Гражданское погребение

В сентябре 1882 г. Буссенар председательствует на гражданском погребении господина Луи Делафуа. У нас нет уверенности, что хоронят мужа кормилицы, упомянутой писателем в его первом романе «Десять миллионов Рыжего Опоссума», но это вполне возможно, потому что Буссенара пригласили председательствовать на похоронах конечно же не случайно. Луи Делафуа, женившийся в 1846 г. на Каспарине Лекок, имел от нее, кроме двух мальчиков, скончавшихся в 1882 г., четырех дочерей: Изабеллу (род. в 1849 г.), Евдоксию (род. в 1858 г.), Флоранс (род. в 1861 г.) и Альбертину (род. в 1863 г.), самую юную, которой на момент смерти отца было 19 лет.

И похоже, что именно на церемонии погребения Буссенар, который к тому времени живет уже отдельно от своей супруги, Розали Леша, но не разведен с ней, встречается с Альбертиной. Ему 35 лет, он молодой, известный писатель, и юная женщина подпадает под его обаяние. Согласно Жоржу Дюрану, с 1883 г. влюбленные соединяются. Буссенар и Альбертина проживут вместе счастливо до скончания дней, и ничто не омрачит их безмятежных отношений.

Что касается речи, которую Буссенар произносит на похоронах Луи Делафуа, она отличается его обычной выразительностью. Впервые в Экренне проводится гражданская панихида, и, соответственно выражению нашего героя, «разум наконец отринул бессильное суеверие». Оратор замечает, что впервые погребение происходит отдельно от Церкви и официальных источников.

«Церковь и правящая верхушка столетиями прикрывались суевериями и тиранией! Два врага крестьянина — священник и сеньор — веками укрывали за неприступными стенами свободомыслие — эту чудесную эволюцию человеческого ума.

Ты — серв, говорил сеньор. Ты — мое достояние, моя вещь. Я продаю тебя, как скот. Ты — серв, говорил священник. Кастеляну принадлежит твое тело, мне — твоя душа. Склони голову и плати мне десятину.

И серв сносил тягость рабства — до того дня, когда Революция разорвала его цепи и когда, как удар грома, прозвучало это магическое слово “Свобода”!»

Остаток речи, в том же духе, посвящен храбрости человека, который сам распорядился своим погребением и жил как добрый республиканец, согласовывая свои поступки со своими принципами до самой могилы. «Пример этой жизни, увенчанный великим актом освобождения, не будет забыт никогда!» — заключает оратор. И он не ошибся. 22 октября того же года, спустя менее чем месяц, Буссенар вновь председательствует на втором гражданском погребении, на этот раз Александра Мюэлля.

Вероятно, предыдущие гражданские похороны привели в ярость местного священника, и он предает анафеме тело покойного, а вместе с ним и тех, кто собрался последовать его примеру. Ответ Буссенара пропорционален оскорблению, то есть еще более ядовит. Он напоминает, что принципы Республики гарантируют каждому право «жить свободным и умереть независимым», и наставляет свободомыслящих граждан не давать себя запугивать консерваторам общепринятой морали.

«Какое нам дело до этих бессильных проклятий, направленных против тех, кто поступает в собственных интересах, не желая видеть, как из их смерти кто-то извлекает выгоду, денежную сумму, состояние, сколоченное на несчастии какой-нибудь семьи? […] Я говорю от всех нас и обращаюсь к тому, кто предал анафеме трупы: “Еще посмотрим, кто кого!”

Вы являетесь представителем религии, чей основной принцип — любовь к ближнему и прощение прегрешений. Ваш Господь, который был великим революционером, совершил героическую попытку дать людям республиканское равенство. Он вел войну против власть имущих, помогая несчастным, прощая согрешивших.

Это возвышенный пример, перед которым каждый из нас преклоняется с тем большим уважением, что его последователи сегодня, похоже, забыли о главнейших добродетелях Христа — мягкости и терпимости. Но разве не преследовали тех, кто не верил в его слова, не оскорбляли того, кто отказывался ему поклоняться, хотя он, израненный, с окровавленным челом, умирая, умолял простить своих мучителей? […]

Нам показалось интересным обратить против врага его же собственное оружие. Этому человеку я просто хочу сказать как человек и гражданин, что я не понимаю и не хочу понимать: по какому праву вы нас оскорбляете? […]

Короче говоря, каков этот человек? Он избавлен от воинской повинности, ведь воинская повинность отрывает вас от семьи, от работы. Он регулярно берет с вас налоги, а сам даже не дает своей родине детей. Одним словом, если ваша деревня — это пчелиный рой, в котором неустанно трудятся трудолюбивые пчелы, то он — шершень, который живет в свое удовольствие, ничего не делая. […]

Умейте уклоняться от этих обременительных налогов, которые Церковь так ловко вытягивает из вас за рождение младенца, бракосочетание и смерть и против которых свободный рабочий восклицает: “Да здравствует Республика! Да здравствует свободомыслие!”»

Предлагаем вам самим представить, как поступил кюре, узнав, что господин Буссенар не только обвинил его в бесполезности, но и предложил соотечественникам требовать гражданских бракосочетаний и отменить крещение своих младенцев… Буссенар никогда не прекращал борьбы с теми, кого называл попами, и до конца своих дней не упускал случая уколоть служителей Церкви или разоблачить их злоупотребления.

Элегантный человек атлетического сложения

Луи Буссенар был человеком прекрасного атлетического сложения, ростом почти в два метра. Лицо его украшали борода и усы с приподнятыми кончиками. Спортивный, любящий упражнения и риск, он стал одним из первых завсегдатаев Французского Туринг-клуба (1894).

Писателя часто встречали на улицах его городка, иногда пешим, иногда на велосипеде, на тандеме (последней новинке того времени), иногда в забавном кабриолете, влекомом капризной маленькой лошадкой по кличке Гаспар. Часто, когда позволяла его литературная деятельность, он отправлялся на охоту, спортивную рыбалку или греблю.

Отдыхать он обычно приезжал в дом, принадлежавший еще его деду и отцу, затем ему самому, а потом окончательно переданный матери. На одной из колонн ограды этого дома, в глубине сада, в самом центре Экренна, 2 октября 1966 г. была открыта посвященная Луи Буссенару мемориальная доска.

Одевался он всегда элегантно и тщательно, хотя и не претендовал на роль «денди». Часто его видели экипированным для охоты: в забавной круглой шапочке с узкими полями, в костюме, немного напоминавшем охотничий наряд для сафари, в мягких болотных сапогах до середины бедра и со свистком, висящим на его бархатной блузе.

Джентльмен-фермер в долине Эссоны

Не считая поездок в Экренн, куда он наведывается так часто, как только может отвлечься от литературных занятий, и в Париж, куда его регулярно призывают дела, своей постоянной резиденцией Буссенар выбрал зеленую долину Эссоны. Сначала он живет в Нанто, деревне по соседству с Малербом, в доме, и поныне расположенном возле городской площади. В 1890 г. Буссенар переезжает оттуда под Вилльтар, в утопающий в зелени «шале». Этот большой деревянный дом (сегодня отреставрированный и сохранивший свой былой вид) на долгое время станет для него мирным пристанищем. На расстоянии от дороги, неподалеку от лесистых холмов, где так прекрасно охотиться, «шале» расположен идеально, и на двенадцать последующих лет Буссенар сможет погрузиться здесь в свои литературные труды, не забывая о заметках, написанных по следам собственных путешествий.

Именно в своем тесном кабинете, среди стен, увешанных оружием, охотничьими трофеями и сувенирами, привезенными из путешествий, Буссенар, в компании с вытянувшимся под столом верным псом, наводил справки, пользуясь историческими, географическими и научными документами. Часто внизу страницы он делал сноску, что позволяло прибавить к названию такого параграфа звучное определение «исторический», приближая невозможное к реальному.

К концу 1901 г. наша пара, сочтя этот большой дом обременительным для содержания, перебирается в Малерб, на улицу капитана Лельевра. Название улицы заинтриговало любопытного писателя, и отсюда, вероятно, возник его интерес к этому персонажу, коему он посвятил статью в «Журнале путешествий».

Во время сражения за алжирский город Мазагран, который 2 февраля 1840 г. был окружен 12 000 арабов, капитан Лельевр командовал гарнизоном из 123 человек, к тому же ослабленных болезнью. В его распоряжении имелось 350 патронов, пушка и бочка пороха. Бой длился четыре дня и четыре ночи, и гарнизон уже потерял всякую надежду, когда 6 февраля обескураженные такой отвагой нападавшие сняли осаду. Их потери были значительны: 1500 раненых и множество убитых. Со стороны французов потери оказались минимальными: трое убитых и 16 раненых.

Отважному командиру воздвигнули монумент на площади Мазаграна. Славный сын Малерба был увековечен и в своем родном городе в виде бронзовой статуи скульптора Леру, установленной на постаменте, на котором золотыми буквами выгравировали имена 123 его солдат. Но если улица сохранила свое название, то статуя, увы, исчезла, расплавленная немцами во время войны.

Скромный бонвиван

Большой любитель поесть и поклонник хорошей кухни, Буссенар любил отведать у кого-нибудь из своих друзей-крестьян традиционного кролика в собственном соку, запивая его полным до краев стаканом вина. Обожал он и фруктовые торты. Местные жители любили его, потому что он был «без выкрутасов», добрый, простой и никогда не изменял своим скромным привычкам. Несмотря на свое положение популярного писателя и известность в столице, он не гнушался зайти выпить вина в деревенский кабачок и, возвышаясь над остальными посетителями, чиркал о стол пороховой спичкой, чтобы разжечь трубку…

Любитель военной и духовой музыки, Буссенар до самой смерти был почетным президентом Музыкального общества Экренна. Когда мог, он с удовольствием посещал музыкальные конкурсы, например конкурс в Малербе 1907 г.

Буссенар не обременял себя подчас излишним соблюдением приличий, а предпочитал идти прямиком к цели, обращаясь со всеми запросто, но без фамильярностей. Он никогда не терялся, и его мгновенно принятые решения всегда оказывались и самыми лучшими. Например, вызванный однажды в качестве врача в дом Пьера Сеша проконсультировать Лаво, Буссенар не смог выписать рецепта, поскольку в доме не нашлось ни единого клочка бумаги. Тогда он начертал свое предписание мелом на ставне, которую Лаво пришлось потом отнести аптекарю!

Трудный характер

Буссенар был импульсивен, иногда даже впадал в ярость. Его похождения обрастали легендами, а выходок писателя было не счесть. Он постоянно влезал в какие-то потасовки, о чем потом первым же и сожалел. Рассказывают, например, что, обнаружив у себя в кабинете под креслом исцарапанный паркет, он разодрал в запале ни в чем не повинное сиденье. Его лошадка Гаспар, которую впрягали в кабриолет, часто бывала недовольна тяжелой рукой хозяина и постоянно пыталась укусить его или лягнуть. Даже служанка, не избалованная судьбой простая женщина, боялась его эксцентричных поступков.

Вследствие этого некоторые считали Буссенара неприятным, гордым и высокомерным. Без сомнения, он был неприветлив с теми, кого не любил, но эта резкость, иногда приводившая собеседника в замешательство, скрывала природную доброту, под обаяние которой попадали все, кто хорошо его знал. По словам одного из друзей Буссенара, он всегда «протягивал руку для подаяния или рукопожатия». И разве не приютил он у себя маленькую племянницу, детство которой было несчастливым? Фактом остается и то, что в его родной деревне у него было много друзей.

Типичный житель Боса, писатель был связан с этой провинцией долгой и надежной дружбой. Он всегда делился с друзьями своей заразительной веселостью. Прекрасный рассказчик, Буссенар любил шутку и меткое красочное слово.

Республиканец и националист

Патриотизм Буссенара искренний, но явно отдает национализмом и реваншизмом, как это было распространено во Франции после бедствий 1870 г. Он также ярый республиканец. Правда, ему было с кого брать пример. Авторитетные мнения отца и деда не вызывали у него сомнений благодаря их верности своим убеждениям. 18 ноября 1804 г. его дед подал в отставку, чтобы не служить Империи. А во время государственного переворота 2 декабря 1851 г. Луи-Антуан Буссенар, отец писателя, ушел с поста муниципального советника Экренна, не желая приносить присягу на верность новому режиму Наполеона III.

Буссенар бережно хранил на своем бюро в качестве пресс-папье железный фригийский колпак, который «Народное общество» Экренна поместило в 1793 г. на колокольню, а дед писателя подобрал в 1803 г. во время Конкордата… Этот предмет хранится теперь в музее Питивье.

Удивительное письмо (31 мая 1890 г.)

Датированное периодом, когда Буссенар проживал в «Шале де Вилльтар», это письмо, отправленное одному собрату, вероятно, по театру, наводит на мысль, что в тот момент рассматривался вопрос о сценической версии одного из произведений писателя:

«Мой дорогой собрат,

между добрыми друзьями и расчет верный, говорит народная мудрость.

Начнем, следовательно, с определения верных расчетов, чтобы остаться, как и прежде, добрыми друзьями. А посему посылаю вам проект прилагаемого договора [93] .

Он представляется мне очень ясным и недвусмысленно определяет наши права и обоюдные обязанности, а также решает вопрос с финансами. Два с половиной месяца кажутся мне подходящими для столь небольшой работы над пьесой.

Итак, два с половиной месяца.

Я не буду слишком вас обязывать не терять времени, чтобы получить расположение господина Трошара [?] и прибыть к открытию будущего сезона. Успех обеспечен, и нас ожидают большие почести и выгода!

Если вы утвердите мой проект договора, а я в этом не сомневаюсь, постарайтесь безотлагательно переписать его на гербовой бумаге и послать мне два экземпляра с вашей подписью. Я, в свою очередь, верну вам один экземпляр с моей подписью.

Отнеситесь благосклонно, мой дорогой собрат, к заверениям в моих преданных к вам чувствах».

Речь, вероятно, идет об адаптации для сцены одного из романов Буссенара в первой половине 1890 г., что дает нам возможность сделать выбор из двенадцати произведений. Именно Буссенар ставит условия и оказывает дружеское давление на какого-то театрального деятеля, соблазняя его обоюдными финансовыми интересами. Больше нам ничего не известно.