Годвин Волсунг вовсе не был голландцем, а скорее норвежцем или даже шведом. Просто в то далекое время именно голландцы слыли самыми лучшими моряками в мире, а Годвин был лучшим из лучших. Родные с гордостью говорили, что он появился на свет в день рождения самого Унго — покровителя скандинавских моряков. А в те времена люди верили, что по старинной традиции Унго становится крестным отцом всех мальчиков, рожденных в этот благословенный день.

Годвин происходил из старинного рода викингов, осевших после многочисленных военных набегов на города балтийского побережья в Дании. Благородная кровь — его род восходил к самому Кнуду Великому и несметные богатства, старательно собранные для него предками, делали Годвина одним из самых могущественных людей от Северного до Балтийского морей. Это его дед участвовал в битве у Гельголанда, когда Конрад фон Юнгинген, гроссмейстер ордена крестоносцев, заманил пиратов витальеров в ловушку, выдав свой военный корабль за нагруженное товаром торговое судно. К тому же Годвин был последним и единственным ребенком в когда-то шумном и воинственном клане Волсунгов, и родители надеялись, что со временем их сын, который рос резвым и смышленым мальчишкой, приведет в дом жену, нарожает кучу ребятишек, и благородный род Волсунгов не затеряется в вечности, как песчинка в морской пучине.

Но юноша грезил только дальними странами, кораблями и морем. Он умолил родных отпустить его странствовать. Мудрые и любящие родители долго сокрушались, но в конце концов решили не неволить сына и велели заложить ему самое быстроходное и могучее судно, какое только можно было себе представить в те далекие времена. Годвин сам нарисовал подробный план парусника, который он увидел в легком полуденном сне. Через три года с верфи скользнул на воду трехмачтовый красавец «Унго», плоскодонный, с двухметровой осадкой, сорока метров в длину и двенадцати в ширину, с двенадцатью парами весел и несколькими пушками на борту.

Годвин набрал команду из смелых молодых воинов, горящих, как он сам, бесшабашным желанием посмотреть дальние страны и найти в морской пучине сокровища или смерть. Он заполнил обширные трюмы всем, чем была богата его земля: отборными медвежьими и волчьими шкурами, медом и вяленой рыбой, а также короткими двуручными мечами и легкими кольчугами, которые славились тонкостью плетения и крепостью, отличными мушкетами и пистолями, крепкими бочонками с чистым порохом и отплыл в неведомые края.

В то время моря кишели пиратами и корсарами. Риск быть ограбленным был так велик, что многие осмотрительные торговцы вынуждены были отправлять товар из Лондона в Венецию посуху, вверх по Рейну и через Альпы. Но Годвин был прекрасным воином, смелым путешественником и удачливым купцом. Он заходил так далеко в Южные моря, куда никогда не плавали северяне, и всегда отважно сражался с кровожадными варварийскими пиратами Средиземноморья, раз от раза только умножая свои богатства.

Годвин не боялся не только людей, но и водной стихии. Море было ему как дом родной, и команда фрегата знала, что капитан, проложив путь по звездам, облакам или ветру, выведет своих людей целыми и невредимыми из любой ловушки, как бы ловко ни расставляла ее жадная до добычи, ненасытная морская утроба. Они считали своего вожака неприкасаемым.

Так прошло около десяти лет, и многие из его людей захотели вернуться к родным берегам, пустить корни, обзавестись семьей. Многие, но не Годвин, который чувствовал себя настоящим одиноким морским волком. Ему только что исполнилось 28 лет, и другой тверди под ногами, кроме палубы, он для себя не желал.

Вот и теперь, после страшного шторма, когда вся команда, изнуренная борьбой со стихией, крепко спала, Годвин отпустил вахтенных и остался у штурвала один. Его корабль держал путь домой, но капитан был в смятении, он радовался предстоящей встрече с родными и одновременно боялся, что они начнут его упрашивать остаться с ними. Жаль ему было расставаться и с командой, которую он привык считать за долгие годы странствий своей настоящей семьей.

Годвин возвращался из Туниса с ларцами, полными драгоценных камней и филигранных украшений, с сосудами благовоний и рулонами невиданной на севере тончайшей сверкающей материи, называемой шелком. Одним словом, в его трюмах были собраны все дары восточной роскоши. Погода стояла ясная, и в снастях, как в сетях, над головой у Годвина запуталась огромная полная луна. Годвин знал, что, по преданиям, полнолуние — это время, когда врата вечности приоткрываются и простой смертный может увидеть на светлом небесном диске знаки грядущего. Годвин засмотрелся на луну до легкого головокружения, потом задумчиво опустил глаза и увидел демона, присевшего на корме с книгой в руках. Дух злобы, все это время безрезультатно разжигавший в команде ненависть и жадность и подстрекавший уставших от долгого плавания людей убить капитана и разделить сокровища, притомился и задремал. Уснув, он перестал быть невидимым.

Годвин был бесстрашным юношей, он не боялся бестелесных духовных сущностей. Странствуя по свету, он уверовал в существование единого справедливого и могучего Бога, которому подчиняются все стихии, включая загробную и невещественную. Капитан тихо подкрался со спины к дремлющему демону и заглянул через его плечо в книгу. На страницах переливались всеми красками маленькие живые картинки, от которых было невозможно отвести взгляд. Словно наяву увидел Годвин свой корабль в рассветной дымке и черный ветер, закручивающий море в смертоносный штопор. В одну секунду яростный смерч опрокинул фрегат навзничь, закрутил и потащил на дно воронки в бездну морскую.

Тут надо сказать, что демон не случайно пытался разжечь ненависть и жадность в сердцах честных моряков. Злая духовная тварь уже знала решение высших сил о гибели «Унго» и старалась успеть как можно больше навредить бессмертным душам путешественников — навязать им убийство и несправедливую расправу, чтобы многие из них пошли под тяжестью своих прегрешений сразу в ад, а не вывернулись, став невинно погибшими мучениками. «Демон» ведь означает знающий — тот, кому доступно знание решений Всевышнего. Злой дух обитал в воздушных стихиях и мог схватывать предначертания людских судеб задолго до того, как им приходило время открыться. Итак, дух злобы читал книгу грядущего и задремал.

Годвин не думал о хитросплетениях Вселенной. Он хотел только одного — во что бы то ни стало спасти свою команду, а если возможно, то и корабль. До рассвета оставалось меньше часа. Был полный штиль и ясность на небе. Ничего не предвещало увиденного им в книге скорого смерча. Годвин вдруг припомнил, что совсем недавно они проходили мимо небольшого скалистого острова с удобной бухтой, где можно было бы переждать бурю. Зная, что моряки устали после недавнего шторма, капитан решил не будить команду и не делать остановку для исследования неизвестной земли и пополнения запасов пресной воды, однако теперь необходимо было повернуть назад: ведь в этом клочке суши была вся надежда на спасение.

Годвин начал бить во все склянки, чтобы разбудить команду, но первым проснулся демон. Он чуть было не свалился в море, выронив книгу из рук, ловко нырнул с кормы вниз, став снова невидимым, подхватил странный фолиант у самой воды и сразу заметил, что картинки словно смазаны брызгами — так бывало, только если в Книгу Вечности случайно заглядывал простой смертный. Видя, что Годвин меняет курс и направляет корабль к острову, демон пришел в неописуемую ярость, он понял, кто заглянул в его книгу, от злости штопором взвился ввысь, призывая штормовой ветер и осыпая Годвина с грозовых туч самыми страшными проклятиями.

Тем временем команда, привыкшая беспрекословно подчиняться своему капитану, налегла на весла, гребцы быстро развернули судно к кромке едва заметной земли, виднеющейся на горизонте. Паруса поймали ветер, и вскоре моряки уже бросили якорь недалеко от берега. Но когда капитан приказал им грузиться в шлюпки, забрав с собой только самое необходимое, и плыть к берегу, то команда зароптала. Семена измены, посеянные демоном и политые зловонной, но питательной жижой подозрений, дали быстрые всходы. Годвин пытался объяснить команде свое жестокое решение высадить людей на необитаемый остров скорой угрозой гибели. Но моряки впервые не поверили своему капитану они решили, что он хочет избавиться от команды, чтобы завладеть всеми нажитыми за десять лет странствий сокровищами. Самые строптивые и безумные, быстро сговорившись, бросились на него, желая схватить и связать Годвина. Но под дулом двух заряженных пистолей капитан заставил бунтовщиков отступить и сойти в шлюпки, отрезав тем самым путь к собственному спасению. Годвин был вынужден остаться на борту и стрелять по воде, чтобы отогнать шлюпки с людьми от судна. Команда все еще продолжала посылать проклятия своему вероломному капитану, когда со стороны моря на горизонте показался черный столб приближающегося смерча, кривящийся и шатающийся, как пьяная колонна, уходящий широкой воронкой под самое небо, словно стремясь засосать в свою жуткую утробу звезды и луну. На верхушке этого столба, как на надувной подушке, покачивался, вернее, елозил в нетерпении, взбешенный демон. Годвин сбил якоря, повернул корабль от берега и устремился навстречу своей неминуемой смерти. Он еще не знал, что, вкусив от Книги Познания, он стал бессмертным, забрав часть силы разъяренного демона и таинственным образом соединившись с ним. Злобный демон пытался избавиться от Годвина, он крутил и мотал его шхуну, как щепку, по шторму. Ярость стихии, сконцентрированная в одной точке, была так велика, что грозила прорвать земную твердь насквозь, поглотив в водовороте весь наш утлый мирок вместе со всеми духами воздуха и преисподней, но демонская гордыня мешала падшему ангелу обратиться за помощью к Сущему. Ему было милее погубить весь свет, чем смириться. Гордыня мешала демону, но не Годвину, который, истекая кровью от полученных ран — его сильно задела переломившаяся, как спичка, центральная мачта, — и теряя силы, не переставая молил единого Бога сохранить жизнь его чудному кораблю и оставшейся на берегу команде. В тот единственный миг, когда душа его уже отлетала от тела и влеклась ангелами и демонами наверх, решение было принято. Годвин не мог остаться в живых, ведь он сопротивлялся Божьему промыслу, но смерти он тоже не был достоин, так как принял участие в краже знаков грядущего. Вердикт Сущего был справедлив, но беспощаден:

«Пусть бессмертие духов тьмы будет ему наказанием за желание заглянуть за пределы человеческой жизни. Но Годвин — человек, и у него всегда должна быть надежда на спасение. Ибо надежда на спасение отнята только у гордых демонов. Каждые семь лет строптивый капитан сможет на своем прекрасном корабле приставать к берегу и на один день облекаться в плоть и кровь. И если какая-нибудь девушка сможет полюбить его и отдать за него жизнь, то проклятие будет снято, и он обретет покой».

Буря вмиг отступила. Смерч распался, словно размагниченная железная пыль. Недостаточно проворный демон полетел вниз и больно шлепнулся об воду. Люди, выброшенные на берег штормом, начали потихоньку подниматься с земли, к которой их прижал безжалостный вихрь. Красавец «Унго» бесследно исчез вместе со своим храбрым капитаном, навеки наказанным бессмертием. Но это не то бессмертие, о котором мечтаем мы, простые глупые смертные, когда можно пить, гулять, веселиться и не стареть. Это унылое бессмертие призрака, когда тебя не принимает ни жизнь, ни смерть. Когда ты всеми отвержен, когда ты знаешь будущее, но никому не можешь его поведать. Так отважный Годвин Волсунг стал Летучим Голландцем, парией, призраком, изгоем без имени и без судьбы. В отместку демону храбрый капитан стал показываться кораблям, которым грозило крушение, стараясь предупредить их о грядущей опасности. Но его появление вызывало только ужас, — слишком мрачными были эти подсказки судьбы, чтобы внушить хоть тень симпатии к их предсказателю. Люди не хотели знать страшной правды про себя и считали одного только Годвина виновным в своих несчастьях, всякий раз проклиная его появление.

«Унго» нес в своих трюмах несметные богатства, но никто не мог ими воспользоваться, а его хозяин нес в себе знание мира, но никому не мог его поведать. Жизнь казалась ему бесконечной мукой. Сначала он страстно ждал своего облачения в человеческое тело, но и это оказалось обманом. Единственный за семилетие скитаний день пролетал как сон, и, кроме портовых проституток, которым нужны были только старинные золотые монеты из его сундуков, ему так и не встретилось ни одной женщины, даже отдаленно напоминающей его возможную спасительницу. Несчастные падшие создания не знали, что сокровища «Летучего голландца» обретали силу только на один день, а с уходом корабля из гавани снова превращались в прах. Наутро обманутые жрицы любви тоже посылали ему одни проклятия. Всем, с кем его сводила судьба, Летучий Голландец приносил только несчастья.

Скоро, лет через 150-200, Годвину так все надоело, что он стал искать смерти как утешения. Он знакомился с рыбачками и трактирщицами, служанками и их госпожами, многие из которых были не прочь пококетничать и даже увлечься прекрасным богатым юношей. Но все напрасно. Главное препятствие к спасению было скрыто в самом Годвине — любовь должна была быть взаимной. Семнадцатилетним юношей ушел он в море, так и не испытав блаженства и отчаяния первой любви, и не знал, что это за чувство. Во время своих странствий он утолял с одалисками только жажду плоти, а жажда сердца оставалась неутоленной. Впрочем, теперь ему было и не до любви — эта мятежная и давно погибшая душа искала только забвения. Забвения ценой гибели другой невинной души, которая должна была заплатить за свою любовь к Годвину смертью. Только заплатив за чужую преданность вероломством, Летучий Голландец мог обрести желанное забвение, ибо мертв он уже был давным-давно.

Итак, после более чем двухсотлетнего скитания по морям Годвин подплыл к родным норвежским фиордам. Его прекрасная древняя родина, откуда были выходцами его предки, этот суровый и могучий край, холодный и великолепный, стоит на границе с вечностью, на границе с холодом и ледниками, с белым безмолвием. Бешеные волны бросаются на холодные великанские скалы и ведут с ними бесконечную битву за власть в этом холодном мире.

Голландец на своем прекрасном старинном фрегате вошел в бухту, и весь народ высыпал на набережную поглазеть на богатый, невиданной красы корабль, на котором не было видно ни одного матроса, хотя работа кипела вовсю: спускались паруса, убирались снасти. Невидимые руки подтянули швартовые, невидимые руки перекинули трап, и на берег сошел красавец капитан в дорогом старинном камзоле, высоких кожаных ботфортах, с расшитой серебром треуголкой в руке. Из-за бесконечного путешествия во времени и сумбурной смены гардероба наряд Годвина был весьма эклектичен. Но рыбаки, окружившие его, только дивились, не чувствуя ни капли страха или сомнения. Таинственная сила великолепия корабля и его хозяина была так велика, что все еще долго оставались заворожены ею и только потом, на следующее утро, живо припомнили все странные детали этого трагического визита.

Навстречу Годвину из толпы выступил принципал бухты, старый, важный норвежец. Он чинно поздоровался с капитаном, и тот предложил ему осмотреть свой корабль. Староста неспешно принял приглашение, и за ним увязалась его любопытная восемнадцатилетняя дочь Сента. Сегодня отец не мог ей ни в чем отказать, ведь на закате должна была состояться ее свадьба. Сента выходила замуж за самого удачливого и веселого рыбака во всей округе, балагура Эрика.

Годвин, умалчивая о своей истинной судьбе, рассказал главе рыбаков о разных невиданных усовершенствованиях, способных двигать его корабль без команды. Тот слушал его недоверчиво, но, когда дело дошло до набитых сокровищами сундуков в трюме «Унго», легко забыл обо всем на свете, заглядевшись на несметные богатства чужестранца. Годвин, которому с первого же взгляда очень понравилась Сента, узнав о предстоящей свадьбе, вынул из ларца прекрасное сапфировое ожерелье. Сента зарделась и стала отнекиваться, но отец, позарившийся на сокровища мертвеца, настаивал, чтобы дочь приняла подарок. Так они, два молодых человека, одному из которых недавно перевалило за триста, а другой едва минуло семнадцать, стояли у открытых сундуков и держались за руки, вернее, держали в руках за разные концы сапфировое ожерелье и смущенно молчали, пока от одного сапфира к другому бежали от их пальцев жадные языки сердечного пламени. Боль и нега любви впервые обожгла юное и дряблое сердца, с одинаковой силой воспламенив обоих. Годвин поразился нежности, открывшейся в нем. Только сейчас он осознал, что для своего спасения он должен принести в жертву именно эту девушку, ставшую для него такой любимой, желанной и родной.

Сента, с первого взгляда влюбившаяся в капитана, с неожиданной решительностью отстранила ожерелье, одна мысль о свадьбе внушала ей теперь страх и отчаяние, но влюбившийся в нее с первого взгляда Годвин горячо настаивал вместе с отцом девушки. Летучий Голландец решил спасти Сенту от своей любви и закрепить ее скорый союз с молодым рыбаком дорогим подарком. Он хотел охранить Сенту от своей роковой любви и заставил ее взять ожерелье.

Счастливый отец с притихшей дочерью ушли с корабля. На пристани их уже ждал Эрик, отдававший последние распоряжения о свадьбе. Увидев на шее Сенты старинное ожерелье, он приревновал невесту к неизвестному кавалеру и начал насмехаться над Голландцем, но Сента горячо вступилась за гостя. Слишком горячо. Юноша обвинил ее в корыстолюбии, Сента вспыхнула и наговорила колкостей жениху. Молодые поссорились, и девушка в слезах побежала домой.

Но и там Сента не могла найти себе места. С томлением глядела она, как суетятся домашние и накрываются столы, и понимала, что огромное свадебное колесо во дворе, увитое цветами и бубенчиками, напоминает ей теперь пущенный под гору мельничный жернов, который уже ничем не остановить. Эрик все равно вернется, они помирятся и поженятся, несмотря ни на что. Ее ужаснуло, что ничего уже нельзя изменить, она просто маленькая песчинка на огромной отмели жизни. Сента, уже облаченная в нарядные свадебное одежды, незаметно выскользнула из дома и вернулась на набережную в надежде отыскать Голландца и отдать ему ожерелье, а на самом деле хотя бы еще раз взглянуть на мужчину, которого она так отчаянно полюбила. Но незнакомца нигде не было видно. Голландец даже не сходил с корабля, он заперся у себя в каюте и только ждал заката солнца, чтобы можно было отчалить от берега и тем самым спасти любимую.

К сожалению, он был не властен над своими бестелесными помощниками, ведь настоящую команду Годвин высадил на необитаемый остров, а прислуживающие ему злые духи сохраняли только видимость послушания. Он был пленником на собственном корабле, пленником смерти и вечности.

Но любовь оживляет все, она дарит надежду. Полюбив, Годвин ожил, он уже не маялся между небом и землей в тоскливом ожидании забвения. Нет, теперь он готов был отвергнуть это желанное забвение и остаться вечным изгнанником, но знать, что его любимая жива и счастлива, пусть даже с другим.

Однако мотылек всегда находит огонь, и Сента, влекомая непреодолимой силой любви, сама боязливо поднялась на корабль. Она хотела только взглянуть на любимого, запечатлеть его образ в своей памяти, ведь скоро они расстанутся навеки. Она знала, что с закатом солнца Годвин снова отправится в плавание.

Влюбленные встретились, и между ними произошло объяснение. Старое как мир объяснение в нежных чувствах. Сента умоляла Годвина увезти ее на своем корабле. Голландец был в отчаянии, он открыл ей свою тайну, но все напрасно. Девушка была слишком молода, чтобы бояться смерти. Голландец стал уговаривать ее покинуть фрегат. Гордость подсказала Сенте, что Годвин отвергает ее, считая слишком простенькой для себя, и она убежала в слезах. Сердце Голландца готово было разорваться. Но он впервые с удивлением и радостью принял эту боль. Боль свидетельствовала о том, что он чувствует, а значит — живет.

А для нежного сердца Сенты эта первая любовная боль и мысли о скорой разлуке были невыносимы. Девушка убежала на безлюдный берег и долго горько рыдала, спрятавшись за перевернутые лодки.

Тем временем все принялись разыскивать невесту. Эрик давно простил ее, раскаивался в своей резкости. Он легко шагал по песку и звал свою возлюбленную, думая, что строптивая девушка, обидевшись, специально прячется от него. Северное солнце заходит рано. Голландец наконец мог отойти от берега. Сента печально наблюдала, как прекрасный фрегат уходил в море без нее. Вдалеке раздались голоса. Оглянувшись, девушка увидела ищущих ее людей и поняла, что сейчас из-за валунов к ней выйдет Эрик. В это время золотая солнечная дорожка заката оказалась у самого носа корабля. Молодой капитан, не выдержав заточения в каюте, взбежал на мостик и, увидев девушку на берегу, замахал на прощание своей вышитой серебром треуголкой. Он был счастлив, что выбрал пожизненное заключение и спас любимую. Но Сента приняла этот взмах за зов. Она не раздумывая спрыгнула на солнечную дорожку и побежала по ней к кораблю. Глядя на ее нежную легкую фигурку, на берегу все замерли в ужасе и восхищении. В это время паруса фрегата на мгновение закрыли собой солнце, дорожка пропала, и Сента, не добежав до «Унго» нескольких метров, провалилась в море, как в пропасть, и беззвучно пошла ко дну.

На палубе и на берегу одновременно раздались два сердечных вскрика. Это человек и призрак звали в отчаянии свою любимую.

Проклятие было снято. Девушка, которую полюбил Годвин и которая так полюбила его, что готова была отдать за него жизнь, нашлась. Капитан, только что почувствовавший себя несчастным, но живым, должен был умереть. Именно теперь, когда любовь вдохнула в него жизнь, и смерти он стал тоже дорог и желанен. Корабль вместе с прекрасным юношей на капитанском мостике начал истаивать на глазах и прахом, золотым от лучей заходящего солнца прахом, нежной золотой чешуей развеялся по волнам.

Вот, дорогой читатель, краткая, но правдивая история Годвина Волсунга, смелого и несчастного юноши, получившего прозвище Летучий голландец.

Уверяю вас, что молодой, пылкий Вагнер довольно сильно переиначил Гейне, когда писал либретто своего «Летучего голландца». Впрочем, и сам Генрих, поведавший нам эту старую легенду в «Мемуарах г-на Шнабелевопского», обошелся с первоисточником весьма вольно. На то, впрочем, он и поэт, чтобы парить в небесном эфире со своей фантазией, а не тащиться с восстановленной мной в правах истиной по ухабам прозаического повествования.