Завещание Луи Буссенара

Благодаря любезности месье Шабера из Сорге, у нас появилась возможность получить копию собственноручного завещания Луи Буссенара, написанного 4 сентября 1910 г. (за пять дней до смерти), после того как он посоветовался с мэтром Лежандром, нотариусом Питивье. И вот перед нами полный текст:

«Мое завещание.

Я завещаю моей кузине Луизе Балло четвертую часть того, что мне принадлежит.

В случае, если моя мать умрет раньше меня, часть наследства, которая причитается мне по закону, также отойдет Луизе Балло.

Оставшуюся часть того, что мне принадлежит, я завещаю трем моим невесткам: Изабелле, мадам Луазо, Евдоксии, мадам Отфёй, и Флоранс, мадам Брюно.

Мои наследники должны будут передать от моего имени следующие суммы: тысячу франков коммуне Экренна, чтобы доход с этой суммы был обращен на содержание нашей могилы; тысячу франков на хор экреннских трубачей; тысячу франков моему племяннику Альфонсу Гийемо.

Свой гардероб и белье я завещаю тому же Альфонсу Гийемо.

Гардероб моей жены, ее белье и украшения следует разделить между ее племянницами, кроме Ивонны Отфёй, жены Гужона.

Наше столовое белье следует разделить между тремя моими невестками.

Вся мебель должна быть продана с публичных торгов, кроме наших личных безделушек, портретов, маленьких сувениров, которые Луиза Балло, являющаяся для всех, кого касается мое завещание, его исполнительницей, должна разделить между тремя моими невестками. Она сама может взять то, что ей понравится.

Мои личные бумаги и рукописи должны быть сожжены, включая копии, сделанные моей женой.

Я завещаю музею Питивье коллекцию оружия и предметы, украшающие мой рабочий кабинет. Включая фригийский колпак, венчавший во время Террора колокольню Экренна (исторический).

Луиза Балло, которая самоотверженно ухаживала за мной, я повторяю, является исполнительницей моего завещания. Забота о моем погребении возлагается на нее, а также Шарля Луазо и Альфонса Гийемо для оказания помощи.

Мэтр Лежандр, нотариус Питивье, располагает всем моим состоянием, так как наследники моей жены еще не определены.

Право распоряжаться моими произведениями переходит к издательству Талландье и Обществу литераторов.

Я желаю, чтобы земли, которыми владела моя жена, вновь отошли к ее сестрам.

Луиза Балло не должна давать никакого отчета о деньгах, которые были потрачены, когда она ухаживала за мной. Все, что было потрачено, сделано по моему приказу.

Написано собственноручно, в Орлеане, четвертого сентября тысяча девятьсот десятого года.

(Подпись: Луи Буссенар)

Все кончено. Приближается смерть. Это избавление! Я спешу соединиться с моей дорогой супругой и упокоиться подле нее, напротив могилы ее родителей, которые нас так любили».

Луи завещает также некоему Жюльену, бывшему офицеру, проживающему в Орлеане, о котором мы ничего не знаем, арабское ружье, черную палатку, 40 франков и карманный револьвер. На 3 марта 1911 г. общая стоимость наследства писателя составляла 84 446, 63 франка. Четыре основных наследника — двоюродная сестра Буссенара Луиза Балло и три его невестки Изабелла, Евдоксия и Флоранс — унаследовали каждая по 14 780 франков.

Все личные бумаги и рукописи Буссенара были сожжены согласно его воле. Чудом мы смогли отыскать одну неопубликованную рукопись, название которой довольно иронично соотносится с обстоятельствами смерти самого автора. Время сказать о ней несколько слов.

«Горе богачам!»

Таково название этой рукописи, найденной неповрежденной в огромной картонной папке у одного из потомков писателя, которого мы еще раз благодарим за любезность. Зная наш интерес к этой работе, настолько же неожиданной, насколько и бесценной, он сделал для нас полную копию романа, что было делом совсем не простым: рукопись, хотя и незаконченная (и это, без сомнения, основной довод против ее публикации), насчитывает 396 страниц.

Она не датирована, но этикетка, приклеенная на толстое досье, помечена печатью «Шале де Вилльтар», и это навело нас на мысль, что роман создан между 1890 и 1901 гг. Множество ссылок на «конец века» заставляют думать, что рукопись могла быть написана во второй половине десятилетия, между 1895 и 1900 гг. В этой же мысли нас укрепила схожесть стиля, выражений и тона повествования с другим романом из серии «популярных», «Секрет Жермены», написанным, без сомнения, в то же время и выходившим с продолжением между апрелем и сентябрем 1894 г.

Разбивка романа на части приведена на первой странице рукописи. Сама рукопись размечена на страницы, которые затем исправлены. Возможно ли, чтобы Буссенар сочинил роман целиком, а до нас дошли только первые 396 страниц? Изменения в нумерации наводят на мысль, что предполагаемая постраничная разбивка была исправлена писателем уже после редактуры 396 страниц, имеющихся в нашем распоряжении. Вторая и третья части (по 300 страниц в каждой), следовательно, были «откалиброваны» Буссенаром только на глаз… Вот план рукописи:

А вот каким образом Буссенар, довольно сумбурно, вкратце излагает пролог:

«Элен Бертье обольщает мужчина, социального положения которого она не знает. Она считает, что он скромный коммерческий маклер. На самом деле он крупный финансист, бессердечный искатель наслаждений, выскочка, фальшивый граф. Чудовище. Эллен узнает, что он женится, что он обманывал ее, убеждая, будто бы уезжает в Америку искать счастья. Он женится на дочери финансиста. Он — Франсуа Бинье, граф Бланди. Смертельно больная Элен отправляется в его замок, в Солонь, чтобы встретиться с Бинье. Изгнанная, без средств к существованию, она медленно умирает на снегу возле дверей замка. Элен находит один простой, добрый человек, который некогда любил ее: Пьер Леже, по прозвищу Кок-Руж, башмачник и браконьер.

В то время, как он везет ее, закутанную в одеяла, на ручной тележке, они встречают «малышей» в сопровождении стражника господина Жерома Бинье, богатого хозяина поместья, брата Бинье де Бланди. Малыши — дети супругов Бурден, несчастных батраков, которые умирают от голода на ферме в Тюрне, принадлежащей Бинье. Они не могут внести арендную плату и назавтра их должны выгнать. У детей пусто в животе; их тащат в суд за то, что они собирали хворост в лесу господина Бинье.

Кок-Руж окружает Элен нежной заботой. Она умирает. Он дает ей слово вырастить ее дочь, маленькую Жюльену. Умирающая не говорит ему, что ребенок — дочь графа Бинье де Бланди. Она показывает ему бумаги девочки, которые должны быть открыты только в день ее свадьбы или в неотложном случае. Похороны Элен. Кок-Руж со своей удочеренной девочкой, собака Мусташ и козочка Марго. С головы до ног добряк, на него вполне можно положиться.

Супруги Бурден выселены. Драка с жандармами. Бурден, обезумевший от гнева и боли, кидается с вилами на жандарма, который нечаянно толкнул его жену. У нее, беременной, приступ эклампсии и преждевременные роды. Ее мужа сажают в тюрьму, ее саму отвозят в больницу, и малыши оказываются брошенными. Они умирают от голода и холода и идут просить помощи в Булассо. На них спускают собак. Они поджигают ферму. Их арестовывают и помещают до совершеннолетия в исправительный дом.

Как было положено начало богатству братьев Бинье. Старший — батрак на ферме. Младший — письмоводитель в суде. Деньги откладывает в банк, отказывая себе во всем. Во время войны Кок-Руж, вольный стрелок, находит тайник с немецкими деньгами. Не умея читать, он не обращает внимания на реальную стоимость банкнот. Он показывает деньги Бинье, который обманывает его и, простив должок — мешок ржи, забирает за это всю сумму.

Оба брата становятся миллионерами. Один — финансист. Другой — крупный землевладелец. Франсуа женится, Элен умирает, дети из Тюрне становятся сиротами. Супруги Бурден умирают. Мальчики — в тюрьме, разлученные, потерявшие друг друга. Кок-Руж растит Жюльену, свою приемную дочь. Его жилище — Фрингаль. Дружба Жана Бинье с браконьером и его дочерью. Проходят годы. Ферма вновь отстраивается. Повседневная жизнь Кок-Ружа. Замок Бинье де Бланди.

Пролог закончен, мы вновь возвращаемся на ферму Булассо восемнадцать лет спустя. Бинье теперь пятьдесят; его сыновья Леон и Жан стали мужчинами. Весна, и название первой части, «Любовь в полях», говорит само за себя. Весеннее «опьянение» охватывает и людей и животных. Мэтр Бинье рассматривает скотный двор, на котором повсюду совокупляются его сгорающие от страсти обитатели. Приезжает Леон, и между отцом и сыном происходит следующий разговор:

«Знаешь ли ты, что все это значит, что все они делают? — спросил мэтр Бинье.

— Черт возьми, папаша! Детей делают, — сально усмехнулся Леон.

— Погоди с этой ерундой, подумай-ка получше. Здесь делаются деньги, сынок. Слышишь: много мелких монет, сложив которые я получу золотые луидоры, а уж из тех получатся красивые тысячные купюры… Эй! Старайтесь получше, звери папаши Бинье! Наддай! Наддай крепче! Дайте мне побольше монет! Золотых луидоров!.. Хрустящих бумажек… А ты, парень, запомни раз и навсегда и этим руководствуйся: на земле есть только одна ценность — деньга, и в сравнении с ними сама земля ничего не стоит!

— Так любовь или деньги? — спросил Леон, которому на следующий день после праздника хотелось запросто поболтать со своим отцом, видевшим в нем до сих пор лишь несмышленого ребенка.

— Любовь! — прервал его фермер, скорчив презрительную гримасу. — Называй это любовью, если хочешь, — указал он широким жестом на животных, утомленных любовной битвой и задыхавшихся от палящего солнца.

— Вот это по мне, папаша! С девицами, с бабами, без выбора, часто и где придется — вот что такое для меня любовь!

— Ах ты, чертов сопляк, — сказал, громко смеясь, фермер. — Попомни мое слово — быть тебе без денег… Но ты прав! Что толку шуметь, ожидая, пока ты женишься.

— Ох! Как можно позже…

— А надо быть половчее и в супружницы взять денежный мешок, да так, чтобы добро наше ко всяким там двоюродным не ушло.

— Ну и тоска эта женитьба!

— Это верно! Кроме денег, в жизни больше-то ничего забавного и нет…»

Вслед за тем атмосфера накаляется. Приходит сторож охотничьих угодий мэтра Бинье и сообщает: молодая женщина, парижанка, которая недавно поселилась на месте бывшей фермы Тюрне, где некогда жили супруги Бурден (несчастные родители «малышей»), охотится на землях господина мэтра!

«— Да ее нужно наказать! — закричал Жером Бинье, возмущенный подобной наглостью.

— Погоди, отец. Я сам с ней управлюсь, — усмехнулся Леон. — Нет лучшего средства заставить ее заплатить натурой…»

Но незнакомка — редкостная красавица. Она ведет себя так, что хваленое крестьянское красноречие Леона выглядит жалким, а сам он безумно ею увлекается. Надо сказать, что молодая женщина необычайно чувственна, ничего подобного еще никогда не выходило из-под пера Буссенара. Это настолько необычно и уникально, что мы решили полностью привести следующую сцену, в которой Юбер, управляющий фермой, является в комнату своей хозяйки (ее зовут Аннет) для доклада…

«Юбер поклонился принужденно, но очень почтительно, робко шагнул на огромный ковер, покрывавший паркет, и остановился перед кроватью, на которой, свернувшись клубком, лежала молодая женщина. Затем он пробормотал глухим голосом, выговаривая ужасно вульгарно:

— Здравствуйте, мадам; явился по вашему приказанию.

— Здравствуй, дружок; что у тебя новенького?

— Простите, мадам… я только хотел сказать вам о спаривании животных, лошадей, свиней, не в обиду вам будет сказано…

— Хорошо!.. хорошо!.. Вас это, видно, занимает… Но не будем больше говорить об этом…

Эти несколько слов, возбуждающе мелодичных, произнесенных с самыми вкрадчивыми интонациями, разом оборвали тираду парня. Каждый знает, как трудно дается красноречие крестьянину, у которого слово опережает мысль до такой степени, что малейшая остановка в его повествовании — и он уже позабыл даже то, что ему еще осталось сказать.

Юбер, который заранее приготовил свое маленькое выступление, оказался сбит с толку. Он энергично поскреб в затылке, помотал головой, подвигал губами и еле слышно пробубнил сквозь зубы, стараясь не растерять остатки слов, словно те школьники, что, не успев произнести одно предложение, уже приступают к следующему:

— …Лошади… свиньи, не в обиду вам будет сказано…

В то же время он бросил быстрый взгляд лихорадочно горящих зеленых глаз на плечи и обнаженные руки молодой женщины, чьи роскошные скульптурные формы выступали из сильно декольтированной вышитой сорочки.

Не выставляясь напоказ, но и не скрывая своей полуобнаженности, она вела себя с наивной неосторожностью ребенка. Для нее, как и для всех дам конца прошлого века, слуга не являлся мужчиной, даже если у него было гордое лицо галльского воина.

Она терпеливо ждала повторения доклада. Молодая, полная свежести, огня и здоровья, она принадлежала к той категории с виду худых женщин, которые и в шестьдесят выглядят на тридцать.

Ее полуприкрытые веки обрамляли длинные коричневые ресницы, блестевшие словно шелк и на мгновение открывавшие огромные серые глаза, зрачки которых окружала более бледная радужная оболочка, отливавшая сталью, что придавало глазам волнующую четкость.

Ни единой морщины не было на ее атласной коже, на лбу греческой статуи, обрамленном роскошными светлыми волосами, чуть вьющимися, закрученными на уши в две тяжелые пряди. Ее кожу можно было бы сравнить — сравнение устаревшее, но точное — с розами и лилиями, такая она была нежная — как кожа ребенка. Нос прямой и тонкий, немного коротковатый, иногда забавно подергивался, напоминая подергивание усов кота, завидевшего бутылку с молоком.

Рот был одновременно восхитительным и волнующим. Две чувственных губы, сочных, неистово-красных, карминных, как живая плоть, разрезала белая полоска зубов, приоткрывая в улыбке белоснежные резцы, острые, напоминающие зубы дикого зверя. Да, дикого зверя, одного из тех хищников, молодых, прекрасных и беспощадных, всегда жаждущих живой дичи, любящих полакомиться трепещущими внутренностями, сердцем, мозгом и никогда не насыщающихся.

В самом деле, эта молодая женщина напоминала кошку своими огромными глазами, кроваво-красными губами и манерой, с которой она облизывала свои губы кончиком язычка, острым и чувственным. Это было создание странное, загадочное, с отливающими сталью глазами, с жестоким смехом, готовым обернуться гримасой, с белокурыми волосами, волнующими, струящимися, слегка вьющимися на затылке, — и неотразимо возбуждающее своими белоснежными плечами и грудью, горделиво выступающей из полупрозрачной ткани, которая неясно обрисовывала контуры ее тела.

— Ну что ж, Юбер, вы были кратки, — сказала она своим мелодичным голосом.

Парень, теребя шляпу, с усилием вытянул шею и забормотал:

— Еще, мадам, пшеница продалась по шестнадцать франков на рынке в Сюлли.

— Сколько центнеров?

— Шестьдесят.

— Это составляет одну тысячу его двадцать франков… Давайте деньги.

— Вот, мадам: одиннадцать банкнот и четыре монеты по пять франков.

— Хорошо, что еще?

— Мясник Сердон забирает завтра трех телят…

— По какой цене?

— По сто семьдесят франков.

— Ни в коем случае! Я хочу десять франков сверху. Еще?

— Я начал распашку поля, которое протянулось от Этан-Нёф до мэтра Бинье.

— Утром я на нем побываю. Есть ли там бекасы?

— Да, мадам, так и кишат.

— Я их постреляю.

— Но, мадам, после двадцать пятого апреля запрещена охота на водную дичь… Мэтр Бинье завистлив, как старый пес… Дело кончится тем, что он вызовет вас в суд.

— Что… что вы говорите? — громко спросила молодая женщина, и голос ее просвистел как удар хлыста.

— Простите, мадам, — забормотал парень, весь красный от смущения за свой промах. — Я полагал, я думал, что мое мнение…

— Вы не можете ни полагать, ни думать, ни иметь своего мнения.

— Но…

— Довольно! И отвечайте, когда я прикажу.

Бедняга замолчал, обливаясь потом, потупив глаза и отчаянно крутя свою шляпу.

— Мешки с удобрением прибыли? — спросила молодая женщина.

— Да, мадам.

— Проверьте вес каждого… и, если он хоть немного меньше, верните их продавцу, взяв с него деньги за пересылку.

— Да, мадам.

— Две березы и три сосны, упавшие на краю дороги из Приёре, перевезите сюда и отдайте пекарю. Кстати, вы наняли батрака, сколько вы платите ему в день?

— Пятьдесят пять су и питание.

— Платите ему пятьдесят! Пусть либо берет, либо уходит. Это всё?

— Полагаю, что всё.

После этих слов крестьянин, в течение некоторого времени стоявший в молчаливой неподвижности, боязливо поднял огромные зеленые глаза на свою хозяйку, одновременно сделав легкий жест, напоминающий неясный и безмолвный вопрос. А она, только что демонстрировавшая ему свое раздражение, свое главенство, придирчивость, скупость — все то, что так не вязалось с ее элегантностью и волнующей красотой, казалось, уже забыла свое недружелюбие.

Она улыбнулась жестокой и сладострастной улыбкой, провела языком по кроваво-красным губам, словно наслаждаясь мыслью о будущей добыче, медленно опустила длинные ресницы и едва заметно кивнула в знак согласия.

Внезапно мужчина преобразился, тяжело задышал, лицо его раскраснелось, он отбросил свою шляпу, сорвал одежду и, зарычав, словно самец в период течки самки, бросился на кровать, где распростерлось обожаемое им создание.

…………………………………………………………………………………………».

(Точки автора, и признайтесь, что в этом отрывке он застал вас врасплох.)

Вскоре становится известно, что восхитительная Аннет — это сестра «малышей». Повзрослев и став женщиной опасной и уверенной в своем обаянии, она купила землю, на которой некогда стояла хижина ее родителей, и горит желанием отомстить за них. Она соблазняет сына Жерома Бинье, Леона, и заставляет его просить у своего отца позволения жениться на ней. Тот отказывает: «Эта бабенка совсем вскружила тебе голову, но у нее нет ни единого су!»

Вспыльчивый Леон хватает своего отца за грудки, угрожая ему рассказать всем, как он разбогател бесчестным путем, обманув несчастного Кок-Ружа, отняв у того немецкие деньги. «Пусть я буду сыном вора, но, по крайней мере, я извлеку из этого пользу!» Аннет, которая сама себя называет «Торпий», только начинает входить во вкус… Ей мало того, что она мучает Леона, она подстраивает так, чтобы обезумевший от ревности Юбер, ее управляющий и любовник, поколотил младшего Бинье, и тайно радуется его унижению. Однако ее настоящий враг — это отец Леона, Жером, но, к сожалению, мы так и не узнаем, какой ужасный план замышлял Буссенар на его счет!

Другой брат, Франсуа Бинье де Бланди, так называемый граф, женится (исключительно ради денег) на властной Атенаис. В тридцать девять лет графиня начинает чувствовать себя стареющей женщиной и изменяет мужу с его секретарем Анри. Этот элегантный молодой человек двадцати четырех лет, немного циничный, идет навстречу графине, так как видит, что она нуждается в нем сильнее, чем он в ней. Выясняется, что Анри — не кто иной, как брат Аннет, «малыш». Они были разлучены еще маленькими и вновь встретились, желая только одного — отомстить. Жан Бинье, второй сын Жерома Бинье, влюбившись в Жюльенну, порывает со своим отцом, который отказывает ему в браке с «нищенкой». Что касается Кок-Ружа, тот плюет на Франсуа Бинье, браконьерствуя на его землях, несмотря на разнузданную травлю, которую развязал против него мэтр.

Наконец, появляется удивительный персонаж, Каде, батрак с фермы Жерома Бинье, одновременно костоправ и колдун. Он влюблен в «Золотце», толстушку с фермы. Теперь вы понимаете заглавие первой главы, «Любовь в полях»! Каде хочет заполучить девять «неразменных» луидоров и для этого собирается воспользоваться заклинанием… Сцена колдовства с окровавленной жабой и молитвой «Отче наш», произнесенной задом наперед на рассвете, достойна лучшего фильма ужасов!.. На этом, к сожалению, рукопись заканчивается. Остается догадываться, каково было бы продолжение…

Не побоимся заявить: этот роман — вне всякого сомнения, одно из лучших произведений Буссенара. Как умело он разоблачает в нем «сильных мира сего», как тонко и проницательно выстроены диалоги и интриги! Мы можем только сожалеть, что роман не закончен, поскольку перед нами — доказательство истинного литературного таланта, в то время как некоторые эстетствующие литературоведы напрасно стараются показать, что романы Буссенара лишены психологической глубины, истинной человечности и каких-либо следов социального исследования.

Бьемся об заклад, что Буссенар критиковал сам себя, прекрасно представляя, в каких сценах этого романа, жестокого, страшного, а иногда и аморального, издатель мог быть шокирован его откровенностью, например, как в том чувственном эпизоде, который был прерван. Алчность разбогатевшего крестьянина, двуличность новых буржуа, презрение собственника к неимущему, а с другой стороны — решимость жертв воспользоваться самыми изощренными способами истязаний, расшатать невыносимую власть своих старинных преследователей… А знойное сладострастие Торпий? Для читателей «Журнала путешествий» это было слишком.

В сущности, почти то же самое впечатление возникает, когда читаешь «Письма крестьянина», опубликованные в «Гатине». Представляется, что Буссенар не высказался до конца, что у него было неодолимое стремление к решительным мерам, к правде, которая ранит и которая попадает в самую точку, к разоблачению низменных инстинктов человечества, скрытых под вполне благополучным фасадом.

Буссенар мог бы стать убежденным полемистом, пламенным памфлетистом, и, возможно, он не просто так следовал правилам жюльверновской литературы, которая столь удачно сочетала его тягу к знаниям, острое ощущение полезности колониализма с неутолимой жаждой приключений… Он обратил собственную насмешливость в насмешливость Фрике, собственную ярость в природные катаклизмы или несчастья бедняков, жажду справедливости в наказание вымышленных «злодеев» всех мастей, циничных торговцев живым товаром, отвратительных людоедов, ненавистных прусских завоевателей, индейцев, собирателей скальпов, американских миллионеров, азиатских интриганов, финансовых воротил… и всех прочих!

Если эта гипотеза хоть немного правдоподобна, возникает вопрос, хорошо известный любому писателю — заложнику своего дела: автор, который пишет для молодежи, не может позволить себе говорить все. Должен ли он умолкать и всегда повторять только то, что предписывает ему его амплуа?

Посмертная полемика

Среди хора традиционных похвал, раздающихся после кончины какой-либо личности, непременно появляется несколько диссонирующих голосов. Очень нравственная «Луарская газета», обеспокоенная подозрительными обстоятельствами смерти, о которой покойный лично объявил своим друзьям, заключила: «почти очевидна вероятность суицида!»

Что касается «Луарского патриота», другой клерикальной газеты роялистского направления, та действовала напрямик, обвинив умершего в том, что он в своих романах призывал к преступлению. «Ярый антиклерикал, господин Буссенар на протяжении двух недель публиковал в газете “Гатине” настолько грязные статьи из области фантазии, что осмелился подписать их только псевдонимом “Франсуа Девин”[…] Эта посредственная литература пользуется некоторым влиянием. Неоспорим тот факт, что наши юные современники захвачены историями путешествий, поставщиком которых был господин Буссенар.

Но нужны ли нашим погруженным в мечты юным читателям, вместо рассказов о жизни здоровой и полной труда, описания кровавых подвигов среди злобных дикарей, более или менее подлинные? Писателю стоило бы по-другому использовать свой талант».

Самая острая полемика развернулась по поводу последних мгновений Буссенара, когда, если верить письму, адресованному в «Гатине», покойный якобы выказал религиозные чувства. В письме утверждалось:

«1) В мае я побывал у господина Луи Буссенара, по адресу: бульвар Шатоден, 75. У меня состоялся с ним долгий разговор, во время которого он с восхищением говорил о монахах, в чьей самоотверженности убедился во время своих путешествий. Перед моим уходом он предложил мне внезапно пять франков на церковное подаяние.

Аббат Этев, викарий Сен-Патерн.

2) В последний день своей болезни, находясь в полном сознании, он попросил меня приехать. К несчастью, я не смог прибыть незамедлительно.

Орлеан, 27 сентября 1910 года.

3) Когда я прибыл, он уже не говорил. Я принял решение дать ему последнее причастие, лишь после того как все свидетели заверили меня, что он прочел молитвы и поцеловал образок.

Неожиданное утверждение для тех, кто знал Буссенара! «Гатине» не замедлила откликнуться:

«Мы не колеблемся, выбирая между всей жизнью Луи Буссенара, его завещанием, составленным в полном сознании, и заявлением какого-то священника, даже если это г-н аббат Этев. Нам известно многое из того, что происходило возле постели умирающего, когда явились монашки, чтобы добавить значимости заявлениям господина аббата Этева.

Один факт неоспорим: Буссенар и его возлюбленная подруга удалились в место последнего упокоения без участия Отцов Церкви. Как согласуется этот факт с заявлениями господина аббата? Кроме того, последний, вероятно, не знает, что Буссенар добился всего лично, без помощи Церкви, порвав с ней!..»

Оценка его труда

Г-н Пуанто, мэр Экренна (12 сентября 1910 г.):

«Его многочисленные литературные произведения принесли ему настоящую известность в мире писателей и не замедлили выделить его среди самых популярных и самых уважаемых в публике авторов. Он написал большое число произведений, направленных на то, чтобы привить молодежи вкус к путешествиям, соединяя романтику приключений с географическими сведениями. С какой жадностью и какой радостью читают его наши дети, сколько в них истинной привлекательности и обаяния, которыми он сумел наделить даже самые меньшие свои творения!»

Г-н Дево, мэр Питивье (12 сентября 1910 г.):

«Буссенар был великим тружеником, писателем редкой плодотворности, его труд был значителен, исполнен самого настоящего патриотизма, уважения к молодому поколению, заботы о простых людях, детях и униженных. То, что нам от него осталось, представляет только малую часть деятельности, который он предпринял.

Чудесные и занимательные приключения героев Буссенара — словно легкий узор, украшающий несомненную надежность его произведений. Научная честность и скрупулезная точность доставляли ему немало хлопот, так как приходилось просматривать большое количество документов, прежде чем необходимые сведения сжато и лаконично вплетались в красочное повествование.

В первых произведениях, которые и принесли ему известность, он отправлял своих героев в новые страны, только что открытые исследователями. Затем он начал сочинять свои романы на основе научных наблюдений, используя грандиозные, но всегда правдоподобные гипотезы. Наконец, как и многие другие умы, Буссенара привлекала история, и его последние романы, в которых он изображал недавние события в Македонии и на Кубе, в Трансваале и в Маньчжурии, ошеломляли своей достоверностью.

Он обладал многими уникальными качествами, среди которых — редкий и драгоценный дар создавать типажи, персонажи реально существующие и популярные с момента их появления. Он легко находил слова и, изобразив безвыходную ситуацию, с удивительной ловкостью умел из нее выпутаться.

В своих произведениях он всегда говорил языком ясным и простым, эмоциональным, выразительным, красочным и таким точным, что один профессор Французского университета, собиравшийся написать исследование о русском царе, не нашел ничего лучше, как обратиться к «русским» романам Буссенара.

Если бы ему хватило времени стать Вальтером Скоттом Боса, его судьба была бы еще более прекрасной. Дело Буссенара, которое доставляло радость стольким поколениям читателей, не даст погибнуть его имени, и соотечественники, которые гордились им, встанут верной стражей возле его могилы».

Леон Деве (12 сентября 1910 г.):

«Делая свои произведения познавательными и нравоучительными, через них он обращал к молодым людям чувства самые благородные и самые великодушные. […] Твое имя, Луи Буссенар, золотыми буквами оттиснуто на корешках всех этих книг, куда ты вложил лучшее, что было в тебе самом.

Ты ушел в тот момент, когда Французская Академия приготовилась увенчать твой труд, вручив тебе за твои произведения премию — достойную награду тяжелой жизни и писательской честности. Это признание твоего таланта — какую радость могло бы оно тебе доставить, и разве не стало бы оно для тебя доказательством того, что твое имя навсегда сохранится в памяти молодого поколения?»

«Независимый Питивье» (17 сентября 1910 г.):

«Вместе с произведениями Жюля Верна, Гюстава Эмара, Майн Рида, Габриэля Ферри Буссенар был одним из тех, кто подарил крылья нашим юношеским мечтам, чтобы умчать нас в удивительные страны, полные солнца или льдов. Он подарил нам новые надежды и сделал более упоительным чудесный мир первых лет жизни. Подобное признание является свидетельством нашей любви, которую мы отдаем ему наравне с самыми возвышенными и чистыми писателями».

Обратимся к анализу Дево, который в результате подробного изучения произведений писателя делит их на три основные части:

— романы исследовательские (18 названий), преобладающие;

— романы научно-фантастические (6 названий), редкие;

— романы исторические (10 названий), значительные;

— 6 других произведений, разнородных, не входящих в эту классификацию.

Сегодня Буссенар незаслуженно забыт. Словарь авторов (Dictionnaire des Auteurs) даже не упомянул его имени, как и «Пти Ларусс» («Petit Larousse»), хранилище нашей современной культуры. Буссенара словно больше не существует, разве что вы обратитесь к книгам начала века. Но не будем унывать. Остались специалисты, они внимательно исследуют позабытые произведения, чтобы снова сделать их актуальными. Все вышеизложенное можно сказать и о статье, посвященной творчеству Буссенара, которую мы рассмотрим ниже.

От забвения к неблагодарности через некомпетентность

Мы не собираемся рассматривать здесь всю современную критику, относящуюся к Буссенару. Приведенный ниже образчик не следует воспринимать в качестве примера для подражания… Современная статья Франсуа Карадека взята из работы «История детской литературы Франции» (Альбен Мишель, 1977).

«Луи Буссенар (1847–1910) является соперником Жюля Верна: в 1879 году он публикует в “Журнале путешествий” серию статей об Австралии, куда не ступала его нога (это тоже жюльверновское), а в 1880 году — “Кругосветное путешествие юного парижанина”, в котором мы находим не только отголоски романа Жюля Верна 1873 года, но и Паспарту, скрещенного с Гаврошем и фигурирующего под именем Фрике.

Упомянутый персонаж, без сомнения, олицетворяет все самобытное, что есть у этого популярного романиста (пятьдесят романов). Перед нами скорее автор романов с продолжением, не одаренный чувством драматического эффекта: необходимые по ходу интриги повороты сюжета довольно плоские. Его Фрике отличается шовинизмом, ненавистью к пруссакам (это пока не Фашода, но все еще впереди), своими шуточками и каламбурами; однако он смел, верен, как истинное дитя французского народа, добр сердцем и дерзок на язык. Понимаешь, что подростки “поколения реванша” узнают в этом парижском “сорванце” себя. Не стоит забывать всего сделанного Буссенаром, но не стоит также и преувеличивать ценность его наследия».

Очевидно, г-н Карадек даже не заглядывал в «Журнал путешествий». Однако он цитирует его с апломбом неведения. Мы же со своей стороны знаем, что Буссенар не написал в эту газету ни одной статьи об Австралии, зато написал длинный роман, представленный как путевые заметки и печатавшийся не в 1879 г., а с 28 апреля 1878 г., то есть годом раньше. Карадек, очевидно, не знал, что Буссенар путешествовал по Океании в 1876 г. Следовало бы справиться об этом, прежде чем приводить столь непроверенные факты в статье, претендующей на научный статус.

Остановимся на выдуманном им числе романов писателя (пятьдесят, как он заявляет, тогда как Буссенар написал тридцать семь произведений за тридцатидвухлетний период, поэтому пренебрежение его плодовитостью кажется нам не заслуживающим внимания). Эта ошибка просто указывает на небрежность и скорее на желание классифицировать, систематизировать, нежели объективно отразить факты. Библиографическая проверка подлинности документов, — уж нам-то это известно, — требует времени и терпения, очевидно, малосовместимых с энциклопедизмом, а также изучения недостающей основы, чтобы не попасть впросак.

Добавим, что Буссенар был оценен не только «поколением реванша», поколением 1870–1918 гг. С расцветом издательства Талландье известность этого автора вышла за пределы промежутка между двумя войнами — между 1923 и 1941 гг. Мы осмелимся даже утверждать, что пик его популярности, в глубинном смысле этого слова (считая читателей народом), пришелся именно на этот межвоенный период — эпоху, когда, согласно господину Карадеку, круг читателей Буссенара переместился… за Рейн!

Перед 1914 г. его романы сначала появлялись в «Журнале путешествий» (на который многие его поклонники, без сомнения, не были подписаны), а затем были перепечатаны в виде отдельных фолиантов, достаточно дорогих, которые могли приобрести единицы. Зато два издания Талландье, неиллюстрированные, а следовательно недорогие, могли покупать все слои общества.

Мы не будем ничего говорить о так называемой «плоскости» сюжетных интриг, разве что она отсылает нас снова к безвкусице самой статьи. Интриги в произведениях Буссенара были, как не преминул подчеркнуть господин Карадек, заимствованы у Жюля Верна, откуда следует, что нантский писатель стал самым популярным автором своего времени исключительно благодаря «плоскости» своих сюжетов. А также что современный читатель в большинстве своем не смог бы легко перечитать Буссенара, не разочаровавшись в нем. Попробуйте проверить!

И все-таки мы извиняем автора, несмотря на раздражающее нагромождение ошибок и столь плачевные выводы, сделанные в его статье. Все это является на самом деле досадной естественной тенденцией вновь возникших суждений, скорее поспешных, чем авторитетных. Возникает опасение, что подобное чрезмерное преуменьшение и преувеличение тех или иных заслуг писателя вряд ли способно вывести его из забвения, в которое его ввергла книготорговля. И чтобы покончить раз и навсегда с этим «убийственным мнением», которое составил о Буссенаре господин Карадек, отметим в заключение: не стоит больше ничего преувеличивать. Автор, вероятно, просто не слишком преуспел в этом деле, позаимствовав самую слабую часть статьи из «Литературного гида для молодежи» («Guide de la Littérature pour la Jeunesse») Марка Сориано (Фламмарион, 1975).

Нам остается только уповать на то, что предложенное здесь исследование, проделанное людьми открытыми и без предубеждений, будет содействовать снятию этих устаревших клише, как в исторической области, так и в области библиографии, куда они проникают и укореняются с цепкостью ржавчины. Часто приходится долго ждать, прежде чем какое-нибудь только что законченное исследование вновь вернет читателям книги, которые годами предавались забвению. Иногда недостаточно даже сказать всю правду, чтобы изгладить предшествующий ложный образ или хотя бы поколебать сложившееся мнение… Таких примеров, к сожалению, множество в окололитературной области.

Элоиза Анриетта Ланс — старейшая француженка

Неподалеку от могилы, где под скромным гранитным памятником покоится рядом со своей супругой Буссенар, находится могила его матери, которой досталась печальная привилегия пережить всех своих родных, став старейшей среди французов. Ее столетие праздновалось 6 ноября 1926 г. холодным осенним днем, сначала в церкви, так как эта почтенная женщина в последние годы жизни вновь обрела веру своего детства. Во второй половине дня состоялся прием, организованный муниципалитетом и проводившийся под шатром, разбитым во дворе школы. В ее честь было провозглашено множество тостов, особенно местным депутатом Анри Шеврие, мэром Малерба, хорошо знавшего ее сына. По этому поводу была выпущена почтовая открытка, на которой мадам Буссенар изображена сидящей, со своей знаменитой тростью в руках. Долгое время мать писателя проживала в доме, завещанном ей сыном, а затем, когда ее стало донимать одиночество, перебралась к своей племяннице, на другой конец деревни.

Мадам Буссенар-мать была женщиной умной, властной. Ее силуэт был знаком всем жителям Экренна, так как каждый день она, всегда прямая, прогуливалась по улицам деревни, идя без труда, но неизменно при своей бамбуковой трости, гораздо выше ее самой и напоминавшей немного епископский или пастуший посох. Наделенная изумительной памятью, она любила предаваться воспоминаниям, часто рассказывая о той жизни, которую вела, когда работала в замке… Она рассказывала (словно это произошло накануне), как в Экренне праздновали революцию 1848 г., и всякий раз не могла остановиться, говоря о своем сыне Луи, к коему испытывала огромное уважение.

Старейшая француженка дала множество интервью местным и парижским журналистам, последнее — Рожеру Вольбелю, в газету «Эксельсиор», в 1931 г. Она показала ему старинные черепки, найденные на принадлежащем ей поле, расположенном на месте средневекового замка — там, где один виноградарь в 1897 г. обнаружил и сдал в музей Питивье клад из золотых и серебряных монет с изображением короля Карла VI и герцога Бургундского Жана Бессердечного. Умерла мадам Буссенар в больнице Питивье 11 октября 1932 г., в возрасте 106 лет. Она стала, без сомнения, Жанной Кальман периода между двумя мировыми войнами.

Литературное потомство

В 1973 г. один миланский исследователь, Везио Мелегари, обратился к господину Жозефу Лангийю с целью получить от него необходимые сведения для статьи о Буссенаре в книге, которую он готовил об авторах авантюрных романов. Мы не могли проверить, действительно ли существует эта книга и что в ней написано, но странно признавать, что нашими авторами больше интересуются за пределами границ Франции.

В 1975 г. Французская Академия в лице Мориса Женевуа одобрила проект по переизданию отдельных произведений Луи Буссенара. Увы, идея осталась только на бумаге: издательство Талландье, владелец авторских прав, не пожелало дать ей продолжения.

С 1991 г. в Москве русское издательство «Ладомир» выпускает тридцатитомное собрание произведений писателя. В целях наиболее полного осуществления этой работы главный редактор московского издательства обратился в Национальную библиотеку Франции и в Бос с просьбой переслать ему копии всех наименее известных текстов. Можно только радоваться такому профессиональному подходу и завидовать русским читателям, которые открывают для себя в конце XX в. произведения французского писателя XIX в., полностью забытого в собственной стране!

Андрези, 1997