Разгуливать по лесу, в которой стреляют из автоматического оружия, в красной бархатной шубе утепленной соболями, не самое безопасное занятие. Но как было объяснить это девушке, чтобы ее не напугать? Пока что, она пребывала в сказке. Я же со страхом думал о реальности, В нашей одежде только и дело было без документов разгуливать по российским дорогам к радости блюстителей правопорядка. Вот уж кто не пропустит возможность, оттянуться на нас по полной программе.

Я уже представлял себе, как объясняюсь с властями, втолковывая, откуда мы такие хорошие свалились на их головы.

Считать, что нравы людей при должностях и погонах смягчились в нынешние, видимо более цивилизованные времена, особых оснований не было. У нас во все эпохи стражники были суровыми и бескомпромиссными людьми. Особенно если обывателю было нечем их заинтересовать или порадовать приношением.

Впрочем, кое-какие деньги у меня были, но не в рублях, а в золотых европейских монетах XIII–XVI веков. Однако я понимал, что наличие этих средств, не облегчило бы, а усугубило ситуацию. Я уже представлял, как мы с Марфой сидим в обезьяннике до выяснения личностей, а Полкан валяется где-нибудь на ближайшей помойке с простреленной головой. Нужно было срочно выходить в обжитые места и как-то поменять одежду.

Воздух постепенно прогревался, становилось не по-осеннему тепло и скоро в своей лисьей шубе я начал чувствовать, что вот-вот задымлюсь. К тому же мешали тяжелые мешки со съестными припасами, которые, перекинув вроде переметной суммы на грудь и спину, я нес на плече.

— Мне жарко, я разденусь, — пожаловалась Марфа.

— Давай, заодно отдохнем и поедим, — предложил я, сбрасывая на землю тяжелую ношу.

Я развязал один из мешков и вытащил из него копченый свиной окорок. Полкан сразу же воодушевился и пристроился с ним рядом. Печеного хлеба у нас не было, зато в избытки оказалось муки и крупы. Однако варить кашу я не рискнул, опасаясь дымом привлечь людей, потому нам пришлось, есть одну ветчину. Каждый получил по увесистому куску.

Только тут до меня дошло, что я вполне могу ополовинить груз, выбросив лишние продукты. Это очевидное решение — зачем нам в эпоху дирижаблей пшено и полба, сразу заставило начать думать конструктивно. Стопор, вызванный шоком начал проходить и тут же появились свежие идеи. Главная из них была в том, что нищие, самые свободные люди и если мы избавимся от наших шуб, то никому не придет в голову приставать к бомжам в холщевых портках и монастырском сарафане.

Просто выбрасывать меха не хотелось, хотя бы потому, что я не знал, где придется нам ночевать, а спать между двумя такими шубами можно было даже на Северном полюсе.

— А скоро мы увидим телегу без лошади? — спросила девушка.

— Скоро, — добродушно пообещал я, — скоро ты много нового увидишь! Ты главное, ничего не бойся. Здесь нет ни демонов, ни колдунов, просто люди придумали разные штуки, чтобы облегчить себе жизнь. На первый взгляд они бывают страшными, но на самом деле безобидные.

На сытый желудок настроение у меня поднялось до состояния эйфории. Какое бы ни было это будущее, все лучше находиться здесь, чем висеть на березе вниз головой, да еще с содранной кожей. Полкан, слопав килограмм ветчины, тоже развеселился и позволил себе покататься по желтой листве.

Прежде чем снова пуститься в путь, я удалил все лишнее, потом плотно свернул шубы и засунул их в мешки на освободившееся место. Мы с Марфой разом превратились в двух нищих оборванцев. Даже мой камзол, когда-то роскошный, бархатный с медными пуговицами, в том состоянии, до которого я его заносил, вполне подходил к крестьянским порткам и поршням. Единственной проблемой оказалась сабля. Если великолепный афганский кинжал я спрятал в мешок, то саблю пришлось, оставить на виду, и нести на перевязи. У нас не было лишней тряпки, что бы ее завернуть и хоть как-то замаскировать.

Когда все было упаковано, мы без промедления пошли дальше. Время, судя по положению солнца, было послеполуденное и до скорого вечера следовало добраться до какого-нибудь человеческого жилья.

Удивительно, но лес, по которому мы шли, был чистый, без привычного мусора, обычно оставляемого туристами и грибниками. Я, было, порадовался за нежданную цивилизованность сограждан, но тут выяснилось, что он частный. Мы наткнулись на высоченную изгородь из колючей проволоки.

— Это еще что такое? — донельзя удивилась Марфа.

— Боярские земли, — популярно объяснил я, — нам здесь нельзя находиться.

Неприятно было даже не то, что лес оказался огорожен, а то, что мы находились внутри охраняемой территории. Короткая верхняя часть столбов, сделанная в виде козырька, была наклонена не в нашу, а в противоположную сторону. Получалось, что мы разгуливаем по частным владениям.

Я оглядел столбы и саму проволоку. Кажется, эту территорию охраняли вполне серьезно. На каждом третьем столбе, стояла камера слежения, надписи на русском и английском языках, предупреждали о высоком напряжении. Если бы я был один, то меня такое ограждение вряд ли бы остановило. Во время службы в армии мы в самоволку бегали и не через такие кордоны, Но одно дело солдат, другое, женщина и собака. Для них наша простая, но эффективная методика преодоления подобных препятствий, к сожалению, не подходила.

Пока я придумывал, как легче перелезть за колючку, нас заметили. Камеры слежения, которые раньше вертелись по кругу, замерли и нацелили объективы в вашу сторону. У меня теперь остались только две возможности, ждать, когда сюда прибежит охрана, или перерубить проволоку саблей возле ближайшего столба и бежать самим.

Электрический ток меня не пугал, эту проблему при небольшом навыке в электротехнике всегда можно обойти. От прорыва останавливало другое, где нам прятаться, если хозяева устроят погоню. Сразу же вступать в конфликт с законом мне совсем не улыбалось. Впрочем, вопрос решился сам собой и гораздо быстрее, чем я предполагал.

Вдоль ограды в нашу сторону уже бежали два охранника в осенней камуфляжной форме.

— Ой, смотри, кто это? Какие смешные! В чем это они одеты? — воскликнула Марфа, пораженная необычной униформой.

Меня вид сезонного камуфляжа тоже несколько удивил, я привык к его зелено-желтой окраске, это же была желто-серой. Однако любоваться на элегантные туалеты пришлось недолго. Охранники быстро приближались. На всякий случай, я убрал за спину саблю, чтобы зря не мозолила глаза. Полкану, нападающие на нас мужики с толстыми черными палками в руках, очень не понравились. Он встал в стойку и оскалил зубы. Я скалиться не решился, напротив, пытался приветливо улыбаться. Вот, мол, наконец-то мы встретились! Какая неожиданная радость!

Жаль, но все мои потуги выглядеть приветливым, пропали даром. Лица у стражей были решительные, если не сказать свирепые. Ждать от них радостных приветствий явно не стоило.

— Встань мне за спину! — приказал я Марфе, после чего события стали развиваться так стремительно, что ни на разговоры, ни на переговоры времени не нашлось.

Стражники набросились на нас. Полкан, как и положено собаке, отразил нападение. Он с рычанием кинулся на ближнего к себе охранника. Однако тот оказался подготовлен к атаке. Палка в его руке нацелилась на бедного пса, и ее конец вспыхнул неоновым светом. Полкан завизжал и, не долетев до противника, грохнулся на землю. Это оказалось слишком даже для меня. Я выхватил саблю и взмахнул клинком. Палок у парня стало две, но теперь коротких. Второй, дернулся и успел направить подобное странное оружие и на меня, но на выстрел времени ему не хватило. Сабля прочертила в воздухе дугу и отсела конец у второй черной палки.

— Ты это чего наделал! — почти в один голос закричали сторожа, сопровождая вопрос однообразными и всем известными эпитетами, потом отступили, растеряно рассматривая остатки своих электрошокеров.

Ответить им мне было нечего. К тому же было не до разговоров, я испугался за Полкана.

Пес лежал на боку, не подавая никаких признаков жизни.

Между тем охранники пришли в себя и решили от слов перейти к делу. Даже сабля в моей руке не показалась им достойным аргументом начать мирные переговоры.

— Да я сейчас тебя, такой… (тра-та-та!), — заорал один из них очень грубым голосом, полностью лишенным какой-либо мелодичности и, выставив вперед руки на манер мастера кун-фу, собрался лишить меня если не жизни, то здоровья.

— Чего это он такое говорит? — спросила меня из-за спины Марфа изо всего сказанного на новом русском языке, уразумевшая только исконные исторические слова отечественного мата.

Перевести я не успел, «грубоголосый» охранник закричал «К-ий-я», подскочил на месте и ударил меня ногой по голове. Ботинок у него был новый, начищенный, не в пример моему поршню, но все равно, целоваться с ним никакой охоты не было, и пришлось отступить в сторону, чтобы случайно не столкнуться. Парень, хоть и не достиг цели, но выполнил в воздухе великолепный кульбит с переворотом, приземлился на ноги и снова встал в боевую стойку. Ногами и телом он владел не в пример лучше, чем языком. Мне же была больше по нраву тихая дружеская беседа, а не гимнастический язык жестов, поэтому я попробовал перевести общение в другую, дипломатическую плоскость:

— Еще раз прыгнете, — сказал я сразу обоим собеседникам, — поотрубаю ноги.

В подтверждении серьезности намерений, я махнул саблей и перерубил ствол ничем не повинной березки. Ополовиненное деревце упало на ковер из опавших листьев, а мастера восточных единоборств медленно отступили на несколько шагов. Кажется, только теперь они нас толком разглядели и догадались, что мы не обычные бомжи, влезшие в барские владения. Охранники переглянулись, и лица у них сделались слегка растерянными.

— Если с собакой что-нибудь случилось, — продолжил я, — то вам мало не покажется!

Теперь обвиняемой стороной стали они, и охранником это не понравилось.

— Подумаешь, — пробормотал мастер кун-фу.

Я, держа клинок так, чтобы у них не появился соблазн воспользоваться ситуацией, присел и проверил у пса пульс. Слава Богу, сердце у Полкана билось.

— Ну, ваше счастье, жив, — сказал я, поднимаясь.

— Здесь частные владения, посторонним быть запрещено, — вполне человеческим голосом сказал тот, что подстрелил пса.

Я ему ответить не успел. Полкан дернул головой и привстал, опираясь на передние лапы. Выглядел он совершенно ошарашенным и растерянным.

— Что это было? — на старорусском наречии, неразборчиво и хрипло спросила собака, посмотрев на меня удивленными глазами.

— Электрошок, — коротко объяснил я, не сводя глаз с охранников. Непонятно почему один из них вдруг сказал: «мама», и сел на землю. Второй стоял столбом вытаращив глаза, потом отступил на безопасное расстояние и кому-то доложил, приложив руку к уху:

— Я не знаю. Нет, не бомжи. Он их саблей разрубил и у них собака разговаривает!

Охранник, доложив обстановку, судя по выражению лица, слушал новые распоряжения. Оглянулся на ближайшую камеру и, взяв под козырек, сказал:

— Слушаюсь!

Только тут до меня дошло, что происходит. Я посмотрел на Полкана, он уже смог встать на ноги, и растеряно мотал головой, словно отгоняя наваждение.

— Вас хозяева приглашают в дом, — обратился неизвестно к кому, охранник. Смотрел он куда-то между мной и собакой.

— Чего это он такое говорит? — спросила Марфа. — Чудно-то как, вроде и по-нашему, но слова какие-то непонятные и одет-то срамно!

Говорящая собака девушку, судя по всему, не удивила, поразил говорящий охранник.

— Теперь все так говорят, привыкай, — объяснил я ей понятным языком.

— Вот это чудо, и как им не стыдно, так язык ломать!

Однако оказалось, что лингвистикой интересуется не только Марфа.

— А вы кем будете молдаванами? — спросил прямостоящий охранник.

Товарищ его после обращения к своей маме, до сих пор продолжал сидеть на корточках, не сводя взгляда с Полкана.

— Почему ты решил, что мы молдаване? — не понял я.

— Говорите с акцентом.

— Нет, мы славяне, — нейтрально объяснил я, дабы не смущать его душу дремучестью нашего происхождения.

Пока он обдумывал мои слова, я прикидывал, что нам делать дальше и решил не отказываться от приглашения. Не один раз после перемещения в новую эпоху, я попадал к родственникам. Чем черт не шутит, может быть, снова повезет! Родственные связи, часто помогают решать многие проблемы.

— Славяне? — перекопав всю свою память, переспросил охранник. — А говорите, похоже, как мы русские. Собака тоже славянка?

— А она настоящая? — вмешался в разговор все еще сидящий страж. — Или робот?

— Настоящая, — уверил я, предпочитая не ответить на первый вопрос и не уточнять принадлежность Полкана к славянской группе народов. — Куда нам идти?

— Туда, — показал направление первый охранник. — Это ваши мешки?

— Наши, — подтвердил я, — только несите осторожнее, там ценные вещи.

Появляться перед незнакомыми людьми в нашем неказистом платье, да еще и с мешками, было бы моветоном. Да и тащить их мне надоело.

Под опавшей листвой была видна бетонная тропинка, так что дорогу искать не приходилось. Мы с Марфой шли рядом, за нами Полкан, охранники с мешками отстали метров на двадцать, шли, тихо переговариваясь.

— А чего это они так чудно одеты? — допытывалась девушка.

— Нормально одеты, они здешние стрельцы, это у них такая форма.

— Куцые они, какие-то, а ноги голые, срамно смотреть, — посетовала она.

Понятно с моим длиннополым камзолом их куртки и рядом не лежали, но я все-таки заступился за моду будущего.

— В коротком платье удобнее ходить, полы ногам не мешают. Я тебя предупреждал, что теперь все будет другое, так что не удивляйся! Сейчас и женщины по-другому одеваются. Более открыто, чем вы.

Марфа подозрительно на меня посмотрела, но уточнить в чем состоит «открытость», не успела, впереди показалось какое-то строение. Издалека, сквозь кроны деревьев, здание было толком не рассмотреть, но по крыше и ордеру, оно напоминало дворцовые постройки девятнадцатого века. Скоро мы вышли из леса на открытое пространство. Теперь здание открылось во всей красе и великолепии.

— Ишь ты… посмотри, какая большая изба! — воскликнула Марфа. — Отродясь такой не видела!

— Тише ты, веди себя спокойно, и что бы ни увидела, ничему не удивляйся! — попросил я. — Никто не должен знать, откуда мы сюда попали.

— А откуда мы попали? — бесхитростно спросила она.

— Из Сибирской тайги! — пошутил я, рассматривая роскошную «избу» стилизованную под княжеский дворец середины позапрошлого века: с огромными окнами первого этажа, лепниной по эркеру и золоченым гербом на фронтоне.

— Ой, посмотри! — не выдержала Марфа. — А для чего вон те столбы?

— Для красоты, только это не столбы, а колонны — объяснил я, любуясь белыми мраморными колоннами ионического ордера, своими сдержанными, строгими формами, компенсирующие варварское богатство фронтона и золотого герба.

Неплохо стали жить наши потомки, вынуждено признал я, удивляясь, величине и гармоничности здания и непривычному русскому глазу, идеально ровному двору, вымощенному шлифованными гранитными плитами, общей чистоте и, как говорится, законченности форм и линий.

Мы остановились напротив парадного входа во дворец, к которому вели широкие ступени, опять-таки сделанные из цельного мраморного массива. К нам подошли охранники и положили на розовые гранитные плиты наши замызганные мешки. Я с внутренним протестом представил себе со стороны нашу странную компанию, никак не вписывающуюся в этот совершенный дворцовый ландшафт.

— Сейчас за вами придут, — с поклоном, сказал первый охранник, после чего наша троица осталась перед крыльцом без сопровождения.

— Никак здесь сам турецкий султан живет? — спросила Марфа, так и не внявшая моей просьбе сдерживать эмоции.

В Турции Марфа не была, а в гарем султана ее хотели продать казаки. Так что она почти понимала, о чём говорит. Поддержать разговор на тему сравнительного анализа восточной и западной архитектуры я не успел. Парадная дворцовая дверь раскрылась, из неё вышел высокий дородный человек в лиловой ливрее с позументами, белом парике, и белых же чулках до колен. От такого дивного видения челюсть не отпала разве что у Полкана. Мы же с девушкой, правда, по разным причинам одновременно ойкнули и устремили на новое действующее лицо завороженные взоры.

Между тем это лицо, ступая величаво и неспешно, сходило к нам вниз по беломраморным ступеням. Не доходя до нас трех шагов, чудной человек остановился и, отвесив глубокий, но не подобострастный, поклон, произнес хорошо поставленным голосом:

— Господа просят вас пожаловать во дворец!