Да, сэр. Мистер Браун собрал небольшую коллекцию вещей, которые, как он говорил, добавляют ему вдохновения. В числе них — несколько предметов, связанных с испанскими кладами и пиратами. Прошу прощения, сэр, я не больно-то в том разбираюсь.

— А где все эти предметы? Я не видел их в доме.

— Полагаю, они в сейфе мистера Брауна, сэр.

Ну да, где б им еще быть. Чувствую, что там лежит очень много интересного… Кстати, если сработало один раз, возможно, выйдет и еще?

— Джером, а эта монета, она вам ничего не напоминает? — я протянул мужчина дублон.

Тот взял его, с сомнением покрутил перед глазами, прочитал надпись.

— Боюсь, что нет, сэр. Сама монета мне не знакома.

— Монета не знакома, а что знакомо? Надпись? — я поспешил ухватиться за странную интонацию Джерома.

— Да сэр. Вернее, не вся. Слово Rex, сэр. Оно напомнило мне имя Arthur Rex.

— Arthur Rex? Король Артур? А причем тут это?

— Нет, сэр, не Король Артур, а Arthur Rex, ну, или просто Рекс, как вы его называли. Ваша собака, сэр.

— Что? У меня есть собака? Но почему мне никто об этом не сказал? — с ума сойти. Я все детство мечтал о собаке, как о чем-то абсолютно несбыточном, а тут на тебе — собака.

— Простите, сэр, я неправильно выразился… У вас была собака, она умерла год назад. Вернее, это был пес мистера Брауна, но и ваш тоже. Вы его очень любили. Мистер Браун навал его в честь мистера Джобсона, и частично отдал дань его породе. Это был королевский дог, сэр.

Все, теперь понятно. Эдакая игра слов — Rex, что означает королевский, король, и Артур, в честь друга. Все вместе Arthur Rex, или Король Артур.

— То есть ты полагаешь, что эта монета, может быть намеком на собаку, Рекса?

— Вполне вероятно, сэр, — мужчин улыбнулся. — На вашем месте, я бы не стал отбрасывать этот вариант. Возможно, что тут решение не столь очевидно, но… Вы однажды уже пытались откопать сокровище в саду, а все оказалось намного проще. Советую навестить его будку, сэр.

— Будку? Я не видел никакой будки.

— Нужно выйти с черного хода, сэр. Будка на заднем дворе. Мистер Браун так и не решился убрать ее.

— Спасибо, Джером!

— Выход через кухню, сэр!

Я выскочил на улицу, не одеваясь. Задний двор утонул во тьме, что еще усугублялось резким переходом из ярко освещенной комнаты. В самой глубине его, примыкая к невысокому заборчику, стояла собачья будка. Медленно, опасаясь в темноте наступить в яму или за что-то зацепиться, я направился в ее сторону. Рассмотрев собачье жилище, я окончательно утвердился в мысли, что Джером был прав.

Будка была искусно стилизована под старинный замок. Кто-то изрядно потрудился, создавая эти зубчатые стены и круглые башенки. Глаза уже немного привыкли к темноте, и мне не составило труда прочесть надпись над входом, сделанную красивым готическим шрифтом: «Camelot». Ай да дядя, ай да шутник! Полагаю, тут может и Эскалибур где-нибудь торчать из забора. Но, к сожалению, утолить любопытство я смогу только завтра. Слишком уж темно. Даже если принести из дома лампу, все равно оставался риск упустить какие-то важные детали.

Я поежился. Еще и холодно ужасно.

— Сэр, вам нужна помощь? — с крыльца послышался голос Джерома.

— Нет, благодарю вас, я уже возвращаюсь.

Возвращаясь в дом, вспомнил еще об одном моменте, который посчитал важным, и я вновь повернулся к пожилому слуге:

— Джером, скажите, а где вы держите эту картину?

— Я повесил ее на стену в нашей с Марджори комнате, сэр. Правда, иногда я снимаю ее, но только, если жена просыпается ночью. Глупая женщина, говорит, что боится призраков, которые там нарисованы. Простите ее, сэр.

— Вам не за что просить прощения, я вас прекрасно понимаю. Я, признаться, удивляюсь, почему я не нарисовал для вас что-то более жизнеутверждающее. Так вот, Джером, если эта картина пугает вашу жену и неприятна вам, не вешайте ее ни в коем случае. Спрячьте подальше, а лучше вообще выбросьте. Я нисколько не обижусь и буду только рад. Признаюсь, она и меня пугает.

— Что вы, сэр! Как можно, это же подарок!

— Послушайте, вы вправе делать с ней что угодно, я лишь хочу сказать о том, что нисколько на это не обижусь. Огромное спасибо вам за помощь.

— Это моя работа, сэр.

Вернувшись в столовую, я застал Донни дремлющим над учебником. Часы на камине показывали без четверти десять. Самое время отправляться в кровать, учитывая, что завтра, как обычно, куча дел, а мне еще хотелось немного почитать перед сном.

Надо сказать, за то недолгое время, что провел в этом мире, я успел привыкнуть к распорядку приюта, вставать рано утром мне уже не составляло никакого труда, зато к десяти вечера — обычного времени отбоя — я уже на самом деле начинал хотеть спать. Вот она, сила привычки!

— Дональд Уотсон! Почему спите на уроке! — я не смог сдержаться, и не подшутить над Донни.

— Я не сплю, сэр! — друг мгновенно выпрямился и вытаращил сонные, абсолютно бессмысленные глаза. Впрочем, сориентировался он быстро, и уже через пару секунд в меня летела прицельно пущенная диванная подушка.

— Эй, ты что творишь! — я, не ожидая, что она будет такой тяжелой, специально не стал уворачиваться. Подушка попала прямо в лицо, вызвав секундное головокружение и заставив отшатнуться.

— Ох! Шерлок, прости, я не хотел! — Донни, не ожидая такого эффекта, вскочил с дивана и бросился ко мне.

— Да ничего страшного. Черт, что там в ней, песок, что ли? — Я поднял подушку с пола.

— Это конский волос, сэр. Если вы хотите продолжить войну подушками, рекомендую подняться в спальню. Там подушки набиты гусиным пухом, они легче и больше подходят для сражения, — голос Джерома, который появился в двери, привлеченный наше возней, источал вежливую иронию. Я покраснел.

— Спасибо, Джером. Думаю, мы не будем продолжать. Да, Донни? — Друг, который стоял с испуганным видом, не поднимая глаз, молча кивнул. — И вообще, время позднее, пора спать.

— Спокойной ночи, мистер Браун, мистер Уотсон. Я распоряжусь по поводу вашего вечернего молока, — мужчина еле заметно улыбнулся и вышел из комнаты.

Я посмотрел на Донни и внезапно меня разобрала злость. Что же нужно сделать с ребенком, чтобы он каждую секунду поджимал хвост, как собачка, ожидающая удара? Чтобы он настолько перестал верить в людей и привык к плохому, что обычное хорошее отношение воспринимает, как божью благодать?

— Донни, ты пойдешь спать? Или так и будешь сидеть тут все ночь?

— Иду…

Поднявшись в спальню и решив не ложиться, пока не придет Марджори с молоком, я взял в руки лежащий на столе дневник. Нет никакого объяснения волнению, с которым я открывал его страницы — писал не я, и к настоящему моему прошлому то, что было в нем написано, не имело ни малейшего отношения. Но почему-то мне было странно и тревожно его читать. Вновь открыл наугад.

«28 июня.

Первый месяц лета уже почти прошел. На улице очень жарко. Дядя говорит, что такого пекла не было очень много лет. Все вокруг жалуются, а тонт Жози совсем измучилась. На кухне так ужасно, наверное, как в аду. Я начал читать новую книгу, про славного рыцаря Айвенго, мне очень нравится. Когда вырасту, обязательно буду рыцарем. Только непонятно, где я буду держать своего боевого коня? Конюшни у нас нет. Дядя говорит, что сейчас время другое, рыцари ходят без доспехов и конь им тоже не нужен. По-моему, это какие-то неправильные рыцари. Что за рыцарь без коня? Мне нужны будут и доспехи и меч, и конь. Конь — обязательно».

Тихий стук в дверь заставил меня прервать чтение.

— Да, входите!

— Ваше молоко, сэр, — в комнату вошла Марджори. Я принял из ее рук поднос.

— Огромное спасибо.

— Покойной ночи, сэр.

Я поставил поднос на прикроватную тумбу. Желания возвращаться к дневнику не было. Почему-то мне расхотелось читать подробности о прошлом Шерлока. Ведь, чем больше я узнавал о нем, тем чаще думал, как о живом, настоящем мальчике, со своими привычками и мечтами. Как будто это не просто синтезированное прошлое виртуального персонажа, а настоящая жизнь ребенка, которую я отобрал, вселившись в его тело. Все это навевало жуть, а жуткого в моей жизни и так хватало.

Поэтому, удобно устроившись, полусидя, подложив под спину подушку, я вновь погрузился в волнующие приключения Томаса и Ребекки.

«…удалось только с пятого раза. Но как оказалось, сам по себе ботинок был слишком легким, чтобы сдвинуть его с места. После того, как Ребекка с трудом затолкала в него набитый песком носок, веса стало как раз достаточно.

Рычаг с глухим звуком стронулся с места. Первые несколько секунд, казалось, вокруг ничего не изменилось. Однако, еле слышный шелестящий звук, который даже сложно было поначалу разобрать, с каждой секундой усиливался, пока, наконец, не стала ясна его природа. Из круглых отверстий по периметру колодца, желтым водопадом низринулись потоки песка. Ребекка с ужасом метнулась к спящему в углу мужу…»

«…гуляло эхо. Стараясь идти тихо, практически на цыпочках, женщина медленно продвигалась вперед. Из узких прорезей в каменной кладке пробивались полосы света, образуя на полу причудливый орнамент.

— Бекки, смотри, — Томас, хоть отставал от жены на пару метров, первым увидел алтарь с возвышающейся над ним величественной фигурой. Тихо ахнув, Ребекка в восхищении застыла на месте.

Алтарь, а скорее жертвенник — был просто гладкой прямоугольной базальтовой плитой, с классическими канавками для стока крови.

Поблескивающая в полусумерках трехметровая золотая скульптура, представляла собой изображение обнаженного мужчины с головой ягуара.

— Кукулькан?

— Не могу сказать… Я ни разу не видела Кукулькана в антропоморфной форме. Чаще всего его изображают в виде змея.

— А в Ганноверском музее? Ты помнишь, мы видели экспозицию находок с последних раскопок профессора Штайгеля? Там Кукулькан именно в форме ягуара.

— Да, но весь, а не только голова…»

Ночь прошла прекрасно, без снов, утро застало меня довольно бодрым и выспавшимся, поэтому в неплохом настроении. Быстро вскочив с кровати, я проделал весть комплекс упражнений с гантелями. Вдруг вспомнив об открытом навыке боя без оружия, попробовал изобразить примитивный бой с тенью, не выпуская из рук железных болванок. Получалось, надо сказать, плоховато. Ладно, будем надеяться, что мне этот навык в ближайшее время не пригодиться.

Одевшись и умывшись, я, насвистывая, спустился в столовую. Надо сказать, это умение я открыл в себе не так давно, уже в виртмире, просто понаблюдав за воспитанниками «Нового начала». Естественно, выводить такие рулады, как самые одаренные из них я не мог, но простенькую мелодию вполне мог повторить.

— Доброе утро, сэр! — Джером появился в холле с пачкой каких-то бумаг в руках. — Прошу прощения за непрошеный совет, сэр, но вам не стоит свистеть в присутствии мистера или миссис Джобсон, а также в публичных местах. Джентльменам такое поведение несвойственно, и может вызвать нездоровый интерес к вашей персоне.

— Эм… Спасибо, я учту. А что у тебя в руках? — поспешил я перевести разговор.

— Письма, сэр. Я складываю их на стол, в кабинете мистера Брауна. Он всегда получал и продолжает получать весьма обширную почту. Желаете разобрать?

— Нет, нет. По крайней мере, не сейчас.

Я открыл дверь и прошел в столовую. Донни встретил меня улыбкой.

— Доброе утро.

— Доброе. Ты сегодня опять сразу в мастерскую?

— Боюсь, что да. Я многовато на себя взял, вот теперь не знаю, как буду справляться. А что, обо мне спрашивали на занятиях?

— Да, мистер Биркин расстроился. Он сказал, что ему жаль, что у его лучшего ученика находятся дела, более важные, чем забота о своем образовании и духовном росте.

Надо сказать, что этими словами Донни немного испортил мое, такое хорошее с утра настроение, и весь завтрак, а потом и всю дорогу в приют, я, надувшись, молчал. А потом вдруг понял, что веду себя, как маленький, и успокоился. Пообещав самому себе, что обязательно расскажу мистеру Биркину, из-за чего я вынужден пропускать его уроки и как сам от этого страдаю, я снова пришел в хорошее расположение духа.

Мистера Шоу, к слову, на месте все еще не было. Интересно, его что, все пять дней не будет? При случае спрошу у мисс Эмили. А сейчас — время не ждет!

Сегодня у меня в планах было следующее — создать, наконец, примитивную модель нужной массы, и, проведя летные испытания, определится с правильной формой и размером крыла и работой элементов управления полетом.

Немного смущало то, что все приходилось делать по наитию, имея очень приблизительное представление о том, как все должно работать. Поэтому, не было ничего удивительного в том, что первая изготовленная мной модель потерпела крушение, толком не взлетев.

Вес медного бруска, имитирующего внутреннюю механику моего летательного аппарата, был довольно приличным, хрупкие крылья сложились через пару секунд после запуска, и планер, неловко кувыркнувшись в воздухе, врезался в землю, ломая рейки и разрывая промасленную бумагу. Мда. Судя по скорости падения, с таким весом площадь крыла нужно увеличивать минимум вдвое. Расстроенный, я вновь вернулся в мастерскую.

Вторая модель, была не намного успешнее первой. Правда, надо сказать, продержалась она в воздухе чуть дольше. Буквально на десять секунд. Да и эти секунды я бы полетом не назвал, скорее какой-то вялой болтанкой, которая завершилась резким клеванием носом и капотированием. И при падении, опять переломались все крылья. Зато у меня появились зрители. Мальчишки, утренние занятия у которых уже закончились, проходя на уроки к своим мастерам, с любопытством наблюдали за моими страданиями.

Третья модель, в которую я внес уже существенные исправления, вполне уверенно пролетела двадцать метров дворовой территории, особо не болтаясь в воздухе, не пытаясь клюнуть носом и завалиться на крыло. Для того чтобы добиться столь скромных успехов, мне пришлось перенести центр тяжесть чуть дальше от носа, вдвое удлинить хвост и увеличить стабилизатор. Донни, уже будучи в курсе моих мучений, не стал особо отвлекать меня от работы, просто крикнув в приоткрытую дверь, что он закончил, и поехал домой.

Надо сказать, что самой большой неожиданностью было для меня внезапное появление в мастерской того мальчишки, который когда-то предлагал мне денег за защиту. Когда раздался тихий, какой-то скребущий стук в дверь, я крикнул: «Войдите!», ни секунды не сомневаясь, что это вернулся, что-то забыв, Дональд.

— Привет, Шерлок, — чужой голос заставил меня оторвать глаза от работы.

— Привет, мм… Ирвин. Что тебе нужно?

Видимо, парнишка и так не сильно был уверен в добром приеме, особенно принимая во внимание наш с ним первый и последний разговор, так как явно был смущен.

— Я видел, как ты запускаешь во дворе голубя…

— Голубя?

— Ну, я не знаю, как это правильно назвать. Все называют их голубями, только они маленькие, и из бумаги. Никто не пробовал делать их такими огромными.

— Боюсь, мне нужен именно такой. Так что ты хотел?

— Я умею делать хороших голубей, они очень долго держаться в воздухе, и могут улететь очень далеко.

— И? Ты хочешь мне что-то посоветовать?

— Да. Я видел, как ты запускал своего огромного голубя и знаю, как его улучшить.

Признаться, я не очень был уверен, что хочу связываться с этим парнем, помня о том, что он, в свое время, фактически пригрозил мне проблемами. Хотя так ничего и не пытался сделать, но осадок, тем не менее, остался. Чувствовалось в нем, в общем, что-то неприятное.

— Ты забрал из приюта толстяка Уотсона.

— Можно повежливее о моем друге?

— Э… Извини. Просто его все так называют.

— Я его так не называю, и не хочу, чтобы при мне говорили что-то подобное.

— Я больше не буду. Так вот. Ты забрал его, и теперь Ронни с Бобом полностью переключились на нас, бьют, требуют деньги.

Ну вот, опять та же песня. Я даже расстроился. Ну да, плохо быть слабым, плохо, когда над тобой издеваются. Но даже Донни, который был один, нашел в себе силы как-то противостоять этому насилию, а этих ребят несколько. И если бы они действительно захотели все изменить — сделали бы это.

— Ирвин, мы с тобой уже однажды говорили на эту тему. Ничего не изменилось. Я не буду за вас вступаться, вы вполне можете справиться сами.

— Нет! Вступаться не надо. Если бы ты жил тут, тогда бы это сработало. Сейчас все проще. Нам нужны деньги. Раньше мы сбегали по одному и днем продавали газеты в центре. Но кто-то нас сдал, и теперь выйти невозможно. Да и мисс Эмили сказала — кого поймает, посадит на сутки в погреб. А там крысы.

Ну что ж, все оказалось проще, чем я думал. Главное, чтобы на радостях не запросил слишком много. Не нужно, чтобы он понял, насколько предложение меня заинтересовало.

— А откуда я знаю, что ты действительно разбираешься в том, о чем говоришь? Сказать то можно что угодно, да и бумажный голубь отличается от моего.

— Давай сделаем так, я покажу тебе, что нужно исправить, ты переделаешь, а если после этого твоя искусственная птица будет держаться в воздухе намного лучше — ты мне заплатишь. Договорились?

— А ты не боишься, что я тебя обману?

— Нет, не боюсь. Ты ведь теперь благородный джентльмен, а они слово держат.

Я покачал головой. Вера в то, что благородные господа все до единого честные и держат слово, была, видимо, последним, во что все еще верили эти дети улиц. Ну что ж, не мне их разочаровывать.

— Хорошо, договорились.

— Отлично, тогда с тебя пятьдесят серебряных. И давай мне карандаш и бумагу.

Не прошло и пары минут, как Ирвин вернул мне листок.

— Вот, смотри, — он ткнул пальцем в изображение вытянутого, неравностороннего четырехугольника, — крыло делаешь вот такой формы. Это увеличит скорость полета. Размер оставляешь такой, как сейчас, но форма должна быть такая. Дальше, — он показал на следующую загогулину, — вот так должны крепиться крылья, понял? Как у парящей птицы, а не так, как у тебя, плоско. А кончики, наоборот, чуть выгни в обратную сторону, вот так… Это даст устойчивость в полете, и твой огромный голубь не будет болтаться. Хвост у тебя и так нормальный, лучше не трогать.

Мда. И это стоило пятидесяти серебра? Ну, а с другой стороны, если это действительно поможет увеличить дальность полета, и как-то его стабилизировать, почему бы и нет? У меня до сих пор лежит золотой, который мистер Джобсон выделил на карманные расходы. За свои поездки я все еще расплачивался мелочью, оставшейся от нашего посещения ярмарки.

— Хорошо, я сделаю все, как ты тут изобразил, и, если это сработает — деньги твои. Только боюсь, что придется подождать до завтра, сегодня у меня уже другие планы.

— Нет проблем, я подожду. Завтра посмотрю, что у тебя выйдет, может, еще чего посоветую. За те же деньги, — мальчишка хитро подмигнул, и направился к двери. — Пока!

— Угу, до встречи.

Он вышел за дверь, а я торопливо начал собираться. Натянул куртку, окинул взглядом рабочий стол. В целом, я был доволен тем, как прошел день. Хотя эта возня с моделями и потребовала много времени и сил, но дело явно шло в правильную сторону. Последний планер уже худо-бедно держался в воздухе, а если замечание Ирвина окажутся дельными, то все будет просто отлично.

Заперев мастерскую, я пересек задний двор и направился к калитке, ведущей на улицу. Несколько мальчишек проводили меня заинтересованными, но вроде не враждебными взглядами.

Следующим пунктом плана на сегодня, было посещение архива и продолжение беседы со стариком Лексиди. Остановив экипаж, я направился в участок.

На этот раз, поздоровавшись, меня сразу проводили в архив, не задав ни одного вопроса. Мистер Лексиди был на месте. Он читал газету, откинувшись на шатком стульчике, и держа в одной руке огромную кружку, из которой с шумом что-то прихлебывал.

— Добрый вечер.

— А! Приветствую, юноша. А я вот гадаю, вернешься ты, или нет.

— Не стоило гадать, я же сказал, что не отступлюсь.

— Эх, эх… Ну что ж, возможно, тебе стоит послушать, что было дальше. Глядишь — и передумаешь. Итак, на чем мы там остановились?

— Начало серии самоубийств, семнадцать лет назад.

— Ах, ну да. Так вот, когда нашли первую девчушку с перерезанным горлом, а нашли ее там же, в доках, я сразу почувствовал неладное. Ну не тот способ девицы обычно выбирают, чтобы уйти в мир иной. Если бы жертва отравилась мышьяком, фосфорными спичками, или, в крайнем случае, утопилась в Темзе, я бы и слова не сказал. Но перерезать самой себе горло? Немыслимо! Но все улики говорили именно об этом. Следов борьбы не обнаружено, нож зажат в руке. Коронер, который обследовал порез, сказал, что нет сомнений, что нанесен он собственноручно. Вот только странный значок на запястье, на который никто не обратил внимания, сразу вызвал у меня в памяти ту самую серию убийств, которая произошла в доках, когда был еще только помощником детектива. Был он меньше и нанесен не на плечо, но сам рисунок я запомнил. Позже, подняв старое дело, я убедился в идентичности изображений.

По прошествии недели я уже почти ждал следующей жертвы, вернее, не сомневался, что она будет. Когда была обнаружена вторая девушка — я был к этому готов. Все то же самое — возраст, бедный рабочий район, знак на запястье. Но появилась новая особенность, которая объединяла жертвы — они обе были воспитанницами приюта для сирот. «Небесное пристанище» — это был единственный приют для девочек в Уайтчепеле. Сразу же после обнаружения второго тела, я явился туда для опроса воспитанниц. Поговорив с подругами жертв, я окончательно убедился в том, в чем не сомневался с самого начала. Никакого самоубийства не было, это было самое настоящее убийство, не больше ни меньше.

— А синий кристалл? О нем никто не говорил?

— Когда я пришел в приют в первый раз, я, признаться, не упоминал о кристалле. Хоть я и не верил в версию о самоубийстве, но с меня требовали в первую очередь отрабатывать именно ее. Поэтому я…

Распахнувшаяся со стуком дверь не дала старику договорить. В маленькое помещение архива стремительно вошел высокий господин холеного вида, с холодным, неподвижным лицом. Он смерил меня внимательным, запоминающим взглядом, затем повернулся к архивариусу:

— Итак, мистер Лексиди! Потрудитесь объяснить, по какому праву вы привели сюда постороннего? Вы что, за столько лет работы так и не запомнили, что архив является территорией, закрытой для гражданских лиц? Что тут делает этот молодой человек, кто он такой?

— Простите, сэр, — уверенный тон старика тут же сменился на жалобно-дрожащий. — Это мой внучатый племянник, вот, пришел сказать, что мама его заболела, навестить просит. У нее ж, бедолаги, никого, кроме меня, родни то и нет.

— Хм. Ну что ж, на первый раз прощаю, но, чтобы через минуту и духа этого племянника тут не было. Не забывайте, вы работаете тут лишь из уважения моего предшественника к вашим прежним заслугам. Но будете нарушать правила — живо окажетесь на улице без пенсии. Вам ясно?

— Все понятно, сэр. Больше не повторится, он уже уходит. Сейчас, только записку племяннице напишу.

Еще раз окатив меня надменно-презрительным взглядом, высокий господин вышел, хлопнув дверью.

— У, гнида такая. Новый начальник отдела, из Центрального управления прислали. Ни опыта нет, ни умения, зато важности и гонора — хоть отбавляй. И ведь не скажешь ничего, действительно выкинет без пенсии.

Старик взял со стола листок бумаги, что-то быстро начеркал на нем, протянул мне.

— Вот, смотри. Это мой адрес, послезавтра у меня выходной. Если хочешь узнать, чем все закончилось, приходи вечерком. С утра я на ипподром езжу, потом пару часов сплю после обеда. Вот часикам к пяти как раз и подъезжай. Расскажу тебе все, чем дело закончилось. А если с собой захватишь презент какой интересный, старика побаловать, то совсем хорошо будет.

— Вам предложен квест: «Важен не подарок, а внимание».

— Условия квеста — выслушать рассказ о расследовании мистера Лексиди. Дополнительное условие — сделать старику подарок, который бы ему понравился.

Награда — получение необходимых сведений для прогресса квеста «Экскурс в прошлое», опыт (2000).

Штраф при провале — снижение репутации с мистером Лексиди.

Принять квест?

Ну что ж. Жаль, конечно, что не удалось узнать все сведения сейчас, но, с другой стороны, послезавтра — это совсем скоро. Зато сегодня, вернувшись засветло, я успею подробно осмотреть эту королевскую конуру. Так что нет худа без добра. С этими мыслями, попрощавшись со стариком, я вышел из полицейского участка.