То, как мы с Юлией шли по гипермаркету, можно сравнить с па-де-де в балете…

Служебный выход я отверг сразу же. В моем «прикиде» выныривать из скромных служебных дверей, значило привлекать к себе пристальное внимание заинтересованных лиц. Тайна лучше всего сохраняется под ярким светом, вот именно такой путь я и выбрал.

Юля сначала трусила, но потом развеселилась и шла рядом со мной как принцесса.

Вечером в магазине народа значительно прибавилось; здесь, кроме торговых, оказались и разнообразные развлекательные заведения. Тусовалась молодежь, гуляли семейные пары.

Кажется ради нас с Джил, москвичи нарушили свое обычное правило, не обращать на окружающих внимание. На меня смотрели почти все, кто встречался на пути. Кто-то с неприязнью, презрением, некоторые с восторгом. Я понимал и тех и других. Не всякая «барышня» с ростом и физиономией гренадера решится разгуливать в таких пожарных тряпках, привлекая общее внимание.

— Ну, что я тебе говорил?! — сказал я, когда мы благополучно добрались до автостоянки. — Все прошло без сучка, без задоринки! Можно расходиться.

— Я в этом не уверена, — ответила Юля, глядя мне за спину.

Я не понял, в чем она не уверена, в том, что все прошло гладко или в необходимости расставания и обернулся. К нам, не спеша, приближалась компания каких-то шумных недомерков.

— Это что еще такое? — удивился я.

— Кажется, к нам идут кавалеры, — с нервным смешком объяснила она.

— Садись в машину, я с ними разберусь.

— Только, если можно, без трупов, — попросила Юля, — здесь не сибирская тайга.

На это я мог бы сказать, что третья часть наших покойников на ее совести, но не сказал, ждал, как поведут себя буйные поклонники женской красоты. Их было пятеро, все под хорошим градусом, когда море уже по колено, но самих еще не штормит. Они пребывали в кондиции, подходящей для хорошей драки или иных неоправданных здравым смыслом действии, Я дожидался, когда они подойдут.

— Эй, бьюти, — сказал самый отвязанный парень из компании, — пошли с нами, устроим тебе праздник, не пожалеешь!

В подтверждении ожидающих меня радостей он сделал непристойный жест, чрезвычайно понравившийся товарищам. Они от его пикантной шутки буквально покатились со смеху.

— Ой, мальчишки, какие вы милые, — сказал я манерным голосом, — только можно я вас сначала сфотографирую.

Не представляю, видели ли они когда-нибудь фотоаппарат, может быть, их уже и не существовало, но пистолеты они определено видели. Смех, во всяком случае, разом смолк.

— Нет проблем, крастока! Прости, мы уже уходим, — заискивающе сказал разом отрезвевший шутник. — Ошибочка вышла…

— Ну вот, всегда так, — сказал я, втискиваясь в крошечный автомобильчик, — только мальчик понравится, как он оказывается трусом.

Джил не ответила и рванула с места так, что ведущие колеса завизжали на асфальте.

— Ты знаешь, кто это были? — спросила она, когда мы уже еле двигались во втором правом ряду автотрассы.

— Мальчишки-шалунишки, — манерно ответил я.

— Лучше бы ты им больше не попадайся… Они здесь первые бандиты, этим шалунишкам убить человека…

— Тебе, между прочим, тоже.

— Опять ты о том же! Я ведь сказала, что выстрелила совершенно случайно!

— И совершенно случайно попала точно в лоб! — договорил я за нее.

— Не хочешь верить — не верь. Давай лучше решим, что будем делать дальше!

— Ты меня высадишь на стоянке такси, а сама поедешь ночевать к подруге, у которой тебя не смогут найти. Несколько дней не показывайся на работе.

— А почему нам не поехать вместе? Неужели ты бросишь на произвол судьбы беззащитную девушку? — спросила Юля вроде шутливо, но голос у нее слегка дрожал. Похоже, она и правда боялась оказаться одной. Впрочем, остаться с ней следовало по многим причинам, не последняя из которых была та, что Юля мне понравилась. Однако меня все это время томило беспокойство за Дениса. Но и возвращаться к Левчику я не хотел из опасения подставить его и остальных под удар. Сомнений, что главной мишенью являюсь я, у меня не было.

— Я бы с радостью, — стараясь, чтобы голос звучал искренне, сказал я, — но я слишком опасный сосед.

— Это я уже поняла, — усмехнулась Юля. — Ты когда сюда приехал?

— Вчера, а что?

— И уже так много успел? За тобой уже охотится настоящая мафия, на тебе куча трупов…

— Только два, нет, пожалуй, четыре, но не я же начал… Знаешь, я бы с удовольствием поехал с тобой, но мне нужно удостовериться, что у моих товарищей все в порядке. В вашем магазине нас было двое, я увел слежку за собой…

— Так возьми и позвони, зачем же непременно ехать? Может быть, они пока смогут обойтись без тебя, а вот я вряд ли. Все-таки это ты втравил меня во все эти неприятности.

— У меня нет телефона, — сказал я, не желая углубляться в разговор.

— Возьми мой, — предложила она.

— Ты будешь смеяться, но я не умею им пользоваться. У нас в тайге…

— Номер-то ты хоть знаешь?

— Знаю.

— Тогда просто произнеси его вслух. Если точно не помнишь, назови адрес.

— И все? — удивился я такой простоте.

Действительно, при мне никто не набирал никаких номеров, да и самих телефонов я ни у кого не видел.

— Я не знаю, какая связь у вас в Сибири, у нас она уже лет двадцать голосовая, — ехидно сказала девушка. — Ну, будешь звонить?

— Буду, а где аппарат?

— Вот темнота! — почти радостно воскликнула девушка. — Надень мою клипсу.

Я хотел спросить, зачем она мне сдалась, но вовремя догадался, что это и есть телефонный аппарат. Снял у нее с уха клипсу и прицепил себе на мочку.

— Теперь говори номер!

Я четко продиктовал комбинацию цифр, которую, перед уходом в магазин, попросил запомнить Лев Николаевич.

— Да? Кто это? — едва я договорил последнюю цифру, спросил голос моего одноклассника.

— Добрый вечер, — не называя себя, сказал я. — Как у вас дела?

— Ничего, ты сейчас где? — с плохо скрытой тревогой спросил Левчик.

— Еду в машине, как говорится, с чистой совестью на свободу!

— Ну, слава Богу! Мы тоже в машине, едем на дачу…

— Куда? — удивился я, он не ответил, тогда я спросил. — Почему?

— У Дениса были небольшие проблемы со здоровьем, ему теперь нужен свежий воздух…

— Он жив? То есть, я хотел сказать, с ним все в порядке?

— Да, все нормально, он попал в небольшую аварию и слегка стукнулся головой, через неделю будет в норме. Я вот только не знаю, как ты без нас…

— Все понял, — быстро сказал я, поняв, что Лев Николаевич не хочет обсуждать по телефону ни наши дела, ни свой маршрут. — У меня все в порядке, я найду приют. До связи.

— Погоди. Тебе можно звонить по этому телефону? — спросил он.

— Можно, — решил я за Юлю, — но лучше я сам позвоню…

— Вот этого, пожалуй, делать не стоит, — скороговоркой сказал он, — лучше жди моего вызова.

— Хорошо, — сказал я, но меня уже никто не слышал.

Потом вместо голоса Льва Николаевича, ко мне обратился приятный мужской баритон:

— Если тебе сейчас одиноко, войди в сеть, тебя здесь ждут новые друзья и замечательные возможности. Ты только у нас и с нами сможешь найти свое счастье.

Я понял, что это какая-то реклама для женщин, снял клипсу и вернул хозяйке.

— Ну, как дела? — спросила Юля. — Сможешь остаться?

— Смогу, — задумчиво ответил я, — кажется, бандиты ранили парня, который был со мной в магазине.

— Опасно?

— Похоже, не очень, они уехали из Москвы, так что я теперь в полном твоем распоряжении. Мы куда едем, к тебе домой?

— Нет, что ты! На сегодня с меня хватит приключений. У меня есть одно тайное гнездышко. Квартира бабушки, досталась мне по наследству. О ней знает всего несколько самых близких людей.

В любом случае, даже если мои противники вычислят Терентьеву, найти нас будет не так-то просто, пара дней у нас в запасе есть, решил я и согласился.

— Долго нам ехать?

— Не очень, часа за полтора доберемся, — ответила Юля, с трудом объезжая очередную заглохшую машину.

Общедоступные полосы движения были так забиты транспортом, что мы больше стояли, чем ехали. Мне показалось, что ходить пешком по Москве значительно быстрее, чем ездить.

— А что будет, если ты поедешь по белой полосе? — спросил я, начиная демонстрировать свой социальный анархизм.

— За это возьмут большой штраф.

— Кто? Я до сих пор не увидел ни одного РАИшника.

— За движением ведется автоматический контроль, машины-нарушители фиксируются, и со счета владельца автоматически снимается сумма штрафа, — объяснила Юля.

— Да, круто они вас обложили, — сказал я, — и как народ все это терпит? Как обычно, безмолвствует?

— Никто нас ничем не обкладывал, все сделано для блага простого человека. Только упорядочив жизнь в мегаполисе, граждане могут чувствовать себя свободно и комфортно, — как по писанному, протараторила девушка.

Примерно так же гладко, казенными фразами говорил и Денис. Мне, честно говоря, такие порядки, когда одним достается все, а другим только высокопарные декларации и обещания светлого будущего или безопасного настоящего, совсем не нравились. Тем более, когда по пустым левым полосам мимо еле ползущего потока машин на огромной скорости проносились роскошные автомобили.

— А ты можешь получить разрешение ездить по третьей или четвертой полосе? — не вступая в бессмысленную дискуссию, спросил я.

— Конечно могу, только у меня пока нет такой возможности. За право ездить по третьей полосе нужно отдать мою годовую зарплату. Но это справедливо, все вырученные деньги идут на развитие городских инфраструктур, социальную помощь малоимущим!

Мне показалось, что россиянам будущего теперь вдалбливают удобные правителям мысли промышленным способом. Бьют по темени пресловутой вертикалью власти. Во всяком случае, Денис, и Юля говорили на социальные темы совершенно несвойственным им языком.

— И тебе все это нравится, ты счастлива? — осторожно, спросил я.

— Да, конечно, — безо всяких эмоций в голосе, ответила девушка, — у меня большое личное счастье, прекрасная работа, с перспективами карьерного роста, хорошая зарплата, высокий жизненный уровень, полная социальная защищенность.

«Похоже, их просто зомбируют, — подумал я, — не может нормальный человек ни так говорить, ни быть всем довольным». Хорошо это или плохо, я пока определиться не мог. Слишком мало было наблюдений. Однако то, что я уже видел, никак не говорило о всеобщем счастье и социальной гармонии.

Дальше мы ехали почти не разговаривая. Юля сконцентрировалась на вождении, пытаясь пробиться через бесконечную пробку. Счастливые водители виртуозно мешали друг другу и переговаривались красноречивыми всем известными жестами, а когда очень допекало, то и простыми матерными словами, высовываясь из окон. Основной частью автомобилей в нашем ряду были куцые, пластмассовые малолитражки, напоминающие капли на колесах. Наконец мы добрались до развязки, свернули с автострады, и машина поехала чуть быстрее.

— Сейчас уже приедем, — сказала девушка, углубляясь в хаос дворовых разъездов. Тенденция возводить в Москве дома по непонятной нормальному человеку системе, сохранилась и до этого времени. Мы что-то объезжали, возвращались назад, и, наконец, остановились возле серого многоэтажного дома.

Особой красотой строение не отличалось. Если же подходить к нему с позиции архитектурной эстетики, то было даже некрасиво и напоминало многоэтажный барак, скупо украшенный керамической плиткой и ржавыми дождевыми потеками.

Мы вышли из машины и сразу же направились в ближний подъезд. Я бросил выпендриваться, и шел обычной походкой усталой женщины-труженицы. Во дворе было совсем темно, и все равно некому было оценить моей элегантности.

— Лифт-то здесь хоть работает? — спросил я.

— Раньше работал, сейчас не знаю, — ответила Юля.

Мы вошли в слабо освещенный подъезд. В вестибюле, сидящая прямо на полу, компания подростков пила пиво. Я тотчас напрягся, ожидая замечаний в свой адрес. Однако взрослые тетки тинэйджеров не заинтересовали, и мы без задержки дошли до лифта. Он, увы, не работал, и нам пришлось подниматься на десятый этаж пешком.

— Устала, — сказала Терентьева, опускаясь на стул прямо в крохотной прихожей. — Целый день на ногах…

Я быстро осмотрел квартиру. Была она, действительно, крохотная. Десятиметровая комната, прихожая, она же кухня, в будочке туалет и душевая ниша. Все, как говорится, миленько, но очень скромно.

— Проходи, — пригласила Юля, — я сейчас…

Оставив возле входа туфли, я, наконец, смог разжать пальцы ног, скованные их узкими носками. Прошёл в комнату. Там помещалась одна большая кровать, столик у окна и небольшой шифоньер. Прямо светёлка семнадцатого века: тесно и только самое необходимое.

— Как тебе здесь нравится? — спросила хозяйка, входя вслед за мной в комнату. — Я тут просто отдыхаю душой!

— Не Версаль, но очень мило, — не вдаваясь в подробности и оценки, ответил я.

— Сейчас переоденусь и займусь тобой, — сказала она, открывая дверку шифоньера. — На тебя мой халат налезет?

— Не знаю, — ответил я, — в крайнем случае, я могу и в полотенце походить.

Юля кивнула и начала раздеваться, аккуратно вешая вещи в шкаф. Похоже, женская одежда лишила меня пола, она меня совсем не стеснялась.

— Я тоже, пожалуй, разденусь, — сказал я. — И как только вы все это носите!

— А тебе идет женское белье, — игриво сказала она, когда я с трудом стянул со своих чресл плотно облегающие брюки и остался в одном сексуально просвечивающем неглиже.

Пока я смотрел, куда пристроить свое, жуткой кислотной расцветки великолепие, Юля сняла последние предметы туалета, которые я с таким трудом на неё надел и спросила:

— Ты, вообще-то кто?

— Я же тебе говорил, что сибиряк.

— Нет, кто ты по ориентации?

Вопрос оказался для меня не совсем понятный, я так давно был оторван от культуры и цивилизации, что напрочь забыл о модных течениях в половом вопросе. Потому и ответил не сразу, а с небольшой заминкой:

— Ну, этот, как его, натурал.

— А какие виды секса ты предпочитаешь? Какие у тебя эротические фантазии?

На это вопрос я сразу ответить не смог, тем более что предпочитал и предпочитаю один единственный вид секса — гетеросексуальный. Однако такое примитивное решение теперь, кажется, было не в ходу, потому я пожал плечами и, чтобы между нами не было недоговоренностей, сказал прямо:

— Юля, должен тебя предупредить, что я женат.

— Женат? — удивленно повторила она, разглядывая меня как известное домашнее животное новые ворота. — На ком?

Теперь я смотрел на нее как в афишу коза.

— На ком бывают женаты мужчины? На жене, то есть на женщине.

— Ну, надо же, — вдруг засмеялась Юля и села на постель, — неужели мне так повезло! Я проведу ночь в одной постели с женатым мужчиной, у которого нет никаких сексуальных фантазий!

— Девочка, — сказал я, когда она, хохоча, повалилась на кровать, — с фантазиями у меня и правда не очень, но со всем остальным… Ты бы лучше надела на себя что-нибудь. Я к тебе очень хорошо отношусь, но это еще больше усугубляет…

— Что, что, усугубляет? — сквозь смех спрашивала она, катаясь по постели. Потом посмотрела на меня, и всё поняла без объяснений. Торопливо попросила:

— Погоди, я только приму душ.

Ну, вот, думал я, слушая шум воды, ведь хотел же, как лучше… Что это она так долго возится!