С утра начался затяжной, почти осенний дождь, и мир погрустнел. Ехать в открытой коляске в промокшей насквозь одежде было, мягко говоря, некомфортно. Дорога раскисла, наши лошадки уже с трудом тащили переполненную пассажирами коляску, и кавалерам пришлось пересесть на своих лошадей. Мы с Юлей не выспались и клевали носами, наши офицеры выглядели бодрее и даже пытались шутить и нас развлекать. Однако вскоре и они скисли и ехали с двух сторон коляски, нахохлившись, как мокрые воробьи. Дождь все не прекращался, и мое платье промокло так, что начало холодить тело.

— Давайте где-нибудь переждем и обсохнем, — предложил я.

Предложение было принято, однако по дороге нам не попалось ни одного постоялого двора, а проситься на дневку в крестьянскую избу никому не хотелось. До Тосны, где была следующая почтовая станция, было еще далеко, и нужно было как-то спасаться от непогоды.

— Здесь почти по пути живут наши родственники, можно было бы к ним заехать, — предложил Аркадий Семидольный.

— Это далеко от тракта? — спросил его Александр.

— Не знаю, нужно у кого-нибудь спросить.

— А что они за люди? — поинтересовалась Юлия.

— Помещики, только небогатые. У них крестьян всего-то душ двадцать, однако, думаю, кров они нам предоставят.

Делать было нечего. Нужно было или продолжать путь и мокнуть, или искать пристанище. Решили попытаться оба варианта совместить: ехать дальше и, если удастся узнать местоположения родственников, заехать к ним обсохнуть. Не получится, — добираться до станции или, по крайней мере, до ближайшего постоялого двора.

Как в свое время Радищеву, ехавшему тем же путем из Петербурга в Москву, нам попался работающий в поле крестьянин. Аркадий поехал прямо к нему через скошенную ниву и, когда вернулся, сказал, что до имения его родственников всего ничего — версты три. Я уже, в принципе, притерпелся к мокрому платью, но Юлия то ли от холода, то ли после бурной бессонной ночи выглядела больной, и потому единогласно было решено съезжать с большой дороги.

Проселок еще не настолько размок, чтобы стать непролазным, и наши лошадки вполне сносно справлялись с гужевым тяглом, Они мерно чавкали копытами по мокрой земле, и коляска оставляла за собой четкие следы колес. Офицеры, как мне показалось, обрадовались предстоящей остановке и переглядывались многозначительными взглядами Мне было забавно наблюдать за ними, тем более что им все равно ничего не светило.

Крестьянин не обманул, мы проехали не больше трех верст, как проселок уперся в огороженную высоким забором усадьбу. Посредине ее виднелся дом, по величине и архитектуре напоминавший прибалтийскую мызу. Был он высоким, компактно построенным, с островерхой четырехскатной крышей и двумя декоративными теремными башенками. Первый этаж сложен из кирпича, второй рубленный.

Для мелкопоместного владельца, родственник Аркадия развернулся довольно круто. Крышу своего дома он покрыл не дранкой, а медными листами. Дорога, по которой мы ехали, была отсыпана галькой и содержалась в прекрасном состоянии. Вскоре она уперлась в крепкие ворота, окованные все той же медью. Они, несмотря на дневное время, были заперты. Наши всадники спешились и постучали в гремящие медные листы кнутовищами. Тотчас над ними возникла всклокоченная крестьянская голова с прической «под горшок» и крикнула сиплым голосом:

— Кто идет?

Аркадий, как родственник хозяина, взял переговоры на себя и спросил сторожа:

— Это дом Кирилла Васильевича Мысовского?

— Чичас узнаю, — ответил часовой и надолго исчез.

— Нет, подумайте, какой у нас еще темный народ, — огорченно сказал Семидольный, — мужик сторожит ворота, а не знает имени своего помещика!

Мы терпеливо мокли под дождем, пока не вернулся медлительный страж. Однако когда он распахивал ворота, то показался мне не таким уж тупым. Напротив, глаза у него были острые и плутоватые.

— Барин велел впустить, — сказал он, освобождая дорогу.

Иван почесал в затылке и тронул лошадей. Мы въехали в просторный передний двор мощеный тесанными плитами песчаника.

В этот момент на кирпичное крыльцо вышел высокого роста худощавый человек с широкими плечами и обезображенным сабельным шрамом лицом. Он смотрел на нас одним здоровым глазом, повернувшись так, что мы не увидели отрубленную и неправильно сросшуюся щеку.

— С кем имею честь? — спросил он, разглядывая нас сверху вниз.

— Я Аркадий Семидольный, — представился прапорщик. — Мы состоим с вами в родстве. Моя матушка Марфа Петровна Извекова, если я не ошибаюсь, является вашей двоюродной сестрой.

Помещик ответил не сразу, сначала нас внимательно осмотрел, остановившись вниманием в основном на нас с Юлией, и только тогда признал родство:

— Как же, как же, прошу войти в дом, обогреться.

Теперь, когда он говорил с нами и повернулся в фас, стало видно, как сильно деформировано его лицо. Левая щека оказалось на сантиметр ниже правой, отчего и глаз выглядел опущенным и странной формы. Если бы не безобразная рана, хозяина можно было бы посчитать красивым мужчиной. На вид ему можно было дать лет тридцать пять, сорок, что для людей этого времени считалось немалым возрастом.

Мы поднялись на крыльцо и прошли в дом. Пропустив нас вперед, он вошел последним и затворил за собой двери в сени. Окон здесь не было, мы оказались в потемках и остановились, не зная, куда идти дальше.

— Сейчас я вам посвечу, — раздался его голос со стороны входной двери.

Мы терпеливо ждали, стоя на месте. Прошло несколько минут, но никакого света не появилось.

— Кирилл Васильевич! — позвал своего дядюшку Аркадий.

Никто не ответил. Мне, да думаю и не только мне, сделалось не по себе. Все это было как-то странно и не по-русски. Редкий человек мог принудить гостей ждать неизвестно чего в темных сенях.

— Это как-то непонятно, — извиняющимся тоном проговорил Аркадий. — Кирилл Васильевич, вы где? — позвал он, потом задал вопрос непонятно кому: — Где здесь выход?

Однако Александр уже опередил его и пытался открыть входную дверь.

— Кажется, нас заперли, — спокойным голосом сообщил он. — Наверное, случилась какая-нибудь ошибка.

— Мне почему-то страшно, — произнесла Юлия и взяла меня за руку.

— Не нужно ничего бояться, — как мне показалось, не очень уверено сказал Аркадий, — сейчас все разъяснится.

— Аркаша, у тебя, кажется, с собой было огниво? — окликнул товарища поручик.

— Есть, — радостно сказал прапорщик и тут же начал высекать огонь. Искры, после удара стали о кремень, в полной темноте были похожи на праздничный фейерверк. Аркадий ловко раздул трут, который засветился красным угольком.

— А где взять свечу? — растеряно спросил он.

— У меня есть свеча в ридикюле, — радостно сказала Юля, — я собиралась ее поставить перед иконой святого Николая. А так просто церковную свечу зажигать не грех?

— Нет, — первым ответил я, — дай ее прапорщику.

Юля переместилась в сторону Аркадия, и вскоре появился слабый огонек, едва осветивший обширные сени. Кроме нас, в них никого не оказалось.

— А куда делся Кирилл Васильевич? — опять непонятно кого спросил Семядольный.

— А вы уверены, что хозяин дома — ваш родственник, — спросил я.

— Но крестьянин направил нас именно сюда, — ответил он. — К тому же Кирилл Васильевич вспомнил мою матушку.

— Я в этом не очень уверена, — сказал я. — А что делал тот крестьянин на сжатом поле?

— Ворошил солому, — убитым голосом отозвался прапорщик.

Сушить солому под дождем было круто, но никто из нас вначале не придал этому значения

— Как вы его спросили о своей родне?

— Так и спросил, где проживает помещик Мысовский.

— И крестьянин тут же рассказал, как сюда проехать?

— Да, — почти неслышно ответил Аркадий, и было видно, как свеча дрожит в его руке.

— Иди сюда, посвети, — попросил товарища Александр, — посмотрим, куда мог исчезнуть хозяин.

Они подошли к входу и осмотрели стену рядом с дверью. В боковой стене оказалась неприметная узкая дверка. Она, как и входная дверь, была заперта снаружи.

— Понятно, — сказал я.

— Что понятно? — дрожащим голосом спросила Юля.

— То, что мы попали в мышеловку. Господа, у вас есть с собой какое-нибудь оружие?

— У меня во вьюке есть пистолет, — ответил Аркадий, — но вьюк-то на лошади.

— У меня только дорожный нож, — сказал Александр, как мне показалось, невольно подчиняясь моему решительному тону.

Увы, решительным у меня был только голос. Я сам пребывал в полной растерянности, совершенно не представляя, что нас может ожидать.

И еще, я был совершенно безоружен: пистолет, сабля и шпага находились в сундуке, привинченном к коляске.

Правда, при ней был еще и Иван, но он был не в курсе того, что с нами происходит, и вполне мог, как и мы, попасть впросак.

— Мальчики, — попросил я, — встаньте около дверей, и как только кто-нибудь войдет, заходите ему за спину. В крайнем случае, бейте кулаком сзади в шею.

— Но, я думаю, никто не посмеет нас обидеть! В конце концов, мы находимся в тридцати верстах от столицы! — патетически воскликнул Аркадий. — И мы русские офицеры!

— Не шуми, Аркаша, — перебил его Полибин. — Лизонька права, никто не знает, что мы здесь, и никто не станет нас тут искать. Мы же едем не на почтовых лошадях, а на своих.

— Нас убьют и ограбят? — дрожащим голосом спросила Юлия.

— Или наоборот, — пошутил я. — Скорее к двери, сюда кто-то идет!

Артиллеристы бросились к внутренней двери, У Аркадия мигнула и погасла свеча. Впрочем, она нам больше не понадобилась. С другой стороны лязгнул металлический затвор, и в сени вбежало шестеро вооруженных людей. Офицеры попытались оказать сопротивление, но на них навалились, смяли и повалили на пол. Мы с Юлей отшатнулись к противоположной стене и смотрели, как связывают наших защитников.

Нападавшие, по виду, были людьми того же типа, что и подручные трактирщика Поликарпа, уже не крестьяне, но еще не горожане. Такой психотип, видимо, не мог найти себе применения ни в крестьянстве, ни в ремесленничестве. Такие люди, если получалось, уходили в казаки, если нет, превращались в обитателей городского дна, или занимались разбоем на большой дороге.

Когда все было кончено, в сени вошел предводитель. Он скользнул взглядом по сторонам и приказал поднять офицеров на ноги. Наши спутники были растерзаны, но держались мужественно.

— Вам это даром не пройдет, — сказал Полибин хозяину, стряхивая с плеча руку одного из нападавших.

Аркадий просто гневно смотрел на предводителя, прикусив от бессильной ярости до крови губу. Однако человека с половиной лица это ни мало не смутило. Он повернулся к пленникам спиной и бросил через плечо своим помощникам:

— Посадите пока их в подвал, а женщин отведите в левую башню. И глаз с них не спускать. Кто до меня прикоснется к ним, — он кивнул на нас с Юлией, — убью на месте. Вам тоже достанет ими потешиться.

Мне такой оборот дела совсем не понравился, но, как благонравная девица, я помолчал и не вступил в пререкания.

Офицеров подхватили под руки и потащили наружу, а нам приказали идти самим. Я пожал плечами и молча подчинился. Юля, всхлипывая, пошла следом за мной. Мы поднялись по очень крутой лестнице до самого верха дома и попали в небольшую шестиугольную комнату, с узкими окнами-бойницами на каждой стене. В ней была только одна лавка и небольшой стол, грубо срубленный из толстенных тесаных досок. Об удобствах проживающих здесь особенно не заботились.

Как только мы вошли, за нами тотчас закрыли дверь, и снаружи лязгнул засов. Я сразу же подошел к одному из окошек. Оно было узким, не больше пятнадцати сантиметров шириной, и из него открывался вид на небольшой участок двора и ворота. Пролезть сквозь него нельзя было и помыслить.

Оставив Юлю рыдать на лавке, я обошел все окна и, в первую очередь то, через которое был виден вход в дом. Нашей коляски там уже не было, как и коней офицеров. Иван тоже исчез: его, видимо, как и нас задержали.

— Что теперь с нами будет? — спросила Юлия, когда немного успокоилась.

— Не бойся, как-нибудь выкрутимся, — уверено ответил я, хотя сильно в этом сомневался. — Нам с тобой пока ничего не грозит.

— Они убьют Аркашу? — спросила Юля и вновь заплакала.

— Думаю, что нет, — соврал я. — Если бы хотели убить, то сделали бы это сразу.

— А кто эти люди, и что им от нас нужно?

— Обычные разбойники с большой дороги. Заманивают под разными предлогами путников и грабят.

— А мы с тобой им зачем?

На такой дурацкий вопрос я отвечать не стал.

— Покажи, что у тебя есть в ридикюле, — попросил я девушку.

Юля отдала мне свою парчовую сумочку в форме торбочки, и я высыпал все ее содержимое на лавку. К сожалению, почти ничего полезного в ней не оказалось. Однако кое-что, в частности шпильки, я отложил.

— А ты что ищешь? — спросила Юлия.

— Пока не знаю, но нам с тобой необходимо добыть оружие.

— Зачем? Мы скажем разбойникам, что едем на богомолье, и они нас отпустят? — сказала она, видимо, пытая так себя успокоить. — Ведь мы женщины и ничего плохого им не сделали!

Такое обобщение заставило меня невольно улыбнуться.

— Ты не против, если я поломаю твой черепаховый гребень? — спросил я товарку.

— А зачем его ломать? Он ведь почти новый!

— Сделаю из него нож, будет хоть какая-то защита.

— Нож, а как?

— Вот так, — ответил я, вставил край гребня в щель лавки и обломил его. Получилась узкая десятисантиметровая черепаховая пластина с острым концом. Если ею нанести сильный удар в шею или глаз, можно было серьезно поранить противника.

Потом в дело пошли шпильки сделанные из толстой проволоки. Я разогнул одну из них и попытался просунуть в дверную щель, чтобы отодвинуть задвижку. Юля, наблюдая за моими действиями, успокоилась и даже отпустила комплимент:

— Какая ты, Лизонька, умная, просто ужасть! — использовав просторечное слово, с восхищением сказала она.

Мне был непонятно, почему девушка называет меня женским именем даже тогда, когда мы бываем наедине.

— Почему ты называешь меня Лизой?

Юля задумалась, потом отвела глаза в сторону и созналась:

— Тогда мне не стыдно делать с тобой это.

— Почему? — продолжил я допрос, одновременно возясь с неподдающимся запором.

— Ведь я же дала обет! А если ты, ну, не мужчина, то это не грех. Потом мне очень нравится Аркаша, и я хочу выйти за него замуж.

— Ладно, с обетом ясно. А почему ты не хочешь делать это с ним?

— Мы ведь с ним мало знакомы, и потом, если он узнает, что я не… ну, ты понимаешь, он обо мне будет плохо думать и не захочет жениться.

— Тогда зачем сегодня ночью ты меня спровоцировала… извини, — поправился я, понимая, что она не может знать этого слова, — соблазнила?

— Потому что мне очень нравится делать это с тобой. Ты такой нежный, как… как, — она задумалась, подбирая слово, — как девушка! Ах, если бы можно было выйти за него замуж, а быть с тобой! Правда, было бы чудесно?! Лизонька, милая, если я выйду замуж, давайте жить все вместе!

— Сначала нужно выбраться отсюда, — прервал я романтические девичьи мечтания. — У меня ничего не получается, шпилька слишком тонкая Нужно придумать что-нибудь другое. Ну-ка, встань с лавки.

Юля послушалась, а я начал примеряться, как отодрать от лежанки доску. Как ни странно, но оказалось, что они прикреплены к остову не гвоздями, а деревянными шпонками. Я стал постукивать снизу по доске, и она начала медленно подниматься Оказывается, и в старину было довольно халтурщиков, использовавших для работы сырой материал. Теперь дерево высохло, и шпонки престали в нем держаться. Постепенно я выстучал доску, и она оторвалась от лавки. Была она длиной немногим больше полутора метров, шириной сантиметров двадцать, толстая и тяжелая. Однако сил, чтобы ударить ей кого-нибудь по голове, у меня вполне хватало

— А для чего ты поломал лавку? — спросила Юля. — Как же мы теперь будем спать?

— Нормально, по очереди друг на друге, — совершенно серьезно ответил я.

— Ой, а я так никогда еще не спала, наверное это очень приятно?

— Сегодня ночью попробуем, — пообещал я, подумав: «Если нам представится такая удача».

Приготовив все возможные варианты оружия, я укрепил доску на старом месте и постучал в дверь.

— Чаво надо? — отозвался грубый голос.

— Ничаво! — передразнил я, караульного. — До ветра хочу.

— Не велено, — подумав, ответил сторож.

— Чего не велено, до ветра ходить?

— Не, выпускать не велено.

— А ты и не выпускай, а принеси парашу, мы и здесь как-нибудь управимся.

Караульный задумался, потом сказал:

— Погодите, я чичас.

Похоже, было на то, что для соблюдения нашей девичьей чести к нам приставили самого тупого и послушного разбойника.

— Лизонька, ты что-то задумала? — спросила меня Юля.

— Посмотрим, кто нас охраняет, к тому же мне очень хочется, — я задумался, как бы сказать поделикатнее, — оправится.

— Чего тебе хочется? — не поняла девушка.

— Того же, чего и тебе, — сердито ответил я.

— Я могу еще потерпеть, — поняв, о чем идет речь, — сказала она.

— А я не могу.

— А как ты будешь делать это при караульном, он же сразу догадается, что ты не совсем девушка?

— Я его выгоню из комнаты.

— А если он не захочет уйти? — лукаво спросила ненасытная служительница Венеры и Амура.

— У меня уйдет, как миленький, — пообещал я. — Иначе ему же хуже будет.

Мы стали ждать. Наконец минут через пять запыхавшийся голос сообщил, что сейчас отопрет дверь.

— Тебя только за смертью посылать, — обругал я здоровенного парня, внесшего в наш терем большую деревянную бадью.

Разбойник был одет в крестьянский армяк, подпоясанный мочальной веревкой, за который был заткнут дорогой седельный пистолет с золотой и серебряной насечкой.

— Так я почем знал, где парашу взять, — извиняющимся тоном сказал он.

— А где воду взять знаешь?

— Ну!

— А кувшин?

— У стряпухи?

— Правильно. Сходи к стряпухе, возьми у нее кувшин набери в него побольше теплой воды и принеси сюда, — судя по всем признакам, наш страж принадлежал к тем людям, которые умеют выполнять конкретные, четкие команды.

— Зачем? — вытаращил глаза сторож.

— Мыться будем.

— А вы чего, грязные?

— Грязные.

— А так с виду не скажешь, — удивленно сказал он и отправился за водой.

— Когда он вернется — будешь мыться, — сказал я Юлии.

— Зачем?

— Сама увидишь. Если мы сейчас не вырвемся отсюда, потом может быть поздно.

Девушка недоверчиво посмотрела на меня. Видно было, что ей непонятно, что я задумал.

— А почему, если я умоюсь, мы отсюда выйдем?

— Тебе нужно не умываться, ты разденешься догола и начнешь мыться полностью.

— Зачем? — повторила она, глядя на меня круглыми от удивления глазами

— Чтобы отвлечь внимание нашего сторожа.

— А почему…? — начала она, но я не дал ей договорить.

— Потом сама все увидишь!

— Мне уже начинать раздеваться? — послушно спросила она через минуту.

— Сначала давай перенесем бадью сюда, — указал я на дальнюю от дверей стену. — И веди себя естественно.

— Как вести себя? — переспросила она.

— Как будто тебе каждый день мужики помогают мыться. И сделай так, чтобы сторож не мог оторвать от тебя взгляда.

— А если он на меня набросится?

— Я постараюсь, чтобы не успел.

Выслушать новую порцию вопросов любознательной куртизанки я не успел. Послышались тяжелые шаги, и наш сторож вернулся с большим глиняным кувшином.

— Куда воду-то? — спросил он, входя в комнату.

— Поставь вон там, рядом с парашей.

Мужик кивнул и опустил тяжелый сосуд на пол.

— Ну, я пойду, — сказал он, выпрямляясь. — Как помоетесь, позовете.

— Куда же ты пойдешь? — остановил я его. — А кто нам польет? Я такую тяжесть не подниму.

— А как же?… — начал свою серию вопросов очередной тормоз, но я не дал ему договорить.

— Погоди в сторонке, пока мы разденемся, и не подглядывай!

— Очень надо, — недовольно буркнул он, — что я, голых баб не видел?

— Давай, — кивнул я Юлии и отошел к лавке.

Она начала быстро раздеваться. Сторож, хотя и не интересовался голыми женщинами, но заставить себя совсем отвернуться не смог. Вполне реально косил глазом. Юля скинула платье и нижние юбки, осталась без ничего. Я уже видел ее в одежде Евы и то с трудом оторвал от нее взгляд. Наш мужик этого сделать не смог и подавно.

— Ну, чего пялишься, иди, поливай! — подогнал его я.

У бедолаги лицо налилось кровью, он тяжело дышал и как на шарнирах двинулся к обнаженной красавице.

— Это чего же? — непонятно о чем спросил он, оглядываясь на меня.

— Давай, давай, потом поможешь девушке спинку помыть!

От такой перспективы он окончательно сомлел. Однако пока послушно нагнулся за кувшином. Я приготовил свою доску, и когда он начал разгибаться, изо всех сил ударил его по затылку.

Крепкий череп здоровяка откликнулся глухим звуком, он сам подался вперед и упал к ногам взвизгнувшей красавицы. Вслед за тем кувшин стукнулся об пол и раскололся на части.

— Лизонька! — только и смогла воскликнуть Юля, отскакивая от растекающейся по полу лужи.

— Быстро одевайся, — приказал я, чтобы не оказаться в положении стражника.

Сам же бросился к поверженному мужику и схватил его за намокший рукав. Тело было таким тяжелым, что я с трудом выволок его на середину комнаты. Убивать добродушного разбойника у меня не было никакого желания, но и оставлять его просто так у себя в тылу было нельзя.

— А что мы с ним будем делать? — спросила Юлия, торопливо одеваясь.

— Нужно его связать, — рассеяно ответил я, шаря глазами по комнате и не представляя, какие путы годятся для такого амбала. Однако, как большей частью бывает в критических случаях, решение оказалось на поверхности.

Наш сторож обут был не в сапоги, а в поршни — примитивную обувь из сыромятной бычьей кожи с войлочным верхом, привязанную к голени ремешкам, поворозами. Ремешки были длинными и крепкими, их длины вполне хватило связать ему руки и ноги. Порвать тонкие сыромятные, врезающиеся в тело ремни, было невозможно, но чем черт не шутит, и для гарантии, я еще притянул его же холщовыми онучами руки к ногам.

Оглушенный сторож лежал ничком на полу и пока не шевелился, хотя пульс у него отчетливо прослушивался.

— Держи доску, — сказал я Юлии, — и если увидишь, что он сможет освободиться, бей его концом вот сюда, — показал я на основание черепа.

— Я боюсь с ним оставаться, возьми меня с собой, — умоляющим голосом попросила она

— Нельзя. Там, — я кивнул на дверь, — будет еще страшнее.

— А если ты не вернешься?

— Вернусь, куда я денусь, — пообещал я. — Тем более что у меня теперь есть пистолет!

Вид оружия ее немного успокоил. Вручив Юле доску, я обыскал карманы армяка сторожа и реквизировал рожок с порохом, мешочек с несколькими свинцовыми пулями и длинный нож со сточенным узким лезвием.

— Все, я пошел, — сказал я, сбрасывая проклятые туфли на высоком каблуке и засовывая концы подола за пояс платья.

— Какой ты смешной, — не удержалась от легкомысленного замечания девушка. — Ты не боишься, что про тебя плохо подумают?!

— Нет, не боюсь, — ответил я, выходя на маленькую площадку, на которой оканчивалась лестница.

Внизу было тихо, и я, приготовив пистолет, осторожно начал спускаться. Лестница была крутая, почти вертикальная, и идти вниз, нащупывая ногой ступени, было неудобно. Я боялся, что поскользнусь и загремлю вниз. Когда нас вели в башенку, то я заметил где-то на середине пути почти незаметную дверку в стене и теперь пытался ее разглядеть в полумраке. Я не знал, куда она выходит, но было понятно, что не в сени, где начались наши злоключения.

В прошлый раз здесь на лестнице было гораздо светлее, возможно оттого, что была открыта дверь внизу. Спустившись ступеней на пятнадцать, я начал обшаривать стены, чтобы не прозевать заинтересовавшую меня дверку. Однако пока руки нащупывали только грубо оструганную шершавую стену.

«Интересно, как сторож умудрился втащить по такой узкой лестнице большую бадью?» — подумал я.

Однако размышлять на посторонние темы было некогда. Пальцы нашли тонкий наличник дверки. Я засунул пистолет за пояс и, устроившись так, чтобы случайно не свалиться вниз, попытался ее открыть. Она не поддавалась. К тому же в темноте было не понять, в какую сторону ее открывать.

Сначала я пытался на нее давить, но из этого ничего не получилось. Тогда всунул пальцы в щель и потянул ее к себе. Однако щель была так узка, что пальцы соскальзывали. Я вспомнил о ноже и, упершись одной ногой в стену, другой в ступеньку, попытался поддеть ее концом лезвия. Предательски скрипнув, дверка поддалась. Когда щель расширилась так, что в нее влезли пальцы, я аккуратно ее приоткрыл.

На лестнице сразу стало светлее. Теперь можно было разглядеть и стены, и ступеньки. Из внутреннего помещения пахнуло жилым духом. Не знаю, с какой целью была сделана эта дверца, скорее всего, для вентиляции, так как пролезть в нее оказалось очень сложно даже для меня.

Я оставил оружие на ступеньках лестницы и с трудом протиснулся внутрь, обдирая пуговицы со своего затрапезного платья. Извиваясь как змея, свалился на дощатый помост, покрытый толстым слоем пыли. Кроме того, небольшое пространство между помостом и потолком было густо заплетено паутиной. Пришлось зажать нос, чтобы не чихнуть. Пока еще не было видно, куда я попал и что находится внизу.

С твердой основой под ногами, просунуть голову на лестничный марш и забрать оттуда пистолет и нож было несложно. Я еще раз проверил, есть ли порох на полке, осторожно, чтобы не щелкнул, взвел курок и пополз к краю помоста. Оттуда сюда попадал свет.

Ширина помоста была метра два, и кончался он бортиком. Когда я уже почти добрался до конца, внизу раздался металлический лязг. Я замер на месте, потом осторожно выглянул.

Отсюда оказалось видимой стена, обшитая, судя по седому цвету древесины, дубовыми панелями. На ней висели чучела кабаньих голов и старинное оружие. Кажется, мне опять довелось попасть в дом средневековых романтиков.

Такое со мной однажды уже случалось, когда я попал к сатанистам, поклоняющимся козлу. В тот раз мне чудом удалось избежать гибели и даже спасти долгожилого человека, моего теперешнего приятеля Ивана, о чьей судьбе пока можно было только гадать.

Стараясь делать все медленно и плавно, я продвинулся еще немного вперед и опять посмотрел вниз. Посередине относительно небольшого зала стоял столб с дыбой, на которую был поднят обнаженный по пояс поручик Полибин. Прапорщик Семидольный лежал связанным в нескольких шагах от него.

Какой-то широкий человек в красной рубахе возился возле огромного камина, в котором ярко пылали дрова, Я видел его только со спины и не мог понять, попадался ли он мне на глаза раньше. Кроме него в зале никого не было.

Оценив обстановку, я осмотрел помещение. Кажется, мы попали все к тем же поклонникам «рогатого». Во всяком случае, перевернутое распятие было в точности такое же, как и у моих прежних врагов. Похож был и длинный стол для ритуальных трапез, правда, стоял он не посередине зала, а сдвинутый к стене. Еще там было большое кресло с высокой спинкой, но располагалось оно так, что я видел только его спинку.

Пока я осматривался, коренастый тип с квадратными плечами, пламенеющими рубахой, вытащил из камина раскаленный добела металлический предмет на длинном штыре и направился к Александру. Тот забился всем телом, что-то мыча сквозь тряпку, повязанную на нижней части лица. Мужик подошел к несчастному поручику и, заржав, начал его путать, тыча в лицо темнеющее на воздухе тавро.

«Господи, — подумал я, — он собирается заклеймить Александра!»

— Чичас, милый, мы тебя пометим! — прокричал сквозь смех коренастый. — По всем правилам: на лбу и на щеках, а потом и ноздри порвем!

Таким образом почти до середины девятнадцатого века клеймили преступников. Я уже встречал людей, у которых на лбу была выжжена буква «В», на щеках «О» и «Р». Полибин бился на вывернутых дыбой руках, как будто в предсмертной агонии.

Ждать было нельзя, палач уже вволю натешился и собирался обезобразить лоб Полибина позорным знаком. Я положил ствол пистолета на бортик антресолей, тщательно прицелился и спустил курок,

Расстояние между мной и целью было небольшое, и промахнуться даже из непристрелянного оружия оказалось почти невозможно. Я и не промахнулся. Удар крупнокалиберной пули отбросил палача от жертвы и повалил на пол.

Я уже собрался спрыгнуть вниз, когда внезапно из-за кресла выскочил новый участник драмы, которого от меня скрывала высокая спинка. Я едва не застонал от огорчения. Своим единственным зарядом я убил не заказчика и организатора преступления, а простого исполнителя.

К счастью для нас, нежданный выстрел и смерть подручного оказались для изуродованного предводителя так неожиданны, что он, ничего не понял, только бессмысленно вращал по сторонам головой с выпученным здоровым глазом, пытаясь понять, откуда пришло возмездие. Облачко выстрела быстро таяло в воздухе, и только запах серы был намеком на то, что в дело вмешались неземные силы.

Не знаю, какому богу в эту минуту молился хозяин, когда, прикрывая голову руками, бросился вон из залы. Пользуясь несколькими секундами безопасности, я перемахнул через низкий бортик и повис над полом, удерживаясь за него руками.

От антресоли до него было метра три, так что прыгать пришлось с небольшой высоты. Я разжал руки и легко приземлился. Поручик еще ничего не понял, он находился в шоковом состоянии от предстоящей позорной экзекуции, которая, как бы ни сложились дальнейшие обстоятельства, перечеркивала всю его жизнь.

Мне было некогда объяснять ему, что произошло. Я бросился к входной двери, чтобы закрыть ее, но на ней не оказалось никаких запоров. Она отворялась внутрь, и я заметался по залу, ища, чем бы ее запереть. Решение нашлось быстро; сорвав со стены бердыш, я воткнул его острый конец в пол, а древком подпер дверь.

Только обезопасив нас от внезапного нападения, я вернулся к пленнику и перерезал веревки, вывернувшие из суставов руки бедному офицеру. Полибин в полубессознательном состоянии опустился на пол. Так же быстро я освободил и Семидольного. Он был в лучшем состоянии, чем товарищ, но тоже сразу не смог встать на ноги.

Я оставил их приходить в чувство и бросился искать хоть какое-нибудь оружие. К сожалению, в зале оно было только на стенах, да и то старинное, а мне бы больше подошла пара ружей. Осталось одно, перезарядить пистолет. Я щедрой рукой всыпал пороха в ствол и вогнал в него пулю. Понятно, что одним зарядом противостоять целой шайке разбойников невозможно, но и они не смогут безнаказанно сюда войти.

Наши попутчики начали подавать признаки жизни, и Александр даже задал вопрос:

— Сударыня, кто вы?

Вопрос меня сначала удивил, но я посмотрел, в каком виде нахожусь, и понял, почему он меня не узнал: платье на мне было растерзано и висело клочьями, кроме того, я весь был в паутине и без парика.

— Это я, Елизавета, Александр, — ответил я, отирая с лица налипшие на него ошметки непонятного происхождения.

— Это вы, Лизонька? — только и смог выговорить потрясенный до глубины души поручик. — Но как вы сюда попали?

— Пролезла в окно, — кивнул я наверх

— А где Мария? — спросил Аркадий, безуспешно пытаясь встать на ноги.

— Наверху, в тереме, сторожит нашего охранника.

— Значит, вам удалось освободиться?

— Конечно, иначе как бы я оказалась здесь.

— Но, но…

— Вы бы вместо того, чтобы задавать вопросы, готовились к обороне. Скоро на нас нападут, — оборвал я досужую болтовню.

— Вы не знаете, к кому мы попали? — спросил Александр.

— А вам не все равно? — грубо ответил я. — Обычные грабители: заманивают сюда проезжих, потом грабят и убивают.

— А почему он, — Александр кивнул на пустое кресло, — хотел меня заклеймить?

— Ну, это понятно, у него комплексы по поводу своей внешности, вот он и отыгрывается на красавчиках.

— Я не понял, что вы сказали?

— Знаете, поручик, давайте все вопросы обсудим, как говорится, после боя. Вы можете встать?

— Да, кажется, могу.

Полибин напрягся и, превозмогая боль в вывернутых руках, поднялся. Он стоял прямо, но не мог превозмочь слабость и слегка покачивался.

В этот момент в дверь снаружи сильно ударили, и она затрещала.

— Берите оружие, — крикнул я товарищам по несчастью и побежал к входу.

Особых опасений дверь у меня не вызывала, она, как было принято в эту эпоху, была верхом надежности и просто так напору извне не поддавалась. Однако снаружи в нее колотились основательно, так что острие бердыша, которым я ее подпер, все глубже уходило в пол, и уже начала появляться щель между полотном двери и косяком.

— Подставьте еще одну подпорку, — попросил я Аркадия, когда он присоединился ко мне.

Сам же встал к двери почти вплотную и после очередного сильного удара выстрелил в образовавшуюся на мгновение щель. Мой расчет оказался неточным, выстрел после нажатия на спусковой крючок чуть задержался из-за конструктивных особенностей кремневого пистолета, и пуля влетела в сени, отщепив угол косяка. Однако с другой стороны раздался такой отчаянный вопль, что не было сомнения в том, что она в кого-то все-таки попала.

После выстрела я сразу же начал перезаряжать оружие. Это искусство и при многолетней практике требовало какого-то времени, так что при моем дилетантстве на всю эту процедуру уходило около минуты.

— Кажется, вы в кого-то попали, — негромко сказал Александр, подходя к нам на подмогу с боевым европейским топором.

— Вы хорошо стреляете? — спросил я его.

— Конечно, я же офицер! — самолюбиво ответил он.

— Возьмите пистолет и обороняйтесь, а я пойду, проведаю Юлию, она, наверное, сходит с ума от страха, оставшись одна с разбойником.

— А разве вы не боитесь? — спросил он, принимая от меня оружие.

— А вы? — вопросом на вопрос ответил я.

— Немного есть, — честно признался он.

— У меня по-другому, трусить я буду после дела, сейчас некогда.

После моего удачного выстрела в дверь биться перестали, вероятно, придумывали новую тактику нападения. Я осмотрелся, пытаясь поставить себя на место разбойников. Положение у них, как, собственно, и у нас, было незавидное. Дом строился с учетом возможностей обороны, но теперь им нужно было не обороняться, а нападать, преодолевая собственные фортификационные препятствия.

Положение Юлии меня тревожило, хотя я и надеялся, что пока нашим врагам не до женщин и любовных утех. Однако нельзя было исключать, что предводитель шайки может догадаться, откуда его поразил гром небесный, и пошлет проверить, все ли чисто в тереме.

Я подошел к нависшей над залом антресоли, куда мне нужно было взобраться, и попытался допрыгнуть до ее края. У меня ничего не вышло.

— Аркадий, подойдите сюда, — позвал я прапорщика.

Тот беспрекословно подчинился.

— Встаньте здесь и сцепите за спиной пальцы, мне нужно взобраться наверх.

Он понял мои намерения и подставил руки и плечи. Я последний раз огляделся, прикидывая, что бы из развешанного на стенах оружия могло пригодиться. Увы, все оно было слишком громоздко или тяжело для меня. Осталось удовольствоваться ножом нашего стража.

— Ну, с богом, — сказал я и вскарабкался на спину прапорщика. Потом зацепился пальцами за край антресоли и, сделав гимнастическую «склепку», рывком перекинул тело наверх.

Теперь по старому маршруту я продвигался быстро и без опаски. Задержался только перед тем, как протиснуться на лестничный марш: всунул голову в проем и быстро оглядел лестницу. Как я и думал, «гостей» здесь не появлялось, разбойникам было не до наших юбок.

Оказавшись на лестнице, я как кошка вскарабкался наверх. Там, в теремной комнатушке, все было по-прежнему, за исключением того, что освобожденный сторож сидел подле Юлии.

— Лизонька! — воскликнула она, когда я влетел в комнату. — Господи, в каком ты виде?!

О том, какой у меня был вид, можно не повторяться… лучше, чем раньше, он не стал.

— Что здесь происходит? — встревожено спросил я «подружку»,

— Понимаешь, — ответила она, независимо глядя в сторону, — на Митю кто-то напал и ударил по голове, а потом его связали.

Кто такой «Митя», я понял, непонятно было остальное.

— Ну? — подтолкнул я забуксовавшую в рассказе девушку.

— А я его развязала, — тихим голоском докончила она.

— Зачем?

— Ему было больно.

— Понятно.

— Ничего тебе не понятно, Митя меня охраняет от разбойников.

До сего момента молчавший Митя в подтверждении кивнул головой.

— Да ну! — только и сумел сказать я, пораженный такой невиданной скоростью приручения и перевоспитания бандитов.

— Когда Божий Ангел ударил Митю своей десницей, — опять заговорила Юлия, — ему было видение Пресвятой Девы, и она велела ему покаяться и больше не грешить.

Союзник, знающий то, что происходит в этой воровской мызе, мог нам очень пригодиться, и я мысленно поаплодировал ловкой бестии, заарканившей нашего же сторожа.

— И какая из себя Пресвятая Дева? — поинтересовался я у Мити.

— Неземной красоты! — ответил он и покосился на Юлию.

— Понятно, кого ты видел, — негромко сказал я.

— Кого? — насторожился он.

— Известно кого, Деву Марию!

— Воистину так! — громко сказал он и истово перекрестился.

— Ладно, про Матерь Божью поговорим потом, а пока расскажи, много здесь людей?

Митя задумался, пытаясь про себя пересчитать бывших товарищей, видимо, запутался и начал перечислять вслух:

— Барин. Потом Фрол большой и Фрол маленький. Опять же, я. Василий, Кузьма и Афанасий. Потом еще Сидор и Силантий, И стряпуха.

— Понятно, — сказал я, глядя на загнутые пальцы, — Не считая тебя, восемь человек. Теперь уже семь или шесть. А куда дели нашего кучера?

— В яме сидит.

— А где та яма?

— Знамо где, в конюшне.

— Ты его можешь выпустить?

— Коли она скажет, — Митя посмотрел на ЛжеМарию, — выпущу.

— Ой, Митенька, милый, выпусти его! — заворковала чаровница.

— И принеси сюда два ружья, пороха и пуль, — добавил я.

— Да, принеси! Принеси! — поддержала меня Юля.

Очарованный разбойник встал и без лишних слов пошел выполнять приказ.

Когда мы остались одни, Юля первым делом спросила про Аркадия.

— С ними пока все в порядке, заперлись в комнате и отбиваются. Как тебе удалось приручить этого Митю?

— Ну, это было так просто, — кокетливо ответила Юлия.

— А знаешь, кого он считает Девой Марией?

— Меня? Ты думаешь — это грех?

— Спасти заблудшую душу не может быть грехом, — напряг я свои скудные познания в области религии.

Между разговором, я обходил окна-бойницы, наблюдая, что делается во дворе. Там было пустынно, видимо, все бандиты занимались выкуриванием офицеров из зала. Изредка слышались выстрелы. Наконец во дворе показался наш страж, он неспешно двинулся к конюшне, стоявшей в начале усадьбы около ворот. Я остался у нужного окна, наблюдая за его действиями.

Митя подошел к строению и исчез внутри. Я с нетерпением ждал, когда он покажется вместе с Иваном. Время тянулось мучительно медленно. Наконец они вышли вдвоем. Иван шел с трудом, покачиваясь и спотыкаясь. Его, скорее всего, так же, как и офицеров, держали связанным по рукам и ногам и путами нарушили кровообращение.

Митя что-то втолковывал моему приятелю, и тот согласно кивал. За поясом у него был пистолет, а в руке он нес завернутый в холстину длинный предмет, в котором я узнал свою саблю. Они приблизились к дому и исчезли из поля зрения.

— Митя выпустил Ивана, — сообщил я Юлии.

Она только пожала плечами. Скоро внизу послышался скрип ступеней, и в теремок ввалились оба мужика.

— Ну, как ты? — спросил я приятеля.

— На этот раз обошлось. А ты узнал, что это за люди?

— Предводитель — сатанист, а остальные, кажется, простые разбойники.

— Сам ты разбойник, — обиделся Митя, — мы воины!

— Чьи? — поинтересовался я.

— Воины и все.

— А где же, воин, ружья, которые ты обещал? — спросил я.

— Сейчас принесу, — ответил он и опять отправился вниз.

В доме снова выстрелили, потом еще и еще. Так быстро перезарядить свой единственный пистолет Александр не мог, и я понял, что дело близится к штурму.

— Давай саблю и пистолет, — сказал я Ивану, — и когда Митя принесет оружие, держи под обстрелом двор, а я пошел помогать офицерам.

— Я с тобой!

— Не получится, ты не пролезешь, — уже на ходу сказал я, скатываясь вниз по лестнице.

Теперь попасть на антресоль зала оказалось для меня делом нескольких секунд. Как только я очутился на знакомом помосте, сразу бросился к бортику. Внизу произошли большие перемены. Нападавшие все-таки выломали дверь, и теперь бой шел внутри зала.

Двое убитых разбойников лежали прямо около входа, но еще четверо прятались за перевернутым столом.

Артиллеристы находились на другой стороне и хоронились от пуль нападавших за лежащим на боку большим креслом предводителя.

Я увидел, что Александр лихорадочно перезаряжает пистолет. То же делали и разбойники. Скорее всего, они еще не поняли, сколько огнестрельного оружия у недавних пленников, и не рисковали переть на рожон. Однако вскоре это было должно стать им ясно.

Я положил свой великолепного боя дуэльный пистолет на край бортика и выбрал себе цель. К сожалению, предводитель отсюда был не виден. Я разглядел только край его плеча. В жертву я выбрал самого крупного из бандитов, у которого кроме пистолета был еще и боевой топор. Стрелять я решил за компанию, чтобы меня не обнаружили раньше времени.

— Господа, — вдруг закричал из-за своего укрытия предводитель, — давайте переговорим. Между нами произошло недоразумение! Выходите, вам ничего не грозит!

— Только высунись, продырявлю! — ответил Полибин.

Судя по тому, что происходило за столом, бандиты готовились к решительной атаке. Видимые мне разбойники начали осторожно подниматься, но как только голова одного из них показалась над столешницей, Александр выстрелил. Я сделал то же сразу после него, так что звуки выстрелов как бы слились, Застреленный в голову огромный бандит упал и забился в агонии. Остальные скорчились за столом, так что даже отсюда, сверху, я перестал их видеть.

Александр опять начал перезаряжать пистолет, я последовал его примеру. Пользуясь тем, что бандиты не могут меня видеть, я высунулся наружу так, чтобы меня заметили офицеры.

Аркадий, сидевший за креслом без дела с бердышом в руке, махнул мне рукой и толкнул в бок товарища. Теперь они оба смотрели на меня. Я показал им в направлении противников руку с тремя пальцами. Потом просигнализировал, сколько там оружия.

Пауза затягивалась, никто не рисковал лезть под пулю. Нужно было на что-то решаться. Я поднял руку и жестами показал, что пока нападающие прячутся, к ним можно подойти. Полибин понял и кивнул. Сам я целился в сторону стола, ожидая, когда кто-нибудь из разбойников высунет голову.

Офицеры но моему сигналу встали и на цыпочках двинулись к столу. Однако я в чем-то просчитался. Возможно, в столе оказалась щель, через которую бандиты наблюдали за комнатой.

Внезапно двое из них с пистолетами вскочили на ноги. Я успел выстрелить, попал, и это их отвлекло. Раненый закрутился на месте, что-то нечленораздельно крича. В это время Аркадий бросил бердыш во второго. Расстояние между ними было всего в три шага, и сорокасантиметровая пика, которой заканчивалось это старинное оружие, попала точно в грудь. Бандит закричал и попытался вырвать из тела пронзившее его железо. Потом начал пятиться назад, и упал на спину.

Я спрыгнул с антресолей, и мы втроем пошли к столу, за которым, скорчившись, сидел предводитель. Рядом с ним лежало два пистолета с взведенными курками. Однако он даже не попытался ими воспользоваться. Напротив, он встал и, как в ковбойских фильмах, отшвырнул оружие от себя ногой.

Изуродованное лицо было мертвенно-бледно, только налился кровью чудовищный шрам. В его глазах был животный страх.

Мне показалось, что он еще до конца не понимает, что здесь происходит.

— Господа, что вы наделали?! — наконец воскликнул предводитель. — Кто дал вам право убивать людей?

От такой наглости никто из нас не нашелся, что сказать.

— Вы приехали без приглашения в мой дом и учинили разбойничье нападение! — продолжил он, — Я подам на вас жалобу, и вы ответите за преступление, кое совершили в частном владении, над беззащитным инвалидом и его дворней!

— Как вы смеете такое говорить, когда вы… — начал было отвечать Аркадий, но я положил ему руку на плечо, и он замолчал.

Мне стало ясно, что мы, как говорится, попали. Если у разбойника много денег и есть защита в своем уезде, то доказать, что мы не верблюды, будет весьма непросто, если вообще возможно.

С точки зрения предвзятого правосудия, сомнительная компания, в числе которой находился переодетый женщиной мужчина, куртизанка и два офицера, непременно пьяные, напали на жилище инвалида и перебили всех его слуг.

Почувствовав нашу растерянность, «инвалид», приободрился и на глазах начал наглеть. Он даже собрался подойти и поднять один из своих пистолетов. Однако Александр его опередил и забрал оружие себе.

— Я требую, чтобы вы позвали полицию! — закричал хозяин.

Положение складывалось патовое. Ни у кого из нас, как у нормальных людей, не поднимется рука убить безоружного человека, а разбирательство местной полиции, если еще она состоит в доле от прибылей «дорожного бизнеса», однозначно будет не в нашу пользу.

— Так ведь по вашему приказу меня пытались заклеймить! — выдвинул жалкий в такой ситуации довод Полибин.

— Разве? Первый раз про такое слышу! — парировал хозяин, глядя на нас здоровым высокомерным глазом.

— А это что?! — в буквальном смысле вскричал поручик, указывая на тавро, выпавшее из руки убитого палача.

— Первый раз вижу, — парировал и это обвинение разбойник. — И вообще, нечего зря разговаривать, нужно вызвать полицию, она во всем разберется.

Возникла долгая пауза, которая еще больше укрепила позицию хозяина. Тогда, нарушив приличия, в мужской разговор вмешался я:

— Мне кажется, его нужно самого заклеймить вором, тогда и вызвать полицию, — посоветовал я офицерам.

Обезображенное лицо сатаниста, как говорится, дрогнуло.

— Вы не посмеете! Не слушайте ее, господа, это падшая женщина, и ей место в Сибири!

Почему-то такое оскорбление меня не задело. Однако оно возмутило Полибина:

— Как вы смеете, милостивый государь, оскорблять порядочную девицу! Я поставлю вас к барьеру!

— Весь к вашим услугам! — осклабился тот. — Мы можем стреляться здесь и сейчас!

Такой поворот событий понравился мне больше, чем разборки с полицией. Однако у него был и негативный момент. У поручика были вывернуты на дыбе руки, и вряд ли он мог противостоять профессиональному убийце. Аркадий тоже был не в форме: излишне взволнован и еще не восстановился после жестокой вязки. В нормальном состоянии был только я.

— Прошу встать к барьеру! — потребовал Полибин, хотя никакого барьера, даже символического, в зале не было.

— Погодите, поручик, — остановил я. — Оскорбили, кажется, не вас, а меня, так что я имею преимущество вызвать господина Рубленную Морду первой.

Я намеренно ударил по больному, чтобы разозлить предводителя. Мне это удалось как нельзя лучше. Услышав, как его назвали, он только что не зашипел от злобы.

— Да я… Да, как вы смеете!.. — начал он давиться словами.

— Елизавета Федоровна, вы не можете драться, вы женщина! — воскликнул поручик.

— Я не буду драться с бабой! — согласился с ним сумевший взять себя в руки хозяин.

— Почему бы и нет? — ответил я Полибину. — Разве я плохо показала себя в деле?

Я красноречиво посмотрел на убитых разбойников.

— Я, поручик, — продолжил я, — так отменно стреляю, что мне ничего не грозит. Я бью в карту с двадцати шагов без промаха!

— Я принимаю ваш вызов! — неожиданно сказал хозяин. — И как вызванный, выбираю не пистолеты, а шпаги!

— Елизавета Федоровна, одумайтесь! — закричали в один голос оба кавалера. — Такой поединок невозможен!

— Очень даже возможен, — упрямо заявил я. — Я готова драться не только на шпагах, но и на саблях и отрубить этому нахалу и вторую щеку!

Про щеку получилось сильно! Разбойник даже подскочил на месте.

— Я согласен! И берегись, девчонка!

— Лизонька! — только и смог сказать Александр.

— Поручик, держите этого урода под прицелом! Я сейчас вернусь.

— Правильно, беги пока не поздно! — крикнул мне в след хозяин.

Однако бежать я не собирался, а, выйдя в сени, вышел на лестницу и попросил сидевших наверху клевретов спуститься к нам.

— И прихвати саблю, — крикнул я Ивану, — мы внизу, в зале.

Когда я вернулся, все находились на прежних местах,

Я подошел к бледному Полибину и тихо, чтобы не услышал бандит, успокоил его:

— Я училась фехтованию у лучших французских мастеров. Не беспокойтесь, дерусь на саблях я лучше, чем стреляю.

— Вы необыкновенная женщина! — пылко воскликнул поручик. — Я преклоняюсь перед вам!

— А вот этого делать не следует, — умерил я его пыл и пошел встречать входящих в зал теремных сидельцев.

Вид учиненного разгрома и гора трупов так смутили Юленьку, что она собралась упасть в обморок, но оживившийся Аркадий бросился ее спасть и принял драгоценное тело в свои объятия.

— Однако! — только и сказал Иван, осмотрев помещение. Потом протянул мне завернутую в холстину саблю. — Примите, барышня, то, что вы просили.

— Где ваше оружие? — спросил я противника, во все глаза смотревшего на предателя Митю.

Хозяин отвел взгляд от перебежчика, пробормотал: «И ты, Брут!», потом указал на сундук, стоящий возле стены.

— Я выберу себе саблю сам!

— Я вам помогу, — остановил его я, боясь подвоха. В сундуке могло храниться заряженное огнестрельное оружие. — Поручик, помогите отпереть сундук.

Полибин осмотрел могучее сооружение, запертое на висячий замок. После чего сообщил очевидное:

— Он закрыт.

— Я его открою сам, — сказал хозяин.

— Его откроет поручик и передаст вам любую саблю, на которую вы укажите.

— Нет, я никому не доверю свой ключ!

— Как вам будет угодно. Иван, пристрели этого господина!

Солдат ухмыльнулся и начал поднимать ружье.

Предводитель скривил и без того несимметричное лицо и протянул Александру ключ. Всем было интересно посмотреть, что хранится в таком мастодонте, и присутствующие незаметно переместились к стене, у которой стоял сундук.

Полибин отпер замок и поднял тяжелую крышку. Однако сверху ничего интересного не оказалось. Навалом лежала какая-то одежда, скорее всего, атрибуты религиозных аттракционов.

Полибин запустил руку вглубь сундука и в выудил оттуда несколько единиц старинного оружия.

— Дайте мне вон ту саблю, — попросил хозяин, — указывая на кривой азиатский клинок в позолоченных ножнах.

Александр вопросительно посмотрел на меня. Я, подтверждая, кивнул. Сабля, судя по ножнам, была того же рода, что и моя — старинная, восточного производства. Разбойник жадно схватил ее и сразу же выхватил из ножен.

Я в свою очередь, не торопясь, разворачивал свое оружие. Когда противник увидел то, что скрывала холстина, он внезапно мертвенно побледнел:

— Откуда она у вас?! — дрогнувшим голосом спросил он.

— Батюшка подарил, — ответил я. — Приступим?

Не успел я договорить, как хозяин бросился на меня. Казалось, его больше не сдерживают даже нацеленные на него пистолеты. Мои болельщики громко выдохнули. Клинок, опущенный умелой рукой, со свистом рассек воздух.

Я легко уклонился, не скрещивая с ним свой. Противник вновь бросился в атаку, пытаясь покончить со мной одним ударом. Этот человек вызывал во мне такое отвращение, что я не оставил ему ни малейшего шанса и времени жизни. Аккуратно отбил удар и ответным выпадом пронзил его грудную клетку в области сердца.

— Вы… вы… не понимаете!.. — успел еще сказать он, но не смог объяснить, что именно.

Все молча смотрели, как умирает разбойник.

— Мертв, — прервал тишину Аркадий. — Лизонька, вы его убили!

— Лучше я его, чем он меня, — зачем-то сказал я и добавил: — Мне нужно переодеться.