Утром следующего дня мы, наконец, двинулись по направлению к Москве. Мы — это Наталья, Ваня и я. Вчерашний день и вечер прошли примерно в том же ключе, что и утро. Эрик ходил за мной как привязанный и тупо просил уступить коня. Ксения, со своей стороны, давила обиженной физиономией, скептическими улыбками и укоряющими взорами. Тарас Макарович, когда окончательно понял, что на меня где сядешь, там и слезешь, переключил свои таланты на рыцаря и непонятно зачем морочил тому голову.

Как обычно бывает, сочувствие и симпатии под воздействием упорства и настырности постепенно начинают переходить в свою противоположность, и к позднему вечеру освобожденные пленные достали меня окончательно. Однако я понимал бедственное положение царевны и ее спутника, потому поделился с ними деньгами из того расчета, чтобы они смогли без труда добраться до варяжских земель. Конечно, это ни в коей мере не удовлетворило их претензии, но мне было уже все равно. Еще более сурово обошелся я с нашим нахальчиком. Дабы не дать ему возможности обобрать оторванную от реальной жизни Ксению и неискушенного в общении с такими типами иностранца, я попросил Павла подержать того взаперти пару дней. Для Тараса Макаровича это было тяжелым и, главное, неожиданным ударом.

Спали мы порознь. Обе группировки, как бы подчеркивая несовпадение интересов, расположились в разных углах избы. Девочки, сообразно строгости морали, легли отдельно от мальчиков. Наталья уже поняла, что дружбы с Ксенией у нее не получится, та не скрывала своего негативного к ней отношения, потому боярская дочь перестала искать у царевны защиты и больше держалась меня и Вани.

Едва мы встали, пришла вчерашняя крестьянка, заведующая у Павла хозяйством, и накормила нас завтраком. После чего настал неминуемый час расставания.

Как обычно бывает, всем стало неуютно, нужно было придумывать какие-то сердечные слова, хотя все мысли были уже в будущем, а те, с кем расставались, оказывались в прошлом. Ко мне подошел датчанин, он сердечно улыбнулся и взял за руку. Я решил, что наши маленькие недовольства забыты, и Эрик хочет поблагодарить за помощь и по-человечески проститься.

— Вот мы и расстаемся, — сказал я с вежливым сожалением в голосе.

— Мне бы хотелось последний раз попросить тебя уступить нам лошадей, — ответив улыбкой на улыбку, сказал мне упорный и последовательный Эрик.

Я уже давно перестал отвечать на этот однотипный вопрос, что, впрочем, датчанина немало не обескураживало. Как только появлялась возможность, он просто повторял его снова.

— Отпустите меня! — подал с лавки жалостливый голос связанный по рукам и ногам Тарас Макарович. — Я уйду куда глаза глядят!

— Что же, удачи вам и счастья, — сказал я Ксении, передавая ей кошель с серебром.

Она небрежно сунула его датчанину, не сказав мне даже спасибо.

— Ну, что же, прощайте, — перестав быть политкорректным, сказал я и направился в выходу.

Мы с Натальей вышли во двор, где нас ждали оседланные лошади. Я сел в седло злополучного донца и помог девушке взобраться сзади себя на его круп.

Из избы вышел Эрик и жестом попросил погодить с отъездом. Я уже знал, что он хочет сказать, но просьбу выполнил.

— Мне бы хотелось самый последний раз попросить тебя уступить нам с принцессой лошадей! — требовательно сказал он.

Я не ответил, тронул коня раздора пятками, и застоявшийся донец сразу же хорошим аллюром вынес нас с девушкой на большую дорогу.

Эрик еще что-то крикнул вслед, но мы были уже далеко, слов я не расслышал, и так и не узнал его самую, самую последнюю просьбу.

Чем ближе подъезжали мы к городу, тем чаще стали попадаться и проезжие и прохожие. Выспавшись, Наталья еще больше похорошела. Она сидела за мной, держалась за талию, и мне казалось, что я даже сквозь кольчугу чувствую ее живое, женское тепло. Мы не разговаривали, во-первых, было неудобно говорить, во-вторых, ей было не до меня, она внимательно рассматривала всех встречных, видимо, надеясь встретить своего коварного любовника.

Не в пример моему первому явлению в столицу, нынешний приезд прошел обыденно и незаметно. Караульных стрельцов наша потрепанная компания не заинтересовала. Я без разговоров и торга заплатил за каждого въезжающего по медной московской монете, и мы оказались за городской стеной. Время было предобеденное, так что прежде, чем заняться поисками жилья, пришлось заехать в придорожный трактир пообедать.

Заведение оказалось вполне приличным, так что, несмотря на постный день, мы нормально поели. Дела царские, дворцовые и политические, которыми увлекалась активная часть жителей столицы, на жизни простых обывателей пока никак не отражались. Единственным заметным новшеством была свободная продажа спиртного. Теперь его не прятали, как во время правления Годуновых, а пили в открытую.

Мне пока было не до гулянок. Найти приличное жилье в столице была большая проблема. Домов продавалось много, нам же нужна была всего лишь наемная изба, к тому же по умеренной цене. Встреча с царевной больше чем наполовину сократила мою наличность.

Мы расспросили трактирщика о его соседях, он порекомендовал несколько адресов, но там ничего стоящего не попало. Поиски затянулись. Как обычно бывает, сходу такой вопрос решить практически невозможно, и к вечеру мы, так и оставались на улице. Пришлось устраиваться на ночь на постоялом дворе. Я выбрал заведение с чистыми полами и опрятными слугами и спросил две комнаты. Однако хозяин только развел руками. Свободной у него оказалась только одна, и то не светлица, а небольшая камора без окон. Продолжить езду по городу было поздно, все устали, потому, покосившись на нашу девицу, я согласился.

— Ничего, что мы будем спать вместе? — спросил я Наташу.

Она удивленно посмотрела на меня, не понимая, в чем, собственно, проблема. Только после этого я вспомнил, где нахожусь, и к каким бытовым условиям привыкли люди.

Не только девушке, но и мне очень хотелось спать, и как только нам показали комнату, мы сразу же начали устраиваться. В комнатушке без окон оказалось всего одна широкая лавка, так что спать нужно было, что называется, вповалку.

— Ты где ляжешь? — спросил я Наталью.

— Лучше у стенки, — сразу же заявила она.

— Я с краю, — забил себе место Ваня.

— Ладно, давайте тогда сразу ложиться, — на правах старшего, предложил я.

Наталья, не стесняясь нашего присутствия, очень просто и естественно стянула через голову сарафан. Под ним оказалась нательная рубаха и, сколько я был в курсе последней моды, под ней на девушке больше ничего не было. Наташа ловко, так, чтобы не было видно голых ног, проползла по лавке на свое место и сразу же повернулась лицом к стене. Вторым место занял я и сразу вытянулся, стараясь не коснуться уже ставшим желанным девичьего тела. Ваня задул огарок сальной свечи, лег и тотчас засопел у меня под боком.

Я закинул руки за голову и лежал без сна, глядя в черноту невидимого потолка. Чтобы не думать о лежащей рядом «наложнице», попытался продумать план проникновения «во власть». Теперь, когда в стране проходили радикальные перемены, при известной ловкости можно было добиться чего угодно. Карьерные моменты деятельности меня не интересовали, но желание иметь возможность как-то влиять на политику входило в крут интересов и задач. Недаром говорят, что у политиков существуют большие проблемы с потенцией. Стоило мне только задуматься о положении в государстве, я тотчас забыл о Наташе. Однако она интуитивно не дала отвлечься от греховных мыслей, засопела во сне, повернулась, обняла рукой и закинула на меня ногу. В это момент я понял, что политический успех мне не светит. Конечно, можно было бы от нее отодвинуться, но я этого не сделал и забыл теперь уже и о Лжедмитрии, и вообще обо всем на свете. Хорошо, что девушке так лежать стало неудобно, она повернулась к стене, и я смог, наконец, отвлечься от ее прелестей и уснуть.

Утром по настоянию боярской дочери мы отправились в церковь. Наташа по моему совету поставила свечу иконе Богородицы и вышла из храма просветленная и очищенная. Далее в программе были поиски жилья. Я сначала хотел отправиться один, оставив клевретов на постоялом дворе, но подумал, что долгое пребывание в одном помещении может негативно сказаться на Ванином моральном облике. Правда он все еще бредил синеокой поповной, но кто мог знать, как на нем скажется тесный контакт с хорошеющей на глазах боярышней. Пришлось взять его с собой, оставив Наташу на хозяйстве.

Как и вчера, мытарства продолжились. Ничего подходящего нам не попадалось. Теперь уже главной задачей было найти жилье даже не в центре, а хотя бы на окраине, но о двух каморах. По прикидке, все-таки на троих разнополых нужно иметь не одну, а два помещения. При любом раскладе: мы с Ваней плюс Наталья, или, на худой конец, мы с Натальей плюс Ваня, без двух комнат было не обойтись.

Мыкаться по улицам, спрашивая встречных, не сдается ли где поблизости изба, оказалось делом хлопотным и нерациональным. Мы убили полдня, пока не встретили словоохотливого коробейника, который знал всю округу и назвал сразу несколько адресов. По его совету мы объехали с десяток съемных домов и нашли относительно подходящее помещение, избу с большой комнатой, разделенной временной перегородкой. Находилась квартира далеко от центра, примерно в конце нынешней Якиманки, в большом подворье с несколькими съемными избами и хозяйским домом посередине. Цена оказалась вполне божеская, причем можно было пользоваться хозяйской конюшней и баней, что было немаловажно, учитывая отсутствие поблизости общественных гигиенических учреждений. Дав задаток, мы тотчас вернулись на постоялый двор и перевезли свою спутницу в новое жилье. Дом Наталье понравился, и под ее руководством мы начали устраиваться на долговременное житье.

Наташа впервые оказалась в роли хозяйки, очень этим гордилась и всеми своими силами, и нашими скромными средствами, пыталась создать в пустой избе хоть какой-то домашний уют.

Наши с ней отношения начали складываться как-то так, что внешне вполне напоминали семейные, только она все время помнила о своем возлюбленном Афанасии, а я, что близок локоток, но его не укусишь. Когда мне надоело провожать взглядом ее соблазнительную фигурку, я решил удалиться, чтобы дать возможность остыть голове. Влюбиться в чужую брошенную невесту, к тому же только что пережившую насилие, было бы верхом глупости. Девушке было не до новых соискателей, а мне предстояли «великие свершения».

В пустую избу нужно было прикупить утварь и постели, чем я и решил заняться. Оставив Ваню под руководством Натальи драить полы прутяным веником, я оседлал донца и поехал на рынок. Там, несмотря на конец торгового дня, было еще полно народа. Я нашел лавку, в которой торговали постельными принадлежностями, и без долгого торга купил все необходимое. Хозяин, отпуская товар, выглядел взволнованным, и на вопрос, что случилось, рассказал, что царевич Дмитрий с большим войском стоит в Коломне и не сегодня-завтра будет в Москве.

— Пойдешь встречать? — спросил я.

Купец прослезился:

— Как же не встретить государя-батюшку, весь народ выйдет. Счастье-то какое нам привалило!

Я помнил еще по курсу истории, что прибытие Самозванца было встречено народом с радостью, потому не удивился энтузиазму купца. Сам же участвовать в народном ликовании не рассчитывал. Не нравятся мне народные гуляния!

Рассчитавшись с торговцем, мы с донцом, нагруженные тюфяками и одеялами, вернулись домой. Там уже был полный порядок, оставалось только как-то наладить питание, и можно было наслаждаться жизнью. Наталья с Ваней вполне ладили, девушка относилось к парнишке, как к младшему брату, что меня вполне устраивало.

— Ну что, давайте устраиваться, — предложил я, втаскивая привезенные постели в большую камору. — Кто где будет спать?

Вопрос был без подвоха. Я просто предложил девушке самой выбрать себе комнату.

— Ваня там, — совершенно неожиданно для меня сказала она, указав на меньшую комнатушку, — а мы с тобой здесь.

Ну и что мне оставалось делать?

— Ладно, — безразличным тоном согласился я, — тогда давайте стелиться.

В комнате, которую выбрала Наталья, мебель, как это делалась обычно, была встроенная. При строительстве домов лавки и столы «закладывались в проекте». В нашей большей каморе спальная лавка, вернее будет сказать, полати, были высоко расположены над полом, чтобы зимой было теплее спать. Полати были одни, но такие широкие, что на них легко могли уместиться и три человека.

Пока мы раскладывали тюфяки, я наблюдал за реакцией девушки, по-прежнему не понимая, на что мне стоит рассчитывать. Однако никакого смущения или двусмысленности в ее поведении не заметил. Она держала себя совершенно естественно, смотрела на меня безо всякой нежности, так что я так и не понял, зачем она выбрала меня для совместного проживания.

Будь ее обстоятельства иными, я не стал бы упускать инициативы, и все бы решилось так, как обычно решается в жизни. В нашей ситуации я оказался перед сложной нравственной дилеммой, как далеко можно зайти в отношениях с девушкой, чтобы не показаться насильником.

Когда мы кончили устраиваться, от домохозяина прибежал мальчика и сказал, что баня для нас протоплена. И опять я не знал, как поступить. Поэтому выбрал пассивную позицию, предлагая решать самой Наталье. Местные нравы допускали, чтобы родственники мылись вместе, но мы не были родственниками и были слишком недавно знакомы.

Оказалось, что для нашей дамы и в этом проблемы не было, когда мы подошли к бане, она попросила нас с Ваней подождать, пока разденется, после чего высунула голову в дверь и сказала, что готова. Мы вошли, и я понял, что напрасно беспокоился. Здесь была так темно и жарко, что о стеснении можно было забыть. Баня топилась по-черному, волоковое окно, в которое выходил дым, было закрыто, так что парились и мылись мы, можно сказать, наощупь.

Когда я понял, что больше терпеть пытку запредельной температурой и обжигающим легкие паром не смогу, выскочил в предбанник. Здесь стояла бочка с холодной водой, и мне пришлось засунуть в нее голову, чтобы немного придти в себя. Когда же я «вынырнул», то оказалось, что своей очереди за моей спиной ждет Наташа!

— Пусти скорей! — закричала она и, в свою очередь, по плечи, погрузилась в прохладную колодезную воду.

В предбаннике было достаточно света, чтобы разглядеть, кто стоит возле бочки в рискованной позе, изогнув гибкую спину с тонкой талией и выпяченной круглой попкой. Само собой, мне стало стыдно подглядывать, и я тотчас отвернулся, чтобы, упаси Боже, случайно не узреть девичьи прелести!

Ну, может быть, это было и не совсем так, может, и не отвернулся, а напротив, вытаращил глаза. В любом случае, найдите такого дурака, который в такой ситуации отвернется, и я, может быть, последую его примеру. В тот же раз, пока девушка не вынырнула из бочки, я как завороженный стоял на месте. Естественно, только для того, чтобы не напугать ее неловким движением.

— Ну и жар! — сказала Наташа, улыбаясь и стирая ладонями с лица воду. — Давно так хорошо не парилась!

— Ага, я тоже, — в тон ей ответил я, незаметно прикрывая ладонями то, что могло бы ее смутить.

— Ты еще пойдешь? — спросила она, возвращаясь в парную.

— Нет уж, как-нибудь в другой раз, — сказал я в закрывающуюся дверь.

Сначала мне нужно было остудить свои страсти, что в данной ситуации сделать оказалось очень не просто. Точнее будет сказать, просто невозможно. Потому, чтобы не оказаться застигнутым в таком напряженном состоянии, я спешно прервал водные процедуры, быстро оделся и вернулся в избу.

Наталья с Ваней вернулись спустя полчаса, в течение которых я не находил себе места. Они вели себя, как расшалившиеся дети: толкались, хохотали и хвастались, кто из них лучше умеет париться. Кажется, мой оруженосец был в полном восторге от новой подружки и с неохотой отправился в свою комнату.

— Почему ты сбежал? — смеясь, спросила девушка, развешивая выстиранную рубаху. — Не умеешь париться?

— Да нет, просто больше не захотел, — невнятно ответил я, мучительно соображая, в чем она собирается спать. Другой одежды, кроме сарафана и рубахи, у нее не было.

— Нужно было оставить исподнее, я бы постирала, — сказала она.

— У меня больше ничего нет.

— Ну и что? Поспал бы так!

Я уже просто не знал, что думать. Очень часто мы совершаем поступки, руководствуясь исключительно собственными представлениями о реальности. Когда же оказывается, что такое поведение совершенно неожиданно для окружающих, бывает трудно объяснить им свою мотивацию. Потому я старался понять, что Наташа от меня ждет, и не поставить ее в положение выбора, отказав мне в нежности, расстаться со своим единственным защитником или вынуждено подчиниться его произволу.

— Ничего, я недавно менял белье, постираю завтра, — сказал я. — Нужно будет купить сменную одежду…

— Ладно, давай ложиться, — предложила она. — Гаси свечу, я буду раздеваться.

Я задул свечку. То, как она сказала «раздеваться», прозвучало безо всякого второго смысла. Просто человек хочет раздеться, чтобы лечь спать. Спать и ничего более. Я уже подумал, правильно ли понял ее слова, подтверждающие сексуальный опыт. Слишком непосредственной и наивной казалась девушка.

— Ну, что же ты не ложишься? — спросила она, кончив шуршать сарафаном и скрипеть полатями.

— Ложусь, — придушено ответил я, быстро разделся и лег с самого края.

Наша камора была без окон, так что без свечи рассмотреть что-либо здесь было невозможно. Я и не пытался, был заведен так, что было не до разглядываний интерьеров.

— Тебе удобно? — заботливо спросила девушка, ворочаясь на своей половине постели.

— Да, а тебе?

— Мне холодно, можно, я о тебя погреюсь?

— Наташа, — сказал я, поворачиваясь к ней, — ты уже большая девочка и должна понимать, чем все это кончится!

— Чем? — невинно-лукаво спросила она.

— Тем! — сердито прошептал я.

— Ну, правда, чем?

— Спи!

— Мне холодно! — капризно повторила она и без спроса придвинулась ко мне. — Бедненький, да ты сам совсем холодный, да еще дрожишь! Давай я тебя погрею… Ой, что это у тебя?!

— Наташа! — только и смог сказать я, и притянул ее к себе.

— Не надо… Не так быстро, — шептала она, отвечая на мои поцелуи.

— Ты! — воскликнул я.

— Да, да!

Потом, остывая, мы лежали рядом и шептались.

— Бедненький, ты сегодня не спал всю ночь, — говорила она, нежно трогая мою грудь. — Я хотела тебе помочь, а ты испугался.

— Испугаешься тут, ты только и говорила о своем Афоне!

— Глупенький, неужели ты думаешь, я не поняла, что он от меня сбежал.

— Но ты же его везде высматривала, надеялась встретить, — ревниво ответил я. — Он же у тебя кудрявый и красивый…

— А когда я тебе понравилась? Как только ты меня увидел?

— Нет, ты же тогда дралась и была зареванная. Потом… А я тебе?

— Тоже не сразу, сначала я подумал, что ты как все, но ты так меня стыдился! Я в бане нарочно тебя дразнила.

— Молодец, не дала мне помыться!

— Я вернулась за тобой, а ты уже сбежал. Я даже подумала, что тебе не нравлюсь…

— Да уж!

— Ты хочешь еще?

— Еще спрашиваешь! Меня третий день дрожь бьет, не знал, как к тебе подойти.

— Ладно, давай еще один разик и будем спать. Я сегодня тоже всю ночь не спала, ждала, когда ты…

— Тише, Ваню разбудим!

— Он маленький, а маленькие спят крепко… Тебе хорошо со мной?

— Очень, а тебе?

— Тоже хорошо.

— Как с Афоней? — хотел спросить я, но не спросил, последнее дело попрекать любимых прежними привязанностями.

— Будем спать?

— Давай.

Мы несколько минут лежали, закрыв глаза, и не касались друг друга. Потом она не выдержала и спросила:

— Ты уже спишь?

— Нет, не сплю.

— Я подумала, если мы не спим, может быть, еще разик? Самый последний. Если ты не устал.

— Но ты же хотела спать!

— Уже расхотела. Завтра ведь целый день будет нельзя. Давай?